Путешествие из Москвы в Санкт-Петербург

Посвящается моему хорошему другу Андрею.

 

Но странный стук зовет в дорогу

Может, сердца, может, стук в дверь...

В. Цой. Группа "Кино"

                

                Однажды я поехала в Санкт-Петербург. 

Смысл поездки был таков: я хотела хотя бы раз в
жизни посетить могилу Виктора Цоя, и желательно - 15 августа. 

А поскольку
именно туда и именно в это время собирался Андрей, поклонник Кинчева и мой
хороший друг, то мне, как говорится, сам Бог велел. 

Родители
отпустили меня без лишних слов. Я даже удивилась. Мой примерный разговор с
матерью об этом: 

-        
Мам, я хочу поехать в Питер на могилу Виктора Цоя. 

-        
У нас денег нет. 

-        
Мам, я на "собаках" поеду, за бесплатно.

-        
Одна, что ли? 

-             
Нет, у меня друг есть один, Андреем зовут. - Мама тогда еще не
знала, что у меня есть такой друг, хотя я с ним уже пару лет была знакома.
Собственно говоря, мы вместе учились - в ММА имени И.М. Сеченова. 

-             
И вы что, вдвоем поедете? 

-             
Нет, с его друзьями, их 10 человек или больше. 

-             
И кто эти друзья? 

-             
Панки...

-             
Ну тогда езжай, только звони. 

                И с круглыми
от удивления глазами я поехала в Питер.

                 

               Москва, 13.08.99. (Подумать только, прошлый век!).
Встречаемся с Андреем в метро и там же договариваемся: он представляет меня как
свою двоюродную сестру. Дожидаемся двух друзей Андрея: молчаливого и
ярко-рыжего Рената и отнюдь не рыжего Чубайса, после чего мы отправляемся на
Ленинградский вокзал.

               План был такой: сесть на последнюю электричку в
Тверь. Но на вокзале мы почему-то оказались в 19.00 вместо положенных 21.00. В
ожидании нужного нам времени мы с Андреем, не удержавшись, купили билеты на
обратно: из Питера в Москву. Затем сели на собственные сумки и стали ждать
остальных, потягивая вино, привезенное Андреем из Анапы. 

                Впрочем, остальные не заставили себя ждать. 

                Сначала буквально из ниоткуда возник долговязый и
порядком поддатый юноша, один из кроссовков которого просил каши, уподобляя
своего обладателя то ли Тесею, то ли Ясону. Вслед за этим героем волоклась трезвая
еще девушка совершенно серой наружности, и данная композиция носила название
"Мамай и Женя" - по крайней мере, именно так их представил мне Андрей. Потом
возник еще один представитель тусовки по имени Электроник, затем еще парочка, а
затем мы все снялись с места и направились поближе к нашей электричке, где
обнаружили всю остальную тусовку практически в полном составе. Тусовка состояла
из ребят и девушек примерно одинакового вида: на головах у всех были "кинчевки"
(это стрижка такая, бритая голова с челкой и кое-где длинные пряди волос: сбоку
- "сопля", сзади - "крысы"),  а не на
головах - нечто потрепанно-джинсовое, иногда - в полоску. Собственно, состояла
эта тусовка из поклонников Кинчева, гордо именующих себя "панками". До встречи
с этими ребятами я представляла себе панков как-то иначе, да и сейчас, честно
говоря, тоже иначе их себе представляю.

                Среди всей этой брито-сероватой массы выделялся
один парень, одетый в черную кожу и железо и с пышной шапкой черных волос.
Носил он трогательное имя Заяц и являлся по сути поклонником Цоя. Остальные в
этой тусовке Цоя не любили, но уважали, потому что так велел великий Кинчев. 

                Со мной стала активно знакомиться девушка по имени
Маманя, или Маша - ее привлекла моя фенечка из бисера черного цвета с желтой
надписью "КИНО", которую я на шее носила. Родом Маманя была из российской
глубинки. Дома ее не было уже месяц, и она колебалась - ехать ей в Питер или
домой. 

-        
А ты хоть звонила домой? - выпрашивал Андрей у нее. 

-        
Нет...

-        
А они вообще знают, где ты? 

-        
Нет...

-        
Ну так езжай! Надо же дома показаться.

-        
Боюсь, убьют. 

Наша большая шумная компания сильно действовала на
нервы местным секьюрити, и они периодически подходили к нам, выражая свою
озабоченность по поводу того, успеем ли мы на нашу электричку. Причем самым
вежливым образом. В конце концов мы были все-таки ими оттеснены поближе к нашей
"собаке". Маманя, поколебавшись, приняла решение в пользу Питера. Мы все вместе
сфотографировались на фоне электрички (правда, потом эту фотографию никто так и
не увидел), и затем завалились внутрь. После бурных прощаний была проведена
перекличка, в ходе которой выяснилось, что нас 29, и "собака" поехала в Тверь. 

Напротив меня
сел очень красивый мальчик. Я и не представляла, что такие бывают. Очаровашка -
несмотря на прожорливость, худобу, немытые патлы и весьма юный возраст. Звали
его тоже красиво - Рамзес. На этом его сходство с египетскими фараонами
начиналось и заканчивалось. При виде чего-то такого, что можно съесть, он
начинал производить какие-то хватательные движения вытянутыми тощенькими
ручками, ну а уж если кто-то проносил мимо бутылку с водкой, вел себя вообще
недостойно, кидаясь вслед и при этом издавая нечленораздельные вопли типа
"Дай!". Хотя для подростка 15-ти лет такое пищевое поведение естественно.
Пожалуй, Рамзес был самым молодым в нашей тусовке, а самому старому ее
представителю было, по слухам, 44 года. Звали его Старый, и зрелище собой он
являл жуткое: длинные хайры с головы спускались в виде бороды на лицо, и среди
них виднелись дырки от зубов. Но большинство ребят было моего возраста - 19-20
лет. Кроме тех, кого я уже описала, мне запомнились еще несколько человек: пара
алкоголиков Джон и Гера(они всегда ходили вместе, вечно пьяные и вечно
молодые), причем, по слухам, Геру однажды бил сам Кинчев; меланхоличный Фантом;
большой и жизнерадостный Эст; из девчонок - маленькая Мышь. Еще была очень
колоритная личность, девушка по имени Авоська, она ходила с палочкой и была
известна фразой: "Ща я тебе между ног не то что авоську, нехренаську устрою!".
Эта ее фраза цитировалась очень часто. В этой тверской электричке Авоська
сладко задремала, удобно устроив свою голову на животе у какого-то парня, но
была разбужена радостными воплями: "Смотрите, парень спит, а у него между ног -
Авоська!".

В общем, к
ночи все напились. Мамай обиделся на Женю непонятно за что и демонстративно
ушел спать на другую лавочку, а лавочки в этой электричке были такие, что спать
на них можно было только в очень-очень нетрезвом состоянии. Так что до Твери я
не сомкнула глаз. Все остальные, кроме Мамая - тоже. Рамзес, выпив, стал
натуральным образом приставать к парням, а они стали его щекотать и заламывать
ему руки - в общем, им было приятно. Все остальные разделились на 2 группы и
стали играть в карты. Стало холодать. Мы с Андреем пытались согреться друг об
друга, но тщетно. 

14.08.99.
Где-то во втором часу ночи по вагону пошли контролеры. Их было двое - дед и
бабка. Они стали нагло требовать у нас билеты либо штраф. 

-        
Предъявите билеты! - громко сказала тетенька.

Тут сладко спавший на своей лавочке Мамай зачем-то
вдруг проснулся, громко сказал "Щаз-з!" и снова заснул.

Контролерша
взбеленилась: 

- Кто сказал
"Щаз"? - и она направилась прямиком к ... Андрею. На него вообще всегда все
нападают, потому что он весьма невысокого роста. Правда, он знает эту свою
особенность и за себя постоять умеет, но всем это кажется второстепенным. - Это
ты сказал "Щаз"?

- Тетенька! -
жалобно закричал Андрей, спасая ситуацию. - Не высаживайте меня, пожалуйста! Я
еду в Питер из Анапы на электричках! 

-        
Боже мой, мальчик! Сколько же ты едешь? 

-        
9 дней!

Контролерша пожалела было бедного мальчика, но тут
приперся ее напарник и грубо сказал:

-        
Знаю я эту шпану! А ну, деньги давайте! 

Кто-то пустил по кругу шапку, и все стали складывать
туда мелкие монетки, специально припасенные для этого случая. Контролеры были
вполне удовлетворены подобным компромиссом. 

Глубокой ночью
мы приехали в Тверь. Поганенький городишко, с полуразрушенным старым вокзалом и
недостроенным новым. Что мы тут же и выразили вслух. После чего у местных
бомжей проснулись патриотические чувства, и они стали наезжать на нас с
воплями: "Вам что, Тверь не нравится?". Еле ушли от них. Часть тусовки решила
пойти искупнуться в озеро, несмотря на собачий холод: при дыхании изо рта
вырывался пар, хотя электронное табло упрямо высвечивало цифру "16". Андрей, я,
Ренат, Чубайс, Заяц, Авоська и еще одна девушка решили остаться на вокзале и
пошли в кафе. В этом отстойном кафе не оказалось кипятка. В принципе. Ни в виде
чая, ни в виде кофе. Зато там было тепло. Я удовлетворила жажду "Фантой",
остальные пили пиво. Заяц вдруг расчувствовался и заявил, что ненавидит панков,
"таких, которые приходят на могилу к Цою только водки попить". За этим
заявлением последовало следующее: "Если я их там увижу, я их туда не впущу!".
Мы стали дружно уговаривать его не горячиться. 

В кафе вдруг
зашла довольно странная компания. Это были ребята. Довольно шумные, в
камуфляжных куртках, по виду - самые настоящие отморозки. Особенно выделялся
один, крупный блондин тупого вида с обрубленным, как у Брюса Уиллиса, носом,
явно лидер, самый тупой и шумный из них. Речь у них шла о конкретных вещах: как
хреново здесь, в Твери, и как хорошо было на Кубани, в конопляных полях.
Местные менты, услышав это, встревожились. Когда эти придурки ушли, милиционеры
подошли к нам и велели закругляться. 

-        
Но мы едим, - возразили мы. 

-        
Тогда - через 10 минут, - пошли на уступки менты. 

Мы упрямо отсидели эти 10 минут и только собрались
выходить, как вернулись эти камуфляжные придурки и преспокойненько сели. Мы
очень обиделись, но ушли молча. 

                Немного погуляв по вокзалу, мы познакомились с
какими-то ребятами, которые ехали из Питера в Москву на бесплатный концерт Red Hot Chili Peppers. Мы решили их
проинструктировать, как вести себя в Москве, хотя они об этом не просили. В
итоге мы их просто запугали - мол, менты злые, всех без прописки засовывают в
"обезьянник" и т.д. Потом нам самим стало смешно. 

                 Потом мы повстречали еще какую-то компанию,
состоявшую из 3-х парней и одной девчонки. Девица была жгучей брюнеткой, и на
ней был черный плащ. Невольно вспомнились строчки из фанатского стихотворения:
"Прогулка романтика кончена - плащ превращается в точку...". Это были киноманы,
они тоже ехали на могилу Цоя. 

                 Потом мы наконец-то нашли какую-то лавочку и
заснули на ней. 

                 Утром мы сели на "собаку" до Окуловки. Пятеро
наших опоздали на поезд. Мы увидели их, бегущих по платформе, когда электричка
уже тронулась с места. Без лишних слов Андрей рванул на себя стоп-кран, и
электричка, взвизгнув тормозами, остановилась. И тут случился облом -
оказывается, позади нас сидел мент, а мы его заметили только тогда, когда он
выкинул Андрея из вагона, дав ему пинка под зад для ускорения. Я обмерла. Я
осталась один на один с этими невменяемыми после вчерашнего поклонниками
Кинчева. Но бежать вслед за Андреем тоже не хотелось.  К счастью, Андрей залез в другой вагон и через тамбур вернулся
обратно. Главное, что опоздавшие тоже успели заскочить. Правда, вскоре
выяснилось, что в Твери была забыта Мышь. Зато наши ночные знакомые - киноманы
отправились в путь вместе с нами. 

         Девица в черном плаще когда-то была
очень сильно накрашена, но после ночевки в Твери кроваво-красная помада и
угольно-черный карандаш для глаз размазались по лицу, а если учесть, что она
была жгучей брюнеткой, впечатление она производила сильное. Она подошла к нам.
Мы - я, Андрей, Заяц, Эст, Маманя, Рамзес и кто-то еще пели под гитару песни
Цоя и Кинчева, но при виде такой эффектной девушки, очень похожей на
красно-черную смерть алисомана, сразу заткнулись. 

-        
Привет, я - Арина, а вы? - представилась она, воспользовавшись
паузой. 

Мы тоже все представились. Последним назвал свое имя
красавчик Рамзес. Арина благосклонно качнулась в его сторону и сказала
загадочным тоном с претензией на флирт:

-        
Имя "Рамзес" мне нравится больше всех....

Рамзес обмер и стал хватать воздух ртом, как рыба.
Потом Арина ушла к своим друзьям, а Рамзес, к которому потихоньку возвращался
дар речи, спросил нас тихонько:

-        
Чего это она, а?

-        
Рамзес! - начали издеваться мы. - Ты что, не понял? Ты девушке
понравился!

-        
Ой, сильно надо... - испуганно пробормотал Рамзес, бледнея. 

-             
Да ладно тебе! Хорошая девушка! Ее только помыть надо! -
продолжали издеваться Заяц и Эст. - А как она тебя любить будет, ты просто не
представляешь!

               Рамзеса передернуло от такого варианта развития
событий, но он промолчал. А потом мы продолжили издевательство над гитарой.
Благородный инструмент развлекал нас всю дорогу до Бологого.

                В Бологом мы просидели не больше часа. У этого
городка, в отличие от Твери, замечательная энергетика, и люди там неплохие. Не
зря ведь про Бологое песни поют. Мы смогли неплохо позавтракать на вокзале.
После завтрака я решила привести себя в порядок, для чего достала из сумки
маленькую дорожную расческу. Она была голубого цвета с золотым бантиком. Эта
расческа так понравилась Зайцу, что он взял да и расчесался ею. Его жесткие
черные волосы встали прямо, придав Зайцу сходство с небезызвестным Баттхедом.
Затем, не выдержав насмешек, Заяц восстановил на своей башке прежний бардак.
Ребята ели, и в их еду сыпалась перхоть Зайца. В общем-то, ничего страшного,
перхоть - это грибок, а грибы, как все знают - лесное мясо. 

                Затем мы поехали в следующий пункт назначения -
Окуловку. 

                В Окуловке мы узнали, что нам придется сидеть здесь
8 часов,  ибо именно через 8 часов здесь
остановится нужная нам "собака" до Малых Вишер. За эти 8 часов мы прекрасно
поняли истинное значение слова "отстой". По сравнению с Окуловкой Тверь
казалась просто городом золотым под небом голубым. Нет на Земле большего
отстоя, чем Окуловка. В основном удручающее впечатление производили, как могли,
жители Окуловки, и если точно - мужская часть населения. Мужики бомжеватого вида
ездили мимо нас на великах, выжимая из них максимальную скорость( километров
20). Ездили они в основном туда-сюда перед нами и при этом каждый раз
презрительно на нас глядели и фыркали. Их можно понять, наверное - не каждый же
день в этой поганой Окуловке зависает десант из 30 ребят разбойного вида. Мы
сначала удивлялись, потом начали смеяться - такие эти козлы были забавные,
когда пытались нам доказать, кто круче. Мы были мирные. А еще усталые, голодные
и мокрые. Ибо полил дождь. 

                 Часть ребят не выдержали и пошли на "трассу" -
ловить попутки. Я, Андрей и Ренат пошли в местное кафе спасаться от дождя. Мы
посидели, поели, попили чаю, и вдруг пришел какой-то мужик и заказал себе
много-много еды, потому что у него было много-много денег. Ренат вмиг пересел к
нему. 

                  - Ренат сейчас будет раскручивать его на еду, -
объяснил мне Андрей. - Это надолго, так что давай пока сходим, позвоним? 

                 Мы сходили в ближайшее почтовое отделение и
позвонили домой. Моя мама была спокойна, как слон, а у Андрея родители уже
давно к такому привыкли. Когда мы вернулись с почты обратно в кафе, Ренат уже
раскрутил мужика на обед для нас троих. Происходила раскрутка посредством
душевной беседы. Ренат всерьез собирался раскрутить этого мужика и на вино, но
был жестоко обломан: в кафе появился дружок нашего мужика, преследовавший,
очевидно, аналогичные цели. Вид у него был как у бомжа, но конкуренцию он
терпеть не собирался. С невиданным психологизмом этот бомж настроил нашу дойную
коровку против нас, и нам пришлось уйти. 

                 Мы пошли на железнодорожную платформу, где почти
все уже собрались. На лавочке мертвым сном спала вдрызг пьяная Арина. Те, кто
не спал, пили странную жидкость ярко-желтого цвета густой консистенции. 

-        
А что это вы пьете? - поинтересовался Андрей осторожно. 

-             
Да вот, - последовал ответ, - гадость какую-то. На цвет как
шампунь, пахнет как шампунь, на вкус как шампунь. Но нам это продали, как
самогонку, и по шарам бьет, как самогонка...

-             
Все-таки это шампунь, - сказала я тихо, но мне никто не
поверил. 

               Надо было чем-то заняться. Я с одной девицей решили
побродить по Окуловке, и я познакомилась с еще одним напитком. Правда, опять
заочно. Эта девчонка подобрала на помойке пластиковую бутылку, налила в нее
воды, растворила в ней порошок мускатного ореха и начала пить. 

               - Тоже вставляет хорошо, - объяснила  она мне. - Ты пить не будешь? Тогда смотри
вокруг, чтобы нас менты не застукали с этим орехом. 

               Я плохо представляю себе, что такое мускатный орех,
и потому стала спрашивать совсем другое: 

                - Как же ты можешь пить, если бутылка - из помойки,
ты ее даже не помыла? - Я как-то не подумала, что сокурсник Андрей был знаком с
этими ребятами теснее, чем я , но так и не смог внедрить в эту тусовку понятия
об элементарной гигиене питания. 

                - Приходится, - ответила эта девица с тяжелым
вздохом. - Вот, стоматит себе заработала! - и она открыла рот, демонстрируя
свой стоматит. Я отнеслась к ее стоматиту спокойно, поскольку сама - медик и
видала всякое.  Она, похоже, была
разочарована моим спокойствием. 

                Потом мы опять вернулись на платформу, в общую
массу. К нам подошли ребята-киноманы и спросили встревожено: 

                - Ребят, а вы Арину не видели? Брюнетка такая, в
черном плаще... 

                Мы все тут же побежали искать Арину, но она очень
скоро нашлась сама: мы увидели ее, бредущую к нам по рельсам. Макияж она
стерла, и лицо ее потеряло какой бы то ни было цвет вообще. Тяжело дыша, Арина
села на лавочку, перевела дух, достала карандаш для глаз, помаду и восстановила
на лице свою боевую раскраску. Косметика, похоже, заменяла ей воду для мытья.
Да и наши девушки снимали старый мейк-ап ладошкой в один прием, а на оставшееся
наносили новый слой косметики. 

               Затем я попыталась перекусить,  но сделала это при Рамзесе, за что и
поплатилась: он засучил ручками и ножками, тоненько запищал "Дай! Дай!" и
накинулся на меня, как стервятник. Не могла же я оставить ребенка без еды, в
конце концов! 

               А затем подъехала долгожданная электричка. В общем,
самым лучшим в городке Окуловке было то, что нам все-таки удалось оттуда
смыться. 

               
В электричке мы снова стали петь. Затем что-то произошло с Электроником.
Наверное, он слишком много выпил того шампуня. Короче, в каждом углу ему стали
мерещиться милиционеры, он их испугался и стал бегать по вагону с криками:
"Менты! Менты!". Периодически он прятался от них под лавочку и умолял нас
сделать то же самое. Естественно, мы не обращали на него внимания, и он снова
начинал бегать и орать. Затем он, утомившись, уснул. Проснулся он уже под
лавочкой, и на вопросы типа "Что случилось, Эл?" отвечал: "А что было-то?"

                  Маманя играла песню "Плачет девушка в автомате",
правда текст там был другой, очень пошлый. Мы смеялись, но остальные пассажиры
сделали Мамане втык и объяснили, что в электричках такое петь нельзя. Тогда
гитару взял Эст и громко заявил:

-        
Я сейчас такое спою! Вы все закачаетесь! Ну, очень смешно...

Он забренчал на двух аккордах и заорал тоненьким
голоском: "Подружки мои, не ревнуйте! К тому, кто в меня влюбле-он...". Окончание
припева потонуло во всеобщем хохоте - даже те ханжески настроенные тетки,
которые отругали Маманю, ржали впокаточку. Так, смеясь, мы доехали до Малых
Вишер. Там мы пробыли совсем недолго, минут 10 от силы, и сели на последнюю
"собаку" - в Питер. 

В вагоне мы
встретили еще одних своих знакомых - тех шумных ребят, из-за которых в Твери
нас выгнали из кафе. Мир тесен, блин... Эти отморозки тоже производили очень
много шума. Как назло, у них была гитара и голоса сильнее наших. Песни они пели
незнакомые, все наши попытки уговорить их спеть что-то классическое (Цой,
Кинчев, Высоцкий, Башлачев) ни к чему не привели. В итоге мы ушли в другой
вагон. 

К полуночи мы
приехали в Питер. 

15.08.99.
Остро встала проблема ночевки. Было сухо, но холодно, так что о ночевке в парке
под открытым небом не могло быть и речи. Мы разбились на маленькие группки и
пошли искать ночлег. Со мной и Андреем пошла Маманя, а вслед за нами увязались
те самые отморозки из Твери. Причем один из них оказался не таким уродом, как
его компания, с ним можно было поговорить, звали его, кажется, Володя. Маманя
повела нас к своей подруге. Та жила в крохотной квартире, похожей на каморку, и
сразу нам сказала, что сможет дать приют лишь одному из нас. В итоге ей
достался этот самый Володя. Друзья Володи как-то пропустили этот момент. Где-то
через полчаса до них дошло, что их стало как-то меньше, и они пристали к нам:

-        
А где наш друг?

-        
Ваш друг остался ночевать у одной девушки!

Отморозки страшно обиделись на нас и на своего
друга, развернулись и уехали в Москву. Зачем только в Питер перлись,
спрашивается?

Осталось нас
трое. Андрей и Маманя приняли решение - идти ночевать к Михалычу. Михалыч жил в
одном из тех жутких домов, где окна выходят во двор-"колодец". Мы зашли в этот
двор через арку. Освещения не было и в помине. В Питере по ночам освещается,
похоже, только Невский проспект. Мы шли в кромешной тьме на ощупь, держась за
руки, поскольку даже друг друга не видели, и поминутно спотыкаясь об неровный
асфальт. Когда мы вышли из арки, которая показалась нам длинной, как тоннель,
прямо в глаза нам ударил свет фонаря, ослепивший нас окончательно. Когда мы
прозрели, то увидели горящие электричеством окна первого этажа. Из них
доносился визг электрогитары: "Я на тебе, как на войне"...

- О, это
Михалыч играет на гитаре! - 
обрадовались Маманя и Андрей. Они постучали в окно и зашли в подъезд. В
подъезде тоже стояла тьма - хоть глаз выколи, но пресловутый Михалыч пожелал
встретить нас именно там. Он долго рассматривал наши лица в свете зажигалки,
затем завел все-таки в квартиру. 

Такие
квартиры, как у Михалыча, бывают только в Питере. 4-хметровые потолки, коридор
как чехол от сосиски, огромные многочисленные комнаты и хронический ремонт.
Михалыч жил здесь со своими родителями. Это был молодой блондин с "гаврошем" и
"химией" на голове одновременно, правда сбоку с прически свешивалась положенная
"сопля". У него в комнате было очень много безумно интересных вещей: на полу в
художественном беспорядке валялись электрогитары, синтезаторы, усилители,
нунчаки и книги, а на стене важно висела одна-единственная классическая
шестиструнка. 

- Андрей!
Сколько вещей! - потрясенно прошептала я. - Где он зарабатывает деньги на все
это? 

- Михалыч
нигде не работает, - важно пояснил Андрей. - Это Питер, а не Москва
какая-нибудь, здесь можно жить и нигде не работать. 

Михалыч меж
тем кинул нам с Маманей по одеялу, взял Андрея и ушел с ним на кухню. Мы с
Маманей остались одни. Она поглядела мне в глаза и спросила:

-        
Вы с Андреем правда брат и сестра? 

-        
Да, - соврала я, помня наш уговор. 

-        
Вы совсем не похожи, - сказала Маманя.

Я залезла под свое одеяло, даже не раздевшись - так
спать хотелось. В пол второго ночи вернулся Андрей. Поскольку я еще не спала,
он решил надо мной поиздеваться. Растолкал, сунул под нос какой-то альбом с
фотографиями и спросил:

-        
А ну-ка, угадай, кто это? 

-             
Ван Дамм, - сказала я, потому что это действительно был
Жан-Клод Ван Дамм. 

-             
Не фига! - обрадовался Андрей. - Это Кинчев! А это кто?

-             
Ну, этот самый... Из "Депеш Мод".

-             
Не фига! Это тоже Кинчев! А это? 

               Это была Надежда Бабкина, но мне хотелось спать, и,
примирившись с судьбой, я сказала:

-        
Кинчев!

-             
Молодец, угадала! - обрадовался Андрей и отстал от меня. Воспользовавшись
этим, я погрузилась в нервную дремоту. Михалыч зашел в комнату и увел Андрея и
Маманю на кухню, затем я услышала, как они вернулись. Михалыч вдруг сорвал с
меня одеяло и сказал - то ли возмущенно, то ли разочарованно:

-             
Ну вот! Даже штаны не сняла! - А на что он, собственно,
рассчитывал?

               Затем он положил одеяло на место и взял в руки
электрогитару, от расстройства, наверное. Тогда я поняла, почему гитарный запил
носит название именно запила - в руках Михалыча гитара завизжала, как
электропила. Михалыч периодически останавливал свою игру, расталкивал Андрея,
который пытался, по-видимому, устроится где-то рядом со мной, и спрашивал:

-        
Ну, как? 

-        
Нормально... - каждый раз отвечал Андрей невменяемым голосом. 

Михалыч пилил до трех часов, а потом моя дремота
перешла в хороший, крепкий сон без сновидений, поскольку даже электрогитара не
тревожила меня.

Проснулась я в
пол девятого утра, раньше всех. Андрей и Маманя лежали как трупы, причем Андрей
- рядом со мной и в одних трусах. Без одежды, правда, он выглядел очень даже
ничего. Будить их мне не хотелось, поэтому я решила поискать тот альбом с
фотками Кинчева, которым Андрей меня пытал всю ночь. Правда, я нашла другую
книгу - биографию Хемингуэя - и погрузилась в чтения. Громкий вопль Андрея вернул
меня с небес на землю:

-        
А-а! Мы опаздываем! Почему ты нас не разбудила! -
верещал он, как какая-нибудь Бани Цуккино. Оказывается, у Андрея была назначена
встреча с какой-то девушкой на Московском вокзале. Выкрикивая мне эту
информацию, Андрей ласточкой нырнул в горку одежды, лежащую на полу, и вынырнул
оттуда со своими штанами в зубах. После чего они с Маней, не торопясь, оделись,
а затем в комнату зашел Михалыч, чтобы отвести нас на кухню - без него бы мы
заблудились. Мы не торопясь, позавтракали. А потом я и Андрей пошли на
Московский вокзал.  Через два часа,
совершенно не торопясь, к платформе подъехал поезд из Москвы, на котором
приехала ожидаемая нами девица с подружкой. В процессе ожидания мы обнаружили
на этом же вокзале Рената. 

Короче, компания собралась теплая, и мы решили, что
пора перекусить. Для этих целей мы зашли в привокзальный ресторанчик... и были
очень сильно удивлены, когда нас туда не пустили. Причина была проста - мы были
в джинсах. Джинсы порочили репутацию сего весьма достойного заведения,
оказывается. Вот вам и "привокзальный ресторан". Мы плюнули и зашли в другой,
более демократичный. Правда, там не было сидячих мест. Андрей со своими
подружками встал в очередь, а мы с Ренатом пошли искать свободное место. Ждать
долго не пришлось - освободился столик, мы с Ренатом тут же сели за него. Вдруг
к нам подлетела какая-то сумасшедшая девица пижонского вида, в мини-юбке и
сапожках до колена (это в августе!) и пронзительно пропищала: 

-        
Здесь только что было свободно! 

-        
А теперь - занято! - отрезал Ренат. 

-             
Но тут было свободно! Я первая увидела! - точно таким же
голосом пищат медицинские электроприборы, когда им от нас что-то нужно. 

-             
Занято! - терпеливо повторил Ренат.

-             
НО ТУТ БЫЛО СВОБОДНО!!! - голосок у девицы стал как у
электропилы. 

-             
ЗАНЯТО!!! - тихо и невозмутимо парировал Ренат. 

               Девица чуть не лопнула от возмущения. Она топнула
сапожком и, на самых пронзительных своих нотах пропищав: "Нахалы!!!" резко
развернулась и ушла в неизвестном направлении. Мы с Ренатом, поозиравшись, обнаружили,
что Андрей с подружками нашли другой свободный столик, и пересели к ним. А они
даже не подозревали, какой бой только что выиграл Ренат. 

              После еды мы наконец-то отправились на Богословское
кладбище - место, где уже почти 9 лет покоился прах Цоя... Автобус был набит
битком разными людьми - панками, металлистами, родителями с детишками, хорошими
мальчиками и девочками (такими, как я) - и все они ехали ТУДА. 

               - Знаешь, что сказал мне Михалыч? - посмеиваясь,
сказал Андрей. - Что мы с тобой похожи, как родные брат и сестра! 

               Я припомнила, что мне сказала поэтому поводу Маманя,
и мы оба рассмеялись. Наш смех прервался на судорожном вздохе при появлении в
автобусе маленького округлого существа, ободранного и с малиновыми волосами.
Это оказалась девушка, и она тут же прицепилась ко мне:

-        
Ой, какой у тебя значок хорошенький!!!

На мне
действительно был значок с Цоем, подарок одноклассницы по имени Оля. 

- Меня зовут Коди! - продолжила девушка. - А ты
москвичка, да? Давай пиши свой адрес сюда!

                Я представила. Что будет с моими папой и мамой,
если одной прекрасной ночью на пороге моей двухкомнатной квартиры, где кроме
меня, еще есть родители, брат, маразматическая бабка и волнистый попугайчик,
возникнет эдакое существо, и обмерла. Адрес давать не хотелось. К счастью,
вмешался Андрей:

                 - Катя - не москвичка! - (ну-ка, кто там отрекался
от Христа?), - А вот я - москвич. 

                 - Ну тогда ты давай мне свой адрес, - немедленно
переключилась на Андрея непосредственная Коди.

                 Андрей написал ей на бумажке чей-то чужой телефон
и свежевыдуманный адрес - пускать к себе на ночевку Коди ему, видимо, тоже не
захотелось. 

                 На кладбище была толпа народу. Я поискала глазами
цветочниц и ни одну не нашла. Что это за кладбище, около которого не продаются
цветы! Я сильно пожалела, что не купила цветы в городе. Но выход нашла быстро -
сняла с шеи мою фенечку из черного бисера и положила ее на чистенькую, нарядную
могилу Цоя. Перед могилой в 2 ряда расположились скорбящие: 1-й ряд - стоя на
карачках, 2-й - стоя на ногах. На газонах полулежал всякий разный народ и пел
песни Цоя под гитару. Еще было большое количество милиционеров, но они никого
не трогали - народ вел себя мирно. 

                 С кладбища пешком пошли в "Камчатку" - знаменитую
котельную. Компания собралась приятная, со мной, Андреем и Ренатом пошли еще
какие-то девушки. В Камчатку нас, правда, не пустили, потому что там было
телевидение и Гаркуша, который давал интервью. Я тогда плохо представляла, кто
такой Гаркуша, и он мне не понравился, потому что выпендривался сильно. Но вся
компания встала в линейку и стала униженно просить у него автограф. Гаркуша с
надменным видом расписался. 

                 Около Камчатки мыкались какие-то мужики,
волосатые, в косухах, похожие на байкеров, только без байков. Они стали
клеиться к одной из девушек. Андрей и Ренат на всякий случай приготовились идти
на помощь, но девица сразу сообразила, в чем дело, и сказала волшебную фразу:
"Я не из Москвы". После чего эти мужики от нас отстали. 

                 После Камчатки мы пошли к какому-то ДК, где что-то
должно было быть. Билетов не было, зато встретились знакомые лица, в частности,
Маманя. Потом прошел слух, что, хотя в ДК нас и не пускают, внутри все равно
неинтересно, и потому я, Андрей и Ренат поехали обратно на кладбище. У нас были
обратные билеты в Москву на 1.30, поэтому время надо было как-то убивать. С
нами поехала одна девушка по имени Надя, местная жительница. В автобусе к нам
четверым привязалась контролерша и начала требовать неслыханное - билеты. Наш
скулеж про то, что мы не местные, не помог. А помог нам один молодой человек,
который купил нам билеты. Это был художник, по имени Александр, с золотыми
вьющимися волосами и классическим, как у Гагарина, лицом. Нарядно одетый, с
цветами в руках, он тоже ехал к Цою на могилу... А я вспомнила, что опять забыла
купить цветы. Что за черт?

                 Вечерело. На кладбище все окончательно напились и
улеглись спать - на газон, и на соседние могилы, что было очень неприятно. Лишь
могила Цоя не подверглась осквернению. Короче, кладбище превратилось в лежбище,
и между бесчувственных тел вальяжно прогуливались милиционеры. У меня появилось
ощущение, что Цою все пофиг, что его уже здесь нет, что он давным-давно уже
где-то родился вновь, (я верю в реинкарнацию). Такими мыслями я была занята,
когда ко мне подошли пьяные в одно место старые знакомые - Джон и Гера. Джон
был с девушкой. Он познакомил меня с ней и сказал: 

                 - Слушай, а
ты сестра Андрея? Ты очень хорошая девушка! Можно, я тебя поцелую? 

                - Не-е... - проблеяла я, отступая на шаг назад, пока
Джон пытался вытянуть свои губищи в трубочку. Слава Богу, Андрей пришел на
помощь. Он заявил:

                - Это моя
сестра, и ее нельзя целовать. - Джон решил, что одно вполне вытекает из
другого, и не обиделся. 

                Тут материализовалась Коди, тоже пьяная. Она
подошла к нам и начала вопить, что жизнь - несправедливость: 

-        
Вот я сейчас пьяная, а менты все равно меня не заберут... Щас
докажу!

-             
Коди, стой!!! - но было поздно. Коди направилась к ближайшим
милиционерам - двум долговязым курсантам и маленькому круглому сержанту. Она
выросла перед ними, словно из-под земли, и сказала:

-             
Заберите меня, пожалуйста, в отделение! 

               Тут произошло нечто странное: курсанты при виде Коди
разбежались в стороны, как тараканы, а сержант, пошевелив густыми усами,
попятился от нее бочком и тихо сказал: 

-        
А ну кыш! Отстань! Пшла отсюдова!

-        
Ну вот видите, - сказала нам Коди. 

Когда совсем стемнело, мы вспомнили, что в Питере
метро закрывается в 22.00, а нужная нам станция - в 21.00, поэтому пришлось
ехать на вокзал - коротать время до полвторого ночи именно там. Надя провожала
нас. Ренат попытался увезти ее в Москву, она ему понравилась, Ренат сказал ей,
что в его  квартире некому поклеить
обои. Надя, с философской улыбкой и взглядом, обращенным внутрь, отказалась. 

16.08.99. Поезд, на который у нас были билеты, не
опоздал, что было странно. В поезд зашли мы втроем - я, Андрей и Ренат. Там мы
встретили Чубайса. Правда, Андрей вырубился, как только сел в кресло. Поезд
тронулся. 

А туманный
неосвещенный город с гитарным пилильщиком Михалычем, девушкой Надей, художником
Александром, Камчаткой и аккуратной могилой Виктора Цоя на оскверненном
кладбище остался позади - все дальше, и дальше, и дальше... 

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Естественно, я, как хорошая комнатная девочка, была
в полном шоке от такого путешествия. Но мне безумно понравилось, и это одно из
самых ярких воспоминаний в моей жизни. Так что в неопределенном будущем я
собираюсь посетить могилу Цоя еще раз, чтобы все-таки положить на нее цветы. 

А еще я
хочу съездить на Казантип... 

Я
непременно напишу об этом, но предупреждаю, что вряд ли это произойдет скороJ.