Трещевская Ольга : другие произведения.

Выжить на дне. Часть 1. Череда смертей

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Часть 1. Череда смертей.
   Глава 1. Москва, 1993г
  
   - Ты что, продаешь газеты в электричке? - соседка-учительница, смотрела на Нину с любопытством, в котором угадывалось презрение, даже отвращение.
   - Продаю. На жизнь хватает.
   - Но ты же инженер. Вроде даже конструктор... какой-то.
   Нина напряглась.
   - А Вы вообще в курсе, что в стране происходит? У нас в институте зарплату на три месяца задерживают. А здесь все-таки деньги. Каждый день.
   - Я, конечно, понимаю. Время сложное, людям по-разному выживать приходится. Но кто рядом с тобой? Алкоголики, наркоманы. Ты опустилась на самое дно! - последнюю фразу соседка произнесла торжествующим тоном. Словно прокурор, оглашающий обвинительный приговор.
   - Да что Вы говорите? А у Вас в школе - трудные подростки. Вам приходится общаться с их матерями-алкоголичками. Разве это не дно? То же самое дно.
   - Да я детям преподаю! Детям! По твоему, школа, это дно?
   - Сейчас везде дно. Разруха, - хмуро сказала Нина. Но соседка ее уже не слушала. Захлебываясь от гнева, спешила высказаться.
   - Я видела, как ты в магазине мелочью расплачивалась. Словно на паперти стояла. Я бы со стыда сгорела.
   - У Вас все впереди. Скоро и Вам зарплату платить перестанут.
   Развернулась и ушла. Сразу надо было уйти. Зачем она вообще разговаривала с этой ведьмой? Дома пила, обжигаясь, горячий чай и никак не могла успокоиться. События последних недель 1993 года, мрачные и горькие, вставали в памяти..
   Институт был на пороге закрытия. У мужа на работе - то же самое. Фактически уже никто не работал. Женщины носились по магазинам, подкарауливая, когда выбросят исчезнувшие продукты. Самые энергичные брали отпуск за свой счет, отправлялись в Польшу, в Египет. Спекулировали. Подруга уговорила Нину поехать на четыре дня в шоп-тур в Норвегию. Поездом до Мурманска, оттуда катером к вожделенным чужим берегам.
   В Мурманске бушевал шторм. Маленькое ненадежное суденышко трепало волнами у причала. Капитан не решался выйти в море. Три дня просидели в гостинице. Ненадолго выходили, с тоской смотрели, как огромные валы с пеной и грохотом обрушивались на берег. На четвертый день шторм стих. Времени на осмотр города уже не оставалось. Женщины несколько раз проходили через таможню. Туда и обратно, и снова - туда и обратно - медленной неуверенной походкой. Между ног болтались привязанные бутылки контрабандной Столичной. В Норвегии водку меняли на кроны. Поездка даже не окупилась.
   На обратном пути из Мурманска в Москву в неотапливаемом вагоне Нина простудилась. Болела долго, с кашлем, с высокой температурой. А зарплаты все не было. Надо уходить из института. К черту все! Буду жить на своей теплой даче. Безвылазно - в Белых Столбах!
   Перед тем, как ехать в Белые Столбы, ненадолго заехала к дочери. Дочка, студентка, жила в Москве одна. На полном родительском обеспечении.
   Первым делом заглянула в холодильник. Правильно ли дочка питается? На полках холодильника стояли йогурты, всех сортов и в немыслимом количестве. Ладно, хоть так.
   Вошла в комнату и обомлела. Увидела КОТА. Средних размеров кот сидел на диване, облизываясь после сытной трапезы. С Ниной случилась истерика.
   - Зачем ты взяла кота? Ты что, не понимаешь? Кота мясом нужно кормить! Мясом! Где у меня деньги на мясо?
   - Он мало ест. Ему всего три месяца.
   - Ну, так вырастет! Бессовестная ты! Неблагодарная!
   Дочка уступила. Разрешила кота отдать. Вот только что счастливая была, веселая, а сейчас сидит, насупясь, в углу. В глазах - слезы.
   - Поедешь со мной?
   - Нет. Я в Москве останусь.
   Нина взяла сумку, где уже лежали пакеты с гречневой крупой, которую она купила для дочери и от которой дочь отказалась. Посадила поверх крупы кота и отправилась на электричку.
   Вошла в вагон, поставила сумку на скамейку.
   - Люди добрые! - начала говорить тем самым жалостливым, противным голосом, каким обычно просят милостыню.
   Пассажиры обернулись, смотрели на нее брезгливо, с отвращением. Одета вроде прилично, и вот...
   И тут Нина высоко над головой подняла маленькое пушистое чудо. - Помогите пристроить бездомное животное!
   Кота забрали в первом же вагоне. Нина убежала в другой вагон. Боялась, - вдруг кот разонравится? Вдруг вернут?
   В вагон вошел невзрачный худой мужик, стал продавать газеты. В прошлом году такого не наблюдалось. В карманах мужика звенели монеты, их ему все давали и давали. Буквально - дождь из монет.
   - Нина почувствовала зависть. И я бы так смогла, - пронеслось в мозгу. - Смогла же,- с котом.
   На следующий день она приехала в редакцию Московского комсомольца за газетами. Поздно приехала. Надо было к пяти утра. Экземпляры МК уже разобрали. Взяла какой-то "Взгляд". В электричке объявила, - Предлагается газета "Взгляд". Никто этот дурацкий "Взгляд" не купил. Нина села, просмотрела газету. Снова поднялась, вся красная, взвинченная.
   - Предлагается газета "Взгляд." В номере - статья про ограбление в Подмосковье. Настоящий детектив. Все должны прочитать!
   Газету начали раскупать. Вышла в тамбур, и тут конкуренты объявились. Два не вполне трезвых субъекта в дурно пахнущих пиджаках. Заявили, - это наше место! А ты проваливай отсюда подобру-поздорову. А не то...
   - А не то - что?
   - А не то мы тебя убьем!
   - Убивайте! Никуда я не уйду!
   Резким взмахом руки отстранила алкаша, загородившего проход. Ее всю трясло. Она чувствовала, что сама может кого-нибудь убить. Допродала газеты, а в тамбуре последнего вагона - еще два мудака. Эти уже чистенькие, в приличных куртках. Интеллигенты. И тоже требуют, чтобы ее тут не было.
   - А не то, что? Убьете?
   - Убьем,- покорно повторил младший, в очках.
   Нина расхохоталась.
   На следующей неделе пришлось вступать в переговоры, договариваться о разделе маршрутов.
  
   Глава 2 Бывшие интеллигенты.
   С интеллигентами она подружилась. Ехала с пересадкой. В Барыбино пили кофе. Сергей, - тот, что в очках, - рассказал, что учился в институте Мориса Тореза на переводчика. Заступился за девушку, которую негр терроризировал своими слишком бесцеремонными ухаживаниями. За драку с негром его исключили. Выперли с четвертого курса. В СССР нельзя было бить негра, это противоречило политике интернационализма.
   - Так и недоучился?
   - Доучился. На заочном педагогическом. И уже не в Москве.
   - Что же ты делаешь здесь, с такой специальностью? Мог бы уроки давать. Это же сейчас, вроде, востребовано.
   - Я пробовал. Не получилось.
   - Как это - не получилось?
   - Начал, а дальше не смог.
   - В запой ушел, - пояснил его друг Толя, бывший экономист. Он, как и Нина, ушел из разваливающегося НИИ.
   - Ты,- и в запой? Что-то не верится. Не может быть.
   - Может, может, - улыбнулся Толя и вдруг закашлялся. У него были слабые легкие.
   - Дал три урока, договорился, что заплатят после пяти. А потом, правда, запой, - Сергей улыбнулся своей милой, располагающей улыбкой.
   Толя опять закашлялся. Он жил на другом конце Москвы, возле платформы Яуза. Нина спросила, почему он не продает газеты там. Тоже же электрички.
   -Там я не смогу. Там меня все знают.
   - А так едешь через всю Москву в метро, потеешь, простужаешься. Лучше же - ближе к дому.
   - Нет, не смогу. Стыдно.
   Толя познакомился с девушкой из Барыбино, влюбился. Приходил счастливый, воодушевленный, весь светился от радости. Собрался жениться.
   - Будете жить в Москве?
   - Нет. Родители против. Не разрешили мне привести в дом провинциалку. - вздохнул, - Вот такие у меня родители. Будем снимать квартиру.
   Он торговал до позднего вечера, стараясь заработать на съемное жилье. И все больше кашлял. Однажды появился весь потный, глаза лихорадочно блестели.
   - Толя, ты, наверное, заболел.
   Он провел рукой по мокрому лбу.
   - Да, похоже, температура.
   В груди его все бурлило, хрипело. Он снова зашелся в приступе кашля. Нина отскочила на шаг в сторону, - вдруг туберкулез.
   Толя бессильно прислонился к двери тамбура, бросил газеты, - Все, больше не могу.
   - Не расстраивайся. На ужин, наверное, уже заработал?
   Улыбнулся, - И на ужин, и на шоколад, и на цветы. - Слабая улыбка совершенно больного человека.
   Он сгорел за неделю от быстротечной пневмонии. Нина вспоминала его слова, - и на цветы. Цветы, но уже на похороны.
  
   Она все больше привязывалась к Сергею. Ожидая электричку, читали любимые стихи.
   - А это ты помнишь? - О, весна без конца и без краю...
   Нина подхватывала, - Без конца и без краю мечта! Дальше они читали стихи Блока вместе, хором. Она чувствовала, что рядом, - близкий по духу человек. Друг.
   Однажды в вагоне подвыпивший мужик потянул на себя всю пачку газет.
   - Давай сюда все. Бесплатно.
   Нина оттолкнула потянувшуюся к ней руку.
   - Ух ты, коза! Шустрая какая!
   Мужик выхватил газеты и заржал. Нина мгновенно развернулась и залепила ему пощечину. В вагоне зааплодировали. Подхватив смятые и наполовину разорванные газеты, Нина выскочила в тамбур.
   - Боже! Не надо было - пощечину. Совсем у меня нервы разгулялись.
   - Ты молодец!- ласково улыбнулся Сергей.
   И тут в тамбуре возник оскорбленный мужик. Красный, со сжатыми кулаками. Сергей заслонил Нину своим мощным телом. Подхватил мужика, как пушинку, выкинул его обратно в вагон. Нина облегченно вздохнула.
   - Ты - мой ангел-хранитель.
   - Я - ангел? Я похож на ангела?
   - Похож, похож.
   В Расторгуево пили кофе.
   - Если б не ты, я б давно уже плюнул на эту жалкую торговлю. Я бы уже сюда не приходил.
   После новогодних праздников Сергей все же сорвался. Явился на электричку в состоянии начинающегося запоя. На лице блуждала бессмысленная улыбка. Слегка покачиваясь, обратился к пассажирам.
   - Друзья! Я принес вам вашу любимую газету. Только, пожалуйста, давайте деньги без сдачи. Посчитать сдачу я сегодня не в состоянии.
   - Шел бы ты, парень, домой, - добродушно посоветовал стоящий в проходе мужчина. Нина тоже сказала, - Иди домой. Но он плелся за ней, пытался читать стихи.
   - Это мои стихи. Ни Есенина, ни Пастернака, - мои!
   - Не бубни. Ты - полный идиот.
   От ее грубости нервное лицо Сергея исказилось в мучительной гримасе. Ранимость его никуда не исчезла, несмотря на опьянение.
   - Я тебе сказала, - иди домой!
   Сергей взмахнул тонюсенькой пачкой оставшихся газет.
   - Не могу. Так нельзя. Дело надо доводить до конца.
   Вынул из кармана куртки фляжку, сделал глоток и еще больше захмелел. Вошел вслед за Ниной в дешевую забегаловку с надписью "Добро пожаловать!" Шлепнулся на стул, схватил со стола бумажный стаканчик с недопитым кем-то кофе, отхлебнул. Нина тоже купила себе кофе. Выпив кофе, поднялась.
   - Пошли, а то на электричку опоздаем.
   -Да ну ее, электричку.
   Он попытался встать, сгреб ее, но она тут же вырвалась из его нелепых пьяных объятий, уехала. Сергей сидел, не в силах больше подняться. Через час к нему подошла уборщица.
   - Выходи. Мы закрываемся.
   Сергей вышел, едва держась на ногах. Посидел еще. немного на холодных ступеньках кафетерия, потом сел в поезд. Спросил, - это на Москву?
   - Нет. На Ожерелье.
   - А мне в Москву надо.
   Женщина рассмеялась. Сергей решил, что в Барыбино выйдет, пересядет на другой поезд. Но не вышел, уснул. На 101 км, возле Белопесоцкого, его разбудил контролер.
   -Ваш билет?
   Билета до Белопесоцкого у Сергея не было.
   - Платите штраф.
   Сергей полез в карман. Кошелька тоже не было. Контролер перешел на. "ты".
   - Тогда выходи. Пошел вон. Марш отсюда!
   Сергей послушно вышел на заснеженную платформу. На Москву электрички уже не шли. Ночь была морозная. На холодном безоблачном небе горели звезды.
   Никакого вокзала в Белопесоцком нет. Сергей ежился в свой легкой курточке. Магазин далеко, и Сергей понимал, - он уже закрыт, идти туда бесполезно. Возле платформы - кладбище. Вспомнил, - где-то здесь церковь. Может, сторож пустит погреться. Вглядывался в ночь, - купола должны сиять, светиться в темноте. Но нет, так в Москве. А здесь, - ни зги не видно. Сел на скамейку возле гранитного памятника и уснул. Утром его нашли мертвым.
   Нина пыталась выяснить, кто из контролеров высадил парня из последней электрички в мороз на дальнем полустанке.
   - Не я.
   - И не я, - сказала вторая женщина-контролер. Посмотрела на Нину злобно. А тебе какое дело? Имеем право. Работа у нас такая.
   - Это, наверное, Пиночет.
   Пиночетом прозвали самого грозного из контролеров. Никто из газетчиков билет не покупал. С контролерами можно было договориться, дать газетку или журнал. Но только не с Пиночетом.
   Нина собрала дома негодную мелочь, ржавые копейки. Целая куча таких монет лежала у нее под горшком с денежным деревом, на удачу. Получилось - полный мешочек. Отдала Пиночету, - вот вам штраф. Считайте! Контролер заглянул в мешочек, лицо его побагровело.
   - И квитанцию извольте, пожалуйста.
   Женщина, сидящая рядом с Ниной, насмешливо глядела на контролера, лицо ее приняло ехидное, торжествующее выражение.
   Пиночет швырнул им квитанцию. Нина вышла на платформу и заплакала. Отомстила, называется. У Пиночета убыток - пятьдесят рублей. А Сергея уже нет в живых.
  
  Глава 3. Дефолт.
   Летом торговля оживилась. По вечерам появлялись подвыпившие пассажиры, веселые, озорные, готовые любые деньги выбросить на ветер. Радовались любому развлечению.
   Пьяная женщина, худющая, в цветастом платье, отплясывала в вагоне, нелепо вскидывая вверх свои костлявые руки. А за ней - Нина со своими газетами. Из той же компании?!
   - А вот еще одна! - радостно приветствовал ее парень, развалившийся на переднем сидении. Нина готова была свозь землю провалиться от унижения. Выскочила в Бирюлево, чтобы пересесть на другой поезд.
   В Бирюлево в семь часов закрывались магазины и многочисленные ларьки, расплодившиеся в Перестройку. Уставшие за день рабочие, грузчики и продавцы, расслаблялись после трудового дня водкой и пивом. Район превратился в настоящую клоаку, в притон наркоманов, алкоголиков и рэкетиров. По Москве гуляла частушка:
   Если хочешь жить ***во -
   Поселяйся в Бирюлево!
   По платформе шатались подозрительные личности. Из подземного перехода вышел субъект в черном плаще, осмотрелся по сторонам и внезапно зашелся в истерическом хохоте. В свете фонаря сверкнул оскал зубов, налитые кровью глаза. Нина застыла, парализованная страхом. Бросилась в ночной магазин, купила себе мороженое, немного успокоилась. В итоге опоздала на электричку. Возвращалась уже последним поездом. До Домодедово пыталась торговать. После Домодедово электричка шла уже совершенно пустая. На переднем сидении сидел мужик и громко храпел. Голова его была запрокинута назад, торчал острый кадык. Нина села подальше от храпящего мужика.
   В вагон ввалилась компания молодых парней. Пронеслись мимо, разразившись в тамбуре чумовым хохотом. Нина ощутила опасные вибрации. Почти тут же заметила, что мужик перестал храпеть.
   В Белых Столбах собралась выходить. Проходя мимо мужика, увидела, что кадык его перерезан. Бритвой или острым ножом, - вся одежда залита кровью. В панике выскочила из вагона. Дала себе слово больше не ездить в поздних электричках.
   Напуганные ее рассказом, родственники и друзья спешно подыскивали для нее достойное, безопасное занятие. Подруга предложила вакансию в соцзащите. Ухаживать за безнадежными больными.
   - Капризные старушки на последней стадии Альцгеймера? Одна такая истерила вчера в очереди в аптеке. Я едва справилась с желанием ее придушить. Нет. Не с моим характером.
   И тут грянул ДЕФОЛТ.
   Возле метро Тульская возник маленький стихийный рынок. Нина радовалась, - хоть продукты появились. Взгляд ее уткнулся в ценник возле бутылки с подсолнечном маслом. 30 рублей. Боже, как дорого!
   На рынке раздавался голос из репродуктора. Народ прислушивался. В Государственной Думе шло голосование по кандидатуре Черномырдина. Черномырдина прокатили. Никаких возгласов одобрения. Только гул обеспокоенных голосов. Нина увидела, как продавец перевернул ценник. Вместо цифры 30 появилась цифра 50.
   - Черт! Что будет с моими деньгами?
   У нее еще оставались сбережения. Неприкосновенный запас. Деньги вот-вот превратятся в бесполезные бумажки.
   Бросилась домой. Выгребла всю сумму из бумажника, спрятанного в серванте, кинулась в магазины. В мозгу зажглось желание - скромная мечта! - купить большой двухкамерный холодильник. В отделе бытовой техники никаких холодильников и в помине не было. Даже самых паршивых, типа "Саратов". У входа возник барыга, предложил купить холодильник с переплатой.
   - Переплата, это сколько?
   - Четверть цены.
   - Годится.
   Отдала всю сумму. Получила квитанцию с временем доставки. Дома показала бумажку мужу. Муж вскипел, вышел из себя.
   - Ты сошла с ума! Тебя опять, опять обманули!
   - Не ори. Вспомни, как сам принес домой фальшивые доллары.
   Но она и сама уже понимала, - да, она полная идиотка. Отдала деньги неизвестно кому, а взамен получила сраную бумажку.
   Весь вечер они сидели мрачные, не разговаривая. В восемь часов, когда уже и надеяться было не на что, в дверь позвонили. Привезли новенький холодильник.
  
   На электричке все было не так радужно и благополучно. Всю неделю она продавала журнал "Семь дней", а в субботу выяснилось, что не заработала даже на закупку. Чертов журнал подорожал одномоментно в три раза. Вся работа - коту под хвост. Нина чуть не выла от отчаяния.
   Вошла в вагон, а там на переднем сидении развалился парень по прозвищу " Зил", бывший слесарь одноименного обанкротившегося завода. Задрал кверху свою вонючую ногу, на которую натянул красный носок. Орет: Покупайте носки! Дешево! Превосходное качество!
   Пассажиры смеялись, но носки покупали. Они были в красивой фирменной упаковке.
   Скоро и Нина поняла, что лучше продавать не газеты, а нечто более дорогое и основательное. Было одно "Но". Продажа газет в Перестройку была разрешена. Предприятия останавливались, надо же людям как-то выживать. Чтобы хоть с голоду не подыхали. Продажа товара - это уже статья о несанкционированной торговле. Надо было договариваться с милицией.
   Нина начала продавать авторучки и фломастеры. Вручала менту десять рублей, он делал вид, что не замечает, что она нарушает закон. Иногда менты отказывались брать десятку. Продавцов вели в отделение милиции. Штраф небольшой, особенно никто не заморачивался. Неудачный день. Времени только жалко, продержат до вечера.
   Вот и перед Ниной в вагоне возник страж порядка. Знакомый мент, Васин. Нина протянула десятку.
   - Нет. Не сегодня.
   - Васин, имей совесть. У меня ребенок. Безвыходное положение.
   - Ладно. На сегодня прощаю. Выписываю тебе минимальный штраф, те же десять рублей. За употребление нецензурной лексики в общественных местах.
   Нина обрадовалась, схватила бумажку. Матом она не ругалась. Пока еще не ругалась. Смеялась, - повешу квитанцию со штрафом в рамочке на стену. Вот гости удивятся.
   Каждые два часа в вагонах по радио звучало : Несанкционированная торговля запрещена! Звучало зловеще, угрожающе, но никого уже не пугало. Сложившееся положение устраивало районное начальство. Не нужно поднимать зарплату милиции. Милиция сама себя прокормит.
   Нина устроила себе выходной. Шла возле станции, рассматривала товары, выставленные в витрине магазина. Расслабилась, наслаждалась отдыхом. В этот самый момент абсолютного спокойствия и безопасности к ней подошел мент, потребовал десять рублей.
   - Да я сегодня не торгую! - возмутилась Нина.
   - Знаю я, как ты не торгуешь. То-то возле станции вертишься.
   Запомнил ее, гад. Нина отдала десятку, не стала пререкаться. Мент направился к женщинам, продающим возле станции собственноручно выращенную зелень, цветы и яблоки. Потребовал и с них дань. Все торговки отдали по десятке, и только одна бабуля смотрела на него умоляющими, слезящимися глазами.
   - Сынок, я еще не наторговала.
   Мент пнул ногой ее корзину с яблоками. Яблоки покатились, старушка бросилась их подбирать. Подняла последнее, оно закатилось за сумку ее соседки. Испуганно бормотала, - Я тебе завтра отдам.
   Женщина, купившая яблоки, сказала: До завтра он не доживет. Не зло, не тоном проклятия. Тихо так, просто, - как констатацию факта.
   Нина направилась в магазин, а мент пошел в сторону площади.
   На следующий день Нина увидела ту же старушку. Она мирно сидела возле своей корзинки, доверху наполненной красными яблоками. Нина поздоровалась, спросила, - Больше вас мент не обижал?
   Старушка начала быстро-быстро креститься. Женщина, сидящая рядом, пояснила, - Он под машину попал. Вчера, на площади.
   Нина весь вечер думала о происшествии. Центральная площадь в Белых Столбах, - место опасное. Машины, автобусы с трех сторон. Никакого разрешенного перехода. И все-таки странно...
   На следующий день и в электричке говорили, - мент погиб, попал под машину. Никто, конечно, не знал ни о старушке с яблоками, ни о женщине, устами которой было произнесено роковое пророчество. Нина тоже решила никому не рассказывать. Бог с ним. Царство ему небесное.
  
   Нина вошла в тамбур последнего вагона. Там стоял молодой человек, почти мальчик. Блондин с ясными голубыми глазами, с шелковистыми волосами, аккуратно зачесанными назад, в белоснежной рубашке и светлых отглаженных брюках. Ангельская внешность. Нина залюбовалась парнем, подумала, - вот бы моей дочери такого жениха! Вышла из тамбура, устроилась в вагоне.
   В тамбур вошел Вася, торгующий батарейками. Через минуту Нина услышала шум, глухие звуки наносимых ударов, Васькин вопль, перешедший в звериное рычание. В тамбур бросился Рустем. Скрылся за дверью и тут же вынырнул обратно. Крикнул, - Нина, беги за ментами! Быстро!
   Нина вызвала по рации милицию. Через минуту два стража порядка уже входили в тамбур.
   - Вот скотина Васька. Подрался, теперь из-за него на неделю прикроют торговлю, - злилась Нина, выходя на платформу. Ждала, что из вагона выйдут менты, поведут Ваську в отделение милиции. И вдруг увидела, что ведут не Ваську, а мальчика с ангельской внешностью. Оказалось, он - опасный рэкетир, терроризирующий все магазины в округе. Его уже давно разыскивала милиция. Васька хвастался, - он на меня ствол направил, думал, я ему выручку отдам. Да хрен вам! Не на того напали!
   Вскоре появился молодой человек еврейской национальности, Роман. Небольшого роста, вежливый, воспитанный. Голос тихий и вкрадчивый. Пообещал все контакты с милицией взять на себя. Продавцы получили пластиковые карточки, - разрешение на торговлю. Разрешение не официальное, но для местных ментов годилось.
   - И охота ему заниматься этой ерундой? Зачем ему это бескорыстное служение нашему обществу?
   - Бескорыстное? Ты чего, не догоняешь?
   Роман брал вступительный взнос с тех, кто только-только пришел на электричку. Деньги не малые, зато никто уже не посмеет прогонять нового конкурента. Он защищен, у него имеется "разрешение".
   С появлением Романа количество торгующих начало увеличиваться в геометрической прогрессии.
   В 2000 году в Доме культуры возле станции Барыбино состоялось первое собрание бригады продавцов с электричек Павелецкого направления. В зале собралось около двухсот - 200! - человек! " Бригада "напоминала сборище разбойников. У мужиков рожи грубые, свирепые. Женщины бледные, замученные, на усталых лицах - печать постоянного и неумеренного пьянства. Возле каждого продавца стояли огромные сумки с товаром, забрызганные грязью. Председателем Роман назначил Ивана , торгующего средствами для прочистки унитазов. Сам Роман, словно серый кардинал, скромно сидел в зале с блокнотиком в руках. Поблескивали стекла очков, маскирующие пронзительные глаза. Этакий новоявленный Троцкий в самом начале своей блистательной карьеры.
   В зале на небольшом возвышении - трибуне - стоял стол, накрытый потертым зеленым сукном. На столе - пустой графин и стакан. Иван поднялся на трибуну, достал из кармана куртки бутылочку коньяка, налил в стакан. Глотнув коньяк, почувствовал уверенность.
   - Мы тут собрались, чтобы договориться, кто каким товаром будет торговать. А то вы все готовы друг другу в глотку вцепиться!
   В зале - угрожающий ропот голосов, предгрозовое ощущение тревоги. Все сидели злые и настороженные. Едва дело дошло до распределения товара, начали орать, спорить, материться. Ясно было, что порядка нет и не будет.
   На этом собрании мудаков Нина чувствовала себя не в своей тарелке. Какого черта она так нерационально тратит свое свободное время? Может, пора свалить?
   Не успела. В зал ДК нагрянул наряд милиции. Потребовали документы. Переписали всех собравшихся. Собрали дань.
   Приезжие заметно разволновались. Для них попасть в милицейские списки означало угрозу депортации.
   - Но кто, кто сообщил милиции о собрании? Кто донес?
   - Да сам Роман и донес. Он с милицией в доле.
   Вскоре уже все смотрели на Романа как на внештатного милицейского осведомителя. Ни о какой порядочности и речи не было. Он не щадил даже собственных детей. В школе, где учились его дети, присвоил деньги на ремонт. Детей его начали дразнить, - Твой отец - вор! Младший сын пришел из школы в слезах. Старший, дрожа от страха и заикаясь от унижения, спрашивал:
   - Папа, я должен драться?
   - Нет, сынок, нет.
   Вмешалась мамаша. Изрекла - с привычным национальным высокомерием:
   - Никаких драк! Эти люди не заслуживают нашего внимания.
   Вскоре Роман исчез.
   - Умник! Денег набрал и удрал.
   Так думало большинство. Потом узнали - Романа убили.
   Уже несколько раз Нина видела, как поезд сбивает человека насмерть. Состав вдруг резко тормозит и останавливается. Ну все, это надолго. Но нет, пострадавшего достают из-под колес, движение быстро восстанавливается. А как же машинист? У него стресс, он в жутком состоянии. Но должен продолжать вести состав как ни в чем не бывало. Все происходит на удивление просто, обыденно. Нине кажется, - даже неприлично быстро, без должного уважения к загубленной жизни.
   Сбитого возле Белых Столбов пассажира менты решили не убирать. Приподняли труп, посадили между рельсами запасного пути. Целый день труп мужика, почему-то без рубашки, в застиранной голубой майке, торчал между рельсами, вселяя ужас в прохожих. Нет, это не было чьей-то циничной шуткой. Так требовалось для наискорейшего опознания. Действительно, вскоре нашелся человек, который узнал погибшего. Вызвали родственников, труп увезли. И это было, было в 2000году, всего в 49 км от столицы!
   Каждый месяц Нина или видела чью-то смерть, или узнавала о новой смерти. В ее НИИ тоже умирали. На стене института появлялся портрет в траурной рамке и под ним - скорбный некролог, отпечатанный. крупным шрифтом. Так случалось примерно раз в году. А здесь - каждый месяц. Без некрологов и прощальных речей. Без цветов и венков. Страх ненадолго промелькнет на изумленных лицах свидетелей, а дальше - все. Полное забвение.
  
   Глава 4. Все в шоколаде.
   Иваныч, умный и злой старик, превратил свою квартиру в Домодедово в склад шоколада и мороженого. На него работала целая бригада продавцов. Шоколадники таскали огромные сумки-короба с толстыми стенками, предохраняющими мороженое от таяния.
   Нине посоветовали продавать шоколад. Не нужно ездить за товаром, не нужно изощряться с умной рекламой. Все просто, никаких тревог. Как это у Кундеры называется? "Невыносимая легкость бытия." Что ж, стоит попробовать. Нина пришла на "собеседование" к Иванычу.
   Повесила пальто на гвоздь в прихожей, осмотрелась. Квартира выглядела невероятно неряшливо. Обивка дивана была протерта почти до дыр. На столе, покрытом дешевой клеенкой, стоял электрический чайник и несколько разноцветных чашек, одна даже с отбитой ручкой. Лежала недоеденная плитка шоколада. В облезлом серванте за стеклом Нина увидела вазу, явно не стеклянную, а пластмассовую, и темно-серый чугунный бюстик Ленина.
   Женщины встретили ее приветливо.
   - Видишь, как у нас тут уютно. Сделаешь один круг Домодедово- Барыбино- Домодедово, возвращаешься сюда. Здесь можно чайку попить. А можно и на тахте подремать. У нас даже телевизор есть.
   Появился Иваныч. Улыбнулся своей тонкой хищной улыбкой. Закивал лысой головой, - Милости прошу! Завтра приступайте к работе.
   И тут Нина узнала, что после последнего, вечернего круга она все равно должна идти не домой, а возвращаться на склад . Сдавать оставшийся шоколад, отчитываться.
   - Нет. Я уж как-нибудь сама.
   У каждой из шоколадниц был определенный маршрут. Но иногда, обуреваемые жаждой наживы, женщины не возвращались на склад, продолжая торговать в чужих электричках. Возникали драки, совершенно безобразные. Женщины, уже не молодые, располневшие, свирепо лупили друг друга своими тяжелыми сумками, таскали за волосы. Пассажиры на платформе показывали на них пальцами, смеялись, подбадривая, - Эй, ты, рыжая! Дай ей как следует!
   Иногда ссора возникала прямо в вагоне. Испуганная женщина, таща за собой свою неподъемную сумку, летела через поезд, а ее обидчица гналась за ней, как безумная Валькирия. Казалось, что зло материализовалось, ибо в вагоне дыхание ненависти ощущалось, как ураганный черный ветер.
   Тяжелая, неблагодарная работа у Иваныча вскоре даже для приезжих из Украины сделалась непривлекательной. Или, как они выражались, непрестижной. Словно всякая другая торговля в электричке могла считаться престижной. Словно они ракетные комплексы продавали. А кто же торговал шоколадом? Узбеки, киргизы и таджики, не знающие русского языка.
   Из Узбекистана приехала восемнадцатилетняя Маша. Не Маша, ее звали как-то иначе, ее настоящее имя никто не запомнил. По-русски она говорила плохо, но очень старалась научиться. Преодолевая смущение, приставала к продавцам, прося объяснить значение того или иного слова.
   - Что такое кураж?
   Продавцы тоже не отличались особой грамотностью. Катя открыла было рот, но не нашлась, что сказать.
   Муж ее попытался объяснить.
   - Ну , это... радость... подъем.
   - Подъем в гору?
   - Нет. Подъем настроения. Поняла, что ли?
   Лицо Маши с минуту сохраняло тупое, сосредоточенное выражение. Наконец она нерешительно кивнула.
   - А что такое НЛО?
   - НЛО - это неопознанный летающий объект.
   - А что такое неопознанный летающий объект?
   - Это... да ну тебя. Не морочь голову!
   Маша осуждала нравы, царящие в России.
   - У нас все не так. Лучше, чище. У нас женщины матом не ругаются. И до свадьбы вместе не живут. А свадьбы у нас пышные, шикарные. Целое село несколько дней гуляет!
   - А у тебя - скоро свадьба?
   Маша зарделась от удовольствия.
   - У меня - через полгода. Мне еще приданое надо собрать. Семья наша небогатая. Мама умерла. Мачеха хорошая, добрая, но денег у нее нет. Я сама должна себе на приданое заработать.
   - И сколько надо собрать?
   Маша назвала фантастическую сумму.
   - Не фига себе! - муж Кати даже присвистнул, - Зачем тебе столько?
   - Я многое должна купить. Ковры, одеяла, посуду. Одних матрасов надо семнадцать штук.
   Россияне переглянулись. Нина, тая насмешку, спросила:
   - Зачем тебе семнадцать матрасов?
   - У нас семьи большие. Родственники приезжают, гостят подолгу.
   От тяжелой работы у Маши открылось кровотечение.
   - Бросай работу. Опасно это для женского здоровья. Родить не сможешь.
   - Да мне совсем немножко осталось. Я уже почти всю сумму собрала.
   В Подмосковье приехал ее жених. Зашел за Машей в конуру Иваныча. Продавцы видели, как они целуются, как жених уверенно обнимает ее за ягодицы.
   - Не может быть, чтобы у них не было близких отношений. Врет она все.
   Жених погостил несколько дней и уехал. А Маша вдруг пропала. Объявилась через несколько дней. Лицо опухшее, глаза покраснели от слез.
   - Маша, что с тобой?
   Она хотела было объяснить, но внезапно разрыдалась. Рыдала долго, безудержно и безутешно. Потом все-таки начала рассказывать... Губы ее дрожали, говорила она медленно, с трудом, как человек, недавно перенесший инсульт.
   Маша получила телеграмму от своего жениха. Он писал, - Я к тебе больше не вернусь. У меня - другая невеста.
   Сделал предложение девушке из того же аула. Сестры рассказали по телефону, что новая невеста всем в селе рассказывает про кровотечение.
   - Поэтому он ее и бросил. Зачем ему больная жена? И нечего ее жалеть. Сама виновата. Не надо было грешить до свадьбы.
   - Господи! Как же это все подло! И жених твой - скотина. Радуйся, что вовремя с ним рассталась. Как с таким жить?
   Маша снова расплакалась. Слова ее с трудом прорывались сквозь рыдания, полные отчаяния и муки.
   - Я теперь домой не могу вернуться. К любимым сестрам, к семье. Он меня навсегда родного дома лишил, опозорил.
   Уезжать ей было некуда. Она продолжала работать на электричке. Казалось, позабыла все русские слова. Подолгу молчала, не отвечала на вопросы. Как это у Марины Цветаевой ? Шоколадом лечить печаль? Вот она так и делала. А это опасно. Деструктивно. За один год она располнела до 52 размера одежды.
   Несколько раз ее арестовывали за отсутствие регистрации. В конце концов депортировали.
   Маша почти тут же вернулась. Приехала по паспорту своей сестры.
   Продавцы смеялись. - Прокатит. Вы, чурки, все на одно лицо.
   Но не прокатило. Один из ментов ее опознал, сказал, - Езжай в свой Чуркистан! Я добрый. Даю тебе срок - две недели. Если в две недели не уберешься, пеняй на себя.
   Маша никуда не уехала. Презрения своих односельчан она боялась больше, чем реальной угрозы, исходящей от милиции. Ее арестовали. Она получила тюремный срок. Сидела недолго. Приехали сестры, вызволили ее из тюрьмы. Платили адвокатам деньгами, отложенными Машей на приданное.
   На электричке ее больше не видели.
  
   Глава 5. Сектанты.
   Нина с подругой гуляла в лесу, и вдруг видят - их любимая земляничная поляна вся перерыта. На лужайке, где они в июне собирали ягоды, а в августе и сентябре - грибы, появились пять свежевырытых могил. Вот те на! Подруга разразилась ругательствами.
   - Это таджики! Денег нет на погребение, так они в нашем лесу своих покойников хоронят. Сволочи!
   - Может, это для собак?
   - Что, одновременно пять здоровенных псов подохло? Быть этого не может!
   Оказалось, секта проводит свои ритуальные погребения. Обряд, способствующий духовному исцелению. Алчущие просветления должны были умереть и снова воскреснуть для новой жизни. Ну, может и полезно. В Южной Корее и Японии такой метод давно уже применяется для лечения депрессии. Но каково было удивление Нины, когда среди адептов таинственной секты она увидела паренька, торгующего на электричке.
   В Подмосковье были секты и попроще, без могил, медитаций и прочих фокусов. Верующие просто собирались в арендованном помещении и слушали новомодных проповедников. Среди приезжих, работавших на электричке, каждый второй попадал в секты, где ему обещали избавление от неуверенности, страха и чувства одиночества.
   На электричке появилась новая семейная пара. Сорокапятилетняя Зоя, надменная и самоуверенная особа, и с ней муж, маленький невзрачный мужичонка. Зоя посещала собрания секты. Восторженно улыбаясь, рассказывала Нине о своем первом, волнующем знакомстве с верующими.
   - Ты чувствуешь руку друга. Вот, я с тобой, и всегда буду с тобой. Можешь на меня положиться.
   - Зачем это тебе? У тебя муж есть.
   - Ты видела моего мужа? Он ни на что не годится. Торговать, и то не может. Ничтожество.
   - Как же ты от него четверых детей родила?
   - Ну, это когда было. Еще в Советском Союзе. Он тогда хоть зарплату приносил.
   Зоя вполне успешно продавала лечебные кремы. У мужа получалось хуже, он запинался, путался в рекламе. Зоя решила, что у них должны быть разные кошельки.
   - Черт с тобой, обед я приготовлю. А ты деньги на еду будешь сдавать. Не будет денег, будешь сидеть на воде и хлебе.
   Нина удивленно слушала разговор любящих супругов. Увидев ее, Зоя расцвела радушной улыбкой.
   - Приходи завтра в церковь. - она, как клещ, вцепилась в Нинину руку, - Ну пожалуйста, пожалуйста, приходи! Тебе понравится!
   - Сколько вам платят за то, чтобы привести нового клиента?
   Зоя смутилась.
   - Я же для тебя стараюсь.
   Муж Зои оказался нервным, легко возбудимым субъектом. Вечно вляпывался в истории. Буквально напрашивался на неприятности. Просыпалась затаенная внутренняя агрессия, которую он не мог, не смел выплеснуть дома, совершенно задавленный властностью своей жены.
   Услышав, как в тамбуре матерятся подростки, набросился на них, начал возмущаться.
   - Как вам не стыдно! Вы же дети!
   - Иди отсюда, старый хрен. Не возникай.
   Зоя, увидев назревающий конфликт, бросила мужу, - Придурок! - и скрылась в вагоне.
   Подростки заржали.
   - Слышал, что тетка тебе сказала?
   Лицо мужа покрылось красными пятнами.
   - И что только из вас вырастет? Вы уже сейчас - уроды! Да, да, уроды! Выродки!
   Подростки обозлились. Подкараулили его, когда он возвращался после работы. Избили, отняли все деньги. У него даже на закупку товара не осталось. Просил у жены.
   - Нет у меня для тебя денег. Выпутывайся сам!
   - Ты же завтра десятину в церковь понесешь. Дай мне, а десятину позже отдашь.
   - Еще чего! Я ЦЕРКОВЬ НА ТЕБЯ НЕ ПРОМЕНЯЮ!
   Он выпутывался самостоятельно. Просил деньги в долг. Никто, конечно, не давал. Еле- еле выклянчил пятьдесят рублей. Раскручивался, как раскручиваются конченые алкоголики. Купил 50 газет, продал, купил 100. Продал 100, купил уже 200. Наконец хватило денег на товар.
   Подростки его хорошо запомнили. И развлечение с избиением им понравилось.
   Вечером Зоя и ее муж доезжали до Белых Столбов, где снимали квартиру. Приезжали одной и той же электричкой. Он выходил из последнего вагона, она - из первого. Никто никого не ждал, каждый шел своей дорогой. Его опять избили и ограбили. Если бы он был с женой, может, не тронули бы. Все повторилось и в третий раз. Пришлось ему возвращаться в родной поселок под Тамбовом.
   - Уехал, сволочь. Будет сидеть на шее у детей.
   Так Зоя прокомментировала его отъезд. Оставшись одна, вдруг загрустила. И секта не помогла. Она тоже уехала.
   Мечтой всех приезжих было приобретение жилья в Подмосковье. Пока ни у кого не получалось. И вдруг узнали - газетчица Тоня купила дом на 52-ом километре. Место райское, дачное. Даже платформа, - и та в лесу. Все ей завидовали.
   Богатой Тоня не выглядела. Скромно одетая женщина, с ней сын двенадцати лет. Домик маленький, но и купила она его совсем дешево. Неправдоподобно низкая цена.
   Тоня рассказала, - Мне и эти-то деньги чудом достались. Наследство, тетка восьмидесятилетняя умерла. Детей она родить не смогла, муж из-за этого ушел. Вот и осталась она одна.
   - Обычная история.
   - Нет, совсем не обычная.
   Времени до перерыва оставалось еще полчаса. Женщины устроились поудобнее.
   - Давай, рассказывай.
   Танька пошутила, - Я страшные люблю истории. Чтобы со стрельбой.
   - Со стрельбой, - кивнула Тоня и начала свой рассказ.
   Тетка в девятнадцать лет забеременела. А парень ее жениться отказался. Аборты в те годы были запрещены. Матери она побоялась открыться. Впала в отчаяние, решила покончить жизнь самоубийством.
   - Господи! Вот уж сумасшествие.
   - Вот и вы тоже - сумасшествие, - вздохнула Тоня - Она устроилась на работу в военную часть и в тот же день получила доступ к оружию. Выстрелила в себя. В сердце не попала. Пуля в плече застряла. В больнице ее спасли и аборт сделали. А в те годы в нашей стране всех, кто покушается на свою жизнь, считали сумасшедшими.
   - Так оно и есть.
   - Не уверена. Вот на Западе в газете могли написать, - покончил собой, узнав о тяжелой болезни. А у нас - обязательно шизофреник. А раз шизофреник, то и потом нечего детей рожать. Стерилизация по медицинским показаниям. А она молоденькая совсем, красивая. Врачам было ее жалко. Решили заручиться согласием семьи. В больницу приехала ее старшая сестра. Сказала, - да хоть все у нее вырезайте, у этой идиотки! И ей перевязали маточные трубы.
   - Эту сестру потом совесть не замучила?
   - Нет. Она считала, что ее от смерти спасла. Тетка влюбчивая была, опять могла забеременеть от какого-нибудь прохвоста. Тогда что, снова стреляться?
   - Глупость какая. Можно же предохраняться.
   - Это сейчас можно. Ты вот с какого года? С пятьдесят пятого? А она с двенадцатого. Тогда еще никаких противозачаточных таблеток не было.
   Тоня снова вздохнула, - А никакой сумасшедшей она не была. Всю жизнь работала. Деньги у нее на книжке остались. Родственники между собой поделили. Вот и моей маме досталось немножко.
   - А как насчет той сестры? Она тоже взяла деньги?
   - Да что вы к ней привязались? - рассердилась Тоня. - Зря я вам рассказала.
   И ушла, отправилась в магазин. Танька и Нина сели в электричку.
   Подъехали к 52 км.
   - Вот он, ее дом, - Танька ткнула пальцем в стекло. - Повезло бабе!
   Нина увидела домик. Даже не домик, а вагончик. Он стоял прямо возле железно- дорожных путей. Рядом - никаких строений. От него так и веяло не уютом и грядущим несчастьем, одиночеством.
   - В нем же, наверное, холодно.
   - Не холодно. Печка есть.
   Нина смотрела в окно. Маленький домик скрылся из виду. Мелькали хилые деревья лесозащитной полосы. А в ушах все звенел Танькин недобрый голос: повезло бабе, повезло!
   Сын Тони отправился в магазин, который располагался через линию. Конечно, переходил через пути, - ближайший мост был далеко, в двух километрах. Попал под поезд, погиб.
   Тоня уехала. Исчезла. Продала кому-то злополучный дом с тяжелой теперь, зловещей историей.
   - Тому, кто не суеверен. Наши ни за что бы не купили.
   Однажды, делая пересадку в Расторгуево, Нина решила зайти в кафе, где. в последний раз разговаривала с Сергеем накануне его смерти. Но того кафе уже не было. На его месте стоял стеклянный павильон, там продавались сувениры, ненужное барахло. Все уже совсем иное. И людей, кто помнил Сергея, на электричке не осталось. Все менялось с фантастической скоростью. Ну и хорошо. Правильно. Зачем ей эти грустные воспоминания? Лишние, вредные, ненужные эмоции. Мешают жить, мешают работать.
  
   Глава 6. Драки, травмы и прочие издержки профессии.
   Конкуренция на электричке все возрастала, "понаехавшие" хохлы окончательно распоясались, наглостью и числом совершенно задавили местных, еще не успевших избавиться от былой нерешительности и деликатности.
   Нина вошла в электричку, только начала говорить, а пассажиры уже досадливо машут руками, - да были уже с авторучками! Значит, Катька, сука, опять села на ее электричку. Все устные договоренности - коту под хвост. Оставалось последнее средство - драться. Драться, как последняя оторва в дешевом ночном кабаке. Унизительно. Неженственно. Она даже в детстве никогда не дралась, боялась.
   При одной только мысли о драке Нина почувствовала головокружение. К горлу подступила тошнота. А вдруг знакомые увидят? Ужас! Позор! Но иного выхода нет.
   В Барыбино она поджидала Катьку. Подошла к ней, напряженная, злая, с холодным пламенем в глазах.
   - Сука, ты что творишь?
   Обращение "сука" еще не предвещало ничего ужасного. На бл@дь, суку, заразу никто особенно не обижался, это было в порядке вещей, никого не шокировало. А уж Катьке это - как с гуся вода.
   - Я думала, ты сегодня не работаешь.
   - Ты думала, да?
   Нина выхватила сумку у нее из рук, швырнула на тротуар. Ручки, прыгая, покатились по асфальту, фломастеры упали в грязь. Нина надеялась - страстно надеялась - что на этом все и закончится. Но Катька рассвирепела, сдернула шапку с ее головы. Они вцепились друг в друга, Нина дернула ее за рукав, послышался треск разрываемой ткани. Катька прижала ее к стене, вот-вот начнет колотить головой о кирпичную кладку. Но тут подоспели девчонки, растащили дерущихся. Нина вырывалась из рук, вопила:
   - Я тебя раздавлю, гадина! По асфальту размажу!
   Катька больше не ездила ее маршрутом. Но все ближайшие чаепития в Барыбино потеряли для Нины свою былую привлекательность. Появлялась Катька, Нина чувствовала неловкость, старалась не встречаться с ней взглядом. Потом помирились. Произошло это незаметно, как-то само собой. Катька даже пригласила ее на свой день рождения.
   Ругаться матом Нина, конечно, тоже научилась. Уже не стеснялась этого. Считала, мат - это грозное оружие. Пригодится в критические моменты. Но матерные слова вылетали порой совершенно без надобности.
   Вот они с мужем зашли в магазин.
   - Картошку покупать будем?
   - На *** картошку! Вон баклажановая икра появилась.
   Муж ответил экспромтом:
   Кричит во мне каждый атом!
   Ниночка! Не ругайся матом!
   Не стихи, не увещевания не помогали. А баклажановая икра действительно появилась. Российские производители еще не научились делать красивую упаковку. Икра была расфасована в герметичные пластиковые мешочки цвета детской неожиданности.
   Нина обратилась к продавщице, - Мне, пожалуйста, икру и туалетную бумагу.
   Муж рассмеялся.
   - Ну, если в комплекте с туалетной бумагой...
  
   Нинин муж потерял работу. Говорил - это временно. Но Нина знала - надолго. Значит, и она надолго на электричке.
   Деньги появлялись и тут же уходили сквозь пальцы. Она чувствовала себя усталой, взвинченной. Сны были неприятные, путаные, тревожные. Без конца повторялся один и тот же скверный сон. Будто она идет по электричке, и все валится у нее из рук. И товар никак не продается. У всех продается, и только у нее - нет. Она - неудачница.
   Гнусное окружение бесило ее и раздражало. Женщины были откровенно скучны, не с кем словом перемолвиться, мужчины вызывали отвращение.
  
   С такими внутренними вибрациями жить было просто опасно. Нина чувствовала - вот- вот случится что-то очень плохое. Не может не случиться, пока она в таком настроении. Требовался отдых, который она все откладывала.
   Перед Новым годом торговля оживилась. Нина вошла в вагон. Там уже толкались продавцы. Васька-хохол, расталкивая женщин, полез вперед. Встал, ухватившись ручищами за спинки двух противоположных сидений, специально загородив весь проход, чтобы конкуренты не могли просочиться. Нине не за что было держаться. Она покачивалась, пытаясь сохранять равновесие.
   Поезд вдруг резко затормозил. От неожиданного толчка Нина упала на спину. Почувствовала резкую боль. Пассажиры помогли ей подняться, собрали рассыпавшиеся ручки. Пожилой господин помог выйти на платформу. Мелкими шажками она дошла до ограждения, уцепилась за него. Кое-как добралась до расположенной рядом поликлиники. Рентген показал трещину в позвоночнике. К счастью, серьезных повреждений не было, но на ближайшие месяцы - постельный режим.
   В больнице после МРТ ей сделалось плохо. От стресса и духоты щеки пылали, давление поднялось до небес. Того гляди случится инсульт. Муж забрал ее из больницы под расписку.
   Нина вернулась домой, и мысли ее тут же вернулись к злополучной торговле. Тревога никак не отпускала, не получалось расслабиться.
   Она купила светящихся стеклянных змеек, символ грядущего 2001 года. Заплатила за них 300 рублей.
   - Теперь уже не продам. Жалко. Столько денег могла бы заработать!
   Муж, потрясенный ее болезнью, был готов на все.
   - Завтра я сам пойду на электричку. Продам твоих чертовых змей. Этих ползучих гадов.
   - Ты сможешь? - обрадовалась Нина.
   На электричке уже знали о ее несчастье. Сочувствовали. Мужа встретили очень тепло. Катька всех удивила, предложив ему идти первым. Даже впереди нее.
   Он вошел в вагон. Дыхание участилось. Почувствовал, как подкатывается паника. Руки уже чуть не тряслись. Показал сувенир со змеей - тот сверкнул веселым красным огнем, словно издеваясь. Хриплым дрогнувшим голосом назвал цену и, не дождавшись, пока пассажиры достанут деньги, пулей пронесся через вагон. В следующем вагоне все повторилось. Понял, что этот смелый эксперимент превышает предельную психическую нагрузку, которую может выдержать нормальный человек. Тем более москвич. Прислонился к двери тамбура.
   - Выбросить все к чертовой матери! Или нет. Подарить ее отважным неунывающим коллегам.
   Подозвал таджичку, торгующую мелкой ерундой, типа мочалок для душа. Сунул ей в руки пакет сс стеклянными змейками.
   - Заберите Это, пожалуйста! - и выбежал из поезда.
   Нина почти не вставала с постели, но удивительно, - позже вспоминала время своей болезни как счастливейший период своей жизни. Рядом был любимый муж и обожаемый черный кот.
   Дочь Нины работала внештатным редактором в редакции "Астрель", брала редактируемые материалы на дом. Но учеба в институте отнимала у нее слишком много времени. Фактически редактировала не она, а Нина.
   Это был удивительный период в литературной жизни России. В Перестройку на литературный рынок хлынул поток ранее запрещенной литературы. Россияне узнавали о дзен-буддизме и тантрическом сексе, о наркотических изысканиях Тимоти Лири и Станислава Грофа. С изумлением и восторгом читали Хантера Томпсона и Чарльза Буковски, произведения, содержащие ненормативную лексику. Профессиональных переводчиков и редакторов катастрофически не хватало, в редакцию брали непрофессионалов. Таких, как Нина и ее дочь. Книги выходили с многочисленными ошибками, порой даже - с орфографическими.
   Интернет тоже еще только зарождался. Нина редактировала, обложившись книгами, привезенными из библиотеки. Переводы были слабыми, иногда вызывали смех. Так, знаменитая фраза Лейбница "Мы живем в лучшем из миров", у переводчика прозвучала так: "Мир опасен, ужасен, но Лейбниц сказал, что все хорошо ". Приходилось исправлять, уточнять переводы.
   Сначала Нина отредактировала руководство Мамы Джины по раскованному сексуальному поведению. Ее советы были настолько шокирующими, что у Нины глаза лезли на лоб. Что эта бесстыжая женщина вытворяет на восьмом месяце беременности? Может, все к черту повычеркивать? Дети могут прочитать! Муж напомнил, - ты же редактор, а не цензор. Ничего. не вычеркивай, оставляй, как в оригинале.
   Потом редактировала рассказы путешественника по Тибету и Японии. Вершиной стала новая книга Кена Уилбера, современного мыслителя, чье имя появилось о списке 100 самых известных и влиятельнейших интеллектуалов мира. Нина ощутила сопричастность с великой философией, - удивительное, экстатическое чувство. Она работала увлеченно, до позднего вечера, не чувствуя усталости. Это был праздник, а не работа.
   В редакции "Астрель" материалы, редактируемые ею, выходили под чужим именем. Она была литературным "негром." Но в ведомостях на зарплату фамилия ее дочери была, и деньги они получали вполне приличные.
   Все закончилось в один день. Редактора, с которым работала дочь Нины, пригласили в журнал "VOGUE". Взять с собой своих анонимных помощников он не мог.
   Нину снова позвали в НИИ. Институт кое-как выкарабкивался из кризиса. Нашлись и деньги на зарплату - от аренды пустующих помещений. Но она не пошла. Все равно не будет так интересно и увлекательно, как в редакции.
   Она уже не могла представить себе восьмичасовой рабочий день, гнет и деспотизм начальства, отпуск по графику в самое неуютное время, когда начинаются скучные осенние дожди. Она чувствовала призрак свободы. Свободы обманчивой, опасной, чреватой травмами и презрением окружающих, но все-таки - СВОБОДЫ!
   Выздоровев, Нина вернулась на электричку.
  
  
   Продолжение следует...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"