Трещевская Ольга : другие произведения.

Дом Дружбы или История незавершенного суицида

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
   Дом дружбы с народами зарубежных стран до 2003 года располагался в особняке Арсения Морозова на Воздвиженке (тогда - проспекте Калинина). В романе описаны события, происходившие в Москве в 1968 году, когда СССР ввел войска в Чехословакию для подавления восстания "Пражской весны".
  
  1
  
  Московская психиатрическая больница. Полусанаторное отделение. Белоснежные потолки, белоснежные стены, чистый блестящий пол. По коридору медленно, как сомнамбула, идет девушка в больничном халате. Ее густые, пышные волосы заплетены в неряшливую косу.
  Лицо девушки болезненно-бледно. Бескровные губы что-то шепчут, изящные, тонкие руки непрерывно жестикулируют. Если верить истории болезни, ее расстройство называется реактивный психоз. Впрочем, врачи загнали ее болезнь внутрь, и она может себя контролировать. Может связно отвечать на вопросы, хотя для нее это неинтересно и утомительно, так как в ее голове параллельно и неотвязно идет другой диалог - с неким господином Н, ее невидимым собеседником. Она бесконечно доказывает ему, что он обманщик, предатель, трус и подлец. Этот диалог составляет основу ее навязчивых мыслей, избавиться от них она пока не может.
  Она понимает, что больна. Знает, что врачи бездарны и ничего не умеют. После их таблеток в голове туман и постоянно хочется спать. Послать бы их всех к чертовой матери! Но она боится - за упрямство и неповиновение могут вколоть то жуткое лекарство, от которого язык выворачивается наизнанку, губы отказываются шевелиться, а мысли утопают в каше тяжелых видений и исчезают вовсе.
  Доктор приглашает девушку к себе в кабинет. Впереди нее проносится страх, невидимый, но вполне материальный.
  -Ну-с, Нина Андреевна, как вы себя чувствуете?
  -Лучше, гораздо лучше, - в целях безопасности она изображает лучезарную улыбку. Улыбка ее совершенно отдельно парит в воздухе, лицо остается напряженным и настороженным.
  Врач буравит девушку тяжелым, пронизывающим взглядом. По его просьбе она снова рассказывает ему о начале болезни. Рассказывает, ничего не скрывая. В конце концов, он осведомлен о самом компрометирующем факте ее биографии - попытке самоубийства. Если бы не это, она находилась бы сейчас не в психушке, а в Клинике неврозов. Любовалась бы волнистыми попугайчиками в клетках, слушала бы приятную музыку в обществе остроумных, вспыльчивых и немного странных мужчин. Но она в психиатрической больнице. Здесь по ночам горит свет, и больные под наблюдением санитаров гуляют по кругу в точности как арестанты.
  -Как вы сегодня спали? - доктор продолжает свой допрос.
  -Очень хорошо.
  -А вот медсестра утверждает, что сегодня вы совсем не спали.
  -Ложь! То есть, она, вероятно, ошиблась.
  Кончики ее губ нервно подергиваются, в глазах загораются злые огоньки. Врач внимательно смотрит на свою пациентку, брови его в легком недоумении поднимаются вверх. Он берет со стола авторучку, вертит ее между пальцами.
  -Расскажите мне, что вам снилось? - мягкий голос доктора выражает участие и полнейшую доброжелательность, но она чувствует опасность, подвох. Нет, этот доктор ей не друг, у нее здесь нет друзей. Чего он хочет? Запереть ее надолго в этой больнице? Ее беспокойство все возрастает. Внезапно ее красивое лицо искажается, превращается в маску ярости. Она вскакивает, в бешенстве сбрасывает со стола бумаги.
  -Зачем Вы все за мной записываете? Кому Вы отошлете эти бумаги?
  Щеки ее пылают, лицо покрывается красными пятнами. Срывающимся от гнева голосом она кричит:
  -Вы вовсе не доктор! Вы - стукач! Такой же, как он!
  Через мгновение силы покидают ее. По ее щекам текут бессильные слезы. Она уже сожалеет о своей вспышке. Но непослушные губы все еще беззвучно шепчут: Стукач, стукач...
  Врач зачеркивает в истории болезни фразу "идет на поправку", пишет: состояние без видимых улучшений.
  Так что же случилось с Ниной Андреевной, или просто с Ниной?
  
  2
  
  История эта началась два года назад.
  В один из осенних вечеров на маленькой кухне пятиэтажного кирпичного дома Нину ждал ее бывший одноклассник Миша. Она вбежала, влетела в квартиру подобно свежему ветру, - как всегда, слегка возбужденная, радостно оживленная. Бросила на стул тяжелую сумку с книгами, провела рукой по растрепавшимся волосам и тут же начала говорить.
  -Знаешь, куда мы сегодня идем? В Дом дружбы!
  -И что там, в этом твоем Доме дружбы?
  -Там в семь часов вечера начинается семинар. По африканистике!
  -По африканистике? Ты с ума сошла. Что нам там делать?
  -Сейчас я тебе все расскажу. Понимаешь, это студенческий семинар. Там такие интересные ребята! Их вчера целая куча была, и все такие беззаботные, веселые. И, по-моему, умные, не какая-нибудь там шпана из подворотни. И там бывают иностранные студенты. Так что можно будет разговаривать с ними на настоящем английском. Представляешь? Ведь здорово, да?
  -Там, наверное, одни африканцы. Разве в Африке говорят по-английски? У них там какой-то свой язык.
  -Ну давай сходим, посмотрим.
  -Ну ладно, давай.
  Миша относился к энтузиазму Нины с легким скептицизмом. В голове у его подруги всегда была куча идей. Она легко загоралась, но также легко оставляла задуманное.
  Она знала Мишу давно, в школе их называли " жених и невеста". Не дразнили, а именно называли. Им обоим это льстило, хотя они были просто друзья, и ничего больше. Совместная подготовка в ВУЗ, чаепития у Нины. Благожелательность родных - жениться рано, но все-таки приятная пара - она красивая, тоненькая, изящная, он серьезный, интеллигентный, в роговых очках, всегда аккуратно одет. Они-то как раз готовы разбежаться - детство кончилось, первый курс института, ожидание настоящей любви. Но пока все-таки вместе - каток, обсуждение прочитанных книг и вот теперь - занятия в семинаре.
  
  3
  
  Москва, 1968 год, Дом дружбы.
  Секретарь семинара Андрей Павлович Фоменко не без некоторого колебания принял Нину, студентку технического вуза. Но c первых минут разговора он почувствовал к девушке безотчетную симпатию. Подкупало и то что она пришла с другом, - была в этом некоторая гарантия того, что она - серьезная девушка и не займется проституцией. Проститутки и спекулянтки просачивались в Дом дружбы, несмотря на все заслоны, доставляя Андрею Павловичу немало неприятностей.
  Часом позже Нина уже стояла в кругу своих новых знакомых. Двое из них сразу отнеслись к ней с интересом - хрупкий, начитанный Коля Ларионов и нагловатый, самоуверенный Ян Джибовский из Польши. С Колей был его друг Славочка из института Культуры. Славочка развлекал общество забавными историями, ввинчивая в свою речь в меру циничные, остроумные замечания. Поляк выглядел старше своих друзей. Одет он был модно, даже шикарно - фирменные, специально вытертые джинсы, небесно-голубой свитер, красиво обтягивающий его мускулистую фигуру.
  Коля осторожно, по - юношески робко старался заинтересовать понравившуюся ему девушку. Он успел коснуться в разговоре нового фильма и спародировать нелюбимого болтуна-профессора. Славочка, предупреждая желание друга, встал так, чтобы Коля оказался как можно ближе к Нине. Ян, заметив этот маневр, усмехнулся. Он решил тоже пофлиртовать с девушкой. Умненького Колю Ян слегка презирал за "непрофессионализм"- оба они учились в МГИМО по специальности "международные отношения", и Ян был убежден, что из застенчивого, мечтательного Коли никогда не получится дельного дипломата. Коле больших усилий стоило сохранять уверенность и естественность в разговоре, преодолевая комплекс неполноценности, который всегда появлялся у него в общении с девушками, особенно в присутствии Яна.
  Разговор закрутился вокруг прошедшей в Москве в Сокольниках выставки художников-авангардистов. Выставки подобного рода были для Москвы совершенно новым явлением.
  -Ой, это шок! Я в таком восторге! Если не закроют, в воскресенье пойду снова. Но говорят, могут закрыть.
  - А помните - тот темно-коричневый монстр в первом зале? Блеск! Почище Врубеля будет!
  -Нет, монстр - это как раз ерунда!
  Там был художник - Недбайло. Черт знает чем он пишет, что за краски такие! У него все такое объемное, выпуклое! А небо фосфоресцирует! Вот это да, здорово!
  -У нас в институте была выставка этого Недбайло - сказала Нина.
  -Да ты что? Он имел успех?
  Новые друзья смотрели на нее с интересом. На бледном лице Нины загорелся румянец. Ей было приятно и страшно оказаться вдруг в центре внимания.
  -Сначала все смотрели с равнодушным интересом, кому-то нравилось, кому-то не очень. Потом появляется сам Недбайло -совсем еще молодой парень, почти как мы... И вот он заявляет, что единственный гениальный художник в Советском Союзе - это он, а все остальные - полное дерьмо. Тут все стали возмущаться, спорить.
  -Бенуа - гениальный художник. - заметил Слава.
  -Не перебивай.
  -Мы Сарьяна стали защищать. Про себя каждый, конечно, думает,- а может, этот Недбайло и правда гений, а мы все тут чего-то недопоняли. И тут Недбайло совсем нас ошарашил. Сарьян, говорит, - ничто, пустое место. Результат советской национальной политики. О нем бы никто и не услышал, если бы он не был армянином. Запахло скандалом. Прибежал наш секретарь комитета комсомола, начал орать на этого Недбайло.
  - Выскочка! Если ты снова появишься в институте со своими картинами, я тебя собственноручно с лестницы спущу!
  -Вот так они все и решают, - мрачно заметил Коля.
  -Меня позавчера тоже затащили в эти ваши Сокольники, - сказал Джибовский.
  -И как тебе наш авангард?
  -У нас в Варшаве таких художников -пруд пруди! Если уж честно, что на меня действительно произвело впечатление - так это очередь,- ухмыльнулся Ян. - Столько жидов сразу, и все в шикарных дубленках! Я охренел. Я и не знал, что у вас в стране столько обеспеченных людей. Кстати, жид по-польски - это не ругательство, - пояснил он специально для Нины.
  -Да, очередь та еще была. Битых три часа простояли.
  -Ты все-таки скажи про выставку. Тебе что, совсем не понравилось?
  -Ну почему же... Я даже хотел прикупить одну картину, но как раз она и не продавалась.
  -Не продавалась! У советского студента денег хватает только на пиво и пирожки с капустой.
  -У Недбайло тоже везде висели таблички "не продается". Я подумала, что он так хотел набить себе цену.
  Ян неожиданно толкнул Колю в бок:
  -Посмотри-ка на них. Сейчас будет представление!
  Уравновешенный поляк даже во время самой занимательной беседы успевал замечать, что делается вокруг.
  К столу Андрея Павловича подошел негр, - и не просто негр, а наследный принц небольшой африканской страны. В Москве полагали, что страна эта в ближайшем будущем встанет на путь некапиталистического развития.
  -Вы обязательно должны выступить. К Вам прислушаются, - голос Андрея Павловича звучал вкрадчиво и настойчиво.
  -Я ведь больше по части футбола, - молодой негр почесал свою курчавую голову.
  -Вот, я думаю, как могло бы прозвучать Ваше выступление, - Андрей Павлович протянул отпечатанный на машинке листок.
  -Сегодня этот номер не пройдет, - насмешливо заметил Коля, кивнув на дверь. - Посмотри кто пришел.
  -А, Габриэль. Давненько он здесь не появлялся. Спускаемся в конференц-зал.
  Они сели в последнем ряду. Ничего интересного Нина от конференции не ждала. Во время трех первых выступлений она отчаянно скучала, как, впрочем, и ее новые друзья, куда более искушенные в вопросах африканистики.
  Потом ведущий торжественно объявил:
  -Выступает президент марокканского землячества Фениш Габриэль.
  -Президент? - удивилась Нина.
  -В землячестве всего пятьдесят человек, - ревниво пояснил Коля. Аудитория, однако, разразилась громом аплодисментов.
  На трибуну через зал направлялся хрупкий белокожий юноша лет 26. В черных волосах его отчетливо видна была широкая серебряная прядь очень ранней седины. Он улыбался ослепительной белозубой улыбкой и пожимал протянутые ему со всех сторон руки. На белоснежных манжетах его рубашки сверкнули золотые запонки.
  -Почему он белый?
  -Он вообще-то араб. Но в Марокко много смешанных браков.
   -Как чисто говорит он по-русски!
  -Он способный парень. Известный лидер международного коммунистического движения. Свободно владеет семью европейскими языками.
  Ян искоса насмешливо смотрел на Колю, - ему было забавно, что Нина, пять минут назад увлеченная болтовней с Колькой, сейчас глаз не сводит с удивительного марокканца.
  Сонная равнодушная атмосфера в зале сменилась оживлением. После своего выступления Габриэль продолжал незаметно, но довольно активно влиять на ход конференции. Он то останавливал выступавшего короткой и насмешливой репликой "регламент", то просил продлить чье-то выступление еще на пять минут.
  -Ух ты черт! Ну вылитая обезьяна! - прошептал Коля.
  На трибуну подпрыгивающей походкой поднимался наследный принц Судана Суртан Билонго. Он довольно складно прочитал речь, подготовленную для него Андреем Павловичем. Из зала посыпались вопросы. Принца они застали врасплох. Он пытался отвечать, путался, раздался смех. Принц растерянно оборачивался, ища поддержки. Андрей Павлович кивнул, и по его знаку объявили имя следующего оратора. В зале послышался ропот неодобрения.
  -Прошу тишины. Впереди у нас еще много интересных выступлений.
  -Выкрутился, собака, - беззлобно рассмеялся Ян.
  Коля был явно разочарован.
  -Как только начинается острая дискуссия, эта сволочь тут же ее гасит. Интересно, ему самому когда-нибудь хочется услышать живое слово?
  -Ну ты даешь! Платят-то ему не за живые слова, а как раз за их отсутствие.
  Конференция подходила к концу. Ведущий предложил заключительное слово африканской и советской стороне.
  От африканцев выступал Фениш Габриэль. Его короткая, произнесенная без малейшего акцента заключительная речь была встречена аплодисментами.
  За ним на трибуну поднялся Андрей Павлович, темноволосый, смуглый от загара. Он немного нервничал и дважды запнулся в своем выступлении.
  -А кто, собственно, из них африканец? - спросил кто-то из только что подошедших товарищей.
  Коля и Ян так и покатились от смеха. -Андрей Павлович тебе не нравится ? -спросила Нина у Яна.
  -Стукач он и есть стукач, - пожал плечами Джибовский.
  Нина в первый раз услышала это слово. Она хотела спросить у Яна, что оно означает, но ее отвлекли, и она забыла о своем вопросе.
  После конференции был концерт художественной самодеятельности. Яну пришлось подняться в президиум, - его попросили быть конферансье. Он очень насмешил публику, объявив "Танец с саблями". Ошибка в ударении доставила слушателям куда больше удовольствия, чем игра на фортепьяно бледной еврейской девушки.
  Потом негры, бренча на гитарах, пели свои африканские песни, а под конец Андрей Павлович исполнил украинскую народную песню "Черемшина", - у него оказался мощный красивый баритон. -Массовик-затейник - презрительно фыркнул Славочка. - Таких в глухие деревеньки посылают работать!
   -Ты несправедлив. Мне из всего концерта больше всего понравилось его пение.
   -А мне так ничего не понравилось, -буркнул Миша. -Поехали домой. - Он уже начал скучать и не понимал восторженного настроения своей подруги.
  Нина всю неделю была весела, мурлыкала "Черемшину" и с нетерпением ждала нового собрания семинара.
  В следующую среду Андрей Павлович попытался привлечь Нину к работе. Он попросил ее отпечатать небольшое письмо.
  А в это время вокруг Яна уже собралась группа ребят и слышался смех.
  -Я не умею, - попыталась уклониться Нина.
  -Я Вас научу, - в голосе Андрея Павловича прозвучал приказ. Он усадил девушку за печатную машинку.
  -Я уверен, что у Вас все прекрасно получится, - его рука легла на ее плечо, и Нина вдруг ощутила незнакомое волнение. Она взглянула на него и невольно отметила про себя, что он красивый мужчина.
  -А вы уверены, что сумеете починить печатную машинку, если она сломается в моих неумелых руках? - лицо ее слегка порозовело, и голос сделался кокетливым.
  -С ремонтом печатной машинки я как-нибудь справлюсь.
  Нина напечатала письмо вкривь и вкось.
  -Вот, пожалуйста! - она с вызовом протянула лист Андрею Павловичу. Пусть посмотрит, как она печатает! И пусть впредь не пристает к ней с поручениями, которые ей неприятны!
  Андрей Павлович взял в руки письмо и ничего не сказал. Он наблюдал - в поведении девушки было что-то интригующее. Совсем не похожа на девицу легкого поведения, и все-таки играет с огнем.
  
  4
  
  В семинаре появилось объявление о предстоящей экскурсии в Ярославль. В списках экскурсантов Нина увидела имя Фениша Габриэля.
  -Ух ты, и президент едет! Она прислонилась к стене, на ее лице застыла улыбка радостного помешательства.
  Коля, Славочка и Миша тоже изъявили желание поехать. Ян от поездки отказался.
  -Что я там забыл, в вашем Ярославле?
  -Я внесу вас в предварительные списки. Не все русские студенты смогут поехать, количество мест в автобусе ограничено.
  -Негры умрут от тоски, если мы не поедем, - Нина подсела к столу Андрея Павловича и смотрела на него глазами капризного, избалованного ребенка.
  Андрей Павлович чуть заметно улыбнулся.
  
  В гостинице в Ярославле Коля пригласил Нину в свой номер. Миша увязался за ней. Достали бутылку сухого вина. Настроение сделалось праздничным, приподнятым.
  -Давайте позовем Габриэля.
  -Отличная идея! Слав, и пригласи ту русскую девушку, Ира, кажется, ее зовут.
  -С уродливыми девушками я не знакомлюсь, - отрезал Славочка.
  -Ну не оставлять же ее одну с неграми!
  Вначале разговор был общим. Были грубоватые шуточки Славы и замысловатые тосты Миши. Габриэля попросили рассказать о Марокко. Говорил он потрясающе,- с неподражаемым артистизмом, живым юмором, а восточный темперамент заряжал его речь особой, совершенно незнакомой Нине энергией. Он бесподобно изобразил своего короля Хасана Второго - как тот выступал по телевидению:
  -Вот, я такой же простой человек, как и вы! На мне такая же простая рубашка, я такой же бедный гражданин нашей многострадальной страны!
  Рассказ его прерывался взрывами смеха.
  Когда он говорил о родном городе, темные глаза его сияли.
  -Касабланка - это второй Париж! - вырвалось у него чересчур экзальтированная фраза. Нина улыбнулась его пылкости, - о городе Касабланка она никогда не слышала.
  Она смотрела на Габриэля широко распахнутыми глазами. В нем причудливо сочетались серьезность и способность к бурному веселью, мудрость мужчины и юношеская страстность, искренность и озорное лукавство.
  -У вас все так любят родину, Габриэль?
  -Не знаю, я же не все.
  -Когда я училась в школе, нам рекомендовали все сочинения о счастье начинать со слов; " Я счастлив, что живу в Советской стране" - задумчиво сказала Ира. - Даже если видишь счастье в дружбе или в любви...
  -Удивительно, как даже такую хорошую идею, как патриотизм, можно довести до полного абсурда, - заметил Габриэль.
  -Дернул же меня черт с умом и талантом родиться в нашей стране, - ерничал Слава. -Это из Гоголя. Прочти! -обратился он к Габриэлю. А впрочем, не читай, устарело уже.
  Вскоре Габриэль снова завладел своей маленькой аудиторией. Славочка не пытался больше острить, молчали Миша и девушки, а впечатлительный Коля весь замер, жадно ловя каждое слово Габриэля.
  Между тем Габриэль говорил весьма шокирующие вещи. Он рассказал анекдот про трех евреев.
  -Абрам, где твой старший сын?
  -В Польше.
  -А что он там делает?
  -Социализм строит.
  -А где твой средний сын?
  -В Советском Союзе.
  -А что он там делает?
  -Коммунизм строит.
  -А где твой младший сын?
  -В Израиле.
  -А что он там делает?
  -Социализм строит.
  -Он что, дурак ? В собственной
  стране?
  Ирочка пришла в полный восторг.
  -Прелесть какая! Обалдеть можно! Никогда не слышала таких анекдотов!
  Славка глумился:
  -Смотри, никому не рассказывай! А то тебя посадят.
  Габриэль сказал, что уровень жизни в Советском Союзе его разочаровал.
  -Но ведь советской власти всего 50 лет!
  -Разве это мало, 50 лет?
  А Коля все расспрашивал Габриэля - и про политику, и про компартию Марокко, и про то, как отнеслись другие страны к вводу советских войск в Чехословакию. Для тех, кто интересовался политикой, это была самая обсуждаемая новость. В лице Коли Габриэль нашел самого благодарного слушателя, достаточно осведомленного, но еще с совершенно гибким, восприимчивым ко всему новому умом. Никакая пропаганда на него не действовала, он все пропускал через призму своего разума.
  Нина с каждым часом ощущала себя все более счастливой. Она ясно видела, что ее восторженное внимание вдохновляет Габриэля больше, чем неподдельный интерес Коли и других его собеседников. Ира тоже смотрела на Габриэля с обожанием, но его темные глаза все чаще встречались с зачарованным взглядом Нины.
  В дверь их комнаты барабанили негры. Они требовали устроить совместный праздник. Если мужчины не желают, это их личное дело, а вот девушек они хотят видеть обязательно. У них, видите ли, будут танцы.
  Дверь на минуту приоткрылась. Нина сказала, что танцевать они не хотят и уже собираются ложиться спать.
  Славочка извлек откуда-то бутылку грузинского коньяка. Напиток был встречен бурей восторга. Смех звучал все громче, переходя в рев сумасшедшего веселья.
  Неграм больше не открывали. Пришел Андрей Павлович, просил прекратить это безобразие.
  -Какое безобразие? - невинный, ангельский взгляд, недоуменный голос. С трудом сдерживаемый смех. Андрей Павлович пробует объяснить, что негры всерьез недовольны. Они считают, что налицо расовая дискриминация. Ведь в комнате всего один африканец, да и тот белый.
  -Поймите, это может быть неправильно истолковано.
  Коля нахмурился.
  - Негры пьяны. Поэтому мы не можем к ним присоединиться, а тем более отпустить девушек в их общество. Мы постараемся вести себя тихо и никого не раздражать.
  Дверь за Андреем Павловичем закрылась. Попытались говорить тише.
  Серьезные разговоры прерывались анекдотами, тишины никак не получалось. Андрей Павлович снова приходил, но все уже были слишком пьяны и слишком возбуждены.
  -Вы не могли бы закрыть дверь с другой стороны? - нахально ухмыляясь, предложил Славочка. Взбешенный Андрей Павлович ушел, хлопнув дверью. С гордо поднятой головой и с мстительной усмешкой на губах.
  -А чтоб он сдох,- сказала Ира с таким кротким выражением лица, что все невольно снова засмеялись.
  -Предлагаю написать для него некролог!
  -От нас ушел дорогой друг, - подхватил Слава.
  -И крупный специалист в области африканистики Андрей Павлович Фоменко, - c едким сарказмом продолжил фразу Габриэль.
  Перед ним услужливо положили ручку и листок бумаги.
  -Имя его навсегда останется в сердцах тех, кто встал на путь некапиталистического развития.
  -Но он так и не допел свою лебединую песню "Черемшина", - в последнее слово Габриэль вложил море яда. Ему зааплодировали. Еще несколько удачных реплик, и некролог был готов. Поставили подпись: "Группа товарищей."
  -Я отпечатаю это и повешу на стенку в Доме дружбы - взвизгнула от предвкушаемого удовольствия Ирочка.
  -Ну зачем же. Это документ исключительно для внутреннего пользования.
  Спать разошлись в три часа ночи.
  Утром веселье продолжилось. В автобусе был отдельный закуток без окон, куда и забилась вся компания. Никаких достопримечательностей они не видели, из автобуса выходить отказывались. Возле театра все-таки пришлось выйти - автобус уходил на заправку.
  В театре Нина сидела возле Габриэля. На протяжении получаса все ее существо искрилось от источаемого обаяния. Она выложилась вся, и вдруг включился какой-то защитный механизм, предохраняющий от нервного перенапряжения, - в конце спектакля девушка заснула, уронив голову на плечо Габриэля.
  -Устала? - Габриэль осторожно дотронулся до ее руки.
  -Нас уже просят пройти в автобус.
  -Какая я балда! Как я могла заснуть, когда такой замечательный человек сидит рядом?
  -Я и сам немножко задремал.
  -И все-таки удивительно! У меня и по ночам-то бывает бессонница.
  -Бессонница? В неполные 18 лет? - удивился Габриэль.
  -Ну, это не нервное. Это скорее поэтическое.
  -А я уже готов был предложить помощь врача ( Габриэль учился на медицинском факультете Университета имени Патриса Лумумбы).
  Нина чувствовала себя удивительно легко и свободно. Она шутила, улыбалась, кокетничала.
  -А красивый город этот Ярославль?
  -Он такой фиолетовый и в небоскребах.
  -Ах, ты так. Я больше не поверю ни одному твоему слову, когда ты будешь рассказывать про свою Касабланку.
  -Я не буду больше ничего рассказывать. Я ее тебе покажу.
  -Покажешь?
  -Приедешь в нашу маленькую келью в общежитии. Она вся, как чемодан туриста, в наклейках и открытках. А на открытках виды городов. Касабланка и вообще почти весь мир.
  -И что же, можно вот так запросто заявиться к тебе в гости? - Это был голос Миши, услышавшего конец их разговора.
  -Ну конечно, приезжайте. Я всегда рад гостям.
  Когда Миша отошел, Габриэль повторил свое приглашение.
  -Если хочешь, приезжай вместе с Мишей.
  -Он мне не жених.
  Габриэль с любопытством взглянул на нее и после секундного колебания написал на листке бумаги номер своей комнаты в общежитии. Будет ли это дружеская встреча или свидание, он пока не решил.
  Автобус возвращался в Москву. Негры негромко запели свои протяжные песни.
  -Давайте мы их переорем.
  Компания грянула песню Визбора:
  
  
  Сижу я как - то, братцы, с африканцем,
  И он, представьте, мне и говорит:
  В России, дескать, холодно купаться,
  Поэтому здесь неприглядный вид.
  
  А я говорю, мы делаем ракеты,
  Перекрываем Енисей,
  И даже в области балета
  Мы впереди планеты всей!
  
  
  Андрей Павлович сидел на первом сидении автобуса, на его скулах нервно играли желваки. Он понимал - скандал в Москве обеспечен.
  Автобус остановился на привокзальной площади. Нина попрощалась с Габриэлем.
  -Надеюсь скоро увидеть тебя в Доме дружбы.
  -Боюсь, мне не все там обрадуются.
  Габриэль посмотрел ей вслед с улыбкой, которая тут же погасла. Он вспомнил свою возлюбленную, сероглазую колумбийку, которая по праву считалась одной из самых красивых девушек университета. Зал ревел и аплодисменты не смолкали, когда она танцевала на университетской сцене. Они встречались около года. А потом она закончила учебу и надеялась уехать с Габриэлем или остаться с Габриэлем в Москве. Она хотела стать его женой. Он оказался к этому не готов. Расставание их было сущим кошмаром. Потом были еще женщины. Последней была дама лет тридцати, очень темпераментная в постели и очень уравновешенная в обычной жизни. Он не ждал от нее непредсказуемых поступков. Но тем сильнее его влекла чистая, импульсивная юность.
  
  5
  
  Нина собралась в гости к Габриэлю. Она придумала, что ее визит будет как бы случайным. Будто бы у нее дела в общежитии, и вот она решила попутно забежать к нему.
  -Входи!
  Это краткое "Входи" прозвучало волнующе. Иногда эротическая магия проявляется в самых незначительных словах и жестах.
  -Кофе или чай? Лучше кофе, да?
  Габриэль достал электроплитку и турку. Нина уже успела осмотреть комнату. Две
  кушетки, покрытые клетчатыми пледами, бежевые керамические чашки на столе. На одной стене - гитара с яркими лентами, на другой - большая марокканская шляпа, наподобие сомбреро. Две другие стены и внутренняя поверхность двери представляли собой сплошной пестрый ковер из открыток с видами бухт и причалов, залитых солнцем пляжей, стрельчатых соборов, новогодних неоновых витрин и ночных фейерверков.
  -Ты побывал во всех этих чудесных местах? Она увидела фотографию с видом Нотр-Дам. -Ух ты! И в Париже тоже?
  -Да, это мой привычный летний маршрут. На каникулы я еду домой и по пути дня на два останавливаюсь в Париже. Из Москвы ведь нет прямого рейса в Марокко.
  Они сидели рядом, смотрели, как медленно поднимается кофейная пена. Руки их соприкасались, и Нина почувствовала, как электрический ток пробежал от его руки к ее. По комнате распространялся пьянящий запах крепкого бразильского кофе.
  -Знаешь, я совершенно равнодушна к вкусу кофе. Но эти ароматы! Я просто их обожаю!
  -Вот как? Тогда у меня есть для тебя сюрприз.
  Габриэль достал ароматическую палочку и зажег ее. По комнате заклубился сладковатый дым, постепенно заполняя все пространство.
  -Это наркотик?- оживилась Нина. Ей стало радостно и жутко. Впервые она услышала о существовании наркотиков недели две тому назад, там же, в Доме дружбы.
  -Конечно же нет. Неужели ты допускаешь, что я мог угостить тебя наркотиком? Это сандаловое дерево. Совсем неопасно и даже целебно.
  -И куда мы поплывем в этом тумане?
  -По-видимому, в рай. Так задумано.
  -С заходом в Касабланку?
  -Издеваешься?
  -Вовсе нет. Просто, по твоим рассказам, она очень похожа на земной рай. Расскажи мне о ней еще.
  Габриэль достал альбом с цветными фотографиями. Она устроилась возле него на кушетке.
  -Сколько солнца! Ой, как же мне хочется на море! А вот это, должно быть, ночная Касабланка?
  -Так точно.
  -Вся в огнях!
   -В южных городах летом чересчур жарко. Настоящая жизнь начинается уже после заката. Ночные заведения Рабата, Касабланки и Марракеша славятся на весь мир.
  -Как это романтично! Музыка до самого утра! И, наверное, вина особенные, какие-нибудь экзотические, да? Говорят, есть такие, что со змеей внутри?
  -У нас есть все. Касабланка - самый волшебный город в мире. Конечно, это опасный город. Но тот не знает Касабланки, кто не был завсегдатаем ее ночных притонов.
  Габриэль вдруг сделался задумчивым и отрешенным. Нина осторожно коснулась его руки. Эта ее попытка сближения провалилась - руки его, тело его никак ей не ответили.
  Она поставила пустую чашку на окно. Не совсем аккуратно - какая-то большая книга упала на пол и раскрылась. Цветные страницы ее перетасовались, словно пестрая колода карт.
  Нина подняла книгу и вдруг мучительно покраснела. Это был медицинский атлас - с репродукции на нее смотрел половой член, изъеденный розовой сыпью.
  -Они мне уже по ночам снятся,- рассмеялся Габриэль, захлопнув атлас и забавляясь ее смущением.
  -Тебе нравится учиться в медицинском? -Конечно. Это безумно интересно.
  -Но всегда быть готовым помочь, как по клятве Гиппократа? Это же такая жуткая ответственность.
  -Клятву Гиппократа основательно извратили, - улыбнулся Габриэль.
  -Правда? Ну, тебе лучше знать... Но я бы не хотела учиться в медицинском. Мне было бы страшно, понимаешь?
  Нина полулежала на кушетке, положив ладони под голову. Струящаяся ткань ее свободных рукавов сползла вверх, обнажив смугловатые руки, тонкие запястья.
  -Страшно, - повторила она, и голос ее прозвучал глухо, появилось в нем что-то особенное, волнующее. Затуманившиеся глаза Габриэля странно мерцали сквозь дым восточного благовония, он еще медлил, но уже был почти готов уступить вспыхнувшему влечению.
  Нина вдруг резко повернулась и снова что-то спросила про его учебу. Чары мгновенно разрушились.
  -Ты прелесть, - ответил он невпопад. Не с восторгом, а скорее с легкой иронией.
  Они поговорили еще немного, и Нина поняла, что сегодня ничего уже не произойдет. И, если она не хочет показаться навязчивой, ей следует попрощаться.
  -Ну, мне пора. Спасибо за кофе. И за путешествие в рай.
  Он ее не задерживал. Предложил проводить до автобусной остановки.
  Они вышли на улицу. Шел холодный мокрый снег. Габриэль ежился в своей легкой курточке.
  Чудесное ощущение, что они почти не знакомы, но уже очень близки, неожиданно их покинуло.
  Нина знала, что самый надежный способ заинтересовать собеседника, -говорить о нем самом. Она не ожидала столкнуться с барьером скромности Габриэля.
  -Я вчера рассказала своей подруге, что среди моих новых знакомых появился совершенно гениальный юноша.
  -Гениальный? Зачем ты это сказала?
  -Не из снобизма. Я действительно так считаю, - она упрямо тряхнула головой, откинув со лба прядь спутавшихся волос, - Ян говорит, что ты свободно владеешь семью иностранными языками!
  -Но это же упорный труд, а не гениальность.
  Он теперь больше слушал, задумчиво наблюдая за Ниной. Нине пришлось самой вести разговор. Она почувствовала неуверенность, его молчание ее особенно угнетало.
  Если бы она могла просто молчать, сохраняя томный вид! Но, потеряв контроль над собой и над ситуацией, она начала говорить, и говорила много и быстро. Банальности одна за другой срывались с ее языка. Брови Габриэля то удивленно поднимались вверх, то хмурились. Симпатия его таяла, как ароматы бразильского кофе, улетучивалась вместе с теплом покинутой ими комнаты.
  -Вот мы и пришли.
  -До свидания, моя маленькая, - Габриэль на мгновение задержал ее руку в своей. В его голосе еще звучала ласка, но встретиться еще раз он ей не предложил.
  Лицо ее было мокро и от дождя, и от слез. Это его "моя маленькая", обволакивающая теплота и нежность его мягкого, бархатного голоса, - только это и останется с ней.
  Она его потеряла. Это было так неприятно. И так непривычно. Она была избалована - и безотказной любовью матери, и вниманием мальчиков. И вот она потерпела первое в своей жизни крупное фиаско.
  
  6
  
  Миша и Нина бродили по музею.
  -Пойдешь в среду в Дом дружбы?
  -Не знаю. Габриэля там не будет.
  -Мы же приходим из-за английского, а не из-за Габриэля.
  -Да к черту этот английский! Все равно за границу не пускают. Разве только в Польшу... Ян Джибовский сказал, что если я захочу, он сделает мне вызов.
  -Ты что, влюбилась в этого фрукта?
  -В Яна? Вот уж нет. Он мне совсем даже не нравится.
  Провожая ее домой, Миша попытался ее обнять и поцеловать. Наверно, он так повел себя из-за вспыхнувшей ревности к Яну. Раньше он никогда себе такого не позволял.
  -С ума ты, что ли, сошел? - Нина с досадой оттолкнула друга. Некоторое время они шли в молчании, потом Нина взяла его за руку, примирительно сказала:
  -Не сердись! А что касается Дома дружбы, я, пожалуй, в среду приду. Все равно в другом месте не будет интересней.
  
  После своего озорного, вызывающего поведения в Ярославле она входила в Дом дружбы не без некоторой тревоги. В ее осторожном " Здравствуйте!" прозвучала робость провинившегося ребенка. К ее удивлению, Андрей Павлович встретил ее очень приветливо.
  -Как Вам понравилась экскурсия?
  -Она была замечательная! Но мы, кажется, Вас огорчили?
  -Мало ли у меня огорчений. Я вам немного завидовал. Искренности вашего веселья. Вот что значит молодость!
  -Вот что значит оказаться в шикарной компании! - Нина улыбнулась загадочной многозначительной улыбкой.
  -И кто же был душой общества?
  -Ну конечно же, Габриэль! Не угадать это просто невозможно!
  Нина почувствовала непреодолимое желание говорить о человеке, в которого чувствовала себя немножко влюбленной.
  -Габриэль был совершенно неподражаем. Я еще не встречала более интересного человека! Нигде, никогда!
  -Рассказы об Африке всегда завораживают.
  -Да не в этом же дело! Он удивительный рассказчик! Он так артистичен! Как он передразнивал своего короля Хасана Второго - мы все просто валились от смеха!
  Андрей Павлович сделался похож на настороженного хищника, подкарауливающего добычу. Нина этого не заметила, она целиком была поглощена своим восторженным повествованием.
  -И какой у него удивительно свежий взгляд на вещи! Да, свежий, - вот именно это слово. Обычно даже в голову не приходит, что некоторые события могли происходить совсем иначе.
  -Какие же, например?
  -Да вот хоть введение наших войск в Чехословакию! Оказывается, нас осудило большинство компартий других стран.
  Все, кто приходил на семинар, так или иначе интересовались политикой. И Нина все последнее время внимательно просматривала газеты.
  -Нам надо было обратиться за помощью в ООН!
  Она попыталась пересказать соображения Габриэля. Андрей Павлович слушал ее очень внимательно, запоминая каждое слово.
  -Ну, тут он как раз ошибается. Начнем с того, что у истории нет сослагательного наклонения.
  -Но анализировать историю можно и нужно!
  -Давайте я Вам расскажу, как все было на самом деле.
  Нина сидела возле его стола, и Андрей Павлович терпеливо рассказал ей официальную версию событий. Нине льстило, что такой серьезный, занятый человек уделяет ей столько внимания.
  -Но я Вас так ни в чем и не убедил.
  -Ну, не знаю.
  -Увы, мое красноречие бледнеет на фоне обаяния Габриэля.
  Нина лукаво улыбнулась
  -Вы тоже очень обаятельный.
  -А что еще он вам рассказывал? -осторожным, вкрадчивым голосом спросил Андрей Павлович.
  Нина внезапно насторожилась.
  -Я не помню, - голос ее потух, настроение внезапно испортилось. Она, наконец, поняла, что своей болтовней подвела всех, и прежде всего Габриэля.
  В зал уже входили негры. Нина ушла, ни с кем не попрощавшись.
  Домой она вернулась расстроенная. Но на утро ее промах показался ей не таким уж существенным.
  Через неделю она снова появилась в Доме дружбы. Она уже заметила, что нравится Андрею Павловичу. Симпатия взрослого человека, не мальчика, а настоящего мужчины, ее и пугала, и льстила ее самолюбию. Иногда она ловила на себе совершенно особенный его взгляд, - глаза его заволакивало пеленой желания, он смотрел на нее пристально, не замечая окружающих. Потом резко отворачивался, отходил к окну, словно стараясь избавиться от наваждения.
  -Похоже, у него бабы давно не было! - заржал Ян Джибовский, перехватив один из таких тоскующих взглядов.
  -Какой же ты циник,- рассмеялась Нина и, дождавшись, когда Ян вышел, подсела к столу Андрея Павловича.
  -А когда у нас будет новая экскурсия? Я надеюсь, вы меня примете в число экскурсантов? - Нина наклонила головку и слегка надула губы, кокетничая своим юным очарованием.
  -Я посмотрю, как ты будешь себя вести.
  Нину взволновало это так неожиданно прозвучавшее " ты".
  -Вести себя, как тихая мышка, я не умею.
  Она смотрела на него в упор, уже не смущаясь, чувствуя, что очень хороша сегодня в своем дорогом кримпленовом костюме. Он же был сногсшибательный, этот ее костюм! Как гениально было с ее стороны - купить этот костюм - такой яркий, но в тоже время элегантный, строгий по фасону. Он достался ей в закрытом военном городке, - туда иногда завозили дефицит, - второго такого в целой Москве не было!
  Андрей Павлович, смутившись, опустил глаза, но уже через полчаса на лестнице он на мгновение крепко прижал девушку к себе, она почувствовала его железный брюшной пресс. Сладострастные волны прошли по всему ее телу, а сердце подпрыгнуло, замерло на секунду и ухнуло куда-то вниз.
  
  7
  
  В один из дней в семинаре ненадолго появился Габриэль, промелькнул, подобно яркой комете.
  Африканцы жарко спорили о проблемах своего континента.
  -Да не может Организация Африканского Единства быть прогрессивным союзом, она создана консервативными правительствами, - услышала она голос Габриэля. Увидев подкравшегося Андрея Павловича, Габриэль неожиданно рассказал плоский анекдот, но с обычным своим блеском - негры расхохотались, разговор о политике прервался. Нина видела, как взгляды Андрея Павловича и Габриэля скрестились, словно два клинка.
  Габриэль, наконец, заметил Нину.
  -Рад тебя видеть. Ты чудесно выглядишь.
  -А ты рассказывал какую-то гадость. Совершенно на тебя не похоже.
  -Потому что вокруг много ослиных ушей. Это специально для них - мое фирменное.
  Они остановились в углу конференц-зала. Сзади, словно тень, появился Андрей Павлович.
  -Хочет подслушать, - пронеслась в голове неприятная догадка. Но она тут же отошла на второй план, потому что над всем этим зажглась совершенно новая мысль, - вот она стоит между ними, и совершенно отчетливо ощущает, что физически ее тянет не к хрупкому, изящному Габриэлю, а к высокому, широкоплечему Андрею Павловичу. Это ее романтическое увлечение Габриэлем, - пустая фантазия, не стоит даже жалеть, что ничего не получилось.
  Габриэль попытался ее о чем-то спросить, но было очень шумно, вокруг галдели негры.
  -Безнадежно, - он махнул рукой, улыбнулся своей обворожительной улыбкой и исчез так же внезапно, как и появился.
  -Ваш оппонент от Вас убежал, - сказала Нина Андрею Павловичу.
  -Никуда ему от нас не убежать, - в глазах Андрея Павловича сверкнул зловещий, недобрый огонек.
  В следующую среду она возвращалась из семинара вместе с Андреем Павловичем. Столкнувшись в дверях, они оба рассмеялись. Они шли к метро и вместе жалели Галочку. Ее возлюбленный, огромный черный негр из Конго, возвращался на родину, так и не предложив Галочке выйти за него замуж. Галочка была совершенно убита горем.
  Все у нее наладится, - сказал Андрей Павлович с подкупающей теплотой в голосе.
  -Как с Вами легко, когда Вы не на работе.
  -А на работе я суровый и злой, - Андрей Павлович шутливо нахмурил густые темные брови.
  Он держал ее за локоть, когда они пересекали вечерний бурлящий проспект Калинина.
  -Так не хочется домой, - капризно сказала Нина.
  Свернули в переулок. Осенний снег таял на мостовой. Через слякоть кто-то услужливо проложил узкую доску. Она прошла по ней вперед, балансируя, а он любовался ею и ее юной грацией, она ощущала это всем своим существом. Ей вдруг показалось, что они связаны какой-то чудесной волшебной нитью.
  Внезапно в Нине проснулся ее природный авантюризм. Озорство, отчаянная смелость и одновременно - абсолютная уверенность в успехе.
  Она полуобернулась к нему и сказала:
  - Я вас люблю!
  Фраза прозвучала абсолютно естественно и просто.
  -Вечером Москва выглядит совсем иначе, - Андрей Павлович словно и не расслышал ее слов.
  Они шли по бульвару. В свете фонарей из темноты выступали причудливые силуэты деревьев. Пошел снег. Он крупными хлопьями падал на мокрую осеннюю землю. Стало торжественно и красиво. Андрей Павлович с каждой минутой выглядел все более счастливым.
  Когда они уже подходили к ее дому, он сказал:
  -Если тебе этого действительно хочется, мы могли бы встретиться в ближайшее воскресенье.
  И вот она дома, она ложится в постель, она совершенно счастлива. Он мог бы быть женат, ведь ему уже 42 года. Но он разведен, а значит, свободен. Это судьба, судьба! Как же все замечательно и странно!
  
  8
  
  Они сидели в уютном полутемном зале кафе "Паланга". Он бросил пятачок в автомат, из железного ящика полились не совсем чистые, и все-таки дивные звуки аргентинского танго. Андрей Павлович прекрасно танцевал. Нине казалось, что они смотрятся восхитительно красивой парой. Когда они снова сели, какой-то молодой парень из-за соседнего столика пригласил ее на танец. Она недоуменно отказалась -разве он не видит, как ей хорошо со своим кавалером?
  -От такого старика да не сбежать? - удивился молодой грубиян.
  Нина с тревогой взглянула на Андрея Павловича. Он с непроницаемым лицом предложил ей десерт. И все-таки она знала, что с этого дня он будет избегать людных мест.
  Ее восемнадцатилетие они отмечали у него дома. У них с матерью была маленькая комната в коммунальной квартире в центре. Полки серванта были уставлены сувенирами из самых разных стран, на резном столике расположились маленькие фигурные коньячные бутылочки. Нина видела такие в буфете Дома дружбы - буфет открывался редко, по каким-то особым дням приемов. В его комнате все казалось ей таким необыкновенным. Его мама Татьяна Ивановна испекла чудесный торт, пропитанный сладким ликером. Андрей Павлович откровенно любовался Ниной, совершенно не стесняясь присутствием матери. В доме его царила расслабляющая атмосфера. В ее собственной семье, несмотря на всеобщую любовь, обычно витала некоторая нервозность, а здесь Нина почувствовала себя раскованно и свободно.
  Мать вышла к соседке. Андрей Павлович расстегнул пуговицу ее блузки, и Нина ощутила чудесный, восхитительный трепет.
  -Этого нам пока нельзя, - улыбнулся Андрей Павлович, застегивая изящную пуговку.
  -Почему? Мне было так приятно.
  -Ты еще маленькая.
  -Мне сегодня исполнилось восемнадцать.
  -Для меня ты все равно еще ребенок.
  Его ответ ей понравился. Именно о таком мужчине она мечтала. Ей хотелось, чтобы с ней рядом был человек любящий, но одновременно строгий и сдержанный.
  
  Дома она показала своей маме подарок нового кавалера - палехскую шкатулку с картиной Васнецова "Аленушка".
  -Красивая вещь, только Аленушка очень грустная, - сказала Валентина Владимировна, и сердце ее неожиданно заныло от тяжелого предчувствия.
  Она удивилась, что Нина называет его по имени-отчеству.
  -Он руководитель нашего студенческого семинара. К нему все так обращаются.
  -Но он тебя старше?
   -Ну да, старше. Совсем чуть-чуть. -солгала Нина...
  
  После ее дня рождения Андрей Павлович сказал Нине, что он ее тоже любит.
  Они целовались в парке, - распахнув пальто, чтобы быть ближе друг к другу, жаркие губы, его твердая плоть, она ощущала ее через тонкую ткань платья. Разом побледневшее лицо, приоткрытый рот, белые снежинки на растрепанных темных волосах и сладкое замирание, дрожь, пульсирующая внизу живота, желание продлить это блаженство, которое оказалось все-таки конечно, и она слегка оттолкнула его и пошла рядом, разом притихшая, спокойная и счастливая. Так было только однажды, но чаще страсть их нарастала, мучительная, неудовлетворенная, пугливая. Она обрывалась от шороха шагов прохожих, от гудка позднего трамвая или от внезапной вспышки ее полудетского веселья, уступая место бесконечным разговорам и нежным объятиям.
  
  9
  
  Промелькнули два месяца частых встреч с томными поцелуями. Он дарил ей подарки, маленькие изящные безделушки. Жадности в нем не было вовсе. Когда она рассматривала полки его шкафов и спрашивала о происхождении той или иной вещи, Андрей Павлович неизменно добавлял в конце рассказа: "Если хочешь, возьми себе."
  Однажды она спровоцировала ссору. Обиженный Андрей Павлович уже уходил, когда Нина его окликнула. Он вернулся, они снова обнялись.
  -Я разыграла эту ссору искусственно, чтобы чувства стали острее. Я как бы Вас потеряла и обрела вновь, - объяснила она ему смысл своей жестокой игры. После этого эпизода на время исчезло ощущение, что чего-то недостает их ровным гладким отношениям.
  Нина собралась к нему на дачу, она предупредила маму, что останется на ночь.
  -Ты не волнуйся. Мы будем не одни. Там будет его мама - успокаивала она Валентину Владимировну.
  -Я должна с ним познакомиться. Иначе ты никуда не поедешь.
  Валентина Владимировна пришла проводить дочь к электричке. Андрей Павлович стоял на платформе, на нем была спортивная куртка, из рюкзака торчал новенький топор. Он бодро улыбался, в его карих глазах горели озорные огоньки.
  Валентина Владимировна представляла его совсем другим. Он не показался ей даже просто интеллигентным человеком. Ничего особенного - обычный мужик с хорошей фигурой и осанкой, с военной выправкой. Всю ночь ей мерещились кошмары - будто черный, грозный Андрей Павлович набрасывается на дочь со своим жутким топором. Она попыталась отговорить дочь от дальнейших встреч.
  -Мама, он не понравился тебе, потому что был в дачной одежде. Вот если бы ты видела его в конференц-зале на трибуне! И он такой умный! Ты не представляешь, сколько он всего знает! Он свободно говорит по-английски. И еще знает финский язык! Он закончил военный институт иностранных языков.
  "Кагэбэшник", - пронеслось в голове Валентины Владимировны.
  -И он все-все умеет! Он строит дачу своими собственными руками. Это будет самая красивая дача в поселке!
  В том, что Нина влюбилась в человека намного ее старше, Валентина Владимировна склонна была винить себя. Нина росла без отца, Андрей Павлович теперь был для нее и женихом и отцом.
  Пришла зима. Мать Андрея Павловича уже не сопровождала их в поездках на его строящуюся дачу. У станции они становились на лыжи и проезжали три километра через лес и поле, то проваливаясь в сугробы, то легко скользя по свежему насту. Зимнее солнце сияло над ними, холодное и ослепительное.
  Навстречу им с радостным лаем выбегала большая лохматая собака. Собака эта приблудилась еще летом, когда Андрей Павлович был в отпуске и жил на даче безвыездно. Тогда же возле его дачного участка поселилась полосатая кошка цвета вспаханной земли, отзывавшаяся на кличку Муся. В конце сентября все дачники разъехались, а животные остались.
  Андрей Павлович растапливал печь, - ни газа, ни света на даче еще не было. Нина ничего толком не умела и почти ему не помогала. Накормленная собака устраивалась рядом.
  Кошка тоже откуда-то появлялась. Глаза у нее слезились от мороза. Однажды она набросилась на теплую дымящуюся мочу в ночном горшке и принялась жадно ее лакать. В середине зимы она околела, не выдержав голода и холодов. А собака провожала их до самой станции. Они неслись на лыжах по заснеженным холмам, а собака все бежала и бежала следом. Когда они ждали на станции электричку, собака вертелась рядом, вставала на задние лапы, заглядывала в глаза и все старалась лизнуть Андрея Павловича в лицо.
  -Она просит вас забрать ее в Москву.
  -Ну куда же я ее возьму, в коммунальную квартиру?
  -Бедняжка! Я тоже не могу тебя забрать! - Рука Нины в пуховой рукавичке гладила покатый собачий лоб.
  Электричка уезжала, собака оставалась на платформе. Преданные собачьи глаза, полные отчаяния и боли.
  Андрей Павлович деловито счищал с лыж снег, утраивался в вагоне поудобнее.
  -А вдруг она не найдет дорогу назад?
  -Может, и не найдет. Я смотрю, у тебя уже глаза на мокром месте. Знаешь ли, жизнь, - жестокая штука.
  На даче они спали в одной кровати. Засыпая, она вцеплялась в его руку - чтобы Вы от меня не убежали. Это был совершенно детский жест, - так маленькие дети, самые нервные и ранимые из них, не могут заснуть без маминой ручки. Не было больше замираний, жара и озноба, в его привычных объятиях она чувствовала умиротворение и покой.
  Как-то он намекнул ей, что ничего между ними не происходит из-за его порядочности, - он слишком бережно относится к ее юности. Она ему поверила, но в подсознании уже поселилось сомнение. Очень неясно, очень смутно чувствовала она, что он почему-то боится или не может обладать женщиной. О том, что ей следовало расстаться с Андреем Павловичем, не могло быть и речи - он уже стал главным человеком в ее жизни. При младенческом своем понимании вопроса она решила любить его платонически.
  Между тем у ее подруги появился любовник.
  Разговоры их с подругой отличались сдержанностью и целомудрием, но тем не менее у Нины проснулся интерес к той стороне любви, о которой раньше она никогда не задумывалась. Желание близости с мужчиной поднималось в ней, властное и нестерпимое. Только однажды она попробовала поговорить с Андреем Павловичем. Очень осторожно, боясь показаться порочной, она все-таки сказала ему, что отношения подруги и ее жениха изменились.
  - Мне не нравится общество, в котором ты проводишь свободное время, -нахмурившись, сказал Андрей Павлович. Она хорошо знала эту его манеру, - он вывернется, ускользнет, как угорь, но неприятный для него разговор продолжить ей не удастся.
  
  10
  
  Она давно уже не бывала в Доме дружбы, но однажды Андрей Павлович сам ее пригласил, - намечался любопытный концерт. Она сидела в зале. Рядом сидел Ян Джибовский. Ему захотелось поухаживать за Ниной. Он все пытался ее обнять, он удерживал ее маленькую руку в своей. Улыбаясь, она отстранялась, но его прикосновения не были ей неприятны. Она смотрела на Андрея Павловича, сидящего в президиуме, - пальцы его сжимались и разжимались в нервном танце. Ей было забавно, что он так ее ревнует. Впрочем, почувствовав недоброе, она пробралась в перерыв к нему за кулисы, поцеловала его, жарко прошептала: "Я люблю только Вас!" - и тут же убежала, смеющаяся и ликующая.
  Андрей Павлович должен был остаться в Доме дружбы до позднего вечера. Нина ушла довольно рано. Внизу ее ждал Ян. Предложил посидеть в кафе. Нина согласилась - сначала ей казалось, что просто из любопытства. Они зашли в кафе-мороженое "Север". За одним столиком с ними расположились две стильные девицы. Одна попросила у Яна прикурить. Он низко наклонился к ней с зажженной спичкой. Обе девицы отчаянно старались соблазнить Яна, нисколько не стесняясь присутствием его спутницы. Нина уже знала, что Ян Джибовский нравится женщинам.
  -Здесь как на вокзале, - пожаловалась она, - слишком уж много народу. Агрессия девиц ее не смутила, скорей рассмешила, но в любом случае хотелось уйти в более уютное место.
  -У тебя комплекс советского человека. В Варшаве молодежь расслабляется в любой обстановке.
  -Не думаю, что это всем нравится. Они вышли из кафе, свернули с шумной улицы Горького на Тверской бульвар. Целовались в каком-то тихом дворике, из раскрытого окна доносилась щемящая мелодия полузабытой песни. На следующий день они встретились снова, поехали в общежитие МГИМО. Сосед Яна по комнате немедленно ушел.
  Ян погасил свет, очень бережно перенес ее на кровать. Его сильные руки, и запах- такой приятный, волнующий, - запах дорогих сигарет, дорогого одеколона. А затем - несколько сладких минут страсти и боли.
  -Почему ты сразу не сказала, что у тебя это в первый раз?
  -Для тебя это имеет значение?
  -Я боюсь за тебя. Ты же знаешь, я не могу жениться на русской девушке, это невозможно для будущего польского дипломата. Если ты в меня всерьез влюбишься, нам будет очень тяжело.
  Нина чуть не рассмеялась ему в лицо. Влюбится? С чего он решил, что она может в него влюбиться?
  После этой ночи она почувствовала себя иной - более мягкой, более женственной. В движениях ее появилась кошачья грация. Никакого сожаления не было, как не было и чувства вины перед Андреем Павловичем. Она вообще это никак с ним не связывала. Ему это не нужно, значит, его это не касается.
  Среди недели она встречалась с Яном, а выходные по-прежнему принадлежали Андрею Павловичу и его даче.
  На студенческие каникулы Ян увез Нину в Ленинград.
  -Мы пройдем пешком по Невскому, я покажу тебе все достопримечательности.
  -Что я, идиот, идти пешком через весь Невский?
  Они уехали на Финский залив. Ян оказался прав, - неразумно было гулять по городу, если можно уехать туда, где бьются о берег волны и кривые сосны подходят к самой воде.
  В Ленинграде они остановились у приятеля Яна. Родители его предоставили Нине отдельную комнату, а Яну пришлось делить двуспальную кровать со своим сокурсником. Приятель Яна был простужен и по ночам кашлял. Ян был зол и чертыхался.
  -Ну почему я должен спать не с тобой, а с этим туберкулезчиком? Нина улыбнулась - Ян говорил по-русски свободно, лишь иногда смешно коверкая отдельные слова. Принимали их по-царски, - в завтрак, обед и ужин стол был праздничным, и всякий раз их ждал коньяк новой марки. На столе неизменно появлялся "дефицит" - финская варено-копченая колбаса, прибалтийские шпроты. Приятель Яна был внимателен и предупредителен. Но Ян до тех пор хамил своему другу, пока тот не оставил парочку в покое.
  -Ты неблагодарное чудовище, Ян!
   -Наплевать! Пусть отвалит! Не нужно мне его экскурсионное сопровождение!
  -Но ведь нас так хорошо приняли!
   -Подумаешь! Я вышлю ему приглашение в Польшу, он там будет иметь то же самое.
  Но в поезде Ян уступил приятелю свое спальное место ( тот купил себе сидячее, подешевле).
  -Я могу спать стоя, сидя, у меня железная нервная система.
  И Нина подумала - не такое уж он чудовище, ее Ян. Просто никогда не лицемерит, не пытается казаться лучше, чем он есть.
  
  11
  
  Каждая ее встреча с Яном была как маленькое событие. Или маленькое приключение.
  Так, однажды они поехали в Егорьевск.
  Две электрички, автобус, забытое богом село, утопающие в снегу дома.
  Ян показал Нине старинную икону.
  -Вот, выменял у русского остолопа на коньяк за 4 рубля 12 копеек.
  -Так вот зачем мы сюда приехали? А я-то думала, что это наша с тобой романтическая вылазка на природу...
  -Мы сочетаем приятное с полезным, -ухмылялся Ян, пряча икону.
  Они вошли в большую теплую избу. В углу стоял черно-белый телевизор, единственный на всю деревню. По периметру горницы располагались железные кровати, и на каждой сидели и лежали свои и чужие дети, которые, впрочем, никому не мешали. Дети с вялым интересом смотрели включенный без звука телевизор, одновременно наблюдая за сидящей за столом компанией.
  Застолье демонстрировало знаменитое русское гостеприимство. Нине предложили огромную лапу зажаренного кролика. Испугавшись величины порции, - это же прямо как для Собакевича! - девушка отказалась.
  -Возьми тогда творожку.
  Перед ней поставили огромную тарелку с домашним творогом. К своему удивлению, она весь его съела, - ничего вкуснее она в своей жизни не пробовала.
  Мужчины за столом пили водку. Яну предложили спор - кто крепче в смысле спиртного, русский мужик или поляк. Ян, любивший порисоваться, спор принял. После водки он глотал дипломатические таблетки от опьянения. Скоро все накачались до полного бесчувствия. За столом оставались сидеть только Ян и старший сын хозяина. Волосатая рука здоровенного парня потянулась к огромной ручище Яна, они обменялись дружеским рукопожатием, признавая ничью и приветствуя мир и дружбу всех славянских народов.
  Потом, уже в общежитии, Ян деловито заворачивал икону в ношеные рубашки и укладывал на дно чемодана.
  -Зачем тебе эта икона? Ты же неверующий.
  Почему это я неверующий? Я католик. Как и все мои предки.
  -Ты католик? Но ты же член коммунистической партии?
  Нина узнала, что в Польше в партию не принимают, как в Союзе, а записывают, и вопросы веры к партийной принадлежности отношения не имеют.
  Насчет иконы Ян пояснил:
  -Это наследство. Для сына.
  -А если твоя будущая жена родит тебе дочь?
  -От своей жены или от чужой, но сын у меня будет.
  Нина рассмеялась
  -Ты лучше подумай, как ты повезешь ее через границу. Это же контрабанда.
  -Ерунда! У меня вся польская таможня схвачена, - беспечно ответил Ян.
  Как и все поляки в Москве, Ян приторговывал "шмотками". Для советского человека это был позор, спекуляция, а для поляка это был бизнес, и Ян гордился, что хорошо и быстро мог продать товар.
  
  Как-то она заговорила с Яном о Доме дружбы.
  -Зря ты тогда в Ярославль не поехал. Мы так шикарно повеселились!
  -Из-за вашего Ярославля Кольку Ларионова чуть из института не поперли.
  -Почему это? Я что-то не поняла.
  -На имя ректора пришло из Дома дружбы письмо, очень, кстати, осведомленное. Ректор вызвал Кольку и сказал, что с его дипломатической карьерой покончено.
  Нина почувствовала неприятный холодок, нахмурилась.
  -Вот ужас! И что Коля?
   -Да он дурак, Колька. Признал, что вел себя в Ярославле легкомысленно. Согласился на распределение в Институт философии. А на днях знаешь, что мне сказал? Что может все и к лучшему. Философия, говорит, - это мое призвание. А ведь мог бы объездить весь мир.
  -Да, дела. А кто-нибудь еще имел неприятности из-за этой поездки?
   -В ректорат Славки тоже пришла телега. Ректор вызвал его к себе, на его глазах разорвал письмо и сказал, что если Славка еще раз вляпается в дерьмо, с ним будет разбираться комитет комсомола.
  -Молодец. Вот это я понимаю, ректор!
   -Ну так это же Институт Культуры. Колька должен был понимать, где учится.
  -А у Габриэля были неприятности?
  -О нем я ничего не знаю. Может, он вообще провокатор.
  -Не смей говорить глупости! - Нина сделалась пунцовой и чуть не задохнулась от возмущения - Он самый порядочный человек из всех, кого я знаю.
  Мгновение спустя краска сбежала с ее лица. Болтая ложечкой в подтаявшем мороженом, она сказала:
  -Я, кажется, знаю, почему письмо получилось такое информированное. На следующий день после поездки Андрей Павлович все расспрашивал меня, о чем мы там говорили. Он был так обходителен. - Она виновато посмотрела на Яна и совсем уж испуганно добавила:
  -Я, наверное, наговорила лишнее. Я даже рассказала, как Габриэль в лицах изображал своего короля.
  Ян расхохотался, - Ну ты даешь! Но тут же перестал смеяться, заметив, как сильно она расстроена.
  -Не бери в голову. Фоменко не смог организовать поездку так, чтобы негры остались довольны. Ему нужно было на кого-то свалить свои промахи.
  В объятиях Яна чувство вины и беспомощности отступило. В следующую свою встречу с Андреем Павловичем на его даче она попыталась получить у него объяснение насчет писем в ректорат, утаив, что получила информацию от Яна.
  -Если Вы знали, что для Коли это так важно, неужели Вы не могли вызвать его одного и поговорить с ним наедине?
  -Наверное, мог бы. Я уже не помню всех обстоятельств. - и упрямо добавил:
  -Я только знаю, что был прав.
  Нина тоже плохо помнила события в Ярославле. Славка, кажется, указал Андрею Павловичу на дверь, а он такой гордый, самолюбивый.
  -Но разве нельзя было отреагировать иначе и не писать эти мерзкие письма?
  Андрей Павлович хотел было отшутиться, сказать, что ее дело - киндер, кухен, кирхе, а уж с проблемами на работе он разберется сам. Но, заметив напряженное ожидание на ее лице, с раздражением сказал:
  -Да не писал я никаких писем.
  -Но тогда кто? Негры?
  -Возможно. К ним прислушиваются в таких ситуациях. И есть еще начальство, директор Дома дружбы.
  Девушка почувствовала облегчение, словно у нее камень с души свалился. Но настроение у Андрея Павловича испортилось. Он понял, что не будет с ней такого взаимопонимания, как с мамой. Хорошо, что он доверился своей интуиции и не рассказывал ей о своей работе. Впрочем, для него это было естественным, по натуре он был очень скрытным человеком.
  Нина снова улыбалась весело и беспечно.
  -Если Вы точно не обидитесь, я Вам расскажу, чем все тогда закончилось. Теперь уже можно.
  И она прочитала ему некролог, написанный в Ярославле.
  -Ну что же, все очень остроумно. Особенно насчет лебединой песни.
  -Вы точно не сердитесь?
  -Нет.
  -Тогда докажите это. Спойте мне "Черемшину".
  Он запел, он часто ей пел, она любила его слушать. Она сидела у него на коленях, он просил ее - в который уже раз - называть его Андрей и на ты. Она смеялась, - да, конечно. Но вот привычка, никак не получается!
  
  12
  
  В жизни Нины чередовались яркие встречи с Яном и тихие дни на даче с Андреем Павловичем. Эта двойная жизнь была наполнена эмоциями до краев. Но в конце концов Нина ужасно устала от бурной напряженной жизни, в которую ее втягивал Ян. Устала от ежедневных встреч, от его остроумных друзей, от школы верховой езды, от шумных кафе, от его ошибок в русском языке в его курсовой работе по международному морскому праву, которую он доверил ей проверять. Она была рада, когда Ян взял академический отпуск и уехал, наконец, в Варшаву. Их встречи продолжались всего четыре месяца. Нина даже толком не успела разобраться в своих сексуальных впечатлениях.
  Весной Татьяна Ивановна, мать Андрея Павловича, тоже стала ночевать на даче. Нина незаметно привыкла к ее постоянному присутствию.
  Деятельная и энергичная Татьяна Ивановна и минуты не могла сидеть без дела. На рассвете она уже поливала клубнику, нарочно стараясь шуметь, громыхала ведрами. Сын ее давно бы уже встал, если б не эта ленивая девчонка. И ведь так и будет праздно сидеть возле него без дела, отвлекая его от работы легкомысленными разговорами. Впрочем, иногда Нина все же неохотно помогала Татьяне Ивановне, -Давай пироги испечем,- предлагала Татьяна Ивановна.
  -Пироги в дачных условиях?
  -Моя мама еще не такое может! - с гордостью отзывался Андрей Павлович. Нина принималась разжигать походную печь. Татьяна Ивановна ее хвалила, вспоминала первую жену Андрея Павловича.
  -Эту хоть научить можно. Ту и научить было нельзя!
  Пироги получились. Татьяна Ивановна доставала из шкафчика домашнее вино.
  -Я раньше все варенье для него варила. Но варенье он не любит. И вот - научилась делать вино.
  -Вино превосходное! - в один голос восклицали Нина и Андрей Павлович. За столом делалось тепло и уютно, и тогда Нине казалось, что это и есть ее семья, что все здесь ее любят, и она всех любит.
  Иногда Татьяна Ивановна начинала рассказывать Нине о своих стычках с первой женой Андрея Павловича, так, словно Нина была ее подружка.
  -Ты представь, у нас денег до получки - семь рублей. И эта покупает на последние семь рублей подарок дочери своей подруги. Куклу с закрывающими глазами! У куклы глаза хлопают, и эта тоже хлопает своими бесстыжими глазищами, а на ресницах краски - два пуда! - Татьяна Ивановна вскидывала ладони, изображая хлопающие ресницы, и все больше распалялась.
  А я ей говорю: - Ты - торричеллиева пустота! Да, ты - пустота! А она улыбается, как змея, и говорит, ехидно так: - Так вы еще и физику помните! Тьфу!
  Схватив чайник, Татьяна Ивановна убегала на кухню с проворством молодой девушки. Нина провожала ее взглядом с некоторым даже восхищением - надо же, сколько жара в 72 года!
  Но чаще подобные разговоры вызывали у Нины чувство брезгливости. Она деликатно отмалчивалась, делясь впечатлениями только с самим Андреем Павловичем.
  -Ваша мама была абсолютно неправа. Вы должны были заступаться за свою жену.
  -Ну, - разводил руками Андрей Павлович.
  Он избегал обсуждения своей семейной жизни, так же как разговоров о своей работе. Его замкнутость вполне компенсировалась болтливой открытостью Нины. Они вечно о чем-нибудь беседовали, чаще он слушал ее, иногда с удовольствием описывал свои приключения в летних походах - Теберда, Домбай, река Чусовая, байдарки, переправы и перевалы. Они могли болтать часами, скучно не было никогда. Нина не замечала, что беседам этим не хватает искренности и глубины. Не замечала она и того, что страсть совершенно исчезла из их отношений.
  
  13
  
  Решающий разговор все же состоялся. Нина вертелась перед зеркалом.
  -Это мое новое платье! Вам нравится?
  -Восхитительно! - Он заметил, что движения ее стали более женственными, более плавными. Он угадал произошедшую в ней перемену. Возможно, он ждал бессознательно этой перемены.
  -Скажи мне, ты еще девушка?
  -Нет.
  -Это произошло до встречи со мной?
  -Это произошло совсем недавно.
   -Лучше бы ты мне солгала, - он вздохнул.- Впрочем, наверное, это хорошо, что ты уже не девушка.
  Он рассказал ей свою историю. Она была нелепа, смешна и трагична одновременно.
  Андрей Павлович не смог справиться с девственностью своей двадцатилетней жены. У нее оказалась какая-то очень плотная девственная плева, в результате в первую брачную ночь супруг получил травму полового органа. Настолько серьезную, что пришлось обратиться к врачу. Шок от пережитого был так силен, что и потом ничего не получалось, хотя девственную плеву жене удалили хирургическим путем. Через год они развелись, так и не сумев начать половую жизнь. А годом позже его жена вышла замуж и родила ребенка.
  -И Вы больше не обращались к врачу?
  -Нет, конечно же, обращался. Врач сказал, что у меня это нервное.
  -Все у тебя, мужик, нормально, - вот так грубовато и сказал.
  Впервые он говорил с ней доверительно, как со взрослой, ища ее понимания и сочувствия. Нина слушала внимательно, но его рассказ вызвал у нее скорее досаду, чем сострадание. Он грустно закончил:
  -У нас с тобой получилось, как в "Фиесте."
  Нина прочитала "Фиесту" Хемингуэя четыре года спустя. Тот, другой, из "Фиесты", оказался благороднее - он не стал скрывать от любимой женщины свое увечье.
  Они попытались заниматься любовью.
  Вначале ничего не получалось, но в конце концов ему все-таки удалось ввести половой член. Психологический барьер был преодолен...
  -Больше я не импотент! - он блаженно улыбался, раскинув руки на кровати.
  -Вы не удовлетворились, - осторожно заметила Нина.
  -Ну, ты хочешь, чтобы все сразу получилось.
  Он рассказал о своей победе матери, - ведь она так за него переживала. Девушка сразу почувствовала изменение в отношении Татьяны Ивановны к ней, Нине. - Он теперь не импотент, значит, может выбрать себе любую женщину, - постарше, хозяйственнее, а главное, такую, которая никогда не изменит. Нина чувствовала, что вопрос этот обсуждался между Андреем Павловичем и его матерью. Появился неприятный осадок, - ее использовали, а теперь хотят выбросить, как выжатый лимон. Такой ход мыслей она приписывала только его матери, в его любовь она по-прежнему верила.
  Они оживленно обсуждали подробности будущей семейной жизни.
  -Можно, я оставлю свою фамилию?
  -Это пожалуйста. Но и у меня есть одно условие. Я хочу, чтобы ты прекратила все встречи с Мишей.
  -С Мишей? Да я его и так почти не вижу. Сказали бы раньше, что Вам это неприятно.
  -Раньше я не имел права.
  Андрей Павлович изложил ей свое кредо: мужчина в жизни должен сделать три вещи - посадить дерево, построить дом и родить ребенка.
  -Дерево я посадил, дом построил, теперь мне нужен ребенок.
  Нина уже слышала эту расхожую фразу, претендующую на понимание смысла жизни. Она не думала о ребенке, не была к этому готова. Рассеянно улыбнулась, вспомнив, как внимательно относился он к соседскому мальчику Даньке, даже ходил на родительские собрания в школу, потому что мать мальчика совсем забросила.
  -Из Вас получится неплохой отец. Но сначала Вам нужно долечиться, иначе у нас может родиться урод.
  -Типун тебе на язык, врач сказал, что у него все нормально! - взорвалась откуда-то появившаяся Татьяна Ивановна. - Скажи лучше, не нагулялась!
  -Мама, прекрати! - заступился Андрей Павлович.- Но твои опасения совершенно напрасны. Я говорил с врачом. В оплодотворении участвуют самые сильные, самые здоровые сперматозоиды. Если они все дефектные, беременности просто не наступает. Так что опасаться за здоровье ребенка нет никаких оснований.
  -Вы не представляете, как мою маму обожают маленькие дети! Из нее получится великолепная бабушка, - начала фантазировать Нина.
  -Из моей тоже.
  Нина внутренне содрогнулась. Андрей Павлович и его мать были очень похожи. Но то, что составляло сущность его мужского обаяния - властность, некоторая грубоватость, и этот его нос с горбинкой, -делали его мать совершенно непривлекательной женщиной. Что, если у них родится дочка? Нине совсем не хотелось, чтобы она была похожа на Татьяну Ивановну.
  -Эти разговоры о ребенке, конечно, преждевременны, - решительно заявила она. В комнате повисла напряженная тишина.
  Скандал разразился, когда она привезла на дачу кружку Эсмарха, медицинское приспособление, с помощью которого ее подруга успешно предохранялась от беременности.
  -Это еще зачем? - строго спросил Андрей Павлович, а мать его, очень похожая в этот момент на Кабаниху, стояла за его спиной.
  Нина навсегда запомнила ее отвратительный образ, а именно такой показалась ей в тот день его мать, - юбка поверх теплых дачных шаровар, резиновые сапоги, и маленькие глазки, подозрительные и злые.
  -Я уже объясняла, сначала тебе нужно долечиться. И потом, мы же еще не поженились.
  -Я не женюсь, пока не будет ребенка. Если бы ты мне не изменила, все могло быть иначе. Я знаю, ты и в браке будешь мне изменять. Если будет ребенок, я, возможно, смогу с этим смириться. Мне срочно нужен ребенок, живой ребенок!
  Ошеломленная Нина растерянно возражала.
  -Как это - ребенок до брака? Это же позор, надо мной в институте все будут смеяться.
  -Мы с мамой купим тебе обручальное кольцо, и никто не будет знать, что ты не замужем.
  Нину очень покоробило это объединяющее "мы."
  -А как же моя мама? Она сердечница. С ней будет плохо, когда она узнает.
  -Я ей все объясню.
  -Что объясните? - взорвалась Нина. -Что вы недостаточно меня любите? Что вам наплевать на мои переживания? И потом, что значит эта фраза - "живой ребенок"? А если родится мертвый, из-за Вашей же импотенции, я что, одна буду это расхлебывать?
  При слове "импотенция" Андрей Павлович передернулся, как от пощечины.
  -Я не женюсь, пока не будет ребенка, -с неожиданным ожесточением сказал он.
  Гнев Нины сменился бессильным отчаянием. По щекам бежали крупные слезы.
  -Когда-то Вы говорили, что на все для меня готовы.
  -Обстоятельства изменились.
  -Но в первый раз Вы женились безо всякого ребенка.
  -Я женился, и вот что они со мной сделали!
  "Они со мной, а не я с ними." - Нина удивилась, с какой злостью он произнес эту фразу. Похоже, он даже не задумывался, как тяжело было его жене в такой ситуации.
  -Вы безнадежный эгоист.
  Но разве она не знала, что он властный, эгоистичный, упрямый и даже немного жестокий человек? Она полюбила его именно таким, видеть рядом с собой мягкого и покорного мужчину ей совсем не хотелось. Он подчинил ее своей воле, постепенно его планы, интересы, желания стали неотъемлемой частью ее жизни. С ним было уютно, спокойно и, как ей всегда казалось, надежно. Так на что же теперь она жалуется?
  А слезы все бежали, казалось, им не будет конца. Андрей Павлович не пытался ее успокаивать, хотя был очень расстроен. Когда она, наконец, перестала плакать, у него вырвался глубокий вздох облегчения. Ссора погасла. В конце концов она согласилась на все его условия, даже на рождение ребенка вне брака.
  Они пришли к Валентине Владимировне. Андрей Павлович был напряжен и готов к любым неожиданностям. Нина, напротив, выглядела абсолютно беззаботной. Она была уверена, что любящая сверх всякой меры мама ни в чем ей не откажет.
  -Вы знаете, я давно люблю Вашу дочь. Мы будем жить у меня. У нас с мамой небольшая комната, но в теплом, добротном доме. Нине там будет хорошо.
  Валентина Владимировна, обычно такая приветливая, словоохотливая, молча разливала чай. К удивлению Нины, о свадьбе она не заговорила. Она не хотела этой свадьбы. Вздохнув, сказала:
  -Только потом не жалуйтесь. Она избалованная, меня совсем не слушается.
  -Ничего, меня будет слушаться, - сказал Андрей Павлович.
  Нина нахмурилась. С досадой подумала: "Зачем он хвастается своей властью надо мной при моей матери?"
  Ушли они не в самом лучшем настроении. Нине передалась подавленность владевшая весь вечер ее матерью. До этого дня она никогда всерьез не задумывалась о материнских чувствах. Андрей Павлович был рад, что все прошло без осложнений,
  но одновременно чувствовал себя оскорбленным.
  
  14
  
  Три недели они прожили вдвоем. Стоял теплый сентябрь. Татьяна Ивановна еще жила на даче. Нина была очарована своим новым положением - она хозяйка, она понравилась его соседям, они вместе планируют покупки. Только в постели по-прежнему не все было гладко. Половые акты были мучительно долгими, она была напряжена, каждый раз ее беспокоило - сможет ли он достичь оргазма. Интуитивно оба они стали избегать близости, боясь новых разочарований. И им как-то вечно не хватало времени. За эти дни они были близки раза три, не больше. Она по-прежнему в тайне предохранялась, что-то неуловимо настораживало ее в отношении его здоровья.
  Физическое охлаждение в их отношениях, которого не было в начале, появилось совсем незаметно и постепенно нарастало. Но так же незаметно росла невротическая привязанность Нины.
  Оставшись на даче одна, Татьяна Ивановна часто приходила в сварливое настроение.
  -Жена! Громко сказано! В восемнадцать лет отдалась первому встречному! Говорит, он ей даже не очень нравился.
   Этого последнего обстоятельства Татьяна Ивановна понять никак не могла. - И такой проститутке достанется ее чистый, порядочный сын! Да не бывать этому!
  В конце сентября Татьяна Ивановна вернулась в Москву и первым делом выгнала Нину из квартиры. Андрей Павлович и Нина оказались бездомными. Одну ночь они ночевали у Нины. Валентина Владимировна постелила им в проходной комнате. Здесь же была кровать Валентины Владимировны, из угла сычом выглядывала девяностолетняя бабушка Нины, а в двух других комнатах деликатно прятались по углам две ее тетки. Когда рослый и статный Андрей Павлович лег на диван, в комнате сделалось так тесно, что, казалось, все вот-вот задохнутся. Такой семейной жизни не желала даже Нина.
  Бесперспективность их отношений буквально витала в воздухе, вызывая грустную обреченность у Андрея Павловича, тревогу и нервозность у Нины.
  -Если бы я была ваша законная жена, ваша мать не посмела бы так поступить.
  -Ты опять за старое, - недовольно сказал Андрей Павлович.
  У него с матерью состоялся обстоятельный разговор. Они одновременно поняли, что рождение ребенка до брака - действительно неподходящая идея. Наверняка родственники Нины устроят скандал, могут даже пожаловаться его директору. А он - секретарь партийной организации Дома дружбы, на работе ему обещали дать квартиру.
  -И еще неизвестно, от кого она забеременеет. Ты уверен, что это будет твой ребенок?
  Этот последний аргумент и стал решающим.
  Нина позвонила ему на работу в пятницу. Она услышала родной, до боли знакомый голос и слова: "Его сегодня не будет". Она опустила трубку и всем своим существом почувствовала приход беды.
  После бессонной ночи она приехала к нему на дачу. Он сказал, что принял решение расстаться.
  -Но мы же любим друг друга!- слова ее прозвучали как горестный вопль.
  -У нашей любви нет будущего.
  -Пусть мы будем счастливы не слишком долго, пусть всего пять лет, но это будет настоящее счастье!
  И в ее словах звучит все та же горькая безнадежность, - невольно заметил Андрей Павлович. Почему-то ее слова отозвались мучительной болью в подреберье, так что он невольно поморщился.
  -Меня не устраивают пять лет. Мне нужна вся жизнь.
  А всей жизни у него оставалось шесть месяцев.
  Нина не смогла воспользоваться единственным моментом, когда у него возникли сомнения.
  -Поговори с моей мамой.
  Она только изумленно на него посмотрела. Этого не мог сказать мужчина ее мечты. И разве он не понимает, что подсознательно мать его не хочет никакой жены? Слишком эгоистичной была ее любовь к сыну, чтобы отдать его другой женщине, - после того как вырастила его без мужа, после их совместных поездок на юг и той особенной деловитой дружбы, которою их связало строительство дачного дома.
  Когда он провожал Нину на станцию, она не пыталась его соблазнить или очаровать, как делают опытные взрослые женщины. Она надеялась только на его сочувствие, которому в его ожесточенной душе не было места. Они шли рядом, и с каждой минутой она ощущала, что они все больше отдаляются друг от друга. Слова ее словно падали в пустоту, они не находили отклика в его душе. Подходя к станции, она разрыдалась.
  -Не оставляйте меня, я этого не выдержу!
  Он упорно молчал.
  -Не оставляйте меня сейчас! Если это случится позже, я, может быть, найду в себе силы пережить разлуку. Приедет Ян, он мне поможет, я уже не буду совершенно одна.
  -Так это все-таки был Ян.
  Знать это было больнее, чем думать, что это какой-то случайный, неинтересный Нине человек, плод ее истерики, неожиданная уступка чужому натиску и собственному минутному помешательству.
  Нина взглянула на его лицо, - оно было жестким и непроницаемым. Он посадил ее в подошедшую электричку, круто повернулся и пошел прочь.
  Ночью она не спала. На вторую ночь сон тоже не приходил. Что-то случилось с ней, с ее психикой. Утром у нее была рвота. Валентина Владимировна вызвала на дом невропатолога. Нине поставили грозный диагноз - нарушение мозгового кровообращения, назначили постельный режим. Она всегда так любила себя, так жалела, серьезно огорчалась даже из-за простого насморка. Но на этот раз осталась совершенно равнодушной к своей болезни. Впервые в жизни она чувствовала абсолютно реальное отвращение к жизни. Ее мир раскололся на две части - одна часть была с ним, и в этом мире возможны были радость, веселье, смех и наслаждение. Во второй части мира его не было, там царствовала пустота, там жил бездонный ужас одиночества.
  Валентина Владимировна ушла на работу. Нина положила в сумочку выписанные ей снотворные таблетки и поехала в Дом дружбы. Еще раз попыталась поговорить с Андреем Павловичем.
  -Не нужно нам больше ни о чем разговаривать.
  Он мягко взял ее за локоть и вывел из кабинета.
  У дверей она достала таблетки, выпила несколько штук. Нет, она приехала сюда не умирать. Она все еще верила, что он, увидев ее без сознания, спасет ее и постарается сделать счастливой. И не будет больше сомневаться в силе ее любви, в способности обходиться без измен. Она подождала несколько секунд, но ничего не происходило. Тогда она, торопясь, проглотила всю пачку.
  Очнулась она уже в больнице. Жадно искала глазами Андрея Павловича и никак не могла понять, почему его нет рядом. Но за ее каталкой шла только ее испуганная, убитая горем мама. На следующий день он тоже не приехал, и она вдруг поняла, что ее любовь умерла, - сразу, в один день, потому что тот придуманный ей мужчина, в которого она была влюблена, никак не мог поступить с ней подобным образом.
  
  В тот роковой день, обнаружив Нину на полу без сознания, Андрей Павлович почувствовал панический страх. Его трясло, руки дрожали, он никак не мог набрать номер скорой помощи.
  В машине Нину рвало, просто выворачивало наизнанку. Доставив Нину в больницу, он, полуживой от пережитого потрясения, бессильно опустился на скамью приемного отделения. Приехавший с ним сотрудник Дома дружбы вызвал такси и предложили отвезти его домой. Он не возражал.
  Мать его, узнав о случившемся, всплеснула руками.
  -Ведь какая дрянь! Что надумала! Травиться у тебя на работе!
  -Мама, ей сейчас очень плохо...
  -Так ей и надо! - взорвалась Татьяна Ивановна. - Проститутка! Сумасшедшая! Да разве можно такой ненормальной рожать ребенка? Ее нужно немедленно упрятать в желтый дом!
  Андрей Павлович звонил в больницу, он и его мать уже знали, что жизнь Нины вне опасности. Сейчас его куда больше пугала перспектива разбора его личного дела на работе. Неужели придется рассказать о своей импотенции, о причине развода с первой женой? Если бы Нина специально захотела убить остатки его чувства, едва ли ей удалось найти лучший способ.
  
  15
  
  В Дом дружбы приехала Валентина Владимировна. Андрей Павлович сказал ей, что Нина ему изменила, поэтому он решил с ней расстаться.
  -Почему Вы не остались с ней в больнице?
  -Я сам был почти в таком же состоянии.
  В кабинет вошла директор Дома дружбы. Андрей Павлович внутренне весь сжался, съежился, но грозная директриса имела твердое намерение защищать честь учреждения и его сотрудников.
  -Как же Вы так воспитали свою дочь? Вот я трех дочерей вырастила, и все три законно вышли замуж, у всех уже дети подрастают.
  Валентина Владимировна сидела поникшая, подавленная, тихая, в ее больших глазах застыла невыразимая мука. Ее рыжевато-серебряные волосы были пышны и прозрачны, как есенинский "стеклянный дым". В неверном свете вечернего солнца, проникающего через большие окна, они показались Андрею Павловичу похожими на нимб, а все лицо ее напомнило ему лик скорбящей богоматери. Ему сделалось страшно, он в первый раз по-настоящему почувствовал угрызения совести. Он пообещал Валентине Владимировне приехать в больницу.
  Но тут приехала тетка Нины, очень красивая женщина с огненным темпераментом. После первых же минут его оправданий она взорвалась:
  -Да что она вообще в Вас нашла? Я бы даже в вашу сторону не посмотрела!
  Раскаяние ушло, он снова почувствовал ожесточение. В больницу он так и не приехал, боясь расспросов и новых осложнений на работе.
  Его персональное дело разбирали на партийном собрании Дома дружбы.
  Татьяна Ивановна накануне партсобрания находилась в состоянии крайнего возбуждения.
  -Не забудь сказать, что она первая тебе в любви призналась. Сама навязалась!
  -Оставь, мама.
  Впрочем, он все рассказал, как его учила мать, добавив, что измену Нины он простил, но привести ее в дом без согласия матери не мог, не имел права. Ему удалось вызвать сочувствие сослуживцев. Его считали серьезным, положительным человеком, удивлялись, что мужику так не везет в жизни.
  Выговор ему объявили (нечего вообще заводить романы на работе), но тем все и ограничилось.
  Домой он вернулся внешне успокоенный, но с тяжелым чувством, что совершил что-то грязное, непоправимое. Пришла усталость и запоздалое понимание того, что Нина была его последним шансом иметь семью, что детей у него, вероятно, никогда не будет.
  Он все чаще задерживался на работе. Дома было совсем тошно, былое взаимопонимание с матерью ушло безвозвратно. Он еще больше замыкался, подолгу молчал. На даче было лучше, там всегда находилось дело. Но именно на даче, поднимая тяжелую раму, он впервые почувствовал резкую, нестерпимую боль. Болезнь его поначалу приняли за язву желудка.
  -Это все из-за нее, все на нервной почве! Но Андрюшенька, я уж и не знаю, какую диету еще придумать, и так уже все диетическое.
  Диета не приносила облегчения. Пришлось ложиться в больницу.
  В больнице его разрезали и снова зашили - что-либо вырезать было бессмысленно, у него оказался запущенный рак. Обнаружились метастазы в легких. Он худел, чернел, но еще теплилась зароненная врачами надежда, что болят швы, что состояние постепенно улучшится. Впрочем, ему уже кололи наркотики.
  Врач приехал снова, когда он стал задыхаться. Его вновь успокоили, - ничего особенного, обычное воспаление легких. (В шестидесятые годы было не принято сообщать больным о диагнозе рак).
  Приходили сослуживцы. Он бросил рассеянный взгляд на принесенные фрукты, спокойным ровным голосом сказал:
  -Вот, язву вырезали, а умираю от воспаления легких.
  Мать сидела у его постели, рассказывала, что на березах появились первые листочки, вскоре они поедут на дачу, и там он окончательно поправится.
  Он жаловался на духоту. Было прохладно, но он просил раскрыть все окна. Дыхание его становилось все чаще и тяжелее, воздух с шумом вырывался из груди. Несмотря на постоянную тупую и мучительную боль, мысли оставались отчетливыми и ясными. Ему было грустно, - дача его стояла без хозяина. Окрестности ему были почти не знакомы, прогулки он все время откладывал из-за бесконечного строительства. Но близость смерти делала безразличным все, что он недоделал и недополучил в этом мире. Мать говорила слова утешения, которые уже тоже ничего не значили.
   Он провалился в сон. Во сне он в последний раз видел лес, - осенний, роскошный, багряный. И светлое пятно, - это Нина в шелковом сарафане, веселая, смеющаяся, вся в солнечных бликах. Она убегала вперед. Он пытался ее догнать и не мог.
   Внезапно небо потемнело. В лесу все пришло в движение. Деревья расступались, красные мухоморы росли на глазах и делались угрожающе огромными. Они подмигивали ему, зловеще улыбаясь, они все были живые. Алые плоды ландыша походили на маленькие капли крови. Он поглощал их, хорошо зная об их ядовитости, и каждая проглоченная ягода отзывалась мучительной болью. Оранжевые цветы лисичек вспыхивали в его мозгу. Они образовывали "ведьмины круги". Круги эти сомкнулись вокруг него, превратились в сплошное огненное плотное кольцо, сдавили легкие, грудь.
   В сознание он больше не приходил, но тело еще час силилось справиться с удушьем, борясь за каждый глоток воздуха.
  Он умер в мае, перед самым днем Победы.
  
  16
  
  А что в это время происходило с Ниной? Очнувшись в больнице после отравления, она попыталась осмыслить все произошедшее. Все ее мысли по-прежнему об Андрее Павловиче, но отношение к нему уже иное. Любовь ее умерла - в тот день, когда она поняла, что он не придет в больницу. В ее душе зрела ненависть. И как только могла она полюбить этого недостойного человека? Она припоминала его упреки, его обвинения. Что бы она сейчас ему ответила?
   Она проигрывала в голове споры, которые часто случались между ними перед самым разрывом, с холодным достоинством разбивая все его невежественные аргументы.
   Ничтожество! Неосознанно он давно уже чувствовал себя импотентом. Поэтому и говорил - ты всегда будешь мне изменять! А ведь должен был сказать совсем другое - теперь у тебя не будет причин для измены. Он хотел бы вообще обходиться без секса. Но нельзя, не будет ребенка. Значит, это должно было происходить, но редко, ровно столько, чтобы можно было упрекать ее в неверности и аморальности! А это его желание срочно иметь ребенка? Разве не говорило оно о его ущербности, об унизительном страхе упустить свой последний шанс? Как же могла она так долго этого не понимать?
  Злоба, смешанная с презрением, закипала в ней, поднималась мощной обжигающей волной, она буквально сжигала ее изнутри. Ее гневные разоблачения, бесконечно повторяясь, постепенно приобрели статус навязчивых мыслей.
   Она невпопад отвечала на обращенные к ней вопросы. Забываясь, она разговаривала вслух с самой собой, сердясь, краснея и нелепо жестикулируя.
   Из терапии ее перевели в психиатрическую больницу.
   И вот она бредет по больничному коридору, в ее истерзанном воспаленном мозгу идет нескончаемый, бесполезный спор с ее невидимым собеседником.
  Врач называет ее состояние "реактивный психоз". Возле его стола сидит женщина лет пятидесяти. Это мама Нины Валентина Владимировна. Измученное бледное лицо в ореоле пышных рыже-серебряных волос. Печальные темные глаза кажутся огромными.
  -Доктор, она поправится?
  Голос ее неожиданно молодой, он звенит, как колокольчик, оставляя в душе врача неуютное ощущение тревоги. Но на вопрос этот ответа пока не существует.
  После выписки из больницы Нина кое-как может себя контролировать. Но учебу пришлось прервать, в голове все еще туман и обрывки несвязных, мучительных мыслей.
  В один из дней она ищет в шкафу пропавшую книгу. Из-за ее несобранности в комнате вечно что-то теряется. В руки ей попадается газета "Вечерняя Москва". В углу небольшая заметка, она обведена красным карандашом. Нина читает:
  Дом дружбы народов и Союз обществ дружбы с зарубежными странами сообщают... после тяжелой продолжительной болезни ушел из жизни... Андрей Павлович Фоменко. Так из газетной заметки узнает она о его смерти.
  Валентина Владимировна замирает, со страхом всматривается в осунувшееся лицо дочери. Как на нее подействует это известие?
  По лицу Нины бегут слезы. Теперь она понимает, что импотенция его связана была не только с травмой, но и с зарождающейся раковой опухолью. Любовь - психо-физическое чувство. Влечение его из-за болезни стало угасать, и он легко смог ее покинуть. Это новое понимание вызывает уже не гнев - только легкую досаду и грусть. Она пытается представить себе его мучения. Картина ускользает, настоящего сострадания она не чувствует. Но и ненависть ее, наконец, уходит. С этого дня состояние ее быстро улучшается.
  Валентина Владимировна рассказала Нине о звонке Татьяны Ивановны. Она хотела, чтобы Валентина Владимировна к ней приехала, - ее сын с таким уважением к ней относился. А сама она приехать не могла - чувствовала себя совсем плохо. Жила она уже не в центре Москвы, а возле метро Тушино. По иронии судьбы Андрею Павловичу за два месяца до смерти дали от работы новую квартиру. Валентина Владимировна собралась ехать, но вернулась, сказала, что не нашла нужный дом среди новостроек.
  -Бестолковка, - сказала Нина, но, взглянув на мать, поняла, что та вернулась с полдороги, почувствовав, что такой встречи она не выдержит, не выдержит ее больное сердце.
  Нина выздоровела, смогла вернуться в институт. Оставались еще некоторые последствия, - непереносимость духоты, бессонница. Из-за постоянных объятий без удовлетворения у нее проявился короткий период нимфомании. В результате были две или три связи, о которых стыдно было вспоминать.
  Наконец из Варшавы вернулся Ян Джибовский. Жизнь Нины постепенно возвращалась в нормальное русло.
  
   ЭПИЛОГ
  
  Прошло четыре года.
  Нина шла по проспекту Калинина, - по-прежнему тоненькая и грациозная, в туфельках на высоких каблучках, в элегантном светлом пальто. Она увидела Колю Ларионова и едва его узнала - он повзрослел, вытянулся, стал носить очки.
  -Ой, привет! Рад тебя видеть! Как живешь?
  -Неплохо. Вышла замуж. Муж инженер. А как ты?
  -Я пока не женат. Работаю в институте философии. Заканчиваю кандидатскую.
  -В институте философии? Как здорово! И чем конкретно ты там занимаешься?
  -Изучением оккультных наук. Под видом их критики, разумеется.
  -Шикарно! А у меня чертежи. Это, конечно, не так интересно, но мне нравится.
  -А как там Ян? Ты ведь с ним встречалась?
  -Да, у него все отлично, - сказала Нина и подумала про себя, - хорошо, что он не знает о ее связи с Андреем Павловичем.
  Она рассказала, что Ян работает в польской миссии в Южной Корее, прямо на тридцать восьмой параллели.
  -Я получила от него несколько писем. В последнем он просил прислать пистолеты для своего сына Марека. У нас ведь делают неплохие игрушки. Это письмо шло ровно два месяца и пришло распечатанное. Наше КГБ сбилось с ног, разыскивая бандита, получающего оружие из Советского Союза.
  Коля рассмеялся. Нина спросила, не слышал ли он что-нибудь о Габриэле.
  И узнала, что между Габриэлем и Андреем Павловичем еще в период его встреч с ней разгорелась война - не на жизнь, а на смерть. Андрей Павлович добивался высылки Габриэля из Союза в 24 часа. С этим, однако, ничего не получилось. Тогда ректору Университета, где учился Фениш, было рекомендовано завалить его во время экзаменов. Преподавательский бойкот первым нарушил профессор по хирургии - пусть они ставят ему неуды по марксизму-ленинизму, а он будет делать то, что подсказывает его профессиональная совесть.
  Было решено, что проще будет расправиться с ним непосредственно в Марокко. Это было несложно, между спецслужбами двух стран существовали надежные контакты. Друзья Габриэля, имеющие связи в КГБ, посоветовали ему отложить летнюю поездку на родину. А его родного брата схватили прямо в аэропорту Касабланки и бросили в тюрьму. Отпустили, когда выяснилось, что это не тот Фениш. После таких событий Габриэль стал вести себя тише мыши и весь следующий год занимался исключительно медициной. Он хотел остаться в Союзе в ординатуре, но этого ему не позволили.
  -Ты, наверное, слышал, - Андрей Павлович умер.
  -Да, я знаю. На 44-ом году жизни.
  -А помнишь, мы написали некролог? Это было примерно за год до его смерти. Странно, правда?
  -Да, странно. Такие совпадения в философии называют "синхронности". По терминологии Карла Юнга.
  -Вот как? В философии изучают подобные вещи?
  -Да. Но не в марксисткой философии, разумеется.
  Разговаривая, они прошли мимо Дома дружбы. Роскошный особняк с витыми колоннами, подсвеченный огнями, словно большой корабль, плыл по вечерней Москве. Нина неприязненно посмотрела на знакомую табличку с золотыми буквами, - Проклятый притон раскинул сети лжи и обмана,- пронеслось у нее в голове, - Кого еще привлекут эти призрачные, манящие, смягченные огни?
  -От этого здания лучше держаться подальше, - сказал Коля, словно читая ее мысли.
  Они поговорили еще немного и попрощались.
  
  
  љ Copyright: Ольга Трещевская, 2015
  Свидетельство о публикации Љ215120700175
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"