Последняя фраза оказала на гостя поистине ошеломляющее воздействие.
- Тише, тише, - хозяин аккуратно сел напротив и успокаивающе похлопал по столу мягкой ладонью, - Не надо так дергать головой. Твой Гайда, например, тоже хлебал тюремную баланду после 1945 года. А Колчака вообще расстреляли. Я, как ты понимаешь, таких высот не достиг. Подрасстрельных статей у меня не было.
- А, - просветлел ликом пришелец из Чехии, - так ты политический!
- Увы. Первый срок у меня за драку, я тогда еще молодой был. Второй... тоже, в общем, за драку. А третий - за орден Ленина.
- Ты был награжден?
Судя по остолбенелому виду чешского Володи, он полностью потерял ориентацию в пространстве и сейчас лихорадочно пытался выстроить новую картину мира. Но безуспешно. Слишком все казалось противоречиво.
- Слушай сюда, европеец, - хозяин постарался зафиксировать взглядом зрачки смятенного собеседника. - Ты наши законы знаешь?
- Э-э... В общих чертах.
- Тогда поясняю. За продажу или покупку любых наград советского времени предусмотрено наказание по статье 324 УК РФ. То есть это - уголовное преступление.
- Зачем же ты...
- Не перебивай. По роду деятельности мне много приходится ездить по разным городам. Потому что заранее никогда нельзя предсказать, где именно попадется что-то интересное. И вот как-то в Ульяновске подходит ко мне старичок... А погода была самая скверная - холод, пронизывающий ветер, нудный дождь... Стоит этот старик передо мной и с умоляющим выражением протягивает орден Ленина. "Вот, - говорит, - внучке на свадьбу подарок хочу сделать, а денег нет. Не поможете ли?"
Ну, я посмотрел. Орден в полном порядке, в родной коробочке... А холодно! Старик стоит под дождем, ветер седые волосенки треплет...
В общем, пожалел я его.
Но только отдал деньги, как из засады выскакивает ОМОН, спецназ, оперативники, следователь с понятыми...Целая толпа. Выволакивают меня из машины с таким рвением, будто я Усама бен Ладен, взорвавший пол-Америки, и тащат в кутузку.
- Много дали?
- Условно. Но руку при задержании сломали.
- И вы не жаловались? - поразился чех.
Хозяин дома крякнул и посмотрел жалостливо.
- Чудной ты, - сказал он. - Я же судимый...
- Угу.
Гость опустил голову и некоторое время сидел молча. Видно было, что в нем боролись противоречивые чувства. Хозяин тоже молчал и не делал никаких попыток разрешить облегчить ему принятие решения.
- Послушайте, - чех с видимым усилием поднял взгляд и тут же снова отвел его в сторону. Но преодолел себя и заставил смотреть прямо в зрачки собеседника.
- Послушайте, - повторил он. - Тайна Колчака - дело, в котором не может быть недомолвок. Или я абсолютно уверен в напарнике, или мы расходимся, и я действую один.
- Резонно.
- Поэтому или ты расскажешь мне искренне и без утайки все о своей жизни, или...
- Я понял.
- Тогда говори.
- Ну, - Юрий чуть усмехнулся и сделал слабый отрицательный жест. - Все рассказывать слишком долго. Давай конкретнее, по эпизодам. Что тебя больше всего цепляет?
- Хорошо. - Чех встал и обличающе указал ладонью на большую икону с Богородицей. - Вот это, насколько я могу судить, работа Симона Ушакова. По сути - народное достояние. И место ей, по самым скромным оценкам, не здесь, а в Третьяковской галерее. Но она у тебя. Почему?
Против ожиданий, хозяин дома не смутился, а скорее обрадовался.
- Ты, я смотрю, разбираешься в иконописи?
- Я историк. Диссертацию защищал по русской культуре. Но мы уходим от темы.
- Ладно.
Юрий помолчал, как бы восстанавливая в памяти прошедшие события и начал рассказ:
- Началась эта история с того, что мне позвонил антиквар из соседней области и сказал, что у него имеется редкий стальной самовар. Такой самовар сейчас практически нигде не встретишь. Сталь сильнее подвержена ржавчине, так что сохранившийся экземпляр по любым меркам - уникум.
Разумеется, я поехал.
А там смотрю, у него в подсобке, лицом к стене, стоит большая икона, высотой больше метра и шириной сантиметров в 70. Я спрашиваю: "Что такое?". Да вот, говорит, купил, а теперь не знаю куда деть. Стоит три года, никто не берет. Доска старая, XVI век, а живопись новая, начала ХХ века. В общем, пустышка.
Я посмотрел.
Когда берешь такие иконы, всегда есть вероятность, что под верхним слоем сохранилась старая живопись. Но зачастую мастер, поновляющий икону, уничтожал старый слой. Острым ножом или шилом чиркал крест на крест на старом левкасе* решетку... Ну, типа как под штукатурку раньше решетку делали, чтобы прочнее держалась.
Сверху накладывал новый грунт и на нем писал. Понятно, что при таком поновлении, ничего прежнего сохраниться не могло.
_____
*ЛЕВКАС (от греч. leukos -- белый), меловой грунт в русской средневековой живописи.
Но если старый левкас не крошился и держался прочно, мастер мог просто наложить свою живопись поверх старой. В таких случаях нижний слой иногда чуть заметно проступает этаким слабым рельефом.
А в той иконе, что показал мне антиквар, никаких рельефов не наблюдалось. Более того, владелец несколько раз показывал свое приобретение разным специалистам. Те смотрели так и сяк, но пришли к выводу, что нижнего слоя не существует. Так что имелась только старая доска и весьма посредственная живопись начала ХХ века.
Меня антиквар этот спрашивает: "Может возьмешь?". А я еще собирался по делам в другую область ехать. Икона большая, в машину еле-еле убирается. И я сказал, что заберу на обратном пути. "Только уж не обмани", - беспокоился он. В общем, я дал задаток и уехал.
Потом дома стал смотреть.
Изображена была Богородица с младенцем на руках. Живопись сделана маслом и вполне аккуратно. В общем, за скромную цену образ вполне можно было продать. Но я решил попробовать заглянуть чуть глубже.
Сложность состояла в том, что масляную живопись никакими растворителями трогать нельзя. Потому что можно повредить нижний слой. Но в первую очередь требовалось убедиться, что этот нижний слой существует.
Я сделал окошечко на полях - ничего нет, один левкас. Сделал еще окошечко в другом месте. Тот же результат. И третье окошечко - тоже пусто.
Неужели, думаю, в самом деле пустышка?
В конце концов, решился сделать окошечко на щеке изображения.
Точность тут требовалась ювелирная. Снятие слоя масляной живописи очень тонкий и трудоемкий процесс. Поскольку растворителями пользоваться нельзя, берут скальпель, точат его до остроты бритвы и начинают аккуратно, по миллиметру срезать. Причем очень осторожно! Надо очень сильно руку набивать, чтобы чувствовать, где можно срезать и сколько можно. Это самый сложный вид реставрации.
И, разумеется, цена вопроса была велика. Одно дело напортачить где-нибудь в стороне, где кроме фона ничего быть не может. Совсем другое - неосторожным движением изувечить изображение в районе лица.
В общем, я повязал на лоб повязку, чтобы, когда работаю, наклонившись, пот на икону не капал, и осторожнейшим образом взялся за скальпель.
И сразу пошла хорошая живопись!
Как оказалось, новое изображение было выписано точно по контуру старого. Поэтому на полях ничего не обнаруживалось. И рельеф не просматривался.
Но стоило мне раскрыть окошечко на щеке... Все, я стал работать.
Азарт, конечно же, был необычайный. Три месяца по восемь часов в день... Это ж почти квадратный метр площади иконы требовалось расчистить по миллиметру! И цена каждого движения была велика - нигде, ни разу нельзя было ошибиться.
С утра я входил, молился, надевал на лоб повязку и трудился до вечера, не разгибая спины. Другие бы сказали, что я работал, как каторжный, но мне это доставляло необычайную радость.
Когда миллиметр за миллиметром открывается то, что создано великим мастером в XVII веке, это такой восторг, что словами выразить невозможно.
А под конец, когда я уже завершал свой трехмесячный реставрационный марафон, открылась еще одна уникальная особенность этой иконы. Редкая даже для школы Симона Ушакова.
Взгляни, здесь удивительный, совершенно живой взгляд младенца Христа. Он написан был так, что в каком бы месте ты перед иконой ни находился, Спаситель смотрит прямо на тебя. Это завораживает. И дарит такую радость, что я, если бы потребовалось, готов был еще три месяца работать согнувшись, забывая об отдыхе, о еде... Такая удача бывает раз в жизни.
Антиквар замолчал и некоторое время сидел, опустив голову и вслушиваясь в свои ощущения.
Чешский гость не мешал и не торопил, потому что смотрел на возвращенную из небытия Богородицу, и понимал, что смотреть на нее можно бесконечно.
В дверь заглянула женщина (жена хозяина дома). Спросила заботливо:
- Вам чайку не принести?
Юрий встрепенулся:
- Да, принеси пожалуй. И бутербродов.
Заполучив тарелку с добротной закуской, чешский гость не стал чиниться и воздал должное угощению. Но взгляд его то и дело уклонялся от застолья, фиксируясь то на одном, то на другом раритете, попадавшем в поле зрения.
- Знаешь, - сказал он, вдумчиво доедая последний бутерброд, - я всегда полагал, что встретить подобную редкость - все равно что выиграть в лотерею миллион. Но ты, похоже, выигрываешь в каждом тираже. Верно?
- Ну, - хозяин задумчиво почесал бровь, - иконы нельзя считать чем-то неодушевленным. Любого антиквара спроси - расскажет уйму историй о том, что иногда бегаешь-бегаешь за иконой, но она ни в какую... И, в конце концов, уходит куда-то к другому человеку. А иногда даже не думаешь, не предполагаешь... Знаешь, что какую-то икону многие люди пытались найти, купить, но ничего не вышло. Проходит большое время, и вдруг, ты приехал, и тебе ее приносят. Совпадение? Не знаю.
- Ты считаешь, что образ Божией матери сам выбирает, кому явиться?
- Утверждать не возьмусь, но случаи бывают разные. Не все можно объяснить рационально.
- Например?
- Да вот хоть эта... - хозяин встал и указал на большую алтарную икону "Спас в силах". Сюжет сейчас довольно редкий, так как для домов ее не писали.
Иисус изображен восседающим на престоле, в золотых одеждах, в окружении серафимов и херувимов, символизирующих его власть над миром.
Чисто церковная икона, и она находилась когда-то в центре иконостаса.
- А как к тебе попала?
- Тоже довольно необычно. Как-то в одном небольшом городке, подходит ко мне человек. "Ты иконы покупаешь?", - спрашивает. - "Да".
Оказалось, что он из фирмы, занимающейся сносом старых домов. И на чердаке они нашли большую, видимо алтарную икону, разбитую на две части.
- Почему "видимо"? - живо перебил чешский гость. - Ты же сказал, что "Спас в силах" чисто церковный сюжет...
- А сначала было непонятно, что там за сюжет. На доске на палец песок наслоился, пыль, паутина. Изображения практически не различить. Видно только, что красочный слой кое-где совсем осыпался, а в том месте, где доска раскололась напополам, тонкий слой левкаса и краски, лишенный опоры, висел в пустоте и мог обломиться в любое мгновение
И вот этот стройподрядчик говорит: "Посмотри у меня в багажнике Мы выкинуть хотели, а потом вспомнили, что ты покупаешь... Сколько дашь, столько дашь".
Я посмотрел: "Пять тысяч тебе хватит?" Он говорит: "Да ты что! Конечно хватит. Мы выбросить хотели, а тут пять тысяч".
Он мог бы и за 10 рублей ее отдать, и просто так отдал бы, потому что состояние было просто удручающее. Видимо, ее сначала прятали на чердаке, потом хозяева умерли, об иконе все забыли... В общем, образ считай что погиб.
Ну, я привез ее домой, сделал самодельные струбцины. Сначала потихонечку просушил, потом аккуратно, кисточкой стряхнул пыль. Потом на доски ее, струбцинами стянул, проклеил, опять стянул. Она у меня устоялась, проклеилась... И начал расчищать потихоньку, размывать... Результат ты видишь.
- Чудеса какие-то ты рассказываешь...
- Ну, знаешь, я при советской власти родился, в эпоху атеизма... Сам когда-то комсомольцем был. Но поскольку иконами занимаюсь почти 35 лет, много бывало случаев, заставивших призадуматься.
Чешский гость помолчал, потом прямо взглянул в глаза собеседнику.
- Завтра я еду в Лысково, - сказал он. - Составишь мне компанию?
Антиквар еле заметно улыбнулся.
- Ты знаешь, обычно я стараюсь не связываться с поисками кладов. Был, знаешь ли, неприятный опыт.
- Неприятный?
- Ну да. Убить пытались.
- О!
- Да. Но на этот раз, если мой дед был одним из хранителей... Я, пожалуй, рискну.
- Отлично. Тогда завтра в восемь я подъеду.
Мужчины встали и скрепили договор крепким рукопожатием.