Еще даже не выйдя из леса, я почувствовала запах, сильно контрастирующий с ароматом сосен и елей. Такое чувствуешь, когда вдоволь нагулявшийся над большими водными простором ветер приносит ароматы воды, водорослей, рыбы, наполняет лёгкие свежестью, а сердце ощущением чего-то необъятного. А ещё я чётко ощущала запах жилья, дыма, слышала отдалённое мычание коров. Неужели?
Поднявшись на довольно крутой холм, возликовала - городище! Наконец то!
Хорошо укрепленное, ощерившееся толстым, потемневшим частоколом, оно уютно расположилось на вершине. С трёх сторон окружено лесом, четвёртой полого спускается к песчаной отмели. Та же, в свою очередь, упирается в озеро, настолько большое, что я с трудом могла рассмотреть противоположный берег. Тихие заводи, обрамленные камышом, ходили кругами от гуляющей рыбы. Красотища! Но не до этого сейчас.
Крепкие, в два человеческих роста ворота распахнуты, и мне хорошо была видна лестница из толстых жердин, которая вела на узкую площадку за тыном. Достаточно закрытая частоколом, она огибала стены по всему внутреннему периметру, что, по-видимому, было очень удобно, если городище вдруг подвергнется осаде. Обороняющиеся, прикрытые крепкими стенами, могли не высовываясь, осыпать стрелами противника, забрасывать камнями. Я не особо сильна в таких вопросах, но и то поняла, что городище выстроено весьма грамотно с позиции безопасности. Из леса вряд ли кто полезет, с озера незаметно фиг подберешься. Мысленно поаплодировав местным и их прозорливости, я пошла к воротам.
Но не дошла.
Два крепких мужика, стоявшие в дозоре, зыркнули недобро и не сговариваясь, спросили:
-Ты кто?
Приехали, блин. Вот что сказать? Я шизанутая мадам из хрен знает где находящейся больницы. Как сюда попала, не знаю. Слышу голос в башке, недавно удирала от волка, ростом с лошадь, а ещё волосся светятся? Так что ли? Ох, хоть бы Согда проинструктировала на этот счёт. Скажу такое - они не то, что не впустят в селение, ещё стрелу каленую прям в лоб пошлют.
-Эээээ..
-Кто такая будешь? Али слышишь плохо? - Дядька, что постарше и бородой покруче, вскинул большой лук и натянул тетиву.
Ой, мамочки. Ну, точно: сейчас, как бабочку наколет и не поморщится.
-От Согды я. Ученица её. - Вот уж у страха глаза велики, но чтоб и язык, как помело!
-Что ж молчала, как блаженная? Али гостинца нашего ждала? - Мужик красноречиво кивнул на все ещё лежащую на тетиве стрелу.
-Растерялась я.
-Ну,проходь. Казимир, проводи.
Второй, что помоложе, прытко спустился по жердинам и, приняв меня на своё попечение, повёл по городищу. Видя мой вопросительный взгляд, пояснил:
-К старосте поведу. Ему ответ держать будешь.
Ясно. Только вот ответ свой я ещё не придумала.
Городище имело вытянутую, скорее овальную форму. На довольно небольшой площади плотненько лепились хаты. Штук тридцать - сорок. Похожи на избушку Согды. Тоже прикопанные, но стены выше с одним-двумя окошками. Неширокие дворы с постройками бурлили своей повседневной жизнью и заботами. Хозяйки сновали туда- сюда, уверенно и привычно занимаясь своими делами: загоняли скотину, развешивали сушиться постиранную одежду, готовили снедь и незлобно пререкались с соседками. Неугомонная детвора носилась от двора к двору, сверкая босыми пытками и путаясь под ногами у взрослых. Порой то одному, то другому озорнику прилетал грозный отклик, а то и затрещина.
Несколько стариков и мальчишек лет по двенадцать плели какие-то кувшины. Большие, пузатые с длинны узким горлышком и слишком уж дырявые. Для чего такие?
Видя моё недоумение, провожатый улыбнулся.
-И впрямь блаженная. То, чтоб рыбу ловить, поняла?
-Ааа. - потянула вроде догадливо, но представить в красках, как ловить рыбу такой штуковиной не смогла.
Я вертела головой во все стороны, стараясь рассмотреть побольше, пока мы не подошли к избе возле, так поняла, площади. В центре оной возвышался большой деревянный идол. Не то дед не то мужик. Но борода и усы длинные. У подножья украшенного резьбой столба - каменный алтарь. На нем курильница с трамваи и оставленные кем-то подношения: лепешки, плошка с медом.
Дом, к которому меня привёл Казимир, был гораздо больше остальных. Даже крыльцо имелось.
-Тут стой.
Провожатый, оставив меня, пошёл в избу и вскоре вышел с высоким крепким мужчиной. Возраст его трудно было определить. В солидной тёмной бороде пробивалась седина, как и у висков в курчавых волосах. А глаза, напротив, с огоньком да удалью, как у молодого. Холщовые штаны с намеком на покраску во что-то красно-ржавое заправлены в онучи. Просторная белая рубаха с завязками на груди расшита алым и желтым, подпоясана широким поясом. Мужчина посмотрел на меня спокойно, но изучающе.
-Откуда говоришь, явилась? - Открыла было рот, чтоб ответить, но мужчина хоть и глядел на меня, адресовал вопрос моему провожатому. Варежку пришлось захлопнуть.
-Так от Согды ж, говорю. Ученица.
-Почто к нам пожаловала? - Теперь уж мне.
Слегка поклонившись, я лихорадочно придумывала причину.
-Согда велела в люди идти. Наукой своей пользу приносить. Побуду у вас немного, если позволите, потом дальше пойду.
Староста крякнул что-то себе в усы, подбоченился.
-Вовремя пришла ты, как чуяла. Сами уже к старой идти кланяться хотели. Мор у нас. Скот падает. Справишься, дозволю остаться, сколько захочешь. А нет - своей дорогой пойдешь. Места у нас неспокойные, не шибко мы пришлых привечаем.
Снова поклонилась, а сама думаю ну не ветеринар я, не ветеринар. Ох, кто за язык тянул? Ученица, блин.
-Казимир, отведи гостью на постой к Балемиле, пусть присмотрит.
Последние слова прозвучали, как если бы сказал: пусть сторожит да обо всем докладывает. Я поплелась за провожатым. Долго идти не пришлось, но и этого хватило, чтобы заметить, как на меня пялятся. До этого не видела. Потому что пыталась осмотреться, а теперь почувствовала себя в центре внимания. Неприятно. Хоть и злобы в любопытных взглядах не было, зато сквозила явная настороженность.
Неженка, блин. Тут недавно так от волка бегала, аж пятки сверкали. Ну-ка собралась!
Казимир подвел меня к хате, из которой тут же вышла невысокая женщина. Вытирая передником руки, с любопытством посмотрела на меня, а потом с непониманием на моего конвоира.
-Здрав будь, хозяюшка. Вот, - указал на меня. - Говорит от Согды пришла, мор наш прогнать. Бермята наказал на постой к тебе привести. Принимай.
-И тебе здорово, Казимир. - Голос её на удивление был низким, но с приятной бархатной хрипотцой. - Пройди в избу, кваску испей да гостью заводи. Что ж на дворе лясы точить?
Усевшись на небольшую лавку у самых дверей, я смотрела, как Балемила разливает из крынки холодный квас. Саморучно подает зардевшемуся, как красна девица мужчине резной ковш. А потом подносит мне жбанок с пенящимся, пахнувшим хлебной закваской напитком. Вкуснотища!
-Спасибо. - Я отдала свою э-э-э чашку.
-Ой, славный квасок у тебя Балемила, славный. Благодарствую. - Пряча смущенный взгляд от разулыбавшейся женщины, Казимир вытер усы инапустил на себя серьёзный вид.
-Пойду я. На стороже со Взимком сегодня стою.
-Погодь, расстегаев возьми. - Засуетилась Балемила. - А тот чай вечерю принести некому, скоро совсем отощаешь.
Мужик зарделся пуще прежнего, но завернутую в белую тряпицу снедь принял. Поблагодарил да и вышел, пятясь из избы.
-Ну, - Балемила глянула на меня, - садись за стол что ли? Вечерять будем.
Я тихо пересела к столу, покрытому пестрой скатеркой. Хозяйка выставила пару чугунов из печи, миски, нарезала хлеб.
-Ты кто ж такая будешь?
А бес его знает, хотелось ответить в тон, но я содержалась.
-Ученица Согды. Староста сказал падеж у вас.
-То правда. Беда пришла седмицу назад. - Женщина положила в тарелку кашу да тушеную брюкву с мясом, на краешек - ломоть хлеба и, придвинув мне, подала ложку. - Корова у соседки не дала молока на утренней дойке. Та тискала, тискала, а из вымени только кровь да гной сочатся. Вечером корова на ноги пала, а через два дня уже и другая семья без кормилицы осталась. И пошло и поехало. Вечером с выпаса с молоком да боками круглыми, а утром без молока уже. Глаза мутные. Мычат всю ночь, спать нельзя. А к вечеру уж и ноги не держат.
Я молчала. А что сказать? Разбираться надо.
-А у вас корова есть?
-Есть. Только слегла вчера ещё. Мне то ладно - одна я. Так у других семьи большие, дети малые.
-Отведете посмотреть?
Женщина в недоумении оглянулась через плечо, потом через второе. Ясно, на "вы" тут лучше не обращаться.
-Что ж ты к вечеру в овин пойдешь? Негоже то. Овинник серчать будет.
Кто такой Овинник я конечно спрашивать не стала, лишь заметила, что староста меня в деревне просто так держать не будет. Нужно побыстрее вызнать, что за мор такой да и дальше двигаться. Я не стала говорить, что в голове у меня живёт голос, который то и дело не совсем тихо и нежно просит меня куда-то идти. И если я не буду слушаться и задержусь в этом богом забытом городище, он мне все мозги дырками высверлит.
-Что ж надо, так надо. Только я тебя до овина доведу, а сама у входа ждать буду. Боязно мне.
Типа мне не боязно. Доели молча. Незатейливая, но очень вкусная еда приятной тяжестью легла в желудке, отчего сразу захотелось спать. Все таки сказывалась лесная прогулка, да и безумный бег по чаще тоже не прошёл бесследно. Сейчас мне даже казалось, что волка не было. Это всего лишь мой раздвоенный разум играл в игры. Но тут же вспоминались и типы в капюшонах, и горячее дыхание волка на моём лице. Слишком уж настоящими были эмоции и ощущения, чтобы оказаться лишь игрой моей шизы.
-Ну что, пойдем?
Я дернулась. Видимо немного выпав из реальности, совсем унеслась мыслями, а может и задремала даже. Убрав со стола посуду и остатки еды, мы вышли во двор. Балемила довела меня до овина. Эта постройка отличалась от других тем, что была более вытянута в длину и выше. Первый ярус с земляным утрамбованным полом напоминал с виду неглубокую яму. Ближе к задней стене сарая располагалась небольшая печка, правда почему-то без трубы. Задрав голову, я увидела застланный потемневшими досками потолок, сквозь щели в котором торчала солома.
-Что на верху? Спросила у стоявшей на входе хозяйки.
-Чудная. -Та, казалось, не поверила в серьезность вопроса. - Вестимо что - снопы. Только ж недавно жниво закончилось. Сушатся.
Я поднялась наверх, где на решетинах и впрямь были насажены снопы в разноряд комлями вверх и вниз попеременно. Осмотревшись, не заметила в углах характерных пятен и подтеков. Какие к чертям подтеки? Голову сдавило. Невольно пошатнувшись, ощутила, как где-то в груди зарождается что-то теплое, а волосы у виска начинают потихоньку светиться. Я, скорее уже по привычке, коснулась их пальцами и поняла, что смутило меня в углах. Как-то просто сложились и картинка, и закономерности, и непонятно откуда пришедшие простые истины.
-Пироги приносила?
-А как же ж? Вон в подовиннике лежат?
-А петуха?
-Так не было. На именины все петухов режут. А мой сбег кудась.
Теперь понятно, почему углы чистые. Перед тем, как в овин занести первый сноп, нужно справить именины. Принести овиннику пирог, зарезать на пороге петуха и окропить его кровью все углы в сушиле, на втором ярусе овина.
-Корова где?
-Слазь, покажу.
Я не то сползла, не то съехала по хлипкой жердяной лестничке. По правилам овин - это место для сушки и обмолота снопов, здесь же располагаются клети для хранения зерна. Но так как городище небольшое и расти ему только за тын, место экономилось, и постройки тесно лепились друг к другу. Потому за нехитрой плетеной перегородкой подовинника, стояла, вернее, лежала коровка. Не то, чтоб больная, просто какая-то обессиленная.
-Пойду я? - Спросила Балемила дрогнувшим голосом и быстренько сделала охраняющий жест: для меня или от меня?
-Ага. - Кивнула я уже в спину удаляющейся женщине.
Окон в овиннике не было, так маленькая прорубь в стене почти под самым потолком, но и она была в ямнике. А отсюда сгущающиеся сумерки потихоньку вытесняли скудное уличное освещение. Впрочем, неудобств я не испытывала. Ярко светящаяся прядь волос хорошо выхватывала из темноты и маленькое помещение, и животное. Я присела на корточки. Корова лежала на боку, вытянув ноги. Дышала быстро и поверхностно. Сухие ноздри затрепетали, когда я коснулась толстой шеи.
Что же с тобой не так? Давай, подскажи мне.
Но животное устало скосило на меня добрые глаза и не собиралось никак облегчать задачу. Я положила обе ладони на крутой бок и, закрыв глаза, сосредоточилась. Проведя ладонями от головы к задним ногам, вдруг почувствовала, что руки буквально кольнуло холодными искрами. Открыла глаза - ничего. Но чувство замерзающих пальцев не ушло.
Встала, нервно потрясла руками, стряхивая с запястий неприятное ощущение. Снова присела и, растерев ладони, опять приложила к тому месту. На этот раз глаза не закрыла и прекрасно увидела под ладонями несколько черных, почти стертых мазков. Они то проступали сильнее, то становились еле различимыми, но потом снова наливались чернотой. Дернулась было, испугавшись, но перестроить зрение уже не получилось. Я будто выпала из реальности овинного сарайчика и видела только кровью шкуру с размазанным пульсирующим непонятно чем.
Так, дела-а-а.
Дальнейший осмотр животного выявил мелкие раны на вымени. Внутри уже что-то подсказывало дальнейшие действия. Растерев бедную корову соломой и обмыв вымя, взяла небольшую деревянную лохань. Она была треснута чуть сверху, но других повреждений вроде не было. Высвободила из косы ещё немного волос, стало светлее.
Смотрела на себя, будто со стороны и при других обстоятельствах посмеялась бы, наверное. Но сейчас в сгущающейся вокруг темноте веселиться не хотелось. Напротив, внутри все завязалось узлом. Страха не было, просто сильное напряжение и сосредоточенность не позволяли делать лишних движений, а срывающийся с губ шепот, мешал думать о чем-то ещё, кроме того, что говорю и делаю.
Собирая ладонями чёрные кляксы и мазки с коровы, я стряхивала их в лохань.
-Храни мя, Велес от ложных путей, от порочных сетей, от навьих кутей. Как почну я внучка Даждьбожья дело светлое о сильном духе, так и закончу во срок свой по вольной воле, по своей доле. И буде сие дело Велесу славой, а мне исправой. Гой!
Кто б меня видел сейчас...
-Стану по утру по раннему, по вечеру по позднему, выйду на сильный ветер, на лети воздух. Возьму осинову вичку, погоню тебя, животинушка, на лужок-муражок. Из-под левой ноги, из-под правого копыта обложу, обвяжу - кругом обнесу. Чтоб была по-старому, как хозяюшка поставила, чтоб стояла горой, чтоб доила рекой.
Шепот длился до тех пор, пока с пальцев в лохань не скользнули последние капли темноты.
-Как от сердца радение, от Земли всерощение, от Велеса исцеление. Гой!
Я ещё раз протерла животное соломой и поднялась с колен. Самая простая часть пройдена. Вот уж не понимаю, откуда знаю, но убежденность была крепкая. Теперь прятаться. Зачем? Спросите, что полегче. Ощущение того, что опаздываю, заставило побыстрее забиться в угол за стойлом и пригасить волосы. Мягко померцав, свет угас. А прикольно всё-таки.
Долго ждать не пришлось. Первым прочухался Овинник. Завздыхал горестно, засопел.
-Ну что, профукал кормилицу?
Отозвался совой сверху, где снопы сушатся. Жалобно.
-Ничего - отобьемся.
Минут через пять кто-то полез в сарай. Звук тяжёлых шагов раздался в ямнике, а потом стих, уступив место шороху. В стойло влетела не то птица, не то хрен пойми что. Подползло к корове. Но прядь волос тут же вспыхнула. Существо шарахнулось, а я зажмурилась. Тишина.
-Открой очи ясные.
Мотнула головой, отгоняя противно шелестящий голос, будто между зубов говорящего была здоровая такая щербина.
-Открой.
Голос сменился на ласковый, девичий. Ага, счас!
-Посмотри на меня, ясноокая.
Теперь мужской, красивый, бархатный. Хрен тебе! Не горю желанием. В твои глазюки красные только посмотри.
-Мам, хочу в игрушечный отдел.
Я дернулась, дыхание сбилось. Какая-то часть меня тут же сжалась от боли и очень-очень хотела посмотреть.
-Ты же обещала, помнишь? Посмотри, на меня. - В таком родном до дрожи, до истерики голосе слышались слёзы.
-Ивэин.
Что-то вспыхнуло внутри, но тут же стихло, будто окаменев. Забыв дышать, я слушала отголоски имени.
Сердце стучало, спотыкаясь на каждом шагу. Зажимая для верности глаза ладонями, я ждала ответа. Душа в пятках. Уж очень ситуация по накалу стала напоминать ночь на болоте. Чур меня от всех нечистиков!
-Слышу. - Тихо так, протяжно, будто издалека.
Уф! От сердца отлегло. Я шумно выдохнула, не понимая до конца причину радости. А когда поняла, что стоявшую вокруг тишину нарушает только стрекот цикад да мерное дыхание коровы, я осмелилась открыть глаза. Рядом никого не было, ни страшилищ, ни чертей, ни того, кто мог звать меня. И как звать?! Эта собака залезла мне в башку и звала тем, что важно.
Но теперь я чётко знала, что Ивэин это моё. МОЕ ИМЯ.
Я рассеяно погладила корову и вышла из своего укрытия. Опасаться больше нечего. То, что вредило животному больше сюда не придёт, по крайней мере, сегодня. А завтра с ним будет другой разговор.
Взяв лохань с чернотой, выволокла её на улицу, положила внутрь несколько щепок и пучок соломы. Затем вошла в дом. Балемила тихо пряла в уголке при свете лучины. Ясен пень, поздно уже, но судя по тревоге, отражавшейся у неё на лице, женщина ждала меня.
-Уголек нужен.
Хозяйка быстро вскочила, будто только и ждала команды. Открыв устье печки, выудила щипцами ещё жаркую перемигивающуюся красным головешку. Я забрала нужное и снова вышла во двор. Посучив потушую прядь, бросила уголек в лохань. Тот полежал, пошипел немного и принялся веселеть. Особенно по вкусу ему пришлась солома. Быстренько перекусив, принялся за щепки. Огонь разгорался весело и задорно, а я с облегчением смотрела, как исходит дымом чернота и растворяется, поднимаясь к небу.
-Батюшка ты, яр- огонь! Всеми ты князьями князь. Как ты жарок да пылок, как ты жжешь да палишь в полях-лугах травы-муравы, так и выжги ты тут все скорби-боленья, страхи- переполохи, призоры и притолоки.
Лохань тоже занялась и, потрескивая, принялась гореть. Я устала, но упрямо ждала, когда все догорит. Оторвала под избушкой большой лопух и собрала пепел. Тихо вышла к озеру и развеяла. В еще не остывшей после жаркого дня воде ополоснула руки и лицо. Еле волоча ноги, переступила порог дома и уж не помню как, оказалась на покрытом периной сундуке под лёгким, но тёплым одеялом.