Глава 7. Где сядешь, там и слезешь
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Глава, в которой мужчины падают к ногам небесных дев и сами собой укладываются в штабеля:) Комментарии и оценки ждем в общем файле:)
|
Глава 7. Где сядешь, там и слезешь
Дневник Тьян Ню
"По сути своей мужчины не столько коварны, сколько практичны. Это мы грешим против второй заповеди, творя себе кумира из живого человека, со всеми слабостями его. А мужчины что, они просто падают к нашим ногам израненными и гонимыми, пробуждая в нас жалость и сострадание".
Сян Джи
Когда такси остановилось у музея, Сян Джи была спокойна, как утреннее небо над горой Юйшань. Увидев ее, никто не сказал бы, что меньше часа назад девушка готова была вцепиться когтями в волосы своей неожиданной сопернице. Если что она и усвоила из уроков отца, так это главный завет достойного человека - держи лицо. За закрытыми дверями в собственном доме, наставлял ее родитель, может быть немирье, и это беда. Но случись так, что увидит чужие горести неподходящий человек, тогда беда станет позором и умножится стократ.
Сян Джи сжала губы. Не бывать такому! Ин Юнчэн может провалиться в загробное царство вместе со своими улыбками, уловками, стихами и любовницами в оранжевых платьях. Больше она не попадется ему на крючок. Становиться какой-то там по счету подружкой? Ну нет. Никогда.
Решив так, девушка расплатилась с таксистом и остановилась перед входом в музей. Сказочный белый дворец, утопающий в зелени, казалось, плыл по воздуху. Острые, загнутые края крыш, покрытых бирюзовой черепицей, походили на крылья птиц. Сян Джи, опустив руку в карман, осторожно погладила пальцем бабушкину рыбку.
- Скоро мы с тобой разберемся, что к чему, - прошептала она, не совсем понимая, к кому обращается - к терракотовой фигурке или к духу почтенной Тьян Ню.
Вокруг нее кипела жизнь: торопились взойти по замковым лестницам туристы, раздавался разноголосый и разноязыкий говор, но Сян Джи вдруг почувствовала, как будто бы натянулось, изменило на мгновение свой ход время, затихли звуки, угасли краски. На короткую и страшную секунду девушке почудилось, что Тайбэй исчез, растворился в веках, развеялся в тумане. И, будто кто-то быстро набросал на бумаге акварелью рисунок, проступила, мелькнула перед глазами ее незнакомая разгромленная комната, опрокинутый столик, рассыпавшиеся по полу сладости. Нос защекотал аромат зеленого чая, и словно бы издалека раздался легкий стук в дверь - в дверь, подпертую так, чтобы никто не смог войти.
- Госпожа! Госпожа! - позвал ее встревоженный живой голос. - С вами все в порядке? Не кликнуть ли врача?
Девушка вздрогнула - и видение сразу же пропало, кануло в никуда. Кусая губы и стараясь не выдать своего испуга от внезапного наваждения, она покачала головой и, поклонившись, извинилась за беспокойство перед парой обеспокоенных седых старичков.
Взбегая по лестнице музея-дворца, Сян Джи прилагала все возможные усилия, чтобы скрыть сотрясающую ее тело дрожь. Что за место ей только что привиделось? Кто и, самое главное, когда стучался в ту загороженную дверь?
Темная рыбка, нагревшаяся в ладони, все так же безмятежно смотрела на девушку своими выпученными каменными глазами.
Ин Юнчэн
Он ее не нашел. Не нашел - и все, и вот что ты будешь делать, а? Не пожелала судьба вывести его на ту дорогу, по которой убежала Сян Джи. Лиса она и есть лиса - хвостом махнула и поминай как звали!
Почти час кружил Ин Юнчэн по улицам Тайбэя, смиряя бушующее в душе разочарование. К проигрышам он был непривычен, и теперь никак не получалось у него укротить свою злость. И вроде рано было опускать руки - хоть битва и проиграна, война-то еще впереди! - а все равно грызла сердце досада. На телефонные звонки Сян Джи не отвечала, и как вновь выманить ее на свидание, парень пока придумать не мог. По своей воле принцесса вряд ли захочет с ним разговаривать, и неудивительно. Мэйли, надо отдать ей должное, била на поражение.
А принуждать или там выслеживать... никогда Ин Юнчэн не склонял женщин к благосклонности силой и сейчас уж точно начинать не собирался. Не было в этом ни радости, ни азарта, ни победы, а без них - зачем?
Наконец, смирившись с тем, что сегодня с Сян Джи ему не поговорить, он в раздражении вдавил педаль акселератора. Мотоцикл задрожал, как вставший на дыбы конь, и Ин Юнчэн поехал быстрее, уже не вглядываясь в лица проходящих мимо девушек. Под колесами привычно замелькала дорожная разметка, тени от пальм, и байк, глотая километр за километром, загудел ровно и мощно.
Нужно было отвлечься. Заняться каким-нибудь простым и понятным делом, чтобы не думать о том, как славно сегодня все началось и как погано закончилось. Он-то хотел ...
Ин Юнчэн вдруг представил, как Сян Джи входит в его квартиру, стряхивает с ножек туфли, улыбается совсем как в баре, игриво и с намеком, и сильнее сжал руль мотоцикла. Он бы получил ее сегодня, если б не Мэйли, - такие вещи парень всегда предугадывал, чуял цепким звериным инстинктом.
Какой она была бы в его руках? Нежной и податливой, сговорчивой и горячей, словно оживший раскаленный цветок?
Светофор мигнул красным глазом, и Ин Юнчэн затормозил на перекрестке, усмехаясь. Нет. Сян Джи не из таких, не из покорных. Она бы сражалась с ним с первой минуты до последней, и в его апартаментах, в небоскребе, пронзающем облака над Тайбэем, они бы дразнили, мучили и наслаждались друг другом до изнеможения. А потом, после, он бы гладил ее белую кожу, проводя пальцами по чуть выступающим косточкам позвоночника, а Сян Джи вздрагивала и вздыхала бы от удовольствия.
Ин Юнчэн ударил ладонями по рулю. Ну, за одним днем должен прийти другой, за первой встречей - вторая. Он не отступится, а Сян Джи - Сян Джи рано или поздно не сможет убежать. Возвращаться в пентхауз отчего-то не хотелось и, как и всегда, подчиняясь порыву, парень развернулся и поехал к особняку своих родителей.
Затормозив через полчаса перед прячущимся за высокой каменной стеной домом, Ин Юнчэн завел мотоцикл в гараж. Сторож с улыбкой поклонился ему, придержал ворота. Парень, почти не замечая его, кивнул, а потом, ничуть не заботясь о приличиях, скинул куртку, стянул через голову майку и улегся на скамейку на заднем дворе. Норовистое тайбэйское солнце укусило разгоряченную кожу, дотронулось до татуированных плеч, и почти против своей воли Ин Юнчэн заулыбался - долго злиться он не умел.
Несколько долгих минут он жмурился на солнце, как кот, а потом уединение его нарушили легкие шаги.
- Ах, - сказал насмешливый женский голос, - если неподалеку ревет эта несносная железяка, значит, сын приехал. Что ты развалился на скамейке голышом, будто пьяный? Где твои манеры? Иди в дом, Юнчэн.
Ин Юнчэн приоткрыл глаза, помотал головой и почти сразу же услышал, как тихо зашуршало матушкино платье. Через мгновение прохладная ладонь легла ему на лоб. Парню стало стыдно - с тех пор, как погибла его младшая сестренка, госпожа Ин начала с особым рвением беспокоиться о самочувствии и здоровье сына, и сейчас он явно встревожил ее своим поведением.
- Что случилось? - уже серьезнее спросила она, и Ин Юнчэн сел, зевнул, а потом с удовольствием потянулся.
- Неужели мне нельзя навестить своих уважаемых родителей? О предки, когда я успел попасть в немилость? - с ухмылкой сказал он, с нежностью рассматривая матушку.
Кругленькая, большеглазая, еще недавно она по праву могла зваться красавицей. Годы не иссушили ее гладкой, ровной кожи, не согнули спины. Но под глазами госпожи Ин лежали темные тени, и улыбалась она без прежнего задора - слишком рано пришлось ей поставить на семейный алтарь фотографию любимой дочери.
- Что случилось, сынок? - будто не услышав его слов, еще раз спросила женщина.
Ин Юнчэн ухмыльнулся. Жизненные тяготы не сумели сломить матушкиного характера - если она что хотела узнать, то уж узнавала. Отец, тот всегда говорил, весело хмыкая, что своим успехом и весьма солидным состоянием он обязан жене в той же мере, что и себе самому.
"Ужин, - пояснял хозяин дома сыну в те вечера, когда им удавалось выкроить время для того, чтобы посидеть на веранде за кружкой-другой рисового пива. - Все дело в нем. Мы когда с матерью твоей поженились, у меня лишнего цента за душой не было, зато наглости в достатке имелось! Тут я суетился, там вертелся, уставал, как мул, но вечером, Юнчэн, - и на этом месте отец всегда наставительно приподнимал указательный палец, - вечером она меня всегда ждала. Бывало, денег нет, чтоб по счетам расплатиться, а все равно - улыбается и ужин на стол ставит, и на сердце вроде как разом легчает так, знаешь, и кажется, что все по плечу, все сладится. Ее бы не было, ничего бы не было. Это ты у нас по университетам выученный, а я ж простой крестьянин. Пропил бы, проиграл денежки-то, ха? Так что ты учти - добрая женщина тебя дома будет дожидаться, все получится, а нет - так утечет удача меж пальцев, как вода".
Вспомнив отцовские слова, парень запустил пальцы в волосы и неожиданно поклонился матушке. Глаза ее расширились, и он понял, что испугал госпожу Ин ещё больше.
- Хорошо все, - отозвался он. - Вот, сейчас мотоцикл мыть буду. А еще я влюбился.
Сян Джи
Перед тем, как отправиться на встречу с профессором Каном, Сян Джи зашла в туалетную комнату и умылась. Видение, настигшее ее перед входом в музей, было таким ярким, таким настоящим, что девушка даже сейчас, через несколько минут, чувствовала себя не в своей тарелке. Казалось, закрой она глаза - и вновь полыхнет покалеченной роскошью затерянная в небытии комната, захрустят под ногами растоптанные сладости, при одном воспоминании о которых на душе становилось страшно и противно.
"Я не просто видела это чужими глазами, - подумала Сян Джи и уставилась в зеркало. - Я была там. Что со мной происходит?"
Зеркало, конечно же, не ответило. Промокнув лицо салфеткой, девушка закрыла глаза. Что за демонов выпустила она на волю, открыв бабушкину шкатулку? До самого последнего момента жизнь ее была такой понятной, простой, упорядоченной, спокойной. Как же так получилось, что в один миг вдруг все покатилось кувырком: эти непонятные галлюцинации, ссоры с родителями, Ин Юнчэн?
При мысли о парне сердце ёкнуло, и Сян Джи в раздражении ударила кулачком по стене. Она не будет думать об этом самовлюбленном, охочем до юбок мужлане! Не будет и все тут! И ей совсем не понравилось, как он держал ее за руки! И стихотворение тоже! И вообще!..
Вылетев из туалетной комнаты и пыхтя от негодования на собственную предательскую натуру, девушка понеслась по коридорам и переходам дворца-музея, мимо бесчисленных хранилищ и залов. С каждой минутой она злилась все больше. Наваждение это было или просто игра воображения, но нигде, казалось, было не скрыться от Ин Юнчэна - его улыбкой с портретов улыбались ей прославленные воины и императоры, его лицо смотрело на Сян Джи с бронзовых и нефритовых статуэток.
Поэтому в кабинет профессора Кана девушка постучалась, пребывая в весьма воинственном настроении.
Ученого старичка она знала с детства: он дружил еще с ее дедом, способствовал карьере ее отца в правительстве и хотя бы раз в месяц обязательно ужинал у них дома. Энтузиазма и лукавства профессору было не занимать - с одинаковым воодушевлением светило науки ездило на раскопки и конференции, галантно ухаживало за почтенной Тьян Ню и беззлобно трепало Сян Джи за щечку, шутя насчет счастливого жениха, которому когда-нибудь достанется такая красотка.
Оттого-то когда перед ней распахнулась дверь в кабинет, она постаралась придать своему лицу выражение приветливое и милое. Не хватало еще испугать господина Кана своим поведением и рассердить отца еще больше!
- Профессор! - воскликнула Сян Джи с порога, даже не взглянув на того, кто открыл дверь, и поклонилась почтительно и со всем возможным рвением. - Прошу извинить меня за вторжение, но я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи и совете!
- Кхм, - с мягким и осторожным изумлением произнес вдруг незнакомый мужской голос. - Вы госпожа Сян Джи, не так ли? Мы разговаривали сегодня с вами по телефону, но, боюсь, я не имею чести быть лично вам представленным.
Девушка выпрямилась - и удивленно захлопала глазами. Перед ней стоял, оправляя светлую рубашку, высокий и изящный красавец. Его длинные гладкие волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб, в ухе поблескивала серьга - серебряный змей, кусающий себя за хвост. Сян Джи невольно сделала шаг назад. Если каким-то чудом старенький профессор Кан не натолкнулся во время своих археологических поездок на эликсир молодости, то этот человек мог быть только...
- Вы ассистент профессора Кана, верно? - оправляясь от неожиданной встречи, нервно улыбнулась девушка. - Простите мою поспешность.
- Верно, - с легким поклоном отозвался красавец. - Его ассистент, помощник и по совместительству племянник. Кан Сяолун, к вашим услугам.
Сян Джи почувствовала себя неловко. Стоящий перед ней мужчина был... как-то уж очень хорош. Говорил он негромко, вдумчиво, с безупречной и четкой ясностью, держался с прямо-таки завидным достоинством, а выглядел... Девушка подавила желание поправить прическу, чтобы скрыть свое замешательство - не часто ей попадались мужчины, чья красота, деликатная и изысканная, ничем не уступала женской.
- Я, - начала было лепетать Сян Джи, с ужасом и внутренним возмущением чувствуя, что заикается при виде этакого совершенства, - хотела бы поговорить с... с профессором Каном. Если... если вы не возражаете.
Ассистент, помощник и по совместительству племянник по имени Кан Сяолун не улыбнулся и ничем - ни жестом, ни словом - не показал, что заметил ее внезапное смущение и растерянность. Только промелькнула и сразу же исчезла в его глазах затаенная, вкрадчивая усмешка.
- Ни в коем случае, - отозвался красавец и чуть отступил в сторону, приглашая Сян Джи в кабинет. - Дядюшка тоже хотел с вами повидаться, но, к сожалению, обстоятельства сегодня не благоволят нам. Незадолго до вашего прихода моему уважаемому родственнику позвонили из дома. Его личное присутствие потребовалось для решения некоторых семейных проблем щекотливого свойства, и...
Кан Сяолун многозначительно замолк, предоставляя девушке возможность сдержанно запротестовать, уверяя, что уж ее-то вопросы и дела могут подождать перед лицом профессорских затруднений, что Сян Джи и сделала. Внезапно ей захотелось покачать головой - разговор их просто сочился вежливостью, как жареная говядина - кисло-сладким соусом. От таких политесов впору было переодеваться в ханьфу и кланяться вельможному господину, прикрываясь широким рукавом и не поднимая ресниц!
- Тогда, - не без сожаления сказала девушка, - боюсь, мне придется посетить господина Кана в другой раз. Надеюсь, мое присутствие не слишком вас обеспокоило...
Профессорский племенник чуть приподнял в воздух холеную ладонь. Сян Джи, поражаясь сама себе, послушно замолкла - и в очередной раз за день рассвирепела. Это с какой такой стати она, словно корова, слушается этого красавчика, стоит лишь ему пальцем шевельнуть?
- Я говорю, - чувствуя, как в голосе прорезаются стальные нотки, повторила внучка Тьян Ню, - что пришло время мне вас покинуть.
Кан Сяолун никак не отреагировал на ее несдержанность, лишь чуть склонил голову набок, всем своим видом выражая доброжелательный интерес.
- Конечно, - гладким, ровным, словно речная галька голосом прожурчал он. - Если вам так будет угодно, госпожа Сян Джи. Поверьте, мой уважаемый дядюшка менее всего желал оскорбить вас своим незапланированным отсутствием. Позвольте мне от его лица принести глубочайшие извинения за то, что вы потратили свое время на сегодняшнюю поездку.
У девушки свело зубы от такой велеречивости. Этому бы да племяннику, подумала она, да в какой-нибудь дворец, советником-шептуном, что коброй вьется у трона властителя. И как у милейшего добряка ученого в семье мог родиться такой вот... василиск?
- У меня нет сомнений в том, - заговорила Сян Джи, сама не осознавая того, что начинает с осторожностью выбирать слова, - что профессор Кан не по своей воле отменил нашу сегодняшнюю договоренность.
Кан Сяолун приподнял уголки губ, чуть сощурив глаза, и девушка едва сдержала желание поежиться. Было в нем что-то гипнотизирующее - то ли эта девичья, тонкая красота, то ли размеренный, тихий голос - но ей захотелось одновременно и заткнуть уши руками, и слушать его еще и еще.
В окна кабинета пробился дневной свет, осветив переплеты книг, рядами стоявших на полках, бронзовую фигурку Будды, аккуратно разложенные по столу бумаги. Солнечные лучи засияли на длинных ресницах профессорского племянника, и Сян Джи сглотнула.
- Дядюшка, - голосом, который походил на нож, взрезающий масло, предложил Кан Сяолун, - страдая от невозможности лично встретить вас сегодня, просил меня послужить ему заменой. Конечно, я не могу похвастаться его опытом и ученостью, но, уверяю вас, госпожа Сян Джи, что мои познания в области быта и обычаев древнего Китая весьма обширны. Вы ведь упоминали по телефону, что вам требуется консультация по истории династии Хань? Разрешите ли помочь?
Сян Джи, которая уж соображала, как бы ей половчее раскланяться и сбежать от сладкоголосого красавца, в удивлении вскинула голову. Первым ее порывом было отказаться - племянник профессора чем-то неуловимо насторожил и испугал ее. Но потом, поразмыслив с секунду, девушка слегка устыдилась. Мало ли кто и как разговаривает? Ничего, кроме обходительности и вежливости, она от Кан Сяолуна не видела... и что, в конце концов, может случиться, если он глянет на бабушкину рыбку?
- Будьте так любезны, - не совсем понимая, правильно ли поступает, согласилась Сян Джи и достала из кармана подарок Тьян Ню. - Взгляните на эту фигурку. Я хотела бы понять, имеет ли рыбка какую-нибудь ценность. Возможно, это просто безделушка, так что я заранее приношу свои извинения, если...
Она бы говорила и дальше - но слова застряли в горле девушки. Племянник профессора вдруг неожиданно обхватил ладонь, в которой лежало наследство Тьян Ню, своими длинными сильными пальцами. Сян Джи, вздрогнув, почувствовала на своей коже его теплое дыхание. Несколько долгих, пропитанных напряжением мгновений он смотрел на рыбку, полуприкрыв глаза. Лицо его, прекрасное, как у фарфоровой куклы, было неподвижно. Потом - один вздох, другой - Кан Сяолун отпустил ее руку и взглянул прямо на Сян Джи.
И девушке показалось, что впервые за то время, что она провела с ним за беседой, он увидел ее.
Люси
Вольно бродить по древнему Китаю Люсе неожиданно понравилось. Это ведь смотря с чем сравнивать. Край тут был обжитой, прямоугольники рисовых полей сменяли буйно зеленеющие рощи, ночи стояли теплые и звездные, дни - нежаркие, а может, девушка уже начала привыкать к климату. Не Сибирь ведь. Ну и отсутствие комиссаров с белогвардейцами радовало, хотя как раз это - дело наживное. В Поднебесной то тут, то там вспыхивали бунты и восстания против власти династии Цинь, и здесь, в уезде Пэй, в каждом селении только и разговоров было, что о мерзавце Сян Юне, разрушившем целый город из-за какой-то лисы, да о храбром предводителе Лю, который, в отличие от всяких князьков из Чу, сражался с Цинь, а не с собственным народом. Недаром ведь к командиру
Лю прямо от престола Яшмового Владыки спустилась настоящая Небесная Дева, само воплощение милости Небес! А не какая-нибудь хулидзын, добавляли селяне. "Мятежник Лю и с хулидзын бы справился!" - заявляли другие, а девушки, томно вздыхая и хихикая, поправляли - "красавчик Лю"...
За несколько дней Люся побывала в целых шести деревнях, одна другой оживленней, и под конец убедилась - местные только об этом Лю и лопочут. А Небесная Дева, о которой столько толков - уж не Таня ли? Как она могла попасть к какому-то мелкому разбойнику, да еще и "милостями" его одарить - вопрос, конечно, интересный, но чего только не бывает! И вряд ли по уезду Пэй Небесные Девы гуляют косяками, как лосось на нерест.
Значит, решила Людмила, надобно этого самого мятежника Лю сыскать для начала, а не топать прямиком в столицу, до которой еще неизвестно, как добраться. Вот только этот самый Лю оказался поистине неуловим. Все о нем слышали, но никто не видел, а кто видел, тот, знать, помалкивал. Люся ведь не могла хватать каждого встречного китайца и учинять ему допрос с пристрастием. Девушка вообще старалась помалкивать. В деревни заходить ей приходилось, но в неброской одежде, надежно прикрытая шляпой, она не слишком выделялась из толпы. Открытыми у нее оставались только кисти рук и лицо, но в пути она изрядно пропылилась и прокоптилась, а перед тем, как посетить очередное селение, не забывала погуще размазать по щекам дорожную грязь. Светлых же глаз из-под полей шляпы и не видно, особенно если смотреть все время под ноги.
От щедрот генерала Сяна самозваной хулидзын достались две полные связки смешных китайских монеток с дырочкой посередине, так что Люся не голодала, но и в загул не пускалась. Топала себе и топала по уезду Пэй, от деревни к деревне, жуя на ходу сухую лепешку и запивая водой из тыквенной фляги. И если бы не тревога за сестру, пожалуй, впервые за долгие годы Людмила была бы по-настоящему счастлива.
К полудню четвертого дня пути девушка вышла к реке, неторопливо и широко разливавшейся среди холмистой равнины. Пологие берега сплошь заросли тростником, и Люся, решив, что ей самое время искупаться, долго искала, как бы пройти к воде. Какая-нибудь заводь с золотистым песком на дне, плакучими ивами и лотосами была бы в самый раз, но именно такого места, как назло, не попадалось. Вывозившись в иле чуть ли не по уши, девушка наконец-то нашла себе подходящую купальню. Несколько крупных камней с застрявшим между ними плавником создали этакую запруду, вполне годную, чтобы заменить ванну. Осмотревшись, она убедилась, что надежно прикрыта тростником от любых посторонних взглядов, неспешно разделась и, тихонько повизгивая, влезла в холодную, но очень чистую и бодрящую воду. Люся поплескалась, вымыла волосы, немилосердно чесавшиеся под шляпой и повязкой, а потом долго оттиралась мелким песком. Маскировка маскировкой, но приятно все-таки иногда почувствовать себя по-настоящему, до скрипа, чистой! Покончив с мытьем, девушка решила и верхнюю одежду прополоскать. К счастью, древние китайцы таскали на себе столько слоев ткани, что половину можно было смело снимать и стирать. Разница все равно неочевидна. Отжав и развесив часть своих одеяний по кустам, Люся пригрелась на солнце и сама не заметила, как задремала, убаюканная идиллическим речным пейзажем, шелестом тростника и пением ветра в ивовых ветвях...
Она проснулась внезапно, будто кто-то толкнул ее, от ощущения чужого взгляда на коже. Выхватив подаренный генералом нож, Люся хищно выгнулась, оглянулась - и чуть не упала от облегчения. Из шелестящих зарослей на нее влажными темными глазищами смотрела лошадь.
То есть, конь. Оправившись от первого изумления, Людмила со вновь нарастающей тревогой отметила, что это определенно конь, причем боевой. Высокий вороной жеребец, такой... роскошный, словно выпрыгнул прямо со страниц богато иллюстрированного сборника сказок Пушкина, шумно вздохнул и ударил оземь копытом. Девушка аж зажмурилась. На миг ей показалось, что сейчас из-под копыт сказочного коня сверкнет золотой дождь.
- Ну, здравствуй... - она нерешительно протянула к вороному руку, всерьез опасаясь, что он сейчас растает от неосторожного движения, как отражение на затуманенном дыханием стекле.
Конь помотал головой и всхрапнул. Люся заметила, что повод уздечки запутался в кустах, и жеребец старается высвободить его.
- Погоди, малыш, сейчас я тебе помогу... - девушка приблизилась к лошади с опаской. "Малыш" вблизи показался огромным, как паровоз, а внимательным глазом косил так, словно примеривался, за какое место куснуть дерзкую девицу. Лошади, они вообще здорово кусаются, а уж если этакая зверюга решит пустить вход свои зубищи...
Но конь стоял на удивление спокойно и терпеливо ждал, пока Люся дрожащими руками распутает повод. А когда она закончила и отступила на шаг, вдруг вздохнул шумно и жарко, будто приоткрылась дверца топки паровозного котла, надвинулся на девушку и внезапно опустил голову ей на плечо.
Люся даже чуть присела от неожиданности, да так и замерла, не дыша, только сердце бухало гулко и тяжело, словно лошадиные копыта. Мягкие бархатные губы тронули ее ухо, а затем жеребец осторожно взял ее зубами за край одежды и ощутимо потянул.
- Что?.. - выдохнула она, отмирая. И вдруг поняла.
Боевой конь, оседланный, но без седока. Куда, к кому может он звать ее, если не к хозяину?
- Э... ты уверен, малыш? Я, понимаешь, в этих ваших краях совсем не... Ой! Иду! Уговорил!
Когда огромная, живая, сильная и чуть ли не огнедышащая зверюга начинает подталкивать тебя головой, поневоле пойдешь, куда посылают. Тут одного удара копытом хватит, чтобы парочку Люсь размазать тонким слоем по земле китайской. И, кстати, кто-нибудь пробовал убежать от лошади?
- Иду-иду! Можно хоть вещи забрать?
Жеребец ответил нетерпеливым ржанием, которое несложно было перевести как: "Пошевеливайся, немощь двуногая!"
- Значит, ты меня и потащишь! - девушка сгребла в охапку свои одежки и сердито глянула на подозрительно умную скотину. Скотина оскалила зубищи и вдруг подогнула передние ноги, недвусмысленно приглашая к себе на спину.
- Господи-боже, я спятила уже, наверное... - пробормотала Людмила, взгромоздясь в седло. - Эй! Ай! Не урони хоть!
Повод она подобрала с третьей попытки, но только для того, чтобы он опять не зацепился за ветки. Жеребец, похоже, отлично знал, куда идти и с какой скоростью, а сидеть на его спине оказалось удобней, чем на маменькиной софе.
Рассекая грудью тростники, как волны - штевнем, вороной плавно понес Люсю... куда-то. Ощущение волшебства не пропадало. Девушка оглядывалась вокруг с таким чувством, будто то ли еще спит, то ли бредит. Волшебный конь, понимающий человеческую речь... Поди туда, не знаю куда... В сказках ведь и не такое бывает, верно?
Нес конь-огонь Люсю, впрочем, недолго и не сказать, чтоб очень далеко. Хотя она сама нипочем бы не добралась до той укромной речной заводи, где жеребец остановился как вкопанный и мотнул головой. Заводь, кстати, оказалась еще более идиллической, чем та, где "небесная лиса" только что купалась. Тут-то как раз и лотосы имелись в наличии, и ива свешивала серебристые ветви прямо к воде, где...
Сперва ей показалось - пучок темных водорослей полощется в воде, но, приглядевшись, девушка с ужасом поняла, что это - волосы. Волосы, цветом и длиной соперничавшие с гривой вороного. А волосы, они ведь само по себе в воде не растут, верно?
- Это... - Люся прижала к губам руку. - Мертвец, что ли? Ты! - она в сердцах стукнула коня по шее. - Ты меня к покойнику привез, морда ты лошадиная?!
В ответ жеребец всхрапнул и стукнул копытом так, что девушку аж подбросило на его спине.
- Ладно! - проворчала она. - Поняла! Все, все, слезаю! Вот твою ж мать, только китайских утопленников мне и не хватало для полного-то счастья...
Чертыхаясь, она с плеском соскользнула с коня, по щиколотку оказавшись в воде, и, обреченно оглядываясь на коварную животину, пошлепала по мелководью к трупу.
Мужчина лежал на боку, головой на какой-то коряге, пальцами, намертво сведенными судорогой, цепляясь за осклизлое мокрое дерево, и распущенные волосы его полоскались в воде, колыхались, извивались, будто змеи.
- Тьфу, вот ведь пропасть! - Люся нерешительно потопталась над покойником и снова оглянулась на жеребца. - И что мне с ним делать? Эй, скотина! Отвечай! Зачем привез? Похоронить, что ли? Ну так не обессудь тогда, если я твоего хозяина немножко...
Она хотела сказать - "ограблю". К чему покойникам добро-то? А у мужика с таким конем, да в шелковом халате, наверняка по карманам что-то завалялось. А, у них же нет карманов! Ну, тогда за пазухой.
Но совершить свой первый акт мародерства (или экспроприации) на китайской земле Людмиле не удалось. Потому что мертвец вдруг дернулся, застонал и скребнул пальцами так, словно пытался то ли ползти, то ли девушку за сапог ухватить. Люся подавилась вскриком и почти отпрыгнула, но не тут-то было. В спину ее подтолкнула конская морда.
- Хорошо! - сердито отмахнулась она от жеребца. - Раз живой, значит, помогу. Куда от вас, гадов, деваться-то...
Подвернув рукава, она наклонилась, поднатужилась и, глубоко увязая в мокром песке, потащила человека из воды на берег.
Лю Дзи
На самом деле Лю очнулся в тот самый момент, когда кто-то неумелый, но очень старательный обхватил его подмышки и потянул из воды. Это усердие стоило ему целой пряди волос, за что-то зацепившейся и вырванной с корнем. От такого даже покойник очнется. Ну-ка, лежишь себе, помираешь потихоньку, а тут тебе волосы клочьями выдирают!
- Ах ты ж черт! - выругался кто-то прямо над ухом, и Лю тут же передумал открывать глаза. Сил не осталось совсем, а голос - голос был женский, но какой-то странный. Что насторожило мятежника, он и сам не понимал. Вроде бы и язык родной, и слова кажутся знакомыми, а что-то не то, словно та, что тащила и ругалась, не принадлежала к роду людскому. Не разговаривают так женщины Поднебесной, не такие у них голоса. Этот, сильный и резкий, но глубокий, звучал так, что каждая жилка в окоченевшем теле Лю Дзи затрепетала и отозвалась, как струны цитры.
- Тяжеленный-то какой! - проворчала неведомая женщина. - Ну и улов мне достался! Ну и здоров же ты, древний китаец, прям как твой конь! Уф! Та-ак... И что же мне с тобой теперь-то делать?
"Мне тоже интересно", - подумал Лю, продолжая прикидываться полумертвым. Женщина, похоже, была одна, а раз так - опасности нет. Да и шевелиться лишний раз было тяжко. Ну, и в самом деле - что она станет делать? Вытащить взрослого мужчину на берег не каждой деве под силу, если только она и впрямь дева, а не дракон в женском обличье.
Нет, не дракон! Не дракон - чудесный феникс, сотканный из огня, понял он, когда легкие женские ладони легли ему на грудь и, казалось, опалили, прожгли насквозь даже сквозь мокрую одежду. Сердце пропустило удар, а потом встрепенулось и пойманной птицей забилось о ребра. Ничего себе! Бывало ли прежде, чтобы на вполне невинное женское прикосновение полуживое тело отзывалось так?
"Кто ты, дева, человек или огненный дух?" - хотел спросить и уже почти решился открыть глаза и разрушить чары, но тут женские руки решительно, одним рывком, распахнули его одежду, а бока коснулась округлая мягкость нежного бедра. Лю только неимоверным усилием воли сдержал изумленный возглас, и дыхание его перехватило, когда спасительница запросто перекинула через него ногу и оседлала, словно жеребца. И тут же понял, что вполне жив. Во всяком случае, в некоторых местах - так точно.
Волосы, легкие и мягкие, защекотали ему щеку. Дева склонилась низко-низко, прислушиваясь к его дыханию, а дышать-то он как раз и забыл.
- Дышит? Или не дышит? Что-то не пойму... - пробормотала она. - Эх, как же ж их откачивать, утопленников, ведь показывала Танюха... О! А это еще что?!
Она вскрикнула с таким гневным изумлением, что Лю и вздрогнул и поневоле открыл глаза. И встретился взглядом с нечеловеческим взором светлых глаз, в которых прямо-таки молнии сверкали.
Ноги, только что нежным пленом захватившие его бока, окаменели и стиснули, словно челюсти тигра, одна мягкая белая рука вцепилась ему в горло, а в другой блеснул нож.
- Ну-ка, сука китайская, колись! - гневно раздувая ноздри, приказала небесная лисица - а это могла быть только она, свирепая и светловолосая. - Откуда у тебя медальон моей сестры?!
Люси
Полудохлый китаец, на голой груди которого блестел знакомый серебряный медальон, молча смотрел на нее, словно не замечая ножа у горла. Не смотрел даже - таращился во все глаза, улыбаясь, как слабоумный, с каким-то идиотским восторгом в глазах. "Может, башкой приложился? - зло подумала Люся. - Сейчас еще добавлю!"
- Эй! - она стукнула его коленкой, словно пришпорить хотела. - Отвечай! Что ты сделал с моей сестрой, сволочь?
- Какая ты... - пробормотал мужчина, по-прежнему не сводя с нее блестящих глаз.
Девушка забеспокоилась.
- Какая - такая?
- Небесная Лиса Лю Си, - шепнул он. - Это же ты и есть.
- Что?.. - ошеломленная, она на миг утратила бдительность, и "утопленник" тут же этим воспользовался. Оказалось, что для воина, даже раненого, вывернуться из ее захвата - проще простого. Люся и пискнуть не успела, как всё изменилось, и девушка обнаружила, что уже не она нависает над древнекитайским гадом, а он, гад, навалился сверху, щурится и скалится - издевается, сволота! - а отброшенный нож звякнул где-то в стороне. И поза, в которой она лежит, к слову, не то что двусмысленная - вполне даже определенная. Может, не надо было на него так залезать?
Мужчина был горячий, словно печка, а улыбался и смотрел так, что Люся, руками пытаясь его оттолкнуть, с ужасом почувствовала, что ноги-то у нее сгибаются сами собой, без всякого участия разума.
"Черт! Да меня же сейчас..."
- Поймал, - усмехнулся он, жадно и восторженно ее рассматривая. - Глаза дракона и брови феникса, да! Беру!
- Че-го?.. - прошептала парализованная то ли страхом, то ли чем-то иным девушка, но ответа не дождалась.
Выдав это непонятное заявление, он вдруг побледнел, обмяк и с легким вздохом навалился на нее всем своим немалым весом. Люся пискнула, яростно завозилась, но он не двигался, а ладонь ей вдруг обожгло чем-то... что-то... Выпростав руку, она в страхе уставилась на измаранные красным пальцы. Да он же кровью изойдет!
- Эй! Придурок! Слезь с меня! Эй! Ты... ты живой?
Придурок не отвечал, и Людмила, в отчаянии колотя его свободной рукой по спине, нащупала вдруг какой-то торчащий обломок. Стрела, что ли? Да он же сейчас сдохнет! Прямо на ней!
И сдохнет, похоже, счастливым. Потому что голова раненого улеглась как раз между девичьих грудей, и вид у него был возмутительно довольный для умирающего.
- И что теперь? - тоскливо вопросила Небеса "небесная лисица".
Ей ответило конское ржание. Вороной подошел поразительно бесшумно для такой громадины и смотрел теперь сверху вниз, потряхивая гривой и всхрапывая.
- Ржешь, скотина? Надо мной?
В глазах коня Люся увидела собственное отражение, а еще - почти человеческий сарказм. И поняла, что, похоже, действительно попалась.
Таня
Раненый не двигался, не стонал, и порой Тане казалось, что и не дышал вовсе. С таким количеством ран и потерей крови удивительно, как он вообще до вечера дотянул. Даос ему раны зашил и бальзамом целебным намазал, но на том его помощь закончилась.
- Если судьба ему помереть, то так тому и быть, - проворчал Линь Фу и отправился лечить лошадку. Существо во всех смыслах более достойное заботы. Хотя бы просто потому, что еще ни одна четвероногая скотина не взяла в копыта копье и не попробовала проткнуть насквозь человека.
А Таня осталась возле раненого. В принципе, она мнение дедушки Линь Фу вполне разделяла. Люди в том времени, откуда она пришла, не просто уподобились животным, они зачастую были много хуже бешеных чудовищ. Но парня отчего-то было очень жалко. Вот и сидела Татьяна Орловская в ужасно неудобной для европейки позе -- боком, изогнувшись и не имея возможности втянуть ноги. А по-турецки сесть не позволяло воспитание.
- Девы и на земле, и на небе любят воинов, - вздохнул над её плечом подкравшийся незаметно даос. - Живой еще? Ты гляди-ка!
Он посчитал пульс на запястье раненого и ободряюще похлопал Таню по плечу:
- Выкарабкается герой, никуда он не денется. Видать, ты отогнала ангела смерти, - усмехнулся Линь Фу и многозначительно добавил: - Прямо как самая настоящая Небесная Дева.
Черные глаза-бусинки даоса блестели от избытка хитрости. Сразу было видно, он свою гостью давно раскусил и теперь желал получить чистосердечное признание.
- Я -- она и есть, - сказала Татьяна, но не слишком уверена. - Разве по мне не видно?
- Хех, по тебе видно, что ты нездешняя, это точно. Но мир поистине велик и многообразен, - молвил Линь Фу, практически слово в слово повторяя сомнения веселого мятежника Лю. - И если уж в наших краях двух одинаковых женщин не сыскать, то где-нибудь за горами-долами... э?
И вопросительно вздыбил кустик левой брови. Дескать, не вредничай, развязывай язычок.
- Или за годами-веками.
- О как!
Колобок смешно всплеснул пухлыми ручонками, но Таня впервые увидела в его глазах настоящее изумление. А еще обжигающую душу и разум жажду нового знания. Таким же внутренним огнем горел её отец, когда собирался на очередные раскопки. Любопытство первооткрывателя не давало сидеть на месте, гнало профессора Орловского и таких же, как он, одержимых вперед. Как Амундсена к Южному полюсу, а Нансена - к Северному.
- Вперед или назад века? - шепотом спросил Линь Фу, облизывая пересохшие губы
- Вперед.
Даос задумчиво поскреб жиденькую бороденку. Взгляд его блуждал по комнате в поисках чего-то важного, пока не наткнулся на кувшин с остатками рисовой водки. Возраст почтенного Ли Линь Фу определить было сложно: если судить по волосам, то древний старик, если по силе в руках, то мужик в самом соку, а если по стремительности движений, то шестилетка-сорванец. Вмиг нашлись и чарки для питья, и немудреная закуска, под которую такие важные разговоры вести было куда как сподручнее.
- Пей, - приказал служитель Матушки Нюй Ва.
И Таня выпила, понимая, что только с даосом она может говорить откровенно. А, возможно, даже и посоветоваться, чем черт не шутит.
- Ну, и из каких веков тебя к нам занесло, Тьян Ню? - спросил он. - Пьешь ты совершенно бесстыдно, не прикрываясь рукавом, так что я тебе верю насчет будущего. Каждое следующее поколение хуже предыдущего.
- Пройдет почти две тысячи сто лет, прежде чем я появлюсь на свет, - сообщила Таня убитым голосом, словно только сейчас до конца осознала, сквозь какую бездну времен они с сестрой провалились.
Ли Линь Фу помолчал и налил девушке еще водки. И та выпила. И снова без закуски. Зато правильно -- заслонившись от собеседника рукавом халата. Крепкое вонючее поило огнем разлилось по жилам, ослабив тиски воли.
- Вот теперь рассказывай, как это произошло.
И Таня рассказала всё, всю правду, нисколько не заботясь о том, поймет ли древний китаец обстоятельства, свойственные двадцатому веку. Как на духу, от начала до конца -- и про Шанхай, и про сестру, и про волшебных рыбок, и про светопреставление посредине реки.
- ...А вынырнули мы уже зде-е-есь, - ревела Таня, уткнувшись носом в плечо Колобку, а тот вытирал ей слезы широким рукавом ханьфу.
- Погоди-ка, - Линь Фу внезапно отстранил девушку и даже встряхнул для пущей убедительности. - Рыбки сейчас где?
- Черная... ик... у моей сестры, а белая у меня... была. Её циньский офицер Лян отобрал... скотина эдакая...
- Это плохо, - сказал вмиг протрезвевший даос. - Это очень плохо.
- Эт.. п-почему? - пролепетала пьяная в стельку Таня, пытаясь собрать глаза "в кучку".
- Потому что, скорее всего, она уже у Чжао Гао.
- А... ик... кто эт-т т-такой?
- Главный императорский евнух, - пояснил Линь Фу. - Очень опасный человек.
Таня глупо хихикнула.
- А он правда сам разрешил, чтобы ему.... чик-чик... э... сделали? - спросила она и пальцами "чик-чик" показала. - Сам так захотел? Уж-жас! Это же ж-ж-ж без эфира больно!
Но подробностей личной, так сказать, жизни дворцовых евнухов Колобок то ли не знал, то ли не захотел с Тьян Ню ими делиться, как она ни умоляла. Зато налил еще чарку, решившую разом все споры.
Девушка сладко зевнула и, свернувшись калачиком возле раненого воина, моментально уснула крепким сном абсолютно пьяного, но честного человека.
Лю Дзи
Мятежник Лю очнулся в довольно двусмысленном для повстанца положении. Нет, то, что после всех приключений он в принципе очнулся, это несомненный плюс, тут странно упрекать Небеса в несправедливости. Наоборот, азартный игрок Лю Дзи в очередной раз обыграл судьбу в кости, не так ли? И выигрыш оказался...
"Ага, а теперь попробуй этот выигрыш получить!" - мысленно рассмеялся он собственной самонадеянности, припомнив белый огонь в глазах Небесной Лисы и манящее тепло ее бёдер и груди. Пришла эта женщина с Небес или еще откуда - неважно, правда или нет все эти россказни. Но вот в то, что хулидзын - воплощение чистой инь, темной женской сути - тут, видать, не врали байки. Один-единственный взгляд - и все, попал под лисьи чары, захотел так, что челюсти сводит от невозможности взять желаемое.
Кстати, о желаниях. Одно из них, самое простое и естественное, обуревало мятежника Лю прямо сейчас, но с удовлетворением возникли сложности. Потому что дева-спасительница оказалась воистину лисой.
Выловив Лю Дзи из реки, девушка проявила о нем столько заботы, сколько мятежник и от соратников-то не ожидал. Вытащила засевший в плече обломок стрелы, перевязала, прикрыла чем-то... а, это же потник Верного! Костер развела, мокрую одежду развесила на ветвях сушиться.
"Какая хорошая женщина! - восхитился Лю. - Побеспокоилась не только обо мне, но и о коне! А сама-то где?"
Небесная лисица обнаружилась с другой стороны от тлеющего костра. Девушка полулежала, опираясь спиной о камень, и спокойно дремала. Так, словно никакая опасность не грозила ей здесь, посреди охваченного мятежом уезда Пэй. Поразительная беспечность! Ладно, дикие звери посланнице Небес, может, и не страшны, но что насчет людей? Что насчет его самого? Как можно быть настолько...
Лю Дзи сердито цокнул языком и попытался сесть. Если женщина так бестолкова, придется...
Но не пришлось. Ни встать, ни сесть, ни даже толком повернуться у командира Лю не вышло, потому что "бестолковая и беспечная" девица предусмотрительно связала его не только по рукам, но и по ногам! Причем крепко так связала, надежно, его же собственным поясом! Мятежник дернулся раз и другой, а потом снова откинулся на лежанку, рассмеявшись уже в голос. Он понял.
Беспечность? Как бы не так! Все она рассчитала.
Костер сложен так, что гореть будет еще пару часов. Диких зверей запах дыма и огонь отпугнут, так что хищников можно не бояться. А о лихих людях предупредит Верный - вон он пасется, расседланный и вычищенный. Наверняка лисица успела удостовериться в исключительной сообразительности этого коня!
Получается, единственный, кто может нести угрозу хитроумной деве - он сам. Поэтому она, позаботившись о раненом, связала его так, чтобы он ни себе, ни ей вреда не причинил. И заснула, утомленная заботами, так безмятежно, словно и впрямь покоилась на облачной перине.
Что ж, Лю Дзи без сожалений и впредь оставался бы в плену у Небесной Лисы, и не то что ночь, жизнь бы не отказался провести, любуясь ее красотой... Вот только связанные руки и ноги занемели, спина затекла, рана болела, а еще мятежника неудержимо тянуло в кусты по самой естественной из надобностей. А поскольку передвигаться ползком пристало гусенице, а никак не человеку, Лю с сожалением, но решительно окликнул спящую:
- Эй! Э-гэй!
Дева что-то сонно пробормотала и засопела еще слаще, обняв камень как самую мягкую из подушек.
"Умаялась, бедняжка!" - умилился пленник, но тело вновь напомнило о своей нужде резким позывом, и он позвал громче:
- Эй! Красавица! Проснись, сделай милость!
На этот раз даже Верный встрепенулся и поддержал хозяина ржанием. И небесная лиса открыла заспанные очи, моргнула, потянулась и недовольно проворчала:
- А! Очнулся, утопленник! Ну, чего тебе?
- О хитроумнейшая из всех лисиц Девяти Небес! - Лю решил, что в его положении ни вежливость, ни лесть чрезмерными не будут. - Дозволь побеспокоить тебя смиреннейшей просьбой, - и слабо заерзал на подстилке, демонстрируя полную беспомощность. - Не могла бы ты меня развязать, а?
Дева и с места не тронулась, лишь усмехнулась и фыркнула:
- Ха! Ага, сейчас! С чего это вдруг? Не для того я тебя скручивала, чтобы сразу отпускать!
- Ну, я же раненый, - резонно возразил Лю, изо всех сил сдерживая нетерпение. - Разве у меня хватит сил, чтобы причинить тебе вред?
- Раненый-то раненый, - лисица зевнула и неторопливо достала немаленький такой нож в богато инкрустированных ножнах. - А руки распускал, как здоровый!
- Я? Когда это? - Лю Дзи отчетливо помнил практически все, что случилось между ними на берегу, в особенности - некоторые моменты, но невинность изобразил очень искренне: - Уверяю тебя, прекрасная госпожа лисица, если я ненароком тебя и обидел, то исключительно... э... неосознанно. В бреду был, да.
И улыбнулся как можно умильней. На земных дев отлично действовали такие вот взгляды, и хлопанье ресницами, сестренка Тьян Ню тоже, помнится, сразу оттаяла, а что насчет хулидзын?
Небесная лиса скептически сморщила тонкий прямой нос и улыбнулась:
- Да ладно? Ну, хорошо. Назови хоть одну причину, почему я должна тебя развязать?
Причин у командира Лю имелось множество, но выбрал он самую животрепещущую и уважительную.
- Нужду бы мне справить, госпожа хулидзын. А даже такой неотесанный парень, как я, при этом предпочитает уединяться.
Любая девушка от такой откровенности смутилась бы, но хулидзын и тут превзошла всех. Смерив его недоверчивым взглядом, дева потерла подбородок и буркнула:
- А ведь действительно... Ладно, допустим, даже не врешь. Если ноги развяжу и помогу встать, дальше сам справишься? Или помочь?
И столько неземного спокойствия было в этом вопросе, что Лю почувствовал, что краснеет сам. Как представил себе такую помощь, так сразу в жар бросило.
- Прекрасная госпожа, - уже не скрывая нетерпения, предложил он: - А давай так? Я поклянусь тебе... чем хочешь поклянусь, хочешь, даже душой или сердцем, что как только закончу свое дело, вернусь и позволю опять себя связать. А? У тебя же мой конь. Возьми Верного в заложники, если не веришь клятве мужчины.
- Коняшку-то за что? - возмутилась она и безбоязненно подошла к лежанке. Посмотрела сверху вниз и усмехнулась. - Хорошо! Я тебя отпущу, а ты взамен честно и без утайки расскажешь, откуда у тебя медальон моей сестры!
Лю поспешно кивнул. Лисица снова смешно сморщила нос, но тянуть дальше не стала, быстро распутала узлы и даже подставила ему плечо, чтобы раненый смог подняться.
Мятежник умудрился сдержать стон, хотя каждое движение давалось ему очень непросто, и довольно шустро заковылял к ближайшим зарослям. А когда вернулся, покачиваясь и пытаясь ощупать рану сквозь повязку, дева ждала его у костра и многозначительно так крутила в тонких пальцам недоуздок Верного. Взгляд у нее блестел насмешкой, дескать, ну что, герой, как насчет обещания?
Лю совсем уж близко подходить не стал, остановился шагах в трех, поклонился и вытянул вперед руки.
- Я помню, что обещал. Вот, свяжи меня снова, если я все еще внушаю тебе опасения, прекраснейшая хулидзын.
- А смысл? - проворчала девушка и села поближе к огню. - Расскажи о моей сестре. Ты встречал ее, не отпирайся, иначе откуда у тебя ее вещь?
- Ты права, - он осторожно опустился на землю. Рана в плече стрельнула болью, а желудок напомнил, что в последний раз мятежник Лю ел довольно давно. Потому и слаб, потому и покладист. - Я встречал Небесную Деву Тьян Ню и от нее получил этот амулет. Она же поведала мне о тебе, уважаемая дева-лисица, назвала твое имя и просила найти тебя.
- А вышло так, что это я тебя нашла! - усмехнулась она. - Что, может, теперь сам представишься, а?
Люси
Ну надо же такому случиться! Этот потрепанный полуголый "утопленник", которого Люся сперва выловила, а затем перевязала и высушила, оказался тем самым командиром Лю, о котором "небесной лисе" местные жители все уши прожужжали. И благороден-то наш Пэй-гун, и милосерден, и счастливчик, и красавчик - какая-то ходячая песня, а не человек! Людмила и не предполагала, что сумеет найти мятежника Лю так скоро. Чудеса да и только!
Но вот самого счастливчика-красавчика такой поворот ничуть не удивил и даже не озадачил.
- Знать, так о том в книге Девяти Небес записано, - пригревшийся у костра мятежник повел обнаженными плечами и невольно поморщился. Видать, болело под повязкой-то, хотя Люся старалась бинтовать не слишком туго. Но тут ее навыки Таниным изрядно уступали. Не довелось кухаркиной дочке деликатно ухаживать за ранеными офицериками и ходить на сестринские курсы до революции, а после - не до того стало. Зато забить, разделать и приготовить самую разную скотину Люся умела виртуозно. Если припрет - и двуногую тоже, кстати.
- Я - Лю Дзи, ты - Лю Си, - подмигнул Пэй-гун. Глаза у него блестели нагло и весело. - Интересно получается! Вроде бы у нас в семье прабабушек-хулидзын не случалось... пока что...
Это уточнение Люсе почему-то сразу не понравилось. Сам едва до кустов сползать сумел, а уже туда же, намеки делает!
- Ухмыляться продолжишь так бесстыдно - и не случится, - одернула она шутника. - Ни бабушек, ни внучек.
- Это предсказание, прекрасная госпожа хулидзын? - угрозы наглеца не смутили ничуть.
- Это обещание! - рявкнула девушка и сердито разворошила костер. - А насчет имени... Меня тут уже один такой надутый старикан пытал про имя да про семейство Лю. Тоже все морду кривил, будто кислых яблок наелся.
- Э? А кто таков?
- Сян... как же его?..
- Сян Лян? - только что добродушно улыбавшийся мужчина весь подобрался и прищурился, сразу из дружелюбного шутника превратившись в зловещего древнего вояку.- Небесная лисица встречала князя Сян Ляна?
Люся насторожилась и, фигурально выражаясь, прижала уши и поджала хвост.
- Встречала-встречала. Еле ноги унесла от этих князей! Дядюшка - настоящий скорпион, а вот генерал хорош. Сбежать мне помог, одел-обул в дорогу и вот, - она многозначительно лязгнула клинком, наполовину выдвинув его из ножен, - ножик подарил. Сразу видно - человек хороший, понимающий!
Девушка заметила, что командиру Лю крайне неприятно слышать похвалы в адрес генерала Сян Юна, но словно бес толкал ее под ребро, заставляя дразнить мужчину. Интересно, что они все-таки не поделили? Империю? Так это, вроде, рановато еще. Тогда, может, бабу?
- И, кстати говоря, обращался генерал ко мне с должным уважением, - добавила Люся. - Именно так, как и полагается говорить с посланницей Небес. Все-таки князь - человек благородный, воспитанный.