В 1965 году начинался моральный и нравственный упадок в частях Советской Армии.
Из-за трагических событий в подразделении, где проходил службу герой. Он дезертирует. Попадает в Афганистан, проходит школу террористической борьбы в Афганистане, под руководством всё тех же советских специалистов.
На этом фоне разворачивается новая история афганской державы, при непосредственном участии героя.
Все события происходят до ввода советских войск в Афганистан.
О том, как подготавливались обстоятельства, способствовавшие этом вводу, какое участие в этом принимал герой и рассказывается на страницах данной повести.
А также о многих других интересных и неинтересных историях, послуживших началом возникновения "Пятого интернационала", то есть "Аль - Каиды" - современной мировой террористической организации.
Гнилой колодец или Внутреннее дело России
Пустыня.
Дюны, пропечённые на солнце до полной готовности.
Здесь, в Кара-кумах, они с твёрдым, почти "асфальтовым" покрытием, между каждой парой скобообразных песчаных холмов, переносящихся ветром, по своему усмотрению, с места на место.
Эти барханы, из песка серого, почти чёрного цвета, который повсюду, куда не кинь взгляд.; в песке тонут ноги; по песку ползут, тяжело надрываясь моторами машины, у которых от нестерпимого жара лопаются камеры, вздуваясь пузырями.
Это верблюжья колючка, заполонившая прикаракумскую степь, на шипах которой жиреют курдючные овцы, чьё копчёное сало из курдюков одним запахом своим вызывает у солдата бешеный аппетит.
Это пламенные цветы маков, которыми по весне покрываются необозримые просторы местной равнины, дающие в изобилии опиум, чёрный как дёготь, а другого цвета опиум не знает, Здесь всё в чёрных тонах.
Это и юркие ящерицы от взгляда человеческого закапывающиеся в песок, так мгновенно, что и шанцевым инструментом их не взять. Принцип вибратора наоборот.
Механизм вибратора разжижает бетон, механизм ящерицы разуплотняет песок до состояния разжижения, на глубину неизвестную, но лопата может утонуть в таком разжиженном песке, если не крепко держишься за рукоять.
Борис хотел прихлопнуть ящерицу подошвой, но обувь провалилась вслед за стремительными вибрационными движениями самца, переливающегося под солнцем всеми оттенками радуги, подобно камням самоцветам.
Провалилась так глубоко, что, вырываясь из песочного плена, он оставил в глубине соскочивший башмак.
Лопата, от лезвия штыка до вершины рукояти, один метр десять сантиметров. Она и называется в неуставном солдатском творчестве БСЛ-110.(Большая сапёрная лопата 1м 10см).
Вот и пришлось копать на такую глубину.
Пустыня.
Это горько - солёная вода, добытая из недр и поднятая на поверхность. Она не годится для питья, то есть овцы и лисы, волки, и птицы её пьют, но человек... Человек нет, а солдат пьёт. Добавят на кухне кизилового экстракта и, от такой смеси, в воде появляется градус, который бьёт по мозгам и делает солдата до бесшабашности бесстрашным.
А если сверху гашиш из маковой соломки, то хоть сейчас грудь на распашку и, иди хоть в атаку, хоть к чёрту на рога.
Но чаще комбат посылает таких солдатиков на три буквы. И они идут, далеко не уходят, потому что идти - то некуда, и за ближайшим барханом падают они на горячий песок, и замирают, кто до отрезвления, а кто и до смерти.
Их быстренько списывают, готовят сопроводиловку , отправляют в цинковом гробу по местам жительства, как героев, погибших смертью храбрых на боевом посту.
Вот какая эта страна Кара-Кумы. Живой песок и мёртвая вода.
Почему?
Да потому, что по местным поверьям, вода из песчаных глубин и не вода вовсе, а кровь многих сотен тысяч батыров убиенных. Она пропитала песок и лежит в озёрах под земной корой в метрах ста под поверхностью и ждёт когда же и кто её попробует, чтобы убить не только любопытство поднявшего из глубин на поверхность мёртвую воду, но и жизнь саму его.
Начальство смеётся.
Начальство пьёт воду привозную, пресную. Около штабного помещения закопана цистерна, ёмкостью в десять баррелей туда и сливается драгоценная влага. Там и стоит часовой, обычно кавказец, потому что русского солдата часовым на пресную воду ставить нельзя.
Русский солдат не только портянки пропивает, но и воду пропьёт.
Как бы там ни было, а служба есть служба. Важна не качеством, а временем, отпущенным на неё.
Под вечер выползает из своего убежища зам. по политчасти капитан Хамешев. Прозывают его за глаза: Хаммершельд. Для тех, кому эта знаменитая фамилия ничего не говорит, напомню, что Хаммершельд, в своё время, являлся секретарём ООН и проявлял замечательную активность по примирению двух африканских головорезов Мобуту и Чомбе.
Наш "Хаммершельд", был таким же докой по этой части, много разглагольствовал, однако боялся жары, потому как был толст, потлив и вонюч; оттого способности свои проявлял ближе к вечеру.
Вот он вытирает толстые губы тряпочкой, очевидно, носовым платком. Нет, нет! Это просто обрывок солдатского вафельного полотенца, спёр у коптёрщика или выпросил.
Коптёрщик - армянин. Почему-то армяне любят быть при материальной базе, базе особого рода. Им боевая техника не нравится, а вот склады с разным барахлом, а лучше продуктовые склады, что ни есть лучшие места для прохождения службы. Замечательная база. Здесь коптёрщики зарабатывают нашивки на плечи и прочие знаки отличия.
Не мне судить. Армяне - великая нация.
Как бы у кого не складывалось, а все находятся на отведённых им местах.
Секретарь комсомольской организации Давид Гольдберг не армянин, он держит пламенные речи, во всём советуется с "Хаммершельдом", своевременно проводит политинформации, докладывает по инстанции о неблагонадёжности иных военнослужащих, раз в полгода ездит на какие-то конференции и возвращается оттуда отдохнувшим, пополневшим, с новыми нашивками и пачками прокламаций, которые потом использует при отправлении естественных надобностей.
У офицеров есть нужник, солдаты же отправляют нужду в ров, что выкопан в метрах ста за казармой. Там они сидят десятками, нахохлившись как галки, а жуки - скарабеи спешат многорукавными колоннами на "свежатинку".
Но что я всё о приятных вещах!
Пограничники - свои ребята. Только что живут похуже нашего. У них и бани нет, к нам мыться ходят и транспорт у них на балансе с сорок пятого года, из прошлого века, но не "виллисы" и "студера" американские, а наши "газики", полуторки, на которых прежде чем поехать, нужно с места их столкнуть и разогнать до скорости примерно в десять км. в час, чтобы завелись, затарахтели их заслуженные моторы, тогда уже кто в кабину, кто в кузов и поскрипели за топливом, то есть за саксаулом, которого на нашей стороне в избытке, а у афганцев шиш.
Умный картограф наносил линию границу на карты. На афганской стороне колодцев раз-два, а у нас много; и не по одному, а по два, по три на квадрат.
Помните:
Уч-Кизыл, три колодца...
Наше поселение называется Ширам - Куи, то есть Гнилой колодец. Самая гнилая вода во всём крае, в центре этого гнилого края столичный "портовый" город Керки. Под Керками, быстрая Аму-Дарья, несётся она практически кувырком, тащит за собой размытые барханы и наворачивает их то на отмели, то где придётся.
Сегодня здесь глубины - завтра отмели. Сегодня остров, а утром судоходный пролив.
От нашей воинской части река в ста пятидесяти километрах. На пляж не побегаешь.
У нас воды рядом нет, но пляжи есть и на все четыре стороны. Вот и ходим по территории до пупа раздетые. Загораем. Нарушаем воинский устав. Подворотнички забыли, как и куда пришивать. Топчемся в босоножках или на худой конец в сандалиях. Дай тревогу и... трудно будет ребят собрать. Потому как служба у нас специфическая. Спасает, что редко видимся. Дежурство в разные смены и так из месяца в месяц.
Но бывают и развлечения.
На нашу сторону регулярно переходят афганцы. Иногда до десяти человек сразу. Что ищут? А всё. Всё что плохо лежит по каптёркам да складам. Берут. От солдатского обмундирования до мешков с гречневой кашей.
Наш комбат - хохол. Не знаете, что такое хохол? Это мужик с голым черепом и оселедцем по центру кумпола. Что такое оселедец? Так это чуб. Хохлы оставляют чуб специально, чтобы их за хохол легче было из воды вытаскивать.
Ну, там из Днепра, а чаще из моря Понтийского, по которому хохлы любили путешествовать, отправляясь пограбить береговые поселения турок или персов. Награбят и уплывают на лодчонках. Турки вдогонку летят.
У глупых, турок корабли и пушки. У хитрых хохлов, оселедец на макушке.
Турки топят хохлов, но те как пробки. Вот их за оселедец и вытаскивают бабы в устье Днепра. Они там своих доблестных мужей - грабителей дожидаются. Уже и тележки приволокли, чтобы бочки грузить, что с золотыми цехинами. В этот раз цехинов нет, а хохлы тут как тут. Повытаскивали их бабы из воды за оселедцы и в морду, в морду....
Помните Стеньку Разина. Ушёл от погони. Всё потерял, а баба осталась. Как делить бабу? Это же не золото. Ну и выбросил он царевну за ненадобностью.
В те времена ещё не знали, что за человека можно выкуп брать. Рабство знали, а выкуп дело новое, современное. Цивилизация развивается. Идёт вперёд. Человеческие взаимоотношения совершенствуются.
Но я отвлёкся. Итак, комбат наш хохол. По фамилии Поднимиспола. Родовая фамилия. Но комбату она не по душе и он требует, обращения по форме, то есть:" тов. Майор" или :Майор Поднимилов.
У комбата большие способности. За эти способности он недавно внеочередное звание получил. Очень любит торговать. Потому сержант Говорлян, до трёх раз в месяц выезжает на базы в г. Керки за продуктами. Привозит всегда много разного добра.
Бойко идёт торговля и с афганскими пограничниками и с чабанами. Мы им гречку, сахар, сало, концентраты - они нам приёмники "Panasonik", той же марки другую аппаратуру, шкурки рыжих лисиц, каракуль и курдюки с вяленным и копчёным овечьим салом. Иногда кока-колу меняют, естественно сигареты, в основном Kemel? Где на пачке верблюд нарисован.
Бедные, бедные, нищие люди афганцы. Ничего у них нет. Даже гречки. Правда и мы гречкой не объедаемся. Всё больше перловую кашу наворачиваем, но зато нескольких сортов: и сечку и дроблёную, и в ячменной скорлупке.
Сахар тоже уходит за рубеж. Однако солдаты не возражают. Наоборот, поощряют действия командования, ведь наша, отдельно стоящая воинская часть, каждый год премируется переходящими вымпелами и отпусками.
Ещё и кинотеатр у нас есть. Когда стемнеет, смотрим порно фильмы, с американскими звёздами. На открытом воздухе. Можно курить вволю, а курим - то иностранные цигарки. Класс! Элитная воинская часть.
И, фельдшер наш, Зейнап Бекзазоев говорит, что очень хорошо, когда солдаты не прячутся по углам, чтобы снять сексуальное напряжение, а культурно, на скамеечках занимаются этим, все разом, потом спокойно отправляются, кто отдыхать, кто заступать на смену, а кто обслуживать офицеров, потому что тем жён не разрешалось здесь держать; их обязанности исполняли либо армяне, либо эстонцы.
Вот латыши нет, и грузины против, а эстонцы легко шли к офицерикам. На все их условия соглашались. А условия одни и те же. Внеочередной отпуск, доппаёк из офицерской столовой и никаких тебе строевых смотров и разводов.
Эстонцы исправно также служили при кухне. У котла.
Но в это раз произошла свара, между комбатом и афганцами. Кто- то, кого-то обманул.
Скорее всего, Поднимиспола. Он вечно крутил с пришельцами, недодавал своего товара, всегда оставался должен. Его и побили.
Помяли косточки и, огромный "фингал" под глазом поставили. Армянская охранная "гвардия" разбежалась. Хорошо, пограничники неподалёку оказались, как всегда толкали свой ГАЗ-51, с "вечным" двигателемю Они и выручили.
Поднимиспола сгоряча, хотел всех кладовщиков на тяжёлые работы поставить, но армяне цыкнули, комбат замолчал, а потом с Говорляном уединился и, вышел посвежевшим и утешенным.
Но долги - то нужно отдавать.
Пришлось списывать несколько АКееМов и карабинов СКС, конечно, с полным боезопасом.
Дело хлопотное. Однако одному, там наверху, лисьих шкурок на шубу жене, и другому, на шубу жене и, приехавшая комиссия, констатировала естественную убыль новеньких спецорудий ближнего боя; причём все остались довольными. В первую очередь афганцы.
Плакались нам, что худо живут. Мол, мал - мало стрелять джейрана надо. Семья, дети, две-три жены...
Говорлян начинал приставать, просить бородатого Бимбуллу, ну приведи хоть одну с собой, хоть старшую, что тебе жалко! Пол рюкзака патронов дам. Пол рюкзака!
И привёл чернобородый, но не афганку, а какую-то полукровку. По русски балакает. Рожа плоская как пенёк. Нос бульбочкой. Глаза от пьянства приплюснуты. Но когда разделась, то тело ещё ничего. Груди в меру опущены. Живот в складочках. Задница - курдюками не измерить.
Два дня её про забарханьям таскали. Помоют горькосолёной "кровушкой" и опять в дело.
"Хаммершельд два дня крепился. Делал вид, что не замечает разврата. Уходил за территорию части, благо она не огорожена, так условные столбики стоят.
Я вначале думал, что он от стеснения, а потом пошёл на ХНП (расшифровка ниже)
Гляжу, крадётся толстяк. Кого-то заприметил. Действительно, в бинокль вижу, трое ростовских: Тарадин, Говорун и третий, фамилия забылась, с этой девкой, оседлали её со всех сторон. У Хаммершельда слюни текут, но он уже ничего не замечает, кроме группового секса, платочек вафельный достал, пот утирает.
Потом ниже приложил, и нижней половиной тела в в горячий песок тыркается.
Грязный народ эти афганцы. Почти не моются. Язык у них смешной, гортанный, как орлиный клёкот. И всё бы ничего. Как говорится: солдат спит - служба идёт, но как-то, вместо привычных торговцев на территории нашего батальона оказались совершенно чужие люди.
Батальон - звучит громко.
Это в сороковых годах прошлого столетия укомплектованный батальон мог насчитывать и тысячу бойцов и полторы, и больше, переходя плавно в полк.
А радиотехнический батальон шестьдесят пятого года прошлого столетия - это всего на всего три смены технарей, на каждую станцию слежения, плюс кухня и хозприслуга.
У нас две "Дубравы", (станции слежения) два "Дренажа" и "Долорес Иббарури", так мы называли допотопный радиолокационный аппарат, доставшийся нашей части в сороковых годах в подарок от испанских коммунистов.
Итого, семьдесят человек личного состава, включая офицеров.
Время мирное. Оружие в оружейной комнате под замком. Процветает мирная торговля с соседями, но внутри батальона отношения натянутые. Русские рязанские парни ходят, втянув головы в плечи, потому что элита русской армии не они, а кавказцы и эстонцы; что держат крепко в своих руках власть в батальоне.
"Тёмные" устраиваются еженощно. Всегда, кто-нибудь, высунется в неположенном месте, в неположенный час. Его и побьют. Рязанские и слышат, что русского бьют, но пикнуть не смеют. Эстонцы и армяне - горячие, мстительные парни.
В такое приблизительно время, когда личный состав находился, где придётся. Кто барыши подсчитывал, кто синяки затирал, кто играл в карты, а кто и на смене скучал, играя в большие военные учения, проводимые командованием Туркистанского военного округа, с привлечением не только авиации, но и других родов войск.
В это же время человек пятнадцать афганцев при оружии, пришли с той стороны, во внеурочное время, когда их никто не ждал, пограничники их даже не заметили, а кто заметил не удивился.
Часто ходят.
Они быстренько проникли в штабное помещение, положили на пол дежурного офицера, планшетистов, радиста; захватили вход в казарму, выкатили нашу установку ЗПУ и направили расчехлённые стволы на окна, из которых могли бы высунуться отдыхающие, пока что свободные от смены и нарядов солдаты;
Вохабиты вырвали замок в оружейной комнате, сгребли наши АКМы и СКСы, ящики с патронами и всё это на наш штатный ЗИЛ - 137 погрузили.
Я, в это время, за последней "Дубравой" копал окоп. Здесь, должны мы по плану командования развернуть пост визуального наблюдение за воздушными целями, потому что тактика противника изменилась и теперь боевые самолёты летали низко, что радары их не брали.
Рядом находился ХНП. - наблюдательный химический пост, на случай атаки отравляющими веществами или радиоактивными изотопами.
Вдруг, сухой треск. Даже не обратил на него внимание. Так трещит и саксаул, когда перегревается на солнце. Его кручёный ствол, напоминающий мышцы рук, нагреваясь, разрывается на части, по линии жил, которые начинают рваться одна за другой. Подобную трескотню, мы слышим ежедневно в полдень или около того.
Вогнал штык лопаты в слежавшийся песок и думаю. А почему только одна "очередь". Обычно идёт сплошной или периодический треск, как ружейная пальба. И время не подходящее. Солнце не в зените.
В яме прохладно мне, наружи уже жарко. Но выполз. Навстречу, согнувшись пополам перебежками, капитан Суслов.
Я встал во весь рост. Вот думаю чудо! Чего он летит? Машет мне рукой: мол, ложись. Сползаю в яму, капаитан сверху, да так придавил меня, что в шее хрустнуло.
Сиди тихо!
Что случилось?
Вохабиты с той стороны пришли. Без выстрела батальон взяли. Лейтенанта Фёдорова, то ли ранили, то ли убили, он было, за пистолет схватился, не вовремя из нужника навстречу вышел.
Я удивился.
- Боже! Мир во всём мире... и какие-то вохабиты.
- - Надежда у нас с тобой одна, может возьмут, что им надо и уйдут. Оружие - то сразу захватили. Батальону не чем отбиваться.
Тут нужно сказать пару слов о том, кто такие вохабиты:
Такие же мусульмане, с которыми наше командование приторговывает, даже лучше других мусульман, потому что вохабиты - это почти христиане, почти православные. Они не отрицают нашего Иисуса, лишь не верят, что он сын божий. Что пророк соглашаются.
Но они очень воинственны и никому обид не прощают, как и кавказцы. Значит, их обидели.
Это нас, русских можно с головы до ног оплевать, что и делается повсеместно, а вохабитов нельзя трогать. Нарвёшься на пулю или ножичек.
- Говорил я, - верещит Суслов, - Поднимиспола, не торгуй с афганцами, нарвёшься! Ему всё мало.
Правильно говорят, где хохол прошёл - еврею делать нечего.
Видимо за долгами пришли. Теперь обязательно кровь прольётся.
А что теперь нам делать? Может отсидимся, - говорю я.
Суслов: - держи лопату крепче. Если что, придётся отбиваться. Живыми им нас не взять!
- Ни фига, себе! Вот тебе, бабушка и Юрьев день! Дембель на носу, а он мне, лопатой отбиваться.
- Что ты понимаешь, говорит Суслов. Лопата страшнее штыка будет. Жаль что одна.
Да не одна. Одна только штыковая. А вон, шуфель лежит. Совковая.
- Шуфель, так шуфель. Давай мне штыковую, бери шуфель. Тыкай в рожу, в область глаз, лучше в нос. Они вооружены, мы нет. И гранаты у них, гадов, есть. Если навалимся внезапно, покажем им "кузькину мать"!
- Ни фига, себе!
У совковой лопаты ручка тяжёлая. Никак не мог представить, каким образом буду сражаться. Разве, что по заднице треснуть? Так отскочит же.
Суслов высунулся. Долго смотрел. Опять спрятался.
- Они, говорит, - на радиолокационные станции, нацелились. Никак выводить из строя будут.
- Вдруг схватился за голову.
- В двенадцать дня сегодня полёты. Вводная была, наши должны вдоль границы барражировать. На той стороне англичане. Неужто пакость, какую-то задумали?
-
- Но что мы то, можем сделать?
- Вот тебе и неумытые афганцы. Вот тебе и приёмники "Panasonik"! Как пить дать все под трибунал пойдём!
Так пограничники же проморгали - говорю я. Спят. А эти и пролезли. Радио как сорока трещит ежедневно: граница на замке!
Какой, к чёрту на замке! Личного состава не хватает. И у пограничников, и у нас. Года рождения пошли. 42, 43, 44гг. Мужики повыбиты на войне. Бабы от кого придётся, нарожали придурков. Солдат дефективных, ни в сказке сказать, ни пером их описать.
Один наш Фофанов, чего стоит!-
Действительно, есть такой солдат. Не то, чтобы идиот, но и на нормального не похож. Недоносок какой-то. Его и офицеры боятся. А в армию определили.
Я как-то сделал ему выговор, ещё не понимая, с кем имею дело, так он, с оловянной миской на меня бросился, хорошо в руках моих половник оказался. Треснул по зубам. Четырёх передних как небывало у Фофанова.
Теперь, проходя мимо, всегда слежу за ним боковым зрением, не то треснет той же ложкой и меня.
Суслов: Выползай из ямы. Ползи на закат. Знаешь где закат?
Где Запад там и закат.
Доползём до тех барханов и сориентируемся. Да, брось шуфель! Блестит лезвие сильно. Свет отражает как зеркало.
Об песок заполировался начнёт зайчиков гонять, выдаст нас.
Поползли. Не по грязи всё-таки, по песку. Хорошо, что обмундирование старое, выгоревшее. Проползли скрытно. Позади тихо. Пот уже ручьями, но от страха ничего не чувствую. Позади Суслов сопит. Тянет - таки с собой лопату штыковую.
Вот и бархан, но осыпь крутая и чтобы обогнуть, нужно выше подниматься. А как в бинокли увидят?
Но обошлось.
С другой стороны уже поднялись на гребень. Ноги дрожат. Во рту пересохло, смотрим... Видно, что солдатиков гоняют нещадно, туда сюда группами бегают, зачем неизвестно.
Вдруг, со стороны границы, нарастающий рёв. Низко, низко, почти над головами два "Старфайера" пронеслись в нашу сторону и, скрылись.
Суслов с тёмной гримасой на лице: никак Москву бомбить?
Далековато до Москвы.
Если везде дисциплина такая же, как у нас, так и отбомбятся.
городок Карши ближе, чем Москва. Там военный аэродром высшего класса, куда недавно СУ-9 поступили.
А кто их предупредит? Разве что соседи не проморгают?
Может Карши хотят отбомбить. Это четыреста км. по прямой, а по воздуху километров до трёхсот. Через пятнадцать минут они там. Ничего уже сделать нельзя. Только на колени встать и молиться.
Молитвам нас не учили. Одна молитва "Пролетарии всех стран соединяйтесь!"
"Пролетарии всех стран соединяйтесь", говорю я вслух.
- Чего? - не понял капитан, Ты что чокнулся?
-
- Я, товарищ капитан, и на гражданке не чокался. Пил всегда из горла.
- Но алкоголикам не стал. Алкоголики пьют в дружной компании и обязательно чокаются, и за здравницы произносят, потому что им не хочется быть алкоголиками. Они уверены, что алкоголики пьют в одиночку.
-
- Захотелось испить водицы.
- Вот бы родниковой. Помню в Винницкой области в Ямпольком районе, в селе Иванково, на взгорке родник бил и вода в нём кристально чистая, бежит вниз весёлым не унывающим потоком, пробив в траве неширокое устье, а чуть дальше люди любовно поставили лотки, они - то направляют воду в нужную им сторону и полнится небольшое озерцо холодной, ломающей зубы , живой опьяняющей водой.
-
- Мы шли быстро в надежде встретить пограничников. Если б знать, где их "секреты" находятся, где телефоны у них установлены, мигом бы сообщили о случившемся, куда следует. Но это секрет. Нам секреты знать не положено.
-
- Вот два куста саксаула. Суслов быстро - быстро, начал зондировать песок и о чудо! Телефонный аппарат в коробке нашёлся. Крутит ручку. Ничего.
- Нет, связи,- говорит, - обрыв.
Вышли на колею. Ага. Пошли по колее. Звук мотора. Прыснули в сторону, прилегли. Навстречу "газончик". За рулём только водитель.
Это связист, - говорит Суслов.
Останавливаем.
Ну, молодец, давай разворачивайся! В батальоне бандиты.
Солдатик хлопает раскосыми глазами:
- Мой, связь делай. Мой, связь делай.
- Едем в отряд. В пограничный отряд.
- Мой, связь восстанавливай.
Суслов хватает казаха за гимнастёрку, волочёт его из машины. Солдатик вырывается. За спинкой сидения у него припрятан карабин. Идёт борьба. Связист ногой ударяет Суслова в грудь. Я хватаюсь за личное оружие водителя, карабин у меня в руках. Суслов лежит на спине. "Газон" с рёвом срывается с места и несётся в расположение нашего батальона.
В магазине карабина семь патронов. Суслов поднимается, обозлённый выхватывает у меня карабин, досылает патрон в ствол, но вдруг опускает ствол и выдыхает:
- Пошли назад, к ХНП. Будем отстреливать бандитов.-
Я не против. Я то, знаю, чем мне грозит эта история. Моё прошлое может всплыть, обо всех моих историях дознаются и, вышка мне обеспечена.
Что ж буду кровью смывать собственные прегрешения.
Невдалеке "газончик" связиста. Связиста - казаха, бандиты вытаскивают из кабины и как тюк кидают под колёса. Мы переглядываемся. Мёртв.
- Болван - сипит Суслов. - Говорил же, разворачивайся.
- Он, твоя, не понимай.
Перебежками приблизились метров на пятьсот.
Ты хорошо стреляешь, - спрашивает Суслов. Отрицательно мотаю головой.
Суслов смотрит в прицел, но солнце высоко и различить кто свой, кто чужой невозможно.
- Ползём ближе.
- Нельзя. Заметят. Солнце, пламенея, смотрит в нашу сторону.
- Над головой проносятся ещё два "Старфайеера"
- Ей богу! На Карши!
- Думаю,- шипит Суслов, - бандиты сейчас, дают по нашим кодам, на Каршинский аэродром ложные вводные, Они хотят сбить учебную программу наших лётчиков
- Как это сбить? Очень просто. Наведут на свою территорию. Наши лётчики пересекут
государственную границу и окажутся над территорией Афганистана. А там англичане. Конфликт. Война.
У меня в голове не укладывается. Какая война?
Всё и раньше благополучно лично для меня обходилось. Обойдётся и сейчас. Служба не мёд, но жить можно. Можно жить.
Вот "Старфайеры" возвращаются. Две пары. Опять летят низко. Я вырываю ствол у Суслова, падаю на песок и разряжаю магазин, прямо в брюхо самолёта. Именно в брюхо, потому что самолёты эти высотные, это не летающие крепости, которых защищает броня почти по всему фюзеляжу. Это просто алюминиевые лодки с крыльями.
Стрелял не целясь. Сейчас вспоминаю, может быть, даже не открывая глаз.
Самолёты промчались, но, исчезая, мы видим, как один из них вдруг валится на правое крыло и через минуту за барханами, взметнулся гейзер чёрного песка, пыли и дыма.
- Есть! - Кричу я. -
- А Суслов бросается на меня, оба падаем и слышим, как свистят над нами пули.
- Минута или две лежим. Опять рёв самолётов. На этот раз наши. СУ девятые, штук шесть. Бросились в погоню.
- Куда же вы, дурни, прёте? Вот она, граница!
- - Но самолёты пересекают рубеж и исчезают за горизонтом. В сорока километрах - Анхой, большой афганский город.
- Откуда-то сверху, как ястребы, сыпятся на СУ- 9 английские перехватчики, трассирующие следы от выпущенных ими ракет цепляются за хвосты Девяток и, один единственный оставшийся на крыле "сушка"-9, набирая высоту, уходит на нашу сторону.
- Всё, - говорит Суслов,
- Война.
- А мы с тобой свидетели, - он запнулся, - и, соучастники этой грандиозной провокации. -
-
Я думал о другом. Я думал, как выпутаться из этой истории. Граница рядом. Двадцать минут и я на той стороне. Посмотрел в глаза Суслову. Он впился в меня ответным взглядом.
- А ведь нам сидеть с тобой, - говорю, - Вильям Александрович, -
.- Или пойдём сдаваться?
- Чего выдумал! Мы самолёт сбили.
- Хотя... Наше правосудие...- И он замолчал.
Я перекидываю карабин через плечо и иду к границе.
- Стой! Громко приказывает капитан.
- Иду не останавливаясь.
- - Стой! - шкура!
Продолжаю идти. Капитан торопится, бежит, догоняет, тяжело дыша. Снимаю карабин с плеча.
- У тебя ж патронов не осталось, идиот. Стой! Никому не скажу!
Я примыкаю штык. Поворачиваюсь
- Мне нельзя под трибунал, капитан. Никак нельзя. -