Евгения Сергеевна Кострикова (дочь С.М.Кирова) - командир танковойроты.
Фото отсутствует
К сожалению, о дочери С.М. Кирова (того самого, которого убили по приказу Н.С.Хрущева), известно очень немного.
Евгения Сергеевна Кострикова, дочь С.М.Кирова, командир танковой роты в годы Великой Отечественной войны - говориться на большинстве сайтов.
Есть еще отрывок интервью взятой у Аллы Кирилиной, кандидата исторических наук, занимающейся изучением жизни Кирова с 1952 года.:
"-- Нет, но внебрачная дочка у него была! В одном из архивов мне попался документ, относящийся к "казанскому" периоду жизни Кирова. Из него следовало, что во время учебы в этом городе Сергей Миронович снимал угол у одной женщины, с которой у него была интимная связь. Вскоре после отъезда Кирова у хозяйки квартиры родилась девочка. Первыми историю эту раскопала группа кинематографистов, которая хотела снять фильм о Кирове. Затем во время войны вышла заметка "На танке имени Кирова дочь Кирова", хотя девочка не носила фамилию отца. Я решила проверить информацию и попросила об этом одну знакомую, у которой были кое-какие связи в КГБ. Она отнесла документ на Литейный, и больше я его не видела."
Это основная информация, встречающаяся на большинстве сайтов Интернета.
Есть еще отрывок из документальной повести Владимира Возовикова и Владимира Крохмалюка "Солдат верит в бессмертие". Повесть написана при содействии
Александра Павловича Рязанского автора книги "В огне танковых сражений", повествующей о боевом пути 5-го гвардейского механизированного Зимовниковского корпуса (Указанный эпизод относится к декабрю 1943 года.). Цитата:
"ОрденаЛенина и Красного Знамени, медаль "XX лет РККА" и орден Суворова II степени в соседстве с гвардейским знаком подсказали мне, что это генерал-майор танковых войск Скворцов - наш командир корпуса.
Пока я докладывал комкору о цели прибытия и передавал пакет, генерал, к которому я обратился вначале (это был заместитель командира корпуса генерал-майор танковых войск Ермаков), рассмеялся приглушенным баском и, нагнувшись к соседу, негромко произнес: "И где Борисенко такого откопал? Ну чистый Швейк". Генерал Скворцов после этих слов взглянул на меня и, сдерживая улыбку, углубился в боевое донесение. Потом весело хлопнул ладонью по колену, восклицая: "Молодец! Молодец Кривопиша!.. Вы, Иван Прохорович, - к Ермакову, - знаете пулеметчика Летуту?" - "Никак нет". - "Жаль! - Обращаясь ко мне: - Вы тоже были с Кривопишей?" - "Так точно!" - "Ну, знаете ли, Иван Прохорович, Швейк постарался бы оказаться подальше от такого "сабантуя". - Затем подошел ко мне, протянул руку: - Спасибо за добрую весть. Идите к адъютанту, там подождете. Вам будет поручено ответственное задание: вывести противотанкистов на позиции двенадцатой гвардейской мехбригады. Подробности сообщит генерал Шабаров. До свидания". Я четко (так мне, по крайней мере, казалось) повернулся кругом и вышел. С разрешения адъютанта дозвонился до оперативного дежурного своей бригады и доложил о вручении пакета. Потом поинтересовался, нельзя ли накормить членов моего экипажа. "Сейчас дам команду", - обещал адъютант.
Минут через пятнадцать вышел начальник штаба корпуса генерал Шабаров, придирчиво осмотрел меня и приказал отправиться в оперативный отдел.
Знакомство мое с офицерами оперативного отдела прошло быстро ипросто. Видимо, это потому, что надо мной взял своеобразное шефствокапитан Ивашкин. В прошлом он был офицером связи нашей бригады исохранил к ней самое доброе отношение. Пожимая руку капитану Брагеру,старшим лейтенантам Усачеву и Костриковой, я чувствовал, что с этойминуты становлюсь для них своим человеком. Запомнились ордена и медалиу Брагера и Костриковой.
Представили меня и заместителям начальника оперативного отделамайорам Москвину, Гостеву и Лупикову, которые горячо обсуждаликакой-то вопрос. Ивашкин шепнул: "Опытные оперативные работники".Впрочем, это было видно и по наградам, и по нашивкам за ранения.
Пока я ждал и получал документы, в отдел пришел генерал-майортанковых войск Шабаров в сопровождении невысокого, круглолицегомайора. Все встали, но генерал тотчас жестом приказал сесть. "Начальник разведки корпуса майор Богомаз, - заговорил он, - краткопроинформирует вас о противнике и его намерениях".
- Здесь надо бы несколько прояснить ту обстановку, которую, видимо, докладывал майор Богомаз, - снова прокомментировал генерал-майор Рязанский. - К тому времени корпус вышел на тылы сто шестой, сто восьмой и триста двадцатой пехотных дивизий одиннадцатого армейского корпуса гитлеровцев, оборонявших правый берег Днепра на фронте Новогеоргиевск, Чигирин. Во избежание их разгрома противник на рубеже Крюков, Глинск начал свертывать оборону и спешно отводить войска на запад, организовав сильное тыловое охранение. К Новогеоргиевску подошли части пятьдесят третьей армии. Быстрое овладение Чигирином, задуманное вначале, могло привести к отсечению и уничтожению лишь части сил одиннадцатого армейского корпуса...
Когда Богомаз закончил доклад и ответил на вопросы, генералспросил: "Кто желает сделать вывод по обстановке?"После короткойпаузы встала Кострикова: "Разрешите мне?" Я с интересом смотрел на этусинеглазую блондинку в сбитой на затылок ушанке. На правой щеке ее -глубокий шрам. Позже я узнал, что в бою под Прохоровкой, где она былавоенфельдшером 54-го гвардейского танкового полка, осколком мины еетяжело ранило в лицо. Она лишь недавно вернулась в корпус измосковского госпиталя. Говоря, она по-мужски отсекала рукой каждуюфразу.
"Иван Васильевич! - Это генералу-то. - Из доклада майора Богомаза японяла, что наш корпус, да и сосед из пятьдесят третьей армии уцепилиодиннадцатый корпус фашистов за хвост. - Послышался смех. - Честь длянашего гвардейского корпуса, откровенно говоря, небольшая инезавидная. - Смех умолк. - По-моему, фашистов следует уцепить,извините, за морду, а это можно сделать, если мы быстро обойдем их ибудет наступать далеко западнее Чигирина".
Генерал Шабаров, сдерживая улыбку, ответил: "Евгения Сергеевна, мнекажется, что вам в образной форме удалось выразить смысл очевидноговывода. Подумайте-ка над этим все". Затем он подозвал корпусногоинженера подполковника Кимаковского и меня. Кимаковский получилзадание лично проверить готовность моста в овраге и пропустить черезнего противотанковый дивизион и батарею Су-85. Мне приказал через часявиться в распоряжение капитана Неверова - командира дивизиона (указалточку на карте) и вывести колонну на западную окраину Иванковцев."
Вскоре после опубликования данных материалов в Интернете, читатели нашли еще один документальный отрывок, посвященный Евгении Костриковой. Публикую его полностью:
Леонид Гирш "Семиречье - взгляд сквозь годы":
"Дочь Кирова.
...Противник стремился во что бы то ни стало прорваться к Прохоровке. Перед высотой горели немецкие танки, а мотопехота , рассеянная нашим огнем, беспорядочно отступала. Внезапно из-за высоты выползли вражеские машины. Их борта были облеплены автоматчиками. И танков немецких оказалось больше. Мы отошли на исходные позиции, отстреливаясь. Девять танков горело на поле, повсюду лежали убитые, стонали раненые. И санитары, ежеминутно рискуя собственной жизнью, отволакивали их подальше от места сражения.
До позднего вечера несмолкаемо гудели танковые моторы, грохотали и лязгали гусеницы. На огромном поле то тут, то там горели костры из танков и бронемашин. Вечернее небо заволокли дым и пыль. Закатное солнце не могло пробиться сквозь тучи военного происхождения. А как ясно, прозрачно начинался день, каким чистым и нежно-голубым было небо курской земли!
Ночью - новый приказ: прижать немцев к Северному Донцу. командиром головного отряда назначили полковника Гольдберга. В составе головного отряда - танковые роты, мотопехота, истребительно-противотанковая батарея... Я, офицер связи, по-прежнему нахожусь в 55-м полку и вместе с головным отрядом вступаю на южную окраину Авдеевки. Неожиданность! По дну лощины нам навстречу - немецкие танки. Чуть больше дюжины...
Рота "тридцать четверок" и противотанковая батарея мгновенно развернулись и заняли боевые позиции. Спрыгнули с танковой брони автоматчики и залегли бок о бок со взводом противотанковых ружей. Дождались, пока немцы подошли поближе, пристрелялись и половину танков подожгли, остальные повернули назад. Однако вскоре показались другие машины. Стало очевидным, что противник вводит в сражение главные силы. И я, и полковник кричали в микрофон, вызывая штаб бригады, но безуспешно - радиосвязь не действовала.
Было ясно, что бригада позади головного отряда ведет бой с прорвавшимся противником, обрубает в наших боевых порядках немецкие танковые танковые клинья. Но мы, отрезанные, оказались в катастрофическом положении.
- Слушай, младший лейтенант, - сказал подполковник, - смотайся-ка по-быстрому к комбригу, доложи, что бой ведем, но без поддержки авиации не продержимся, да и снаряды пусть подбросят, маловато осталось. И горючее на исходе... Давай-ка!
Я повернулся, чтобы идти к своей машине.
- Постой-ка, - остановил меня командир отряда. - Гляди! - и протянул мне бинокль. Посмотрел я в бинокль и похолодел: километрах в трех от нашего НП пылила по полю большая вражеская колонна.
Мигом я вскочил в машину. Моим водителем был Василий Степанович Захарченко, опытный шофер, отец двоих детей, человек неторопливый, основательный и неизменно спокойный. С машиной он обращался, как никто, и слушалась она его замечательно.
- Василий Степанович, - сказал я, - давай на полной скорости на КП бригады.
Бригадный КП находился в четырех-пяти километрах от наших боевых порядков.
- Не тревожьтесь, командир, дорогу знаю! - успокоил меня Захарченко.
Василий Степанович называл меня просто "командир" - и все. Беспокоиться мне, понятное дело, причины не было: у моего водителя полный запас бензина и патронов. Есть и вода, и еда, а машину - хоть сейчас на выставку, настолько все в ней прилажено и подогнано.
Полевая дорога была вдрызг размолочена, изрыта воронками, загромождена перевернутыми, изуродованными бронетранспортерами и догорающими грузовиками. Пришлось искать обходной путь. Мне было известно, что неподалеку, на правом фланге, дрались гвардейцы 11-й бригады. Бой не прекращался ни на мгновение. Казалось, что мне в лицо бьет его палящее дыхание. Помимо тревоги, страха за судьбу передового отряда, мне было душевно больно, что ничем не могу помочь своим бывшим товарищам. Так хотелось, чтобы они выстояли и не погибли. Но что же я, офицер связи, мчавшийся в машине на КП бригады, мог сделать, что мог изменить? Скверно и мрачно было на душе.
Вдруг - я ничего не успел сообразить - бронеавтомобиль резко рванулся вправо. Я выпал из сиденья и больно ударился головой об ящик с гранатами.
Я выбрался наружу, потираю ушибленный лоб и замираю от страха, разглядев слева огромную глубокую воронку. Попади туда на той самой полной скорости сё какою неслись. Не разбирая дороги, не быть бы нам живыми. Я огляделся. Кругом - ни одного целого здания. Мы вроде на каком-то полевом стане. Прямо на земле лежат раненые, человек двадцать. Лица в крови и копоти, гимнастерки обгорели. В санитарную машину их буквально запихивают, потому что места мало, а хочется увезти побольше с поля боя.
Ко мне подбежала невысокая стройная женщина, туго подпоясанная офицерским кожаным ремнем. Военфельдшер, как можно было понять по знаком различи я. Строгие серые глаза, казалось, кричали о помощи.
- Товарищ младший лейтенант, откуда?
Я объяснил.
- Слушай, вода у тебя есть?
- Есть.
- Поделись, и побыстрее. Все, что было, раздали раненым. Вот - отправляю. Никаких машин больше нет, а раненых много, есть такие тяжелые, - срочно оперировать надо.
Я слушал с сочувствием, пока Захарченко вытащил канистру с водой и передал подошедшим санитарам.
- Кострикова Евгения Сергеевна, военфельдшер 54-го танкового полка, - усмехнувшись тому, что наконец-то решилась представиться, сказала моя собеседница. Мы пожали друг другу руки, а я продолжал думать, чем еще можно помочь.
- Да вот у нас бинты есть, сухари, тушенка.
- Спасибо, дорогой, - сердечно и просто сказала Евгения Сергеевна, - бинты, конечно, возьму, а тушенку и сухари оставьте себе. Не до того сейчас моим раненым. Будешь проезжать по тылам бригады. Загляни в медсанбат, передай капитану, пусть пошлет хотя бы две-три бортовых машины. Объясни ему получше, где я нахожусь. Ну счастливо, братское спасибо! Может. Еще увидимся...
Просьбу военфельдшера выполнил в точности, а капитан медслужбы сказал мне, что встретился я на поле боя с дочерью Сергея Мироновича Кирова. Как известно, настоящая фамилия его была Костриков.
На обратном пути я не застал Евгению Сергеевну. Ее тяжело ранило снарядным осколком. Храброго военфельдшера отправили в полевой госпиталь. Однако предположение Е. С. Костриковой все-таки сбылось. Мы еще не раз встречались на военных дорогах. Там, на Курской дуге, Евгения Сергеевна спасла жизнь двадцати семи танкистам. Некоторых выносила из горящих машин. Награжденная орденом Красной звезды, после госпиталя вернулась в корпус, и в составе соединения прошла весь боевой путь, вплоть до майских дней 1945 года, когда гвардейцы встретили День Победы в Чехословакии."