Realizm : другие произведения.

Демократы-2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  ДЕМОКРАТЫ-2 или ФИКЦИЯ(Вымысел)
  
  Действующие лица:
  
  Хоботов, врач-психиатр
  Крупов Семен Иванович, врач-психиатр
  Миронова Елизавета Васильевна, врач-психиатр
  Соломин Аркадий Иванович, врач-психиатр
  Блохин Анатолий Александрович, заведующий отделением психбольницы
  Антонов Павел Сергеевич, главврач психбольницы
  Кравцов, профессор, литературовед
  Старшая сестра, 50 лет
  Медсестра по столовой, 36 лет
  Татьяна, дежурная сестра, 35 лет
  1-й санитар
  2-й санитар
  Владислав Листьев, "взглядовец"
  Мукусев, "взглядовец"
  Оператор, "взглядовец"
  Вешняков, пациент
  Любаша, жена Вешнякова
  Иван Бездомный, пациент
  Ковалев, пациент
  Капустин, пациент
  Марченко, пациент
  Князев, пациент
  Сорокин, пациент
  Савицкий, пациент
  Карпенко, пациент
  Куприянов, пациент
  Васильков, пациент
  Плачущий больной
  Больной, слышащий голоса
  Усатый больной
  Толстый очкарик, пациент
  1-й игрок в домино, пациент
  2-й игрок в домино, пациент
  3-й игрок в домино, пациент
  Семен Поликарпыч, слуга на даче Хоботова, 60 лет
  Медсестры, санитары, больные
  
  Место действия:
  1. Московская психбольница
  2. Дача Хоботова
  
  Время действия: сентябрь 1991 года.
  
  
  
  Сцена 1-я.
  
  Длинный коридор отделения психбольницы.
  Вдоль коридора слева направо расположены двери палат: 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й и 6-й. Слева коридор завершается дверью в другой коридор, намного меньше, где находится вход в кабинет врачей; справа - дверью в сестринскую. По коридору туда-сюда ходят примерно 6 - 8 больных. В середине коридора трое пациентов играют за столом в домино. В конце коридора, у сестринской, стоят два санитара и разговаривают между собой. Открывается дверь коридорчика, где вход в кабинет врачей, и санитар вводит Вешнякова; идут по коридору в сестринскую.
  
  Санитар (приведший Вешнякова, на пороге сестринской): Принимайте еще одного. Вот на него документы. ( отдает документы, поворачивается и идет по коридору обратно, уходит)
  
  [Вешняков входит в сестринскую. Из 4-й палаты выходит Князев и идет по коридору. Другие больные перед ним расступаются.]
  
  Князев (поет):
  Порой вечерней, в час ночной
  Тебе известно лишь одной -
  Моя усталая подлодка
  Из глубины идет домой.
  
  [Открывется дверь коридорчика, где кабинет врачей, и входит в белом халате врач Миронова, идет навстречу Князеву]
  
  Князев: Доброе утро, Елизавета Васильевна!
  Миронова: Доброе утро, Князев.
  Князев: Давайте познакомимся, Елизавета Васильевна. Я - ваш лечащий врач.
  Миронова: Ты, Князев, все в своем репертуаре. (уходит в сестринскую)
  Князев ( поворачиваясь и идя следом за ней, поет):
  Порой вечерней, в час ночной
  Тебе известно лишь одной -
  Моя усталая подлодка
  Из глубины идет домой.
  (кричит) Горбачев - сука, сволочь!
  Дежурная сестра ( с порога сестринской): Прием лекарств! Все на прием лекарств!
  Сорокин (выходя из 3-й палаты): Колеса! Пошли глотать колеса! ( подходя к больному, стоящему в конце очереди, выстроившейся в сестринскую) Колеса не выбрасывай, мне отдашь.
  
  [Миронова идет из сестринской обратно по коридору, уходит, закрывая за собой дверь. Из сестринской выходят Вешняков и Ковалев, останавливаются у края сцены, поближе к зрительному залу]
  
  Ковалев: Куришь?
  Вешняков: Бросил.
  Ковалев: Так ты не наркоман?
  Вешняков: Нет.
  Ковалев: А как ты сюда попал?
  Вешняков: Вчера поздно вечером на улице пристали двое, завязали драку, а тут как раз милиция откуда ни возьмись. Ночь в отделении просидел, а утром пришел начальник отдела и отправил сюда на обследование. Чем-то я ему не понравился.
  Ковалев: Да, угораздило тебя. Я выписываюсь уже. А ты держись. Будешь колеса выбрасывать - смотри, чтобы никто не видел. Никому не давай, Сорокину особенно. Ходит тут такой, колеса у всех просит. Санитары сразу заметят, что не пьешь. А с Князевым вообще не связывайся.
  Вешняков: Это кто такой?
  Ковалев: А вот ходит, поет все. Будь от него подальше. Журнал здесь ведут: записывают, кто с кем подрался, кто на сестру косо посмотрел.
  Вешняков: Даже так?
  Ковалев: А ты думал!
  Князев (выходя из сестринской): Горбачев - сука, сволочь! (больному) Что стал? (бьет его и уходит в 4-ю палату)
  Больной (ударенный Князевым, медленно подходит к Вешнякову и Ковалеву, плачет): Выпишут меня? Выпишут?
  Ковалев: Выпишут, выпишут.
  
  [Плачущий больной медленно, еле переставляя ноги, волоча по полу тапочки и продолжая беззвучно плакать, уходит в 6-ю палату. Беззвучный плач - это его обычное, нормальное состояние. Ковалев и Вешняков расходятся.]
  
  Вешняков (на пороге 2-й палаты): Здесь свободная кровать? (входит в палату)
  Дежурная сестра (идя по коридору в кабинет врачей): О! Сорокин уже наглотался колес! Что шатаешься? (уходит)
  Больной (убегая от другого): Не бейся! ( убегает в 5-ю палату, второй за ним. Оттуда слышен крик) Не бейся! Не бейся!
  Дежурная сестра (появляясь на пороге): Князев, к врачу!
  Больные: Князева к врачу!.. Князева к врачу!
  Князев (появляясь из 4-й палаты, поет):
  Порой вечерней, в час ночной
  Тебе известно лишь одной -
  Моя усталая подлодка
  Из глубины идет домой.
  (кричит) Горбачев - сука, сволочь!(уходит вместе с дежурной сестрой за дверь).
  
  [Больные толпятся у дверей]
  
  Дежурная сестра (снова появляясь в дверях, больным): Что вы здесь столпились? Вас не звали!
  Плачущий больной: Выпишут меня?
  Дежурная сестра: Выпишут. Не плачь только.( уходит в сестринскую, затем идет обратно)
  Князев (появляясь в дверях): Горбачев - сука!
  Больные: Ну что?.. Выписали?
  Князев: Выписали. (уходит в 4-ю палату)
  Дежурная сестра (появляясь в дверях): Сорокин, к врачу!
  Больные: Сорокин!.. К врачу!
  
  [ Из 3-й палаты выходит Сорокин и, шатаясь, идет к врачу. Князев выходит из 4-й палаты, несет кое-что из вещей.]
  
  Князев (поет):
  Порой вечерней, в час ночной
  Тебе известно лишь одной -
  Моя усталая подлодка
  Из глубины идет домой.
  Дежурная сестра: Давай, Князев, быстрей иди! Подлодка!
  Князев (обнимая ее): Танюша!
  Дежурная сестра: Пусти! Кабан!( уходит с ним за двери. Снова появляется с Сорокиным) Давай, Сорокин, собирай манатки и на выписку.
  Больные: Выписали!.. Выписали!..
  Дежурная сестра: Что вы столпились здесь? Кто вас звал? Расходитесь! Нечего толпиться тут у дверей!
  
  [Толпа больных расходится; снова ходят туда-сюда по коридору.]
  
  1-й игрок в домино (стуча по столу): Рыба!
  
  
  Сцена 2-я.
  
  Небольшой коридор. В нем три двери: одна - кабинета врачей, другая - в отделение, третья - дверь, ведущая в подъезд и на улицу. Открывается дверь врачебного кабинета, и оттуда выходят Блохин и Любаша.
  
  Блохин: Вот, посидите здесь. Сейчас его приведут.
  
  [Любаша садится на стул. Блохин уходит обратно в кабинет, закрывая за собой дверь. Любаша сидит, ждет. Открывается дверь отделения, и дежурная сестра вводит Вешнякова, затем снова уходит в отделение.]
  
  Любаша (вставая): Ну, здравствуй.
  Вешняков: Здравствуй, Любаша. (обнимает ее) Ну-ну, не плачь! Все будет хорошо. (садятся на стулья, держась за руки)
  Любаша (тихо): Не послушал меня. Надо было отпуск не в Москве проводить, а уехать к моей маме.
  Вешняков: Знаешь пословицу? Кабы знать, где упасть, так соломки бы припасть.
  Любаша (еще тише): Плохо, что при тебе была в этот несчастный вечер рукопись.
  Вешняков: Да, плохо. Но все обойдется. Что они мне сделают? Нет таких прав!
  
  [ Открывается дверь, ведущая в подъезд, и санитар вводит Василькова.]
  
  Санитар (Василькову): Подожди здесь. Сядь! (входит в кабинет врачей)
  Васильков: За мной следят ... Вы не из КГБ?
  Вешняков: Нет.
  Васильков: Они меня боятся, хотят убрать.
  Вешняков: Чего так?
  Васильков: Я много знаю.
  
  [Открывается дверь кабинета врачей, и появляются Блохин и санитар.]
  
  Блохин (глядя на Василькова): Ведите его в отделение.
  Васильков: Не убирайте меня! Я еще вам пригожусь! Я много знаю! (уходит вместе с санитаром в отделение)
  Блохин: Пригодится он! (Вешнякову) Вы еще не страдаете манией преследования?
  Вешняков: Нет.
  Блохин (Любаше): Ну как он вам показался у нас? Не похудел?
  Любаша: Да вроде бы нет.
  Блохин: А чего худеть? Кормят у нас неплохо. Еще поправится даже.
  Любаша: Нельзя нам выйти на улицу?
  Блохин: Зачем?
  Любаша: Пройтись по парку.
  Блохин: Нет, нельзя.
  Любаша: Он никуда не убежит. У вас же там прогуливаются больные.
  Блохин: У них разрешение на то есть. А вашему мужу пока нельзя.
  Любаша: Когда вы его выпишите?
  Блохин: Выпишем, не беспокойтесь. Получите своего мужа в полном здравии.(уходит в кабинет)
  Любаша (выкладывая из сумки на стол продукты): Вот принесла тебе ... Варенье ... Будешь с чаем пить.
  Вешняков: Принеси мне что-нибудь почитать.
  Любаша: Что тебе принести?
  Вешняков: Принеси Толстого, "Воскресение". Давно не читал.
  Дежурная сестра (входя из отделения): Ну что, наговорились? ( Вешнякову, указывая на продукты) Это в холодильник отнеси. ( стоит, ждет)
  Любаша (вставая): Ну ладно, веди себя тут хорошо. (обнимает его)
  
  [Дежурная сестра выводит Любашу в подъезд и закрывает за ней дверь, затем ведет Вешнякова в отделение.]
  
  Дежурная сестра ( на пороге): Хорошая у тебя жена, Вешняков. А ты дерешься. ( уходит с ним)
  
  
  Сцена 3-я.
  
  Кабинет врачей.
  В нем четыре письменных стола. За столами, каждый за своим, сидят Блохин, Миронова, Соломин и Крупов.
  
  Крупов: По-моему, вы здесь ошибаетесь, Аркадий Иванович. Гитлер ведь был совсем не похож на того вождя, которого воспевало его учение. Ноги слабые, грудь впалая, во всем облике явные признаки вырождения. И был он ведь из тех мест Германии, где наиболее часты были родственные браки. Вот он и кричал о чистоте крови. Это глупая выдумка, будто Гитлер был великий человек.
  Соломин: Тем не менее эта выдумка держится.
  Миронова: Среди дураков и держится. Дураков еще очень много. Люди недалеко еще ушли от обезьян. В одной книге прочла - проводили эксперимент в стаде обезьян: одному самцу, дураку среди обезьян, дали пустую канистру из-под бензина и палку. Он стал стучать палкой по этой канистре и запугал всех самцов. Они сбросили старого вожака стада, а этого дурака с канистрой посадили вместо него вожаком. Но как только проводившие эксперимент отняли у него эту канистру, другие обезьяны тут же сбросили его, а старого вожака восстановили в его правах.
  Блохин: Гм! Это интересно.
  Миронова: И еще прочла, кажется, в той же книге, про другой эксперимент: у самца отняли его статус, отняли его самку; вместо него к этой самке подсадили другого самца, тоже дурака среди обезьян; и что же? У первого самца сразу же возникли все признаки неврозов со всеми сопутствующими неврозам изменениями в сосудистой системе и прочем, хотя кормить его стали даже лучше, чем прежде; изменился только его статус. И вывод, делаемый автором книги: а что же тогда говорить о нас, людях, если даже у обезьян голод правит не всем?..
  Крупов: Когда в лагере Спартака стали возникать раздоры между вождями, Спартак рассказал им следующую притчу. На одной горе жило стадо обезьян. И вот как-то раз вожак этого стада посмотрел с горы вниз и увидел, как по дорожке идет красивая девушка и ведет за собой на веревке барана, и этот баран боднул ее несколько раз сзади. Вожак тут же собрал все свое стадо и объявил ему, что надо с этой горы уходить. Тут сразу же появились ораторы из молодых самцов, которые выступили против вожака.
  Миронова: Плюрализм мнений возник.
  Крупов: Да. Одному из этих самцов удалось отколоть от вожака почти половину стада. Старый вожак опечалился этому, но все же с другой половиной стада снялся с того места и ушел далеко в лес. На другой день опять внизу шла та же девушка и вела за собой того же барана. На этот раз баран не только боднул ее, но и прижал к воротам одного дома. Там внизу было селение. Девушка стала звать на помощь. Было уже темно, сбежались люди с факелами и стали бить ими барана. Шерсть на баране загорелась, он взбесился и побежал. Прибежал на царскую слоновню, слоновня загорелась тоже. Пожар удалось потушить, но слоны получили сильные ожоги. Царь собрал всех своих мудрецов, чтобы они придумали, как спасти его любимых слонов. Думали целых три дня, наконец один величайший мудрец произнес: "Государь! Надо смазывать кожу слонов обезьяньим жиром". Полезли на гору ловить и убивать обезьян. Тут только обезьяны пожалели, что не послушали совета своего старого вожака.
  Соломин: Неужели это Спартак рассказывал такую притчу?
  Крупов: Нет. Это я в одной книге о Спартаке прочел, а художественная правда иной раз бывает ценнее исторической.
  Миронова: Да, сейчас много кругом знатоков. Вон этот клуб "Что? Где? Когда?" - все знают. Но попробуй поставь их управлять страной, так они ее в такой тупик заведут, что никакой Спартак или Моисей ее уже оттуда не выведет. А ты посади вот эту вот обезьяну на место Михаила Сергеевича, так она не только государство из кризиса выведет, но и до коммунизма нас всех доведет; и не надо никаких библий.
  Блохин: Ересь, ересь, Елизавета Васильевна. С коммунизмом кончено. КПСС уже все - сошла со сцены.
  Крупов: Вы не смотрели этот фильм о Вавилове? Полгода назад был, что ли. Лысенко и Сталина совсем дураками там сделали. Да и взгляды самого Вавилова исказили - в сторону преувеличения роли гена. А между Мичуриным и Вавиловым по сути особых расхождений не было. Оба одно дело делали - материал для скрещивания берется со всех концов земного шара. В этом положении содержится как признание роли гена, так и признание роли среды.
  Блохин: Так где здесь роль среды?
  Крупов: "Материал для скрещивания" - первая часть положения; в нем признается роль генов. "Со всех концов земного шара" - вторая часть; в нем утверждается роль среды.
  Блохин: Позвольте, позвольте! Так берутся разные сорта и все.
  Миронова: Ах, боже мой, Анатолий Александрович! Среда в разных концах земного шара неодинакова.
  Крупов: Я и говорю - люди не замечают признания и того и другого в одном положении и начинают противопоставлять Мичурина Вавилову, в том числе и приверженцы двух этих школ. А расхождения между самими Мичуриным и Вавиловым не такие уж и значительные. Я имею в виду не их мировоззрение, не политические симпатии, а их взгляды в области генетики и селекции.
  Соломин: В "Собачьем сердце" у Михаила Булгакова ...
  Дежурная сестра (заглядывая в кабинет): Анатолий Александрович, тут вот пришли, спрашивают ...
  Блохин: Что такое? Кто там? (выходит, слышен его голос) Кто позволил? Уберите камеру! Вон! Обнаглели! Вон, я сказал! (слышен стук двери, возвращается в кабинет) Сидите, Аркадий Иваныч, я их выгнал.
  Миронова: А кто это был?
  Блохин: Да эти ... взглядовцы ... Обнаглели! Только появился - они уже снимают. Разве так можно! Не спросясь ничего!
  Миронова: Успокойтесь, Анатолий Александрович!
  Блохин: Обнаглели! Не спросясь, снимают! (телефонный звонок, Блохин берет трубку) Да!.. Понял ... Хорошо ... ( ко всем) Главврач к нам идет. Где дежурная сестра? (выходит)
  Миронова (вставая): Что ему надо?
  Соломин: Кто его знает. (перебирает бумаги на столе).
  Крупов: Проверку, вероятно, устроит какую-нибудь. А может быть, из-за взглядовцев.
  
  [Входит Антонов, за ним Блохин.]
  
  Антонов: Здравствуйте!
  Соломин: Здравствуйте, Павел Сергеевич.
  Антонов ( садясь): Ну что тут у Вас? Народу много в отделении? Не тесно?
  Блохин: Да тесновато, Павел Сергеевич. У нас ведь отделение маленькое, а больных уже под сорок будет. А тут и с отоплением неважно, на улице уже осень.
  Антонов: Ну, давайте устроим небольшой смотр вашим больным. Где список?.. Иванченко ... Это что за больной?
  Миронова: Алкоголизм.
  Антонов: Давно он у вас?
  Миронова: Полтора месяца.
  Антонов: Ну пусть еще полечится ... Марченко ... Этот сколько?
  Соломин: Два месяца.
  Антонов: Вы его лечащий врач?
  Соломин: Да.
  Антонов: Давайте его сюда.
  Блохин (выглядывая в дверь): Давай, Татьяна, Марченко веди сюда.
  Антонов: Что этот Марченко? Что у него? Где его история болезни? (Входит Марченко) Вы Марченко ?
  Марченко:Да.
  Антонов: Садитесь. (читая историю болезни) Ну что тут у вас? Беспокоят вас еще ваши навязчивые страхи и бредовые мысли?
  Марченко: Нет.
  Антонов: А что это вы начеркали на этом листке?
  Марченко: План диалектики.
  Антонов: Зачем он вам?
  Марченко: Хотел написать книгу.
  Антонов: Вы что - учились этому где-нибудь?
  Марченко: Нет.
  Антонов: А это что такое? (читает) "Вечная жизнь равно диалектика". Это что за чушь?
  Марченко: Это слова Ленина.
  Антонов: Ну и кто оказался прав - Ленин или Плеханов?.. Ну, что вы молчите? Кто из них прав. Не знаете?
  Марченко: Не знаю.
  Антонов: Это хорошо, что вы хоть этого не знаете. А я уж было думал, что вы, нигде не учившись, уже все знаете ... Ну, как будем вести себя, Марченко?
  Марченко: На работу пойду.
  Антонов: Ну, что мы с ним будем делать?.. Ладно, Марченко, идите. За вами будет вести наблюдение участковый психиатр; по нашему вызову вы должны будете являться к нам на осмотр, иначе снова сюда попадете. Поняли?
  Марченко: Понял. (уходит)
  Антонов (смотрит в список): А это кто такой - Капустин?
  Соломин: Это тоже мой больной. Он сначала был у Анатолия Александровича, а затем, когда Анатолий Александрович ушел в отпуск, его мне передали, и он так у меня и остался.
  Антонов: Давно он здесь?
  Соломин: Скоро уже три месяца будет.
  Антонов: Давайте его сюда.
  Блохин (в дверь): Капустина приведите.
  Антонов: Что этот Капустин натворил?
  Соломин: Повздорил там с кем-то в редакции журнала; они и вызвали психиатричку.
  Антонов: Тоже писатель? У вас одни писатели собрались, как погляжу. Не слишком ли много на одно отделение, да к тому же еще и небольшое?
  
  [Входит Капустин.]
  
  Капустин: Здравствуйте.
  Антонов: Добрый день. Присаживайтесь ... Ну, как вы себя у нас чувствуете? Не беспокоят больше мысли о преследовании вас кем-то и о зажиме вам рта?
  Капустин: Не беспокоят.
  Антонов: А это что вы тут написали? (читает) "Воланд подошел к Горбачеву, взял его руку и, поцеловав ее, произнес: "Слушаюсь, мессир!" Затем он исчез". Кто такой этот Воланд?.. Ну, что молчите?
  Капустин: Сатана ... Имя сатаны.
  Антонов: Почему именно Воланд, а не другое имя? У него, кажется, было много имен: Вельзевул, Люцифер, Мефистофель? Почему именно - Воланд?
  Капустин: У Михаила Булгакова - Воланд. Ну и у меня пусть будет Воланд.
  Антонов: Значит у вас сатана на побегушках у Горбачева? А Горбачев - это Фауст?
  Капустин: Нет, не Фауст.
  Антонов: Ну как нет! А кто же тогда? Мастер?
  Блохин: Мастер - это он сам: его жену зовут Маргарита.
  Антонов: Вашу жену зовут Маргарита?
  Капустин: Да.
  Антонов: Подумать только - у такого молодого мастера Капустина жену зовут Маргарита! Так почему Горбачев не Фауст? Кто он, если не Фауст и не мастер?
  Капустин: Другая ипостась сатаны.
  Антонов: Что?
  Капустин: Другая ипостась сатаны.
  Антонов: А Воланд?
  Капустин: Это тоже сатана, но идеальный. А Горбачев - это его материальное воплощение.
  Антонов: Чушь какая-то!.. Ну и как вы думаете, это правда - то, что вы здесь написали?.. А?.. Ладно, Капустин, идите. Мы вас выписываем. Будете приходить по вызову, не то снова к нам попадете.
  Капустин: До свидания. (уходит)
  Антонов: Чего вы его так долго держали? Чего не представляли на комиссию?
  Соломин: Так ведь пишет и болтает невесть что, Павел Сергеевич!
  Антонов: Да бросьте! Таких писателей хоть пруд пруди, на каждом углу, на каждой стене.
  Миронова: Аркадий Иванович - тоже почитатель Булгакова.
  Антонов: Савицкий.
  Миронова: Это наркоман. Мой больной.
  Антонов: Карпенко.
  Миронова: Тоже наркоман.
  Антонов: Наркоманов много у вас?
  Блохин: Треть отделения будет.
  Антонов: Ну, это пусть замы мои смотрят. Писатели еще есть?
  Блохин: Вешняков.
  Антонов: Пригласите сюда этого Вешнякова, посмотрим на него.
  Блохин (в дверь): Татьяна, Вешнякова приведи.
  Антонов: Вы его лечите, Анатолий Александрович?
  Блохин: Да.
  Антонов: Что это за Вешняков?
  Блохин: Попал к нам за уличную драку, милиция привезла.
  Антонов: Так он еще и дерется? От полей бумажных к полям бранным?
  Дежурная сестра (заглядывая): Сейчас он придет, Анатолий Александрович, он еще моется.
  Блохин: Да, сегодня ведь у нас банный день.
  Антонов: Сильно холодно у вас?
  Блохин: С отоплением плоховато. Слесаря были на прошлой неделе, возились, возились, пока не сделали.
  Антонов: На днях все будет нормально. Я уже звонил.
  
  [Входит Вешняков.]
  
  Блохин: Проходите, Вешняков, садитесь.
  
  [Вешняков садится у стола, за которым сидит Антонов, тот просматривает его историю болезни.]
  
  Антонов (оторвавшись от чтения): Ну что, больной Вешняков, устраиваете драки на улицах?
  Вешняков: Я не устраиваю.
  Антонов: Что же тогда вас милиция к нам везет?... А?.. Что молчите?..
  
  [ Звонит телефон. ]
  
  Блохин (снимая трубку): Слушаю ... Павел Сергеевич, вас.
  Антонов (беря трубку): Да!.. Хорошо. Уже иду ... Ну что же,(вставая) Анатолий Александрович, мне сейчас нужно к себе вернуться. Этого больного ко мне приведите, я с ним у себя поговорю... ( Вешнякова уводят.) Да, вот еще что, там на улице меня встретили журналисты из "Взгляда". Стоят они еще? (выглядывает в окно) Стоят. Вы их пустите в отделение, пусть походят, поснимают. (выходя вместе с Блохиным из кабинета, негромко) Пусть смотрят, расспрашивают. Предоставьте им полную свободу действий и выбора. Хоть на полдня, чтобы явили обществу развитие гласности, так сказать.
  
  [ Антонов и Блохин выходят из кабинета врачей.]
  
  Крупов: Моими сексуально озабоченными даже и не поинтересовался.
  Миронова: Это он из-за Вешнякова приходил.
  Крупов: А Вешняков этот - неплохой парень. Вчера сестры говорили мне: спокойный, никого не трогает, больных не бьет.
  
  
  Сцена 4-я.
  
  Кабинет главврача. В нем сидят Хоботов, Антонов и профессор Кравцов.
  
  Хоботов: Каково ваше мнение об этой вещи?
  Кравцов: Написано превосходно! Массовые сцены лучше, чем у Шолохова. Одна сцена, судя по всему, написана сразу после события, написана сплеча, несколько перечеркиваний всего. Причем сцена массовая: толпы людей, танки. Язык великолепен. Могу сказать с уверенностью, что это истинный шедевр. Мне бы очень хотелось увидеть автора этой вещи. Кто он?
  Антонов: Ну, скажем, молодой человек лет тридцати.
  Хоботов: Нам захотелось узнать о ней мнение специалиста. Неужели и впрямь - такое сокровище?
  Кравцов: То, что я успел прочесть, иначе не назовешь. Я был бы очень вам благодарен, если бы вы позволили мне взять ее домой и ...
  Хоботов: Это исключено.
  Кравцов: Можно хотя бы узнать имя автора?
  Антонов: Раз произведение столь хорошо, имя узнается со временем всеми.
  Кравцов: У вас одни загадки. Имени автора нет, самого автора - тоже нет.
  Хоботов: Мы вас больше не задерживаем, профессор.
  Кравцов (вставая): Ну что же, спасибо хоть и на этом. Был бы признателен, если бы вы пригласили меня когда-нибудь еще для того, чтобы сказать свое мнение о произведении, подобном этому. Уверяю вас - автор не просто талант, а нечто большее. Я бы назвал его социалистическим Шекспиром или Толстым. До свидания.
  Антонов: До свидания.
  Хоботов: Всего доброго, профессор.
  
  [ Кравцов выходит из кабинета.]
  
  Антонов: Да, расхвалил. Этим господам критикам и литературоведам свойственно преувеличивать по обыкновению. Либо расхвалят до небес, либо разругают так, что ...
  Хоботов: Ну что, Павел Сергеевич, пригласите сюда этого социалистического Шекспира. Посмотрим, что это за птица.
  Антонов: Сейчас его приведут. (выходит)
  
  [ Хоботов сидит один за столом, погруженный в чтение рукописи. Вскоре входит Антонов и за ним Вешняков. Он в больничной пижаме, которая ему больше по размеру, чем следует; рукава скрывают руки полностью.]
  
  Антонов: Проходите, Вешняков, присаживайтесь к столу.
  
  [ Хоботов, оторвавшись от чтения, меняет позу и разглядывает сквозь очки Вешнякова, изучает его уже до того, как он садится на стул, стоящий с другой стороны стола.]
  
  Хоботов: Что вы так смотрите на эти бумаги? Узнаете их?
  Вешняков. Узнаю.
  Хоботов: Вы думали, что они потерялись в драке, которую вы затеяли на улице?.. Я вот тут немного почитал их и вижу, что вы клевещете на власти.
  Вешняков: Почему клевещу?
  Хоботов: Вот эти, например, слова - почему их у вас произносит Бакатин? Почему не кто-то другой? Почему именно Бакатин?
  Вешняков: Мой роман - это не платоновский диалог, где любую мысль с равным правом может высказать каждый из участников беседы. Я рисую действительную жизнь, а не путь, каким спорящие приходят к согласию.
  Хоботов: Считаете, что согласие невозможно?
  Вешняков: В жизни противоречия разрешаются не путем словесных диспутов.
  Хоботов: Вот вы пишете здесь, что Руцкой выступал у Белого Дома, а Руцкого вообще не было в этот день в Москве. По-вашему, это похоже на жизнь?
  Вешняков: Мне так было нужно.
  Хоботов: Зачем это было вам нужно?
  Вешняков: Чтобы был стержень, фабула.
  Хоботов: Что это за фабула такая?
  Вешняков: Фабула - это изображение ряда событий в их последовательной связи, отражающее типичные процессы, происходящие в обществе. Если господствует одна общественная тенденция, то плохие люди будут вытеснять из жизни хороших; если другая - то наоборот.
  Хоботов: Кто же у вас здесь кого вытесняет?
  Вешняков: У меня не одна фабула. Есть и такая, где хорошие берут верх над плохими.
  Хоботов: Считаете, что это уже стало типичным для нашего общества?.. Что вы молчите?.. Куда вы несли эту рукопись?.. Вот мы выяснили, что вы клевещете - Руцкого там не было.
  Вешняков: Художественная правда бывает иногда вернее исторической.
  Хоботов: А вы знаете, каким словом англичане обозначают эту художественную правду?.. Фикция ... То есть - вымысел, неправда. Посмотрите в словаре!
  Антонов: Кроме беллетристики есть ведь еще литература факта, Вешняков.
  Вешняков: В моей беллетристике фактов больше, чем во всех ваших газетах.
  Хоботов: А мы уж хотели было выписать вас, полагали, что вы одумались за то время, которое здесь находитесь. Сколько он уже здесь?
  Антонов: Почти месяц.
  Хоботов: Ну что же, идите к себе в отделение. Попринимайте еще таблеточки галоперидола. Павел Сергеевич, вы увеличьте ему дозу таблеточек, а то ведь у него галлюцинации - пишет того, чего не было. Руцкой в это время в Крыму был, и это факт. Телевизор смотрите?
  Вешняков: Телевизор тоже может фикцию преподносить, даже и не художественную.
  Хоботов: Разговор окончен.
  Вешняков (вставая): Я представляю, что вы делаете с теми, кто выкладывает вам литературу факта.
  Антонов: Идите, Вешняков. (выводя Вешнякова и выглядывая за дверь) Войдите сюда на минуту. (Входит санитар) Пока не отводите его в отделение. Пусть еще раз сдаст анализы или пройдет флюорографию.
  Санитар: Хорошо. ( выходит).
  Антонов (возвращаясь к столу): У нас там сейчас в отделении журналисты из "Взгляда", я не хочу, чтобы они его видели.
  Хоботов: Думаете, они его по телевизору покажут?
  Антонов: Показывать его они и сами не станут. Просто - не нужно, чтобы какие-то материалы были еще у кого-то.
  Хоботов: Разумно.
  Антонов: Может, его перевести куда? В более надежное место?
  Хоботов: Не нужно. Обработайте его да и выпишите. (указывая на рукопись и всовывая ее в коричневый саквояж) Это я с собой заберу.
  
  
  Сцена 5-я.
  
  Декорации 1-й сцены.
  
  Медсестра (идя по коридору): Все помылись? (заглядывает в 3-ю палату) Вы помылись?.. Хорошо ... Кто еще не мылся? Пара чистого белья осталась.
  Больной: Ваня еще не мылся.
  Медсестра: Пошли его поднимать.(уходит в 5-ю палату)
  
  [Открывается дверь из коридора, где находится кабинет врачей, и входят Соломин, за ним Листьев, Мукусев и оператор с видеокамерой.]
  
  Соломин: Ну, давайте начнем с 1-й палаты.
  
  [ Входят в 1-ю палату. Возле нее начинают толпиться больные, наблюдают за тем, что происходит в палате. Игроки в домино по-прежнему сидят за столом в центре коридора и заняты своей игрой. Вскоре из палаты выходят Соломин и взглядовцы.]
  
  Листьев: Какая маленькая голова у этого больного! Я никогда еще не видел человека с такой маленькой головой.
  Мукусев: Микроцефал просто.
  Листьев (одному из больных): А вы как попали сюда? Чем вы болеете?
  Больной: Голоса.
  Листьев: Тоже голоса слышите?
  Больной: Да.
  Листьев: Давно вы их слышите?
  Больной: Да.
  Листьев: А что именно вы слышите? Голоса бывают разные. Есть "Голос Америки", есть "Свобода", есть "Радио Ватикана". Вы не за эти голоса сюда попали?
  Больной: Нет.
  Листьев: Так это просто слуховые галлюцинации у вас?
  Больной: Да.
  Листьев: Часто они у вас бывают?
  Больной: Часто.
  Листьев: Откуда вас сюда привезли? Из дому?
  Больной: Нет, из армии.
  Листьев: Из армии? Это интересно! Не хотите служить в армии?
  Больной: Хочу.
  Мукусев: А почему не служишь тогда?
  Листьев: Да. Почему не служите, если хотите?
  Больной: Потому что голоса слышу.
  Листьев: Голоса слышите, а команду командира не слышите?
  Больной: Да.
  Листьев: Понятно ... (Василькову) А вы?.. Что это он побежал от меня?
  Соломин: Испугался, застеснялся, наверное.
  Листьев: Понятно ... Ну, давайте во вторую палату зайдем .
  Соломин: Пожалуйста.
  
  [ Уходят во 2-ю палату. Через некоторое время выходят из нее.]
  
  Листьев: Ну, вот этот больной, с которым мы только что разговаривали, по-моему, совершенно здоров. Только разве плагиат сделал у Булгакова.
  Мукусев: И направил его против Горбачева.
  Листьев: Да, вместо того, чтобы направить его против Сталина, направил его против Михаила Сергеевича Горбачева ... А это что за больные? (идет к игрокам в домино) А вы по какой причине сюда попали?
  1-й игрок в домино: Ты поставил сюда сопливый камень?
  2-й игрок в домино: Ты сам поставил этот камень. Посчитай ходы!
  Листьев: Товарищи, можно отвлечь вас на минутку от игры?
  1-й игрок: Это вот кто поставил!
  3-й игрок: Нет, не я! У меня нет привычек вешать сопли.
  Листьев: Минутку внимания!
  1-й игрок: У меня тоже нет такой привычки. Кто же поставил сюда этот камень? Давай считать!
  2-й игрок: Давай посчитаем.
  Листьев ( Соломину): Скажите им - пусть отвлекутся на минутку от игры.
  Соломин: А что я? Я получил указание предоставить вам полную свободу действий, самому не вмешиваться. Спрашивайте. К тому же это не мои больные. Их лечит, кажется, Миронова.
  Листьев: Товарищи! Отвлекитесь на минутку от игры, пожалуйста.
  1-й игрок: У меня этого камня вообще на руках не было. Ты зашел с один-один, я поставил один-четыре.
  2-й игрок: Ну.
  1-й игрок: Гну! Ты считаешь?
  2-й игрок: А что же я, по-твоему, делаю?
  Листьев (кладя руку на плечо 1-му игроку): Товарищ, можно отвлечь вас на минутку от игры?
  1-й игрок: Он сходил четыре-два. Так?
  3-й игрок: Так.
  Листьев: Ну что будем делать?
  Мукусев: Давай зайдем в третью палату, пока они разберутся с этим камнем.
  
  [ Соломин, Листьев, Мукусев и оператор уходят в 3-ю палату. Некоторые из больных толпятся у ее дверей и заглядывают туда. Игроки в домино продолжают игру. Вскоре Соломин и взглядовцы выходят из палаты. ]
  
  Соломин: Он считает, что у него расстройство пищеварения из-за подарков, которые приносит им теща. Сам нервничает, жена тоже, а теща смеется.
  Мукусев: Меня больше другой удивил - подраться с соседом по даче из-за того, что тот стал выращивать поросенка.
  Соломин: Но ведь все это антисанитарно как-то. Кругом дети, дачные участки всего в четыре сотки. Теперь правительство разрешает все, а пару лет назад милиция привезла бы сюда другого - его соседа.
  Мукусев: Голод не тетка.
  Листьев: Да, точнее - голод не теща!
  [ Смеются .]
  Соломин: Это Блохина больной, я бы не стал его держать.
  Листьев: Блохин - это заведующий отделением?
  Соломин: Да.
  Листьев: Тоже со странностями человек - вытолкал нас, едва заметил видеокамеру. Теперь в следующую пойдем?
  Мукусев: Может, сразу в пятую?
  
  [ Уходят в 5-ю палату; вскоре выходят.]
  
  Листьев: Ну, вот этот Ваня - сразу видно, что болен. Как я посмотрю, у вас тут лежат больные с разными диагнозами. А эти трое, играющих в домино, - какой у них диагноз?
  Соломин: Я точно не знаю. Это Мироновой больные. Алкоголизм, вероятно.
  Листьев ( плачущему больному): А вы чем больны?
  Плачущий больной: Упал.
  Листьев: Упали? Куда?
  Плачущий больной: На землю.
  Листьев: Упали и ударились?
  Плачущий больной: Да.
  Листьев: Головой?
  Плачущий больной: Да.
  Соломин: Его никто не забирает отсюда, вот он и находится здесь. Но вообще в нашем отделении мало больных, которые находятся здесь давно; это в других отделениях, где по сто и более человек.
  Листьев: Понятно.
  Плачущий больной: Меня здесь бьют.
  Листьев: Да? А кто бьет?
  Плачущий больной: Все.
  Листьев: Неужели все? А может, кто-то и не бьет? А? Кто вас не бьет?
  Плачущий больной: Вешняков.
  Листьев: А кто такой этот Вешняков? Тоже упал и ударился?
  Плачущий больной: Нет.
  Листьев: А что он сделал?
  Плачущий больной: Письмо написал.
  Листьев: Куда?
  Плачущий больной: Домой.
  Листьев: К кому домой? К себе?
  Плачущий больной: Нет.
  Листьев: К вам?
  Плачущий больной: Да.
  Листьев: Вы попросили его написать письмо к вам домой, чтобы приехали и вас забрали отсюда?
  Плачущий больной: Да.
  Листьев: А кто еще писал для вас письмо?
  Плачущий больной: Никто.
  Листьев ( Соломину): А как нам найти этого Вешнякова?
  Плачущий больной: Выпишут меня? Выпишут?
  Соломин: Его сейчас нет в отделении, готовится к выписке.
  Листьев: Понятно. ( Василькову) А вы почему испугались меня ?
  Васильков: Я не испугался.
  Листьев: А чего побежали тогда? ( Соломину) Это ведь он убегал от меня?
  Соломин: Он.
  Мукусев: Чем ты болеешь?
  Листьев: Что у вас? Что вас беспокоит?.. Чего он молчит?
  Соломин: У него навязчивые страхи, мания преследования.
  Листьев: Кто вас преследует?
  Васильков: КГБ.
  Листьев: О, это интересно! За что же вас преследует КГБ? Что вы совершили?
  Васильков: Я для них очень опасен. Я много знаю.
  Соломин: Ничем он не опасен, просто заболел. Он и больных за агентов КГБ принимает. Все ему кажется, что его преследуют, даже здесь.
  Листьев: А меня вы испугались - тоже за агента КГБ приняли?
  Васильков: Да.
  Листьев: Разве я похож на агента КГБ?
  Васильков: Да.
  Листьев: Понятно ... Ну, пойдемте еще с теми тремя поговорим. Они, видимо, уже разобрались со своим камнем? (идет к игрокам в домино) Ну, товарищи, теперь вы уделите нам одну минуту для разговора?
  2-й игрок: Это ты сам и влепил сюда соплю!
  1-й игрок: Ты опупел, что ли? Я не делаю таких ходов.
  Листьев: Опять они об этом сопливом камне.
  Мукусев: Пойдем.
  Листьев: Подождем, пока они разберутся.
  Мукусев: Они никогда не разберутся. Пошли.
  [ Мукусев, Соломин и оператор уходят.]
  
  2-й игрок: Давай считать!
  1-й игрок: Считай!
  Плачущий больной: Выпишут меня?
  Листьев: Выпишут.
  Плачущий больной: Когда?
  Листьев: Выпишут.
  Плачущий больной: Скоро?
  Листьев: Достал!.. Скоро!
  
  [ Листьев уходит. За ним медленно плетется плачущий больной. ]
  
  1-й игрок: Ну что, ушли они?
  3-й игрок: Ушли.
  1-й игрок: Они скоро штаны попросят снять ради их гласности.( мешает домино).
  2-й игрок: Тоже закрученные - взглядовцы эти.
  1-й игрок: Продолжим. Запись есть ... С чего зайти?.. А я вот с этого камешка и зайду. Камень, который отвергли строители пусть ляжет во главу угла.( стучит им по столу, насвистывает что-то)
  2-й игрок: Я пошел. Твой ход, Коля.
  Медсестра по столовой (входя в коридор): За обедом!.. За обедом!.. Куприянов, пошли за обедом!
  Куприянов: Что?
  Медсестра по столовой: Поможешь обед принести. Куда убегаешь?.. Савицкий, помоги обед принести!.. Тоже не хочет. Бездельники!.. (подходя к игрокам в домино) Мальчики, опять я к вам. Помогите обед принести. Одни вы у меня послушные. Самые лучшие здесь, тех не дозовешься.
  1-й игрок: Обед так обед.
  [ Все трое встают. ]
  Медсестра по столовой: Что это вы тут отчудили?
  1-й игрок: А что?
  Медсестра по столовой: Да там Соломин что-то о вас рассказывает.
  1-й игрок: Ничего не отчудили.
  [ Все четверо уходят.]
  
  Савицкий: Васильков!.. Васильков!
  Васильков: Что?
  Савицкий: Ко мне!
  Васильков: Есть! (марширует к Савицкому) Слушаю вас, товарищ майор!
  Савицкий: Идите к полковнику КГБ Карпенко и доложите, что лейтенант Васильков прибыл в его распоряжение.
  Васильков: Так вы принимаете меня в свою организацию?
  Савицкий: Принимаем.
  Васильков: Ура!
  Савицкий: Тихо! Сорвете наши планы!
  Васильков: Понял.
  Савицкий: Идите!
  Васильков: Есть! ( поворачивается по-военному и идет к Карпенко)
  Куприянов: Ну дурак! (смеется и крутит пальцем у виска)
  Васильков (подходя к Карпенко) Товарищ полковник! Лейтенант Васильков прибыл в ваше распоряжение.
  Карпенко: Что?
  Васильков: Жду ваших приказаний, товарищ полковник.
  Карпенко: Зачем ты мне нужен, козел?
  Васильков: Вы мне не доверяете? Я могу быть полезен.
  Карпенко: Иди назад к тому, кто тебя послал, понял?
  Васильков: Понял.
  Карпенко: Стой!
  Васильков: Слушаю, товарищ полковник.
  Карпенко: Вечером колес мне дашь, понял?
  Васильков: Есть!
  Карпенко: Свободен.
  Васильков: Слушаюсь! (идет к Савицкому) Товарищ майор! Полковник Карпенко приказал мне отдать ему вечером таблетки и отослал назад к вам.
  Савицкий: Мне тоже колес дашь.
  Васильков: Слушаюсь!
  Савицкий: А сейчас вам поручается ответственнейшее задание. Вы должны следить за капитаном Куприяновым. Видите - как он косо на нас смотрит и прислушивается? Есть подозрение, что это не наш человек, а шпион, который втерся в нашу организацию. Вам ясно?
  Васильков: Так точно, товарищ майор!
  Савицкий: Выполняйте.
  Васильков: Есть! ( отходит от Савицкого)
  Куприянов (смеется): Ну дурак! ( крутит пальцем у виска )
  Медсестра по столовой (входит и идет по коридору): Что, Куприянов, опять над Васильковым смеешься?.. Обед!.. Обед!..
  
  [ За ней трое игроков домино несут бачки с обедом, идут в столовую.]
  
  Куприянов ( Василькову): Что ты за мной по пятам ходишь, дурак?
  Медсестра по столовой: Васильков, бросай наблюдение за Куприяновым, я его снимаю. Идем, поможешь обед раздать.
  
  [ Больные выходят из своих палат, идут в столовую. Дверь в коридор открывается, и санитар вводит Вешнякова.]
  
  Санитар: Иди, Вешняков, на обед.
  
  
  Сцена 6-я.
  
  5-я палата. В ней пять кроватей. На одной из них в пижаме лежит Вешняков, на другой, стоящей рядом, - Капустин.
  
  
  Капустин: Насчет Булгакова я с тобой несогласен. У каждого свой метод. Горький тоже до конца дней не был свободен от того, что ты называешь богостроительством. Его Клим Самгин - это тот же черт, только нарисованный реалистическим методом.
  Вешняков: "Жизнь Клима Самгина" - правдивое произведение, а если Самгин кому-то показался чертом, то это не вина Горького, а вина тех, кто послужил прототипом для его романа. А у Булгакова и сатана добрый, и Нерон добрый, и центурион Крысобой добрый. А если разобраться, то это не доброта, а ницшеанство. Для кого нет злых, для того нет и добрых. У меня есть знакомый, который увлекается философией Ницше. Как-то встретил его с томом Ницше на пляже. Он принялся мне читать афоризмы оттуда, пьянея от одних только звуков. Я остановил его в одном месте и попросил повторить. Он прочел мне следующее: "Мое основное положение состоит в том, что нет морально высшего, а есть только моральная интерпретация ...". Тогда я спросил его, отражают ли категории добра и зла, глупого и благоразумного нечто объективное в поведении людей? Он ответил: отражают. Тогда я снова спросил его: а ты во всем согласен с философией Ницше? Он ответил: абсолютно во всем. Выходит, что человек полтора года увлекался философией Ницше, не зная основного положения этой философии. Глупо это или умно? И не глупо, и не умно - если следовать философии Ницше. Это, видите ли, я только интерпретирую его здесь глупым ... И почему я должен считать злых добрыми, тогда как они сами знают себя за злых! Они только топят это сознание.
  Капустин: А Иисус, когда его распинали, говорил: господи, прости им, ибо не ведают, что творят.
  Вешняков: Не ведают?.. Ведают!
  Капустин: Если категории добра и зла отражают нечто объективное, тогда и понятия бога и черта тоже отражают нечто объективное.
  Вешняков: Этика - это наука, а богословие - нет. Бог и черт - это понятия, которые в логике именуются нулевыми классами.
  Капустин: А библия?
  Вешняков: Библия - не нулевой класс, конечно. Это собрание летописей, легенд, мифов. Но это ведь далеко не все из написанного в ту эпоху. В 1947 году были найдены рукописи на побережье Мертвого моря ...
  Капустин: Рукописи не горят.
  Вешняков: Почему не горят?
  Капустин: Так говорит Воланд у Булгакова.
  Вешняков: Глупости это.
  Капустин: Ты просто не понял роман Булгакова.
  Вешняков: Есть вещи, которые нельзя понять из них самих, у них нет внутренней логики. Ты можешь понять, что говорит Ваня из 5-й палаты?
  Капустин: Нет.
  Вешняков: Понять его слова - значит определить их как бред. У Вани несистематизированный бред; многие книги представляют собой систематизированный бред.
  Капустин: Тогда можно сказать, что и всякое произведение искусства представляет собой систематизированный бред.
  Вешняков: Нет, этого сказать нельзя. Фейербах говорил, что искусство не требует признания его фантазий за действительность, как то делает религия. Вложи в свое произведение это требование - и ты убьешь его как произведение искусства, родишь религию.
  Капустин: А роман Булгакова разве требует?
  Вешняков: Отчасти. На фоне фантастической Москвы рисуемая им реалистическими красками древняя Иудея начинает казаться правдой. Пусть уберет фантастическую Москву - и тогда посмотрим, что останется от его якобы реалистической Иудеи.
  Капустин: Разве Москва у него фантастическая?
  Вешняков: Конечно. Воланд фантастическим образом извлекает мастера из психбольницы, затем говорит: "Рукописи не горят!" и столь же фантастическим образом возвращает мастеру его рукописи. А Маргарита после всех этих чудес восклицает: "Всесилен, всесилен!" А какие у Воланда силы? Природные, естественные? Нет, чисто фантастические. Пусть Булгаков покажет живого человека, а не символ, не схему, и тогда мы посмотрим, что заставят его сделать не фантастические, а действительные силы - вернуть рукописи или сжечь их? И действительно ли он так всесилен? Роман Булгакова есть реакция на реализм Шолохова, вот действительное понятие этого произведения, а из него самого этот роман понять нельзя.
  Капустин: Ты отрицаешь всякую фантастику. А как же "Вий" Гоголя?
  Вешняков: "Мастера и Маргариту" Булгакова и близко нельзя поставить с гоголевским "Вием" или гетевским "Фаустом" - ни по мысли, ни по народности. Образ Фауста, например, в сознании немца, даже необразованного, средневекового немца - это целый мир представлений, понятий. А что такое Мастер или Воланд в представлении русского?
  Капустин: Пошли в 5-ю палату!
  Вешняков: Зачем?
  Капустин: Поговорим с Ваней.
  Вешняков: Так там не поймешь ничего.
  Капустин: Ты хоть знаешь, какая у Вани фамилия?
  Вешняков: Какая?
  Капустин: Бездомный.
  Вешняков: Ну и что?
  Капустин: В романе Булгакова тоже Иван Бездомный есть.
  Вешняков: Причем здесь роман Булгакова?
  Капустин: Пошли в 5-ю палату!
  Вешняков: Чего идти! Что я - Ваню не видел!
  Капустин (выглядывая в коридор): Эй! Я сегодня выписываюсь. Хотите мою передачу из холодильника забрать?.. Там и банка варенья есть.
  Один из больных: Хочу!
  Капустин: Приведите сюда Ваню Бездомного. Давай!.. Сейчас его приведут.
  Вешняков: И что это даст?
  Капустин: Иван Бездомный - так даже на его истории болезни написано. Медсестра говорила. Его три недели назад в Москве поймали, а он только мычит и сопли пузырями пускает.
  Вешняков: Личность не опознали, вот кто-то из врачей, видимо, такой же любитель Булгакова, как и ты, взял да и дал ему это прозвище.
  
  [ Группа больных с шумом вводит Ваню. Палата наполняется больными. Все чего-то ждут, многие разглядывают Ваню. ]
  
  Капустин. Можете забирать мою передачу. Идите, нам поговорить надо. (выпроваживает больных из палаты; потом поворачивается к Ване) Ну, Ваня, давай, не молчи, скажи что-нибудь.( Ваня бормочет что-то) Ваня, не притворяйся! Я же знаю, что ты притворяешься ... Ваня, давай! ( Ваня снова что-то бормочет) Ваня, не пускай сопли пузырями. Я засек тебя в умывальнике, когда ты у Светланы из кармана ключи вытащил.
  Вешняков: Да ну! Это когда целый день искали их, все матрацы перевернули?
  Капустин: Да. Это Ваня их вытащил. Ваня, поговори с нами, не прикидывайся.
  Вешняков: А ты точно видел, что он ключи вытащил?
  Капустин: Точно ... Ваня, ну!.. Да он придуривается ловко. Если бы я не засек его в умывальнике, я бы до сих пор не догадался.
  Татьяна, дежурная сестра (появляясь в дверях): Где этот Капустин? Давай на выписку, собирай манатки. Что вы тут Ванюшеньку, сопливого моего, трогаете?
  Капустин: Ну ладно, пойду ...
  Вешняков: Ага, давай. (встает)
  Капустин: Счастливо тебе здесь. (жмет Вешнякову руку и уходит вслед за Татьяной)
  Больной (вбегая в палату): А!.. Не бейся! (вскакивает на кровать, становится ногами на подушку) Не бейся! Не бейся!
  Карпенко ( стоя возле него, смеясь, размахивая руками и желая ударить) Ах ты, шакал! (бьет его кулаком в живот и уходит, больной слазит с кровати и уходит следом).
  
  [ Входит Князев.]
  
  Князев: Где тут свободная койка?
  Вешняков: Вот, рядом со мной освободилась. А чего ты здесь? Тебя же выписали месяц назад.
  
  [ Ваня медленно уходит из палаты.]
  
  Князев: Опять залетел.( выкладывает кое-что из вещей и выходит в коридор, поет)
  Порой вечерней, в час ночной
  Тебе известно лишь одной -
  Моя усталая подлодка
  Из глубины идет домой.
  (кричит) Горбачев - сука! Сволочь!
  
  [ В палату входят трое игроков в домино.]
  
  2-й игрок: Кто это на кровати моей топтался? (поправляет постель)
  3-й игрок: Капустина выписали уже?
  Вешняков: Да, уже ушел.
  1-й игрок: Хоть кончатся ваши диспуты, а то уже голова болит от них.
  2-й игрок: Зачем ты споришь с ним? Я же тебе говорил: ты в дурдоме, можешь говорить все, что тебе в голову взбредет, тебе простят.
  3-й игрок: Ты за нас не беспокойся, мы правду знаем. Я двадцать лет на заводе отпахал. Ты лучше с Вани вон пример возьми. Это он только что отсюда вышел?
  Вешняков: Он.
  3-й игрок: Странно, что он забрел сюда. Обычно как ляжет у себя, так и лежит бревном целыми днями.
  1-й игрок: А кто это вместо Капустина уже успел поселиться?
  Вешняков: Князев.
  3-й игрок: Теперь с этим Князевым смотри. Этот похуже Капустина будет.
  1-й игрок: А кто это - Князев?
  3-й игрок: А вот ходит, поет который.
  1-й игрок: Этот?
  3-й игрок: Месяц назад выписали, снова появился.
  1-й игрок: Значит тогда я его не застал.
  Медсестра по столовой (входя): Мальчики, идемте поможете мне принести обед. Никого не дозовешься. Одни вы у меня.
  1-й игрок: Пошли. После обеда успеем еще козла забить.
  Вешняков: Может, и мне вам помочь?
  Медсестра по столовой: Вам из отделения выходить не разрешается ... Идемте, мальчики.
  
  [ Все уходят, кроме Вешнякова. Входит Князев, подходит к тумбочке Вешнякова, берет с нее книгу и вырывает из книги несколько листов.]
  
  Вешняков: Тебе нечего делать, что ли?
  Князев: А что?
  Вешняков: Чего рвешь листы из книги?
  Князев: В туалет надо.
  Вешняков: Дай сюда листы!
  Князев: Да пошел ты!
  Вешняков: Дай сюда!
  Князев: Да на тебе! (бьет Вешнякова кулаком по лицу)
  Вешняков: Ах ты гад!
  1-й санитар (заглядывая в дверь): Эй, ты чего бьешь его? А ну! Ты чего его бьешь?
  2-й санитар (появляясь в дверях): Что тут такое?
  1-й санитар: Да вот - бьет Князева.
  Вешняков: Он мою книгу рвет! (закручивает Князеву руки)
  Князев: Пусти, сука!
  
  [ У двери толпятся больные.]
  
  2-й санитар: Дома книги читай! Чтец нашелся! Сейчас я врачу скажу. Сульфазина получишь. (уходит)
  1-й санитар: Отпусти его!.. Ты тоже, Князев. Иди отсюда! Потом придешь. Покури пока.
  
  [ Князев уходит. Мимо двери по коридору в сестринскую проходит 2-й санитар.]
  
  2-й санитар ( идя по коридору): Сульфазин ему! Блохин сказал, чтобы укол сульфазина ему!
  1-й санитар: Иди в сестринскую. Один укол сульфазина сделают и все.
  Вешняков: Никуда я не пойду.
  1-й санитар: Иди, иди! А то хуже будет. Сульфазин уколют - болеть только будет. А не пойдешь - тебе еще чего-нибудь добавят.
  Вешняков: Чего я пойду! Он первый ударил.
  1-й санитар: Иди, говорю.
  Старшая сестра (входя): Ну что он тут? Дерется?
  2-й санитар (за ней): Вот он! Красавец!
  Вешняков: Ничего я не дерусь.
  Старшая сестра: Ложись, укол сделаю.
  Вешняков: Не лягу я!
  Старшая сестра: Ложись, говорю!
  
  [ 2-й санитар хватает Вешнякова.]
  
  Вешняков: Пусти!
  2-й санитар: Куда ты денешься!
  1-й санитар: Да ложись ты, козел!
  2-й санитар: А ну-ка, помогите его к кровати привязать.
  
  [ Больные целой толпой помогают санитарам скрутить Вешнякова.]
  
  Вешняков: Пусти!
  2-й санитар: Держи его!.. Так ... Крепче вяжи!.. Левую руку привязывай. Так!..
  Вешняков: Ах, гады!
  Старшая сестра: Ну что? Привязали?
  2-й санитар: Сейчас ... Куда он денется!
  
  [ В палате появляется Блохин, за ним Крупов.]
  
  Блохин: Мы ему назначим уколы. И кроме сульфазина еще чего-нибудь добавим.
  Крупов: Может, не надо, Анатолий Александрович? Спокойный же парень.
  Блохин: Да где он спокойный! Вон - рвется ... Делайте укол!.. Вот так! Чтоб другим неповадно было.
  2-й санитар: Вот так, дорогой! Куда ты денешься!
  
  [ Блохин и Крупов уходят.]
  
  
  Старшая сестра (больным): Ну все, расходитесь, пусть спит. (уходит)
  2-й санитар (1-му санитару): Пошли. (оба уходят)
  
  [ Больные, постояв немного, тоже расходятся. В палате только отключившийся Вешняков. Вскоре появляются трое игроков в домино.]
  
  1-й игрок: Вот те на! Не успели сходить за обедом, а тут вон что натворили.
  
  [ Садятся все трое в ряд на одну кровать.]
  
  2-й игрок: С Князевым, говорят, подрался.
  Миронова (входя): Ну что, Якименко, пить не будете больше?
  3-й игрок: Не буду.
  Миронова: На этой неделе выпишем вас. А вы двое еще побудете. Хотя вы все трое ведете себя хорошо, но надо положенный срок полечиться у нас ... Ой как здесь все разворочено! Наведите порядок, ребята. (уходит)
  
  [ Все трое встают и начинают выравнивать кровати.]
  
  1-й игрок: Пошли, потом приберем, а то съедят наш обед. Все равно еще успеют разворотить, раз этот дурак здесь поселился.
  
  [ Все трое уходят в столовую. В палату входит Князев, за ним, остановившись в коридоре у двери наблюдает плачущий больной. ]
  
  Князев (подойдя к кровати, на которой лежит Вешняков, и замахиваясь кулаком): У, Сука! (бьет Вешнякова со всего маху кулаком по лицу и уходит)
  
  [ Вешняков ноль внимания на удар, в полной отключке.]
  
  Старшая сестра (входя в палату): Ну что он тут? Лежит тихо? Не послушал? Теперь будешь уколы получать, а так раз бы уколола и все.
  Плачущий больной: Меня здесь бьют. (плачет) Выпишут меня? Выпишут?
  Старшая сестра: Выпишут. Не надоедай только, и тебя выпишут. И не плачь. Нюни распустил. (уходит)
  
  [ Плачущий больной медленно плетется к кровати Вешнякова, подходит к лежащему Вешнякову, наклоняется над ним и хочет ударить его по лицу, но не может, боится; рука его дрожит, наконец он едва-едва касается кулаком лица Вешнякова.]
  
  Плачущий больной (ударяя, если это можно назвать ударом, Вешнякова по лицу): Сука!
  
  [ Медленно плетется к выходу, волоча по полу тапочки, которые у него большего размера, чем нужно; штаны его пижамы почти съехали с бедер; беззвучно плачет, нос в соплях; уходит. Входят трое игроков в домино, ровняют кровати, затем садятся.]
  
  1-й игрок: Вот так они - не лечат, а калечат.
  3-й игрок: Есть и хорошие врачи.
  1-й игрок: Кто?
  3-й игрок: Крупов, говорят, хороший врач. Психиатрию знает, как бог.
  1-й игрок: Что же он дал колоть, если он хороший врач?
  3-й игрок: А что он сделает? Тут бардак.
  2-й игрок: Теперь всюду бардак, дурдом.
  
  [ Откуда-то слышатся слабые звуки гитары.]
  
  1-й игрок: Что это?
  3-й игрок: Блохин на гитаре играет.
  1-й игрок: Где это он?
  3-й игрок: У кастелянши. Он всегда у нее сидит на другой день после бани. Она белье перебирает, а он - на гитаре дрынкает.
  1-й игрок: Приударивает за ней, что ли?
  2-й игрок: Она баба ничего.
  1-й игрок: Так он еще и на гитаре играет? Всесторонне закрученный человек!
  
  [ Смеются все.]
  
  2-й игрок: Пошли еще козла забьем!
  
  [ Все трое встают и уходят. Входит Князев, подходит к тумбочке Вешнякова, берет с нее книгу. ]
  
  Князев (читает): Лев Толстой, "Воскресение". (вырывает из книги несколько листов и бьет Вешнякова кулаком по лицу) Сука! (уходит, останавливается на пороге палаты) Добрый день, Елизавета Васильевна!
  Миронова (останавливаясь у палаты): Опять ты к нам, Князев?
  Князев: Да, Елизавета Васильевна.
  Миронова: Что ж ты так?
  Князев: Я - Иисус Христос, Елизавета Васильевна.
  Миронова: Вечно ты, Князев, со своими фокусами. (уходит в сестринскую)
  Князев (идя по коридору, поет):
  Порой вечерней, в час ночной
  Тебе известно лишь одной -
  Моя усталая подлодка
  Из глубины идет домой.
  ( кричит) Горбачев - сука, сволочь!
  
  [ В окно двери видно, как по коридору туда-сюда ходят больные.]
  
  Сцена 7-я.
  
  Кабинет врачей. За одним столом сидит Крупов, за другим, ближе к двери сидит Миронова. Напротив Крупова на стуле сидит Любаша и беззвучно плачет. Миронова читает чью-то историю болезни, что-то туда записывает.
  
  Крупов: Ну что же делать, голубушка моя! Надо взять себя в руки.
  Любаша: Отчего он умер?
  Крупов: Это покажет вскрытие.
  Любаша: Как он умер?
  Крупов: Утром сестры разбудили палату, а вскоре заметили, что он мертв. Ночью, видимо, умер.
  Миронова (выглядывая в дверь): Татьяна Борисовна, пригласите сюда Князева.
  Крупов: Ну, милая, не надо плакать. У вас есть от него сынишка. Все же вы не одиноки. Ну вот, еще больше плачете. Что же мне с вами делать?
  
  [ Входит Князев.]
  
  Миронова: Садитесь, Князев. Сегодня приходила ваша жена и она мне все рассказала, как у вас получилось.
  Князев: Она врет.
  Миронова: Откуда вы знаете, что ваш и ее рассказ не совпадают? Я ведь вам еще ничего не успела сказать.
  Князев: Она дура. Незачем было милицию вызывать , я ее не трогал.
  Миронова: Вы сначала выпили хорошо, потом поссорились с женой, потом избили ее, а затем ... изнасиловали ее ... после всего этого.
  Князев: Это неправда! Вранье!
  Миронова: Правда.
  Князев: Она сама купила водку.
  Миронова: Эх, Князев, а еще с высшим образованием, офицером служили!
  Князев: Что мне высшее образование! Я в кооперативе больше, чем где, заработаю!
  Крупов: Ну, голубушка!
  Любаша (вставая и плача): Не могу я! Я пойду.(идет к выходу)
  Крупов (идя за ней): Ну что же теперь делать! (выходит за ней следом)
  Миронова: Как же это, Князев, у вас получилось?.. И сколько раз ваша же собственная жена будет сдавать вас к нам!
  
  [ Входит Крупов.]
  
  Князев: Она дура.
  Миронова: Сколько это можно терпеть!
  Крупов: Терпеть ... Вот что, ну-ка, иди отсюда! Марш в отделение!
  Князев: Что толкаешься!
  Крупов: Марш в отделение, я сказал!
  Миронова: Семен Иванович, успокойтесь!
  Князев: Пусти!
  Крупов: Татьяна Борисовна, отведите его в отделение! (выталкивает Князева).
  Миронова: Успокойтесь, Семен Иванович!
  Крупов: А вы - нашли время звать его сюда!.. Те тоже - пакость совершили, а сами и удрали, оставили ее на Крупова. Пусть на Крупова она смотрит, как на подонка!
  Миронова: Семен Иванович, вот выпейте водички! (суетится вокруг него) ... В конце концов найдет она себе другого мужа.
  Крупов: Да не найдет она уже никого лучше его!
  Миронова: Так уж не найдет! Будто он самый лучший на свете.
  Крупов: Да он-то, может, и не самый лучший, но для нее он был муж - идеальный!.. Я еще кое-что смыслю ... А вы того еще позвали!.. Пойду, пройдусь по парку, не могу я здесь находиться.(уходит)
  Соломин (входя): Ну что тут? Ушла?.. А что это Крупов пошел в парк?
  Миронова: Расстроился и пошел.
  Соломин: Пора на пенсию старику ... Психиатрия - это не для нежных душ.
  Миронова: Ах, Аркадий Иванович, мне иногда кажется, что только нежные души и понимают в ней что-то.
  Блохин (входя): Ну что тут?
  Соломин: Крупов пошел в парк.
  Блохин: Ну, пусть походит. Это тот же ребенок, только шестидесятилетний. Его уже на пенсию пора отправлять.
  Соломин: А кого вместо него сюда?
  Блохин: Да есть один. Молодой, недавно институт закончил. Сын моего знакомого.
  
  [ Входят Старшая сестра и Татьяна.]
  
  Старшая сестра: Анатолий Иванович! Ваня Бездомный сбежал!
  Блохин: Как сбежал!
  Старшая сестра: Нет нигде в отделении.
  Соломин: Да не может быть!
  Блохин: Поищите лучше!
  Татьяна: Нету, нету, Анатолий Александрович! Санитары все обшарили - и в столовой, и в туалете, и в умывальнике, и в душевой. И в палатах под кроватями тоже смотрели.
  Старшая сестра: Я сама смотрела - нигде нет. Пускал, пускал пузырями сопли и вот на тебе - сбежал!
  Блохин: Как же так, Аркадий Иванович! Прозвище еще ему дали дурацкое: Бездомный. Он, поди, теперь уже дома сидит и смеется над нами. Вот она где - ваша булгаковщинка!
  Соломин: Да причем здесь я!
  Блохин: А может, вы плохо смотрели?
  Татьяна. Да нету, нету, Анатолий Александрович!
  Блохин: Идемте еще посмотрим ... Получим снова нагоняй от Антонова.
  
  [ Уходят все. Вскоре Блохин и Соломин возвращаются.]
  
  Соломин: Вы на меня так кричите, Анатолий Александрович, как будто это мой больной.
  Блохин: А чей? Вы же дали ему это дурацкое прозвище!
  Соломин: Это Крупова больной.
  Блохин: Крупова? Крупов не мог не знать тогда! Крупова не обманешь. Посмотрите в истории болезни - есть там запись какая-нибудь?
  Соломин: Нет тут ничего.
  Блохин: Нет записи?
  Соломин: Истории болезни нет.
  Блохин: Как - нет?!
  Соломин: Нет.
  Блохин: Ясно ... Ключи, значит, он украл. У Светланы в связке все ключи были - от коридора, от столовой, от подъезда, от нашего кабинета тоже. Значит, он ночью вошел в кабинет, забрал свою историю болезни и ушел. Ловкий малый!.. В наш кабинет он мог войти только ночью. Значит санитары и дежурная сестра ночью спали. Аркадий Иванович, пригласите сюда всех - сестер, санитаров.
  Соломин: Сейчас. (уходит)
  Блохин (один): Что же делать?.. Надо замять это дело. Завести новую историю болезни. Ничего говорить не буду, дам только взбучку, что ночью спали. А Крупова - на пенсию. Бог психиатрии!
  
  [ Входят Соломин, Миронова, старшая сестра, Татьяна, два санитара.]
  
  Блохин (санитарам): Спали ночью?..
  Татьяна: Анатолий Иванович, я ночью не спала. Я из сестринской не могла видеть, как Бездомный по коридору ходит.
  Блохин: А они? (кивает на санитаров)
  Татьяна: Они ночь в креслах просидели. Спали. Утром я их еле растолкала.
  2-й санитар: Анатолий Александрович, сам не знаю - отчего такая сонливость напала.
  Блохин: А когда вас потянуло на сон?
  2-й санитар: Вечером, после ужина.
  Блохин: Когда ужинали вчера в столовой, ничего необычного не заметили?
  Татьяна: Вчера после ужина Бездомный впервые за все время посуду помогал убирать. Я еще удивлялась: вот и Ванюшенька наш на поправку пошел. А он все крутился возле их обоих, когда они пришли в столовую ужинать.
  Блохин: Ясно. Вот он им колес в ужин и бухнул!
  Старшая сестра: Так что - они не заметили бы таблеток?
  Блохин: Значит он растворил таблетки заранее ... Свободны все. Елизавета Васильевна, вы идите, начинайте обход. Мы тоже через минуту будем.
  
  [ Все, кроме Блохина и Соломина, уходят.]
  
  Соломин: Что вы намерены делать, Анатолий Александрович?
  Блохин: А ничего. Сбежал - ну и сбежал!.. Ловкий парень! Меня интересует только, почему он рисковал из-за истории болезни? Без нее он мог бы уйти несколько дней раньше. Вы не заглядывали в его историю болезни?
  Соломин: Нет.
  Блохин: Может, там был документ какой-нибудь?
  Соломин: Какой?
  Блохин: Письмо, например, с его почерком. Теперь он замел все следы ... Ну да бог с ним! Идемте на обход, Аркадий Иванович.
  
  [ Уходят. Входит Крупов, садится за свой стол, начинает перебирать и складывать в папку бумаги. В дверь кабинета заглядывает санитар. ]
  
  Санитар: Тут я вам привел двух новеньких. Вести их сразу в отделение или посмотрите?
  Крупов: Сразу в отделение ... А впрочем, дайте я взгляну на них.
  Санитар (двум больным в коридоре): Зайдите в кабинет.
  Крупов: Садитесь. (смотрит на толстого очкарика, тот жмется) Пьете?
  Толстый очкарик: Иногда.
  Крупов: Ясно ... Ведите его в отделение, а этого я еще посмотрю. ( санитар уводит толстого очкарика) Сядьте к столу ... Так ... Покажите язык ... (входят Блохин и Соломин) Ну-ка на свет, пожалуйста ... Понятно ... Объясните мне, пожалуйста, что означает пословица "Краткость - сестра таланта".
  Усатый больной: Ну, это совсем просто. Чем короче, тем яснее. Еще говорят: "Молчание - золото". Но молчать - это просто молчать, а надо сказать что-то, выразить, сформулировать. Поэтому надо что-то сказать, что ли. Или, по-моему, сказать лучше кратко. Иначе получится - как Полоний в "Гамлете" у Шекспира, если читали, - сказал, но не сделал, сотворил, учинил, напортачил. И потому угодил к червям на ужин. Целый сонм червей, понимаешь, вокруг него собрался, чтобы есть, уплетать, уминать. Червю ведь что надо, нужно, необходимо? Без пищи, к примеру, и червь не живет или, там, не существует. Или взять хоть Державина. Он говорил, писал: "Я - бог, я - червь." Но Державин ел, питался хорошо, неплохо. Екатерининские вельможи едали чинно, солидно, степенно, кусков не разбрасывали, как, понимаешь, всякие там государственные младенцы, помпадуры, или, там, мальчики в штанах и без штанов. За рубежом так уже давно не ведут себя, там все в ажуре, в порядке; они сумели, умудрились, ухитрились, изловчились. А мы что? Что сделали, совершили, сотворили? Нет чтобы выйти и сказать: "Товарищи! Мы здесь сделали то-то и то-то не так. Надо переделать, переменить, преобразовать, перестроить!" Начали перестраивать. Пошла неразбериха, или, там, беспорядок, безалаберщина, бестолковщина, кутерьма, кавардак, хаос. Черт ногу сломит, изломает, искорежит ...
  Крупов: Достаточно.
  Усатый больной: И вот это как раз есть то, что нужно, чтобы было всем ясно, понятно или, к примеру, там, вразумительно, толково, доступно, очевидно, на худой конец. Тогда будет, как говорится, кратко, сжато, лаконично ...
  Крупов: Достаточно ... Зубы покажите ... Сожмите зубы ... Хорошо ... Идемте, отведу вас в отделение. (выходит вместе с больным)
  Соломин: Все же нужно признать, Анатолий Александрович, что Крупов свое дело знает. Этого у него не отнимешь. Еще неизвестно, кто придет сюда вместо него. Намучаемся.
  Блохин: Поможем парню.
  Соломин: А нам кто поможет? У Крупова - диагноз поставить или еще что - все совета спрашивали. Вы тоже.
  Блохин: Ничего, обойдемся.
  Татьяна (входя): Анатолий Александрович, опять Савицкий над Васильковым смеется, разыгрывает его. Так он никогда не вылечится.
  Блохин: Неделю назад вы говорили, что так он быстрее вылечится, а теперь наоборот?
  Татьяна: Неделю назад они несколько раз посылали его выполнять приказания Вешнякова, и Васильков стал догадываться, что его разыгрывают.
  Блохин: Почему?
  Татьяна: Вешняков совсем не похож на агента КГБ.
  Блохин (слегка улыбнувшись): А Савицкий и Карпенко похожи?
  Татьяна : А теперь появился этот новенький, и они сказали Василькову, что явился генерал, и Васильков теперь хуже, чем когда его сюда привезли.
  
  [ Входит Крупов.]
  
  Блохин: Это толстый в очках, что ли?
  Татьяна: Да.
  Блохин: Как ведет себя этот новенький?
  Татьяна: Ходит по коридору, надутый такой стал, важный, солидный. Тумба такая ходит, даже мне страшно.
  Крупов: А здесь сидел съеженный, дрожал.
  Блохин: Так что - больные боятся его?
  Татьяна: Карпенко его сходу Черномором прозвал.
  Крупов: Осьминог со щупальцами. Щупает всех своим взглядом, недостатки в людях выискивает. Мастер по этой части. В отделении тьма недостатков - щупай в свое удовольствие. Вот он себя и надул. Вылитый Клим Самгин. Он тут вам закрутит все отделение, как этот ... Горбачев всю страну.
  Блохин: Сколько у нас сейчас больных в отделении, Татьяна Борисовна?
  Татьяна: Вешняков умер, Бездомный сбежал ...
  Крупов: Бездомный сбежал?
  Блохин: Вас это удивляет, Семен Иванович?
  Крупов: Больные народ загадочный, чужая душа - потемки.
  Татьяна: Утром без Вешнякова и Бездомного было тридцать два. Новенький с усами - тридцать три; и этот толстый в очках - тридцать четвертый.
  Крупов: Чредой из вод выходят ясных, в чешуе, как жар горя, тридцать три богатыря, с ними дядька Черномор. А Вешняков вот не вышел из вод, потопили.
  Блохин: Значит не богатырь.
  Крупов: Ну да, это по-вашему.
  Блохин: Куда вы собираетесь, складываетесь, Семен Иванович?
  Крупов: Думаете, я не знаю, о чем вы тут говорили? На пенсию иду. Хватит, отбарабанил. (одевает плащ и шляпу) Всего хорошего вам. (уходит)
  
  [ Соломин и Татьяна смотрят ему вслед. Блохин сидит за столом, подперев лоб рукой.]
  
  
  Сцена 8-я.
  
  Большая комната дачи Хоботова. Дорогая мебель, камин. В центре комнаты на ковре лежит большой черный дог, высунув язык. Входит Хоботов. Дог начинает вертеться вокруг него.
  Хоботов: Что, Герцог, соскучился? (треплет его по шерсти, затем снимает перчатки, шляпу, берет колокольчик и звонит)
  Семен Поликарпыч (спускаясь вниз по лестнице): Слушаю ... Позвольте. (помогает Хоботову снять плащ)
  Хоботов: Семен Поликарпыч, поставьте машину в гараж и идите с Герцогом на улицу, пусть прогуляется по лесопарку. (садится в кресло)
  Семен Поликарпыч: Слушаюсь. Герцог! Пошли на улицу. (уходит с догом)
  Хоботов (разминая пальцы): Холодно уже становится. ( раздается телефонный звонок. Хоботов, не вставая, снимает трубку) Да!.. Слушаю. Добрый вечер. Ну?.. Умер?.. Какая причина смерти?.. Вскрытие показало?.. Сильные ушибы?.. Почки?.. Понятно ... Жена плачет сильно?.. Ну что ж поделаешь, Павел Сергеевич! Пусть успокоится... Ясно мне все ... Не волнуйтесь, Павел Сергеевич, они ничего нам не сделают. Пусть обращаются в суд, если хотят ... Что нам его мать!.. Я понял все ... Да ... До свидания ... (кладет трубку и звонит в колокольчик) Что он не идет?..( снова звонит) Не слышит? Ну что ж, подождем.
  
  [ Слышен крик с улицы: "А! Не бейся! Не бейся!"
  Другой крик: "Пусти,сука! А-а!"]
  
  Семен Поликарпыч (вводя дога): Иди, Герцог.
  Хоботов: Что там за крики были, Семен Поликарпыч?
  Семен Поликарпыч: Герцог Бруммель вызвал на дуэль князя Голицына ...
  Хоботов: Это я уже слышал. Я о криках спрашиваю.
  Семен Поликарпыч: Я и рассказываю. Они здесь в лесопарке только что встретились. Голицын все же согласился на кулачный бой; все никак не хотел признавать дворянского звания за Бруммелем.
  Хоботов: Ну и чем кончился их кулачный бой?
  Семен Поликарпыч: Князь Голицын дал несколько тумаков этому Бруммелю.
  Хоботов: Это он закричал?
  Семен Поликарпыч: Да. Затем герцог укусил князя Голицына за ногу, да так сильно, что прокусил ему ботинок, и тот закричал.
  Хоботов: У тебя еще такие крепкие зубы, Герцог? Иди сюда, мой песик.
  Семен Поликарпыч: Да нет, не наш Герцог, а герцог Бруммель упал и прокусил князю Голицыну ботинок, а тот закричал. Потом они сели в машины и уехали все в ресторан.
  Хоботов (поправляя очки указательным пальцем в переносицу): Что же они - решили устраивать под моими окнами дуэли? Не могли найти другого места? Ну бог с ними. Вот что, Семен Поликарпыч, растопите-ка камин и принесите мне коричневый саквояж, который стоит в шкафу в моем кабинете.
  Семен Поликарпыч: Слушаюсь. (уходит)
  
  [ Хоботов гладит рукой лежащего возле кресла дога. Возвращается Семен Поликарпыч и ставит возле Хоботова саквояж, затем начинает возиться с камином. Хоботов раскрывает саквояж и разглядывает вытащенные из него бумаги, что-то читает в одной из них. В камине горит огонь.]
  
  Хоботов: Хорошо, спасибо, Семен Поликарпыч. Приготовьте мне кофе и что-нибудь поужинать.
  Семен Поликарпыч: Слушаюсь. (уходит)
  Хоботов (бросая одну за другой пачки бумаг в огонь камина): Вот так ... Социалистический Шекспир ... И никто не узнает, что был такой Вешняков ... И фамилия-то не звучит совсем. Вешняков ... И не будет звучать. (ворошит в камине кочергой) Шекспиры, Пушкины, Марксы, Вешняковы ... (отставляет кочергу и потирает руки) Тепло ... Греет огонек ... (телефонный звонок; снимает трубку) Да!.. Слушаю, Раиса Максимовна!.. Михаил Сергеевич волнуется?.. Понятно ... Хорошо, Раиса Максимовна, сейчас приеду. (встает; появившемуся Семену Поликарпычу, несущему кофе) Так, Семен Поликарпыч, ужин после. Я уезжаю. А кофе сейчас выпью. (пьет кофе) Где мой плащ?.. Так ... Спасибо... Шляпу ... Перчатки ... Саквояж дарю вам - будете носить в нем что-нибудь по хозяйству.
  Семен Поликарпыч: Слушаюсь.
  Хоботов: Идемте, закроете ворота.
  [ Уходит. Дог вертится вокруг Хоботова, убегает за ними. Вскоре Семен Поликарпыч возвращается, ходит по комнате, что-то убирает; подходит к камину.]
  
  Семен Поликарпыч: Что он тут жег? (наклоняется к камину) Рукописи горят! (выходит)
  
  [ Дог возвращается, ложится на ковер посреди комнаты, высунув язык.]
  
  = Занавес =
  
  октябрь 1991 года
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"