Арина : другие произведения.

Тень от солнца

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Тайна "Железной маски". Кого скрывал под ней великий Людовик ХIV? Бастильского узника, столь ненавистного ему или человека, раскрывшего королю секреты простого челове- ческого счастья? Почему историки не могут прийти к единому мнению об этом заключенном? Быть может король, вынужден- ный однажды воспользоваться этой маской, нашел этот способ наиболее простым, чтобы скрывать неугодных ему людей, не прибегая к суду или "нечаянной смерти". И под этой мас- кой было несколько человек? Таким образом, король избавлял- ся от ненужных людей и запутывал следы "Железной маски".
   Весь мир - театр,
   Мы все - актеры поневоле,
   Всесильная Судьба
   Распределяет роли,
   И небеса следят
   За нашею игрой!
  
   Пьер Ронсан
  
  
  
  
  1. Провал планов Анны Австрийской
  
  - Ваше величество, король безумствует в камере.
  - Вы забываетесь! Король восседает сейчас на троне! - королева-мать, Анна Австрийская встала с кресла и гневно окинула взглядом человека, который продолжал ей перечить.
  - Он же ваш сын, поговорите с ним. Иначе он просто сойдет с ума. После роскоши и власти, которую он имел, попасть в застенки Бастилии! Для него это хуже смерти! Он постоянно вспоминает Фронду и весь ужас, который он пережил тогда в детстве...
  - Вы хотите меня погубить, давая такие советы? Еще рано. Филипп плохо справляется со своей ролью - ролью короля Франции! Вы, господин Лафейяд, плохо его научили!
  - Да, ваше величество, если бы вы взяли ЭТО в свои руки, у вас бы гораздо лучше все получилось, чем у меня. И потом, если бы его высочество чувствовал вашу поддержку, он был бы смелее и решительнее на троне.
  - Вы обвиняете меня?! Да как вы смеете?! Как господин Фуке мог вам доверять? Как он мог мне рекомендовать вас?
  - Ваше величество, вы зря меня упрекаете. Одна ночь - это так мало, чтобы научить узника быть королем. Если бы вы приняли мой совет и задействовали еще, хотя бы верного камердинера господина Фуке Лафоре, тогда бы мы были обречены на успешный исход дела. Вместе мы смогли бы лучше подготовить его высочество к его новой миссии.
  - Сударь, вы ... Тогда бы, вы уже давно были на эшафоте! У Людовика, как ни странно, много верных слуг! Мальчишка, кто бы мог подумать, что из него выйдет такой бунтарь! Видите ли, он сам хочет править! Возомнил, что это так легко! Не прошло еще и полгода, как умер Мазарини, а он так уверено чувствует себя на троне. Еще пару месяцев и мы оказались бы в нищете. Ничего, скоро мы выпустим самого лучшего министра финансов - господина Фуке на свободу и с новым королем - Людовиком XIV, все будет по-прежнему. Он-то будет слушаться, и боготворить свою мать! Восстать против господина Фуке, как у него смелости хватило? И заточить в Венсеннскую тюрьму! Кто его на такое надоумил?
  - Но что вы будете делать с несчастным Людовиком?
  - Пусть посидит на месте своего брата! Может, когда поубавится у него спеси, тогда сошлем его, куда-нибудь в провинцию, пусть единолично правит овцами и пастухами. И бегает хоть за каждой крестьянской юбкой, я этого не буду видеть. Идите, господин Лафейяд, посмотрите, чем занимается сейчас наш король, и скорее возвращайтесь.
  Не прошло и четверти часа, как он вернулся:
  - Его высочество растерян...
  Анна Австрийская прервала докладчика покашливанием.
  - Простите, ваше величество, король в сильном напряжении, они постоянно пересматриваются с господином д`Артаньяном, а когда я вошел, он чуть не бросился ко мне. Естественно, это не ускользнуло от мушкетера. Господин д`Артаньян холодно поприветствовал меня и опять пристально уставился на нашего короля.
  Королева вся кипела.
  - Передайте доктору, что мы обеспокоены состоянием короля, пусть он его осмотрит, найдет какой-либо недуг и заставит Филиппа лечь в кровать. А вы быстро разнесете слух, что король болен. Этим мы сможем хоть немного выиграть время. За это время, я думаю, вы сможете обучить его быть настоящим королем. Идите.
  Доктор, действительно, осмотрев Филиппа, крепкого молодого человека, удивился столь учащенному пульсу, и велел немедленно лечь в постель. Филипп с облегчением подчинился. Оставшись один в королевской спальне, он почувствовал, как силы возвращаются к нему. Он велел позвать господина Лафейяда. Но его учитель не пришел, ни в этот вечер, ни ночью, ни на следующий день. Филипп несколько раз посылал за ним, но каждый раз его посланцам отвечали, что господин Лафейяд болен и не может встать с постели.
  Филиппа все больше обуревал страх. Еще два дня назад он был узником Бастилии, а теперь он на троне. Он много не знал и не понимал, но рядом не было никого, с кем он мог бы посоветоваться. Даже мать, навестившая его всего лишь раз, быстро удалилась, едва сказав ему пару одобрительных слов. Он все гадал: знает ли матушка о подмене? А спросить господина Лафейяда, ставшего недавно его учителем, он не решался, да и давно он не появлялся рядом со своим учеником. Зато все это время он чувствовал на себе пристальный взгляд верного его брату мушкетера. Казалось, д`Артаньян, не скрывая своего любопытства, рассматривает его и в задумчивости покусывает усы, заметив, как Филипп опускает голову, пряча глаза. Он все время думал о своем брате, настоящем короле Франции, томившемся теперь в его камере в Бастилии, спящем на его кровати, сидящим на его стуле, за его столом. Уже на вторую ночь напряжение Филиппа настолько было велико, что он проснулся от того, что кто-то тряс его за плечи.
  - Ваше величество, проснитесь же вы, наконец-то! Вам снится плохой сон.
  Филипп узнал голос д`Артаньяна, но ему так было страшно, встретиться вновь с этим пронзительным взглядом, что он не хотел открывать глаза:
  - Не трясите меня, я проснулся уже.
  - Ваше величество, вы кричите во сне, вам снятся кошмары!
  - Да, господин д`Артаньян, мне снятся ужасные сны. Это все из-за болезни.
  - Вас мучаете некая тайна, откройте ее мне. Я помогу вам.
  Д`Артаньян давал понять, что догадывается о его мучительном состоянии. Филипп, предчувствуя неизбежное разоблачение, не ожидая сам от себя такой решимости, в отчаянии гневно закричал:
  - Как вы смеете так говорить со мной? С королем Франции? Я повелеваю вам сейчас же отправиться в Венсенн, узнать, как там поживет господин Фуке. Вернетесь, когда я того пожелаю и, надеюсь, к тому времени ваше любопытство пройдет, как и моя болезнь.
  При последних словах Филиппа, опытный мушкетер так пронзил измотанного короля взглядом, что тот понял, что его намек был более, чем прозрачен. Окруженный неизвестностью, брошенный Лафеядом в самое логово врага, Филипп начинал совершать непоправимые ошибки. Понимая это, он еще больше начинал нервничать.
  Как только д`Артаньян удалился, Филипп вскочил с кровати и, пройдя в кабинет что-то быстро написал на одном листе. Потом вновь обмакнул перо и задумался. Затем он положил перо, открыл нижний ящик стола и, пошарив в его глубине, вытащил медальон точно такой же, как висел и у него на шее. Он приблизил оба медальона к свече и долго рассматривал их. Вновь схватил перо и что-то написал, тут же в письмо он спрятал медальон из ящика. Взял третий лист и тоже что-то написал. Запечатав все письма своей печатью, он выглянул из своих покоев и, удостоверившись, что д`Артаньян ушел, вызвал дежурного офицера, заменившего д`Артаньяна:
  - Я поручаю вам лично передать это письмо по адресу, указанному на нем. Срочно! А это письмо отвезете господину д`Артаньяну, в Венсенн, но только через три дня. Надеюсь, мой гнев пройдет к тому времени. Идите!
  - Ваше величество, разрешите сказать?
  - Говорите! Только быстро, мне нужно, чтобы вы срочно доставили это письмо.
  - Ваше поручение займет двадцать минут, на это время у ваших дверей не будет старшего офицера.
  - Не беспокойтесь об этом. Идите. - Офицер бросился выполнять королевский указ. Филипп, не теряя ни минуты, быстро оделся, оглядел комнату в последний раз и вышел через потайную дверь.
  
  
  2. Роковая встреча
  
  Д`Артаньян, оставив пост, по приказу короля, не спешил выполнять его волю: отправляться в Венсенн. Он решил навестить своего старинного друга - коменданта Бастилии Бемо и выведать у того, может он что-то знает, чего д`Артаньяну пока не ведомо. Товарищ прошлых лет, немного завидовавший д`Артаньяну, что тот служит при короле, не смог удержаться, чтобы за обильным столом и после второго бокала вина не похвастать, что король и его не забывает:
  - Король за последнюю неделю дважды нам присылал свои приказы. То выпустить, то засадить, что у вас там творится?
  - Что же тут необычного. Вы ведь, мой милый, комендант королевской тюрьмы.
  - Необычно, что два приказа и все из-за одного заключенного.
  - А почему обратно посадили?
  - Пишут, что обезумел мой заключенный на воле. Д`Артаньян, да если бы вы знали его до того, как я отпустил его! По приказу короля, конечно, - поправился Бемо.
  - А что? - беспечно спросил мушкетер, делая вид, что увлекся поджаренным цыпленком. Но на самом деле он напряг весь свой слух, чтобы не пропустить и слова, сказанное комендантом.
  - Раньше он был так тих, не разговорчив. Всегда спокоен, но сейчас?!
  - Что же сейчас? - с набитым ртом спросил его д`Артаньян. Комендант,
  видя такое пренебрежение к своей тайне и предвкушая какой произведет фурор его новость, победоносно закончил:
  - А сейчас он действительно сошел с ума! - И тише добавил, - он кричит, что он - король Франции!
  Д`Артаньян, который разыгрывал свою роль как по нотам, добился того чего хотел, но теперь перед ним появилась новая задача: увидеть этого узника.
  Бемо, тем временем, наклонился к другу и зашептал:
  - Нет, он и вправду похож, очень похож на него, но бедный мальчик этого не знал раннее, находясь здесь, и был тише воды, ниже травы. А вышел - ему видать и сказали об этом, вот он и сошел с ума. Жаль мальчишку. За три дня сойти с ума. Какая судьба!
  Д`Артаньян уже не слушал товарища, все звенья разорванной цепочки вдруг соединились. Наклонившись к Бемо, он доверительно прошептал:
  - Не поверите - я всегда хотел поговорить с сумасшедшим. Покажите мне его.
  - Что вы? Это никак нельзя!
  - Но ведь он безумен, чего вы боитесь? Или, может, вы за мою жизнь опасаетесь? - ухмыляясь, спросил мушкетер.
  Исполнительный комендант Бастилии долго сопротивлялся, но потом сдался, заручившись клятвой, что д`Артаньян будет молчать об этом визите.
  Не успел мушкетер короля перешагнуть порог камеры, как узник кинулся к нему. Д`Артаньян, что-то прошептав Бемо, быстро закрыл дверь перед самым носом коменданта, оставив его с той стороны двери. Войдя в камеру, он невольно зажал нос пальцами - в воздухе стояло зловоние. Окна были разбиты, но свежего воздуха, поступающего через них, не хватало, чтобы в достаточной мере проветрить помещение. Зато холод проникал безо всяких препятствий. Поставив фонарь на стол, мушкетер оказался лицом к лицу с узником. Перед ним был Людовик ХIV, в изодранной одежде, взлохмаченными волосами и злыми глазами, но у д`Артаньяна не было и капли сомнения - это был настоящий Людовик ХIV.
  - Господин д"Артаньян, что происходит? Говорите мне все, какой бы суровой не была правда! Говорите же! Я требую!
  Мушкетер в ответ, не спеша осмотрел камеру: повсюду валялись разбросанные вещи, стул разбит в щепки, с кровати сорваны простыни и одеяло, подушки тоже валялись на полу. Услышав топот копыт во дворе, мушкетер выглянул в окно. С лошади спрыгнул тот король, что час назад отправил его в Венсенн, один без охраны и своих сообщников. Он был безукоризненно одет, королевская осанка, величественные движения, неспешная походка - он идеально копировал короля. Но д`Артаньян только теперь настолько явственно увидел, насколько они разные! Он обернулся и поймал на себе взгляд короля, нетерпеливо ожидавшего ответа.
  - Ваше величество не пройдет и часа, как вы выйдете отсюда...
  - Часа! - перебил его Людовик, - вы забываетесь! Я допускаю, что произошло что-то из вон выходящее, заговор или еще что там. Но я полагаю, раз вы здесь, я могу выйти отсюда в любой момент, или вы на стороне заговорщиков? Помнится, вы давали мне понять, что я - никудышный король! Вы пришли ставить мне условия! - со злостью прошептал свою догадку король.
  - Ваше величество, вы напрасно меня обвиняете, боюсь у нас мало времени, я сам еще не все понял, но с минуты на минуту здесь появится человек. Думаю, его появление что-то объяснит нам, но лучше, чтобы он меня не видел до поры до времени. Я укроюсь за ширмой. А когда он скажет, все для чего он приходил, я схвачу его, и все станет на свои места.
  - Вы думаете, он придет один, без соучастников? Кто это сделал, довольно смел или безрассуден, хотя я догадываюсь, кто это может быть.
  - Ах, Ваше величество пути Господни неисповедимы.
  - Вы говорите о Господе Боге здесь!? Почему же он ничего не делает? Я здесь...
  - Ваше величество, он уже все сделал. Я рядом с вами и я прошу об одном: кто бы сейчас не появился, дайте ему говорить. Чем больше он скажет, тем больше мы узнаем.
   За дверью послышался шум. Бемо громко кашлял и извинялся перед нежданным гостем, таким образом подавая знак мушкетеру. и д"Артаньян укрылся за ширмой. Дверь отворилась. Вошел человек, в королевском одеянии. Широкие поля шляпы отбрасывали тень на его лицо, и в сумраке камеры нельзя было разобрать черты его лица.
  - Будьте недалеко, если вы мне понадобитесь, я вас позову, - с этими словами он закрыл за собой дверь.
  Людовик молчал, разглядывая гостя.
  - Это не Фуке?! - в изумлении прошептал король. Несколько секунд, пришедший стоял, рассматривая беспардонно короля. Потом он медленно снял шляпу и поклонился. Людовик онемел. Он видел перед собой человека, так похожего на него. Они пристально смотрели друг на друга, словно всматриваясь в отражение в зеркале. Во взгляде Людовика сверкали молнии. Второй был взволнован и в его взгляде, читалось, любопытство, смешанное с грустью.
  - Ваше величество, за каждый год, проведенный здесь мною, вы ответите всего лишь столькими же днями. Скоро вы выйдете отсюда. Сядете на свой трон, и все будет по-прежнему... для вас, - он замолчал, все, также пристально изучая короля. Людовик был настолько растерян, что никак не мог прийти в себя. Тем временем узурпатор продолжал:
   - Меня ввели в заблуждение, сказав, что народ не доволен вами, что вы плохой король. Но за последний год вы все исправили, что успели натворить после смерти Мазарини.
  Людовик оживился и с удивлением смотрел на человека, так уверенного в своих словах, но, по сути, не имеющий представления о последних событиях, произошедших в королевстве.
  - Как перед королем я преклоняюсь перед вами, но как брата я вас презираю. Почему же такой смелый король, не побоявшийся взвалить на себя все государственные дела, отстранив министров и взяв ответственность за весь народ и все государство, так трусливо прячет своего брата в Бастилии? Вы боялись меня, что я стану оспаривать ваш трон? Или все гораздо проще и вы просто ненавидите меня?
  Людовик не сводил глаз с человека, так похожего на него. Он не мог понять, что это: злая затянувшаяся шутка или действительно переворот. Но зачем тогда заговорщикам раскрывать себя, обещая вернуть его обратно на трон?!
  - Что же вы молчите? - потеряв терпение, повысил голос незваный гость.
  - Я не знаю тебя, - глухо ответил Людовик.
  - Не знаешь?! Я твой брат Филипп. Когда умер твой учитель Мазарини, ты первым делом засадил меня сюда. Ты боялся, что я захочу править вместе с тобой или оспаривать этот трон? Правь!
  - Кто же тебе помог выбраться отсюда? - Людовик постепенно приходил в себя и решил узнать, то, что его больше всего интересовало сейчас.
  - Ваше величество, может, я недостаточно умен, чтобы управлять государством, но выдавать друзей...
  - Друзей?! Из-за которых, ты завтра же окажешься на эшафоте! - в гневе прокричал Людовик.
  - Завтра, я буду далеко отсюда. И ты со всеми своими мушкетерами меня не сможешь отыскать. И никогда ни словом, ни делом я не дам о себе знать.
  - Ты до безумия глуп, если надеешься выйти отсюда, я убью тебя, умалишенный! - Людовик бросился на узника, но Филипп все время, державший руку на рукоятке шпаги, проворно выхватил ее и приставил клинок к горлу Людовика. Но видимо это вышло случайно или машинально, так как в ту же секунду Филипп резким движением руки передвинул клинок к груди короля.
  -Я не хочу вас убивать, но, сделав шаг, вы сами наткнетесь на клинок.
  За ширмой послышался шорох. Филипп на мгновенье отвлекся, а Людовик, боясь, что появится д"Артаньян, громко сквозь зубы произнес:
  - Я сам убью его! - и, воспользовавшись замешательством Филиппа, резко повернувшись к нему боком, схватил его за вытянутую руку и с силой толкнул вперед на стену. Шпага, наткнувшись на камень, сломалась. Людовик сзади накинулся и, прижав Филиппа к злополучной стене, заломил ему руки за спину.
  - Не подобает королю заниматься рукоприкладством, но у меня нет шпаги, чтобы сразиться с тобой. Ты, как трус, не предоставил мне такой возможности.
  Филипп молчал, он не мог пошевелиться, его более сильный соперник все больше заламывал ему руки. Обезумев, король с силой толкнул его назад, от чего Филипп упал на спину. Людовик увидел в это время д"Артаньяна, стоявшего у двери, и молча наблюдающего за этой борьбой.
  - Д`Артаньян, дайте мне вашу шпагу!
  Мушкетер не отвечал, он стоял, не шевелясь, так он был поражен всем происходящим, схваткой двух братьев. Король, не помня себя в ярости, сам выхватил у д"Артаньяна шпагу и приставил ее к горлу Филиппа.
  - Я не дам тебе даже помолиться перед смертью, я проткну твое горло медленно, чтобы насладиться твоей агонией, чтобы видеть весь ужас в твоих глазах, чтобы продлить твои мучения.
  - Ваше величество, не делайте этого! - д`Артаньян вышел из оцепенения и лихорадочно соображал, как можно все это прекратить. Но в голову, на удивление, ничего не приходило, кроме простых человеческих доводов.
  - Шевалье, скажите хотя бы одну причину, по которой я не должен убивать эту мразь? - он не сводил глаз с Филиппа. Людовик, который всегда отличался сдержанностью и рассудительностью в эту минуту был безумен.
  - Он ваш брат! - отозвался мушкетер.
  - Это вранье, вы сами не верите в это! - король провел по шее Филиппа острием шпаги и кровь, появившаяся из этой царапины, засочилась маленькой струйкой. Людовик смотрел на эти капли крови, которые окропляли белую королевскую сорочку. Вид испачканной кровью сорочки, постепенно его отрезвил, но взглянув в глаза Филиппа, полные ненависти, он надавил на клинок еще сильнее.
  - Подумайте о своей матушке! - раздался голос д`Артаньяна.
  - Д`Артаньян, как вы можете? Вы обвиняете королеву-мать в жестокосердии? Да если бы у нее и вправду был ребенок, неужели вы думаете, она бы бросила его на произвол судьбы, заставив гнить в тюрьме?
   При упоминании о матери, Филипп не смог сдержаться, комок подступил к горлу, на глазах выступили слезы, и чтобы никто не заметил, как они предательски блестят, он закрыл глаза. Но Людовик, пристально всматриваясь в каждое движение своей жертвы, все заметил. И как одна единственная слеза все же предательски скатилась из уголка закрытых глаз.
  Вдруг его внимание привлекла цепочка с его медальоном на шее Филиппа:
  - Вор, у тебя нет ничего святого! - Людовик порывисто опустился, при этом, став коленом Филиппу на грудь и со всей ненавистью придавливая его к полу, небрежно рванул цепочку с медальоном. Филипп не сопротивлялся: только пять минут назад его будущее казалось ему безоблачным и счастливым. И как круто все переменилось. Не заезжай он в Бастилию, ни прояви он любопытства, был бы уже далеко отсюда. Вставая, Людовик всей массой вновь надавил на грудь своей жертвы. Медальон выскользнул из его рук и упал на грудь пораженного врага. Король быстро наклонился и только тут заметил, что медальон весь в крови, сочившейся из раны Филиппа. Он схватил его и убрал в карман, машинально вытерев, испачканную кровью руку, о свою в клочья порванную сорочку. Людовик жаждал смерти этому человеку. Он ждал хоть малейшего движения, хоть слова от столь ненавистного ему врага, что бы в ответ убить его. Но не слышно было ни вздохов, ни всхлипов - узник был безучастен ко всему.
  - Ваше величество, не выносите приговора, не выслушав. Если вы хотите обвинять, то не вправе торопиться. Вы же любите читать Сенека, не его ли это слова: "Кто принимает решение, не выслушав обе стороны, поступает несправедливо, хотя бы решение это и было справедливое"! Вы же знаете, что гнев плохой советчик. Вспомните, сир: "Во время гнева не должно ни говорить, ни действовать!" - д"Артаньян судорожно вспоминал все подходящие мысли великих философов, которые могли заставить короля трезво все обдумать. Расчеты мушкетера были верны, ресницы короля дрогнули.
  - Кто не карает зла, тот способствует, чтобы оно совершилось! - тихо прошептал король в ответ.
  - Карание в пылу гнева - не карание, а месть, - парировал д"Артаньян.
   Взгляд короля переместился с узника на стену, и словно читая на ней строки, он медленно произнес, слова заученные с детства:
  - Месть есть наслаждение души мелкой и низкой.
  Затем он быстро повернулся, не глядя, на пораженного соперника и отдал шпагу д`Артаньяну:
  - Пойдемте, шевалье, я ни минуты не хочу здесь оставаться, - король направился к двери.
  - Подождите, ваше величество, - д`Артаньян поднял плащ, который Людовик сорвал с Филиппа во время борьбы, поднял шляпу, слетевшую с головы лжекороля. Повернувшись, к Людовику, он увидел, что тот сидит на коленях перед жертвой, приподняв его. В какой-то момент, мушкетеру почудилось, что король помогает узнику встать. На самом деле, Людовик просто стягивал остальную верхнюю королевскую одежду, стирая следы подмены. Д`Артаньян, испытывая отвращения к своим действиям стал помогать королю, найдя его решение разумным. Мушкетер поймал себя на мысли, что его обуревает неведомое до этого чувство: чувство жалости к поверженному преступнику. Нет, он не сожалел, что был причиной его падения. Но непонятные чувства, которые он испытывал к несчастному, терзали его душу. Оставив узника распростертым на полу, они вышли из камеры. Король, с надвинутой на глаза шляпой и укутанный в королевский плащ, который скрыл изодранную одежду, стремительно прошел мимо коменданта, которого сидя в заточении, он мечтал убить собственными руками. Д`Артаньян только мимоходом спросил:
  - Кто вам привозил приказ об освобождении?
  - Господин Лафейяд, - кратко ответил комендант.
  - О заточении?
  - Он же, - тихо прошептал Бемо, предчувствуя неприятности.
  
  
  
  
  
  
   3.Ссора короля с матерью
  
  По совету д"Артаньяна, Людовик, вернувшись в свои апартаменты через потайную дверь, лег в кровать и продолжил игру лжекороля, изображая больного. За это время он пришел в себя и обдумал все, что с ним произошло. Он распорядился, чтобы д"Артаньян тихо арестовал Лафейяда и препроводил его в Бастилию. Учитывая, что король был болен, утреннюю церемонию одевания отменили. И Анна Австрийская одна со своей свитой пришла проведать сына. Людовик тут же распорядился всем присутствующим выйти, оставив их с матерью наедине. Звуки его уверенного голоса, его испепеляющий взгляд заставили королеву-мать замедлить шаг. С порога она стала всматриваться в короля, почувствовав что-то неладное.
  - Матушка, вы так пристально всматриваетесь в меня. Вы хотите видеть во мне вчерашнего Людовика, он вам больше по душе? - проницательный взгляд Людовика уловил, как вздрогнула мать. - "Неужели она тоже знала о подмене?" - мучился вопросом король. Но королева быстро взяла себя в руки и ответила спокойно и даже с удивлением:
  - О чем вы, сын мой?
  - О том, что вчерашний Людовик вам больше нравился, чем нынешний! - отчаяние Людовика сменилось гневом.- Или хотите сказать, что не видите разницы?!
  - У вас лихорадка! Я позову врача!
  И Анна Австрийская, вся в смятении, спеша покинуть настоящего Людовика, направилась к дверям.
  - Можете играть в свои игры сколько вам угодно и притворяться не сведущей, - крикнул король ей в след, - но знайте: его вы больше не увидите. Никогда!
  При последних словах Людовика королева побледнела, она остановилась и села в кресло. Она поняла, что проиграла, но совсем не хотела повторить судьбу Марии Медичи, своей свекрови. Подумав, она решила выйти из этой ситуации максимально безболезненно для себя:
  - Так вот почему вы так, то есть он так странно себя вел. Значит, ваш брат-близнец был все это время жив. Мне говорили, что он умер. Кто-то его выходил и воспользовался в своих интересах, - задумчиво проговорила она, и уже оживившись, посмотрела на старшего сына, - скажите, что с ним? Где он?
  - Там где и положено ему быть. Вас не волнует, где я был все это время? Что было со мной?
  - Я знаю, что вы можете за себя постоять, что никто не причинит вам вреда. Вы король, а он...
  - Что он? Он беззащитный ребенок? Ваш ребенок?
  - Да, мой ребенок и ваш брат! - королева тоже сорвалась на крик. - Он много претерпел в этой жизни, и вы как брат должны его пожалеть!
  Людовик в бешенстве смотрел на мать.
  - Вы так говорите, что я начинаю думать, что это вы помогли ему засадить меня в тюрьму, - еле слышно прошептал Людовик, - это вы ему помогли, столько дней, продержаться на троне и если бы не мои друзья, я так бы там и сгнил! - Людовик не смотрел больше на мать, эта догадка так его поразила, что он больше ничего не замечал.
  - Вы были в тюрьме? Боже мой, что происходит, где Филипп, что вы с ним сделали?
  - Вас волнует только этот проклятый, что же вы раньше о нем не беспокоились? Или раньше вас устраивал Мазарини, а теперь вы решили заменить меня, непокорного на более покладистого сына? Сделать его марионеткой в своих руках. И наконец-то осуществить все ваши планы, которым я мешал? Мы последнее время с вами часто ссорились и вы вот так решили покончить со всеми проблемами, которые я вам создаю?!
  - Людовик, не смей так говорить.- Она в изнеможении откинулась в кресле и закрыла глаза. - Вы должны быть мне благодарны, что имеете полную единоличную власть, и вам не приходится ее делить ни с кем!? С самого вашего рождения дворяне и народ знали только одного престолонаследника.
  - А его вы держали про запас! В случае моей смерти, вы легко могли найти мне замену, не прибегая к нашему глупому братцу Филиппу Анжуйскому! И тем самым, не создавая никаких волнений! Но вам пришлось нарушить свои планы, наши отношения с вами стали столь невыносимы, что вы решили раньше времени назначить час моей смерти!
   - Я люблю вас обоих. Я думала, что он давно уже умер, мне так сказали. Людовик, не причиняй мне еще больше страданий своими обвинениями.
  - Теперь для вас он окончательно умер, - тихо сказал Людовик. И громче добавил, - и попрошу Вас о нем больше не вспоминать. Никогда! Иначе я буду считать вас его сообщницей!
  Людовик был взбешен, его трясло от злости. Королева-мать тихо вышла, Людовик бросился на кровать и уткнулся в подушку:
  - Значит, это правда! Правда, правда! - повторял он.
  Кто-то тронул его за плечо и стал гладить по голове. Людовик не шелохнулся, только глухие стоны стали слышны.
  - Поплачьте, тебе так трудно, нельзя все в себе держать, так будет только хуже. Поплачь, - женщина нежно смотрела на него и успокаивала, как могла.
  Это была кормилица короля. Она как тень почти все время находилась в королевских апартаментах. Ее ребенок умер при родах, и вся ее нерастраченная любовь досталась Людовику. Она привыкла думать о нем, не как о короле, а как о своем дитя, Людовик просто не мог не полюбить ее. Ей прощалась фамильярность, с которой она порой обращалась с королем. Для Людовика она стала родной, и в горе и в радости всегда была рядом. И в таком недалеком детстве была посвящена во все его тайны.
  - А вы? Разве вы ничего не замечали за эти дни? - Людовик смотрел на кормилицу с таким отчаянием, с такой болью и обидой в глазах.
  - Вы ведете себя довольно странно, удалили меня от себя, но всему есть свое объяснение. - Кормилица была в замешательстве, она то решила, что Людовик просто устал от королевского бремени, а тут выходило, что-то совсем другое.
  - Это был не я! Неужели даже ты не заметила этого! - прокричал Людовик с такой обидой и досадой, что у кормилицы защемило сердце.
  - Как так? Людовик, что вы говорите такое?
  В ответ были опять только стоны, переходящие в рычанье. После такого заявления кормилица села на краешек кровати, уставилась в одну точку и ничего не говорила. Она вспоминала рождение Людовика и ничего не понимала. Людовик, у которого мысли поначалу лихорадочно метались в голове, постепенно ушел в забвение и уснул.
  
  
  
  
  
  
  
  4. Первый допрос
  
  Людовик проспал до обеда. Проснувшись, он велел позвать д"Артаньяна. В ожидании его прихода, он проявлял столько нетерпения и раздражения, что все присутствующие при короле стали переглядываться. Когда вошел д`Артаньян, король попросил всех выйти. Сам встал с кровати. После сцены в камере Бастилии, они старались избегать друг друга.
  - Господин д"Артаньян, я рад вас видеть. Я хочу вас спросить... - он задумался, подбирая слова, - господин д"Артаньян, вам тоже кажется, что известный вам узник имеет наглость быть похожим на нас?
  - Ваше величество, если его сама королева-мать не смогла отличить от вашего величества...
  - Не могла или не хотела!? - Людовик остановился прямо перед д`Артаньяном и выжидающе смотрел ему в глаза.
  Д`Артаньян не сделал и шагу назад, не опустил глаз. Он только вызывающе ответил вопросом на вопрос:
  - Значит, вы признаете, что он королевской крови, иначе, зачем было бы королеве не хотеть его узнавать и разоблачать?
  Людовик, не зная что ответить на такую наглость, только гневно смерил взглядом д"Артаньяна, заставив того замолчать. Какое-то время он прохаживался по комнате, пытаясь успокоиться. Затем опять остановился прямо перед шевалье, и, глядя в упор, настойчиво и выделяя каждое слово, спросил:
  - Я спрашиваю: как вы находите это сходство, будьте добры ответить, а не строить догадок относительно этого проходимца.
   - Поразительное сходство ваше величество.
  Людовик ходил взад вперед по комнате в задумчивости. Затем он остановился перед зеркалом и, изучая свое отражение, спросил:
  - Кто еще его видел?
  - Никто.
  - Судьи? Палач?
  - Нет, ваше величество, вы не давали распоряжений раннее допросить его и тем более...
  - Я хочу перед допросом взглянуть на него, - не слушая объяснений д`Артаньяна, прервал его Людовик.
  - Как вам будет угодно ваше величество. Допрос назначен на пять часов, сейчас три часа дня. Когда угодно будет вам выехать? - д`Артаньян как никогда разговаривал с юным королем холодно.
  - Сейчас же! Я буду лично присутствовать на допросе.
  Д`Артаньян оживился:
  - Я думал, вы пошлете господина Кольбера с этим разобраться?
  - Я вам уже ответил. И если у вас все готово, мы можем ехать прямо сейчас.
  Людовик поспешно вышел, в коридоре вся свита устремилась за ним, но он, подав знак следовать за ним только господину Кольберу, пошел дальше во двор, где уже была приготовлена карета. За всю дорогу он ни разу не взглянул на д`Артаньяна. Кольбер, почувствовав напряжение между своим врагом и покровителем, был в восторге:
  - Что-то король последнее время с вами не милостив, - улыбаясь, произнес он, поравнявшись с д`Артаньяном, который, погрузившись в раздумья, даже не заметил Кольбера.
  
  На дворе знаменитой крепости их встретил комендант. Когда король въезжал в ворота крепости, комната для встречи была подготовлена. Д`Артаньян заранее отправил одного из своих мушкетеров предупредить старинного друга о столь раннем визите. Но так как узника мог видеть только комендант, то господин Бемо предусмотрительно запер узника в ближайшей изолированной комнате. Поздоровавшись с королем, комендант бросился за узником, в то время как д`Артаньян сопровождал юного монарха до комнаты для свидания.
  Когда несчастный вошел в комнату и их взгляды встретились, казалось, что они уже никогда не смогут оторваться друг от друга. Впервые Людовик смог спокойно рассмотреть этого человека. Он пронзал его своим взглядом, пытаясь прочесть самые сокровенные его мысли и желания, в то самое время как по его лицу ничего нельзя было понять: ни один мускул не дрогнул, ни одного вздоха или звука не вырвалось из плотно сжатых губ. Во взгляде не было ни удивления, ни презрения. Филипп, поддавшись эмоциям брата, так же был спокоен и сосредоточен. В отличие от короля, находившегося когда-то в заключении, Филипп был опрятен и причесан. Его открытый взгляд бесстрашно встретил взгляд своего всемогущего врага. Вскоре первоначальное спокойствие короля сменилось непередаваемым волнением по мере рассмотрения молодого человека и лихорадочной работы его мыслей. Филипп не смог выдержать этот пронзительный королевский взгляд, опустив глаза, он услышал стальной голос Людовика:
  - Я хочу, чтобы в течение двадцати минут вы отыскали шлем, который смог бы закрыть лицо этого узника, - видя недоумение д"Артаньяна, король продолжал с еще большим натиском, - я желаю, чтобы он запирался на замок, в случае если узник попытается снять его.
  Д"Артаньян отшатнулся:
  - Ваше величество, я думаю, даже судьям не следует присутствовать при допросе, мне кажется, принимаемые вами меры излишни...
  - Господин д"Артаньян, мне всегда казалось, что вы должны исполнять мои приказы, а не обсуждать их! Пытать вы его тоже сами будете?
  - Вы собираетесь пытать своего брата?! Одумайтесь, сир!
  Людовик побледнел от гнева: д"Артаньян осмелился в присутствии узника ему перечить.
  - Я не просил вашего одобрения или неодобрения. Идите и исполняйте, что вам поручено.
  - Идемте, сударь, - д"Артаньян подошел к узнику.
  - Я не приказывал его уводить! - Людовик был раздражен. - Вы всегда понимали меня даже не с полуслова... - от злости он не мог подобрать подходящих слов, - вам всегда было достаточно одного моего взгляда, что же сейчас? - Людовик с налитыми злостью глазами сверлил д"Артаньяна.
  - Тогда, с вашего разрешения, я позову охрану. Д"Артаньян внешне был спокоен. Но Людовик понимал, что под этим спокойствием бушует целый ураган возмущения.
  - Господин д"Артаньян, неужели вы опасаетесь этого негодяя. Вы думаете, я с ним не справлюсь? В конце концов, он в кандалах! - поймав на себе взгляд д"Артаньяна, полный упрека, он произнес, - господин д"Артаньян, не думаете ли вы, что в каземате уместен этикет? Я другого мнения. Идите же, наконец-то. Скоро начало допроса, а вы его задержите.
  - С вашего позволения, ваше величество, - д"Артаньян небрежно поклонился и вышел.
  Оставшись один на один со своей жертвой, Людовик опять погрузился в созерцание своего отражения. Он не мог понять, как кто-то мог быть похож на него. Теперь он отчетливо понимал, что перед ним его кровь и плоть. Находясь, в какой-то прострации, забыв обо всем на свете, он прошептал:
  - Этого не может быть!
  Отражение оживилось, и звуки его голоса заставили вздрогнуть короля.
  - Теперь вы признаете во мне своего брата?
  - Не смей произносить этих слов, ничтожество! Ты прямой укор королеве-матери, всей нашей семье. Неужели ты думаешь, что я допущу, чтобы о тебе говорили?! Ты умрешь вместе с этой тайной!
   - Ты совершишь братоубийство, пусть не своими руками, но от этого не перестанешь быть преступником, не смотря, ни на какие титулы.
  - Для меня ты не больше чем надоедливое насекомое, ты позор, пятно на всей нашей королевской фамилии. И это пятно надо как можно быстрее смыть, пока никто его не обнаружил.
  - Наши предки станут из могилы, чтобы наказать тебя за бесчинства!
  - Мои предки будут крайне мне благодарны, что я покончил с этим делом быстро и безболезненно для семьи.
  - Значит, я сегодня умру? - дрогнувшим голосом спросил Филипп.
  Этот вопрос заставил содрогнуться и короля. Вопрос человека, приготовившегося к смерти.
  - Я не хочу знать ни твоего прошлого, ни твоих суждений относительно меня. Ты боишься умирать, еще больше ты боишься пыток, - он заметил, как у Филиппа подкосились ноги. - Ты можешь облегчить свою участь: избежать допроса и пыток и умереть спокойно в этих застенках.
  - Что же я должен сделать за такое великодушие? - и хотя Филипп сказал это с некоторым сарказмом в голосе, но было ясно, что ему важен ответ короля. Узник понимал, что Людовик видит все его слабости, и злился на себя за это, но ничего не мог поделать.
  - Назови здесь и сейчас имена всех заговорщиков.
  - Ваше величество, единственный мой спаситель, которого я знаю... он ведь уже здесь!?
  - Как!? Вы видели здесь Лафейяда? - Людовик пришел в ярость. - Вы с ним говорили?
  Филипп с усмешкой покачал головой.
  - Нет ваше величество, вам повезло во всем... У вас хорошие друзьями и отличные слуги, - усмешку сменила грустная улыбка и Филипп опустил голову.
  - Откуда же вы знаете, что Лафейяд здесь?
  - Я слышал сегодня его крик, когда его... - у него сорвался голос, но он выдавил, то, что Людовик уже и сам понял, - пытали, - Филипп пристально смотрел в глаза брата.
  Король понял его немой вопрос. Он со злостью сжал кулаки и сквозь зубы произнес:
  - Если вы назовете все имена, а не те, которые известны уже нам, то вы избежите подобной участи.
   Филипп стоял все так же неподвижно, только непроизвольно вздрогнул всем телом, когда Людовик произнес этот приговор.
  - Значит, вы будете меня пытать?! - выделив слово "вы", он в упор смотрел на короля. - Большего я вам не скажу, потому что не знаю ничего более.
  - Мне - может, и не скажешь, а палачу... еще посмотрим. Ты сам себя приговорил.
  В дверь постучали, вошел д"Артаньян, держа в руке шлем, вроде рыцарских прошлых времен. К нему был приделан замок.
  По королевскому знаку, д"Артаньян приблизился к узнику.
  - Простите, монсеньор, - хоть это и было произнесено довольно тихо, но тонкий слух Людовика уловил эти слова, он подскочил к ним, забыв о своем титуле и задыхаясь, прошипел, выделяя каждое слово:
  - Не смейте так его называть, я запрещаю, слышите! Запрещаю!
  Филипп только в ответ горько улыбнулся, выражая всю свою признательность д"Артаньяну. Мушкетер же вновь небрежно поклонился королю и резко ответил:
  - Как вам будет угодно, сир! - Он развернулся к Людовику спиной и начал надевать этот злополучный шлем на узника. В каждом его движении и прикосновении к пленнику чувствовалось глубокое почтение и скорбь. Людовик, взбешенный всем происходящим, вышел из комнаты. Щелкнул замок на шлеме.
  - Пора, сударь. - Он положил руку на плечо Филиппа. - Крепитесь, я буду молиться за вас и... за Людовика, чтоб он был к вам снисходителен.
  Филипп молчал, только грудь вздымалась, выдавая в нем тревогу. Они шли по темным сырым коридорам Бастилии. Слышно было, как на улице завывала вьюга. Снежинки стучали в стекла окон, мимо которых они проходили, будто им очень было нужно попасть в это ужасное помещение, чтобы увидеть страдания узника.
  Когда Филипп вошел в комнату для допросов в ней были уже все те, перед которыми он должен будет обнажить свою душу. Увидев странного человека в железном шлеме, все замерли. На фоне этого грубого железа сквозь прорези в шлеме отчетливо выделялись глаза несчастного человека. Словно мышонок, загипнотизированный взглядом удава, он смотрел только на Людовика. В комнате для допроса не было судей. Король, увидел, насколько они похожи с братом, и не только лицом. Схожесть их голосов, осанки и всего того, что нельзя скрыть под маской заставили Людовика отпустить судей, сказав, что заключенный внезапно умер. Таким образом, на допросе присутствовали сам король, господин Кольбер, господин Лувуа и д`Артаньян. За дверью остался комендант Бастилии, готовый при первом же зове короля войти. Допрос Людовик поручил вести господину Лувуа.
  Людовик подал сигнал к началу допроса. Филипп содрогнулся, и непроизвольно посмотрел на стол, на котором были аккуратно разложены различные инструменты для пыток. Этот взгляд не ускользнул от Людовика. Но как ни странно он не почувствовал злорадства по отношению к своему узнику, вид этих инструментов испугал и его. Весь ужас узника, как в зеркале, отразился на лице короля. Они смотрели друг на друга, словно испытывая, кто на что способен.
  - Ваше имя, сударь? - голос, гулко раздавшийся в тишине, заставил выйти обоих из оцепенения. Людовик затаил дыхание и замер; он совсем не подумал, что расспросы заключенного о его прошлом не входило в его планы и, что он не отдал соответствующих распоряжений. Он с замиранием в сердце наблюдал как его враг глубоко и прерывисто вздохнул, готовясь к ответу.
  - Филипп, - из-за шлема глухо и тихо раздался его голос. Людовик напрягся - не последует ли далее перечень титулов, данных ему его рождением. Но грубый голос Кольбера неприятно поразил слух короля:
  - Повторите громче, его величество не должен прислушиваться к вашим ответам.
  - Филипп! - дрогнувшим голосом повторил пленник.
  - У вас нет ни титулов, ни званий? - удивился господин Лувуа.
  - Меня лишили их при рождении.
   Людовик открыл рот, чтобы прекратить вопросы о прошлом, но последовал очередной вопрос:
  - Когда вы родились и где?
  - Мне не говорили об этом.
  -Ваша семья?
  Людовик был будто загипнотизирован взглядом, голосом Филиппа, он не мог произнести ни слова. Вся атмосфера этого помещения так давили на него, что он чувствовал себя раздавленным, слова готовые сорваться застывали в горле. Он никак не мог прийти в себя.
  - Моя семья отказалась от меня!
  - То есть вы незаконнорожденный?
  - Нет, я родился в законном браке.
  - Может быть, вы знаете, какие причины побудили ваших родителей отказаться от вас?
  Филипп молчал, ком подступивший к горлу не давал говорить. Он пожирал взглядом Людовика, требуя, чтобы тот объяснил, почему? Почему он в Бастилии? Почему он находится на правах незаконнорожденного отпрыска, когда его брат-близнец самый всемогущий человек в этом государстве? Наконец, почему Людовик позволяет этому человеку задавать такие вопросы, неужели король хочет, чтобы он ответил на них? Ответил здесь при этих людях?!
  Д"Артаньян наклонился к уху его величества и горячо зашептал:
  - Ваше величество, в его положении ему трудно будет и далее оберегать честь и достоинство вашей семьи. Еще чуть-чуть и он сорвется, помогите же ему сохранить чистоту вашей фамилии.
  Никакие другие слова, не смогли бы вывести из этого оцепенения короля. Он совершенно не мог совладать с собой, со своими чувствами и эмоциями, хладнокровие и рассудительность покинули его в эти минуты. И он, машинально следуя словам д"Артаньяна, хрипло произнес, обращаясь к военному секретарю:
  - Хватит! Меня это не интересует. Единственное, что я хочу знать - кто были его сообщники!
  - Я вам отвечал на этот вопрос. Мне нечего больше добавить.
  Людовик, был взбешен благородством узника. И особенно тем, что он видел: что простота и доверчивость Филиппа непроизвольно подкупают сердце д"Артаньяна, в то время, как его несправедливое отношение к брату все больше отталкивает от него мушкетера. Ему стало казаться, что и он уже попадает под влияние этого человека. Пытаясь отгородиться от этих порывов своей души, заглушая доброго ангела, он повернулся к злому, и сделал знак, приступить к более действенным методам. Позвали палача, которого предусмотрительно вызвали, и который до сих пор стоял за дверью с господином Бемо.
  Палач с безразличным видом снял с узника сорочку и приковал его руки к свисающим с потолка цепям. Филипп не сопротивлялся, не просил пощады. Людовик, наблюдая за ним, удивился, как узник, проводивший все свое время в темнице, мог быть в столь хорошей физической форме. Его тело было столь же мускулистым, как и у короля. Он вспомнил, как недавно рассматривая в зеркале свое тело, лицо, он довольно улыбался, уверенный, что такого идеального тела нет ни у кого на свете. И судьба, словно насмехаясь над ним, приготовила ему такой сюрприз!
  От этих мыслей его отвлек голос Кольбера, стоявшего рядом:
  - Ваше величество, не угодно ли вам сделать выбор, - он развел руками, показывая на инструменты, лежавшие на длинном узком столе. При мысли, что он должен выбрать орудие пытки, Людовика охватил озноб, он видел, как его жертва с диким ужасом смотрит на эти приспособления и на палача, видел, как Филипп перевел на него свой взгляд, ожидая ответа. Преодолевая отвращение, и проклиная про себя Кольбера, король все же встал и подошел к стене с инструментами. Кольбер, как зловещая тень последовал за ним.
  - Очень занятные штучки. Что это? - он развернулся так к Кольберу, чтобы узник мог все видеть и слышать. Интендант финансов начал ему объяснять, но Людовик его даже не слышал, поглощенный своими мыслями. Вдруг он повернулся к пленнику:
  - Вы что-нибудь выбрали для себя?
   Филипп тяжело дышал и еле держался на ногах. Взгляд его помутнел, казалось, что он сейчас упадет без чувств.
  - Я думаю, вот это наиболее для вас подходит, - он взял железную палку, конец которой был изогнут в виде печати. - Знаете что это такое? - он подошел к узнику вплотную.
  - Отвечай, когда тебя спрашивают! - крикнул он, теряя терпение. Филипп отрицательно покачал головой.
  - Этим пользуются, когда надо поставить клеймо. Надо всего лишь раскалить его докрасна и ... - он приложил "печать" к щеке интенданта. - Господин Кольбер, я точно угадал назначение этого предмета?
  - Да, Ваше величество, вы верно угадали назначение этого предмета. - Кольбер потирал щеку, пытаясь стереть, холод оставленный металлом.
  Людовик прошелся по комнате, он раздумывал.
  - Прикажете все приготовить для этой пытки? - интендант финансов услужливо склонился перед королем.
   Взгляд Людовика, брошенный поверх склонившегося перед ним Кольбера, сквозил Филиппа. Оправившись от шока, тот стоял с высоко поднятой головой, но в глазах уже не было страха, а только ожидание боли. Теперь его не мучила неизвестность, он узнал свою участь и готовился мужественно встретить ее. Поймав на себе пытливый взгляд Людовика, он закрыл глаза, чтобы король не мог беспокоить его и отвлекать.
  - Нет, надо будет снимать шлем, ждать пока огонь раскалит железо, я хочу быстрее это закончить. - Филипп открыл глаза и увидел, что Людовик все также изучает его - он мучил его неизвестностью.
  - Не пройдет и пяти минут как все будет готово, если Ваше величество пожелает.
  Людовик промолчал.
  - Ну? Вы так и не выбрали себе наказание? - он резко повернулся к Филиппу. Филипп смотрел куда-то в угол, Людовик, следуя за его взглядом, повернулся и увидел в углу плетку, висящую на стене.
  - Хорошо, мы начнем с малого, но если вы и дальше будете упорствовать в своем молчании, я уйду, а эти господа сами выберут для вас пытку, они более опытны в этих делах, нежели я и поверьте, вас они не спросят, для них это обыденные дела.
  - Господа, разожгите огонь, а пока мы выбираем хлыст! - он уселся на свое место.
  - Ваше величество, вы изволите судить о работе палача по глазам, источающим боль или по глубине следов на спине, - комендант Бастилии суетился перед королем, не зная как лучше услужить ему.
  - Я хочу видеть его глаза, король никогда не смотрит на спины своих подданных, видимо в своих казематах вы забылись, с кем имеете дело. Надеюсь, вы искупите свою глупость хорошей работой.
  Бемо посмотрел на д"Артаньяна, ища поддержки, но встретил холодный презрительный взгляд.
  Комната быстро нагрелась, и стало даже душно. Огонь горел рядом с узником, и Людовик видел, как из-под адского приспособления, течет пот его жертвы. Филипп машинально пытался вытереть пот с лица о плечо, но натыкался на кусок металла. Людовик задумчиво смотрел на струйки пота, текшие из под шлема. Он решал: это просто пот или к нему примешаны слезы? И ждал мольбы о пощаде. Но узник молчал. Раздался свист плетки. Филипп, не отрываясь, следил за каждым движением Людовика. Казалось, глядя в глаза своего мучителя, он черпал в них силу и просто физически не мог от них оторваться. Король не смог долго выносить этот взгляд, поэтому вновь стал рассматривать обнаженное тело своего пленника. Он не вольно вспомнил, как недавно любуясь собой, нашел возле левой ключицы маленькую родинку. Взглянув на Филиппа и не обнаружив там доказательства их абсолютной схожести, усмешка осветила его лицо, но только на мгновение. Он настолько забылся, что смотрел на Филиппа, как на свое отражение в зеркале. А ведь родинку следовало искать не с той стороны, что у своего отражения, а как у человека стоящего напротив, совсем с другой стороны. Людовик почти физически ощутил этот знак природы, это последнее доказательство, сломившее короля. Он словно проваливался в бездну: ничего не ощущая, не чувствуя под собой опоры, не находя за что можно было бы зацепиться, он падал так быстро, как мысли, проносившиеся в его голове: он не мог задержаться ни на одной из них. Все это приводило его в смятение. Пораженный до глубины души, он не мог больше смотреть на узника. При каждом ударе король напрягался, и порывисто вбирал в себя воздух, физически ощущая эти удары на себе. Все молчали. Раздавались только свист плетки, удары и редкие стоны, исходившие из самого сердца Филиппа.
  - Хватит, - еле слышно произнес Людовик побелевшими губами, он встал и, качаясь, направился к выходу, - завтра продолжим.
  Все встали, комендант пошел проводить короля, Лувуа и Кольбера. В комнате остались д"Артаньян и тюремщик с палачом. Мушкетер поднял сорочку узника, валявшуюся на полу. Палач отвязал узника и д"Артаньян подхватил изнеможенное тело. Тюремщик ухмыльнулся:
  - Позвольте, - он грубо схватил Филиппа под руку. - Это мои обязанности, не утруждайте себя, а то король не будет к вам так благосклонен как теперь.
  - Король как раз меня и просил лично сопроводить узника в его камеру.
  - Что-то я этого не слышал, сударь.
  - Поэтому-то вы служите здесь, а я при короле. Королю не обязательно говорить, его величество надо понимать даже не с полуслова, надо уметь читать его желания.
  Растерянный тюремщик отпустил руку Филиппа, каждое движение причиняло узнику невыносимую боль - пытка продолжалась. Д"Артаньян вышел в коридор, держа под руку Филиппа, но тут его окликнул разгневанный король, стоявший в коридоре и слушавший коменданта:
  - Господин д"Артаньян! - Дальше он не находил слов, обескураженный самовольностью д"Артаньяна.
  Д"Артаньян понимал, что этот горделивый юный король требует от него объяснений, но прилюдно ничего больше не скажет.
  - Ваше величество, через пять минут я закончу выполнять ваше поручение, - на этих словах он сделал упор, - относительно узника и смогу сопровождать вас, - твердо ответил бесстрашный мушкетер.
  Людовик, покраснел от злости и унижения, вызванного последними словами. Он благодарил Бога, что рядом не было Кольбера, который в отличие от этих тюремных людей понял бы, что д"Артаньян просто бунтует против него.
  - Я спешу, поторопитесь!
  
  В этот вечер король быстро без аппетита поужинал, что было довольно странно для него. Людовик, никому ничего не объясняя, удалился в свои апартаменты, мечтая только об одном: заснуть и забыть весь этот кошмар. Но только он лег в постель и закрыл глаза, как тут же вскочил и сел на кровать. Его преследовал взгляд узника. Этот взгляд был настолько реален, что Людовик не мог его выдержать. Он долго не мог заснуть: ворочаясь с боку на бок, то он ложился на спину, но спину начинало ломить, то ложился на бок на мягкую пуховую подушку, но ему мешали малейшие складки на подушке, и он их разглаживал, и ничего не помогало. Он понимал, что это события минувшего дня не дают ему спать. Он невольно все время думал об узнике: как ему спится, понимая, что малейшее движение причиняет тому боль и эта боль не дает заснуть несчастному. Постепенно он начал проваливаться в сонное забвение, и ему виделся узник, стоящий у окна своей камеры. Вот он смотрит в сторону дворца и этот взгляд, минуя все препятствия на своем пути, уже здесь, это он безмолвно говорит с королевской совестью и укоряет короля за все несчастья. И Людовик оправдывается. Потом он понимает, что это всего лишь сон, просыпается, гонит от себя все мысли об узнике, но они невольно снова возвращаются к нему.
  
  
  
  5. Королевский досуг
  
  Наутро, не выспавшийся, весь измотанный, король приказал всем выехать на прогулку, желая хоть немного развлечься. Ехали верхом вдоль Сены. Было холодно и пасмурно, вода замерзла только у берега. Людовик, почти не думал об узнике, его мысли были заняты другой проблемой. К его удивлению на прогулку не поехала Луиза. Он заметил, как она старательно его избегает, и решил после обеда непременно все выяснить. Наверняка этот сумасшедший ее чем-то обидел, пока он томился в тюрьме. Все сошли с лошадей и прогуливались вдоль берега. Сент-Эньян, пытаясь рассмешить дам, ломал лед у берега. Король был задумчив. После недавней "болезни" он постоянно впадал в меланхолию. Порой он настолько погружался в свои мысли, что никто его не мог отвлечь от этих дум. За эту странность его стали побаиваться даже фавориты. И теперь Людовик всю прогулку был молчалив и стоя у берега, он смотрел как из трещины, которую умудрился проломить его фаворит, вытекает вода, когда нажимаешь на лед, и как она прячется, когда убираешь ногу со льда. Время близилось к обеду, и Людовик распорядился выезжать обратно. Все были уже готовы, ждали только короля. Но никто не решался потревожить его. Он стоял у самой воды, забыв, казалось обо всем на свете. Сент-Эньян, подошедший к нему вернулся ни с чем, никому ничего не сказал, но все заметили свирепый взгляд Людовика, брошенный на фаворита. Придворные начинали перешептываться. Д"Артаньян уверенно направился к королю:
  - Ваше величество, прикажите подать коня?
  Людовик, не спеша развернулся к д"Артаньяну, его глаза блестели:
  - Я все делаю правильно, слышите, господин д"Артаньян! Правильно!- прошептал король с глазами полными слез.
  - Коня его величеству! - крикнул д"Артаньян, ничего не ответив Людовику. Король ловко вскочил на коня, не дожидаясь своей свиты, быстро проскакал мимо придворных. Его кавалеры последовали за ним. Д"Артаньян усмехнулся в усы: "Совесть у нашего короля почему-то не спокойна!? Странно". И он, улыбаясь сам себе, поскакал вслед удаляющейся свите.
  Во время обеда Людовик был спокоен и непроницаем. После обеда он прошел к себе в кабинет и тут же велел позвать д`Артаньяна. Когда мушкетер вошел, то король подошел к нему, постоял молча, собираясь что-то сказать, но передумав, повернулся, намереваясь уйти, потом все же медленно обернулся и обратился к д`Артаньяну:
  - Сегодня у нас есть дела в Бастилии, насколько я помню. У вас все готово?
  - Да, ваше величество, сегодня состоится повторный допрос господина Лафейяда, - д"Артаньян сделал паузу, Людовик воспользовался ею.
  - И бастильского узника. Мы вчера не закончили. Я хочу, чтобы их допрашивали одновременно, а перед этим устроили им случайную мимолетную встречу наедине, но так чтобы мы слышали, о чем они будут говорить.
  Король сел за письменный стол.
  - Ваше величество, что-то придумали? - д"Артаньян пытливо вглядывался в Людовика.
  - Ничего.
  Король, беспечно ответив, принялся читать и подписывать бумаги, давая понять, что аудиенция закончена. Видя, что д"Артаньян не уходит, он нетерпеливо поднял голову:
  - Вы можете быть свободны до пяти вечера. Ровно в пять я вас жду.
  - С вашего позволения, - д"Артаньян поклонился и вышел в полном негодовании. Неужели он обманулся в Людовике, неужели он опять будет истязать своего брата.
  Как только д`Артаньян вышел из кабинета, Людовик бросился к потайной дверце, войдя в нее, он попал в узкий коридорчик, пройдя по которому можно попасть на половину принцессы Генриетты, а там и до Луизы. Как он давно не притрагивался к ней. Как она вчера холодно взглянула на него и так быстро отвернулась, что растерянный Людовик не успел подать и малейшего тайного знака, которыми они обычно перебрасываются, когда находятся на виду у всех. Когда она открыла дверь, Людовик, не помня себя, бросился к ней:
  - Луиза, как я соскучился!
   Но она отпрянула от него.
  - Вы? Вы пришли?!
  - Вы мне не рады?! - Людовик обескураженный отошел от нее.
  - Вы меня мучает! Когда вы не приходили, я надеялась и ждала, но когда вы дали мне эту записку, написанную даже не вашей рукой, я поняла, что между нами все кончено навсегда. Разве вы не этого хотели?
  - Записку? И что было написано в этой записке? - Людовик встревожено смотрел на Луизу.
  - Ваше величество, мы ведь здесь одни, зачем играть?
  Видя, что Людовик все же ждет ответа, она вытащила из потайного карманчика платья записку и протянула ему:
  - Когда мне совсем плохо, я читаю эти жестокие слова, и слезы сразу высыхают.
   Тем временем Людовик прочитал вслух: "Нам невозможно больше встречаться. Простите".
  - И вы поверили в это? Вы же знаете, как я вас люблю! Луиза, как я устал. Эти дни были для меня адом.
  - Вам угрожала опасность из-за меня? Вас заставили подписать эту записку? - Луиза взяла Людовика за руки, но он одернул руки.
  - Луиза, меня никто не может ничего заставить сделать! Я король!
  - Тогда я вас не понимаю. Что же вы хотите от меня?
  - Я хочу, чтобы между нами было все по-прежнему, я потом вам все объясню. Только хочу сказать, это не я вам отдавал записку.
  - Но...
  - Потом, Луиза, все потом. Наши два часа скоро истекут, я хочу, чтобы вы мне помогли хоть на два часа забыться от этой действительности.
  Луиза ничего не понимала, но вздохнула с облегчением, теперь она видела перед собой прежнего Людовика, и все остальное было уже не так важно. Она протянула ему руки, и Людовик увлек Лавальер на кровать. Незаметно пролетели два часа, Луиза счастливо улыбаясь, смотрела как Людовик одевается.
  - На тебе нет твоего медальона, который ты никогда не снимал раньше. - Луиза вопросительно смотрела в голубые глаза своего возлюбленного.
  Людовик немного растерялся, затем серьезно и что-то вспоминая, проговорил:
  - Цепочка порвалась... сегодня ювелир починит. Надеюсь, тогда вы во мне найдете прежнего Людовика? - закончил он печально улыбаясь.
  Луиза не могла насмотреться на него. Ее взгляд излучал столько любви и теплоты, что только от этого взгляда у Людовика становилось спокойно на душе.
  - Мне пора, любимая, - последовал продолжительный прощальный поцелуй и Людовик ушел.
  
  
  
  6. Второй допрос
  
  Людовик с д`Артаньяном, сопровождаемые мушкетерами д`Артаньяна, приехали в Бастилию за полчаса до назначенного времени. Комендант вновь бросился за заключенным, проклиная столь повышенное внимание короля к этому узнику. Д`Артаньян, как и накануне, должен был провести короля во вчерашнюю комнату для свиданий, но они сразу прошли в комнату для допросов.
  - Ваше величество, вам придется стать за этой дверью, кажется она специально для этих целей здесь и предназначена. Закройте ее с той стороны на защелку, из-за нее вы все услышите, оставаясь незамеченным. Кого вы сначала хотите видеть в этой комнате?
  - Мне все равно, пусть будет маска.
  - Sir, Вы понимаете, что я никому не могу доверить это дело?
  - Безусловно.
  - Тогда подождите пять минут.
  Оставшись один в этой мрачной комнате, Людовик прошелся по ней, восстановив в памяти весь вчерашний вечер, все до мельчайших подробностей. Снял со стены плетку, задумчиво рассматривая ее. Вскоре он услышал шаги и звук, открываемой двери. Король спрятался за вышеуказанной дверью.
  - Сударь, - услышал он голос д`Артаньяна, - если вы не хотите неприятностей ни себе, ни мне оставайтесь здесь, через пять минут сюда придут.
  - Господин д"Артаньян, вы можете не спешить, Вас я не подведу, - глухо раздавшийся голос выделил слово "вас" - даже через день вы найдете меня на этом же месте.
  Хоть под маской не было видно черт его лица, но по голосу было ясно, что он улыбается.
  Через мелкие щели в двери король наблюдал за Филиппом. Узник был все в том же шлеме. Людовик непроизвольно нащупал ключ от шлема в кармане и сжал его в кулаке.
  Филипп, так же как и Людовик до этого, подошел к инструментам и дрожащей рукой потрогал их. Затем, резко посмотрел в тот угол, где висела плетка, но не увидел ее там. Тогда он повернулся обратно к инструментам и взял в руки то орудие пыток, что Людовик накануне держал в руках. Но, услышав шаги, Филипп аккуратно положил страшный предмет на место.
  Послышался голос коменданта:
  - Нельзя, чтобы его величество встретил в коридоре узника, не иначе как в комнате для допросов. Уберите его с дороги!
  Открылась дверь.
  - Но туда нельзя его, - возражал д"Артаньян.
  - Господин д"Артаньян, не указывайте мне - коменданту Бастилии что делать. Эта комната для допросов и она полностью изолирована. - Дальше ничего не было слышно. Дверь открылась, в комнату втолкнули Лафейяда и тут же дверь заперли с другой стороны.
  Лафейяд отшатнулся от странного человека, с которым столкнулся лицом к ... шлему.
  - Кто вы?
  - Господин Лафейяд?! Я и не надеялся с вами встретиться.
  - Это Вы?! Что с вами сделали?
  - Это что я с вами сделал?
  - Вы?
  - Я вас предал! Сам Бог Вас послал мне, чтобы я мог покаяться перед вами, - и Филипп упал на колени перед изумленным Лафейядом.
  - Нет, Вы ни при чем, встаньте же монсеньор.
  - Когда я спросил, от чего вы так долго не появляетесь, мне сказали, что вы заболели, что не можете встать с постели, я испугался остаться совсем один, тем более господин д"Артаньян так подозрительно все время смотрел на меня. Я испугался и решил уйти, вернув все на свои места. Я написал вам записку, чтобы вы бежали. Вы получили ее?
  - Записку?! Нет, я не получал от вас никаких записок.
  - Простите меня, - Филипп плакал, в этом не было сомнения, тихо раздавались всхлипы. - Я рожден для несчастий, я всем приношу одни несчастья. Я не достоин иметь друзей.
  Открылась дверь, вошел Лувуа, за ним виднелся Бемо и д"Артаньян. Лафейяд и Филипп повернулись к ним. Филипп встал с колен, но тут позади них раздался голос короля.
  - Что это? Не передо мной ли вы должны стоять на коленях и вымаливать прощение, а не вскакивать с них при виде короля?!
  - Я не собираюсь перед своим палачом гнуть спину.
  - Господа, смотрите, он вспомнил и про свою спину и про палача. Только, мой милый, вы верно вчера не рассмотрели палача. Господин комендант, позовите палача, и думаю, его помощник нам тоже понадобится. Комендант ушел исполнять приказ короля.
  Филиппа начала бить лихорадка, Лафейяд не верил своим ушам.
  - Ваше величество, вы подняли руку на этого несчастного!? - Лафейяд только теперь заметил, как сквозь рубашку Филиппа проявились кровавые пятна.
  - Да, господин Лафейяд, вчера спина этого узника испытала на себе удары вот этой плетки, - в руках он держал ту самую плетку. Король подошел к Филиппу, постукивая плеткой по своей ладони.
  - Как вы спали сегодня? Да вы, не заболели ли ненароком? Вас так трясет!? - по его губам пробежала саркастическая усмешка, но никто не догадывался, что творилось в душе короля, как он провел эту ночь.
  - Я ничего не знаю, - Филипп, еле дыша, выдавил из себя эти слова.
  - Ваше величество, вы истязаете не виновного. Он был всего лишь орудием в моих руках. Только так я мог спасти своего друга, господина Фуке, в моем положении это был единственный выход: он действительно кроме меня никого не знает. Оставьте его в покое.
  - Господин Лафейяд, так назовите вы ваших сообщников! Не хотите же вы сказать, что действовали в одиночку. Откуда вы узнали о нем? - Людовик плеткой ткнул Филиппа в грудь.
  - Госпожа Шеврез продала мне эту тайну, но она далеко отсюда... теперь.
  - Кто еще знает об этой тайне?
  - Она мне об этом не сообщила.
  - Имена сообщников! - Людовик был в ярости. - Господин Лафейяд, вы не сообщаете ничего нового! Вы специально раздражаете меня. У коменданта Бастилии был найден приказ!
  Он помолчал, переводя дыхание.
  - Кто дал вам тот приказ? Только одно это имя, тогда вы избежите всех пыток и умрете спокойно.
  Лафейяд молчал. Вошли комендант с тюремщиком в сопровождении палача и его помощника.
  - Вы вовремя, можете приступать! Выбор пыток оставляю за вами, - король прошел к креслу, с которого вчера наблюдал за допросом. Усевшись, он поднял голову и увидел, что палач привязывает обнаженного по пояс Филиппа.
  - Нет, начнем с него, - он указал плеткой, которую все еще держал в руках, на Лафейяда, а он, - кивнул в сторону Филиппа король, не глядя на него - пусть смотрит.
  - Не трогайте его, он ведь все вам уже сказал! Почему вы не верите?! - глухо раздался голос Филиппа из-за шлема.
  - Тебе следует о себе подумать, а не о нем! Видеть, что тебя ожидает тяжелее, чем испытывать это. Ты - следующий.
  - Закончи сначала со мной! - Филипп рванулся к Людовику, тюремщик, пришедший вместе с палачом и комендантом, подумал, что он хочет напасть на короля и, решив сбить его с ног, толкнул в спину. Филипп ударился солнечным сплетением о стол, за которым сидел Людовик, тот, прижав его голову к столешнице, прошипел:
  - Я знаю, что ты хочешь умереть, но не надейся, я тебе не предоставлю этого удовольствия, - он с силой столкнул Филиппа со стола. Узник, измученный изнуряющей духотой маски и физическими муками упал без сознания.
  - Ваше величество, пощадите его, - Лафейяд, уже готовый к пыткам, со слезами на глазах, смотрел на бесчувственное тело юноши.
  - Что же вы о нем забеспокоились так поздно? Для него сейчас душевные муки тяжелее физических, так почему же вы не сказали ему правды?
  - Какой правды, я не понимаю?
  - Не понимаете?! - Людовик подошел к прикованному узнику ближе.
  - Я не думал, что со всеми вашими достоинствами у вас есть такой недостаток как трусость.
  - Объяснитесь, sir!
  Людовик приказал всем выйти. Д"Артаньян, не собираясь оставлять своего короля одного с двумя узниками, стоял на своем месте, будто и не слышал приказа.
  - Господин д"Артаньян, он, кажется, приходит в себя, - Людовик кивнул в сторону распростертого на полу Филиппа. И действительно послышались стоны. - Кажется, вы знаете, где его камера, отведите его.
  Д"Артаньян поднял Филиппа и вышел с ним, как и в прошлый раз. Когда дверь за ними закрылась, Людовик продолжил:
  - Вас ведь не было уже дома, когда он справлялся о вашем здоровье, просил передать вам записку, вы в это время были далеко уже. Вы первый его бросили, так почему же вы допустили, чтобы он стоял перед вами на коленях и каялся в том, в чем он совершенно не виноват перед вами?!
  - Он не дал мне возможности говорить...
  - Кто хочет сказать, тот всегда найдет время и место! А вы просто струсили перед ним, струсили, что он вас будет упрекать: не вслух, но молча! Вы хотите оставаться в его глазах спасителем, но знайте - уже при первой нашей встрече, он понял, что его обманывали, и я думаю это только маленькая часть его открытий о вас!
  Людовик вышел, ему скорее хотелось на воздух, он почти бегом выбежал во двор и вдохнул свежего воздуха. Послышались крики Лафейяда.
  - Позовите господина д"Артаньяна! Скорее! - крикнул король и вскочил на коня. Конь нетерпеливо бил копытами. Как только д"Артаньян показался в дверях, Людовик не говоря ни слова, бросился прочь из бастиона.
  
  
  
  7. Медальон
  
  Вернувшись раньше, чем он предполагал, Людовик решил отвлечься от государственных дел, и прямиком направился к Лавальер. Три часа бывшие в их распоряжении пролетели незаметно. Молодой король, забываясь в объятиях любимой, был так горяч, что Лавальер смеялась от счастья. Но любовные утехи закончились, и Людовик вновь погрузился в свои думы.
  - Людовик, о чем вы все время думаете? - Луиза лежала у него на плече, поигрывая медальоном.
  Король помолчал, потом медленно произнес:
  - Я думаю, когда закончится этот ад.
  Лавальер приподнялась над ним и посмотрела ему в глаза:
  - Вы ведь говорите ни о морозе, который все проклинают. Мне кажется, вы его даже не замечаете, погруженные в свои мысли. Что вас мучает, Людовик?
  Он резко повернулся и повалил ее на спину, теперь он возвышался над ней. Медальон раскачивался прямо перед глазами девушки.
  - Какая вы проницательная. Больше вам ничего не кажется? - Людовик улыбался. Но улыбались только его губы, взгляд был сосредоточен и серьезен. Он пытался понять, насколько Луиза до конца с ним откровенна. Луиза не могла выдержать столь жесткий взгляд и начала смотреть на раскачивающийся перед ней медальон:
  - Ты хочешь меня загипнотизировать? И узнать все мои потайные мысли?
  - Оставь в покое мой медальон! Почему он не дает тебе покоя? Раньше ты его даже не замечала! - Людовик с нескрываемым раздражением встал с кровати.
  - Вы меня разлюбили!
  - Не говори так! Ты же не знаешь, что я чувствую!
  - Вы никогда раньше так со мной не говорили.
  - Но и у вас раньше не было от меня никаких тайных мыслей, - Людовик надел халат и нервно прохаживался по комнате.
  - У меня и сейчас нет от вас никаких тайн, - Лавальер села в кровати и обхватила руками колени.
  - Но вы только что сами об этом сказали!
  - Вы изменились! Все кругом только об этом и говорят. Порой мне кажется, что вас подменили! Вот единственная моя тайная мысль! - Луиза натянула простынь до самого подбородка, как ребенок, который чего-то боится и в то же время причина этого страха так притягивает, что не возможно от этого оторваться.
  Людовик замер на мгновение. Затем медленно повернулся к Луизе и пристально посмотрел на нее:
  - Это вам только кажется или об этом тоже все говорят?
  - Говорят только о том, что вы изменились. Но я не могу знать, что и кому кажется!
  Людовик подошел к Луизе, взял ее за руки и нежно сжал ее пальчики:
  - А сейчас, что тебе кажется сейчас? Я твой Людовик или нет? - он с нетерпением ждал ответа.
  - Сейчас - мой. Только этот медальон... - она замолчала и испуганно посмотрела на короля.
  - Что опять не так? - он вновь не смог сдержать своего раздражения.
   Луиза высвободила свои пальчики из его рук и печально смотрела на Людовика.
  - Прости, Луиза, пожалуйста, прости, расскажи мне все, о чем ты думаешь.
  - Не стоит, все это глупости, я только еще больше расстрою вас.
  - Я тебя прошу, мне надо знать все.
  - Но мои мысли настолько невероятны, что ...- Луиза не находила, что сказать.
  Людовик оцепенел, минуту спустя он оживился и тихо произнес:
  - Мои новости тоже невероятны. Я расскажу, все расскажу тебе, - он обессиленный опустился в кресло. - Сейчас я могу доверять только тебе. Мой рассказ может повлиять на твои догадки. А вот мои новости не изменить. Говорите.
  - Это не ваш медальон, - Луиза вызывающе смотрела на Людовика.
   Людовик напрягся от этих слов. Действительно, как только он надел этот медальон, тот словно раскаленное железо жег ему грудь. Но тогда король приписал эту неприятность только тому, что Филипп носил несколько дней этот медальон.
   - Почему вы так решили, - еле слышно прошептал Людовик.
  - Никто не знает вас лучше меня, никто не знает ваше тело лучше меня, никто не знал ваш медальон лучше меня.
  Луиза подошла к Людовику и сняла с него медальон. Положив его себе на ладошку, она приблизила его к глазам короля, так чтобы тот хорошо мог рассмотреть его.
  - Смотрите, основание медальона не очень ровное, будто кто-то его разрубил.
  - Это очень старый медальон, приносящий счастье. Ничего удивительного, что край неровный.
  - Только на вашем медальоне не было выступающего островка, как здесь, а наоборот, небольшая вмятина на противоположной стороне, как раз для этого островка. Я уверена, на свете существует еще одна половинка - ваша, которую вы носили раньше. И изначально это было целое солнце, а не восходящее, как кажется, на каждой из половинок.
  Людовик был в оцепенении, ему давно пора было уже уходить, но он потерял счет времени. Холодный пот выступил у него на лбу, он не мог пошевелиться.
  - Откуда у вас этот медальон? - эти слова вывели его из оцепенения, он мутным взором посмотрел на нее и его губы, словно сами по себе прошептали:
  - Он был у меня всегда, мне кажется с самого рождения. Вам есть, что еще мне сообщить? Вы говорили, что всякие невероятные вещи лезут вам в голову, но в том, что вы сейчас говорили, нет ничего невероятного. Если только вы не хотели обвинить меня в воровстве.
  - Что вы, ваше величество?! Я думаю, просто ювелир, когда чинил цепочку, мог перепутать медальоны, может, у кого-то еще есть такой же, ведь никто не знает о нем.
  - Ювелиру носили только цепочку, без медальона. Все это время он лежал у меня в кармане. Я хочу услышать вашу невероятную догадку.
  - Ваше величество, я вас утомила. Давайте завтра.
  - Сейчас, Луиза. Если хочешь, я тебе приказываю: сейчас!
  Луиза встала позади кресла, в котором сидел Людовик и тихо начала свой рассказ:
  - Когда вы стали странно вести себя, не отвечая на мои тайные знаки и делая вид, что знать меня не знаете, я думала, что я вас чем-то рассердила и ждала, что вы сошлете меня из дворца, но вы этого не делали. Зато вы передали эту записку, но недавно сказали, что это были не вы. Тогда я подумала, что вы просто наняли шута-двойника, решив посмеяться над всеми, но почему вы меня не предупредили?! И где это время вы были? А сегодня я вижу у вас на шее не ваш медальон... И вы говорите об аде!
  Луиза замолчала.
  - Продолжай! Причем тут этот медальон?!
  - Просто я вспомнила старое поверье про монету близнецов.
  Подбирая нужные слова, она не заметила, как Людовик вздрогнул и продолжала:
  - Близнецы - это половинки одного целого. Когда наступает день свадьбы одного из близнецов или просто одному суждено уехать, в общем, когда их разделяют, когда они больше не будут жить вместе, берут одну крупную монету, разрубают на две части. Это делают для того, чтобы один из близнецов не отбирал у другого счастье, теперь каждый будет жить своей жизнью. У каждого теперь будет и горе и счастье, а кто не проходил этот ритуал, одному близнецу счастье, другому - горе. Каждый из близнецов хранит свою половинку монеты у себя. И только, когда кто-то из них умрет, эти половинки соединяют и кладут в гроб, чтобы покойный не увлек в могилу своего брата... или сестру.
  Людовик встал и, несмотря на фаворитку, направился к потайной дверце, которая вела в его апартаменты.
  - Вы все же рассердились! - в сердцах произнесла молодая женщина.
  - Вовсе нет, - сдавленным голосом тихо ответил Людовик, не поворачиваясь.
  - Но вы обещали тоже мне рассказать...
  Людовик обернулся, и Луиза заметила, как он измотан, его взгляд метался по комнате, словно искал выхода, наткнувшись на Луизу, он опустил голову:
  - Вы только что сами все рассказали ...
  
  
  
  8.Поручение Анны Австрийской
  
  Вот уже как два дня Людовик не видел мать, такого никогда не случалось ранее. Но королева-мать, ссылаясь на плохое самочувствие, не приходила к сыну, ужинала у себя. А Людовик ни на что, не ссылаясь, просто погрузился с головой в работу. Целыми днями он сидел за письменным столом, писал, принимал послов и министров. Но придворные почуяли что-то не ладное, стали шептаться по углам и Людовик решил, что пора сделать шаг первым, тем более, действительно, такое сходство, что никто и не заметил его отсутствия, может он действительно погорячился, обвинив мать.
  В этот день, после обеда, он решил пойти проведать мать. После вчерашнего разговора с Луизой он еще не пришел в себя и решил пока не видеться с возлюбленной. Луиза же, не дождавшаяся на следующий день Людовика, решила, что за ней скоро придут, чтобы везти в Бастилию. Поняв, какой страшной тайной владеет, она проплакала весь день до обеда, пока не принесли записку от Людовика. Быстро развернув, она попыталась прочесть, но слезы застилали ее глаза, наконец-то овладев собой, она прочитала: "Милая моя Луиза, утопая в своих проблемах, я совсем не подумал о Вас. В каком состоянии, я оставил Вас. Представляю, сколько бурных фантазий пришлось пережить вам. Любимая, я всегда вам доверял и доверяю. Луи". Луизу насторожило, что не было и слова о любви. Но вскоре она успокоилась, понимая, что все мысли Людовика сейчас заняты совсем другим. В то самое время, когда Луиза читала записку от любимого, он был уже у матери.
  Королева-мать обессиленная сидела в кресле, на лице была тень усталости.
  - Наша с Вами последняя ссора так сказалась на моем здоровье...
  - Матушка, я прошу у вас прощенье за все мои слова, - Людовик действительно раскаивался, увидев болезненное состояние матери.
   - Простите, матушка, я больше так не буду, - он как в детстве взял ее руки и уткнулся лицом в ее ладошки.
  - Людовик обещайте, что вы исполните мою просьбу, - она со страхом заглянула в его глаза. Людовик понял, о чем пойдет речь, ее не волновала их ссора, все ее мысли были заняты узником. Отняв свои руки от рук матери, он вызывающе и холодно посмотрел на мать. Королева-мать почувствовала приближающуюся грозу.
  - Людовик, пожалей меня!- выкрикнула она гневно. - Я умру, так и не вымолив у него прощенья.
  - Ни к чему Анне Австрийской прощение какого-то узника! Достаточно, если я вас прощу! Его вы не увидите, он никогда не выйдет на свободу! - чеканя каждое слово, произнес Людовик. И с неимоверным усилием заставив себя улыбнуться, повернулся к матери. С чарующей улыбкой он произнес, - любую другую просьбу, пожалуйста, я рад буду ее лично для вас исполнить.
  В королеве боролись разные чувства: гордость, бессилие, злоба - все разом охватило ее. Она решила тем же ответить сыну. И таким же холодным, не терпящим возражения тоном, она холодно произнесла:
  - Я хочу, чтобы вы лично передали ему письмо, - королева вызывающе посмотрела на Людовика.
  - Вы хотите, чтобы я поехал к нему в Бастилию? - Людовик ждал от матери всякого, но это выходило за пределы его понимания. - Я король Франции или вы забываете об этом!? Не пристало королю ходить к узникам. Или вы приготовили мне опять там сюрприз?
  - Людовик, не смей! Вы опять обвиняете меня в предательстве! Я никогда не предавала вас и не предам! А как король вы дали слово выполнить любое мое пожелание или королям уже можно брать свои слова обратно?
  - Вы мой сын, прежде всего! - примирительно произнесла королева.
  - Но он ведь тоже ваш сын! Не велика беда одного, заменить другим. Тем более, что им можно вертеть как вам захочется, а заодно и вашего любимого господина Фуке выпустить из тюрьмы. Благодарение Богу, что самозванец не успел этого сделать.
  Королева-мать пошатнулась и упала в кресло. Слабеющим голосом она прошептала:
  - Людовик, я скоро умру, и вы не хотите облегчить моих страданий, я думала, вы любите меня.
  Людовик не знал, верить словам матери или нет. Но в данный момент, она действительно выглядела больной и уставшей.
  - Ах, матушка! Я люблю, и всегда буду любить вас! Но вы так искусно мною играете, я потом презираю себя, что поддаюсь на ваши уловки.
  - Людовик, я, правда, неизлечимо больна. Я бы вам и сейчас в этом не призналась, но вижу иначе никак вас не уговорить. Моя совесть не спокойна, мое прошлое не дает мне покоя. Я не сплю ночами и чувствую, что все мои страдания, все это приближает час расплаты за все мои грехи. Дай же мне хоть в письме покаяться.
  Людовик был невозмутим, казалось, слова матери ни капельки не тронули его сердца.
  - Хорошо. У меня есть надежный человек, он свезет ваше письмо.
  - Ваше величество, разве ваши обещания ничего уже не значат?
   Людовик нахмурился, он молчал, плотно сжав губы.
   - Припоминаю, вы сказали...
  - Я помню, что я говорю! - перебил мать Людовик.- Завтра вечером я зайду за письмом. - он направился к двери, не попрощавшись с матерью. Но слова, вдруг сказанные ею, остановили его в дверях:
  - Можете не утруждать себя этими визитами. Вот письмо, - она протянула ему запечатанное, давно приготовленное письмо. Королева-мать не могла не догадываться, что эта предусмотрительность заденет Людовик. Но оскорбленная непослушанием сына, она решила уколоть его самолюбие еще раз. Он схватил протянутое ему письмо, спрятал в карман и поспешно вышел.
   Королева-мать села в кресло и вытерла одиноко скатившуюся слезу:
  - Господи, я знаю, за что ты меня так наказываешь, и я принимаю смиренно все твои наказания.
  Сначала, Людовик решил сразу же отвезти письмо, избавиться от него раз и навсегда, чтобы не дай Бог, оно не попало кому-то в руки. Письмо обжигало даже через ткань, он всем своим существом ощущал его. Вдруг он резко повернул и пошел по направлению к своим апартаментам. Он вызвал к себе врача королевы и в ожидании стал расхаживать по комнате. В это время вошла кормилица:
  - Ваше величество Вы заболели? Что случилось?- Встревожено спросила женщина. Ее забота успокаивающе подействовала на Людовика, он улыбнулся и покачал головой.
  - Я хочу знать, правда ли что говорят, будто королева больна и притом серьезно больна? Ты что-нибудь слышала об этом?
  - Да, но что только не болтают....
  Послышались шаги, доложили о приходе врача. Людовик приказал всем выйти. Разговор длился не более десяти минут. Когда врач ушел, кормилица застала короля в глубокой задумчивости с мокрыми от слез глазами. Слухи оказались не напрасны. Людовик первый нарушил молчание:
  - Она терпит ужасные боли. Вот уже как год она больна. - Людовик смотрел на кормилицу, но та не нашлась, что ответить. Она сама была поражена этой новостью. И не находила слов утешения. Ей так было жаль Людовика и королеву-мать, что комок, подступивший к горлу, не давал ей говорить. Людовик опять погрузился в раздумья. Примерно через четверть часа он решительно встал и потребовал дорожный плащ без королевских регалий.
  Кормилица пыталась его остановить:
  - Ваше величество ночь на дворе, вы в своем горе и не заметили этого. Ложитесь.
  - Мне надо выполнить поручение матушки.
  - Утро вечера мудренее.
  - Это поручение только ночью и нужно выполнять, - с горькой усмешкой произнес Людовик. - Я еду в Бастилию, через час вернусь. И если ты заметишь за мной опять, какие-то странности, ищи меня там.
  - Вы меня пугаете. Ты едешь к нему? В Бастилию? - кормилица, в страхе позабыв об этикете, назвала его на "ты". На что Людовик только грустно улыбнулся. Наедине она частенько "забывалась".
  - Я знаю вам надо поговорить с ним, но скажите, вы не один едете? - Она суетилась вокруг него, не зная, что же сделать и так была обеспокоена, что совсем не следила за своими словами.
  - Нет, не один. Сейчас приедет мой самый верный мушкетер. Думаю вас не надо предупреждать, что это тайна.
  - Ваше величество вы же всегда знали и были уверены, все, что происходит в этих стенах, никто никогда не узнает, почему вы сомневаетесь теперь?
  Людовик промолчал, ему нечего было ответить на этот справедливый упрек.
  - Почему вы сказали, что мне надо с ним поговорить? - Людовик никогда не называл Филиппа по имени.
  - Я же слышу, как вы ночью мечетесь во сне. С той ночи как вы вернулись, вы ни разу спокойно не спали. И темные круги под глазами...
  - Но причем тут он? Мне просто снятся дурные сны, эта проклятая камера, - Людовик не смотрел на кормилицу, он не умел лгать и, зная, что краснеет с каждым словом, еще больше смутился.
  - Вы всю ночь повторяете: "Я не знал о тебе, я ничего не знал"...
  - Довольно! Хватит! - Людовик стоял спиной к кормилице и смотрел в окно ничего не видящими глазами. Он вытер холодный пот, проступивший у него на лбу. Да, все эти ночи он просыпался постоянно, ему что-то снилось, но он никак не мог вспомнить, какие-то неуловимые фигуры, все в темных красках. Эти сновидения изматывали его, он пытался их вспомнить, но не мог. И вот сейчас, когда кормилица произносила эти его слова, он отчетливо все увидел и вспомнил. Ему постоянно снился этот узник, и он говорил с ним.
  - Кто-нибудь еще это слышал?
  - Нет. Вы пока заснете под утро - все уже спят давно. Никто, не переживайте. Поговорите с ним, и вам станет спокойнее.
  - Я не собираюсь перед ним оправдываться! Я...
  - Я знаю, - перебила его кормилица, - знаю! Вы король, вы очень гордый король, и умны, но это...
  Она не успела закончить, доложили о приходе д`Артаньяна, но Людовик приказал д"Артаньяну, ждать, а сам уязвленный тоном и словами кормилицы жестом дал понять ей, что он ее выслушает.
  - Людовик, вам этот разговор больше нужен, чем ему. Я вижу, как вы страдаете. Поговорите же с ним. Выслушайте его, скажите ему все, что хотите сказать, забыв, на время что вы король. И я уверена, что вы будете спать спокойно. Не будь я уверена в необходимости этого разговора, я бы сделала все, чтобы вы туда не попали.
   Она с нежностью смотрела на него. Людовик постоял некоторое время в раздумье и, не проронив ни слова, вышел.
  
  
  
  9. Людовик в Бастилии
  
  Д"Артаньян с Людовиком доехали до Бастилии, не встретив ни единой души, - была глубокая ночь. Порывистый ветер бил в лицо, срывался мелкий дождь. Но Людовик, погруженный в свои мысли, ничего не замечал. Он поймал себя на том, что жаждет увидеть своего узника. Ночь была темная, но подъехав к Бастилии, Людовик держался поодаль от д"Артаньяна, пока тот вызывал коменданта, передавал тому королевский приказ пропустить двух посетителей к узнику. Пока комендант вчитывался в приказ, Людовик из-под шляпы, надвинутой на самые глаза, пытался определить окно, скрывающее ту камеру, в которой он провел столько ужасных дней и в которой теперь находился законный хозяин этой темницы. Пока он решал, за каким, из двух выбранных им окон, находится та проклятая камера, он скорее почувствовал, чем увидел, что кто-то смотрит на него из этих черных глазниц. Всмотревшись, ему почудилось чудище с большой головой. Он вспомнил о маске. И тут страх охватил его до такой степени, что он не мог сдвинуться с места. Он лихорадочно нащупал в кармане злополучный ключ. Сжал его в кулаке и вдохнув побольше воздуха подошел к д`Артаньяну, ждавшего его, чтобы продолжить путь. Людовик чувствовал на себе "его" взгляд, всю дорогу, пока они поднимались по лестнице. Но он справился с волнениями и страхами его охватившими, и довольно спокойно спросил коменданта:
  - Господин комендант, как ведет себя этот узник?
  - О, господа, узнаю своего прежнего узника. Он вновь воплощение спокойствия. Вот мы уже и пришли. Я с вашего разрешения пойду вперед, разбужу его.
  - Не надо, я сам разберусь.
   Людовик вошел в сырую камеру. Д"Артаньян прикрыл за ним дверь. Очутившись в темной камере, где еле-еле тлел в камине огонь, король сразу ничего не смог разглядеть. Ночник в его руке освещал только его самого, но он чувствовал дыхание узника, чувствовал на себе его взгляд. Оба молчали. Людовик постепенно стал различать силуэт узника. Тот все также стоял у окна, только теперь повернувшись к гостю лицом, замурованным в маску. Его голос раздался глухо, словно из подземелья:
  - Король посетил мою мрачную обитель! Какая честь! Ваше величество, само небесное светило не может проникнуть ко мне в самые солнечные дни. А вы....- Филипп откровенно издевался над Людовиком, поэтому король резко его прервал:
  - Зажгите свечи.
  - Не положено, ваше величество, по вашему указу.
  Тогда Людовик сам подошел к столу, взял свечи и, не спеша, поднес к гаснущему огню. Он медлил, ему казалось, что узник с усмешкой наблюдает за ним.
  - Вы совсем не смотрите на меня. Я не достоин даже вашего взгляда или не очень приятное зрелище для глаз вашего величества?
   Людовик в гневе обернулся на узника, устрашающий вид маски заставил застыть слова, готовые сорваться с губ.
  - Вам не нравится, когда я вас называю вашим титулом? Или вы стесняетесь его в этих застенках, так как перед вами чудовище, у которого вы украли свободу вместе с титулом и правом жить человеческой жизнью? - Филипп в отчаянии укорял короля.
   Людовик хотел припугнуть его более жестким наказанием, но вспомнив о письме, о матери решил сдержать свой гнев. По дороге в Бастилию он так раскаялся, что нагрубил матери, что решил, во что бы то ни стало, доставить ей ответ этого человека. Он вытащил ключ от шлема и, бросил его на стол:
  - Сними! - Король был уверен, что узник бросится к этому ключу, как к свободе, но Филипп оставался неподвижен. Только, казалось, усмешка сошла с его губ. Людовик начинал терять терпения из-за непредсказуемости поступков заключенного.
  - Ты с ней сроднился?
  - Нет, ваше величество, не сроднился, как и со своей родней, которых она мне напоминает, таких же холодных и бесчувственных, как она, - выделяя каждое слово, произнес Филипп, - и я так же ее ненавижу, как и вас. Мне противно до нее дотрагиваться, также как и до вас!
  У Людовика от такой наглости перехватило дыхание, он боролся со своим гневом, но он готов был убить этого человека. Никто никогда не говорил с ним подобным образом. Филипп тем временем продолжал:
   - Вдохнуть свежего воздуха, чтобы потом опять погрузиться в этот кошмар?! Вам должно быть лучше меня известно, как после свободы быть в заточении. Я не буду сам себя обнадеживать призрачной, минутной свободой, только потому, что вы этого хотите.
  - Мне все равно до ваших желаний и будет так, как я того хочу! - он уже открыл рот, чтобы позвать д`Артаньяна, но передумав, схватил ключ со стола и быстро подошел к Филиппу. Грубо толкнул его по плечу, так что узник невольно повернулся. Щелкнул замок, Филипп схватил падающий шлем и с ненавистью бросил его о стену.
  - То же самое ты хочешь сделать и со мной? - Людовик с усмешкой подбрасывал в руке ключ.
  Теперь молчал Филипп, он старался не смотреть на короля и все не мог надышаться свободой: глубоко дышал и трогал свое лицо. Молчание затягивалось. Сняв шлем, узник утратил и свой горький сарказм, зато король не мог отвести глаз от своего врага: такое поразительное сходство пугало его и притягивало. Чувствуя на себе королевский взгляд, Филипп также в упор посмотрел на него:
  - Зачем ты вообще пришел сюда? Ты хочешь наконец-то избавиться от меня!?
  Людовик, не отвечая ему, положил письмо на стол и выжидающе посмотрел на Филиппа, но тот не тронулся с места и даже не взглянул на письмо, его ответом был - такой же выжидающий взгляд, требующий объяснений. Король, раздосадованный тем, что ему приходится объясняться с этим человеком, прошептал:
  - Упрямый черт, - и громче произнес, - моя матушка пишет вам, я хочу, чтобы вы как можно быстрее прочли письмо и дали ответ.
  Людовик с таким презрением произнес эти слова, что Филипп жаждавший прочесть это послание ответил сквозь зубы:
  - Я не хочу иметь ничего общего ни с моим палачом, ни с его семьей.
  - Мне надоели твои оскорбления. Ты преступаешь всякие грани дозволенного.
   - Мне все равно. Убей меня.
   - Ты так говоришь, потому что уверен, что я не стану тебя убивать. Но берегись, я могу сделать так, что ты будешь молить меня о смерти, и даже матушка не поможет тебе!
   - Мать - это та женщина, которая любит и заботится о своем ребенке, независимо мал он или уже вырос, - гневно прокричал Филипп.
   - Не смей обвинять матушку в твоих несчастьях! Ей говорили, что вы умерли!
   - Как хорошо все устроились: мать думает, что я умер, брат вообще обо мне ничего не знал, хотя как король, подписывающий приказы и расходы на содержание заключенных Бастилии, должен был знать! Один я все делаю не так! Бунтую, бегу из тюрьмы на свободу, когда, должен был бы, беспрекословно здесь гнить!
   - Ты упрекаешь меня и королеву-мать во лжи?!
   - Мне говорили, что я здесь по твоему приказу! А мать! Будь она настоящей моей матерью, она была бы уже здесь, а не передавала никчемные письма!
   Людовик промолчал. Филипп воспринял это молчание как доказательство своих слов.
   - Я справедливо тебя обвиняю: ты все знал! Как умер твой учитель - Мазарини, ты меня сразу засадил сюда, - утвердительно произнес узник.
   - У тебя странная математика. Ты сам говорил, что за каждый год, проведенный тобою здесь, я отвечу столькими же днями. Но я просидел в Бастилии три дня, и неизвестно, сколько бы еще мне пришлось здесь быть, если бы не д"Артаньян. По-твоему получается, что кардинал умер три года назад. В то время я был королем всего лишь на бумаге, даже, когда закончилось регентство матушки. Достигнув совершеннолетия, я словно марионетка исполнял чужую волю. Да, я подписывал бумаги, но мне не давали их даже читать. Все было в руках Мазарини, он меня просто не подпускал к государственным делам, а только делал вид, давая возможность присутствовать на Советах. И теперь, когда он умер... теперь я действительно король, и я сам во всем разбираюсь, но мне нужно время!
   - Время? Тебе было мало трех лет?- Филипп, уверенный в своей правоте, выкрикивал обвинения. Заметив, как Людовик удивленно смотрит на него, он замолчал, давая ему говорить. Но удивление короля сменилось истеричным смехом, Филипп ничего не мог понять.
   - Как ты мог заменить меня? Ты?! Ты глупый, ничтожный червяк, который хотел выползти из этой темницы! Но видимо солнце высушило остатки твоих мозгов. Тобой воспользовались, но, увидев, насколько ты глуп и никчемен, выбросили как бездомную, надоедливую собаку. Да ты просто смешон! Еще и года не прошло, как умер кардинал! Как, не посвящая тебя в такие важные события, твои друзья хотели, чтобы ты правил?!
   Вдруг Людовик замолчал и мысль, пришедшая ему в голову, заставила сойти с губ презрительную улыбку:
   - Значит, если бы д"Артаньян не подоспел во время, меня бы уже не было? В планах твоих друзей было убить меня! - от этой догадки у Людовика выступил холодный пот, - ты не мог меня заменить, чтобы никто этого не заметил на более длительный срок, ты не знаешь элементарных вещей и происшедших событий!
   Людовик просто выражал свои мысли вслух - непоследовательно и поспешно, он был так поражен, так откровенен, что Филипп верил каждому произнесенному слову. Он стоял с широко открытыми глазами и смотрел на короля. Все изменилось в какое-то мгновение. Весь его мир перевернулся с ног на голову. Еще минуту назад он был уверен в своей правоте, теперь же выходило все наоборот: это он первый узнал о брате, и вместо того, чтобы прийти и все рассказать ему, он способствовал его заточению в Бастилию, это он первый отнял свободу у брата. И теперь у него не было оснований не верить Людовику. В его глазах заблестели слезы, не отрывая взгляда от глаз брата, он шептал:
   - Я проклят! Людовик, я проклят?! - то ли утверждение, то ли вопрос Филиппа вывел из оцепенения короля. Он осмысленно взглянул на Филиппа. Взгляд узника, как рука утопающего, пытался поймать какую-нибудь спасительную нить, он ждал от Людовика хоть какой-то реакции на свои слова, но король не отвечая, повернулся к нему спиной, давая понять, что об этом он больше не желает говорить. Филипп, стоявший позади него, выхватил королевский кинжал, висевший у того в ножнах на поясе. Людовик отшатнулся, узник, воспользовавшись этим движением, отбежал в дальний угол камеры и замахнулся, целясь острием себе в сердце. Но Людовик, в тоже мгновение, молниеносно подскочил к нему и сзади перехватил замахнувшуюся руку с кинжалом.
   - Ты хочешь умереть, потому что не знаешь смерти, ты никогда не встречался с нею. Но это твое дело. Сначала, ты напишешь письмо! - и король так заломил руку своего брата, что тот выронил кинжал. Людовик поднял его, но Филипп не хотел так быстро сдаваться, он вновь подскочил к королю, и, сжав королевскую руку, в которой находился кинжал, упал на колени и приставил клинок себе к горлу.
   - Людовик, ты не представляешь какой это ад! Я умоляю тебя! Убей меня сейчас и тебе простятся все твои грехи, слышишь - все! Я не должен был родиться. Это просто ошибка Бога, убив меня, ты все исправишь. - Людовик хранил молчание. Филиппа же не покидала надежда уговорить его. - Я клянусь тебе, что больше ничего не знаю, ты ведь не раз уже хотел убить меня, так сделай же это сейчас!
  - Я хочу, чтобы ты мучился весь остаток своей никчемной жизни!
  - Но я видел, тебе не доставляют удовольствия мои мучения, мой брат не может быть столь жестоким!
  Людовик с неимоверным усилием отнял клинок от горла Филиппа, вывернув ему так руки, что был слышен хруст его костей. Бросив узника на пол, он вложил злополучный кинжал в ножны и стоял, возвышаясь над пораженным врагом. Филипп с трудом встал. Он дрожал всем телом, взгляд метался по камере.
   - Людовик, не мучай меня больше! Слышишь! - он схватил короля за грудки, но тот, с ледяным спокойствием одернул его руки, и стал прохаживаться по камере, пытаясь собраться с мыслями. Филипп, обессилевший сел за стол, отсутствующий взгляд замер на догорающей свече. Людовик, тем временем успокоившись, не опасаясь более узника, встал у окна, повернувшись к нему спиной.
   - Я сделаю, все, что вы скажите, - безжизненный монотонный голос раздался позади короля.
   - Читайте и пишите быстрее ответ, я и так тут слишком много времени провел!
  Людовик услышал, как Филипп распечатывает письмо: медленно, нерешительно. Пока узник читал, он попытался представить, что же было написано в письме, но, не уловив ни единого вздоха, начал тяготиться этой тишиной:
   - Читайте же быстрее и пишите ответ, мне уже пора уходить, - не поворачиваясь, глухо прозвучал королевский голос.
   - Здесь нет пера и бумаги, - Людовик в сильном раздражении вышел и отдал соответствующие распоряжения д"Артаньяну. Мушкетер передал приказ короля коменданту стоявшему поодаль. Еле тлевшие поленья начали гаснуть. Людовик подошел к камину и положил последнее полено, и когда полено вспыхнуло, он поймал на себе полный упрека взгляд Филиппа. До восхода солнца далеко, а полено прогорит быстро, и к утру Филиппу некуда будет деться от холода. Он вновь подошел к окну и невольно воспоминания нахлынули на него: как он, продрогший и всеми забытый, накричавшись, хватался за холодные прутья решетки и смотрел на это небо, на эти звезды, ожидая спасения. И минуты казались вечностью. Тогда он также как и сейчас все время стоял у окна и ждал. Вот и сегодня, когда они приехали, узник тоже стоял на этом же месте, наверное, и его мысли были о спасении. Его размышления прервал осторожный стук в дверь. Вошел д"Артаньян, поставил письменные принадлежности на стол и также тихо удалился. Людовик даже не обернулся, узнав тихие шаги своего мушкетера, он по-прежнему стоял спиной к Филиппу, давая возможность узнику собраться с мыслями. Но время шло, а скрипа пера не было слышно.
  Людовик обернулся:
  - Пишите же ответ! Чего вы ждете? - он с нетерпением топнул ногой и подошел к столу.
  - Я не буду писать, - вставая со стула, тихо ответил Филипп.
   Людовик ничего не понимал. Он видел, что перо было в чернильнице, подойдя ближе, он увидел на листе какие-то закорючки вместо букв. Филипп растерянно смотрел на эти листы, слезы застилали его глаза, он судорожно сжимал письмо матери в руке.
   - Вы разучились писать? Или никогда и не умели?! Может вы, и читать не умеете?- презрительно улыбаясь, Людовик засыпал вопросами узника.
   - Да, благодаря тем годам, что из-за вас я провел в этой тюрьме, я действительно разучился писать - мои пальцы меня не слушались, разучился любить и радоваться жизни. Я многого не знал и не умел. Но, выйдя на эти несколько дней на свободу, я быстро заново научился писать, я полюбил жизнь страстно и ненасытно. Я стал мечтать о свободе, вдали от этой тюрьмы и от той в которой сидите вы на своем троне. Что же вы перестали смеяться?! Смейтесь! - Людовик, не привыкший, чтобы на него кричали, оторопел. Филипп стоял по другую сторону стола и пожирал его взглядом. - Когда я ничего не знал о жизни, я смиренно переносил свое заточение. Но, когда я узнал, что происходит за этими стенами: как жизнь бьет там ключом, как люди разговаривают друг с другом и смеются, как любят и танцуют, держат любимого человека за руку и смотрят в родные глаза... - он замолчал, вспомнив мать, в его глазах стояли слезы, но ни одна слеза не упала с ресниц.
   Людовик терпеливо слушал этот порыв негодования, перешедший в отчаянный крик:
   - Теперь эти стены стали мне ненавистны! Я сам себя наказал, согласившись на побег. Наказал сильнее, чем вы меня своими пытками. Так что смейтесь! Смейтесь, ваше величество! Ведь это действительно смешно! Эта пытка будет длиться, пока я не умру!
   - Я не ваш духовник, выслушивать исповеди, - холодным надменным тоном произнес король. - Я хочу, чтобы вы написали ответ Анне Австрийской.
   В камере повисла тишина. Людовик ждал, Филипп отошел к окну и смотрел на звезды, которыми еще недавно любовался Людовик. Король всматривался в узника, пытаясь понять, отчего же тот не хочет писать. Он умеет писать, он даже начал писать, но почему такие каракули, как будто писали... левой рукой. Людовик взял из вазы, стоявшей на столе яблоко:
   - Лови!
   Филипп повернулся к нему в недоумении. И тут же Людовик бросил ему яблоко. Уник ловко поймал его, но левой рукой, правая рука безвольно свисала вдоль тела.
  - Что у вас с рукой?
  - Ваше величество, вам ведь в действительности нет никакого дела до моей руки?!
  - Нет! Как впрочем, и до вашей дальнейшей судьбы! - и помолчав, добавил - ... и ваших душевных и физических страданий!
   - Если хотите, чтобы я дал ответ вашей матушке, позовите своих секретарей, слуг, кого хотите! Вы ведь видите: я не могу сейчас писать! Вам доставляет удовольствие, когда я признаюсь в своей беспомощности!
  Оставляя без внимания все обвинения узника, король зло произнес:
  - Вы прекрасно знаете, что это я не могу доверить никому.
  - Но и заставить писать вы меня не можете! Значит, вам придется на словах передать мой ответ.
   Людовик уже и сам об этом подумывал, но после произнесенных слов узника "вам придется на словах передать", которые прозвучали как приказ, он в гневе сел за стол и порывисто схватил перо:
   - Я делаю это только ради матушки, в полной уверенности, что ты сгниешь здесь, и никто никогда не узнает, как я унижался!
   Филипп спокойно выслушал Людовика, отошел в дальний, самый темный угол камеры и начал диктовать:
   - "Ваше величество, я благодарен вам за внимание ко мне, которое..." - Филипп остановился, так как Людовик не писал.
   - Я успел написать только: "Дорогая, матушка!" Дальше что?- Они вступили в безмолвную борьбу. Один требовал, чтобы письмо было написано с нежностью, другой - не хотел никакого снисхождения. Людовик, привыкший побеждать, победил и на этот раз. Филипп холодным и безучастным голосом продолжал:
   - "Мне не за что вас прощать, тем более сердиться. Я сам, и только я, виноват во всех своих несчастьях. И я не прошу пощады, а только прощенье за горе, которое я вам причинил своим рождением".
   Людовик еле поспевал за Филиппом, он знал, что матушка, прочитав эти строки, расстроится, но он также понимал: прерви он Филиппа сейчас, тот больше ничего не будет диктовать. Узник подошел вплотную к столу, и Людовик почувствовал на себе его взгляд.
   - "Я готов нести это наказание", - продолжал он с горечью в голосе, - "зная теперь, что я и есть причина всех несчастий свалившихся на вашу семью. Но я, нисколько, не жалею о случившемся. Если бы не эти события, я никогда не увидел бы тех, кого должен был видеть рядом с собой, с самого рождения", - Людовик на какое-то мгновение перестал писать, вслушиваясь в слова узника, - "не испытал бы тех чувств, которые испытывает последний подданный в Вашем королевстве. И теперь, находясь здесь, я вспоминаю каждое мгновение, проведенное у Вас. Я живу этими воспоминаниями". Филипп замолчал, Людовик дописал последние строчки, и медленно подняв голову, посмотрел на брата.
   - Подпиши, - он вложил в левую руку Филиппа перо.
  Тот растеряно посмотрел на него.
   - Напиши свое имя.
   Филипп, как ни старался, получилось довольно неказистая подпись, но Людовик с удовлетворением посмотрел, дал просохнуть письму и сложил его. И как бы сам себе сказал:
   - Он даже не читает то, что подписывает! Хорош бы был король! - И тут ему на глаза попалось письмо, написанное Анной Австрийской: Филипп, подписываясь, оставил его на столе. Людовик взял его и прежде чем узник, расстроенный своей оплошностью и доверчивостью, успел что-то сказать, бросил его в камин.
   - Не смей! - только и вырвалось у Филиппа, он стоял рядом с Людовиком и они оба смотрели, как огонь пожирает листок. Когда письмо догорело, король повернулся к узнику, тот все так же стоял и смотрел на огонь.
   - Смею! Я - смею! - прокричал Людовик. Он, получив, от заключенного все что хотел, собрался уходить. Взгляд его заскользил по камере, словно что-то ища. Наконец-то, найдя то, что искал, он наклонился и поднял это "что-то". Это была железная маска. Филипп, наблюдавший за Людовиком, попятился от него. Но, наткнувшись спиной на стену, застыл в холодном ужасе. Он смотрел то на маску, то на своего коронованного брата и не верил, что этот кошмар начинается снова. Как в бреду, он шептал:
   - Пожалуйста, Людовик, не надо. Это хуже всякой пытки. Я умоляю тебя, обезобразь мое лицо, заклейми, только не это.
   Людовик, увидев в глазах несчастного весь ужас, непередаваемый никакими словами, пришел в замешательство, но только на мгновение.
   - Ты этого не сделаешь! - в отчаянии шептал Филипп. Но король медленно приближал проклятую маску к лицу узника, казалось, что он наслаждается его муками. Узник схватил короля за запястье здоровой рукой, но силы были явно не равны. Тогда он отвернул голову: чувствуя неизбежность этой пытки, он пытался хоть на мгновение отдалить ее. В тишине было слышно, как он вбирает воздух, словно это были последние его вздохи. Рука Людовика легла на плечо несчастного брата и сжала его:
   - Перестань, - сквозь зубы произнес Людовик, в тот же момент он схватил узника за затылок, заставив тем самым повернуть голову. Филипп, больше не сопротивлялся, он только повторял:
   -Я ненавижу тебя, как я тебя ненавижу. Ты не мой брат, ты - чудовище.
   Король надел на него маску, щелкнул замок. Узник стоял, прижатый к стене, униженный своим бессилием и ждал, когда уйдет его мучитель, чтобы в крике, в рыданьях выразить свое горе. Но Людовик продолжал стоять рядом. Они стояли так близко, что слышали дыхание друг друга. Людовик от всех волнений, бессонных ночей так устал, что, склонив голову к Филиппу, касался его головы, замурованной в шлем. Холод металла приводил его мысли в порядок, он постепенно успокоился. Его рука, как горячий камень, лежала на затылке Филиппа, тот был не в состоянии или просто не хотел ее смахнуть. Через минуту Людовик медленно убрал руку с затылка Филиппа, и, взяв его здоровую руку, вложил в нее ключ, еле слышно прошептав:
   - Когда никого не будет с тобою рядом, ты сможешь снять это. Кто увидит тебя без маски, умрет, - наступило молчание. - Ты понял меня? - но Филипп не отзывался.
  - Слышишь, что я тебе говорю!? - разгневанный Людовик прокричал маске, с силой толкнув его в грудь. Обессиленный Филипп ударился спиной о холодную стену камеры и застонал. Людовик вспомнил про исполосованную спину своего несчастного брата. А узник от боли, теряя сознание, начал сползать по стенке. Король присел рядом с ним и долго смотрел на вздымающуюся грудь брата, на его руки: кулак его левой руки был сжат - он даже в бессознательном состоянии не выпустил из рук драгоценный ключ.
  Людовик не хотел оставлять Филиппа одного в таком состоянии, он только вышел в коридор затем, чтобы приказать вызвать врача. На обеспокоенный взгляд д"Артаньяна, он только мотнул головой, что означало: все в порядке. Потом вернулся в камеру сел на стул и начал ждать, когда заключенный придет в себя. И только теперь он заметил, что в камере нет того зловония, которое было, когда он сидел здесь в заточении. Окна были отремонтированы, стул, разбитый им когда-то в щепки, был заменен на новый. Почему-то Людовику подумалось, что к этим изменениям приложил руку его верный мушкетер. Филипп не заставил долго ждать короля - послышались стоны. Когда он поднял голову и увидел, что Людовик сидит за столом с невозмутимым видом, он тихо спросил:
   - Зачем же ты мне сейчас надел эту проклятую маску?
  Людовик встал.
  - Сейчас тебя придет навестить доктор.
  - Но я не хочу сейчас никого видеть!
  - Я этого хочу! - прокричал Людовик и стремительно вышел из камеры.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"