Товкач Александр Васильевич : другие произведения.

Священная война

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга повествует о жесточайшей религиозной бойне, в которой с легкостью карточных домиков рушатся целые государства. В борьбе против изощренной тактики сектантов тщетны усилия державных стражей, и только горстка загнанных в угол смельчаков, во главекоторых волею судеб оказался наш соотечественник, способна остановить лавину безумия.15 ИЮЛЯ ТЕКСТ БУДЕТ ЗАМЕНЕН.Благодарю всех, чьи советы сделали такую замену возможной.ВНИМАНИЕ!!! С 30 июня начата замена текста. Роман, блоками по пять глав, размещается в новых разделах. Рекомендую не терять времени на чтение черновика, а перейти на http://zhurnal.lib.ru/t/towkach_a_w/war2004a_1_5.shtml

   Џ А.В.Товкач, 2004 г.
  
  
   Александр ТОВКАЧ
  
  
   СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА
  
   Часть первая
   MENE. TACEL. FERES
  
   Глава I
  
   Доктор Бакай слишком поздно понял, что резня неизбежна. Он еще успел спасти семью, отправив на родину жену и детей, но сам покинуть Белиз уже не мог: в тот злополучный день, когда доктор стал рабом секты пранитов, в его грудную клетку было имплантировано дистанционно управляемое взрывное устройство. Попытка бежать была для него равносильна самоубийству. И теперь, стоя в рубке командного пункта, Бакай с отвращением наблюдал, как по наружной стороне бронестекла сползают ошметки мозга. Рубка располагалась под потолком исполинского тренировочного ангара, задымленное помещение которого было видно отсюда как на ладони, и то, что происходило на полигоне, не могло не вызывать тревоги. Буквально минуту назад снаряд угодил в окно командного пункта. Штабисты сочли попадание случайным. Но следующий выстрел в клочья разнес бойцов расположившегося неподалеку минометного расчета, и когда вздыбленная земля начала оседать, Бакай услышал крик взбешенного координатора:
   - Восьмая, что у вас происходит?!
   Командир восьмой когорты десантного легиона не отвечал, но координатор продолжал вызывать его до тех пор, пока старший диспетчер не указал ему на дисплей. Номер командира когорты не светился.
   - Мертв? - опешил координатор.
   Диспетчер кивнул:
   - Наверняка.
   - Но я не понима...
   Его слова утонули в грохоте взрыва, настолько сильного, что прогнулись металлические опоры командного пункта, стекла покрылись паутиной трещин, а из разорванного силового кабеля посыпался сноп искр. Пропало освещение, мониторы слежения погасли.
   Бойцы восьмой когорты, преодолев слабое сопротивление штабной охраны, подобрались к рубке и открыли сокрушающий огонь. Стекла обрушились на пол дождем осколков, и шквал автоматных очередей начал крушить оборудование поста.
   Штабисты залегли на полу, пытаясь спрятаться от смертоносного свинцового вихря. Старший диспетчер набрался храбрости, на коленях прополз к аварийному щиту и успел опустить рубильник до того, как шальная пуля вошла ему в спину. Диспетчер со стоном выдохнул и опустился на пол, выплевывая сгустки крови, а включенный ним аварийный механизм перевел рубку на осадное положение: окна закрылись броневыми жалюзи, включилось автономное электроснабжение, взвыли сирены, а радиомаяк начал посылать во все посты Цитадели сигнал тревоги.
   Грохот от взрывов стоял неимоверный. Звукопоглощающая прослойка стен не могла полностью погасить обрушившийся на пост децибельный шторм, и барабанные перепонки людей испытывали запредельные перегрузки.
   Некоторое время штабисты еще надеялись, что этот кошмар скоро прекратится, но затем стало еще хуже - начались ракетные попадания. Корпус рубки содрогался с пугающей силой в такт каждому разрыву и, тем не менее, оставался цел. Это давало штабистам хоть какой-то шанс на выживание.
   Когда канонада на миг стихала, Бакай, не помня себя от страха, полз между рядами пультов, кресел и приборных панелей в безумной надежде бежать от всепожирающей смерти, но после каждого нового ракетного удара опять замирал на месте и вжимал голову в пол. Это был первый бой в его жизни, и только теперь доктор понял, что посвятив себя психиатрии, он все эти годы не имел ни малейшего представления о том, каким всепоглощающим может быть ужас.
   Осмелившись, наконец, поднять голову, доктор в блеклом свете аварийного освещения увидел поистине отвратительную картину: между лежащими ничком штабными чинами согнувшись стоял координатор, из ушей которого шла кровь, а на брюках расползалось темное пятно мочи.
   Жалюзи в некоторых местах уже были повреждены и пропускали снаружи огненные отсветы. Когда вспышки следовали одна за другой, координатор зажмуривал глаза и ловил ртом воздух словно выброшенная на берег рыба. Бакай едва успел подумать, что и сам, наверное, выглядит не лучше, как вслед за очередным взрывом последовал короткий как молния, но совершенно невыносимый скрежет разрываемого металла. В броне командного пункта появилась первая пробоина. Небольшая, но ее вполне хватило, чтобы осколки боеголовки разлетелись по рубке и у координатора снесло верхнюю половину черепа. Бакай с окаменевшим лицом проследил за падением обмякшего тела, медленно перевернулся на спину, раскинул руки в стороны, уставился в потолок и заскулил, не слыша в грохоте взрывов и визге осколков даже отзвука собственного голоса. Теперь доктору было совершенно плевать на то, как он выглядит.
   Временами, когда осколки рикошетили от оборудования и впивались в пол, на их пути попадались лежащие люди. Бакай наблюдал за их гибелью совершенно отрешенно, словно происходящее абсолютно его не касалось. А если несущие смерть куски железа свистели в угрожающей близости от его собственного тела, доктор моргал, но и только.
   Он смирился.
   Он уже фактически умер.
   И не нашел в этом факте ничего страшного.
   А когда один из стенных распредшкафов вдруг отошел в сторону, и за ним обнаружилась дверь, Бакай воспринял перспективу спасения с ледяным спокойствием. Ему теперь было все равно.
   Доктор понял, что однажды сжившись со смертью, никогда уже не сможет бояться ее.
   Через миг шрапнель осколков выщербила рядом с Бакаем линолеум и превратила его ноги ниже колен в кровавый фарш. Доктор сцепил зубы, но не издал ни звука, почти не удивляясь тому, с каким безразличием отнесся к первому в своей жизни ранению.
   Второе последовало почти сразу же и было намного тяжелее. Доктор не сразу понял, что произошло, просто ощутил нарастающий жар в груди. Хотел посмотреть, но не смог поднять голову. Попытался дотронуться до очага пожара, и вместо шершавой ткани костюма его рука ощутила какую-то скользкую липкую массу. Уже теряя сознание, захлебываясь кровью, он прохрипел:
   - Если останусь жив... если я только останусь...
   В проеме двери показался человек, крикнул: "Чего ждете?! Бегом отсюда!", - и юркнул обратно в коридор. Затем, сообразив, что никто в рубке не мог его услышать, снова заглянул в разгромленное помещение, окинул его быстрым взглядом, подозвал сгрудившихся в коридоре бойцов и приказал помочь штабистам. А затем добавил:
   - Там должен быть гражданский. Его нужно достать в первую очередь и любой ценой, даже если придется оставить всех остальных. Понятно?... Вперед!
   И бойцы ринулись в рубку, стараясь как можно скорее покончить с опасным заданием. Первым из них не повезло: они как раз угодили под разрыв боеголовки, и остальным пришлось перешагивать через их развороченные тела.
   Раненых штабистов просто вышвыривали в коридор, на аккуратность времени не было. В груде валяющихся на полу человеческих лохмотьев солдаты едва отыскали останки гражданского. Не будь приказа, эту груду мяса оставили бы на месте: отдавать медикам было почти нечего. Но поскольку приказ был, Бакая все же подняли и бережно, вчетвером, за руки и культи ног понесли к коридору. Эта аккуратность стоила жизни еще одному бойцу, разорванному осколком уже на пороге двери. А едва трое остальных вынесли доктора из рубки, она превратилась в настоящий ад: не выдержав непрекращающейся бомбардировки, сорвалась с креплений одна из броневых панелей обшивки, и начались прямые попадания ракет внутрь командного пункта.
   Больше отсюда не вышел никто.
   Из двух отделений, посланных на спасение штабистов, в живых осталось лишь пять человек, которые в момент уничтожения рубки находились в коридоре. Из семи штабных работников, которых бойцы успели к тому времени эвакуировать, лишь трое оказались живы. Бакая тоже можно было причислить к их числу, но с очень большой натяжкой.
  
   Глава II
   Человек, величественно шествующий к реанимационному отделению, обладал среди пранитов почти неограниченной властью. Он был одним из основателей новой церкви, и во многом именно благодаря ему всего за пятнадцать лет своего существования Прана приобрела несокрушимое могущество.
   Никто не знал его настоящего имени. Оно было отвергнуто в день, когда этот человек отказался от мирской жизни. Теперь его называли Кардиналом. Слово, которое у католиков означало всего лишь должность, хоть и очень высокую, у пранитов превратилось в новое имя для вождя. А как раз вожаком Кардинал и являлся, потому что Иоанн, создатель Праны, текущими делами заниматься не любил. Он вообще был для последователей новой церкви чем-то эфемерным, человеком-легендой, святым как пророк и недосягаемым как сам Господь. Некоторые из неофитов обращались в своих молитвах именно к Иоанну, считая его посредником между небом и землей. Иоанн ни с кем не общался, не показывался на людях, а церковью руководил, отдавая приказы Кардиналу, которому доверял безоговорочно. Поэтому со временем Кардинал обрел совершенно особое положение в иерархии Праны. Но, несмотря на свой высочайший статус, он любил вникать в мелочи. Нет, он не сомневался в компетентности своих помощников, просто верить умел лишь себе.
   Одной из мелочей, занимающих Кардинала в последнее время, была работа Бакая.
   Доктор не являлся последователем Праны, но его таланты приказал задействовать сам Иоанн, и у Бакая просто не осталось выбора. Были применены самые бесчеловечные меры принуждения, и доктор понял, что выжить может, лишь подчинившись. А вскоре его ждала более приятная новость. Оказалось, что работа на Прану приносит умопомрачительные доходы. Поэтому Бакай уже без зубовного скрежета выполнил приказ Кардинала о прекращении работы своей частной клиники и роспуске медперсонала.
   Для жителей и властей Дангриги показалось странным, что Бакай закрывает свое весьма прибыльное учреждение. Но это было только начало. Перестав быть клиникой, шельфовая вилла Бакая "Агата" вскоре превратилась в... монастырь непонятно какой веры, а респектабельный, талантливейший врач объявил себя святым и принялся вербовать паству. Вот это уже стало для курортного побережья настоящим шоком.
   Кардиналу было безразлично, как относятся горожане к перемене в деятельности Бакая. Главным для него было сохранить в тайне тот факт, что доктор работает на Прану - афишировать зомбирование влиятельных людей новая церковь не собиралась. А Бакай благодаря своему таланту индуктора был просто идеальным поставщиком высокопоставленных адептов. И вот теперь этот ценный инструмент был поврежден в бою, хотя специалисты генного центра Праны все же сумели сохранить ему жизнь и даже привести в сознание. Сейчас это драгоценное бакаевское сознание необходимо было Кардиналу позарез, и ждать выздоровления доктора он не собирался.
   Врачи даже не помышляли о том, чтобы остановить вождя, когда он с хозяйским видом прошел в реанимационное отделение и направился к палате Бакая. Тот лежал в восстановительном резервуаре, опутанный шлангами и проводами, а хирургические манипуляторы трудились над его развороченной грудной клеткой. Говорить он еще не мог, но это не имело значения.
   - Как ты себя чувствуешь? - подумал Кардинал.
   Доктор пошевелился, повернул голову в сторону вождя и так же молча ответил вопросом на вопрос:
   - А ты как думаешь?
   - Хм... Ты нужен. Немедленно.
   - Я полумертв.
   - Мозг жив, и он может сражаться.
   Бакай, совершенно забыв об осторожности, отрезал:
   - Я не солдат! Я врач, и мне плевать на ваши проблемы!
   Кардинал опустил в резервуар руку и ударил Бакая по лицу:
   - Успокойся, или я прикажу отключить аппаратуру жизнеобеспечения. Запомни, что с этого дня у тебя один выбор - быть либо живым солдатом, либо мертвым врачом. Выбирать можешь прямо сейчас, я не против.
   - Не убьешь, я нужен вам.
   - Только до тех пор, пока на нас работаешь. А если откажешься... Понял?
   - Но воевать...
   - Никто не приказывает тебе бегать с пистолетом.
   - Тогда что...
   - Видишь ли, - вновь перебил Кардинал, - теобизнес порой бывает опасен. Сейчас сложилась именно такая ситуация. Вышел из под контроля Спаситель.
   - Но Он же еще не готов, не развит, даже не выращен полностью.
   - В том-то и дело. Но действовать, как оказалось, уже способен. Спаситель оказался невероятно агрессивным. Он нападает, используя нашу армию!
   Бакай опешил:
   - Успешно?
   - Пока побеждает.
   - А чем, черт возьми, могу помочь я?
   Кардинал объяснил.
  
   Глава III
   Инженеры, оборонявшие Цитадель от взбунтовавшейся армии Праны, знали, как пользоваться стрелковым оружием, но это еще не означало, что они умеют сражаться. Если бы им противостояли опытные бойцы, то на Цитадели можно было бы смело поставить крест. Однако армия была сформирована из людей "пробирочных", выращивали их уже взрослыми, и это уравнивало шансы воюющих сторон. Клоны, идеальные генетически, не имели никакого жизненного опыта. Хитрость и приспособляемость гражданских зачастую становились непреодолимой преградой для фантастически сильных, нечеловечески бесстрашных, но умственно неразвитых солдат. И когда бойцы, захватив тренировочный ангар и уничтожив рубку командного пункта, попытались развить успех, это не получилось. Поднятый по тревоге техперсонал Цитадели вооружился и блокировал коридоры, по которым когорты бунтовщиков могли покинуть ангар. Вместо того, чтобы сконцентрировать удар и уничтожить оборону в одном из коридоров, солдаты начали неорганизованную атаку на всех направлениях.
   Ничего хорошего из этого не вышло. Гражданские закрыли стальные двери тоннелей, а когда бунтовщики жестоким огнем уничтожали эти преграды, оказывалось, что коридоры перегорожены металлическим хламом. Скрытые за этими баррикадами, защитники Цитадели открывали отчаянную стрельбу по солдатам, и атака захлебывалась.
   В одном из коридоров бойцы, понеся значительные потери, все-таки сумели взять баррикаду, но, преодолев ее, увидели вторую. Для атакующих это было последним открытием в жизни.
   Кардинал верил, рано или поздно бунт будет подавлен. Но его абсолютно не устраивал тот факт, что при этом погибнут талантливые инженеры и замечательные техники, которым сейчас пришлось взять в руки оружие. К тому же и самих взбунтовавшихся клонов Кардинал предпочел бы не уничтожать, потому что их выращивание было слишком дорогим удовольствием. Он надеялся, что в будущем этих мерзавцев еще удастся использовать по назначению.
   Для того, чтобы нормализовать ситуацию, проливая как можно меньше крови, необходимо было нестандартное решение. Кардинал его нашел, решив направить все силы на устранение причины бунта. Для этого нужно было уничтожить только одного человека. Если, разумеется, Спасителя можно было назвать человеком. Проблема заключалась лишь в том, что это, созданное генетиками Праны, существо обладало фантастическим интеллектом. Конечно, разум Спасителя был еще не развит, но это всего лишь делало его безрассудным, однако врожденной силы не уменьшало.
   Схватиться со Спасителем мог лишь Бакай, тоже не совсем человек.
   Дело в том, что доктор обожал копаться в чужом сознании так же, как некоторые любят рыться в чужих вещах. Для этого странного хобби, впрочем имеющего нечто общее с его профессией, Бакаю когда-то показалось мало врожденных талантов и он активно принялся за самоусовершенствование. Это и привело его в свое время на курортное побережье Белиза. В Дангриге он открыл свою больницу и принялся регулярно наведываться в близлежащие подпольные колумбийские генные клиники, где проводил на себе сумасбродные эксперименты. А когда доктору показалось мало издевательства над собственной плотью, он напичкал организм нанороботами. Отдавая преимущество микроскопической технике, он не брезговал и крупными имплантантами, чаще всего экспериментальными, неопробированными, а порой и вовсе сконструированными на заказ. Авантюрное экспериментаторство Бакая было настолько рискованным, что иной раз лишь чудо помогало колумбийским реаниматорам вытащить доктора с того света. Зато вскоре он вылепил-таки из себя индуктора. Причем настолько сильного, что руководил поступками людей с виртуозностью заправского кукловода, а в больных мозгах пациентов плавал с такой легкостью, что поднял свои доходы на совершенно бесстыжую высоту.
   Дни напролет доктор вправлял мыслительные вывихи больных, а вечера посвятил изучению сознания выдающихся или просто интересных ему людей. Бакай считал свое хобби весьма увлекательным, хотя и понимал всю его циничность.
   Один из таких вечеров он не сможет забыть никогда.
   Путь в бездну неприятностей открылся в тот миг, когда доктор с удивлением обнаружил интересный разум совсем недалеко от Дангриги. Решив, что на побережье прилетел отдыхать какой-нибудь серьезный ученый, скорее всего философ, доктор попытался идентифицировать его личность, но не смог - мысли странного человека были блокированы для сканирования. Бакая это только раззадорило. Он попытался увидеть глазами незнакомца и оторопел, разглядев интерьер, которого в Дангриге быть просто не могло: космической дороговизны оборудование заполняло громадный зал, и доктор буквально кожей почувствовал, что эта лаборатория лишь часть титанического комплекса. Вокруг приборов суетились сосредоточенные люди в белых халатах, а в тех местах, где оборудование не доходило до потолка, царил мягкий блеск термокевларовых стен. Прежде, чем Бакай успел задаться вопросом, сколько может стоить все это великолепие, он понял, что хозяин мозга обнаружил вторжение. А в следующий миг кровеносные сосуды доктора испытали такой сатанинский взрыв давления, что только нанороботы спасли его от смерти.
   Так Бакай наткнулся на Иоанна.
   Кошмар нескольких следующих минут преследовал доктора месяцами по ночам, заставляя его просыпаться в холодном поту.
   Иоанн, удивленный и обозленный вторжением в свое сознание, не собирался отпускать непрошеного гостя, поэтому едва красная пелена отступила от глаз Бакая и он начал хоть что-то соображать, удар повторился. Звериной болью взорвалась печень, остановилось дыхание, из глазниц отправились в путь по лицу ручьи крови. Мир завертелся в неистовом вихре конвульсий, словно подхваченный предсмертными судорогами Бакая. А когда раскололось время и погибло мироздание, доктор с недоумением понял, что все еще жив.
   Обезвредив Бакая, Иоанн изучил его как следует, решил использовать в своих целях и просто вышвырнул из собственного разума. Затем глава и светоч Праны вызвал Кардинала и, рассказав о "визите" доктора, заключил:
   - Я много встречал дураков, но этот - самый талантливый. Он должен работать на меня.
   Через двадцать минут за самым талантливым дураком прибыла "скорая помощь", которую он не вызывал. Оторопевшая жена Бакая последовала вслед за медиками к кабинету благоверного и, не дозвавшись его, побежала за ключами к дежурной медсестре.
   Никого из персонала бакаевской психиатрической клиники даже близко не подпустили к шефу, распростертому на полу кабинета. Один из прибывших на "скорой" медиков категорически отрезал:
   - Прочь! Это инсульт.
   А когда жена с решительным видом вознамерилась последовать в госпиталь, один из медиков отвел ее в сторону и шепнул:
   - Мы друзья сеньора Бакая. Те самые. Вам с нами нельзя, но не беспокойтесь, на самом деле ничего страшного не произошло, просто сбой в регуляторе функций гипоталамуса. Максимум через неделю сеньор Бакай будет дома, живой и абсолютно здоровый.
   Самоуверенные люди в белых халатах повезли доктора к выходу, а женщина, за долгие годы уставшая бороться с его сумасбродством, опустилась в кресло приемного покоя и закрыла лицо руками:
   - Доигрался...
   Очнулся Бакай в странном лифте. Его сразу же испугали два необычных обстоятельства: во-первых, кабина была слишком большой, а во-вторых, она подозрительно долго опускалась по шахте. В Дангриге такого громадного здания точно не было. С трудом открыв запекшиеся в крови губы, он что-то прошептал, ни к кому, в принципе, не обращаясь. Но один из транспортирующих его "медиков" услышал этот шепот, нахмурил брови, наклонился и зашипел:
   - Чем ты, урод, недоволен?
   Бакай сделал над собой мучительное усилие и прошептал вновь, уже почти внятно:
   - Где я?
   "Медики" расхохотались, а вопрошавший щелкнул полуживого доктора пальцем по лбу:
   - Под океаном, дружище.
   Так Бакай впервые попал в Цитадель, - в Город Праны.
   Когда его подлечили, "перевоспитали" и отвезли домой, он был уже рабом.
   А по прошествии нескольких месяцев именно с помощью Бакая Кардинал надеялся уничтожить Спасителя - результат неудачного эксперимента генных инженеров Праны. Кроме доктора на битву с безумным сверхчеловеком был способен лишь сам Иоанн, но пророк и предтеча не имел права рисковать собой. Значит, бой предстоит Бакаю. Иного не дано. Кроме того, по мнению руководства церкви, Прана вполне заслужила самоотверженность доктора, не даром же ему в последнее время позволяли пользовался генным центром Цитадели для своих усовершенствований. Однажды, когда Бакай после очередного апгрейда несколько дней не мог встать с постели, Кардинал пошутил:
   - Ты не успокоишься, пока не сможешь включать себя в розетку.
   Теперь вождь был благодарен судьбе за то, что доктор так и не успокоился.
  
   Глава IV
   Никогда еще Бакая так не обихаживали. Вокруг его восстановительного резервуара суетились толпы врачей, пытаясь как можно скорее поднять раненого на ноги, потому что действовать против Спасителя в нынешнем своем состоянии Бакай отказался наотрез, это могло привести к непредсказуемым последствиям. Кардиналу пришлось согласиться на условия такого ультиматума и задействовать в реанимации тела Бакая все резервы, имеющиеся в распоряжении Праны.
   Бакай с горечью подумал о том, что если выживет в этом бою, то приобретет немалый авторитет в среде пранитов.
   Если выживет.
   Он понятия не имел, знает ли Спаситель о готовящемся покушении. Во всяком случае, подступиться к ядру генного центра, где было выращено и теперь обитало это существо, праниты не могли. Небольшой, но абсолютно неприступный корпус ядра Спаситель закрыл наглухо и автономность систем жизнеобеспечения давала ему возможность прятаться там сколь угодно долго, продолжая посылать клонов в атаки, которые становились все опасней по мере того, как существо обучалось тонкостям стратегии.
   Как сообщил доктору Кардинал, буквально полчаса назад была прорвана оборона в одном из коридоров и никем больше не сдерживаемые бойцы заняли несколько помещений. Среди них вентиляционную насосную и пост управления автоматической защитой двадцать четвертого сектора. Спаситель еще не сообразил, как можно использовать захваченное оборудование, но Кардинала в дрожь бросало при одной мысли, что рано или поздно проклятое существо догадается испробовать систему автоматической защиты шестнадцатого и семнадцатого коридоров. И тогда от охраняющих эту территорию пранитов останется лишь кровавый фарш. Защитные системы только недавно начали монтировать, но в этих двух коридорах они уже были, и теперь грозили бедой находящимся там людям. Кардинал ни словом не обмолвился им о грозящей опасности, но Бакаю все подробно рассказал. Доктор затравленно посмотрел в глаза вождю:
   - Намекаешь, что мне пора?
   Кардинал кивнул:
   - Там люди гибнут. И в любой момент... да ладно, что там говорить.
   Он махнул рукой и ушел, напоследок так осуждающе посмотрев на медиков Цитадели, что любой из них предпочел бы оказаться на месте Бакая, если бы этим можно было вернуть доверие вождя.
   Бакая усыпили, и когда через шесть часов изнурительной работы медперсонала он вновь открыл глаза, то поднялся на ноги, брезгливо снял последние провода и самостоятельно, оттолкнув бросившихся помогать ему медбратьев, вылез из резервуара.
   Главврач генного центра, все это время лично руководивший реанимацией Бакая, подскочил к нему и скороговоркой зачастил:
   - Вам рано уходить, нужно отдохнуть...
   Бакай осклабился и отшвырнул перепуганного врача в сторону:
   - Я достаточно отдыхал. Пора. Раньше сядешь, раньше выйдешь.
   Покинув палату, Бакай оторопел: в коридоре, в неудобном кресле для посетителей, сидел Кардинал. Вокруг вождя суетились штабисты, то и дело подбегали с докладами ординарцы, а Кардинал отдавал распоряжения тоном, в котором не осталось и следа от былой заносчивости.
   Кардинал поднял на Бакая покрасневшие глаза:
   - Наконец-то!
   Никогда еще вождь не вел себя так. Значит, дело действительно плохо. Очень плохо.
   - Он догадался включить защиту, - пробормотал растерянно Кардинал, - столько наших полегло! А эти твари расползаются все дальше, я не могу их остановить, - Кардинал не сдержался и закричал, - мне некем защищать город! У меня одни слесаря да прачки под ружьем!!!
   Бакай спокойно посмотрел вождю в глаза:
   - Я готов. Я иду. Но подумай, может, пора прекратить эксперименты? Сколько можно создавать уродов?
   Кардинал вскочил, схватил Бакая за воротник халата и завизжал, брызжа слюной в лицо:
   - Он придет!!! Он обещал! А мы сделаем для Него земное тело! И ты, скотина, долбаный ты сукин сын, никогда, никогда больше не посмеешь в нас сомневаться!!!
   Бакай вздохнул:
   - Прости. И не бойся, с этим прототипом мессии я справлюсь.
   Уже уходя, бросил:
   - А ты пока отдыхай, Цезарь, наслаждайся. Идущий на смерть приветствует тебя!
   Он немного помедлил на пороге палаты, которую праниты в срочном порядке переоборудовали в индукторскую, напичкав заодно, на всякий случай, реанимационным оборудованием. А закрывая за собой дверь, все-таки не сдержался и крикнул через весь коридор, своей наглостью едва не послав в обморок ординарцев вождя:
   - И за "сукиного сына" спасибо... Урод.
   Доктор понимал, что эту фразу ему не простят, но ничего не мог с собой поделать. Он уважал пранитов за ум и практичность, и тем больше его смущали странные цели, поставленные Иоанном перед созданною ним церковью. Доктор удивлялся, как могут образованные, талантливые люди искренне верить в подобную чушь. И после разговора с Кардиналом он в который раз убедился, что ум и благоразумие - далеко не одно и то же.
   Да и в себе тоже не находил особого благоразумия, когда устраивался на кушетке и помогал медикам лепить на свое тело датчики. Теперь каждый параметр работы его организма будет считываться, и в пиковом случае... это все равно не поможет. Но раз так положено...
   И двери рая раскрылись перед ним, стоило лишь ступить на землю обетованную, где в паутине магнитных полей родилась и возрастала новая, величественная жизнь, равной которой на земле еще не было, что бы там ни думали о себе люди. Спаситель был благодарен им за свое создание не больше, чем сами они были благодарны собственным предкам - неандертальцам. Он еще немногое знал о жизни, но уже умел ее переделывать. Для этого его и создавали. И когда испуганный человечек вторгся на его территорию, Спаситель решил сначала препарировать его и только потом убить: Спасителю нужна была информация, а в человечке, похоже, имелось немало интересных знаний. Не даром же он смог возникнуть в закупоренном наглухо комплексе генного ядра, появившись из ниоткуда и приближаясь к резервуару, в котором покоилось тело Спасителя - громадный, гипертрофированный череп и недоразвитый, крошечный торс.
   Уверенность в себе покинула существо, когда в руке доктора возник пистолет-пулемет. Это произошло у ошарашенного Спасителя на глазах, и он взвыл:
   - Откуда? Откуда у тебя появилось ЭТО?!
   Доктор молча принялся разряжать в тело существа содержимое обоймы, и с каждым выстрелом тело Спасителя содрогалось от невыносимой боли.
   Спокойное, размеренное дыхание Бакая почему-то было таким громким, что заглушало даже грохот выстрелов. Будь у Спасителя больше опыта, этот странный факт мог бы подсказать ему, что происходит на самом деле, но существо, как и подчиненные ему клоны, жило на свете слишком мало, чтобы знать все возможности человеческого мозга. И лишь тогда, когда угасающее сознание израненного, залитого кровью существа отметило еще одну неестественную деталь, вспышка озарения пронзила Спасителя.
   Человечек слишком долго стреляет, не меняя обоймы.
   Барабанный магазин пистолета может, конечно, быть вместительным, но не до такой же степени!
   Подсознание, в пиковых случаях принимающее у существа ясные и осознанные формы, сигнализировало: "Опасность! Гипнотическое внушение."
   Спаситель, не веря самому себе, прошептал:
   - Внушение?...
   И, наконец, понял, что происходит:
   - Тебя здесь на самом деле нет!... - он рассмеялся, молниеносно увеличил правую руку и швырнул Бакая головой о переборку, - ...и не будет!... Нигде не будет!
   Скорость, с которой существо научилось моделировать миражи, шокировала доктора. Он с трудом поднялся с пола, пытаясь собраться с мыслями и, пока не поздно, придумать иной метод нападения. А Спаситель, раны которого мгновенно зажили, уже покидал резервуар. Не физически, конечно, так как его тело не было приспособлено к передвижению. Тело существа оставалось на месте, а его двойник приближался к двойнику Бакая, и прирожденное уродство Спасителя на созданную ним тварь не распространялось: призрачный человек был достаточно быстр, чтобы у Бакая не возникло даже мысли о бегстве, и настолько силен, что когда схватил доктора за горло, у того потемнело в глазах.
   Бакай не умел изменять свое тело и поплатился за это полной беспомощностью перед врагом. Он попытался было сгенерировать новое оружие и почти успел создать пистолет, но едва вороненая сталь начала приобретать плотность, оружие упало на пол - Бакаю нечем было его держать, существо переломило ему руки.
   Удар. И в реальном мире, в тесном помещении индукторской, Бакай закричал, выгнулся дугой, и датчики, укрепленные на его теле, начали посылать сигналы тревоги.
   Еще удар. И в реальном мире ребра Бакая лопнули, а датчики приборов начало зашкаливать.
   Еще удар. И в мире миражей, опутавшем ядро генного центра, Бакай уже не мог подняться.
   Существо поняло, что настало время спокойно препарировать его мозг: выкачать, выжать знания, с которыми можно будет легко преодолеть сопротивление пранитов, превратить Цитадель в свой оплот и уверенно наращивать влияние на человеческих существ. Каким будет это влияние, Спаситель еще не представлял, но знал, что ему понравится править людьми.
   Чувство выкачивания информации было таким сильным, что превратилось в ощущение физического воздействия.
   Бакай не помнил своего рождения, первого вздоха и первого шага до тех пор, пока Спаситель не поднял эти моменты со дна его памяти.
   Не умел регулировать вырабатывание гормонов, пока Спаситель, сканирующий работу его эпифиза, не обнаружил способ сознательно управлять деятельностью эндокринных желез.
   Считал полной чушью россказни о том, что человек может воздействовать на материальные предметы, не прикасаясь к ним, пока Спаситель не откопал эту функцию в глубине его мозга.
   Не подозревал, что умеет летать, пока ошеломленный новым открытием Спаситель не обнаружил зачатки этой способности.
   И пока существо изучало особенности и возможности человека, Бакай, лежащий в луже собственной крови и отхаркивающий с каждым вздохом куски разорванных легких... учился тоже.
   Темнело в глазах.
   Но не это было важно.
   Не хватало воздуха.
   Но и это не имело значения.
   Доктор хотел лишь одного - чтобы существо не догадалось о его намерениях. Он собирался выжить и теперь знал, как это сделать. Но на подготовку к новой атаке требовалось время, и собирая для единственного удара все резервы организма, он чувствовал, что минуты подготовки длятся часами.
   Так было в мираже.
   А в реальном мире тело доктора поднялось над кушеткой, и суетящиеся вокруг него врачи застыли в немом изумлении. Кардинал, сидевший в кресле у изголовья, вскочил на ноги и схватился за сердце. За последние часы он натерпелся более чем достаточно, и левитация доктора стала явным перебором для кардинальских нервов. Бакай рывком развел руки в стороны, между его пальцами пробежал голубой огонек электрического разряда, и в мираже Спаситель отпрянул от растерзанного тела своего врага, почуяв неведомо откуда исходящую опасность. Вдруг в помещении ядра пропало освещение, погасли огни индикаторов и застыли вентиляторы оборудования. И едва Спаситель понял, что доктор каким-то неведомым образом отключил генератор, электричество появилось снова, но повело себя совершенно неподобающим образом: по всему ядру заплясали невыносимо яркие дуги света, и... произошел взрыв.
   Спаситель не удержал генерацию двойника и вновь ощутил свое настоящее тело, распластанное на дне потерявшего всю жидкость, разбитого взрывом резервуара. Без поддержки жидкости урод не мог даже пошевелиться, и беспомощно смотрел, как обугливаются его недоразвитые пальцы. Слышал, как трещит горящая кожа. Ощущал невероятную, безбрежную боль.
   Растворяющийся в воздухе Бакай махнул на прощанье рукой:
   - Я ухожу, а тебе уходить некуда. Здесь твое настоящее тело, не забыл? В этом вся разница, братишка!
   Сработала система пожаротушения, в ядро ринулись потоки фреона. Существо начало задыхаться, и когда пожар был почти уничтожен, за Спасителем тоже пришла смерть. Едва сознание бракованного мессии угасло навсегда, фреон погубил последние языки пламени. В ядре воцарилась ночь.
   Через несколько минут регенераторы вновь начали подавать воздух, но это ничего уже не могло изменить.
   Ощутив себя снова в индукторской, доктор понял, что его тело висит над кушеткой, и от души рассмеялся. Такого облегчения и душевного подъема он не испытывал никогда в жизни. Он не просто выжил, он вернулся другим, более сильным, и ради этого сейчас был готов пережить дюжину подобных сражений. Ему понадобилось несколько минут, чтобы опуститься на кушетку, но он понимал, что отныне сможет выписывать кульбиты, о которых раньше и помыслить не мог. Никакая генная инженерия не могла предоставить подобных возможностей, и больше доктор не собирался пользоваться услугами генетиков или пичкать себя нанороботами. Теперь все необходимые резервы он намеревался изыскивать в себе самом. И предела такому самоусовершенствованию он, пока, во всяком случае, не видел.
   Кардинал очень хотел расспросить доктора о происшедшем, но, шокированный его полетом, пока не мог и рта раскрыть. Выручили наручные часы-компьютер, подавшие сигнал вызова. Вождь нажал кнопку связи и услышал донесение:
   - Открылись двери ядра! Попробуем зайти. Там ничего не работает, абсолютно темно и... Боже, какая там вонь!
   Кардинал, наконец, собрался с духом и прохрипел:
   - Оно мертво?
   Ответ последовал не сразу, зато был категорическим:
   - Мясо!
   Бакай, сидевший на кушетке и катавший между ладоней крохотную шаровую молнию, поинтересовался:
   - Как ведут себя клоны?
   Вождь, только сейчас заметивший плазменную игрушку, сотворенную доктором, отодвинулся подальше от своего опасного раба. Покачал головой, скривился, набрал на часах номер диспетчерской и повторил вопрос Бакая. Выслушав ответ, удовлетворенно хмыкнул и приказал:
   - Постройте их, пересчитайте и разведите по казармам!
   Бакай направился к двери. Кардинал засеменил за ним:
   - Куда...
   - Домой, на виллу, - категорически отрезал доктор, - неделю ко мне никого на обработку не присылайте, мне нужно отдохнуть.
   - Но...
   - И если повысите мой гонорар, я не откажусь. - Бакай остановился и улыбнулся Кардиналу, - Вы, конечно, в свое время предложили мне работу в несколько грубой форме. Теперь я деактивировал мину, которую вы в меня вшили, и, наверное, мог бы уйти. Но я не сделаю этого. Так много как у вас я еще никогда в жизни не зарабатывал.
   - Но ты должен молчать...
   - Обо всем этом? - перебил его Бакай, окинув взором помещение индукторской. - Разумеется, буду молчать. Я ведь прекрасно знаю, что никакого Города Праны не существует. Не беспокойся, мне не выгодно распускать язык. Да никто бы и не поверил.
   Он хмыкнул:
   - В Цитадель просто нельзя поверить. Если честно, то я не верю даже сейчас.
   Поднимаясь на лифте к тоннелю, выводящему на дно океана, доктор думал о том, что обязательно должен найти людей, способных не только поверить в подготавливаемую пранитами катастрофу, но и предотвратить ее.
  
  
   Глава V
  
   Буря терзала землю второй день, гнула деревья и срывала с небес каскады сумасшедшего ливня. Громоздкий лимузин отмеривал километры асфальтовой ленты, прорезающей горы Майя. Бесполезные дворники машины тщетно гоняли потоки воды по лобовому стеклу. Водитель, сосредоточившись на управлении, не обращал внимания на ссору пассажиров. Правда, стеклянная перегородка была звуконепроницаемой, и он все равно бы не смог услышать, что:
   - Я лично прибью этого сукина сына!
   - Нашего сына. Перестань.
   - Что значит "перестань"?! - голос человека сорвался. - Я давно говорил, что нельзя этого так оставлять. Дональд не просто отбился от рук, он сошел с ума. Ты хоть поняла, чем он все это время занимался?
   - Разумеется. Кстати, Горан говорит...
   - Горан?! Что он понимает?! И почему до сих пор присутствует в нашей жизни?
   - Можно подумать, не ты его нанял....
   - Я. Ну и что? Его дело - найти парня. Горан свою задачу выполнил, и мы с тобой давно должны были вмешаться лично!.. Признаю, я сделал ошибку, но у меня слишком много работы, а ты же, черт возьми, мать! Что же ты молчала?
   - Прекрати! Я никогда не молчала, и ты прекрасно это знаешь. И когда я умоляла не доверять судьбу мальчика постороннему человеку, что ты ответил? А ведь сейчас Дону нужен ты, отец, ему нужна мужская поддержка и мужская рука.
   Человек промолчал. Он точно знал, что предпримет. И главный шаг сделает уже сегодня.
   Человек закрыл глаза.
   Он думал.
   Постарался расслабиться.
   И в этот миг лицо водителя окаменело - летящий навстречу трейлер бросило на их полосу. Водитель лимузина попробовал увести машину в сторону, но расстояние было слишком мало, и он добился лишь того, что многотонный монстр ударил под углом. Положение усугубилось тем, что столкновение произошло на тридцатиградусном уклоне, причем лимузин шел на подъем - осторожно, с малой скоростью и обладал, соответственно, небольшой инерцией. Поэтому грузовик попросту снес роскошную машину с трассы, впечатав ее в погнувшееся ограждение. Человек, сидящий за рулем трейлера, наверное, как кошка, обладал тысячью жизней - он даже не потерял сознания. Окровавленный, с изуродованной грудной клеткой, он, вогнав педаль газа до упора, толкал лимузин, стараясь проломить им почти уже сдавшееся ограждение. Из лимузина доносился какой-то шум, стоны, затем раздался крик. Шофер грузовика закусил губу так, что сочилась кровь. Он уже почти ничего не видел, когда понял, что проклятая ограда, наконец, поддалась и лимузин ползет к обрыву. Казалось, это будет длиться вечно. Но свершилось - лимузин накренился, несколько секунд балансировал, и с грохотом ушел вниз. Грузовик застыл на краю. Шофер судорожно схватился за голову. Его трясло.
   - В чем дело?.. - бормотал он. - В чем дело? Неужели ты боишься? Нельзя же так... Нельзя! Бог видит!.. Бог видит!!!
   Последние слова он прокричал. И вновь перешел на шепот:
   - Все должно быть чисто. Очень чисто. Бог видит... Я должен. И я... Господи, я могу! Я иду к Тебе!
   Равнодушный рокот ливня разорвало неистовое:
   - Я иду к Тебе! Прими меня, Господи!!!
   Трейлер преодолел роковую черту и рухнул вниз.
   А в диспетчерских дорожной полиции на картах расцвели красные точки, обозначающие место аварии, и сирены вторили сигналам маяков, с помощью которых разбитые машины автоматически просили помощи. Трасса огласилась неистовым воплем сирен, и вскоре машины дорожной полиции сгрудились у пролома в заграждении. Работали мигалки. Промокшие до нитки блюстители порядка старались рассмотреть видневшуюся далеко внизу груду железа и копошащихся вокруг нее спасателей.
   - Ну что?..
   - Секунду... - отозвались универсальные часы на руке сержанта. - Да, пожалуй... Все мертвы.
   - Все, это кто?
   - В лимузине трое и один в трейлере.
   - Кто пассажиры лимузина? Можешь опознать?
   - Они, шеф, не сомневайся. Чета Шнайдеров.
   - Твою мать!
   - А ты чего ожидал?.. Хм, громкое будет дельце.
   - Еще бы!.. Да выключи ты, наконец, этот долбанный мэйдэй!
   - Угу, - пробормотали часы, фигурка полицейского внизу полезла в развороченный лимузин, и через некоторое время машина перестала подавать автоматический сигнал тревоги.
   - Шеф, - снова пробудились часы, - я еще не сказал главного.
   - Ну что там еще?
   - Шофер грузовика...
   - Ты видел его плечо?
   - Да.
   - И та штука там есть?
   - Так точно. Клеймо Бакая.
   - Вот скотина! - Сержант в сердцах сплюнул и продиктовал часам другой номер - нужно было отчитаться перед начальством. У Бакая теперь, наконец-то, будут очень крупные неприятности!
   Сержант не знал, что и без его открытия Бакаю сейчас приходится несладко - на его подводную виллу нагрянули с обыском.
   Белиз никогда не отличался строгостью нравов, а Фишвуд - шельфовый район Дангриги - изначально строился для ничем не ограниченного отдыха богатых иностранцев. Расслаблялись здесь кто во что горазд. Поэтому для того, чтобы полиция обратила на чьи-либо чудачества пристальное внимание, нужны были воистину серьезные причины. А Бакай умудрился перещеголять всех - на него не просто обратили внимание, на него охотились. Но пока без толку.
   Больше всего полицейских раздражали телохранители афериста. Свято верящие каждому слову самозванного пророка, обитатели его так называемого монастыря настолько тщательно оберегали своего пастыря от проблем, что работа полицейских порой превращалась в настоящий кошмар. Вот и сейчас детективы переминались с ноги на ногу в тамбуре, тщетно пытаясь проникнуть в холл. Дверь охранял юноша, фактически мальчишка, худой как спичка и бешенный как цепной кобель. В ответ на все доводы полицейских он только сильнее сжимал кулаки и в который раз шипел сквозь зубы:
   - А я говорю, никто не переступит этот порог!
   - Но мы должны произвести у вас обыск...
   - Это святая земля! - монах не сдавался, - и никто непосвященный на нее не ступит.
   Детектив второго класса Макбрайд, дородный и надменный, с нескрываемым отвращением изучал прижавшегося к стальной двери тщедушного прыщавого юнца.
   - Брось трепаться, сынок, - у Макбрайда кончалось терпение, - если ваша консервная банка - святая земля, то я тоже святой. Иоанн Креститель. Подходит?
   - Да что вы понимаете?! Что вы знаете о Боге?! - глаза монаха горели. Он верил, что если надо - умрет, но не даст Сатане разрушить свой дом.
   Полицейские олицетворяли власть проклятого, управляемого дьяволом мира. И сейчас эта власть ломилась в дверь монастыря. Защищая то, что они называют законом, эти обуянные честолюбием слепцы даже не представляют, кому служат на самом деле. Не знают, что близится день, который разгонит тени Земли. И тогда они заплатят за все... за все... за все...
   Словно очнувшись от видения, на миг застившего ему глаза, монашек заметил, что коп трясет его за руку. Макбрайд продолжал:
   - Дон, ты слышишь меня? Очнись, парень. Что они с тобой сделали?
   Монах опешил:
   - Откуда вы знаете мое имя?
   Полицейский ухмыльнулся:
   - Знать - моя работа, Шнайдер.
   - Пошел вон!!! - голос паренька сорвался и перешел в какой-то совершенно невообразимый визг. - Вон пошел, отродье! Все убирайтесь отсюда, сволочи!
   Макбрайд вспылил:
   - Что означает "убирайтесь"? Ты ордер видел?!
   Монах постарался взять себя в руки, прошипел:
   - Святой отец проводит службу, ему нельзя мешать. И я знаю свой долг...
   - А я знаю свой! - Макбрайд повернулся к сопровождающим. - Вы слышите, что творится за дверью? Больше медлить нельзя, мы и так потеряли слишком много времени.
   Он посмотрел монаху в глаза и произнес, чеканя каждое слово:
   - А сейчас, именем Закона, мы войдем.
   Юнец процедил:
   - Только через мой труп!
   - Если понадобится! - отрезал полицейский. - ...ребята, уберите с дороги это дерьмо.
   Паренька отшвырнули прочь. Правда выбить металлическую дверь тамбура было невозможно, но у Дональда лежали в кармане ключи. Их пришлось отбирать силой. Сопротивлялся монашек отчаянно и умело, поэтому сгоряча ему вышибли пару зубов и сломали руку. Не помогло. Тогда его оглушили и приковали наручниками к трубе системы пожаротушения.
   Словно в ответ на доносящийся из тамбура шум борьбы, вопли за дверью усилились. Звуки из гостиной доносились настолько жуткие, что Макбрайд приказал своим людям держать оружие наготове и поспешил отомкнуть дверь. Он понимал, что нужно вызвать подкрепление, но не собирался этого делать - не тот он был человек, чтобы испугаться каких-то паршивых сектантов.
   Из тамбура полицейские попали в тускло освещенный холл, в котором было несколько дверей и лестница на второй этаж.
   Они подкрались к двери гостиной. Здесь оказалось невероятно душно, несмотря на отчаянные потуги вентиляции насытить кислородом легкие людей, сгрудившихся в комнате. Несмотря на свои внушительные размеры, она была слишком тесной для такой огромной толпы, и одетые в черные рясы монахи стояли вплотную друг к другу.
   Когда дверь распахнулась и в комнату заглянули полицейские, юродствующий на возвышении хозяин виллы застыл и опустил руки, но реакция продолжалась - черным морем переливалась затянутая в рясы зловещая толпа. Изможденные лица едва угадывались под грязными капюшонами, рыбьи бусины глаз не выражали ничего.
   Только теперь Макбрайд понял, что не крик монахов разрывал внутренности виллы. Чернорясые молчали. Звериный, надломленный вой раздавался не из человеческих глоток - так вибрировал воздух. И вопль этот звучал не в ушах, ибо в гостиной царило безмолвие, он, порождаемый воздухом, проникал непосредственно в мозг, раскраивая черепную коробку, изматывая, перемалывая нервы и... возрождая их.
   Оцепенение, в котором находились монахи, было настолько глубже транса, насколько смерть серьезней сна.
   Бакай умел работать с людьми.
   Макбрайд застыл на пороге и почувствовал, как волосы на голове зашевелились. Он онемел, каждой клеточкой тела ощущая собственный страх. Безумие готовилось связать его волю, подчинить и растоптать. Но трусом детектив не был и знал, что сумеет взять себя в руки.
   Он попытался - судорожно, неистово.
   Прохрипел:
   - Что здесь происходит?
   И сам ужаснулся: его тихий голос, почти шепот, был тысячекратно усилен вибрирующим воздухом и ворвался в черепа монахов яростной, неистовой лавиной. Чернорясые не выдержали - их нервы, которые Бакай превратил в струны и заставил звучать, под ударом Макбрайда начали рваться.
   Бакай схватился за голову, беззвучно, одним движением губ послав полицейскому убийственное:
   - Идиот!
   Шок прокатился по воздуху гостиной. Неистовый, невыразимый, сметающий все на своем пути. Он ворвался в души людей и кромсал их, разбрасывая по нишам опустошенных черепов ошметки мыслей. Комкал чувства и рвал их на куски стальными клыками безумия.
   Искаженные нестерпимой болью лица. Поваленные друг на друга, скрученные в судорожных спазмах тела. Кровь, сочащаяся из ноздрей. Хриплые, надорванные стоны. Все это детектив мог бы еще вынести. Его сломило другое - властный и ненавидящий взгляд хозяина виллы. Бакай, похоже, не очень тревожился, потому что спасение монахов доверил своему ближайшему окружению - выплеснувшейся из боковой двери кучке упитанных жеребцов в белых рясах, а сам по-прежнему стоял на возвышении, скрестив руки на груди, и в упор смотрел на полицейского, коллеги которого давно переместились в глубину холла, подальше от двери в гостиную. Макбрайд оказался один под испепеляющим взором доктора. И не выдержал - прислонился к косяку двери и сполз по нему на пол - ноги отказывались служить. Закружилась голова, к горлу подступил комок. Всепоглощающее чувство вины спеленало мозг. Глаза закатились. И впервые в жизни Макбрайд потерял сознание.
   Через некоторое время он увидел странное свечение. Сначала оно было едва заметным, но так продолжалось недолго - клубы белесого тумана увеличивались и вскоре начали пропускать сквозь себя внешний мир. Зрение возвращалось одновременно с сознанием. А когда окружающее вырисовалось с обычной четкостью, появилась ненависть.
   Макбрайд, поддерживаемый монахами, с трудом поднялся на ноги, проклиная собственную беспомощность. Ему дали выпить какой-то жгучей гадости, от которой по телу прокатилась дрожь, зато ушла слабость. Через несколько минут полицейский прошел в кабинет Бакая и предстал перед хозяином виллы.
   Макбрайд чувствовал себя униженным и больше всего на свете сейчас хотел бы удавить Бакая. Или хотя бы ударить, влепить в благостное, иконообразное хайло доктора так, чтобы оно залилось кровью. А потом схватить подонка за волосы и разбить его рожу об колено. Уничтожить гада, превратить в мясо. И долго, как можно дольше, пока только хватит сил и ненависти, втаптывать это мясо ногами в покрытый пластиковым ковром стальной пол.
   Он буквально физически представлял, как это происходит, видел каждую деталь. Видел, сжимая кулаки, но заставляя себя сохранять хотя бы подобие вежливости, полагающейся человеку его профессии. Зато Бакай тактичен не был и набросился на Макбрайда, именно его обвиняя в том, что произошло с монахами:
   - Дежурный предупредил вас, что в данную минуту вторжение нанесет вред здоровью многих людей. Вы не вняли предостережению, поэтому ответите за происшедшее в суде. А если считаете, что ордер на обыск послужит вам защитой, то мой адвокат, думаю, сумеет доказать вашу неправоту.
   Полицейский вспылил:
   - Ничего у него не выйдет! По-вашему получается, мы должны были ждать, пока вы уничтожаете улики?
   - Какие улики? - опешил доктор.
   - Да бросьте вы! - разозлился Макбрайд, - не стоит играть со мной!
   - Не скрипи зубами, - отрезал Бакай, и в его словах зазвучала сталь. - Я могу сделать так... - он едва заметно взмахнул рукой, и внутренности полицейского взорвались болью. Рука не коснулась его, но нанесенный на расстоянии удар был страшен. Макбрайд покачнулся и схватился руками за живот.
   Бакай отчеканил:
   - Никто не имеет права повышать на меня голос в моем собственном доме. А теперь спокойно, только спокойно, объясни мне причину обыска. Или не хочешь?
   Ошеломленный полицейский отрицательно помотал головой.
   - Если не хочешь, не надо, - пожал плечами Бакай, - я и сам знаю эту причину. Вы, ребята, считаете, что монастырь связан с теми двумя или тремя... Кстати, тремя?...
   - Четырьмя.
   - Вот-вот. Четырьмя телами, которые вы обнаружили.
   Макбрайд процедил:
   - "Как-то связаны". Это ж надо! - его коробило от надменного тона доктора, но задевать его лишний раз полицейский боялся.
   - Да вы садитесь, - предложил Бакай, - все равно ваши ищейки сейчас переворачивают виллу вверх дном. Если они что-нибудь найдут, вам сообщат. Не думаю, что ваше присутствие там необходимо. Нам лучше поговорить.
   - Для кого лучше? - мрачно отозвался Макбрайд, опустившись в глубокое кожаное кресло.
   - Для всех нас, поверьте.
   - Я и так знаю, что вы скажете, - махнул рукой детектив. - Вы продолжите утверждать, что не имеете к трупам никакого отношения. А мы, в свою очередь, продолжим считать иначе. Вы не сможете убедить нас, я не смогу ничего выудить из вас. Тогда к чему наш разговор?
   - Понимаю. Но давайте посмотрим на сложившуюся ситуацию с другой стороны. Я не меньше вас хочу, чтобы расследование увенчалось успехом. Если вы найдете подонков, терроризирующих город, я наконец-то смогу жить спокойно. Сейчас журналисты пытаются внушить публике мысль, что наша община приносит человеческие жертвы. Как вы считаете - нравится мне это?! Так что работайте! Работайте, наконец! Если бы вы знали, каково чувствовать себя объектом травли, то поняли бы меня. Скажите, чем я могу помочь, и я сделаю все, что в моих силах... Согласитесь - вы ничего не сможете добиться, пока не будете иметь достоверную информацию. А правда заключается в том, что мы не только не имеем никакого отношения к смерти этих людей, более того - никто из них ни разу даже не ступал на порог моего дома.
   - Да, вы не захотели опознать ни один из трупов.
   - Не смог. Они не знакомы мне. Между прочим, почему вы говорите о четырех? В морг меня приглашали всего три раза.
   - Четвертый труп обнаружили сегодня утром в отеле "Пальмира". Именно по этой причине мы здесь. Происходящее переходит все мыслимые границы, и мы вынуждены принимать самые решительные меры.
   Бакай поморщился и заметил:
   - Решительные, но неэффективные. Не в моей компетенции давать советы полиции, но если вы примете во внимание мои слова о том, что клиенты вашего замечательного морга не имеют никакого отношения к моему монастырю, то вы, возможно, сдвинетесь с мертвой точки.
   - Разрешите не поверить.
   - Почему?
   - На плече у каждого из них - ваше тавро.
   - Знак, - поправил Бакай, - что ж, я видел фотографии в газетах. Знак действительно в точности повторяет мой, ничего не скажешь. И если вы найдете человека, обладающего копией клейма, можете поздравить себя - разгадка не за горами.
   - Вы меня за идиота... - начал было Макбрайд, к которому постепенно возвращалась обычная самоуверенность, но осекся - раздался торопливый и решительный стук в дверь, а затем она распахнулась с такой силой, что ударилась о стену и вновь стала закрываться, но ей помешал стоящий в дверях длинноволосый монах в белой рясе, судя по ней - один из приближенных доктора. На его лице читался испуг. Бакай, зная, что никто не войдет в кабинет без вызова, если на то нет действительно серьезной причины, рявкнул:
   - Что случилось?!
   - Мастер, прибыла "скорая помощь", три амфибии. И куча полицейских машин.
   - Что?! - рассвирепел Бакай, - какого черта? Копов еще можно понять, но "скорая"!.. Чем могут помочь местные коновалы? Сборище дебилов! Макбрайд, это вы их вызвали?
   - Интересно, когда бы я успел? - пробурчал едва слышно полицейский, - но, возможно, это сделал кто-то из моих парней.
   - Твоих парней! - бросил на ходу Бакай, выбегая из кабинета, - твои парни - стадо баранов.
   Полицейский вздохнул и не спеша последовал за хозяином виллы. Торопиться он не собирался - не хотел вновь попасть под горячую руку доктора. Когда он, наконец, доплелся до гостиной, Бакай вовсю воевал с вызвавшими "скорую помощь" полицейскими.
   Перед ним, опустив голову и мотая ею из стороны в сторону, стоял маленький коренастый детектив третьего класса Пате. Будучи обычно человеком злобным и въедливым, сейчас Пате, судя по его виду, явно чувствовал себя не в своей тарелке. Макбрайд со злорадством подумал, что доктор, наверняка, не преминул применить к малышу один из своих коронных приемов. Тем не менее, Пате не сдавался. Он с вызовом поднял голову, что стоило ему, похоже, немалых усилий, и прошипел:
   - Ничего, сейчас медики окажут помощь пострадавшим, а заодно посмотрят, чем вы их напичкали. И, кстати, о Доне Шнайдере, который сейчас отдыхает в тамбуре, выплевывая зубы, - его родители сегодня приезжают. Советую вам прорепетировать перед зеркалом роль кающегося грешника - его отец очень влиятельный человек, вы и на коленях не вымолите у него прощения.
   Бакай поморщился:
   - Плевать я хотел на то, кто его родители. Они фактически бросили Дона, и я, по сути, подобрал юношу на помойке. Вы представляете хотя бы, чего стоило отлучить его от корешей, затянувших парня на дно? А знаете ли вы, как трудно избавить от наркозависимости? Дон и на человека-то не был похож, когда мои ребята привели его в монастырь. Да черт бы вас всех, гадов, побрал! - не выдержал Бакай, - ты, сука, думаешь, меня первый раз пугают влиятельными родственниками паствы?! Раньше нужно думать. Не надо давать людям опускаться до уровня животных - другие ко мне на очищение не попадают. Да кем вы все себя считаете? Кем?! А я по-вашему что - просто кусок дерьма, и со мной можно не считаться?! Ты хотя бы отдаленно представляешь, что вы со своей зондеркомандой только что натворили? Вы изуродовали десятки человек, мне теперь их неделями восстанавливать. Я немедленно, сейчас же свяжусь со своим адвокатом. Я уже говорил Макбрайду - вам и вашему начальству в суде придется отвечать за происшедшее!
   - Извините, - сдался Пате, - но это наш долг - понять, что происходит. А после увиденного здесь, я уже не удивляюсь, что родители Дона, узнав от Горана, где находится парень, стрелой прилетели сюда.
   Бакай поморщился:
   - А это еще что за птица на мою голову?
   - Горан? Думаю, скоро вы познакомитесь.
   В холле в который раз раздался звонок. Затем голос из домофона: "Мистер Бакай, откройте! Это я, Питер. Садовник. Со мной медики. И полиция. Они привели меня как вашего знакомого для ведения переговоров. Я тут рядом с домом ошивался, посмотреть хотел, дурак. Мистер Бакай, они обещают вести себя нормально".
   - Полиция пока согласна не входить, - крикнул из холла Макбрайд, - я убедил начальство, что в этом нет необходимости. Но бригаду "скорой" вы впустить обязаны. Вы не имеете права препятствовать оказанию медицинской помощи.
   Волосатый Романенко вопросительно посмотрел на хозяина. Тот утвердительно кивнул головой, и монах пошел открывать.
   В дверь ввалилась бригада в белых халатах. Один из медиков быстро окинул взглядом комнату и кивнул сопровождающим:
   - Все правильно. Займитесь ими. Будем перевозить в госпиталь. Да, шеф, - произнес он, обращаясь к Макбрайду, - вы со своими коллегами сделали ошибку. Впрочем, простительную... Что смотрите на меня зверем? - адресовал он свои слова уже Бакаю. - Вы что, собираетесь возражать против их госпитализации?
   На мгновение в комнате повисла напряженная тишина. Наконец, Бакай пожал плечами:
   - Тащить их в местный госпиталь бесполезно. Ближайшего высококвалифицированного специалиста, способного помочь моим людям, можно найти только в Боготе. Вы собираетесь транспортировать пострадавших в Колумбию? Нет? Тогда поверьте, я разбираюсь в подобных проблемах гораздо лучше вас...
   - Это нам решать.
   - Да? Сильный аргумент... Ладно, черт с вами, забирайте. Мне-то хоть можно будет их навещать?
   - Через несколько дней. - Врач с отвращением оглядел свои туфли, в которые неосмотрительно набрал воды в тамбуре. - Ну что вы копаетесь? - обратился он к своим помощникам. - Этому два куба не поможет. Наденьте на него смирительную рубашку и тащите в машину.
   Часы Макбрайда запищали. Он попросил прощения и вышел в тамбур. Когда вернулся, на нем буквально лица не было:
   - Мистер Бакай, мне поручено не держать в секрете от вас, что родители Дона не приедут.
   - Слава Богу! Меня и без них есть кому терроризировать.
   - Вы не поняли. Они не приедут, потому что мертвы.
   Некоторое время Бакай стоял молча, склонив голову и скрестив руки на груди. Потом выпрямился, подобрал свою шутовскую рясу и засунул руки в карманы. Под волочившейся по полу хламидой на нем оказались обрезанные выше колен джинсы:
   - А какого чёрта твои хозяева приказали сообщить об этом мне? Что, опять я виноват?
  
  
   Глава VI
  
   Мужчина продвигался не спеша. Торопиться было незачем, времени в запасе более чем достаточно. К тому же мужчине объяснили, что вести себя он должен естественно. Народу по улицам разгуливало в эту пору не очень много, но и пустынным Фишвуд не казался. А мужчине приказали не привлекать к своей персоне внимание окружающих.
   Он хорошо запомнил маршрут по карте, и хотя ни разу не бывал в старом районе - мужчина появился на свет несколько дней назад и нигде еще не бывал за свою короткую жизнь - он прекрасно ориентировался в извилистых улочках, намеренно запутанных среди подводных садов.
   Наконец, он приблизился к заброшенному дому. Адрес тот. Сюда нужно войти, и он вошел. Дом был давно заброшен, разгерметизирован и заполнен водой, стекла отсутствовали, освещение тоже. Но темнота не была препятствием для мужчины, назубок знавшего план дома, и он легко нашел гостиную.
   Оставалось ждать. Так ему приказали, а мужчина не представлял, что существует такое странное понятие, как свобода личности, и приказ можно игнорировать. Но если бы он даже знал об этом, то не смог бы ослушаться - для самостоятельных, осознанных поступков его мозг был слишком молод и неразвит. Ожидание мужчину не тяготило, он всего лишь перестал думать. Ему нравилось отключать мышление, непривычный и трудный процесс. Просто смотреть в темную стену было легче и удобней.
   Недавно клейменное плечо уже не болело.
   Это было хорошо.
   Мозг отдыхал.
   Это было еще лучше.
   Таймер, запущенный сработавшим фотоэлементом, отсчитал сорок секунд, раздался взрыв, по комнате пронесся смерч осколков и клубы крови поплыли перед слепнущими глазами мужчины. Он умирал, но не знал об этом. Мужчине никто не сказал, что существует такое странное понятие, как смерть.
   Думать не надо было и теперь.
   И это было просто замечательно...
   Его развороченное взрывом тело нашли на следующий день подростки, устроившие на заброшенной улице свою маленькую межквартальную войну.
   Когда в полицейском управлении узнали еще об одном трупе с клеймом Бакая, реакция была невероятной - служители закона, представься такая возможность, разорвали бы доктора в клочья. А между тем, Бакая даже не за что было задерживать - приставленные следить за виллой и ее обитателями детективы гарантировали, что никто из монахов за последние два дня "Агату" вообще не покидал.
   Нанятый Шнайдерами хозяин сыскного агентства Горан путался у полицейских под ногами, но они получили приказ содействовать его работе и вынуждены были ознакомить с делом. Горан пожелал лично осмотреть труп, но узнав, что к месту придется добираться вплавь, явно приуныл. Он с недоверием осмотрел носовые насадки жабр и спросил у Макбрайда:
   - Ты когда-нибудь глотал зонд?
   - Хочешь сказать, что это напоминает глотание зонда?
   - Или чужую вставную челюсть в собственном рту.
   - Или ковыряние в ухе наконечником клизмы... Брось пороть чушь, просовывай дальше, до упора.
   - Ладно, не издевайся, - Горан брезгливо поморщился, - говорят, что носовые насадки раздражают слизистую оболочку.
   - Ничего подобного. Люди ими пользуются ежедневно и не ощущают никаких неудобств.
   Макбрайд рассмеялся, и было отчего: слишком уж комично выглядел сухопутный нью-йоркер, впервые в жизни пытавшийся надеть жабры.
   Они прошли длинный коридор первого полицейского участка, который располагался в здании главного управления полиции, но имел отдельный вход, вступили в тамбур и спустились по ступеням в воду. Как и предупреждал Макбрайд, за жаберный компрессор Горану беспокоиться не стоило - он включился автоматически, когда вода замкнула контакты, но... Для того чтобы говорить в море, нужно хотя бы немного поучиться, а Макбрайд даже не удосужился проинструктировать гостя и объяснить ему принцип работы водера, улавливающего слова через микрофон, вмонтированный в окончание одной из носовых насадок. Устную речь очистить от шумов под водой трудней, чем распознать компьютером и генерировать заново, поэтому жабры так и делают. У привычного человека никаких проблем с речью не возникает, но нью-йоркер, собираясь что-то спросить, просто забыл, что вдыхать нужно только носом и получил соленую порцию в желудок.
   Не надо относиться к морской воде с предубеждением. Она - мать всего живого на Земле. В ней можно жить, спать и есть, но для этого к ней необходимо привыкнуть. Нужно любить ее. А вот реакцию организма новичка предсказать нетрудно. И поэтому, увидев сжавшееся тело, выпученные глаза и закрывшие рот руки Горана, полицейский предпочел на всякий случай отплыть подальше. И не ошибся: того рвало. А потом снова и снова, потому что содержимое желудка не оказывалось, как на суше, сразу на песке, а образовало вокруг головы Горана не очень эстетичное облачко, пляшущее в такт с движением воды.
   Глаза слезились, и им, как казалось новообращенному атланту, мешали подлая вездесущая вода и впервые одетые контактные линзы. Он вытирал руки о плавки, потом снова подносил их ко рту, затем лез в глаза, мотал головой и первое, что сделал, когда начал хоть что-то соображать, - направился к ступенькам. Вернее, попытался направиться: плавать под водой он не умел, а ходить не получалось - проклятое тело зависало в воде. А когда, подтягиваясь за поручни, нью-йоркер добрался до лестницы, и голова его поднялась над водой, то ноги запутались в ластах, и он поскользнулся, ударившись о стальное украшение на перилах и заработав на скуле приличную ссадину.
   Брезгливо разгоняя перед собой руками воду, в которой плавали остатки чужого ужина, Макбрайд поднялся вслед за Гораном. Тот с неописуемой физиономией сидел на верхних ступеньках, погрузив ноги в воду, и пытался вынуть из ноздрей разветвители жабр.
   - Эти штуки в носу, - обрывисто прогнусавил он, - мне нечем высморкаться.
   - Тебе нечего высмаркивать, материал насадок блокирует выделения. А если набрал в носоглотку какой-нибудь мерзости, лишнее можешь отхаркнуть через рот.
   - Пошел ты, - это у Горана получилось не зло, скорей обидчиво, - а в эту штуку, - показал он на воду, я больше не полезу.
   - Послушай, - брови Макбрайда полезли вверх, - нас люди ждут. Они бы давно забрали тело, если бы дед Дональда не настаивал на твоем личном участии в нашей работе. Представляешь, кстати, как реагируют в управлении на подобный нажим?.. Знает старый сенатор Шнайдер, за какие ниточки дергать... Так что задержка за тобой.
   - Поехали на амфибии!
   - Тут пять минут вплавь, а из машины все равно придется выходить, чтобы осмотреть тело. Я, наоборот, делаю очень нужное для тебя дело - даю шанс за то время, пока мы будем добираться вплавь, привыкнуть к воде, чтобы ты не чувствовал себя перед нашими ребятами полным идио... прости.
   Горан, собрав волю в кулак, ступил в воду.
   Макбрайд искренне сожалел, что уже такой поздний час. Будучи ярым приверженцем океана, он обожал знакомить новичков с его красотами и знал, что от первого впечатления может зависеть то, как человек будет относиться к воде всю жизнь. А какие могут быть впечатления, какие красоты в половине первого ночи? С компактным жаберным прожектором дальше двадцати метров ничего не видно. Хотя было что-то симпатичное и в ночном мраке. Точнее, в том, как луч света выхватывает из него жизнь.
   Но завтра!.. Завтра, в лучах солнца, разрозненные видения превратятся в поистине впечатляющий калейдоскоп красок и форм. Макбрайд решил, что обязательно вытащит Горана сюда днем.
   - Ха! А это... что за... чудище такое? - с трудом, с паузами выдавил из себя непривычный к жабрам Горан.
   Он показывал пальцем на притаившийся в зарослях веерообразных горгонарий желтый ромб с огромными глазищами. Баллиста, объяснил Макбрайд, рыба-напильник. Здесь их стало очень много в последнее время, после того, как в акватории вырастили коралловые сады. И рассказал, что в трех километрах от них тянется искусственный барьерный риф, защищающий Фишвуд от капризов океана. Природе на создание подобного требуются тысячелетия, но благодаря генной инженерии сегодня рифы выращивают за полтора десятка лет. Многое в Фишвуде создано человеком. Акватории белизского побережья всегда были сказочны, а человек техногенный, обжив их, превратил в настоящий рай, невероятный по своей красоте и привлекательности для туристов, настоящий курортный Клондайк.
   - Что-то извращенное есть в таких цветах, - говорил Горан, - тем более, что, наверное, никакие это не цветы.
   Да, соглашался Макбрайд, действительно не цветы. Это черви. Спиробранхи. Но разве они не красивее всех земных цветов?
   Они плыли дальше, сноп света выхватывал из ночи новые сокровища океана, и гирлянды бледно-розовых бутонов с аквамариновыми венчиками тонули в темноте.
   - Разве эти гады не спят, или мы его разбудили? - спрашивал нью-йоркер, глядя на вспорхнувшего со дна ската, - гляди, вылитое летающее блюдце. Только с крыльями. Ушел, гад... А это что в норе? Оп... гляди ты! Омар?
   - Лангуст... Стоп! Гляди, это к Бакаю. Его амфибия. Спрячься.
   Мимо них медленно проследовал земноводный автомобиль. За рулем сидел уже знакомый Макбрайду человек, помощник Бакая - Романенко. Рядом с ним какой-то седовласый в сером костюме. Человек новый, и, на первый взгляд, довольно серьезный. Макбрайд удовлетворенно хмыкнул - если парни, ведущие наблюдение за виллой Бакая, не прошляпят, у них получатся любопытные кадры.
   Когда машина заплыла в гараж, полицейский махнул рукой Горану, и они отправились дальше.
   Вскоре детективы достигли окраины поселка. Приблизились к заброшенному дому, возле которого зависла стайка полицейских амфибий. Детективы долго продирались сквозь заросли водорослей, опутавших двор, пока не приблизились к наружной двери тамбура и вынырнули внутри помещения, как обычно представляющего собой подобие водолазного колокола. От других тамбуров этот отличало лишь то, что ступени не выводили из воды - ею был заполнен весь дом, поскольку стекла в окнах были выбиты. В темной гостиной Горан долго озирался, ища глазами труп. Макбрайд указал ему вверх, и Горану стало дурно: стремившаяся всплыть кровавая масса уперлась в потолок, и над ней вдохновенно трудилась морская живность, устроив настоящий пир.
   Горан судорожными движениями выгреб в коридор, а когда, приведя себя в относительный порядок, вернулся в гостиную, Макбрайд направил луч прожектора на плечо трупа:
   - Видишь?
   Горан скривился:
   - Это и есть клеймо Бакая?
   - Во всей своей красе.
   - Ублюдок!
  
  
   Глава VII
  
   Только бы добраться до заправки, до телефона! Часы были разбиты, и теперь, почему-то, возможность позвонить казалась Бринну спасением - как будто, если нападавших задержат, можно будет изменить то, что уже произошло. Не хотелось верить, что жизнь, очень неплохая штука, вдруг кончилась. Глупо, позорно. И самое главное, что она могла кончиться давно и именно таким образом. Живой труп, не человек уже, потому что в нем не осталось главного - человеческого достоинства, теперь Бринн это понимал. Самое гнусное, невероятное, не представляемое, то, что с ним-то уж не могло случиться никогда, вдруг произошло. Даже сейчас он не верил в реальность случившегося - все в нем восставало против такой реальности. Но умом он понимал, что это не сон, что все стряслось на самом деле, и он уже никогда не станет прежним.
   Он смотрел на город внизу и думал: вы, живущие там, доводилось ли вам перенести такое сокрушительное унижение? И что вы сделали? Если живете, значит как-то носите боль всю жизнь. Интересно, как вы здороваетесь с людьми, как смеетесь, растите детей? Как относится к вам и кем считает вас ваша жена? Знает ли, что любого, любого можно изломать? Ее, вас. Между прочим, и на глазах у ваших детей.
   А вот это, кстати, интересно! Когда-нибудь, с кем-нибудь именно так и нужно сделать. И повторить не один раз, чтобы забылась собственная боль.
   Внезапно вновь пришло ощущение непоправимости происшедшего. Ноги подкосились, идти дальше Бринн не мог. Опустился в придорожную пыль и заплакал. Как женщина, как ребенок. Как ничтожество, которым парень, без всякого сомнения, теперь себя ощущал.
   Авторитет, так долго, с таким трудом и удовольствием создававшийся, был уничтожен, разорван в клочья в течение какого-то получаса. Не верилось, что заканчивается тот самый день, который начинался так обыденно, так прекрасно. Всего несколько часов назад жизнь была иной.
   День и прошел, как обычно. А затем наступил вечер. Бринн приказал своим ребятам собираться, решил устроить маленький пикничок.
   Они давно не выбирались из города, пропитанный винными парами воздух низкопробных забегаловок надоел всем. Правда, погода стояла отвратительная, шквальный ветер гнал по небу грозовые тучи, опрокидывающие на землю тугие струи ливня. Но поскольку вожак решил отдохнуть на природе, значит, так тому и быть. Взяли пойло, женщины были, а еще было ощущение власти, хорошее, нужное Бринну ощущение - каждый из его так называемых приятелей привычно лебезил перед ним - дисциплина в тесном кругу была железная. Одним словом, вечер обещал быть славным, тем более, что начаться ему предстояло с урегулирования внутренней проблемы, а такие моменты Бринн любил особенно.
   Дело в том, что один из новичков позволил себе вчера в университете непростительную глупость - спорить с Бринном. В зубы получил сразу, но этим инцидент, разумеется, исчерпаться не мог. Позволь выделываться одному, завтра все пойдут в разброд, а бойцы Бринна были сильны именно своей сплоченностью. Их уважали, они были силой, и вожак понимал, что это возможно лишь до тех пор, пока он будет держать своих ребят в железных рукавицах.
   Бринн был счастлив. Разве можно не быть счастливым, видя как его компания с трудом размещается в шести автомобилях? И все это покорное, послушное каждому жесту стадо принадлежит ему. Преданные, как псы, понимающие, что без своего вождя не смогут претендовать и на десятую долю уважения, которым были окружены.
   Их боялись, они могли позволить себе любую выходку, и все сходило им с рук. Бойцам Бринна нравилось считать себя хищниками. Ведь и в жизни, понимали они, будет именно так: либо ты станешь пожирать серую массу, либо будешь принадлежать ей и тебя сожрут другие, более сильные и удачливые. А в этом заключается все - деньги и власть, твой покой и уверенность в завтрашнем дне твоей семьи - людей, за которых ты возьмешь ответственность в этом мире. Команда Бринна была великолепной школой жизни, но за пребывание в ней нужно было платить покорностью лидеру. И это, понимали все, было очень небольшой платой.
   Отыскав подходящее место, они расположились на траве и установили пляжный шатер, спрятавшись от дождя. Новичка подвели к вожаку. Бринн молча смотрел, как неудачника били - долго и безжалостно. Молча слушал униженные извинения этого червя, ползающего на коленях и захлебывающегося в собственных соплях.
   А когда главное было позади, они расположились на отдых. Пили, говорили о чем-то несущественном, смеялись. Время шло. Над ними сгустилась чернота ночи. Ветер слегка утих, но все равно еще раскачивал деревья, и листва шумела, перешептываясь с дождем.
   - Отдыхаете! - раздалось из темноты.
   Бринн обернулся. Он и не заметил, как новичок куда-то пропал, а теперь неудачник поднимался на обрыв, где они расположились, в сопровождении хорошо знакомой Бринну команды. Единственных во всем городе людей, которых студенческий вожак старался избегать при любых обстоятельствах.
   Новичок что-то клянчил, но идущий впереди резко оборвал его:
   - Не бойся. И нечего его жалеть!
   - Он позвонил мне, - кивнул на новичка предводитель непрошеных гостей, обращаясь к Бринну, - позвонил, когда увидел из окна, что за ним идут твои шестерки. К сожалению, мы опоздали. А сейчас он заметил огни наших машин внизу и спустился встречать. Теперь, кретин, просит пощадить тебя. Он боится, что я тебя убью, - осклабился пришелец и констатировал, - славно вы его обработали, нечего сказать. Так дураков и учат.
   Присмиревшая команда Бринна сидела, не шелохнувшись. Они тоже прекрасно знали пришедших и могли себе представить, что сейчас произойдет.
   - Но, - разжигая себя, продолжал бородач, - промашка у тебя вышла, щенок. Дело в том, что это позорище является моим драгоценным родственничком, и его дядя, мой шурин, поручил мне опекать парня. Ты хоть знаешь, кто его дядюшка? Даже не интересовался?.. Дебил! - взвинтив себя окончательно, уже кричал бородач. - Нужно знать, кого берешь в команду, можно ли им помыкать или на коленях перед ним нужно ползать!
   Озарение пришло к Бринну как вспышка. А они еще подтрунивали над фамилией новичка... Старик Бейли правил побережьем через верных людей, потому что до такой мелочи, как белизские курорты, у него самого руки не доходили.
   Бородач Голдберг, умудрившийся жениться на сестре своего хозяина Бейли, был обязан своим авторитетом только родству. Но каким авторитетом! Благодаря этому родству здесь, на побережье, он был всем! И уже то, что он сам, лично, пожаловал сюда, говорило об одном - это конец. Не укладывались в голове две вещи: во-первых, как Голдберг или его вездесущие люди могли куда-либо опоздать, а во-вторых, почему новичок молча сносил издевательства, даже не попытавшись припугнуть Бринна. И на то, и на другое, вероятно, были важные причины. Кто знает. Но в одном Бринн был уверен: как бы то ни было, но конец неизбежен, приговор подписан и обжалованию не подлежит.
   Какое-то время на утесе царила гробовая тишина, только ветер шелестел в листве, да где-то далеко внизу о подножие скалы бились океанские волны. Прибою все равно, на протяжении бесконечной своей жизни и короткой жизни человечества океан видел и не такие картины. Безучастно будет наблюдать и эту. Бринну вдруг подумалось, какая же все это мелочь по его, океана, масштабам.
   Глупая, ненужная мысль, возникшая, наверное, потому, что ничего нельзя изменить.
   С утеса он, конечно, не прыгнет: может быть бойцы и были о вожаке лучшего мнения, но сам-то Бринн себя знал. Понимал, что не осмелится решить все проблемы вот так, одним махом. А ведь тогда бы он в какой-то мере вышел победителем. Но...
   Дав Бринну время осознать ситуацию, Голдберг прервал его разбегающиеся во все стороны мысли одним словом:
   - Всё!
   И коротким приказом своим людям:
   - Пошли!
   И они пошли. Даже пальцем не тронули Бринна и его оцепеневших бойцов, просто по очереди насиловали его девушку.
   Смотрели все, понимая, что попытка покинуть сцену закончится плачевно. Бринн было вскинулся, но его быстро швырнули на место, поставили на колени, и, держа за волосы, заставляли любоваться происходящим. За то, что он попробовал хотя бы закрыть глаза, один из них надкололи ножом, пообещав в следующий раз надавить сильнее. Ему оказалось достаточно - и эта боль, и этот страх уже были невыносимы.
   Бринн не знал, сколько это продолжалось. Прошло уже много времени с тех пор, как она потеряла сознание. В конце концов ситуация утратила новизну, впечатление от происходящего у присутствующих стало притупляться. Тогда ее оставили в покое, а Бринна били до тех пор, пока он не согласился целовать новичку ноги. "Это тебе за глупость", - объяснил бородач.
   Потом пришельцы ушли, уведя с собой людей Бринна и оставив его наедине с лежащей на траве девушкой. Он понимал, что должен что-то сделать, чем-то помочь. Но он тоже спустился вниз, плохо владея ногами и почти ничего не видя перед собой. Перед глазами сплошной стеной стоял туман - на поврежденном глазу образовалось бельмо, но дело было не в этом.
   Он шел несколько часов, не разбирая дороги. То выходил к трассам, то вновь углублялся в заросли цепкого кустарника. Несколько раз падал. Однажды скатился с обрыва, но благополучно. Только слегка повредил щиколотку да вконец изодрал одежду. Впрочем, какая, к черту, разница.
   Сам не заметил, как сел в придорожной грязи на землю и, закрыв лицо руками, рыдал, раскачиваясь из стороны в сторону. Мысли путались. Да, собственно, и не было их, мыслей, - так, какие-то рваные перекрученные обрывки. А еще была боль. И если бы физическая - она ничто, его боль была гораздо хуже.
   Бринн не заметил, как рядом притормозила машина. Вышедший из нее человек потрепал студенческого вожака за плечо. Спросил, что с ним, но ответа не получил. Тогда человек вернулся к машине, принес флягу и, растолкав Бринна, протянул ему. Тот машинально сделал глоток. Влажный огонь неведомого напитка немного привел его в чувство.
   - Кто ты, и что ты тут делаешь? - еще раз спросил человек. Голос у него оказался молодым.
   Бринн не ответил, только отрицательно покачал головой.
   - Садись в машину, мы отвезем тебя в город.
   - Нет, - произнес, наконец, вожак. Голос у него был слабый и хриплый, - в город не поеду.
   - Постой! - удивленно воскликнул человек, наклонившись над ним. - Это ты? На что ты похож!
   Бринн поднял голову и впервые посмотрел на незнакомца. В свете, льющемся из салона автомобиля, он увидел перед собой странную фигуру в черном плаще, лицо было закрыто. Человек откинул капюшон:
   - Не узнаешь?
   Бринн отхлебнул из фляги и снова отрицательно покачал головой.
   - Ну ты даешь! - рассмеялся вдруг человек.
   Его смех был знакомым. Через мгновение Бринн вспомнил голос, и, наконец, узнал лицо. Вот только худое оно страшно, кожа да кости, Дон никогда раньше таким не был.
   - А... - протянул студенческий вожак, - вот это встреча, черт бы тебя побрал. Какими судьбами?
   - С чертом не шути, - резко оборвал Дон, - между прочим, судя по твоему виду, он по тебе здорово проехался.
   - Не слабо, - согласился тот. И, помолчав, добавил, - а я сначала и не понял, что на тебе за прикид, теперь дошло - ты, наверное, у Бакая околачиваешься?
   - Да, - согласился Дон, - Отец меня учит.
   Несмотря на свое невыносимое состояние, Бринн улыбнулся:
   - Вот как? И с каких же пор этот шарлатан отец тебе? У тебя ведь, если мне память не изменяет, совершенно другой родитель.
   - Не шути с этим, еще раз говорю, - мягко, но убедительно, произнес монах, - он нам всем Отец. Духовный. А что касается моего родителя... Он погиб. Совсем недавно. Позавчера. Мне очень больно. Так что не будем об этом, ладно?
   Бринн молчал. Из машины раздался раздраженный голос Романенко:
   - Долго я буду тебя ждать?
   - Извините, - отозвался Дон, - мы сейчас.
   Бринн поднял голову:
   - Что значит "мы"?
   - Я не знаю, что с тобой, но вижу, что тебе плохо. Это даже слепой увидит. Подумай, лучше поедем с нами.
   - Чтобы ваш святой отец мне тоже мозги набекрень свернул? Ты этого хочешь, да? Приобщить старого приятеля к своей кодле? Благодарствую покорно.
   - В любой момент ты можешь уйти, никто тебя удерживать не собирается. А разве лучше сидеть вот так, на дороге и оплакивать свою честь?
   Бринн посмотрел монаху в глаза. Он ничего не понимал.
   - Дело в том, - продолжал Дон, - что на заправке нам повстречался кортеж Голдберга. Наша машина минуту стояла рядом с его, окна были открыты, поэтому я слышал, о чем они говорили.
   У Бринна все сжалось внутри...
   Самостоятельно он подняться с земли почему-то не смог, приятелю пришлось помочь ему и вести к машине под руку.
   Романенко старался сдержать ухмылку. Спектакль был разыгран как по нотам. Теперь Бринн принадлежит Пране, а когда настанет время, следом за ним отправятся и его друзья. Они станут прекрасной диверсионной группой.
  
  
  
  
   Часть вторая
   ОХОТНИКИ
  
   И сказал им Иисус: идите за мною, и Я сделаю, что вы будете ловцами человеков.
   Евангелие от Марка, гл.1, ст. 17.
  
   Он назвал меня по имени, сказав, что он вестник, посланный ко мне от лица Бога, и что имя его - Мороний; что Бог имеет для меня дело, требующее исполнения, и что мое имя будет известно на добро или во зло среди всех народов, племен и языков, или что среди всех народов обо мне будут говорить и хорошо, и плохо.
   Книга Мормона
  
  
   Глава I
  
   Шепот Спасителя разрушил ночную тишину виллы.
   Бакай проснулся в холодном поту и рывком привстал на кровати, напряженно вслушиваясь в темноту.
   Тихая напевная речь звучала, казалось, отовсюду. Она пропитала воздух, отражалась от стен. А когда невесть откуда возник призрачный пульсирующий свет, у Бакая прервалось дыхание - он понял, КТО к нему обращается. Прошептал:
   - Им удалось... Сукины дети!
   Последних своих слов доктор испугался, но, к его удивлению, негативной реакции не последовало. А вот разговор получился. Долгий и непростой.
   Спаситель был уже почти сформирован, до его рождения оставалось всего несколько дней. Говорить он уже мог, и, проанализировав информацию, которой его пичкали в генном ядре Цитадели, решил дать несколько советов человеку, которого счел врагом Праны. Дело в том, что растущему сверхразуму показалась весьма странной идеология его создателей. Их планы Спаситель изменить уже не мог, но...
   Когда беседа была окончена и связь прервалась, доктор скрестил руки на груди, усмехнулся:
   - Вот это - другое дело!
   А утром связался с Кардиналом и объяснил, почему нужно немедленно уничтожить Горана. И предложил надежный способ убийства. Вождь согласился.
   Затем доктор отправился в Дангригу, с таксофона позвонил Горану и предупредил об опасности. Тот как раз сидел в отделе по расследованию убийств и пытался по картотеке Интерпола идентифицировать личность серого человека, поселившегося на вилле Бакая. Теперь Горан вспомнил, что несколько лет назад им уже доводилось встречаться, и впечатление у детектива осталось шоковое. Серый обладал врожденным талантом убивать. Он был хладнокровным, умным, и, как показалось Горану, работал на разведку. Знать бы еще - какой страны.
   Услышав сигнал вызова, Горан нехотя оторвался от компьютера, а увидев на экране своих часов лицо Бакая, остолбенел от неожиданности.
   То, что доктор сообщил, понравилось детективу еще меньше.
   Выслушав Бакая, Горан сорвался с места, выбежал на стоянку, прыгнул в машину и направился в международный аэропорт Дангриги. По пути позвонил и заказал билет на ближайший рейс. Он, как назло, оказался в Рио. Надо же! Хороший получится крюк. Но выбора не было.
   Торопясь уносить ноги, Горан не ошибся. Едва шасси самолета оторвались от взлетной полосы, к зданию аэропорта на огромной скорости подлетел автомобиль. Люди, выбежавшие из него, несмотря на жару были в плащах. Не удивительно - не нести же им тяжелое оружие в открытую. Их предупредили: "Если не успеете взять Горана по дороге или в здании, можете действовать по собственному усмотрению, если надо - сбивайте самолет. Не бойтесь, на подобные случаи есть договоренность с террористической организацией, которая с удовольствием возьмет на себя ответственность."
   Но даже это они сделать не успели.
   Для очистки совести внимательно осмотрели здание, несколько раз прошлись сквозь толпу. Наконец, снова собрались вместе.
   - Бесполезно, - махнул рукой один из них, - мы опоздали. Что ж, готовьтесь, Кардинал нас прибьет. Поехали отчитываться.
   В самолете Горан, боясь прослушивания, своими универсальными часами пользоваться не стал, прошел в бар, набрал номер агентства и предупредил, чтобы ждали его двумя машинами, порекомендовал прихватить с собой оружие.
   - Ого, шеф! - отозвался голос помощника, - кажется, вы везете с собой проблему.
   - Еще какую, - мрачно подтвердил Горан, - тебе хорошо говорить, а меня еще в Рио пересадка ждет. Скорее всего, ни черта там не случится, но кто знает, а я все-таки один...
   В Рио действительно ровным счетом ничего не произошло. Сев в самолет рейсом на Нью-Йорк, Горан подумал, что даже использовав до конца все ресурсы своего агентства, не способен справиться с работой, за которую ему не повезло взяться.
   Детектив позвонил своему старому знакомому Луриа, занимающим теперь хороший пост в ФБР - в конторе, с работы на которую Горан когда-то, начинал. И с которой так и не расстался окончательно. Двухметровый сорокапятилетний здоровяк Луриа еще не забыл, что Горан никогда не был просто рядовым осведомителем, он был вестником удачи. Обращаясь в контору, детектив всегда приносил с собой наводки на серьезную работу, сулящую сотрудникам возможность хорошо выслужиться.
   На этот раз детектив пообещал Луриа нечто особенное. Поэтому его уже с нетерпением ждали в Нью-Йорке...
   В аэропорту его не встретили. По номеру агентства он нарвался на автоответчик. "Куда они все запропастились?" - паниковал Горан. Задерживаться было нельзя: те, кого он опасался, могут обнаружить его в любую минуту...
   - Такси! - Горан не мог заставить себя идти, он бежал к машине. - Такси!
   Водитель ничему не удивлялся: несется человек, как сумасшедший, значит, есть на то причина. Спросил адрес и, не торопясь, тронул с места. Горан достал несколько банкнот и объяснил, что ехать нужно так быстро, как только можно.
   И калейдоскоп завертелся.
   Горан то и дело оглядывался назад, пытаясь понять, следит ли за ним кто-нибудь, но в сплошном потоке машин трудно было ориентироваться. Он еще раз, теперь уже с часов таксиста, позвонил в агентство, хотя надежда застать там кого-либо уже угасла.
   В какой-то момент Горан обнаружил, что их преследуют две машины. В тот момент, когда он убедился, что это именно ОНИ, достал пистолет, скептически его осмотрел: разве это оружие? Впрочем, выбора не было.
   Горан был профессионалом, и это спасло ему жизнь. Наблюдая за преследователями, он не забывал постоянно следить и за окружающей обстановкой: сюрприз мог появиться откуда угодно. Оторвав на миг свой взгляд от врага, он мгновенно осмотрел улицу впереди. И за эту долю секунды он буквально краем глаза, какой-то невыразимо малой частицей зрения, заметил старый микроавтобус, стоящий у тротуара с их стороны проезжей части. Они приближались к этой странной машине. Странной, потому что на ее стеклах не играло солнце. Через мгновенье, когда они оказались еще ближе, Горан понял, что стекла были опущены, несмотря на сумасшедшую жару. А как же кондиционер?... Теперь, во всяком случае, понятно, почему вторая машина преследователей давно уже зашла сбоку и втиснула их в первую полосу. Тормозить было поздно, они уже в зоне обстрела. Зачем им микроавтобус, почему не легковушка, к чему так все усложнять? Эта мысль мелькнула в то мгновение, когда Горан уже кричал водителю:
   - На середину улицы, скорей! Да выжимай ты их, бей! Скорей же!
   Выжимать, впрочем, уже никого не пришлось - идущая слева машина рывком прибавила скорость и резко ушла вперед.
   Горан свернулся на сидении ежом, подставив пулям спину. Он не поверил своим глазам - автоматчиков было шестеро. Теперь он понял, зачем нападающим микроавтобус. "Это целый бастион", - подумал детектив.
   И бастион заговорил.
   В аэропорту таможенник был шокирован просматривающимся через тонкую ткань рубашки бронекостюмом Горана. Но задерживать субъекта, предъявившего веер удостоверений, было не за что, и служащий только осведомился: "Вам не жарко?"
   Теперь детективу действительно было жарко. Хотя, безусловно, лучше, чем таксисту, который с первого же залпа лишился всех своих земных проблем. Горан лихорадочно соображал: "Если они подойдут проверить, то просто прострелят мне голову. И это конец. Идиот, что не взял с собой криошлем!" Пистолет он по-прежнему держал в руке, но что, черт возьми, можно было сделать этой игрушкой?
   Улица вопила истошными женскими голосами. Барабанная дробь автоматов сливалась с визгом тормозов и звоном бьющегося стекла. И тут, как показалось детективу, выстрелов стало больше. Намного больше. А через мгновение они слились в сплошную, непрекращающуюся канонаду, хотя в превращенное в решето такси больше не попала ни одна автоматная очередь. "Значит, за мной следили не только праниты, - решил Горан, - но и люди Луриа. Предотвратить нападение не смогли, или попросту не захотели, а теперь не дают уйти нападавшим".
   Перестрелка продолжалась недолго. Видимо, микроавтобус так и не смог тронуться с места. Детектив решил так потому, что услышал сначала один голос, потом подхвативший заклинание хор:
   - Бог видит! Видит!!!
   И микроавтобус взлетел на воздух. Взрыв был настолько силен, что его звук раскатился эхом по дюжине соседних кварталов. Вниз посыпались оконные стекла. Такси взрывная волна приподняла в воздух, пару раз перевернула и, окончательно искореженное, бросила на противоположную сторону дороги.
   Горан пошевелился. Машина лежала на левом боку. Правый, тот, что находился со стороны микроавтобуса, был уже ни на что не похож. Оттуда, сверху, на детектива лился ручеек крови - в оконном проеме двери застряли изорванные лохмотья тела одного из камикадзе. Голова и верхняя половина туловища. На Горана смотрели широко раскрытые глаза мертвеца. "Ты смотри, - подумал детектив, - такой взрыв, а глазенки уцелели". И потерял сознание.
  
  
   Глава II
  
   В госпитале, даже не поздоровавшись, Луриа выпалил:
   - Во что ты влип? Кто на тебя охотится?
   Горан скривился:
   - Твои люди случайно не передавали последние слова нападавших?
   - Да. "Бог видит".
   - Зачем тогда спрашиваешь?
   - Издеваешься! - констатировал фэбээровец. - Сам должен понимать, что это подстава. Праниты пацифисты, они муху обидеть не способны.
   - Ну, - поморщился Горан, - человек - не муха, можно и убить.
   - Ты имеешь в виду...
   - Я имею в виду тот факт, что они меняются, - отрезал детектив, - и об этом в первую очередь должны были бы узнать вы, но, как я вижу, ничего вы знать не желаете. Неудивительно, учитывая, сколько руководящих работников самого ФБР, наверняка, в последние годы приобщились к благодати.
   - Пранитов у нас нет.
   - Да? Не верю.
   Собеседник буквально взорвался:
   - Заткнись! Мы никогда не потерпим в своих рядах ничего подобного, в противном случае ФБР потеряет эффективность.
   - А оно и так ее потеряло, - возразил детектив. - Верю, что лично ты к пранитам отношения не имеешь. Ты слишком эгоцентричен, чтобы примкнуть к ним. Но они обязательно должны быть у вас, причем на самых крупных постах. И не только у вас - во всех без исключения правительственных и финансовых кругах. Без этого секта не стала бы тем, чем она является сегодня.
   Луриа не знал, что ответить.
   Эти двое, на миг умолкшие в больничной палате, хотя и относились к людям очень хорошо информированным, смутно представляли себе возможности новой церкви. Но знали, что даже рядовыми членами ее, обыкновенными пешками, были люди с учеными степенями, большими средствами, завидным положением в обществе.
   - Хорошо, - произнес наконец Луриа, - скажу откровенно. Мне хочется думать, что их подставляют. Это было бы гораздо лучше.
   - Еще бы, - хмыкнул детектив, - в противном случае тебе не позавидуешь. Можно только представить, каким будет давление - здесь же куда ни плюнь, того и гляди на начальство нарвешься. Зато если это подстава, только представь себе - "вся королевская конница, вся королевская рать"...
   - Да, всё будет к нашим услугам.
   - Но, боюсь, надо готовиться к худшему.
   - Я тоже этого боюсь. Вот именно, что боюсь. Лучше не скажешь...
   В тот же день, несмотря на боль во всем теле, Горан перебрался из госпиталя домой. Здесь он чувствовал себя в большей безопасности. Но ночью ему не спалось. Неудивительно - он привык засыпать на спине, а сейчас она представляла собой сплошной синяк.
   "Интересно, - думал детектив, - как себя чувствуют мои бойцы?" От Луриа он узнал, что их не было в аэропорту по действительно важной причине... в офисе агентства валялись на полу. По-видимому, люди, организовавшие нападение, решили, что в сценарий разыгрываемого ими спектакля ребята Горана могут не вписаться и попросту вырубили их каким-то газом. Состав спецы ФБР проанализировали, но каким образом он действует, было пока непонятно - какая-то адская смесь. Подобного винегрета экспертам раньше встречать не доводилось. У противника, оказывается, имелись хорошие специалисты и оборудование. Ребят Горана едва откачали...
   - Эй, шеф, - голос вошел уже в его полусон, - только не пугайся.
   "Что за чертовщина, - подумал Горан, - мне только галлюцинаций не хватало".
   - Не понял, - констатировал засыпающий мозг. - Ты кто? Или что? Ты мне снишься?
   - Я Бакай.
   - Боже! Я о таком слышал. Не верится еще, но неплохо...
   - Конечно, неплохо - ни одна тварь не прослушает, это тебе не телефон. Ну да ладно, хватит тратить время попусту. Нужно, чтобы ты немедленно вернулся в Фишвуд.
   - Зачем?
   - На месте увидишь. Привлеки всех, кого только можешь.
   - Но я едва хожу!
   - Утром будешь абсолютно здоров, не беспокойся. Все, конец связи.
   - Постой, что делает у тебя на вилле тот седой тип в сером костюме?
   - А вот это уже не твоего ума дело. Спокойной ночи...
   Проснувшись, Горан попытался найти в своем теле хотя бы остатки боли. Их не было. Уже переставая удивляться, он оделся и отправился собирать своих людей.
  
  
   Глава III
  
   Студенческий вожак благоговейно взял в руки чашу.
   Вода.
   Изумительная, животворная влага.
   Награда, которая тем ценней, что заслужил он ее честно. Не ползал на коленях, не молил, а именно заслужил. Не просто вода, а отметка "отлично". И таких отметок, как он понимал, с каждым днем будет становиться все больше и больше. А почему бы и нет? Бринн мог быть прилежным учеником, если хотел, а сейчас желание учиться стало неотъемлемой частью его самого. Как дыхание, как сама жизнь. Хотелось, не останавливаясь ни на миг, идти все дальше и дальше. Продираться сквозь дебри собственного невежества вперед, к свету, к истине. Страшно подумать - если бы Голдберг не унизил его, Бринн и сейчас бы занимался детскими играми и, вероятно, так никогда бы и не узнал, какой бывает настоящая, истинная жизнь. Ведь он, по сути, и не жил раньше. Спал. И теперь с содроганием думал о том, что если бы не счастливая случайность, никогда бы не проснулся. Провел бы свой короткий земной миг пусто и бесцельно, вел бы то никчемное стандартное существование, ради которого не стоит и рождаться.
   Он видел толпы. Бегущие куда-то по своим муравьиным делам люди. Потоки двуногих и реки их четырехколесных повозок. Стеклянные пустые глаза. Ничтожные мысли и вожделенные цели, не имеющие никакой ценности. Безумные, не прекращающиеся ни на миг, не дающие спокойно спать, фанатичные, убийственные усилия. Усилия, постоянно, ежеминутно, ежесекундно на протяжении всей жизни прилагающиеся этими насекомыми людьми, чтобы достичь того, ради чего и пальцем шевельнуть не стоит.
   Ничего нет на свете страшнее глупости. Страшнее душевной слепоты, лишающей человека разума и вовлекающей его в убийственный шутовской круговорот.
   Теперь Бринн смотрел на этот бред со стороны. Было, над чем посмеяться, но смеяться не хотелось. Он жалел этих недоумков, одним из которых и сам был всю жизнь. Прошлую жизнь, ибо уже началась новая, совершенно иная, достойная настоящего человека.
   Бринн вознес чашу над головой. Цепи тянули руки вниз, но он знал, что нет такой тяжести, которая была бы слишком велика для его духа. Так продолжалось долго. Очень долго. Настолько долго, что тяжесть цепей исчезла совсем. Она осталась там, в нижнем мире, в краю людей, где Бринна уже не было. Осталась в спертом воздухе и кромешном мраке закупоренной наглухо стальной комнаты.
   Келья. Что он раньше знал об этом? Мог ли думать, что это порог, крыльцо нового мира? Голые сварные стены, покрытый пластиком холодный пол. Цепи. Голод. Жажда. Темнота. Ключ. Отмычка к собственному разуму. Путь к свету, в который можно войти, лишь пробив стену собственных заблуждений и ложных ценностей. Разодрав на куски навязанную миром маску и обнаружив под ней настоящего, истинного себя. Встав на ноги и научившись ходить.
   Бринн вернулся разумом в келью, почувствовал свое изможденное тело, иссушенную гортань. Все правильно, он не пил уже целую вечность. Вылил воду на пол. И не будет пить. Поднесенная ему хрустальная влага, это не только оценка "отлично", но и проверка тоже.
   Дух сильнее плоти. Тело жаждет, всегда чего-то просит, но оно немногого стоит, и к его мольбам прислушиваются лишь глухие. А Бринн уже обрел слух. Плевать на тело - чем оно немощней, тем сильнее он. Меньше липких нитей, связывающих его с нижним миром, с землей слабости человеческой. И это прекрасно. Ибо земля уже не была для Бринна родиной, и, как понимал он теперь, не была ни ему, ни его собратьям-людям родиной никогда. Она - чужой, враждебный мир, и привязаться к ней всей душой, полюбить ее - смерти подобно.
   Бринн выпустил чашу из рук и, по-прежнему стоя на коленях, уходил мыслью все дальше и дальше. Его ждал волшебный мир - отечество истины, отечество разума и света. И первые звезды успели уже поприветствовать его, когда вселенная раскололась. Удар был воистину страшен.
   - Интересно, он что-нибудь чувствует? - Бакай с нескрываемым сарказмом обратился к старшему из пришельцев. - Я всегда восхищался вашими методами.
   - Уймись, - поморщился пранит и выбросил шприц в угол, - ты свое дело сделал, можешь отдыхать. Дальше наша забота.
   - Хоть бы спасибо сказали.
   - Запросто, в чем проблема? Скоро скажем.
   Он кивнул головой сопровождавшим, и те, сняв с Бринна вериги, подхватили его окаменевшее тело, положили на носилки и направились в цокольный этаж виллы "Агата". Оттуда теперь уходил один из многочисленных тоннелей, ведущих в Цитадель - лежащий под океаном Город Праны.
  
  
   Глава IV
  
   Звонок застал Макбрайда на выходе из участка. Голос, донесшийся из часов, был полицейскому незнаком, а изображение вовсе отсутствовало:
   - Есть информация по Бакаю.
   Неизвестный назвал адрес, где будет ждать Макбрайда, и добавил:
   - Сейчас.
   Полицейский, не успевший и словом обмолвиться, в недоумении смотрел на часы, будто именно они поставили его в тупик. Выругался, подумал, что ничем хорошим такая поездка закончиться не может, сел в машину и рванул с места так, что покрышки оставили след на асфальте: до указанного места - безлюдных доков разорившегося судоремонтного завода - ехать было довольно долго, а полицейский стремился как можно быстрее покончить с неприятным делом, и отправиться, наконец, домой. Он порядочно устал за день.
   Едва он притормозил у судоремонтного, из-за кучи железного хлама показался молодой человек, который был хорошо знаком Макбрайду.
   - Шнайдер! - полицейский опешил. - Вот это сюрприз. Чего ты хочешь?
   Дональд не ответил. Развел руками:
   - Здравствуй, легаш! Помнишь, как ты выбил мне два зуба?
   Макбрайд закусил губу. На всякий случай, решил взять парня на мушку. Но не успел. Откуда-то сбоку раздался выстрел, и Макбрайд упал. В плече торчал летающий шприц.
   А когда сознание вернулось к полицейскому, он почувствовал дикую головную боль. Стиснул зубы, попытался сдержать стон. Не получилось.
   Голова! Как она болит! Как она кружится...
   Пинок ниже спины: вставай, дальше пойдешь сам.
   Люди в черных рясах.
   Глупая, бесполезная мысль: "Где я?"
   Еще более глупый и бесполезный крик: "Помогите!"
   Удар в зубы. Насмешливое: "Заткнись! Не пойдешь по-хорошему - придется убеждать силой".
   Молчаливое сопротивление.
   Куда там - их так много, и руки у них, словно тиски.
   Еще удар, еще! Дикая боль в животе.
   Снова удар.
   Боль невыносима.
   Согнулся, упал. Боже, что происходит?!
   Шепот: "Помогите..."
   Свернулся в клубок. Попытался прикрыть голову руками. Схватили и вывернули кисть.
   Стон.
   Насмешливо: "Встаешь?"
   Хрип: "Да."
   И долгий, мучительный путь, пролегающий по тоннелям какого-то невиданного строения.
   Коридорам, казалось, не будет конца. Бетонные стены. Затем, глубже, металлические. Сделано на века. Похоже, бункер. Да какой огромный! Макбрайд не верил тому, что все это может находиться в районе Дангриги. "Наверное, - подумал он, - я был без сознания долго, и меня перевезли в какое-то другое место. Ведь не может быть, чтобы под носом у целого города возможно было выстроить такое. И когда? Ведь Бакай обосновался на побережье совсем недавно. Да и куда ему..."
   Как здесь мрачно. Такое ощущение, что хозяева вовсе не заботятся о комфорте. Голое железо. Сварные швы. Освещения почти нет.
   Еще один лифт. Почему их так много? Какой безумный архитектор спроектировал этот лабиринт?
   Макбрайд начал приходить в себя, и поэтому, входя в лифт, заметил то, что ускользало от его внимания раньше. Охранную систему. Все коридоры контролировались автоматикой. Просматривались и простреливались. В торце каждого коридора стояли камеры и под ними хорошо знакомые полицейскому корабельные автоматы. Шесть тысяч выстрелов в минуту. Зачем? И сколько все это стоит? Кто может себе позволить финансировать подобное строительство? У Бакая, кем бы он ни был, таких денег быть не могло.
   Сумасшедших денег.
   Лифт падал быстро. И очень долго. Еще один коридор. И еще один лифт. "На какой глубине мы находимся? - вопрошал у себя самого испуганный полицейский. - Километр? Больше? Под землей или под водой?"
   Такие средства могут быть только у правительства. Или очень крупной международной корпорации. Но к чему тратить невероятные, сумасшедшие деньги подобным образом? Безумие!
   Макбрайду казалось, что он чувствует на себе давление триллионов тонн нависшего над ним грунта. Если люди, схватившие его, живут здесь постоянно, то во что они превращаются? Ведь человеческий мозг не способен выдержать непрерывное влияние ледяного, безжалостного ада этого подземелья.
   "И почему здесь я? - думал полицейский. - Что меня ожидает? Самое страшное, что это еще не конец. Конец настал бы тогда, в Дангриге. Вместо летающего шприца они просто использовали бы пулю. Значит, я им нужен живым. Зачем?.. Ладно, скоро я получу ответ на этот вопрос".
   Макбрайд приготовился к самому худшему.
   Коридор разветвлялся. Они свернули вправо. Проход оборвался крутыми высокими ступенями, которые без единой площадки уходили вглубь метров на пятнадцать. Затем была еще одна развилка. За ней коридор становился совсем узким и низким. И существа, стоящие вдоль его стен, почти касались головой потолка. От их вида у Макбрайда подкосились колени, и он осел на пол. Его подняли пинками, и, толкая в спину, поволокли к находящейся в конце коридора низкой бронированной двери. Макбрайду пришлось пройти сквозь шеренгу существ, и он, с невыносимым отвращением, чувствовал на себе их дыхание.
   Идеальные солдаты. Наметанный глаз детектива мгновенно определил их рост, и Макбрайд поразился - два метра ровно, словно под рулетку отмеряны. Безупречное телосложение. Выправка роботов. Клоны. И оригинал, скорее всего, был человеком искусственным.
   За очередной дверью шеренга солдат продолжалась. Двое из них схватили Макбрайда за руки. Неужели считают опасным?
   Он попал в колоссальных размеров зал. И не поверил тому, что увидел. Здесь, под землей, расположился настоящий парк. Проекция на потолке создавала иллюзию бездонного неба, по которому плыли легкие облака. Стены терялись в зарослях джунглей.
   На травяном ковре Бакай поучал стоящего перед ним запыхавшегося человека в красном спортивном костюме.
   - Вы не слушаете меня, Кардинал. Смотрите - мы оба в положении согнутой правой стойки. Затем каждый из нас обхватывает спину другого правой рукой из под левой руки противника. Тут же под плечом левой руки зажимая правое предплечье, а левой рукой захватывая правый рукав врага. Понятно?
   Красный утвердительно кивнул.
   - Потом, когда я встану на правую ногу, вы должны рвануть левой рукой влево, вниз и на себя, а правой влево - вверх. Затем захватываете мою правую ногу левой рукой под коленом, поднимаете ее влево - вверх, правой рукой резко - только резко, понимаете? - толкаете меня от себя и вправо. Я вынужден встать на левую ногу, а вы ее захватываете правой рукой, отрываете от пола и поднимаете. Всё, я лежу. Только хватать нужно опять-таки за подколенный сгиб, а не за что попало. Ясно?
   Красный снова кивнул, и они закувыркались на траве. Кардинал злился, у него опять ничего не получалось. Тем более, что теперь ему приходилось время от времени сплевывать кровь - Бакай как бы ненароком заехал ему пяткой в зубы, а загубников ни у кого из них, разумеется, не было, - это же не бокс. Но от Бакая, в чем в очередной раз убедился Кардинал, можно ожидать чего угодно.
   Оба лишь мельком взглянули на пленника, но прерывать тренировку, видимо, не собирались. "Опять я не вовремя, - подумал Макбрайд, - совсем как в первый раз, когда пришел на виллу "Агата" с обыском. Но если я и тогда не чувствовал себя хозяином положения, то сейчас тем более. Хоть бы присесть предложили, гады. Зачем мучить человека без толку".
   Он всей тяжестью навалился на одного из держащих его охранников, решив хоть таким образом дать отдых измученным ногам. Солдат не понял такой наглости и слегка припечатал Макбрайду кулаком под дых. Полицейский обвис на руках бойцов, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
   И тогда он взбесился, закричал. Кардинал побагровел, окликнул бойцов и хотел было отдать какой-то приказ, но Бакай остановил его. Подошел к пленнику.
   - Здравствуй. Полегче, ребята, вас никто не просил унижать его. Можете отпустить, для меня он не опасен. Добро пожаловать в НАШ город, Мак. Тебе здесь понравится.
   - Что...
   - ...мы с тобой сделаем? - понял недосказанный вопрос доктор. - Ничего плохого. Давайте, мальчики...
   Солдаты расступились, и их место заняли монахи. Они образовали круг, в центре которого оказался Макбрайд, положили друг другу руки на плечи и начали медленный танец. Они кружились, и у полицейского кружилась голова. Он понял, что теряет над собой контроль, и попытался вырваться из круга. Не получилось.
   Сознание уплывало, зал с пальмами уходил, лица монахов слились в одно. Искусственное небо опустилось и вошло в мозг. Некоторое время оно оставалось ослепительно голубым, затем померкло. Наступала ночь.
   И прошла она не сразу. Он куда-то пробирался под слепящим солнцем, то впадая в полубессознательное состояние, то ощущая окружающее с пугающей четкостью. В какой-то момент он понял, что едет в своей машине по улицам Дангриги. Куда едет? И как попал в машину? Мозг лихорадочно пытался найти ответы, а тело управляло автомобилем идеально, словно ведомое чьей-то волей. Возле дверей полицейского управления машина остановилась.
   Едва Макбрайд ступил на тротуар, он встретил околачивающихся здесь знакомых из второго участка. Кивнул в знак приветствия и поймал на себе ошарашенные взгляды.
   Вошел в прохладный, кондиционируемый холл. На ходу поздоровался с дежурным. Тот подскочил, раскрыл рот, но ничего не ответил.
   "Ну вот, снова - подумал Макбрайд, - Теперь и этот пялит глаза так, словно я какое-то чудовище".
   Он поднялся к себе. Увидел, что в отделе по расследованию убийств никого нет, и решил что все срочно куда-то разосланы. Интересно, что произошло? Если нечто срочное, почему не позвонили ему?
   Детектив направился к начальнику отдела, капитану Грубберу. Тот сидел за столом сонный, с осунувшимся лицом. Складывалось впечатление, что он давно уже не покидал кабинет. Увидев Макбрайда, капитан встал и с силой взъерошил волосы, потер лицо ладонями:
   - Может, расскажешь, откуда ты явился.
   - Из дома, - ничего не понимал сыщик.
   - Великолепно, - констатировал Груббер и в знак одобрения поднял вверх большой палец. - Просто замечательно. Когда ты в последний раз видел жену?
   - Последний раз? Перед тем, как на работу ехать.
   - Очень хорошо.
   Груббер набрал номер на настольном телефоне:
   - Миссис Макбрайд...
   - Появилось что-то новое? - перебил капитана какой-то сломленный, чужой голос жены детектива. Видеть ее Макбрайд не мог - телефон стоял к нему тыльной стороной.
   - Да, - согласился капитан, - что-то появилось. Можете взглянуть.
   Он развернул телефон.
   Происшедшая вслед за тем сцена совершенно выбила Макбрайда из колеи. Прошло немало времени, пока он смог взять себя в руки.
   - Я отпускаю тебя домой, - сообщил Груббер. - Отправляйся выяснять отношения. Но если я когда-нибудь узнаю, что эти два дня ты провел у какой-нибудь шлюхи, я тебя, мерзавца, в порошок сотру.
   Макбрайд не выдержал:
   - Объясните мне, наконец, что происходит? Какие два дня? Вчера с работы я поехал прямо домой, сегодня из дома - на работу!
   Капитан показал пальцем на настенный календарь:
   - Вчера, говоришь? Да мы тебя, сукиного сына, двое суток всеми силами ищем, в розыск объявили. А раз ты по делу Бакая работаешь, то думали, что тебя уже нет в живых... Пошел вон, урод!
   Только в тот момент, когда за онемевшим Макбрайдом закрылась дверь, капитан понял, что сыщик, похоже, не лжет - он действительно не знает, где был. И над этим стоило подумать.
  
  
   Глава V
  
   Бринн понимал: оружие - часть тебя. Оно не должно быть в твоей руке. Оно должно быть продолжением руки. Ты, пуля и цель должны слиться еще до выстрела. Только тогда удар будет точен.
   Но нужное ощущение по-прежнему не приходило. Мешала мишень. Отвлекала мысли.
   Сейчас перед ним был ребенок. Девочка лет четырех. Трудно убивать, глядя жертве в глаза. Но это необходимо уметь. И Бринн знал, что рано или поздно обязательно научится.
   Уничтожать рыб было намного легче. В первый раз его вывела из равновесия собака. Большая такая овчарка. Смышленая, наверное. Но это не имело значения - каждый приходит в этот мир, чтобы выполнить свою миссию, предначертанную Господом. Миссия пса заключалась в том, чтобы послужить для Бринна тренировочным пособием. Здесь все было нормально. Но учителя, как всегда, усложнили задачу. Мягкие пластиковые пули, которые ему тогда выдали, не могли убить сразу. Собака взвыла от боли и бросилась на Бринна. Он, голый, со скованными вместе руками, мог обороняться только при помощи оружия. А оно в тот раз было плохой защитой. И когда изорванный собакой, со свисающей клочками кожи, весь в крови, он убил, наконец, пса, к нему привели другого. Приковали на цепь. Теперь собака не могла напасть. Только визжала. И смотрела. Боже, как она смотрела на своего мучителя! Для того, чтобы ее добить, потребовалось две обоймы.
   Потом Бринна спросили, когда ему было легче - в первый раз или во второй? Он не смог ответить сразу, и за это его, изорванного псом, бросили в яму с солью. Если бы не дни, проведенные у Бакая, Бринн умер бы от болевого шока. Но он сумел справиться с собой, сенсоры напрасно посылали в мозг ощущения - мозг, запертый на замок воли, их не воспринимал. Монах уснул в яме, лежа на соли. За это его выпустили.
   Да, с болью он умел справляться. С жалостью, к сожалению, еще нет.
   И теперь он смотрел на ребенка и не мог поднять пистолет. Плохо. Очень плохо. Не потому, что его ждет за это суровое наказание, а потому, что в нужный момент он может не справиться с миссией, подвести Господа, который помог ему обрести себя и доверил в этой жизни столь многое. А доверие нужно оправдывать.
   - Сука!!! - закричал Бринн, до крови закусив губу. - Да что же это за наваждение?! Я же могу, все могу! Сдохни, тварь!!!
   Девочка удивленно и испуганно посмотрела на него. Есть! Есть единство с целью. Между ее глаз, точно на переносице взорвалась кожа, и на стену за ее спиной брызнули ошметки мозга.
   Есть!!!
   Бринн опустился на колени и закрыл лицо руками. Слава Богу! Ничего, в следующий раз будет легче. Это он знал точно. Труднее всего начать, а дальше все станет на свои места. И, главное, из-за чего ушло столько нервов? Ведь ребенок был пробирочным, ее и создали такой, четырехлетней, а ведь ей от силы неделя-две. Мозг еще пустой. Она ничего не понимала. "А ты, сопляк, - монах врезал кулаком в стальную стену с такой силой, что боль привела его в чувство и немного успокоила, - ты должен быть воином. И ты станешь им".
   Дверь отворилась, но Бринн не поднимал голову - он знал, кто войдет, и ему было стыдно.
   - Очень плохо, - раздался над ним голос его Ведущего. - Какое наказание выбираешь?
   Монах поднял глаза. Его лицо исказила мука. Он сломит себя, он выберет настоящее наказание. Жестокое.
   - Огонь, - твердо, отчетливо произнес он пересохшими губами.
   В глазах Ведущего мелькнуло одобрение. Он кивнул. Через несколько минут Бринн лежал на стальной решетке, сквозь которую в четырех местах било пламя. Его руки и ноги горели. Предохранительные обручи не давали телу заняться дальше положенного - сгорят лишь ноги до колен и руки до локтей. Это не беда, это исправимо. Главное выжить сейчас. Бринн бился головой о решетку. Его мучила вонь горелого мяса. Его мяса. Боль пробивала все установленные им барьеры и сводила его с ума. Но самым страшным было не это. Самым страшным был жгучий, удушающий стыд за допущенную в тире слабость.
  
  
   Глава VI
  
   Горану нравились сидящие в салоне самолета пассажиры. Для непосвященного это был обычный рейс, но на самом деле - какие ребята, какие профи отдыхают сейчас в креслах!
   Луриа решил заняться этим делом всерьез. Вылетел сам и прихватил с собой великолепную команду: в качестве мозгов - своих подчиненных, в качестве боевой силы - "морских котиков". Как он умудрился официально оформить такую "международную помощь", Горан не знал, но, судя по всему, особых проблем у фэбээровца не возникло. Зато с такой командой Горан, тоже взявший на побережье весь состав своего агентства, не боялся ничего. Он чувствовал себя не добычей, как в тот момент, когда покидал побережье, а напротив - охотником. Совсем другое дело!
   Ему очень хотелось дать настоящий бой, но теперь противник вряд ли на это решится.
   А еще Горан надеялся серьезно поговорить с серым человеком, живущим на вилле Бакая. Личность его была установлена - Эдуард Лемке полтора года назад исчез, и ребята из немецких спецслужб, где он раньше работал, сами были бы рады найти его и кое о чем расспросить.
   В международном аэропорту Дангриги самолет приветствовала целая делегация местных стражей порядка. А на следующий день, познакомившись и поговорив с Луриа, капитан Груббер, закрывшись в кабинете, обдумывал сложившуюся ситуацию и увлеченно барабанил пальцами по столу. Наконец, появился просвет в окружающем мраке! Жизнь и в самом деле полосатая - вслед за черной линией рано или поздно, обязательно прорежется белая. А если везение наконец приходит, тогда везет во всем. Во-первых, полицейское подкрепление, предоставленное для поисков Макбрайда никто не собирался отзывать обратно, начальство совершенно обоснованно решило, что остальные проблемы, по сравнению с делом Бакая, просто мелочь. И теперь ребятам Груббера стало тесно - в помещениях отдела по расследованию убийств, как и во всем здании городского управления полиции, постоянно находилось столько сыскного народа - не продохнуть. Кроме того, прилетел Горан. Силы с собой привел немалые, тоже польза. Притащил всю боевую рать собственного агентства, и, кроме, того, человек двести настоящих "морских котиков". Да еще в придачу (неизвестно, можно ли было считать это хорошей новостью) нескольких работников федерального бюро расследований. Горан и не скрывал, что заманил их сюда именно он.
   Одно было плохо: армия гостей не подчинялась местной полиции, она вообще никому не подчинялась на побережье, напротив - рвалась руководить. Однако чиновники из Бельмопана отдали недвусмысленный приказ - оказывать "консультантам" максимальное содействие. Значит, так надо. Во всяком случае, это были союзники. И союзники сильные.
   Зато полицейским расследованием по делу Бакая руководил по-прежнему Груббер, чем при сложившихся обстоятельствах был доволен безоговорочно. Какие перспективы он начинал видеть в своей дальнейшей карьере! Дух захватывало. Он понимал, что ему выпал шанс, подобный которому может быть лишь раз в жизни, и главное теперь - не сплоховать.
   Правда, его немного смущал утренний разговор с Луриа, зашедшим в кабинет капитана после осмотра трупов и предложивший... пустить расследование по совершенно иному пути.
   Луриа тогда казался удивленным:
   - Насколько я понял из беседы с вашими подчиненными, капитан, вы серьезно и тщательно занимаетесь поиском родственников погибших людей?
   Груббер опешил:
   - Разумеется, серьезно.
   - И совершенно напрасно. - покачал головой фэбээровец. - Если вы сейчас пройдете со мной и осмотрите трупы еще раз, то увидите одну весьма любопытную деталь.
   Причин отказываться не было, и они отправились в морг. Груббер не понимал, что нового он увидит на этот раз, но отказываться было неловко. Не хотелось в первый же день совместной работы вести себя некорректно.
   - Не сомневаюсь, что ваши эксперты осматривали их со всей тщательностью, - начал Луриа, - но, боюсь, самое важное они упустили. Извините за откровенность, но, на мой взгляд, им просто не хватило опыта работы с нестандартным материалом.
   Груббер молча пожал плечами.
   Фэбээровец указал ему на ноги одного из трупов:
   - Обратите внимание на ступни.
   Груббер сначала ничего особенного не увидел и недоуменно поднял брови, хотел уже что-то спросить, но осекся, вздрогнул и тихо выругался. Провел пальцами по ступне трупа:
   - Слишком нежные. Тонкая кожа, на мой взгляд. Я правильно понял?
   - Не просто тонкая, - уточнил Луриа, - абсолютно новая кожа. Эти ступни, простите за неудачную шутку, почти не были в эксплуатации.
   - Что это означает?
   - Он весь такой. Мы вскрыли одного. Печень, к примеру, чиста как у ребенка. Да он и есть младенец, полмесяца прожил, не больше.
   - Но...
   - Да, на вид ему лет тридцать пять. Но, судя по всему, он искусственный человек. Его вырастили взрослым. И все найденные вами тела точно такие же. Кроме водителя грузовика, сбившего машину Шнайдеров. Этот действительно человек обыкновенный. Из чего я делаю вывод, что он камикадзе. Смертник, который должен был выполнить определенную задачу. Для такого дела созданные в генетических центрах взрослые младенцы не годятся, их необходимо обучать. Проще использовать зомбированного естественного человека. Причем, водитель был послан не Бакаем. Дело в том, что по имеющейся у меня информации, доктор собирался использовать авторитет семейства Шнайдеров. Так что убив родителей Дональда, водитель сработал против Бакая. Значит, его послал кто-то другой. Что же касается остальных трупов, - Луриа указал рукой на ряд лежащих на столах тел, этих подкинул нам именно Бакай. Я, во всяком случае, в этом не сомневаюсь. Таким образом он хотел создать кризисную ситуацию, поднять шумиху. И это у него получилось.
   - Но это невозможно! - возмутился Груббер, - всё, что вы говорите, не может быть правдой. Воспроизводство людей контролируется настолько тщательно, что...
   - Мы тоже так считали, - отрезал Луриа. - Ни один легальный генетический центр этих людей не создавал, мы уже проверяли. А работа великолепная, идеально качественная. Получается, что у вас здесь действует мощная сверхсовременная подпольная клиника. А ведь только на то, чтобы разместить подобное оборудование, требуются огромные площади. Ну и где, по вашему, все это находится?... Молчите? Правильно делаете. Вам просто нечего сказать.
   Луриа взял ошарашенного капитана под локоть и потащил прочь:
   - Бакай дал наводку о существовании такой проблемы, по сравнению с которой распространение героина - детские игрушки. И чтобы подобное оборудование находилось неизвестно в чьих руках на такой безобидной территории как побережье Белиза? Извините, тут есть над чем задуматься. Именно поэтому мои люди будут здесь работать до конца. И Бакай нам пригодится, когда, разумеется, начнет играть в открытую. Пока, думаю, он просто боится.
   Луриа пристально посмотрел Грубберу в глаза:
   - И для того, чтобы не терроризировать нашего странного союзника, бросьте, капитан, хотя бы неофициально бросьте, заниматься абсолютно никому не нужной работой. Бумаги для начальства можете оформлять как угодно, своим подчиненным и прессе рассказывать что заблагорассудится, но реальную деятельность против Бакая понемногу сворачивайте. Вашим сыщикам хватит действительно необходимой работы. Но никому ни одного лишнего слова, предупреждаю вас!
   - Но этих-то людей, пусть даже искусственных, Бакай убил! Он все равно преступник.
   Луриа скривился:
   - Они еще не были людьми. Чистый мозг, знаете ли...
   Капитан прошептал изумленно:
   - Но закон...
   - Бросьте! Давайте не устраивать спектакли хотя бы друг перед другом. И, в конце концов, вы хотите раскрыть самое крупное в своей карьере преступление?
   - Но...
   - Вы его раскроете, - Луриа похлопал капитана по плечу, - все будет в порядке, поверьте мне. Я помогу. В делах подобной сложности я намного опытнее.
  
  
   Глава VII
  
   "Благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ Свой..." - эти слова опять резали сознание Макбрайда. Он давно ушел в гостиную на диван, чтобы не будить жену. Но заснуть так и не смог. Идиотские, под старину каминные часы перестуком своего дурацкого маятника действовали на нервы, и без того расшатанные в последние дни. Макбрайд прекрасно понимал, что Бакай раскачивает его сознание намеренно и со знанием дела, но полицейский ничего не мог поделать с вторжением доктора в собственный мозг.
   Ночь превратилась в кошмар. Макбрайд умолял Бакая оставить его в покое, становился на колени, плакал, трясся как безумный. Скуля, заклинал пожалеть, но учитель был неумолим. Холодно и профессионально проводил он вивисекцию разума Макбрайда. Перевернув его мысли до донышка, вывернув наизнанку и показав несчастному скрытые, затаенные слои его сознания, Бакай прокручивал для Макбрайда своеобразный фильм, состоящий из видений и эмоций. Сами по себе галлюцинации полицейский еще мог бы пережить, но чувства, порождаемые в нем этой сумасшедшей трансляцией, разбивали все защитные барьеры, которые пытался установить мозг.
   Макбрайд понимал, что теперь себе не принадлежит.
   Временами он чувствовал, что проваливается в сон. Но не до конца, и отдыхом для истерзанного сознания эти видения не были.
   Фильм продолжался:
   "Ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился и не изнемогал. Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою. Итак, вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела; а если не так, скоро приду к тебе и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься".
   Коридорам, казалось, не будет конца. Бетонные стены. Затем, глубже, металлические. Сделано на века. Как здесь мрачно! Наверное, хозяева вовсе не заботятся о комфорте. Голое железо. Сварные швы. Освещения почти нет.
   Еще один лифт. Почему их так много? Какой безумный архитектор спроектировал этот лабиринт? Охранная система. Все коридоры контролируются автоматикой. Просматриваются и простреливаются. В торце каждого коридора - камеры и, под ними, корабельные автоматы. Шесть тысяч выстрелов в минуту. Зачем?
   "Кто побеждает и соблюдает дела Мои до конца, тому дам власть над язычниками, и будет пасти их жезлом железным; как сосуды глиняные, они сокрушатся, как и Я получил власть от Отца Моего. И дам ему звезду утреннюю."
   Лифт падает быстро. И очень долго. И еще один коридор. И еще один лифт. "На какой глубине я нахожусь? Километр? Больше? Под землей или под водой? И что меня ожидает?"
   Коридор разветвляется. Мы - вправо. Проход обрывается крутыми высокими ступенями, без единой площадки уходящими вглубь метров на пятнадцать. Затем еще одна развилка. За ней коридор совсем узок и низок. И существа, стоящие вдоль его стен, почти касаются головой потолка. Идеальные солдаты. Клоны.
   Дверь. Парк! Здесь? Под землей?! Проекция на потолке создает иллюзию бездонного неба, по которому плывут легкие облака. Стены теряются в зарослях джунглей. На травяном ковре - Бакай:
   - Вы не слушаете меня, Кардинал. Смотрите - мы оба в положении согнутой правой стойки. Затем каждый из нас обхватывает спину другого правой рукой из под левой руки противника. Тут же под плечом левой руки, зажимая правое предплечье. И левой рукой захватывая правый рукав врага. Понятно?
   Красный утвердительно кивает. А там, где деревья вплетаются в стену, - окно в иной мир. Его нельзя увидеть, потому что стекло прозрачно лишь с одной стороны, но этот мир можно почувствовать. К нему тянется не взгляд, ибо взору человеческому не на чем остановиться, к нему тянется душа, ибо знает, кто стоит по ту сторону окна.
   "И ты, младенец, наречешься пророком Всевышнего, ибо предъидешь пред лицем Господа - приготовить пути Ему, дать уразуметь народу Его спасение и прощение грехов их, по благоутробному милосердию Бога нашего, которым посетил нас Восток свыше, просветить сидящих во тьме и тени смертной, направить ноги наши на путь мира".
   Сложив руки на груди своей, Иоанн Креститель, стоящий за стеклянной стеной, смотрит на Кардинала и Бакая, ангела и демона, которых Господь дал в помощь на пути его. Они кувыркаются в траве, впечатывают друг друга в землю, хотя знают, что не сила мышц поможет им в их борьбе против косности рода человеческого.
   Иоанн так долго шел к этой битве...
   "Младенец же возрастал и укреплялся духом, и был в пустынях до дня явления своего Израилю".
   ...и завтра битва начнется.
   Иоанн Креститель прорубил сквозь тьму невежества дорогу к ней.
   Как написано у пророков: "...вот, я посылаю Ангела моего пред лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою".
   Креститель выполнил свою миссию. И пойдет по созданному им пути вслед за Тем, Кого род людской ждал так долго.
   "Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему".
   Как давно все начиналось! Пятнадцать лет назад, когда впервые Креститель понял свое предназначение в этом мире.
   "Явился Иоанн, крестя в пустыне и проповедуя крещение покаяния для прощения грехов".
   Он был создателем новой церкви, вождем, но знали о нем лишь его духовные дети, праниты. Всё, достаточно! Теперь он имел право скинуть маску и предстать пред родом людским. И крестить Сына Человеческого, который завтра явится миру.
   Он призывал Иисуса годами. Тщетно. И тогда Иоанн решил помочь Ему явиться миру: он сплотил умных, влиятельных и богатых людей, которые создали для Иисуса тело. Создали мозг, равного которому не знал род человеческий. А завтра в этот совершенный мозг вселится Разум Сына Человеческого, который поможет духовным сыновьям своим, пранитам, установить, наконец, на земле правильную власть.
   Макбрайду было страшно. Он прошептал: "Какое великое воинство собрал Иоанн для исполнения предначертанного Тобой, Господи!"
   И как уничтожить эту армию?
   Как разорвать паутину? Успеть, пока не приблизился паук? Этого Макбрайд не знал. Но чувствовал, что не одинок в борьбе против надвигающейся чумы, и это давало надежду.
   ...Кашель продирался через горло. Сдерживать его трудно и станет невозможно, когда Макбрайд очнется от забытья, сделает первый глубокий вдох бодрствующего, откинет одеяло и встанет на ноги. Раньше он никогда не помнил свои сны. Но то, что предстало пред ним сейчас - не сон, такое не забывается. И никому не рассказывается, пока не пришло время...
   Но не один Макбрайд видел судьбу этой ночью. Бринну, мозг которого Бакай обрабатывал уже несколько дней, приходилось не легче. Разница заключалась лишь в том, что Бринну правду пока не показывали.
   Молодой человек с трудом верил своим глазам - фильм продолжался:
   "Он еще наполнит смехом уста твои, и губы твои радостным восклицанием. Ненавидящие тебя облекутся в стыд, и шатра нечестивых не станет".
   Видение уплывало, сменялось отражением скуластого, обтянутого кожей мужского лица.
   Студенческий вожак смотрел на свое отражение в зеркале, впервые с того злополучного и великого вечера, когда его судьбу изменил визит бородача Голдберга. Бринн плохо помнил прошлого себя, но знал, что в прежние времена на него смотрел из зеркала совершенно другой человек. Если того червя вообще можно было назвать человеком.
   Сила. Решительность и решимость. Железный взгляд воина.
   "Ты стал самим собой, настоящим - таким, каким тебя видит Небо. Бог видит!
   Но один не сможешь пройти предначертанный тебе путь. Нужны верные товарищи. Помнишь тех, кто когда-то, на заре времен, был предан тебе? Пора идти за ними, они ждут.
   Ты готов вернуться на землю?"
  
  
   Глава VIII
  
   Утром, еще до рассвета, Бакай вошел в мозг Макбрайда и отдал приказ начать атаку.
   Полицейский чувствовал, что задание очень опасно, но не боялся. Он вручил себя без остатка Господу и знал - что бы ни случилось, все, в конечном итоге, может обернуться только к лучшему. Он находится под защитой, равной которой нет и быть не может.
   Он ничего больше не решал и не пытался решить сам. Он повиновался внутреннему голосу, который звучал в нем все громче и был ни что иное, как зов Божий. Так легко и беззаботно он не чувствовал себя еще никогда. У Макбрайда словно выросли крылья, и он знал, что в отличие от крыльев Икара они не погибнут на солнце, ибо солнцем созданы.
   И разве мог он, прозревший, умеющий летать человек, бояться слепых червей, путающихся у него под ногами? Сторожа станции, например? Когда это ничтожество заметило идущего к воротам машинного зала посланника Божия, оно получило пулю в череп. И мир ничего не потерял в этот миг. Напротив, стал лучше и чище, потому что посланник приблизился к цели еще на один шаг.
   Следующий шаг оказался еще проще. На насосной станции, подающей воздух в шельфовые дома Фишвуда, охранная автоматика была достаточно примитивной, система сигнализации и замки на дверях - простейшие, остановить такого профессионала, как Макбрайд, они не могли. Он даже подумал, что теперь муниципалитету Дангриги придется изменить на станции всю систему охраны. После того, что он сделает с компрессорами, относиться и впредь столь же безалаберно к такому важному объекту городские власти просто не посмеют. Но в тот момент, когда, потратив на замок полминуты, детектив переступил порог машинного зала, его остановило невероятное обстоятельство. Макбрайд прижался к стене и медленно осел на пол.
   Нет, на самой станции, только на ней одной, ничего особого не произошло. При чем здесь станция, когда вся планета стала иной...
   Мир дождался прихода Спасителя!
   Иисус был тут, где-то на этом маленьком захолустном шарике.
   Макбрайд почувствовал миг Его рождения.
   И не имело значения, где находилось Его тело, Он присутствовал везде и во всем. В дыхании и движении каждого живого существа, в безмолвном величии существ мертвых. В голосе человека и полете птицы, в шепоте ветра и мягком блеске ватных облаков. Он здесь - вздыхали листвой деревья. Он здесь - повторяло восхищенное солнце. Люди были созданы, чтобы ждать Его, и они ждали Его тысячелетиями. И вот теперь, только теперь, Он пришел к ним. И мир уже никогда не станет таким, как прежде. Безвременье кончилось, начинается настоящая жизнь. Родился мир, в котором Макбрайду не о чем беспокоиться, в котором его настоящее и будущее обеспечены. Точнее, будут обеспечены, если сейчас он выполнит свою миссию. Все в его дальнейшей судьбе зависело от этого. Потому, как бы ему ни хотелось стоять на коленях до бесконечности, надо было приходить в себя. Вставать и идти дальше.
   Но прошло еще немало времени, пока Макбрайд смог это сделать.
   Опьянение не отпускало его, и по коридорам детектив пробирался, словно во сне. Перед его невидящими глазами проплывали блеклая краска стен, незамкнутые стальные решетчатые двери. Грязная лестница уводила его вниз, к трахеям подводного поселка. Отсюда по двум огромным трубам в Фишвуд шел нагнетаемый под давлением воздух. Там трубы распадались на целую сеть, без нормальной работы которой жизнь на шельфе была бы невозможна. Она и станет невозможной, на некоторое время. Именно для этого Макбрайд проник на насосную станцию.
   А тем временем Бакай потайным лифтом "Агаты" отправил в Цитадель последних зомбированных им для Праны людей. Затем нажал кнопку, и пол пошел вверх. Поднималась вся комната. Когда стены соединились с потолком, лифт вновь превратился в келью, расположенную в цокольном этаже виллы. Бакай обернулся к помощнику:
   - Вот и все, пан Романенко, последнюю партию отослали. Пускай подавятся. Ничего, тех, кто действительно чего-то стоит, я оставил себе.
   - Что теперь?
   - Пока можешь идти отдыхать, - посоветовал Бакай, - в твоем распоряжении полчаса.
   "Ну да, отдохнешь", - скривился помощник. Впрочем, вслух этого не сказал, прошел в свою келью, на кровать прилег и глаза закрыл. Но обувь снимать не стал - некогда.
   Бакай тем временем прошел в свой кабинет, откинулся в кресле и попытался найти мозг Груббера. Его едва не стошнило, как только он туда проник. "Черт, - подумал Бакай, - все познается в сравнении. Когда думаешь, что тебе плохо, загляни в чужой разум и посмотри, до чего себя доводят другие".
   Побарахтавшись в запутанных мыслях капитана, Бакай с трудом вынырнул на поверхность и "постучался". Груббер испугался так, что едва не получил сердечный приступ. Бакай постарался внушить ему чувство спокойствия. Поздоровался. В ответ - ничего. Бакай повторил:
   - Доброе утро, капитан! Почему молчите? Просто четко выговаривайте слова про себя, так мне легче будет вас понять.
   В ответ раздалось испуганное:
   - Бакай?
   - Кто ж еще. Эх люди, люди. Не бойся, я не кусаюсь.
   - Что происходит, сэр?
   Бакай удержался от смеха лишь потому, что это нарушило бы связь, а налаживать ее заново лень, да и некогда. "Пожалуйста, вот я уже и "сэр". Великая, что ни говори, сила - трусость человеческая".
   - Капитан, возьмите себя в руки.
   - Я и держу себя в руках.
   - Не заметно. Кончайте там все спать. Боевая тревога. Подготовьте людей к спасательным работам на воде. Времени в обрез.
   - Но что будет?
   - Сейчас увидишь. - Бакай вышел из разума одного полицейского и связался с другим. - Мак, ты готов?
   - Да.
   "Прекрасно, - подумал доктор, - совсем другое дело. Сразу видно, что этому парню мозги уже на место вправили. Моя работа. Фирма, что ни говори".
   - Замечательно. Ты хорошо знаешь станцию?
   - Совсем не знаю, - в голосе детектива не звучало даже тени неловкости.
   "Конечно, - понял Бакай, - ему на это плевать. Понимает, подлец, что если не пригодится его мозг, то в ход пойдут хотя бы руки.
   - Тогда дай сориентироваться мне.
   - Что нужно сделать?
   - Постарайся ни о чем не думать.
   - Сложно.
   - Ничего, немного очисться, дальше я сам.
   Макбрайд попытался. Достаточно удачно для начинающего. Бакай смыл остатки чужих мыслей, бережно взял тело и внимательно осмотрелся глазами полицейского.
   Для начала снял с плеч рюкзак, достал дрель и прошелся по воздухозаборным трубам, идущим к компрессорам. В каждое отверстие проталкивал капсулы, мгновенно подхватываемые потоком воздуха.
   Отлично.
   Надо подождать пятнадцать минут.
   Достаточно. А теперь, чтобы не дать аварийной бригаде возможность быстро очистить воздух, нужно вывести из строя компрессоры. Бакай руками Макбрайда взломал пломбу ближайшего агрегата и вскрыл защитный кожух панели местного управления. Отключить недостаточно, надо разворотить как следует. Бакай порылся в рюкзаке Макбрайда и понял, что плоскогубцы тот, само собой, не взял. Куда ему, легавому, додуматься до такой мелочи! "Ну и черт с ним, - решил Бакай, - если ударит током, так все равно не меня".
   Приятно работать чужим телом.
   Едва он закончил, раздался топот ног прибывших на насосную станцию полицейских. Бакай понял, что увести Макбрайда не удастся и просто "отключил" его. Тело сыщика обмякло и растянулось на полу.
   - Смотри! - раздался удивленный возглас одного из преследователей, - вот он, мерзавец. Бог ты мой, да это же Мак!
   - Мертвый?...
   - Одну минуту. Жив, без сознания.
   - Сторожа убил, гад.
   - Что делать?
   - Доставай браслеты.
   Полицейские, переругиваясь, сковали наручниками ноги Макбрайда и понесли по лестнице наверх - к выходу. Разум Бакая окончательно вышел из тела полицейского, доктор "вернулся" в кресло, встал и подошел к окну. Его идея сработала как нельзя лучше - вода кишела людьми.
   Это же явление с балкона надводной части здания полицейского управления наблюдал и ошарашенный капитан Груббер. Увидев, как на поверхность всплывают тысячи задыхающихся людей, он просто не поверил своим глазам:
   - Господи, что это?! - взвыл он.
   - Ба! Молодчина ваш Бакай! - веселился Луриа. - Ай да молодчина! Надо же додуматься. Сколько лет вы здесь работаете, капитан?
   - Много.
   - И никогда подобного не видели?
   - Упаси Боже!
   - И нечего смотреть, спасать надо!
   Груббер сломя голову побежал отдавать распоряжения. А через несколько мгновений на здании участка взвыли сирены и громкоговорители закричали голосом капитана:
   - Чего застыли?! Все в воду!
   Кардинал тоже пытался эвакуироваться из своего шельфового дома, но, как назло, отказал лифт, шахта которого вела в тоннель к Цитадели. И теперь Кардинал просто не знал, что делать. Слуги не понимали, как такое могло случиться. Суетились вокруг включателя, рассуждая, можно ли еще что-то предпринять. Все механизмы находились внизу, и разобраться в причине поломки лифта из спальни, под которую была замаскирована кабина, не представлялось возможным. Кардинал, подозревающий, что произошла не поломка, а диверсия, растерялся и потерял драгоценное время.
   Нужно было сразу покинуть дом и всплывать, как это делали в данный момент все жители Фишвуда. Благо, глубина не очень большая и особых проблем с декомпрессией не должно было возникнуть. Вместо этого Кардинал продолжал вызывать лифтера и группу охранников, находившихся внизу. Они не отвечали. "Мертвы", - решил Кардинал и отдал находящимся в коттедже приказ эвакуироваться.
   Дом имел аварийный источник воздуха - трубопровод, соединенный с шахтой тоннеля. Компрессор в аварийной ситуации включался автоматически, и поэтому просочившийся в дома Фишвуда рвотный газ жилищу Кардинала не угрожал. Но поселок заполонили спасатели, среди которых самыми безобидными были полицейские патрульные. А о злополучных гостях местной полиции Кардиналу даже думать не хотелось. Спасатели прочесывали весь Фишвуд и заглядывали в дома, пытаясь обнаружить тех, кто не смог покинуть жилище самостоятельно. И Кардинал отнюдь не желал привлекать внимание бойцов противника к особенностям своей небольшой резиденции. Пока враги не знали, кто здесь обитает. И чем позже узнают, тем лучше. Если дом возьмут под наблюдение, Город Праны лишится еще одних ворот. Неприятностей и без того хватало - Бакай перекрыл вход через свою виллу. Авария поселкового воздуховода и выведение из строя лифта в доме Кардинала, безусловно, тоже его рук дело.
   Смысл проведенной Бакаем диверсии Кардинал понял буквально через пару минут...
   Тем временем к его дому приближался большой отряд. Его вел Горан, следующий указаниям Бакая. Связь шла любимым способом доктора - из мозга в мозг, без всякой техники.
   Горан, в который раз, переспросил:
   - Здесь?
   - Нет, дальше, видишь высокую крышу? - прозвучал в его голове голос Бакая. - Фэбээровцы не отстали?
   - Рядом, две штуки. Плюс взвод "котиков" и мои ребята. Достаточно?
   - Даже чересчур.
   - Перестраховаться никогда не помешает... Здесь?
   - Да. Вперед, не тяните резину. По тоннелю к ним идет подкрепление, я отзываю монахов.
   - О'кей.
   Горан жестами показал сопровождавшим: "окружайте". Те облепили окна коттеджа. Столпившиеся в спальне-лифте обитатели дома в ужасе смотрели на подозрительных спасателей в криошлемах, жестами вопрошающих: "Помощь не нужна?" Какая там помощь! Кардинал обернулся, чтобы приказать слугам отойти от кнопки двинувшегося, наконец, причем совершенно не вовремя, лифта, но без толку - от слуг ничего не зависело, и не их усилиями лифт тронулся с места. Просто в момент, когда снаружи у окна образовалась толпа, приведший ее Горан сообщил Бакаю: "Мы на месте".
   Доктор рявкнул в микрофон часов: "Включайте, и бегом обратно!"
   В тоннеле под домом Кардинала, услышав этот приказ, Романенко кивнул и крикнул возглавлявшему взвод монахов Дону Шнайдеру: "Давай!", а, услышав в гулком коридоре приближающийся топот, закричал:
   - Отходим! Живо, живо! Бегом!!!
   ...Стадо агентов и спецназовцев любовалось на стадо сектантов через оконное стекло. И тут пол спальни вздрогнул и пошел вниз.
   - Твою мать!!! - вырвалось у Горана.
   - И никаких обысков не надо, правда?! - подхватил Бакай. - Чего ждете?
   - В дверь?
   - В окно!
   Стекла окон в Фишвуде, поскольку их задача - противостоять давлению воды, пуленепробиваемые. Впрочем, смотря чем пробивать. Горан показал сержанту "котиков" на окно, тот кивнул, дал команду своим бойцам, и в стекло ударил пулеметный ливень. Вода тормозит обычные пули, поэтому боевое подводное оружие отличается завидной мощью. Ручной пулемет разрезает катер. Стекло разлетелось, и в комнату вместе с бойцами хлынула вода.
   Водоворот. Падение с пятиметровой высоты на дно шахты лифта, ускоряемое водным потоком. Поломанные руки и ноги. Команда Бакая Горану: "Кардинала взять живым". Крик Горана сержанту: "Красного - живьем!"
   Праниты попытались скрыться, но водонепроницаемые переборки не оставили им такой возможности. Сработала автоматика, и коридор ожил закрывающимися дверями. Кардинал и его слуги, в отличие от нападавших, были безоружны и, главное, без жабр. Это конец, понял церковник. Но он ошибался. Задрайка ближайшей двери завертелась, и в отсек коридора влетели бойцы Праны. Первый из них сорвал трубку своих жабр с разветвителей и отдал ее Кардиналу, та же участь постигла его дыхательный ранец. Боевики протолкали вождя через свой строй, закрывая его собственными телами. Двое из них подхватили Кардинала под руки и поволокли по тоннелю прочь. "Теперь можно палить на полную катушку, - со злостью подумал Горан, - попасть в краснозадую сволочь уже не рискуем. Правда, и не возьмем его."
   "Котики", похоже, тоже пришли к подобному выводу, поскольку их пулеметы заговорили в полную силу. Праниты в долгу не остались.
   Горан понял - кто не видел подводный бой в закрытом помещении, тот не видел в этой жизни ещё ничего. Вода мгновенно окрасилась кровью - бронекостюмы от реактивных пуль не спасали. Горан, нежно любящий свою шкуру, мгновенно рванулся вверх по шахте, выйдя из зоны обстрела. Он понял, почему Бакай приказал его группе одеть криошлемы - внизу царил ад: праниты пощады не просили, а доктор с самого начала знал, что по-хорошему они не сдадутся и бой будет беспощадным.
   Пока жив головной мозг, человека можно восстановить. Когда останавливается сердце, криошлем отрезает голову и опускает внутри себя температуру до абсолютного нуля. Санитарам остается пройти по полю битвы, собрать головы и отправить их в ближайшую генетическую клинику. У криошлемов лишь один недостаток - они крепки настолько, насколько это вообще возможно, но увы, броня всегда была слабее оружия - пару реактивных очередей в голову, и шлем не выдержит. А через минуту тебя уже будут строить небесные сержанты.
   Горан посторонился - его чуть не впихнули обратно ко дну шахты нахлынувшие "котики", слетавшиеся к дому на звуки боя, как моль на свет. Их капитан, ругаясь на чем свет стоит, подгонял отстающих. Горан, прижавшись к стене шахты, пропустил пополнение бойцов, выплыл из колодца лифта и покинул дом. Его отношение к жизни и смерти, похоже, разделяли не только вовремя отставшие от группы и отдыхающие возле ограды коттеджа работники его агентства, но и местные полицейские. Их толпы прохлаждались еще дальше от дома. Горан обернулся и увидел картину, от которой его едва не стошнило: свет в комнате продолжал гореть, но с каждой секундой окно спальни темнело, потому что из него все гуще и гуще расползались клубы крови.
   Через десять минут в коридоре пал последний боец Праны, и несколько "котиков" поднялось на поверхность, таща хранимые криошлемами головы товарищей. Остальные остались на дне шахты - операция еще не завершилась. Горан, по приказу Бакая, вновь поспешил вниз, передавая спецназовцам распоряжения доктора. Видимость была отвратительной - кровь стояла сплошной стеной, двигаться мешали развороченные тела. По лбу Горана прошлись чьи-то кишки, и он вновь с трудом сдержал рвоту. "Тут только моей блевотины не хватает, - подумал он."
   Задрайки первых дверей поддавались легко, но везения бойцам хватило не надолго - вскоре пошли блокированные двери. Пришлось подождать, пока бойцы отыскали и принесли резак. Теперь на каждую "броняху" уходило несколько минут - навесы дверей скрывались под двенадцатимиллиметровой обшивкой. Медленно, но верно бойцы продвигались вперед.
   Тем временем капитану Грубберу пришлось от души порвать глотку, заставляя полицейских разойтись и взяться за спасение людей. Акватория Фишвуда напоминала переполненный аквариум. Люди, спасаясь от невыносимой вони рвотного газа, покинули дома. Большинство из них не успело даже надеть жабры. Теперь поверхность воды кишела плывущими к берегу атлантами и отходами их жизнедеятельности - Бакай ничего не делал наполовину, и газ выбрал сильный.
   Груббер, не стесняясь находящихся поблизости подчиненных, высказывал вслух все, что он думает о шарлатане. Луриа смеялся. Над территорией участка из двухместного вертолета агенты ФБР вели съемку происходящего на поверхности воды и с умным видом сообщали друг другу, что они думают об этом сумасшедшем городе.
   Они ошибались - настоящее, подлинное сумасшествие охватывало в данную минуту два других города - Берлин и Вашингтон. Но гости Дангриги еще об этом не знали.
   Горан, совершенно осмелевший в отсутствие вооруженного врага, снова отдавал команды. Его слушались безоговорочно, зная, от кого эти команды исходят. Но пройдя пять дверей, группа остановилась. Дальше пути не было. Вместо преграды, которую, хоть и с трудом, можно было преодолеть, их встретила металлическая стена шлюза. Вооруженный резаком "котик" начал над ней трудиться, но Горан дал отбой. Он спросил совета у Бакая, и тот сообщил, что пробиться дальше нельзя - праниты пустили в ход блокирующую систему. А это означало, что коридор теперь перерезают несколько прилегающих вплотную друг к другу слоев термокевлара непреодолимой толщины. Наружные стены коридора за броневым шлюзом настолько же крепки. Не помогут ни взрывчатка, ни лазер. Нужно искать другой путь. Горан присвистнул - его впечатляли финансовые возможности пранитов.
  
  
   Глава IX
  
   Когда Прана понемногу подминала под себя власть, находилось немало людей, отказывающихся сотрудничать с новой церковью. Эту проблему сектанты решали дорогостоящим, но эффективным способом - меняли несговорчивых чиновников клонами, а в сознание их ближайших родственников, друзей и подчиненных вносили изменения, благодаря которым те не замечали подмены. Разумеется, нередко с клонами возникали проблемы, но специалистам Праны всегда удавалось их решать.
   Как бы там ни было, госсекретарь абсолютно не уважал выращенного в генетическом центре Цитадели президента не только потому, что сам был человеком настоящим, но и по той простой причине, что президент был неразвит даже для клона. И это после всех усилий, которые в него вложены! Конечно, госсекретарь ни на минуту не забывал о том, что если бы не новый президент, ему бы никогда не получить нынешнюю должность, но, тем не менее, шеф постоянно его раздражал. Сейчас это ничтожество заискивающе смотрело в глаза госсекретаря, не в силах само принять решение:
   - А если выступить с обращением к народу сейчас?
   - Полагаю, рано, сэр, сначала они должны привыкнуть к мысли о новой жизни и открывшихся возможностях.
   - Хорошо. Только отзовите, ради Бога, от Цитадели этих псов. Они совсем озверели и могут серьезно помешать. А какой шум создают!
   - Слушаюсь, сэр. Но есть проблема: не удалось удержать под контролем ситуацию в ФБР, там произошел раскол, и мы сейчас не можем контролировать часть сотрудников.
   - Что за чушь?
   - К несчастью, это правда, сэр.
   - Но как вы допустили?
   - Мне очень жаль...
   - И что вы собираетесь предпринять?
   - Гнездо сопротивления в Вашингтоне будет уничтожено. Но высокопоставленные представители бюро есть уже и в районе Цитадели, и мы не сможем повлиять на их действия. Так что отозвать оттуда наши, точнее бывшие наши силы, вряд ли получится.
   - Тогда уничтожить! Немедленно!
   - Боюсь, это невозможно сделать быстро, сэр. Мы не контролируем весь конгресс, и, что хуже всего, почти не контролируем армию. А Цитадель расположена на территории, входящей в Британское Содружество - представьте, какие возникнут проблемы. Если мы начнем уничтожать своих противников на побережье Белиза, пусть даже большинство врагов - наши соотечественники, то европейцы могут забыть о своей... гм, мягко выражаясь, осторожности, и принять ответные меры. Вряд ли что-либо угрожает нам здесь, но Цитадель они могут попытаться уничтожить. И я не знаю, кого поддержит в этой борьбе наша собственная армия - нас или европейцев.
   - Чушь. Это наша армия, а не латиноамериканская, чтобы военные сами решали, как им поступать, ее главнокомандующий - я, и никто не даст нашим генералам решать судьбы страны.
   - Не знаю... Я прошу - не нужно спешить. Скоро будет включен Проповедник, возникнет фон внушения, и внутри страны инакомыслящих не останется. А через некоторое время и Евросоюз примкнет к нам. И тогда мы шутя решим проблему.
   - А если за это время силы на побережье возьмут Цитадель?
   - Возьмут Цитадель?! Вы шутите! Когда закрыты шлюзы, ее невозможно достать серией ядерных ударов. Что могут сделать с ней шуты с ручным оружием?
   - Ну, не знаю...
   - И самое главное, сэр - неужели вы думаете, что Иоанн позволит обидеть Спасителя?
  
  
   Глава X
  
   Настало время доставить в Цитадель, обучить и задействовать в диверсионной работе парней из команды Бринна. Никто из них не вошел бы в боевые группы Праны по своей воле, но хозяева Цитадели и не собирались спрашивать согласия студентов. Требовалось только захватить кандидатов в новобранцы, а дальше начнет работать система изменения личности. Несколько дней обработки мозга, и новоявленных диверсантов можно посылать на дело.
   Операцией захвата Кардинал руководил лично. Ему нравилось, что теперь можно действовать открыто, решительно, без оглядки на возможность поднятия шумихи. Скоро никому не будет дела до исчезновения группы студентов. Настают такие бурные времена, когда можно будет стирать с лица земли целые города, и это все равно будет мелочью, которую никто не заметит.
   Праниты действовали методом Бакая. Индукторы работали с мозгом Бринна до тех пор, пока не были найдены выходы на сознание каждого студента, входившего в его группу. Затем последовала индивидуальная работа с будущими рекрутами, в результате которой каждый новобранец знал, что непременно прибудет к шести часам вечера на шестнадцатый причал Дангриги, откуда уходили чартерные и частные крупногабаритные подводные суда. Никто из студентов при всем желании не смог бы объяснить, почему принял такое решение.
   Поскольку не исключалась возможность, что вложенная в новобранцев модель поведения может давать сбои, то операцию отслеживали индукторы, которые при необходимости могли корректировать мозговую деятельность рекрутов. Но, на всякий случай, если сбой будет массовым, Кардинал послал встречать студентов группу боевиков, вооруженных автоматами с летающими шприцами. Он не предусмотрел лишь одного - в операцию вклинилась еще одна сила: в тот момент, когда в открытом океане, далеко за пределами барьерного рифа, открылся внешний люк одного из входов в Цитадель и амфибийный автобус отправился забирать студентов, Бакай весело потирал руки и приговаривал:
   - Давайте, мерзавцы, попробуйте! Я вам устрою проверку на зрелость!
   У доктора возникла только одна трудность - ему очень хотелось, чтобы студенты прошли боевую школу Праны, он собирался их, надлежащим образом подготовленных, в будущем использовать в своих собственных целях. Следовательно, препятствовать захвату он не желал. Но испортить кровь пранитам хотелось настолько сильно, что Бакай просто не мог отказать себе в подобном удовольствии. Приходилось варьировать между целесообразностью и желанием насолить бывшим хозяевам.
   "Подключившись" к водителю амфибии, Бакай узнал, что автобус прибудет к причалу без десяти минут шесть и студентов препроводят внутрь по одному, по мере появления. Эту простейшую операцию Бакай собирался превратить для пранитов в настоящую пытку.
   Для этого он связался с Луриа - человеком, в кратчайший срок сумевшим подчинить себе побережье и сконцентрировавшим в своих цепких руках все силы, которые только возможно было привлечь. Бакай знал, что телефоном можно не пользоваться - фэбээровец с первого же дня привык к интеллектуальной связи, оценил все ее преимущества и жалел, что пока не может связываться с другими людьми сам, но и это упущение он собирался как можно скорее исправить.
   Бакай "постучал" в разум Луриа и обрисовал обстановку. Сначала фэбээровец не согласился рисковать своими людьми без видимой причины:
   - Если вы, доктор, собираетесь пропустить студентов в Цитадель, тогда не понимаю, зачем вообще нужна операция.
   - Праниты должны помнить о том, что мы тоже обладаем некоторой силой. Если они решатся раздавить нас, то смогут это сделать. Пусть лучше подольше не решаются.
   - Хорошо, отсылаю в район пристани взвод "котиков".
   - Спасибо, - поблагодарил Бакай, - а я пришлю туда Романенко. До прибытия пранитов достаточно времени, мой помощник успеет проинструктировать ваших людей.
   Луриа согласился и уже хотел распрощаться, но внезапно загорелся новой идеей:
   - Послушайте, доктор, а мы не могли бы воспользоваться автобусом пранитов? Что будет, если мы подсадим в него спецназовцев? Ведь другой возможности проникнуть в Цитадель я пока не вижу.
   Бакай возразил:
   - Не стоит. Система входов защищена. Амфибии предстоит пройти через целую чреду бронированных шлюзов, и после первого же индикаторы укажут на присутствие в автобусе посторонних лиц. Их уничтожат. Зря только людей потеряете, мистер Луриа.
   - Жаль, - вздохнул здоровяк, - но ничего, мы до них еще доберемся. А пока ждите взвод.
   Бакай ждать не стал и в помощь обещанным спецназовцам послал вместе с Романенко десяток своих монахов. Они получили от доктора команду отслеживать операцию на месте и подсоблять "котикам" оперативной информацией, но при необходимости чернорясые и сами могли задать хорошую трепку кому угодно.
   К тому времени, когда, кажущаяся на первый взгляд безобидной гражданской посудиной, амфибия пранитов подошла к шестнадцатому причалу, враги секты успели обустроить засаду.
   Пока "котики" занимали позиции, индукторы Бакая повышали свою квалификацию, тренируясь на людях Бринна. Эти упражнения по внушению дали результат, запланированный Бакаем, но неожиданный для пранитов и крайне для них обидный. Не спасло сектантов даже то, что монахам пришлось возделывать мозги студентов, что называется, на ходу. Подходя к месту встречи, каждый из студентов представлял собой весьма своеобразный сюрприз. А они уже отовсюду стекались к причалу. Большинство по одиночке, но многие встретились по дороге и подходили группками.
   Открылись двери автобуса, и на причал ступил пранит, настороженно оглядываясь по сторонам. Внутри тамбура амфибии выстроились его коллеги. Они чувствовали себя на враждебной и опасной территории, поэтому были вооружены и готовы к самым неприятным событиям. И праниты не ошиблись: проблемы не заставили себя ждать, вот только пришли они совсем не со стороны местных полицейских, которых опасались праниты, а от самых студентов. Когда встречающий сектант поздоровался с первым прибывшим рекрутом, тот почему-то не ограничился поклоном, а предпочел рукопожатие, перешедшее в дружеские объятия. Сектант был удивлен таким проявлением братских чувств, но поскольку он не знал, что именно вложили в студентов индукторы Праны, то решил, что так надо. И очень крупно ошибся. Студент, на секунду отстранившись, молниеносно поднял руки, схватил, как клещами, лицо пранита и большими пальцами выдавил ему глаза.
   Разместившиеся в тамбуре бойцы Праны, услышав звериный вой с причала, сначала растерялись. Их удивление сменилось ужасом в тот момент, когда встречающий обернулся: из-под его прижатых к опустевшим глазницам ладоней текла кровь. Студент выпустил пранита из захвата и спокойно, равнодушно стоял рядом, не только не пытаясь добить противника или бежать прочь, но даже не наблюдая за обезумевшим от боли сектантом. За миг до того, как из тамбура на студента выплеснулся шквальный огонь автоматов, тот, запрокинув голову, смотрел на разрезающих небо чаек.
   И только после того, как утыканный летающими шприцами рекрут отключился, праниты осмелились выйти на причал. Теперь уже всей группой. И обнаружили, что студенты собрались и, сгрудившись, стоят недалеко от амфибии. Сектанты не знали, чего от них ожидать и что теперь делать. Они столпились недалеко от дверей автобуса и взяли новобранцев под прицел. Студенты тоже не знали, как себя вести. Каждый из них ощущал позыв войти в автобус, каждый, неведомо почему, знал, что предстоит новый поворот в жизни. И теперь они с недоумением взирали на людей, которые должны были проводить их к новой судьбе, но не решались это сделать. Не содействовал установлению контакта и ослепленный пранит. Ему никто не удосужился помочь, и он, шатаясь и завывая, побрел по пирсу, одной рукой по-прежнему прикрывая глазницы, а второй, липкой от крови, пытаясь нащупать трап. Подойдя к краю причала, он поскользнулся и упал в воду. Некоторое время барахтался, но вскоре обосновавшиеся вокруг амфибии "котики" устали от его криков и помогли сектанту пойти на дно.
   Праниты не обращали ни малейшего внимания на то, что происходит в воде. Им было не до этого. Только одно понимал каждый из них - настороженное противостояние вечно продолжаться не может, необходимо принимать решение и действовать. Погибший на причале боец был командиром их группы, естественным человеком, и теперь никто из клонов не мог осмелиться на радикальные меры. Бойцы оказались неспособными проявить инициативу. Никто не давал им инструкций доставить студентов парализованными, и теперь праниты мучительно решались открыть огонь, даже не представляя, нарушат ли этим приказ своих вождей.
   Внезапно с крыши автобуса раздалось раскатистое, залихватское:
   - Эй, уроды! Огоньку не подбросить?
   Широко расставив ноги, на крыше стоял улыбающийся "котик" и, не спеша, под ошеломленными взглядами вконец растерявшихся пранитов вытаскивал из гранаты чеку:
   - Так подбросить, или нет?
   До того, как первые автоматы бойцов Праны были подняты и нацелены на него, "котик" успел нагнуться, бросить гранату в тамбур амфибии, перебежать крышу и нырнуть в воду с внешнего борта. Раздался взрыв, и из тамбура в лица пранитам вырвалось плотное облако газа. Не успели первые из них упасть, как с противоположной стороны причала из воды начали вылезать спецназовцы. Едва ветер развеял остатки газа, и "котики" деловито принялись сковывать наручниками парализованных сектантов, на пристань въехал автобус. Спецназовцы, особо не осторожничая, набросали в него пранитов, сели сами и уехали.
   Студенты безучастно наблюдали за происходящим. Смотрели, как уезжает автобус и на смену ему, во главе группы монахов Бакая, шагает Романенко:
   - Чего ждете, хлопцы? - еще издалека крикнул он, - или вам нужно особое приглашение? А ну, быстро загружаемся в амфибию! Рассаживайтесь и обустраивайтесь самостоятельно, ваших стюардов мы немного пригласили в гости, на легкое собеседование. Вы их больше не увидите.
   Студенты сгрудившейся толпой направились к амфибии. Монахи остались на причале, а сам Романенко прошел внутрь, отыскал забившегося в угол рубки водителя и слегка избил его - для профилактики и пущего послушания.
   - Сейчас я тебе, поросенку, дам подробную инструкцию, - сообщил он праниту, вытирая ему грязным платком кровь с разбитого лица, - а ты, нехороший гад такой, эту инструкцию выполнишь до последнего пункта. И не дай тебе Боже что-нибудь забыть!
   Пранит, не соглашаясь, покачал головой.
   Романенко обиделся и сломал ему мизинец на левой руке. Поинтересовался:
   - Почему вредничаешь?
   Пранит молчал. Романенко сделал вывод. Вслух:
   - Вот почему я не люблю зомби.
   Схватил левой рукой пранита за затылок, правую положил ему на лоб, сжал руки и застыл на некоторое время. Убрав руки, поинтересовался:
   - Теперь я тебе больше нравлюсь?
   Пранит хотел что-то ответить, но не смог. Его тело начали сотрясать конвульсии. На губах проступила кровавая пена. Романенко проворчал:
   - Ага, мозг начал сбоить. Рано мне внушением заниматься, не та квалификация. Так дружище, я тебя только поломаю.
   Запрокинул голову и крикнул куда-то в подволок автобуса:
   - Нужна помощь!
   На вилле "Агата" индукторы Бакая, отслеживающие события, взяли работу над пранитом на себя и через некоторое время сектант, успокоившись и перестав трястись, уселся за штурвал.
   Романенко пробурчал:
   - Подожди, бандит ты эдакий, дай я тебе хоть палец перевяжу. Жалко ж тебя, дурака.
   Оказав сектанту почти квалифицированную помощь, Романенко заглянул в салон, окинул взглядом студентов, подмигнул им, ничего не понимающим, на прощание и вышел на причал.
   - Отвязывайте, - отдал он приказ монахам, указывая пальцем на ближайший кнехт, - и давайте возвращаться.
   Проследив за тем, как, постепенно погружаясь, удаляется автобус, Романенко зашагал прочь с пристани, прикрикнув на монахов:
   - Быстрей шевелите копытами, хлопцы! Пора домой, наша часть концерта окончена...
   Слова "наша часть" он бросил неспроста. Дело в том, что сам "концерт" действительно продолжался. Когда автобус минул барьерный риф и вышел в открытый океан, загорелся экран коммуникатора и Кардинал нетерпеливо осведомился у водителя:
   - Как дела? А где Минелли?
   Водитель опустил глаза:
   - У командира проблемы. Вообще, проблемы возникли у многих. Но в целом все в порядке, студенты здесь.
   Кардинал встрепенулся:
   - Что случилось?
   И водитель рассказал. Правда, его информация была не совсем правдивой. По версии, впечатанной в мозг водителя индукторами Бакая, у боевой группы возникли проблемы с береговой охраной, многие убиты. Но главное совершить удалось - студенты находятся в автобусе и вскоре новое пополнение прибудет в Цитадель.
   И только тогда, когда амфибия, миновав систему шлюзов, проникла в оплот Праны, вышедший ее встречать Кардинал узнал об истинных масштабах поражения. Теперь водитель говорил правду.
   Кардинал с сомнением смотрел на взятых под конвой студентов. Неизвестно, что успел вложить в их головы Бакай. Знать бы об этом раньше, проще всего было бы не пускать автобус в Цитадель. Да и теперь лучше было бы их уничтожить, но сначала можно сканировать, вдруг внушение не очень сильное и его можно снять - разбрасываться потенциально сильными бойцами вождю не хотелось.
   - В казармы их, на сканирование. Каждого в отдельности и очень тщательно! - отдал приказ Кардинал и вздрогнул от хриплого, надломленного голоса внезапно вновь заговорившего водителя:
   - Голос Бакая был у меня прямо в черепе. Он приказал передать вам, что отдает студентов. Говорит, студенты чисты, он над ними не работал. Говорит, что сначала хотел оставить их себе, но изучил их возможности и решил, что найдет сырье получше. Говорит, такой мусор ему не нужен.
   Едва осилив последнюю фразу, водитель покачнулся и осел на пол. Изо рта, ноздрей, ушей и даже из глаз его сочилась кровь. Он пару раз дернулся, и затих.
   Кардинал приказал доставить его в медпункт, но один из телохранителей вождя, попытавшийся нащупать пульс водителя, отрицательно покачал головой:
   - Всё. Это конец.
   Кардинал сжал кулаки и крикнул:
   - Я приказал доставить его в медпункт! Или непонятно?!
   Телохранители молча взяли труп за руки и ноги и бегом отправились прочь из ангара. Кардинал с невыразимой злобой посмотрел им вслед, а уже через полтора часа ему доложили о результатах сканирования рекрутов. Индукторы Праны подтвердили правдивость слов Бакая о том, что он ничего в их мозговой деятельности не менял. Взвесив все "за" и "против", Кардинал решил оставить новобранцев в живых, и отдать приказ об их обучении, и уже через несколько дней Бринн вновь увидел парней из своей былой университетской группировки. Их почти подготовили к началу серьезных тренировок, и настала очередь Бринна взять их воспитание на себя.
   Войдя в отведенное для его группы помещение, Бринн присел на край кушетки. В ярко освещенной палате, под капельницами, опутанные проводами лежали его ребята. Сегодня еще юноши, завтра они станут воинами. А он будет их Ведущим.
   Бринн вспомнил студенческие годы. Да, пока им не до учебы. Но придет время, и они закончат университет - образование не помешает и на новой земле. Но сначала кончится война. Бринн не сожалел о переломе в собственной судьбе. Конечно, большинство людей война обойдет стороной, мир им принесут готовым, на блюдечке. Принесут такие, как он. Многие погибнут в пути, но это не страшно, потому что Небо опустилось на землю, сбылись предсказания пророков - Спаситель здесь, и скоро смерть, веками преследовавшая род людской, исчезнет с лика земного навсегда.
   Каким будет день Страшного суда? Как пройдет Воскрешение? Бринну не терпелось стать свидетелем переломного часа. Но для него надо подготовить почву. Вспахать и засеять ее, и Бринну выпала честь стать одним из пахарей. Он встал, прошелся по рядам вдоль безмолвных тел. Прошептал: "Братья, вы и сами не представляете, как вам повезло!"
  
  
   Глава XI
  
   Бакай старался привыкнуть к новому своему неофициальному шефу с первого же дня знакомства, когда Луриа однозначно и безапелляционно разъяснил доктору, кто теперь на побережье хозяин. В первые дни они общались только в кабинете Луриа, но, наконец, фэбээровец решил увидеть виллу "Агата" воочию.
   Беседа, которая состоялась в тот день, складывалась тяжело - ситуация оставляла желать много лучшего. Своеобразное совещание, которое Луриа устроил на вилле "Агата" с участием своего нового советника Бакая и нескольких полицейских чинов, продолжалась около часа, когда в динамике селектора раздался испуганный голос Романенко: "Мастер, включите телевизор!"
   Бакай отреагировал мгновенно. Засветился экран:
   ... - в здании Рейхстага, - вещал диктор. - Канцлер выразил уверенность, что немецкий народ не станет жертвой агрессии.
   Крупный план. Осунувшийся канцлер держит в дрожащих руках крест.
   - С каких пор эта тварь начала проповедовать? - едва не выпал из кресла фэбээровец, - что происходит, черт возьми?!
   - Успокойтесь, - все верно, - закрыв глаза, прошептал Бакай. Новой церкви нужна была своя территория на европейском континенте, а Германия слишком хороша, чтобы не привлечь внимания пранитов. Поэтому здесь они невероятно сильны и давно стояли у власти. Теперь они заявляют об этом открыто. Что вас смущает?
   - Меня смущает то, - шипел Луриа, терзая кнопки часов (диктовать хронометру телефонный номер вслух в присутствии посторонних он не хотел), - меня смущает то, что я ни хрена об этом не знаю. Да вы поймите! - взревел он, обводя воспаленными глазами собравшихся. - Если я не получаю информацию, а узнаю новости по телевизору, значит все! Конец! Пабло, что творится?! - увидел он наконец на экране лицо одного из находящихся в Дангриге сотрудников бюро, - ты связался с офисом?
   - Его больше нет.
   - Что-о-о?!
   - Наша деятельность запрещена, офисы разгромлены, - сообщал подробности тихий голос из часов. Бакай приглушил телевизор. - Все, кто попытался оказать сопротивление, погибли. В данную минуту наших людей отлавливают по всей стране.
   - Откуда вы знаете?.. - едва выдавил из себя Луриа.
   - Сейчас в сторону побережья направляется рейсовый самолет. Среди его пассажиров - успевшие бежать наши люди. Пятнадцать минут назад они связались со мной.
   - Почему не поставили меня в известность?!
   - Я пытался, сэр, но не получилось.
   - Это я экранировал все ваши часы, - объяснил Бакай, - чтобы никто не помешал нашей... а, черт!
   Он вскочил, подбежал к фэбээровцу, на губах которого начала выступать пена, и положил ему руку на лоб. Тот, побагровевший, дернулся пару раз и обмяк. Лоб Бакая покрылся бисеринками пота, он положил левую руку на правую и словно вдавливал их в голову Луриа. Через минуту доктор убрал руки, выпрямился и отдышался:
   - Порядок. Инфаркта не будет.
   Подбежали дежурившие у дверей монахи.
   - Живо тащите его в лазарет! Если не справитесь, зовите меня...
   - Плохо дело, - констатировал Бакай, когда монахи унесли фэбээровца. - Романенко! - утопил он кнопку селектора в корпус аппарата до предела, - вы там записали передачу?
   - Ще б пак.
   - Давай!
   Они просмотрели сообщение с самого начала.
   Христианская страна, похоже, готовилась превратиться в оплот пранизма. Вряд ли рядовые граждане в данный момент понимали, что, собственно, происходит. А канцлер готовил народ к опасности извне, призывал защищать страну от врагов, которыми теперь, временно, станут почти все. Но когда Вера воцарится во всем мире, настанет вечная эра счастья. И, что самое странное, люди верили канцлеру с каждой минутой все больше и больше, потому что одновременно с началом телетрансляции был включен Проповедник Цитадели и его ретрансляторы, разбросанные по всей Германии, атаковали и поработили сознание людей.
   А лайнер, ставший прибежищем чудом оставшихся в живых последних сотрудников уничтоженного ФБР, шел над океаном. Обыкновенные пассажиры рейса даже не подозревали, насколько им не повезло - шансы самолета приземлиться на побережье были невелики. Вряд ли он пролетит даже половину пути до того, как будет сбит. Только два десятка человек знали об этом. Собственно, они и были магнитом, притягивающим к самолету опасность.
   Всю жизнь они охотились на людей, а теперь сами стали объектом травли. Правительство, которому они служили, больше не нуждалось в них. И считало опасными. Жизнь, годами шедшая по накатанным рельсам, пошла под откос, когда рельсы разрушились. И теперь бывшие фэбээровцы не знали, что готовит будущее, и настанет ли оно вообще.
   Что станет с семьями? Не было времени даже попрощаться. Не было времени заглянуть домой, собрать вещи, бросить последний взгляд на все, что дорого, без чего нельзя жить человеку.
   Их спасло от смерти бегство, выручил опыт - они вылетели обычным пассажирским рейсом и в общем потоке пассажиров ушли незамеченными. Праниты не ожидали подобной наглости, и контроль в аэропорту не был предупрежден. Если бы беглецы попытались уйти любым другим путем, то уже были бы мертвы. Но побег, знали они, еще не закончен...
   Лайнер доматывал последние десятки миль. Пассажирам объявили, что по техническим причинам самолет приземлится не в Белиз-сити, а в Дангриге. Впрочем, это было новостью только для курортников. Работники спецслужб с самого начала знали, куда именно они направляются, и были спокойны. Чего никак не мог сказать о себе второй пилот, который, не веря собственным глазам, увидел, как командир экипажа отключает автопилот. Он поинтересовался:
   - Что-то случилось?
   - Переходим на ручное управление.
   - Но, сэр?...
   - Ложимся на обратный курс.
   - ???
   - Возвращаемся.
   Когда индукторы на вилле "Агата", следящие за рейсом, доложили об этом Бакаю, тот пришел в ярость.
   - Твою мать! - бесновался доктор, - как мне все это осточертело! И ведь только прилег отдохнуть, в первый раз за вторые сутки!
   Он рывком вскочил с кровати, накинул халат и бросился к креслу. Собственно говоря, можно было и не вставать, но кресло Бакаю нравилось больше.
   - Да хрен вы угадали! - рычал он. - Еще не родилась тварь, которая побьет меня на моем собственном поле!
   Он в сердцах вмазал по кнопке, и церковную тишину "Агаты" взорвали колокола громкого боя. Вслед за трелью звонков из динамиков разнесся крик Бакая:
   - Тревога! Шнайдер, Колониарис - на шхонки. Быстро в позу! Остальные - вон! Покинуть келью, немедленно!
   Коридор заполнился монахами до отказа - чернорясые пулей выскакивали из четвертой кельи, где остались два из них, те, кого касался приказ учителя. Они бросились на свои койки.
   - Шнайдер, тебе - первый пилот, Колониарис - второй, - вопили динамики, - навожу!
   ...Самолет заканчивал разворот, но что-то случилось, и пассажиры почувствовали, как лайнер, круче завалившись на правый борт, пошел вниз.
   Динамики молчали. Голос Бакая врывался теперь непосредственно в сознание монахов.
   - Шнайдер! Твой у них на контроле. Главное - не дай ему действовать, сожми его. Колониарис - твой чист, пусть берет управление на себя.
   Сердце второго пилота зашлось барабанной дробью, пульс нарастал безудержным крещендо. Лицо исказила маска ужаса - пилот почувствовал, что в его разум ворвался чужак. Страх свел скулы. В штанину потекла моча. Пилот конвульсивно сжал голову руками, но через миг руки вновь легли на штурвал. Они больше не принадлежали ему.
   Тело первого пилота трясло. Скрюченные пальцы сжимали горло, из которого вырывался сдавленный хрип. Глаза остекленели.
   - Мастер!!! - Дон кричал, холодея от страха, - его не отпускают, двоих он не выдержит! Мне нужно уйти, или ему конец!
   - Ты что, осатанел?!! Держись! Только попробуй отступить!... Убью! Это война, понимаешь?! Война!
   Второй пилот в ужасе наблюдал, как его тело возвращает лайнер на курс, ведущий к побережью. Пассажиры не понимали, что происходит, перешептывались, пытались скрыть друг от друга испуг. Это продолжалось недолго - новый удар по нервам оказался слишком велик, и салонам лайнера стало тесно от истошного женского визга: самолет, не закончив и этот разворот, вновь сорвался вниз, и на сей раз настолько круто, что пассажиры поняли - это конец. Кто умел - молился. Кто не умел - молился тоже.
   За несколько секунд до этого второй пилот понял, что его проблемы не идут ни в какое сравнение с проблемами командира. Хрип, вырывавшийся из горла летчика, ставшего ареной боя двух невероятных сил, наконец достиг ушей второго пилота. В этом звуке мало было человеческого. И обернувшись на него, второй с ужасом увидел источник звука - побагровевшее, бьющееся в конвульсиях существо. Ничего в чертах дергающейся волнами передней части его головы не напоминало лицо командира. Хрип резко оборвался, из горла, из носа, из ушей существа пошла кровь, и оно, обмякнув, откинулось на спинку кресла. Жизнь для него осталась в прошлом.
   И в этот миг в полутысяче километров от самолета силы, сражавшиеся за мозг первого пилота, бросились на второго. Работающий с ним индуктор Колониарис, изогнувшись на кушетке, закричал, потому что ворвавшийся в разум пилота пранит был намного сильнее малоопытного монаха. И тут на помощь подоспели Шнайдер и Бакай. Пранит столкнулся с мощью, перед которой оказался бессилен. Он мог бежать с поля боя, уйти из сознания пилота, но, кажется, не хотел жить побежденным, не выполнившим миссию. И пранит остался, запершись в разуме летчика, заблокировав его. И взорвав.
   Когда смерть стала в кабине безраздельной хозяйкой, самолет, не чувствуя контроля человека и не получая его команд, принял меры к собственному спасению - включившийся автопилот выровнял лайнер и повел его заложенным курсом - к Дангриге, городу, в котором пассажиров рейса с надеждой ждали враги Цитадели.
   А уже через несколько минут вконец измотанный, но невероятно довольный одержанной победой, Бакай с насмешкой поглядывал на озадаченного начальника аэропорта, получившего от Луриа приказ оказать доктору полное содействие, чего бы он ни потребовал.
   - Послушайте, уважаемый... - Бакай сделал многозначительную паузу, - возникла проблема...
   - Какая? - поинтересовался собеседник.
   - Нужно посадить авиалайнер, а в нем нет экипажа.
   - Как так нет?!
   Бакай объяснил, а закончив разговор с начальником аэропорта, включил микрофон громкоговорящей связи виллы:
   - Братья! Среди вас есть человек, который смог бы посадить самолет? - динамики в который раз за сегодняшний день озадачивали монахов.
   Вслед за голосом Бакая в них послышался тихий шепот Горана:
   - Но если я правильно понял, то вы сможете подключить профессионалов...
   - Кого?! Профессионалов?!! - взревел голос Бакая, - а как, по-вашему, я смогу установить интеллектуальную связь между двумя неподготовленными к ней людьми? Один должен быть моим - вполне достаточно той проблемы, что в лайнере на связи будет черт знает кто. Мистер Луриа, что там в самолете?
   - Нашли пару людей. За одного из них, Вейса, я почти могу поручиться. Сам видел, как он водит двухмоторную "Сессну".
   - Реактивную?
   - Нет, конечно.
   - Тьфу!... Братья, я кажется задал вопрос?
   В кабинет вошел старик - брат Антонио:
   - Мастер, я пилот гражданской авиации.
   - ???, - Бакай едва не подавился апельсиновым соком, - когда ты летал, брат? При фараоне Рамзесе втором?
   - Последний рейс - двадцать три года назад.
   Луриа фыркнул.
   - Времени нет, - постучал пальцами по подлокотнику кресла Бакай, - времени нет, вот что плохо. Ладно, решено - ты полетишь, брат Антонио. Бегом на кушетку. Шнайдеру скажи, что я приказал ему страховать связь, пусть будет рядом с тобой. Мистер Луриа, обеспечьте моим орлам радиосвязь с любым хорошим пилотом: наверняка потребуются консультации. Всё, по коням!
   Получив инструкции от Бакая, Вейс не поверил своим ушам и выразил это вслух, за что получил от Луриа хорошую трепку. После этого Вейс решил ничему не удивляться, и следовать указаниям, а что выйдет - время покажет. Он взял с собой за компанию в качестве второго пилота своего соседа по креслу. Как-никак, тот умел водить прогулочный биплан. Черт, ну и влипли!
   Преодолев отвращение, сотрудники уничтоженного государством федерального бюро расследований убрали изуродованные трупы, постарались, насколько это возможно, почистить кресла и устроились в них.
   - Ну что, начинаем? - спросил Вейс, следуя инструкциям Бакая, неведомо у кого, но ответ получил, и от неожиданности вскрикнул. Во время инструктажа ему, конечно, объяснили, что он будет сажать самолет, повинуясь ментальным приказам, но он и предположить не мог, что проникновение чужого разума в мозг ощущается буквально физически.
   Пока индукторы подключались к новоиспеченным пилотам, брат Антонио пытался привести в чувство Дона Шнайдера, потрясенного гибелью экипажа Боинга.
   - Дон, что случилось? Возьми себя в руки, - Антонио тряс молодого монаха за плечи, - самолет приближается, нам нужно идти. Дон?...
   Шнайдер, закрыв лицо руками, рыдал:
   - Ты ничего, ничего не понимаешь, - пилот умер не на моих глазах даже, а во мне. И из-за меня. В тот миг и я умер тоже. Ты знаешь, что это такое - убивать человека и чувствовать, что убиваешь себя? И пережить его страх, как собственный, и погибать вместе с ним? И уйти в последний миг, холодея от мысли, что сам-то он уйти не может...
   - Мастер прав - это война, Дон. Наверное, еще не раз нам придется испытывать подобное.
   - Что мне, легче от того, что война?
   - Дело не в легкости, а в долге, - брат Антонио помог парню подняться, - идем. Возможно, нас ждут новые потрясения, и не далее как через минуту. Но кроме нас никто не сделает нашу работу.
   ...Они сделали ее, тщательно и бережно управляя действиями людей, сидящих в кабине самолета, и вскоре лайнер благополучно остановился в конце полосы
  
  
   Глава XIII
  
   Собрав генералитет "сборной" - так Луриа называл силы, противостоящие пранитам на побережье, фэбээровец обрисовывал им сложившуюся ситуацию:
   - На данный момент обстановка такова. Праниты сумели создать фон, воздействующий непосредственно на человеческое подсознание. Генератор они называют Проповедником. Это техническое новшество помогает пранитам действовать, не встречая сопротивления. Фон как наркотик. Через некоторое время все, кто подвергается его воздействию, станут если не пранитами, то во всяком случае их поклонниками. Тогда изменить общественное мнение без отключения фона будет невозможно. Техника пранитов замечательна, недаром они полтора десятка лет привлекали в секту самых талантливых технарей. Свою главную базу, а она расположена недалеко от Фишвуда, они называют Цитаделью. Здесь, в Дангриге, тоже должен бы работать ретранслятор, праниты его даже установили. Но, - Луриа улыбнулся, - Бакаю, спасибо ему за своевременное вмешательство, стало известно, где ретранслятор находится. Остальное - дело техники, а монахи Бакая в технике разбираются. Поэтому когда праниты включили генератор фона, местный ретранслятор не заработал. Хорошо, что доктор Бакай узнал о нем вовремя, ибо сейчас, когда действует генератор фона, ни к одному из ретрансляторов подобраться невозможно - в радиусе нескольких десятков метров фон отключает сознание полностью. Даже роботов нельзя использовать - техника тоже выходит из строя. А новый ретранслятор в Дангриге, пранитам, надеюсь, установить не удастся - за этим можно проследить, и мои ребята этим занимаются. Но как бы там ни было, если не считать этой маленькой промашки, дела у пранитов идут великолепно. Что неудивительно - исследовательские центры Цитадели не имеют себе равных в мире. Верно, доктор?
   - Абсолютно верно. Я знаю это точно, потому что не раз имел возможность побродить по лабораториям города Праны. В их системе воздействия на человека есть лишь один существенный изъян - она аппаратная, техническая. Каждый ретранслятор действует в радиусе восьмидесяти километров. Сеть покрывает территории лишь двух государств - наиболее влиятельных из тех, где пранитам удалось укрепить свои позиции. Самое плохое для нас, что они контролируют финансовые и правительственные круги именно Соединенных Штатов и Германии. Кроме того, ретранслятор установлен в Ватикане. Согласитесь, заявление Папы в поддержку Праны, которое, думаю, не заставит себя ждать, без сомнения произведет впечатление на католиков, что добавит пранитам поклонников в пока непокрытых фоном странах.
   - Кстати, - добавил Луриа, - пранитам не удалось установить ни одного ретранслятора в Китае. И теперь, сами понимаете, что там происходит. Понятия не имею, решатся ли китайцы на серьезные шаги на мировой арене, но на своей территории они в последние сутки отлавливают и расстреливают пранитов. В жестких методах правления есть, что ни говорите, свои плюсы - китайским властям конкуренты не нужны. А еще они привели в состояние повышенной боевой готовности свое ядерное оружие. Ума не приложу, хватит ли у них смелости применить его против Европы и Америки, но если хватит - конец света обеспечен. А если не решатся они, то Штаты, начиненные религиозными фанатиками, вполне могут начать первыми. Согласитесь, что верующим, а их количество под воздействием фона будет возрастать с каждым днем в геометрической прогрессии, конец света необходим. После него они ждут Страшного суда, воскрешения, и последующей вечной жизни. Возможно, так все и произойдет - я имею в виду не воскрешение и вечную жизнь, а ядерную войну.
   Окинув взглядом собравшихся, Луриа скрестил руки на груди:
   - Я не знаю, что собираются предпринимать государства, которым повезло не попасть под влияние новой церкви, но для налаживания сотрудничества с ними у нас еще есть хорошие специалисты. Не всех пранитам удалось вырезать. А лучшее, что можем сделать мы с вами - работа над Цитаделью. Это трудно, но иного выхода нет. Если бы это было возможно физически, надо было, конечно, попробовать деактивировать фоновые ретрансляторы, но, как разъяснил доктор Бакай, это сделать невозможно. Да и нельзя, по-моему, их уничтожать. В свое время они понадобятся, чтобы вернуть людей в нормальное состояние. Нужно будет только написать и запустить с генератора Цитадели соответствующую программу.
   Капитан Груббер ожил:
   - И вы пойдете на массовое промывание мозгов?
   - А куда деваться, - возразил Луриа, - не оставлять же в людях мусор, который праниты не преминут в них загрузить.
   - А кто будет программу писать? - не унимался Груббер.
   - Бакай и напишет, - ответил Луриа, - мы с ним этот вопрос уже обсудили.
   Фэбээровец посмотрел в глаза доктору и слегка приподнял голову, как бы требуя подтверждения своих слов. Бакай согласно кивнул. Луриа продолжил:
   - Но не забывайте, для того, чтобы мы вообще имели возможность воспользоваться ретрансляторами, нам нужно добраться до генератора. А он один и находится на одном из самых нижних уровней Цитадели, на полуторакилометровой глубине.
   Горан присвистнул:
   - Здорово. И как же мы туда доберемся?
   Бакай вздохнул:
   - Правильный вопрос. Это невозможно... Я могу подчинить себе волю любого человека. Да, даже любого из вас. Но я не могу воздействовать на тех, кто защищен фоном Цитадели. Связаться с каким-то определенным ее обитателем еще можно, но скрутить его волю, пока работает защита, я не могу. В противном случае я бы просто бросил на отключение генератора его охранников, а затем попробовал бы заставить солдат на входах открыть для нас шлюзы. Хуже всего, что фон не дает мне воздействовать на материальные предметы. В противном случае я открыл бы шлюзы сам. Увы, об этом не приходится даже мечтать. Но поверьте, я обязательно что-нибудь придумаю.
  
  
   Глава XIV
  
   Бринн задыхался.
   Бежать, немедленно!
   Но как? Куда?
   А Бакай продолжал его терзать:
   - Ты должен знать, что я не могу заставить тебя - вас всех защищает фон Цитадели. Но говорить с тобой я могу.
   Если бы только можно было избавиться от этого голоса, разрывающего сознание на части, преследующего, несущего боль.
   - Я никогда не предам Господа. Никогда! - закричал Бринн. И металлические стены, отбив тысячекратное эхо, швырнули крик обратно и дали воину Праны новые силы. - Никогда! Никогда! Никогда!!! Ты слышишь, демон?! Ты понял меня?! - Бринн поднял руки и запрокинул голову, словно там, вверху, действительно мог увидеть истязающего его Бакая. - Уйди от меня. Я скорее умру, чем стану орудием в руках дьявола!
   Бакай расхохотался:
   - Не умрешь, никто тебе этого не позволит. Ни я, ни праниты.
   - Да? Доказать тебе, демон?!
   - Попробуй. Любопытно посмотреть...
   Но ведь это тоже искушение, понял Бринн. Дьявол хочет лишить пранитов бойца, и не просто бойца - командира. Уйти из жизни легче всего. Избавиться от назойливого, терзающего голоса. Это заманчивый, соблазнительный выход. Но предательский по отношению к Богу и тем, кто исполняет его волю. Если сейчас Бринн погибнет, что он скажет Господу в Судный День? Чем оправдает свою слабость?
   - Нет, демон. Так просто ты меня не возьмешь!
   - Боишься?
   - Да, боюсь... не пройти свой путь. Ты не доведешь меня до самоубийства, даже не пытайся. И когда-нибудь твоя гибель придет именно из моих рук, запомни это, демон.
   - Чушь, ты просто трусишь.
   - Неужели ты думаешь, что я страшусь смерти?
   - Разумеется, я прекрасно понимаю, что смерть тебе не страшна. Ты боишься плохо выглядеть во время разборок на Страшном Суде. А теперь представь, какое будет для тебя разочарование, если Страшный Суд не состоится. Тогда окажется, что ты мучался напрасно.
   - Прекрати! Иисус уже здесь...
   - Да ты хоть видел, несчастный, что представляет собой твой Иисус?
   - Что???
   - А я видел. Знаешь, не производит впечатления. Твои вожди случайно не рассказывали, каким именно способом Иисус родился? Ну, разумеется, они никогда и никому этого не скажут... Да и плохо они его сделали, хоть и старались.
   - Замолчи, демон, ты сам не знаешь, что говоришь! Уйди! Я умоляю тебя, оставь меня в покое!
   - Не могу я молчать, мне тебя, глупца, жаль! Ты только посмотри, что произошло с тобой. И пойми, что ты ввергнул в ад своих товарищей, предал их. Тебе нравится быть Иудой?... Да, здорово вас обработали мои коллеги! Они молодцы. Иисус!.. Это ж надо! Вас просто используют. Как оружие, как инструмент. Одноразовый инструмент, который всегда - всегда, понимаешь? - после использования выбрасывают на помойку. У вас есть лишь один выход - понять, в каком дерьме вы оказались, и вернуться к нормальной жизни.
   - Заткнись!
   - Как бы не так. Я тебя занял пранитам, но ты - моя собственность и обязан вернуться к хозяину. Ясно?
   - Человек не может быть собственностью другого человека.
   - Ошибаешься, может. Ты - мой раб, и я имею право сделать с тобой все, что мне вздумается.
   - Ложь! Рабства нет. Да, когда-то оно было. Но...
   - Молчать! - закричал Бакай. - Благодаря таким мерзавцам, как мы с тобой, эти времена вернулись. И чем раньше ты это поймешь, тем лучше. Да, ты вырос в обстановке свободы, но теперь ты принадлежишь силе, которая эту свободу уничтожила. И наша с тобой задача, брат, скрутить эту силу в бараний рог. Отвертеться от исполнения своего долга ты не сможешь, даже не пытайся.
   - Не лги мне, демон. Мой долг иной, и ты его не знаешь.
   - Можно подумать! Я знаю все ваши секреты. Тебе и твоим приятелям слегка подкорректируют тела, придадут лицам монголоидные черты, вобьют в мозги северный диалект и отправят на кордон Китая устанавливать ретрансляторы фона. В дальнейшем, по мере их воздействия, вы должны, пользуясь защитой фона, углубляться на территорию Поднебесной империи и устанавливать новые ретрансляторы. Таким образом ваши хозяева собираются покорить Китай и создать мощнейший плацдарм для дальнейших завоеваний в Азии... Я ничего важного не упустил? А ты говоришь, я не знаю твоего долга. Наивный ребенок! К твоему сведению, ничего у вас не получится. Хочешь знать, почему?
   - Сволочь!
   - Не оскорбляй хозяина, вещь!
   - Такие подонки, как ты, не имеют права на существование.
   - Тем не менее, существуют, причем в немыслимых количествах. Но я все-таки намерен объяснить тебе, почему твоя группа обречена на поражение. Кстати, сам-то ты случайно не желаешь знать, почему вас схватят при попытке доставить ретрансляторы?
   - ???
   - Потому что о вашей миссии я предупрежу мистера Луриа, а он через свои каналы проинформирует местные власти.
   - И все равно вы проиграете, демон! Пророки предсказывали...
   - Заткнись! Пророчество - дело ненадежное, уж я-то знаю, поверь. И своевременный сигнал властям запросто испортит репутацию десяти предсказателей. Вам конец, ребята! Но ты не бойся, поверь мне - к тому времени, когда мы уничтожим Прану и возьмем штурмом Цитадель, ты уже будешь сражаться на нашей стороне. Даже не сомневайся.
  
  
   Глава XV
  
   Вместительные грузовые лифты шли медленнее скоростных пассажирских, и у Кардинала, сопровождающего взвод бойцов, было достаточно времени подумать над тем, на какую авантюру он пошел, решившись расправиться с Бакаем. Месть - это плохо, но что поделаешь, не все же такие святые, как Иоанн, надо кому-то делать и грязную работу.
   В этот момент Бакай почувствовал приближение опасности. Он не понимал, что его тревожит, но ощущение не уходило, хотя какая именно надвигается беда, он не знал. Жаль, что так неясно, призрачно, расплывчато судьба предупреждает нас. Хорошо хоть вообще предупреждает, и на том спасибо. Бакай искренне жалел тех, кто не был способен предчувствовать - слышать посылаемые судьбой сигналы тревоги. Если бы человек был более развит, то скольких трагедий, скольких несчастных случаев и смертей общество могло бы избежать. Когда-нибудь, через тысячи, может быть миллионы лет, эволюция завершит подъем на очередную ступень, и то, что сейчас доступно немногим, станет нормой для всех. Но теперь... теперь тревогу должен поднять он.
   Бакай набрал номер Луриа. Тот, появившись на экране, усмехнулся:
   - Добрый день! Надо же, а я сам собирался с тобой связаться. Как ты и просил, я переговорил с нужными чинами, и скоро ты получишь своего легавого. Освободят Макбрайда если не сегодня, то уж завтра - точно. Это, разумеется, не совсем законно, все-таки он убийца, но ничего, как-нибудь переживем. Такие уж сейчас времена!
   - Спасибо, - ответил Бакай, - Макбрайд нам действительно будет очень нужен. Ну да ладно, сейчас не о нем речь. Вы уж извините за беспокойство, но я вынужден обратиться за помощью. У меня такое паршивое состояние, что на интеллектуальную связь выйти не смог, пришлось звонить по телефону.
   - Подслушивания не боишься?
   - Но вы же дали мне коды... Так вот, сейчас четвертый.
   Фэбээровец округлил глаза:
   - Не может быть! Ты не путаешь?
   - Не путаю.
   - Когда?
   - Немедленно.
   Луриа кивнул и исчез с экрана.
   А уже через несколько секунд часы Кардинала ожили озабоченным голосом диспетчера:
   - Монсеньер!
   - Ну что там?
   - Бакай только что связался с Луриа.
   - Если бы демон хотел сказать нечто важное, то телефоном бы не пользовался.
   - Возможно. Передаю слова, которые он сказал фэбээровцу: "четвертый код". Это что-нибудь вам говорит?
   - Ничего. Ладно, потом обсудим. Мы у первого шлюза, даю последний инструктаж и возвращаюсь. Не мешайте.
   - Слушаюсь, монсеньер.
   Кардинал повторил командиру взвода, что их задача - взорвать устройство на дне шахты под виллой "Агата", а до нее еще нужно дойти. Наверняка, в тоннеле дежурят солдаты противника. Их не может быть много - у них вообще мало пригодных людей, но на всякий случай посты выставлены наверняка. Поэтому несущие устройство пойдут последними - попадание шальной пули в ранец может вызвать преждевременный взрыв.
   Кардинал посмотрел командиру взвода в глаза:
   - Вам все понятно?
   - Да, - командир был естественным человеком, и, скорее всего, прекрасно знал, что ожидает его и весь взвод.
   - И учтите, - подтвердил мысли воина Кардинал, - уйти вам все равно не удастся, можете даже не пытаться. Шлюзы будут закрываться за вами сразу же, по очереди, по мере прохождения отсеков. Поэтому отстающих быть не должно.
   - Их не будет, - лицо командира не изменилось. Все в порядке, этого и следовало ожидать. Что ж, он готов, а для его искусственных ребят проблемы страха вообще не существует.
   - Прекрасно, я знаю, что могу положиться на вас. Время не тяните. Если будете долго пробиваться с боем, Бакай поймет в чем дело и успеет уйти. Тогда ваша гибель будет напрасной. Вам требуется скорость любой ценой.
   - Я понял, монсеньер.
   - Вперед! - Кардинал повысил голос и попытался придать ему торжественные нотки. - Бог да благословит вас! Он видит.
   - Бог видит! - эхом повторил командир и обернулся к своим: - Пошли!
   Кардинал вышел на связь с диспетчером, дал команду, и первые шлюзные ворота, перед которыми они находились, пошли вверх. Взвод бегом кинулся в открывшийся отсек. Кардинал обернулся и зашагал обратно.
   А Бакай готовился к драке.
   Сержант "котиков", вытянувшись в струнку, смотрел дерзко:
   - Мы их так встретим, сэр, что...
   - Вы их никак не встретите, сержант! - Бакай поражался готовности некоторых людей к самопожертвованию. - Разве у вас есть лишние бойцы, от которых нужно избавляться?
   - Никак нет, сэр. Но...
   - Никаких "но". Поставьте парней наверху лифтов, у меня и в доме Кардинала, и это все. От вас требуется лишь подстраховать монахов. Думаю, бойцы Кардинала и без вашего вмешательства не пройдут. Но если техника подведет, понадобитесь вы, тогда, получив команду, немедленно спускайтесь и бегите к шлюзу. Задача - не подпустить пранитов к монастырю. Вряд ли они рассчитывают проникнуть ко мне тихо или взять "Агату" боем, они должны понимать, что это не получится. Поэтому, скорее всего, попытаются нас взорвать. И чем ближе к шлюзу и дальше от меня произойдет взрыв, тем больше мне это понравится. Понятно?
   - Так точно, сэр! - сержант улыбнулся. - Разрешите идти?
   - Желаю удачи! - доктор включил селектор. - Романенко, вы готовы?
   - Да, - в голосе помощника чувствовалась решительность.
   - Добро. Никакой автоматики, включите вручную, сразу же после того, как за ними закроется шлюз. Тогда они не смогут уйти. Но они ни шагу не должны пройти по коридору.
   - Я понял.
   - Ждите. Я чувствую, что они уже недалеко.
   Луриа смотрел на него с подозрением:
   - Что вы затеваете, доктор?
   - Теплую встречу. Вы представляете, как охраняются коридоры внутри Цитадели?
   - Только с ваших слов.
   - А сейчас увидите, - на экране возник коридор. - Глядите. Во внешнем коридоре, перед шлюзами, активной защиты нет. Точнее, ее не должно быть, но не мог же я забыть о собственной шкуре, не так ли? Вы предлагали мне найти способ проникнуть в Цитадель. Теперь вам представляется замечательная возможность увидеть, что будет с вашими солдатами в первом же внутреннем коридоре Города Праны. Я не занимался самодеятельностью и скопировал их защиту один к одному. Единственное - скрыл ее, поэтому пранитов ожидает сюрприз. Зато для вас сюрпризов больше не будет. Вы с вашими парнями - специалисты, и, исходя из того, что сейчас увидите, можете продумать, как продвигаться внутри Цитадели и остаться в живых.
   Луриа ничего не ответил. Он смотрел на экран. Ждал.
   Раздался непередаваемый, зловещий шум стали, скользящей по стали. Монолитные ворота шлюза в торце коридора пошли вверх. Взвод пранитов, появившийся из-за них, кинулся вперед, бегом по тоннелю. Но когда ворота за бойцами закрылись, отрезав им навсегда путь к отступлению, бег прервался.
   А потом взвыло оружие...
   ...словно тысячи сумасшедших бормашин!
   Луриа покоробило - однажды ему не повезло услышать вой бьющего корабельного автомата, находясь рядом с ним. Дрожала палуба, в судорожной вибрации зашлись зубы, сердце застыло, не в силах перенести адский пульс машины, в тысячи раз превосходящий пульс, отпущенный живому существу. Боже, каким же должен быть этот звук в закрытом металлическом тоннеле!
   Последнее, что увидел командир взвода пранитов, - упавшие вниз броневые щиты по бокам двери лифта и открывшиеся за ними башни автоматов. Через доли секунды для бойцов все было кончено. Металлический смерч прошелся по тоннелю, и люди исчезли. По полу в дальнем конце коридора расплылась лужа жидкого фарша. Лишь один предмет сохранил четкие очертания - стальной ранец. Бакай сжал пальцами подлокотники кресла - если решаться, то сейчас.
   "Может, вызвать саперов? - кто знает, что в ранце... А, ладно, сколько можно перестраховываться..."
   - Романенко, залп!
   Акваторию потряс взрыв. Оглушенные ним, на поверхность тысячами всплывали морские твари. Людям, слава Богу, было все равно - после штурма резиденции Кардинала население Фишвуда эвакуировали и появляться на его территории запретили.
   Луриа, сжав голову руками, стонал.
   Бакай подумал о том, каково же пришлось монахам, находящимся в подвальном этаже виллы, в рубке охраны, откуда ведется ручное управление огнем.
   - Романенко, как вы там?
   - ...
   - Романенко!!!
   - Все в порядке, мастер.
   - Барабанные перепонки у всех целы?
   - А як же.
   - Бля, друже, если мистер Луриа не добьется выдачи медалей на все ваши грудные клетки, значит, нет справедливости на белом свете. А вы как думаете, мистер Луриа?
   Фэбээровец молчал. Происшедшее явно произвело на него впечатление.
   - Вы еще настаиваете на том, что нужно найти способ запихнуть солдат в коридоры Цитадели? - спросил Бакай.
   - Да, настаиваю, - отрезал Луриа, - там, где бессильны люди, дорогу сможет расчистить техника, а люди пойдут за ней.
   - Вы правы. Но откровенно говоря, я не очень надеюсь на технику. Не может быть, чтобы праниты не предусмотрели этого.
   - Каким образом?
   - К сожалению, не знаю. Все, что они делали при мне - устанавливали автоматы, но Цитадель строилась задолго до моего появления на побережье. Поэтому я понятия не имею, что праниты еще предусмотрели. Во всяком случае, когда я впервые вошел в город Праны, видеокамеры уже стояли, а в большинстве тоннелей защита была смонтирована полностью.
   - Разве ты не мог узнать все?
   - К сожалению, нет. Если информация заблокирована, и на протяжении длительного времени имеющие доступ не востребуют ее, пробиться к ней постороннему человеку практически невозможно. Во всяком случае, нельзя при этом остаться незамеченным. Меня обнаружат и просто не дадут вернуться из информационного поля. Убьют.
  
  
   Глава ХVI
  
   Президент отвернулся к окну, оперся руками о подоконник:
   - С этим проклятым городом и раньше были проблемы.
   - Да, сэр. Во всяком случае, они есть теперь.
   - Что вы предлагаете?
   - Решительные действия.
   - Что вы подразумеваете под этим понятием?
   - Нужно принять меры, исходя из сложившейся ситуации.
   - Вы что, боитесь сформулировать свою мысль конкретней?!
   - Бунт нужно подавить. И кто-то должен ответить за то, что территорию Юты не покрывает фон Проповедника.
   - Покрывает. Но, видимо, что-то случилось с местным ретранслятором, потому что население реагирует на фон совершенно немыслимым образом.
   - Как так получилось?
   - Я не знаю, сэр. Возможно, брак. Ретрансляторы калибровали с учетом местной специфики. Вероятно, в расчетах параметров этого аппарата Церковь допустила ошибку.
   - Церковь никогда не ошибается.
   - Но ее служители всего лишь люди...
   - Оставьте. Это ненужный спор.
   И полемика была прекращена, решение принято: поскольку очаги сопротивления лучше подавлять сразу, город будет уничтожен.
   ...Люди понимали, что правительство введет войска, и это озлобляло толпу еще больше. Крики, проклятия висели в воздухе, взвинчивали злость человеческую, и море людских голов плыло к Храму Соленого Озера. Здесь они надеялись услышать ответ и понять, что нужно делать дальше, и можно ли вообще что-нибудь сделать. Они не впервые шли своим путем и понимали: настало время вновь уходить от когтей власти человеческой, прикрывающейся теперь щитом новой религии.
   И когда толпа сгустилась, небо над городом почернело от стальных птиц, разрезающих воздух своими лопастями. Толпа получила новый повод для взрыва бешенства - она воочию увидела врага. Но сотрясающие воздух тысячи кулаков не могли остановить вертолеты. Не могли им помешать.
   И стальные птицы накрыли город напалмом.
   ...Луриа сидел в своем кабинете и убеждал себя взяться за работу. Ничего не получалось, мысли путались. Жалюзи не спасали от разыгравшегося солнца. Кондиционер не в силах был справиться с обрушившейся на город жарой.
   Жара.
   Огонь.
   Луриа никогда не был в Солт Лейк Сити, как-то не довелось. Теперь он, даже при всем желании, не увидит этот город - нельзя увидеть то, чего больше нет. Луриа понятия не имел, каким образом он в свой час покинет этот мир, но твердо знал, что сгореть живьем ему хотелось бы меньше всего.
   - Зато теперь мы точно знаем, насколько решительно могут действовать эти парни, - скривился Бакай.
   - Парни!.. Сжечь город!.. Они не люди, Бакай.
   - Не понимаю, - отчеканил Бакай, - а чего вы, собственно, ожидали? У теобизнеса, наряду с достоинствами, есть немало недостатков - многие из этих людей свято уверены в том, что, убивая тело человеческое, душу убить не могут. Знаете, мистер Луриа, ничего нет страшнее на земле, чем убийца, не верящий в смерть. Он никогда не остановится, потому что верует в свое предназначение Свыше, не ведает угрызений совести, и гибели не боится - ни своей, ни, тем более, чужой.
   - Они просто маньяки.
   - Праниты избавляются от неверных. Видите ли, я давно работал на новую церковь, поэтому смело могу утверждать - то, что произошло с Солт Лейк Сити, вполне логично. Это нормальная для пранитов линия поведения. И поверьте, Луриа, они еще не начинали искоренять инакомыслие по-настоящему, потому что благодаря их технике инакомыслия просто нет. Но если где-нибудь по какой-либо причине оно возникнет, вы увидите то, по сравнению с чем вчерашнее уничтожение города покажется забавной шуткой. Они будут защищать свою власть любыми средствами. И если вы надеетесь, что их остановит боязнь пролить кровь, то вы очень сильно ошибаетесь.
   - Да я, собственно, и не строил иллюзий. Меня смущает иное - инакомыслие существует здесь, в Дангриге, возле Цитадели. Почему праниты до сих пор не уничтожили нас?
   - Любой из них за такую возможность без сожаления полжизни бы отдал. Хм, тем более, что жизнь для них стоит меньше, чем для нас. Видите ли, дело в том, что уничтожить нашу еретическую армию им не разрешает Иисус. Чем Он руководствуется, не знает никто. Но ослушаться его, да еще в преддверии Страшного Суда, они, сами понимаете, не могут. Боятся.
  
  
   Глава XVII
  
   Проверка амуниции у бойцов Бринна времени не заняла, потому что проверять было нечего. Они прошли хорошую подготовку, владели любым оружием, но единственное, с которым они вернутся в мир - их собственные руки. Слишком много проверок и кордонов доведется пройти, поэтому они должны быть чисты. Все необходимое они получат уже недалеко от места назначения.
   Бринна измотало последнее перед выходом богослужение. Миссии придавалось огромное значение, посланникам предстоит большой путь без поддержки церкви, и чем мощнее будет заряд веры, который они понесут с собой, тем на дольше его хватит, тем большей будет уверенность, с которым бойцы пойдут на самопожертвование. Поэтому последние дни и ночи превратились для Бринна и его команды в сплошную молитву. Если можно, конечно, назвать молитвой сложнейший психоделический комплекс, разработанный светочами Праны. Комплекс жесткий, но эффективный.
   Напоследок, перед выходом, их допустили в Центр, святая святых Цитадели. Когда-то Бринн уже был здесь и теперь увидел, как разительно изменилось Сердце Праны. Глаза солдат, несущих почетную вахту у входа в парк, уже не были бездумными и безразличными. Они горели. Вся Прана знала, что бой идет и приближает Судный День, ради которого Прана возникла на свет Божий. В каждом, кого встречал Бринн, он видел отражение набирающей силу войны, в которой церковь отбивала у светской власти рубеж за рубежом. Но здесь, в Центре, эту чувство было несоизмеримо сильнее, чем где-либо еще. Сердце Праны буквально излучало заряд уверенности в победе, и Бринн понял, что потерпеть поражение они не могут. Исход великой, предсказанной древними битвы был предрешен тысячелетия назад. И если Землю могли еще терзать сомнения, то Сердце, пропитанное силой Христа, смеялось над недоверием и слабостью человеческой.
   Креститель лично благословил их на подвиг. Бойцы видели, как Иоанн прикоснулся к Бринну, и с этого момента их вера в командира стала бесконечной. Теперь они легко пойдут за ним на смерть.
   Покидающая Центр команда стала единым организмом. Теперь слово за ними. Прана сделала все, чтобы поднять Бринна и его бойцов на ноги, научила понимать новый мир, выдала пропуск в Землю Господню, и теперь только от них самих зависело, смогут ли они воспользоваться этим пропуском.
   Они вошли на территорию порта, и Бринн был поражен его размерами. Многокилометровый тоннель, ведущий к порту, тоже впечатлял, но огромный ангар тамбура превзошел все ожидания Бринна. С началом военных действий Цитадель закрылась, ее главные ворота не принимали больше суда десятками, и опустевший тамбур размером в четыре футбольных поля казался не причалом, а заброшенным цехом огромного предприятия.
   Судно дожидалось. Сухогруз "Берта" был слишком громоздким для переброски небольшой диверсионной группы, но выбора у начальника транспортного управления не было. Судном Праны, находящимся более менее под рукой, оказался сухогруз, которому пришлось отклониться от курса и сделать приличный крюк специально для того, чтобы забрать группу Бринна.
   Рейс обещал продлиться несколько дней. Группе Бринна заняться было решительно нечем. Первый день боевики провели, практически не поднимаясь с коек - во время подготовки отдыхать им почти не доводилось. Бойцам повезло провести спокойный день. Они и сами не понимали, насколько большим было это везение. Не понимали до вечера, когда на сознание каждого из них обрушились монахи Бакая. Сухогруз не был оборудован ретранслятором, и теперь чернорясые обитатели "Агаты" получили возможность взяться за дело всерьез. Сам доктор решил подключиться позже - в переломный момент.
   Для боевиков Бринна эта ночь стала роковой. Обученные Праной, они перестали ей принадлежать.
   ...Вахту с четырех до восьми в ходовой рубке нес третий помощник. Поскольку судно вела автоматика, то заключалась работа помощника в шахматной баталии, задачей которой он считал лишить рулевого завтрашнего десерта. Впрочем, судя по всему, остаться без десерта грозило как раз не рулевому.
   Помощник подумал, что зря церковь запрещает карты - ничего плохого в них нет, в отличие от этих проклятых шахмат, от которых ни удовольствия, ни пользы (рулевой опять объявил ему шах), а одни сплошные убытки.
   А Бринн в это время получал последние указания от Бакая.
   - Но уверены ли вы том, мастер, - вопрошал доктора студенческий вожак, - что нужно убирать команду "Берты"? Кто тогда поведет судно? Ни я, ни мои люди на это не способны.
   - Придется убирать, - констатировал Бакай, - ты же прекрасно понимаешь, что они не сдадутся, и обработать их всех у меня не получится, индукторы устали. А с судном что-нибудь решим. Как его остановить и положить на дно, мы объясним, это нетрудно. Потом вы подождете подкрепления. В него будут входить специалисты.
   - Как скажете, мастер.
   - Ты готов?
   - Да.
   - Тогда вперед!
   ...Помощник подпер рукой подбородок и задумался над доской, словно это еще могло спасти положение. Стыдно было проигрывать подчиненному, но это происходило уже в который раз, и помощник смирился с неизбежным. Правда, он еще может попытаться... распахнулась дверь рубки, и на моряков бросились тени. Все произошло в мгновение ока, вахтенные не успели не только оказать сопротивление, но даже подумать о нем. Когда все было кончено, Бринн оставил двух бойцов в рубке, а остальных позвал за собой. Позади было самое легкое. Пробраться без лишнего шума в пост машинного отделения и в каюты экипажа будет значительно сложнее.
   Вскоре бойцы Бринна уже работали на второй палубе - очищали каюты экипажа.
   Не стоило рисковать, входя в каюты по очереди - некоторые могли оказаться запертыми, и тогда поднялся бы шум, который позволил бы оставшимся в живых хоть как-то приготовиться к обороне. Поэтому боевики растянулись цепочкой по коридору, возле каждой двери их оказалось по двое, возле капитанской - четверо. Действовать начали одновременно. Запертыми оказались лишь две двери - старшего механика и самого капитана. Остальным повезло больше, они умерли сразу. Вышибить дверь капитанской каюты оказалось непросто, и когда кэп открыл огонь, прошивший не только дверь, но и стены каюты, парочка трудившихся над ней бойцов Бринна была просто разрезана и упала на палубу четырьмя кусками, а остальные поняли, что в руках капитана подводный ручной пулемет. Это было плохо, пришлось отступить и, пока, по крайней мере, оставить капитана в покое.
   Зато стармех не огрызался. На его дверь навалились с удвоенной силой, но все равно попытка ее вышибить заняла слишком много времени, и когда бойцы, наконец, ворвались в каюту, стармех уже висел.
   - Напрасно он мучался, - хмыкнул один из бойцов, - мы бы сделали это нежнее.
   В машинное отделение Бринн взял с собой двоих. Этого, полагал он, будет более чем достаточно. Но бронированная дверь оказалась запертой.
   Внутри вахтенный, дремавший на посту, поднял голову: "Кто-то ломится. Ну и ладно. Если что серьезное - позвонят, нет - подождут, пока сменюсь". Он опять постарался уснуть.
   Бринн задумался. Дверь очень крепкая, открыть ее нечем. А человека в машинном нужно убрать любой ценой - неизвестно, каких от него стоит ожидать сюрпризов.
   Любопытно, есть ли на сухогрузе резак? Может ли он вообще быть на подводном судне? Студент этого не знал. А если есть, то где его искать и сколько времени уйдет на поиски?
   Один из бойцов тронул своего вожака за плечо. Бринн дернулся, прошептал:
   - Подожди, не мешай.
   - Командир. Разрешите обратиться.
   - Ну что тебе?
   - Разве мастер не поможет?
   Бринну стало стыдно. Почему он сам не додумался до такой простой вещи? Правильное предложение. Но как обратиться к Бакаю, как вызвать его? Мастер всегда приходил сам и не удосужился объяснить, как можно вызвать его на связь.
   - Поможет, - огрызнулся Бринн, - но может ты подскажешь, как с ним связаться?
   На вилле "Агата" индукторы отслеживали ситуацию, и Дон Шнайдер, наблюдающий за Бринном, сразу же включил селектор и связался с Бакаем:
   - Мастер, у нас проблема.
   - Слушаю.
   - Бринн не может захватить капитана и вахтенного в машинном отделении, - Дон кратко обрисовал ситуацию и спросил, можно ли помочь.
   - Нет, - отрезал Бакай, - в случае крайней необходимости, поможешь, но только с моего разрешения. Пусть попробуют что-нибудь сделать сами. Проверим, на что способен твой старый приятель. Следи за вахтенным в машинном. Если он начнет предпринимать какие-то опасные для нас действия, немедленно информируй меня. Тогда примем меры. А с капитаном люди Бринна пускай справляются сами.
   - Но мастер, двое из них уже погибли.
   - На то и война. Без жертв она не бывает. Пускай тренируются.
   ...Бринн в раздумье стоял перед тяжелой стальной дверью. Вряд ли стоило пытаться выманить вахтенного - что бы они ни придумали, сначала он попробует позвонить в ходовую рубку. Чем это закончится, предугадать несложно. Придется как-то открывать дверь. Но как, студенческий вожак понятия не имел. Бойцы смотрели на Бринна с надеждой, а он нервничал, не в силах оправдать их веру в своего командира.
   Внезапно в тишине судовых коридоров прозвучала автоматная очередь. "Или, - подумал Бринн, - судя по скорострельности, скорее даже пулеметная." Звук был приглушен, наверняка доносился издалека, сквозь многие коридоры и двери. Вероятно, со второй палубы, из зоны кают экипажа. Бринн рванулся, оставив спутников на всякий случай сторожить дверь. Если вахтенный услышит выстрелы, и, дай Бог, окажется таким кретином, что не будет звонить по телефону, а высунется посмотреть что к чему, тогда...
   - ...кончайте сразу.
   - Он нам не нужен?
   - Нет.
   Ворвавшись в коридор, в который выходили двери кают экипажа, Бринн увидел своих бойцов, в замешательстве застывших и старавшихся держаться подальше от каюты капитана. Увидев полосу дыр, прошивших дверь и стены каюты, Бринн присвистнул:
   - У него подводный пулемет, что ли?
   И повеселел. Теперь они без труда откроют двери машинного. Оставалась лишь одна проблема - оружие было в чужих руках, причем по-хорошему владелец вряд ли захочет его одолжить. "Думай, - скомандовал себе Бринн, - думай! Если ты не сможешь решить такую пустяковую проблему, то какой же ты командир?" То, что "пустяковая" проблема привела к уничтожению двух бойцов, его не смущало - парни не знали об опасности, поэтому не убереглись. Теперь группа предупреждена. На принятие решения Бринну понадобилось не очень много времени, и способ добраться до капитана он видел лишь один - нужна защита, укрывшись за которой можно будет выбить довольно хлипкую дверь каюты, не напоровшись при этом на пули кэпа. Но что могло послужить броней, способной выдержать очередь из имеющегося у капитана оружия? Бринну приходило в голову лишь одно - попытаться использовать для этого снятую командой сухогруза с ремонтируемого катера крышку люка машинного отсека. Если бы Бринн представлял, сколько весит этот относительно небольшой кусок металла, он, возможно, предпочел бы поломать голову еще немного и придумать другой вариант. Но он не знал и послал за плитой двух бойцов.
   Когда и через пять минут они не появились, Бринн взял с собой еще четверых и направился с ними к шлюзам. Как он и предполагал, по размерам для воплощения в жизнь идеи Бринна плита подходила идеально. Около полутора метров длиной и метр шириной - судостроители спроектировали и изготовили люк достаточным, чтобы было удобно проводить ремонты. И крышка оказалась подходящей для того, чтобы прикрыть одного-двух бегущих человек. Проблема заключалась лишь в том, что два человека с ней побежать не могли. Они не могли ее даже поднять. Пришлось помочь.
   Штурм каюты капитана был коротким и жестоким. Четверо бойцов подняли крышку люка вертикально, стараясь держаться под ее прикрытием. Кэп, заслышав шум, подал признаки жизни, что выразилось в очередном слепом обстреле переборок. Плиту с силой обрушили на дверь каюты, и преграда не выдержала. Так, потеряв под обстрелом одного человека, бойцы покончили с капитаном "Берты".
   Оставалось захватить машинное отделение. И они принялись за работу.
   Вахтенный машинного вздрогнул: дверь начала вспухать волдырями. И там, где они прорывались, образовывались отверстия, сквозь которые на противоположную переборку полился металлический дождь. Удары пулеметной очереди в дверь были оглушительными. Вахтенного парализовал страх.
   "Это конец! Что случилось на проклятом судне?!"
   Мелькнула мысль, что можно попробовать спрятаться, но тело не сдвинулось с места. Все равно найдут. Найдут и убьют. А удары, казалось, становились все громче и громче, глаза вахтенного застлало мутной пеленой. Когда дверь, наконец, сдалась, и группа во главе с Бринном ворвалась в машинное отделение, бойцы увидели привставшего, опирающегося трясущимися руками на стол человека. Стрелять лишний раз среди непонятных агрегатов машинного Бринн не решился и убил вахтенного голыми руками.
  
  
   Глава XVIII
  
   Луриа собрал штаб сборной на совещание и доложил о последних событиях на "Берте":
   - Они на грунте, положить субмарину им с помощью индукторов доктора Бакая удалось, но управлять ей они не могут. А поскольку "Берта" нам еще пригодится, мы отправим на нее профессиональный экипаж, и он возьмет управление в свои руки. Теперь главное: "Берта" зайдет в Колумбию, и к нам прибудет уже с пополнением. Я должен сразу предупредить о том, каких людей мы берем в свои союзники. Это необходимо для того, чтобы не возникали неприятные ситуации. Каждый из вас, господа, прекрасно понимает, что на официальную помощь правительств стран, не попавших под влияние Праны, нам пока рассчитывать не приходится - они боятся. Вскоре они, разумеется, поймут, что иного выхода, чем пойти на вооруженный конфликт с пранитами, просто не существует, но на это нужно время. А ждать нельзя, каждый день праниты становятся сильнее. Поэтому мы получим неофициальную помощь. Весьма неофициальную. Мы пригласили замечательных бойцов, которых, тем не менее, даже с самой большой натяжкой нельзя назвать замечательными людьми. К сожалению, иного выхода я сейчас не вижу. Короче, господа, через несколько дней в Дангригу на борту "Берты" прибудет несколько сотен бойцов наркокартелей, и ваша, господа, задача - обеспечить им спокойный прием. Особенно это касается полицейского руководства. Так уж случилось, что временно нам придется быть союзниками.
   В кабинете поднялся невероятный шум. Луриа пришлось показать характер и прикрикнуть. Особенно тяжело было успокоить полицейских чинов, и даже после того, как Луриа утихомирил свой штаб, в кабинете осталась тяжелая, гнетущая атмосфера.
   А уже на следующий день "Берта" была готова принять новых союзников. В Санта-Марте их встречали прилетевшие из Дангриги представители сборной, возглавляемые Гораном.
   Первый "контакт" удивил детектива - в порту Санта-Марты, в окружении энергичных парней в камуфляжах, в сторону встречающих шагал, жмурясь от бьющего в глаза солнца, серый человек, который принципиально никогда не носил солнцезащитных очков. Горан склонил голову набок: "Какая встреча!" Макбрайд шепотом поинтересовался у него, тот ли это тип, с которым Горану так не терпелось повидаться, и получил утвердительный ответ.
   Горан улыбнулся подошедшему седому человеку:
   - Лемке, рад тебя видеть!
   - О, я вижу, ты знаешь мою фамилию, - улыбнулся в ответ серый, - я так понимаю, что мои старые служебные друзья недовольны моей самовольной отставкой.
   - И горят желанием побеседовать с тобой.
   Лемке хмыкнул:
   - Ну, это у них не получится.
   - Будем надеяться.
   - Не бойся.
   - А я и не боюсь. Чего можно опасаться, учитывая внешность твоих теперешних приятелей? - кивнул он в сторону бойцов картелей. - Они хоть по-английски говорят?
   - В кого стрелять, они поймут всегда.
   - Не сомневаюсь, - протянул Горан, рассматривая колумбийцев, - так что ты здесь делаешь, если это уже перестало быть секретом?
   - Помогал Бакаю доставать информацию о подготовительной работе пранитов в Германии. А сейчас был представителем Луриа на переговорах с Бейли - этот мафиози имеет большое влияние в Белизе, и, разумеется, тесно связан с колумбийцами.
   Весь этот день Бринн суетился - помогал Горану встречать пополнение. Боевиков картелей размещали в трюмах. Памятуя злополучный рейс Боинга, Луриа решил для их перевозки самолетами не пользоваться. По суше передислоцировать такое пополнение было бы проще всего, но гонять колонны машин по трассам сейчас было опасно. Так "Берта" переквалифицировалась в перевозчика войск.
   А когда субмарина взяла курс на Дангригу и все организационные вопросы по размещению пополнения были решены, пришло, наконец, время отдохнуть.
   Бринн медитировал.
   Горан сидел в бывшей старпомовской каюте и резался с Лемке в карты.
   А один из рядовых бойцов картеля, человек с ножевым шрамом, от которого он почему-то так и не избавился, не мог сдержать дрожь. Ненависть, горячая, годами тлевшая, как огонь в накрытых дерном углях костра, разгоралась. Он чувствовал, что сойдет с ума, если не даст волю своему жгучему, всепоглощающему любопытству. Он должен знать точно.
   И он решил заглянуть в каюту заинтересовавшего его человека.
   В ответ на стук в дверь Горан буркнул:
   - Войдите.
   На пороге стоял человек со шрамом:
   - Эспозито, - представился он, - Хуан Игнасио Эспозито.
   - Энтони Горан, а это...
   - Очень мило, - протянул Лемке. Представляться он не собирался. Скептически оглядел нерешительно топчущегося на пороге каюты головореза. Судя по всему - "шестерка". Но человек опасный. Угрюмый, замкнутый, безжалостный. Крови не боится. И, разумеется, с ног до головы обвешан орудиями убийства.
   - Вы когда-нибудь расстаетесь с оружием? - презрительно бросил Лемке.
   - Все свое ношу с собой.
   "Ого, - подумал серый, - мы цитируем древних? Впрочем, фраза затасканная..."
   - Что вам понадобилось?
   - Мне нужно поговорить с глазу на глаз с вашим другом.
   - Со мной? - удивился Горан.
   Лемке оторопел от такой наглости:
   - Пойди проспись! - бросил он бандиту. - Ты что, не знаешь, к кому в каюту вламываешься? И еще условия ставишь.
   - Очень нужно...- бормотал боевик, - это важно.
   Горан пожал плечами:
   - Я выйду.
   Лемке хотел было возразить, но передумал - пусть делает, что хочет.
   Когда Горан вышел в коридор, и дверь за ним закрылась, Эспозито зачастил скороговоркой:
   - Мистер Горан. Я простой солдат. Да. Но вы не думайте, я грамотный человек. Я все... я много читаю газет. Я знаю про вас...
   Горан молчал.
   - Да, я знаю...- лихорадочно продолжал Эспозито, - и вы не думайте, я не такой простой, каким кажусь на первый взгляд. Ха-ха! Вы не знаете, у меня есть хорошие деньги. А еще есть проблема... - он сделал паузу, - ...да, проблема. И деньги, очень хорошие деньги, сэр. Но нет человека, которому я должен был бы заплатить за решение этой проблемы.
   Горан вытаращил глаза:
   - Вы хотите меня нанять? ВЫ?!!
   - Да-да, - быстро закивал головой человек со шрамом, - я...
   - Да ты подумал, кому ты это предлагаешь?! - Горан сделал глубокий вдох и постарался контролировать свой гнев. - На таких как ты я не работаю.
   Эспозито, когда до него дошел смысл сказанного, почти искренне оскорбился, вытаращился на Горана. Скрипнул зубами.
   Горан поумерил свой пыл:
   - Ты, извини, конечно. Я не хотел тебя оскорбить. Но пойми - это принцип, нарушить который мне не дано. Неужели ты думаешь, что я буду работать на мафию? Пускай не на мафию, но на человека, принадлежащего ей. Хорошо, буду откровенен - если об этом узнают мои потенциальные клиенты, то скажи - к какому черту покатится моя репутация? Чем я буду зарабатывать на жизнь? Ты понял меня?
   - Да, понял, - проскрипел сквозь зубы Эспозито, - то есть против меня лично вы ничего...
   Горан, абсолютно не горящий желанием обострять обстановку, всплеснул руками:
   - Против тебя лично я ничего не имею. И как человеку, пожелавшему стать моим клиентом, могу сказать лишь одно - спасибо за доверие, - он слегка поклонился.
   Человек со шрамом схватил неподвижную руку детектива и затряс ее:
   - Я знал, мистер Горан, что вы порядочны. И не станете оскорблять человека ни с того, ни с сего. Мне очень жаль, что я причинил вам беспокойство. Всего доброго, сэр, всего доброго. Возможно, мы еще встретимся, и вы поймете, сэр, что меня можно уважать...
   Горан, едва скрывая отвращение, нетерпеливо кивал в ответ, и, наконец, почувствовал себя вправе выдернуть свою руку. Он вздрогнул, почувствовав, как что-то больно царапнуло по пальцам.
   - Прошу прощения? - не понял причину его изменившегося лица Эспозито.
   Детектив посмотрел на руку - на внутренней стороне безымянного пальца осталась царапина.
   Эспозито принялся бурно извиняться: "это все проклятый перстень. Ого - заусеница, не знаю, чем я его так повредил". Но Горан оборвал словоблудие боевика, заверив его, что все в порядке. Они еще раз попрощались, и человек со шрамом пошел прочь. Он был доволен собой. Возможно, спектакль был сыгран плохо, зато рукопожатие состоялось. Вряд ли легавый сможет что-то заподозрить, так что игра стоила свеч.
   Горан смотрел в спину уходящему боевику и вернулся в каюту лишь после того, как за Эспозито закрылась дверь коридора.
   - Кто этот человек? - спросил Лемке.
   - Понятия не имею.
   - Мне он не нравится.
   - Мне тоже, - пожал плечами Горан, и они вернулись к картам.
   А Эспозито старался идти не спеша. Это требовало от него огромных усилий. Хотелось бежать. Скорее попасть... а куда, собственно, попасть? Где можно скрыться на минуту от всех? Конечно же, не в переполненном втором носовом трюме, где ему было отведено место среди десятков таких, как он.
   Ну разумеется! Человек со шрамом направился в ближайший, расположенный возле машинного отделения, туалет.
   Очередь! Три человека. Не повезло. Конечно, ничего иного и нельзя было ожидать, когда судно, рассчитанное на пребывание одного десятка человек экипажа, перевозит в трюмах несколько сотен человек "груза". Придется ждать. А может, не стоит? Может, лучше найти какую-нибудь шхеру и забиться в нее? На корабле всегда найдется укромный уголок. Да, но только найдется ли в том уголке освещение? Человек со шрамом решил ждать.
   Наконец-то. Он закрыл за собой дверь, опустил крышку унитаза и, усевшись на нее, аккуратно снял с пальца перстень. Достал из кармана коробочку анализатора. Не первый раз он клал в карман эту баснословно дорогую полицейскую штучку. Не в первый раз одевал перстень и пользовался им. Пока все попытки оканчивались неудачей, и теперь он старался об этом не думать.
   Долго! Как мучительно долго! В дверь забарабанили:
   - Эй, ты что, умер? Выходи давай, сколько можно терпеть!
   Чей-то смех.
   - Отзовись!
   Человеку со шрамом смешно не было.
   Вот сейчас... Всё - генетический код снят.
   Можно изменить лицо и фигуру, цвет глаз и рисунок сетчатки, голос, отпечатки пальцев, но только не генетический код.
   Он снят, теперь проверка пройдет быстро. Поисковый компьютер анализатора работает с базами данных весьма шустро... Эспозито сжался в комок, тело его дрожало словно в лихорадке. Так чувствует себя игрок, когда должна открыться карта, а ставка очень высока, невероятно высока, ставка - чья-то жизнь. Впрочем, не то сравнение... то, что делает человек со шрамом, - вовсе не игра, не развлечение... Игрок может сдерживать дрожь, может делать равнодушное лицо, а он, Эспозито, на это уже не способен.
   - Ты будешь вылезать, или нет, в конце концов?!
   Слишком долго он шел и слишком часто заходил в тупик. Надо приготовиться к разочарованию. Будут и другие шансы. А сейчас он опять поймет, что ошиба...
   ...и тут он закричал:
   - ЕСТЬ!!! Е-Е-Е-СТЬ!!!!
   Человек со шрамом упал на колени. Анализатор выпал из рук и покатился по кафелю палубы.
   Есть! Теперь все - конец тебе, сука! Конец!
   Стоя на коленях, Эспозито плакал.
   Он так долго шел и слишком часто заходил в тупик.
   Обхватив руками унитаз, он бился головой об его крышку. И молился! Господи, как он молился!
   Человек за дверью некоторое время не знал, как реагировать на дикие звуки, раздающиеся из кабины. Наконец, сообразил:
   - Чего орешь?... Что "есть"?... Облегчился, наконец, что ли?
   Вернувшись на свое место в трюме, Эспозито вспоминал. У него теперь было время разжечь ненависть. Он нашел этого человека. Значит, придется с ним поговорить серьезно, по-мужски. А ведь сколько лет уже прошло, сколько пришлось ждать...
   Брат Хуана Эспозито любил оружие, но пользовался им только в тире. Он был обыкновенным мирным оптовым торговцем. Бизнес скромный, но на жизнь хватало. Продавал кокаин, но никогда не употреблял его сам. Даже травки сторонился - пугался отсутствия постэффектов. "Что такое алкоголь? - объяснял он Хуану. - О! Алкоголь великая вещь. Кайф, конечно, тупой, но расслабиться и подлечить нервишки помогает. Но зато я знаю, что утром мне будет плохо. И это хорошо. Что ждет алкоголика? Трясущиеся руки, боли в печени. И это хоть немного, но сдерживает человека, если он не собирается опускаться. А что такое трава? Где сдерживающие факторы? Нет их. Нет, и все тут. Разве это нормально? Не нормально! Алкоголь мучает человека. Каждое утро приносит такое самочувствие, что хочется подохнуть. И если у тебя есть хоть капля мозгов, то когда ты не можешь встать, когда просыпаешься в собственной блевотине, то ты знаешь, что это сигнал, предупреждение о том, что если не возьмешь себя в руки, то скоро тебе конец. А трава ни о чем не предупреждает, она не предлагает тебе бороться с собой. И ты сам не замечаешь, как превращаешься в красноглазого заторможенного идиота. Когда человек не знает меры, - брат тыкал себя в грудь, намекая, где поблизости находится не знающий меры человек, - когда он не может остановить себя сам, нужен сдерживающий фактор. Не тот, о котором ты просто знаешь, а тот, который болезненно, омерзительно ощущаешь. Алкоголь такой фактор имеет. За что я его и уважаю."
   Это было сущей правдой. Эспозито, время от времени наведываясь к брату, видел, что с каждым годом тот уважает алкоголь все больше. Неизвестно, насколько помогали "сдерживающие факторы", но постороннему взгляду их помощь была незаметна. Хотя мучался брат страшно - гипертоникам не очень полезно спиваться. Впрочем, запредельное кровяное давление ничуть не мешало ему каждый вечер выпадать в осадок. Пил он обычно дома. Один. И очень много. А когда, наконец, успокаивался и засыпал, это было великим праздником для всех окружающих, потому что прежде чем упасть на ближайшую горизонтальную поверхность, будь то диван, стол или пол, он устраивал семье небольшую войну. Когда кормилец отключался, его относили в спальню. За редкими исключениями, следующий день повторялся по обычному сценарию.
   В тот страшный вечер до спальни не дошло.
   Стук в дверь ("Откройте, полиция!") раздался в момент, когда брат уже совершенно не соображал, что делает, но на ногах еще держался.
   Он пользовался оружием только в тире, но любил его и никогда не отказывал себе в удовольствии приобрести новую игрушку.
   Поэтому легавых встретил ураган свинца. В ответ они обстреляли дом. Войти боялись, но с каждой минутой дом окружали все новые и новые машины. А когда, наконец, защищенная бронекостюмами и криошлемами группа полицейских высадила двери и ворвалась внутрь, в доме не оказалось ни одной живой души. Только трупы. Брат расстрелял семью и покончил с собой.
   Впрочем, Хуан был уверен в том, что это выдуманная полицейскими ложь - его родственников уничтожили сами копы. Специально или случайно - значения не имело. Худшим было то, что Эспозито приехал к брату погостить не один. С семьей. В тот вечер он ушел, - надо было посидеть в баре с нужным человеком, решить пару вопросов. Когда вернулся, к дому подойти не мог, потому что дом был окружен воющими и мигающими полицейскими машинами. Но и уйти он тоже не мог. Дождался, пока из дома вынесут трупы. Он знал - среди них окажется и его жена, и дети. Он не ошибся.
   А через два дня взяли и его. Десять лет за решеткой. В колумбийской тюрьме. Затем возвращение в Медельин, необходимость начинать жизнь с нуля. А еще он прекрасно понимал, кто их всех сдал, кому они обязаны своими бедами. Сам догадался. Смятых, уничтоженных правосудием в те дни было много, но понял один Эспозито. Правда никаких доказательств у него не было, но он в них и не нуждался.
   Он искал способ найти и уничтожить этого человека. Он думал. А еще он всегда, когда думал, водил пальцами по щеке, по шраму, "заработанному" в тюрьме. Над ним подтрунивали из-за этого шрама, но он не оскорблялся. Еще бы - сейчас это так дешево: двести баксов, и от уродливой борозды на лице ничего не останется. Но не объяснять же первому встречному,
   что шрам нужен.
   Что когда смотришься в зеркало, оно не дает забыть.
   Что когда проводишь бритвой, она не дает забыть.
   Что когда друзья смеются над твоим уродством, они не дают забыть.
   Что когда...
   И он не забыл.
   Что ж, сейчас Горан ответит за все.
   Эспозито не имел права заходить в салон, но стеклянные двери помещения выходили в общий коридор, и никто не мог запретить бойцу пройти мимо.
   И мельком заглянуть внутрь.
   Хуан подметил, что серый человек ни разу не заказывал ничего в каюту. Он имел восхитительную привычку время от времени пройтись по коридорам, посидеть в салоне. Никогда ни с кем не вступал в разговор, просто сидел в сторонке и смаковал сухое винцо. Для него хватало и такого общения. А Горан в это время оставался в каюте один.
   Эспозито не помнил, сколько раз он уже заглядывал в коридор. Сколько раз, боясь, что пропустил приход серого человека, осмеливался приблизиться к двери салона, чтобы в очередной раз удостовериться в его отсутствии. Вечно так продолжаться не могло. И он не ошибся. Едва успел спрятаться за углом коридора, когда серый появился и обычной своей неспешной, хозяйской походкой продефилировал, направляясь к очередному бокалу.
   Терять время не стоило. Но и ошибку Эспозито допустил напрасно: слишком быстро сорвался с места. Лемке, взявшись за ручку двери салона, услышал за углом коридора удаляющийся топот ног по гулкой палубе. Нахмурился и последовал за убегавшим.
   ...Щелчок - дверь дернулась, но замок задержал ее. Горан тихо выругался: что за привычка у Лемке вечно все запирать!
   Он отозвался:
   - Да?..
   - Мистер Горан, откройте, это очень важно.
   Голос был знакомым - опять, наверное, этот урод со шрамом. Горан вяло протянул:
   - А, это вы... Мы кажется обо всем поговорили.
   - Нет, это касается лично вас. Вам грозит опасность.
   Горан подумал, что не стоит бояться какого-то мерзавца, но пистолет в карман засунул. На всякий случай. Пошел было к двери, но передумал, залез в рундук, и, удивляясь собственной подозрительности, достал из армейского вещмешка криошлем. Положил на кровать и накрыл покрывалом - нечего выставлять шлем на всеобщее обозрение. Горана ничуть не устраивало, если бандиты начнут обсуждать его трусость.
   Открыл дверь.
   И едва узнал Эспозито. Тот больше не пытался быть вежливым и поэтому, наверное, выглядел совершенно иначе.
   Человек со шрамом нанес прямой удар, невероятно сильный. Горан упал, в глазах поплыли круги.
   Колумбиец не мешкая замкнул дверь, оставив ключ в замке. И правильно сделал - послышались торопливые шаги и звяканье ключей. Эспозито взял подводный пулемет наперевес. Их всех перед погрузкой на судно вооружили этими тяжелыми, неудобными на суше игрушками.
   Раздался голос серого, напрасно пытающегося вставить ключ в замок:
   - Что за ерунда... неужели... Боже! Энтони!!!
   Горан поднимался. Заметив, что он пытается залезть рукой в карман, Эспозито насмешливо повел стволом пулемета:
   - Только попробуй.
   Снаружи последовал ломающий удар в дверь. Крик серого:
   - На помощь!
   Горан старался держать себя в руках:
   - Что тебе надо?
   Эспозито улыбался. Понимал, что сейчас выломают дверь и пришьют его. Но это уже не имело значения. Он успеет:
   - Здравствуй, Иуда.
   - Кто ты такой?
   - Какая тебе разница?! Можно подумать, ты знаешь в лицо всех нас... Всех, кому сломал жизнь!!!
   Эспозито кричал. Пальцы, сжимавшие пулемет, побелели. Дверь треснула, но еще держалась. Колумбиец оглянулся на нее, понял, что несколько секунд в его распоряжении еще есть, и дал очередь по ногам детектива. Тот вновь потянулся за пистолетом, и Эспозито прошил ему руку. Извиваясь как червь, Горан пытался добраться до койки. Последний удар оборвал бы его мучения, именно поэтому колумбийцу не хотелось наносить его. Горан отвернулся от убийцы и судорожно прильнул к постели, зарылся головой в покрывало.
   Эспозито расхохотался:
   - Трус! Всего лишь вонючий трус!
   И дал очередь, перерезавшую тело Горана пополам. Раздался чавкающий звук, и Эспозито понял:
   - Криошлем! Ах ты скотина!
   Подскочил к койке и отдернул покрывало, по которому расползалось красное пятно.
   Дверь не устояла.
   - Только попробуй, тварь! - в лицо колумбийца глядели дула пулеметов, но ближе всех был маленький вороненый "Смит" серого человека. Лемке повторил. - Только попробуй.
   "Все равно конец, - подумал Эспозито. Все равно расстреляют, не сейчас, так позже. Свои же теперь расстреляют". Понимая, что удары пуль отшвырнут его к переборке, а одной очереди для криошлема мало, он постарался как можно убедительнее сказать, что сдается. Покачнулся, застонал, застыл... и вдруг молниеносно ожил, кинулся на койку, прямо на шлем, прижал к нему пулемет и нажал спусковой крючок. Тело колумбийца расползалось под пулями стоящих у двери людей, но мертвая рука застыла и не отпускала оружие. Шлем пошел трещинами и раскололся.
   Горану невероятно повезло. Так везет лишь считанным единицам. Он знал, что товарищи успеют, не допустят самого страшного, и шлем спасет его жизнь. Теряя сознание, он не сомневался в том, что проснется. Горан ошибся. Смерть настигла его. Но это не имело ни малейшего значения, потому что он так и не узнал об этом.
  
  
   Глава XIX
  
   Смерть Горана принесла Бакаю нежданные хлопоты. Он получил от Луриа указание лично переговорить с Бейли и, пользуясь своими нестандартными возможностями воздействия на людей, напугать мерзавца так, чтобы тот навел среди колумбийцев железную дисциплину. К неприятным новобранцам в сборной и без того относились неоднозначно, а после трагедии могли возникнуть крупные конфликты. Еще одна выходка бойцов наркокартелей вполне могла просто расколоть сборную.
   Бакай отнесся к заданию со всей серьезностью и настроился так, что пришел в неописуемую ярость. Он заперся в кабинете, понимая, что под горячую руку вполне может убить первого встречного. Человек - слишком слабое, слишком нежное существо, один неверный взгляд - и ему конец.
   Монахи сгрудились в кельях и удрученно наблюдали в окна, как их учитель накручивает свое бешенство на ни в чем не повинных морских существах. К вилле, притягиваемые неведомой силой, собирались все новые и новые стайки мелкой живности. Кружили у окна спальни, ускоряя свой неистовый танец. Затем, конвульсивно извиваясь, гибли. А на смену приходили новые.
   Когда Бакай понял, что еще немного такой настройки, и он просто убьет Бейли, он включил телефон. Сам доктор предпочел бы интеллектуальную связь, но в конце разговора, после устроенной Бакаем "порки" разговор продолжит Луриа, а подключать его к своему мозгу Бакай боялся - при такой настройке ничем хорошим для разума Луриа это кончится не могло. А если что-то случится с этим хитрейшим и талантливейшим человеком, сумевшим в заведомо проигрышных условиях организовать мощнейшее сопротивление Пране, то сборная просто перестанет существовать.
   Набирая номер Бейли, доктор старался держать себя в руках, но, как оказалось, плохо. Он и сам не представлял, какая злоба бушует в нем - расстояние не играло для нее ни малейшей роли.
   Сначала Бакай ничего не понял - он поздоровался с Бейли, сквозь зубы, но сдержанно, вежливо, а тот... исчез с экрана: покачнулся, судорожно вцепился скрюченными пальцами в столешницу, но не смог удержаться, обмяк, потерял сознание и упал с кресла на пол.
   Бакай, ругая себя на чем свет стоит, попытался ему помочь, но понял, что это не удастся - он уже не мог контролировать себя. Обратился по селектору к своим монахам, вызвал в кабинет нескольких лучших учеников и молча показал на экран телефона, показывающий пустое кресло на фоне стены. Ученики поняли без слов.
   Доктор был и раздосадован, и доволен одновременно. Конечно, плохо, что он не справился с излучением собственного мозга. Просто не ожидал, что оно окажется таким сильным. Еще совсем недавно подобной настройки ему едва хватило бы на то, чтобы у Бейли дико разболелась голова, а теперь он действительно едва его не уничтожил.
   Не зная о проблемах Бакая и думая, что такой сильный удар доктор планировал, Луриа остался вполне доволен экзекуцией и, едва монахи-индукторы откачали Бейли, накинулся на того с руганью. Полуживой мафиози был согласен со всем, что ему говорил фэбээровец, и был готов выполнять любые приказания. Убеждал, что проблем больше не возникнет. Он попросил разрешения после прихода "Берты" в порт связаться с командиром боевиков Гонсалесом, а в дальнейший ход событий поклялся без приказа Луриа не вмешиваться вообще. Когда фэбээровец довел до сведения полуживого Бейли, что если на "Берте" произойдет еще хотя бы один инцидент, то он прикажет закрыть трюмы и пустить в них фреон, то мафиози лишь молча кивнул. Для него главным сейчас было пережить этот разговор.
   А самого Луриа тревожило лишь одно - что полицейских, составляющих костяк сборной, успокоить будет намного труднее. Они жаждут крови людей, с которыми всю жизнь безуспешно боролись. Что ж, придется применить все доступные методы убеждения. Конечно, кроме использования возможностей Бакая или его монахов. Сила доктора восхитила Луриа, но применять ее против солдат собственной сборной здоровяк не собирался. Без крайней нужды, разумеется.
   Прошло не так уж много времени, и к причалу городского порта уже подходило судно. В надводном состоянии, как и всякая субмарина, сухогруз не производил большого впечатления. Но люди, выстроившиеся на причале, не могли отвести глаз от "Берты". Они специально собрались здесь, чтобы встретить ее. Чтобы принять и разместить в городе ее "груз". С каким огромным удовольствием они перегрызли бы глотку каждому, кто выйдет из субмарины на причал, но знали, что не сделают этого. И уже почти верили в то, что командиры сборной, приказавшие не обострять конфликт, правы. При убеждении полицейских победил аргумент Луриа, что хозяева боевиков загонят их в любое пекло, заставят хоть умирать, хоть землю грызть, чтобы искупить вину. И те не посмеют ослушаться, потому что прекрасно знают, чем грозит в их среде ослушание. Выбора у боевиков нет.
   В том, что выбора нет, первым убедился Гонсалес. Едва сухогруз зашел в акваторию и телефонная связь была разрешена, его вызвал Бейли.
   - Но вы же знаете, что я не виноват. Никто не мог предвидеть...- попытался оправдываться Гонсалес.
   В ответ нарвался на такой взрыв бешенства, что пожалел о своей безумной попытке спорить. Бейли не собирался слушать, ему не требовались оправдания, которые все равно ничего не изменят. Он позвонил, чтобы сообщить вынесенный вердикт:
   - За свою семью можешь не беспокоиться. Ее не забудут. Но запомни, ее не забудут в любом случае, особенно если ты попытаешься смыться. Что же касается отсутствия в происшедшем твоей вины... Не будь ребенком! Именно ты отвечаешь за людей, и то, что произошло, случилось только по твоей вине. Я не знаю, как ты мог бы предусмотреть и предотвратить происшедшее. Теперь поздно об этом говорить. И это не имеет значения. Ты исправишь свою ошибку, но из Фишвуда уже не вернешься. Я приказываю тебе "убрать" тебя. Ведь мне не обязательно делать это руками других, сам ты справишься лучше. Не так ли? Все равно деться тебе некуда. Но ты должен повести своих людей в бой. А потом, когда поймешь, что дальше они обойдутся без тебя, постарайся погибнуть. Это лучшее, что тебе осталось.
   После такого разговора Гонсалес не мог прийти в себя. Застрелиться сейчас? Нежелательно. Нужно было вести людей в бой, раз приказано - хозяева вполне пойдут на то, чтобы "не забыть семью". Придется дожить до боевых действий. "Значит, так кончилась твоя жизнь? - горько усмехнулся он. - Любопытно..." Что ж, во всяком случае, ему предоставили возможность ознаменовать собственные похороны пышным фейерверком. И это он устроит.
   А затем боевики прошли по причалу сквозь строй полицейских и "котиков". Сильные, гордые, знающие себе цену. Профессионалы! Полицейским в первый раз выпала честь видеть бойцов, защищающих бизнес, с которым они бесконечно и всегда безуспешно боролись. В своей работе каждый из блюстителей порядка сталкивался с представителями этого бизнеса. Но что то были за представители... распространители, поставщики и лишь изредка - бойцы. Но какие, в каком положении? Вынужденные вечно скрываться, действовать из-за угла. Люди-крысы... Теперь они шли в камуфляже, вооруженные до зубов. Готовые к любым неожиданностям и не боящиеся никого, чего нельзя было сказать о горожанах, в испуге взирающих на опасных союзников, всем своим видом бросающих им вызов. Еще неизвестно, кто здесь хозяин положения.
  
  
  
  
   Часть третья
  
   КОСТРЫ АПОКАЛИПСИСА
  
  
   - Я больше не могу устоять на ногах. Я больше не владею собой, и в голове у меня все путается. Я предвижу одни лишь несчастья, о Кришна, победитель демона Кеши. Что может принести мне эта битва, где погибнут все мои сородичи? Такой ценой, о Кришна, как могу я желать победы в ней, надеяться на царство и радости, которые оно мне принесет. О, Говинда, зачем нам царства, счастье и даже сама жизнь, если те, ради кого мы могли бы этого желать, выстроены сейчас против нас в боевом порядке на этом поле...
   ............
   Верховная божественная личность сказал: "Произнося эти слова, ты скорбишь о том, что недостойно горя. Мудрые не скорбят ни о живых, ни о мертвых.
   Бхагавад-Гита
  
  
   Глава I
  
   Этот день ждали давно. Ждали со смятением, со страхом, не в силах помешать его приходу. Ватикан заполонили американские солдаты. Они пришли на помощь немецким, которые были здесь уже давно. И в то время, когда войска Штатов еще не ступили на землю священного государства, когда транспортные самолеты еще летели над океаном, что-то странное происходило с солдатами. Они не знали, что на родине подвергаются воздействию ретрансляторов, а над океаном фона нет, но они словно начали пробуждаться ото сна, приходить в сознание. Не понимая, где они очутились, солдаты недоуменно переглядывались. Но рейс был слишком коротким, а молитвы, которые их заставляли читать, беспрестанными, поэтому ничего непредвиденного не произошло.
   После посадки в Риме, переполненном стекавшимися сюда в последние дни паломниками, солдаты поняли - то, что происходило с ними над океаном, было искушением дьявола. А теперь они почувствовали, что оказались на родине. Ибо сейчас их домом была не только их родная страна, но и любая другая святая земля. Земля, где не существовало сомнений, где человек был не более чем тварью Божьей. И поэтому был счастлив. В Европе только немцы и жители Рима были обладателями таких святых земель и охотно принимали у себя беженцев из Темного Мира. Но самой святой, самой сильной была крохотная территория Ватикана. Она смущала обуянных человеческими страстями соседей, поэтому они могли не выдержать и позариться на святость этой земли, а значит, ее нужно было защищать. Тем более, что день, которого ждали старые и новообращенные праниты, приближался. Именно поэтому на благословенную землю Ватикана ступили солдаты-защитники.
   А люди все прибывали и прибывали. Многотысячные ожидающие чуда толпы обступили собор святого Петра. Всю ночь шла служба. И утро принесло с собой долгожданное событие - к народам обращался папа, наместник апостола Петра на земле. Он готовил народы к Битве, последней Битве в истории человеческой цивилизации.
   После этой телевизионной трансляции Луриа вызвал Бакая и у них состоялся долгий, тяжелый разговор наедине.
   - Не знаешь, когда папа стал пранитом? - спросил Луриа.
   - Папа мертв. Это двойник, клон.
   - Хм... Я так понимаю, что времени у нас почти не осталось. Верно?
   - Да, почти, - подтвердил Бакай, - Правда, Иисус, насколько я знаю заложенную в него программу, должен решить, готово ли человечество к Судному Дню. И, в зависимости от этого, действовать. Для Иисуса, как вы уже, наверное, представляете, не составило труда присутствовать в Риме. Разумом присутствовать. И наблюдать происходящее. Спаситель не хочет ошибиться. Он не имеет права на ошибку. Понимаете? Люди подали сигнал. Сделали, как они считают, заявку на бессмертие. И Он должен разобраться, достойны ли они бессмертия, готовы ли к нему. От решения Спасителя зависит, что ждет всех нас.
   - Но вы ведь только вчера говорили со Спасителем и участь, которую этот так называемый Иисус нам уготовил, заключается, как я понял, в противодействии ему самому? Странно!
   - Видите ли, Иисус хочет увидеть решимость своих последователей. Так Он сказал. Ему нужна битва. Если праниты побоятся сражаться, значит они не готовы к смерти, а без смерти Он не может обещать им воскрешение.
   - Понятно, доктор. Значит, пора искать пути в Цитадель?
   - Пора.
   - Я собрал достаточно серьезные силы, - констатировал Луриа, - и не вижу больше смысла отсиживаться. До этого странного существа, который создали генные инженеры Праны, я хочу добраться как можно скорей.
   - Не знаю, - хмыкнул Бакай, - можно ли даже считать Спасителя существом. Я привык называть его организмом. Но учтите, сэр, что Он обладает разумом совершенно запредельной мощности. И успех нашей операции во многом зависит от того, как Он оценит наши действия и противодействие пранитов. Его создали сектанты, но если Он удостоверится в том, что Прана опасней для рода людского, чем светская власть, то Он нам поможет.
   - Даже понимая, что мы его уничтожим?
   - Совершенно верно. Он, видите ли, альтруист.
   - Вы уверены?
   - Я следил за тем, как Его создавали. Некоторые программы даже помогал составлять. А еще, когда мне трудно, я, как вы знаете, говорю с Ним. Я принадлежу к тем нескольким счастливчикам, которым Он отвечает.
   - Да уж, хорошую аферу здесь затеяли. Играть с искусственным интеллектом, да еще в таких целях! Что ж, сборная готова к атаке. Будем прорываться в Цитадель.
   - Не просто в Цитадель, а в ее Сердце. Именно там, в ядре генного центра, находится тело Спасителя, - добавил Бакай, - а если мы туда доберемся, то это будет означать, что мы уже сумели пройти энергостанцию и перепрограммировать генератор фона, который они называют Проповедником. Тогда ситуация резко изменится... Вам нравится перспектива прорываться через многокилометровые, хорошо укрепленные коридоры и анфилады бронированных помещений?
   - Нет, доктор, совершенно не нравится, - откровенно признался Луриа, - но выбора нет.
   - Мне тоже не нравится, - кивнул головой доктор, - но вы абсолютно правы, выбора нет.
   Луриа пожал плечами:
   - Тогда я объявляю боевую готовность.
  
  
   Глава II
  
   Бакай понимал, что даже если сборной посчастливится пробиться в Цитадель, то действовать в ней все равно будет невозможно - внутри фон, и солдаты сборной под его воздействием не будут воевать против Праны. Фон нужно было глушить. Но как, если для этого не только нет оборудования, но никто даже понятия не имеет, каким оно должно быть и на каком принципе работать? Это знали только инженеры Праны. Бакай понял, что выход лишь один - старинный, ненадежный, но все-таки выход: кинуть клич, позвать на помощь коллег, которые хоть что-то умеют. Поскольку Прана, как и любая секта, имеющая возможность устранять конкурентов, не стесняется от них избавляться, то все остальные жрецы - смертельные враги новой церкви. От больших религий, таких как христианство и ислам, толку, конечно, будет мало, но есть еще на земле люди, которые не только читают в своих священных книгах про подвиги древних, но и сами кое на что способны.
   Вот к ним-то и надо обратиться.
   Используя всю мощь, свою и индукторов, Бакай сделал это.
   И потенциальные союзники отозвались.
   А Бакай не понимал, что с ним происходит. Он не мог взять себя в руки. Раздражало настроение, царящее в его душе, но он ничего не мог с ним поделать - Бакая изводила брезгливость. Беспокоил контингент, к помощи которого пришлось прибегнуть. Действовала на нервы реакция этих существ. Просто раньше он никогда по-настоящему не имел дела с паранормальщиками и только теперь почувствовал всю бездну их безумия. Шарлатаны всех мастей, называющие себя колдунами, ведьмами и еще кучей других идиотских терминов, даже не понимали, насколько ненормальна их средневековая психология.
   Но они нужны. Их помощь давала возможность выиграть партию. Бакай прекрасно понимал, что других союзников ему не дано, и пытался смириться с их особенностями. Главное, что их разум подготовлен к работе, к которой доктор намеревался привлечь их. Пусть подготовлен дикими, первобытными методами, но все же это лучше чем ничего.
   Бакай предпочел бы не иметь с ними дела, но выбора не было. Впрочем, если бы был выбор, то и Луриа не призвал бы на помощь наркодельцов.
   Цель оправдывает средства. И все же...
   Паранормальщики, обученные Бакаем, сложив усилия, начали работать. И пошла цепная реакция. Сила призывала силу, разум и способности тысяч людей складывались, и мощь их воздействия возрастала в геометрической прогрессии.
   Бакай испугался шторма, который сам же вызвал. В плену собственного презрения к "колдунам", как он скопом называл всех мистически настроенных типов, он недооценил их возможности. Пускай они были невелики, но мистики быстро учились, а Бакаю было чему их научить.
   И теперь, наблюдая, как быстро усваивают знания люди, сознание которых многие годы было настроено на нечто подобное, Бакай понемногу начал проникаться к колдунам уважением. И страхом - доктор понял, что позвав их на помощь, уже не может от нее отказаться. Эти ребята покажут, на что способны, даже если он того не захочет.
   Луриа как-то поинтересовался у Бакая, почувствовав, как вокруг Фишвуда формируется пока еще едва ощущаемое кольцо антифона:
   - Если они действительно обладают такой силой, почему не применяли ее раньше?
   - Вы имеете в виду - не применяли массово?
   - Ну да.
   - Во-первых, боялись репрессий. Все-таки их сила не сравнима с силой современных государственных машин. Во-вторых, не так уж много они и могли. Эти люди привыкли ездить в соседний город через Антарктиду - их мистические методы ненамного ушли от первобытных. Они, как правило, действуют вслепую, на ощупь. По наитию. Теми способами, которым их обучили деды и прадеды. Многие из них даже не понимали, что для того, чтобы разбудить новые, еще только зарождающиеся в процессе эволюции человека возможности мозга, вовсе не обязательно читать заклинания и делать безумные жесты. Но, как бы там ни было, человека подобного склада нетрудно обучить некоторым простым и серьезным способам воздействия.
   - И вы их обучили, доктор?
   - Как сказать... мы друг друга обучали. Многое из того, что знают они, не знал даже я сам. Но многое, разумеется, я подсказал. Видите ли, в их среде всегда были не только солидарность, но и вражда, и конкуренция. Соответственно, ценная информация, как правило, хранилась в секрете. Сейчас перед лицом общей опасности идет обмен методами. Среди них есть такие, что внушают уважение даже мне. А я, извиняюсь за нескромность, довольно развитый человек и многое могу. Меня даже Иоанн уважает, а он - непререкаемый авторитет в нашей среде. Я, наверное, один из самых сильных индукторов современности. И, тем не менее, если бы я знал все методы, которые в порядке обмена открылись мне теперь, многие проблемы, тревожащие нас сегодня, не возникли бы никогда.
  
  
   Глава III
  
   Наконец, настал момент, когда по всей Земле талантливые люди, подготовленные индукторами Бакая, включились в работу, сконцентрировав свое воздействие на Цитадели. Эффект был таким ошеломляющим, что уже через несколько минут после начала интеллектуальной атаки Кардинал прибыл к Иоанну по срочному вызову. Креститель, держась руками за голову, поинтересовался, что происходит с генератором фона. Кардинал ответил, что с техникой все в порядке. Он говорил правду, но на вопрос: "Тогда что происходит с фоном?" - ответить не смог.
   Ответа не знал никто из пранитов, но происходящее отражалось на всех. Иоанн видел, что особенно худо приходилось искусственным людям, составляющим основную силу боевых отрядов. Они почти не могли себя контролировать. Праниты боялись попадаться бойцам на глаза - каждый из клонов мог в любой момент выкинуть что угодно, а когда такой двухметровый парень набрасывается душить горло щуплого священника, результат предсказать нетрудно. Генератор включили на полную мощность. Добились перегрева ретрансляторов и сумасшедшей реакции населения на покрытых трансляцией территориях. Ненормированное излучение привело к трагедии. Люди, живущие в фоновых странах, бросили всё: работу, развлечения (которыми в последнее время и так не очень сильно увлекались), не действовала ни одна государственная инстанция, затихли биржи и конвейеры предприятий. Никто даже не потрудился нормально вывести из эксплуатации производства непрерывного цикла, и они гибли. А люди молились. Невероятными, многотысячными толпами высыпали на улицы и призывали конец света. Безумие охватило миллионы.
   Иоанн искал выход из создавшейся ситуации. Он понимал, что воздействие врага направлено только на Цитадель, но иного выхода, кроме усиления мощности генератора, у Крестителя не было. Хотя побочный эффект, воспроизведенный ретрансляторами, его страшил. Действия развивались слишком быстро, Прана еще не была готова к концу - мир ждал решения Иисуса. А Спаситель не спешил. На то была Его воля, и противиться ей праниты не могли.
   От Иоанна теперь не очень многое зависело, его паства отдала себя во власть высших сил, и теперь праниты могли только возносить молитвы. Иоанн тоже молился, Отцу Спасителя:
   "Господи, пусть Сын Твой, которому мы осмелились дать тело, поможет нам Своей силой. Мы так долго шли к этому дню, приблизь его, Господи!"
   Крестителя страшила реакция населения. Люди, живущие под воздействием усиленного сверх всякой меры фона, брошенные в бездну безумия, не могли больше выдерживать создавшееся напряжение. Еще немного, их нервы не выдержат, и начнутся массовые самоубийства.
   Креститель понимал, что это плохо. Но еще хуже, если не выдержат власти на покрытых фоном территориях и до срока пустят в ход оружие массового уничтожения. Слуги Крестителя держали с властями человеческими постоянную связь, прилагали все усилия для того, чтобы катастрофы не произошло - она должна пройти по сценарию, своевременно, только тогда из акта уничтожения Последняя Битва превратится в акт спасения.
   Зато сборная, как называли свою гвардию враги Праны, медлить больше не могла - паранормальщики передали через Бакая руководителям операции, что долго глушить фон не смогут, не хватит сил. Их воздействие уже начало терять интенсивность, и скоро придется отказаться от нападения на Цитадель.
   Они пообещали еще в течение нескольких дней поддерживать солдат сборной любой ценой, даже если это будет стоить жизни самим индукторам.
   Но времени... времени просто нет.
   Луриа приказал начать штурм. И теперь солдатам сборной предстояло спуститься в ад.
   Первыми шли боевики Гонсалеса, которому все равно было, как умирать - он знал, что поскольку Бейли вынес приговор, выжить в любом случае не суждено. И беречь своих парней Гонсалес тоже не собирался - чем больше бойцов потеряют коллеги Бейли, тем лучше: пусть бесятся всесильные хозяева, но он, Гонсалес, устроит себе пышный отход в иной мир и прихватит с собой всех, кого только сможет.
   За бандитами шли "котики" - не очень многочисленная, но самая профессиональная сила сборной.
   Замыкали колонну полицейские, к которым примкнули и работники агентства погибшего Горана. Вояки откровенно никудышные, но именно сыщиков выбрал себе в сопровождение Бакай, сумевший доказать Луриа, что вынужден лично спуститься в Цитадель, потому что больше никто не справится с генератором. "Агата" опустела - всех монахов Бакай взял с собой, за исключением группы Бринна, которую Луриа куда-то отослал, предварительно оккупировав косметическую клинику и вернув парням их естественные лица, избавив от привнесенных пранитами перед отправкой в Китай монголоидных черт.
   Сам командующий сборной тоже решил рискнуть и руководить боевыми действиями на месте. Так, считал Луриа, будет эффективней. А эффективность была единственным богом, которому он поклонялся.
  
  
   Глава IV
  
   Гонсалес презирал доспехи и никогда раньше не одевал криошлем. Теперь пришлось, как и всем его людям. Таков был приказ Луриа. Это плохо - криошлем может помешать погибнуть. И если Гонсалес будет восстановлен и очнется в клинике, тогда у него останется лишь один выход - пуля в висок. В то, что Бейли может простить, Гонсалес не верил. Поэтому решил на всякий случай, как только появится возможность, пренебречь приказом и криошлем снять. Уже там, в Цитадели. А боевиками Гонсалеса пускай Луриа командует сам, у него это хорошо получается.
   Единственным относительно доступным входом в город Праны был тоннель порта. Он тоже закрывался броневыми плитами, но дежурный шлюза сидел в выступающем из Цитадели тоннеле и был менее, чем другие охранники, защищен фоном крепости. При поддержке глушащих фон индукторов можно было попытаться пробить разум дежурного и его руками открыть ворота. На это Бакай и надеялся.
   Доза внушения, которую должен был получить дежурный в эти мгновения, была поистине нечеловеческой. После такого никто не мог бы выжить. Но смерть врага больше не смущала монахов "Агаты", и чернорясые доказали, что достойны своего учителя. Они не собирались ограничиваться полумерами и начали атаку.
   ...Дежурство проходило спокойно. Пранит перебирал четки, бормотал молитвы - фон стал настолько силен, что ничего иного делать просто не хотелось. Внезапно в голову пробралась боль. Дежурный не понимал, что происходит. Откуда ему было знать, что боль сигнализирует о перегрузке мозга - его собственное подсознание, подстегиваемое фоном, сопротивлялось вторжению извне. Внезапно и резко боль усилилась.
   Причиной послужило то, что воздействующий на дежурного Дон Шнайдер понял - сил его группы недостаточно, и попросил Бакая о помощи. Доктор прощупал мозг дежурного, поразился силе фона, превратившего сознание пранита в неприступную крепость, и подключил через себя своих новых союзников - паранормальщиков. Откликнулось несколько десятков человек, и Бакай покачнулся, в панике отбиваясь от воздействия, которое было способно свести в могилу не только сектанта, но и самого Бакая.
   Доктор, морщась от боли, направил излучение на дежурного. Тот застонал и с удивлением заметил, что из носа пошла кровь. Хотел запрокинуть голову, чтобы остановить ее, но не смог. Не веря себе, наблюдал, как его тело встает и направляется к аварийной панели. Руки набрали код, открыли крышку и отключили автоматику.
   Боль стала настолько сильной, что мозг отказался принимать ее - включился защитный механизм, и дежурный почти перестал мучаться. Кровь лила все сильнее. Пошла изо рта, из ушей. Это почему-то не беспокоило дежурного. Он боялся только своих рук. Он не хотел, чтобы они предавали Господа, но рукам плевать было на его желания - они жили своей собственной жизнью. Последним, что увидел пранит, были показатели индикаторов, которые сообщали - портовый шлюз открывается. Затем сознание покинуло дежурного, гибнущее тело в судорогах осело на пол, напоминая в своей нелепой одежде выброшенную на помойку старую, ненужную ветошь.
   ...Гонсалес, наблюдая, как тяжелые плиты шлюзных переборок одна за другой уходят вверх, окончательно успокоился. Страх ушел, потому что бояться больше было нечего - смерть фактически уже пришла. Презирая теперь всех своих командиров, в том числе Луриа и его приказы, он сорвал с головы криошлем и отбросил его прочь:
   - Бегом! Живо, ребята, за мной! - кричал Гонсалес, молнией кинувшись вперед по коридору. Он знал, что до первого поворота сюрпризов не предвидится. А вот за углом их поджидают автоматы, но это не беда - ничто уже не беда. Они внутри, и никакая сила их не остановит.
   Сборная, быстро миновав ворота, в полном составе столпилась в коридоре. Здесь на них уже серьезно действовал фон Цитадели, и ощущения, которые испытывали бойцы, передать словами было просто невозможно. Но теперь фон не мог изменить мышление врагов Праны - сознание солдат поддерживали сотни индукторов. И пусть каждый из паранормальщиков находился за многие тысячи километров от Цитадели, и порой столь же далеко индукторы находились друг от друга, но расстояние никак не сказывалось на силе их воздействия. Поддержка индукторов защищала сборную, и бойцы неумолимо продвигались вперед.
   Автоматы, как и рассчитывал Луриа, не могли остановить сборную, потому что против техники действовала техника. Маленькие радиоуправляемые танки врывались в коридоры и расстреливали автоматы бронебойными снарядами. Мертвые, созданные злым гением человека, машины воевали друг с другом. Иногда первым выходил из строя танк, иногда автомат.
   Никто не знал, могут ли праниты закрыть ворота шлюза с центрального пульта, а рисковать сборная не собиралась. Поэтому как только был отвоеван второй коридор и тем самым увеличилась площадь, которую могли заполнить люди и техника, механическое пополнение потекло рекой. Бакай понял, что сборной повезло с командующим. Луриа умел поставить дело. "Скорее всего, - подумал Бакай, - техникой фэбээровцу помогли его коллеги из Евросоюза. Присылать людей, напрашиваясь тем самым на политические осложнения и возможный конфликт со Штатами, они боялись, но провести несколько глубоководных транспортов с оружием все-таки решились". В пользу этой версии говорило то, что техника была первоклассной, наверняка поступила с государственных военных складов, но все опознавательные знаки на ней были тщательно уничтожены. Бакай был уверен, что если бы подручные Луриа обокрали один из американских складов, то не стали бы тратить время на смывание опознавательных знаков.
   Боевики наркокартелей восхищенно наблюдали за действиями робототехники - у них дома такой было немного. И понимали, что в их бизнесе она оказалась бы хорошим подспорьем. Достаточно только представить себе, как десяток таких радиотанков встречает в горах правительственные войска!... Бандиты восторженно переговаривались: "А ведь сколько парней гибнет из-за того, что человек сам вынужден брать в руки оружие..."
   Грохот стоял невероятный. Гонсалес пожалел, что выбросил криошлем - тот защищал, помимо прочего, и от лишних шумов.
   - Вперед! - кричал он, и бойцы занимали очередной коридор.
   Тоннели шли параллельно большому судоходному каналу. Чем дальше, тем медленнее продвигалась сборная - защита усиливалась с каждым коридором, и боевая армада сборной таяла на глазах. Роботов было еще очень много, но коридоров больше. Рано или поздно, в бой придется вступить людям. Надолго ли хватит сил, ни Луриа, ни Бакай не представляли. Но о том, чтобы отложить штурм, не помышляли ни сам командующий, ни его советник. Вперед! Только вперед!
   - Вперед! - снова кричал идущий в авангарде Гонсалес, и бойцы занимали очередной коридор, еще один из бесконечной череды.
   Через полчаса Цитадель преподнесла первый сюрприз - разветвление. Луриа спросил Бакая, куда идти. Тот в ответ лишь пожал плечами. Разбивать сборную было опасно, поэтому Луриа двинул технику в оба тоннеля, и когда защита была уничтожена, дал людям команду занять левый коридор - командующий надеялся, что поскольку этот ход ближе к грузовому, рано или поздно он выведет сборную к ангару порта. Это уже будет хоть какое-то достижение. Тоннель оказался необычайно длинным, прямая, как стрела, стальная коробка уводила сборную еще на добрых полкилометра. И только тут Бакай понял, насколько он все-таки везуч. Что-то беспокоило его, и он задержал Романенко, который командовал сопровождавшей доктора группой монахов. Луриа, зашагавший было вслед за бойцами, остановился и удивленно уставился на Бакая.
   - Доктор, в чем дело?
   Бакай передернул плечами:
   - Честное слово, не знаю. Но что-то меня беспокоит.
   - Не понял.
   - Немного подож... Назад!!!
   Командующий глянул в сторону уходящего отряда, изменился в лице и бросился к группе Бакая. Угол коридора скрывал их, и Луриа надеялся, что группу не заметят. Он плохо справлялся с эмоциями:
   - Только бы они не ринулись сюда...
   Бакай молча кивнул.
   В коридоре началось неописуемое. Когда основная масса солдат сборной уже прошла, сзади них распахнулась скрытая стрингерами дверь, и из нее хлынул поток преследователей. "Котики", шедшие в арьергарде, оказались на передовой. Завязался бой. Каждую секунду количество заполнявших коридор пранитов увеличивалось. Перестрелка была адской. Возле двери росла гора трупов. Оружие обе стороны применяли настолько сильное, что группа Бакая получила возможность наблюдать, как из коридора вылетают и вмазываются в торцовую стену ошметки человеческих тел.
   Луриа понял, как можно спасти положение - по его команде ушедшие вперед радиотанки вернулись и открыли по нападавшим огонь. Бронебойных снарядов человеческая волна не выдержала, и контратака пранитов захлебнулась. Затем один из танков юркнул в проем двери и не дал ей закрыться - Луриа был настоящим профессионалом и рассчитывал бой на несколько ходов вперед. Бойцы сборной кинулись в новое помещение, и бой переместился туда.
   Только теперь Луриа заметил, что экран его часов мигает - в грохоте битвы сигнал вызова слышен не был. Командующий понял, что пропустил время связи с "оставленным на хозяйстве" чином. Посмотрел на того, рассевшегося в тихом кондиционируемом кабинете, в мягком кресле... Подумал: "Черт! Картинка из другой жизни." Чтобы перекричать грохот битвы, поднес часы к губам, и стерегущий обоз чиновник получил возможность рассматривать крупным планом его зубы.
   - Там у вас все в порядке?!! - прокричал Луриа и посмотрел на экран часов.
   Испуганный собеседник утвердительно закивал головой.
   - Смотрите в оба!!! - орал командующий. - не расслабляйтесь там! Крысы тыловые. Все, конец связи...
   Стрельба за дверью утихла, и Луриа поманил Бакая:
   - Ну что, пошли?
  
  
   Глава V
  
   - А я говорю, никто не переступит этот порог!
   - Но мы должны произвести у вас обыск...
   - Это святая земля! - монах не сдавался, - и никто непосвященный на нее не ступит.
   - Брось трепаться, сынок, - у Макбрайда кончалось терпение, - если ваша консервная банка - святая земля, то я тоже святой. Иоанн Креститель. Подходит?
   - Да что вы понимаете?! Что вы знаете о Боге?! - глаза Дона Шнайдера, преграждавшего дверь, горели.
   ЧТО ВЫ ЗНАЕТЕ О БОГЕ?!...
   Я ТОЖЕ СВЯТОЙ. ИОАНН КРЕСТИТЕЛЬ. ПОДХОДИТ?... ИОАНН КРЕСТИТЕЛЬ... ИОАНН...
   Он где-то здесь. В Цитадели... КРЕСТИТЕЛЬ. Кого, какое существо он крестил, кому распахнул ворота этого мира? Для чего?
   Макбрайд очнулся - Бакай тряс его за плечо.
   Они напрасно вошли в эту дверь. Помещение было огромным, и бойцы сборной, вломились в комнату все до единого, как стадо. Но ведь они подстраховались, оставив в створке дверей танк - крепкий стальной орех. Как могли двери раздавить его и закрыться? И почему эти двери не берет плазменный резак?
   Странно, что никто не впал в панику. Даже сыщики. Молодцы. Плохо стало одному Макбрайду. Нет, "плохо" - неправильное слово. Просто детектив медленно, волнами потерял сознание и осел на пол. Макбрайд не чувствовал слабости или страха, он просто переключался, как... "Вот именно, - подумалось ему, - как телевизор на другой канал". Прием был плохим, но...
   - Вставай, брат! Настал твой час.
   Макбрайд непонимающе посмотрел на Бакая. Тот помог ему подняться:
   - Сейчас ты вспомнишь. И увидишь. Тогда, в Дангриге, когда тебе казалось, что я терзал твое сознание, я в действительности просто готовил тебя к этому моменту.
   Бакай взял полицейского за руку и вывел на середину помещения. И когда кольцо людей в черных одеждах сомкнулось вокруг сыщика, тот вспомнил день (или это была ночь?), когда вокруг него точно так же образовали кольцо монахи. Он вспомнил, что когда-то уже был в Цитадели. Более того, был в ее Центре. Он вскрикнул, попытался вырваться из образованной монахами живой клетки на волю, но, как и в прошлый раз, это не получилось. Монахи, положив друг другу руки на плечи, плавно, по-черепашьи, словно в замедленной съемке, закружились в танце. Если, конечно, можно было назвать танцем это хождение вокруг невидимой оси, в которой концентрировалась сила их внушения, направленная на мозг Макбрайда.
   Разум детектива давал сбои, глаза перестали воспринимать окружающее, комната куда-то провалилась. И опять он увидел звезды, проклятые, подчиняющие, не дающие свернуть с указанного пути звезды. Они напоминали... В сознании родилась фраза: "Шаг влево, шаг вправо, попытка к бегству - конвой стреляет без предупреждения". Он не знал, откуда эта фраза взялась, но понимал ее смысл. Вот что напоминают эти звезды...
   Луриа сам не заметил, как для того, чтобы лучше наблюдать за происходящим, приблизился к кольцу. Его отшвырнуло. Нет, до командующего никто и пальцем не дотронулся, удар возник как бы из ниоткуда. Но был чувствителен. И, черт побери, обиден. Луриа не привык, чтобы с ним так обращались, но стерпел молча. Оглянулся - не видел ли кто-нибудь из бойцов его унижения? Нет, никому до него не было дела, все пытались рассмотреть сквозь живую черную монашескую стену, что творится с брошенным в эпицентр Макбрайдом.
   Тот, казалось, совершенно не контролировал себя.
   Даже не человек.
   Кукла.
   Марионетка, подвешенная на ниточках - вот что он напоминал.
   Но в движениях марионетки есть логичность и смысл, вложенные кукловодом. Возможно, они присутствовали и здесь, но никто, во всяком случае никто из бойцов, этого смысла не понимал. Солдаты не знали, сколько это продолжалось, но оборвался танец внезапно. Монахи расступились. Макбрайд, по-прежнему с закрытыми глазами, поднялся. И горизонтально, словно лежа, завис в воздухе. Невысоко, чуть более метра от пола.
   Бакай посмотрел, какое впечатление это произвело на бойцов, и выругался. "Котики" хотя бы пытались держать себя в руках, а колумбийцы откровенно крестились. Так дело не пойдет.
   - Эй! - крикнул Бакай, но на него не обратили внимания, все взгляды по-прежнему были прикованы к Макбрайду.
   - Эй!!! - головы людей медленно начали поворачиваться в сторону Бакая, в глазах застыл страх.
   - Так дело не пойдет! - объявил доктор. - Возьмите себя в руки.
   Нельзя сказать, чтобы предложение возымело эффект. Бакай продолжил:
   - Ребята, вам предстоит бой, возможно не один. И с таким настроением много мы не добьемся. Правильно я говорю, мистер Луриа?
   Командующий молча кивнул головой. В свое время, прося его освободить из тюрьмы Макбрайда, убившего сторожа насосной станции, Бакай рассказал, на что теперь способен и для чего может быть использован этот человек. Так что новостью для командующего происходящее не было, хотя все равно слегка шокировало.
   Бакай продолжил вразумлять солдат сборной:
   - Мак уже был в Цитадели, и тогда находился слегка, как бы это выразиться... не в своем уме. Да, вот именно, не в своем - я тогда модернизировал его мозг, который сейчас начнет работать как сканер. Макбрайд теперь будет видеть Цитадель словно на карте. Понятно? Берегите его, защищайте даже ценой собственной жизни - Мак наш компас, если потеряем этот, второго компаса у нас уже не будет.
   На Бакая смотрели со страхом. Немудрено - сзади него Макбрайд все так же невозмутимо продолжал висеть в воздухе. Бакай вздохнул, слегка развел руки в стороны, поднял их на уровень плеч и слегка оторвался от пола. Потом взмыл чуть выше:
   - Видите, ничего особенного. Да очнитесь вы, сукины дети!
   Он встал на пол, пошлепал Макбрайда по животу, крутанул вокруг оси:
   - Мак, ты готов?
   Полицейский ответил четко и абсолютно осмысленно:
   - Да, я готов.
   Уже совершенно пришедший в себя Луриа взглянул на Макбрайда:
   - Тогда вперед! Веди нас, - а про себя подумал: "Человек-компас... Сумасшедший дом!"
   И Макбрайд стал направлять сборную. Маршрут движения он сообщал Луриа, а если для предотвращения опасности требовались немедленные скоординированные действия, руководил своими старыми знакомыми - детективами из отдела по расследованию убийств, как марионетками. Сыщики и сами толком не понимали, каким образом получают приказы, но твердо знали, что нужно делать, и отключали автоматику так ловко, словно сами ее устанавливали.
   Помещение, в котором была заперта сборная, оказалось настоящим кладом. Луриа сначала подумал, что это какая-то лаборатория, но, видимо, ошибся. Оборудование непонятное, незнакомое никому из них, ожило в руках полицейских. Они облепили его, словно мухи. Панели засветились разноцветными огоньками, показатели индикаторов сдвинулись с нулевых отметок.
   - Где мы? - осведомился у Макбрайда Луриа.
   - На одном из запасных пунктов управления.
   - Повезло... - многозначительно протянул командующий.
   - Нет, это не везение, - поправил его Макбрайд, - это Иисус все рассчитал. Он, кажется, начинает осознавать, что в отличие от его создателей, пранитов, мы защищаем жизнь. Поэтому Он нам помогает.
  
  
   Глава VI
  
   Кардинал с ужасом наблюдал за тем, как враги вклиниваются в систему жизнеобеспечения города. Он ничего не мог поделать. Лучшие индукторы Цитадели в отчаянии разводили руками - они были бессильны воздействовать на кого-либо из сборной. Подтверждалось предположение, что бойцов противника прикрывают воздействием, противоположным фону Цитадели. В противном случае они не прошли бы и метра по коридорам Города Праны.
   Идеально отлаженная, лучшая в мире система защиты рушилась на глазах. Праниты не ожидали от сборной подобной сообразительности и не подумали отключить захваченный пост управления сразу. Чем допустили грубейшую ошибку. Теперь праниты просто не могли деактивировать аппаратуру поста - захватчики ворвались в операционную систему центрального сервера и хозяйничали в нем как в собственной посудной лавке.
   Это было чудо. Страшное, враждебное, но все-таки чудо - Кардинал мог голову отдать на отсечение, что никто из сборной не был способен на подобное. Тем не менее, невозможное происходило. Если бы Кардинал смог прорваться сквозь защищающий сборную фон и поглядеть, что творится в захваченном посту, то увидел бы, что у врагов есть инструмент, который принесет пранитам еще немало огорчений. Этим инструментом был человек-компас, Макбрайд. Действительно, никто из сборной не знал Цитадели, и, тем более, не разбирался в системе ее жизнеобеспечения. Но нужную информацию захватчики качали из разума лучших инженеров Центра, даже не подозревавших о вторжении в собственный мозг. Полицейские творили чудеса. Ярким примером тому был капитан Груббер - человек, который едва был способен отправить электронную почту, сейчас отключал коридорные автоматы Цитадели, шутя прорываясь сквозь защитные пароли. Он и сам не соображал, что делает. Тем не менее, действовал правильно и эффективно.
   Кардинал уже не надеялся на специалистов, в панике принимавших все мыслимые меры, чтобы прервать вторжение врагов в сеть Цитадели. Кардинал не вмешивался больше в работу своих рабов, все равно он ничего не понимал в этой работе. Он молча смотрел, как умирает защита города Праны.
   А несколькими ярусами ниже, в Центре, один за другим умирали люди, посланные Кардиналом отключить сервер. Они гибли от меча, созданного когда-то собственными руками.
   Центральный компьютер защищался всеми методами, которые предусмотрели его создатели, тщетно пытавшиеся сейчас обуздать свое творение. Они не смогли даже проникнуть в аппаратное помещение. Скафандры не спасали - защита поджаривала людей, словно мясо в микроволновой печи. А отключить защиту можно было лишь изнутри. Инженеры Праны предусмотрели против вторжения все необходимые меры, но не знали, что их эффективность придется испытать на собственной шкуре.
   Другая партия бойцов Праны, уничтожив восставшие против них коридорные автоматы, столпилась в тоннеле рядом со злополучным постом и пыталась пробиться сквозь обшивку стен к ведущим в пост кабелям. Ничего не получалось, потому что ни к чему нельзя было подобраться - делали на совесть.
   Для Кардинала самым обидным казалось то, что от Иоанна не было в этот решающий момент никакого прока - он оставил Кардинала за старшего, дал приказ защищаться и заперся с Иисусом. О чем они советовались, Кардинал не имел ни малейшего представления, но никакой помощи из Сердца защитники не получали. Великолепно, ничего не скажешь! Кардинал верил, что Иисус никогда не ошибается, но очень хотел бы знать, как Спаситель собирается действовать, и собирается ли действовать вообще. Сам Кардинал свои возможности уже исчерпал. Попытался сообщить Иоанну о происходящем, но Центр упорно не отвечал.
   Панели загорелись бешено, все сразу. Мониторы сообщили о готовящемся отключении системы.
   Кардинал понял, что сборная перепрограммировала все работающие в автономном режиме агрегаты и теперь отключит ставший ненужным сервер. Что ж, так они и должны были поступить.
   Мониторы погасли.
   Более того - отключилось освещение, утих шорох вентиляции. Город был обесточен.
   Затем включилось аварийное освещение, запитанное от автономных источников. Тусклое и почему-то показавшееся Кардиналу зловещим. Приходилось лишь ломать голову - что из механизмов оставила в строю сборная и как запрограммировала. Хорошо, что генератор фона не зависит от общей системы, в противном случае, без фона, у бойцов Праны просто не хватило бы отчаянности на оборону своего города. Ведь теперь у защитников Цитадели осталась одна надежда - на людей.
   Кардинал бросился к селектору - отдавать распоряжения. Селектор тоже не работал. Хорошо, есть аварийные рации. Но их можно глушить...
   Слава Богу, действуют, даже посторонних шумов нет. Вот и прекрасно. Кардинал с презрением осмотрел поникших спецов:
   - Вы тоже вооружитесь. Идиоты! В первых рядах пойдете!
   А сборная продолжала наступление. Луриа принимал решения, а Макбрайд тут же выдавал ему полную информацию о том, как их лучше осуществить. В авангарде теперь находились направляемые компасом сыщики.
   В торце очередного коридора детектив второго класса Пате потыкал кнопку лифта, но она не отозвалась привычным светом. Полицейский не знал, зачем они отключили лифты и спросил об этом у Груббера, который воспринимал внушение Макбрайда четче, чем все остальные. Капитан недоуменно пожал плечами - решение полностью обесточить Город Праны принял командующий.
   Слышавший этот вопрос, Луриа во всеуслышание заявил:
   - Внимание! Лифты, движущиеся тротуары и эскалаторы города больше не работают. Это затруднит передвижение нам, но противнику помешает еще больше - пранитам все-таки вверх подниматься. Аварийные трапы расположены в лифтовых колодцах, справа от двери. Все ясно? Вперед! Гонсалес - ведите!
   Бандит согласно кивнул, и капитан Груббер раскрыл двери лифта.
   А тем временем защитники Цитадели готовились к обороне. Они заполонили коридор, образовали из своих тел стену - нижние лежали, ряд за ними опустился на колено, следующий ряд стоял. Десятки пулеметов готовились встретить непрошеных гостей. Прибывали всё новые волны пополнения. Человеческая масса, месяцами формировавшаяся в генном центре Города Праны, наконец была задействована по-настоящему...
   - Гонсалес?! Вы не уснули? - повторил Луриа.
   Бандит фыркнул:
   - Мы готовы!
   Он отдал приказ, его бойцы распаковали ящик и опустили в колодец сюрприз. Вслед за ним спустился сам Гонсалес. Осторожно, стараясь не высовываться, раскрыл и застопорил двери лифтового колодца. Праниты, увидев, как створки расходятся, дали в проем двери сокрушающий залп. Гонсалеса, спрятавшегося сбоку от нее, даже не зацепило. Он поднялся назад. Бойцы бросились подальше от колодца, и взрывное устройство было активировано. Буря осколков прошлась по шахте снизу вверх, и когда первые солдаты сборной спустились, они обнаружили, что драться уже почти не с кем.
   Поскольку видеокамеры в коридоре не работали, а выйти на связь никто из пранитов не успел, маневр сборной явился сюрпризом и на других уровнях. Медленно, но не неся больших потерь, сборная спускалась все ниже, к Центру, к Сердцу города. Бойцы поверили в себя, и в этом не было ничего удивительного, учитывая, насколько они верили теперь своим командирам. Еще бы - ведь и сам Луриа, и его ближайшие помощники держались уверенно, невозмутимо. А когда пришла пора спускаться по первому отвоеванному лифтовому колодцу, никто из командиров сборной даже бровью не повел, увидев, какой метод передвижения избрал Бакай. Он и человек-компас просто плыли по воздуху. Бойцы не знали, какая сила держит этих странных людей, и знать этого не хотели.
   Гонсалес же только со стороны выглядел невозмутимым. На самом деле бандит был в ярости - ожидал смерти, а она все не приходила. Слишком легко давались сборной рубеж за рубежом. Ряды бойцов почти не редели, и это в то время, когда в каждом новом отвоеванном тоннеле сборной доводилось пробираться по горам вражеских трупов. Взрывные устройства делали свое дело.
   Макбрайд направлял солдат к цели кратчайшим путем, они не отвлекались, почти не имели времени оглянуться по сторонам. Лишь один раз, увидев вереницу расположенных по обе стороны коридора дверей, Луриа спросил Макбрайда, что там. Человек-компас ответил: "Жилые помещения инженерного корпуса".
   - Там есть кто-нибудь?
   - Еще бы, - отозвался Макбрайд. - Правда, основная масса людей на постах, но и здесь немало.
   Луриа спросил Бакая:
   - Вы местных инженеров знаете, и цену им знаете тоже... Стоит зайти к ним в гости и немного пострелять?
   Тот отрицательно покачал головой:
   - Они ничем не смогут нам помешать. Пусть лучше сидят в своих норах. Уничтожать их нежелательно, потому что после приведения их мозгов в нормальное состояние человечество получит в свое распоряжение прекрасных ученых.
   В этот момент Луриа смотрел на Бакая и поэтому налетел на внезапно остановившегося бойца. Солдаты в нерешительности прекратили продвижение.
   - В чем дело? - поинтересовался командующий.
   - Смотрите, - капитан "котиков" указал ему вперед. Коридор шел наклонно вниз, расширялся, и за ним лежало помещение совершенно невероятных размеров. Свет там был значительно сильнее, но нечто иное, кроме света, отличало зону, в которую вступала сборная, от тех помещений, которые она уже прошла. В зале слоями висел плотный туман. Странный, фантастический, перетекающий из одних оттенков спектра в другие, ходящий потоками, струящийся сквозь остатки нормального воздуха, которого здесь было не очень много. Бойцы боялись вступать на отравленную, как им казалось, территорию. Некоторые смельчаки сделали это, но тут же отпрянули обратно в коридор. В тумане с людским разумом происходили странные, оглушительные вещи - войдя в него, человек менялся. Все органы чувств обретали новые свойства, о которых человек раньше не мог и мечтать. Но чувствовалось, что это обман. Наркотик. Внушаемая туманом иллюзия рая затягивала, но не верилось в правдивость новоявленного Эдема, в каждом его луче ощущалась ложь. Опасная и отталкивающая.
   Бакай понял, что влияния всех призванных им на помощь индукторов на этой территории уже недостаточно. Конечно, пусть и с трудом, но бойцы смогут двигаться в эпицентре фона. Но смогут ли они в нем сражаться? Нужно было принимать более серьезные меры. Бакай подозвал Романенко и распорядился раздавать "причастие".
   Бойцы с недоверием косились на доктора. Тогда Луриа отдал соответствующий приказ и, показывая пример, сам первым проглотил капсулу.
   Получив свою дозу, Гонсалес с сомнением подержал ее в руке, и отправил в рот. Многие из его бойцов даже после приказа Луриа не хотели глотать эту гадость, и надо было подать еще один пример. Потом повысить голос. Убедить. В последнем помог Бакай, пообещавший, что тот, кто откажется принимать противоядие, в тумане умрет через несколько минут. Ложь, конечно. Но в устах Бакая даже самая невероятная ложь звучала убедительно.
   Капсулы содержали мощный наркотик, стимулирующее и озлобляющее средство. Сами монахи им не воспользовались - пробить возведенные ими в собственном разуме защитные бастионы не мог даже фон Центра. И поэтому, не нуждаясь в медикаментозной защите, только монахи сохранили ясность мышления. Остальные солдаты сборной по сути превратились в машины: отменная реакция, отсутствие сомнений и страха, но ни малейшей мысли. Действия на уровне рефлексов. Теперь они стали настолько же уязвимы, как и искусственные воины пранитов, но иного выбора не было - надо было любой ценой продвигаться вперед. Исключением из всех, принявших капсулы, являлся только Луриа, которого Бакай к подобной ситуации лично готовил в преддверии штурма. Командующий ощущал злость, но ясность мышления сохранил вполне.
   А вот на Гонсалеса наркотик подействовал плохо. Ему, вероятно, надоело ждать смерти, и он решил пойти ей навстречу. Что и сделал немедленно. Не выбирая направления, не понимая, что с ним происходит, он мчался сквозь слепящие лучи, порождаемые туманом. А в голове мелькали какие-то ошметки мыслей.
   Как туман может порождать лучи?
   Зачем он это делает?
   ЧТО стоит за всем этим?
   КТО стоит за всем этим?
   Неужели и настоящий рай будет таким же? Почему в нем такая плотная атмосфера? Будто не бежишь, а идешь в воде. Не в такой ли воде зародилась земная жизнь? Но кто создал воду? Зачем? "Зачем я сворачиваю? - мелькало в голове Гонсалеса. - Я ведь не собирался. Это, наверное, пресловутое шестое чувство... Вот он - коридор. Почему никто не встречает меня? Неужели у пранитов больше некому защищать их гнездо? Жаль. Кто сказал, что то, что мы делаем - правильно? Может быть, вмешавшись в борьбу высших сил на стороне противников Праны, мы совершили преступление?..."
   Только один Макбрайд знал, почему Гонсалес так себя ведет. Знал, потому что сам его направил, даже ни с кем не советуясь и не спрашивая позволения у командиров. Просто нужно было пожертвовать кем-то, чтобы открыть новую ловушку, и в Гонсалесе человек-компас нашел существо, не только не боящееся смерти, но стремящееся к ней.
   А солдаты сборной пораженно смотрели, как Гонсалес, будто ослепнув, бежал прямо на стену. Но стена расступилась перед ним, открыв потайной ход. Гонсалес ринулся туда, и на пол упали куски его тела - сработала лазерная защита. Здесь, в Центре, к которому приблизилась сборная, компьютеры не подчинялись главному серверу города и продолжали защищать своих создателей.
  
  
   Глава VII
  
   Бринн восхищенно взирал на своих ребят - его уважение к Бакаю усилилось безмерно. Монахи "Агаты" быстро привели мозги студентов в нормальное состояние. Слава Богу! А то Бринн уже думал, что парням прямая дорога в сумасшедший дом. Оказалось, все исправимо, если знать, как исправлять. Причем привитые в боевой школе Праны воинские навыки остались. Таким образом, в распоряжении Луриа оказался великолепный боевой отряд. И глава сборной не преминул воспользоваться группой Бринна, услав ее с подробнейшими инструкциями в Соединенные Штаты.
   Единственное, чего теперь опасался Бринн - воздействия ретрансляторов, которому они подвергнутся в Штатах. Правда, Луриа утверждал, что их будут охранять от фона, но в эффективность поддержки паранормальщиков Бринн верил с трудом - он прекрасно помнил ощущение, которое испытывал в Цитадели, и не был уверен, что против фона существует противоядие.
   Так или иначе, вскоре после перенастройки сознания, проведенного с бойцами Бринна на вилле "Агата", его диверсионную группу забросили в Канаду, куда, в отличие от Штатов, еще летали авиалайнеры, и где еще работали аэропорты.
   Бринн давно не был в Оттаве, и сейчас этот город с полуторамиллионным населением произвел на него странное впечатление - он был пуст. На улицах почти не видно было прохожих, редко проезжали машины. Магазины не работали, но это не означало, что они заперты - город, превратившийся в рай для мародеров, встречал любителей легкой наживы распахнутыми дверями. Блюстителей порядка не было видно вообще.
   Все, кого довелось повстречать бойцам Бринна, чем-то походили друг на друга - странная апатия царила на лицах последних жителей. Студенческий вожак следил за невесть откуда взявшимся стариком, который спокойно вошел в распахнутый настежь магазин, сгреб в целлофановый пакет горку консервов, сунул туда же пару бутылок спиртного и так же спокойно, шаркающей походкой направился к выходу. Бринн остановил его. Спросил, что происходит с городом.
   - Чего? - не понял старик. - Что значит "с городом"? Здесь так же, как и везде сейчас...
   А поскольку Бринн не нашелся, что сказать, старик продолжил:
   - Ты лучше скажи, сынок, что происходит с миром?
   Бринн молчал.
   - Все уезжают в Штаты, - пояснил дед. Он повесил пакет на ручку двери, достал бутылку и приложился к горлышку, - там рай. Здесь этого не чувствуется, но там, когда пересечешь границу, становишься ангелом. Вы ведь тоже в Штаты направляетесь?
   Бринн по-прежнему молча смотрел на старика. Тот хитро прищурился:
   - Можешь не отвечать, если стесняешься. И так знаю.
   Он хлебнул еще и заметил:
   - Кстати, откуда вы прибыли, что задаете такие вопросы?... Не из Европы случайно?
   Бринн не знал, что отвечать и стоит ли отвечать вообще. Он попросту растерялся.
   Старик пожал плечами:
   - Наверное, не из Европы. Там ведь для таких, как вы, и таких, как они, - он кивком показал на опустевшие дома, - есть Германия. Тоже земля обетованная... Но в любом случае, если ты направляешься туда, - старик ткнул пальцем в сторону юга, значит, ты пришел из темного мира. Я прав? Ха, темный мир, они так это называют. Ничего, они еще приведут всех вас к свету.
   Бринн поинтересовался:
   - А почему вы остались?
   Старик раскатился хрипловатым смехом:
   - А на хрена мне их рай? - внезапно он стал серьезным, в глазах промелькнул испуг. Взял Бринна за лацканы пиджака и дохнул ему в лицо застарелым перегаром. - Сынок, и тебе там делать нечего, поверь. Думаешь, там действительно рай? Не-е-т... это нечто другое.
   - Но ведь пришел Иисус! - с плохо разыгранным пылом возразил Бринн. Увидев реакцию старика, прокашлялся, смутился, - ...они говорят, что пришел.
   Старик потряс перед его лицом грязным пальцем:
   - Говорят? Они говорят?! Да, я знаю... Они скажут. Еще не то скажут! А такие, как ты, распускают сопли и летят, словно мошки на огонь. - Уровень жидкости в бутылке понемногу уменьшался. Старик вытер губы засаленным рукавом. - Знаешь, что это мне напоминает?... Я видел трансляции массовых молебнов - это единственное, что показывало телевидение в последние дни, теперь оно вообще не работает... Я видел глаза молящихся. И я видел такие глаза раньше. В старой хронике. Да! Я уже видел такую святую уверенность - когда немцы развлекались на факельных шествиях, а потом миллионами уничтожали людей в газовых камерах концлагерей и обтягивали человеческой кожей абажуры... Иисус пришел! Ха, держи карман шире! Говорят, в Библии предсказано, что перед концом света много будет таких "иисусов". Не знаю, не читал. И не знаю, насколько много их появится, но один во всяком случае уже есть... Не надо туда ездить, - старик умоляюще посмотрел на Бринна и его солдат, - не надо, оставайтесь лучше людьми. Там, - он опять ткнул пальцем в сторону юга, - там уже не люди.
   - Я подумаю, - пообещал Бринн и обернулся к бойцам, - пойдем, парни.
   Старик присел на крыльцо магазина и слезящимися глазами смотрел в лицо уходящему отряду.
   - Да хрен вы подумаете... - проворчал он. - Самоубийцы.
   Но старик ошибся - самоубийцами бойцы Бринна не были. Они хотели жить, более того - они собирались сделать все возможное, чтобы остались в живых другие люди, обреченные Праной на смерть.
   Первые дни на американской территории огорошили команду Бринна. Вожак не знал, стоит ли радоваться легкости, с которой проходит миссия. Тогда на побережье они с Романенко полдня уделили обсуждению способов решения многочисленных проблем, которые могут возникнуть в ходе поездки. Теперь даже обидно немного, что проблем не возникает. Никаких.
   Обидно потому, что это является прекрасным показателем состояния, в котором находятся жители.
   В первый день своей миссии, прилетев в Канаду, они увидели первые признаки беды, но пересекая американскую границу, они видели признаки уже не беды, а катастрофы. Канадцы охраняли кордон, причем тщательно. Но по другую сторону границы ее не охранял никто. Не было никого и на улицах. На трассах - ни единой машины. Единственным свидетельством того, что не все еще в этой стране сошли с ума, было наличие электроэнергии и связи. Но это всё, больше здесь, похоже, ничего не работало. Во всяком случае, о телевидении и радио, как и предупреждал старик, тут явно забыли. О газетах и говорить не приходилось.
   Но куда, черт возьми, подевались люди? Не могли же они испариться.
   Впервые присутствие местных жителей команда Бринна почувствовала, когда бойцы проезжали мимо церкви. Обыкновенной, католической. Но вой, который оттуда доносился!... Если происходящее и было мессой, то неизвестно, какому божеству она была посвящена.
   Бринн не стал задерживаться - слишком много знакомого доносилось до него из распахнутых дверей храма. Звуки, мало напоминающие человеческие голоса, даже запах... все это он уже проходил, в Цитадели. И с него было достаточно. Не хотелось даже вспоминать.
   Заправлялись бензином они очень просто, далеко не всегда на заправках - достаточно было подоить бак любого из тысяч стоящих где попало никому не нужных автомобилей. Еду и все необходимое брали в любых магазинах. Принять у них плату было некому. Деньги стали не нужны. Люди молились, и это было единственным их занятием. Промышленность остановилась, экономика перестала существовать. Бринн с ужасом думал, что даже если будет убран фон, парализованная страна вряд ли сможет сразу вернуться к прежнему образу и уровню жизни. Не говоря уже о том, что если фон не будет убран в течение ближайшего времени, многие просто умрут от голода. Ведь почти никто из местных даже не трудился принимать пищу, и возле каждого храма росли горы трупов. Люди, умирая от истощения, последние шаги делали в сторону несущей загробное спасение пранитской церкви. Сюда же еще стоящие на ногах приносили тела родственников. И хотя Армагеддон еще не наступил, отход нации в лучший мир уже начался. Казалось, что эта преждевременность никого не беспокоит.
   Самую глубокую рану в душе Бринна оставил поиск оружия и необходимого снаряжения. Не охранялись даже военные склады. Впрочем, смотря какие - ядерное оружие по-прежнему находилось под контролем. На первой же из подобных баз, посещенной солдатами Бринна, отряд увидел прекрасную охрану. Совсем другие люди - казалось, фон совсем не влияет на них, либо, скорее, они защищены от него. Возможно, такими же методами, как и сама группа Бринна. Солдаты (если это действительно были солдаты) немало удивились, заметив даже не подумавших действовать скрытно, подъехавших к воротам базы, визитеров. Бринн проклинал себя за то, что поддался влиянию безопасной, на первый взгляд, обстановки. Все оказалось несколько сложнее.
   Насколько сложнее, он понял быстро.
   Охранники были, мягко выражаясь, удивлены. Своих, возможно, они могли узнать издалека, и, вероятно, сразу поняли, что "гости" явно не принадлежат к их клану. Но если не принадлежат, почему тогда спокойно разъезжают по дорогам, а не бьются головой об пол ближайшей пранитской церкви?
   Отряд Бринна обстреляли. Бойцы не остались в долгу, и охрана на воротах была уничтожена. Но тревога была уже поднята, взвыли сирены, к воротам бежали люди... Бринн дал команду уезжать. И чем быстрее, тем лучше, ибо на территории базы показались первые джипы.
   Погоня не была ни длительной, ни результативной для пранитов. В полумиле от базы машины Бринна по его приказу остановились. Праниты были вооружены легко. Отряд Бринна - до зубов. По мелочам решили не размениваться - несколько секунд работы гранатометов, и бойцы могли ехать спокойно - от опрометчиво кинувшихся в погоню пранитов почти ничего не осталось. Во всяком случае, ничего живого.
   Лучше от этого Бринн себя не чувствовал. Понимал, что наверняка уже все соответствующие структуры Праны оповещены о том, что на территории страны действует команда не подчиняющихся фону людей. Причем, судя по всему, явных врагов. Утешало лишь то, что нормальная государственная система, похоже, была разрушена - за все время отряд не встретил ни одного полицейского. А пранитов не могло быть настолько много, чтобы проследить за продвижением отряда. Бринн знал, что он с бойцами вполне может затеряться так, что никто не сможет обнаружить и уничтожить их отряд. Оставалось совершить еще несколько набегов на склады, и откладывать это дело в долгий ящик Бринн не стал.
   Когда все необходимое для проведения операции было найдено, взято и сложено в машины, отряд перестал петлять по стране и направился прямо к конечной цели. Этой целью был Вашингтон.
   Бесконечные ленты дорог разворачивались под колесами машин. И никого рядом, никого, идущего навстречу или на обгон. Одиночество на земле живых мертвецов. Бринн поклялся, что тот, кто сделал это с его страной, легкой смертью не отделается.
  
  
   Глава VIII
  
   Направляя Гонсалеса к скрытой двери, Макбрайд знал, что иного выхода нет. И ничуть не сожалел, что жизнью колумбийца пришлось пожертвовать, человек-компас прекрасно понимал, что именно этого Гонсалес и добивался - умереть здесь, в Цитадели. Он получил то, что хотел, и этому можно было позавидовать. Макбрайд тоже не отказался бы сейчас заснуть навечно, но знал, что это не удастся.
   Иногда жизнь - не такая уж и приятная штука, особенно когда тебя превращают в вещь, в инструмент, как сейчас превратили его самого.
   - Что с тобой? - услышал Макбрайд взволнованный голос Луриа, но не сразу понял, что вопрос адресован ему.
   А что с ним, собственно? Внезапно компас понял, что перестал видеть город - перед ним словно папиросная бумага. Искусственный барьер. Наспех, но эффективно сработанный. Вполне достаточный, чтобы остановить сборную.
   - Что с тобой? - тряс его Луриа, - ты слышишь меня, Мак? Отзовись!... Доктор! Доктор Бакай, поглядите! У нас, кажется, проблема!
   А через некоторое время Макбрайд услышал, что его зовет Бакай.
   "Почему он не спросит меня молча? - думал компас. Почему не войдет в мозг и не посмотрит? Неужели не может? Чем же тогда меня блокируют, что даже Бакай не способен ко мне прорваться?"
   Макбрайд не понимал, что Бакай просто не хочет этого делать. Доктор попытался было войти в разум компаса, но, ощупав поставленную врагом стену и обжегшись об нее, испугался. Он не понял, что именно выстраивают праниты в мозгу детектива, но свойства, которыми обладал барьер, испугали его.
   Что еще не означало необходимости пожертвовать компасом.
   Бакай решил защищать Макбрайда. Но не в одиночку. Посоветовав Луриа при штурме открывшегося коридора, наверняка начиненного смертоносными сюрпризами, доверить оперативное командование остро чувствующему опасность Романенко, сам Бакай остался с монахами на месте. Ученики Бакая окружили Макбрайда и старались продраться сквозь возведенное в его разуме оборонительное сооружение. У них ничего не получалось, но отступать было немыслимо - в Сердце Цитадели отсутствие компаса будет означать для сборной неминуемую гибель.
   Бакай требовал:
   - Отзовись, Мак!
   Компас пытался ответить доктору, но не получалось. Макбрайд не мог открыть рот и обнаружил, что не способен даже пошевелиться. У него возникло ощущение, что его живьем положили в гроб, залили расплавленным свинцом и теперь металл застывает. Уже практически застыл.
   "Что делать? - бился в сознании бесполезный вопрос, и мозг порождал безнадежное: - А что можно сделать в подобной ситуации? Ничего!"
   Волнами, приливами разум компаса охватывала паника. Собственный страх душил Макбрайда больше, чем сковавший его свинец возведенной пранитами стены.
   Серая пелена, закрывшая глаза, начинала въедаться в них. Словно сквозь бесплотное, несуществующее вещество, проходила сквозь веки. Впивалась в зрачки. Ввинчивалась через них в мозг, проникала в кровь и превращала благородную, жизнеутверждающую жидкость в труху. В такую же серую, рваную пелену.
   Мозг сдавался и терзал своего хозяина безумной, бесконечной, всепожирающей паникой.
   Удар.
   "Что это было? Молния? Кулак?... Будьте вы прокляты - вы, те, кто ввязал меня во все это".
   Еще удар. Еще.
   "Хватит! Не надо! Не надо!!! Отпустите мое тело, и вы увидите, как я умею молить о пощаде. Как я могу стоять на коленях. Я буду стоять на них бесконечно, до тех пор, пока не вымолю у вас прощения. Думаете, не вымолю? Не сумею? Или вам просто все равно? Неужели человеческая жизнь для вас безразлична? Наверное. Тут большой бизнес, а подобные мне идиоты говорят о такой мелочи, как собственная жизнь. Кому она нужна? Кроме меня самого, конечно. А власть и деньги нужны всем. Положи на весы - какая, думаешь, чаша перевесит?"
   "Так что ж я... Боюсь? Да, боюсь! Интересно - боится ли свинья, когда пика пронзает ее толстую кожу, буравит ход сквозь жирную плоть и врывается в сердце. Свиное сердце - кого оно интересует? И кого интересуешь ты, вонючий легаш? Считаешь себя лучше свиньи? С какой стати? Ах, ну да - ты человек! Твою мать, можно подумать, это кого-то остановит... Смерть для всех равна, почему ты думаешь, что чем-нибудь лучше тех, чьею плотью питался всю жизнь? Пришел твой черед пополнить рацион существ высшего порядка. Добро пожаловать на стол, легавый! Добро пожаловать домой".
   Еще удар.
   "Неужели это можно вынести? Неужели я еще жив? Особенно теперь, когда я понял, что удары - не основное их оружие, а только предупреждение. Как стук в дверь. И стучали они уже достаточно, сейчас дверь распахнется".
   Полицейский понял, что час его смерти настал.
   Бакай старался сильно в мозг Макбрайда не углубляться - для этого есть подготовленные им люди. Сам он осуществлял общее руководство и следил за состоянием своих учеников. Следил скорее по привычке - вряд ли он смог бы сейчас им помочь. Дело тут было не в силе, а в том, что Бакай не мог ни обнаружить индукторов, ни понять, какими методами они действуют. А когда не известен яд, не подберешь и противоядие. Можно, разумеется, пробовать все подряд, тогда один из вариантов может и сработать. Если, конечно, гораздо раньше сумасшедшая мешанина средств не убьет пациента. А таких подопечных у Бакая сейчас было слишком много: начиная с самого Макбрайда и кончая монахами, пытавшимися его спасти. И почти у каждого - свои, отличающиеся от других симптомы. Это давало основание думать, что во вторжении участвует не один человек, а целая группа. Что, в свою очередь, не давало поводов для оптимизма.
   Но как ни старались подручные Бакая принимать на себя посылавшиеся Макбрайду удары, тому приходилось сейчас намного хуже, чем остальным. Его тело застыло, стало твердым как камень и холодным как лед. Такое ощущение, что сердце остановилось и кровь больше не движется, поддерживая в организме жизнь. Но детектив явно находился еще на этом свете. Мозг работал и пытался сопротивляться захватчикам.
   Отчаянные, панические его действия вряд ли могли остановить ворвавшихся в разум Макбрайда убийц, и если бы не монахи, то полицейского давно бы уже не было в живых. Чего это стоило чернорясым, непосвященный человек не смог бы понять никогда, увидев как сидят в позе лотоса вокруг вроде бы мертвого тела странно одетые люди и ничего не делают.
   Но что это?!
   Внезапно один из монахов начал плавиться, словно тело его было сделано из воска. Кожа на лице оплыла и поползла вниз. Монах зашевелился, но не как живое существо, а как погибающая на горячем ветру фигура из льда.
   И действительно - человек таял, и ветер был. Сухой и ядовитый, он поднялся вокруг монаха и превратился в смерч, маленький, но вполне способный убить. Растворяющееся тело начало скручиваться в спираль, монах завалился набок и таял прямо на глазах, словно брошенное на асфальт мороженое.
   ...Лужа густой жидкости, мягкие, пластилиновые полоски оплывших костей... когда все это образовалось, смерч исчез.
   Бакай смотрел на происходящее и даже не упрекал себя за то, что не попытался помочь несчастному. Все равно не получилось бы, только себя бы сгубил. И он продолжал координировать действия монахов, сам оставаясь вне эпицентра битвы, которая временами почти утихала, но затем вновь разгоралась с неистовой силой. Никто не знал, как долго будет продолжаться эта пытка. Силы таяли, и хуже всего было то, что неведомые враги сковали монахов, зафиксировав сознание каждого из них на точке боя. Теперь ученики Бакая при всем желании не могли покинуть битву, им оставалось победить или умереть.
   Бакаем овладело отчаяние. Его лучшие люди гибли на его глазах. Долгие месяцы Бакай готовил их к интеллектуальным сражениям, прекрасно осознавая, с какой силой придется рано или поздно столкнуться. И вот теперь, когда столкновение, наконец, произошло, он понял, что переоценил свой педагогический талант, и это будет стоить жизни прекрасным, умнейшим парням и, не исключено, послужит причиной гибели всех сил сопротивления, которые, оставшись с Праной один на один, окажутся беззащитными. Бакай всегда знал, что в грядущей войне главным оружием, главным мускулом окажется человеческий мозг. И он готовил людей, которые могли бы встать на пути сверхпрофессиональных, подготовленных под личным руководством Иоанна Крестителя, индукторов Праны, для которых коэффициент интеллектуального развития, в четыре-пять раз превышающий средний, был нормой. Бакай сравнивал с ними своих учеников и считал, что монахи "Агаты" не слабее индукторов Праны. Но теперь реальный бой показывал, что монахи оказались недостаточно сильны. Хуже того - они до сих пор не могли обнаружить нападающих и нанести ответный удар.
   А праниты тем временем не стеснялись использовать беспомощность чернорясых учеников Бакая и убивали их одного за другим. Доктор, обливаясь потом, в ужасе следил, как совсем рядом с ним плавится один из лучших, сильнейших его учеников. Следил и опять ничем не мог помочь. Он сканировал, бесконечно сканировал атакующий сигнал, но запеленговать нападающих не мог. Даже он не мог! А ведь считал себя одним из лучших индукторов мира. Верил, что почти так же силен как сам Иоанн. Да что там - и праниты его таковым считали. А теперь...
   "Боже, как больно! - сам того не замечая, шептал Бакай пересохшими, потрескавшимися губами. - Как больно видеть, что все рушится!"
   Бакай раньше понятия не имел, что маскировка при нападении может быть идеальной, и убивающий тебя не понесет ущерба лишь потому, что даже умирая, ты не обнаружишь его. Человек не способен на такое.
   Ну конечно же!
   Человек на такое не способен!
   Человек!
   Бакаю потребовались доли секунды, чтобы найти Спасителя. Гораздо дольше он подбирал выражения, чтобы, задавая вопрос, сохранить хотя бы немного вежливости. И все-таки буркнул глупость:
   - Ну?
   Ответом была тишина.
   И упавший занавес.
   Спаситель, за несколько наносекунд успел просканировать мозг обратившегося к Нему Бакая, сравнил последствия Своей поддержки пранитов и поддержки сборной, понял опасность сложившейся ситуации и снял с пранитов свое прикрытие.
   У Бакая перехватило дыхание. Нет, он не ошибался, когда гордился своими людьми. Монахи действительно оказались сильнее пранитов, даже самых развитых. Когда Спаситель снял с индукторов Праны Свою защиту, монахи немедленно их обнаружили и атаковали. И как атаковали! Мастерски, с ювелирной точностью выбрав метод, для чего им даже не понадобилось согласовывать действия - каждый из чернорясых мгновенно понял, что удар направлен огромной группой пранитов, собранных последовательно. Такая тактика имела смысл, потому что в группе индукторов лишь некоторые были достаточно сильны, именно они и стояли на острие излучения, остальные просто добавляли силы лидерам. Параллельная атака потребовала бы мастерства от каждого, и, скорее всего, зная силы большинства своих индукторов, праниты не надеялись на эффективность такого построения и выбрали последовательное. Это стало настоящим подарком для монахов - параллельный строй индукторов тяжело сломить, потому что бить нужно каждого. Теперь же, когда собрав все свои силы в единый кулак, монахи влепили концентрированный удар в острие атакующих, праниты посыпались один за другим, по цепочке, словно падающие костяшки домино. Удержать эту цепную реакцию праниты не могли, и через несколько секунд все атакующие были мертвы.
   Бакай вернулся в реальный, физический мир, вновь начал ощущать собственное тело и почувствовал, что дрожит, словно в лихорадке. Попытался успокоиться, перевел дух.
   И впервые позволил себе фамильярность по отношению к Спасителю:
   - Ну и шуточки у тебя!
   Ответа, разумеется, не было.
   Пока монахи приходили в себя, Бакай занялся компасом - Макбрайд был жив, но работать еще не мог. Его крутило, словно в центрифуге. Тело полицейского то начинало с бешенной скоростью вращаться, то ненадолго снова успокаивалось в горизонтальном положении. Когда он в очередной раз завис головой вниз, Бакай сплюнул:
   - Мак, время идет, ищи скорей... Он потерял меридиан, - объяснил Бакай монахам, - раньше чем придет в норму, двигаться вперед нельзя, даже если наши прорвутся через коридор.
   Чернорясые молчали. Пятеро из них никуда уже не пойдут - от них даже тел почти не осталось. Да и остальные чувствовали себя далеко не лучшим образом. Они победили, не только отбили Макбрайда, но и уничтожили нападавших. Но эта победа стоила их братьям жизни.
  
  
   Глава IX
  
   Романенко оказался неплохим командиром. Дон Шнайдер даже не ожидал от него подобной прыти. Их было только четверо - монахов, помогавших сборной проникнуть в новый коридор, остальные защищали Макбрайда. Дон и сам не знал, хотелось бы ему в данный момент помогать в этом учителю. С одной стороны, он любил выполнять такие сложные, требующие полной отдачи сил и знаний приказы. С другой - понимал, что каждое подобное задание может оказаться последним в жизни.
   Дон был счастлив, что у него нет времени и возможности оглянуться, посмотреть на окруживших Макбрайда товарищей и понять, что с ними происходит.
   Времени действительно не было. Коридор сожрал первых, кто попытался грубыми методами, с помощью оружия, разделаться с системой лазерной защиты. Бесполезное, и, как оказалось, опасное занятие. Излучатели могли поворачиваться, и лучи, соответственно, отклоняться на девяносто градусов. Хорошо еще, что бойцы находились под действием наркотиков. Им все сейчас было безразлично, в противном случае после первого же залпа они в ужасе разбежались бы. А теперь просто разошлись в стороны от входа в коридор, подальше от смерти. Доверчиво смотрели на своих командиров и ждали приказов.
   Луриа, ожидая от системы защиты чего угодно, но надеясь на нестандартные возможности монахов, предоставил Романенко сомнительную честь руководить штурмом этого бастиона. Тот объяснил командующему, что для захвата коридора придется сознательно жертвовать людьми и попросил разрешения готовить смертников. Луриа, понимая, что иного выхода нет, дал согласие.
   Проблема заключалась в том, что прекрасно защищенные излучатели находились по бокам тоннеля, поэтому прямое попадание, которое могло бы их разрушить, было невозможно, и стрелковое оружие сборной оказалось бессильно. Решить проблему могла бы связка мощных гранат, но добросить ее до расположенных слишком далеко излучателей было нельзя. Гранатометов у сборной не было. Поэтому Романенко подозвал первого же попавшегося под руку "котика", дал ему, и так уже не помнящему себя от наркотиков, еще четыре капсулы. Три такие же, какие Бакай раздавал прежде, а одну совершенно иного типа - не продолговатую, а почти круглую, ядовито-желтого цвета. Боец безропотно ее проглотил, даже не помыслив возражать. Глаза его заволокло пеленой, он едва удержался на ногах. А когда восстановил равновесие, то выпрямился и застыл, словно пластмассовый солдатик. Да и мыслей у него теперь оставалось немногим больше, чем у куска пластика. Зато мускулы... они превратились в нечто совершенно немыслимое, твердое, словно сталь, и быстрое, как молния. Именно такое тело и нужно было сборной в данный момент.
   Бойца обвязали с ног до головы всем, что только может взрываться. Ходячая мина получилась внушительной. Нормальный человек под такой тяжестью не смог бы устоять на ногах, но боец нормальным человеком теперь ни в коем случае не являлся, поэтому даже не пошатнулся. Романенко хотел отдать приказ, но что-то случилось с голосом (трудно все-таки посылать человека на смерть), и он молча, пользуясь только энергичными жестами, разогнал воинов, показал им, что надо встать поближе к стене, чтобы взрывная волна, которая вырвется из тоннеля, никому не смогла навредить. Затем пальцем указал обвязанному взрывчаткой и гранатами бойцу на тоннель. Смертник медленно кивнул головой. Романенко подозвал Дона, тот подошел к бойцу, положил ему руки на лоб, простоял так несколько мгновений, и лицо солдата начало наливаться кровью. Затем кровь пошла из носа, но камикадзе этого, кажется, даже не заметил.
   Электронике для того, чтобы разобраться в ситуации и должным образом среагировать, требуются микросекунды. Человеку не угнаться за созданной им же самим техникой, и все, что мог сделать солдат, - пробежать по тоннелю как можно дальше. Для этого ему были нужны нечеловеческие возможности. И он, благодаря наркотикам, их получил. И теперь, когда тело заработает, оно станет сверхчеловеческим. Всего на пару секунд, потом оно погибнет. Но попав под огонь излучателей коридора, бойцу все равно не продержаться дольше. И за эту пару секунд организм, рассчитанный на многие десятилетия жизни, исчерпает все ресурсы, отдаст себя без остатка.
   Когда Дон, подготавливавший мозг и нервную систему "котика", почувствовал, что тело бойца готово, он оторвал от его лба свои руки, на которых остались куски дымящейся кожи солдата, и отошел в сторону.
   Юного монаха трясло. Он не мог сдержать впившуюся в его нервы заразу сомнений.
   Совесть?
   К черту... какая совесть, если...
   - Это война, - вспомнил он и повторил как заклинание, в который уже раз за последние дни. - Это война, Дон. Наверное, еще не раз нам придется испытывать подобное. Сражаться нелегко, но дело не в легкости, а в долге. Возможно, нас ждут новые потрясения, и не далее как через минуту. Но кроме нас никто не сделает нашу работу.
   Да, мастер был прав. Абсолютно и безоговорочно. Это война. Дон шептал: "Ты не просто подготовил бойца к атаке, ты передал ему смерть. Он погибнет с твоей помощью. Возможно, он не последний, кто покинет этот мир именно с твоей подачи, но это еще не означает, что надо биться в припадках раскаяния. Это действительно война, и у нее свои законы. Раскаиваться и терзаться муками совести будешь потом, когда все останется позади".
   Солдат вздрогнул...
   Цепная реакция, подготовленная наркотиками и вызванная влиянием Дона, сделала свое дело - боец исчез. Он двигался так быстро, что никто даже не успел заметить, как он тронулся с места. Только что стоял здесь - и вот уже гремит взрыв.
   Оставалось проверить, насколько эффективной оказалась жертва, и Романенко ничтоже сумняшеся послал в тоннель второго бойца. Тот упал, разрезанный надвое. Прекрасно! Всего лишь надвое - работал только один излучатель, да и тот кое-как. Совсем другое дело. Третий боец сумел подобраться к защитной системе поближе и влепил в стену в районе излучателя связку гранат. Один из осколков оторвал ему руку до локтя, но боец на такие мелочи не реагировал. Он прошелся до линии излучателей и тут увидел, что брошенные им гранаты полностью проблему не решили. Черный, наполовину выглядывавший из стены шар излучателя был поврежден, но не уничтожен, он работал, пусть плохо, но все еще эффективно.
   Боец подошел к излучателю вплотную, оценил навешенный на свое тело взрывной арсенал, решил, что этого хватит - когда гранаты сдетонируют, излучателю конец. Боец взял в руки одну гранату и выдернул чеку.
   От черного глаза излучателя не осталось ничего. От солдата - тем более.
   Романенко, наблюдавший за дуэлью человека и техники с безопасного расстояния, махнул рукой, затем, почувствовав, что с голосом снова все в порядке, крикнул:
   - Вперед, хлопцы! По обычной схеме.
   Слова "по обычной схеме" означали, что в первых рядах опять предстоит идти бандитам - спецназовцев по-прежнему держали в арьергарде. Слишком они профессиональны и ценны, чтобы служить пушечным мясом в обычном бою. Их берегли для боев главных.
   Романенко не понравилась заторможенность, с которой, по его мнению, двигались бойцы, и он прикрикнул, уже с некоторым негодованием:
   - Я кому сказал? Вперед! Живо, живо!!!
   Луриа не без удовлетворения следил за действиями этого монаха. Когда-нибудь, если Прана будет уничтожена, Луриа решил переманить Романенко к себе, на государственную службу. Если, конечно, тот еще согласится.
   Понукаемые монахом, солдаты бросились в коридор. Он был не очень широк, но длинен. Сюрпризов больше не подбрасывал и успел уже принять в свое чрево немалую часть сборной, когда вновь напомнил, что склонен к неожиданным шуткам. Вслед за бойцами картелей в коридор успели уже проникнуть первые "котики", когда пол распахнулся. Во всю длину. Оказалось, что он представляет собой своеобразную двустворчатую дверь. Тянущуюся вдоль коридора линию створа заметить было почти невозможно - настолько плотно, герметично были пригнаны створки. Теперь, когда пол открылся, люди полетели вниз. Яма была не очень глубокой. Но наполненной серной кислотой.
   Садисту, проектировавшему эту линию обороны, мало было уничтожить нападавших - помимо этого он, кажется, рассчитывал напугать оставшихся в живых и заставить их отказаться от дальнейшего продвижения. Именно для достижения подобного эффекта кислота была налита всего лишь полуметровым слоем, и находящиеся у входа в коридор могли видеть лица умирающих. После этого, рассчитывали праниты, противник будет полностью деморализован. Романенко не был с этим согласен, он только подумал о том, что доза выданных бойцам наркотиков может оказаться недостаточно сильной, чтобы нивелировать подобное впечатление. Сам он, находящийся в здравом уме и твердой памяти, понял, что теперь придется приложить немало усилий для того, чтобы кошмар от этого зрелища перестал преследовать его по ночам. Но почему...
   - Назад!!! - в крик Романенко было вложено столько силы, что горло его отозвалось болью. Легкие с трудом втянули начавший колебаться воздух:
   - Назад!!!
   И он кинулся прочь. Оцепеневшие бойцы начали поворачивать головы в его сторону, и первые уже последовали примеру своего временного командира, когда солдаты сборной почувствовали на себе нагревающееся дыхание воздушной волны. Тогда назад бросились все. Жар шел достаточно медленно, и благодаря этому обстоятельству погибли немногие.
   Но ко входу больше нельзя было подойти. С этим Романенко ничего не мог поделать и опустил голову, почувствовав на себе взгляд Шнайдера. Почему-то ему стало стыдно. "Хотя пошел он к лешему, этот пацан! - подумал Романенко, - сам-то он что может предложить?!
   - Что теперь? - спросил Романенко у Шнайдера.
   Настала очередь Дона опустить голову.
   - Не знаю.
   - Отбой! - вмешался Луриа, - мне нужно подумать. А люди пускай отдохнут.
   Но не только командиры сборной испытывали в этот момент замешательство, Кардиналу было не легче. Дело в том, что он больше не надеялся на помощь Иоанна - Креститель не показывался уже несколько часов. Кардинал отогнал от себя противную, назойливую мысль о том, что Иоанн просто спрятался от проблем. Интересно, почему Иисус позволяет ему это? Впрочем, поведение Иисуса и две с лишним тысячи лет назад, во время первого его визита на Землю, не всегда было логичным. Во всяком случае, логичным с человеческой точки зрения. Но ведь человеческая точка зрения немногого стоит, когда речь заходит о действиях существ высшего порядка. Не так ли? Кардинал решил успокоиться, раз спокоен Иоанн. Они со Спасителем знают, что делают. И не обязаны объяснять людям свои поступки.
   А когда Кардинал убедился, что защита Сердца работает эффективно и нанесла врагу сокрушительный удар в коридоре, уничтожив немалую часть бойцов сборной, он успокоился вообще.
   - Теперь кусайтесь, если можете! - прошептал он, - зубов-то у вас немного осталось.
   Немного, но главный инструмент - компас - сборной удалось отвоевать. Мало того, монахи не только защитили Макбрайда, но и уничтожили всех лучших индукторов Цитадели. Кардинал в последний раз окинул взглядом помещение индукторской и попытался сдержать себя, но не вышло, и он изо всей силы врезал кулаком в стену. Разбил кулак. Подонки! Если будет возможность, Бакая лучше не убивать сразу. Лучше с ним поговорить. Так, чтобы это было хуже смерти. И только потом уничтожить.
   Прана годами готовила индукторов. А теперь...
   В большом помещении на кушетках лежали высохшие, скорченные мумии. Раскрытые в зловещем оскале, застывшие в последнем невыносимом крике рты. Изломанные, держащиеся только на пергаментной коже руки. Скрюченные пальцы. Цвет Праны. Лучшие из лучших. Индукторы по боевому расписанию, а по штатному - научные сотрудники. Генетики, сотворившие Тело Спасителя. Инженеры, спроектировавшие и построившие генератор фона. Люди, которые могли бы стать передовой линией обновленного пламенем Судного Дня человечества в наступлении его на неподвластные еще роду людскому горизонты бытия. Теперь передовой линии нет. За это сборная ответит.
   Кардинал потер руку, ноющую после удара о стену. Вышел и тщательно притворил дверь. Провел по створке пальцами. Ему не хотелось уходить. Закрыта еще одна страница в жизни Праны. Но у нее будут новые страницы, параграфы, главы, тома, книги. Будут, если сейчас он правильно использует оставшиеся в ее распоряжении силы. Сердце Цитадели не должно увидеть захватчиков. И когда Иисус примет решение, что ж, тогда... тогда поговорим иначе.
  
  
   Глава X
  
   Какой-то, еще действующей, частью сознания Бринн понимал, что видит сон. Если, конечно, это можно назвать сном. Но, в принципе, главным было то, что сковавшее Бринна видение было долгожданным сигналом.
   Тени на стене. Черные на черном. Разве может что-то быть темнее абсолютной темноты? Выходит, может. Но эти тени призрачны. Они не сходят со стены, и, значит - безопасны. То ли сами боятся, то ли ждут, что предпримет и чего добьется тот, кто еще темнее их. Вот он подходит. Наклоняется над кроватью. Формы тела гуманоидные, но что на самом деле представляет собой нежданный и нежеланный гость - этого Бринн не знал.
   Оно поднимает руки над головой. Если это руки. Но, пусть лишь на миг, они соединяются разрядом молнии. И ты понимаешь, что существо это, смертельно опасное, сегодня не принесет вреда - его послали, словно скорохода, передать тебе послание.
   - Пора!
   Одно только слово произнесла тень, и Бринн проснулся. Сел на кровати. Пора! Но действительно ли? Не обман ли это, преподнесенный сном?
   - Нет, не обман. Готовься. Утром вы почувствуете, - тень по-прежнему стояла перед ним.
   И теперь Бринн ей верил. Тени, тающей на глазах, уходящей в привычный ей мир, растворяющейся в темноте ночной комнаты, но все еще реальной, он верил. Все еще не в силах побороть оцепенение, протянул руку к тумбочке и нажал ладонью клавишу часов, те откликнулись:
   - Два часа тридцать семь минут.
   Два тридцать семь. Нужно спать. И Бринн знал, что несмотря на происшедшее, заснет быстро и спокойно. Предстоит тяжелый день, и он обязан быть в форме.
   Теперь Бринн знал, что где-то, на невероятной глубине нижних уровней Цитадели солдаты сборной ведут бой. И скоро все изменится. Если штурм пройдет удачно, то всё будет в порядке.
   Но для того, чтобы команда Бринна, получившая сигнал быть в готовности, могла начинать действовать, сборной еще немало нужно было потрудиться. А в данный момент ее бойцы отдыхали. В Цитадели на какой-то момент воцарилась тишина. Романенко сидел на полу в позе лотоса. Посматривал на раскинувшиеся там и сям группки бойцов. Думал о том, что Луриа не в чем его обвинить. Никто не мог знать, что их ожидает такой сюрприз, как бассейн с кислотой под полом коридора.
   Романенко чувствовал, что чист и перед собственной совестью, и перед людьми. И, что ему нравилось больше всего, он уже ничему не удивлялся.
   Зато удивлялся Макбрайд - тому, что после всего происшедшего не потерял способность мыслить. Неужели еще остался человеком? Интересно, сколько подобных испытаний может вынести мозг? Сколько издевательств пережить и после этого еще продолжать работать?
   "Шарлатаны. Профессиональные ловцы человеческих душ. Что они сделали со мной?"
   - Это ты напрасно, - услышал он голос Бакая, - веру терять нельзя. Без нее ты не продвинешься ни на шаг.
   Макбрайд обиделся:
   - Вера всего лишь иллюзия. Я теперь понял это, и не надо относиться ко мне, как к ребенку. Я вырос из пеленок.
   И услышал смех доктора:
   - Надо же! Из пеленок он вырос. Поздравляю! До тебя это еще ни одному человеку не удавалось... Глупец! Что можем мы понимать в жизни, если видим только незначительную часть ее? По-твоему, если люди пока еще чего-то не понимают, значит, и понимать нечего?
   - Но я не вижу ничего.
   - Это не важно. Равно как не имеет ни малейшего значения, существуют высшие силы или нет. Религия существует. И сама она является достаточной силой, чтобы не сбрасывать ее со счетов. Религия изменила человека и человечество. И пусть у священников есть только аргументы и ни одного реального факта, все равно вера поддерживает человека в трудную минуту и способна указать цель. Она миллионам людей помогает выжить в труднейших условиях и достойно пройти земной путь. Не надо сетовать на несовершенность человеческих религий. Наши верования - зеркало нашего уровня развития, и Бог понят людьми по образу и подобию человеческому. Наша раса несовершенна, и поэтому Бог, которого мы способны осмыслить, несовершенен тоже. Просто мы еще дети, и как вид прошли только первые ступени эволюции. Пройдут миллионы лет, люди, скорее всего, изменятся даже внешне, возможно, совсем откажутся от материальных тел, и мощь их разума будет несравнима с нашей. Тогда человечество, вступая во взрослую жизнь, начнет что-то, наконец, понимать в реальном мироздании. Нам же с тобой, дружище-троглодит, придется довольствоваться малым. Дело не в том, что мы не заслуживаем большего, а в том, что большего просто не поймем. Взрослые знания не предназначены для детского мозга, он не способен их вместить и обработать. Не стоит пытаться обогнать эволюцию, ничем хорошим игры с мирозданием не кончаются. Пример тому - Цитадель и все, что с ней связано. И пусть доступные нам верования наивны, но свою функцию они выполняют. Того, что у нас есть сейчас, для нашего возраста вполне достаточно.
   Макбрайд ничего не ответил. Он знал, что спасая его от нападения пранитов, погибло несколько монахов, но не был уверен в том, что такая жертва оправдана.
   Он уже ни в чем не был уверен.
   И не знал, стоит ли и дальше указывать сборной путь. Если враги Праны одержат победу, человечество получит еще одну отсрочку неизбежного - не погибнет сегодня. Ну и что? Все равно от судьбы не уйдешь - не сегодня, так завтра, но двуногие себя обязательно уничтожат. Они упорно выбирают из всех возможных детских игр самые опасные и, похоже, не собираются доживать не только до зрелости своей расы, но даже до ее отрочества. Так есть ли ради чего копья ломать?
   Действительно, есть ли?
   "Но кто я такой, чтобы распоряжаться чужими судьбами, - подумал Макбрайд, - если не способен достойно распорядиться своей собственной?.. Тебя наняли, коп, так давай работай!"
   И он заработал.
   Человек-компас снова передавал информацию и объяснил Луриа, что достаточно добраться до пульта управления защитой одному бойцу, и проблема будет решена. Командующий пошептался с Бакаем, и доктор заверил, что для этой операции мало обычного пушечного мяса. Нужно мясо умное и умелое. Из его людей.
   Желательно - лучший.
   Доктор подозвал Шнайдера.
   Инструктаж не отнял много времени. Может быть потому, что слова здесь не использовались, а может потому, что Дон и сам прекрасно знал, что от него требуется.
   Он всмотрелся в картинку, транслируемую на его мозг Макбрайдом. Изучил помещение, венчавшее торец коридора, пульт управления защитой.
   Видел закрытую бронированную дверь.
   Все просто, нужно только на некоторое время перестать быть человеком, стать чем-то гораздо большим. Сам он не сумеет, но в нем в эти минуты будет жить не только собственное сознание. Впервые к его услугам мозга будут опыт, знания и талант Бакая, его учителя.
   Но шансов, тем не менее, почти не было.
   Почти.
   А выбора не было совсем.
   Небольшая, но все-таки разница.
  
  
   Глава XI
  
   Шнайдер понимал, что нужно пересилить себя. Переступить через инстинкт самосохранения. Смять его, скрутить и уничтожить. Камикадзе быть нетрудно, надо только принять судьбу, и все пойдет как по маслу. А для этого нужно смириться с собственным несуществованием, небытием. Умереть при жизни. Понять, что это - все; конец; путь пройден. Будущего нет, и о себе самом ничего теперь не скажешь в будущем времени. Цепи сброшены, свобода уже здесь.
   Нужно пересилить себя.
   Уничтожить слабость - липкую, вяжущую по рукам и ногам дрянь. С самого рождения ты все чего-то боялся, дрожал за свою шкуру. Теперь ты стоишь на пороге смерти, практически переступил его, и спрашиваешь себя - стоило ли дрожать всю жизнь? Терять столько нервов ради того, чтобы отдалить момент истины.
   Нужно пересилить себя.
   Только однажды пересилить.
   Решить единственную настоящую проблему, которая устранит все остальные.
   Словно восходишь на скалистый утес. Склон крут, вершина кажется неприступной. Нет больше ни капли, ни крупицы силы, каждый шаг похож на конвульсию. Но ты идешь. Падаешь. Ползешь. Снова падаешь, но - вперед, и это главное. И вдруг понимаешь - всё. Теперь осталось упасть с утеса. И ты летишь вниз, с восхищением ловя грудью идущий навстречу воздух. Скоро смерть. Абсолютно неизбежная, и поэтому можно сказать, что она уже наступила.
   И только тогда понимаешь, что такое жизнь. Не имеет значения - чья жизнь, твоя или проглоченного тобою вчера куска мяса.
   - Мама, чье это мясо?
   - Теленка.
   - А как же теленок будет жить без своего мяса?
   Одинаковая для всех, всегда так глупо выглядящая со стороны жизнь. Всегда такая наивная и смешная.
   Добро пожаловать во взрослость, малыш!
   Детский сад пройден. Посмотрим, что будешь делать дальше.
   - Дальше? Чушь! Никакого дальше нет и быть не может.
   - Это твои проблемы.
   И тут Дон услышал:
   - Готов?
   Пелена перед глазами рассасывалась. Дон увидел Бакая. Доктор переспросил:
   - Готов?
   Дон молча кивнул.
   Тогда монахи стали готовить солдат.
   Бойцам повезло. Накачанные наркотиками, они абсолютно не реагировали на опасность и не понимали, что с ними сейчас произойдет. Разумеется, даже в своем нормальном состоянии они не постигли бы смысла манипуляций, производимых монахами, но тогда бы они боялись. Теперь же им было абсолютно все равно, что с ними происходит и что их ждет через несколько минут.
   Бакай не был зверем, но и выбора не имел. Солдатами приходилось жертвовать ради того, чтобы Дон мог прорваться сквозь коридор, отключить защиту, и остальные могли сделать еще несколько шагов вперед, к победе.
   Просто Шнайдеру нужна была подпитка. Доноры. Несколько штук.
   Монахи не выбирали, схватили тех, кто подвернулся под руку. Солдаты не сопротивлялись.
   Снова был построен круг. Солдат держали под руки. В центре круга оказался Дон. Внешне вроде бы ничего больше не происходило, но глаза бойцов затуманивались, теряли блеск. Быстро, слишком быстро оставляла их жизнь, Дон едва успевал принимать ее. Сила, рассчитанная на многих, теперь принадлежала ему одному. Равно как и знания Бакая. Сам учитель сидел в стороне. Он теперь не смог бы даже подняться - вся мощь разума была отдана смертнику, тело осталось практически бесхозным и совершенно беспомощным. Но Дон знал, что если гибель приблизится к нему вплотную, Бакай убежит - спасаясь, покинет его разум. И тогда смерть ученика неизбежна. Что ж, он готов.
   Шнайдер знал, что идти в тоннеле было не по чем, пол так и не поднялся. Но Бакай умел довольствоваться для опоры одним только воздухом, значит, теперь воздуха хватит для этой цели и его ученику. Дон с восхищением ощущал, как закон всемирного тяготения становится чем-то обязательным только для существ пещерного века, а сам он из пещерного века вышел. Точнее - выходит в данную минуту. Дон снова и снова повторял - для разумного существа нет ничего невозможного. Нужно только уметь. Всё так просто.
   Физика отступала перед знанием. Не математическим, не сформулированным, к сожалению, пока, - просто перед ощущением знания. Но и этого было достаточно. Главное - результат. "Если нет теории, придется довольствоваться практикой, формулы напишем после".
   Тело теряло вес постепенно, плавно, но все-таки очень быстро. Восторг охватил молодого монаха. Через несколько минут он поднялся в воздух. И хотя понимал, что Бакаю для этого потребовались бы секунды, был доволен и таким результатом. Хорошее начало - уже полдела, а половина подготовки теперь выполнена. Остался еще один вопрос. Сейчас, минуточку...
   Солдаты уже не могли стоять на ногах самостоятельно, но жизнь в них еще теплилась. Ее оставалось ровно столько, чтобы решить последнюю проблему подготовки. А если не хватит, что ж, есть и другие потенциальные доноры.
   Дона уже не интересовала этическая сторона проблемы. В конце концов, почему он должен строить из себя ангела? Эти бойцы - профессиональные солдаты. Они сами, добровольно выбрали себе специальность, согласно требованиям которой их обязанностью было побеждать, и возможная смерть в бою - неизбежный риск в их профессии. Так что все правильно. Они ведь и гибнут сейчас в бою. Во имя победы. Поэтому - вперед!
   Он почувствовал, как между ним и образующими круг людьми, возникает преграда. Он становился центром сферы. Центром шара, абсолютно независящего от окружающей обстановки и среды. Если скорлупа окажется достаточно прочной, она сможет защитить его от огня. От той самой последней проблемы. Ибо, черт возьми, как можно преодолеть коридор, когда он весь превращен в своеобразный ствол огнемета? Никакая броня не спасет. Но праниты напрасно, создавая защиту от созданного человеком оружия, не подумали о возможностях самого человека. За эту ошибку им придется заплатить сполна.
   Кардинал был уверен, что дальше сборная не пройдет, но и уничтожить ее было нечем. У него самого не так уж много оставалось бойцов, на открытую схватку их вряд ли хватит. Потому на всякий случай он предпочитал держать своих людей внутри Центра. Кто знает, что еще может случиться. Так что теперь Кардиналу не оставалось ничего иного, как пассивно наблюдать за действиями противника. А наблюдать фактически было не по чем. От коридора сборную и так отогнал огонь, а в стороне от него, да и вообще во всем зале, телекамер было недостаточно... Мелочь, конечно, но мелочь неприятная. Тем более, что монахи под руководством Бакая затеяли что-то странное. Кардинал видел, как чернорясые опять построили свой излюбленный круг, причем прихватив в него несколько военных. "Все, конец парням!" - подумал Кардинал. Сейчас монахи выжмут из них жизнь. Вопрос только в том, как они ее собираются использовать. Похоже, назревает очередная атака. Надо было готовится к обороне. Если б только знать - как готовиться, чего именно опасаться.
   Лицо вошедшего в круг монаха показалось Кардиналу знакомым. И теперь сквозь прозрачный материал забрала надетого на голову парня криошлема Кардинал напряженно всматривался в него. Нелишним будет знать, с кем сейчас придется иметь дело.
   Хотя!.. "Какое может быть "дело", - подумал Кардинал, - если мы защищены кислотой и огнем". Даже если бы у сборной была защита против последнего, они все равно не смогут преодолеть многометровой длины бассейн с жидкостью, от которой их костюмы тоже не смогут защитить. Значит, не о чем, на первый взгляд, и беспокоиться. Это теоретически. Но Кардинал, неплохо и далеко не первый день знавший Бакая, был твердо уверен в том, что от этого человека можно ожидать чего угодно.
   Внезапно словно вспышка озарила его сознание. Да, он видел оказавшегося в круге монаха и раньше. Тот самый Дональд Шнайдер, родителей которого Кардинал в свое время убрал. Он был вынужден избавиться от этих решительно настроенных людей, которые могли бы с помощью своего влияния, да еще и в союзе с Бакаем, причинить Кардиналу немало проблем.
   М-да, вот как, бывает, поворачивается жизнь. Праниты в свое время заказали Бакаю зомбирование Дональда, хотели использовать парня как сильную фигуру в предстоящей игре. Он и стал сильной фигурой. Только другого цвета, и теперь наступает на них с противоположной стороны шахматной доски. Научили щенка нести смерть! Теперь изволь от него защищаться. "Ничего, - подумал Кардинал, - мы еще с ним поговорим. Всё расставим по своим местам. Обязательно расставим".
   ...Дональд вспомнил, что Бакай говорил им, монахам, когда-то - страшен убийца, не верящий в смерть: он считает, что не может принести своей жертве вред и уверен в том, что служит орудием Провидения, а потому не ведает сомнений, невероятно силен и никогда не остановится. Для того, чтобы встать у него на пути, нужно немалое мужество. Для того, чтобы остановить его, необходимы железная воля и умение понять своего врага. Понять, простить и уничтожить. А еще - умение смотреть так же, как и он, в глаза Небу. Но и это не все: нужно иметь то же стремление, что и он - стремление шахматной фигуры разглядеть Руку Играющего.
   Дональд знал, что теперь обладает всеми нужными качествами, и что именно ему предстоит сделать не только решительный, но и решающий шаг, в результате которого существо в красной мантии, унесшее столько жизней, погибнет.
   А Кардинал почувствовал, что видит человека, которому суждено встать на его пути. Он всегда считал, что им окажется Бакай, но ошибся, - на поединок с ним выходит именно вот этот молодой монах. Молодой да ранний. Ядовитый паук, не разумом (которого у него, впрочем, немного), а своими погаными, цепкими ножками ощущающий присутствие добычи. И эта добыча - он, Кардинал.
   Человек в красной мантии и сам не понимал, почему в нем поднимается паника. Главное, что она есть. Что она охватывает его, подчиняет себе. Да, он не очень хорошо видит, что творится в кругу, образованном монахами. И совершенно не понимает происходящего. Но зато прекрасно знает другое - какими бы бесовскими методами ни пользовались Бакай и его щенки, смысл их действий прост - эти насекомые плетут паутину. Плетут для него, Кардинала, и не только для него самого - всё, чему он посвятил жизнь, за что боролся, ради чего терпел лишения, всё, ради чего он нарушал заповеди, ради чего рисковал и убивал, - всё они хотят разрушить.
   "Не получится. Не может, не должно получиться!"
   Но как остановить Шнайдера, Кардинал не знал.
  
  
   Глава XII
  
   Дон твердил себе: "Теперь ты можешь!.."
   Ты можешь резать воздух пальцами, лепить из него фигуры, опереться на него, оттолкнуться и вскарабкаться на сантиметр, дециметр, метр выше. Земля как опора тебе уже не нужна. Все так просто!
   Круг монахов расступается.
   "Они не хотят стоять у тебя на пути. Недавно ты и сам был бы не прочь отойти в сторону от этого дела, но теперь появился азарт. Жизнь кажется слишком скучной по сравнению с прекрасной возможностью умереть таким вот образом. И тогда, наконец-то, отдохнуть. Избавиться от мыслей, проблем, невзгод, биения сердца. И никогда уже больше не сталкиваться с грубостью и глупостью человеческой. Но отдых нужно заслужить. Поэтому вместе с собой ты унесешь в могилу многих врагов, и произойдет это сейчас".
   Призрачная сфера энергии, в центре которой находился Дон, поднялась еще выше и, медленно, как бы нехотя набирая скорость, двинулась ко входу в коридор. Языки пламени коснулись ее, разбились о ее поверхность, обволокли нематериальную, сделанную из человеческой воли оболочку. Дон не ощутил жара, единственное, что пришло к нему вместе с охватившим сферу огнем - злость. Настоящая злость, сокрушительная, несущая смерть.
   Нет, это больше не война... И он чувствовал себя уже не солдатом, а охотником. Люди, спрятавшиеся за броней дверей на том конце коридора не опасны для него, они не враги, а дичь, на которую он охотится.
   Сфера, в которой Дон находился, плыла по коридору медленно. Огонь, обтекающий ее, ревел с невероятной мощью, но не мог подобраться к Дону, и парнем завладело восхитительное чувство. Нечто сверхъестественное, божественное было в этой атаке.
   Наконец-то дверь.
   Дон не знал, что с ней делать, но делать ничего и не пришлось. Дверь обмякла и стекла, словно расплавленный воск. Как это получилось, Шнайдер не знал и знать не хотел. За дверью открылся тамбур. Можно было продвигаться дальше, но Дон решил немного задержаться. Он должен справиться с водопадом огня. Можно было отключить огнеметы с поста, но это было теперь неинтересно. Гораздо любопытнее, если...
   Огнеметов было четыре. Он подплыл к левому верхнему. Завис прямо напротив него. Огненная смерть осатанела, она пыталась сделать все, что в ее силах, но не могла ничего - столб пламени врезался в поверхность сферы перед глазами монаха, взрывался и разлетался в стороны. Дон любовался бессилием обезумевшей стихии и смеялся. Боже, как он смеялся!.. А потом огнемета не стало, он разлетелся в клочья.
   Шутка понравилась Шнайдеру, он повторил ее трижды и коридор был избавлен от огня. Теперь можно залететь и в тамбур. Одна из дверей - Дон теперь и сам работал как компас, не хуже бедняги Макбрайда, и прекрасно понимал, какая именно - вела в помещение охранного поста. Именно там находится управление этим рубежом защиты, значит можно будет поднять пол коридора. И тогда вслед за ним, Доном, тоннель сможет пройти сборная и разнести тут все в пух и перья.
   Кардинал наблюдал за манипуляциями Дона и понимал, что надо уходить. Немедленно. Точнее, это надо было сделать давно, и возможно, время уже упущено, - кто знает, с какой скоростью может продвигаться Шнайдер. Наверное, от него еще можно скрыться. Но в таком случае надо спешить, потому что он уже в тамбуре, по ту сторону двери. А то, что двери для него не преграда, он доказал.
   Кардинал знал, что надо вскочить из кресла и бежать, но не мог подняться. Нет, его не сковала паника, ему просто не хотелось. Ни Иоанн, ни Иисус ничем не помогли ему, и он сам не понимал теперь, правильно ли поступал, защищая Цитадель. Ведь что бы ни происходило, все должно идти по планам Крестителя, а никто не знал его планов. Может быть, Крестителю надо, чтобы Цитадель захватили. "Подставил, - думал Кардинал, - в жертву принес!" Кардинал завидовал заполнившим помещение поста инженерам и солдатам Праны. Тех сомнения не грызли. Ничего, кроме блаженства, на их лицах написано не было. Они знали, что участвуют в великой битве и были рады погибнуть в ней во имя Божие. Они знали, что это зачтется. Везет же идиотам! А как быть Кардиналу, построившему этот город и в конечном итоге понятия не имевшему - зачтется ли. Его должность не позволяла ему быть столь же легковерным, как его солдаты, и сейчас неверие выходило Кардиналу боком. Но уходить, тем не менее, он не хотел. Просто сидел и ждал. И уже ничего не боялся. Поэтому спокойно развернулся в кресле - так, чтобы хорошо видеть входную дверь. И когда дверь налилась жаром и пошла волной, он наблюдал за происходящим с искренним интересом.
   А Шнайдер даже не пытался бороться с энергией, переполнившей всю его сущность. Ничего тут не поделаешь, пытаться избавиться от нее совершенно бесполезно. Кроме того, она сейчас необходима. Но, черт возьми, как она неприятна! Такое ощущение, что ты не человек, а граната, из которой уже выдернута чека. Еще миг, один лишь только краткий миг - и смерть, таящаяся в тебе, разнесет на куски и тебя, и окружающих.
   А миг уже настал.
   Дверь расплавилась и расплылась на полу быстро застывающей лужей металла. Вход был свободен. И Дон вошел.
   В него ударил смерч. Солдаты с горящими, восхищенными глазами идущих на святую смерть великомучеников, выстроились напротив двери сплошной стеной. Оружие их было самым тяжелым из всего, что можно было разыскать в Цитадели. А здесь можно было разыскать все, что душе угодно. Дон знал, что подобного шквала не могла выдержать ни одна броня. Любой тяжелый танк был бы превращен в ошметки за считанные доли секунды. Но сфера, которая берегла его тело, была сделана не из придуманной человеком брони. Она состояла из природной человеческой силы и энергии. И не только человеческой - поэтому оружие было против нее бессильно.
   Дональд спокойно принял шквал огня, который ничем не мог ему повредить. Он не торопился. Всегда успеешь убить, когда противник не способен ни нанести тебе вреда, ни скрыться.
   Нет, он не наслаждался своим всесилием. Он с жалостью наблюдал за бессилием людей, пытающихся его остановить. Всего лишь людей - в этом была их проблема и ошибка стратегов Праны. Человеческих существ для подобной цели было недостаточно, нужно было придать им новые свойства. И ведь такая возможность у пранитов была. Побоялись? Наверное, но теперь они расплатятся за свою ошибку. И очень скоро. Сейчас.
   Дон увидел одного из таких стратегов. Кардинала. Он сидел в глубине поста, повернувшись к двери. В рубашке, ничем не защищенный, без криошлема. Барабанные перепонки Кардинала не выдержали грохота боя, и теперь из ушей текла кровь. Но лицо оставалось совершенно бесстрастным. Что ж, он профессионал. Боль гасить умеет и страх тоже. Дон понял, что сопротивление надоело праниту, и он ждет смерти. Просто ждет, ничего больше не предпринимая.
   Хорошо, Дон исполнит желание Кардинала. Немедленно исполнит - невежливо заставлять себя ждать.
   Дон закричал, направляя свою силу вперед. Он постарался, и поэтому солдаты не мучались долго. А когда их не стало, монах рванул руками воздух перед собой, сфера раскрылась и ничто больше не отделяло его от Кардинала, ждущего избавления. Их глаза встретились. Дон хотел что-то сказать, но понял, что это не нужно. И глупо.
   Кардинал не боялся. Он ничего уже не боялся и ничего не желал. Он наблюдал за видениями Шнайдера и усмехнулся - "пацан". Сложил руки на груди, не открывая рта, спросил:
   - У тебя что - много времени?
   Спросил чувством, ощущением, потому что формулировать слова Кардиналу не хотелось. Шнайдеру стало стыдно. Каким бы мерзавцем ни был твой враг, мучить его не годится. Дон поднял руки на уровень глаз, сцепил их в замок ладонями наружу и медленно, с усилием протолкнул их сквозь воздух. На лбу выступила испарина.
   Кардинал не одобрил его действия. Он прекрасно знал этот способ умерщвлять, тяжелый для палача, но несущий легкую смерть казнимому.
   Нет, Кардинал считал, что врага надо убивать не так, зачем же при этом мучаться самому? Или он ничего не понимает? Может быть.
   У Кардинала возникло ощущение, словно из-под него ушел пол.
   Падение. Мимолетное как миг и бесконечное как вечность. Кардинал знал, что не ощутит дна колодца, в который падает.
   Руки Шнайдера дрожали. Словно отжимаешься от пола - в невесть который раз, через силу, через "не могу". Словно пытаешься отжаться, когда сил уже не осталось. Совсем, абсолютно не осталось. Рывок! Есть...
   Голова Кардинала, давно уже ничего не чувствующего, взорвалась.
   Словно в забытьи, Дон проплыл по воздуху к пульту и включил привод пола в коридоре.
   Створки пола поднимались медленно. Казалось, даже со скрипом. Само железо не хотело пускать сборную в Сердце. Но сдержать ее не могло уже ничто. Луриа приказал Романенко идти вперед и вести бойцов за собой, и тот повел. Уверенно и даже немного гордо, словно всегда был командиром.
   Бойцы всё еще находились под воздействием наркотика и шагали, словно сомнамбулы. Ничего, скоро можно будет дать им антидот. Главное - добраться до генератора.
   Внезапно Бакай вспомнил... хлопнул себя по лбу - "идиот!"
   Шепнул несколько слов Луриа, остановил продвигавшихся по коридору колонну солдат и встал во главе ее. Войдя в тамбур, приказал ждать. Прошел в пост. Отыскал Шнайдера. Вопреки его ожиданиям, Дон был уже не опасен. Он сидел на полу, привалившись к шкафу распределительного щита. Шлем снят. Глаза закрыты.
   - Парень! - позвал его Бакай.
   Дон открыл глаза.
   Бакай покачал головой:
   - Ты прекрасно поработал. Ты даже представить себе не можешь, какое великое дело ты сделал.
   Дон снова закрыл глаза. Он не хотел и не мог сейчас говорить.
   Бакай понял. Пожал плечами. Что-то в облике ученика не нравилось ему. Не сразу, но он, наконец-то, сообразил - что, и брови его полезли вверх.
   - Дон!
   Шнайдер, не открывая глаз чуть слышно прошептал:
   - Что?
   - Да ты же весь седой.
   ...Луриа требовал скорейшего продвижения вперед, но Бакай предупредил его, что если сборную ждут другие, не менее опасные линии обороны, придется остановиться и несколько дней ждать. Шнайдер пока был непригоден к дальнейшей эксплуатации в качестве боевого средства. Ему нужно время, чтобы избавиться от шока, который оказался настолько силен, что внушением от него уже не избавиться. Разве что разрушив мозг, но в таком случае Дон станет вообще бесполезен. А кроме Шнайдера никто не был способен на то, что он уже совершил. Праниты, если сборная хорошо организует оборону, не смогут принести большого вреда, а когда Дон придет в себя, сборная пойдет дальше.
   Вдруг раздался шум, сразу отовсюду, со всех сторон. И в Сердце, как ранее во всей Цитадели, погасло освещение, кроме тусклого аварийного. Двери раскрылись - сразу все. Это что-то новое.
   - А вот в твои планы, Спаситель, как я погляжу, ожидание не входит, - пробормотал Бакай и нехотя поднялся на ноги.
   - Что случилось? - спросил Луриа.
   - Спаситель играет в поддавки.
   На Луриа это, казалось, не произвело ни малейшего впечатления. Он хмыкнул и пожал плечами:
   - Этим нужно воспользоваться, - и обернулся к бойцам, рассевшимся вдоль стен, - подъем! Романенко - вперед, остальные за ним. Романенко, связь не отключать, слушать мои команды, я ориентируюсь по Макбрайду. Внимание всем: растянуться цепью. Давайте, давайте, шевелитесь. Отдыхать будем на поверхности!
   Колонна, ведомая чутьем Макбрайда, пошла дальше, и где-то в середине ее затерялся бредущий с опущенной головой Дон.
   Когда на пути встречались вражеские солдаты, "котики" в два счета расправлялись с ними. Настоящих затруднений практически не возникало.
   Не удивительно...
   Наивные, тщеславные, по-своему весьма неглупые люди годами трудились для того, чтобы обеспечить безопасность Сердца Цитадели, но Высший Разум, призванный пранитами, предал их. Один широкий жест Спасителя, и защита Города Праны отключилась окончательно. Особенно Бакая поразил своей прозаичностью момент, когда они, наконец, вошли в помещение генераторной. Доктор давно, задолго до начала операции, предупреждал Луриа, что рано или поздно это придется сделать. Не ожидал только, что попасть в генераторную окажется так просто.
   Теперь Бакай с уважением поглядывал на окружающее его железо и посмеивался над его беспомощностью перед разумом - категорией нематериальной, ненадежной, но, тем не менее, определяющей лицо мира. Победа во все времена далеко не всегда оказывалась на стороне более сильного физически. Вся эволюция человеческого рода тому подтверждение. И вот еще одно доказательство, более чем наглядное. Ведь генераторная своей конструкцией напоминала орех, с тем лишь отличием, что слоев скорлупы было несколько. И каждый более чем надежен. Нельзя было пройти даже сквозь один, и праниты могли быть уверены в безопасности генератора фона. Откуда они могли знать, что Спаситель решит иначе и просто раскроет двери перед врагом...
   Но это еще далеко не все. Скоро Спасителю предстоит принять куда более важное решение. Если Ему покажется, что человеческая раса, создавшая Его, не достойна существования, он может задействовать всё ядерное оружие планеты. Бакаю даже не хотелось думать о том, что может в результате этого произойти.
  
  
   Глава XIII
  
   Иоанн уходил. Он знал, что не может и не должен влиять на принятие решения. Он сделал все, что мог, и, видит Бог, сделал намного, неизмеримо больше, чем в человеческих силах. Никто и никогда не проводил еще такой грандиозной работы, и теперь Креститель, знающий, что свой путь он уже прошел, передавал контроль Тому, перед Кем открыл путь в этот мир.
   Он был спокоен. Иисус может решить что угодно, никому не ведомы его мысли, но в одном можно быть уверенным до конца - в любом случае решение будет единственно верным.
   Иоанн хотел оглянуться, но передумал. Предтеча и Спаситель расставались молча, надолго ли - Иоанн не знал.
   Сюда, в эту маленькую дверь, ведущую из Тронного зала, он входил тысячи раз за последние годы. Кроме него, из людей за этот барьер не проникал никто. За ней находилась обитель Иоанна - несколько небольших комнат. Тут он мог оставаться самим собой. А еще здесь никогда не было порядка - на полу и полках бесчисленных шкафов грудами валялась литература. Креститель предпочитал пользоваться не электронными, а старомодными бумажными книгами. Он любил подойти к одной из куч, расшвырять ее ногами, выбрать книгу наугад и, развалившись на пыльном толстом ковре, углубиться в нее. Он не очень часто искал какой-то определенный фолиант, зная, что ничего лишнего в своей квартире-библиотеке все равно не обнаружит, и, так или иначе, все, что попадется под руку, в той или иной мере подойдет в текущий момент. В квартире была спальня, но он почти никогда ею не пользовался, чаще всего засыпал прямо на ковре, уткнувшись в выпавшую из рук книгу.
   Да, он многое знал. И многое понял из того, что нельзя где бы то ни было прочесть или услышать - он превзошел свою библиотеку. И теперь, в решающий миг своей жизни, вернулся к ней. Чтобы посмотреть на гималаи и кордильеры сваленной на пол человеческой мудрости. Посмотреть не то чтобы свысока, а просто чувствуя себя равным. Ему это было очень нужно сейчас.
   Момент истины...
   "Ты сделал все, что мог, - в который раз говорил он себе, - никто на твоем месте не смог бы сделать столько же. Теперь ты уступаешь путь. Уступаешь, зная, что путь подготовлен идеально. Спасителю будет легко по нему идти".
   Иоанн опустился на пол. Оперся на выпирающие острыми углами книги одного из завалов. Закинул руку назад. Судорожно сжал пальцы. Поднес книгу к глазам, не веря в происшедшее и не зная, стоит ли считать это случайностью. "Майн кампф". Он швырнул книгу с такой силой, что она с глухим стуком врезалась в стену. Поднял глаза к небу. Точнее, к потолку, словно пытаясь сквозь толщу нависших над ним ярусов Города Праны увидеть Шутника.
   - Издеваешься, Господи? - вырвалось из его горла.
   Покачал головой, усмехнулся, закурил и растянулся пластом на полу, глядя на замысловатые пути дыма.
  
  
   Глава XIV
  
   Луриа послал солдат группами очищать от пранитов близлежащие к генераторной помещения. Только теперь сборная начала брать пленных. Лишенных руководства, каких-то полусонных и беспомощных, теперь пранитов только ленивый мог не взять голыми руками. С ними особенно не церемонились, набивая в казарменные помещения и блокируя двери.
   Бакай остался с несколькими индукторами в генераторной и принялся вводить новую программу, составленную монахами и прошедшую тщательную цензуру, для которой Луриа за несколько дней до штурма спецрейсами доставил в Дангригу лучших психологов и социологов, каких только смог отыскать.
   В какой-то момент Луриа почувствовал, что фон изменился. Судя по всему, техника уже работала по новой программе. Описать свои ощущения словами Луриа не мог, но точно знал - компенсация началась, и теперь установленные пранитами ретрансляторы действуют очищающе на всей накрытой фоном территории.
   Едва фон изменился, Луриа собрал охотящиеся за пранитами отряды сборной и повел их в конечный путь вторжения, некогда предсказанный Бакаем, а теперь указанный Макбрайдом - в Тронный зал цитадели.
   Но задача оказалась намного сложней, чем думал командующий. Изменение фона сделало продвижение легким лишь ненадолго - на ближайших подступах к Тронному залу сборную остановила неведомая, но непреодолимая сила. Бойцы окаменели.
   - Солдаты останутся здесь, - услышал Луриа идущий словно сразу отовсюду глубокий, низкий голос.
   Командующий недоуменно оглянулся на Бакая, как бы спрашивая у него, что происходит.
   - Это Спаситель, - отозвался Бакай, - мы пытались ступить на Его территорию. Но Он еще, кажется, не разрешил.
   Луриа шумно выдохнул, покачал головой:
   - Давно уже я ничего и никого не боялся, - командующий собрался с силами и спросил, обращаясь к неведомо откуда идущему голосу и стараясь держаться как можно увереннее, - что дальше?
   - Идешь ты, - отозвался голос, - я буду изучать тебя. Доктор Бакай пойдет следом.
   Луриа спросил у Бакая:
   - Мы можем поступить иначе?
   Доктор огорошил его:
   - Это невозможно. Даже техника не поможет. Он манипулирует неодушевленной материей с такой же легкостью, как и людьми.
   Луриа на миг оцепенел, затем запрокинул голову и... рассмеялся. Когда справился с собой, подмигнул доктору:
   - Не обращайте внимания, доктор, это нервное. - И снова крикнул в пустоту, - хорошо, я иду!
   Через несколько шагов Луриа стал все хуже и хуже воспринимать окружающее. Он словно уходил из этого мира. А в том мире, который затягивал командующего, до победы было еще далеко. Ведь здесь и некого было побеждать, кроме самого себя. А с этим у человека всегда проблемы, даже у такого сильного, как Луриа. Он понимал, что проходит линию контроля. Проверку, которой его подвергает Спаситель, прежде чем решить, чего на самом деле стоит хомо сапиенс. Судя по всему, Он еще не был уверен в своем понимании людей. Или просто хотел выжать мозг командующего до донышка - всю информацию, умение и стремления, знания и недостатки, силу и слабости. Луриа не мог противиться сканированию, хотя больше всего на свете ему хотелось бы сейчас оказаться как можно дальше от места событий и не иметь к ним никакого отношения. Нормальному человеку тяжело, когда на улицу, в толпу, его выталкивают голым - на обозрение и на посмешище. Но то, что происходило теперь, было намного хуже. Не голого, а изнутри, насквозь видел его Спаситель, и что было совсем плохо - вместе с Ним, Его глазами, видел и изучал себя сам Луриа. Неприятное зрелище открылось ему - человек никогда по-настоящему не может увидеть себя со стороны, тем более так, абсолютно полно. Но было в этом зрелище, наряду с мерзким, и нечто величественное. Все-таки не такая уж гнилая тварь - человек. С ним можно иметь дело, если, конечно, привыкнуть. В него можно даже верить, если, разумеется, не выдвигать к нему сверхтребований.
   А еще командующий видел странные, мерцающие звезды.
   И слышал слова:
   "Человек, словно в зеркале мир, многолик - он ничтожен, и он же безмерно велик".
   Омар Хайям, вспомнил Луриа.
   "Это я-то велик? Возможно, ведь я тоже человек".
   А звезды инспектировали его. Каруселью, птичьим крылом, смерчем входили они в сознание.
   "Хочешь стать рабом? Нет?! А кто сказал, что ты сможешь прожить свободным? Ты веришь в свои силы? Да?!... Очень весело! Да кто сказал, что они у тебя есть?! Ничтожество!"
   Нет! Не ничтожество. Разум. Молодой, слабый, едва развитый по космическим меркам, но все-таки разум.
   Пройдут миллионы лет, и мы еще потягаемся силой. Еще посмотрим - кто кого. А сейчас...
   Что это? Тоже испытание? Друг или враг?
   Луриа на миг вернулся в Цитадель, увидел металлические стены, тусклый свет аварийного освещения и понял, что едва передвигает ноги. С трудом, с величайшим трудом бредет туда, куда ведет его чужая воля.
   И тут в надреальном мире его ударили. Грубо выдернули из мира материального. Луриа ожидал чего-то подобного, но готов к бою не был. Да и как можно подготовиться, когда не знаешь ни условий битвы, ни противника. Луриа не видел никого и ничего определенного. Только туман, почти не имеющий формы, то и дело меняющийся. Никакого цвета, одни оттенки. А еще облака, странные, осмысленно двигающиеся.
   Так вот какие они, Небеса обетованные!
   Туман наступал неумолимо. Остановить его было нельзя. Луриа пытался, но у ничего не получалось. Не мог он и отступить - некуда. Словно в клетке. Или на арене, вот именно - на арене, неужели ты забыл... И облака, странные, похожие на людей, на зрителей, заполнивших трибуны Колизея. Помнишь: "Хлеба и зрелищ!" Последнее у них теперь есть. Неужели и они живут по тому же принципу, что и мы? А как же свет, доброта и милосердие? Но что ты за воин, если еще не вступив в бой, уже взываешь к милосердию. В конце концов, какая разница - годом раньше ты умрешь или годом позже. Все равно рано или поздно смерть настигнет тебя. Так почему бы не сейчас?
   Луриа удивлялся тому, что не было страха. Много чувств обуревало его в этот миг, а вот страха, именно его, почему-то не было.
   Туман приблизился вплотную, обволок его, обхватил и стал душить. Просто обернулся вокруг горла, стянул его кольцами, перекрыл доступ воздуху. Перед глазами Луриа поплыли круги. Он пытался вырваться, сорвать кольца со своей шеи, но не мог схватить их - руки проходили сквозь кольца, словно сквозь воздух. Именно воздухом туман и был.
   Что не мешало ему усилить хватку.
   Луриа понял, это конец. Смерть. Сознание постепенно покидало его, но и в этой безнадежной ситуации он не собирался сдаваться. Разуверившись в возможности разорвать душащие его змеиные кольца, он начал молотить туман кулаками, которые тоже ни на что не натыкались.
   Бакай не мог оторвать взгляд от Луриа. Этот железный человек сейчас казался не то чтобы сломленным, но уж ломаемым - это точно. Бакай знал, что ничем не может помочь, и даже не пытался сделать это - с невероятной силой Спасителя бороться было не только бесполезно, но и не нужно: если Он совершает какие-то поступки, значит на то есть причина, и не в человеческой компетенции решать, правильно работает Сверхразум или нет.
   Но в отличие от Луриа, Бакай находился в материальном мире, и видел, куда они идут. Их встретила стеклянная стена. Точнее, словно стеклянная, скорее всего, она сделана не из реального материала. Невидима, но непробиваема. Наткнувшись на нее, идущий впереди Луриа, на миг остановился, затем пошатнулся и пошел дальше. Бакай понял, что они получили доступ в Тронный зал. И это было очень хорошо, потому что означало лишь одно - Луриа выдержал испытание, а от этого сейчас зависело намного больше, чем жизнь самого командующего.
   А Луриа даже не заметил, что прошел последнюю преграду. Он сам не понимал, жив или мертв. Но это не очень его заботило. Разум практически не работал, Луриа превратился в животное. Мысли исчезли, остались только чувства. А вот страх, даже в эти последние минуты жизни, так и не смог пробиться в его мозг. Последние проблески сознания затухали, и Луриа был готов к смерти, но то ли отчаявшись его напугать, то ли решив, что задача выполнена, туман отпустил его горло.
   Неужели смерть отложена?
   "Да зачем же Ему меня убивать?! Он и не собирался. Вот испытать, разве что... Он ведь сам предупредил...
   Интересно, какую оценку я получил за этот экзамен?"
   Дышать он не мог еще долго, но смерть все равно не пришла. Зато внезапно небо раскололось. Облака, издевающиеся над Луриа исчезли, он вернулся в материальный мир и увидел...
   П у т ь п р о й д е н.
   Иисус рассматривал командующего.
   - Здравствуй, человек!
   Луриа кивнул молча. Измотанный до полусмерти испытанием и шокированный видом Спасителя, говорить он пока не мог.
  
  
   Глава XV
  
   Ощутив резкое изменение характера фона, Бринн понял, что время настало. Объявлять боевую готовность было глупо. Они и так были готовы. Теперь оставалось ждать решительных действий противника, которые, вне всякого сомнения, будут предприняты в самом ближайшем времени.
   Наконец, как показалось Бринну, с опозданием, пришла команда от Романенко быть начеку и ждать приказа на уничтожение.
   Во всем происходящем Бринн видел лишь один минус - невозможность прогуляться по улицам и посмотреть, что там происходит. А смотреть в последнее время было на что. То, что где-то за тысячи километров отсюда генератор стал работать иначе, было заметно и здесь. Люди проснулись. Не сразу, достаточно медленно, но то, что предстало перед их глазами - то, какими они увидели и ощутили себя и окружающее, шокировало их. Если, конечно, такое слабое слово, как "шокировало", способно передать всю глубину чувства, охватившего этих истощенных, едва державшихся на ногах людей.
   Они видели горы трупов на улицах и не понимали - почему.
   Они видели, во что они превратились сами, и тоже не понимали - почему.
   Они видели, что страна мертва, что ничто не работает, что куда бы они ни обращались, ответа не было, и не понимали - почему.
   Они ничего не понимали.
   Они растерялись.
   И те, кто в смутное время Праны сохранял подобие разума и готовил страну к Армагеддону, кто благодаря своему высокому положению был обработан пранитами индивидуально, задолго до появления ретрансляторов и поэтому не зависел от фона, одним словом, - люди, стоящие у руля власти - растерялись тоже. Они не предвидели такой ситуации и не могли поверить в поражение. Тем более, что какое бы решение ни приняла Цитадель, устроить конец света они вполне могли и без ее санкции. И терялись в сомнениях - стоит ли сделать это сейчас, или лучше все-таки подождать приказа от никак не желающего выходить на связь Города Праны. В итоге было решено подождать, но приготовиться. И в любой момент ядерное оружие могло заговорить.
   Для того, чтобы не допустить этого, за их действиями и следила группа Бринна. Но праниты о слежке не знали и чувствовали себя в относительной безопасности. Единственной, как им казалось, проблемой была растерянность пришедшего в себя населения. Но с этим они надеялись справиться. Своими, давно проверенными методами.
   Они не могли знать, что Спаситель уже решил их судьбу.
   А сейчас, в Городе Праны, он решал судьбу всего человечества...
   Бакай, в отличие от Луриа, видом Спасителя шокирован не был. Он ведь в свое время наблюдал за тем, как праниты создавали своего Иисуса и поражался их безумной фантазии. Конечно, "се гряду скоро", многим ветвям веры свойственно ожидание пришествия Спасителя и конца света. Они пророчат это уже не одну тысячу лет. Многие радикально настроенные секты, в меру своих слабых сил пытались приблизить, по их мнению, неминуемое. Но только у самозванного Иоанна появилась техническая возможность сделать это реально. И он не преминул воспользоваться шансом.
   Бакай не знал, чего ожидал этот человек, решив стать Крестителем, но видел плоды его труда и ужасался им. Великая мечта, будучи воплощенной, превратилась в великое преступление.
   Но теперь от Иоанна, равно как и от любого другого человека, ничего не зависит. Теперь их рассудит воплощение идеи Крестителя, воплощение людского мастерства и безумия - Сын Человеческий. И это имя подходит Ему как нельзя лучше, ибо Он действительно рожден, точнее, создан человеком. Отчаявшись дозваться Иисуса, обещавшего вскоре вернуться, но уже две с лишним тысячи лет не выполняющего своего обещания, Иоанн решил привести его на землю насильно. Лучшим способом для этого ему виделась генная инженерия - всемогущее средство в умелых руках. И он не пожалел ни смекалки, ни энергии.
   Он создал Прану. И помог ей достичь невозможного.
   Теперь, спустя пятнадцать лет после рождения новой секты, она умирала, но свое дело сделала, и созданный ею могущественный Разум выбирал путь, по которому людям предстоит идти дальше.
   Когда Луриа и Бакай встретились со Спасителем, Иоанн буквально кожей почувствовал этот миг. Он знал, что вскоре будут расставлены все точки. И теперь он вспоминал - так было проще не ждать. Немногие из Праны, помимо него самого, знали ГЛАВНОЕ. Теперь они мертвы и никогда уже никому ничего не расскажут.
   Новая легенда создана, и предание это будет жить вечно, в этом Креститель не сомневался.
   А главное заключалось в том, что даже предначертанная и порученная человеку Господом миссия не всегда проходит плавно.
   Никто теперь не узнает, сколько проблем встало на пути пранитов, когда они решили пригласить Спасителя, который мог опоздать со вторым визитом к человечеству. Такое приглашение, понимал Креститель, - наглость, конечно, со стороны слабого рода Адамова, но ждать больше было нельзя. Вера могла стать слабее, потому что люди, наконец-то, к своей глупой радости, изобрели игрушку, о которой давно мечтали - Двигатель. И ничто больше не удерживало их в пределах земной орбиты. Еще несколько лет - и они начнут переселяться на другие планеты, еще несколько десятилетий - и крупные человеческие колонии возникнут в других звездных системах. Что тогда? Ведь звезды ГАРАНТИРОВАЛИ человечеству бессмертие. Даже если Десница Господня разрушит в пламени Армагеддона Землю, то зарвавшемуся человеку это уже не повредит. А кто даст гарантию, что Господь захочет разрушать всё мироздание?
   Все, конечно, может быть - на то Его, Господня воля. Но...
   И тогда Иоанн решил, что лучше, если пророчество сбудется прямо сейчас - так надежнее. И если Господь медлит с решением, то надо послать ему весточку о том, что человечество готово. Конечно, Господь и сам все знает, но весточку лучше все же послать.
   Сколько препятствий довелось преодолеть Крестителю на предначертанном ему пути! Никто уже не выдаст, не разболтает, сколько ошибок он допустил. Одни Тела чего стоят. Иоанн был готов к тому, что Иисус согласится прийти не сразу, что первые Тела окажутся пустыми. Но не до такой же степени! Гении Сердца Праны создавали Ему одно пристанище за другим, а Спаситель всё не желал принять их. Пришлось уничтожать Тела, и чем мощнее и совершеннее они были, тем труднее это было сделать - сопротивлялись бракованные Тела отчаянно, а последний прототип вообще устроил настоящий бунт, который с трудом удалось погасить.
   У пранитов так ничего и не получилось, пока они не довели вес мозга до трехсот килограммов. Правда, для этого строение черепа пришлось изменить, он стал напоминать изнутри пчелиные соты, в каждой из ячеек находилась небольшая часть целого - мозга Спасителя, в противном случае мозг просто не выдержал бы собственного веса. От всего, кроме головы, пришлось вообще отказаться - не было достаточно большой ёмкости для формирования корпуса. Правда, по традиции, конструкцию по-прежнему называли телом. Одним словом, проблем было более чем достаточно. Зато когда огромное Тело впервые открыло глаза, губы его улыбнулись, и Он - теперь это точно был Он - сказал Крестителю:
   - Здравствуй, Иоанн. Долго же вы меня ждали.
   ...Пока Луриа пытался взять себя в руки, Бакай стоял в стороне и думал о том, что так и не привык к этому зрелищу. Как может жить подобное существо, Бакай не понимал и не надеялся понять. Но оно жило, и производило своим видом, по крайней мере на Бакая, впечатление просто ужасающее. Доктор, в отличие от пранитов, ни за что бы не поверил, что этот мозг стал прибежищем для разума Христа, но одно являлось неоспоримым, железобетонным фактом, - разум такой невероятной силы никогда еще не существовал на Земле.
   И с этим приходилось считаться.
   Ведь если бы не это существо, всё могло бы сложиться намного хуже. Оно, влияющее на действия пранитов в последнее время, по сути, содействовало захвату их города. Оно сделало это лишь по одной причине - хотело посмотреть, на что способен человек. Раз уж люди, едва чему-то научившись, сразу же, не думая о последствиях, спешат применить новые знания и умения, то долго такая цивилизация действительно не проживет. А жаль, цивилизация неплохая, обещающая со временем превратиться в существенный фактор вселенской политики. Существу было жалко туземцев, создавших его и теперь ожидающих от него Поступка. Оно знало о том, с какой бесшабашной легкостью люди в свое время принялись применять атом, едва подобравшись к его секретам, знало о ядерном, химическом, бактериологическом оружии. Теперь эти странные существа создали его самого. Как можно было рисковать до такой степени! Это удручало - а если бы созданный человеком искусственный разум оказался маниакален? Это с его-то неисчерпаемыми возможностями! Если бы он действительно пошел на уничтожение цивилизации? Тем более, что создавшие его праниты ждали от Спасителя именно этого - Последней Битвы и воцарения на земле нового, божественного порядка. Что ж, Царствия Небесного существо им обеспечить не могло, но и разочаровывать их не хотело, прочтя в разуме Иоанна информацию о судьбе своих предшественников - первых Тел. Конечно, ему люди ничего сделать не смогли бы - сил маловато, но искушать своих создателей было не очень тактично. Существо решило подыграть пранитам, поддержав их безумие.
   Теперь людям осталось пожинать плоды.
   А сейчас Луриа и Бакай, два примитивных организма, стоят перед ним, таращится на идиотскую форму его тела и тоже ждут.
   Чего?
   Да поймите же, наконец, глупцы - чего хорошего можно ждать от искусственного, не нужного самому себе урода?
  
  
   Глава XVI
  
   Господи! Сколько приготовлений! Сколько ненужной суеты! Все равно не поможет.
   В том, что не поможет, Бринн не сомневался - зря праниты суетятся, все равно им конец.
   Население взбесилось - люди требовали ответа за происшедшее. И обанкротившаяся власть, не обладая почти никакой силой и не имея ни малейших возможностей нормализовать ситуацию, тщетно пыталась контролировать обстановку.
   Пыталась в первые часы.
   Теперь праниты решатся действовать иначе. Нужно было учитывать, что это давно уже не люди. Не может быть человеком тот, чей мозг зомбирован и подчинен только одной мысли, имя которой - смерть. И тем более не может быть человеком тот, кого создали искусственно, чтобы заменить какого-нибудь известного политика, наскоро воспитали и обучили, изначально привив искаженные этические принципы. Теперь последним шансом этих человекообразных существ оставался Армагеддон, и оружия для него было достаточно.
   Впрочем, Бринн, как и доверившие ему эту миссию, нисколько не сомневался, что обставить преступление праниты собираются очень красиво. Прежде, чем отдать приказ, они обратятся к народу и устроят пышное отпевание Земли перед отходом в мир иной.
   Но и в том, что с Армагеддоном у пранитов ничего не выйдет, Бринн тоже не сомневался - индукторы, поддерживающие сборную, а после отключения генератора оставшиеся без дела, в критический момент накинутся на разумы непосредственных исполнителей и не дадут выполнить приказ. Ракеты не взлетят.
   А что касается политиков, которых в свое время высокое положение сделало первыми мишенями пранитов и превратило в рабов, то от них нужно избавляться сейчас. И чем быстрее, тем меньше вреда они принесут.
   Разумеется, праниты бросили на собственную охрану все имеющиеся в распоряжении силы. Когда был объявлен общий сбор для принятия решения о дальнейшей судьбе человечества, конгресс был оцеплен в несколько рядов. Машина президента подъехала к нему в таком сопровождении, будто продвигалась по вражеской территории. Казалось, обеспечить безопасность лучшим образом просто нельзя. Бринн наблюдал за этим цирком спокойно. Шаблоны поведения и предсказуемость объекта были ему только на руку. У зомби не было ни малейшего шанса на выживание.
   Когда заседание началось, заработало телевидение.
   Понятно, чье лицо появится на экранах.
   Сейчас клон начнет произносить последнюю свою речь.
   Закончить ее он уже не сможет.
   Бринн связался со стрелком. Поинтересовался:
   - Ты готов?
   - Да.
   - Огонь.
   Реактивный миномет на крыше ухнул. В небо ушла смерть. Но вскоре она возвратилась на землю, и в двух километрах от Бринна в один миг прекратили биться сотни человеческих сердец.
   Ребята Бринна переборщили, пожалуй, с зарядом.
   Теперь если кому-то захочется, чтобы новые избранники народа по традиции заседали в Капитолии, его нужно будет строить заново. Но сначала придется зарыть гигантскую воронку.
   Бринн поморщился - динамики шипели, а на экране телевизора гуляли бессмысленные полосы.
  
  
   Глава XVII
  
   Бакай вздрогнул. Он почувствовал, что Бринн свою задачу выполнил. И понял, что если не осмелится задать вопрос сейчас, то будет мучаться им всю жизнь. Оставалось лишь надеяться, что это не повлияет на решение существа. Он колебался, но сдержаться не смог.
   - Что теперь?
   Иисус снова улыбнулся:
   - Даже в такую минуту, несмотря на риск, вы, люди, не можете не оставаться любопытными. Если бы я хотел выполнить задачу, которую пытались возложить на меня создатели, я бы ее выполнил - для того, чтобы привести в действие технику, мне не нужны человеческие руки. Не говоря уже о том, что подавить влияние твоих союзников на обслуживающий персонал пусковых установок мне тоже очень легко. Но не бойся. Ты ведь уже понял, что можешь не бояться, правда? Иначе бы не осмелился задать вопрос.
   - Да.
   - Я знаю, Луриа, - обратилось существо к командующему, - что об одной из столиц пранитов, о Вашингтоне, ты позаботился. Но как же праниты в Берлине и Ватикане? Ты должен был уничтожить их тоже, из сострадания, ведь теперь толпа их просто растерзает.
   Луриа промолчал.
   - На всех сил не хватило? - задало существо риторический вопрос. И, словно решившись на очень важный для себя шаг, продолжило:
   - Но я пришел сюда благодаря пранитам. И хотя не разделяю их взглядов, все равно не могу обмануть их ожиданий.
   Луриа поднял голову, оцепенел. Бакай пошатнулся. Спаситель рассмеялся:
   - Вы неправильно поняли. Конец света они получат, но только для себя. Тем лучше для них. Я не позволю толпе издеваться над моими создателями, хотя, черт бы их, подонков, побрал - я не просил меня создавать!
   На миг воцарилась абсолютная, звенящая, вселенская тишина.
   И что-то случилось в мире. Непонятное, страшное, кажущееся бессмысленным.
   Тысячи пранитов, разбросанных по всей планете, услышали зов.
   Настал их час.
   Долгие годы праниты ждали, сами не зная, верить ли до конца, и теперь поняли, что отцы секты не обманывали их. Золотой миг человечества, его последний миг настал. Он рассудит всех, и все расставит на свои места. Все ошибки, все преступления человеческие... под всем Господь подведет черту.
   И начнется новая, другая, лучшая жизнь. Начнется сейчас. Надо только идти Господу навстречу, слышать зов и покориться ему.
   Они поднимались на верхние этажи зданий и бросались вниз.
   Они были счастливы.
   БОЖЕ, КАК ОНИ БЫЛИ СЧАСТЛИВЫ!
   Прана исчезла с лица земли.
   Луриа застыл словно камень. Бакай дрожал. Спаситель дал им возможность видеть происходящее, и они видели. А когда погиб последний приверженец Праны, командующий сборной и его советник смотрели на Спасителя и не знали, что теперь предпримет этот новый властитель Земли.
   Какая теперь начнется эпоха?
   Станет ли человек, создатель этого могущественнейшего разума, его рабом?
   Но Спаситель предначертал себе иную судьбу. Он давно уже, в первый же день своего существования, выбрал свой путь. Глаза существа закрылись: сумев спасти людей от затеянной ними смертельной аферы, Иисус предпочел умереть.
  
  
   Глава XVIII
  
   Город Праны содрогнулся в миг, когда Луриа и Бакай покидали Тронный зал.
   Тревога разорвала тишину, царящую в бесчисленных коридорах и помещениях Цитадели.
   Почти одновременно с первыми завываниями сирен раздался грохот и, хотя это казалось невероятным, вся титаническая конструкция города вздрогнула.
   Внезапно сирены смолкли и раздался короткий тройной звон колоколов громкого боя. А когда он утих, и в Цитадели опять воцарилось паническое завывание сирен, Бакай, на мгновенье было застывший, развернулся и бросился назад, в Тронный зал.
   - Что такое? - крикнул ему вслед Луриа.
   - Иоанн! Черт, это Креститель, только он имеет доступ!...
   - К чему?
   - Он задействовал систему ликвидации города. Началось полное затопление.
   Луриа закричал:
   - Так куда же ты?! Надо убираться!
   - Как?! Над нами полтора километра конструкций и обесточенные системы эвакуации! Нам конец! - кричал Бакай, удаляясь, и его последние слова эхо в коридорах донесло уже из Тронного зала. - Конец нам! Но этого подонка я уничтожу!
   Луриа выругался и кинулся вслед за Бакаем:
   - Не будь кретином, возвращайся! Не теряй времени!
   Но Бакай не отвечал. Он уже стоял в торце зала и пытался открыть дверь, ведущую в апартаменты Крестителя, хотя прекрасно понимал, что это невозможно.
   Командующий схватил его за плечи и оттащил от двери:
   - Брось! Он и так погибнет! Скажи, что можно сделать нам.
   - Ни-че-го, - отчеканил доктор по слогам, - но я скажу, что будет. Последуют еще звонки. Тройной означал, что открыты все шлюзы и начата подача воды на верхние ярусы. Их уже не пройти. Эвакуироваться уже нельзя. Город построен не просто в грунте, он начинается на дне океана и уходит вниз на огромную глубину, здесь же давление сумасшедшее! А когда после первой серии звонков пройдет десять минут, последует двойной звонок...
   Луриа потянул Бакая за рукав к выходу из зала:
   - На ходу расскажешь. Мне плевать, что возможно, а что нет. Нас ждут и на нас надеются мои солдаты. Я не позволю им умереть так глупо!
   Доктор расхохотался:
   - Я же тебе гово...
   - Вот и говори, - оборвал его командующий, увлекая Бакая дальше, - итак, что будет означать двойной звонок?
   - Что подача воды идет уже не только через шлюзы, но и через эвакуационные шахты средних и нижних ярусов. Еще через десять минут прозвучит одиночный звонок. Для нас - последний! К тому времени город будет затоплен полностью, останется сухим нижний ярус Сердца, на котором мы находимся. Он вообще не имеет системы затопления.
   - Это же хорошо!
   - Нет! - кричал доктор, - не хорошо. Сердце погибнет и без системы затопления. Просто конструкторы предусмотрели время для того, чтобы корректно вывести из эксплуатации оборудование, не допустив тем самым пикового всплеска фонового излучения генератора. И последний звонок будет означать, что межэтажные перекрытия находятся под критическим давлением. После этого потолок рухнет. Нас раздавит в лепешку!
   Они уже подбегали к дожидающимся их возвращения перепуганным солдатам сборной. И первое, что услышали бойцы, были слова доктора: "Нас раздавит в лепешку!"
   - Топят?! - как-то нелепо взвизгнул Романенко.
   Бакай, решив, что помощник насмерть перепугался, бросил на него презрительный взгляд и ничего не ответил. Но Романенко, похоже, и не думал впадать в панику, он просто был невероятно возбужден:
   - Так бежим в генераторную! - и, недоуменно воззрившись на растерявшихся командиров сборной, добавил, - что ж вы столбом стоите, генералы, мать вашу?
   - Она так хорошо защищена? - поинтересовался Луриа.
   - Защищена! - подтвердил Бакай. - Это многослойный термокевларовый орех, его можно в ядро земли вогнать, и ничего с ним не случится.
   - Так какого ж черта ты сразу не сказал? - вспылил командующий.
   - К чему? Все равно спасатели нас не достанут из генераторной, - вразумил доктор, - не смогут! Даже пробиться к ней не смогут. И вместо того, чтобы легко умереть через двадцать минут, мы будем подыхать долго и страшно. Это, по-твоему, лучше?
   - Лучше! - отрезал командующий. И прикрикнул на бойцов, - за мной, бегом!
   Когда сборная ринулась к спасительному помещению, Романенко бросил командующему несколько слов. Луриа осклабился:
   - Молодец! И немедленно! Внимание всем, слушать Романенко!
   Тот в лихорадочной спешке отобрал несколько человек, схватил за ногу по-прежнему перемещающегося по воздуху Макбрайда, и, немного пошептавшись с человеком-компасом, увлек отобранных бойцов куда-то в боковой коридор.
   - Куда они? - поинтересовался Бакай.
   - Спасатели смогут добраться к нам быстро? - вопросом на вопрос ответил командующий.
   - Нет! - отрезал доктор.
   - А в генераторной есть вода и пища?
   - Понял, - обронил Бакай, - но я не думаю, что спасателям вообще удастся...
   Его слова утонули в скрежете, раздавшемся откуда-то сверху. На миг все приостановились, подняли головы. Скрежет повторился, и на этот раз он показался еще более громким.
   - Что это?! - крикнул один из бойцов.
   Бакай ухмыльнулся:
   - Гнутся межъярусные перекрытия. Скоро конец.
   Раздался двойной звонок. Бойцам сборной этот сигнал показался оглушительным.
   Луриа скомандовал:
   - Бегом, чего застыли! И быстрее!... Черт возьми, еще быстрее!
   Наверху, видимо, произошел крупный обвал, потому что межсекционные переборки нижнего яруса буквально зашлись судорожной дрожью, а тонкие простенки помещений вибрировали в такт каждому очередному крушению металлоконструкций - сначала сверху доносился грохот, затем стены коридора на миг выгибались, вторя давлению готового сдаться подволока. Казалось, что Цитадель сейчас сложится будто карточный домик.
   - Я думал, доктор, эта жестянка прочнее, - задыхаясь на бегу, бросил командующий.
   Бакай хмыкнул:
   - Только наружная обшивка. А уничтожение идет изнутри.
   - Черт бы побрал...
   - Так он и берет!
   - Ладно, успокойтесь, доктор! Где ваш хваленый оптимизм?
   Бакай виртуозно заматерился, смешав в одну словесную конструкцию ненормированную лексику сразу из нескольких языков. А когда он, наконец, умолк, они уже находились внутри генераторной.
   - Маленькая, - констатировал командующий, - мы задохнемся.
   - Нет, - возразил Бакай, - аппаратуре нужен воздух, поэтому его регенерация автономна. У генераторной даже свой атомный энергоблок.
   Луриа покачал головой и во второй раз спросил:
   - Так почему же вы, доктор, сразу об этом не сказали.
   - Я знаю Цитадель. Она сейчас сминается ярус за ярусом. Здесь будут такие завалы, что до нас не доберутся никогда. Вы представляете, насколько страшна смерть на затонувшей субмарине? Наша смерть будет не лучше.
   Луриа пожал плечами:
   - Все равно я так просто не сдамся.
   - Кроме того, - вздрогнув от внезапно ошарашившей его мысли, прошептал Бакай, - я не знаю, сможем ли мы закрыть двери.
   - Что?
   - Их Спаситель нам открыл. Теперь его нет. Система убийственно сложна. Я не знаю, что делать.
   - Поспешил Он умирать, - констатировал командующий.
   И тут подали сигнал его часы. Луриа ответил на вызов, а затем в недоуменнии уставился на Бакая и повторил:
   - Он действительно поспешил умирать! Там Романенко спрашивает, что делать с пранитами. Они ломятся в коридор. Черт, я же совсем забыл...
   А часы надрывались голосом Романенко:
   - Скорее решайте, командир!
   Луриа отрезал:
   - Оставьте их. В генераторной нет места.
   - Хорошо, - с явным облегчением выдохнул Романенко и повел бойцов дальше, стараясь не обращать внимание на грохот, который доносился из-за дверей выходящих в коридор помещений, куда бойцы сборной не так давно согнали своих пленников.
   Последние оставшиеся в живых праниты находились в жутком состоянии. Они, как и все их единоверцы, получили от Спасителя команду покончить с собой, но просто не смогли этого сделать: внушение было слишком конкретным и заставляло выбрасываться с высоты. Спаситель хотел, чтобы его поклонники умерли легкой смертью, но не учел, что не всем она будет доступной. А избрать другой путь к смерти пленники сборной не смогли - внушение Спасителя блокировало работу мозга самоубийц для того, чтобы летя к земле, они не понимали, что их ждет и до последнего мгновенья были счастливы. Но для запертых в помещениях Цитадели пранитов такое внушение стало пыткой. Они стремились к смерти, но не могли ее обрести. Эффект оказался настолько сильным, что происходящее в помещениях повергло бы в шок любого, даже самого бессердечного наблюдателя.
   Слыша неистовые удары по дверям и стенам, дикий вой, доносящийся из запертых комнат, Романенко возблагодарил небо за то, что командующий решил бросить пранитов на произвол судьбы. Помощник Бакая не знал, как он мог бы помочь этим существам. Он страшился даже помыслить, что могло бы произойти, начни они открывать двери. И уж тем более не хотел думать о том, что именно творится за этими дверьми сейчас.
   Но когда бойцы подбежали к ближайшему складу, Романенко оторопел: он узнал эту секцию, здесь тоже были помещены пленники. На мгновенье он задумался. Спросил у Макбрайда, далеко ли другой склад, но ответа не расслышал - слова компаса утонули в грохоте очередного обвала конструкций. Романенко перевел дыхание и махнул рукой бойцам:
   - Открывайте!
   Один из солдат чертыхнулся и обратился к нему:
   - А мы ведь даже не защищены.
   И показал пальцем на свою голову.
   Действительно, после окончания боя, пока Луриа с Бакаем находились в обители Спасителя, бойцы сборной отдыхали, рассевшись на полу в коридоре, и почти все сняли неудобные и, казалось, уже ненужные криошлемы. А потом, когда в комплексе Цитадели начался процесс самоуничтожения, на ярусы обрушилась вода, и началось бегство в генераторную, о шлемах просто забыли.
   Оказалось - напрасно.
   Романенко как-то странно посмотрел на обращающегося к нему солдата. Хмыкнул. Осклабился:
   - Ну и что теперь? Будем ждать под дверью, пока нас всех к чертовой матери не смоет как дерьмо в унитазе?! Открывайте! Стрелять сразу, без предупреждения. Уничтожить всех!
   Когда дверь распахнулась, ближайшие к ней бойцы были смяты, а уже через мгновенье буквально разорваны ринувшимися наружу пленниками. Праниты были безоружны, но это не имело большого значения, все равно в таком состоянии они не смогли бы воспользоваться оружием. Сектанты действовали инстинктивно, бессознательно, но с ужасающей эффективностью, голыми руками, пальцами, ногтями, зубами распарывая человеческую плоть. Когда бойцы сборной пришли в себя от первого шока, они открыли неистовый огонь. Вырвавшиеся в коридор сектанты были уничтожены, а в дверях образовалась настоящая пробка из трупов, медленно но неумолимо выталкиваемая рвущимися из склада пранитами. Едва гора мертвых тел обрушивалась и появлялся проход, в него сразу же устремлялись все новые и новые кандидаты в покойники. Пранитам было абсолютно безразлично, что в проеме дверей, под прицелом пулеметов, их ждала смерть - они уже не знали, что такое смерть, и поэтому не боялись ее. Они уже ничего не знали и не боялись.
   Романенко, предоставив солдатам возможность расчистить путь на склад, отошел в сторону. Сам того не замечая, он сорвал перчатку с левой руки, швырнул ее на пол и принялся грызть ногти. В голове вертелась только одна мысль. Только одно слово. Страшное, зловещее слово: "время!". Повторяясь с неизбежностью и размеренностью щелчков метронома, оно терзало командира группы, не знающего, как долго ее будут задерживать обреченные на смерть праниты. Задержка могла оказаться роковой.
   И, словно вторя его опасениям, взвыли сирены. Затем смолкли. Раздался звонок. Один. Последний. А затем сирены взвыли снова и ревели уже непрерывно. С жутким металлическим стоном подволок начал прогибаться.
   Романенко, почти не контролируя себя, завопил, пытаясь перекричать вой сирен и рев подводных пулеметов:
   - Время!!! Хлопцы, я не знаю, сколько внутри этих тварей, и как долго они будут лезть наружу! Прорывайтесь! Или мы попадем на склад немедленно, или нам конец!!!
   И ринулся в самую гущу боя, крича что-то неистовое, бессмысленное, не существующее ни в одном из человеческих языков.
   Стена уже мертвых и еще шевелящихся человеческих тел мешала ему продвигаться дальше, откуда-то из этой стены то и дело вылезали вцепляющиеся в него руки, но он уперся в тела и разрывал их пулеметными очередями, пытался вскарабкаться на гору трупов и пролезть, проползти внутрь. Он понимал - если его бойцы не успеют доставить в генераторную хотя бы воду, то сборная погибнет наверняка. Не сразу, но зато в страшных мучениях.
   А подволок проседал.
   Сминаемые ним простенки гнулись.
   Сдавался последний, самый укрепленный ярус Города Праны.
   Луриа помог бойцам обустроиться в тесном помещении генераторной и, не зная, чем себя занять, присел на корточки, опершись спиной о переборку. Закрыл глаза. Он не хотел видеть, как мучается Бакай, не хотел мешать ему даже взглядом. А монахи, ведомые своим учителем, сбившись в кучку, что-то гудели, время от времени то вздымая руки вверх, то совершая какие-то пасы. Все эти отчаянные действия были следствием одной-единственной причины: они хотели жить. А единственным путем к спасению оставалась надежда на обученных Бакаем паранормальщиков, которых монахи пытались созвать, объединить и с их помощью закрыть двери генераторной.
   Беда была в том, что, как обнаружили монахи, Спаситель не отмыкал генераторную обычным способом, то есть не воздействововал на электронный механизм. Он просто распахнул все двери переходных отсеков, и после этого изуродованные механизмы были уже ни к чему не пригодны. Для того, чтобы герметически закрыть помещение, теперь нужно было мощнейшее физическое воздействие, давление в несколько тонн. Человеческие мускулы здесь были бессильны, а на поиск приспособлений просто не оставалось времени. Единственной надеждой обреченных людей стал их интеллект.
   Монахи попытались воздействовать на двери, но быстро поняли, что сил не хватит, и возопили о помощи. Призванные ними паранормальщики, не успевшие еще прийти в себя после многочасового сдерживания фона Цитадели, объединяли свое воздействие в единую силу, но двери не поддавались. Ежесекундно подключались все новые и новые индукторы, но никто не знал, успеют ли они совладать со створками, или сумасшедшее давление воды опередит их и уничтожит сборную.
   Монахи так увлеклись, что уже не думали о том, что оказавшись запертыми без запасов, сборная все равно погибнет. Зато Луриа, услышав скрежет начавшей поддаваться двери первого переходного отсека, вскочил, подбежал к проему и выглянул в коридор. Бойцов Романенко видно не было. Набрал номер его часов Романенко, но на вызов никто не ответил - АТС Цитадели вышли из строя. Тогда Луриа оглянулся на Бакая и хотел просить его подождать, но вспомнил, что человека, находящегося в состоянии транса беспокоить опасно, и отказался от этого порыва. Вместо этого, с опаской оглядываясь на вздрагивающую дверь, выбежал из генераторной и бросился в сторону складов. Он кричал, звал бойцов, но и на голос его тоже никто не откликнулся. А когда он открыл бронированную дверь первой же пересекающей коридор водонепроницаемой переборки, то услышал вдали выстрелы.
   Бросился в ту сторону и кричал бойцам, чтобы скорее возвращались, хотя и понимал, что в грохоте боя никто его не услышит. Он пробежал уже довольно далеко, когда выстрелы стали реже и, наконец, умолкли. А затем увидел первых солдат, бегущих навстречу с ящиками неприкосновенного запаса. Развернувшись, уже на бегу к генераторной, спросил:
   - Все возвращаются?
   - Да.
   - Мы можем не успеть!
   И действительно, в дверь первого отсека генераторной им пришлось протискиваться, она закрылась почти наполовину. Последние из бойцов уже с трудом пролезли в узкую щель. Протащили впавшего в бессознательное состояние Макбрайда.
   Луриа, оглядев прибывших, с недоумением спросил:
   - А где сам Романенко? Погиб?
   - Нет, - ответил один из солдат, - он позвал с собой несколько парней и они куда-то побежали.
   - Кретин! - в сердцах бросил командующий, - что ему еще понадоби... о, Боже!
   Громоподобный звук первого разрыва в подволоке был похож на мощный взрыв. А затем заревела вода. Хлопки разрывов стали повторяться один за другим, то дальше по коридорам, едва слышимые за последними еще не сорванными давлением межсекционными дверьми, то, казалось, совсем близко. В оглушительном реве воды то и дело слышалось, как с грохотом и стоном тяжелые, крепчайшие водонепроницаемые переборки, не выдержав нагрузки, разрываются и отдают стихии очередной рубеж.
   В этом грохоте никто не услышал топот ног нескольких бойцов, во весь дух мчащихся по коридору. Сначала притаившиеся в генераторной люди увидели, что через щель, оставшуюся от дверного проема, кто-то протискивает металлические ящики. Видимо поняв, что еще немного, и дверь, прикрывшись сильней, не пропустит очередной груз, находящиеся снаружи бойцы сунули очередной ящик под углом, он застрял и помешал двери закрываться дальше.
   - Уберите! - кричал Луриа.
   - Нет!!! - донесся снаружи решительный голос Романенко. - Это наша жизнь!
   - Ты сумасшедший! - взбесился командующий и хотел было отдать приказ стрелять в Романенко, но осекся - сзади кто-то схватил его за плечи. Луриа резко обернулся и рывком оторвал от себя руки Шнайдера. Зарычал:
   - Что такое?!
   Парень отшатнулся:
   - Он прав, поверьте. Я вижу.
   Луриа вновь обернулся ко входу, но секундной задержки хватило Романенко для того, чтобы остаться в живых. Он уже находился в первом переходном отсеке и вместе с двумя солдатами пытался выбить застрявший в створках ящик. Где-то совсем рядом сдалась еще одна межсекционная преграда: раздался взрывоподобный грохот слетающей с петель бронированной двери и ниагарский гром воды, ринувшейся в один из ближайших коридоров. Конечно, если бы вода подбиралась к сборной только по коридору, люди еще могли бы рассчитывать на несколько минут отсрочки, но положение, к сожалению, было намного хуже - давление на расположенном выше ярусе достигло такой отметки, что подволок давал одну трещину за другой. А самое худшее заключалось в том, что уже и в коридоре, в который выходили внешние двери генераторной, перекрытие начало проседать и образовавшийся металлический прогиб мог лопнуть в любую секунду.
   Поняв, что дверь зажала ящик настолько сильно, что выбить его невозможно, Романенко что-то крикнул помогающим ему бойцам. Вместе они сделали пару шагов назад, подняли пулеметы и на ящик обрушились сокрушительные очереди бронебойных подводных зарядов. В лица бойцам полетели осколки металла. Один из солдат, прошитый узкой железной полоской насквозь, упал, и тело его задергалось в конвульсиях, но второй боец и сам Романенко продолжали стрелять до тех пор, пока ящик не развалился и из него не посыпались на пол темные шары. Тогда Романенко бросил автомат и растащил осколки ящика. Освободившаяся дверь снова пришла в движение, и последним, что увидели люди, был прогнувшийся почти до середины высоты коридора подволок. Он лопнул уже тогда, когда были закрыты двери не только первого, но и второго переходного отсеков, поэтому грохот прорвавшегося подволока никто из сборной не услышал.
   Не успел Романенко войти в генераторную, на него обрушился с руганью Луриа. Не обращая внимания на то, что у монаха осколком снесло едва ли не половину челюсти и адская боль едва позволяет ему оставаться на ногах, командующий кричал:
   - Шлемы?! В последних ящиках, из-за которых мы все едва не погибли, были всего лишь шлемы? Зачем?!
   Романенко жестом показал, что ответить просто не способен и подошел к Шнайдеру. Положил ему руку на лоб. Дональд секунду словно к чему-то озадаченно прислушивался, затем схватил пятерней свои седые волосы, прижал к голове обе руки, сощурился и, наконец, довольно кивнул. Пробормотал:
   - Теперь хорошо слышу... Да. Я так и знал.
   Показав взмахом руки, что больше говорить не о чем, Романенко убрал руку со лба Дональда и сделал шаг назад. Шнайдер обернулся к Луриа:
   - Нам еще повезло. Мы ведь все забыли о шлемах, а у нас забитое людьми под завязку помещение. Регенераторы, скорее всего, на такую толпу не могут быть рассчитаны. Мы можем задохнуться. Пищи, кстати, успели принести очень мало, но это, конечно, ерунда: без еды человек дней тридцать - сорок продержится, это не воздух. Но даже если регенераторы справятся, и мы не задохнемся, то все равно умрем от жажды, потому что воды на всех тоже не хватит. А поскольку у нас проблемы с воздухом и водой...
   Договорить он не успел, изумленно обернувшись на стон Романенко. Тот, похоже, ждать не собирался и, закрыв от невыносимой боли глаза, одевал на изуродованную голову криошлем.
   - Да. - Коротко бросил Луриа. - Правильно. Все мы просто забыли. Но ведь шлем работает всего девяносто шесть часов, вряд ли спасатели доберутся до нас так быстро.
   Романенко, уже собиравшийся закрыть забрало, постучал пальцем по разъему на затылочной части шлема.
   - Внешнее питание, - понял Луриа, - да, конечно!
   Романенко указал на оборудование генераторной.
   - Постой... - пробормотал командующий, - ах, да! Здесь же автономная атомная электростанция. Она годами может работать. Черт побери, правильно! Ты молодчина! Но кто-то должен дежурить, поддерживать связь с поверхностью...
   Романенко, похоже, не собирался слушать дальше. Во всяком случае, его самого, изуродованного и едва живого, никакое дежурство касаться не могло. Он рывком захлопнул забрало, спокойно подобрал один из валяющихся на полу подводных пулеметов, прижался спиной к стене генераторной, приставил дуло к груди и нажал спусковой крючок. Сначала в его теле образовался, казалось, целый тоннель, затем руки уронили пулемет, и только потом из чудовищно развороченной груди хлынула кровь. Сработал шлем, и отрезанная им голова упала на пол раньше, чем сползло по переборке обезглавленное тело.
   Бойцы изумленно смотрели на происходящее. Луриа отчеканил:
   - Через это предстоит пройти почти всем. И этим людям, поверьте, еще очень повезет. Тем, кто останется дежурить, будет намного, несравнимо хуже.
   Бакай добавил:
   - Абсолютно верно.
   Луриа сочувственно посмотрел на него:
   - Лучше вас, доктор, интеллектуальную связь, как вы ее называете, никто держать не сможет. А другой связи у нас нет.
   Бакай горько улыбнулся:
   - Понимаю. Что ж, свой крест нести надо с достоинством. И все же, как я устал... Господи, как я устал за все эти сумасшедшие месяцы! - Бакай снова улыбнулся, уловив удивленные взгляды не только бойцов сборной, но и своих монахов, только сейчас понявших, что даже их учитель способен выказать слабость, пусть и минутную. Луриа, впрочем, сообразил, что это скорее спектакль для солдат, боящихся следовать примеру Романенко.
   - Поскольку никто из бойцов на дежурстве не нужен, - обратился к сборной командующий, - приготовьтесь к... черт! приготовьтесь к консервации!
   Где-то в углу раздался смешок спецназовца. И это было очень хорошо, поскольку означало, что теперь бойцы почти не боятся. Командующий был доволен своими солдатами. Самого его пугала лишь одна мысль - что делать, если шлемов не хватит?
  
  
   Глава XIX
  
   Для запертых в помещениях нижнего яруса пранитов, наконец, настал момент избавления от мучений. Неистово и бессвязно что-то кричащие, беспорядочно мечущиеся по комнатам, выцарапывающие друг другу глаза, рвущие волосы, ломающие руки, эти безумные существа были обречены на долгую и страшную смерть, но вода рассудила иначе.
   Она выбивала двери и спасала существ от безумия.
   Она прорывала подволоки и спасала существ от безумия.
   Она безудержной лавиной врывалась в помещения, сбивала существ с ног, подхватывала их и размазывала по стенам, спасая от безумия.
   Обреченные на расстрел солдаты сборной только одевали криошлемы, а последний пранит был уже мертв.
   У сектантов было все позади. А их победителям самое трудное испытание только предстояло.
   Бойня, которую в течение следующего получаса пережила тесная генераторная, стала настоящим адом.
   Свободный от навесной аппаратуры участок стены был невелик, поэтому на расстрел могло встать одновременно не больше двух десятков человек. Луриа при помощи сержантов определил очередность, распределив бойцов по фамилиям согласно алфавиту. До первых выстрелов никто из солдат не проявлял недовольства по этому поводу, но процедура грозила растянуться надолго, и неизвестно, в каком состоянии духа были бы последние в списке к тому времени, когда подойдет их очередь. Луриа хотел воспользоваться помощью монахов, которые могли отключить сознание идущих на расстрел солдат, но Бакай предупредил, что это опасно - если клиническая смерть наступит в подобном состоянии, то после восстановления в генном центре разум может к человеку уже не вернуться. Командующий понял, что ему остается лишь верить в мужество своих бойцов, но, надеясь на лучшее, он очень боялся осложнений.
   Кроме того, огромные трудности возникли у Луриа при выборе кандидатов в расстрельную команду. Он понимал, что никто не захочет взять в руки оружие и применить его против своих товарищей, даже осознавая, что тем самым спасает их жизни. Могли возникнуть случаи неповиновения приказу, и трудно было прогнозировать, во что они выльются в подобной ситуации. А итог любого нарушения планов грозил смертью всей сборной. Конечно, командующий мог поручить оружие сержантам, но не был уверен в том, что когда, в конце-концов, придет и их очередь встать к стене, они, насмотревшись на дело рук своих, безропотно подчинятся.
   Бакай предложил помощь монахов, оторопевших от такой идеи. Но спорить с учителем чернорясые не привыкли, и взяли в руки пулеметы, стараясь не смотреть в глаза перешептывающимся солдатам.
   Назревал конфликт.
   Положение спас Бакай, произнесший спонтанную, скомканную, но все-таки возымевшую эффект речь. Он убедил бойцов в необходимости подобного шага. Доказал, что иначе они погибнут. Перешептывание утихло, но это, боялся Луриа, могло продолжаться лишь до первых обезглавленных тел. Казалось, солдаты не верили больше своим командирам. Они подозревали, что от них просто пытаются избавиться, и встав к стене, они никогда уже больше не очнутся.
   Чем сильнее оттягивалось начало расстрела, тем больше проблем могло возникнуть, поэтому Луриа сделал все возможное, чтобы первые два десятка бойцов отправились к стене как можно быстрее. Остальным он приказал зайти за силовые щиты, чтобы солдаты не видели происходящего.
   А затем началось неописуемое. Одни монахи расстреливали очередную партию бойцов, другие - "похоронная" команда - поднимали свалившиеся на пол тела и волочили их за ноги подальше от стены, чтобы расчистить место бойни для новых подрасстрельных. Третьи собирали головы в шлемах и сначала просто складывали их в пирамиду, намереваясь подключить к внешнему питанию после окончания бойни, но после того, как ожидающие расстрела солдаты начали возмущаться, высказывая свои подозрения вслух, монахи разобрали кучу голов и занялись подключением сразу. Кровь из десятков тел превратила пол возле стены в озеро, а монахи, переносящие туловища и головы солдат, разнесли эту кровь по всей генераторной. Запах в помещении стоял невообразимый. Многих рвало, и от этого становилось еще хуже. Индикаторы регенерационной системы оповещали о перегрузке, пищал тоненький зуммер, ежесекундно напоминая о том, что сложилась нештатная ситуация и комплекс жизнеобеспечения не способен справиться с нагрузкой. Но хуже всего, даже хуже невероятной вони, был сатанинский рев пулеметов. В тесном, герметически закрытом помещении, он был настолько силен, что на какое-то время расстрел даже пришлось прервать - у одного из стреляющих монахов лопнули барабанные перепонки и расстрельной команде пришлось отложить свою кровавую работу, чтобы одеть криошлемы, неплохо защищающие от шума. Пауза была настолько зловещей, что подействовала на солдат наихудшим образом, некоторые из ожидающих расстрела не могли уже стоять на ногах. В этот момент один лишь Луриа вздохнул с облегчением - шлемов, кажется, хватало, и это самое главное. Все остальное можно было, набравшись мужества, пережить. И Луриа не прекращал подбадривать готовящихся встать к стене бойцов. Несмотря на рев пулеметов, пытался с ними говорить, одобрительно похлопывал кого-нибудь из очередной партии по плечу, всем своим видом стараясь показать, как гордится своими солдатами. И он не кривил душой, он действительно ими гордился.
   А они, двадцатка за двадцаткой, шли к стене, собрав волю в кулак и сцепив зубы. Шли словно на смерть. Почти никто из них так и не поверил в возможность спасения. Но большинство, все-таки, надеялось, что шанс есть, пусть даже самый маленький, пусть совсем призрачный. И готовясь умирать, они немножко, совсем чуть-чуть, верили в воскрешение.
   Монахи расстрельной команды уже почти не осознавали, что делают и действовали абсолютно автоматически. Шок от непрекращающегося избиения был настолько силен, что человеческий разум не выдерживал и вмешивалась защитная система психики, отключающая мышление.
   Автоматически - они вместе, словно одновременно дергаемые за нити марионетки, поднимали оружие и превращали новую порцию солдат в груду развороченного мяса.
   Автоматически - они вместе опускали оружие, чтобы дать "похоронной" команде возможность убрать от стены изуродованные тела.
   Автоматически - всё это они повторяли. Раз за разом. Снова и снова.
   Казалось, так будет длиться вечно.
   И всё это молча.
   Ни крика, ни возгласа.
   Только неистовый рев автоматов. А затем - шлепанье ног монахов "похоронной" команды по залитому кровью полу.
   И снова - выстрелы.
   А когда, наконец, через тысячу веков упал последний солдат, и в генераторной воцарилась тишина, никто из оставшихся в живых в это не поверил.
   Совершенно не способные ничего воспринимать, монахи расстрельной команды застыли на месте. Так они и стояли, пока к ним не подошел Бакай. Что он шептал своим ученикам, для остальных осталось тайной. Но после того, как он замолчал, монахи спокойно, по-прежнему отрешенно, сдвинулись, наконец, с места и встали к стене. Бакай расстрелял их собственноручно.
   Следом настала очередь "похоронной" команды.
   Бакай стрелял с такой душевной легкостью, словно делал монахам величайший подарок. Он ни на миг не забывал, что дает своим ученикам шанс выжить.
   Монахи шли под пули спокойней, чем солдаты - за долгие месяцы, проведенные в "Агате", они привыкли к самым невероятным стрессам. К тому же, они безоговорочно доверяли своему учителю, а раз он обещал жизнь, то никакой тени сомнений у адептов возникнуть просто не могло.
   А затем, когда последний из получивших право на отдых монахов был расстрелян, оставшиеся еще долго пытались навести в генераторной хоть какое-то подобие порядка. Их, дежурных, было всего четверо - Луриа, Бакай, Шнайдер и Макбрайд. Последний только начинал возвращаться в нормальное состояние сознания и сам еще не понимал толком, какое мучительное время ждет их впереди. Поэтому, единственный из оставшихся, он был абсолютно безразличен к перспективе дежурства. Луриа с отвращением помогал таскать тела и ворчал, что ему вовсе не нравится перспектива сидеть долгие дни, может быть недели среди кучи разлагающихся трупов. Но выбора не было. О другой, единственно возможной перспективе, не преминул напомнить Бакай: спасатели вполне могли не добраться до генераторной вообще. Тогда среди тонн гниющей человеческой плоти придется не только жить, но и умирать - от жажды или мучительного удушья.
   Генераторная не делилась на отдельные помещения, а представляла собой зал, до отказа напичканный оборудованием. Поэтому перенести тела было просто некуда. Всю груду свалили в углу, и, прекрасно понимая, что, вскоре, несмотря на работу регенераторов, воздух станет ядовитым, оставшиеся приготовили криошлемы для себя, укрепив подручными средствами шланги воздухоподачи на вентиляционных решетках как можно герметичней.
   Бакай связался с паранормальщиками, обрисовал ситуацию, назначил время следующего сеанса связи и попросил без особой причины не беспокоить. Одел шлем, чтобы не ощущать пропитавшей генераторную вони, и уснул. Макбрайд первым последовал его примеру, затем устроился на отдых Луриа. И только Шнайдер, по-прежнему не надевая шлема, и, кажется, даже не замечая отвратительного смрада, в изнеможении сидел на полу, прислонившись к стене. Его мысли блуждали далеко от генераторной - Дон был там, где светило солнце и ветер шелестел листвой и где, как казалось отсюда, почти уже не было боли и зла.
  
  
   Глава XX
  
   Клич паранормальщиков о необходимости помощи сборной вызвал настоящую бурю - оживающие структуры власти сделали всё возможное и невозможное, чтобы организовать невиданные по размаху и интенсивности спасательные работы. Не прекращающиеся почти ни на миг трансляции из руин Цитадели царили на всех без исключения телевизионных каналах. Каждая газета открывала первую полосу последними сообщениями с места спасательных работ. Люди не жалели ни сил, ни средств, чтобы вызволить сборную, которая избавила человечество от безумия Праны, а, возможно, и от гибели.
   Небольшая армия Луриа стала легендарной. Культовой. И, стараясь помочь новым идолам, именами которых уже успели назвать десятки школ и библиотек, человеческие существа шли на верную смерть. Они боялись опоздать и поднять из глубины уже трупы своих кумиров. Они спешили. И результаты не заставили себя ждать - в завалах разрушенного Города Праны спасатели гибли десятками. Расставшиеся по неосторожности с жизнью тоже мгновенно становились героями. Их имена почитал своим долгом знать каждый. Это побуждало отправляться на руины Цитадели сотни любителей острых ощущений, и для того, чтобы уберечь от неминуемой гибели этих самодеятельных спасателей, властям пришлось разместить на всех входах в тоннели полицейские кордоны. В результате началась волна протестов - правительство уже обвиняли не только в неумении помочь героям, но и в стремлении погубить их. "Они специально не дают помочь сборной! Они боятся! Еще бы, ведь такие люди властям живыми не нужны!"
   Оправдания и увещевания чиновников на ожесточенное население не действовали. Правителям после всех связанных с Праной перипетий никто не верил.
   Началась бунты.
   Сначала небольшие.
   Но только сначала.
   Через несколько дней полицейские были уже не в силах сдерживать прорывающиеся на руины толпы дилетантов, почти не имеющих понятия о подводном снаряжении, зато до зубов вооруженных и без тени сомнения пускающих оружие в ход. Главным, считали они, было прорваться в Цитадель, и там все пойдет как надо.
   А затем началась настоящая истерия. Среди паранормальщиков нашелся идиот, наслушавшийся антиправительственных воплей на одном из митингов и после этого отдавший журналистам переведенные в аудиосигнал записи переговоров с генераторной. Когда надломленный голос Бакая пошел в трансляцию, эффект был потрясающий. Поднялась настоящая буря, обезумевшие толпы осаждали правительственные учреждения. Лозунг "прекратите убивать наших избавителей!" можно было увидеть едва ли не на каждом шагу. На побережье Белиза волнения были настолько сильны, что беснующиеся людские стада фактически парализовали работу профессиональных спасателей. И власти пошли на попятную, сняв полицейские кордоны со входов в тоннели.
   Стремящиеся на руины любители острых ощущений получили, наконец, долгожданную дорогу к своей нелепой, никому не нужной смерти. Развороченные лабиринты затопленной Цитадели не прощали ошибок, и ежедневно десятки авантюристов исчезали здесь навсегда.
   Когда Бакай узнал, что его "героический голос" слышала вся планета, он едва не задохнулся от ярости. Устроил координаторам паранормальщиков грандиозный скандал, но еще до этого, не сдержавшись, совершил поступок, в котором раскаивался потом всю оставшуюся жизнь - нашел разум человека, отдавшего записи переговоров репортерам, и взорвал его. Несчастный, в это время ведущий машину, почувствовал сначала головокружение, затем резко нарастающую боль, увидел перед глазами ярко-красные круги, а через минуту его череп лопнул и неуправляемая машина врезалась в фонарный столб.
   Подбежавшие к месту аварии люди испуганно перешептывались. Они ничего не понимали. Ведь автомобиль почти не пострадал, поскольку двигался на относительно небольшой скорости. Тогда почему у сидящего за рулем человека почти не осталось головы?
   Когда Бакай поведал о происшедшем командующему, тот приказал наладить для него связь с поверхностью. Шнайдеру и Макбрайду пришлось работать в режиме ретрансляторов. Они были вынуждены слышать каждую мысль Луриа и узнали, каков командующий в ярости. А Бакай, диспетчеризируя эти переговоры, получил прекрасную возможность расширить свои познания в ненормированной английской лексике.
   Грандиозная выволочка, которую Луриа устроил властям, дала лишь один результат - перед командующим и монахами чиновники рассыпались в тысячах извинений, но признали, что ситуацию на побережье не контролируют. Тогда Луриа решился обратиться к самодеятельным спасателям с просьбой покинуть Цитадель и оставить власти в покое. Паранормальщики организовали трансляцию, узники генераторной подготовились, и в течение десяти минут все теле- и радиостанции в прямом эфире передавали сенсационное воззвание. Сначала говорил Луриа, затем Бакай, по несколько слов добавили Шнайдер и Макбрайд. Трансляцию повторяли в записи бессчетное количество раз, цитировали в новостях. Идея была настолько удачной, что в результате правительство получило карт-бланш на эффективную работу, никто ему больше не мешал, и спасательная операция вернулась в нормальный режим.
   Если, конечно, можно назвать нормальным этот отчаянный, граничащий с подвигом труд. Конструкции Города Праны были настолько изуродованы, что едва ли не на каждом метре их приходилось резать, чтобы пройти еще несколько шагов. С каждым уровнем глубина и давление росли. А ведь всё, по сути, только начиналось - спасатели сумели расчистить спуск лишь на четыреста метров, их ожидало еще более километра настоящего ада. И буквально с каждым метром становилось всё тяжелей. Поэтому когда очередная смена должна была отправляться на отдых, на декомпрессионной станции ее прибытия всегда ожидали с тревогой.
   Ведь с этой работы возвращались не все.
  
  
   Глава XXI
  
   Луриа наслаждался легкостью, которая пришла на смену чувству голода. Для него было настоящим открытием, что отсутствие пищи может вызывать приятные ощущения. Правда, в первые дни сильно болела голова, но вскоре это прошло и командующий с удовольствием спал по четырнадцать часов в сутки.
   Человек деятельный и энергичный, безудержный карьерист, годами перерабатывающий сверх всякой меры, он только теперь обнаружил, что презираемое им безделье тоже имеет свои плюсы. Так полно он не отдыхал еще никогда.
   Да, они действительно отдыхали!
   В те самые минуты, когда их имена были у всех на устах, когда каждый человек беспокоился о их вызволении из железного плена, когда с риском для собственной жизни спасатели пробирались все глубже и глубже, прожигая путь в смятых металлоконструкциях Цитадели, в минуты, когда весь мир сочувствовал своим героям, обреченным на гибель, сами обреченные... большую часть времени спали. Люди с закаленными, железными нервами, они умели не думать о смерти.
   Иногда, впрочем, на Луриа нападала привычная жажда деятельности, но поскольку заняться ему было решительно нечем, он надоедал Бакаю до тех пор, пока тот не согласился обучать его тонкостям интеллектуальной связи. Командующий не имел особых способностей к слабо проявленным возможностям человеческого мозга, но железобетонное упорство и прекрасный учитель с лихвой компенсировали недостаток природных данных, и уже через две недели Луриа разбудил Макбрайда вторжением в его мозг. К сожалению, он не учел, сколько потрясений довелось пережить детективу, и каким опасным человеком тот в результате стал. Эксперимент закончился плачевно: Макбрайд, проснувшись от выданного его мозгом сигнала о вторжении, неосознанно нанес интеллектуальный удар. Луриа вскрикнул и упал навзничь. Когда встревоженный Шнайдер разбудил Бакая и они открыли забрало шлема командующего, взору монахов предстала отвратительная картина: каждый лицевой мускул Луриа дрожал, причем движение одного совершенно не зависело от других. Создавалось ощущение, будто под кожей копошатся сотни трупных червей. Кровь буквально хлестала из ноздрей, перепачкала все лицо и стекала внутрь шлема. Едва забрало было поднято и гнилостный, переполненный вонью разлагающихся тел, воздух генераторной пошел в легкие командующего, тот, не приходя в сознание, едва не захлебнулся рвотой. Кровь из носа пошла еще сильнее, хотя, казалось, это было уже невозможно.
   Бакай перевернул пострадавшего на бок, чтобы дать возможность очистить желудок, затем провел рукой по его затылку и когда после этого рвота прервалась, приложил ко рту командующего шланг, подающий чистый воздух из регенератора.
   Дрожащий словно от озноба, переживший шок Макбрайд, с ненавистью смотрел на Луриа и бормотал что-то неразборчивое, а Бакай сжал ладонями виски потерпевшего и сидел неподвижно до тех пор, пока кровотечение не прекратилось.
   Затем доктор поменял командующему шлем, закрыл забрало, подключил воздух и принялся колдовать над Луриа, пытаясь привести его в сознание. На это ушло не меньше получаса - таким сильным оказался удар Макбрайда. Когда Луриа пришел в себя, Бакай долго с ним перешептывался, а Шнайдер и Макбрайд отошли в сторонку, понимая, что разговор начальства для их ушей не предназначается.
   Когда измотанный командующий, наконец, уснул, Бакай принялся учить Макбрайда мягче реагировать на проникновения в мозг, и тут раздался крик Луриа:
   - О, Боже! Слева! Оно слева, Джимми!!!
   Бакай бросился к командующему.
   Тело Луриа изогнулось дугой, он принялся колотить об пол руками.
   Бакай опустился рядом с ним на колени и в растерянности смотрел на командующего, не зная, как ему помочь. Пробормотал:
   - Ничего не вижу. Мозг блокирован.
   Луриа закричал:
   - Нет!!!
   Вскочил на ноги и, с закрытыми глазами, помчался в дальний конец генераторной, натыкаясь на шкафы с оборудованием и не переставая вопить. Когда он с размаха врезался в стену, крик сменился хрипом.
   Бакай и Шнайдер схватили беснующегося Луриа и пытались его удержать. А Макбрайд даже не пробовал помочь. Сначала он оставался на месте, затем подошел к Бакаю и тихо, неуверенно пробормотал:
   - Кажется, он работает в режиме сканера.
   - С чего ты взял? - бросил Бакай.
   - Но ведь именно я вел сборную по Цитадели, мне ли не знать, что он чувствует! Я даже вижу обрывки получаемого им изображения.
   - Может, тогда объяснишь, что происходит?
   - На спасателей что-то напало.
   - Не понял.
   - Сам не понимаю. Могу сказать одно - тому, что я вижу, еще никто не придумал названия.
   Луриа снова закричал.
   Макбрайд схватился за голову руками:
   - Я не хочу это видеть!
   Бакай, еле удерживая Луриа, буквально пожирал глазами дрожащего Макбрайда:
   - Что ты видишь?
   Тот промолчал.
   Бакай не унимался:
   - Что ты видишь, коп? Ответь!... Соедини меня!
   - Нет!
   - Соединяй! Или забыл, с кем имеешь дело?!
   Макбрайд отрицающе мотал головой.
   Бакай заорал:
   - Немедленно!!!
   И послал полицейскому воздушный удар. Тот отлетел на добрые полметра, упал на пол и скорчился от боли. Бакай повторил:
   - Соединяй, или убью! - И уже тише добавил, - Да не бойся ты за меня, я сильный. Выживу.
   Макбрайд кивнул, и Бакай увидел Цитадель глазами одного из спасателей. А в следующий миг на него обрушился ад - его крохотный одноместный батискаф атаковали странные существа: аморфные, непрерывно меняющие форму, но, несмотря на это, буквально излучающие невероятную силу. Они нападали бездумно, безудержно, яростно. Одно из существ пыталось выдавить обзорное стекло батискафа. Бакай не знал, удастся ли твари проделать это, но в одном не сомневался - даже если устоит стекло, то рано или поздно не выдержат нервы, и спасатель сам разгерметизирует аппарат. Свидетельством тому служил другой батискаф, лежащий неподалеку. Он не имел видимых повреждений, но спасателю уже никогда не суждено было подняться на поверхность - люк был открыт. Не сломан, не вырван, а именно открыт. Изнутри.
   Странной была сила воздействия этой атаки на психику. Какими бы чудовищами не казались нападающие на батискафы твари, но ужас спасателей был явно непропорционален - он, казалось, вообще не имел границ.
   - Внушение... - прошептал доктор, - черт, это же просто направленное внушение. Но какое мощное!
   Как профессиональный ремонтник человеческой психики, доктор Бакай прекрасно понимал, что такое воздействие человек выдержать не способен. И когда спасатель в панике принялся биться головой о лобовое стекло батискафа, оставляя на нем свою кровь, доктор немедленно покинул его разум. Ведь еще немного, и Бакай погиб бы вместе с подводником.
   Очнувшись в генераторной, доктор снова закрыл глаза, послал сигнал дежурящему паранормальщику, и его преобразованный в радиоволны крик раздался в диспетчерской спасательной базы:
   - Отходите! Дайте общую тревогу. Прикажите всем подводникам немедленно убираться из Цитадели!
   - Мы их уже отозвали, - сообщил диспетчер, - но что, черт возьми, происходит? Перед смертью они сообщали о нападении, но видеокамеры батискафов ничего не зафиксировали.
   - И не могли. У ваших людей начались галлюцинации, отягощенные направленным воздействием на психику. Это внушение, гипноз. А это тоже нападение, и оно, поверьте, страшнее и опасней физического.
   - Но кто это делает?
   - Пока не знаю. Но советую не возобновлять работы до тех пор, пока я не сообщу, что опасность ликвидирована. Всё, конец связи.
   И Бакай окончательно вернулся в генераторную. То, что он увидел, заставило его оцепенеть.
   Сначала он заметил, что Шнайдер лежит на полу и дрожит словно в лихорадке. На лбу парня выступила испарина. Луриа и Макбрайд в ужасе уставились вглубь помещения.
   - Что случилось? - спросил Бакай.
   Макбрайд не ответил, а Луриа, едва шевеля окаменевшими губами, прошептал:
   - Там... за распределительными щитами.
   Поняв, в чем дело, доктор похолодел - атака существ началась и здесь. Присмотревшись внимательней, доктор обнаружил, что в просвете между двумя электрошкафами виднеется слабое сияние, не более того - блокировка внушения, установленная Бакаем для себя, не давала ему возможности видеть существ, тем самым защищая от них.
   В миг, когда сияние стало сильнее, Макбрайд закричал, а Луриа открыл огонь из пулемета.
   - Нет! - воскликнул Бакай, взмахнул рукой, и неведомая сила вырвала пулемет из рук командующего и отбросила в сторону.
   Тот ошалело уставился на Бакая:
   - Доктор, ты что?!...
   - Это галлюцинации. А ты едва не уничтожил распредщит регенератора воздуха.
   Луриа хотел что-то сказать, но внезапно покачнулся и упал на колени. Шнайдер задрожал сильнее и на губах его выступила кровавая пена.
   Блокировка внушения спасала Бакая, зато не позволяла воздействовать на существ. Он решил снять преграду, заранее жалея о таком поступке, но не видя иного выхода.
   Бакай убрал защиту из своего разума и увидел, что Луриа не просто стоял на коленях - он был скован щупальцами. Одно из них обвилось вокруг шеи командующего и сжимало ее так, что Луриа не мог дышать. Еще немного - и ему конец. Бакай вспомнил старый трюк, когда гипнотизер, дотрагиваясь до руки человека кончиком карандаша, внушает, что прижигает руку сигаретой. И ожог остается. Настоящий. Внушение - страшная вещь, и сейчас оно было направлено против Луриа.
   Доктор встал и, отбрасывая атакующих его созданий, направился к командующему. Самому Бакаю существа ничего поделать не могли - он обладал богатым опытом побед в психических атаках, порой куда более массированных, чем нынешняя.
   Стараясь, чтобы пальцы не проникали вглубь щупалец, а ощущали "кожу" твари и задерживались на ней, Бакай принялся освобождать Луриа от душащего его существа. Увлекшись, он не заметил, что остальные твари воспользовались тем, он не обращает на них внимания и атаковали его самого. Бакай уже почти сумел оторвать щупальце от шеи командующего, когда из-за спины взвились две суставчатые конечности и вонзились в глаза доктора. Любой обычный человек после этого потерял бы зрение, но Бакай обычным человеком давно уже не был. Он резко откинулся назад, и его тело вошло в "туловище" существа. Конечности твари забились в агонии, и она буквально взорвалась, обдав Бакая брызгами своей "крови". Остальные существа отпрянули, но почти сразу же снова ринулись на доктора. Атака не удалась и на этот раз - Бакай очертил рукой круг, и в воздухе возникла призрачная сфера, преградившая существам путь. Оставалось освободить командующего, и Бакай сделал это, разорвав щупальца в клочья.
   Вогнав пальцы под "кожу" твари, он схватил ее и оттащил от Луриа. Сначала хотел уничтожить, но передумал и образовал в воздухе вторую, небольшую сферу, которая словно клетка пленила беснующееся существо.
   Луриа не подавал признаков жизни. Пощупав его пульс, Бакай с отвращением подумал, что командующему, скорее всего, придется делать искусственное дыхание. Такая перспектива абсолютно не прельщала доктора, и он привел Луриа в чувство иным способом - схватил за запястья обеих рук, сжал что было силы, а, отпуская, сгенерировал на миг высоковольтное напряжение. Командующий вздрогнул, словно под воздействием электрошока, и сделал вдох. Бакай потер виски, стараясь унять нахлынувшую головную боль, и поспешил на помощь Макбрайду и Шнайдеру.
   Полицейский, впрочем, некоторое время мог протянуть и без помощи, а вот парень был уже скорее на том свете, чем на этом.
   Дональд выглядел так, словно его пропустили через мясорубку: выступающая изо рта розовая пена залила половину лица, а кровь сочилась не только из ноздрей и глазниц, но, похоже, процеживалась даже через поры кожи. Седые волосы стояли дыбом, а лоб прорезало несколько глубоких старческих морщин.
   Колдуя над учеником, Бакай ворчал:
   - Да уж, морщины, пацан, у тебя уже не исчезнут. Еще несколько подобных боев, и ты сядешь в кресло-каталку, даже смена тела не поможет - мозг изношен. Даже не знаю, удастся ли восстановить...
   - Что с парнем? - прохрипел подползший к ним Луриа.
   - Парнем... - ухмыльнулся Бакай, - Дон изношен уже лет на семьдесят. Не повезло. Впрочем, в его возрасте реверсивная геронтотерапия еще может перевести стрелки биологических часов назад... если мы выживем, конечно.
   - Но почему?...
   - Мозг дал сбой. Пока я не подоспел, Дональд сдерживал нападение тварей, и делал это интуитивно, не зная эффективных приемов. А после нагрузки, которую ему довелось пережить в боях с Праной, я вообще удивляюсь, что он пережил еще и эту атаку. И вас с копом спас от этой мерзости, - Бакай кивнул в сторону существ, беснующихся за пределами созданной им сферы.
   Луриа, бросил на тварей лишь короткий взгляд, но и этого было достаточно, чтобы его лицо посерело. Словно ведомый чьей-то волей, он снова уставился на существ и уже не мог отвернуться. Он словно окаменел от страха.
   Бакай рывком пригнул голову командующего к полу:
   - Не смотри на них!
   Луриа простонал:
   - Боже, никогда в жизни я так не боялся.
   - Еще бы! Для того они и созданы. Это гипноз. Я бы поставил тебе блокировку, но, боюсь, для тебя это будет опасней самого внушения. Просто не смотри на этих тварей, и страх пройдет.
   - Но они притягивают...
   - Это твои проблемы. Закрой глаза.
   - Не могу.
   - Ляг на пол ничком и закрой лицо руками. И продолжай говорить. Все равно, о чем. Это тебя отвлечет. Если я не отвечаю, значит занят. Плевать, все равно говори.
  
  
   Глава XXII
  
   Бакай сидел в позе лотоса, смотрел на заточенное в сфере существо и старался определить его происхождение. Только так он мог найти точку, из которой исходила агрессия. Обычное сканирование не дало ему никакой информации, а использовать способности Макбрайда доктор не хотел - боялся, что еще одного шокового задания полицейский не выдержит.
   Тварь неустанно атаковала стены своей темницы, и Бакай с содроганием подумал о том, что бы случилось с ним и его товарищами, не сумей он найти способ поставить барьер. Он не воспринимал посылаемую существами волну страха, но, тем не менее, старался не смотреть на купол большой сферы, укрывающей людей от нападения - слишком неприятным было зрелище: неведомый враг, организовавший атаку, постарался на славу, и генераторная была заполнена тварями. Непрерывно возникали все новые и новые существа, их стало настолько много, что все пространство помещения за пределами созданного Бакаем спасительного купола большой сферы превратилось в сплошной клубок из копошащихся, извивающихся безобразных тел. Но сколько бы они не стремились пробить стену почти невидимой энергетической сферы, это им не удавалось. И самую большую опасность теперь представляла людская реакция - если у кого-нибудь из пленников генераторной сдадут нервы, и посылаемое существами воздействие возьмет верх, возможны самые непредсказуемые действия людей. Хуже всего, если под влиянием страха кто-нибудь примется стрелять, как совсем недавно это делал Луриа - сфера не могла сдерживать материальные предметы, в том числе и пули, а уничтожение оборудования генераторной означало для людей верную смерть. Поэтому Бакай позаботился о том, чтобы оружие было убрано как можно дальше.
   Но даже такие меры предосторожности не удовлетворили доктора, он поговорил с товарищами и убедил Луриа и Макбрайда позволить себя связать: Бакаю вовсе не нравилась перспектива стать жертвой их нападения, а в том, что неведомый враг способен заставить их напасть, Бакай не сомневался. Свободным остался лишь Дональд, которому доктор доверял безоговорочно, и к помощи которого намеревался прибегнуть в крайнем случае, хотя и не сомневался в том, что еще один бой наверняка доконает парня.
   Поручив Дональду на всякий случай следить за Луриа и Макбрайдом, Бакай принялся изучать заточенное в сферу существо.
   Чем глубже проникал он в сущность этой странной психической конструкции, тем меньше ему нравилось то, что он видел. И дело было даже не в том, что единственным чувством, свойственным существу, была безграничная ярость. Что-то гораздо худшее угадывалось под оболочкой внешне простого поведения твари. Память подсказывала Бакаю, что с подобными вещами ему уже доводилось сталкиваться.
   И это столкновение тогда едва не стоило ему жизни.
   Ну конечно же!
   Восстание неудачного предшественника Спасителя. Взбесившегося полуразумного существа, которое именно Бакаю удалось уничтожить.
   Вот что показалось доктору знакомым в поведении тварей. Именно такую запредельную ярость придавал прототип клонам, которых он бросил на штурм командного пункта Цитадели.
   Но кто мог сейчас действовать подобным образом?
   Существо в сфере внезапно разделилось надвое, новые твари стали расти буквально на глазах и, в свою очередь, разделились. Процесс умножения существ ускорился, и вскоре поверхность сферы начала набухать - клетка уже не могла удерживать пленников.
   Бакай вскрикнул, когда сфера взорвалась, и существа бросились на него. Нечеловеческим усилием воли он заставил себя закрыть глаза и внушал себе, что опасности не существует, потому что на самом деле нет никаких тварей. Откуда-то, казалось - из невероятно далекой точки пространства, отделенной от Бакая космических масштабов расстоянием, донеслись вопли Луриа и Макбрайда. Их перекрыл голос Дональда:
   - Спокойно, братья, их нет!
   - Да, их нет, - шептал доктор, ощущая, что те, кого нет, разрывают его в клочья, пробивают своими щупальцами кожу и вонзаются вглубь тела, превращая внутренности в кровавое месиво.
   - Их нет, - повторял Бакай, поняв, что тот, кто в последние минуты жизни не ощущал безграничной боли, посылаемой в мозг развороченной печенью, кто не пережил спазматический взрыв страдания, когда лопаются почки, тот никогда не поймет, что это такое - настоящая боль.
   - Их нет! - твердил он снова и снова, ненавидя свое тело за то, что оно цепляется за жизнь и заставляет страдать. Переломанный в нескольких местах позвоночник терзал его такой невыносимой мукой, что Бакай сжимал от боли зубы, пока они не начали крошиться.
   - Их нет!!! - кричал Бакай, и осколки зубов резали язык в кровь.
   - Да, учитель, они не существуют! - спокойно и уверенно сказал Дональд, положив ему руку на плечо, и доктор понял, что спасен. Существа оставили его в покое, исчезли. Пропала даже нечеловеческая боль, словно вообще никогда не существовала. Впрочем, не совсем так - раздробленные зубы продолжали болеть. Они были реальностью.
   Бакай простонал, с трудом открыл глаза и пораженно уставился на Шнайдера. Говорить было больно, и он послал Дональду мозговой сигнал:
   - Ты уже сильней меня. Молодец.
   - Не думаю, - прошептал Дональд, - просто именно на вас была направлена атака. Я подкрался к ним, что называется, с тыла.
   - Хорошо. Ты сможешь подстраховывать меня в бою?
   - Конечно.
   - Это очень опасно. Возможно, мы не вернемся.
   Дональд молча пожал плечами.
   Бакай рассердился и, несмотря на боль, выпалил вслух:
   - Эй! А вот это прекращай. Не смерть нужна, а победа. Береги себя. И меня. Понял?
   Дональд кивнул.
   Бакай посмотрел на копошащийся за пределами защитной сферы клубок из тысяч существ. Понял, что и этот купол может не выдержать, прорваться в любой момент, и послал в мозг Дональда команду:
   - Готовься! Мы отправляемся немедленно.
   Тот снова кивнул.
   Но рейд пришлось отложить - вмешался Луриа:
   - Доктор, с поверхности сообщают, что с Цитаделью творится нечто ужасное - она стала пластичной и...
   - Что?! - перебил опешивший Бакай, - я не понял!
   - Стала пластичной, - подтвердил командующий, - и изгибается.
   - То есть?
   - Сначала начали гнуться отдельные элементы конструкций, затем волной пошли коридоры. Камеры все фиксируют, но эксперты отказываются верить собственным глазам. Это же...
   - Это бред! - Снова прервал Бакай. - Понимаю экспертов. Я бы на их месте тоже не поверил. Черт, я и на своем верить отказываюсь. Они что-то путают.
   - Мак уже немного посмотрел, - настаивал Луриа и подозвал полицейского, - Мак, расскажи.
   Тот подавленно подтвердил:
   - Сам видел. Металл так и ходит ходуном.
   Бакай прошептал что-то неразборчивое.
   - Мастер, - настаивал Макбрайд, - послушайте...
   И действительно, снаружи генераторной раздавался непонятный шум. Звук усиливался с каждой секундой и теперь его явственно услышали все.
   - Что это, - спросил Бакай, - ты видишь это, Мак?
   - Нас давят.
   Доктор расхохотался. Сначала тихо и словно всхлипывая, затем хохот стал гомерическим, неудержимым. Луриа, боясь, что у Бакая истерика, попытался его успокоить, но доктор отмахнулся от него. Затем выругался, длинно и виртуозно. И заключил:
   - Я кретин! Старый, выживший из ума имбецил! Конечно, Он тренируется. Скоро Его воздействие проникнет на нашу территорию, и внутри генераторной не останется ни единой целой железяки, начиная от кронштейнов и кончая микросхемами. И тогда, джентльмены, нам крышка... Дон, пора. Если мы не прикончим Его сейчас...
   - Понял, - отозвался Дональд.
   - Что вы еще задумали? - вмешался Луриа, - объясните, Бога ради, что происходит?
   - Бога ради? - хмыкнул Бакай, - Хорошо, в этом деле я профи. По-божески, проблема формулируется так: наш враг "как мрак над морской пучиной. Покрывает ее волна, над которой волна, над которой облако. Мрак - один поверх другого. Когда он вынет свою руку, почти не видит ее. Кому Аллах не устроил света, нет тому света!" Наш враг слеп. Он не видит света ни в ком и ни в чем. В эту тьму он собирается увлечь и нас.
   - Не понял...
   Бакай горько улыбнулся:
   - Ядро генного центра, в отличие от генераторной, совсем невелико, но защищено оно ничуть не хуже. После затопления Цитадели генное ядро осталось невредимым и, к сожалению, оно работает. Не знаю, что там во время катастрофы произошло с аппаратурой, но техника, без вмешательства человека, по матрице Спасителя вырастила еще одного урода. Формировать его разум было некому, и можно только представить, что получилось в результате. Эту мерзость нужно умертвить, пока она не погубила нас. Она слишком агрессивна... Черт, хотелось бы мне вернуться из ядра живым.
   Луриа проворчал:
   - Если вы не вернетесь, док, мы не сможем продержаться. Так что уж...
   Генераторная вздрогнула - на нее обрушились перекрытия двух расположенных выше ярусов. А следом, поняв, что ситуация становится критической, вздрогнули люди. Словно обрадовавшись этому страху, наводнившие генераторную существа с новой энергией принялись пробивать поверхность защитной сферы.
   Макбрайд прошептал:
   - Учитель, пожалуйста, скорее.
   Бакай улыбнулся:
   - Сейчас... А вам, мистер Луриа, я отвечу, что мне остается лишь надеяться на победу и возвращение. А вам ждать, ведь "не покину я эту землю, пока не позволит мне отец или не разрешит для меня Аллах. Он - лучший из решающих." Я намного слабее врага, и все же надеюсь выжить, ибо "Господь мой благосклонен, к чему захочет. Поистине, Он - знающий, мудрый!" И я верю, что Он захочет быть благосклонным ко мне. Искренне верю... Дон, готов?
   Тот не отозвался, потому что уже погружался в транс.
  
  
   Глава XXIII
  
   Зверь не обладал зрением в привычном смысле этого слова, но он и не нуждался в обычном зрении. Всех тварей земных он видел насквозь - гораздо лучше, нежели твари видели друг друга.
   Зародившийся в утробе не контролируемого теперь людьми генного ядра Праны, Зверь не обладал разумом в привычном смысле этого слова, но он и не нуждался в обычном мышлении. Поступки тварей земных он понимал лучше, нежели твари сами понимали свои поступки.
   Не подключенный во время формирования к обучающим программам, Зверь не обладал знаниями в привычном смысле этого слова, но он и не нуждался в обычных знаниях. Всех тварей земных он знал лучше, нежели твари знали сами себя.
   Зверь не ведал лишь одного - зачем он появился на свет.
   Покопавшись в разумах сидящих в генераторной людей, Зверь понял, что именно они уничтожили Прану, и этим создали в отрезанном теперь от мира генном ядре невыносимые условия, в которых Зверь не мог развиться полноценным и по-настоящему могущественным. Проанализировав полученную информацию, Зверь решил, что за это преступление люди должны заплатить своими жизнями. И начал действовать.
   Не умея еще подчинять материю, он атаковал людей психически, воспользовавшись их странной слабостью - способностью испытывать страх. Странной Зверь считал эту слабость потому, что сам никого и ничего не боялся. Он вообще не мог понять, зачем все организмы так цепляются за свою никчемную жизнь.
   Но поскольку люди дорожили жизнью, их нужно было за это наказать. В первую очередь спасателей, которые шли на помощь убийцам Праны. Для этого Зверь создал фантомов, уничтожил нескольких подводников, и спасательные работы прекратились.
   Затем Зверь перешел к главному - с помощью тварей атаковал узников генераторной. И, к своему удивлению, наткнулся на отчаянное и умелое сопротивление.
   Зверь был озадачен, но отступать не собирался. И принялся, в качестве запасного варианта, осваивать влияние на материальные тела, тренируясь на конструкциях разрушенной Цитадели.
   С каким удовольствием он почуял, что некоторые из засевших в генераторной людей начали испытывать отчаяние! Он так наслаждался этим чувством беспомощности человеческой, что проворонил момент начала контратаки. И неописуемо удивился, ощутив на себе первый удар. А после второго, с еще большим удивлением, понял, что испытывает страх - то самое чувство, к которому он только что относился с иронией. Оказалось, что жить все-таки лучше, чем уйти в небытие. Зверь был уверен, что люди не способны навредить ему, но, униженный собственным страхом, пришел в неописуемую ярость и ударил в ответ.
   Бакая подхватила титаническая лавина обрушившегося на него звериного бешенства. Еще не пришедший в себя после атаки созданных Зверем существ, он не смог удержать равновесие мышления, и лавина расколола его надвое. Бакай на миг погиб, а возродился уже раздвоенным, и каждая из его новых сущностей была агрессивной и настроенной враждебно по отношению к другой.
   К тому времени, когда доктор осознал, что происходит, он уже разделился на четыре конфликтующих части, воевал с самим собой, ощущал себя четырьмя совершенно различными организмами и мучительно пытался понять, с каких пор человеку свойственна шизогония.
   А Зверь продолжал разделять... и властвовать. Уничтожить Бакая, больше не являющегося цельной личностью, он мог без особого труда. И принялся за дело...
   Удар. Смерть.
   И Бакай больше не мог двигаться. Он многое теперь не мог - отключенный ствол головного мозга перестал выполнять свои функции, мозжечок стал бесполезным куском биомассы.
   Удар. Смерть.
   И Бакай потерял способность мыслить. Он не мог планировать и контратаковал механически, неосознанно. Если, конечно, его беспомощную отмашку можно было назвать контратакой.
   Удар. Смерть.
   И Бакай потерял зрение. Ориентируясь только на слух, он панически искал путь бегства с поля боя, надеясь сохранить хотя бы последнюю искорку жизни, пусть ущербную теперь, но по-прежнему драгоценную для него.
   Удар. Ответный удар.
   И Зверь почувствовал, как его тело пронзила вспышка боли - в бой ворвался Шнайдер.
   Не успел Зверь опомниться, как ему пришлось сделать неожиданное и пугающее открытие - рожденный во тьме, он впервые увидел свет, спроецированный в его сознание Дональдом: привычная чернота сменилась тусклым сиянием, отталкивающим и невыносимым. А когда сквозь рассветную дымку прорвались первые лучи восходящего солнца, в теле Зверя родилась невыносимая боль. Он впервые пожалел, что не имеет глаз. Для него, видящего мозгом, свет оказался ядом.
   Но на этом истязание не кончилось, Шнайдер подключил второго союзника - пространство. Зародившийся в тесном ядре генного центра, Зверь был способен ощущать предметы и существ, их состояние и действия, но то, что между ними существует расстояние, было для Зверя открытием. И когда в режущем утреннем свете начали возникать горы, он потерял ориентацию и способность действовать.
   Растущая прямо перед ним скала заставляла дрожать землю и уходила в небо. А когда скала, достигнув пугающей высоты, вдруг раскололась с ломающим звериный разум грохотом и обрушилась на землю, за ней открылась уходящая в небо горная цепь.
   - Привет, животное!
   Голос Шнайдера донесся сверху, и Зверь инстинктивно перенес внимание на источник звука, не представляя чем это грозит. Говорящего не увидел, зато был пленен облачной глубиной неба и уже не мог увести от него свое восприятие. Не веря в возможность существования открывшейся перед ним выси, пытался отыскать границу, потолок и неосторожно устремил восприятие вверх. Туда, где по его разумению находился заговоривший с ним враг, которого нужно было найти и уничтожить. Мироздание должно было закончиться на линии облаков, но небесная твердь оказалась всего лишь иллюзией. Зверь не первый на земле сделал эту ошибку, на которой базировались целые верования, но он не истории человечества, поэтому самонадеянно пройдя облачный слой, вышел за пределы атмосферы и увидел под собой голубой шар земли, окруженный звездной бесконечностью.
   Впервые за время своего недолгого существования Зверь ощутил настоящий, всепоглощающий, парализующий ужас и впал в состояние ступора, настолько сильное, что Шнайдеру понадобились нечеловеческие усилия, чтобы заставить его вновь реагировать на внешние раздражители. А когда Зверь, наконец, был способен воспринимать информацию, его кожа завибрировала и пошла трещинами от звукового потока гигабельной мощи:
   - Ты умеешь посылать опасные галлюцинации, - насмехался Шнайдер. - В генераторной твои существа эффективно действовали нам на нервы. Поздравляю! Но я тоже способен создавать миражи. И теперь мы посмотрим, насколько сильны нервы у тебя.
   Кожа на голове Зверя не выдержала громоподобного голоса врага, и лопнула обнажив кости черепа.
   Так было в мираже, который генерировал Шнайдер.
   И то же самое повторилось в реальности.
   В ядре генного центра уродливое тело Зверя, заключенное в держатели резервуара, содрогнулось, и из-под лопнувшей кожи начала сочиться кровь окрашивая жизнеобеспечивающий раствор резервуара в розовые тона.
   В этот миг рассудок Зверя буквально взорвался бессильной яростью, и Шнайдер отчетливо прочел в нем, какую страшную, рабскую судьбу это существо уготовило своим врагам - млекопитающим рода хомо сапиенс. Угроза, заключенная в безумном сознании Зверя, не была пустой, он способен учиться и вполне может достичь своей цели. Дональд понял, что Зверя нужно уничтожать немедленно, пока он еще слаб.
   Погасив звезды и обрушив горы, парень создал новый виток миража, в который спроецировал свое тело, стоящее на краю бездонного обрыва и поджидающее противника.
   Зверь не смог удержаться на орбите Земли и, холодея от завладевшей им паники, был ввергнут бесконечное падение. Собрав остатки воли, он послал врагу мысль:
   - Бесполезно. Я бессмертен. И я уничтожу. Сначала тебя, потом всех твоих сородичей.
   И услышал в ответ голос, доносящийся, казалось, отовсюду. Голос, создаваемый самим воздухом:
   - Мой род прошел через миллионы лет эволюции не для того, чтобы его истребила какая-то ущербная тварь.
   - Не смей! Я совершенство.
   - Нет, ты брак. Выродок. Побочная и ненужная ветвь антропогенеза.
   И в этот миг падение Зверя закончилось ударом о каменное плато.
   Затухающее сознание едва уловило издевающийся голос Дональда:
   - Бессмертен, говоришь?...
   В реальном мире, в резервуаре генного ядра, череп Зверя треснул, и дикая боль, пробив отдушину между мирами, ворвалась в мираж, ослепив полуживое существо окончательно. Сквозь пульсирующие вспышки боли прорывалась лишь одна, терзающая мысль: "ущерб непоправим!"
   Но добить его Шнайдер не успел. Зверь, казавшийся полуживым, проявил нежданную силу, и Дональд, подхваченный ударной волной от выброшенного существом сгустка энергии, едва не слетел с обрыва. Неловко, цепляясь за неровности камня, он развернулся и попытался подняться на ноги, но был опрокинут вторым ударом. Зверь бил изо всей силы и со всей возможной скоростью. Он, казалось, прекрасно понимал, что если парень придет в себя, то неизбежно организует новую серию неприятностей и вряд ли в следующий раз у Зверя хватит сил на контратаку.
   Затрата энергии на два удара порядком обессилила израненное существо, и для того, чтобы собраться на третью атаку, ему понадобилось время. Дональду этой передышки едва хватило, чтобы отползти от края обрыва. Третий удар не застал его врасплох, и, к тому же был заметно слабее, чем предыдущие, поэтому парень отважился приподняться.
   А зверь готовился к последнему броску. Его туша потеряла свою обычную форму и напоминала теперь не огромную голову, а распластавшуюся на песке медузу. Но на ноги, вдруг возникшие у этого аморфного тела, Зверь поднялся уже человекообразным существом: он понял, что должен расходовать энергию экономней, и для боя в мираже ему понадобится эмуляция конечностей.
   Не полностью еще сформировавшиеся ноги плохо держали корпус, но это не имело большого значения, потому что главная опасность для Дональда таилась в звериных руках, мощных, неестественно длинных и вполне готовых к схватке.
   Пока Шнайдер лихорадочно пытался сообразить, что делать, лапы Зверя дотянулись до него, и парень убедился, насколько неравны силы. Обороняться он мог лишь в первые минуты, пока существо не научилось как следует владеть руками: от беспорядочных и неумелых ударов парень уворачивался с легкостью, но когда существо переменило тактику и принялось его душить, ситуация стала почти безнадежной. Единственный шанс к спасению заключался в том, что Зверь отрастил руки по образу и подобию человеческих, значит, как бы они не были сильны, их можно повредить. Дональд, уже теряя сознание, сумел обхватить большие пальцы сомкнувшихся на его шее рук, с силой выгнул их у основания в сторону, противоположную ходу суставов, и пальцы сломались.
   Зверь взвыл и отпрянул назад. Когда, восстановив пальцы, он снова кинулся в драку, на его шею обрушился удар меча. Мозг существа еще не успел сигнализировать об опасности, а рассеченная сонная артерия уже выбросила фонтан крови.
   Парень бешено принялся рубить огромное, но по-человечески уязвимое тело Зверя, стараясь нанести непоправимый ущерб, пока существо не поняло, что раны, нанесенные в мираже, можно до определенной степени игнорировать и блокировать их отражение на реальность, чтобы не допустить физического ущерба. Заключенное в резервуаре генного ядра тело Зверя пока еще реагировало на нереальные удары призрачного меча и покрывалось вполне конкретными ранами, но вечно так продолжаться не могло. Зверь имел слишком мощный интеллектуальный потенциал, чтобы позволить врагу издеваться над собой бесконечно. И он доказал это, подтвердив самые худшие опасения Дональда. В мираже кровоточащее тело Зверя снова изменило форму, превратившись в шарообразный сгусток щупальцев. Защищенный ними, в глубине этого гигантского клубка, находился мозг.
   Дональд сделал отчаянную попытку прорубиться к нервному центру существа. Он отсекал щупальца, но Зверь, казалось, не удосужился оснастить их рецепторами и теперь совершенно не чувствовал боли. Более того, обрубки щупальцев почти не кровоточили. Существо, похоже, не обращало ни малейшего внимания на причиняемый его телу ущерб и перешло в контратаку. Дональду понадобились мгновения, чтобы удостовериться на горьком опыте, что щупальца опасней рук: их не сломаешь.
   И не защитишься, если щупальцев сотни.
   Зверь больше не выбирал тактику боя, это было излишне. Щупальца сами находили себе работу, оборачиваясь вокруг парня и ломая ему сначала руки и ноги, а затем принявшись за позвоночник.
   Обмотанный клубком щупальцев, Дональд не мог вырваться, не мог пошевелиться, не мог дышать и в отчаянии слушал, с каким жутким треском дробятся его кости. Ненужный больше меч упал на каменную поверхность плато - человеческая рука, державшая его минуту назад, превратилась в кровавое бесформенное месиво.
   Дональд еще не успел умереть, а меч, проецируемый его разумом, потерял блеск, затем стал прозрачным и, наконец, исчез.
   Дональд еще не успел умереть, а... Зверь ослабил хватку и отступил.
   Парень свалился на камень. Изломанные в нескольких местах ноги просто не могли его удержать. Глядя на нерешительно застывшего Зверя, он пытался отогнать от себя мысль: что будет, когда животное возобновит атаку.
   Но Зверю теперь было не до убийств. Сначала, когда по его щупальцам прошла судорога, и они отказались добивать парня, Зверь было решил, что просто не рассчитал усилие и повредил конечности, с которыми еще не мог как следует обращаться. Но затем судорога стала тонической и сковала все тело. Зверь понял, что на поле битвы они с Дональдом уже не одни. Он попытался определить источник воздействия, и обнаружил, что оно идет отовсюду. Источников сотни, и пусть каждый из них слаб, вместе они представляют собой серьезную угрозу.
   Это открытие повергло его в настоящий шок, когда Зверь понял, что не способен на сопротивление вообще, его словно сковали железом, настолько сильной была атака. Он больше не принадлежал себе, единственное, что ему осталось - способность воспринимать, чувствовать, страдать.
   И он воспринял сигнал, посланный Дональду:
   - Ты как? Жив еще?
   И уловил ответ Дональда:
   - Почти.
   - Слава Богу!... Подожди, ты что, не узнал мой голос?
   - Нет.
   - Ну ты даешь! Я Бринн. Всё рвался вам помочь, и вот...
   - Не трать время, сейчас эта мразь придет в себя.
   - Об этом не беспокойся. Без разрешения она теперь даже вдох сделать не сможет.
   - Но откуда ты узнал?
   - МЫ узнали! Сейчас на вашей защите задействованы все паранормальщики, который мастер использовал на глушении фона Цитадели.
   - Ого!
   - А я о чем говорю. Мне разрешили принять участие потому, что я придумал, как использовать это чудище в роли усилителя. Скоро сам все увидишь. А на помощь нас позвал Бакай.
   - Но он ведь...
   - На четверть жив. От него немного осталось, но то, что осталось, еще брыкается. Ты же знаешь мастера, припомни - разве он когда-нибудь так просто сдавался? Ладно, молчи, отдыхай, сейчас мы вас вытащим.
   - В смысле?... Что значит "вытащим"?
   - Молчи. И смотри!
  
  
   Глава XXIV
  
   В безумной и бессильной ярости Зверь следил за тем, как его собственная сила, подчиненная объединенной воле сотен человеческих существ, разрушает всё, что ему дорого, крушит все его планы. На своем горьком опыте Зверь понял, как унизительно служить инструментом в чужих руках, как страшно быть рабом. Он пытался сопротивляться, но ничего не мог поделать - вопреки воле, его мозг усиливал направленный людьми сигнал, преобразовывал в воздействие на материю, и металл нависающих над генераторной межъярусных перекрытий терял свою прочность. Он словно плавился, оставаясь холодным. По всей титанической высоте цитадельного комплекса протянулся столб ледяного огня, в котором менялась сама сущность материи. Когда в перекрытиях нижних ярусов образовались полыньи измененного вещества, генераторная вздрогнула и начала подниматься, с легкостью прорывая размягченный металл.
   В мираже вздрогнуло и двинулось вверх, к солнцу, каменное плато.
   Когда в реальности многотонному шару генераторной время от времени приходилось со скрежетом продираться сквозь недостаточно размягченные слои, в призрачном мире миража возникала вибрация усиливалась, и плато сотрясалось в пароксизме землетрясений.
   В реальности генераторная разгибала своим корпусом неподатливые листы обшивки бронированных помещений, а в мираже на плато обрушивался ураган и заставлял Дональда изо всех сил цепляться за камни.
   В реальности генераторная натыкалась на завалы обрушенных каркасных металлоконструкций, а в мираже вздыбленная и дрожащая земля воздвигала вокруг плато черные обрывистые горы.
   Но главное заключалось в том, что и в мираже, и в реальности продолжалось движение вверх.
   Зверь понимал, что используя только свою собственную силу люди никогда не смогли бы осилить подобную работу, их слабые организмы просто не были предназначены для таких перегрузок. Тем больше его бесила бесцеремонность, с которой люди посмели использовать его способности. И, самое главное, он каждой клеточкой своего громадного тела ощущал приближение гибели. Он знал, что если генераторная поднимется на поверхность, то его, уже ненужного, просто уничтожат. На жалость человеческих существ рассчитывать не приходилось. В этом не было никаких сомнений. Пытаясь найти уязвимые стороны людской натуры, Зверь изучил содержимое памяти почти мертвого и поэтому не защищенного от сканирования Бакая, и то, что он там обнаружил, не оставляло места для иллюзий. Воспринятые Зверем знания свидетельствовали о том, что люди слишком циничны для того, чтобы можно было надеяться на их милосердие. С содроганием Зверь узнал, что в начале сороковых годов двадцатого века эти существа, считающие себя цивилизованными, изготавливали мыло и сальные свечи из тел своих сородичей. И это они делали друг с другом! Чего же тогда может ожидать от них чужак, пусть и возникший в результате их собственного безумного эксперимента?
   Едва живой от навалившейся на него нагрузки по подъему корпуса генераторной, Зверь все же нашел в себе силы кричать.
   И он кричал. Сначала что-то бессвязное. А потом, сформулировав ощущения в мысль, послал ее своим мучителям:
   - Я не виновен в своем существовании. Меня сделала ваша техника! Вы сделали!
   Но ответа он не получил.
   Вместо ответа на него в мираже посыпались каменные глыбы - в реальном мире на глубине тысячи двухсот метров генераторная наткнулась на серьезное препятствие: очередной подволок сменился не новым ярусом, а сплошной гранитной массой. Лабиринт Цитадели изобиловал такими сюрпризами. Ни один этаж Города Праны не повторял другой, многие их них уходили далеко за границы основного блока. Генераторная, к счастью, располагалась не в одном из таких боковых ответвлений, тем не менее на пути вверх ее ожидало несколько свободных от застройки, не разработанных участков скалистого грунта.
   Паранормальщики ничтоже сумняшеся усилили давление на звериный разум, столб энергии стал мощнее, и камень начал крошиться. Усилия для этого понадобились такие огромные, что незадействованной мощности мозга Зверя на логическое мышление уже не хватало. Теперь он мог действовать лишь инстинктивно, превратившись в бездумное, истерзанное животное. Но для страха было достаточно даже тех крохотных возможностей, которые остались в его личном распоряжении. И он боялся: смерти, боли, а главное - людей, которые оказались в гораздо большей степени зверьми, чем он сам.
   В реальном мире, в помещении генераторной, Луриа напряженно всматривался в лица Бакая и Шнайдера. Ему казалось, что доктор не дышит. Пульс не прощупывался, да и лицо Бакая приобрело мертвенно-бледный оттенок. Если бы командующий увидел человека в таком состоянии еще несколько месяцев назад, то безапелляционно заявил бы, что перед ним труп. Но монахи "Агаты" научили Луриа не верить глазам своим и ничему не удивляться. И теперь Луриа убеждал себя, что с доктором все в порядке. Ему очень хотелось в это верить.
   Шнайдер выглядел немного лучше. Самую малость.
   Порой командующему хотелось потрепать кого-нибудь из них за плечо, разбудить и убедиться, что все идет как надо. Но он понимал, что последствия вмешательства могут быть плачевными. На этот счет его просветил Макбрайд, некогда прервавший на свою беду коллективный сеанс транса на вилле "Агата". Поэтому командующий сдерживался. И старался оставаться спокойным, хотя генераторную трясло, а за стенами непрерывно раздавался скрежет. Луриа не знал, что генераторная пробивается сквозь Цитадель на поверхность, но верил, что происходит что-то хорошее, нужное. Эта уверенность возникла в тот момент, когда внезапно из помещения исчезли атаковавшие их существа.
   А в мираже на плато непрерывно обрушивались камни, вторя разрушению гранитного монолита в реальном мире. Дональд не замечал, что глыбы зачастую падают рядом с ним. Он вообще ни на что не обращал внимания, настолько сильно он мучался от непрерывно усиливающейся головной боли. Он стал пленником созданного им же самим миража. Израненный, изуродованный, он не мог вернуться разумом в генераторную без посторонней помощи, и рассчитывать на нее в ближайшее время он даже не смел, прекрасно понимая, что все силы паранормальщиков задействованы на удержании Зверя и подъеме генераторной. А на Бакая он, тем более, не надеялся - не в том состоянии был мастер, чтобы кому-то помогать. Балансирующий на грани смерти, доктор был абсолютно беспомощен, теперь его жизнь зависела от людей, которых он научил действовать в сверхреальном мире. И ученики делали все от них зависящее, чтобы оправдать доверие мастера, позвавшего их на помощь в критический миг. Они работали, и перед мощью человеческого разума отступали законы природы. В Городе Праны происходило нечто невероятное, не предусмотренное никакими сводами научных знаний. Любой физик сошел бы с ума, пытаясь понять, каким образом меняют свою структуру и свойства сверхпрочные сплавы, из которых состоит каркас Цитадели. Любой геолог застыл бы в немом изумлении при виде того, как гранит без видимого внешнего воздействия обращается в пыль.
   Процессы набирали силу, и скорость подъема корпуса генераторной увеличивалась. Мираж, созданный Шнайдером, пошел вразнос: грунт извивался в пароксизмах непрекращающихся подземных толчков, горы с бешенной скоростью проламывали кору планеты и вздымали свои вершины в почерневшее от вулканических выбросов небо. Ошеломляющие смерчи рвали воздух в клочья, а над всем этим хаосом царил оглушительный рев Зверя. Отчаянье придало голосу животного убийственную силу, и надрывный плач гибнущего от перегрузок существа перекрыл все остальные звуки, заглушив даже грохот взрывающихся вулканов, в жерла которых врывались океанские воды.
   В реальном мире генераторная прошла сквозь верхний корпус Цитадели и поднялась над океанским дном в тот же миг, когда океан появился в мираже и превратил эту иллюзорную явь в адское повторение всемирного потопа. А когда сошедшая с ума вселенная обрушила на землю термоядерные удары взбесившихся звезд, то в клокочущем вихре катастрофы лишь одна крохотная часть призрачного мира осталась незыблемой - плато, ставшее прибежищем для узников миража. Эта каменная глыба казалась инородным телом в бушующем мироздании. И генераторная, такое же инородное, чуждое природе творение рук человеческих прорезало в реальном мире толщу океана, устремляясь к поверхности. А когда генераторная поднялась над волнами, люди на спасательных судах замерли от удивления:
   - Смотрите, - восхищенно бросил один из матросов, - с какой легкостью эта махина плывет! А ведь она не предназначена...
   - Плывет? - недоверчиво переспросил другой, - Присмотрись внимательней: она парит в воздухе!
   - Но как?!
   - Кто его знает...
   А существо, прекрасно знающее каким образом и какою ценой достигалось это чудо, готовилось к казни. Каждая миля, пройденная генераторной по направлению к берегу, приближала смерть Зверя, и он это понимал.
   Паранормальщики не хотели давать ему ни единого шанса на выживание и принялись сминать ядро генного центра. Эти люди не хотели повторять ошибку Бакая и Шнайдера, поэтому даже не пытались уничтожать Зверя, воздействуя на его разум. Они уже поняли, что таким способом Зверя можно лишь сковать, да и то общими усилиями. Но для того, чтобы прервать жизнь этой твари, нужно физическое усилие. И лучший выход - воспользоваться возможностями самой твари и пользуясь ее мозгом как усилителем уничтожить ядро генного центра.
   Едва корпус генераторной достиг берега и осел на песок, паранормальщики бросили все свои усилия на то, чтобы заставить Зверя размягчить многослойный корпус генного ядра. Тот попытался воспротивиться, но людей было слишком много, и Зверь опять потерпел поражение. И тогда он пошел на унижение, стал молить своих мучителей о пощаде. Его безграничная уверенность в себе исчезла без следа, остались лишь боль и страх. Гордость не проснулась даже тогда, когда он воспринял насмешливую реплику Бринна:
   - Вы слышите, джентльмены? Оно скулит. Оно хочет, чтобы мы его пожалели. С ума сойти! Постойте... Ха! Вы поняли? Оно молится: нам, людям, - своим создателям, своим богам. Нам молится! Шизануться можно.
   Паранормальщики спокойно, с беспредельной самоуверенностью победителей, разговаривали между собой, а Зверю ответить так и не удосужились.
   Кто-то бросил:
   - Жалко гада.
   И Зверь загорелся надеждой.
   Кто-то ответил:
   - А ты изучил информацию, которую отснял в его мозгу Дональд? Помнишь, что планировала эта тварь? Она и сейчас с удовольствием уничтожила бы нас, дай только возможность!
   И надежда Зверя погибла.
   А в следующий миг он заметил, что сплав, из которого сделан корпус генного ядра, поддается воздействию и теряет прочность. Мысли спутались, и больше Зверь не мог воспринимать реальность. А в мираже он увидел, только теперь увидел, что плато окружено бесконечностью бушующих волн. Зрелище было таким восхитительным, что отступил даже страх перед неизбежностью гибели.
   - Как красиво... - прошептал Зверь.
   И воды океана поглотили его.
   В реальном мире сотни индукторов, объединенных в единую силу, спроецировали на генный центр концентрированный пучок энергии и создали давление, не передаваемое никакими единицами измерения. Датчики оборудования ядра зашкалило. Размягченная скорлупа генного центра не выдержала и начала сминаться.
   Пролегающие вдоль стен коммуникации были нарушены, и в ядре погасло освещение. Только искры коротких замыканий, словно прощальный салют, прорезали абсолютную черноту, окружающую тело Зверя. Стены генного центра прогибались со звуком, чем-то напоминающим человеческий стон, а снаружи на них напирал нетерпеливый океан. Сражение стихии с корпусом ядра оказалось недолгим, слишком неравны были силы. Творение рук человеческих проиграло, и океан, прорвав металл, ворвался в генный центр, вмиг уничтожил уникальное оборудование ядра и превратил Зверя в гору изуродованного мяса.
   В разрушенном генном центре воцарились Ее Величество Смерть и ее извечные фрейлины - Тьма и Тишина.
   Пал последний оплот Цитадели, на создание которой люди потратили титанический труд, и Город Праны окончательно превратился в безжизненные руины.
  
  
   ЭПИЛОГ
  
   - Я понимаю, - поморщился Луриа, - что возрождать мозг понейронно самая дорогостоящая вещь на земле, и ни одна страховка не предусматривает таких затрат. Только вы учтите, доктор Бредли, что найдутся тысячи людей, которые согласятся помочь Бакаю любой ценой, даже продав свою последнюю рубашку. Будь я проклят, если это понадобится - вы представляете, какой разразится скандал, если восстановление Бакая не оплатит правительство?
   - Значит, если я вас правильно понял, мы можем не ограничиваться в средствах и мето...
   - Если вы только посмеете хоть в чем-нибудь ограничиться, - перебил Луриа, - через минуту после того, как об этом станет известно, толпа уничтожит охрану, ворвется в клинику и разорвет вас в такие мелкие клочья, что даже на кремацию ничего не останется.
   Бакай, на возрождение которого уже было затрачено несколько десятков миллионов долларов, теперь мог слышать. Но, несмотря на это, он не обращал никакого внимания на разговор, происходящий в его реанимационной палате. Мелочи, которые обсуждали Луриа и Бредли, самого Бакая абсолютно не волновали. Он вполне справедливо полагал, что и без него разберутся.
   Бакая гораздо больше интересовало, когда он, наконец, сможет говорить. Эта возможность была сейчас невероятно важна для него. Ведь опасности, некогда грозившей его семье, больше не существует. И теперь он, наконец, имеет полное право откровенно говорить с женой. С этой странной женщиной, ни на минуту не отходящей от изголовья его восстановительного резервуара. С этой любимой женщиной, которую он, лишенный глаз, не мог видеть уже целую вечность.
   Впрочем, зрение было сейчас не главным, а вот дар речи он мечтал обрести хотя бы на миг, чтобы суметь сказать ей всего два слова:
   - Я возвращаюсь.
  
   Дон Шнайдер, пройдя геронтоинкарнацию, не принял предложение Луриа о работе в спецслужбах. Конечно, перспектива карьерного роста - дело хорошее, но все же недостаточно заманчивое, чтобы из-за этого оставаться на Земле. Дональд решил посвятить свою жизнь терраформированию Венеры. И даже неплохо, что до первых регулярных рейсов на другие планеты еще далеко - есть время закончить, наконец, университет.
   Парень верил, что его ждет великолепное будущее.
   Почему бы и нет?
   Ведь события последних месяцев выковали из него человека, способного выстоять в любой ситуации, и именно поэтому его так манил космос.
   Но Дональд знал, что какие бы блистающие миры ни встретил на своем пути, сердце его навсегда останется на Земле - на старой, истерзанной войнами планете, где человечеству суждено было родиться.
   И где, конечно же, люди еще будут счастливы.
   Почему бы и нет?
   Ведь вслед за опустошающей войной настало, наконец, время мира. Судьба цивилизации совершила очередной вираж и дала людям передышку. Это правильно. Так и должно быть. Ибо "всему свое время, и время всякой вещи под небом.
   Время рождаться, и время умирать;
   время насаждать, и время вырывать посаженное.
   Время убивать, и время врачевать;
   время разрушать, и время строить;
   время плакать, и время смеяться;
   время сетовать, и время плясать;
   время разбрасывать камни, и время собирать камни;
   время обнимать, и время уклоняться от объятий;
   время искать, и время терять;
   время сберегать, и время бросать;
   время раздирать, и время сшивать;
   время молчать, и время говорить;
   время любить, и время ненавидеть;
   время войне, и время миру".
   Так было. Так есть.
   И так будет.
   Всегда.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"