Чай медленно остывает, но ни ты, ни София не обращаете на это внимания- есть зрелище поинтереснее. Миллиарды огней, тысячи несущихся на бешеной скорости машин, светло-оранжевые разводы на горизонте- вы слушаете шум вечернего города, бескрайнего и вездесущего, если смотреть с этой лоджии. В какофонии вечернего трафика молчание ваше кажется самым простым звуком, звоном бокала на шумном балу, аккордом ля-минор в конце радостного марша, горьким привкусом осевшей корицы в новогоднем глинтвейне.
Сегодня вы в тысячный раз сидите за столом в двадцати метрах над хаосом, курите дешёвые сигареты, стряхивая пепел вниз, и молчите за жизнь. Она закидывает ногу на ногу, поправляет очки и начинает шелестеть томом древней поэзии. Ты закрываешь глаза и перебираешь струны на старой гитаре, безошибочно выделяя тонкие звуки из городского грохота.
Ты знаешь, что через полчаса станет темно, и она встанет, чтобы включить неяркий светильник над её креслом. Ты знаешь, что София положит сигарету на край пепельницы, потянется, непроизвольно задирая короткий свитер, и достанет до выключателя нескладной тонкой рукой. Потом подхватит почти догоревшую сигарету изящным жестом, поднесёт её к своим тонким сухим губам, втянет последний глоток удушливого дыма и отправит тлеющий окурок в последний полёт через перила. Забавно морща свой курносый носик, она допьёт остывший чай, отодвинет чашку и склонит голову к левому плечу, играя в гляделки с твоими закрытыми глазами. Чувствуя её взгляд, ты приподнимешь веки, насмешливо посмотришь на неё и возьмёшь пару знакомых аккордов.
Уплывай прочь, сестричка,
Плыви вдаль, за моря.
Может там ты найдёшь кого-то,
Кто полюбит тебя, сильнее, чем я.
Моё сердце всегда с тобою,
Что бы ни сотворила ты
Плыви за моря, сестричка,
От всего, но не нашей любви...(1)
Она улыбнётся, поправит очки и вновь углубится в свой фолиант, изредка зачитывая наиболее сильные места. Ты не запоминаешь их, потому что завтра она будет читать что-то другое, не менее сильное и вечное. Не меньше трёх раз в сутки она шутливо распекает тебя за неуважение к древним мастерам, а ты каждый раз отшучиваешься, заявляя, что будешь их уважать только когда сам станешь древним. В ответ она кидает в тебя подушкой и отправляется на кухню, грабить холодильник.
София начинает клевать носом. Она откладывает книгу в сторону, вынимает из-за кресла потёртый плед с абстрактным узором, заворачивается в него и смотрит в потолок.
Она закрывает глаза и начинает читать. Её голос почти неслышим в грохоте города, но ты разбираешь каждое слово.
-Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века -
-её голос почти исчезает в гуле трафика,- Все будет так. Исхода нет.
Последний слог строки почти пропадает, превращаясь в шелест падающих капель дождя. -Умрешь - начнешь опять сначала И повторится все, как встарь: Ночь, ледяная рябь канала, Аптека, улица, фонарь.(2)-
Минуту вы молчите. Она- закрыв глаза и уперев голову в спинку кресла. Ты- глядя на падающие капли начавшегося дождя. Потом ты нарушаешь молчание:
-Это кто-то из новых?-
Она грустно улыбается, не открывая глаз.
-Нет, это Александр Блок. Он написал это стихотворение полторы тысячи лет назад.-
Странно, но что-то сказанное кем-то из древних авторов иногда так тяжело отличить от современного- пусть говорят, что предки были тёмными и дикими, мы на самом деле не так далеко ушли от них, чтобы перестать ценить их мудрость. И как тысячу, две тысячи лет назад люди чувствовали и говорили, так и мы до сих пор чувствуем и мыслим.
-Знаешь,- она стаскивает рукой очки и кладёт их на столик. -А ведь для кого-то он был современником, для кого-то ещё учителем, для третьего- классиком, для четвёртого- недавно почившим гением. А сейчас мы читаем перевод его строк в сборниках Древних. Сколько было до него, кто был забыт, на кого он опирался? Сколько пройдёт, пока его совсем забудут. Скольких славили больше него, кто по глупой шутке Времени исчез из памяти потомков? Сколько всего исчезнет, пока его слова имеют для нас смысл?-
Она замолкает, так и не открыв глаз.
Ты вздрагиваешь от внезапного порыва ветра. Здесь на верхних уровнях Города ещё иногда чувствуется не погашенный множественными перекрытиями настоящий ветер. Внизу работают погодоимитаторы, носятся сверхскоростные мобили, издавая неприятно громкий гул и обдувая прохожих потоками тёплого воздуха, изредка пролетают спидеры. Здесь, наверху, от всего этого остаётся лишь шум, который ветер разносит по Высокому Городу.
-Какие планы на завтра?- ты прерываешь молчание малозначимой фразой. София грустно улыбается.
-Какие могут быть планы? Работа. Нам привезли текст, написанный добрых пять тысяч лет назад, завтра будут криптографы над ними колдовать, а мы- документировать эту радость. А у тебя?-
-Завтра в 00АХ103 концертный день- просили помочь с аппаратурой. С утра буду на Великом Базаре, а потом налаживать технику. Говорят, даже кто-то из Гипербореи заглянет, так что всё должно быть по высшему разряду.-
-Интересно. Принесёшь потом запись?-
-Разумеется. Но готов спорить, в сети она окажется раньше, чем я буду дома.-
София уходит спать, а ты остаёшься на лоджии. Откладываешь в сторону гитару, поднимаешься на ноги и подходишь к перилам.
Впереди, у горизонта, виднеется силуэт висящего над землёй Седьмого Неба Тэй. Справа от него Великий Канал- граница Земли Феникса и главный городской источник воды, серебрится в лучах заката. Дальше Зелень садов Гипербореи. Где-то за спиной остаются циклопические громады Легата и золотые купола Храма Света- из этого сектора Верхнего города их не разглядеть. Слева сияющий шпиль Реактора, городского источника энергии, окружённого промышленными секторами. Чуть ближе огненной стрелой светится Вокзал- единственный общедоступный путь из Города.
Окурок летит вслед за каплями дождя вниз, в суету Нижних уровней. Обычный вечер, тридцать пятый век.
--
очень вольный перевод Queen "Sail away sweet sister".
--
Александр Блок "Ночь. Улица. Фонарь. Аптека..."