Трифоноff : другие произведения.

Повесть о верности и неверности

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Глава 1. Телескопы, пионеры и становление личности
  
  Когда мне было тринадцать лет, мой старший брат уже вовсю изучал астрономию в школе. Я же в то время только начинал осваивать азы спринтерского онанизма. Это когда несколько пацанов, в палате пионерлагеря, мастурбируют на скорость на стоящих в ряд железных кроватях, а победивший становится авторитетом для всех мальчиков пионерского отряда. А может и для девочек тоже. Безусловно, старший брат - непререкаемый авторитет для младшего брата. Именно он, а не я построил первую очковую трубу и выглянул в окно. Трудно передать ощущения от увиденного по прошествии лет. Четырехкратного увеличения той трубы и ощущения причастности к вдруг открытому таинству хватило, чтобы я навсегда заболел оптикой.
  
  Материалов для этого дела хронически не хватало и в трудное для любителя время, тот факт, что брат страдал плохим зрением, помог преодолеть дефицит комплектующих. Благо, очки ему били с завидной периодичностью. Именно из них он и построил свою первую галлилеескую трубу. У него была сильная близорукость. Впрочем, не только в этих вопросах.
  Я не стал повторять его ошибок и сразу перешел к Кеплеру. У того много большее поле зрения и труба устроена совершеннее. Впрочем, незнакомым с вопросом надо б сказать, что Кеплер дает перевернутое изображение, хотя для постижения небЕсных тайн это не имеет никакого значения.
  
  Мы переехали. К 15 годам я уже прочел пару-тройку книг. О происхождении Солнечной системы, о спутнице нашей - Селене, особенно завораживала своей загадочностью книжка с синей обложкой о динамике ее движения, немного из Шкловского об эволюции звезд, узнал об обсерваториях всего мира, склеил конторским клеем не одну бумажно-клеевую трубу из ватмана и был готов применить свои знания в практическом свете. Я тоже выглянул в окно и... увидел женское общежитие поварского училища, через дорогу, напротив.
  
  С тех пор я совершенствовал свою трубку и она радовала меня больше и больше. Теперь в нее можно было подробно рассматривать девиц из соседнего общежития. О, что это были за девушки! Моему, еще не возмужавшему, взору открывались непередаваемые картины их девичьего озорства и неизвестной мне ранее эротичности, о которой раньше я не догадывался...
  С этого момента мои теоретические познания стали существенно расходиться с их практическим применением. Книги по астрономии и по оптике покупались и читались запоем. Я проштудировал всего Навашина и балдел от рефлектора Подъяпольского. Я знал про апохроматы и про Ричи-Кретьена, стоящего где-то в Южной Америке. Я был на экскурсии в Пулковской... Я пил первый портвейн по субботам и любил свою первую девушку, платонически. Я знал о происхождении вселенной больше, чем мой учитель по астрономи.
  
  Но, на что еще мне было смотреть в мою бумажную трубку? Небо в наших краях зачастую затянуто тучами. Белые ночи не дают насладиться туманностью Андромеды, разве только Мечом Ориона, низенько над горизонтом и только зимой, или какими-нибудь там Плеядами. Дифракционные диски я видал только в книгах, моей трубке такое не снилось, зато я вовсю познал теорию аберраций и свою увлеченность женским вопросом.
  
  Желание разобраться в этих вопросах потребовало от меня усилий и жертв в усвоении материала... Я обнаружил, что читать книги по оптике и астрономии для меня интереснее, чем шляться по улицам и бить морды на вражеской территории в соседнем дворе. Хотя этим тоже не брезговал. Нет, я не стал домоседом, но как-то, вдруг, обнаружил в себе задатки к точным наукам - к математике, например. Когда в середине выпускного класса я оказался единственным, кто смог сделать задание на дом, учитель мне не поверил, что сделал его именно я. Просто раньше усердием не блистал. Мне понравилось, я начал высовываться. С тех пор я мнил себя интеллектуалом, но аттестат это уже не спасло.
  
  Фотографии звездного неба из книжек сводили с ума. Я стал лучшим фотографом в классе. Но, когда в душной ванной, при фотопроцессе, дыхание девушки одноклассницы, находившейся рядом и созревшей для большего, чем для скучной печати, сводило с ума, я робел. И мы просто делали фотографии, хотя думали в те минуты совсем о другом... В свете красного фонаря на 25 вт.
  
  Школа кончилась. Мой провал на мат-мехе. Куда еще мне идти, если не в астрофизики? Двойка по сочинению. Получив такую же еще и в ЛИТМО, я понял, что русский язык испортит мне будущее.
  Я не расстроился и вернулся к любимым занятиям. К тому времени я всерьез увлекся гитарой, стихами и уже отстучал пару лет на ударнике в школьном ансамбле.
  
  Дальше больше. Папа пристроил меня на завод в инструментальный участок - он был начальником производства. Там он пользовался уважением и распределял материальные блага. Встав за новейший токарный станок 16К20, я не стал терять времени даром. Именно в эти дни я и стал курить Беломор не тайком, а в открытую. Профессия мне понравилась и я начал строить настоящий, большой телескоп.
  
  Начальник участка смотрел на меня с подозрением, а может и с ужасом, своими большими, выпуклыми, с красным, глазами. Я думал от удивления... На деле, он пил папин спирт, перед выходом в цех, когда на люнете станка повизгивала, обдираемая мною, метровая труба на 120 моего телескопа. Я, деловито зажав папироску в зубах, делал вид, что не вижу причин беспокоиться.
  Его, персонально начальника, нормировщица Таня, девица лет двадцати с небольшим, сгорала от любопытства, слегка терлась о новый станок магнитными бедрами и строила глазки.
  
  Инструментальщики в возрасте глотали слюну, провожая предмет вожделения стоя, свернув себе шеи и продолжая поглаживать суппорты, будто верхнюю часть организма Татьяны. Ее чудные ножки росли из коротенькой юбочки, а узкая талия, со спины, снизу вверх, завершалась оголенными плечиками, с небрежно закидываемыми на них в повороте локонами рыжей бестии. Фантазия строила жуткие сцены насилия этой Женщины над моим юным телом и низвергшимся ниц перед фурией духом. Исчезая за дверью конторки, Татьяна бросала страдающий взгляд, мне казалось в меня. О-о-о, порождение дьявола...
  
  Папа принял удар на себя и начальник участка терпел мои выходки. Тот завод гордился нашей фамилией. Брат, проходя на нем практику, уронил стекла на 500 кг. Как умудрился, не знаю, но звон оплеух стоял в ушах долго и помнится ныне... Тут какая-то связь...
  
  О чем это я?
  Параллельно, по каким-то каналам, с ЛОМО перепали детали от оптики в обмен на какую-то рыбу... На другом предприятии чей-то сварщик варил для меня установку. На складе, кем-то были получены блестящие, в масле, подшипники. У каких-то знакомых на "закрытом" заводе достал окулярную часть от промышленных микроскопов. А вы говорите "цеховики"...
  
  Я собрал Это в кучу и тут вырос монстр из стали, сверкающий здоровенными линзами, тяжелый и огромных размеров. Моя мама, увидев его, побоялась заходить с тех пор в комнату. Потому, что когда я вращал его по обоим осям, наслаждаясь совершенством конструкции, он напоминал 3D центрифугу Гагарина и занимал все пространство жилища подростка. Вес малыша 60 кг. Его импульс удара составлял при быстром вращении тонны. Страшно. Практического смысла в нем было мало и мой интерес на время переключился.
  
  В свои восемнадцать лет, занятия музыкой, помимо растяжки, колено-трясучести и творческого начала, дали мне много полезного. Руководительницей нашей рок-группы при гор.парке груз.автотранспорта была продвинутая тетка лет тридцати, с багажом Культ-Просвета за нежнейшей кожи бархатными плечами. Безвременно оставленная очередным проходимцем, с четырехлетним ребенком. Как она говорила, почившим на заработки в одну из столиц за небесной голубизны мечтою семейства. Был ли муж? Ир.А. не страдала расстройствами по этому поводу.
  
  Я девушка одинокая, говорила она, работая "секретуткой" и худ. наставником музыкального коллектива из пяти оторванцев. Она, почему-то, питала ко мне нежные чувства и пыталась воспитывать в правильном направлении. Я был согласный с их выражением, с чувствами. Ир.А. бесилась с нами на репетициях как нормальный подросток и была женским членом нашей команды. Ей очень нравились наши песни в стиле Black Sabbath и AC-DC, за них же с нее снимали три шкуры на худсоветах городских конкурсов молодых дарований. Она честно мне признавалась, что такого раньше не слышала. Я принимал эти слова на свой счет как признание своей гениальности. Ир.А. просто смеялась...
  Впрочем, исполняли и мы "завитуху"..
  
  Она вывозила нас напоказ как гастрольную труппу. Нас слушали воины-пограничники на границе. Тогда до свободы было рукой протянуть через полоску песка... Мы были с доярками на короткой ноге из забытого всеми совхоза. Какие они все безобразницы... Приезд группы из города был для клубов серьезным событием и мы были welcome. Тем же летом, после выезда к пионерам с шефским концертом, после купания нагишом в шаловливо-безумном антракте, после аншлага у оторвавшейся всласть детворы и выпитой после этого водки, Ир.А. быстро и качественно лишила меня глупой девственности и всех моих комплексов на актуальную тему.
  
  Мои увлечения оптикой спят.
  Мы долго готовились к ежегодному отчетному выступлению. Когда выступал наш рок-group "Динамит", в зале городского ДК наблюдалась двойственная реакция - бурная, до повизгивания, со стороны молодежи и полный ступор и шок - со стороны конкурсной комиссии. Тексты не были в стиле принятых в начале восьмидесятых, а носили, по большей части, сомнительный для режима характер. КГБ не дремал, но и мы не плошали. Драйв - в духе Pincushion парней из Техаса и малознакомый тогдашней публике reggae. Наш вокал дал бы фору покойному Фреди не только как Голос, но и манерами исполнения артистической партии. Один зонтик-тросточка и в секси-полосочку тройка тогда чего стоили... Барабанщик был брит, на груди его, на цепи была бритва, размером с пол-торса, долбит жестко - т-с, т-с... Бас гитара и бас-гитарист заводили очумевшую публику своим рит-т-т-т-т-мом и своими размерами. Один маленький, а вторая - гигантская... Оба прыгают - первый по сцене, вторая по первому. К ноте Фа первой октавы он тянулся всем корпусом... Звуки ДЗ - голос металла и ужаса. Ваш покорный слуга режет кварты и квинты; вразнобойные, длинные пальцы мельтешат в синем свете софитов, выжимая из Гибсона рев Су-27.
  
  Было шуму... Выступление завершилось овацией. Судьба худ. ответственной за устроенное безобразие висела на волоске. Комиссия совещалась, жестикулируя творчески излагаемым матом в нашу тщедушную сторону, мол, откуда их взяли? Как спаслась - не рассказывала, но оттуда мы вышли известными. Так нам казалось..
  
  Помню, я сильно к ней привязался. Спустя полгода я ей надоел своей неуемностью и, сказав, что ждет пополнения, Ир.А. быстро избавилась от меня, на прощанье поцеловав в мой тогда уже студенческий лоб.
  Впрочем, это уже, как вы догадались, совсем другая история...
  
  
  Глава 2
  
  Институт, женитьба, рождение сына и первые десять лет супружеской жизни, бизнес. Ничего интересного для читателя.
  
  ***
  
  Мне тридцать три - чудесный возраст. Немного ранее, чем в эти замечательные дни, я приобрел свою первую автомашину. Потрепанную временем, но сохранившую при этом шарм торговой марки. Комфорта, по сравнению с пешими прогулками - сами знаете, плюс ее особенное шведское обаяние. Жизнь моя перевернулась сразу и всерьез. Незаметно для себя, я стал звеном, не достающим обществу моих друзей, по большей части, таким же оборванцам - мы стали выездными. Прокатиться с ветерком.. Что еще нужно человеку, чтобы достойно встретить.. Ну, дальше вы знаете.
  
  
  Глава 3. Часы на башне (Наташа)
  
  Середина декабря, ранняя ночь на улицах зимнего, уже спящего города, занесенного метелью и ежащегося от холода. В машине тепло, одиноко и совсем не хочется домой. Звучит финская "Радио - Мафия", что-то от нарождающегося, вгоняющего в транс, House. Редкие люди, попадающиеся на улицах, торопятся закончить свой день, добравшись до теплых квартир, мне же хочется только бесконечной, завораживающей, белой дороги - в свете фар.
  
  Свернув на Северную, увидел Коку, выгуливающего какую-то девицу. На вопрос, куда это они направляются в такое время, они ответили, что им, в общем-то, без разницы - куда-нибудь согреться и выпить кофе. Залезли в машину, оттаяли. Я ощутил неловкость, встретив взгляд, немного тормозившийся на мне. Решаем ехать в "Лошадь" - недавно открытый, по тем временам, прилично оформленный бар. Взяв себе некрепкого кофе, я погружаюсь в созерцание миловидной спутницы, изредка встревая в их непринужденную беседу и имея целью не более чем только выяснить - кто есть здесь кто?
  
  Сказать красавица она - наврать безбожно. Просто симпатична и умна. Интеллигентное, красивое лицо. Немного макияжа - в жилу. Девица, оказалось, тоже с нашей школы - закончила ее лишь года полтора назад. Поговорили, для соблюдения приличий, немного по-английски. Школа у нас была с уклоном. О музыке, о всякой ерунде.
  
  Спустя каких-то полчаса, неспешно обнаружив друг у друга взаимный интерес, мы уже почти не замечаем Коку, создавшего случайно эту встречу. Он, тем не менее, по-прежнему шутил, но больше пил, почувствовав наверно, что он все еще нужен, но уже не сильно. Девчонка становилась краше. Тем временем, немного засидевшись, решили покататься по ночи. Мы миновали мост. Пред нами был великий, древний город, расцвеченный огнями и отделенный лишь встающим только чистым льдом залива. Подсвеченная снизу, желтыми лучами, вековая крепость наводит настроение бренности всего мирского, в сравнении с вечным. Едва живые, на морозе, корабли в огнях, зовут в дорогу... Через пролив, с той стороны, бьет часовая башня. Мы бродим у воды, выпили вина, поговорили о высоком. Романтика - не передать словами... Единство ощущений мира. Я слышу, где-то, в глубине души, позывы редких и давно уснувших чувств, несущих радость жизни.
  
  Чуть позже предложил всем перебраться в "зажигалку" - так называлось чудаковатого вида, одиноко стоящее здание в старом городе. Напротив - порт. Там место тихое - никто не помешал бы ни беседе, ни чему другому. В нем, на последнем этаже - моя контора. И захватив все то, что нужно для душевных разговоров, мы скоро прибыли на место. Я рассказал ей, чем я занимался, открыл ей виды на ночной, заснеженный залив, где мы стояли прежде. Сыграли на гитаре с Кокой, подыграв de Burg"у, в его леди в красном, выпили вина, не замечая - сколько, в разговорах. Оба таем. Кока - тот почти напился, увидав на дне бутылки приговор: "Кто к кому с девушкой придет, к тому она и перейдет, Amen".
  
  Мы с ней болтаем в другой комнате, сидя на подоконнике и глядя с высоты на заснеженное море в сполохах разноцветных маяков. О чем-то важном в этой нашей жизни.
  
  Я находил ее красивой и, глядя в ее широко открытые в ночи, откровенные, доверяющие и призывные глаза, паузу поймав, притянул к себе. Поцеловал. Не как для этикета - больше нежно, в знак признанья ей в тех чувствах, что во мне уже томились. Все было вовремя. Всегда есть тот момент, упустив который, рискуешь испортить все, что вас связало. Я не сдержался, да и не надо это никому. В том поцелуе было все, чего мы не сказали прежде и все то, что собирались дать друг другу позже.
  
  - Как ты узнал? - только и спросила Наташа, словно это была еще тайна.
  
  Я показал ей Коку, уже дремавшего и нами позабытом вовсе. Мы рассмеялись, выскочили в ночь, оставив его спать...
  
  ...встречались ли вам когда-либо женщины, вглядываясь в глаза которым, вы находите в них всё - от понимания и озорного влечения, до полной самоотдачи в их глубине, прозрачности и сиянии. И нет ничего более естественного и желанного, вызывающего искреннее стремление поделиться всем, что у тебя есть, утонуть в них и раствориться в их глубине безвозвратно... Именно тогда вы можете увидеть в них все, что угодно, и закружится голова - провал в бездну, ибо душа человеческая бесконечна. Искренний же взгляд завораживает, потому как именно в таком взгляде человек пускает тебя к себе в душу.
  
  Еще и не светало - мы не могли наговориться, мы были влюблены и счастливы друг другом, нам незачем с ней было расставаться больше никогда...
  
  ***
  
  Часы на башне мелодично простукали девять. Звезды гасли. Еще немного и запоздалое солнце блеснет бронзой причудливых цифр. Незаметно возникло какое-то шевеление - на узеньких улочках появились одинокие, ленивые люди, неспешно перебирающие ногами по хрустящему снегу. Кто-то выбрасывал мусор, громыхая крышкой помойки. Беснующаяся в снегу псина радостно обливала хозяина лаем. Из щелей подворотен сонные фигуры поплелись на работу. Прошумело такси, развозя загулявшую с ночи публику.
  
  Что с нами творилось в эти минуты? Взявшись за руки, словно мальчик и девочка из детского садика, мы бесцельно бродили в эйфории от негаданно сроднившего нас чувства. Чем не дети? Она и есть еще девочка, думал я. Широко раскрытые в ночи глаза, согревающие теплом пушистых ресниц. Все происходящее для нее было внове. Хотя и сам я, вероятно, выглядел так же. Голова шумела от нахлынувшей нежности и нереальности всей этой истории.
  
  Поцелуи - глубокие, долгие, перехватывающие дыхание. Душа, отлетевшая куда-то высоко-высоко. Сердце, отстукивающее волшебные минуты близости с замиранием. Наташка вобрала меня в себя, поглотив без остатка. Влюбила по самые уши. Ее взгляд... Проникающий, умный, желающий, влажный и искренний. Золотом в синеве ее глаз блеснуло встающее солнце - светилось невинной любовью и детской, искренней преданностью. Припухшие от нескончаемых поцелуев, зовущие к себе, губы подолгу не отпускали мои. Ее ладони тонули у меня в рукавах, согревая замерзшие пальцы не желающих сдаваться холоду рук. От всего этого кружилась голова и хотелось, чтобы время замедлило ход, а то и вовсе остановилось.
  
  Нам пора прятаться. Зашли в небольшой магазинчик. Номинально, я считался его управляющим. Мне вина, винограда, бананы и ключ, что у шефа на стенке. Не проснувшаяся еще продавщица понимает с трудом, но покорно собирает пакет, без лишних вопросов и не требуя денег. Наташа с удивлением смотрит. Стесняется спрашивать. Мы сразу выходим.
  
  - Это рядом, - я объясняю ей назначение ключика. Она прижимается к моему плечу и ни о чем не расспрашивает. Ей и так уже все понятно.
  
  Неказистое с виду, двухэтажное, серое здание. Особняк забытого века, в котором вот-вот должна была состояться сауна VIP. Наверху кто-то живет. Внизу полусгнившие, с сердечками, забытой эпохи, ставни на узеньких окошках в полутораметровых каменных стенах. Полукруглая, широкая, амбарная дверь, с коваными петлями, ведущая в таинство древности...
  
  - Мы сюда? - на ее лице присутствует удивление, смешанное с разгорающимся интересом.
  - Да, - я снимаю замок, открываю тяжелую дверь и беру ее за руку, - Тут интересно. Тебе должно понравиться.
  
  Входим внутрь. Я здесь не впервые. Дальше темно. Нахожу выключатель - свет есть. Перед глазами интерьеры из далекого прошлого. Многоярусные лабиринты обветренного кирпича, уходящие вниз, в мрачные средневековые подземелья, выложенные гранитными валунами. Старинные, нависающие низко, своды.
  Здесь, наверху, свежее дерево еще не законченной барной стойки, тщательно выструганные доски пола, запах хвои и яркие лампочки на свисающих с потолка проводах. Стройка в разгаре.
  
  - Красиво как! Тут будет уютно, - интерьер производит на нее впечатление.
  - Мы в будущем баре, - я даю пояснения.
  
  Она с любопытством осматривается. Идем дальше и попадаем на кухню. Холодильники, мойки и какие-то ящики. Мешки с песком и цементом, лопаты.
  
  - Тут нам делать нечего. Пойдем, я тебе покажу кое-что еще.
  
  Возвращаемся. Ступаем на уходящую вниз винтом кирпичную лестницу. Я держу ее за руку. Перед нами мрачное подземелье. Тусклая лампочка выхватывает из глубины пару проемов в каменных стенах, зияющих черными дырами. Неуютно и сыро. На полу гранитные плиты. Проходим еще помещение.
  
  - Тут лестница вверх, - веду ее за собой.
  - А почему не видно факелов? - шепчет Наташка, крепко держа меня за руку.
  - Факелы будут, - шучу я и увлекаю ее наверх, к свету.
  
  Своды отдают гулким эхом, усиливая звук наших шагов. Поднимаемся по ступеням. Мы в вестибюле. За приоткрытой дверью цивильные умывальники и туалет. Кручу кран - вода есть. Хорошо. Тут же, у входа, небольшая, приспособленная к жизни, комнатка. Тахта, пара кресел, маленький столик, пустые бутылки. Чье-то убежище. Наверно, строителей. Не только строителей, думаю... Уютно, тепло, никого.
  
  - Располагайся, - говорю я и тяну ее внутрь.
  
  Я разгружаю пакет, устроив наскоро стол. Постепенно согрелись. Мы скинули куртки. Ее легкая, белая блузка подчеркивает выдающуюся, совсем не детскую грудь. Вообще-то ей девятнадцать, ловлю я себя. Никакая она не девочка. Невысокая, ниже меня на голову. Не пышка, не худышка, аппетитная попка. Самый сок девка. Перекусили фруктами, запили вином.
  
  Повисла недолгая пауза. Некоторая неловкость от дальнейшей неопределенности. Первый шаг... Оказалось, есть недосказанность. Ерунда. Берет меня за руку и увлекает к себе, принимая горизонтальное положение. Стеснение исчезает. Со мной уже не та девочка, что сидела на подоконнике. Не та девочка, что стояла у кромки льда и смотрела на корабли. Не та девочка, что села в машину. Не девочка.
  
  Со мной была женщина, желающая и знающая, чего хочет. Я слишком явно почувствовал этот переход. Метаморфоза меня ободрила. Видимо, она поняла мою осторожность, оценила ее и решила меня успокоить - на жертвы идти никому не придется. В ее влечении за руку я ощутил уверенность более, чем отчетливо. Она отдается. Она хочет именно этого... Осторожные поначалу, объятия переходят в нежный, уверенный натиск с моей стороны. Мы медленно раздеваемся, не прерывая становящихся все более откровенными ласк.
  
  Она знала, что делала - я нет. Я здесь, с ней, а там, дома... Так ли просто то, что сейчас происходит c нами? Мешало чувство, что я не свободен. Со мной такое было впервые. Но я полюбил ее и поверил... Мы уже принадлежали друг другу. Мы не сможем больше не вместе. ... здесь, сейчас, там... Я выключил внутренний голос.
  
  ... вошел в нее. Дикий, неописуемый восторг от ощущения в ее юном, истекающем теле. Она приняла меня как-то особенно, полностью отдаваясь. Не страстно, нет. Больше ласково, что-ли, как после долгой разлуки с родным человеком. То, что я испытывал к ней, было настолько сильным, настолько свежим и ни с чем не сравнимым, что все происходило, скорее в нашем сознании, нежели наяву. Вся эта ночь была долгой и томной прелюдией. По бедрам ее сочилась обильная влага, заводившая меня еще более, напрочь лишая рассудка. Меня больше не было. Были мы...
  
  ... мы забылись, без остатка отдавшись поглотившему нас ощущению близости, совсем не заметив, как за дверью раздались голоса. Притаившись, затихли. Дверь не заперта. Если бы кто-то вошел, получилось бы как-то неловко. Не знаю... Но нам повезло - голоса стали глуше. Как только они удалились, куда-то вниз, в подземелье, мы тихонько оделись и на цыпочках пробрались к выходу, бесшумно выскочив на улицу. Яркий свет, ослепив, ударил в глаза.
  
  Солнце сверкало бронзой причудливых цифр. Задрав голову вверх, я вдохнул полной грудью и не увидел там ничего, кроме синего, синего неба... Часы отстучали лучший час моей жизни за последние десять лет.
  ...от вспышки встречи и до полной невозможности расстаться после...
  
  ***
  
  Раннее февральское утро. Мне четыре года. Я на горшке в ванной, зеваю и тупо смотрю в открытую дверь. Бегает брат - собирает учебники в школу. Мама на кухне. Опять будет кормить манной кашей с вареньем - по-другому она не идет. Папа чешет яйца - он еще не проснулся. Все заняты своими делами. Спустя полчаса он потащит меня по заснеженной улице туда, где я стану зайчиком. У меня есть подружка Наташка. В садик ходить интересно.
  
  - Доброе утро, сынок, - здоровается заспанный папа, теребя меня по волосам и пробирается через меня к умывальнику.
  Сзади раздается яркая вспышка и страшный грохот. Взрывом меня выбрасывает в коридор с прилипшим к попе горшком. Я не понимаю, что произошло - лежу на полу, сжавшись от страха и прикрыв голову руками. Мои широко раскрытые от неожиданности глаза и рот, беззвучно хватающий воздух, не на шутку пугают маму. Обычное семейное утро. Через полчаса, как ни в чем ни бывало, я висну у папы на ноге, помогая вести меня в садик. Наташка подохнет от хохота.
  
  ***
  
  Год назад я искал у тебя сигареты, а нашел то письмо. Было очень неловко, но любопытство взяло верх и я прочитал его. Ты пишешь стихи? Нет, не похоже. Молитва какая-то. Может, ты веруешь в Бога? Нет, не помню я, чтобы ты увлекалась. Прочел еще раз, потом еще и еще. Постепенно стал доходить смысл написанных тобой строчек...
  
  - Кто он? - я задал вопрос, понимая всю его безысходность.
  
  Вместо ответа ты ушла в себя и вышла из дома, не вернувшись той ночью. Не вернулась и следующей. Спустя несколько дней, ты появилась. Не стала ничего объяснять. Забрала какие-то вещи и снова ушла. Вот так, да?
  Первое время я следил за тобой. Что же ты делаешь? Зачем тебе этот сорокалетний, ни кому не нужный, облезлый котяра? Служебный роман? Он слесарь. Механик. Боже, какая ты дура... Я набью ему морду. Убью тебя, дрянь. Жалко сына - без матери ему будет плохо. Но тебя и так рядом нет. Я плюнул тебе во след, в закрытую, с той стороны, дверь. Переживем и это горе.
  
  Время лечит. Немного погодя, ревность сменилась на ненависть, потом и она изошла безразличием. Я смирился - жены больше нет. Все к лучшему. Управлялся один. Сын ходит в школу, бабушка помогает следить за ребенком. Через несколько месяцев мы развелись. Ты вцепилась в квадратные метры так ненавидимых тобою людей, не пожелав оставить в покое моих стариков. Кому же ты мстила? Мне? Мстила за то, что весь этот брак с первого дня был одной перманентной ошибкой? Твоей ошибкой. И моим большим заблуждением на твой счет. Не первым и не последним.
  
  Ровно десять лет назад.
  С гитарой, на подоконнике, я играл незамысловатые буги-вуги. Вокруг, как обычно, собралась групка поддержки из нескольких человек. Мои песни нравились им, аудитория нравилась мне. Мое имя было у них на слуху. Звезда четвертого этажа и актовых залов провинциальных театров. Долетело и до тебя. Ты подошла, встала рядом и негромко спросила: "Это тот самый..? " Кто-то, кажется знакомая нам обоим девица, многозначительно кивнула, я же, не прерывая своего выступления, отметил про себя прибавление штата. Так прошла еще пара месяцев.
  
  У меня скоро первая сессия. Ты уже на третьем курсе - взрослая и вызываешь почтение. Оказалось, ты моложе меня на три года. Неприметная с виду, хиповая девочка. Не выказывающая нрав понапрасну, дикая кошка - стройная, с гибким станом и прямыми ногами. Умеешь прогнуться так, чтобы все засмотрелись. Недоразвита грудь, но лицо... Красива, себе на уме, весела и общительна. В прошлом отличница, ныне забившая на учебу, страдающая вполне земными, сердечными муками. Темной тенью, за тобой неотступно следовал однокурсник - гроза всех парней. Чересчур брутальный товарищ. От него флюидами исходили не реализованные угрозы, когда он видел тебя в опасной близости с конкурентами. Их много. Он, вероятно, кусал себе губы и заламывал руки, а приручить тебя - "Королеву" северных сопок, ему не грозило. Кружил где-то рядом и только. Этот твой нрав... Он уже просыпался.
  
  У тебя трое подруг в большом городе. В мыслях ты с ними, душой с неким мальчиком, телом - ни с кем. Твой выбор не удивлял - сопливый, изнеженный однокурсник, живущий где-то на Ваське. Недостижимый, для тебя, идеал. Он, как нормальные ленинградские мальчики, увлекался гламурными, местными девами, в число коих тебе попасть не грозило. Ты изливала лужи девичьих слез неразделенной любви, прожигая в телефонных будках последние двушки. В те моменты я зачем-то случался рядом с тобой. Утирал твои сопли и выслушивал ненужные мне истории. У меня были свои, о которых ты уже знала. Так мы сошлись на расстояние выстрела. Товарищи по несчастью. А это, как известно, заразно.
  
  Моя подруга, твоя соседка по комнате, случилась в отъезде. В это время я еще доверял себе. Не было повода сомневаться и в тех, кто был рядом. С ней мне было и просто, и хорошо, а зависть по простой мирской радости, видимо, не давала покоя тебе. Наши с ней, ладные и вполне земные утехи, что ночами, что по утрам, заменяющие первую пару, были вполне гармоничны и искренни, без ненужных никому обязательств, но и без малейшей наигранности в ощущениях, без претензий на тление в вечности. У нас с ней был только один недостаток - мы были слишком горды, чтобы идти на попятную. Ссоры превращались в недели молчания и мук друг без друга. Ты знала. Твой визави доставлял тебе не меньше страданий, не видя в упор. Не получая ответа с его стороны, ты испытала свой шанс на моей. У тебя получилось. Мы квиты.
  
  ***
  
  Раннее февральское утро - еще тихая ночь. Одна из ночей в одиноко стоящем в старом городе чудаковатого вида здании. Мы одни в здании - четвертый этаж, железная дверь. Внизу тоже заперто и мы забываемся. Догорает свеча, тихонько играет любимая музыка. Музыка наших встреч. Ты едва слышно вторишь "Lady in red", все еще удивляя меня способностью слышать то, что не слышно. Укрывшись тонкой простынкой, мы жмемся друг к другу, согреваясь теплом наших чувств. Позади Новый Год, непривычно скромный стол - бутылка вина и какой-то салатик, принесенный тобой. Негусто, но искренне. Тост за тебя, за меня и за нашу любовь. Два месяца тихого, подаренного судьбой, раньше где-то бродившего мимо, счастья.
  
  Нам не насытиться - ночи напролет мы поедаем друг друга, сближаясь теснее и не пресыщаясь. Моя рука тонет в тебе. Ты сводишь с ума - голова идет кругом. Неизменно горячая, мокрая, моя... Твоя пухлая, белоснежная грудь призывно играет с моими губами. Твой животик зовет меня ниже... Я послушно спускаюсь. Язык ласки понятен обоим и мы понимаем себя с полу вздоха...
  
  Кувалдой по голове, взрывом в мозгу, все мгновенно наполнилось грохотом. Ни ты, ни я не поняли, что происходит. Мы смотрим друг на друга, замерев, в предчувствии чего-то недоброго. Секундная, звонкая тишина. Опять все трясется. Это где-то у нас... Чертовщина... Нам кто-то стучит, но откуда? Ничего не понимающий, голый, с глупо торчащим воинственным членом, я влезаю в ледяные ботинки и иду в коридор.
  ... там, за окном, висела она, и с сумасшедшим видом долбила палкой в стекло. Что-то кричала. До окна не дотягивалась, обратно с лестницы слезть не могла. Смотрит на меня.
  
  - Блядь, - только и смог выдавить я из себя.
  
  ***
  
  В голове кружится ураган взбудораженных мыслей. Одна хуже другой.
  - Плюнуть на все и послать? Не уйдет. Не за тем приходила. Сыну нужен отец...
  - Терять Наташку? Как мне ее потерять? Убить себя?
  
  Меня ведут на казнь.
  Город спит, падает снег.
  Перекресток моргает желтым. Цветом разлуки...
  Ушла вперед...
  Я не могу смотреть на тебя. На тебе нет лица. Даже слез нет.
  Не смотри на меня так. Я вижу твой взгляд до сих пор.
  Глаза, в которых осталась одна пустота.
   Этим утром кто-то умрет...
  
  
  Глава 4. Седина в бороду, бес в ребро (Папа)
  
  Июньским вечером наша шумная компания собралась посетить рок-фестиваль, на который съезжаются все оборванцы и собираются традиционные городские тусовщики. Добрая часть всех зевак к концу этого действа не крепко держится на ногах. Как водится, после дружно отплывают к кому-нибудь продолжать веселье.
  "Честь" доставки до места продолжения банкета досталась моему гордому "СААБу". Радушными хозяевами вечеринки тоже оказались мы. Девять человек, сидя в два этажа на коленках и упираясь головами в крышу, с гиками и улюлюканьем приезжают к нам.
  
  Жили мы с моими родителями. Как все пенсионеры, они проводят летние денёчки не в душных городских квартирах, а на дачках, огородиках и тому подобных райских уголках. Гульба у нас была, что называется, по большому счёту - много водки и пельменей, с громким завыванием собравшихся бездарей под электрогитару до раннего утра. Хотя народ собрался довольно разношёрстный, но, в общем, молодой и парный, так что разбредались по комнатам по двое.
  
  Присутствовала там весьма экстравагантная дама. Звали ее Женя. Приехала со своим новым другом - начинающим милиционером Андреем. Любовь у них находилась в той стадии, когда любой диван на халяву - уже есть подарок судьбы и грех этим подарком не пользоваться, когда их и так мало. Им достался диван моего папаши - гордость своего времени, купленный 20 лет назад. Сей предмет дышал уже на ладан и при эксплуатации скрипел изрядно.
  
  Евгения девушка высокая. Когда компания окончательно угомонилась и начала разбредаться в поисках ближайшей подушки, она, не будь дурой, возьми да и наведи подобие порядка. Непочатую водку Женя убрала на верхнюю полку, где держат ненужные кастрюли. Ту, что недопитая осталась, поставила в холодильник. Их на кухне у нас два - один наш, другой родительский, почти пустой по случаю их пребывания на даче. В него она воткнула водку, осмотрев при этом всю внутренность прибора.
  
  Удовлетворенная, она взошла к своему Андрею, и они сделали это, ну вы понимаете, не стесняясь в чувствах и отломив спинки у дивана. Напрочь. Андрей уснул сном младенца, Евгения же не спала. Что-то беспокоило её. Спустя какое-то время, неведомая сила подняла ее с постели. Ей скучно, а любимый спит. Пошла искать остальных, накинув лишь Андрееву рубашку, из под которой выдвигались длинные ноги на крутых бедрах. Однако, никого в квартире не найдя (?), в чём потом клялась прилюдно, а все мы спали безмятежным сном в соседних комнатах, вышла на улицу, подумав видимо, что все уже ушли, а про неё забыли. Дом большой. Обойдя его кругом, в известном виде, в пол-восьмого утра и не найдя друзей, замерзнув, она вернулась. Прошла на кухню. На кухне сидит незнакомый мужчина, лет на сорок старше, с убитым видом.
  
  - Мужик, водки выпьешь? - ничуть не удивившись, спрашивает его наша героиня, увидев в нем живую душу.
  
  Папа прирабатывал, будучи на пенсии, сторожем, в режиме сутки через трое. Ему в то утро на работу. Приехав с дачи и толкнув незапертую дверь, он вошел в квартиру. Прошел на кухню - там бардак ужасный и следы нешуточной попойки. Проходит в комнату - на его поломанном диване спит незнакомый мент. Кругом последствия отчаянной любви. В соседней комнате еще парочка, храпящих перегаром, молодых. Удрученный, он сел на кухне и соображал, что делать. Тут-то и вернулась наша Женя.
  
  Папа смотрит на нее округлыми глазами.
  - Выпью, - отвечает.
  
  Женя достает бутылку из его холодильника. Разливает. Выпивают.
  - Пойду, посплю, - говорит Евгения и, сверкая голыми ляжками, идет прямиком к своему Андрею досыпать. На папин, драгоценный диван.
  
  От всего этого действа папа испытал изрядный шок, настолько сильный, что даже маме ничего о том, что видел, не сказал. Да и со мной на эту тему никогда не говорил. Не мог признаться, что пил на кухне, рано утром с незнакомой, голой бабой - не поймут. Безусловно, он пережил достойно это своё сексуальное похождение.
  
  Проснувшись днём, компания собралась завтракать. Тут Женю осенило, что неплохо бы с утра всем навернуть пельменей. Ей отвечают, что вчера все съели. С упрямством голодной волчицы, Евгения заявляет, что ночью, в холодильнике, она видела еще две пачки. Мы ей с чистой совестью показываем содержимое нашего, объеденного сильно, холодильника, а она, не зная нашей коммунальной правды жизни, с невинным видом тычет пальцем: "Да не в этом, а в другом", и открывает папин. В нём вожделённых пельменей тоже не нашлось. С видом хищника, упустившего добычу, у неё срывается: "Вот чёрт! Наверно тот мужик спёр!". Мы с удивлением: "Женя, ты чего? Какой мужик?" Тут встал вопрос, а кто допил всю водку?
  
  Тогда-то она рассказала, как утром выходила и что было дальше. Когда она поняла, с кем водку допивала - засмущалась сильно. Вспомнили, что была ещё и непочатая бутылка. Совместными усилиями мы эту водку так и не нашли... Еще пропали брюки у Андрея.
  
  Прошло недели две... Маме понадобилась кастрюля, которой она очень редко пользовалась. Она её достала - там бутылка, что искали. Папа, всегда делающий заначки от мамы, так и не смог той объяснить, почему он заныкал непочатую бутылку. Мама тоже не понимала ничего. Не помогла и ее природная дедукция. Мы с женой водку никогда не прятали, а папаша если и не съест, то понадкусает, это точно.
  С тех пор у Жени всё в порядке. В гости к нам она больше не ходила, берегла себя.
  
  
  Глава 5. Свингер
  
  Как-то, мою половину угораздило притащить в дом новую знакомую - зацепились колясками во дворе - толстую, некрасивую девушку, повариху из детского садика. Что повар - ладно. В той стране, где мы жили, рабочие руки пользовались почетом и уважением. Моя тоже, в то время, мыла горшки. Такая традиция: разродилась - чадо надо пристраивать. Мыть горшки в садике не понравилось, вскоре ушла. Подруга осталась. Тихая такая, простая вся из себя. Обе тихие. Скрывают чего-то. Сидят себе на кухне, сигаретки смолят. О своем, о женском судачат, кто в какой палате в роддоме лежал. Да ладно, знаем мы все..
  
  На праздник, новая знакомая привела с собой мужика. Его я еще с детских лет знаю - город маленький, все на виду. Ровесник мой. Французского артиста точная копия. Вот, кстати, вопрос, откуда в российской глубинке берутся отпрыски звезд? Нынче там фестивали устраивают, это ладно. Но в 60-е годы? Город и вовсе закрытым считался. Не то, что капиталистам, так своим ни туда, ни сюда ни пройти, ни проехать. Все на замке. Брежнев только и ездил соглашения в Хельсинки заключать, да дачи строить на арендованной у Финляндии территории. А вот его-то потомка я, как раз, и не видел. Чего это у меня брови такие густые, подумал я, глядя в зеркало? Отвлекся...
  
  ...притащила с собой мужика. Она замужем, понимаешь ли. Ну, привет, коренастый. Невысокий работяга с завода, манерами прост и естественен, до безобразия. С отвисшей губой, под которой обильно скапливалась слюна. Противное зрелище. Страдающий запоями, гоняющий, по-пьяни, жену топором и бьющий ей морду по удобному случаю. В их семействе русский обильно сдабривали матом, что меня, поначалу, сильно расстраивало. Я даже слушать не мог, уходил. Замечания делал - все бестолку. Постепенно привык. Позже стал находить это нормой их обычного поведения.
  
  Праздники случались с завидной еще регулярностью, в старых традициях, а друзей в нашу совместную жизнь, отчего-то, прибавлялось тогда не особенно. С тех пор, так мы и жили - семьями, уик-эндами, отмечали мало-мальски значительные события. Дети наши - мальчишки, под совместным присмотром, развлекаются вместе, себе на уме. Друзья - люди хорошие, добрые, иногда лишь, добивающие своей простотой. Слабости к ним обоим я не испытывал - душа не лежала. Ничего общего нас не связывало, разве дружба домами и соседские отношения. Деваться-то некуда.
  
  Супруге они оба нравились - других подруг в моем городе у нее тогда еще не было. В Питере, правда, были подруги по институту. Но это осталось для нее в прошлой жизни. Сама она, в то время, тоже была еще на редкость вульгарная девушка. Видная, сильно привыкшая к повышенному вниманию мужской стороны. Детство она провела там, где подводные лодки, скалы, беспробудное блядство и самогонные реки без берегов. Счастливое, советское детство. Тем не менее, институт, воспитание в нашей семье, книги и прочие артефакты цивилизации падали в ней на благодатную почву. Она быстро росла.
  
  По прошествии десяти, с лишним, лет, минувших со дня нашей свадьбы, мы постепенно освободилось от давящих на сознание комплексов. Отношения просты и обыденны - я, как мог, жил своей жизнью, она своей, на площади моих бедных родителей. Никто, кроме них, не в претензии. В пуританстве я не смог ее заподозрить еще до замужества. Так и пошло, так и поехало. Что же до ревности, то я уже и забыл, что это такое. Бесполезная трата сил. Хотя и восторга, от ее общения с другими мужчинами, не испытывал.
  
  Текло время. Суровые зимы сменялись на более мягкие, годы брали свое, нравы падали. Семьи сдружились. Редкие праздники проходили, чтобы мы или нас не посетили друзья. Теплые, семейные встречи. Блины по весне, летом шашлыки на природе. Салаты туда, пустые кастрюли обратно. Так и жили. Размеренно, в русских традициях: поорать спьяну песни, выпить горькой на брудершафт, сопроводив его липкими поцелуями. Все ничего, но мне не хотелось целоваться с некрасивой поварихой-толстушкой, таскающей с детского садика в семью убогое пропитание. Жена моя, с другой стороны, с большой радостью делала это, с таскающим с завода все остальное, что нужно в хозяйстве - то, что плохо лежит, работягой. Жить надо? То-то, - говорили они. Мы, с пониманием, дакали.
  
  Эти ее мужчины... Видно, что-то она и в нем находила. Но одно обстоятельство неизменно смягчало мое черствое сердце. Его женушка так славно пела, высоким, правильно поставленным голосом, русские песни, берущие за душу, и так вкусно жарила свежих, только что пойманных ее мужем лещей, что я таял и тоже лез целоваться, как это принято, забывая о своем неприятии их жизненных принципов.
  
  Нередкие, до упора, совместные вечеринки стали все больше меня тяготить - спустя время и у приятеля случилось недержание чувств к моей веселой, симпатичной жене. Высокая, стройная, блондинистая, с залихватскими бедрами и ровными ножками, она была еще, к тому же, и умная. Тем и губила.
  
  Этот парень. Мы с ним вполне уважали друг друга. Ну и что из того, что мы разные? Все происходящее между ним и моею женой в вину ему я никак не вменял. И ты, Брут, вот и все, что я тогда думал. Он лез к ней, чувствуя, что дорога к телу открыта, проявляя поначалу робкие знаки внимания, ближе к ночи совсем забывая о своей поварихе, скучающей рядом. Та и пикнуть не смела. А ведь, тоже, подруги... Воспитание в духе "Кто в доме хозяин!?"...
  
  На ползновения друга в интимную сторону моей женщины я снисходительно закрывал глаза. К тому времени, она поимела многих моих друзей и знакомых. Такое встречается. Он этого знать не мог и ощутимо стеснялся того, что с ним происходит. Это любовь называется, кажется? Или страсть. Мне было жалко его. Но, почему-то, я ему ничего не сказал. Все безразлично. У меня уже давно были женщины, с которыми я чувствовал себя много лучше, чем с ней. Чистые, непредвзятые отношения. Не знаю. К тому времени, жена моя руководила отделом в сбербанке, а я уже лет шесть как, владел собственной фирмой. А у них все как прежде. Социально не равные мы. Интеллектуально не равные мы. Материально не равные мы... Несерьезно с его стороны. Но все шло от нее. Он ей, зачем-то, был нужен.
  
  ***
  
  На кухне затянувшееся до поздней ночи веселье. Что-то пьют и танцуют. Скучающая повариха все еще налегает на приготовленные, ей же, салаты. Не лезет... Муж домой не идет. Прилип. Разудалый от выпитой водки, рубаха-парень сосед выкидывает колена, производя на мою жену впечатление. Та благосклонно виснет у него на руках и забрасывает друга семьи пьяными, похотливыми взглядами, обещающими их скорую близость. Мне это зрелище надоедает и я, распрощавшись, удаляюсь на боковую. Ебись оно все...
  
  Уснуть не дают. Гремит музыка. Кто-то заходит. Садится в ногах и ласково, осторожно, но настойчиво гладит мое основание, пытаясь меня разбудить. Робкая, соседская женушка... "Чего ты?" - с трудом понимаю, в чем дело, продирая глаза. Я слегка удивлен, но спустя секунду, другую, все становится ясно - мы меняемся женами. Или мужьями. Вот так номер... Она льнет ко мне с откровенными ласками, по пути разъясняя позицию кухонной парочки. И так уже все понятно... Привередлив ли я? Отнюдь. Откликаюсь на позыв незаслуженно брошенной женщины, мну ее грудь и целую взасос, внедряя в ее теплый, бесформенный рот чуть больше уверенности. Воспаляемся. Мешающая в деликатном деле одежда неспешно, но верно оседает на пол перемешанной кучкой.
  
  Ее тело в складках жировых отложений, столь некстати ложащихся в мои руки. Обычное, в общем-то, тело - без излишней девичьей привлекательности, каких много. Другого ждать не приходится. По-пути выясняется менструация. Блин, приспичило же... Но, надо, так надо. Я не брезглив, все-таки подруга. Женщина подо мной принимает миссионерскую позу; в ней принимает меня. Все у нас гармонично и искренне. Нахожу ее даже приятной. В общем-то, мне она, наверное, нравится...
  
  В комнату входят. Ее муж сконфужен увиденным - не ожидал... Берет себя в руки. С интересом смотрит, как у меня получается. У меня получается хорошо - его жена довольна. Ее виноватый взгляд в его сторону... Не отвлекаясь, продолжаю движение.
  Жена раздевается. Тот, что с нею, смелеет. Парочка приступает к прелюдии. Краем глаза я наблюдаю, как их дела. Там с эрекцией нелады - мы им явно мешаем. Оба расстроены. Глупо как-то. Мало вам комнат? Но мы уже всерьез увлеклись и до пустяков ли нам? Демонстративно и бурно, прилюдно кончаю в чужую жену и иду отмываться от крови. Ощущения странные - будто кого-то прирезал, а не трахнул давно знакомую женщину...
  
  Одеваемся. Снова пьем. Веселье пропало. Какие-то грустные все. Меня распирает, но я не показываю. Парами теперь не меняемся. Его тетка у меня на коленях. Ей хорошо. Она ласкова и признательна за доставленное ей удовольствие. Засобирались домой. Пора бы уже. На свою не смотрю. Блядь.
  
  Провожая их к дому, теперь по-настоящему близкая, женщина мне призналась, что я у нее только второй. А может отныне и первый. Мне, в тот момент, было уже все равно. Повторять не хотелось. Ее это происшествие выбивало из равновесия, а я не разобрал, что она говорила - скороговоркой и глотая слова, как молитву читала. А может и правда - обычная женщина, живущая в страхе и почитании. Ей было за что...
  
  С тех пор, стремление к смене партнеров у них почему-то пропало...
  Мы, по-прежнему, дружа семьями, выпивали редкими, совместными уик-эндами.
  
  
  Глава 6. Плачь, детка, плачь
  
  Сугробы и желтые фонари ночной, вымершей улицы. С тротуара ладонь, чуть откинут рукав; нараспашку, широкая шуба до пят, вечернее платье; высокая, стройная. Сбросив газ, торможу. "Не кисло..." Глушу радио, опускаю стекло.
  - Свободен? - располагающий к себе голос, чуть нагнувшейся к окну, трезвой дамочки, более чем, приятной наружности.
  - Поехали, - приглашающе киваю в ответ, толкая дверь. Любопытная мамзель.
  - Не холодно? - выруливая на дорогу, затеваю беседу, заметив на ней вечерние туфли.
  - Нет, у вас тут тепло, - в ответ улыбается она раскованной, белозубой улыбкой.
  - Вы не местная? - изображаю неподдельное удивление.
  - Я про вашу машину, - уточняет она и дарит мне еще одну, теперь улыбаясь глазами.
  Я не спрашиваю, куда ехать - улица прямая. Ясно, что в центр. Плавно обернувшись назад, изучающе осмотрела салон и оставляемую за запотевшим стеклом заснеженную дорогу. Никого.
  
  На торпеде обилие привлекающих ее внимание загадочных огоньков. Изящно закуривает что-то длинное, тонкое. Ее пальцы тоже длинные, тонкие. Бордовый, перламутровый маникюр. Свежий. Едва осязаемый, дорогой парфюм и почти невидимый макияж.
  Я замечаю полную пепельницу, открываю на ходу дверь и освобождаю ее содержимое на укатанный свежий снег, оставляя черную полосу. Выкручиваю громкость обратно, так, чтобы не убить разговор. На диске подходящий этой поездке драйв от ELO.
  - Вы таксист? - спрашивает она, с любопытством разглядывая мой, расслабленный к ночи, вид. Одежду, совсем не похожую на рабочую, но, в общем, обычную - свитер и джинсы.
  - Похож? - я отшутился, - Нет, так мотаюсь, - почти не соврал я в ответ.
  - Можете ехать не так быстро?
  - Мы не спешим?
  - Нет. Спешить некуда, - чуть помедлив, ответила она, интригуя меня взглядом.
  - Куда же мы едем? - внимательно, с нескрываемым интересом, я взглянул на нее. Она смотрела в глаза и ждала, когда наши взгляды пересекутся. "Классная девочка" - мелькнуло у меня в голове, - "Чего она хочет?". В груди пробежал холодок. В штанах шевельнулось. Она недешево стоит. У меня таких денег нет...
  - А вы не торопитесь? - видимо поймав мои мысли, уловив мой интерес к ней, ответила она вопросом. Ее голос звучал больше как просьба.
  Она играет со мной. Ладно, детка, сыграем в твою игру.
  - Я? Нет, я то уж точно никуда не тороплюсь - ухмыльнулся я, на сей раз, ответив ей чистую правду. Торопиться мне было некуда - дома не ждут, а поездки по ночному городу доставляют мне истинное удовольствие. С таким собеседником.
  
  Выждала паузу. Изучающе посмотрела на меня, потом перевела взгляд вперед, на неспешно наматываемые колесами километры. В свете фар валил крупный снег. Улицы были безлюдны. В машине уютно. Оптимистичная, негромкая музыка. Мы уже подъезжали.
  - Давайте покатаемся? Я ангажирую вас на всю ночь, хорошо? - ее голос заигрывающе завибрировал.
  Я на миг призадумался, просчитывая убытки. Она меня опередила:
  - Я вам заплачу. Сотни хватит? - тут же полезла в откуда-то появившуюся в руках косметичку. Протянула мне сотню марок.
  Что сказать? Деньги нормальные, даже очень. Я ничего не теряю. Покатаю часок.
  А брать не хотелось... Я взял.
  
  - Куда поедем? - спрашиваю я, ожидая инструкций.
  - На ваше усмотрение, - опять она улыбается, - Просто прокатимся... Я здесь давно не была.
  
  Ладно, раз так, будет тебе экскурсия по моим любимым местам. Я направляюсь в старый город. Мне нравится старинная набережная и вид на залив. Зимней ночью там как-то особенно - с высоты видны вспышки разноцветных огней, висящих в бесконечности дымчатой пустоши...
  - А где вы были? - спустя полминуты, разрываю паузу в разговоре.
  - В Финляндии. Жила там последнее время. Много, где побывала...
  - Я тоже бывал. За машиной ездил - ответил я, жестом давая понять, что за этой, - В Хельсинки.
  - Хорошая машина. Там таких много, - со знанием дела подтвердила гостья, - У меня в Хельсинки знакомый живет. У него тоже такой. Только новый, - добавила снисходительно. Чуть виновато, протяжно заглянула в глаза. Нет, не сержусь. Не задела.
  
  Странная дамочка. Зачем я ей нужен? Понравился? Может и так. Не впервой. Но она из других. Щекочущее, назревающее томление. Тонкая грань между кайфом и пропастью. Пройтись с ней по лезвию? Она, видно, из тех, с кем не рискуешь, распивая шампанское. Влечение? Что-то есть. Наступала озлобленность на собственное бездействие... Время тик-так... Значит, точно понравилась. Привести ее есть куда. По пути захватить чего-нибудь выпить. Ждать больше некуда.
  
  - Ты там работала? - я перешел на "ты". Встречаемся взглядами. Цепляемся взглядами.
  - Нет, я гостила у друга...- чуть помедлив, ответила, улыбнувшись, - Зима наступила. Красиво! Совсем замело все... Для меня зима это что-то чудное! Я зимой впадаю в детство. Эмоций море!
  - А чем ты занимаешься? - задал я ей вопрос, что сидел во мне с первой минуты. Весь ее вид говорил о том, что вряд ли она торгует в ларьке. Да и вообще, не похоже, чтобы она где-то работала. Дурацкий вопрос. Зачем я все время задаю дурацкие вопросы? Не так надо. Не об этом.
  - А как ты думаешь?
  
  Я немного помедлил с ответом. Собраться с мыслями. Если я ей скажу то, что думаю, что за этим последует? Пошлет подальше, обзовет придурком, уйдет. Я думаю, что она дорогая, валютная проститутка. Очень дорогая. К сожалению, в нашем городе очень дорогие проститутки. Как нигде. Тлетворное влияние запада. С чего бы еще, ее в ночь, одну понесло? Сказать ей - ты шлюха? Это круто. Как-нибудь я попробую. Не сейчас. Не сегодня.
  Она симпатична. Если честно, мне абсолютно по-барабану, кто она.
  А ей? Ей интересно, чтобы я разгадал ее маленькую тайну? Конечно, ей это интересно. Вот и хорошо. Поиграем в угадайки. Обстановка располагала к доверительной, никуда не спешащей беседе.
  Я остановился у магазина "24 часа" и вышел. Вернулся с коробкой белого, сухого вина и пластмассовыми стаканами. Разлил. Отдал ей. Только тогда, немного собравшись с мыслями, я продолжил.
  
  - Ну, с одной стороны, складывается впечатление, что ты бизнес-леди и денег у тебя куры не клюют, - начал я издалека.
  Я улыбался, следя за ее реакцией. Она склонила голову набок, явно оценивая обоснованность моих предположений. Видимо, согласная с этим, она одобрительно кивнула.
  
  - Интересно, продолжай, - пригубив вино, она включилась в недобрую игру, задуманную моим циничным умом. Ей, похоже, все это нравилось. Ей нравятся двое, снег и интим атмосферы единственной в ночи машины. Ей нравится слушать... Что ж, слушай дальше.
  - С другой, похоже, тебя кое-что не устраивает в той жизни, которой ты живешь, и ты хочешь ее изменить. Ищешь новые ощущения. Более острые, что-ли..
  Мы отъехали. Я задумался. Что еще ей сказать? Она молча смотрела вперед. Ее взгляд концентрировался на летящих в стекло снежинках. Ждет. Я продолжил:
  
  - Ты совершаешь поступки, до этого не свойственные тебе. Знакомишься с новыми людьми. Не узнаешь себя, прежнюю.
  Тут она повернулась ко мне. Взглянув на нее, я оценил эффект, произведенный моими словами. Хочет что-то сказать. Красивая, стерва. Взрослая, сложная. Ее глаза блестели, грудь вздымалась высоко. До нее только полметра и еще так далеко... Знал ли я то, о чем говорил? Нет, конечно. Но женщин я знал. Обычный прогноз по одинокой пресыщенной дамочке. Ничего сложного.
  
  Крутой поворот и сразу подъем. Скользко. Машина с трудом взбирается по накатанной, снежной горке. Выбравшись на ровную плоскость, я вернулся к начатой теме.
  
  - Ты умна и красива, поэтому ты можешь позволить себе все, быть любой - глупой или не очень, болтливой или немногословной, смешливой или серьезной.
  Сюрпризов у тебя в жизни достаточно и, скорее всего, больше не очень хороших.
  
  Замолчав, я прикурил сигарету. Она обратила внимание, что мои сигареты не так презентабельны. Строить из себя что-то особенное не в моих правилах. Всегда Соверен.
  Она одинока. Это видно. Глубоко затянулся и выдохнул в приоткрытое окно. Тут она не вытерпела, тоже доставая сигарету из пачки... Нервничает? Нет, не похоже. Не знает, как себя поведу. Ей интересно. Это хорошо. Я протянул ей огонь. Она не стала ни опровергать, ни подтверждать сказанного. Она его, как бы, продолжила.
  
  - Знаешь, в чем-то ты прав. Я здорово устала от того, что меня воспринимают не такой, какая есть на самом деле. Устала искать и не находить позитив. В жизни есть плюсы и минусы. Мой самый большой плюс - это хорошие друзья. Во всех сложных ситуациях меня выручают они. Их много.
  
  - У тебя есть мужчина, - неожиданно вставил я, имея в виду, что он у нее, такой, просто обязан быть. Тот, который для нее единственный и неповторимый, - Не муж, - ей, на вид, нет тридцати, уже приглядевшись, оценил я - Детей тоже нет, - не похожа она на мамашу.
  
  Она внимательно посмотрела на меня. Отвернулась к окну. Промолчала в ответ.
  Разговор становился все более доверительным. И более рисковым. Я продолжал:
  
  - Мужчины... Ты не очень-то доверяешь им. Ты очень разборчива. У тебя высокая планка к себе и к другим. Но у тебя получается дружить с ними и тебе это нравится.
  
  Она слушала все это не перебивая, так что я уже ничуть не сомневался в правоте своих выводов относительно своей пассажирки. Похоже, что-то не так в ее жизни. Было бы так, сидела бы она сейчас рядом со мной?
  
  - Ты понимаешь, что умный и сильный человек, который может войти в твою жизнь, появится не тогда, когда ты этого ждешь. Ждешь, когда его нет. Ждешь нежности и тепла. Хочется ребёнка от любимого человека. Хочется, чтобы кто-то был рядом, всегда. Хочется, чтобы не для себя, а для кого-то. Посмотришь на себя в зеркало - сегодня хорошенькая, а порадовать некого. И сейчас ты не такая, какая есть на самом деле.
  Я замолчал.
  
  Мы подъезжали к "Бригаде". Этот ресторан один из немногих, где ночами не протолкнуться. Местные девушки от восемнадцати с хвостиком и до сорока с чувствительным гаком его оккупировали. Казалось, что так было и будет всегда. Командированные и заграничные женихи приходили сюда за невестами.
  
  - Давай зайдем, - отдала она мягкий приказ.
  
  Она провела меня внутрь. Очередь из желающих веселиться, до этого бурная, притихла и молча нас пропустила. Расцеловавшись на входе с амбалом администратором, стоящим в дверях, она провела меня внутрь, усадила у стойки. Бармен сразу поставил стакан с Beefeater. Откуда такие тонкие познания моего англосакского вкуса? Она была здесь как дома... Я, наблюдая за хорошо знакомой мне, характерной для заведения, публикой, не упускал из виду свою подопечную. Она порхала по залу, окунувшись в привычную для себя атмосферу. Периодически мы встречались глазами. Она не отпускала меня от себя. Я не хотел уходить от нее. Спустя час мы вышли и вернулись в машину. Она была прежней. Такая же близкая, теперь еще более знакомая девушка. Едем дальше.
  
  - Хочешь меня? - прервала она немного затянувшееся на старте молчание.
  - Не так и не здесь, - ответил я, не поворачиваясь к ней. Я ревновал ее к тем, кого она отметила своим вниманием там. Она поняла. Тему развивать я не стал. Не срастется у меня с ней ничего. Какое-то время молча крутил баранку.
  - Ты здесь надолго? - спросил я, переводя разговор. Меня не оставляло ощущение скоротечности и единственности этой встречи. Того, что ей не суждено повториться. Было чувство, что она сейчас все бросит и выйдет. Вернется...
  
  Может, прочитав мои мысли, может от того, что чувствовала то же самое, она развернулась корпусом ко мне. Ее глаза, были влажными, теплыми.
  
  - Нет. Скоро опять уезжаю. Заранее составила себе программу на каждый день и все равно не хватает времени, чтобы встретиться со всеми, с кем хотела.. Знаешь, в отношениях с людьми я ценю искренность. Но вот вопрос... Сумеешь ли ты не обидеться и не отвернуться, если я стану собой до конца? Если покажу тебе свой настоящий характер? Если откроюсь тебе?
  
  - Будь собой, вот и все, - я уже начинал ее понимать, - Никто и не ждет, что кто-то будет гнуться под кого-то другого.
  Я не отрывал глаз от дороги; она, тем временем, внимательно разглядывала меня.
  
  - Другого человека не просчитать. Ты не знаешь, какое у меня сейчас настроение, я не знаю - какое у тебя. У каждого есть свои особенности, которые с первой встречи не понять. То, что ты говорил... Ты прав, для меня запретных тем нет...
  
  ... Похоже, что-то нас связывает, раз мы встретились. Я не верю в случайность происходящего. Я выкинул окурок в форточку.
  
  Ее, наконец, прорвало. Она стала рассказывать о себе, начиная чуть ли не с детства. Я думал о своем и слушал ее краем уха. Мои мысли были далеко от нее. О том, что все бабы суки, бляди и верить им нельзя. О том, что доверься им, а разберут ли они потом, где ты, а где остальные? Что я ей?
  
  Она же видела меня рядом. Все рассказывала и рассказывала о себе. Ее речь была завораживающей. Я слушал. Ее голос лился водопадом слов, вызывающих во мне живое участие к этой молодой женщине. Потом она замолчала, наконец, выговорившись.
  
  Моя рука легла ей на колени. Ее ладонь накрыла мою. Она перевела взгляд своих глаз на мои, готовые уже идти навстречу ей, губы.
  Мы ехали все медленнее. Справа парапет набережной, слева, над дорогой, мигает маяк, освещая белую, снежную пелену вспышками оранжевого солнца. Всё. Я останавливаю машину.
  
  ***
  
  Мы вышли. Я обнял ее.
  - Ты не обидишься?
  - На что?
  - Понимаешь, ты мне нравишься. Очень, но я.., - она недоговорила.
  - Не совсем. Нет, не понимаю.
  - Мой друг. Он в Финляндии... У меня с ним контракт. Я обещала быть только с ним, пока.. ,- она запнулась, - Он купил мне квартиру и платит мне содержание.
  - А кто он?
  - Неважно. Бизнесмен. Хороший человек.
  Она замолчала.
  - Он импотент, - наконец выдавила она, - У него там семья. Жена, дети, дом. Приезжает раз в месяц. Ему шестьдесят восемь лет. Я не знаю, как быть...
  
  В ее глазах смех сквозь слезы... В моих стоит мрак. Оттого, что эта девочка, девушка, женщина, которая нравится мне, не станет моей. Оттого, что какая-то финская сука купила ее. Оттого, что боится потерять все ради ночи со мной. Оттого, что я бессилен тут что-либо сделать...
  
  Впереди, за гранитом набережной, в манящей дали, мерцали загадочные огни... Она стояла спиной и смотрела на вспышки в моих зрачках.
  - Я обещала. Прости. Отвези меня...
  
  Cry, baby, cry
  Tell me 'bout your lonesome lullaby..
  
  
  Глава 7. Повесть о верности и неверности (Кока)
  
  Мы катались по городу без цели. На остановке - две девицы. Вроде ничего. Одеты скромно, но не без вызова, внимание привлекают, стреляют в проезжающие машины глазками и чего-то ждут.
  
  Друг Кока - балагур и редкое трепло, за что и ценится в компании. Его берут с собой, как единицу, владеющую языком первичного коннекта, когда девчонкам надо пудрить мозги. У него талант. Остановившись перед ними, не стесняясь публики, едим ту парочку глазами, но не долго.
  Вступает Кока. Опустив стекло, он незатейливо вопрошает, не подвезти ли симпатичных девушек, куда-нибудь, где все мы вчетвером неплохо провели бы время. Людей на остановке много. Автобусы ходят из рук вон плохо. Ехать эти две особы, судя по всему, собирались в те места, где они влачили поселковое существование городского типа. Туда ведет одна дорога, по которой едем мы.
  
  Не стоять же вечно? - переглянулись девушки, оценивая Коку, меня, спортивный руль призывно поигрывающего мускулами двухлитрового мотора, Сааб. Оценив шансы не дождаться транспорта, дамы заявили, что да, они согласны, но и заедут переодеться. Отчего бы не заехать, согласились мы. Неспешно тронулись. Уточнив маршрут, выясняем, что ехать через КПП, где паспортный контроль так строг, а документов Кока не имеет, что друга моего мы спрятали в багажник. Он влез туда легко и быстро, шутливо поворчав с тоской в глазах - как будто он прощался с нами. Багажник у купе просторный. На посту, включив громче музыку, я отвлекал внимание солдатика. Он нас пропустил довольно быстро, без досмотра, немного задержав свое внимание на ножках моих спутниц, сглотнул и отмахнул рукой, мол, трогай.
  Мы едем с ветерком. Двигатель гудит ровно, едва слышно. Майкл Джексон дополняет расслабленности сидящим на заднем сидении девушкам, не заглушая мне их разговора. Оставшись без товарища, я подыгрывал спектаклю, ничуть не страдая его отсутствием, оценивая девиц на предмет, кто будет чья?
  
  Не самая смазливая, заметно интересовалась мною больше, чем другая. Она смотрела с огоньком в немного слеповатых, судя по прищуру, глазках, похоже, волновалась и стремилась произвести впечатление. Я чуял жертву, словно кот, играющий с мышонком, отвечая тем же. В ней ощущалась неподчеркнутая лишним стройность тела. Мой беглый взгляд сползал на ровные коленки без углов, поднимался выше, туда, где выделялась развитая грудь, оцененная наспех через расстегнутую, коротенькую куртку, задерживался на высокой и открытой шее, правильном лице, с ниспадающей на глаза недавно стриженной челкой ухоженных каштановых волос, убранных в длинный хвостик. Еще отметил ровность ее ножек в узких брюках, переходящих в небольшую попку. Немного коробила ее не новая и скромная одежда. Но, в целом, девушка была опрятна и чиста. Она была особенно болтлива и, слушая ее, я слегка поплыл.
  
  Вторая была симпатичней на лицо, в ней ощущалось больше опыта, она покрепче сбита, хотя, по возрасту они, похоже, были ровесницы. В ней было что-то, что мне говорило о ее безбашенности. Наверное, решительность и грубоватость шуток.
  
  От комфортабельной поездки подружки разомлели. Заглушив мотор и сделав тише музыку, я обнаружил недостаток в Коке и открыл багажник. Он, сжавшись, ждал, расплющенный звуком, с ошалелыми глазами. Кряхтя, вылез. Я проклят был по поводу и без, но был прощен, как только он узнал, что дело на мази. Девчонки, помахав ручонками, скрылись в подъезде, пообещав собраться быстро.
  Пока их не было, мы тихо поделили пары. Болтливая досталась мне, а опытная - Коке. Спустя немного времени те вышли, уже прихорошившись и одевшись с бОльшим вкусом. Теперь я мог их разглядеть подробней и сравнить. Определенно, у моей фигура лучше. Мне показалось, что вторая полновата, но только по сравнению с первой. А в общем, обе очень хороши и мы сияли с Кокой.
  
  Расселись парами. Двинулись обратно в город. Девочки оказались совсем без изысков и мы травили шутки, в меру пошлые, прощупывая степень дозволенности в анекдотах. Они смеялись громко и открыто, совсем не замечая, что тема разговора уже совсем сползла и никто не прячет откровенных намерений. Неловкости уже не стало, мы вовсю держались за руки, гладили друг другу ноги, не залезая высоко, чем только распаляли не прикрытое ничем желание. Когда же мы приедем? Я уже хочу...
  Кока, со своей, сидели сзади, недолго думая, ушедши в поцелуи и не мешая нам все больше нравиться друг другу.
  
  Ах, девушки... У них в деревне все такие? В любви обильны, в деньгах не корыстны, весьма разговорчивы и ни на что не обидчивы, как бы мы их не подначивали. И было так, что с ними полу шведская семья образовалась. В том смысле, что друг мой ухитрился трахнуть их обоих, в то время, как девица, с которой оказался я, ну очень против была, когда ее подругу я за задницу хватал по приезде в сауну.
  
  Мы не теряли времени. Та сауна была известна свободой нравов, запиралась для одной компании, был бар с большим столом из дерева и банщик, он же диск-жокей, халдей, уборщик, повар и сантехник. Глубокий, с ледяной водой бассейн внушительных размеров, раздевалка, собственно парилка, довольно тесная, но позволяющая лечь. Мы взяли выпить, порознь разделись, девочки вперед, как полагается, завернулись в простыни, уселись за столом, бармен настроил музыку и спрятался под стойку. И процесс пошел.
  
  Махнувши водки, сразу разделились с Кокой. Взяв девушку за руку, я увел ее греться. Там, сняв с нее простынь, я оценил, что мне досталось. Маленький шедевр. Ножки - как струна. Нежнейших чувств позывы просыпались - их захотелось обнимать и пасть в них, хоть и в мыслях. Их линия сходилась без единого просвета, от безволосой, девичьей, ровнейшим скальпельным разрезом узкой щели, до тонких щиколоток. Кожа - нежный, тонкий бархат. Узкие, непорченые бедра придавали фигуре особую, изнеженную утонченность.
  
  Эрекция росла сама по себе, ничем уже не контролируемая. Я восхищался ее телом, а второй я, тот, что ниже, уже стремился к ней. Она - искусство, глупое, непонимающее сути и своей цены... Я? Я хотел ее вообще. Я видел таких ног немного в своей жизни. Когда их встретишь, их не пропускаешь мимо, а долго, очень долго, смотришь вслед... Цок, цок... Ею захотелось обладать.... Не трахать, а владеть ей... Грудь сильная, с бесстыжими, торчащими на сторону сосками на аккуратных, нежно розовых лафетах сисек, спадала сверху нежно, впалым сгибом, а снизу висла шариком мороженного, которого так хочется лизнуть...
  
  Прильнул к ее груди. Рука, от жадности, не знала где остановиться. Животик ровный, без изъянов, едва лишь выпуклый, с маленьким пупком... Не отрываясь, рука лезет дальше, в ягодицы девушки... Об этой попке надо слагать песни ... Спустившись ниже, проскочил в щель, прохладную в моей расплавленной руке, призывно мокрую, идущую навстречу моим пальцам. Тише, тише....
  
  Не удержавшись, высунув язык и поднеся к губам, слизнул с них влагу. Она пахнула сладким... Я совсем дурел. М-м-м, этот запах сокровенной, чистой, юной плоти... Пройдя рукой, где только мне хотелось, проведя ладонью всё в ней, я нежно завалил ее на обжигающую полку, укрытую спасительной простыней и навис, вцепившись поцелуем в ее губы. Она ждала меня, поджав к животику согнутые в коленях ножки. Приподнялся ее стройный, круглый зад и, разводя немного в стороны колени, будто приглашая, она раскрылась...
  
  Я встретил совершенство... Подогнанные плотно, идеальной и ровнейшей формы, белой кожи, губы почти скрывали все. Из чуть расшедшейся, лоснящейся секрецией вагины чуть выступали аккуратные, зубчатые, розовые лепестки ракушки ее входа. Зачарованный, я изогнулся, прошелся кончиком языка, наслаждаясь первозданством линий, не в состоянии отвести глаза. Девица томно выдохнула и разжала мышцы, раскрываясь шире.
  
  Мне не терпелось. Я вернулся в ее, горящие желанием, карие глаза, уступая право близости второму я. Она жадно обхватила икрами мой, нависший над нею торс и ...тут Он упал. Он просто не готов был, подбирая прежде второсортных женщин... или было жарко. Я с ужасом смотрел на свой исчезающий напор. Она была спокойна и ждала. Спустилась на ступеньку ниже, встав на колени, и взяла его губами.
  
  От возбуждения и незнакомой прежде неги я сходил с ума. Ерзал и повизгивал от неизвестных раньше острых ощущений, с трудом пытаясь усидеть на месте. Она это чувствовала и играла, забираясь острым язычком все ниже, уходя в промежность, забирая в рот едва набухший ствол от корня и распаренные яйца, помогала ему тонкими умелыми руками приподняться и возвращалась вверх, жадно заглатывая.
  
  - Ты просто перегрелся, - успокоила она, констатируя вполне сносный результат своих трудов.
  "Ты упрощаешь, девочка, откуда тебе знать, кто я?" - пронеслось у меня в голове, - "Нас двое".
  Не вытерпев, я прыгнул в ледяную воду, потушив огонь в себе, не в нем...
  
  Мы вышли в бар, не ставшие поистине близки. Я знал, что катастрофы не случилось - что это в первый раз, что эта женщина теперь моя, и точно знал - надолго.
  А в баре, разложив подругу на столе, не обращая на нас никакого внимания, Кока размашисто ебал Инну... Та громко и раскованно стонала, Кока громко ухал, как дрова пилил, и подгонял ее мычанием кончающего быка. Невидимый бармен сидел под стойкой, читая книгу... Мы выпили остатки водки и отрешенно наблюдали за этой парочкой. Потом, обнявшись, встали и уехали к Гале в деревню. Одни.
  
  
  Глава 8. Франки
  
  В этом городе просыпались по пятницам. Ночами носило по кабакам, по синюшным, неосвещенным ноябрьским улицам, одиноким фигурам, совершающим променады между ночными check-point"ами, где и теплилась жизнь. Заносило и в крайности. Хотелось экстрима. Тупая страна, такая же жизнь, не выше желания.
  
  Луч фар выхватывает пару фигур из мрака обочины. Одна - стройные ноги, вторая - лучше бы не рассказывать. Едем. Короткий, односложный разговор с первой. Подъезд. Пауза. Нет, я не тороплюсь. Денег не надо. Съездим. Я подожду. Ноги выходят. С заднего сидения голос: "Она не вернется". Я оборачиваюсь... Франкенштейн?
  
  - Почему? - я удивляюсь тому, что она может разговаривать.
  - Она всегда так делает.
  - А ты?
  - Давай уедем. Я не такая. Ты не пожалеешь.
  
  Я знал, что она не вернется. Ей не к кому и ее не отпустят. Слишком хороша и молода.
  
  - Я знаю одно местечко, сразу за городом. Ты голодна?
  - А у тебя есть деньги?
  - На сосиски и пиво.
  
  На выезде под мост, сто метров по лесу, от трассы недалеко. Сруб, дрова, сосны, снег. Две шлюхи за соседним столом. Пьяный дальнобойщик у стойки. Всё.
  Молча ест. Молча смотрю. Все смотрят.
  - Еще?
  Снова ест. Жду.
  - Пошли, - спасибо, не отрыгнула. Я в норме, а жизнь дерьмо.
  
  В машине плюс тридцать. Сама раздевается. Смотреть не на что. Луна освещает свиноподобное тело. Белая, зимняя кожа. Бесформенная грудь. Олигофрен. За бортом минус десять. Полудохлый, неумелый минет. Разложенное сиденье. Не девственница. Принимает в себя. Еще одно пиво... Две сигареты. Снова за дело. Тесно с ней. Молча одеваюсь, выглядывая в окно. От фонарей по четыре луча. В глазах муть. Там холод, здесь жарко. Хорошая машина, надежная. За два часа так и не перегрелась. Место тоже хорошее, отметил про себя, удобный подъезд, освещение, памятник. Над трассой, у всех на виду, вроде, а никто не мешает. И девка хорошая, трудолюбивая, страшная.
  
  Пять утра. Мне чего-то все не хватает. На берег залива. Подышать морским воздухом. Она все время молчит. К воде спуск в камнях. Садимся на брюхо. Визг шин и запах паленой резины.
  - Мне не слезть, - лениво говорю я, тупо смотря в ее сторону - вылезай. Все надоело и хочется спать.
  Франки слазит. Машина радостно поднимается на рессорах. Чудовище хватает ее за бампер и выносит с камня. Одна тысяча четыреста килограмм. Меня отрывает от земли и я отключаюсь. Спустя полчаса я проснулся. Передо мной была только вода.
  
  
  Глава 9. Повесть о верности и неверности (Галя)
  
  Минуло время, но не много... Мы встречались редко, но встречи эти мне трудно забыть, ибо вложено в них было много чувства, в основном эротического свойства и, особенно, с ее стороны. Она была, как бы это сказать попроще, талантлива от бога, что-ли. И талант ее проявлялся исключительно в постели. Больше за свои 23 года она никогда ничего не делала и не умела делать... Я не скажу, что это плохо - каждому свое. Одно было обидно, что в силу, каких-то, одной природе известных обстоятельств, это создание было наделено ну что-ли, до неприличия красивым телом, немного портившим ее поддернутым носиком и абсолютным отсутствием ума. Вам может показаться странным, но именно последнее обстоятельство и послужило причиной наших встреч и разговоров о ней на протяжении лет, минувших с той поры.
  
  Я ездил к ней. Она была проста, приветлива, не знала, что такое деньги и в те ночи, что мы проводили вместе, мне не о чем жалеть было в этой жизни, это правда. Но наступало утро и открыв глаза, я видел, что вокруг хоть чисто право, но так бедно, что едва лишь натянув штаны, бежал я прочь, невнятно обещая новых встреч и несуразность положенья осознав. Через неделю после нашей первой встречи она ждала меня на день рождения. Я не приехал... Но она простила...
  
  Я делал ей подарки, редкие и недорогие, она была им рада искренне и безгранично, так благодарив,
  как будто это то, о чем она мечтала. Мне было стыдно... И мы встречались реже и реже. Она сидела неделями в своей комнатке с видом на дремучий лес и, может быть, ждала, а может - нет? В любом случае, это состояние для нее являлось чем-то важным и определяющим. В те редкие часы, когда мы виделись, из нее лился водопад слов, чувств, переживаний. И, похоже, что я был единственным, кто слушал ее всегда, не прерывая и до конца.
  Папа ее, бывший мент, был алкоголик, мать считала ее шлюхой, младший брат..? Не знаю, он был еще так молод и всегда выгоняем из комнаты.
  
  Она была проста настолько, что при каждой встрече достаточно было лишь нескольких коротких приветливых и ласковых фраз, пары шутливых извинительных объятий и не сильного влечения к себе за ее тонкую ручку. И вот она уже сидит на коленях, уже твоя, уже лопочет о чем-то своем, и уже готова для меня на все. Спустя недолгое время мы уже в постели, она творит свое искусство, как может это делать только Она. Откинувшись, удовлетворенный я лежу с полу прикрытыми глазами, готовый уже погрузиться в сон, обняв ее. Но она бесконечна - она выскальзывает из объятий, не прекращая ни на секунду своего ненавязчивого лепета, не вызывающего ничего, кроме сонливости, опускается вниз и начинает свою игру..., и только тогда она замолкает. Я не в силах сдерживать себя и все начинается снова. Потом мы спим. Она была единственной, кто спал у меня на руке, и рука никогда не уставала поддерживать ее милую головку, запутавшуюся в длинных, каштановых волосах...
  
  Мне тогда очень нравился фильм Cherry 2000... Красивая мечта об идеальной любовнице...
  Она была живым ее воплощением.
  
  
  Глава 10. Повесть о верности и неверности (Лена)
  
  Кока редко привязывался к женщинам. По крайней мере, настолько, чтобы встречаться с ними более двух раз. Но в жизни случаются исключения. Случилось оно и с ним. Появилась в его жизни просто Лена, которая перевернула все его, Кокины, представления и заставила его опуститься перед ней на колени. Кока влюбился. Влюбился настолько сильно, что мы, его друзья, переживали с ним все его взлеты и падения на этом пути истязаний. Он отдавал себя ей полностью. Он покупал ей мебель, телевизоры и другие мелочи. А ему это было не свойственно. Кока мутировал на глазах. Это было полное уничтожение личности.
  
  Лена, надо сказать, была девушка небольшого роста, стройная, красивая по-своему, и не без претензий к людям, ее окружающим. Ей было 25. Цену она себе знала. И ценой этой для моего друга стал отказ от вечеринок в кругу друзей - раз, он забыл о своем чувстве природного кобелизма - два, он готов был на ней жениться - это три. Минуло уже три или четыре месяца, как Кока исчез из нашей жизни, как вдруг, однажды, мы встретились за кружкой пива. Его рассказ звучал примерно так: "Она такая", "Она эдакая", "У меня никогда такой женщины не было" и далее в таком же духе. Я опускаю здесь особо пикантные и восторженные характеристики, которые мой восхищенный друг не переставал давать своей Елене Прекрасной.
  
  Лена, после нашей мимолетной встречи как-то на улице, показалась мне несколько высокомерной и взбалмошной натурой. Но придавать этому значение и убеждать в чем-либо своего друга я не утруждал себя, ибо влюбленный человек - это психически больной человек, и действительность он воспринимает не так, как все - это общеизвестно. Тогда, на улице, я стал свидетелем их ссоры. Лена собиралась уйти, а Кока был в недоумении, что делать и как ее остановить?
  -Ты ее любишь? - спросил я Коку. - Тогда падай на колени перед ней.
  
  И он упал. Лена захотела переговорить со мной, как с его другом. Кока ждал в машине. Мы с Леной отошли в сторонку, чтобы обсудить все без свидетелей. Тогда я, рассмотрев ее в деталях, раскусил ее и посочувствовал в сердцах своему другу. Мы говорили о нем, а ее глаза смотрели на меня, и я понимал, что Кока ей просто безразличен... Он говорил, что покорен ее любвеобильностью. По пять раз в день. Он просто счастлив... Это судьба...
  
  Мне показалось, в нашем разговоре, что все проще, она просто вьет из него веревки и трахает подряд все то, что движется и проявляет интерес к ее персоне. С первых ее фраз, меня проняла ее двойственность. Ее очаровательный маленький ротик говорил одно, а в зеленых, узких глазках читалось совсем другое: "Я тебя хочу!!!" Она чертовски хороша и возбуждает. Заводит взглядом. Кошка... Но Кока - друг и я не вышел из начальной темы, не дав ей повода сломать меня. Она простила Коку. Для чего?
  
  Смех смехом, а кое-что, как известно, к верху мехом. Спустя немного времени, слово за слово, сели мы в автО и покатили в известную деревню, к нашим с ним, старым подружкам, дабы немного встряхнуться и отчудить мальчишник, ибо дело у Коки уже полным ходом шло к серьезному предложению Елене.
  Увы и ах - на месте никого не оказалось. На обратной дороге, распив бутылку коньяку прямо на капоте с какими-то двумя деревенскими фуриями неопределенно нежного возраста, так и не согласившимися посетить лоно тамошней цивилизации (было предложено местное помывочное заведение и еще портвейн) мы немного расстроились. Кока махнул рукой, сказал сопутствующую фразу и пригласил к себе и своей Лене пить коньяк и радоваться на его будущую жену.
  
  Жили они на окраине города в ее доме, где ничего не нарушает идиллии тихих, упоительных, горячих, летних ночей, да еще со столь любимым человеком. Но дверь, вопреки ожиданиям оказалась запертой, окна темными и на стук никто не отозвался. А ключа тоже нет. Что делать - не знаем, облом по всем статьям. Кока заглянул в окно, немного подтянувшись на подоконнике, и увидел в полумраке ночной комнаты Васю, натягивающего в срочном порядке штаны. Да видно волновался Василий без меры, отчего получалось это у него как-то неловко и долго. Вырвав дверь, влетает наш Ромео внутрь, Вася жмется в угол, на вопрос: "Ты кто?" - мычит, и висят его портки чуть ниже колен, а он с открытым ртом глотает воздух. Немая сцена...
  - Это Вася, - сказала его Лена, с наглым видом высовываясь из под одеяла. Расстроенной она не выглядела.
  Я в дверях, в руках коньяк, в постели Лена, в углу Вася, в дураках - Кока. Такие дела. Поступило два предложения: выпить за знакомство - это от Коки и набить морду Васе - от меня. Посоветовавшись с Василием, решили все - таки начать с первого, чем тот и не преминул воспользоваться. Не сильно гремя, оделся и, заявив, что, ибо же за рулем, то уж пить никак не может. Ведь есть же правильные люди!
  
  Мне стало скучно. Молодожены чуть не дрались - ей Кока отчитался, что любил без меры, не пил, про баб забыл, но вот теперь, уж если Лена блядь, то он уйдет из дома. А я, мол, если захочу, могу остаться - ему уж все равно, с кем его Лена... Коньяк тем временем допили, Кока хлопнул дверью. Я же, сильно нетрезвый, оказался наедине с Леной, оставшейся в растрепанных чувствах. Поговорив немного, и напоследок промямлив что-то насчет физической неспособности в таком состоянии добраться до дому, не сшибив при этом пары столбов, я нагло завалился на их ложе и благополучно отъехал.
  
  Прошло часа четыре. Я проснулся полураздетым рядом с полураздетой Леной от звучного женского хохота, пьяного громкого базара, исходящего откуда-то с кухни. Отчетливо звучали традиционные Кокины анекдоты и, не стесняющаяся позднего времени суток пьяная компания из четырех человек, гремящая посудой и бутылками. Им было весело. У меня трещала голова. Лене хотелось писать, и еще ей было страшно, как она объяснила. У них с удобствами проблемы и для меня не явилось чем-то неожиданным, что туалетом может оказаться тазик для белья. Не ходить же в ночь раздетой, да еще мимо кухни, так можно и нарваться на хмельного Коку. Ну, она и не пошла. А после этого взяла меня за руку, притянула к себе, сняла с себя и меня оставшееся, уже не сильно влияющее на приличия, и со словами: "Раз он так?! Тогда и я так!" с таким напором на меня набросилась, что тут уже ничего не оставалось, как включиться в это безумие, не отдавая себе отчета, кто с кем пришел, кто кого друг и кто с кем известно чем занимается...
  
  Она оказалась легкой. Я поднимал ее на ладонях, как девочку, покрывая поцелуями ее, исходящее желанием тельце. Она была ласкова и страстна. Я с ней, она со мной.. Спустя немного времени, она была доведена уже до такого состояния, что ничуть не сдерживалась и яростно хотела просто порева. Схватив меня за руку, она потянула меня на пол. Я был сконфужен ее напором, да в придачу пьян. Но отступить не мог.. Стащив меня с кровати, Лена отдалась мне, притянув к себе. Все это длилось лишь мгновение. Войдя в ее миниатюрную и узкую вагину, меня взорвало сразу. Она об этом не узнала. Я выдернул и, встав, сказал ей: "Я так не могу". Она всучила номер телефона на прощанье. Я вышел в ночь.
  Назавтра к Коке на работу пришел ее папаша - разбираться, кто изнасиловал его бедную дочурку? Мол, вся в слезах сидит, убита горем. Я не сдержался. Бедный папа... Поговорив (впервые? о насущном?), он сам сказал, кто, по его мнению, его дочь и удалился, весь убитый этим откровеньем...
  Не было бы счастья...
  
  
  Глава 11. Повесть о верности и неверности (Алеша Петухатор)
  
  Это сладкое слово "халява". Сколько человеческих переживаний и устремлений в него вложено. На халяву и уксус сладкий, а женщина, да еще и красивая? Ведь если разобраться, то для мужчины его женщина - это как выигранная партия, как доказательство его неординарности перед ней. Ее тоже надо выиграть, ее можно и проиграть... Я всегда знал, что если я курю, я должен пойти и купить себе сигареты. Если я хочу есть, я должен заработать себе на еду. Если я хочу достичь чего-то большего, то мало этого лишь возжелать, это еще и сделать придется. Но приходится сталкиваться с людьми, мыслящими иными категориями. Хочешь сигарету? - стрельни, хочешь спать? - выгони хозяина с его дивана, не баре, и на полу поспят, хочешь трахаться? - есть подруга ближнего твоего, а хочешь жить сладко - сделай вид, что у тебя получается - и тебе не дадут умереть с голоду...
  Однако этот экскурс в начала сущности человеческой это только присказка, а сказ пойдет о человеке, чье существование, как личности, едва еще только начиналось, тем не менее, зарекомендовать себя с описанной стороны уже успело основательно.
  
  После непродолжительных наших с Кокой, совместных, в выше обозначенную деревню поездок, тамошняя подруга его, а звали ее Инна, как и следовало ожидать, залетела... Кока проявил себя последовательным борцом за независимость личности перед законами природы и денег ей на аборт не дал. И в гости к ним с тех пор показываться застеснялся. Инна переживала по поводу разлуки с другом, но не долго, раз иль два спросивши, как он там, скучает ли, и, мол, не хочет ли заехать попрощаться. Кока не хотел, лишь в шутку силясь вспомнить, кто такая Инна. А девушки, тем временем, не отказывали себя приглашать на разные веселые собрания в кругу моих друзей. И популярность их росла благодаря рассказам об их лучших свойствах. Небезызвестный в нашем кругу человек, по кличке Петухатор (в миру родители назвали Лёшей), услышав эти байки, воспылал желанием с ними познакомиться телесно.
  
  Случай не заставил себя долго ждать, и с ним отправились мы в гости. Инны не застали, она от одиночества не сильно исстрадалась после Коки. Дома была Галя. Не виделись мы с ней, наверно, две недели - Галя была рада встрече. Я познакомил ее с другом и тут же предложил вывезти ее повеселиться. Она собралась быстро, была так благодарна и знакомству и поездке с нами. По пути, определившись с планами на вечер, мы захватили ящик пива, взяли ключ от деревенской бани и через час уже сидели, томно расслабляясь, наслаждаясь треском дров, теплом предбанника и запахом березы веников.
  Пошла беседа. Текло рекою пиво и несильное желание к женщине брало свое. Мы совсем разделись. Спустя немного времени, уединившись, я излил Галине чувства, что накопил от долгой с ней разлуки... Поставив ее к полке, наклонил и жестко, скоротечно трахнул. Она тогда обиделась: "Что, это все?" А я отдался пиву безвозвратно, Галину же тем временем всю другу поручив.
  
  Что было дальше, я не помню, пива было много. Все остальное - сплошь его рассказы. Я им верю. Я отключился. Видя, что я сплю, мы не стеснялись - были все раздеты, мой друг тут взялся за Галину поплотнее, при мне она стеснялась посторонних в своих чувствах.
  Было б не уместно, сходивши в баню, даже не помыться. Спросив подругу, не поможет ли она ему в таком тяжелом для хмельного человека деле, ответила моя Галя полным (подлым?) согласием. Взяла мочалку, вымыла мне друга. Тот мускулом играя, заблестел вдруг чистотой и жадных глаз нетрезвыми зрачками. Он предложил ей сделать то же с нею, она далась - и стала еще чище. Он возжелал ее, она сказала: "Нет!", мол, мне она верна до гроба, ну иль пока я здесь (не уточняли).
  
  Тем временем и ночь прошла, настало утро, они - все в разговорах. Друг мой в трансе, сильно пьяный. Тут я проснулся, приподнявшись с полки, оценил картину. Та же Галя, трезвая, лопочет о своём, о чем-то. Леха красный, сказать не может ничего - в стельку, сидит, лишь головой кивая, поддакивая, что-ли?
  Но время вышло, надо ехать, уже утро... Мы подвели итоги - пива не осталось. Я не помылся, видно не судьба. Зато, проспавшись и в осознание ситуации войдя (никто одеться так и не успел), я вопрошаю: "Ну что мол, Лёха, с Галей получилось?" Он лишь, руками молча разведя, так глупо улыбнулся... Я не сдержался и спросил подругу: "По что ж ты Галя, друга так обидела?"
  Она не поняла... А, отвезя её, подумал "Верность есть!" и все исправил...
  
  
  Глава 12. Повесть о верности и неверности (Анюта)
  
  С Аней мы познакомились за пару дней до того, как случилось Это. Кока давно ушел от жены и снимал просторную комнату в старом финском доме в центре. Лучшего места для распития огненной для нас с Лехой не представлялось. Ввалились теплые и без приглашения. Кока трезвый и принял неохотно. Расселись. Выпили по первой. Закуски мало. Скучно. Открылась дверь в комнату и вошла стройная, длинноногая девица в мужской белой рубашке с закатанными рукавами. Больше на ней не было ничего. Лица я не разглядел. Мы переглянулись, одобряюще покивали головами в ее сторону. Позавидовали Кокиной холостяцкой жизни. Девица мелькнула за дверцу шкафа. Мы выпили. Она быстро собралась и молча вышла.
  
  Тепло, весна, конец недели, май. Настроение в конторе на подъеме. Начальник наш, ветеран последних войн в отставке, держал компьютерную фирму, да видно, дело в это он не очень верил, а посему он приторговывал селедкой. Ходили разговоры, что где-то на заливе у него свой остров, на нем база, на базе люди, а у людей есть водка и армейские палатки. Закинув удочку на эту тему, мы, так вышло, напросились к чудо рыбакам на выходные в гости. Шеф сказал: "Поехали", и мы стали собираться. С собой мы взяли лишь одежду, да друга Коку, потому как, в отличие от нас, у него и деньги были. Кока на подъем был легче, чем мы ждали, но условие поставил, что поедет он с подругой. С подругой, так с подругой, подумали мы и, раз такое дело, нам - же легче - будет нам обед готовить.
  
  И вот уж вечер,
  Солнце гаснет.
  И Кока скарб свой
  К нам несет.
  
  На деле оказалось, что багаж его нехитрый включал гитару, лодку, удочки, палатку, два рюкзака, набитых хламом и едой, да плюс еще его подружка.
  Он говорил - ей восемнадцать... Я слышал, девочки взрослеют раньше... Я не знаю. Я дал бы ей годка на три поменьше, хотя и мог обидеть этим ее формы... На лицо - подросток, по фигуре - взрослая, готовая к употреблению нимфетка. Однако, к делу...
  Выходит шеф, глядит на это как-то косо и, подумав, бросил: "Не, пацаны, в машину все не влезем. Мол, кроме вас еще три человека сядут, а они нужнее будут в деле. Давайте, одного бросайте и грузитесь". Мы пригорюнились. Обдумав варианты типа: без подружки Кока не поедет, без Коки не поедем мы, (что подружка поедет без Коки, в голову не приходило), решили брать такси и ехать на другое место. Ну, думаем мы хором, типа, есть палатка, есть еда и водка, плюс есть лодка - как-то проживем.
  
  Приехали на место. Красота - не передать. Погодка прелесть. Быстро разгрузились и за дело. Я разжигать костер, Анюта с Лёхой за дровами, а Кока, ясно, первым делом лодку надувает, удочки налаживает и, видно по всему - сейчас он выйдет в море. Хрен там. Встал вопрос, где весла? А кто знает? Машину Кока разгружал - ему и весла в руки. Да видно, по Природе, чуть не за год, наскучавшись, он торопился так, что весла в суматохе в багажнике такси оставил. Тут с ним истерика случилась. Вот крику было... Кто виноват и все такое. Как это грустно, коль мужчина плачет. Там крайние мы были все, а в том числе и маленькая Аня. В итоге, всех послав на нужные три буквы, наш друг поймал попутку в город, оставив нам еду, два литра водки, пожелав удачи. Тут сделали мы ручкой Коке, махнули водки, дабы снять тот стресс, что он оставил - стало легче. Скоро стало просто хорошо - без Коки. Закат, залив и тихо...
  
  Аня компанейской оказалась девкой, даже очень. Легко и быстро быт устроив, мы скоро напились втроем изрядно, да завалились спать - темно уж было. В палатке места мало для троих - всю ночь мы то делили Аню, как бы к ней прижаться поплотнее, благо просто грелка, то ворочались синхронно с боку на бок. Среди ночи мы постоянно сталкивались с Лехой на ее маленьком тельце. Один закидывал на нее руки, второй ноги. Потом наоборот. И так всю ночь...
  
  В итоге наш "тряпичный" домик рухнул напрочь. Проснулись уже днем - была "картина", думаю, особо если посмотреть со стороны на это: суббота, горожане потянулись на природу - люди, семьи, дети. Машин вокруг - штук десять, может больше. Посреди поляны шевелится что-то в куче тряпок - мы ищем выход из палатки... Выползает заспанная Аня, мы вдвоем за нею. Мы помяты. Анюта, никого не замечая, будто бы одна здесь, подходит к остывшему костру. Задирает на голову юбку и, потягиваясь, натягивает колготки до ушей, от которых растут ее, помрачающие ум взрослого мужчины, ножки. Берет стакан и выпивает залпом водки, не поморщась.
  Тут воцарилась тишина - все люди в шоке... Все смотрят на нее. Мы переглянулись с Лехой - дело дрянь, деваха - то совсем без башни.
  
  Оставив все пожитки, налегке, отправились на дикий пляж, от лишних глаз подальше. Там мы купались в ледяной воде, дурачась с полу голой Аней, как с игрушкой, оставшейся только в узеньких, белых, от воды ставших совсем прозрачными, ничуть не скрывающими ее призывной аккуратной щелочки, хлопковых трусиках. Допивали водку, жгли камыш, носились с нею на руках, кидали в воду, залапали совсем и в шутку целовались, не решаясь взять ее - обоим хочется, но нам друг-друга с Лехой стыдно. Все извозились за день и уснули прямо на песке и гальке, разморенные жарким солнцем.
  Проснувшись, я с трудом оторвал тяжелую, перегретую на солнце голову. Анюта, в мокрых трусиках, спала, пристроившись на моей ляжке, сладко уткнувшись носиком мне в задницу и тихо посапывала.. Леха рядом. Ее измазанная сажей грудь с неразвитыми, детскими сосками, была открыта солнцу...
  
  День прошел чудесно - мы сдружились... По дороге, в разговорах, Анечка поведала, что раньше здесь уже бывала. Мы начали ее пытать, когда она успела? Совсем спокойно Аня рассказала - ее возил сюда мужик, зимой, прокатиться на машине и потрахаться. Я проглотил язык.
  Приехав в город, сразу в "ЖПЛ". Там был и Кока. К Анюте он уже не подходил, оставив ее. Я, как заправский папа, Аню ограждал уже от Коки и ему подобных, так не равнодушных к детям.
  
  Пролетело лето. Пару раз мы еще виделись. Однажды я встретил ее на улице. Она шла с подружкой мне навстречу. Издали заулыбалась. Веселая и бесшабашная, красивая девчонка. В шутку я спросил ее, придет ли она на свидание со мной? Она ответила просто и без стеснения - приду... Я отшутился и пошел своей дорогой, а обернувшись вслед, задумался.
  Потом, в каком-то кабаке, ее пытались лапать и она сидела на моих коленках - так спокойней. Я обнимал ее и мне ее хотелось. Я чувствовал ее. В моих руках ей было уютно и спокойно. Мой напрягающийся член упирался в ее попку и она лукаво оглядывалась на меня, тихо ерзая и еще больше воспаляя. На прощанье она дала мне телефон. Не найдя бумаги, я записал его в свой паспорт в графу Дети...
  
  Я как-то позвонил. Трубку взяла мама. Аню она не видела уже с неделю. Спросила меня, порядочный ли я мужчина?
  - А что? - переспросил я, удивившись.
  А знаю ли я, - спросила она, что Анечке всего 14 и она совсем не посещает школу?
  Нет, ответил я... Я извинился.
  Я думал ей 16...
  
  
  Глава 13. Лягушки и катафалк.
  
  13 Ноября 1992 г.
  
  Поднялся шлагбаум и очередное потрепанное чудо германской сборки въехало искать своей смерти среди одной из двух бед российской действительности.
  
  17 Августа 1998 г.
  
  Мой бизнес накрылся драной пилоткой. Торговля встала. Товар распродан за бесценок. Все, что осталось из прежних активов - только что приобретенный Форд, в обмен на подержанный компьютер. Сделка века! Теперь у меня два микроавтобуса. Я без работы, но почти на коне. Первый рассыпался. Второй - наполовину разобранный катафалк, присыпанный пятилетним слоем вязкой пыли гаража при похоронном бюро. В салоне - останки венков... За козырьком я нахожу его последний путевой лист от 1993 г. Маршрут короткий - кладбище... Он белого цвета, а мне надо желтый. Месяц ушел на то, чтобы соединить две машины в единое, самопередвигающееся, чадящее чудище.
  
  
  Глава 14. В краю мечты нас ждут менты (Леха Петухатор)
  
  19 августа 1998 г.
  
  Большинство из друзей, с которыми мне приходилось общаться регулярно, частенько проводили время в одном маленьком баре, в который с трудом влезало все поголовье его постоянных посетителей, и называвшемся не иначе, как "ЖПЛ" - Желтая Подводная Лодка. Люди, собиравшиеся там, были объединены тремя страстями. Во-первых, они были не дураки выпить. Во-вторых, никто, из присутствующих там, не выносил попсы, а больше почитали Битлз, Цеппелин и в таком духе.
  И, в-третьих, всех объединяло искреннее чувство симпатии к этому неказистому, тесному и, в общем-то, бедному заведению. Именно поэтому, зайдя туда в любое время, я почти всегда мог встретить там кого-либо из своих знакомых, пропустить по одной, разговориться о чем-нибудь и при этом не замечать, как летит время. К вечеру, обычно, собиралась уже довольно внушительная компания. Все пытаются примоститься за одним столом, стоит звон пивной посуды, добрый мат, атмосфера незлобивости и общее нежелание расходиться по домам.
  
  Некоторые из друзей разделяли мою страсть к рыбалке и просто отдыху на природе. Места, окружающие наш городок, во многих случаях, заслуживают самых восторженных отзывов. В то лето я открыл для себя одно из них, особенно поразившее меня своей красотой и великолепием. Оно находилось в полутора часах езды от города, но время, потраченное на поездку, окупалось сторицей бесподобными видами совершенно дикой природы южной Карелии с ее скалами, пляжами и открытым морем. И вот, в один из погожих денечков того августа, решили мы с Лехой Петухатором расслабиться - половить рыбки, а водилась она в тех местах в изобилии, преимущественно крупная. Выехать из города, на этот раз, собрались рано на рассвете, чего обычно никогда не делали.
  
  Нетерпение наше, в предвкушении поездки, нарастало с каждым часом. Так получилось, что в путь мы собрались еще с вечера, а часам к одиннадцати и вовсе были готовы в дорогу. Однако, до рассвета надо было убить время, и мы заехали в любимый бар. Там, как обычно, народу было уже много. Все свои. За стойкой стоял Вова - "Битлз", в доску свой бармен, никогда не торопившийся закрываться по графику. О чем-то оживленно говорили, пили пиво и радовались жизни в лучших традициях заведения.
  
  Времени у нас было более чем достаточно и мы подключились к процессу. Время шло, пиво всасывалось в кровь, мозги размягчались. К двум часам ночи пипл единодушно пришел к мнению перебраться в местный рок-клуб поиграть на гитарах, постучать на барабанах, да и просто сменить обстановку. Собрались быстро. Вся лавка залезла в мой автобус и мы тронулись. Проехать нам предстояло всего несколько кварталов. Проехав два из них, кто-то вспомнил, что в баре остался ящик пива, которое мы собирались уничтожать в клубе. Делать нечего - надо возвращаться.
  
  Я был за рулем в состоянии внушительной нетрезвости и охвачен общей атмосферой необузданного веселья, царившего в машине. Сейчас мне не понятно, почему я принял решение проехать эти два квартала задним ходом, без задних огней, в кромешной тьме не горящих уличных фонарей. Наверное, это была кратчайшая дорога, как тогда казалось. Пути нетрезвого неисповедимы. Я отдавал себе отчет, что ни черта не видно в зеркала и тронулся с места очень осторожно. Проехав метр, машину слегка тряхнуло от несильного удара. Я остановился, соображая, во что это я уперся. Вокруг не видно ни хрена, хоть глаз выколи. Парни, тем временем, высыпали из машины осмотреть препятствие.
  
  Препятствием, к моему глубокому расстройству, явилась новёхонькая Audi A8, каких в городе всего то и было, что две штуки, светящая фарами в мой бампер. Для меня потянулись отвратительные минуты, длиною в вечность каждая, ожидания неизбежной расправы. Я не успел еще осознать до конца всю трагичность ситуации, грозившей мне, если и не вечным рабством, то, как минимум, неприличными расходами на ремонт лимузина, как к моей дверце подошел его хозяин.
  Надо ему заметить, он еще только собирался открыть рот для неизбежной в таких случаях приветственной речи, как за его спиной нарисовался мент, "Засада что-ли" - удивился я, с адресованным мне вопросом: "Что случилось?" Пока мой новый русский друг объяснял менту суть заминки на дороге, до меня постепенно начала доходить вся нетрезвость своего положения.
  
  Друзья, тем временем, крутились меж машинами, что-то бурно обсуждая между собой. Хозяин Audi подключился к их беседе, оставив меня наедине со вторым стражем закона. Тот, не долго думая, забрал у меня бумаги и отошедши к остальным, оставил меня одного. Я сидел, не вылезая из-за руля, в ожидании своей участи.
  Прошло минуты две, показавшиеся тогда мне долгим часом. Наконец, подбежал Леха Петухатор и, с присущей ему уверенностью в нетрезвом голосе, сообщил, что страшного ничего не случилось. Все просто замечательно! Машина цела и с пэпээсниками он обо всем договорился. А по сему, незачем мне ждать, глаза мозолить, мол, тихой сапой двигай, что есть мочи.
  
  Не долго думая, товарищу поверив, я рванул с места, загасив огни. Мной овладело ощущение азарта бегства и эйфории от безнаказанности случившегося. Повезло же. Через квартал свернул в какой-то двор. Двор был большой, размером напоминавший площадь. И вдруг, со всех сторон, с мигалками и сиренами, наперерез мне несколько машин... Я, попав в их круг, сдаюсь властям, в предвкушении известных радостей.
  
  Дальше просто... Меня вытаскивают из машины, сильно, но недолго бьют человек пять, отбив своими палками все ноги. Перевернув вверх дном в машине все, что можно было, при этом, украв все деньги, раскидав иную мелочь, они решили процедурные вопросы. Вскоре я оставлен ими был, сильно удивившись, что мне была возвращена свобода. Но и без особой радости. Избитый, в свете фар, я собирал разбросанные вещи, чуть не плача от обиды.
  
  Друзей в ту ночь я больше не видал, а днем поехал с Лехой на рыбалку, взяв с собой велосипед - ходить уже не мог. В дороге бурно обсуждали, кто кого вчера не понял. Как и собирался, в край своих грез, жаль не на рассвете. Видно, не судьба. Там волны, сосны, тишина... и время спать...
  
  
  Глава 15. Между тем...
  
  В результате, у меня отбирают права. Времени не теряю, занимаюсь машиной. Все равно - больше нечем... Спустя пару месяцев, я ее перекрасил. Играя на солнце дорогущим Deltron'ом, катафалк стал прилично смотреться, став желто - синим, веселым автобусом.
  
  ... Наступила зима. Я не езжу, навещая автобус все реже. Как-то заметил, что сняли колеса. Прошел еще месяц - аккумулятор исчез, позже стартер. Перегнал его к дому, чтобы был на виду. Все разваливалось. Развалилась семья.
  
  Жизнь кончена. Имея мелкий торговый, арендованный бизнес, я обленился, всерьез отупел и почти совсем спился, не имея за душой ни копейки. Его скоропостижная смерть спасла меня от падения по наклонной, зашедшего уже далеко. Долги прощены. Работы нет. Денег нет. Ничего не предвидится.
  
  Я же электронщик, компьютерщик, программист, я Голова, что я делаю? - спрашивал я себя, глядя в окно. С моим прежним опытом и багажом когда-то накопленных знаний сам Бог велел мне заняться чем-нибудь соответствующим. Мне досконально известна торговля и бухгалтерия, бизнес. Хорошенько подумав, я занялся программированием, решив написать что-то стоящее. Пол года трудов, не вылезая из-за компьютера, принесли результат. Забыв о друзьях, о бутылке и других радостях жизни, ушел весь в работу, забаррикадировавшись на кухне. Днем сплю, ночью пишу. Ни с кем не пересекаюсь. Творчество называется...
  
  Нашелся человек, купивший первую, написанную мной программу. Это вдохновило и жизнь стала меняться к лучшему. Снова в гору. Денег не бог весть сколько, зато сам себе на уме и ни от кого не зависим. Я снова становлюсь Homo Sapiens. Работаю еще больше, дело набирает обороты - продаю свой софт в "серьезные" фирмы, занимаюсь его сопровождением там же. Миновал самый трудный год.
  
  
  Глава 16. Кому не спится в ночь... (Маша)
  
  Темноты не было. Стояла теплая июньская ночь, зовущая и располагающая к себе. Уже вдалеке, за рядами уснувших домов на гулких, сходящихся где-то, где нас уже не было, в освещенную точку засыпающих улицах, еще слышались отзвуки не желающего сдаться ночи действия. В недвижимом воздухе вставала нервозная тишина, разрываемая трелью дождавшегося своей очереди соловья. Ухающее низами эхо доносилось из Замка, поддерживая настроение праздника, давая понять всем, кто еще не спит - лето пришло!
  
  Бог мой, как хорошо здесь летом. Как же хорошо скинуть килограммы шмоток и гулять по неостывшим еще камням мощеных древностью улиц... Какие они невысказанные - пьянящие, летние, белые ночи в Выборге... Чем глубже влечет в свои лабиринты город, тем ниже и четче встает ночь. Чем дальше от окружающей Замок, искрящейся светом водяной феерии, с ее яхтами и кораблями, гуляющей в ней толпы мы отходили, тем более отчетливо нами начинал владеть Город. Ритмически ощущаемые киловатты праздника гасли в листве древнего парка.
  
  Я невольно отстал, заслушавшись запахом лета. Все ушли вперед, на расстояние едва видимых в светлом полумраке силуэтов. Их голоса, слившиеся в один, удаленный, веселящийся гомон, вселяли уверенность - я не один. На душе праздник. И все хорошо, и да здравствует эта ночь! И да будет так вечно! На улицах нет уже праздничных толп - есть только томно бредущие парочки, растворяются в разные стороны шумные группки, кто-то еще на скамейках, крытых плотными кронами двухсотлетних деревьев.
  
  На краю тротуара, неверно покачиваясь, сидит кем -то забытая женщина, поддерживая рукой падающую на грудь голову. Лет тридцать на вид. Вяло пытается встать, видать, что не первый раз. Не сильно то у нее получается, замечаю, перебрала наверное, что не есть редкость в этих краях. Подойдя ближе, на ее одежде стали заметны следы безуспешных попыток подняться - на кофте большое пятно и руки испачканы. Серая, ночная грязь улицы. На бомжа не похожа. Одета обычно. Я наклонился к ней, спрашивая:
  - Что, плохо, подруга? Давай помогу.
  Она что-то невнятно ответила - без особой охоты, но и не отстранилась, давая себя приподнять. Обхватив ее крепче - она была слаба - повел на скамейку в парк. Она повинуется, повиснув у меня на плече. Я кричу своим, почти скрывшимся из виду, приятелям:
  - Стойте! Подождите меня, я сейчас! - те, вроде, встали - ждут. Надо убрать ее от дороги - пройти десять метров до ворот парка и там еще двадцать до скамейки. Мне тяжело. Она с трудом передвигает ногами и сильно провисла.
  
  Мимо проехали менты, не обратив на нас никакого внимания. Пускай там отсиживается, надо догнать парней, твержу я себе, осталось немного. Доведя ее до угла, я чувствую, что мои руки липнут к ее одежде. Вглядевшись, я понял - это не грязь! Твою мать, да что ж такое! Я вмиг протрезвел... Впрыск адреналина.
  - Да ты в крови вся! - чуть не крикнул я, начиная крутить в мозгу осмысленность своей помощи. Женщина вернулась к реальности и, не признав во мне своего, отстранилась. Я соображал, что мне делать. Подхватив ее крепче, мы медленно дошли до скамейки. Она присела на край, держась рукой за шею. Я нагнулся к ней ближе, пытаясь рассмотреть, где ее рана. Она не давалась. Приложив силу, мне удалось отжать пальцы ее руки и из под них обильно потекла кровь. Ее розовая кофта была вся мокрая.
  - Плохо дело, - говорю я, - давай вызовем скорую!
  - Не надо скорой! - огрызнулась она устало.
  - Ну, тогда давай я отведу тебя домой, - предложил я.
  - Нет, домой нельзя, - продолжала сопротивляться она.
  - Но ведь ты ранена, у тебя кровь хлещет! Кто тебя так? - она молчит. - Да не бойся ты, я хочу помочь тебе, - я продолжал убеждать истекающую кровью женщину, - Где ты живешь?
  - Тут недалеко, - ответила она вяло, пытаясь встать. Ее состояние меня озадачило. Я изрядно извозился. Мои приятели скрылись из виду. В парке поблизости никого не было. Ситуация...
  
  Опершись на мою руку, она попыталась встать. Ноги ее подгибались. Похоже, она потеряла уже много крови, в придачу, еще и пьяна, непонятно насколько. Надо помочь ей, но как это сделать? У меня в кармане заверещал купленный на прошлой неделе мобильник. Как это еще непривычно... Приятное ощущение от осознания собственной доступности.
  - Алло? - хватаю трубку и сбивчиво, впопыхах, начинаю объяснять, где я застрял.
  - Да брось ты ее, - говорят мне, - Пошли, мы тебя ждем на площади.
  - Сейчас, - говорю, - пять минут...
  В едва пробивающемся тусклом свете, я набираю на ощупь две цифры. Подсветка выключена, я матюгнулся. Чтобы ее включить, надо с минуту ползать в меню, глядя в экран. В темноте это нереально. Цифры номера набрать легче - пальцы интуитивно жмут кнопки 0, потом 3, потом зеленую. Гудок. Еще гудок... Ну же. Три часа ночи... Мне уже пора заниматься не этим...
  
  - Алло? - неохотно ответил из темноты эфира сонный женский голос.
  - Девушка! - обрадовавшись, наконец, живому человеку, начинаю я объяснять, - Тут это... женщина с перерезанным горлом, кажется...
  В ответ тишина.
  - Алло! Вы меня слышите? - не получив ответа, переспросил я.
  - Да, - нерешительно ответили мне. Последовала еще одна пауза.
  - Какая еще женщина? - лениво раздалось, наконец, в трубке просыпающимся голосом.
  - В парке, у "Детского мира".
  - Где это? А...а, - видимо сообразили на той стороне, - Что с ней?
  - Да здесь, - говорю, - на скамейке сидит. Раненая она!
  - А вы где?
  - И я здесь. Со мной она.
  - Ну и что? - говорит.
  - Как, ну и что? - У нее вся одежда в крови и в шее дырка.
  - А вы-то там чего делаете? Это вы ее поранили?
  - Я ничего не делаю. Я мимо шел - она сидит. Я ей помочь хочу, вот вам и звоню ... - теряя терпение, объяснил я.
  - И чего вы хотите?
  - Как это - чего? Я хочу, чтобы вы приехали.
  - Почему вы этого хотите? - с искренним недоумением спросила она.
  
  Я призадумался. Какой-то идиотский разговор получается. Тем временем, моя подопечная встала со скамейки и, пошатываясь, пошла вглубь парка. Я стоял в нерешительности, разрываясь между телефоном и женщиной, нуждающейся в моей помощи. Что мне делать, я не знал. Догонять ее и повторить все сначала мне уже не хотелось. Бросить ее вот так одну - тоже. Баба в телефоне в ситуацию не врубается.
  
  - Она убегает, - сказал я трубке.
  - Куда? - спросили на том конце.
  - В парк, - говорю.
  - Так ловите. Чего вы ждете? - с иронией проговорила она.
  - Вы что, издеваетесь? - обиделся я.
  - Нет, - отвечает, а вы?
  Какого хрена она там несет, - естественно подумалось мне.
  - Так вы приедете? - уже со злостью спрашиваю я у взбесившей меня тетки на проводе.
  - Нет, не приедем! - отрезала она.
  - Тогда, я к вам ее привезу, - в свою очередь отрезал я, нащупывая в кармане полтинник - на такси хватит.
  - Зачем? - испугались там. - Почему вы сюда - то звоните? Что вам надо?
  - А куда мне еще-то звонить? - я просто офигел от такой наглости.
  - Звоните в скорую или в милицию...
  
  Теперь замолчал я. Меня расклинило. "Неправильно набран номер" - стукнуло у меня в голове... Блядский телефон - с кем ты меня соединил? 03 - говоришь?
  Номер три в справочнике - твою мать - это же домашний шефа... Я узнал голос. У него подруга на выходные с Питера приезжает. Беременная. Он ее в контору приводил, напоказ.
  
  - Маша? - спросил я неуверенно трубку.
  - Женя, это ты? - с облегчением переспросила меня Маша, обрадовавшись моему избавлению от затянувшегося слабоумия.
  - Я... - протянул, растерявшись от такого поворота.
  - Ты чего там делаешь? - адресным голосом спросила она, - три часа ночи уже! Прикалываешься, что ли?
  - Маш, я, кажется, номер перепутал, извини... - промямлил я, нащупывая красную.
  - А я тебя сразу узнала, только не поняла, что с тобой.
  - Ладно, спокойной ночи.
  Нашел...
  
  
  Глава 17. Алёна
  
  Алены, как мне представляется, лучшие девушки. Истинно русские. Красотой не блещут, обычно стройны и открыты душой. Любвеобильны и искренни, гармоничны и женственны. Как будто просты. В жизни у них не все гладко. Первый брак их, негаданно оборвавшийся, сбивал на готовность вступить в отношения. Я люблю эту их предсказуемость - с ними мне хорошо. Семантика имени. В них есть авантюрность, готовность к рискованным предприятиям. А может, мне все это только кажется?
  
  Ладно, я буду собой. Оставим красивости. Быть настоящим. Я смотрю какой-то фильм и меня пробило на откровенность. Не хочу притворяться. Мне сорок три и все уже в прошлом. Ну, почти все. Может, самое лучшее, может нет.
  О чем это я? Ну да, я на кухне, пью свое пиво. Далеко уже за полночь. Далекая, одинокая Луна нависает неизбывным воспоминанием...
  
  Тогда я тоже пил пиво. Я всегда пил это пиво. После тридцати трех. Что же я делал до этого нежного возраста? Читал книги, учился, работал и вел семейную жизнь, которая потом развалилась, как карточный домик. Я жил в СССР.
  
  Вы скажете, как эти сучки, о которых эти рассказы, могли за меня зацепиться? Приличные, в общем-то, девушки... Запросто. Взрослеющий, но отставший от сверстников пьяница. Сверстники мне скучны - у них семьи, бизнес и дети. Выгляжу моложе на десять лет. Почти мальчик. Худощавый, высокий, веселый. Друзья - малолетки. Мне нравятся море, ветер и скорость. Нравятся девушки, немного за двадцать...
  
  Девушки. Им нравятся парни постарше, умудренные жизненным опытом, пьющие с ними пиво. Им нравится быть с ними вместе. Они смотрят на мир их глазами, не узнавая его. Нравятся шумные, нескучные компании взрослых парней. Недоступная, раньше, свобода.. Тогда они входят в их мир, попадая туда из розовой спальни, где, недавно еще, игрушками были застрявшие в детстве девушек куклы...
  
  Иногда они кривят милые мордочки. Бывает. Если кто-то обидит. Столкновение с моим миром иногда случается жестким. Кто-то кривит тогда, когда я пью много пива. Кто-то, наконец, замечает, что я не Бандерас. Кто-то не понимает меня, а кто-то ждет того, что мне не свойственно. Или кривят тогда, когда они не хотят ничего. Тогда и я тоже от них ничего не хочу. Нет, это ненадолго. Как правило, до утра. Все преходяще. Кстати, тот лозунг, что трахнул и выбросил на свалку истории - вранье чистейшей воды. Мы не такие. Мы любим, надолго и всерьез. Если нет, то вы нам не интересны. А если мы все-таки любим... Ладно, вот вам одна из них.
  
  Дорога к пляжу бежит почти в центре города. Горячий асфальт, променад босиком. Компания ускакала вперед. Я немного отстаю, засмотревшись на лето. Уже на подходе, зацепившись за незнакомых, со спины симпатичных попутчиц, совсем никуда не спешащих, налетев на них, словно ветер, нахожу себе собеседников. Смелость - сестра удачи. Я один, девушек двое. Подхватив обеих за талию, тащу их вперед. В руках бутылка шампанского. От неожиданности, сердце у них падает в пятки, поднимается настроение и они начинают подыгрывать. Игре, которую я им предлагаю - легкий, активный, ничем не обременительный флирт. Сразу с обеими. Все втроем увлекаемся и совсем не замечаем, как оказываемся на пляже, преодолев километр пути. Друзья уже там. Разливаем вино по стаканам и как-то определяемся с парами. Кто-то купается. Я хватаю ту, что помоложе, и тащу ее в воду. Она сопротивляется. Купаюсь с парнями. Девушки ждут на берегу и, само собой, что-то там обсуждают. Вылезая на берег, замечаю на себе внимательный, оценивающий взгляд.
  
  Выпиваем еще. Одна из них, чуть погодя, сообщает, что хочет пописать. Подобное предложение на мужчину действует особенным образом. Это, если хотите, я воспринимаю как знак особой предрасположенности. Хотя знаю, что она тоже знает. Подруга остается одна. Она старше и компании ей, увы, не найти. Ее компанией мог бы быть я, но я выбираю сильнейшую. Я выбираю молодую и лучшую. Она, в свою очередь, выбирает меня. Вот где странность. Там все моложе и даже без девушек, в частности. Получив приглашение, мужчина сопровождает девушку в кустики и ... возбуждается. Возбуждается оттого, что девушка садится на корточки перед ним, становясь откровенной. Ее моча льется и что-то в этот момент между ним и писающей сучкой происходит. Намек на оголенную щель для него фатален и он теряет волю. Он воспринимает все слишком буквально и готов прямо здесь и прямо сейчас. Он наивен и предлагает ей это. У девушек так почти не бывает. Они играют свою игру, где все по этапам, от начала и до конца. Хуже этого, в ее голове созрел план. По плану первый этап миновал - он уже с ней.
  
  Этап второй. Спустя пару дней прогуливаемся возле дома, в лесу. Снова втроем и окончательно распределяемся. Похоже, я с той же. Ее подружка оказывается чьей-то сестрой, отчего всерьез восприниматься она не должна. К тому же, у нее есть жених. Еще, она уже старая! Она на пять лет старше! Ладно, я верю. Ей и в самом деле уже двадцать девять. При моих тридцати шести это совсем безнадежно, как они порешили. Что до меня, то я не настолько категоричен в выборе. По мне, так обе хороши. Лучше втроем. Но кому из них предложить? Алене двадцать четыре. Она вполне традиционна, как кажется - не поймет и тогда все пропало.
  
  Ох, уж мне эти девушки в двадцать четыре. Этот возраст для меня роковой. В этом возрасте они уже перестают быть наивными дурочками и в этом же возрасте они еще не стали теми, кем позже становятся. Это их лучший возраст для того, чтобы выйти замуж. Она это, кажется, знает и не упускает возможности. Целуемся с ней на лестнице. Слышал, не стоит этого делать. Правильно говорят. Ничего хорошего из этого не выходит.
  
  Оказалось, Алена вдова. В двадцать четыре... Муж, питерский мент, где-то и как-то погиб. Вроде, при исполнении. На руках пятилетняя дочка. Кто я ей? Все!
  Но она не дает. Срок неделя. Так порешила. Неделю продержишься - дам. Мне тяжело продержаться неделю. Когда девка в руках, тебе хочется, она рядом и ни в какую. Прогулки, обжималки, поцелуйки, а мимо. Заваливаю в лесу на бревно, таки хуй - терпи.
  
  
  Глава 18. Тёма
  
  Неделя проходит. Лето девяносто девятого. В стране последствия кризиса. Приходится довольствоваться тем, что есть хоть какая-то, но возможность найти себе применение. Сложность мировой обстановки усугубляется полным отсутствием цивильных условий для встреч. Мой недавний приятель Артём трудится в малюсенькой фирме. Он переживает бурный период прото-отношений с новой подругой. Я, в свою очередь, прохожу описанный тест на выносливость. Эта фирмочка дает нам какую-то крышу - там мы пьем пиво. Компания собирается после каждого трудодня. Теперь в конторе появляются девушки. Само собой, вечером, когда шеф сладко спит и грезит о прибыли. Вечеринки проходят в режиме нон-стоп, до утра. В лучших традициях. В Артемии горит молодецкий задор. Он, что называется, зажигает. Приехав из далекой сибирской провинции, с собой он привозит немалый уже жизненный опыт, в свои восемнадцать, и широкую сибирскую душу, компенсирующую у нас отсутствие средств. В придачу ко всему, его новая пассия состоит в ЖПЛ*, с которого и началось все описанное безобразие.
  _________________________________________________
  *ЖПЛ - это не партия. Это небольшой бар. Состоять за стойкой - это не то же самое, что стоять. Подразумевается еще и полное распоряжение ресурсами заведения в личных целях, как-то: время работы и наполненность избранных пивных кружек.
  _________________________________________________
  
  Характерен способ знакомства Артемия с девушкой. Он пьет пиво у нее в баре, после чего еще много пива у нее в баре, еще больше пива в ларьке за углом, затем выпадает за стойку, с той стороны, напрочь лишенный чувств. На восемнадцатилетнюю красавицу это производит неизгладимое впечатление. Обнаружив тело, она накладывает на него свои права, пристраивая поудобнее.
  Через пару лет они скрепили союз во взаимной любви и согласии, чем и тешатся до сих пор. Вот в таких обстоятельствах, поздним, теплым июньским вечером, Алена перешагнула порог этого неказистого учреждения. Честно признаться, меня в тот момент мучил только один вопрос. Даст или не даст?
  
  
  Глава 19. Алёна (продолжение)
  
  Неделя прошла. За эту неделю мы виделись каждый день. Я узнал о ней все. Раньше она жила в другом городе, где-то на Урале. Занималась баскетболом, преподавала физкультуру в каком-то училище, изгоняя из долговязых подростков избыток тестостерона. Вышла замуж и жила у свекрови в Питере. Теперь живет с матерью здесь. Радости по этому поводу отчего-то не видно. Что-то не так. Они как чужие. Дочка тихоня. А по свекрови тоскует...
  
  О себе я ей тоже все рассказал. Мы нравились друг другу. Единственное, что меня настораживало, ее серьезное отношение к нашему случайному знакомству. Я так не привык и изначально к этому не стремился. Хотя... В моей жизни тоже все развалилось. Мало ли как обернется? За эту неделю во мне многое изменилось. Меня стали посещать мысли о совместном с ней будущем. Останавливало отсутствие секса с девушкой. Я знал, что физиологически мне подходила, от силы, десятая часть бывших женщин. Было, что вспомнить и сравнивать. Ошибки допустить не хотелось.
  
  Ее собака натерла мозоли в лесу, пока я выгуливал ожидающую срока хозяйку. Я истоптал пару обуви. Шутка. Ладно, я так по ней истомился, что члены сводило - ноги от пройденных с ней километров, остальное с тоски...
  
  Она гармоничная девушка. Выше среднего, но не выше, чем надо. Спортивная, стройная. Ножки нормально кривые. В том смысле, что обычные женские ноги. Без изъянов и особых красивостей. Попка. Вот и добрались до главного в девушке. Попка классная. Особенно в джинсах. Совсем не большая, аппетитная попка. Грудь ее откровенно маленькая, но больше, чем девичьи прыщики. Все-таки мать. Что еще? Еще было ее лицо. Лицо ее было странным. В том смысле, что вообще никакое. Не красивое лицо, но не отталкивающее. На лицо она не понятная.
  
  ...Члены сводило. И было с чего. Она ... подпускала. Точнее, дразнила. Мы целовались, я гладил ей ножки и в юбке и в джинсиках и мял ее грудь. Я делал с ней все, кроме главного. Тут девушки ухмыльнутся, милок, да что главное? Главное, что ты у нее уже есть... Попался, субчик.
  
  Алена перешагнула порог. Даст или не даст? Нет, я не о том, о чем вы подумали. Я о ключе от маленькой комнатки, где мы могли бы уединиться и обсудить волнующий нас обоих вопрос. Артем обещал. Со всем остальным никаких сомнений уже не возникало.
  
  Желание близости терзало Алену едва ли не больше, чем рассказчика этой истории. Отсюда и беспокойство, владевшее девушкой - спектакль пора уже было заканчивать, а шансов до сих пор не представилось. Не то, чтобы она была скованна, но что-то в ней выдавало внутреннее напряжение. Вероятно, мое плохо скрываемое беспокойство передавалось и ей. Я же, как ни старался расслабиться, приведя сюда девушку, был немного натянут и наигран в обращении с ней. Я волновался, потому как я знал, что дальше последует...
  
  
  ***
  
  ...Поворот ключа - мы одни. Уединившись, мы не дразним судьбу и не теряем времени даром. Ее желание за эту неделю отложенной близости делает с ней то же, что делает со мной мое затянувшееся мучительное воздержание. Вдобавок ко всему, за последнее время, вовсе лишенный женского общества, я накопил в себе страшный заряд, никем до сих пор не востребованный.
  
  Она все понимает. Без слов, сгорая от нетерпения, она помогает мне торопливо освобождаться от мешающей нам одежды. Прижимаю ее к стене. Путанное расстегивание молний друг друга. Мои джинсы сброшены на пол, ее улетают под стол. Сдернутая, наспех, футболка открывает не скованную бюстгальтером, возбужденную грудь. Стаскивая с нее белые трусики, я неспешно, но верно опускаюсь перед ней на колени, не отрывая пересохших губ от ее гибкого, извивающегося от прикосновений моего языка тела, покрывая его сползающими все ниже жадными поцелуями. Ее тело вскипает гусиной кожей, хотя в комнате жарко. Руки теребят мои волосы. Все ниже и ниже, пока губы не упираются в аккуратный лобок. От нее пахнет желанием... Закидывает ногу на стул, облегчая доступ к вожделенной впадине между ног.
  
  Эрекция настолько мощная, что член мешает двигаться - я возвращаюсь в вертикальное положение. Его надо срочно пристраивать. Девушка охотно пускает мои пальцы в себя. Рука проскальзывает в разгоряченную, истекающую вагину и я, ни секунды не медля, вхожу в нее. Совсем не ощущая веса ее легкого тела, я обхватываю ее за ягодицы, приподнимая на руках. Алена повисает у меня на шее и сильно прижимается, насаживая себя на заиндевевший от желания член еще глубже. Наши губы сливаются в одном глубоком, нескончаемом поцелуе. Мы не можем произнести ни слова - языки бешено обращаются - только мычание, тела неистово двигаются в прилично заданном темпе.
  
  Нам ничто не мешает друг в друге и мы наслаждаемся соитием. Это какое-то сумасшествие. Не прекращающееся сумасшествие. Спустя какое-то время, у меня возникает ощущение, что это может длиться бесконечно долго, настолько хорошо и комфортно я в ней себя ощущаю. Она настолько легка и гармонична, что слившись, мы являемся, по истине, одним целым...
  
  ... Опускаю ее на стол. Почувствовав под собою опору, Алена откидывается назад, оставив обхватившие меня ноги скрещенными у меня за спиной. Улетает на пол принтер, повисая на проводе. Хлипкий стол шатается под напором сцепившихся, качающихся тел и тоже едва не опрокидывается. Поймав устойчивое, полулежащее положение, я облегчаю себе движения и темп нашего с ней совокупления увеличивается еще более. Во мне медленно нарастает все поглощающий, ураганный оргазм. Она его чувствует, больше по срывающемуся, участившемуся придыханию, по тому, как сжимают ее мои руки, и выдыхает мне в ухо, хрипло, страстно, чтобы я кончал прямо в нее.
  
  Акт завершается в бешенном темпе. Он столь продолжительный, можно сказать, затянувшийся, ни на что не похожий. Постепенно, меня и ее накрывает волна за волной, отчего мы, совсем как безумные, вжимаем друг в друга, сотрясаясь в конвульсиях извержения. У меня выступают слезы и сыпятся искры из глаз. Я в шоке, не узнавая себя. Ее лицо раскраснелось, все усеяно капельками проступившего пота. Член содрогается, извергая все новые и новые порции спермы в жадно глотающее ее, пульсирующее влагалище девушки...
  
  Она обессилено закидывает голову мне на плечо. Ее бьет молчаливая дрожь. Я не двигаюсь, поддерживая ее обмякающее тело в руках, пока она не затихает.
  
  Спустя пару минут мы расцепляемся и, глядя друг другу в глаза, снова нежно целуемся. Изнеможение в глазах Алены сменяется на преданность...
  
  ***
  
  Оставаться надолго в гостях не хотелось. На улице было светло - власть белых ночей. Зеленые кроны и синее небо. Алена жила в том же районе, что я - идти далеко и мы отправились в путь, уставшие и счастливые. Ее спортивный шаг не уступал в ширине моему. Она шла уже не как девушка, с которой гуляет молодой человек, а больше как стайер, готовый к неблизкой дистанции, как партнер.
  
  Вернувшись домой, налил себе чай. Окна настежь. Трель соловья в предрассветной тиши начинающейся далее неизвестности. Все спали.
  
  Прошла пара дней. Настала пора показывать девушку остальным собутыльникам. Она, вроде, не против. Друзья встретили ее благосклонно. Баба, как баба. В ней они не нашли ничего. Ни хорошего, ни плохого. Не красавица. Ну и ладно. Так даже лучше. Она, как-то сразу, вошла в наше общество, на правах моей женщины. По характеру тихая.
  
  Наши посиделки продолжались и в баре, и у Тёмы на ночных дискотеках. Ключ от комнатки я уже не просил, за ненадобностью. На улице лето. С Аленой, до этого, мы нагуляли немалый опыт совместных прогулок на воздухе. Нам это нравилось. Мы могли уходить далеко за город, где проводили первые дни, или в гости. Но мы никуда не ходили. У нее подруг не было. Какая-то пауза в отношениях. Все-таки нам было нужно место для встреч. И я это чувствовал.
  
  С того самого дня миновала, наверно, неделя. Мы с ней таинственно переглядывались. Мы стремились друг к другу с известными целями. Хотели друг друга. Как-то вечером, отправились в гости к Лохматому, скопом... Мы - народ выпивающий. Набрали с собой. По пришествии, пипл расслабился и рассыпался по диванам в гостиной.
  
  Немного спустя, я вышел на кухню. Зажег сигарету. Стоял у окна и рассматривал серую летнюю ночь. Скрипнула дверь. Оглянулся - в дверях стояла Алена и смотрела на меня с ожиданием... Прикрыла за собою дверь. Подошла ко мне. Мы обнялись.
  
  До нас никому не было дела. Мы были одни...
  
  ***
  
  Она утыкается в мою грудь и поднимает глаза, снизу вверх. Ее взгляд...
  Взгляд ластящейся кошки, трущейся об ногу и желающей близости - безусловной, немедленной, как расправа. Игры кончаются. Ей, доверившей мне самое ценное, надо свое. Она голодна и кормить ее мне.
  
  За дверью, из комнаты, гремит Ministry, до хрипоты в дешевых динамиках. Она трется коленкой у меня между ног, мои руки массируют ей ягодицы, язык тонет в сладкой неге ее чувственных губ. Добираюсь до молнии джинсов и медленно тяну ее вниз, не прекращая затянувшегося, далеко зашедшего поцелуя. Упругая попа девушки освобождается от стягивающего ее панциря и принимает ладонь на себя, под мягкую ткань тонких трусиков. Рука идет вниз, между ног, пробираясь все глубже, слегка тронув анус, потом еще ниже, пока не настигает горячих, налитых желанием, скользких губ. Ее рука залезает ко мне. Мне становится тесно и она освобождает ощутимо пульсирующий в ее ладони от напряжения член. Стаскиваю с нее джинсы, быстро скидывая свои, и разворачиваю ее к подоконнику.
  
  Упершись руками, Алена принимает стойку, прогибаясь спиной, выставляя высоко приподнятый зад. Ее тело гибкое, она полна пластики, кажется мне. Еще мне кажется, что сзади она особенно хороша. Тяну с нее трусики, взглядом упираясь в ее пухлые, призывно выступающие, красивые губы. Пропускаю в нее свою руку. Она стонет. Обхватив ее бедра, пристраиваюсь. По росту Алена подходит мне идеально. Рука берет ее грудь. Вторая обхватывает ее бедро изнутри. Я возвращаюсь в нее, готовую к близости и источающую желание...
  
  ***
  
  За окном еще ночь. Сижу за компьютером, пью пиво и дописываю последние строчки.
  
  "... Дверь в гостиной открылась, бросив сквозь матовое стекло сноп яркого света. Когда вошла вся компания, все было так же, как начиналось - она у меня между ног, я стою у окна."
  
  В темном пролете окна угадывается едва заметная парочка. Они идут, положив друг дружке руки на бедра. Поднимаются по мосту, скрываясь из виду. За поворотом теряются в кустах у забора. Мимо проезжают никак не мешающие им машины. Они наслаждаются любовью, расслабленно и самозабвенно, пока их не оставляют последние силы. Идут дальше. По дороге льнут к широкому дереву, с огромной нишей внутри. Моросит осенний ненавязчивый дождик. Он топит ее в этой нише, словно в кровать укладывает, закинувшую правую ногу ему на бедро, и любит ее долго и нежно. И ей это нравится. Потом они ссорятся. Он ее догоняет, а она убегает, на него не оглядываясь. Идет посередине ночного, залитого водою шоссе, не обращая внимания на сигналящие, обливающие с головы до ног, уступающие ей дорогу машины. У нее текут слезы, застилающие ей глаза. А вокруг хлещет ливень... И все повторяется. Подъезд, забор, дерево... Потом идет снег. И опять их любовь, уже морозе... Им мешают менты, в ночном зимнем парке, выхватывая любопытным прожектором пикантность интимной позиции. А еще их бесконечные и бессонные ночи в постели. Так всю жизнь, с расставаниями и бурными, редкими встречами... Надо ли что-нибудь им еще друг от друга?
  Не думаю. Все, что надо, у них уже есть...
  
  ..."Сбившееся дыхание нас выдавало. Но кому было дело до двух счастливых людей, скрывающих в себе свое долгожданное и такое долгое счастье?"
  
  
  Глава 20. Лягушки и катафалк (продолжение)
  
  15 июля 2000 г.
  
  Я снова стал выездным. Стояла тропическая жара. Выбрались на природу за 10 километров от города, отметить событие. На большее я не рискнул - тек радиатор. По дороге свернули к колодцу - вода вытекала не в шутку. Заглянув под машину, я воздал хвалу Господу. Еще бы немного и прощай клапана - открутился шкив коленвала... Блядский болт. Сколько крови он выпил... Сколько я воевал с ним до этого, разбирая двигло... Я крутил его ключиком на 36... Я хотел открутить его пневмозубилом - не смог, изрубив его в клочья. Он стоял... Я позвал тогда Алексея - одному мне не справиться. Друг с кувалдой, длиной, где-то, в метр и я, встав на болт т-образным зубилом, размером с кирку, с огромной приваренной ручкой. Один взмах и... удар - автобус качнуло, а земля затряслась... Присев на рессорах, подпрыгнув обратно, он с трудом устоял, откатившись. Чудо болт тогда только сдвинулся... Теперь снова он, но в другом направлении просит.
  ... На воде хорошо... Костерок, рыбка, солнце... Мы прилично напились. Спать легли уже запоздно. В пять утра меня разбудили. Надо было везти подружку Лохматого - Лёлю на поезд. Ей к семи на работу. Ехать срочно. С неба льет... Ливень - слово, в тот день не совсем подходящее... Все размыло. Автобус буксует. Я нервничал. Дав задний ход, в темноте, чуть не въехал в палатку. Вроде выбрались на асфальт. Дорога, что ведет на шоссе - старой финской постройки, шириной метра три, вся в подъемах и спусках, в лихих поворотах, бежит вдоль залива. На ней лужи - моря... Рев мотора, приличная скорость, фонтан брызг через крышу и визг тормозов... Мы почти не одеты - очень жарко и влажно, и едва не опаздываем... Стекла все запотели. Лёля девушка впечатлительная - в шоке от такой rally-trophy. Ей мерещится всякое - будто, где-то внизу, далеко под колесами, в свете фар, дружно скачут лягушки, спасаясь от гибели... Мое дело - не врезаться в дерево...
  
  11 января 2002 г
  
  Зазвонил телефон.
  - Алло, это Александр! Я тут проездом в Финляндию. Можем встретиться.
  Ну, наконец-то!
  - ОК, говорю, только у меня тут свадьба, - я был застигнут врасплох. Уже и ждать-то забыл - недели две миновало, а тут он сам объявился. Все очень удачно складывалось, - Подъезжай минут через двадцать, обсудим.
  Однако, все по порядку.
  
  
  Глава 21. Трактат о взглядах (продолжение). Маленькая Галя
  
  
  - Что в вашем взгляде, дядя?
  - Мир, сынок, - говно.
  - Все ваши бабы были, правда, бляди?
  - Наверно, да... Так я уж их простил давно.
  
  ***
  
  Одна девушка, когда узнала, что одно из моих стихотворений было посвящено лично ей, очень настойчиво требовала, чтобы в этой книжке оно было объявлено непременно с посвящением и с указанием ее имени. Я долго не соглашался сделать этого и не сделаю теперь никогда, ибо считаю свои чувства, выраженные в нескольких строчках, более искренними и полными, чем так и неполученный на них ответ с ее стороны. Пусть те строки будут посвящены просто чувству. Оно гораздо старше ее и меня, и воспеваемо будет вечно. Честно говоря, мне не доставляет удовольствия, когда мою искренность топчут.
  
  Однако, следующую главу я посвящаю именно ей и с удовольствием выполняю ее просьбу.
  
  
  Я не верю уже в святость чувств,
  Я не верю даже в измену.
  Я не профи в любом из искусств,
  Когда ты выходишь на сцену.
  
  Говори со мною о глубинной сути.
  Растревожь меня на закате дня.
  Не спится со мною? Ты ж - просто сука...
  В глазах твоих похоть, в руках твоих - Я.
  
  Ты хочешь морали? Зри ее здесь...
  Ты позже жалеешь, что мы не спали -
  Кокетства с блудливостью смесь...
  Мы навсегда друг от друга устали...
  
  Говори со мной о высоком,
  Измерь ту яму, что дает тебе дно.
  Ты вправду считаешь, ты выше порока?
  Ты вправду считаешь, я с ним за одно?
  
  ***
  
  О том, как вредно, иногда, строить глазки
  
  Я сейчас оторвусь на невинном создании, извините...
  Итак, в мои руках скальпель и я буду тебя препарировть. Я хирург, ты лягушка. Мне тридцать семь, тебе восемнадцать....
  
  Речь пойдет об обмане. Есть такое определение - святая ложь... Об обмане, в общем-то, по глупости природной происходящем, не корыстном, а состоящем только лишь из молодости, жажды ощущений и детской наивности. Еще от незнания сути своей и объекта пристрастия.
  Что молодо - по природе своей глупо, хотя и не всегда. Настоящий обман во благо - суть искусство и люди, творящие его, остаются, во-первых, не пойманными, а если они - прежде всего люди с известной величины Буквы, то деяния их не приносят вреда ближним их, что немаловажно.
  Обманывать можно по разному. Можно ничего и не говорить, например, просто обмануть взглядом.
  
  Ты молодая и симпатичная девушка, и у тебя красивые, широко раскрытые глаза.
  Накануне, пристально вглядываясь в своего собеседника, ты обещаешь ему расположение, как минимум, или свое свободное время на вечер, как максимум.
  
  Через десять минут ты исчезаешь из его планов, на приехавшем, случайно, (?), за тобой BMW. Знай, что этим ты обманываешь его, в своем к нему отношении. Он и рад был бы относиться к тебе пусть и легкомысленно, да искренне. Однако, ты не оставляешь ему шансов...
  Было бы честнее и проще сказать ему нечто вроде: "Извини, у меня сегодня (или по жизни) другие планы". Или, в случае, если твои гости нагрянули нежданно и ты не в силах отказаться от их предложений, сказать, что ты собой не располагаешь, тем самым ты дашь шанс ему подумать, он не был бы обманутым в своих ожиданиях относительно тебя.
  
  Если ты не даешь ему этого шанса, ты обрекаешь себя, в последующем, на апелляцию к его благосклонности и снисходительности, тем самым, признавая за собой вину. Нет человека, более оскорбленного, чем человек, обманутый ближним своим. Тебе верили... Если тебе доверяют, тебя ставят вровень с собой. Однажды предавшего избегают.
  
  Ты поступаешь иначе. Было бы ошибкой думать, что в этом случае, ты оказываешься в более выгодном положении. При этом ты попадаешь, сама того не замечая, в обстоятельства, от тебя не зависящие. Тебя либо покупают, о чем ты, в силу своей наивности, не догадываешься, либо так же обманывают, как только что поступила ты сама с человеком, верящем тебе инстинктивно и искренне.
  
  Человек же, на первый взгляд, кажущийся обманутым, на самом деле - прозревший, больше не склонный попадаться на дешевизне и, как следствие, ты теряешь этого человека, как потенциальную жертву, а может и друга, на будущее. Иначе говоря, он перестает относиться к тебе, как к персоне, заслуживающей доверия.
  Как минимум. В этом случае, внешне все останется по-прежнему.
  Или начинает относиться к тебе, как не заслуживающей доверия вовсе, как максимум. Особенно, если с тобой это происходит не в первый раз. Позже будет очень трудно убедить его в обратном, как бы широко не раскрывала ты свои прекрасные, нечестные глазки, делая вид, что он тебя не понял.
  
  И последнее. Люди - не безделушки. Они не поддаются коллекционированию. Попытки заниматься этим всегда приводили к печальным результатам. В итоге, вся, как тебе кажется, твоя коллекция будет раскуплена другими и по отдельности. Тебе же останется только репутация, которой было бы лучше избежать.
  
  ***
  
  Ты молодая и симпатичная девушка, и у тебя красивые, широко раскрытые глаза. Жутко стройные, красивые, крепкие ноги, приличная грудь, симпатичное личико с умными серыми глазками и еще лучше, чем ты, двойняшка сестра, что недавно стала, где-то на севере, женой тракториста в безымянной точке географической карты. Вы очень похожи... У тебя оттопырена нижняя губка, добавляющая тебе привлекательности, в избытке которой ты и так не нуждаешься.
  
  У меня? Как сказать... Тебе лестно, что с тобою заигрывают взрослые дяденьки... С тобою мне кажется, что я все еще свеж и готов делать глупости впредь.
  Мы встречаемся каждый день - ты работаешь продавщицей "у какого-то Феди", нерусского совсэм да? Он берет таких на работу, словно модель на подиум подбирает, будто водка и так не пойдет? Я в том же здании, вход с другой стороны, продвигаю карьеру компьютерщика.
  
  Твои глазки... Ближе к вечеру, выпив пива, мне кажется, даже искренние... Накануне, пристально вглядываясь в собеседника чарующим взглядом, ты играешь со мной... Забегаешь ко мне, по несколько раз, завороженно смотришь на строчки загадочных символов и моя таинственная профессия терзает твое любопытство. Узнаешь много нового. Решаешь, что компьютер - как раз то, чего тебе не хватает... Мне смешно и я тебе объясняю все тонкости дела. Ты киваешь и слушаешь музыку слов непонятного тебе языка технических терминов.
  
  Рядом крутится Лелик - он работает грузчиком при нашей конторе, ему восемнадцать и уже скоро в армию. Он тоже неплохо владеет компьютером, и пытается это всячески тебе показать, пьет водку со мной и в процессе советуется, как бы трахнуть тебя. Ты кокетничаешь с этим акселератом, не особенно увлекаясь процессом. Он робок и нерешителен, как все нормальные мальчики, и готов расшибиться, чтоб ты только заметила это.
  Я к тебе не стремлюсь. Он хороший пацан. Выбери его и отстань от меня. Он совсем не дурак, ну и что, что без опыта?
  
  Ты страдаешь, но все оттого, что тебе уже восемнадцать, ты все еще девочка, грудь вздымается и слабнут коленки от измучавшего юное тело желания. Ты не ведаешь, что творишь с людьми... Текут слюни и не спадает застоявшаяся припухлость.
  Когда ты не рядом, рядом Лелик с неизменным вопросом: ну как? как заставить эту похотливую суку трахнуться с ним? Это слишком. Два придурка и я. Перебор. Собираюсь помочь вам обоим, но не сильно срастается, видно есть в организме противники.
  
  В твоем магазинчике обычно собирается очередь. Из юнцов с неокрепшим пушком тонких усиков, как бы всерьез разглядывающих прилавок, из засаленных и несвежих мужчин с мутным взглядом, предпочевших портвейн из твоих нежных лапок с блестящими коготками. Из парней, для тебя наиболее привлекательных, чуть за двадцать, заскочивших случайно и не в силах забыть приветливую улыбку твоих ровных зубок и раскованность наигранного поведения.
  Ты в зависимости от оказываемого ими внимания. Не хочешь остановиться. В тебе нет чувства меры и это пугает меня и настораживает. Но ты так беззаботна и так непосредственна, что злиться бессмысленно, надеяться не на что, ревновать тоже не к кому. Это твой сольный выход. Играй себе...
  
  Вокруг тебя рой. К тебе ходят за тем лишь, чтобы видеть тебя. Ты открыта для всех. Ты невинна и счастлива этим. За кого-то, быть может, цепляешься, но не знаешь, кого предпочесть. Предпочесть себе в кавалеры. Нет, не правильно. В избранные... Нет. Не так. Ты не знаешь, кому из них дать.. Не совсем. Тебе нужна публика? Вот! Ты хочешь от них именно этого. Твой выход... Для кого? Кто этот тайный, твой единственный зритель? Задачка с одним неизвестным... Нет. Не то. Со многими неизвестными. Точно! Не задачка, а пьеса. Одного, но от Бога, актера. Тому, кто в партере, достанешься ты. Мне есть, в чем ему позавидовать. И мне его искренне жаль.
  
  Не так сразу, но ты открываешь мне истину. Тебе нравится юноша N... Ты расписываешь свои чувства к нему и я должен одобрить твой выбор. Тебе нужен совет? Бред какой-то... За кого ты меня принимаешь? Твоя сменщица, такая - же, как и все "федины" девушки, но проще тебя, прошлой ночью пила с нами водку. Без лифчика. А еще я ей замуж, кажется предлагал... Обещала подумать. Но, какая же она конопатая! Вся, представь себе... Лелик спал на коробках и спектакля не видел.
  
  Я отвлекся. Так что тебе посоветовать?
  Ты в него влюблена. Он не местный. Не намного старше тебя. Чем он нравится, я так и не понял. Заходил к тебе в магазин? Я не видел. Ты...
  Ты не можешь остановиться в рассказах о нем, вся в сомненьях, что делать...
  
  Так проходит неделя.
  Рядом Лелик. Мы выпиваем и он меряет на мне свои мускулы. Крепкий парень. Но меня не возьмешь. Я мужик - он пацан. Поначалу все в шутку, но никто не сдается и борьба выходит за рамки шутливого тренинга. Его рост и вес превышают мои. Уступить не могу и ломаю долговязое тело соперника. Завершаем, сметя все вокруг. Боевая ничья. Снова пьем и опять говорим о тебе... Это брачные игры. Вероятно, во мне он видит соперника. А я уже вижу исход не его поединка.
  
  Как-то днем.
  Тебе надо мне все рассказать.. О твоем молодом человеке. Ты говоришь, не зная зачем, вчера села в автобус и тебя понесло к нему неведомым ветром. Ты сгорала от стыда и желания, но сделала первый шаг. Ты решила, что ты будешь с ним. И поехала.
  Он не ждал и был пьян.
  
  - Он был с девушкой?
  - Нет. Он все сделал. Говорить больше не о чем...
  Как-то странно или что-то не договариваешь... Но, ладно.
  Ты не можешь понять, что случилось с тобой. Он больше не интересен. Хоть какой-то прогресс...
  - Я правильно поступила?
  - Да.
  
  У тебя день рожденья. Я делаю фото с тобой и с собой и дарю его в рамке с дарственной надписью. Обычный коллаж. Тебе - восемнадцать, мне двадцать один. Внизу стих... Тебе очень нравится... Мы прекрасная пара. Мне не верилось в это. Ты тоже в восторге.
  
  Новый, 2001-й год. Я тащу тебя к собутыльникам праздновать, просто как девушку. Мне больше не с кем. Зачем ты пошла? Мы слегка опоздали и все, кто был уже за столом, были в шоке. Увидев, всю из себя, такую красивую, Петухатор прилюдно же погрозился трахнуть тебя. Ты просто ему рассмеялась в лицо и он понял, что шапка ему не по сеньке. Эти старые раны врожденного импотента... Он так любит показать себя зрелым самцом... А ты его грубо отшила... Никто не в обиде. Наше общество совсем не страдает избытком хороших манер. Я другой, хотя тоже в нем. Нас четверо старых друзей. Все моложе меня и намного. Общих женщин у нас не бывает. У каждого по отдельности - да.
  Сестра друга, сидящая за столом - твоя одноклассница, совсем тебе не подруга. От меня она такого не ожидала. Вялотекущие планы... А что? У меня кризис среднего возраста. А ей еще девятнадцать...
  Дальше следует обычная пьянка...
  
  Зимним вечером, наскоро, ты везешь меня в уютный, натопленный домик в лесу, на сей раз к твоим подруге и другу - милейшие люди, молодоженам, живущим на даче, усаживаешь за стол и смотришь как я уплетаю домашнюю пищу. Я соскучился по нормальной еде. Мне приятно, уютно и просто. Еще удивительно. Потом мы танцуем...
  
  В доме тепло. Я впервые трогаю твое пьянящее тело. За кажущейся легкостью, я открываю упругость и силу, кошачью гибкость спортивного стана и желание вмиг повзрослевших глаз. Твои губы коснулись моих. Ты тянешь меня за собой в полумрак дверного проема. Я послушно иду.
  
  Дачная спаленка... Просишь меня отвернуться. Я повинуюсь и жду. Стою у окошка и разглядываю близкий, выпуклый лес, освещенный белой, высокой Луной...
  О чем я думаю?
  Нам постелено в одной комнате - на низенькой печке, превращенной в топчан и широкой, двухспальной кровати. Неширокий проход. Как-то просто все и почти неестественно. Так не бывает...
  
  Что ты мне приготовила сверх того? Я еще не готов к этой близости. Я не добивался тебя. По-другому я не умею. Ты разделась и ждешь на кровати. Залезаю на низкую печку, смотрю в потолок и беру тебя за руку. За перегородкой возня. Наш разговор до утра с одним перемещением в плоскости. Ты совсем еще девочка...
  
  ***
  
  Прощай любовь моя, что рано начиналось -
  Могло бы быть, но кончилось так зря...
  При первом испытании ты призналась,
  Что ты и я зовемся лишь друзья...
  
  А кто нам друг? Тебе ли знать об этом...
  Чем меришь ты позывы их сердец?
  Всех тех, кто любит, ты кладешь валетом.
  Кто смотрит зря - тем благодарна ты...
  Увы, мой друг, незряча ты, но это
  Не утоляет жажды красоты.
  
  Прощай любовь моя, прости меня, что где-то
  Я позволял себе чуть больше, чем я мог...
  И песня наша, пусть была не спета,
  Но будет жить в рассказе этих строк...
  
  Лелик. Он уйдет в свою армию и будет грезить неспокойными чеченскими вечерами.. Он стремится туда. Он вернется. Двадцать семь к одному - его счет. И не вспомнит. Но сначала - он будет писать тебе письма и ждать желанного отпуска. Он приедет и я дам ему твой телефон.
  
  
  Глава 22. Лягушки и катафалк (продолжение)
  
  18 декабря 2001 г.
  
  Забрав машину с штраф-стоянки, я понял, что злосчастный радиатор пуст. Заехав, на последней капле, в какой-то незнакомый двор на набережной Робеспьера, пошел за кипятком. Темнело - время к девяти. Пристал к старушке, выведшей гулять собаку. Бабуся, взяв канистры, молча удалилась. Внутрь подъезда не пустила. Вернулась, волоча с трудом все двадцать литров. Фортуна, вроде, улыбалась. Теплилась надежда - скоро буду дома. Отогревшись, "Транзит" проехал через Литейный мост, там по Лесному и встал недалеко от Удельной, закипев. Полетела помпа. Драгоценный кипяток струей лил на хрустящий снег. Стало ясно, что на этом все не закончится. Припав на колени, полез смотреть. На улице пурга и минус двадцать. До Выборга сто тридцать километров, время к ночи. Все прихватило. Позвонил однокашнику. Скомкано, замерзшим напрочь, напросился ночевать. Поговорить не получилось - давно не виделись. Поели ночью, выпить не нашлось - ему наутро на работу. Он человек серьезный
  
  19 декабря 2001 г.
  
  Первым делом, я на Жукова, за запчастями. Нашел легко, недорого купил. Мороз еще крепчает. Укутавшись во все, что было в кузове, полез под монстра. Три непередаваемых часа... до полного обморожения конечностей, с неминуемой ампутацией...
  Но я привык. Любишь кататься - люби и под фордом сношаться. Совершивши подвиг, все готово. Ключ на старт! Аккумулятор - ноль. Казнь неизбежна. Я ехала домой... - как в песне.
  
  21 декабря 2001 г.
  
  В то время я уже работал в человечей фирме. Пригнав подмогу, на КамАЗе, тщетно крутим дизель. Он, как и его хозяин, простудился. Чихает, дым в трубе - как уголь черный, еще чуть-чуть и заведется. Сгорели от натуги провода. Прикуривать больше нечем, да видать, уже и незачем. За полчаса усилий сдвигов нет. КамАЗ уехал, я остался. В километре от оставленной машины нашел спасительный ремонт.
  - Где главный? - спрашиваю у засаленного, в яме, мужика.
  - В бане, - отвечает, будто я с Луны свалился. Я не понял. Он мне объяснил - ты в бане, говорит, смотрел?
  - Да нет, - говорю, а сам думаю, я что, кретин законченный, или похож? Баня, как выяснилось погодя, была в том же доме, вход с улицы. Обойдя вокруг, нашел... В бане - это хорошо, особенно с мороза. Вхожу - на кассе тетка: "Вы куда?" Дебильные объяснения, что нет, билетика не надо, не мыться я.
  - Тогда куда? - хорош вопрос, не спорю. Если б знал - ответил. С седьмой попытки я ей объяснил, чего ищу.
  В баре за столом сидело все командование доблестной автостанции. Четверо. Все в черных, кожаных плащах до пят. Лакированные, осенние ботинки. У каждого на шее золотая цепь навыпуск. По-русски говорят с трудом. Руки солидола не видали. Едят чего-то, до омерзения национальное. Пьют кофе. Разговаривают в полголоса. Армяне. Блин. Послушали мои проблемы, неторопясь доели. Молча вышли. Я за ними. Тащить машину отказались - послали паренька, прикинуть, что и как. Пока мы шли, он рассказал - у них там, в фирме, вроде как, неразбериха - смена руководства. Раньше было лучше. Он сам не понимает, чего не потащили на веревке. Рядом все-таки. Могли бы и помочь мне, раз уж я не местный. Он осмотрел автобус. Александр, кажется, он так представился, произвел впечатление человека спокойного, рассудительного и знающего свое дело. На вид - лет двадцать пять, опрятен. Вызывал доверие. Приятно, когда оказавшись в беде, находишь понимание. Крутнули стартер. Двигатель опять почти завелся. Но почти.
  - Тут тесть недалеко живет. За стольник, завтра же, дотащим - у него Газель.
  Гора с плеч. На обратной дороге я рассказал, как меня поймали за стертые номера на кузове. Отпустили со справкой, техпаспорт отобрали.
  - И как ты без документов?
  Я объяснил.
  - А тут еще раз прихватили и на штраф-стоянку. Еле вытащил.
  - Куда номер то делся? - спросил он с пониманием, улыбчиво.
  - Да стер я его, - говорю, - Бумаги то от старого остались. Чтоб не светиться.
  - Понятно, - говорит.
  - Помочь не сможешь? - спрашиваю.
  - Помочь-то можно, только не трепли начальству. Сам все сделаю. Дело-то такое...
  Через три дня я приехал посмотреть, все ли в порядке. Автобус был на станции, как он и обещал. Движок не тронут. Ладно, думаю. Не на улице стоит и на том спасибо. Все же под присмотром. Александра на станции не оказалось.
  
  11 января 2002 г.
  
  Итак, я только что женился. Второй раз. Просто и без помпы. Моя жена проста и я с ней вполне счастлив. Мы в браке с ней с весны, хоть и в гражданском - вроде как привыкли.
  Вручил ей букет роз - денег больше не было. Фирменная фотография на память. ... Две. Шестьдесят рублей... Фотограф долго искал, как встать невесте - через три недели она должна была родить. Бутылка шампанского на троих. Через пятнадцать минут запускали следующую пару. Свидетельница - Лёля, неясно каким боком оказавшаяся рядом, фотографироваться отказалась. Больше приглашенных не было.
  Подъехала девятка. Вышел Александр и его водитель.
  - Моя жена! - представил я.
  Нас от души поздравили не знакомые нам люди.
  - Скоро буду дома.
  Поцеловал жену, сказал "пока" ничьей подруге. Пусть она меня простит - дела важнее. Мы умчались. Сев к ним в машину, я был озадачен. Водитель Александра, или его приятель, парень резковатый и нервозный. Пока ехали, он все глазел по сторонам, выражая неуместный и навязчивый восторг обыденным в миру вещам. Его рваный, одномоментный интерес в незнакомом ему городе складывался из девушек и проезжающих машин. Машины, его восхищавшие, были, в общем, обычными, не новых моделей, а девчонки - вполне заурядными. Так мог себя вести приехавший из глубинки или вернувшийся с отсидки, лет пять оторванный от мира.
  - Я там договорился, номер в понедельник сделают, а так все готово, можешь забирать, - деловито сообщил Александр.
  Хороший парень, думаю, обязательный.
  В конторе сняли копию техпаспорта, чтоб без ошибок. Он намекнул, неплохо бы аванс, какой...
  - Какие разговоры, конечно, - я отдал половину суммы. - Хватит?
  - Хватит. Остальное, когда машину заберешь. За выходные мои ребята сделают.
  Мы попрощались. Он отправился вслед за своим приятелем, спустившимся к тому времени в находящийся здесь же, в подвале, ресторан. Провожая его взглядом, мне почему-то показалось, что больше я его не увижу... Странно, - подумалось мне, - в три часа дня? Им же еще ехать? Путь не близкий. Я удивился разреженности графика моих посетителей. На душе остался неприятный осадок. Я вернулся к жене и все забылось. Пусть делом занимаются профессионалы.
  
  14 января 2002 года
  
  Сегодня вторник. Я еду забирать машину. Смешанные чувства. Время подошло, но на просьбы позвать к телефону Александра на станции отвечают странно, явно не понимая, чего я от них хочу.
  Я нашел "Транзит" на том же месте, нетронутый никаким ремонтом. Колеса спущены, ниппеля выкручены. Все встало на места, когда засаленный мужик в яме переспросил:
  - Александр? У нас такого нет.
  Я нашел армян. Они были явно озабочены. С пониманием развели руками, показывая, что им не до меня. Производящий порядочное впечатление, юноша Александр обнес и их станцию, поснимав с чужих, дорогих машин немало запчастей. Кроме того, доверчивые армяне накануне снабдили его деньгами на заказ в Финляндии. Взяв деньги, он исчез. Я понял, что был последним, кто его видел...
  На улице январь. Плюс пять. Я починил машину сам. Довез домой без приключений.
  
  18 января 2002 г.
  
  Решили выпить. Отметить завершение этих катаклизмов. Машина в Выборге. Здесь ничего не страшно. Ремонт закончен. Можно дальше жить. В автобус влезло пятеро. Было холодно. Но пива было много. Спустя пятнадцать минут двигатель заклинило.
  
  2 декабря 2002г.
  
  Утром, выйдя на работу, я решил прогреть кормильца. Морозно. Стекла в инее. В заднее вообще ничего не видно. Дотронувшись слегка скребком, я успел заметить на стекле рваную паутину от удара прежде, чем оно рассыпалось в мелкую крошку. Мне кто-то мстил. Я больше так не мог.
  
  5 декабря 2002 г.
  
  Сменил профессию и место работы. Меня приглашают работать в Питере в приличную, известную фирму. Машина мне больше не нужна. Я ее продал. Из сердца вон и с глаз долой...
  Новый хозяин осмотрел катафалк, завел и уехал своим ходом. Прощаясь навсегда, ехидно ухмыляясь, я перекрестился - свят, свят, свят. Не возвращайся.
  
  
  Глава 23. Как я покупал компьютер (Человек из электрички)
  
  Я по-прежнему живу в Выборге, работаю в Питере. Всё бы ничего, но вставать пришлось теперь в 5 утра. Работа, правда, хорошая, не сравнить с прежней. Да и платят прилично. Пишу программы. Когда пишу что-то новое, на душе становится хорошо. Когда исправляю чужую программу, становится тоскливо и работать лень. Плохо и неинтересно, не по-творчески это. Да и времени жаль. Такие дела, брат. Теперь в паровозах течет моя жизнь - утром туда, вечером взад. И так каждый день. Сначала совсем тяжело было - не высыпался и уставал сильно. Сейчас легче - привык уже.
  
  Вот, пишу тебе снова. Прошло два дня, как я пользуюсь новой чудой от техники. Теперь у меня есть компьютер. И не просто компьютер, а карманный. На нем я и набираю сейчас это письмо. Технология, брат, штука та еще. Лет пять назад и во сне такого не снилось. Нынче я запросто, не вставая со стула, нашел компьютер, что хотел, в Internet, дешевле, чем в магазине раза в полтора. Залез в карман, достал чудо телефон, позвонил - и ...
  
  Дорога..а.я! Я дома, - не сдерживая детского восторга, кричу я жене с порога, гордо тряся в руках новою игрушкой. (?..) Что-то не разделяет радость моя Лилинька, "Где зарплата?" - спрашивает. Где, где? - Вот, говорю, зарплата, отдавая ей половину суммы, про которую так долго говорили "большевики". У неё в глазах слезы... Чего реветь-то, думаю, радоваться надо, что удачно так все сошлось - и компьютер купил, и с голоду не подохнем. Объяснять ей давай, бестолковой, что енто за штука и чего она таких денег стоит. На третий день, смотрю, полегчало. Правда, в немилость попал, под экономию сплошную.
  
  Особо, брат, хочу поделиться метаморфозою своею, - насчет впечатлений, значит, от штуки этой. Как ясно стало, что зарплата скоро, недельки за две, стал я себя накручивать - хочу и все тут. Ползаю в паутине, присматриваюсь, ума набираюсь. Ладно, думаю, за просмотр денег не берут, а у самого зуд уже в голове - куплю, значит, сам себе думаю. А выбрать что - затрудняюсь. В Internet'е все есть, в магазине - то, к чему душа не лежит. Цены и здесь, и там - прости Господи, что называется. Не вписаться мне с тележкою моей из трех ртов. И ладно, прикидываю - подкоплю, куплю месяца через два. Глядишь, там новое чего изобретут - прогесс то сейчас быстро движется. А сам отчет себе отдаю, со всей трезвостью. То, что видел уже - и не скажешь, что вот оно, это самое. Можно бы и покруче. Тогда и подождать не грех, потом лучше куплю. А деньги где?
  
  Ан нет, говорю я себе, не лукавь. Бери, что есть. Тертый уже - натура то ясная. Характер мой, брат так устроен, что ждать я не люблю, да и не умею. Живу тем, что есть, тем и довольствуюсь. Тогда отдаю я себе приказание - будь что будет. На том и порешил. С женой беседы начал вести, издалека эдак, ненавязчиво. Да бестолку все. Бабу не обманешь. Сижу я так, неделю примерно, скандала жду. И хрен то с ним, легких путей не ищем. Вроде как успокоился. Зарплату в срок дали, в полном размере - вписался. Вот, брат, чего пережил я.
  
  Теперь вот письма пишу по утрам в электричке. Все легче, чем сон зазывать, не идущий. На обратной дороге в игрушки играем с приятелем - хорошая штука, компьютер этот - наладонник, как его называют. Доволен я, чего греха таить. С работой этой по семь часов в дороге теперь каждый день. Привык уже. Да времени жаль, пропадает ведь просто. Теперь не обидно. Можно и делами позаниматься. Сначала меня сомнения терзали, типа - козел ты старый, тебе лет сколько? А ты в игрушки играешь все... Мол, все равно не компьютер это - барахло бестолковое. Деньги на ветер. Будешь с ним, как белая ворона, в вагоне сидеть, все пялиться будут. Вот ведь, наследие прошлого - научили, таки, коммуняки - с молоком матери в крови сидит - не выделяйся.
  
  Потом думаю - фигня какая. В конце века и с телефонами, с мобильными, так же было. У кого телефон зазвенит, так на него чуть не вся улица пялится - новый русский идет. Дураков правда было... Гордость их распирала, деловых из себя строили. И что? Где теперь эти завистливые взгляды? Куда они делись? Теперь ты никому не нужен, с телефоном этим - у всех они есть, у пацанов двенадцатилетних, у старушек в магазинах... А мужики, из тех, что первыми игрушки эти покупали, видно так обеднели, потратившись на средство коммуникации, что у пацанов этих смех вызывают, когда те видят торчащего из кармана, по прежнему гордо, монстра эпохи, размерами, звонком и по весу от кирпича мало чем отличающегося. У мальчишек этих, подружек их, техника эта не есть признак чего-то материально - гордого, разве только артефакт, игрушка и средство быть модным, что, в общем-то, нормально. Не долго ждать и про компьютеры такой же истории - прогресс летит быстро, угнаться бы...
  
  
  Глава 24. Железный человек (Человек из электрички)
  
  Сильно подмывает поделиться, брат, своей болью за жизнь нашу разбитую. Разруха - она в корнях наших. И нет от нее избавления, кроме как корни эти рубить. Каждый день, трясясь от холода и неистребимой вибрации, я сижу на раздолбаной фанерной скамейке, обитой драными кусками залитого липким дерматина. Давно повылезавшие из нее гвозди рвут последние штаны и не дают мне согреться, вжавшемуся в драную скамейку, и едва теплую печку. Редкая, скажу я тебе, радость случается, когда едешь в почти новом поезде. У нас, в Питере, один на всех. Радость случается раз в две недели, примерно. Она на то и радость, чтобы редко случаться. И нет в нем особого шика какого, а только сквозняк не гуляет, скамейки не сломаны, трясет несильно, тепло и едет мягко.
  
  Много ли человеку надо? Когда же и так все плохо, то свойственно нам вести себя адекватно и подсознательно совершать поступки, вполне ситуации соответствующие. Не секрет ведь, что всем случается в пути захотеть по нужде. Не секрет. В дальних поездах, например, и вопроса не возникает: захотел - сходил. В электричках - одно наказание. Куда деваться бедному пассажиру, попившему чаю или, что есть тоже неплохо, пива в дороге? Куда, куда - с поезда в кусты, а там, часа через два, и дальше поехать, не досаждая вредной потребностью.
  Похоже, что местного значения дороги всерьез намерились воспитать новую формацию, в туалет желающую, но попасть не могущую. И ведь воспитали таки...
  За двадцать с небольшим лет я не видел в электричке ни одного, кто бы поинтересовался важным для живого существа, а для разумного и естественным, вопросом - где туалет? Нет таких людей. В границах формации. Все играют по установленным правилам.
  
  И не поворачивается ни одна мысль обвинить бедных, измученных людей в том, что скамейки ободраны, тамбуры, простите, обоссаны и едут зайцем. Просто правила таковы. Когда со мной вместе стал ездить приятель мой, он, поначалу, в силу установленной правилами традиции, не пошел в кассу и не стал покупать билета. Как человек, не лишенный возможности, он его сам напечатал. И с такими билетами ездил неделю. На четвертый день, контролеры, уже принимая его за своего, спросили его прямо - мол, не дурак ли ты, парень, такие дорогие билеты в кассе покупать? Приятель то усмехнулся, мол не дурак он. А контролеры тоже - они то всем зайцам квиточки выписывают - вдвое, а то и дешевле билетиков этих штатных. И ведь что удивляет, дашь двадцать - рубль сверху не требуют, дашь двадцать пять, сдачи не дадут. По правилам все. На всякую премудрость...
  
  
  Глава 25. Интел 386 (Лохматый)
  
  Ростислав (*1) снимал квартиру. Ему надоело жить с родителями. Вроде, большой уже. Квартиру 420. Ноль - это все, что он в нее внес. Ныне у него есть собственные соседи из квартиры напротив, с номером 41. Они часто ходят друг другу в гости. В кв. 41 пьют молдавский вермут. В кв. 420 пьют пиво. Потом вместе пьют водку. Прекрасные люди. Иногда я, c 12-го этажа, перемещаюсь к ним, на 6-й. Нам есть о чем поговорить. Мы программисты.
  
  - Ты не прав! (*2) - не удержался Ростислав, - не было еще таких процессоров.(*3)
  - Я же тебе говорю, ты слушай, - не унимался я, - в 96-м мы в чухе (*4)купили. Потом я его ножовкой пилил (*5) в 99-м. Четверку (*6) делал, помнишь? Моя троешная мать (*7) тогда сгорела, так я пи-эс (*8) пополам за 10 баксов (*9) взял на Юноне (*10).
  - Ничего я не помню! Помню, да, какое-то верзо (*11) ты пилил, так-то двойка (*12) была! - Лохматовская голова была совсем не согласная.
  - Сам ты двойка! - обиделся я.
  - Давай спорить! - не унимался Ростислав.
  - Давай, пошли на автостанцию - она у них до сих пор работает! (*13) - не выдержал я.
  - И что ты скажешь? Мужик, открывай, два мудака пришли на старую компьютерную жопу посмотреть? А-ха-ха!
  - А в 89-м я книжку в Доме Книги купил "Архитектура процессора I386" называется,- не унимался я.
  - Архи... техтура... - глотая пиво, передразнил приятель, - Пошли!
  - А на что спорим?
  - На компьютер спорить будем! Твой против моего!
  
  Спорили, пока не кончилось пиво. Слово за слово, оделись и пошли. Все равно в магазин. Открываем дверь. На пороге, с той стороны, стоит Алёша. Он держится за косяк, пытаясь выразить не меньшую радость от встречи. Алеша - наш третий друг. Обычно мы его зовем Лысый. Алешей его зовут родственники - мама и двоюродный брат. Он хороший мальчик. Ему двадцать семь лет. С Ростиславом они одноклассники. Так и бухают с тех пор. Сейчас ему тоже тяжело и шел он, видимо, издалека. И вообще, он устал.
  
  - Бля!.. - удрученно-радостно, хором выдохнули мы, приседая от охватившего нас недетского оргазма. Прежде, собираясь в этом же составе, нам не удавалось избежать запоя или крепкой пьянки. Его появление было знаком. В трясущихся, от частого употребления, руках, он держал четыре пива. Одно в запас, подумалось.
  
  - Вы это ... куда? - спросил Алеша нетрезвым голосом.
  - Его компьютер идем пропивать, - довольно заявил Лохматый, кивая в мою сторону.
  - А что случилось? - переспросил Лысый, оторвав голову от косяка, - я тоже хочу поучаствовать!
  - Что, что, - отвечаю я, - Лохматый утверждает, что в 87-м году троек еще не было...
  
  Почесав затылок, Алеша утвердительно кивнул, в знак того, что он тоже разбирается в компьютерах.
  - Правильно Лохматый говорит, они в 94-м появились! - прорвало и его, наконец.
  Мы выкатились на улицу.
  
  10 апреля. 2 часа ночи. Темно, подмораживает. У жены сегодня день рождения. Днем ходили по магазинам. Выбирали обувь. Я прикупил себе полуботинки. Полдня их выбирал - то цена не подходила, то кожа была не та. Ждет на 12-м, дома. Пускай ждет. Я скоро. Их, красивущих, мы и обмывали с Ростиславом.
  
  Тропинка вела через рощицу кустов и голых кленов. Впереди, в манящей темноте, угадывалась неожиданная, свежая канава. Я берег свои новые ботинки. Решил канаву обойти - невдалеке, при свете четвертованной луны, виднелся хлипкий мостик. Лохматый со своей близорукостью пошел за мной. Похоже, осторожничал со времени последнего похода, где падал мордой в снег, лишившись в третий раз очков и телефона.
  
  Друг наш, Лысый, сократил и прыгнул. Канава не большая - может метр, может и чуть больше шириной. Приземлившись на противоположной стороне, он заблажил:
  
  - Бля!!!
  - Чего там?
  - Бля, говно!!!
  - Ну так хрен ли ты стоишь, вылазь! - загоготали мы.
  - Не могу - засосало!!! - беспомощно стоит, озираясь.
  
  Нас проняло. Мы обливались над первопроходцем, другом нашим Лысым, пробирающим до слез, колючим хохотом. Немного погодя, Ростислав смело полез к другу. Зашедши с другой стороны, он, не дойдя до места, так же увяз в глине и тоже встал. Присмотревшись в темноте, стало ясно, что лужа чудовищных размеров. Выйти из нее сухим не светит. К тому же, глубока - по щиколотку, а то и выше. Тому не до шуток - не сдвинуться с места и все, хоть падай и ползи. Для него тянулись долгие, холодные минуты в жиже.
  
  Пиво, тем временем, кренило Алешу, нарушая его, и без того, шаткое равновесие. Не устояв, он взмахнул руками и рухнул в грязь. Тут же, попытавшись встать, угодил обратно. Приложив усилия, поднялся. Как эквилибрист, расставил руки и пошел, походкой механоида, блистая в лунном свете зловещими руками и огромными, облепленными глиною, блестящими манипуляторами - "чавк, чавк". Мумия возвращается... Подковыляв к Лохматому, он попросил ботинок.
  
  - Зачем тебе? А твой где? - не понял недвижимый в окончательно всосавшей его глине Ростислав.
  - В говне утонул, - спокойно ответил Лысый, - дай мне твой, пойду искать!
  
  Ростислав соотнесся к небесполезной потребности и молча дал, оставшись в позе цапли посреди подмерзшего болота, с трудом улавливая шаткое равновесие. Алеша, выбирая отмели, вернулся на место трагедии, долго светил зажигалкой, вглядываясь в отливающую лунным сиянием жижу, но трясина молчала, не спеша расстаться с поглощенной обувью. Прогнувшись низко, чтобы что-то видеть, он, не удержавшись, опять упал. Меня разбирал идиотический смех, глядя на нормального еще недавно мужчину, утопающего теперь в дерьме и блаженно матерящегося.
  
  Я стоял там, где было сухо. Лохматый подбадривал и подгонял Лысого - ему было холодно и неудобно на одной ноге. Зажигалка у того погасла. Наконец, в темноте что-то захлюпало в нашу сторону.
  Из мрака выдвинулся Алеша.
  
  - Нашел? - спросил Лохматый.
  - Нет. Ты это.. Твоему ботинку тоже пиздец, - с довольной, измазанной рожей спокойно сообщил он.
  - Мудак! - заревел Лохматый на Лысого, - ты что, шнурки не мог завязать?
  
  Ботинок Ростислава утонул. Как я понял, совсем не в том месте, где первый. Алеша, потупившись, убедительно молчал в свое оправдание, не смея смотреть товарищу в глаза, по его вине оказавшегося запертым по колено в грязи.
  
  Я сидел на корточках, умирая от хохота, раздиравшего меня на отдельные атомы и смотрел на пару идиотов, одинаково и беспомощно задравших босые правые ноги друг напротив друга.
  
  Понятное дело, настала и моя очередь. Уговаривать не пришлось. Строить из себя девочку было не время, да и не место. Посмотрев прощально на отливающую лунным сиянием девственно чистую, бледную кожу моей новой обувки, я проверил шнурки и направил ее в середину "коровьего вязла". По свежайшим носкам потекла холодная жижа. Ощущения те же, что шагнуть босяком в кадку с бетонным раствором. Еще немного и памятник. Ноги вязнут. Руки уходят по локоть, исследуя дно. Распоследняя зажигалка горит - еле тлеет, обжигая изрядно замерзшие пальцы, но выдавая только подобие света. Рыцари тьмы, обнявшись, стоят и ждут избавления из плена... Их ботинки исчезли. Что характерно, это их ничуть не расстроило.
  
  ***
  
  Они весело скакали по улице к дому, взявшись за руки, словно дети, распугивая прохожих. Друзья с детства - Лохматый и Лысый. Я отстукивал сзади новейшими чугунными башмачищами.
  
  Следующим днем мы вернулись на место, вооружившись лопатой. Ботинок не нашли. Размеры лужи удручали. Спор я выиграл. Compaq в 87 году выпустил миллион процессоров I386. Мы пили за Compaq и отмывались. Как и полагается, втроем.
  
  _________________________
  *1 Ростислав его имя по паспорту. По жизни все его зовут Лохматым. Мущина 27 лет, более близок виртуалу. Летчик по призванию. Пьяница. Интеллектуал. Далек от женщин. Скорпион. Незлоблив, но не терпит дураков. Любимый вид транспорта и выяснения отношений - Ил-2. Тот, что от 1С. Провинциальный программист. В армии не служил.
  *2 Более точно данная фраза звучала так: Трифоноff, ты бля, мудак совсем...?!!! Далее следовал, с негодованием, удар кулаком по кухонному столу 95-килограммого человечища на невидевшем 3-й день просветления лице.
  *3 Ты совсем ебанулся, сцуко? Какой тебе, нахер, 386-й в 1987 году?
  *4 В Финляндии
  *5 У компьютерщиков свои способы борьбы за выживание.
  P.S. Благодарный клиент об этом, как правило, не догадывается.
  *6 Нет, это не то, что вы подумали. Никакой это не Пентиум 4. Это не х..я какая-нибудь, подделка ускоренная, а 486DX2-100, хотя, вам, молодым, уже и не объяснить, что такое настоящий компьютер... Впрочем, не об всех речь.
  *7 Материнская плата с процессором Intel 386 SX-16. Простейший из первых и первый из настоящих, в истории, процессоров с понятием виртуального адресного пространства. Позже, это понятие трансформировалось в понятие виртуальной реальности, со всеми печальными, для всех нас, ... , последствиями.
  *8 Такая система, где на одной плате собран весь компьютер, вместе с потрохами. Ныне от нее остался только круглый разъем под мышку и клавиатуру.
  *9 Такая московская валюта. Не уважалась в Выборге и, частично, в Ленинграде. В большем почете были финские марки. Впрочем, если вы не местный или бедный... Фима Бляйшиц был прав, следовало бы уважать родоначальника... И работал он в правильном направлении, в направлении Торфяновки.
  *10 Центр средоточия бизнес-приложения неуемного технически-сложенного ума в Северо-Западной России. До и немного пост-перестроечного периода.
  *11 Непереводимая игра слов, означающая на муз. жаргоне примерно тоже, что и лажа.
  *12 Intel 286 - был такой процессор после 8086, до него был 8085, а еще раньше 8080, с которого все и началось... Ну, почти с которого.
  *13 С Хозяином автостанции по жизни был честный мен. Ему компьютеры - мне сервис моего авто. Кто кого больше надул - история умалчивает. Цифры звучали неслабые. До сих пор все довольны. Кажется, обоим это не стало ни во что:) Бизнес по-русски... Возникает вопрос: а кто же за все, за это платил?
  
  
  Глава 26. Полчаса перед сном (Человек из электрички)
  
  Полчаса перед сном - время, когда можно уединиться в туалете. Годовалую Верусю укладывают спать и я могу себе позволить потыкать карандашом в до смешного маленькую клавиатурку, чтобы выдавить из своей уставшей за нелегкий день головы пару неглубоких мыслей. Здравствуй, брат, - по традиции начинаю я свою партию. На этом мысль вязнет в дыме раскумаренной сигареты и обрывается окончательно, ибо же и так хорошо.
  
  Закончен этот день. Завтра опять рано вставать. Чтобы поспать пять часов и снова пуститься в эту гонку с бесконечностью. Устаешь сильно, но еще больше устаешь от понимания того, что это еще не скоро закончится. Есть работа - за нее платят деньги. За эти деньги приходится держаться, потому как без них держаться будет не за что. Деньги платят, если ты держишься. Стоит сорваться, расслабиться и ты уже свободен как птица - без работы, но и без денег. В общем, брат, тогда кирдык. Будучи молодым и ветреным, я бы так и сделал, скорее из принципа. Из чувства протеста - необъяснимого, но в молодости имевшего место быть.
  
  Иногда мне самому было непонятно, почему я так поступаю, казалось бы, наперекор здравому мыслу. Позже, как правило, оказывалось, что поступки, движимые задним умом - более осмысленные. Теперь я так не могу. Впрочем, тому и тогда были причины, и теперь есть. Когда в "Брежние" времена приходилось напрягаться - по большей части происходило это по принуждению и в силу привычки, ибо во всем действовал добровольно-принудительный метод возействия на темные, читай естественные, позывы борющегося с рельностью сознания. Сознание не выдерживало, а инстинкт выживания срабатывал четко.
  
  Не шипко мы могли себе позволить на что-то надеяться... Разве только повольнодумствовать всласть. Не все, конечно. Кто-то и в те времена с "драконом" боролся. Воспитанное на страхе поколение? Получишь в трудовой ст. 33 и ищи тогда, куда с ней сунуться. Сможешь забить - забей. Не сможешь - ты винтик, ты шестеренка в огромной машине. Там, где-то у руля, в машине хрустнуло и пошло движение - гудок, подъем, тук-тук, получи 8, опять гудок - свободен, спи. И так вся жизнь... Потом пенсионер. Почетно было раньше, между прочим... Теперь все проще - гудок не гудит, ты на хрен никому не нужен, если мнишь себя вне механизма. Ты волен собирать бутылки. Принцип то-же, детали лишь различны.
  
  Механизм измельчал. Как будто перетерся. Раньше тебя ломала машина в масштабах государства - теперь какой-то чудило со своими представлениями о жизни в пределах его территории. Нет, не чудило вырос - государство исчезло. Он на Lexus'е - ты на электричке. Ему до своей фабрики десять минут ехать - тебе до его фабрики - три с половиной часа. У него зарплата полтора миллиона - у тебя пятнадцать тысяч. Ты специалист, ты знаешь, он тебя искал полгода - вот нашел. Ты, как элита в фирме, получаешь за свои мозги. Такой же Ваня, но попроще, за рабский труд получит в пять раз меньше, коль хозяин честный, чаще будет выгнан вон без содержания. Все просто - в промежутке будет Петя - он же мастер - он за Ваню все сполна получит, работа сделана - шеф доволен. Дело не стоит, а за воротами роботы в два потока - одни сюда, другие взад. Согласные, читай с уставом.
  
  Теперь ты сам принимаешь обыденные и естественные по сути своей раньше вещи как издевку. Болеешь - ладно, ты нам нужен - мы потерпим, но платить не будем. Но не долго. Видел у ворот очередь? - так это по твою душу стоят страждущие... Не хочешь - только твои трудности. То государство, где ты? Встрячь не можешь? Ты этих людей плодишь, чтобы их сыновей на войну забирать? И только? На коленях стоит. Оно и правильно, и нет. А ты говоришь, брат, Россия. Да, брат, Россия, и оттого больно...
  
  Наивные старики наши. Как объяснить отцу, ему семьдесят с небольшим, когда спрашивает - ну что сын, как у тебя там на работе, договор то заключили или как? Да все нормально папа, отвечаю, не говоря ему ничего. А что, думаю, и правда все нормально, ибо познается все в сравнении с худшим. То, что было из лучшего, труднее достичь снова, проще забыть. Трудовая, мало того, что не требуется теперь, а даже и не приветствуется вовсе. Не понимает папа... Бог им судья, хозяевам наших книжек, трудовая теперь - не есть книга жизни, как была в свое время. Теперь ее не покажешь с гордостью, разве в собесе только - пенсию попросить... На работу теперь берут чаще без таковой - не нужна она никому. Берут и ладно. И на том спасибо. А к тому, что договор нигде не прописан, папа, так ведь Россия же...
  
  *****
  
  195 000 км / 155 суток не вылезая из поезда
  
  Глава 27. Знакомство вслепую
  
  Господи, благослови дураков
  - они помогают нам стать умнее.. (C)
  
  Брюс Уиллис, пионер, как-то, в прошлом веке, показал, как не надо делать, когда нужна подружка для тусовки. Ким - это что-то! За день изгадить человеку жизнь... Иное время - двадцать первый век - иные технологии, но интересы - те же. Итак, нам нужны девушки. Безупречные. Желательно типа Лилу Минаи Лекатариба-Ламинаи Шай Экбат де Себат. Оставим в стороне последствия - шампанским их поить не будем. Они - вещь гибкая. Их можно использовать по-разному, в зависимости от наклонностей. Начнем, я полагаю, с комичной ситуации, когда они нужны не как для мебели, а просто пообщаться. Скоро Новый Год, а потрепаться, виртуально выпить, в общем, не с кем. И нам не нужен друг, который бы сказал: "Вот телефон - звони, не пожалеешь". Нам в этом отношении и легче - не будет, на кого пенять, если, не дай Бог, у нее не все в порядке с головой. Мы сами, на свою беду, им объявляем, что мы есть и нам от них чего-то нужно. Не надо мучиться и ломать голову, чтобы сформулировать, с какой целью. Нам предлагают выбрать из заранее готовых uni-вариантов. Выберем невинный - для виртуального общения. Ага, еще есть флирт, интим - бесплатно. Пускай и он, раз нахаляву. Для брака и серьезных отношений? Нет! Избавьте. Оговорим, чтобы себя обезопасить, возраст - ну до 30. Нормально? Думаю, что да. И вес! Зачем нам лишнее? Пускай 50-60. Рост не так важен, пусть до 170. Грудь? Ладно, третий. Цвет волос и глаз? Неважно - перекрасим! Курит?
  ... Надоело! Сколько можно?! Да! А может, нет? Какая, нафиг, разница! Наркотики? О нет! А алкоголь - пожалуйста... Жаль, нет параметра объема мозга. А...а, город? Петербург, конечно!
  Все. Заслали. Ждем. Да, я забыл сказать, что о себе мы написали честно: мол, работа, денег нет, не мальчик.
  Прошло минуты две... На ICQ уже позывы... Наконец-то! Сколько можно ждать!
  - Привет, дружок, а как тебя зовут?
  - Меня... А вас?
  - Анфиса Павловна. Поговорим о всяком разном?
  - А вам зачем?
  - А зачем нужен Интернет? Найти свою вторую половинку... Вам сколько лет? Женаты? Дети есть?
  ... Где ж ты ее потеряла, радость моя, обездоленная...
  - Женат. А вам?
  - Мне 50!
  - Мне больше...
  - Ну, так как?
  - А вы, простите, не жениха себе ищете?
  - Нет! Как можно! У меня дочке скоро 18!
  - Я вам по возрасту не подойду.
  - Тогда пока...
  Видать, случайно занесло...
  Прошло немного времени. Читаем почту. Что-то не клюет. Потом прорвало...
  Первое письмо:
  - Привет! Меня зовут Елена! Я твоя подружка! Я и виртуальная подружка. Может, потом, дам... Посмотрим. Мне твой адрес дали две девчонки и сказали - будет интересно! Только не надо сразу о сексе, ладно? Я не против секса, но всему свое время. И вообще, я считаю, что секс - удел убогих, когда сказать нечего... Теперь давай общаться, а то скучно.
  Я призадумался... Про секс не говорил. Как зовут девчонок, я не знаю - ей наврали. Или это шутка?
  Письмо второе: Как не стыдно! Женатый человек! И в семь утра дает на сайте объявление! И о знакомстве!? Фу!.. А можно поинтересоваться, вы не дома, часом? И что, жена вам позволяет этим заниматься?! Извращенец!
  Пишу ответ, а то и правда, как-то глупо вышло. Так, бля, и так, прощенья просим - я не виноват! Нет, я не дома... Там модератор принимал решение. Вот и повесили меня, но в семь утра, спустя пять дней. Так долго ждал... Короче, я сконфужен.
  Третье письмо: Привет, касатик! Как ты пообщаться? А с ч.ю. проблем не будет? Да? А можно о себе, подробно? Кто ты, сколько тебе лет, откуда ты и все такое? Зайка, вышли фотку... Ну, все, пока. Пиши... До встречи, птичка...
  Мыло у меня птичье.
  
  ***
  
  Я люблю тебя девчонка,
  Только денег маловато.
  А точнее денег нету...
  Ни на плитку шоколада,
  Ни на сладкую конфету...
  
  Чем старше становишься, тем смешнее желания. Хочу три жены, чтоб я был султан...
  Дальше, как в народной притче: первая жена ушла налево... Вторая? - ехай прямо, она ждет... Третья? Еще рано...
  И все же... Что такого мы пытаемся найти, чего так не хватало в прежней жизни? Свежих ощущений? Что не устраивает в той одной, единственной, с которой тебя связывает всерьез и надолго? Собственно, не факт, что надолго. Проходит что-то около трех лет и на тебе... Вот, недавно, казалось бы, совершил upgrade - все было как в песне - впервые и вновь. Вдруг понимаешь, что менял шило на мыло... Одна только разница - ей всего двадцать шесть, а тебе.... Первая была чуть моложе меня. С ней приятно общаться - она много знает и многих. Можно в гости сходить - будут рады и, в общем, не стыдно. У нее положение в бизнесе... Но! Этих Но слишком много... Но есть вещи - мирского порядка, по которым вторая изрядно выигрывает. Возвращаясь домой, замечаешь, что стол, как обычно, с любовью накрыт, она ждет - не садится, белье чистое, ребенок здоров и накормленный, а жена "по мужу" - голодная. "Долг" исполнить - одно удовольствие.
  Но, однажды, ты находишь ее в безразличии и с устало - несчастными глазками... Dezhavju, да и только... Дальше следует заявление: все, любимый, достало - просвета не видно, ее не жалеют и вообще она хочет к маме - ей не так много лет, чтоб так жить! Ах ты, Золушка... Обычное, со слезами истицы, заурядное разбирательство с посыланием всех желающих по указанному адресу. Ан, нет! Не идет! Не в том дело, что любимая теща живет далеко. Мы, на деле, хотели поплакать в жилетку - строгий муж не дает нам расслабиться и почувствовать себя маленькой девочкой. День возврата к мамаше отсрочен. Терапия, в масштабах семейной ячейки, дает шансы выжить в совместных учениях. Дальше приступы повторяются с завидной еще регулярностью, убывая по частоте, становясь короче по продолжительности. Им на смену приходит простой эгоизм и усталость.
  - Чем я хуже Маринки с 7-го этажа? Ее муж для нее ничего не жалеет!..- типичная мысль, приходящая в нежную голову на смену утраченной девичьей грезы о далеком родительском доме. Что тут делать? Идешь покупать ей игрушку... Надо признать, что да, быт заедает - нужно есть, пить и спать, готовить завтраки мужу, терпеть его друзей, а они все, само собой, алкаши, тащить на себе спиногрыза - ребенка. Бесконечная стирка. Жизнь, короче, не сахар.
  Но муж ее кормит. Он приносит всякую технику, чтобы ей стало легче. И деньги. Ей не ведомо, как дается тот уровень жизни, от которого она так "устала". Муж, андроид, простой трудоголик, что он понимает в утонченной девичьей натуре? А кругом столько йогуртов...
  Так у нее распускаются первые нежные ростки разочарования. От обиды, что сказки бывают лишь в книжках, которые читают девочкам в детстве.
  Так у него всплвают забытые некогда мысли, что там, где-то, есть другая, красивая жизнь, не испорченная социальным явлением и двусмысленным словом - БРАК. От того, что он часто сидит в Интернете.
  
  ***
  
  ... и тогда она скинула с себя всю одежду
  и бросилась в открытое море...
  
  И вот, ты начинаешь искать для себя нечто новое. Долго ли, коротко ли, но вдруг, ты натыкаешься на толпы ищущих своего тихого счастья - одиноких и милых созданий, зазывающих пообщаться, обещающих истинный, невиданный ранее, рай, сотворенный взаимной любовью. Листаешь их списки и они бессконечны... Слышишь их голоса, монотонно зовущие, как сирены своего Одиссея, сливающиеся в один исступленный, давящий на уши вопль... Уно, уно...
  
  ***
  
  Есть только миг между прошлым и будущим.
  Именно он называется БРАК
  
  Вопрос в том, может ли мужчина считать себя полноценным, если он, однажды, перестает доказывать свою полноценность женщине? Идя по улице, вы ловите на себе любопытство хорошеньких девушек? Нет? - Вы не нужны ни им, ни себе. Ваша функция бесполезна для общества женщин. Симптомы такие: вы просто мужлан, хамоватый, как правило, пьяный, косноязычный и с комплексами, часто запущенный, безобразно одетый, нестрижен, грязная обувь, неспособный общаться с незнакомой, интересной для него женщиной на понятном той языке, вызывая ее влечение - это о Флирте. То же можно сказать о женатом мужчине, которому вполне опостылела его половина. Как смотрит на вас ОНА? Она нужна вам, как Женщина? Уверены? Или она просто кусок обстановки, представляющий интерес, как комбайн, со слегка программируемым управлением? Дал ей денег - она поработает, загребая все больше, но работая хуже и реже. Дети выросли и почти встали на ноги... Проститутки моложе, дешевле и тщательнее... Что мы делаем с надоевшими нам вещами? Правильно. Но, есть люди, не способные избавиться от ненужного. И это уже патология...
  Лёля - разведенная, интеллигентная девушка, немного за тридцать, спросила меня, сидя в баре, как ей объяснить моему приятелю - Лохматому, немного за двадцать, что ей его хочется? Я просто сказал: подойди и скажи... рассказал, что мы тоже люди, что нам тоже кого-нибудь хочется. Я издевался - она постеснялась. Трудный шаг... :-)
  Я сказал ему сам: "Видишь девушка?"
  - Ну? ...
  Прошло года три. Я, с тех пор, много раз был пытаем, быть им вместе или лучше расстаться. И то и другое они перепробовали не раз и не десять... Больше недели они не выдерживали, как вместе живя, так и в отдельности. Увы, не срослось... Но попытки не кончились...
  
  ***
  
  Советы дают тем, кто ими не может воспользоваться.
  Кто может, тот в них не нуждается
  
  Надоело? - бегите в Инет! Заведите любимую - Аську! Вас ждут сотни, может, тысячи страждущих - разведенных, не встреченных, таких же несчастных. Вам простят ваши гнусные стороны. Вы простите их им. Вас полюбят - есть столько желающих... Одиночество - это смерть от тоски. И оно никому не понравится...
  Интернет - это зеркало жизни, не жизнь. Там есть много возможностей, но многого нет. Нет людей, готовых связать с вами жизнь сразу, так же, как и вы пока не готовы. Его ценность в общении. Он лишь помогает открыть новый мир, рассказать о себе. И не важно, как выглядит тот, с кем общаешься. И не важно, как много их, и в этом отличие. Важно лишь говорить на одном языке, находя интерес в собеседнике.
  
  Приходя на работу, включаю компьютер. Меня ждет сообщение - со мной хотят познакомиться...
  - Привет! Как дела?
  - Привет! Мы знакомы?
  - Пока нет, но можем попробовать...
  GO
  
  Глава 28. Два дня одной весны
  
  Утро с ночи под шафе, настроение распиздяйское, в голове бардак, ехать надо, а дом далеко. Мысли спутались и душа поет. Солнце яркое, за окном весна, стой мгновение, я тАк жить хочу. Отоспаться бы, не проснуться, и крутить этот вечер снова и снова, не спускаться бы с неба, закрываешь глаза - там она стоит, совсем голая, на полу перед дверью, ничуть не стесняется. Лифт приехал... Я не мальчик, а эйфория совсем какая-то детская, не упомню уже, чтоб так торкало...
  
  Горный склон... Апрель, снег, пейзаж, ранний вечер и теплый дождик из ниоткуда. Лучи в небо - там яркие, крошечные фигурки ползут вверх на канате, тут же падают вниз с верхотуры - натуральные лемминги. Взгляд пытается выхватить красную, хрупкую, синусом плывущую по белым волнам, но всё так далеко... Едва различимы лишь стремительные точки в тенях от слепящих огней, через минуту превращающиеся в обветренных, наглухо застегнутых рыцарей склона, неуклюже прыгающих на подъемник. Щенячий восторг от того, что эта фантастика рядом, в часе езды. За деревней совсем уже лето по питерским меркам... Грохот разрезающей наст доски. Стемнело, мокро и холодно...
  
  Тепло машины и немного еды возвращает к жизни. На дороге туман, какое-то радио, стены воды и резь фар по уставшим к ночи глазам.
  - Может я поведу? - из вежливости предлагаю я, зная, что ты откажешься.
  Город неохотно принимает поток. Въезжаем.
  - Успеваем? - ты деловито спокойна.
  - До удельной нам не доехать - там все перекопано. Поезд уже вышел. - я чувствую себя пассажиром такси, у которого нет денег.
  
  Ты жмешь педаль и думаешь о своем.
  Звонки... Твой длинный разговор с сослуживцем. В одиннадцать вечера ему от тебя что-то надо и до завтра это не терпит... Ты сегодня не можешь. Похоже, для него это новость. Для меня тоже... Стоим. Спешить уже некуда. Плоская струйка от моей сигареты сочится в приоткрытую щель. Висит тишина и негромкая музыка, кажется джаз. Ты тонкая натура и мне нравится играть с тобой. Ты тонкая натура и тебе нравится играть со мной. Волнуешься... Нет, не волнуешься - перебор вариантов...
  - К тебе едем?- разрезаю я паузу.
  Звонки... Твой короткий разговор с мамой. Ты жесткая и берешь свое. Ты говоришь, что устала и тебе надо отдохнуть. Там все понимают и слушают.
  - Надо поставить ее машину.
  - Ты мне нравишься, - говорю я, восхищаясь твоим самообладанием.
  - Ты мне тоже.
  Это такая игра - не говорить большего. Мы уже взрослые и все понимаем.
  
  В твои планы большего не входило... Для меня это откровение. Мне неприятно. Я ничего не хочу - поздно и много условностей. Ощущаю себя подобранным с улицы. Не мой стиль. Мне не нравится. Ты сама по себе...
  Перебор вариантов...
  Взять коньяк и завалить к однокласнику - не первый раз.
  Взять такси и уехать домой - сотни долларов хватит.
  Ночевать на вокзале...
  Завалить в кабак до утра...
  Ты, почему-то, меня не пускаешь. Я, почему-то, не в силах открыть дверь и стать независимым. Ты решаешь, что второй раз ехать к другу будет слишком. Я решаю, что ехать к тебе - тоже. Я не хочу жертв от тебя. Я хочу только тебя...
  Ты победила. Мы едем. Ты мне нравишься.
  
  Ночь прохладная, окна настеж - твой кот меня доканает. Глотаю купленный в прошлый раз супрастин. Ты дома, да и я не в гостях. Мы принимаем душ. Ты принимаешь решение спать вместе. Я обнимаю тебя и подбираю твое тельце к себе. Я скучал.., ты создана для меня... Ты устала и я даю тебе уснуть. Засыпая, ты говоришь, что я хороший. Это ты говоришь себе, а не мне. Мне все ясно. Это то-же, что назвать меня другом. Я оскорблен и устал...
  
  Просыпаюсь в холодном поту, сев рывком.
  - Что случилось? - спрашиваешь ты, не открывая глаза - еще спишь.
  - Мне что-то снилось, - в задумчивости отвечаю я, скидывая на пол насквозь мокрые простыни. Я ошарашен и одеваюсь.
  - Ты голый? - твое неподдельное удивление... Я промолчал.
  Через открытое окно пробивается шум оживленной улицы и свет фонарей. Я пытаюсь припомнить, что снилось. На кошмар не похоже. Из меня что-то уходило, я с чем-то расствался навсегда и, кажется, я знал, что... Не с тобой. Таким я себя раньше не видел.
  - Ты тоже вся мокрая, снимай, - ее майка была насквозь влажной.
  Я вышел на кухню. Там сидит твой кот и смотрит, как я курю...
  
  Я остыл и замерз. Прильнув к тебе, я согрелся и возбудился. Ты украдкой взяла меня в свою руку, говоря этим "ты мой, все хорошо", и снова уснула, обещая, что все будет утром...
  Я знал, что утром не будет ничего... Я знал, что "все хорошо" бывает только однажды. С тобой. Это Твой стиль...
  
  Когда было "все хорошо" на улице мела вечерняя мартовская пурга и твоя рука охотно лежала в моей. Мы вышли из ресторанчика и я уже знал, что все у нас будет. Точнее, не я, а ты, верно?
  На твоей кухне мой любимый кофе.
  - Хочешь? - говоришь ты. Я пристраиваю тебя на колени и, мотая головой, прижимаю к себе. Ты не выскальзываешь из моих рук, просто ты немного волнуешься. Я открываю вино и мои познания помогают нам снять первую неловкость уединения.
  
  Твоя квартира большая, есть где разгуляться. В твоей квартире живет только кот. Я не люблю котов, но это его территория и я, отдавая ему дань вежливости, иногда с ним перебрасываюсь парой фраз, когда ты не рядом.. Мне хорошо знаком вид из твоего окна. Когда-то давно я часто ходил через твой двор.
  
  Похоже, я тоже немного волнуюсь и сегодня много пью. Ты не против...
  Починив твою музыку, мы присаживаемся на диван и о чем-то говорим - нам интересно друг с другом, а тем очень много. Но одна еще совсем не раскрыта...
  - Ты мне нравишься, - говорю я и увлекаю тебя на диван.
  - Ты мне тоже, - сквозь поцелуй отвечаешь ты и разрешаешь мне это.
  Мои руки проворны, но я не тороплюсь.
  Ты тоже никуда не спешишь, но твое возбуждение усиливается оттого, что ты меня не знаешь настолько. Нет, ты знаешь меня уже месяц, но не знаешь, чего от меня ожидать сейчас. Ты очень умна и мне легко с тобой. Ты говорила, тебя легко завести. Ты не делаешь глупостей и через минуту наши тела уже почти привыкли друг к другу.
  
  Я ухожу в душ. Мне уютно и все в тебе нравится...
  Ты ждешь, прикрывшись ободранным одеялом и взглядом провожаешь меня в постель... На какой помойке ты нашла это белье? Мне становится смешно и натянутость исчезает. Я начинаю относиться к происходящему с юмором. Полумрак давно не жилой и запущенной комнаты. Я протягиваю тебе бокал с вином...
  
  Еще пять минут разговоров. Я само расслабление, мне хорошо. Ты тоже расслабилась и в тебе нет напряженности. Вино сделало меня неторопливым и ласковым, и тебе это нравится. На часах уже три. Поставив бокал, я прошу тебя слегка завести меня - мне нужен толчок. Твоя рука послушно опустилась под одеяло, прошлась тыльной стороной ладони и этого оказалось достаточно, чтобы через пару секунд ты оказалась снизу. Мои губы ласкают твою шею и уши. Мои пальцы мнут твой нежный сосок. Мой язык спускается к ямке на твоем маленьком, безумном животике. Моя рука подгребает тебя за твою, сводящую с ума, попку, ты изгибаешься навстречу и, выпустив встречный стон, мы становимся слитны... ты совершенна... Мои глаза жадно открыты... ты меня обгоняешь... и затихаешь...
  
  Я выхожу на кухню и в одиночестве стою с сигаретой у открытой двери балкона. Моя обнаженная фигура светится на весь этот чудовищный двор, в котором я когда-то проиграл. Я не стесняюсь. Я победитель. На скамье у стола сидит умный кот и не задает лишних вопросов, не спуская с меня глаз. Я делаю еще пару глотков в и без того пересохшее от вина горло, и возвращаюсь к тебе. Тебя всю трясет. Ты плачешь. Я ничего не понимаю, но когда ты меня обнимаешь, все становится ясно. Становится ясно, что мы слишком поздно встретились в этой жизни, что нам слишком хорошо друг с другом, чтобы это могло быть правдой...От этого я зверею и мне не насытиться тобой до рассвета...
  
  Апрельское утро. Я пытаюсь разобраться в тебе и себе. Дорога возвращает к реальности. Настроение на нуле. В голове бардак, ехать надо, а дом далеко. Я открыл пиво и стал прежним. Я еду...
  
  Загадка природы явилась в проходе в виде пенсионного возраста мультяшного хохлоноида, грузного, с красным, в рытвинах носом, пучеглазый, вОт с такой мордой... Видать, тайком сбежавшего с хаты под Мелитополем к лучшей жизни или к юной и жгучего вида соотпрыску, списавшейся с ним по каналу GSM-Love INTERNATIONAL. Видать, осевшей во втором поколении в финском селении Каннельярви и поджидающей его, с полным погребом близких хохлятскому серцу вкусностей и тайною страстью к пожилому соотпрыску.
  
  Ни хрена не видать - в глазах ты стоишь...
  
  Напрягая дачного вида тележку в вагон, нагруженную свыше нормы, подлец нацелился на мое жизнепространство. Тебя еще не хватало.. Габариты повозки меня удручали. Я, как приличный, отвечал, что плохой стиль затаскивать добро мне на коленки, хоть бы и спрашивают, поскольку не влазит оно и потом, ноги затекают. Таки внял иноземец. Призадумался на мгновение. А, хрен ли вам, москалям, зазря что-ли ехал, - подумал он и стал раскладывать тележки своей содержимое.
  
  Угощать будет, подумалось. Запах хохляцкого подземелья лез в ноздри. Сало, какое-то масло и едкая плесень... Вид не показывал, токмо шнобель его выдавал с потрохами - замыслил недоброе, гад - засопел чуток громче, развязывая веревки. По наивности, я полагал, что сейчас он разложит по полкам, по еще каким там, бывает, загашникам, свое вонючее достояние, забудем недоброе, побратаемся с немчурой, выпьем горилку его на дорожку, шоб гладкая бЫла и в хату - девку тешить его неуемную - в финской бане попариться, водки выпить, Финляндия называется, в территорию сопредельного государства - домой, одним словом.
  
  Да на том все участие его во мне кончилось. Занял он поначалу свою всю скамейку, после занял мою, добро разложил. Осмотрел с недоверием и острасткой, на месте ли все, все ли банки не битые, мешки не порвались ли? Пошуршал и давай добро упаковывать. Узлы на веревках затягивались. Все, что было изъято, на свет, попряталось пуще прежнего. Тыча голыми, волосатыми, проворными локтями в фэйс, интенсивно ими работая, завершил свое дело мой хохмоноид все той-же телегой, что раньше, не менее необъятной, не менее дурно пахнущей плесенью, но теперь уже узаконенной в массах, прилюдно же упакованной, ко мне в ноги таки засунутой, в неизменных объемах.
  
  Не свершилось... Попили мы водочки в ночь укрАинскую... Погуляли мы с девками, только пыль стоит... На удельной его прыть подзарезали.
  Эх ты, тетки вы, Русские, как залезете вы, как придавите... Разгуляй душа, мордой в снег упасть, да на грудь потом на горячую.... Где там финские, скромные девушки, где страна ты моя, блять, Лапландия... не сбылась мечта, не доехать мне... Да и ждет ли кто?
  Да пошли вы все...
  
  
  Глава 29. Пара писем к тем, кого нет
  
  Сыну
  
  Я долго, очень долго собирался написать о тебе. Было трудно решиться. Теперь я исполняю свой долг. Не более того. Ничего другого не остается. Большего я уже не могу. Мне не хочется ничего забывать, но все это в прошлом и ворошить его - против правил. Мне проще каждый день проезжать и здороваться с тобой из окна проходящего поезда, зная, что ты меня слышишь. Утром и вечером. Каждый день. Здравствуй? Здравствуй, - в ответ твоя тишина... Беда в том, что пока я не выскажусь, не избавиться мне от преследующих меня, навязчивых мыслей поставить жирную точку. Ее надо ставить. Ты снишься мне. Я вижу тебя, случайно и в ком-то, твоей походкой идущим навстречу. Чуть ближе и меня постигает отчаянье, что это не ты... Но так будет.
  
  Точка... Твоя уже есть. Очень хочется вырубить ее топором и с плеча, пока не появится многоточие. Так было бы легче. Но мой инструмент - карандаш и ему быть орудием собственной казни.
  
  Нас разлучил призрак смерти... Она. Она играла со смертью. В свои чудовищные нечеловечные игры. Не ведаем, что творим... ОНА была рядом, а он выбрал слабого. Приходил уже не однажды. Прежде давал еще шанс. Мне никогда не нравились игры, в которых все приходилось начинать заново. Жизнь из них.
  
  Что до меня, я хочу отдать тебе долг. Вернуть то, что не брал. То, что не дал. Так дОлжно. Нет сантиментов. Ничего не осталось. Комок в горле уже не стоит. Осталась неизбывная печаль, да и только... Сейчас все просто и ясно. Настолько, что жаль этих немногих потраченных лет.
  Прости. Их нет и нет ничего, что бы я вынес с какой-нибудь пользой. Ты скажешь, я эгоист? Считай, что ты прав. Видно, что хуже. Кем я должен был стать, чтобы выполнить свою миссию - сжав зубы идти и нести... Тебя и вот так? Кусок уже камня на плащанице...
  Тебе я ни в чем не отказывал. Не тебе. Но кто это знает, кроме тебя?
  Никогда не просить... Твой принцип. Вот такая преемственность, не по возрасту...
  
  Эти несколько лет... Я помню их только затем, что это годы, проведенные с тобой. Вру я. Только лишь рядом. Я хотел бы быть... А где-то? Так или около, ты и думал. Где-то есть Папа. Ты знал, где, а приходил не за тем... Не ко мне, мой Сын...
  Эти несколько лет... Их не забыть. Остальное? Поверь, вполне буднично. Мир катится дальше. Его лишь дернуло на мгновение, остановив твое время, собрав вместе удивленные, неверующие спектаклю, лица многочисленных зрителей, что пришли на тебя.
  Мне жаль. Что все скоротечно. Жаль твоей мальчишеской глупости, не выросшей ни во что. Нерешительности, лжи обстоятельств, жертвами которой становимся. Половину собственной жизни, ушедшей впустую. Жаль нас самих. Оттого, что несчастны. Учимся ли? Эксперимент с непредсказуемыми последствиями, который каждый ставит сам на себе.
  
  Наташе
  
  Сейчас 2 часа ночи начала весны. Я пишу тебе эти строки, а в глазах стоят пьяные слезы. Мне легче все вспомнить, дойдя до кондиции. Не стыдно и не страшно писать. Ты родилась ... марта. Это важно. Тебе сейчас тридцать. Где ты? Кем стала теперь и с кем ты? Почему я спрашиваю себя об этом спустя одиннадцать лет? Неужели так плохо все, без тебя? Наверно.. Не в этом дело. Все март... Месяц разлуки. Ты стояла на моем перепутье и не смогла указать мне дорогу? Сейчас понимаю, как мне этого не хватало. Тогда я поцеловал тебя в губы и обещал, что все образуется. Кем я был для тебя? Взрослым, сильным и умным мужчиной? Сейчас ты старше и стала ровесницей мне, в том времени. После НАС было многое. Есть настоящее. Может, будет и будущее... В междувременьи была черная и бездонная пропасть... Без тебя.
  
  Я опять совершаю ошибки. Глупец, не спрашивающий дороги. Это мерзкое слово "судьба". Что стоило тебе не разжать своих пальцев и не пустить? Ты оказалась слаба? Или я? Потому, что мы верили в вечность? Прости. Знал ли я, что цена так высока, а вечность будет длиннее, чем жизнь...
  
  Знаешь, смерть... Это она стучала в окошко нашей любви. Кому нужны жертвы? Тогда? Никому. Теперь я готов на убийство. В том времени... Ее неверный шаг на обледеневшей скобе и история ушла бы в один из параллельных миров... В тот, где есть Мы.
  
  Нас разлучил призрак смерти... Он забрал самое ценное. Забрал виновника нашей разлуки. Его больше нет. Того, кто нуждался в ней больше всего. А ты не вернулась. Неужели ты усомнилась в том, что я жду?
  
  Тебя нет. Я опять не готов к нашей встрече... Мимолетная и последняя. Та... Почему тогда не сказала ты, что это надолго? Почему навсегда?
  
  
  Эпилог
  
  Жалюзи скрывают весну. Компенсатор в душе - тянет на кошек. По зиме хоронили умерших. Смещение климата. Какое-то марта... Кругом один снег. Жизнь продолжается? Стерлась метка с руки - хиромантия. Астрологи все напутали - не знал бы, не видел бы результата. Время стреляться и время жить. Время продолжить, когда патроны не по-карману. Сил и энергии... Еще не вечер, их есть у меня. Но, вот же досада - шел, полз, цеплялся, кусался, а половину всегда отбирают из того, что ты нажил. Не ведомо кто, но так есть. Что-то теряем и лелеем надежду, и она всегда где-то рядом. Дать адресок, где искать?
  
  Я всегда где-то on line. Не терплю одиночества. Удел молодых. В жизни друзей совсем не так много. Just enter, тогда поболтаем. Мешает работе, мешает семье, но все-таки тянет. Дураки отошьются. Остальное переходит барьер. Вот уже кто-то рядом. Тогда выпьем при встрече, поболтаем о разном. У кого на уме что-то больше, иль не видит в тебе то, что ищет - уйдет. Кто-то вдали. Тогда просто поддержка. Здравствуй? Здравствуй. Как, Baby, your life? И не факт, что не друг, коли вы не встречались. Хочется сказать спасибо всем людям, что со мною общались. С каждым можно составить отдельную книгу. У каждого свои вера, надежда, любовь, у всех свои мелкие trouble's.
  
  Время... Ты не способен стоять - оно поджимает и жжет скипидар.
  Есть путешественники... Когда перестаёшь быть дураком, время летит быстрее. Что еще написать?
  
  Снова зима. 5-й год, конец марта и средняя полоса. С балкона видно соседние страны и сосны. Где-то за морем сейчас еще только утро... Солнце в окно, ELO до дребезга стекол, соседи нормальные, 200 водки в душе, дома alone, новая подруга, из never been better и летом рыбалка...
  
  ..цатый этаж. Опять за перо. Немного и надо.
  
  Как хорошо... Бог ты мой, отчего надо было себя так мучить, чтобы не позволить себе так немного радости...
  
  Ticket to the Moon...
  
  2000-2006
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"