Тонина Ольга, Афанасьев Александр : другие произведения.

Шведская Полтава

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Ольга Тонина, Александр Афанасьев, Владимир Чекмарев
  
   Шведская Полтава или трёхногий конь Третьего Рейха.
  
   "Купила норна коника,
   А коник без пяти ног,
   Какая дура норна та
   Абырг, абырг, абырг."
   Из песни "Песец Одину и прочим арийцам" о.у. Пучкова и Сергея Шнуркова, 2011 (С)
  
   0x01 graphic
  
  
   Предисловие от авторов и издательства.
  
   Василий Нилович Черкасов 1-й (в 1904 году -- 3-й) родился 17 апреля 1878 года в Нижнем Новгороде в семье флотского офицера. В 1897 году он одиннадцатым по списку окончил Морской корпус, получив премию имени вице-адмирала Назимова (190 рублей), затем в 1901 году -- Артиллерийский офицерский класс, и 6 декабря был произведен в лейтенанты. В. Н. Черкасов плавал на балтийских кораблях: броненосце береговой обороны "Адмирал Ушаков" (1898 г.), крейсерах "Герцог Эдинбургский" (1898-1900 гг.) и "Минин" (1900 г.). В период службы артиллерийским офицером эскадренного броненосца "Пересвет" (1901-1903 гг.) он совместно с лейтенантом М. М. Римским-Корсаковым составил секретное "Наставление командирам батарей, групп и плутонгов" своего корабля (Наставление командирам батарей, групп и плутонгов эскадренного броненосца "Пересвет". Составлено артиллерийскими офицерами броненосца лейтенантами М. Римским-Корсаковым и В. Черкасовым. Порт-Артур, 1903.). Эта работа оценивается специалистами как наиболее полное и обстоятельное на то время руководство по организации боевых стрельб и артиллерийской части эскадренного броненосца. К началу русско-японской войны Василий Нилович являлся уже артиллерийским офицером 1-го разряда и старшим артиллеристом броненосца "Севастополь", на котором участвовал в бою с японской эскадрой 27 января 1904 г. 10 апреля он был переведен на аналогичную должность на "Пересвет" и исполнял ее вплоть до гибели корабля 27 ноября, после чего заведовал изготовлением снарядов на Тигровом полуострове. Во время сражения в Желтом море 28 июля легко отравлен газами. За участие в русско-японской войне Черкасов был награжден орденами Св. Анны 3-й ст. с мечами и бантом (14 марта 1904 г.), Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом (12 декабря 1905 г.), Св. Станислава 2-й ст. с мечами (7 августа 1906 г.) и золотой саблей с надписью "За храбрость" (12 декабря 1905 г.).
   Отказавшись после сдачи Порт-Артура идти в японский плен, В. Н. Черкасов вернулся в европейскую Россию. После шестимесячного отпуска он стал старшим артиллеристом учебного судна "Рында" в отряде Морского корпуса. Вскоре в числе молодых перспективных офицеров Василий Нилович был назначен в только что созданный Морской Генеральный штаб (МГШ), где служил с 1906 по 1912 гг., с четырехмесячным перерывом на исполнение обязанностей старшего офицера учебного корабля "Император Александр II" (1909 г.). Последней должностью Черкасова в штабе стал пост начальника Оперативной части, который он, правда, занимал всего около месяца. Одновременно, в 1906-1912 гг., лейтенант читал курсы "Тактическая часть артиллерии", "Элементарная морская тактика" в Артиллерийском офицерском классе и Николаевской морской академии. За этот период он опубликовал несколько статей в "Морском сборнике", написал ряд фундаментальных учебных пособий по тактике, стратегии и боевым средствам флота (Черкасов В. 1-й. 1) При каких обстоятельствах броненосец может быть потоплен артиллерийским огнем? // Морской сборник. 1905. N 7. С. 123-131; 2) О военно-морском образовании морских офицеров // Морской сборник. 1906. N 1. С. 93-101; 3) Об эскадренном бое // Морской сборник. 1908. N 3. С. 13-35; 4) Боевые строи и маневрирование // Морской сборник. 1908. N 7. С. 27-49; 5) Боевая меткость и факторы, управляющие дистанцией в бою // Сборник докладов С.-Петербургского военно-морского кружка за 1908-1909 гг. СПб., 1909. Т. 3; 6) Записки по морской тактике. Основы морской стратегии. СПб., 1906; 7) Записки по курсу "Тактическая часть артиллерии". Ч. 1. Боевые средства флота. Курс ... 1906-1907 гг. СПб., 1907; Ч. 2. Элементарная и прикладная тактика. Курс ... 1908-1909 гг. СПб., 1909; 8) Записки по морской тактике. Боевая деятельность флота. СПб., 1909; 9) Записки по курсу "Элементарная морская тактика". Свойства оружия. <СПб.>, 1910; и др. Работа В. Н. Черкасова "Элементарная и прикладная тактика" упомянута в книге В. Д. Доценко, однако автор ошибочно приписал ее брату Василия Ниловича -- Петру (Доценко В. Д. История моего собрания. СПб., 1998. С. 101-102).). Вскоре после создания в Петербурге Военно-морского кружка, организаторами которого были А. Н. Щеглов, А. В. Колчак, В. К. Пилкин, Н. Н. Кутейников, А. Д. Бубнов и другие известные офицеры, В. Н. Черкасов стал его казначеем. В мае 1911 г. бывший сотрудник МГШ капитан 2-го ранга А. А. Макалинский писал А. В. Колчаку: "Вы не удивляйтесь Василию Нилычу, -- я сам раньше удивлялся, как он все успевает делать то, что делает; а ведь даже находит время и в гостях побывать, и в театре нередко. Но потом я понял, что Черкасов -- особая натура, чрезвычайно уравновешенная и чуждая всяких порывов. С этой стороны он не человек, а механизм, точно установленный и хорошо направленный и заведенный. Он очень, очень полезный человек" ( РГАВМФ. Ф. И. Оп. 1. Д. 55. Л. 20.)
   Сразу после производства в капитаны 2-го ранга, последовавшего 25 марта 1912 г., В. Н. Черкасов стал старшим офицером недавно вступившего в строй на Черном море линейного корабля "Иоанн Златоуст". В 1913 г. он был назначен флагманским артиллерийским офицером штаба командующего Морскими силами Черного моря и, по совместительству с 14 октября, командиром строившегося новейшего эсминца "Гневный". В годы Первой мировой войны Василий Нилович вместе со своим кораблем неоднократно участвовал в боевых походах и "за отличия в боях против неприятеля" 25 мая 1915 г. был произведен в капитаны 1-го ранга.
   Эсминец "Гневный" был спущен на воду 18.10.1913 года, в начале июня 1914 года, после завершения швартовных испытаний, перешел из Николаева в Севастополь  для окончательной достройки и приемных испытаний. 11.10.1914, "Гневный" принят в состав 1-го дивизиона Минной бригады ЧФ. 16.10.1914, вышел в 1-й боевой поход для  перехвата и уничтожения кораблей противника.  До конца года - совершил 7 боевых походов к берегам Турции для обстрела побережья Угольного района, уничтожения турецких судов и выполнения минных постановок. В 1915 году совершил 23 боевых похода в составе 1-го дивизиона Минной бригады, уничтожил более 90 парусных и паровых судов.
   Эсминец имел боевые столкновения с турецкими легкими крейсерами "Бреслау" и "Гамадие". 30.05.1915, при обстреле турецкого побережья у Зунгулдака (вместе с эсминцем "Дерзкий") "Гневный" получил 2 попадания 105-мм снарядами с крейсера "Бреслау", были повреждены паропроводы котельной установки; до конца августа - в ремонте в Севастополе. Сентябрь-декабрь, 1915 года - совершил  4 боевых похода. 25.05.1915, Василий Нилович произведен в капитаны 1 ранга за отличия в делах против неприятелей.
   За торпедную атаку на крейсер "Бреслау", проведенную у Босфора в ночь на 29 мая 1915 г., его наградили орденом Св. Владимира 3-й ст. с мечами и бантом (27 июля 1915 г.), за другие отличия -- орденами Св. Анны 2-й ст. с мечами и Св. Владимира 3-й ст. с мечами. После пребывания в январе -- марте 1916 г. на посту командующего 2-м дивизионом эсминцев Черноморского флота Черкасов 22 марта получил назначение командовать линкором "Чесма" -- выкупленным у японцев броненосцем "Полтава". Приняв корабль во Владивостоке в апреле 1916 г., Василий Нилович перевел его на Средиземное море и далее на Русский Север...
  
   Из воспоминаний командира линейного корабля "Чесма" капитана 1 ранга Черкасова Василия Ниловича "Ход трёхногим конём", Нью-Йорк, 1973 год.
  
   Глава 1. Историческая и техническая справка.
  
   Своё повествование я, пожалуй, начну со скучнейшей для большинства читателей исторической справки о корабле, которым я командовал.
   Итак, линейный корабль "Чесма" (бывшая "Полтава").
   Броненосцы типа "Полтава" (их было построено три - "Полтава", "Петропавловск", (погибший вместе с адмиралом Степаном Осиповичем Макаровым), и "Севастополь") строились по двадцатилетней судостроительной программе, принятой в 1881 году. Первоначально корабли (за исключением черноморских) строились не против какого-то конкретного противника; лишь позднее, в 1898 году, после приобретения Россией территорий и концессий в Маньчжурии и Китае, была принята специальная программа "для нужд Дальнего Востока". Однако уже при разработке технического задания учитывалась возможность перевода новых броненосцев на Тихий океан, хотя их главным противником считался германский флот. Связано это было с подписанием покойным Александром Третьим союзного договора с Францией. Договор этот был направлен против Германии.
   В качестве прототипа был выбран броненосец "Император Николай I" как обладавший достаточной мореходностью и дальностью плавания. За счёт увеличения водоизмещения удалось не только увеличить дальность плавания, но и установить на корме вторую башню с двумя 305-мм орудиями: подобная схема расположения главного калибра уже давно стала стандартом практически во всех флотах, но в русском флоте ей соответствовали только "Наварин" и "Двенадцать Апостолов". Средний калибр, представленный на прототипе было решено заменить на восемь 203-мм орудий в четырёх барбетных установках на верхней палубе: ибо как показала практика, из располагавшихся ближе к воде батарейных пушек, особенно расположенных в носу, можно было стрелять только в тихую погоду - в остальных же случаях из заливало водой. Противоминная батарея включала десять 47-мм и восемь 37-мм орудий (последние располагались на марсе), а также шесть торпедных аппаратов калибра 381 мм и 30 сфероконических мин заграждения. Бронезащита должна была состоять из полного пояса по ватерлинии толщиной до 406 мм, а также башен главного калибра и барбетных установок для 203-мм пушек. Силовую установку проектировали по образцу черноморского "Георгия Победоносца". Проектная скорость достигала 17 уз.
   Несколько позже концепцию бронирования пересмотрели. Оконечности лишились бронепояса, который защищал лишь среднюю часть корабля и замыкался с носа и кормы броневыми траверзами. Над главным поясом теперь возвышался более тонкий верхний, а оконечности защищала лишь карапасная бронепалуба. Барбетные установки среднего калибра заменили на полноценные башни. Принятие на вооружение в 1892 г. скорострельных пушек Канэ внесло коррективы в состав вооружения: вместо восьми 203-мм 35-калиберных орудий было решено установить дюжину намного более лёгких шестидюймовок с длиной ствола 45 калибров: восемь в башнях, а ещё четыре -- в небронированной батарее между ними. Наконец, в 1893 г. решили вместо 35-калиберных 305-мм орудий использовать новые 40-калиберные.
   Заложен корабль был 7 мая 1892 года в присутствии Его Императорского Величества Александра III, наследника престола цесаревича Николая Александровича и управляющего Морским ведомством великого князя Алексея Александровича в новом эллинге Нового Адмиралтейства одновременно с двумя своими систершипами, а также с "Сисоем Великим". Спуск на воду состоялся 25 октября 1894 года, однако достройка надолго затянулась и корабль вступил в строй только в 1899 году. На следующий год ушел на Дальний Восток. Вместе с однотипными "Севастополем" и "Петропавловском" участвовал в обороне Порт-Артура. 22 ноября 1904 года потоплен в Западном бассейне. Уже летом 1905 года японцы подняли корабль и в 1908 году ввели его в строй как броненосец береговой обороны 1-го класса "Танго". В начале 1916 года был продан России и 21 марта пришел во Владивосток, где через день японцы передали его русским морякам. Занесен в списки флота 24 марта как линейный корабль "Чесма" (25 марта 1916 года зачислен в Черноморский флот с включением в состав Отдельного отряда судов особого назначения).
   На конец 1916 года корабль обладал следующими характеристиками: Водоизмещение 12 500 тонн. Наибольшая длина 114,3 метра, ширина 21,3 метра. осадка при нормальном водоизмещении 8,6 метров. Энергетическая установка -- две паровые машины тройного расширения, изготовленные лондонской фирмой "Хэмфрис Теннант и Ко", и 14 цилиндрических котлов (кроме того, два вспомогательных), построенных в 1894 году на том же заводе. Скорость хода в 1917 году не превышала 15 узлов. При нормальном запасе угля 950 тонн корабль мог пройти полным ходом 1600, а экономическим (10 узлов при восьми котлах) -- 2500 миль. Диаметр циркуляции на полном ходу -- 3 кабельтовых.
   Бронирование (броня Круппа): главный броневой пояс до 368 мм, траверзы -- 203 и 229 мм, 305-мм башни и барбеты -- 254мм, 152-мм башни-- 127 мм, палуба-- 52--76 мм, рубка -- 229 мм. Экипаж по штату состоял из 28 офицеров, 15 кондукторов и 780 нижних чинов.
   Кто-то спросит: "А зачем нужны такие многочисленные подробности?". Подробности эти нужны для понимания того, что на момент лета 1916 года линейный корабль "Чесма" был далеко не новым кораблем, и сильно устаревшим и технически и морально. Особенно на фоне дредноутов и сверхдредноутов. Несколько эскадренных броненосцев, конечно же, могли выдержать бой с дредноутом или линейным крейсером, что наглядно было продемонстрировано на Черном море в бою у мыса Сарыч, но это было достигнуто многолетней тренировкой экипажей кораблей. При встрече с дредноутом один на один шансов у "Чесмы" не было.
   Именно поэтому, окончив с рассказом о материальной части, я перейду к повествованию.
  
   Информация к размышлению. Агент Гюрза. Константинополь 1914 год.
  
   Человек с внешностью француза по одежде, и левантийца по чертам лица, сидевший в Кафе "Ясмин" в это июльское утро 1914 года, прочитав передовицу сегодняшней "Джумхуриет", не громко выругался по-немецки и хлопнул ладонью затянутой в перчатку по столику так, что чуть опрокинулся кувшинчик со сливками. Кинув подбежавшему официанту несколько лир, нервный посетитель вышел из кафе и затерялся в узких улочках Галаты.
   "Из сообщения агента Янычар: Доношу тебе о мудрейший из отважных, что объект Гюрза, выйдя из кафе "Ясмин" по своему гяурскому невежеству, так заплутал в кварталах великого Стамбула, что скрылся из моего вида, о чем нижайше докладываю..."
   Через несколько часов, представитель швейцарской фирмы Лонжин, называемый почему то в турецкой разведке Гюрзой, превратился в греческого торговца оливковым маслом, плывущем на пакеботе на родину. Для штабс-капитана Российского Генерального штаба, Владимира Глебовского, Великая война началась с выстрелами в Сараево, и много еще этих выстрелов ожидалось впереди, по обе стороны от мушки. А фразу произнесенную в сердцах в Стамбуле, он еще не раз повторял про себя в разные годы и в разных странах- "Опять англичанка нагадила".
  
  
   Убийцы русских "Варягов".
  
   Со времен русской императрицы Екатерины Великой, провозгласившей "вооруженный нейтралитет" на море англичане готовились к войне с Россией. Воевали с Францией, но при этом готовились воевать с Россией.
   И когда в городе Филадельфия на верфи Крампа был заложен для русского флота крейсер "Варяг", англичане судорожно ринулись готовить адекватный ответ первому из русских "шеститысячников", одной из задач которого являлась задача по истреблению английской торговли на море. Английским ответом на бронепалубные "Варяг", "Аскольд" и "Богатырь" стала серия из десяти крейсеров-"защитников торговли". Это были броненосные крейсера типа "Кент". Внешне они походили на "Богатырь" - три трубы, двухорудийные башни в носу и корме. Но были и отличия - броневой пояс толщиной в четыре дюйма, две дополнительных шестидюймовки и водоизмещение на 3000 тонн больше.
   Россия ответила строительством систершипов "Богатыря" - "Витязя", "Олега", "Очакова", "Кагула". "Витязь" сумела обнулить состоящая на службе у Великобритании партия эсеров. Группа террористов, возглавляемая Моисеем Новодворским организовала пожар на верфи. "Витязь" восстановлению не подлежал. Для компенсации же угрозы со стороны остальных русских "шеститысячников" был разработан улучшенный вариант "Кента" "Девонширы". Они были построены в количестве шести штук и обладали более толстой броней и более мощным вооружением. От своих предшественников "Девонширы" отличались отсутствием 76-мм орудий. В марте 1902 года директор Морских вооружений) контр-адмирал Ангус МакЛеод предложил заменить 12-фунтовые (76-мм) орудия на 1-фн/37-мм автоматы Виккерса. Кроме них предполагалось установить до 18 3-фунтовых орудий, если найдется место. Это предложение стало результатом осознания сокрушительной мощи артиллерийского огня на больших дистанциях. В бою предполагалось высылать расчеты к этим мелким орудиям, только если вражеские эсминцы пойдут на сближение. Сразу было решено, что хватит 50 процентов штатного личного состава всех орудий.
   Кроме того в январе 1904 года, после спуска на воду трех первых кораблей была произведена замена носового двухэтажного каземата одиночной 190-мм башней. Теперь крейсера имели бортовой залп из 3 - 190-мм и 3 - 152-мм орудий. Это было сделано для повышения эффективности артогня. Одноорудийная 190-мм башня весила около 175 тонн - примерно столько же, сколько два снятых 152-мм каземата.
   Серьезным изменениям подверглась котельная установка. При рассмотрении вопроса технический комитет рекомендовал устанавливать на кораблях котлы нескольких типов: цилиндрические для крейсерской скорости и водотрубные для максимальной. Главный механик сэр Джон Дарстон резко запротестовал против этого, так как это был явный шаг назад - было ясно, что потребуется готовить две команды кочегаров. Но его не послушали - и "Девонширы" и броненосцы типа "Кинг Эдуард VII" получили смешанную котельную группу. Автором "гениальной" идеи был граф Селборн, который получал дивиденты от фирм, изготавливающих котлы. Как итог "Девонширы" получили по 6 цилиндрических котлов и от 15 до 17 водотрубных различных типов. Четыре трубы вместо трёх крейсера получили в результате лоббирования графом Селборном интересов Альфреда Ярроу, который желал получить максимальный результат от своих 17 котлов, установленных на "Энтриме" и "Хэмпшире". Все корабли прошли ходовые испытания без проблем благодаря специально обученным кочегарам на заводской верфи, однако впоследствии, во время службы крейсера показали себя не слишком хорошими ходоками. После успешных экспериментов с нефтяным топливом на "Бедфорде", "Эрджилл" и "Хэмпшир" полностью на нефтяное топливо, а на "Карнавоне" модернизировали под нефть только цилиндрические котлы.
   Одним из этих шести кораблей был броненосный крейсер "Хэмпшир". Корабли были построены в 1904-1905 годах и получивших названия в честь английских графств ("Антрим", "Карнавон", "Арджилл", "Девоншир", "Роксборо"). Водоизмещение их составляло 10850 тонн, скорость - 22,3 узла, вооружение четыре 190-миллиметровых орудия, шесть - 152-миллиметровых и двадцать одна - 47-миллиметровая пушки, два 457-миллиметровых торпедных аппарата, мощность паровых машин - 21500 лошадиных сил, экипаж - 655 человек.
   На момент окончания русско-японской войны это были вполне достойные боевые единицы, но появление дредноутов, а затем линейных крейсеров быстро сделало их устаревшими. В морских кругах "Девонширы" считались превосходящими "Монмуты", и поэтому они к 1914 году все еще оставались в составе действующего флота. Большинство из них вошло в 3-ю эскадру крейсеров Хоум Флита (позднее Гранд Флита). Почему они получили кличку "Морские коровы" - никакого внятного объяснения истории дать не могут.
   Крейсера этого типа критиковали за отсутствие хорошей броневой защиты и высокий борт, который "ловил" вражеские снаряды, что делало их непригодными для использования в эскадренном бою. Однако при этом критики забывали, что тот же высокий борт, прекрасная обитаемость, высокая скорость, большая дальность плавания - идеально подходят для защитников морской торговли, ведущих борьбу с вражескими рейдерами. А ведь именно для этого "Девонширы" и создавали...
  
  
   "Черная пантера" или агент DUNN.
  
   Почему у людей появляется патологическая ненависть к англичанам? Потому что английская культура и реальные поступки англичан - это, как говорят в Одессе, "две большие разницы". И именно эта разница воспламеняет в душе неугасимый огонь ненависти к этим подлым островитянам.
   Поначалу, в моей, Фредерика (хотя я давно уже зову себя Фрицем) Жубера Дюкюесна, всё было гладко и безоблачно. Родился я в 1877 году в Ист Лондоне в Капской колонии, затем мои родители переехали в Найлструм в Южно-Африканской республике, где завели свою ферму. Рос я во вполне обеспеченной семье. По рекомендации своего дяди - Пита, являвшегося генерал-губернатором Южно-Африканской Республики, я, по достижении 17-летия поступил в Университет в Лондоне. Затем, поняв, что гражданская жизнь меня не прельщает, поступил в Королевскую Военную Академию в Брюсселе.
   С началом войны между бурами и Англией, я бросил учёбу и записался добровольцем в английскую армию. Почему я это сделал? Всё очень просто - поддавшись внешнему обаянию английской культуры и английских традиций, я считал себя англичанином. Тогда мне по наивности казалось, что буры - это какие-то злодеи, которые несут угрозу цивилизации и Британской Империи. Каким же я наивным был!
   Я тогда опоздал... К началу боевых действий. Мы двигались по следам наступления английских войск и пытались их нагнать, чтобы вступить вместе с ними в бой против кровожадных буров. Вот тогда-то и выяснилось, что английская культура и реальные поступки англичан - это, как говорят в Одессе, "две большие разницы". Всё было слишком ясно и очевидно. От нашей фермы в Найлструме остались лишь одни головешки. Как потом я узнал от бывших соседей - это называлась политика "выжженной земли" - изобретение английского лорда Китченера, под флаги которого я записался добровольцем, и который руководил войной против буров. Эти же соседи сообщили мне, что моя сестра была изнасилована и убита английскими солдатами, отец погиб защищая ферму, а мать была изнасилована и отправлена в ещё одно изобретение ублюдка Китченера - концентрационный лагерь. За что? Мой отец был пожилым человеком, и не любил оружия! Я наивно думал, что английская армия пришла защитить, таких как мои родители и сестра от злобных буров, а оказалось, что и мои родители, и сестра, и я сам и есть те самые буры, против которых ведётся эта чудовищная война!
   Именно тогда я поклялся, что убью лорда Китченера. И всех остальных лордов, которые мне попадутся. И я дезертировал, чтобы присоединиться к отряду бурских коммандос. Поначалу я был полон радужных надежд в плане своей личной мести. Но первоначальные успехи начали сменяться трудностями и потерями. В бою под Ледисмит был ранен и я. За героизм я получил звание капитана артиллерии. Для меня был первый звоночек, что мы проиграем - если недоучившемуся кадету присваивают звание капитана - это означает, что в армии нет никаких кадровых резервов. Под Коленсо я попал в плен, но в Дурбане мне удалось сбежать. Но это, по сути, была уже агония. После битвы при Бергендале мы отступили в Мозамбик, где были тут же блокированы португальцами и интернированы в лагерь Кальдас-да-Раинья под Лиссабоном.
   Тогда я решил действовать по другому, ибо понял, что вести честную войну с бесчестными англичанами бесполезно - они всё равно победят за счёт своей подлости. Легко ли было перешагнуть через воспитание и стать на путь подлости, лжи и обмана? Легко! Перед глазами всё время маячила сожженная англичанами ферма, на которой погибли мой отец и сестра. Моя мать в начале 1900 года умерла в английском концлагере от голода. Если эти английские твари ведут себя по отношению ко мне и моим родным так подло и жестоко, то почему я должен быть добрым, честным и порядочным?
   Начал я с того, что соблазнил дочь начальника лагеря - Изабеллу Креаттор. Её папаша развесил уши, и почти считал меня зятем. Я переселился к ним домой. Затем он помог мне инсценировать мою смерть в лагере и отправил по поддельным документам в Париж. Оттуда я прибыл в Альдершот в Англии. Прибыл уже "чистокровным англичанином" - капитаном Клодом Стоугтоном. В 1901 году я снова ступил на побережье Африки. За время морского путешествия я составил план уничтожения стратегических объектов в Кейптауне. Увы, но проделать всё в одиночку мне не представлялось возможным. Требовались помощники. И не только для диверсий - от президента Трансвааля Крюгера я получил задание переправить в Нидерланды партию золота для закупки оружия.
   Задача была непростой - во-первых, внешне нейтральная Португалия, была настроена явно проанглийски, во-вторых, среди буров наметился раскол и разногласия. Как итог второго - жажда завладеть золотом оказалась сильнее интересов Родины. В конвое, сопровождавшем золотой эшелон вспыхнул вооруженный конфликт. Уцелели только я и несколько носильщиков-бушменов. После недолгих раздумий я, пользуясь личиной английского офицера, переправил золото в Кейптаун, а уже оттуда отправил в Германию, ибо считал, что Нидерланды весьма ненадежны.
   Но на этом мое везение закончилось. Для подготовки диверсий в Кейптауне я нанял около 20 помощников. Увы, но из-за своей молодости, я ещё не умел толком разбираться в людях. Жена одного из нанятых мною - миссис Хелен Боннер, бывшая проститутка из салона мадам Моники Клинтон, мечтала пойти по стопам небезызвестной леди Гамильтон, и, будучи частично посвященной в наши планы, предала нас всех полковнику Смиту Солсбери. Отвертеться не удалось - арестовали нас очень быстро. Улик было предостаточно, начиная от взрывчатки заложенной на складах с артиллерийскими снарядами в Кейптауне, и заканчивая минами под губернаторским дворцом.
   Умирать так бездарно в мою задачу не входило. Я ведь ещё не отомстил! Пришлось пойти на сотрудничество с англичанами. В обмен на передачу им фальшивых шифров дипломатической переписки президента Трансвааля я получил пожизненное заключение. Мои 20 товарищей были расстреляны.
   Опять пришлось начинать всё сначала. Местом моего заточения был определён замок Гуд Хоуп (Доброй Надежды). Я решил поиграть в графа Монте-Кристо. Несколько недель я с помощью железной ложки ковырял цемент, скрепляющий камни из которых был сложен замок. Увы, но когда осталось всего чуть-чуть - один из камней за моей спиной рухнул вниз и, по сути, замуровал меня в маленьком, собственноручно вырытом подземном склепе. На следующее утро меня извлекла из этого склепа тюремная охрана. На этом моя жизнь наверное и закончилась бы, но в британской оппозиционной прессе поднялась кампания по поводу жестокости англичан в войне.
   Целью этой кампании была борьба за власть в правительстве, и никаких других глобальных задач она не решала - концлагеря как были, так и остались. Но благодаря ней, расстреливать меня не стали, а сослали за попытку побега на остров Барт в Бермудских островах. Вместе со мной туда же были отправлены и остальные 360 узников замка Доброй Надежды....
  
   Ретроспектива. 1904 год. Н.М.S. " JUPITER ". Флот Канала. Генри Лаксмор.
  
   Несмотря на то, что сигнал на выход в море прозвучал внезапно, все были к нему готовы - газеты уже несколько дней пестрили описанием тех ужасов и зверств, которые учинила русская эскадра над беззащитными английскими рыбаками. Британские моряки жаждали крови. Эти азиаты-русские должны получить по заслугам!
   Но к негодованию Генри Лаксмора, как и всех остальных моряков "Юпитера", их Адмиралтейство ограничилось вялыми никчемными инструкциями - "оружие не применять, но продемонстрировать мощь британского флота..."! К чему эти полумеры? Один час огня английских пушек и вся русская эскадра отправится на дно! Почему не решить проблему сразу и раз и навсегда? К чему эти дипломатические танцы? Ведь факт расстрела беззащитных английских рыбаков доказан! Имеются не только показания свидетелей, но и фотографии поврежденных рыбацких судов. Найдены осколки РУССКИХ снарядов с заводскими клеймами! Кают-компания броненосца гудит, как встревоженный улей. Господа офицеры заключают пари - начнётся ли война с Россией, или сидящие в Уайтхолле, ради каких-то сиюминутных политических интересов опять упустят возможность показать всему миру, что морями правит Британия?
  
  
   Ретроспектива. 1904 год. S.S. "Balerina Balletta". Индийский океан. Павел Полько.
  
   "Необходимо обеспечить поражение России в войне с Японией и лишить её флота, чтобы она повернулась лицом к Европе и помогла нашей Франции сокрушить Германию..."
   Июль 1903 года, Пуанкаре.
  
   Павел смачно плюнул за борт в воды Индийского океана. Есть такая примета у поляков - гадить, где только возможно, чтоб "Польска не сгинела" а москалям пить оттуда пришлось. Конечно же, море - не колодец, но и им, полякам, пить оттуда не придётся. А вот русским морякам... Уголь, что их "Балерина Баллетта" сейчас выгружала эскадре Рожественского, был отвратного качества. Замучаются потом эти московиты котлы в порядок приводить. И это если не считать различных сюрпризов, которые в этом угле таятся. Нет, конечно же, уничтожить миной, замаскированной под кусок угля броненосец или даже миноносец не удастся, но котёл будет гарантированно выведен из строя. Взрыв выведет из строя часть трубок котла, несколько кочегаров будет обварено, затем, вывод котла из действия, попытка заменить "лопнувшие" трубки запасными или заглушить, если нет запасных. Мелочь? Зато сразу несколько москалей отправятся в мир иной, да и эскадра будет вынуждена задержаться на несколько дней. В конце концов, может она и не успеет на помощь осаждённому Порт-Артуру.
   Павел раскурил дешёвую алжирскую сигару "Одалиска Анжелика" и продолжил "руководство" передачей угля на корабли Второй Тихоокеанской эскадры. Нет, всё-таки Юзеф Пилсудский гений! Сразу обозначить позицию Польши, и получить от Японии деньги на войну с русскими! Да, две шхуны с оружием, увы были перехвачены русскими жандармами, и ему Павлу пришлось даже спасаться вплавь, но... Это ведь был грамотный отвлекающий маневр - пожертвую малым, чтобы получить многое! Пароход с оружием для террористов и революционеров прошел в Одессу совершенно беспрепятственно! Осталось ещё немного поднакопить сил и можно будет взорвать Российскую империю изнутри. До сих пор все мировые державы были безучастны к судьбам многострадальной Польши. Им было наплевать на страдания миллионов угнетаемых поляков, которые от безысходности даже стали продавать своих дочерей в портовые бордели Нью-Йорка и Рио-де-Жанейро! Работать? Увольте! Каждый поляк - шляхтич! Шляхтичу положено делать лишь три вещи: охотиться, танцевать на балах и воевать! А работа - удел всяческого быдла! Нет денег на развлечения? Продай что-нибудь или кого-нибудь!
   Но, слава Богу, благодаря Великому Пилсудскому появились деньги для борьбы с Россией. Теперь можно будет возродить Великую Польшу "от можа до можа" на бескрайних просторах, которой будут трудиться миллионы славянских рабов, зарабатывая своим трудом деньги для развлечения и отдыха истинных властителей этого мира - польских шляхтичей... Павел представил себе, как он затравливает насмерть сворой борзых какую-нибудь русскую княгиню и улыбнулся. Прекрасная мечта! Русский должен стать рабом поляка или умереть! И он, Павел будет биться за осуществление этой мечты!... "Ще польска не сгинела!"
  
  
   Архангельск - зона судьбы...
  
   Война - это наличие военных ресурсов. Только понимание этого пришло не сразу, а после того, как сам процесс войны затянулся. Русская армия пожертвовала собой, но "план Шлиффена" разлетелся в клочья. Германия и Австро-Венгрия оказались втянуты в войну на два фронта. И сразу же стали нарастать трудности. Трудности с сырьём, из которого можно производить продукцию - англичане установили морскую блокаду Германии. Конечно же, она не была абсолютной - кое-что, и даже многое можно было получить через нейтральную Швецию, Норвегию и Голландию. Но ни что не вечно в этом мире! Да и если лишают сырья и поставок товаров тебя, то почему бы не попробовать лишить поставок противника? Вопрос борьбы с морской торговлей Антанты стал ключевым для стран Тройственного Союза. К сожалению, вопрос этот был ещё и сильно политическим - так называемые "законы войны на море" очень сильно мешали борьбе с противником. Ведь нельзя топить все суда подряд! Только воюющих государств, и только при условии, что соблюдены все политесы. Пароход нужно остановить, осмотреть, спасти его экипаж, пересадив на свой корабль, и только после этого топить. И если для крейсеров, где-то на задворках Мирового океана это представлялось возможным, то подводникам только и оставалось, что кусать локти от досады на собственных политиков.
   Цинизм ситуации заключался в том, что если судно, пускай и нейтральное, пускай и пассажирский лайнер, или госпитальное, подрывалось на мине, то никаких претензий никто не выдвигал, ибо мина - оружие неизбирательное и бездушное. Однако посланные в океан германские крейсера довольно быстро закончились, подводников по-прежнему держали на коротком поводке, и как итог английские перевозки морем спокойно продолжались. Особенно беспокоили военные поставки в Россию. Именно они удерживали Россию от поражения. Что же мешает их перерезать? Английская блокада и нехватка собственных сил и средств. И ещё суровый климат - обычному крейсеру в том районе действовать длительное время очень сложно, главная проблема - уголь, который необходимо слишком часто загружать. Вспомогательный крейсер с большой дальностью плавания тоже не сможет длительное время вести боевые действия, ибо обладает слишком малой скоростью хода и легко может быть перехвачен многочисленными английскими устаревшими крейсерами. Подводники повязаны по рукам и ногам - в лучшем случае можно выставить минное заграждение. Но это - полумера! Нужны радикальные меры!
  
   Макс Ронге (Руководитель австро-венгерской разведки в период первой мировой войны) "Разведка и контрразведка", Вена, 1923 г.:
   "...Еще более был важен ввоз через Архангельск. До начала января ледоколы держали фарватер в гавани этого порта открытым. В итоге накопились большие запасы, которые поначалу не могли вывезти по узкоколейной железной дороге. Но русские спешили перестроить узкоколейку на нормальную колею и построить второй путь к Белому морю. Так лишь за один 1915 год в Архангельск пришло 409 судов с военными грузами. Вопрос о том, чтобы помешать такой доставке стратегических грузов, стоял на повестке дня в генеральных штабах Германии и Австро-Венгрии. Штраубу было предложено организовать диверсионные акты против этой железной дороги и ледоколов..."
  
   Германский Генеральный штаб решил пойти несколько другим путём. Практические немцы решили, что диверсии лучше устраивать не в пункте прибытия - Архангельске, а в пунктах отправления - Нью-Йорке, Ливерпуле, Саутгемптоне, Галифаксе и других портах. Для осуществления этих замыслов было решено использовать шпионские сети, развернутые ещё в довоенное время для организации ведения крейсерской войны. В числе их была и организация "Кольцо" ("Ring") созданная агентом "Черная пантера". Как говориться, агенту DUNN были даны на сей счёт соответствующие указания...
  
   Информация к размышлению. Агент Гюрза. 1914 год.
  
   С началом Великой Войны наиболее оборудованные порты России на Балтике, Черном и Азовском морях оказались изолированными от морских и океанских путей сообщения. Открытыми остались лишь Владивосток и порты севера России. Но Владивосток находился слишком далеко от центра страны, а северные порты, из которых наиболее крупным был Архангельск, были мало приспособлены для приема большого потока грузов.
   В последний довоенный, 1913 год, Архангельский порт принял и отправил только около 2% от общего грузооборота всех торговых портов России. Фронту же и оборонной промышленности была срочная транспортировка импортных грузов из Архангельского порта в центр страны Речной Северо?Двинский путь был мелководен, а пропускная способность узкоколейной железной дороги Архангельск - Вологда, построенной в 1898 году, являвшейся единственной связью Архангельска с остальной страной, определялась к началу войны всего лишь тремя парами товарных поездов в сутки, т.е. перевозила максимум 65 тысяч пудов грузов.
   Нужно заметить, что и та дорога, которая имелась, несмотря на очевидную необходимость её строительства, была построена за деньги частного капитала, благодаря энергичным усилиям губернатора А.П. Энгельгардта, которому удалось привлечь к решению этого вопроса Савву Мамонтова. Что же касается официальной позиции государства Российского, то как говорилось в служебной записке Министра финансов небезызвестного Ю.Витте, "вместо того, чтобы проводить в бездоходную местность железную дорогу, лучше переселить ее население, так как издержки переселения будут стоить дешевле постройки железной дороги".
   То есть, пока гром не грянет... Однако гром грянул, и... Витте оказался некрещеным и креститься разумеется не стал... Но "Витте приходят и уходят, а русский народ остается..." поэтому решать проблему всё равно пришлось. С расширением экспортных и импортных доставок в Архангельский порт в первые же недели войны, увеличение пропускной способности дороги стало насущной необходимостью. По справке МПС, подвижной состав можно было увеличить до 135 вагонов в сутки, что позволило бы провозить около полутора миллионов пудов грузов в сутки. Для увеличения пропускной способности железнодорожной ветки было принято решение увеличить количество разъездов с 12 до 44 и передать дополнительно партию паровозов с других узкоколейных дорог. В октябре 1914 года в Архангельск были доставлены 250 вагонов и несколько паровозов с Новгородской и Воронежской узкоколеек, что вместе с имеющимися, позволило увеличить парк до 40 паровозов и 900 вагонов. Но эти меры не решили проблему транспортировки грузов из Архангельского порта - требовалось строительство ширококолейной железной дороги...
   Но в целом, можно заметить практически абсолютную схожесть возникшей ситуации с испано-американской войной 1898 года. Испанская эскадра под командованием адмирала Серверы пришла в кубинский порт Сантьяго. Порт этот был заблокирован американским флотом. Испанским кораблям требовался уголь, а гарнизону Сантьяго - продовольствие, оружие и боеприпасы. Всё это было в Гаване с большим избытком, но... достигнуть Гаваны можно было только морем, прорвавшись через американские блокирующие корабли, либо пешком через джунгли по превратившейся в сплошное болото грунтовой дороге. Железной дороги не было. Даже узкоколейки! Ибо испанские судовладельцы проплатили испанским "Витте", чтобы эту дорогу не построили, обосновав, что всё, что нужно они перевезут морем на своих пароходах.
   Теперь на эти грабли наступили мы. Балтийскому и Черноморскому флоту требуется уголь. АНГЛИЙСКИЙ УГОЛЬ. Его можно доставить в Архангельск, а вот как вывезти из Архангельска в Кронштадт и Севастополь?
  
  
   1915 год. Н.М.S. " JUPITER ". Архангельск. Генри Лаксмор.
  
   Вот и закончилась наша внешне спокойная служба с риском погибнуть от торпеды какой-нибудь безумной и отчаянной германской субмарины. С первых дней войны стало ясно, что германские дредноуты вряд ли способны на решительные действия. В сердцах офицеров нашей эскадры даже поселилось уныние, что мы так и проведём на задворках этой войны. Но не зря говорят в Англии: "Делай зло союзникам и тебя посетит удача"! Так оно и получилось - "упустив", а точнее пропустив "Гебен" в Черное море, мы втянули Турцию в войну и лишили русских нормальной морской торговли. Но быстрая война у нас не получилось, и теперь приходилось временно вытаскивать русских из той задницы, в которую мы их же и засунули. Оружие у них быстро закончилось, и мы поставляли им его за деньги. Но единственный возможный порт, который мог принимать военные грузы - был Архангельск. Зимой этот порт замерзал, и для проводки судов требовались ледоколы. Много ледоколов. Русские, конечно же, заказали строительство новых ледоколов в Англии, но ледоколы требовались, что называется "там и сейчас". А с ними возникли проблемы. Страны Тройственного союза оценили значения Архангельска как узла снабжения и устроили диверсию. Усилия разведки Австро-Венгрии не пропали даром. Очень кстати оказался вскормленный ещё десять лет назад на наши английские деньги пан Пилсудский и его террористическая организация "Сокол". Конечно же, чтобы потопить ледоколы требуется очень много взрывчатки, и это полякам не удалось, но вот вывести из строя паровые машины с помощью "адских машинок" полякам вполне удалось. Ремонт "Канады" обещал быть долгим до конца мая, и это ставило под угрозу срыва график военных поставок. Что в свою очередь влияло на планы сухопутной кампании 1915 года. Поэтому Российское Правительство обратилось в наше Британское Адмиралтейство с просьбой предоставить какой-либо корабль для замены выведенного из строя ледокола.
   В ответ на эту просьбу, Адмиралтейством был отправлен в Белое море мой корабль, броненосец "Юпитер" (H.M.S. JUPITER). Боевая ценность его на тот момент времени была очень сомнительна - как говорили у нас на флоте - "пятиминутный корабль" - подразумевая бой броненосца с дредноутом.
   Мы убыли из Великобритании в Архангельск 5 февраля 1915 года. В Архангельск "Юпитер" прибыл 14 февраля в компании с пароходом "Двинский". Русский Север - это ужасно! Но это было развлечение для джентльменов! Тем более, что перед нами стояла и другая важная задача, о которой эти азиаты не догадывались - у русских в этом районе не было военных кораблей крупнее траулера с парой двенадцатифунтовок. Против нашей брони, четырех двенадцатидюймовок и четырнадцати шестидюймовок им нечего было противопоставить, поэтому, если вдруг что-то пойдёт не по плану, и Россия выйдет из войны, именно наши орудия позволят не допустить вывоз Германией грузов, которые мы поставили в Россию.
   - Мой Генри! На Вас возлагается великая миссия! - напутствовал меня Уинстон Черчилль. - Вы должны смотреть, чтобы эти азиаты не использовали поставляемое им оружие против Британской Империи. На этот счёт вы наделяетесь самыми широкими полномочиями. В случае возникновения крайней ситуации, Вы уполномочены разнести в клочья этот Архангельск вместе со всеми его жителями....
   Но об этом русские, как я уже писал, абсолютно не догадывались. Ну, а в остальном нас действительно ожидала тяжелая и интересная работа.
   Уже 28 февраля, мы встретили пароход "Линтроз" (S.S. Lintrose) и при помощи взрывчатки освободили его из ледяного поля. 18 марта мы получили сигнал бедствия от судна "Трация" (S.S. Thracia), которая была загружена специальным военным оборудованием. В течение двух дней мои моряки при непривычной для них отрицательной температуре (минус двадцать градусов) взрывали льды. В итоге "Трация" была нами выведена на буксире из ледяного 20-километрового плена.
   Обеспечивая проход в Архангельск, мой броненосец освободил множество судов ото льда, при необходимости используя взрывчатку для его разрушения. На протяжении более двух месяцев это стало постоянной будничной работой моего устаревшего корабля, что позволило всем необходимым военным поставкам достигать русского фронта. "Юпитер" выполнял неспецифическую работу ледокола до первой недели мая, пока ледокол "Канада" наконец, не возвратился из ремонта.
  
   Примечание редакции:
   Российский Император Николай II по достоинству оценил заслуги броненосца "Юпитер". Весь экипаж броненосца был награжден российскими орденами и медалями:
   Капитан Драри Сант Айбан Вэйк Р.Н. (Drury St Aubyn Wake R. N.) получил орден Св. Владимира 4 степени.
   Командир Генри Лаксмур (Henry Luxmoore) - орден Св. Анны 2 степени.
   14 офицеров корабля - орден Св. Анны 3 степени
   6 офицеров ордена Св. Станислава 2 и 3 степеней.
   Унтер-офицеры ( Petty Officers) и весь рядовой состав были награждены медалями "За усердие" на Анненской и Станиславской ленте. Медали "За усердие" в соответствии с британскими традициями вручались именными, на гурте каждой было выбито имя награжденного, его служебный - воинский номер и название корабля.
  
  
  
  
   Глава 2. На Дальнем Востоке.
   Из воспоминаний командира линейного корабля "Чесма" капитана 1 ранга Черкасова Василия Ниловича "Ход трёхногим конём", Нью-Йорк, 1973 год.
  
   В 1915 году англичане и французы начали Дарданельскую операцию, пытаясь овладеть одним из черноморских проливов. По их мнению, это позволило решить бы сразу несколько задач: во-первых, заставило бы Германию, являющуюся союзницей Турции, перебросить часть сил с Западного фронта для поддержки турецкой армии; во-вторых, что вытекало, из во-первых, это в свою очередь ослабляло германскую армию на западе, и повышало шансы Англии и Франции на успех в предстоящей кампании. В-третьих, этим же одновременно оказывалось давление на Россию, которой, несмотря на её неудачи в текущей войне намекали на необходимость продолжения в ней участия. Обещанные черноморские проливы, из-за которых наша империя ввязалась в схватку, могли ускользнуть и стать собственностью союзников. Именно поэтому Российская империя посчитала необходимым обеспечить присутствие в составе союзной эскадры своих кораблей, однако взять их на тот момент было неоткуда. Кроме того, в связи невозможностью перевозок грузов через черноморские проливы и Балтийское море огромное значение приобрели перевозки войск и грузов между Российской империей и её союзниками через северные порты Архангельск и Романов-на-Мурмане. К сожалению, говоря о переброске войск, я имел ввиду русские войска, перебрасываемые во Францию. Французы, развязав войну с Германией, и втянув в неё Россию, после первых же потерь в 1914 году утратили весь свой воинственный пыл и число дезертиров и уклонистов во Франции значительно превысило число "пуалю". Нехватку войск Франция решила за счёт России, уговорив нашего Государя перебросить экспедиционный корпус во Францию. Разумеется, сразу же после переброски во французской прессе была организована кампания, суть которой сводилась к ненавязчивой пропаганде идеи о том, что жизнь французского солдата бесценна, так как каждый "пуалю" является утончённым эстетом и образованным романтиком. Одновременно намекалось, что лучше класть на алтарь победы жизни русских солдат, ибо все они по своей сути неграмотные и невежественные крестьяне и жизнь одного француза гораздо ценнее, чем жизнь десятка русских солдат.
  
  
   Александр Шульгин. Легкий поход на Восток.
  
   Всё в этом мире повторяется, ибо пони, как известно, бегают исключительно по кругу, а балерины трансцедентально вращаются вокруг своей оси. Именно поэтому людям свойственно наступать на одни и те же грабли. Первыми наступили на эти грабли американцы во время испано-американской войны 1898 года. Затем наступили англичане во время англо-бурской войны. Потом наступили русские во время русско-японской войны. Теперь эти же самые грабли, несмотря на то, что Мировая война уже началась, вновь оказались на пути англичан. Хотя наступили, скорее всего, "не несмотря на то...", а именно благодаря тому, что война уже началась. Ведь во всех перечисленных трёх случаях, и американцам, и русским, и англичанам казалось, что война будет лёгкой прогулкой. А как иначе? "Какие-то там испанцы", "какие-то там крестьяне-буры", "какие-то там "желтолицые макаки"- японцы". Как следствие пренебрежения к противнику итог был один - умылись кровью. А Россия ещё и умудрилась проиграть войну.
   Схожая ситуация сложилась и в конце 1914 года, когда возник вопрос о войне Англии против Турции. Да, Британские солдаты уже воевали с Германией в Европе, и умылись кровью. Но то германцы - белая раса, почти что англосаксы. Ну, может быть не совсем "англо" или даже совсем не "англо", но ведь совсем "саксы". Это вроде как у русских - "братья-славяне". А тут воевать предстояло против турков. Каких-то там азиатов, которых били не только англы, но и все кому не лень - сербы, болгары, греки, черногорцы. Даже итальянцы и те били! Даже мы, азиаты (русские), и те били!
   И среди "золотой молодежи" в Англии вспыхнула настоящая лихорадка в связи с "Константинопольской экспедицией". "Это слишком великолепно, чтобы поверить, - писал тогда Руперт Брук, отправляясь в поездку. - Я даже не мог себе вообразить, что судьба может быть такой благосклонной... Рухнет ли башня Геро под ударами 15-дюймовых орудий? Будет ли море темным, как вино? Захвачу ли я мозаику из Святой Софии, турецкие услады и ковры? Станет ли это поворотным пунктом истории? О боже! Кажется, я никогда в жизни не был так счастлив. Так счастлив каждой своей клеткой, как поток, весь стремящийся к одному месту. Я вдруг понял, что целью моей жизни было - еще, когда мне исполнилось два года - отправиться в военную экспедицию на Константинополь".
   Выковырянная мозаика Святой Софии, ковры, одалиски, халва, щербет... Как всё-таки убоги, жалки и примитивны представления творческой интеллигенции и "золотой молодёжи" о войне! И что характерно - именно такие люди, не имеющие никакого представления о настоящей сути вопроса, оказавшись у власти, делают всё, чтобы подготовить очередную "атаку лёгкой бригады". А потом...воспеть её в поэме. Если, конечно же, сами не погибли в этой атаке. Впрочем, и сама эпоха располагала к этому. Мир ещё не осознал, что пулемет, колючая проволока и окопы стали надгробной плитой викторианской эпохи. И ещё не скоро осознает, ибо все предвоенные романтики, жаждущие войны и славы, погибли в первый дни Великой войны. Если бы война, как наивно предполагали они, была бы быстрой, то выжившие в ней донесли бы до своего круга - творческой интеллигенции и "золотой молодёжи" какие-то мысли, чувства и впечатления. Но все они погибли под огнём пулеметов еврея Хайрека Максима. Количество пуль на погонный метр в единицу времени - вот, та сугубо математическая величина, которая убила всю романтику. Убила, не оставив никаких свидетелей. А их последователи? Их последователи гнили и умирали в окопах, которые породило массовое использование пулеметов на поле боя. Сидя в блиндаже под регулярным обстрелом, творческому человеку некогда думать о возвышенном, и тем более некогда писать об окружающих красотах. Кстати красоты были весьма своеобразные и абсолютно стандартные - многочисленные кратеры-воронки от взорвавшихся снарядов. Была и ещё одна проблема, имеющая традиционный трансцедентальный дуализм. Откуда взялись эти пулеметчики - люди с абсолютно железными нервами, способные хладнокровно расстрелять за время боя несколько сотен или даже тысяч человек?
   Всё очень просто! Из пулеметов стреляли, как правило, обороняющиеся. Стреляли по тем, кто шёл в атаку густыми пехотными цепями. Волна за волной. Но перед тем, как взяться за пулемет, те, кто сидел в обороне подвергались многосуточному артиллерийскому обстрелу. И от этого обстрела не спасали ни окопы, ни бетонные блиндажи. Две трети обороняющихся гибли от многодневного огня артиллерии. Оставшаяся треть была контужена, и вела себя, по сути, неадекватно. Никаких пятисот страничных соплей на тему - "Тварь дрожащая или право имею я?". Определение дистанции. Пристрелочная очередь. А там только успевай менять ленты да заливать воду в кожух пулемета. Чем меньше врагов добежит до окопов - тем больше шансов уцелеть. Какая там отдельная человеческая жизнь? Атакующие цепи противника мозг контуженного пулеметчика воспринимал, как волны, а не как группу живых людей. Остановить волну любой ценой, иначе она захлестнет тебя и затопит насмерть.
   Но Руперт Брук ничего этого не знал. В его понимании война на Востоке - это "Выковырянная мозаика Святой Софии, ковры, одалиски, халва, щербет...". Как в своё время завоевание Индии воспринималось как "Алмазы и рубины раджи, золото, опиум, и покорные индианки...". То, что это грязь, кровь, пот, упорный труд и страдания он понять не мог, в силу того, что, как и всякий творческий интеллигент по уровню своего развития абсолютно ничем не отличался от обычного имбецила.
   Весь его романтизм, пыл и исключительно красивая внешность является символом уходящей эпохи. В будущих войнах, такие как он, будут старательно и любыми путями избегать отправки на войну. И первые звоночки уже прозвенели. У французов на почве панического страха перед пулеметным огнём уже воспитался целый новый класс населения - "амбюске". Миллионы французов прячутся в тылу ради того, чтобы не воевать за интересы своего государства.
   Что можно сказать о Руперте Бруке? Некоторые недалекие почитатели его таланта в России сравнивают молодого человека с Лермонтовым, и даже проводят аналогии. Но всё не так! Да, в лице рано погибшего Лермонтова Россия потеряла великого поэта, наследника Александра Сергеевича Пушкина. Но кто был Лермонтов? Прежде всего офицер! Война на Кавказе была для него не прогулкой, а суровой повседневной обязанностью! Погиб он не на войне, а на дуэли. А что Брук? В то время ему было двадцать семь, а условия его жизни были слишком и через чур хороши. В Регби прошли его лирические школьные дни, там его все любили и там он был в дружбе со всеми, а все литературные почести доставались ему. Восходящая звезда! Потом был Кембридж с его увлечением социализмом, любительские театры, посиделки на всю ночь, прогулки по полям, беседы о гомосексуалисте Оскаре Уайльде и о мужской гомосексуальной дружбе, песни всю дорогу. Руперт встречал и очаровывал всех, кто был известен в то время в Лондоне, - от премьер-министра Асквита и Черчилля до Бернарда Шоу и Генри Джеймса. Он много путешествовал и перед войной был занят поисками пропавших работ Гогена на Таити в южной части Тихого океана. Уинстон Черчилль, вспомнив об их романе и чувствах помог ему получить офицерский чин в королевской морской дивизии, которая направлялась вначале в Антверпен, а затем на Галлиполи.
   Что дальше? Как патетически написала госпожа Корнфорд в своей поэме:
   Юный Аполлон златовласый
   Стоит, мечтая, перед началом схватки,
   Изумительно неготовый
   К долгому ничтожеству жизни.
   Руперт добился того чего хотел - попал в "Константинопольский поход". И скоро у всех на устах в Египте были его военные сонеты:
   Ныне стоит возблагодарить Господа, который
   сравнял нас со своим временем,
   И увлек нашу юность, и пробудил нас от сна...
   Трубите в горны над множеством погибших!
   Если я умру, думайте лишь обо мне;
   Что где-то есть уголок зарубежного поля,
   Ставший навечно Англией.
  
   Уже потом станут говорить, что светоч Англии Руперт Брук подвергнул всё что было дорого Англии и свою обаятельную жизнь, и красоту, и огромный, многообещающий талант, риску гибели в бою где-то в классической Эгее, подобно героям Древней Эллады. Но всё это из той области, что о покойных либо ничего, либо только хорошее. Те, кто был в это время в Египте, могут подтвердить, что всё было совершенно не так!
   Как и в Англии, Брук был окружен друзьями. И это не мудрено, ибо он был своего рода менестрелем. Менестрелем "золотой молодёжи". С ним были и молодой Артур Асквит, сын премьер-министра, и Обри Герберт, востоковед, "отправившийся на Восток случайно, как какой-нибудь молодой человек уезжает на прогулку и находит там свою судьбу", и Чарльз Листер, Денис Браун и Бернар Фрейберг которые определенно в чем-то подавали надежды и считались потенциально выдающимися. Все они оказались в Египте, где жили в палатках, ездили в пустыню смотреть на пирамиды при лунном свете. Образовалась сплоченная группа со своим кодексом поведения и возбуждением от предстоящего приключения, которым они считали войну. Они были полностью счастливы. Во всех отношениях - и в плане сбычи мечт, и в плане своей противоестественной мужской дружбы и любви.
   К счастью для мировой культуры, или к несчастью для творческой интеллигенции, но всё закончилось слишком прозаически. Конечно же, не было никакого апоплексического удара или геммороидальных колик! Всё было гораздо банальнее - Руперт Брук упал от солнечного удара, и главнокомандующий (которого он, естественно, знал еще в Англии, ибо также как и командующий, предпочитал мужскую любовь) вызвал его к себе в палатку. Когда Гамильтон предложил ему место в своем штабе, Брук ответил отказом; он хотел вместе со своими коллегами высадиться на Галлиполи и мечтал о "Выковырянной мозаике Святой Софии, коврах, одалисках, халве, щербете..."..
   "Он выглядел невероятно привлекательно, -- писал в своем дневнике Гамильтон, -- совершенно рыцарская осанка у человека, вытянувшегося во фронт передо мной тут на песке, человека, для которого только мир имеет значение".
   Ещё один интеллигент - Комптон Маккензи в своих галлиполийских мемуарах вспоминает, как он также заболел галлиполийской горячкой. В то время он жил на Капри, только что опубликовал "Sinister Street" (газете, которая сделала ему имя и популярность) и работал над заключительными главами романа "Гомосексуалист и Паулина" ("Guy and Pauline"). Как только он услышал об экспедиции, им тут же овладело неистовое желание отправиться в Египет. Друзья в Уайтхолле тут же подыскали ему место в штабе Гамильтона, и он отплыл в Средиземное море с первым пароходом из Неаполя, в ужасе от того, что все еще не имеет военной формы, и мучимый тревогой, что опоздает к главным событиям.
   Почти всем этим лондонским имбецилам, равно как и тысячам других, которых они в итоге повели в бой в силу своего изначально определенного социальным статусом командирского положения, предстояло в первый раз в жизни очутиться в бою, и их письма и дневники показывают, насколько сильно навязанное клиническими идиотами типа Руперта Брука чувство приключения пронизывало армию. В тот момент сдавливающий страх перед неизвестностью перекрывали новизна и практически интимное возбуждение от происходящего, ощущение, что они своей группой в этом отдаленном месте изолированы и целиком зависят друг от друга и противоестественной мужской любви. Они стремились проявлять храбрость. Они были наивно уверены, что предназначены для чего-то более огромного и величественного, чем сама жизнь, может быть, даже для чего-то вроде очищения, освобождения от ничтожества вещей, но эпоха...
   Великая война стала средством доказавшим превосходство естествознания над всякого рода эзотерическими учениями. Время Александра Македонского и Наполеона безвозвратно ушло. Нынешняя Великая война - это торжество математики, физики и бухгалтерии. Любая отвага и личное мужество уничтожается фланкирующим огнём пулеметов и продолжительностью артиллерийской подготовки. Чем больше стали на квадратную сажень площади, тем меньше сопротивление противника и собственные потери. Практически любая атака стараниями трудолюбивого и старательного бывшего крестьянина ставшего в войну пулеметчиком, становилась канонической "атакой лёгкой бригады". Никакого пиетета. Никакого страха. Просто навести на цель, определить с пары коротких очередей дистанцию и всё! Причём это "всё" - в итоге наитруднейшая задача, ибо речь идёт о фронтальном огне. Этот огонь был типичен для войн наполеоновской эпохи и требовал серьёзной психологической подготовки. И это немудрено - при фронтальной атаке войска атакуют в лоб. Видеть психологически идущие в атаку каре и колонны было крайне сложно и страшно.
   Но речь шла о стрельбе пулемета. Фланкирующей стрельбе - стрельбе с фланга, сбоку, когда сразу в прицел попадает шеренга вражеских солдат. И крестьяне старались. Тем более, что фланкирующий огонь дело гораздо более простое и ещё более безопасное чем фронтальная стрельба. Шансов получить ответную пулю, осколок или снаряд практически нет. Возможно, кто-то в следующем поколении напишет о том, что Великая война 1914 года уровняла в своих возможностях профессионального пехотинца, прослужившего 20 лет и крестьянина, прошедшего 3 месяца пулеметных курсов. Я думаю так и произойдёт. И эта революция в войне будет сродни той средневековой эпохе, когда городские арбалетчики истребили тех, кто именовал себя рыцарями.
   "Раз в поколение,- писал в своем дневнике Гамильтон, - сквозь народы проскакивает загадочная страсть к войне. Инстинкт подсказывает им, что нет иных путей для прогресса и для того, чтобы избавиться от обычаев, которые уже им не подходят. Целые поколения государственных деятелей мямлят о реформах на десятилетия, а эти реформы осуществляются во весь размах в течение недели со дня объявления войны. Другого пути нет. Народы могут расти лишь через глубокие страдания, в точности как змея, которая раз в год с мучением должна избавиться от когда-то прекрасной кожи, ныне ставшей тесной шкурой".
  
  
  
  
   Йен Гамильтон. Воспоминания.
  
   12 марта я работал в конной гвардии, когда примерно в 10.00 Китченер (мой командир во времена Англо-бурской войны) послал за мной. Открыв дверь, я пожелал ему доброго утра и прошел к его столу, за которым он продолжал писать с важным выражением лица.
   - Мы отправляем военную группировку для поддержки флота в Дарданеллы, и вам поручается командование...
   После своего ошеломляющего замечания Горацио вновь продолжил писать. Наконец он взглянул на меня и спросил:
   - Ну?
   - Мы этим занимались раньше, лорд Китченер, - ответил я. - Мы занимались такими делами и до этого, и вы, безусловно, знаете, что я вам очень благодарен, а еще вы, безусловно, знаете: я сделаю все, что в моих силах, вы можете полагаться на мою преданность, но я должен задать вам несколько вопросов.
   И я начал их задавать. Китченер нахмурился, пожал плечами. Я думал, что он проявит нетерпение, но, хотя поначалу он отвечал кратко, потом постепенно разошелся. В конце концов вопросов не осталось. Хотя и подробных ответов я не мог получить. Слишком мало было информации.
   Пригласили директора Депаратамента военных операций генерала Колдуэлла, и, хотя тот смог представить карту района Галлиполи (которая, как впоследствии выяснилось, была неверной), весь объем наших знаний касательно этой ситуации, похоже, был ограничен планом высадки десанта на южной части полуострова Галлиполи, разработанным греческим Генеральным штабом несколько лет назад. Колдуэлл сказал, что, по оценкам греков, потребуется 150 000 человек.
   Китченер рассмеялся и сразу же отверг эту идею:
   - Тебе хватит и половины этой численности. Турки на полуострове настолько слабы, что если бы какой-нибудь британской субмарине удалось пробраться сквозь Нэрроуз и помахать Юнион Джеком где-нибудь в окрестностях города Галлиполи, то весь вражеский гарнизон возьмет ноги в руки и помчится прямо на Булаир.
   В этот момент в комнату вошли начальник императорского Генерального штаба генерал Вольф Мюррей и инспектор Вооруженных сил метрополии генерал Арчибальд Мюррей вместе с генералом Брайтуайтом, который был назначен моим начальником штаба. Никто из них до этого не слышал об этом плане Галлиполийской кампании, и оба Мюррея были настолько застигнуты врасплох, что ни у кого, кроме Брайтуайта не нашлось комментариев.
   - Если дело дойдет до боя на такой малой площади, как Галлиполийский полуостров, нам будет очень важно иметь воздушную службу, организованную лучше, чем у турок. Нас необходимо оснастить контингентом современных аэропланов, пилотов и наблюдателей.
   Сэр Горацио обратил на генерала сверкающие стекла очков и ответил:
   - Ни одного аэроплана в плане для операции не планируется.
   Вернувшись на следующее утро в военное министерство, я встретил Китченера, который стоял у своего стола, "разбрызгивая чернила" по трем разным черновикам своих распоряжений. В документе, который затем появился на свет, было три или четыре существенных момента относительно моих действий. я должен был держать свои войска наготове до тех пор, пока флот не проведет полномасштабную атаку на форты в Нэрроуз. Если эта попытка сорвется, ему надлежит высадиться на Галлиполийском полуострове, если она будет успешной, он должен удерживать полуостров силами небольшого гарнизона и двигаться прямо на Константинополь, где, предположительно, к нему присоединится русский корпус, который будет высажен на Босфоре.
   Ни при каких обстоятельствах мне не разрешалось начинать операцию, пока не будет собрана вся группировка, и ему не надлежало воевать на азиатском берегу Дарданелл.
   Китченер старательно трудился над формулировкой своих инструкций. Они были озаглавлены "Константинопольский экспедиционный корпус". Я умолял его исправить название, чтобы избежать сглазу Фишером. Он уступил, и этот исправленный черновик вместе с окончательно утвержденной копией оказались в почтовом ящике Брайтуайта под более скромным названием "Средиземноморский экспедиционный корпус". Ни в одном из черновиков не было полезной информации о противнике, политике, стране и наших союзниках, русских. По трезвом рассуждении, с этими "инструкциями" на Востоке я оказался предоставленным самому себе.
   Я попрощался с сэром Горацио так небрежно, как будто мы встретимся сегодня за ужином. Но на самом деле мое сердце рвалось к моему старому командиру. Он делал для меня лучший подарок, а мне было не по душе оставлять его наедине с людьми, которые его побаивались. Но слова тут были бесполезны. Он даже не пожелал мне удачи, да я этого от него и не ждал, но неожиданно он произнес уже после того, как я попрощался и уже брал со стола свою фуражку:
   - Если флот прорвется, Константинополь падет сам, а вы одержите победу... не в сражении, а в войне...
   К этому времени собралось примерно тринадцать офицеров, которым предстояло работать вместе с мной. В большинстве своем это были кадровые офицеры, но при этом, некоторые впервые в жизни в спешке надели форму: краги перекошены, шпоры перевернуты наоборот, ремни поверх погон! Я не имел понятия, что это за люди! А других, кто отвечал за хозяйство, размещение войск, я вообще не увидел, поскольку они еще не были оповещены о своих назначениях.
   Но сейчас прежде всего нам надо было торопиться, и в пятницу 13 марта в 17.00 группа офицеров, вооруженная инструкциями, неточной картой, трехлетней давности справочником о турецкой армии и довоенным докладом о состоянии оборонительных рубежей на Дарданеллах, прибыла на вокзал Чаринг-Кросс.
   Уинстон Черчилль, особенно торопивший нашу группу с отъездом, дал все необходимые распоряжения: до Дувра нас доставит специальный поезд, далее нам предстояло пересечь Ла-Манш до Кале на корабле "Форсайт". Из Кале другой специальный экспресс за ночь доставит их до Марселя, откуда небронированный крейсер "Фаэтон" со скоростью 30 узлов доставит нас до Дарданелл.
   Провожал нас сам Черчилль с женой приехали на Чаринг-Кросс проводить офицеров, и там состоялся последний разговор о моих отчетах с фронта. Я считал, что их все надо отправлять прямо Китченеру, и что было бы очень нелояльным адресовать их отдельно Черчиллю в Адмиралтейство. Так и порешили. Какое-то мрачное предчувствие по поводу нашей миссии не оставляло меня. Когда поезд тронулся, я сказал капитану Эспиналю, молодому офицеру, отвечающему за план операции:
   - Похоже, спектакль будет неудачным. Я поцеловал жену через вуаль.
   Спустя четыре дня мы были в Дарданеллах. Прибыли мы как раз вовремя. На следующий день, 18 марта, я с палубы "Фаэтона" наблюдал атаку на Нэрроуз...
  
   Из воспоминаний командира линейного корабля "Чесма" капитана 1 ранга Черкасова Василия Ниловича "Ход трёхногим конём", Нью-Йорк, 1973 год.
  
   Наша же пресса и наши политики в ответ на такие заявления только мило улыбались и согласно кивали головой. Позорище! Я, конечно же, понимаю, что половина наших Великих князей никогда не бывала в России, и не знает русского языка, но чтобы так откровенно вытирать ноги о свою Отчизну! И ради кого? Ради тех, кто косвенно и не так явно способствовал нашему поражению в войне с Японией? Что-то странное происходит в нашей России. Мы воюем за интересы Франции. Воюем на деньги, которые Франция ссужает нам под проценты. Даже идиоту становится ясно, что "морковка" в виде черноморских проливов в итоге будет отдана Франции за долги. Или того хуже Англии. Кстати и те и другие задолго до "Севастопольской побудки" "проспали" "Гебен", что привело вступлению Турции в войну и тому, что военные и коммерческие перевозки стали производиться через Дальний Восток или север. Соответственно, для защиты северных коммуникаций тоже потребовались корабли, ибо там появились немецкие подводные лодки и немецкие корабли. Однако корабли, даже старые, взять было неоткуда. Единственной страной, согласившейся продать старые корабли, была Япония. Причем речь шла о наших, русских кораблях, доставшихся ей в качестве трофеев в русско-японской войне 1904-1905 годов. Японцы согласились отдать за пятнадцать с половиной миллионов рублей  миллионов рублей золотом лишь три выведенных из состава активного флота корабля: "Танго", "Сагами" (бывший "Пересвет") и "Сойю" (бывший "Варяг"), прибывшие во Владивосток 21 марта 1916 года. Последние два получили свои первоначальные названия и зачислены в класс крейсеров, а "Танго" переименовали в "Чесму" и "назначили" линейным кораблем. Прежнее имя "Полтава" уже носил один из дредноутов на Балтике. Разумеется ни у Англии, ни тем более у Франции, не нашлось даже устаревших кораблей. В 1915 г. было приобретено шесть норвежских траулеров. Позже было куплено еще пять траулеров в Испании, шесть аргентинских траулеров, два норвежских китобоя и, наконец, три американских траулера. И при этом мы были обязаны умереть за Францию и во имя её интересов.
  
   Йен Гамильтон. Воспоминания. Роковой день 18 марта 2012 г.
  
   18 марта 1915 года союзный флот покинул остров Лемнос в полном составе, имея следующую организацию:
   Командующий флотом адмирал де Робек. Тут нужно сказать, что назначили его буквально накануне, вместо заболевшего Кардена. Ещё 14 марта Черчилль телеграфировал Кардену:
   "Я не понимаю, почему тральщикам должен мешать обстрел, который не наносит потерь. Две или три сотни погибших было бы умеренной ценой за очистку такого пролива, как Нэрроуз. Я высоко ценю Ваше предложение прислать добровольцев из флота для траления мин. Эту работу необходимо выполнить, невзирая на потери в людях и малых кораблях, и чем скорее это будет сделано, тем лучше.
   Во-вторых, у нас есть информация, что в турецких фортах не хватает боеприпасов, что германские офицеры шлют унылые рапорты и призывают Германию слать больше. Предпринимаются все возможные усилия для поставок боеприпасов, всерьез думают об отправке германской или австрийской подводной лодки, но, очевидно, к этому еще не приступили. Все вышесказанное -- абсолютный секрет. Из всего этого ясно, что операция должна развиваться методически и решительно ночью и днем. Ныне враг обеспокоен и встревожен. Время дорого, поскольку вмешательство субмарин требует серьезного внимания".
   На эти послания Карден ответил, что полностью понимает ситуацию и что, несмотря на трудности, начнет главное наступление, как только сможет, возможно 17 марта. Однако он был болен. При возросшем напряжении в ходе боев он потерял способность есть и очень мало спал по ночам. Его тревожили все возникшие у Дарданелл неудачи с гидросамолетами, с минами и неприятности с погодными условиями. Ему потребовалось два дня, чтобы собраться с мыслями и ответить на послания Черчилля, и теперь, когда он обязался начать эту решительную фронтальную атаку, его уверенность стала улетучиваться. Не то чтобы он абсолютно потерял веру в это рискованное предприятие, но при его ослабленном физическом состоянии он, похоже, понял, что больше не имеет личного права командовать им. Это было выше пределов его компетенции.
   Нужно сказать, что Карден случайно он оказался в Дарданеллах, и изначально этот пост должен бы занимать адмирал Лимпус, глава бывшей британской морской миссии в Турции, человек, который знал все о Дарданеллах. Но когда Лимпус покидал Константинополь, Турция все еще сохраняла нейтральный статус, и британцам не хотелось раздражать турок, сознательно посылая блокировать Дарданеллы человека, знавшего все их секреты.
   Поэтому Карден был внезапно повышен со своей должности начальника верфи на Мальте, и до начала операции он уже успел провести долгую зиму на море у пролива. Нельзя сказать, что операция давила на него - в действительности он сам первоначально предложил метод наступления, - но, соглашаясь с этим он что называется перегорел в ожидании. И эта крайне опасная операция оборачивалась для него в потрясающую, страшную вещь, выматывающую все его нервы. Он еще не провел ни одного крупного боя, не потерял ни одного корабля и всего лишь несколько моряков, и понимал, что надо продолжать операцию. Но он ее страшился и 15 марта после еще одной жуткой ночи переживаний Карден сказал Кейсу, что больше не выдержит. Это означало конец его карьеры, вице-адмирал де Робек и Кейс уговаривали его передумать. Но на следующий день флотский врач с Харли-стрит, осмотрел Кардена и объявил, что тот находится на грани нервного истощения и ему необходимо немедленно отправляться домой.
   Атака должна пролива была начаться в течение сорока восьми часов, а нового командующего еще предстояло спешно найти. Старшим по званию был адмирал Вемисс, командир базы на острове Лемнос, но он сразу же отказался от назначения в пользу де Робека, который участвовал в боях с самого начала. 17 марта Черчилль сообщил по телеграфу о своем согласии с такой расстановкой и отправил де Робеку следующее послание:
   "Лично и секретно от первого лорда. Вверяя Вам с огромным доверием командование Отдельным Средиземноморским флотом, я полагаю... что Вы после личного и независимого анализа придете к заключению, что предлагаемая скорейшая операция разумна и целесообразна. Если нет, не колеблясь, сообщите. Если да, выполняйте операцию без промедления и без дальнейших ссылок на первую благоприятную возможность... Да сопутствует Вам удача".
   И де Робек телеграфировал в Лондон, что, если разрешит погода, он завтра начнет атаку...
   Его силы были следующими:
   Линия А - 1-я дивизия (1-я и 2-я бригады) -- под непосредственным управлением адмирала Робека: "Куин Элизабет" (8-381 мм), "Инфлексибл" (8-305 мм), "Агамемнон", "Лорд Нельсон" (по 4-305 мм),
   Линия С - 2-я дивизия -- под командой Айе-Сандлера. 3-я бригада "Оушен", "Ирресстибл", "Альбион", "Венгеанс" (по 4 -305 мм), 4-я бригада -- "Свифтшур" (4-254 мм), "Маджестик" (4-305 мм), 5-я бригада - "Канопус", "Корнуэльс" (по 4-305 мм)
   Линия В - 3-я дивизия -- под командой Гепратта. 6-я бригада -- французские корабли: "Сюффрен", "Бюве", "Шарлемань", "Голье", 7-я бригада -- "Триумф", "Принс Джордж".
   Задача дня 18 марта состояла в следующем:
   1) 1-я дивизия проникает в бьеф Каранлык, занимает позицию в 14 400 м от фортов Чанака, которые подлежат разрушению, но вне досягаемости их огня, и разрушает их ко времени, обозначенному "h".
   2) 3-я дивизия сначала занимает позицию в 12 600 м, выждав, когда форты будут разрушены 1-й дивизией, пройдя через линию судов 1-й дивизии, продвигается вперед до расстояния 7 200 м от фортов, почти к минному заграждению 10, которое должно быть к этому времени протралено. 3-я дивизия выполняет разрушение фортов при поддержке 1-й дивизии, которая следует в 1 800 м за ней. Под таким прикрытием тральщики протраливают ко времени "h+2 ч." канал в 900 м ширины среди 8 рядов минных заграждений.
   3) 2-я дивизия двигается в свою очередь в пролив и сменяет 3-ю дивизию ко времени "h+4 ч.". Действия ее должны продолжаться, пока канал не будет очищен от мин.
   4) После этого эскадра форсирует проливы.
   Соотношение артиллерийских средств противников в первые 4 часа боя, считая и промежуточные батареи, построенные турками в период с 3 ноября 1914 г. по 18 марта 1915 г., было следующее: Против 9 турецких орудий калибром 28 -- 35,5 см мы в первую фазу боя могли противопоставить 38 орудий, калибром 30,5 -- 38 см а против 49 турецких пушек и гаубиц калибром 21-24 см- мы имели лишь 22 орудия калибром 23-27,5 см. Превосходя турок в крупных калибрах более чем в 4 раза, -- в средних калибрах, особенно нужных по плану Кардена для окончательного разрушения фортов, наш флот уступал туркам более чем в 2 раза.
   Нужно при этом учитывать, что турки могли ввести в дело с близких дистанций и орудия более мелких (до 12 см) калибров, коих было до 78, против 60 орудий флота, примерно тех же калибров. Ясно, что наш флот имел преимущество лишь при обстреле берегов с дальних дистанций, находясь вне обстрела турецкой артиллерии средних калибров: войдя же в проливы, он уступал в огневой силе туркам, а принимая во внимание, что суда одновременно по одной цели не могут вести огонь из всех своих орудий, результаты, приведенного нами сравнения, придется понизить в пользу турок по крайней мере на 25%.
   Итак, турки при борьбе внутри проливов имели в артиллерии действительное превосходство, которое по моему мнению и привело бой 18 марта в конечном счете к печальным для нас результатам, ибо хотя турецкие орудия были устаревших образцов, они лишь в незначительной степени уступали в дальности по крайней мере артиллерии средних калибров флота.
   Утро 18 марта выдалось теплым и солнечным, и вскоре после рассвета де Робек отдал приказ по флоту приступить к атаке. Корабли снялись с якорной стоянки в Тенедос. Экипажи рассредоточились по своим местам, а на палубах остались лишь командиры да артиллеристы.
   В 10.30, когда утренняя дымка достаточно рассеялась, чтобы четко разглядеть турецкие форты, первые десять линкоров вошли в пролив и сразу же попали под огонь вражеских гаубиц и полевых орудий с обеих сторон пролива. Примерно час "Куин Элизабет" и его компаньоны упорно двигались вперед под этим огнем, отвечая на обстрел огнем своих легких орудий, где это было возможно, но не используя другие огневые средства. Вскоре после 11.00 линия А достигла своей диспозиции -- точки примерно в восьми милях вниз от Нэрроуз и, оставаясь на месте, не бросая якоря, боролась с течением. В 11.25 атака началась. Целями "Куин Элизабет" были две крепости по обе стороны от города Чанак в Нэрроуз. Почти тут же "Агамемнон", "Лорд Нельсон" и "Инфлексибл" вступили в бой с другими фортами в Килид-Бар на противоположном берегу.
   После своих первых ответных выстрелов турецкие и германские артиллеристы поняли, что наши корабли для них недосягаемы, и форты замолкли. Следующие полчаса они безропотно переносили яростный обстрел, который вели четыре британских корабля. Все пять фортов неоднократно поражались нашими снарядами, а в 11.50 послышался особенно сильный взрыв в Чанаке. Тем временем наши линейные корабли были полностью открыты для огня турецких гаубиц и легких орудий, которые находились поблизости, и они непрерывно поливали огнем корабли с обеих сторон. Этот огонь не мог причинить серьезного ущерба броне, но вновь и вновь снаряды попадали в незащищенные надстройки линкоров, нанося тем самым некоторый незначительный ущерб.
   Через несколько минут после полудня де Робек, находившийся на "Куин Элизабет", решил, что настало время завязать в Нэрроуз ближний бой, и подал сигнал адмиралу Гепратту ввести в дело французскую эскадру. Это была та миссия, которую Гепратт настойчиво выпрашивал на том основании, что сейчас настал черед французов, пока сам де Робек был занят ближним боем с внешними линиями обороны. В 12 час. 20 мин. 3-я дивизия Гепратта получила приказ выдвинуться вперед, чтобы начать разрушение фортов с более короткой дистанции.
   Адмирал Гепратт был из тех личностей, которые никогда не спорят, никогда не колеблются, которые всегда рвутся в атаку. И сейчас он повёл свои старые линкоры сквозь британскую линию к пункту примерно в полумиле вверх, где он окажется в пределах досягаемости всех вражеских орудий и будет в постоянной опасности попадания в свои корабли. Дивизия вошла в пролив в двух линиях и, следуя вдоль восточного берега под прикрытием миноносцев. Достигнув своей диспозиции, французские корабли рассредоточились от центра, чтобы предоставить идущим за кормой британцам чистое место для ведения огня, и за этим последовало сорок пять минут страшной канонады, входе которой французы стреляли прямой наводкой по Чанакской группе и Килид-Бару. Корабли Гепратта скоро были взяты под огонь многочисленных промежуточных турецких батарей разных калибров, из которых многие обнаружили себя впервые. Среди этих батарей были тяжелые крепостные и полевые, расположенные на берегах. С близкой дистанции попадания турецких снарядов были многочисленны. 3-я дивизия тем не менее оставалась в проходе, ожидая подхода 2-й дивизии.
   Это была феерическая картина: форты окутаны облаками пыли и дыма, иногда из их обломков вырываются языки пламени, наши корабли медленно продвигаются вперед сквозь бесчисленные фонтаны воды, иногда полностью исчезая в дыму и брызгах, вспышки гаубичных выстрелов прокатываются по холмам, а землю сотрясает оглушительный грохот орудий. Вот "Голуа" получил серьезную пробоину ниже ватерлинии, и отходит к Тенедосу, чтобы выброситься на мель. У "Инфлексибла" фок-мачта в огне и рваная пробоина в правом борту, а "Агамемнон", получив за двадцать пять минут двенадцать попаданий, отворачивает в сторону, выбирая лучшую позицию. Эти попадания, хотя и впечатляющие, вряд ли беспокоят команду -- во всем флоте менее дюжины погибших, -- и пока ни один корабль не понес заметных потерь в боевой мощи.
   С другой стороны, для противника, обороняющего Нэрроуз, ситуация становится критической. Некоторые пушки заклинило, а половина из них завалена землей и обломками, разорвана связь между артиллеристами и корректировщиками огня, а немногие уцелевшие батареи ведут все более и более хаотический огонь. Форт 13 на берегу Галлиполи заволокло дымом от внутреннего взрыва, и нам и французам ясно, что, хоть форты все еще не уничтожены, вражеские артиллеристы на данный момент деморализованы. Их стрельба становится все более судорожной, пока в 13.45, после почти двух с половиной часов непрерывного обстрела, практически замирает.
   Де Робек решает отвести французскую эскадру вместе с другими кораблями линии В и ввести свои шесть линкоровлинии С, ожидавших в арьергарде. Перемещение началось чуть ранее 14.00, и "Сюффрен", повернув на правый борт, повел свои однотипные суда в бой вдоль берегов залива Ерен-Кеуи на азиатской стороне. В 13.54 они почти поравнялись с "Куин Элизабет" и британской линией, когда "Бове", следовавший прямо за кормой "Сюффрена", содрогнулся от невероятного взрыва, а из его палуб к небу вырвался столб дыма. Корабль, все еще на большой скорости, перевернулся, пошел вниз и исчез. Все произошло за две минуты. Как сообщал один очевидец, корабль "просто скользнул вниз, как блюдце скользит в ванне". Только что он был здесь, целый и невредимый. И вот на этом месте нет ничего, кроме немногих голов, высовывающихся из воды. Капитан Ражо и 639 моряков, застигнутых между палубами, утонули в одночасье.
   Тем, кто наблюдал все это, показалось, что тяжелый снаряд угодил в артиллерийский склад "Бове", и тут турецкие канониры, воодушевленные увиденным, возобновили обстрел других кораблей. В 14 час. 30 мин. французские корабли (3-я дивизия) сделали полуоборот, чтобы отойти назад. К этому времени оставался неповрежденным лишь один "Шарлемань", a "Сюффрен", получивший несколько тяжелых снарядов, с трудом отходя, отстреливался. Следующие два часа были в основном повторением утренних событий. Двигаясь парами, "Ошен" и "Иррезистибл", "Альбион" и "Вендженс", "Свифтшур" и "Маджестик" выходили на огневые позиции. Под этим новым градом снарядов тяжелые орудия на Нэрроуз вновь сбились на беспорядочный огонь, и к 16.00 опять воцарилась тишина.
   Наконец настало время для тральщиков войти в пролив, и де Робек отправил их вперед от устья пролива. Две пары тральщиков, ведомые командиром на сторожевом катере, выбросили свои тралы, и, кажется, все было в порядке, когда они проходили мимо "Куин Элизабет" и остальных кораблей линии А. Извлечены и уничтожены три мины. Но вот, когда они направились к линии В и оказались под огнем вражеской артиллерии, похоже, вспыхнула паника: все четыре тральщика развернулись и, несмотря на все попытки командира вернуть их назад, ушли из пролива. Другая пара тральщиков, которой предназначалось участвовать в операции, исчезла, даже не выпустив тралов.
   За этим фиаско последовали много более серьезные события. В 16.11 "Инфлексибл", все время державший свое место в линии А, невзирая на пожар на фок-мачте и другие повреждения, вдруг резко накренился на правый борт. С корабля сообщили, что он столкнулся с миной недалеко от места, где ушел под воду "Бове", и сейчас покидает боевой строй. Было видно, как нос корабля ушел вниз, как крен все еще был значительным, пока судно направлялось к устью пролива в сопровождении крейсера "Фаэтон". Казалось весьма вероятным, что корабль уйдет под воду в любой момент. От взрыва мины затопило переднюю торпедную камеру, и помимо гибели двадцати семи моряков, находившихся в ней, были получены другие серьезные повреждения. Начали распространяться пламя и ядовитые газы, не только погасло электрическое освещение, но не горели и масляные лампы, зажженные для подобных чрезвычайных случаев. В то же время прекратили функционировать вентиляторы, и жар внизу становился невыносимым. В таких обстоятельствах капитан корабля Филлимор решил, что нет необходимости держать на вахте обоих машинистов, и приказал одному из них подняться в относительную безопасность на палубу. Однако оба пожелали остаться внизу. Они работали в темноте, в дыму и прибывающей воде, пока не были закрыты все клапана и водонепроницаемые двери. Остальная часть команды стояла в напряжении на верхней палубе, пока корабль проходил мимо остальных судов флота. Видевшим их казалось, что ни у кого из моряков боевой дух не был подавлен событиями этого дня или потрясен неминуемой перспективой утонуть, и они довели свой корабль до Тенедос.
   Во это время боя турки вновь ввели в дело артиллерию всех калибров, расстреливавшую корабли с дистанции 2-3 км.
   А тем временем был поражен "Иррезистибл". Не прошло и пяти минут, как "Инфлексибл" покинул строй, а тут по его мачте по правому борту взлетел зеленый флаг, сигнализирующий, что в корабль по этому борту попала торпеда. Линкор в тот момент был крайним на правом фланге, близко к азиатскому берегу, и сразу же турецкие артиллеристы начали поливать его снарядами. Не добившись от корабля никакого ответа на свои сигналы, де Робек послал для оказания помощи эсминец "Веа", и вот "Веа" доставил около шестисот членов команды "Иррезистибла", среди них несколько погибших и восемнадцать раненых. Старшие офицеры линкора остались на борту с десятью добровольцами, чтобы подготовить корабль к буксированию.
   На 17.00, три наших линкора были выведены из строя: "Бове" потонул, "Инфлексибл" ковылял назад в Тенедос, а "Иррезистибл" дрейфовал к азиатскому берегу под бешеным огнем турок. Этим трем катастрофам не было объяснения. Район, в котором корабли ходили весь день, очищался от мин в ряде случаев до начала операции. В предыдущий день над фарватером летал гидросамолет и подтвердил, что море чисто, -- а этому докладу можно верить, потому что на испытаниях возле Тенедос было продемонстрировано, что самолет может в прозрачной воде заметить мины на глубине 5,5 метра. Так что же было причиной разрушений? Вряд ли это были торпеды. Оставалось лишь думать, что турки сплавляли мины вниз по течению. На самом деле, как мы узнали позже, это заключение не было верным, хотя и достаточно близким к истине, а де Робек понял, что у него нет иного выбора, кроме как прекратить на сегодня боевые операции. Кейсу была дана команда на борту "Веа" следовать к "Иррезистиблу" для его спасения в сопровождении линкоров "Ошен" и "Свифтсюр". Кроме того, в распоряжение Кейса был отдан дивизион эсминцев, присланных в пролив. Остальная часть флота отошла.
   На "Иррезистибл" обрушивались залп за залпом, и на корабле не было видно признаков жизни, когда он пришвартовался к нему в 17.20. Поэтому Кейс пришел к выводу, что капитана и основной экипаж уже сняли, потому что корабль находился в безнадежном состоянии. Корабль вынесло из основного течения, мчавшегося по проливу, и легкий бриз сносил его по направлению к берегу. С каждой минутой, приближавшей корабль к ним, турецкие канониры усиливали свой огонь. Тем не менее Кейс решил, что должен попробовать спасти судно, и просигналил на "Оушен": "Адмирал вам приказывает взять "Иррезистибл" на буксир". "Оушен" ответил, что не может подойти из-за недостаточной глубины.
   Тогда Кейс приказал капитану "Веа" приготовить торпеды к стрельбе, чтобы потопить беспомощный корабль и не дать туркам захватить его. Но вначале он решил лично убедиться, что здесь слишком мелко для "Ошена", чтобы подойти и взять корабль на буксир. И "Веа" устремился прямо под вражеский огонь, чтобы произвести замеры эхолотом. Эсминец подошел так близко к берегу, что можно было различить турецких артиллеристов на батареях, и на этом расстоянии стрельбы в упор казалось, что вспышки орудийных выстрелов и прилет снарядов происходят одновременно. Однако "Веа" избежал попаданий, и Кейс мог просигналить на "Оушен", что в полумиле к берегу от "Иррезистибла" глубина составляет двадцать пять метров. Ответа не последовало. И "Ошен", и "Свифтсюр" вели яростный бой, а "Оушен" курсировал взад-вперед и ведя огонь по берегу из всех орудий. Кейс просигналил на "Оушен": "Если вы не можете взять "Иррезистибл" на буксир, адмирал предлагает вам отойти". "Свифтшур" в этом вопросе не мог помочь - это был старый корабль и куда легче бронированный, чтобы браться за спасание в данных условиях.
   В это время дела на "Иррезистибле" пошли на поправку, исчез крен, и хотя корма все еще была погружена, но оставалась на том же уровне, что и час назад, когда в первый раз подошел "Веа". Кейс пошёл на полной скорости к де Робеку и предложить послать траулеры с наступлением темноты, чтобы возвратить корабль в основную струю течения, и потом корабль станет дрейфовать к выходу из пролива. По пути он подошел к "Оушену", намереваясь повторить приказ оставить позиции, как тут произошло следующее несчастье. Ужасный взрыв сотряс воду, и "Оушен" резко накренился. В тот же момент снаряд попал в механизм управления, и корабль стал циркулировать по проливу вместо того, чтобы идти по прямой. Эсминцы, в течение двух часов находившиеся рядом, бросились на помощь и стали подбирать команду из воды. Теперь турецкие артиллеристы имели прямо под рукой две беспомощные цели.
   С этой плохой новостью Кейс примчался к де Робеку на "Куин Элизабет", который стоял у самого входа в пролив. Уже подобрали капитанов с "Иррезистибла" и "Оушена", и они находились у адмирала, когда прибыл Кейс. Разгорелся ожесточенный спор. Кейс сказал все, что думал о потере "Оушена" и отказе этого корабля буксировать "Иррезистибл", и попросил разрешения вернуться и торпедировать "Иррезистибл". Он полагал, что "Оушен" еще можно спасти, Де Робек с предложением согласился, и, быстро поев, Кейс снова отчалил на катере от "Куин Элизабет". Уже было темно, и он не попал на "Веа", но вместо этого оказался на "Джеде", и на этом эсминце устремился назад в пролив.
   В Дарданеллах картина была крайне мрачная. Оба берега молчали, только лучи турецких прожекторов ходили взад-вперед по воде, на которой нигде не замечались признаки жизни. Четыре часа "Джед" кружил в поисках двух пропавших линкоров. Он подходил близко к азиатскому берегу и с помощью вражеских прожекторов проверял буквально каждую бухту, где могли бы сесть на мель "Иррезистибл" и "Оушен". Но ничего не было видно и слышно, ничего, кроме этой зловещей тишины.
   Мы находились перед разбитым врагом. Я считал, что он был разбит в 14.00. Я знал и видел, что он был разбит в 16.00, и я знал, что он абсолютно разгромлен, а нам осталось только организовать достаточные силы для прочесывания и придумать какие-нибудь средства для борьбы с дрейфующими минами, чтобы пожать плоды наших усилий. Нужно было высадить десант и захватить деморализованные форты и батареи. Но десант не был готов. Его ещё нужно было готовить.
   В 18 часов де Робек дал отбой. Все суда, участвовавшие в бою, получили крупные повреждения. Было решено продолжить операцию 19 марта. Увы, но как мы потом узнали было опрометчивым решением. У турок остались целыми все полосы минных заграждений. Повреждения фортов в общем были не велики; если временно стрельба замолкала, то это было следствием только близких разрывов снарядов, засыпавших песком казенную часть орудий, что заставляло тратить время на их прочистку.
   Результаты всех наших бомбардировок, начиная с 3 ноября, свелись к следующему:
   1. Батареи, прикрывавшие вход в проливы (Оркание, Кум-Кале, Седд-эль-Бар, Хеллес), были окончательно приведены к молчанию, но они представляли еще серьезное укрытие для пехоты.
   2. К югу от Эренкиоя и Суан-Дере новые батареи мало пострадали, они были удобно и укрыто расположены и имели бетон.
   3. В укрытые батареи Эренкиоя попали тысячи снарядов, но их крупповские орудия не переставали стрелять.
   4. Форт Дарданос, несмотря на то, что в него попало 4000 снарядов, потерпел еще меньше; его орудия 1885 года и морские пушки, поставленные германскими моряками на соседних батареях, остались в полной исправности.
   5. В Чанаке. в главный форт Гамидие, находившийся под командой немца Верле, 18 марта попало 36 тяжелых снарядов, тем не менее он сохранил достаточно сил, чтобы помешать подходу флота к Кефец, здесь были подбиты два 35,5-см орудия и на Намазие одно 21-см. 6. Килид-Бар пострадал совсем мало, гарнизон его вовсе не имел потерь.
   В общем 18 марта было выведено из строя 8 орудий, из которых 4 окончательно. Потери в личном составе за этот же день выразились в 40 убитых и 74 раненых, в том числе 18 немцев.
   Турки были уверены, что если на следующий день флот повторит свою попытку прорыва, то положение станет критическим, так как к вечеру 18 марта тяжелые пушки имели мало снарядов, а тяжелые гаубицы их почти не имели. Фортовые и батарейные запасы снарядов для тяжелых орудий были истощены.
   Первые извещения о неудаче 18 марта, прибывшие в Лондон, были в виде краткого донесения Робека с указанием понесенных потерь, которые на 75% превосходили предполагаемые. Это донесение заканчивалось требованием от Военного совета дальнейших указаний. Полагая, что план Кардена частично уже выполнен, Совет телеграфировал адмиралу продолжать операцию. Адмиралтейство с этим было солидарно.
  
  
  
   Из воспоминаний командира линейного корабля "Чесма" капитана 1 ранга Черкасова Василия Ниловича "Ход трёхногим конём", Нью-Йорк, 1973 год.
  
   Командиром "Чесмы" назначили меня. Лично Командующий Морскими Силами Черного моря адмирал Эбергард Андрей Августович. Указание, точнее вызов к командующему, застал меня в весьма пикантной ситуации. Что называется со спущенными штанами. Причем в прямом смысле. В этот момент я находился в известном салоне мадам Коко "Золотой якорь". Причём в процессе непосредственного общения с одной из её очаровательных сотрудниц - симпатичной и пышно-бёдрой шатенкой Жизель Хамакада. По официальной версии она проходила, как коренная парижанка, приехавшая в Россию, подвигнуть русских мужчин на войну во имя Франции. По неофициальной - это была чукотская княжна с примесью крови последнего польского короля Понятовского, проданная дядюшкой-евреем своему племяннику-зухеру за долги. Какая всё же стать у этой чукотской мадам Жизель! Действительно княжна! И ни какой польской крови! А какие у неё восхитительные ножки, затянутые в ажурные чулочки!
   Конечно же, я предстал перед Андреем Августовичем вовремя. С полным соблюдением формы одежды... но вот его посыльный....Ну да ладно - своему предстоящему назначению я противиться не стал. Всё-таки эсминцы - это не моё! Поэтому я с радостью променял свой дивизион на командование знакомым мне броненосцем.
   Экипаж укомплектовали моряками Черноморского флота, а сам корабль по традиции зачислили в число гвардейских в честь одноимённого линейного корабля - участника Синопского сражения. Из трёх купленных у Японии трофеев сформировали Отдельный отряд судов особого назначения, командовать которым назначили контр-адмирала Анатолия Ивановича Бестужева-Рюмина (флаг на "Пересвете").
  
   Вспоминает военно-морской атташе России в Японии капитан 2 ранга Н.Воскресенский:
  
   Все планы - сражений, кампаний, войны, живут до первого выстрела. Кто это заметил первым? Кто придумал эту цитату? Мне кажется, что это не столь важно! А что важно? А то, что Россия, как всегда оказалась не готова к войне. Впрочем, и не только она, но за других отвечать не буду. Хотя... Нет, это пожалуй слишком сложно... Наверное будет правильным исходить из поговорки "каждый кулик хвалит своё болото". В 1913 году или даже раньше во время Балканских войн, стало ясно, что вот-вот и разразится большая война. Стало также ясно, что нашим основным противником будет Германия. А вот дальше... Под "своим болотом" я понимал Владивосток и Сибирскую флотилию. На тот момент в ней было 2 условно крупных корабля - крейсер "Аскольд" водоизмещением в 6000 тонн с копейками и крейсер "Жемчуг" в 3000 тонн. Против крейсерской эскадры (Kreuzergeschwade) под командованием фон Шпее - на полчаса боя.
   Чтобы как-то уравнять силы, было принято решение построить два новых бронепалубных крейсера для Сибирской флотилии - "Муравьев-Амурский" и "Адмирал Невельской". Готовясь к войне с Германией на Тихом океане, крейсера заказали... в Германии. Кто автор сей "гениальной идеи" до сих пор неизвестно, однако этот "гений" успел освоить откаты от фирмы "Шихау", а флот кайзера получил два совершенно новых бронепалубных крейсера с паровыми турбинами, 5 000 тонн водоизмещением и скоростью в 27,5 узлов. Получил совершенно бесплатно. А мы... Я не знаю, что творилось там, в Севастополе, во время "побудки", произведенной "Гебеном", но у нас во Владивостоке почти полгода прожили в тихой панике! Вначале ждали эскадру германцев под командованием Шпее, затем по приказу свыше самые крупные наши единицы "Аскольд" и "Жемчуг" были привлечены для охоты за "Эмденом"....
   "Жемчуг" под командованием капитана 2 ранга барона Черкасова пришел в Пенанг 26 октября. Обычно в гавани находился британский крейсер. Чтобы иметь возможность отразить атаку со стороны моря, он становился на два якоря поперек пролива. Это давало возможность действовать орудиями всего борта. Черкасову, порекомендовали принять те же меры предосторожности Так барон и поступил. Но на рассвете 28 октября крейсер развернуло течением так, что лишь 2 - 120-мм орудия были направлены на вход в порт. Из 4 более мелких кораблей (все были французские) миноносец "Муске" патрулировал в море, миноносец "Пистолет" стоял на рейде в часовой готовности, миноносец "Фронде" и канонерка "Д'Ибервиль" стояли среди торговых судов с холодными котлами.
   "Пенанговская побудка" состоялась в 5.30. Командира "Д'Ибервиля" поднял "оглушительный взрыв, напоминающий раскат грома, за которым почти немедленно последовала ожесточенная перестрелка. Выбежав на палубу, я увидел "Жемчуг", окутанный облаком желтого дыма. Справа от него появился неясный силуэт четырехтрубного корабля, входящего на якорную стоянку. Моим первым впечатлением было, что "Жемчуг" открыл огонь по кораблю союзников. Поэтому я приказал спустить шлюпки, чтобы помочь жертвам необъяснимой ошибки. Тем временем неизвестный крейсер закончил разворот в сторону моря, и мы увидели, что первая труба фальшивая. Одновременно мы крикнули: "Это "Эмден"!" - и бросились по боевым постам".
   Но ни "Д'Ибервиль", ни "Фронде" совсем не стремились привлечь к себе вражеский огонь. Они предоставили это "Пистолету", который снялся с якоря через час после первого залпа "Эмдена".
   Германский крейсер подошёл к Пенангу на скорости 20 узлов, имея 4 трубы. Четвертая была сколочена из дерева и парусины, чтобы походить на английский крейсер. Катер, патрулировавший вход в гавань, был обманут именно таким образом и позволил "Эмдену" пройти беспрепятственно. Утренний туман скрыл крейсер от брандвахтенного миноносца "Муске". Когда германец вошёл на рейд, солнце поднялось из-за горизонта и ослепило наблюдателей и сигнальщиков в бухте. Германцы же наоборот увидели множество торговых судов и серый силуэт, являющийся "Жемчугом". "Эмден" сблизился с нашим крейсером на 5 кабельтов. На борту "Жемчуга" к стыду чести Андреевского флага все спали. "Эмден" поднял германский флаг, и выпустил торпеду в левую раковину нашего крейсера. От попадания торпеды затопило машинное отделение. Экипаж проснулся и стал бегать по палубе или прыгать за борт. Им никто не руководил, по этому "Эмден" вёл беглый огонь с очень близкой дистанции, и превратил "Жемчуг" в пылающие руины. Однако "Жемчуг" не тонул, более того с него произвели три орудийных выстрела по германцу. В ответ была выпущена вторая торпеда, которая попала в погреба, аккурат под мостиком. Огромное облако черного дыма и белой пены, разных обломков скрыло корабль. Когда оно рассеялось, на виду осталась только верхушка одной из мачт. Крейсер "Жемчуг" потерял 82 человека убитыми и 115 ранеными из экипажа 340 человек. Затем был потоплен миноносец "Муске".
   Почему это всё произошло? Как показало проведенное следствие, командир крейсера капитан 2 ранга барон Черкасов съехал на берег для того, чтобы провести время в отеле со своей женой, прибывшей в Пенанг на пассажирском пароходе. У команды крейсера создалось впечатление, что ей, команде, предстоит отдых после похода. Как итог, служба неслась "по-якорному", хотя часть орудий по инициативе старшего артиллериста крейсера, всё же оказалась заряжена. В момент обнаружения "Эмдена" вахтенному офицеру было доложено о появлении трехтрубного, а потом четырехтрубного крейсера. Он только начал одеваться, когда послышались орудийные выстрелы. Бой закончился, не успев начаться. Старший артиллерист "Жемчуга" сумел лично дать 3 выстрела из кормового орудия, но это уже ничего не решало. После возвращения в Россию командир крейсера и старший помощник были преданы суду и разжалованы в матросы. Но ситуации это не меняло - потопленный крейсер нечем было заменить! Более того, "Аскольд" убыл в Средиземное море! В Сибирской флотилии не осталось крупных кораблей. Было два десятка уже далеко не новых угольных миноносцев от 500 до 250 тонн водоизмещением и систершип героического "Корейца" - канонерская лодка "Манджур", построенная в 1887 году - 27 лет назад!
   Разумеется, такая ситуация активизировала переговоры о выкупе кораблей, попавших в руки японцев под Порт-Артуром и Цусимой. Тем более, что из-за блокады черноморских проливов внезапно обозначился совершенно новый театр военных действий - северный. Только за первую военную навигацию в Архангельск прибыло 123 транспортных парохода с военными грузами. Пять транспортов погибло от мин, выставленных немецкими минзагами и вспомогательными крейсерами. Эту важнейшую в стратегическом отношении коммуникацию необходимо было защитить от германского флота. Поэтому в 1914 году перед японцами  был поставлен вопрос о возвращении под русские флаги некоторых трофеев времен прошлой войны. Переговоры было поручено провести мне.
   Поначалу японское командование соглашалось вернуть только броненосцы береговой обороны, сдавшиеся в плен под Цусимой. Но для обеспечения безопасности Владивостока и Севера требовались более сильные в боевом отношении корабли. Я стал настаивать на продаже "Пересвета", переименованного в "Сагами", "Победы" переименованной в "Суво", и "Ретвизана" переименованного в "Хидзен".
   Но Того никак не желал расстаться со своими трофеями. Тоска по ностальгии замучила сурового самурая? Не верю! Торговались мы жестко и отчаянно! Даже привлечение в миссию известных еврейских фамилий мало чем помогло - чертовы самураи стояли на своём, чуть было не доведя сынов Израилевых до ритуального харакири. В конце концов, сошлись на выкупе за 14 миллионов иен двух кораблей - "Пересвета" и "Полтавы". На этом бы и закончилось, но...как цинично заметил в своё время Антон Павлович Чехов: " В час, когда Родине нужны герои, почему-то выясняется, что женщины нарожали преимущественно дураков!". Война с Германией сложилась для России крайне неудачно. Требовались герои. Любые! Как новые, так и старые... Именно поэтому Государь Император самолично добавил к списку кораблей третье имя - "Варяг". Японцы запросили за нестроевой учебный крейсер четыре с половиной миллиона иен выкупа ( почти 3 миллиона 770 тысяч рублей золотом - постройка же "Варяга" стоила 4 миллиона 300 тысяч рублей золотом - то есть было уплачено 88 % от первоначальной стоимости корабля, построенного практически 15 лет назад!). Но это не остановило Николая Второго. России требовались герои...
  
   Инженер-механик Сибирской флотилии капитан 2 ранга С.П. Садоков.
  
   Председателем технической комиссии по приему выкупаемых кораблей у Японии назначили меня. 17 февраля 1916 года мы прибыли в Сасебо. Нас очень тепло приняли в Сасебо и фактически сразу же возвели в ранг военно-дипломатической делегации - со всеми вытекающими из стеклянной посуды необходимыми последствиями и традиционными гейшами... На третий день почти непрерывного "чествования русских союзников", во время приема у губернатора, я вынужден был напомнить гостеприимным хозяевам, что приехал "не только ради участия в парадах, чайных церемониях и общением с японками в чайных домиках". Тогда-то нашу комиссию наконец-то повезли в порт. Там-то и выяснилось, что надежды японцев на их "саке" совершенно не оправдались - никто из членов комиссии не утратил связь с окружающей реальностью. Замечаний было выше крыши! Большая часть технической документации на до сих пор не переведена с японского даже на английский, не то что на русский. И кроме того, приставленный к русской делегации в качестве гида-переводчика отставной офицер, некоторые бумаги ухитрился "утерять"...
  
   Из донесения С.П.Садокова начальнику Сибирской флотилии:
  
   "Японские матросы и гардемарины по мере сил содержали корабли в порядке, насколько это вообще возможно для молодых неопытных команд. "Танго" - "Полтава" ныне пребывает во вполне ходоспосоном состоянии, ее машины добросовестно отлажены, а огнетрубные котлы приятно удивили меня чистотой и отсутствием солеотложений. Видно, что о механической части заботились неплохо, чего не скажешь об артиллерии. Стволы главного и среднего калибра на броненосце значительно изношены, подъемные дуги имеют деформации, накатники подтекают. По состоянию механизмов корабль прослужит не менее пяти лет до капремонта, но переворужения для боевой службы потребует уже в нынешнем году.
   Одной из причин прихода в негодность артиллерии приобретенной "Чесмы" ("Танго" - бывшая "Полтава") кораблей является операция японцев против Циндао. В ней основные ударные силы были представлены пятью нашими бывшими броненосцами: "Суво", "Ивами", "Танго", "Окиносима", "Мисима". Во время проведения операции броненосцы регулярно производили обстрел германской крепости, в результате чего артиллерия пришла в негодность.
   "Сагами", он же "Пересвет", очевидно, напротив, реже использовался на стрельбах и чаще - на полных ходах. В его котлах системы Бельвилля требуется замена около 500 засоленных и деформированных трубок, после чего при хорошем уходе он сможет служить до большого ремонта около двух-трех лет. Артиллерия его в относительном благополучии, насколько возможно это для возраста этого крейсера... Представленный же мне последним крейсер "Варяг", поименованный в Японии "Сойа", без ремонта самостоятельного перехода в Россию, очевидно, не совершит. Его котлы, довольно изношенные, не пееребирались уже около полутора-двух лет, если не более. В нижних рядах коллекторов обтурировано накипью и солями до 80 процентов трубок. В сухопарниках четырех котлов заклепки частично разъедены электрохимической коррозией, требуется их переклепывание в течение этого года, если мы желаем избежать аварийных ситуаций. Трещины большей части котельных коллекторов типичны и попадаются во множестве. В обеих машинах крейсера наблюдается значительное проседание главных валов, вызвавшее избыточное истирание баббитовых подшипников. На ЦВД левой машины обнаружены следы ремонта в виде подкрепляющей стальной наделки на месте соединения корпуса цилиндра со станиной. Очевидно, что станина повреждена, по-видимому, в результате боевого поражения тяжелым снарядом. Подвижность цилиндрового штока значительно ограничена из-за его деформации. Подвижность механических сочленений на коленчатом вале также ограничена, на тяжах кривошипных механизмов имеются выраженные следы износа и до 9 крупных коррозийных каверн. По всей видимости, коррозийному изъязвлению подверглись бывшие одиннадцать лет назад осколочные и ожоговые повреждения. Несмотря на регулярную обработку корродирующих деталей, процесс разрушения продолжается столь стремительно, что вряд ли можно обойтись без их полной замены. Холодильно-конденсаторные системы засорены и частью также забиты солевыми отложениями, хотя по документам крейсер проходил их чистку менее двух месяцев назад. Артиллерия "Варяга" имеет разбитые интенсивной учебной стрельбой лейнеры, множество деформаций систем вертикального наведения, на шести орудиях накатники разгерметизированы. Ни одно орудие главного калибра не имеет выверенного прицела, оптические приборы не настроены и у большей части артиллерии просто отсутствуют. Ввиду довольно тяжелого состояния крейсера я принял решение не проводить проверки корабля на ходу."
  
   Из воспоминаний командира линейного корабля "Чесма" капитана 1 ранга Черкасова Василия Ниловича "Ход трёхногим конём", Нью-Йорк, 1973 год.
  
   Вспоминаю наше прибытие во Владивосток. Сплоченность офицеров моей "Чесмы" бросилась в глаза и поразила всех обитателей Владивостока. Ещё до убытия, в Петрограде, мне удалось взять трех гардемарин: Яковлева с "Гневного", Анина и Панова со второго дивизиона. Яковлев и Анин выдержали экзамен и на днях будут мичманами. Все остальные офицеры без изменения.
   Командой своей в массе я был очень доволен. Лучших людей дали "Златоуст", "Евстафий", "Пантелеймон" и "Три Святителя". Похуже я получил с "Императрицы Марии" и самых скверных -- с "Императрицы Екатерины". Такая характеристика особенно бросалась в глаза, пока люди ходили в старых ленточках (в пути во Владивосток а потом на ремонтных работах). Несмотря на свободную продажу спиртных напитков с примесями и без оных, команда гуляла хорошо и практически без происшествий, пьяных было один-два на двести - двести пятьдесят человек гуляющих.
   Что касается до наших нижних чинов, то, естественно, жизнь в вышеописанных условиях и тесной связи с мастеровыми не могла повлиять на улучшение дисциплины. Во Владивостоке на них пришлось временно смотреть как на мастеровых и лишь теперь, по окончании работ, вновь приняться за их обучение и воспитание. Впрочем, чего греха таить, наша дисциплина тоже немножко пошатнулась. И ладно бы мы посещали китайские, где работают японки, так нет же - потянуло в европейские. И не потому, что всем так нравятся польки, а потому, что мы привыкли к европейкам. Разумеется, польские девки работали на кайзера. Но где тот Вильгельм Второй и где Владивосток? Тем более, что эскадра графа Шпее давно лежит на дне, утопленная англичанами. Но шпионская сеть-то осталась! Вот и работают польские шляхтенки за мифическое обещание Великой Польши "от можа и до можа".
   Но видимо мы сильно выделялись среди окружающих, и нас встретили очень неприязненно. Через 18 часов по прибытии эшелона в 600 человек после двадцати трёх дней пути, хотя команда в город не увольнялась, командующий флотилией сделал смотр и в своей речи очень неодобрительно отозвался о прибывших, указав, что команда "Чесмы" безобразно ведет себя на улице и прочая, после чего последовал приказ по флотилии того же содержания. Как потом оказалось, флаг-капитан штаба командующего флотилией встретил ночью трёх матросов на улице с Георгиевской ленточкой, по-видимому, самовольно отлучившихся за ворота, что вполне возможно, так как в экипаже никакого надсмотра не было.
   Словно этого было мало, начался период преследования моей команды чинами полиции и какой-то сорганизовавшейся шайкой штатских, вооруженных резиновыми жгутами. Эта шайка нападала на "желтолицых" (так называли матросов с моей "Чесмы" и "Варяга" за Георгиевские ленточки на бескозырках), затем приходила полиция, где выдерживала более суток, причем по команде доносилось, что арестованные учинили буйство, но на корабль ничего не давалось знать. Узнав, что в городе распушен слух, что чесменская команда буйствует, я тогда сразу же произвел расследование и донес по команде, после чего буйства прекратились.
   Подозреваю, что с нас просто вымогали деньги, но влезать в жизнь этой провинции мне не хотелось. Конечно же, можно было договориться. Но ради чего? Все мы наивно надеялись, что вот-вот выйдем в море. Увы, но всё обстояло совершенно не так.
  
   Йен Гамильтон. Воспоминания. Резня.
  
   "Я войду в историю, -- сказал Энвер-паша 18 марта 1915 года, -- как человек, продемонстрировавший уязвимость британского флота. Если они не подключат большую армию, то окажутся в ловушке. По моему мнению, это глупая затея"
   Правда, несколько позже он признался: "Если бы англичанам только хватило смелости бросить в атаку на пролив больше кораблей, они бы добрались до Константинополя". Но это было уже после 18 марта. Тогда же происшедшие события всё изменили. Турецкий солдат стал вдруг что-то значить в этом мире. Британский флот был самым мощным оружием этой войны, и одного этого имени было достаточно, чтобы вызвать ужас у врагов в любом океане, и никто не давал туркам и призрачного шанса на победу в схватке с ним. Никто кроме нас самих. Мы сами, своей нерешительностью породили нового упорного врага, вместо того чтобы покончить с ним одним мощным ударом. Константинополь был спасен в последний момент. Турки подняли голову.
   До 18 марта и Энвер-паша и Талаат находясь у власти, никогда не чувствовали себя в безопасности, они правили изо дня в день, затаив дыхание, и в большой степени плыли по воле волн. Но тут они очутились на гребне популярности и патриотической гордости. Успех армии был их успехом. Наконец-то они представляли Турцию. Даже более того: они символизировали самого турка, ислам со всей его ксенофобией и жаждой мести покровительствовавшему, господствовавшему иностранцу. И в своей эйфории они приступили к охоте на своих расовых и политических оппонентов. Они хотели жертв. Лучше всего для роли козлов отпущения подходили армяне. Армяне были христианами, и не было ни одного иностранного христианского правительства, которое взяло бы на себя ответственность за них. Сколько лет они надеялись основать независимое армянское государство в Турции, и не важно, какими бы они ни были тихими в данный момент, было ясно, что они связали свое будущее с победой союзников. У турок были основания считать армян пятой колонной внутри страны, и к тому же они не меньше, чем греки, тайно злорадствовали при каждой неудаче турок в Балканских войнах.
   Армяне считались богатыми: они давали деньги в долг, что было запрещено мусульманам, и многие из них занимались коммерцией в городе в то время, как турецкий крестьянин оставался на земле. Высокую репутацию им придавали ум, способность перехитрить ленивых, менее практичных турок, и они не всегда скрывали то, что себя рассматривают более высокой расой, более образованной, чем мусульмане, более близкой к Западу. В каждой деревне была сплетена обширная паутина зависти к этим одаренным людям. Все это, конечно, в равной мере применимо к грекам и евреям, но турки питали особую недоброжелательность именно к армянам. Предполагалось, что в недавней кампании на Кавказе армяне переправляли русским информацию и что некоторые молодые люди переходили границу и вступали в российскую армию. Скоро распространились слухи, что армяне прячут оружие с целью поднять революцию.
   Схема, спланированная Талаатом и комитетом состояла в том, чтобы довести армян до точки, в которой они попытаются сопротивляться. Сперва отбирается все их добро, затем обесчещиваются женщины, и, наконец, начинается стрельба. Было обычным делом, как только армянская деревня подавлена, пытать мужчин, чтобы заставить выдать, где спрятаны оружие и деньги, затем вывести их в поле, связать в группы по четыре человека и расстрелять. В ряде случаев женщинам давали возможность принять ислам, но чаще привлекательных просто забирали в гаремы при местном турецком гарнизоне. Оставшихся в живых со стариками и детьми потом собирали вместе и с вещами, которые те могли унести с собой, отправляли пешком на юг в пустыни Месопотамии. Очень немногие доходили до места, те, кого не подстерегли и не раздели догола банды мародеров, скоро умирали от голода и незащищенности от стихии.
   Немцы намеренно проявляли интерес к отуречиванию Турции, к доктрине пантюркизма: это воспламеняло турецкий военный дух, делало их еще лучшими союзниками в войне с Россией и остальной частью Европы.
   До марта в Турции было около двух миллионов армян и почти три четверти миллиона были уничтожены в марте 1915 года. За победой 18 марта последовала резня, и её психологический эффект на турок был огромен. С этого момента солдаты стали полностью чувствовать на себе обязанность, внутренние предатели ликвидированы, и теперь остались одни мусульмане, объединенные общей идеей. Уже не существовало вопроса сдачи или поражения. Это был открытый вызов раненого волка. Он дал волю своей мести на слабом, а сейчас он отчаянно защищается от всего мира.
   Вечный снег падает на холмистую равнину,
   И сквозь сумерки, полные снежных хлопьев,
   белая земля соединяется с небом.
   Унылый, как голодный раненый волк, с цепью на шее,
   Встает на свою смерть турок.
   (Обри Герберт)
   18 марта объединило турок, армянская резня добавила им безрассудство, они теперь были готовы воевать за Турцию, мусульмане против неверных. Битва, как она им виделась, была лобовым столкновением противоположностей, испытанием силы и ловкости, которое может завершиться либо их собственной гибелью, либо победой.
  
  
   Роберт Элвуд "От "Гомика" до Галлиполи и обратно на "Педике" (Лондон, "Оспрей" 1937 год).
   Прощай "Триумф"!
  
   Одну из глав своей книги я считаю правильным посвятить кораблю. С этим кораблем во многом были связаны наши жизни и судьбы. Жизни и судьбы тех, кто воевал в АНЗАКе.
   Впервые с этим кораблем, входившим в состав Китайской эскадры, некоторые из нас, живущие в крупных портовых городах познакомились ещё в детстве, когда корабли эскадры заходили в порты Австралии и Новой Зеландии. Но эти довоенные визиты попросту не отложились в памяти, ибо "триумф" для тех, кто его видел - был лишь одним из многих. Точно так же к нему мы отнеслись, когда он сопровождал войсковой конвой, в который входил и перевозивший нас лайнер "Гомик". Но затем, жизни и судьбы, воевавших в АНЗАКе тесно переплелись с этим уже немолодым кораблем. И многие, в том числе и я изучили, насколько могли его биографию.
   Еще 28 июля 1914 года наш линкор "Триумф" стоял в доке, в Гонконге, без команды. 30 июля адмирал Джерам получил предупредительную телеграмму из Лондона и приказал свернуть ремонтные работы. Четыре наши канонерские лодки на реке Янцзы получили приказ передать на "Триумф" свои команды для комплектации экипажа. С чрезвычайными усилиями линкор "Триумф" был технически подготовлен к выходу в море... но команд с канонерских лодок не хватило, и для доведения экипажа до полного комплекта мы решили набрать матросов из местного населения; однако охотников служить на боевом судне не нашлось. На помощь флоту пришла армия. С разрешения командующего войсками адмирал Джерам обратился с призывом к гарнизону, вызывая добровольцев, желающих перейти из армии во флот. Таких оказалось почти весь гарнизон целиком, и из состава 2-го пехотного Корнвалийского батальона было выбрано 2 офицера и 100 солдат, и наконец "Триумф" был укомплектован. Примерно месяц спустя армейские волонтеры были списаны с корабля в Вэйхайвэе ввиду ухода их полка в Индию.
   Вместе с эсминцами "Кеннет" и "Уск", "Триумф" принял участие в осаде немецкой крепости в Циндао. 14 октября 1914 года во время обстрела крепости он получил попадание 240-мм снарядом (1 офицер и 4 матроса ранены) и был вынужден уйти в Вейхайвей на ремонт. Сразу после ремонта его привлекли для охраны войскового конвоя, следовавшего из Австралии в Египет. Затем пути АНЗАКа и "Триумфа" на некоторое время разошлись - линейный корабль убыл к Дарданеллам, чтобы под командованием адмирала Кардена участвовать в боевых действиях против турок. По началу, эти действия носили исключительно морской характер. "Триумф" воевал против береговых турецких батарей, хотя однажды ему пришлось принять участие в весьма специфическом но важном задании.
   17 апреля наша лодка Е-15 на рассвете вошла в пролив, держась в позиционном положении. Перед минными полями она погрузилась на 80 футов, но не смогла справиться с течением, которое вынесло ее на берег возле мыса Кефез, немного южнее бухты Сари-Сиглар. Там она оказалась прямо под пушками турецкого форта Дарданос, который открыл по ней огонь. Командир лодки капитан-лейтенант Т.С. Броди приказал дать полный назад, пытаясь снять Е-15 с мели, но всё было тщетно. Броди убило одним из первых же снарядов, а через несколько минут лодка была полностью разрушена. Один снаряд попал в аккумуляторный отсек, вода смешалась с серной кислотой батарей, и выделяющийся хлор заполнил всю лодку. 6 человек погибли от удушья, прежде чем экипаж сумел выбраться наружу и сдаться туркам.
   Так как Е-15 сидела на мели во вражеских водах, то противник мог раскрыть особенности конструкции лодки. Это нельзя было допустить. Подлодка В-6 лейтенанта Р.Э. Бирча получила приказ уничтожить Е15 торпедой, но сама попала под плотный огонь, как только ее перископ показался над водой. Торпеда была выпущена с большой дистанции и прошла мимо. Атака Е-15 гидросамолетами тоже не принесла успеха. Сорвалась также и ночная атака эсминцев "Скорпион" и "Грэмпус", которые были освещены турецким береговым прожектором и подверглись ураганному огню турецких батарей. В итоге эсминцы вернулись назад. Затем неудача постилга и подлодку В-11, которая в тумане не смогла разыскать Е-15. 22 апреля линкоры "Маджестик" и "Триумф" попытались уничтожить лодку огнем с большой дистанции, но также потерпели неудачу. Но ночью 23 апреля 2 дозорных катера с этих же линкоров, оснащенные торпедными аппаратами, вошли в пролив.
   Командовал ими капитан-лейтенант Эрик Робинсон. Ночь была очень темной, и катера, держась под европейским берегом, сумели подняться по проливу. Напротив мыса Кефез они повернули и направились к азиатскому берегу. В этот момент их обнаружили турецкие прожектора, но катера упрямо шли вперед под градом снарядов. В какой-то момент один из вражеских прожекторов случайно осветил сидящую на мели Е-15. Лодка показалась буквально на секунду, но этого было достаточно. Головной катер выпустил две торпеды, и обе попали в цель. Но в этот момент он получил попадание и начал тонуть. Тогда второй катер подошел к нему и снял команду, несмотря на огонь вражеских батарей. Потом он благополучно покинул пролив. На следующее утро гидросамолеты подтвердили, что Е-15 полностью уничтожена. За этот поход Робинсон был награжден Крестом Виктории.
   25 апреля мы высадились на этот чертов Галлиполийский полуостров, и с той поры "Триумф" стал нашим постоянным спутников и союзником. Его тяжелые снаряды громили турецкие батареи и окопы, сносили вражеские блиндажи, поддерживали атаки пехотинцев АНЗАКа.
   25 мая 1914 года, ровно через месяц после нашей высадки случилось несчастье. В этот день у мыса Хелес стоял на якоре броненосец "Свифтшур", флагманский корабль контр-адмирала Никольсона, который командовал отрядом поддержки. Там же стоял "Агамемнон", который собирался войти в пролив и обстрелять гаубичные батареи на азиатском берегу. Наш любимчик "Триумф" медленно крейсировал в районе Габа-Тепе с поставленными противоторпедными сетями. У северного фланга позиций нашего АНЗАКа находился "Канопус".
   Как рассказали нам моряки, в 6.30 германская подводная лодка попыталась атаковать корабли, стоящие возле мыса Хеллес. Но атака сорвалась, так как море было слишком тихим, и перископ лодки был сразу обнаружен. Лодка была замечена траулером "Минору", который свистком подал сигнал. Эсминец "Харпи", услышав сигнал, поднял тревогу и погнался за лодкой.
   Вскоре между "Свифтшуром" и "Агамемноном" снова был замечен перископ. "Свифшур" открыл огонь, и лодка скрылась. Спустя какое-то время она выпустила торпеду в только что пришедший из Мудроса броненосец "Виндженс". Быстро положив руля, броненосец увернулся от торпеды. Эсминцы и тральщики попытались атаковать лодку, но атака была неудачной.
   "Триумф" под командованием капитана 1 ранга М.С. Фицмориса находился в 6 милях юго-западнее Габа-Тепе. Броненосец имел ход, вокруг него 15-узловым ходом ходил эсминец "Челмер". Противоторпедные сети на броненосце были поставлены, водонепроницаемые двери задраены, прислуга малокалиберной артиллерии находилась при орудиях и внимательно следила за морем. Однако в 12.23 с дистанции 1,5 кабельтова немецкая лодка выпустила торпеду с ножницами для прорезания сетей.
   Как раз в последние дни "Триумф" особенно часто обстреливал 190-мм и легкой артиллерией Майдос, Килию, Маль-Тепе и турецкие позиции и батареи, поддерживая части нашего АНЗАКа. Он производил обстрел почти по расписанию: утром, в полдень и вечером. Около полудня я услышал глухой звук. В окопах -- большое волнение. Эсминцы, рыболовные пароходы, корабельные шлюпки спешат на помощь, в то время как все большие корабли уходят самым полным ходом. "Триумф" сделал еще несколько выстрелов на север, где, по-видимому, находилась подводная лодка, а также 1 выстрел на юг. Снаряд попал в пароход. На броненосце поднялась суета, я слышал звуки горна, громкие голоса, команды, спускались шлюпки, какие-то предметы выбрасывались за борт. Через несколько минут корабль накренился на борт, скоро мачты и трубы легли на воду, шесты сетевых заграждений торчали вверх. Имея ход вперед, корабль опрокинулся и лег килем вверх. Дикая суматоха -- эсминцы, пароходы, шлюпки, люди в воде, а посередине -- красное тело умирающего гиганта. Корабль опрокинулся через 12 минут после взрыва. Через 21 минуту его корма поднялась высоко вверх, и корабль погрузился носом в глубину, оставив целое кладбище обломков. В турецких окопах началось громкое ликование и крики "ура". Стрельба прекратилась, друг и враг смотрели на воду, переживая незабываемые минуты.
   Вражеская торпеда прорвала противоторпедные сети, и попала в самый центр корпуса. Необычайной силы удар заставил броненосец буквально подпрыгнуть. Когда облако брызг рассеялось, "Триумф" уже имел крен 10 градусов. Вскоре он перевернулся и затонул, провожаемый нашими криками "Прощай, "Триумф"! Прощай, старина!" Погибли всего 3 офицера и 75 матросов, так как поблизости находилось множество мелких наших судов, которые сразу начали спасательные работы. Особенно тяжелым ударом гибель броненосца стала для АНЗАКа, ведь мы считали его своим близким другом.
  
  
   Инженер-механик Сибирской флотилии капитан 2 ранга С.П. Садоков.
  
   Все бумаги подписаны, замечания записаны, но скорее всего неустранимы - начальство нас торопит и мы вынуждены очень многое прощать японцам - нет того, нет этого, это неисправно... Но ремонтировать придётся нам...И вот 15 марта 1916 года выкупленные у Японии корабли вместе с японским броненосным крейсером "Ибуки" - флагманом Отдельного отряда тяжелых крейсеров, и легким крейсером "Сума" (участником русско-японской войны) отбыли наконец-то из Сасебо во Владивосток восьмиузловым ходом. За сутки до прихода в Уссурийский залив, 20 марта, когда командовавший отрядом контр-адмирал Яманако уже радиограммой предупредил Владивосток о скором прибытии эскадры, разразился пятибалльный шторм. Стало ясно, что "Варяг" до Владивостока самостоятельно не дойдёт - или выбросит на скалы, или потонет. Яманако отдал приказ о буксировке крейсера. "Ибуки" и "Пересвет" посменно вели крейсер на буксире. Буксирные тросы рвались каждые десять-пятнадцать минут. Но слава богу шторм поутих и "Варяг" смог двигаться самостоятельно. Во Владивостоке нас уже ожидали экипажи, заранее сформированные для всех трех возвращающихся кораблей. "Пересвет" получал экипаж с Балтийского флота, "Полтава" с Черноморского, а "Варяг" с Гвардейского Экипажа. 21 марта мы прибыли во Владивосток.
   В полдень "Ибуки" отсалютовал русскому флагу на Комендантском бастионе крепости. Торжественный парад открывали эсминцы Первого дивизиона Сибирской флотилии  и "Варяг" под флагами контр-адмирала Яманако и вице-адмирала фон Шульца Михаила Федоровича.
   Командиром крейсера был назначен капитан 1 ранга Карл Иоахим фон Ден (Гвардейский офицер, из остзейских дворян). И в городе, и у нас на Флотилии, и на борту "Варяга" его именовали Карлом Якимовичем. К сожалению, с немцами шла война, и его национальность и приставка "фон"... Нет, во Владивостоке германофобии не было, но... она появилась и ярко проявилась вместе с прибытием экипажей "Полтавы" и "Пересвета". Гвардейский же экипаж, укомплектовавший команду "Варяга" в меньшей степени, нежели остальные флотские соединения, был заражен недоверием к офицерам германского происхождения. Смотрели более не на нацию или вероисповедание, а на то, каков командир и специалист. До "Варяга" К. фон Ден командовал эскадренным миноносцем "Войсковой", а перед тем служил на яхтах императорского конвоя "Царевна" и "Александрия". В 1905 году, вскоре после возвращения с Дальнего Востока, он стал командовать в учебном отряде подводной лодкой...
   21 марта 1916 года наши русские экипажи в течение двух часов сменили с вахты всех японцев, и в полдень японские флаги на кораблях были спущены. Окончательная приемка затянулась ещё на сутки. Первым приняла корабль команда "Варяга" - ей понадобилось меньше часа на освоение постов и крейсер первым рапортовал о готовности к подъему Андреевского флага. Но никто 21 марта разрешения не получил: перед вступлением в кампанию все вернувшиеся корабли по решению Святейшего Синода должны были пройти по новой обряд освящения, который каждый из них уже проходил после спуска. Святейший Синод счёл необходимым провести заново полный обряд освящения при возвращении корабля из плена.
   "Полтаву" же пришлось второй раз крестить, так как пока она пребывала в Японии, имя было передано построенному на Балтике дредноуту. Геральдическая комиссия Адмиралтейства постановила приписать старый корабль к Черноморскому флоту и наречь традиционным для черноморского линейного состава именем "Чесма". Священники от Синода прибыли 27 марта. Крестили "Чесму", опрыскали святой водой все помещения на "Варяге" и "Пересвете", служили панихиду по погибшим в годы русско-японской войны морякам артурской эскадры.
   Крейсера Яманаки сочли свою миссию исчерпанной, и сразу после поминовения павших ушли вон, оставив буквально кучу подарков на нагруженном разными сувенирами катере у пирса в Золотом Роге. На прощание "Ибуки", высказал флажными сигналами "уверенность в скорой встрече на параде победителей". Когда, наконец, вся пышная святая церемония была закончена были подняты флаги и вымпелы. Затем, контр-адмирал А.И. Бестужев-Рюмин объявил по отряду, что поход к новому месту службы состоится сразу после текущего ремонта ходовых систем "Варяга".
  
   Из воспоминаний командира линейного корабля "Чесма" капитана 1 ранга Черкасова Василия Ниловича "Ход трёхногим конём", Нью-Йорк, 1973 год.
  
  
   Осмотрев принимаемый корабль с боевой точки зрения, я быстро убедился, что хотя внешний лоск и наведен, но боевая часть его в невероятно запущенном виде. Как бывший артиллерийский офицер однотипного с "Чесмой" "Севастополя" я подробнее остановлюсь на том, что мне более всего знакомо - на состоянии артиллерии вверенного мне корабля.
   Двенадцатидюймовые башни остались наши старые. Их механизмы и гидравлика в очень запущенном виде и требуют полного ремонта. Переделаны только прицельные устройства, причем поставили два прицела Виккерса: оптические трубы хорошо, но механизмы с большими мертвыми ходами. Орудия заменены новыми, завода Курэ, с японскими затворами. Орудия сильно расстреляны, как показано в прилагаемых формулярах. Скорость подачи столь медленна, что желательно переделать заряжание, изменив несколько зарядники, и установить пост горизонтальной наводки.
   Ручной подачи нет. Компрессоры текут и аккумуляторы плохо держат воздух, но за исключением этого недостатка все в них исправно.
   Шестидюймовые башни, по словам японцев, взяты с броненосца "Орел", причем в них внесены следующие изменения: комендорские рубки на крыше заделаны и для прицелов по сторонам орудий сделаны новые отверстия; прицелы установлены Виккерса; патронные питатели норий переделаны под короткие японские гильзы. Механизмы в общем в удовлетворительном состоянии, хотя и требуют ремонта. Необходимо лишь переделать питатели под наш патрон. Кроме того для ускорения подачи желательно переделать горизонтальную норию по образцу таковой в шестидюймовых башнях крейсера "Кагул" и линкора "Слава", применяясь к средствам порта. Прицельные устройства системы Армстронга расхлябались и не позволяют использовать наибольшие углы возвышения, почему их желательно переделать и отремонтировать. Компрессора требуют переборки. Шестидюймовые бортовые установки старого типа, но на них нет моторов горизонтального наведения, почему наводка очень медленная и трудная. Механизмы вертикального наведения не имеют стопоров Беккера и муфт трения. Шестерни и червяки в них сильно изношены, почему имеются большие мертвые ходы. Вообще установка для современной артиллерии непригодна. Наводка на них раздельная. Прицелы системы Виккерса. Шестидюймовые орудия старые -- заводов: Обуховского, Пермского и Шнейдера, сделаны на них лишь новые ударники японской системы; на орудиях много мелких наружных повреждений от осколков снарядов. Каналы сильно изношены, особенно у двух пушек Шнейдера. Все требует ремонта.
   75-мм орудия русские без оптических прицелов, на станках Меллсра, очень расстреляны.
   Приборов управления огнем нет. Телефоны для управления огнем имеются лишь в 12 башнях, и те требуют ремонта. Переговорные трубы сами по себе хороши, но расположены неудовлетворительно для применения нашего управления огнем. Подача шестидюймовых батарейных орудий переделана. Подача удовлетворительна.
   Погреба все заново обшиты деревом и стеллажи переделаны под японские патроны и снаряды. Вентиляция старая, требующая ремонта.
   И в таком состоянии не только артиллерия - механизмы также были в ужасном состоянии, всё расхлябано, подшипники задраны, более восьми узлов идти не рекомендовалось.
  
  
   Из донесения капитана 2 ранга М. Лилеева, инженер-механика "Варяга" контр-адмиралу А.Бестужеву-Рюмину:
  
   "Крейсер - изувеченный в сражении и изначально не лучший технически, был выкуплен из плена исключительно за свои боевые заслуги. Ныне его новый экипаж, осознавая это, пребывает в состоянии странном. Кают-компания замкнулась в собственном кругу, контакта с соседями по эскадре практически нет. Обладая наибольшим на данный момент в нашем флоте уважением и авторитетом среди сотоварищей, "Варяг" объективно ничего не может совершить, кроме некоторой моральной поддержки для них. А это для него - мало... Моя бы воля, я посоветовал бы нашему командованию: после переборки котлов малыми ходами послать "Варяга" в Англию. С дипломатическим поручением. И постарался бы оставить в свободной и хорошей базе, например, в Ливерпуле или даже лучше - в Клайде на представительство, одновременно заключив контракт с какиим-нибудь Джоном Брауном на капитальный ремонт с перевооружением. Занятость представительством спасет команду крейсера от осознания себя выброшенными из процесса войны по причине ремонта. Английские инженеры и мастеровые, с работами которых я хорошо знаком, - виртуозы своего дела, и совестливы, в гораздо большей степени, нежели американцы. И будем надеяться, крейсер вернется от них в состоянии лучшем, нежели то, в котором пребывает теперь. Пройдя ремонт со сменой котлов, в дальнейшем он сможет и возглавить эскадру, и представлять Россию в конвое Его Величества, как прежде, и стать флагманом учебного отряда. Последняя роль даже более всего предпочтительна, поскольку коль скоро судьба России вернула ее героя, то вся прожитая им до нынешнего дня красивая и трагическая биография делает "Варяга" неоценимым примером для нашей флотской молодежи. Тем более, что возраст и боевые раны уже сделали свое, и еще раз принести пользу Отечеству в бою ему вряд ли суждено."
  
   Из донесения контр-адмирала А. Бестужева-Рюмина Морскому министру:
  
   "Корабли возвращены в крайне запущенном состоянии. Если "Пересвет" и "Чесма" еще способны длительное время двигаться на скорости около 15 узлов, а следовательно, в условиях войны могут преодолеть переход к постоянному месту службы, то что делать с крейсером, практически не способным передвигаться самостоятельно, я не знаю... Боевая практика для него исключена и никакой род строевой службы, даже представительской, пожалуй, недоступен. Назначен он меж тем будет вернее всего на Север, где почти весь год в котлах требуется поддержание паров - хотя бы для самообогрева... Артурские ветераны, коих немало у меня на эскадре, говорят, что стойкая неисправность ходовых систем у "Варяга" была еще до того, как крейсер попал в японский плен. Боевые повреждения и дальнейшее десятилетнее пребывание в учебном отряде при гардемаринах, не обладающих должным опытом для правильного ухода за сложными в эксплуатации котлами Никлосса, привели к окончательной дискоординации котломашинного комплекса. Во Владивостоке, конечно, в 1904 году смогли привести в порядок крейсер "Богатырь", потерпевший тяжелую аварию на скальной мели у мыса Брюс. Но там работы касались, в основном, исправления страшных деформаций корпуса при относительной целости энергетической установки. С "Варягом" же ситуация иная. При осмотре крейсера я не обнаружил буквально ни одной полноценно функционирующей внутренней системы при вполне удачно отремонтированном в Японии корпусе. Корабль и сейчас мог бы вынести шесть-семь баллов шторма без вторичных деформаций и расхождений клепаных швов на местах бывших боевых повреждений. Но "Варяг" не годен к бою совершенно, и я не уверен, что возможно в условиях владивостокского порта сделать его годным."
  
   Из воспоминаний командира линейного корабля "Чесма" капитана 1 ранга Черкасова Василия Ниловича "Ход трёхногим конём", Нью-Йорк, 1973 год.
  
  
   Составив план работ и учтя грандиозный вид Владивостокского порта, мы наивно полагали, что если энергично приняться за работу, то в две-три недели приведём корабль во вполне боеспособное состояние. Увы - мы не учли одного обстоятельства - мы попали в глубокий тыл. На общем заседании командующий флотилией вице-адмирал фон Шульц Михаил Федорович заявил, что средства порта ничтожны, но и эти силы уступлены Отряду быть не могут, так как нужды Сибирской флотилии должны быть поставлены на первом месте и работа на Отряде, а равно и отпуск материалов от порта не должны идти в ущерб интересам флотилии. Сказав это, командующий флотилией покинул заседание. Слова эти с быстротой распространения всякой пикантной сплетни в провинциальной глуши достигли всех портовых служащих в тот же день. Портовые чиновники, содержатели, мастера, указатели и прочая, с коими мы сговорились уже о работах и приемках, поняв, что сила не на нашей стороне, стали относиться к нам нагло, последствием чего было несколько историй, дошедших до командующего флотилией с указанием, что офицеры "Чесмы" "очень уж гордые". В историях тогда разобрались, но дело от этого лучше не пошло.
   Меду тем, местные газеты сообщили, что в апреле 1916 года германское боевое соединение, состоявшее из крейсеров и эсминцев, вновь атаковало прибрежные города Ярмут и Лоустофт. Хотя порты этих городов и представляют некоторую военную ценность, на мой взгляд, основной задачей этого рейда считалось выманивание британских кораблей охранения для их последующего уничтожения боевым соединением, либо Флотом открытого моря, стоявшим наготове в этом регионе. Результат набега, если верить газетам, был неоднозначным: присутствовавшие силы королевского флота были слишком малы для отражения вторжения и предполагаемой погони, и немецкие корабли отступили, прежде чем там появились крупные соединения Гранд-Флита. Подозреваю, что местные газеты эту статью перепечатали неслучайно, а в поддержку слов Командующего Сибирской флотилии. Дескать, мы уйдём, а им тут жить и подвергаться угрозе атаки с моря. Кого и чего? Вопрос без ответа, но в итоге мы никак не можем завершить ремонт из-за того, что по своей сути то, что происходит во Владивостоке можно назвать скрытым саботажем.
   Полный отказ, мотивированный речью командующего флотилией, получался отовсюду. На приведение "Чесмы" в боеспособное состояние порт уделил лишь 22 человека мастеровых, кои временами отправлялись на ремонт землечерпательных пароходов и проч. Было отпущено шесть парусников, шесть плотников, один медник, четыре слесаря и четыре клепальщика. При этих условиях, конечно, ничего сделать было невозможно. Мы начали изыскивать способы обойтись без порта. Прежде всего, всех нижних чинов, знающих хоть какое-нибудь мастерство, назначили мастеровыми, а не знающих -- к ним подручными. Затем начали подлизываться к портовым указателям, чтобы они пускали наших матросов к пустующим станкам, когда те не заняты работами по флотилии, что удалось. Войдя с указателями в хорошие отношения, удалось часть работ передать им, с тем, что когда работа будет выполнена, наряд будет представлен на утверждение.
   Затем в городе устроили полную мобилизацию всех частных мастерских и заводов, кои под наблюдением посылаемых туда машинистов и комендоров выполнили блестяще все работы. К работам на корабле пришлось допустить китайцев, корейцев и японцев от частных мастерских. Все наладилось, и мы около середины мая уже собирались уходить, но откуда-то узнали, что некоторые работы идут в ущерб интересам флотилии. Тогда последовало приказание срочно, в две недели, приготовить к плаванию пароход "Батарея", для чего снять с Отряда до 3 июня всех мастеровых.
   Это приказание совпало с посадкой "Пересвета" на мель 10 мая когда "Чесме" пришлось стоять в бухте Патрокл. Сделать ничего не удалось, и до 3 июня у меня не было ни одного мастерового. Пришлось еще усилить судовые средства и произвести вторичную мобилизацию мастерских вплоть до часовых дел мастеров известной национальности.
   Отказы мы получали во всем решительно. Уголь грузили с одной баржи, переводя ее с борта на борт, для погрузки снарядов сами из хлама строили тележки и прицепляли их к поездам, шедшим в минный городок, погрузка боевого запаса вследствие этого длилась 6 недель!!! (два поезда в сутки, по три вагонетки, по шесть снарядов на вагонетку). Чтобы переменить место на рейде, приходилось верповаться, а баржи буксировать гребными шлюпками. Какое-то странное исключение представляла механическая мастерская, охотно исполнявшая все наряды не только механические, но и артиллерийские. Но начальник ее лейтенант Куровский не понравился, и его вскоре назначили механиком на миноносец. К счастью, это случилось тогда, когда работы по механической части были закончены, а застряли лишь наиболее важные по артиллерии, которые поручить частным заводам было нельзя, а лейтенант Куровский брался выполнить. Несмотря на столь тяжелые условия, благодаря энергии всех офицеров и матросов, корабль удалось привести в блестящее в боевом отношении состояние.
  
   Инженер-механик Сибирской флотилии капитан 2 ранга С.П. Садоков.
  
   Да, конечно же, Севастополь- гордость России, но ... отношения с командиром "Чесмы" несмотря на всё его героическое прошлое, у меня не сложились. Почему? Ну во-первых, он тоже был Черкасовым - однофамильцем командира "Жемчуга", проспавшего свой корабль. Родственник или просто однофамилец? Не знаю, но неприязнь этот факт у меня вызвал. А ещё капитан 1 ранга Черкасов раздражал своей германофобией и в определенной степени манией величия. В том, что его "Чесме" отказали в приоритетности ремонта он видел скрытый заговор - вице-адмирал фон Шульц Михаил Федорович благоволит к "Варягу", которым командует капитан 1 ранга Карл Иоахим фон Ден. А ещё есть адмирал Эбенгард, который якобы проспал "Гебен" в Севастополе, и которого именуют "Гебенгардом".
   Неприятно общаться с таким человеком. Хотя, говорят он неплохой артиллерист. И неплохой командир. Но и только! Судоремонт - не его стезя! Заговор он видит... а то, что со времен русско-японской войны ничего не поменялось, и Владивосток в состоянии отремонтировать одновременно лишь один большой корабль типа крейсера? Но его это не интересует! Как и не интересует то, что его непосредственный начальник - вице-адмирал Бестужев-Рюмин объявил главной задачей - ремонт "Варяга", а не "Чесмы".
  
   Из воспоминаний командира линейного корабля "Чесма" капитана 1 ранга Черкасова Василия Ниловича "Ход трёхногим конём", Нью-Йорк, 1973 год.
  
  
   Разумеется, из-за длительного стояния в глубоком тылу не обошлось и без некоторых эксцессов. Старший лейтенант Эммануил Иязекилевич Фитингоф-3-й оказался в весьма пикантной и щекотливой ситуации, но по счастью жениться ему не пришлось, и он договорился с барышней о рождении обычного ублюдка, которого обещал поддерживать материально.
   Но всё когда-то имеет свойство заканчиваться. Несмотря на саботаж, чинимый во Владивостоке, 30 мая "Чесма" вышла в море на пробу машин и артиллерии. На первом же походе при необученной команде развил 15,5 узла, что дало уверенность, что ход 16,5 узла будет достигнут. Машины и котлы в порядке и работают прекрасно. По трюмной системе пришлось произвести громадную работу: установить отсутствовавшую систему затопления бортовых отсеков, дабы иметь возможность управлять трюмами, отремонтировать наново весь трюмный трубопровод и все трюмные механизмы.
  
   Информация к размышлению. Агент Гюрза. Владивосток, апрель 1916 года
  
   Во Владивостоке мне пришлось задержаться на несколько дней, так как проект "Голубая стрела" немножко притормаживал и тормозили его не сколько технические проблемы, а строжайшая секретность. Идея была сама по себе гениальна. На базе гигантского аэроплана господина Сикорского, сделать сверхскоростной глиссер, для секретной курьерской службы и прочих действий на благо Особого делопроизводства отдела генерал-квартирмейстера ГУГШ. Деньги выделил один из Великих князей и пара анонимных промышленников. А сам самолет "Черномор" был поистине чудом техники. На четырех моторах ( двух из четырех на крыльях и двух соосных в гондоле на фюзеляже) он давал крейсерскую скорость по спокойной воде 150 верст в час, а на шести с подлетами и все 300. Дальность полета, при минимальной загрузке грузом и максимальной топливом,  достигала 2000 верст, и при достаточной сети кондукторских станций, можно было утереть нос мистеру Филеасу Фоггу.  Я должен был доставить на "Черноморе" в известное, но не поименованное место секретный пакет, но пока готовилась оказия, резидент ГУГШ, попросил меня разобраться с саботажем по поводу ремонта броненосца "Чесма" (того который бывшая "Полтава").
   Милейший вице-адмирал фон Шульц оказался почти не причем, почему почти? Так ведь должен начальник отвечать за то, что его штаб инфильтрован вражеской и не очень агентурой. И естественно помимо агентуры были просто напыщенные дураки, для которых любая бумажка многолетней давности из "под Шпица", была важнее нынешней военной ситуации. С дураками разобрались быстро... Самого болтливого из них навестили на служебной квартире вечером, трое мрачных типов, представившихся секретным отделом управления жандармерии "Малюта Скуратов", несчастного чиновника обвинили в шпионаже в пользу Японии и саботаж ремонта броненосца Чесма, одели на шею петлю и поставили на стул (конец петли дали ему в руку). Через полчаса страшные пришельцы ушли (чиновник еще минимум час простоял на стуле), а через день, ремонт "Чесмы" превысил все возможные временные параметры. А с вражеской агентурой было сложнее, ибо саботажем руководил, как не странно, британский агент, впрочем ничего странного в этом не было, "Чесма" шла в сторону Проливов, а "англичанке" нагадить в том регионе России, было милое дело.  Так что пришлось организовывать пожар в заведении "Золотая орхидея" с летальным исходом для одного из клиентов.  Вечером этого же дня, я отбыл на "Черноморе" в известный, но не поименованный город.
  
   Инженер-механик Сибирской флотилии капитан 2 ранга С.П. Садоков.
  
   Несмотря на нытье и жалобы Черкасова Владивостокский порт старался и работал - уже 30 апреля вышла из ремонта "Чесма" и ушла на ходовые испытания. 10 мая был готов флагманский "Пересвет", но ему не повезло: на обратном пути с испытательной мили он отклонился от маршрута, чтобы помочь попавшим в беду местным рыбакам, и в бухте Патрокла плотно сел на скальную мель, получив деформации корпуса и несколько пробоин. Такой ремонт Владивостокскому порту был не по силам, поэтому снятого с мели "Пересвета" японцы забрали в гавань Куре на завод, где его ремонт продлился до декабря 1916 года.
   15 мая "Варяг" покинул владивостокский док и вышел на испытания. Из 30 котлов крейсера действовали только 22, второе котельное отделение, имевшее наибольшее количество неисправностей, восстановить мы так и не смогли, но даже при неполном обеспечении машин энергией крейсер довольно легко вышел на 16-узловой ход. Удивительно... За шестнадцать дней до этого момента командир механик крейсера капитан второго ранга Михаил Лилеев утверждал, что крейсер почти парализован и требует полной переборки котлов и частичной замены их трубок для того, чтобы хоть сколько-то сносно держать десятиузловой ход... Котлы-то мы перебрали, но заменять трубки было нечем: должным количеством запчастей к котлам Никлосса крейсер не располагал, и в порту добыть их было негде. Получается, что это он так бегал с прежними, погоревшими, деформированными и забитыми трубками, которые не менялись с момента его постройки!
  
   Из воспоминаний командира линейного корабля "Чесма" капитана 1 ранга Черкасова Василия Ниловича "Ход трёхногим конём", Нью-Йорк, 1973 год.
  
   Наибольшая работа пришлась на долю артиллерии. Все те недостатки, показанные в акте, и описанные мною ранее, конечно же, за исключением расстрела пушек, приведены в полный порядок и устранены. Путем переделки зарядника, изменения способа заряжания, установки третьего прицела и среднего поста горизонтальной наводки удалось увеличить скорость стрельбы двенадцатидюймовых орудий с 4,5 минут до 1 минуты, т. е. в 4,5 раза.
   Шестидюймовые башенные пушки были переделаны, как на "Кагуле". Переделаны прицелы. С бортовыми установками ничего сделать не удалось, их просто нужно заменить центральными. 75-мм сданы за негодностью, вместо них установили 76-мм -- 4 с "Варяга" и 4 с "Пересвета". Установлены приборы управления огнем, телефоны и переговорные трубы. Англо-японские 305-мм снаряды весили 386 кг против 331 кг у наших, русских, применявшихся в русско-японскую войну. Кроме того, они содержали значительно больший процент взрывчатого вещества. Правда, последнее признали слишком опасным для перехода через тропики, и снаряды мы закупили без "начинки", в качестве которой уже во Владивостоке залили тол (по 45 кг); установили и более надёжные русские взрыватели. С японским порохом дальность стрельбы при угле возвышения 15 градусов составила 71 кабельтовых. Переход на русский порох позволил бы поднять её до 78--83, но этого делать не стали. Полный боезапас составлял 320 выстрелов. К 152-мм пушками (только башенным) приняли 1600 русских снарядов образца 1907 года. Дальность стрельбы ими при угле возвышения 20 градусов составляла 63 кабельтовых, скорострельность достигала 6 выстрелов в минуту. Экипаж включал 28 офицеров, 15 кондукторов и 780 прочих чинов, то есть примерно на 150 человек больше, чем во время русско-японской войны, хотя количество малокалиберной артиллерии и торпедных аппаратов сократилось.
   Главные данные моей "Чесмы" были следующие: водоизмещение при 25,5 футах 10 000 т. Действительная осадка 28,5 фута, 12 000 т. Ход -- 16,5 узла. 14 котлов цилиндрических. Запас угля -- 947 т. Район действия при 10 узлах -- 2850 миль, при 12 -- 2250, при 14--1850, при 16--1550.
   За всеми этими работами прошел март, апрель, май и половина июня, а мы все стояли во Владивостоке - можете себе представить, во что превратились наши нервы. С театра военных действий, где все живет минутой, попасть в глубокий тыл, где время никак не считается, -- это сильнейшее нервное потрясение. Разумеется, что такое стояние привело в итоге к крупной неприятности. Неприятель-то не дремлет и ведет войну всевозможными способами, чему способствует вышеописанная мной обстановка глубокого тыла.
  
  
   Из донесения контр-адмирала А. Бестужева-Рюмина Морскому министру:
  
   " 20 мая 1916 года экипаж крейсера "Варяг" отказался от обеда. Причиной отказа оказалась уха с тухлым запахом. По моему приказу вся уха была публично вылита за борт, а матросам раздали консервированную консервированную кашу с мясом из неприкосновенного походного запаса, одновременно было назначено расследование по факту отказа команды от обеда и по факту приготовления некачественной пищи.
   Никаких недовольств со стороны команды после замены ухи кашей выявлено не было. В ходе расследования выявлено, что портовый интендант князь Николай Сванидзе поставляет на корабли Особой Эскадры и Сибирской флотилии протухшую камбалу, а также другие продукты непригодные в пищу. С целью недопущения самосуда и беспорядков среди экипажей кораблей, по моей рекомендации, по приказу командующего флотилией вице-адмирала фон Шульца Михаила Федоровича, князь Сванидзе должен был взят под стражу и препровожден для дальнейшего разбирательства во Владивостокскую крепость. Однако до прибытия гарнизонного патруля интендант порта успел покончить с собой, нанеся себе порядка 40 ударов тупым твёрдым предметом.
   Этот прискорбный случай, конечно же, осложнил работу комиссии, но благодаря бдительности матросов из гвардейского экипажа вскоре был пойман известный своими либеральными и вольнодумными статейками владивостокский журналист, укрывающийся под псевдонимом "К.Л.Прибой", который распространил через газету слух о том, что "Варяг" является рассадником революционной деятельности, и несколько его матросов брошены в карцер за бунт и рукоприкладство по отношению к офицеру, будут судимы и, видимо, отправлены на каторгу. "Поделом, необходимо избавить нашего героя, символ военной славы российской, от этих негодяев, поднявших руку на своего командира..." - написал в местной газете этот борзописец. Клевета возмутила эскадру и Сибирскую Флотилию. Совет офицеров и командир "Варяга" потребовали опровержения через ту же газету. Но открытое письмо в редакцию еще не было даже составлено, когда клеветник уже поплатился за свое перо: и псевдоним бедняге не помог...
   В полицейский участок на Светлановской улице поздно вечером 23 мая доставили четверых драчунов, крепко избивших в городском саду какого-то весьма респектабельного господина. Дебоширы оказались рабочими мастерских порта, а пострадавший тем самым злосчастным журналистом - Вольдемаром Познером. На вопрос пристава, "почему получилось происшествие?" арестанты ответили, что били газетчика за ложь - пусть неповадно будет говорить и писать, будто "Варяг" хоть как-то замешан в крамоле. Они, портовые, хорошо знают крейсер, с его матросами водят дружбу, и точно бы узнали первыми, будь кто из команды арестован за революцию. По донесению полиции драка едва не продолжилась прямо в участке, когда слесарь-клепальщик Николай Машковцов, отшвырнув двоих полицейских, и взяв "господина литератора" за воротник, пообещал: "Я вот сейчас тебя возьму и за шиворот оттащу на крейсер - у матросиков прощения просить. А потом меня пусть хоть в острог, мое дело сделано... Ты, прежде чем писать, посмотрел бы на него: живого места ведь нет, так япошки отделали. Команда день и ночь с ремонтами возится, а ты тут про какой-то бунт!" В числе многих слов от одного из рабочих в адрес гражданина Познера прозвучало: "Я не на фронте, потому что специалист, и у матери единственный сын, а ты, собака, почему не на фронте?.."
   Полицейские с трудом погасили вновь разгорающийся конфликт. Рабочих задержали только до утра, подвергнув штрафу за... "нарушение тишины на улицах". А с борзописца взяли расписку, что он подвергся нападению неизвестного ему лица, среди арестантов конкретного обидчика своего не опознал и, так как при драке у него ничего из имущества не пропало и вреда здоровью. кроме одной ссадины, не нанесено, претензий ни к кому не имеет..."
  
  
   Из воспоминаний командира линейного корабля "Чесма" капитана 1 ранга Черкасова Василия Ниловича "Ход трёхногим конём", Нью-Йорк, 1973 год.
  
  
   Началось с того, что на корабле матросом найдена была прокламация немецкого происхождения о бесполезности войны и что немцы нам не враги. На другой день писарь штаба принес целую пачку этих прокламаций, но, показав первую матросу, тотчас был представлен по команде. Выброшенная им пачка прокламаций тоже была найдена. На третий день обнаружилось, что несколько матросов по подговору какого-то главаря (штатского), трех штатских и двух беглых матросов с "Варяга" решили взорвать "Чесму". Тотчас дело было расследовано и виновные в числе четырех (три электрика и один писарь) были отправлены на гауптвахту со всей литературой, а жандармам, по-видимому, удалось напасть на след германского агента. Это потом стало модным всё списывать на всяких там эсеров, большевиков и анархистов. Но суть дела то от этого не меняется! Ведь если речь идёт о карбонариях, то ни один из них, не станет уничтожать своих товарищей по партии на корабле! Здесь же была попытка совершить диверсию, которая ни коим образом не связана с революционным движением. Уничтожение военного корабля. Всё!
   Хотя видимо не всё... Не совсем понятно, как прокламации из Германии попали во Владивосток? Перевезли через линию фронта? Отправили морем через три океана, прорвав кольцо английской морской блокады? Или их печатают прямо здесь, во Владивостоке? К сожалению, никто из местных представителей власти и военного командования так и не смог дать ответ. Невольно начинаешь верить, что командующий флотилией вице-адмирал фон Шульц Михаил Федорович является немецким шпионом.
   Еще раньше пришлось мне описать одного машинного унтер-офицера и одного телеграфиста такого же направления, причем из переписки была установлена их общая связь. Они обеспечили себе также побег в Америку. Проповедь их в команде отзвука не нашла, благодаря чему и удалось сразу ликвидировать все дело. Выяснилось, между прочим, что все четверо с "Екатерины", а последние два с "Императрицы Марии" и "Памяти Меркурия". Это обстоятельство указывает на необходимость в пути быть крайне осмотрительными и ожидать всевозможных ловушек. Особенно по причине того, что мы столь долго пребывали в глубоком тылу. Мирная жизнь во время войны очень расслабляет. Расслабляет, несмотря на то, что я пытался нагрузить команду, вверенного мне корабля, работами. То, что и на моем корабле появились ростки революционной агитации, говорит в пользу слов Степана Осиповича Макарова "В море - значит дома!". Жизнь корабля и команды связана с морем. Море не прощает слабых и самонадеянных, но... нельзя быть всё время сильным! В море это необходимо, но на берегу или на бочке команда перегорает. Человек ждёт испытаний со стихией, а их нет. Ждёт, а их нет. И тут появляется стихия. Но не природная, а революционная. И этот человек кидается в неё с головой, ибо он устал ждать испытаний. Небезызвестный мятеж на броненосце "Потёмкин" произошел именно по этой причине. Если бы броненосец вместе со флотом направили бы на захват черноморских проливов... Что меня и смущает в прошедшей войне с Японией. К захвату проливов Россия готовиться уже почти тридцать лет. Специально построенные черноморские броненосцы, специальный арсенал, специальный корпус, ежегодные учения... и что? Вместо броска на Босфор - борьба за лесозаготовки в какой-то там Корее и Манчжурии. Где разум? В нашей кают-компании уже неоднократно проигрывали вариант - вместо Дальнего Востока эскадра наносит удар по Дарданеллам, а Черноморский флот по Босфору. А потом сообща две эскадры отбивают атаки Средиземноморского флота нагличан. Всё! К чему эта война? Зачем была война с Японией? Вопросы без ответов.
   Но несмотря на только что описанный случай, я все же считаю свою команду превосходной и как только уйдем из этой дыры, так быстро вернем ей слегка утраченный воинский вид. Связь между офицерами и командой наблюдается полная.
   В количественном отношении, вследствие увеличения табели комплектации с 600 до 780 человек и списания большого количества больных, преимущественно вовсе уволенных от службы, команды исключительно "Марии" и "Екатерины", мне было дано свыше 200 человек молодых матросов Сибирского экипажа. Люди эти быстро всосались в команду и сплотились с общим духом корабля.
  
   Информация к размышлению. Агент Гюрза. Галлиполи, август 1915 года.
  
   С 1908 года я натыкаюсь на призрак "квадратного облака". Первый раз это случилось после Тунгусского феномена, когда двое свидетелей подтвердили что видели серые квадратные облака меняющие скорость и высоту как живые существа. Второй раз мне показал это облако агент, не далеко от секретной лаборатории Теслы в Лонг Айленде. И вот Галлиполи...
   Информация пришла от Мари. Звали ей Маргарета Зелле и она была уникальной женщиной и уникальной разведчицей, я так и не понял на кого она работает, кроме себя. Года назад, я попал благодаря ей в идиотскую ситуацию. Военный агент сообщил о месте встречи, где мне должны были передать некий пакет, отдельно граф Игнатьев предупредил, что за курьером судя по всему будут следить люди полковника Вальтера Николаи, ну и на последок, улыбнувшись в усы полковник дополнил, что курьер - женщина.
   Встреча произошла полностью штатно, Мари передала мне пакет, как и было условлено в провинциальном кабачке, а когда я вышел проследить, как она идет к автомобилю, её попытались похитить. Германских агентов было аж пятеро, но для меня это было слишком просто. За ремнем сзади у меня был аган", но до него дело не дошло. Двух "браунингов" подвешенных на резинках в рукавах хватило с лихвой, тем более что одного из нападавших Мари успокоила шляпной булавкой.
   А утром на конспиративной квартире она меня огорошила, сказав, что её пытались похитить не немцы, а британцы. И не успел я набрать воздуха что бы отреагировать на этот камуфлет, как она своим мелодичным с легкой хрипотцой голосом добавила, что британцы будут уверены , что на них напали проклятые лягушатники из Дзьем бюро.
   После этого случая, Мари посчитала, что мне обязана и периодически снабжала меня информацией, либо по моим запросам, либо спорадически, но всегда к месту и вовремя. Сегодняшняя информация выходила за все реальные пределы, но, тем не менее, была близка к истине. По данным Мари, есть секретное соглашение, между Теслой и Германцами, о том, что если Тесла поможет им сокрушить Антанту, то славянские области Австро-Венгрии, получат после войны полную независимость, гарантируемую германскими штыками. Тесла создал вместе с Цеппелином, некие гигантские дирижабли, вооруженные страшным секретным оружием и практически не уязвимые. Эти воздушные монстры могли летать без экипажей и управлялись с земли. То, что Галлиполийский десант оказался под угрозой, было само собой не очень хорошо, но тут в Дарданеллах появился российский крейсер "Аскольд" и в случае удара "серой эскадры" (так в секретных документах Германского генштаба назывались дирижабли Теслы) по кораблям союзников, мог пострадать и "Аскольд", а этого допустить было нельзя. К счастью у меня была "личина" интендантского майора из Берлина и как проверяющий снабжение немецких офицеров, я стал для присутствующих там германцев ближе родного брата, особенно когда выяснил, что офицерам присылают на одну бутылку коньяку меньше чем положено. И когда я стал распределять среди "земляков" коньяк и сигары, входившие в "легенду", один из них бывший в мундире аги-гауптмана, вызвался проводить меня к своему подразделению, дабы и оно оказалось в диапазоне моих благ. Вызвался он конечно не совсем по своей воле, не зря я в свое время, год провел в Лхассе и кое какие навыки там получил.
   Короче так я и попал в бункер Команды Z. Место было конечно жутковатое, множество странных приборов, треск электрических зарядов, зеленоватые экраны синематографа размером с почтовою открытку. Именно увидев изображения на экранах, я понял что опоздал, три "квадратных облака" собирали свою кровавую жатву, судя по каскам, в мясорубку Теслы попали британцы. Я быстро опустил со лба на глаза автомобильные очки, достал из карманов мундира по горсти ампул и резко сжал их и веером рассыпал по помещению (тампоны пропитанные антидотом, предусмотрительно были размещены у меня в носу). Остальное было делом техники, подобрав Бергман выпавший из рук дежурного унтера (его пришлось успокоить раньше чем начал действовать газ), я методично стал расстреливать аппаратуру. Монстры "серой эскадры" лишились управления и стали подниматься ввысь, теряясь среди обычных облаков. Найдя в небольшом арсенале ящик динамита, я возблагодарил хозяйственность Германцев (ибо бикфордов шнур тоже был в наличии) и, оставив последний привет, покинул зловещий бункер.
   Было жестоким конечно даже по военным меркам, такое решение проблемы, но эти несчастные были и так обречены, как сообщила Мари, им всем была сделана под видом прививки инъекция медленно действовавшего яда, и в Рейх никто их них не должен был вернуться, по крайней мере, живым. А газа я видимо и сам чуток хватанул, перед глазами почему-то замаячил стальной борт явно военного корабля с надписью "Чесма".
  
  
   Из донесения начальника проекта Z генерал-майора Эриха Вагнера Генеральному Директору Германо-Американского общества "Саксонский Союз" господину К. .
  
   ...Проведенные испытания установки в боевых условиях доказали её высокую эффективность.... Так например....
   Однако выяснилось, что создание подземного укрытия и монтаж установки весьма длительны по времени, вследствие чего объект становится весьма уязвимым для деятельности вражеских разведок и совершения на нём диверсий.
   Кроме того, наземный пункт управления имеет множество демаскирующих признаков в частности шахт вентиляции для обеспечения работы дизельных установок, вентиляции рабочих и жилых помещений, вентиляции помещений с аккумуляторными батареями.
   В свете вышеизложенного предлагаю отказаться от стационарных объектов и перейти к подвижным пунктам морского и наземного базирования. В качестве пунктов морского базирования установки предлагаю использовать подводные лодки специальной постройки - типа "Дойчланд", в качестве наземных пунктов - специализированные бронепоезда, замаскированные под товарные составы...
  
  
   "Черная пантера" или агент DUNN.
  
   Комендант острова Берт капитан Пэйн обратил моё внимание на то, что в свои 23 года при росте в 5 футов 10 дюймов, светлой коже и европейском типе лица я очень похожу на американца. Сам Пэйн был из буров. По сути, остров Барт был чем-то вроде никем неохраняемой тюрьмы - его посещал раз в неделю паром, который привозил продовольствие, почту и новых заключенных. Размер его был 250 на 250 метров. До берега более крупного острова было недалеко, но порт на Бермудах контролировался, и сбежать без посторонней помощи было невозможно.
   По счастью за черной полосой в моей биографии началась и белая. Да, бурские государства прекратили своё существование, но всех буров англичанам истребить не удалось. Нашлось и множество сочувствующих. Одной из них была ирландка Анна Мария Оутербридж, лидер "Комитета помощи бурам". Благодаря ей мне удалось сбежать.
   Сбежав с Бермудских островов я поселился в Нью-Йорке. Стал работать журналистом в "Нью-Йорк Херальд". Завоевать место в газете и авторитет оказалось не так сложно как казалось. 1904-1905 год я провёл в Порт-Артуре, освещая ход войны между Россией и Японией. Затем Марокко - репортажи о восстании рифов.
   В 1910 году я стал личным корреспондентом и личным инструктором по стрельбе экс-президента САСШ Теодора Рузвельта. Я опубликовал серию статей про охоту Рузвельта в Африке, сафари, охоту на крупного зверя, и героические свершения белых народов в Африке.
   В 1913 году я стал гражданином САСШ. Благодаря связи с Рузвельтом мне удалось лоббировать в Конгрессе закон об импорте африканских охотничьих животных в САСШ (HR 23621). Затем моё экспертное заключение в Комитете палаты представителей по сельскому хозяйству записывается также попадает в Конгресс и обретает законодательную форму.
   Начало войны застало меня в Австралии, где я под видом капитана Стоугтона читал лекции. Я срочно убыл в САСШ. На Среднем Западе я познакомился с американцем немецкого происхождения, который предложил мне работу против Англии.
   Как ботаник и агроном Федерик Фредерикс я убыл в Бразилию "для исследований и селекции фикусов". Я организовал базу в Рио-де-Жанейро. Благодаря безалаберности портовых властей мне без труда удавалось организовать минирование судов. Мои люди проносили на борт мины, замаскированные под куски угля. Мины снабжались часовыми или химическими взрывателями. Взрывы и пожары происходили, когда корабли были уже в Атлантическом океане. Таким образом мне удалось уничтожить 22 судна.
   В их числе были "Сальвадор", "Пемброкшир", "Теннисон" (затонул 18 февраля 1916 года) и другие. Но вот в марте 1916 года мне пришло сообщение от резидента о том, что лорд Китченер намеревается посетить Россию. Этот шанс упускать было нельзя.
  
  
  
   "Счастливый" крейсер "Хэмпшир"
  
   Почему крейсер "Хэмпшир" считался счастливым, так же не ясно, как и то, почему крейсера данного проекта прозвали "морскими коровами". Может быть, всё дело в странном и абсолютно неевропейском (и неазиатском тоже!) менталитете англосаксов? Ведь если посмотреть на биографию корабля глазами русского человека, то выяснится, что корабль был как раз таки очень невезучим. Войну он начал в составе китайской эскадры под командованием контр-адмирала Джеррама. Первым его командиром в начавшейся войне был капитан 1 ранга Г.У. Грант. В конце 1914 года крейсер принял участие в безуспешных поисках "Эмдена".
   4 сентября 1914 года "Эмден" впервые чудом ускользнул от преследователей. Германский крейсер остановился, чтобы принять уголь на якорной стоянке на восточном побережье острова Сималур, где всего сутки назад проходил "Хэмпшир".
   19 сентября "Эмден" едва разминулся с Грантом во второй раз: в 4.00 I 20 сентября британский броненосный крейсер прошел через точку, где "Эмден" находился накануне в полдень.
   22 сентября "Эмден" в третий раз разминулся на несколько часов с "Хэмпширом" у Коломбо.
   10 октября "Эмден" покинул остров Диего-Гарсия, а через 2 дня туда прибыли "Хэмпшир" и вспомогательный крейсер "Эмпресс оф Раша".
   21 октября ночью 2 британских корабля "Хэмпшир" и вспомогательный крейсер "Эмпресс оф Раша" подошли к Мальдивам, куда, как думал Грант, отойдет германский крейсер. На рассвете Грант приказал вспомогательному крейсеру выдвинуться на 20 миль вправо. Достигнув назначенной позиции, тот лег на генеральный курс. В это время "Эмден" и 2 угольщика находились всего в 10 милях, но дождевой шквал скрыл противников. Соединения двигались на контркурсах, и это также помешало им заметить друг друга.
   16 декабря 3-я эскадра крейсеров вместе с "Хэмпширом" присутствовала возле Скарборо, но не сделала ни одного выстрела, чтобы предотвратить обстрел английских городов германскими линейными крейсерами. Это вызвало сильный общественный резонанс в Англии и Грант был отстранен от командования кораблем. Новым командиром стал капитан 1 ранга Г.Дж.Сэвилл.
   В июне 1915 года эскадра вместе с крейсерами "Ноттингем" и "Бирмингем" была отправлена охотиться за германским вспомогательным крейсером "Метеор", вышедшим в первое крейсерство, однако налетела на прикрывавшую выход рейдера засаду подводных лодок. 1 июля 1915 года "Хэмпшир" был атакован U-25 и получил попадание торпедой, которая по счастливой случайности не взорвалась.
   31 мая "Хэмпширу" впервые посчастливилось открыть огонь по врагу. Во время Ютландского сражения он входил в состав 2-1 эскадры крейсеров и успел сделать восемь залпов по поврежденному немецкому крейсеру "Висбаден". Впрочем, без особого результата - "Висбаден" после этого ещё долго оставался на плаву и даже сумел повредить торпедой английский дредноут "Мальборо".
   Если подвести итог всему вышеперечисленному, то становится ясно, что ни о какой везучести и счастливости не может быть и речи. Всегда было какое-то "чуть-чуть" - "чуть-чуть не успел", "чуть-чуть разминулся", "чуть-чуть не потопили", "чуть пострелял", "чуть-чуть не попал"... Однако ж куда нам русским понять высокий полёт аристократической мысли великобританских лордов! Именно почему-то "Хэмпшир" был выбран в качестве корабля, который доставит лорда Китченера в Россию...
  
   Лондон. Кабинет военного министра Британской империи.
  
   "...Тем временем внутреннее положение все ухудшается и ухудшается, и общее недовольство ведением войны само собой перешло в нападки на царскую семью. Несмотря на то, что царица, по ее собственным словам, порвала все связи с Германией, её называют "немкой". В то же время Распутина обвиняют и небеспочвенно в шпионстве в пользу Германии... Положение стало таким, что немцы не замедлили его использовать. Они уже начали вести свою пропаганду мира... Все время с началом войны Петроград был наводнен их тайными агентами и сочувствующими...". Сэр Горацио Герберт Китченер отложил в сторону письмо посла Великобритании в России Л.Бьюкенена и задумался.
   Ситуация с Россией выходила из-под контроля. Ещё чуть-чуть и Российская империя соскочит с крючка. И виной этому был безвольный император России. Вначале он легко подался в объятья французов - благодаря Матильде Кшесинской. И не только он - его дядья и племянники - Великие князья, не без помощи французских шлюх-балерин, воспылали любовью ко Франции. Потом была Бьоркская паника - после революции и поражении России в русско-японской войне (не без помощи Франции) Россия чуть не кинулась в объятья Германии и даже подписала с ней договор.
   Возникшую панику разрулили, но это стоило и огромной взятки "борзыми щенками" фактически отлитыми из чистого золота и в увеличенном масштабе, и "щенками" чуть поменьше революционно-террористическим организациям Российской Империи. Что сыграло свою роль- золото Великим князьям, или массовый отстрел царедворцев сказать трудно, но цель была достигнута - Николай Второй испугался за жизнь своего семейства и денонсировал договор с Германией.
   Следующая проблема возникла в 1914 году и потребовала визита английской и французской эскадры с высокопоставленными первыми или почти первыми лицами Англии и Франции на борту. Разумеется, не обошлось и без "золотых, платиновых и бриллиантовых" "борзых щенков". Россия вступила в войну. Теперь опять... Причины ясны и понятны. Морковка, подвешенная перед российским императором, увяла и утратила свой первоначально привлекательный вид. Экономика России практически подошла к точке невозврата - если не открыть черноморские проливы, то наступит её коллапс. Горацио усмехнулся - именно так изначально и планировалось. В начавшейся войне должен был быть один победитель - Британская Империя. Все остальные - как проигравшие, так и союзники победителя, должны были быть ей должны. Именно поэтому Средиземноморский Флот "упустил" "Гебен" и "Бреслау". Но кто же знал, что все довоенные планы доживут только до первого выстрела и война затянется настолько! Россия пока ещё нужна Британии. Нужна на суше своими бесчисленными хотя и плоховооруженными дивизиями.
   Но морковка под названием "черноморские проливы" завяла. В России уже не верят союзникам и готовы пойти на сепаратный мир с Германией. В ответ на это Германия предает Турцию и Россия захватывает проливы. Германия же, сняв войска с Восточного фронта, раскатывает в лепёшку Антанту. А потом... Возможно она раскатает и Россию, но это будет уже потом. А возможно и не будет. Вполне вероятно, что Вильгельму Второму хватит приобретений во Франции... Прогерманская партия в России действует через Григория Распутина. Что характерно, даже если англо-французский флот блокирует Дарданеллы с целью пресечения российской торговли, то это не будет для России фатальным - все российские сельхозпродукты будут на корню скуплены Германией, в которой население начинает испытывать голод. И не только продукты! Что в итоге? В итоге в войне победят бывшие противники - Россия и Германия. Британская Империя же будет поставлена на колени с помощью неограниченной подводной войны. Вмешательство САСШ ничего не даст - с разгромом Франции, сухопутные плацдармы для войны с Германией будут утрачены.
   Как решить данную проблему? Горацио плеснул себе на полпальца джина "Инвинсибл", разбавил турецким коньяком "Декапитатед армениан", и отхлебнул глоток из стакана. Сразу же по телу растеклось неспешной лавой тепло, а голова обрела свежесть и остроту мыслей. Можно закурить ещё и кубинскую сигару. Хорошо-то как! Позвать, что ли своего бойфренда или подумать пока не об интимном, а о государственном? Да, пожалуй! Вначале дело, а потом развлечения!
   Что нужно сделать? Сделать нужно четыре вещи. Во-первых, ликвидировать Распутина, как выразителя интересов прогерманской партии при российском императоре. Во-вторых, нужно заинтересовать Семью Романовых новыми "борзыми щенками" в обмен на продолжение старого политического курса. В-третьих, нужно активизировать террор против прогермански настроенных представителей российской власти, вплоть до злодейской гибели самой императорской семьи. В-четвертых, нужно предоставить России кредит золотом для закупки вооружения, для подготовки очередного наступления...
  
   Из воспоминаний графа Адольфа Самуиловича Крысчака
  
   Кто-то любит золотые пляжи Ниццы и французских балерин, кто-то любит файф-о-клок и английскую чопорность, кто-то любит немецкое качество и порядок, кто-то борется за свободу сербов и прочих порабощенных славян, кто-то переживает из-за невозможности продать товар за нормальную цену в связи с затянувшейся войной и инфляцией. У кого-то есть интересы и в Англии, и во Франции и в Германии. А кому-то просто не хватает денег для ухаживания за очередной певичкой или просто проигрался в карты и должен отдать долг. Не всё так просто, но и не всё так сложно. Лично меня беспокоило... Да, у меня были определенные планы и интересы, но они были нарушены войной. Нет, поначалу я как и все был в плену ара-патриотизма и шапкозакидательской эйфории, но потом... Потом ко мне пришло осознание что эта война России не нужна, и самым правильным для неё будет выход из этой войны...И я возобновил связи с некоторыми из своих довоенных знакомых... Тем более, что Сам Государь и Сама Государыня всё больше и больше склонялись к мнению о необходимости заключения мира с германцами...Нужно восстанавливать свои довоенные связи...
   Однако не успели начать расходиться тучи над обстановкой в России, как внезапно ветер начал нагонять новые. Визит лорда Китченера! Уж явно не с Рождеством Христовым он едет нас поздравлять! Нужно что-то срочно предпринять! И я сделал всё что мог - сообщил узнанную мной информацию своим старым друзьям...
  
  
   Глава 3. В Средиземном море.
  
   Из докладной записки адмирала И.Вердевского Морскому министру:
  
   "Я откровенно недопонимаю, каким образом Главный штаб принял решение посылать с Дальнего Востока на Северный театр заслуженный, но уже довольно устаревший и весьма неисправный корабль. Идти ему через половину земного шара, большей частью - через неблагополучные, воюющие области, и шансов дойти все меньше, чем ближе до пункта назначения. Но и кроме того, что будет делать "Варяг" на Мурманске? Защищать морские коммуникации? Возможно ли это с теми неустранимыми боевыми повреждениями, что вынес он из японского плена? Охотиться на неприятельские субмарины? Но у него нет к этому ни сил, ни средств, поскольку проект разработан в то время, когда подводная лодка в море отнюдь не была явлением массовым, а встречалась на уровне смехотворного технического курьеза. Вы скажете: "Варяг" уходит возглавлять эскадру, управляя ее действиями как штабной корабль? Но что за эскадра ему дается? В ней линейных сил нет вовсе, кроме старой "Чесмы", которая сама хороша лишь как сверхкрупная канонерка для работы по береговым целям или городской обороны. Крейсерских сил, считайте, нет тоже, поскольку "Пересвет" в ремонте, и ранее пяти месяцев спустя ему не присоединиться, "Аскольд" занят на французском театре и после Дарданелл сам нуждается в ремонте. "Жемчуга" уже унесла война... Остаются лишь эсминцы, пара лодок, ремонтник да крейсера вспомогательные - бывшие экспедиционные транспорты. Они хорошо ориентируются на северном театре, к коему привыкли, частью они - ледоколы, и позор, когда мы привлекали для ледокольных работ в Кольском заливе старый союзный броненосец, слава богу, закончился... Но вооружены - чем попало, укомплектованы неблагонадежными в политическом отношении командами и вдобавок, не знающими дисциплины. И пара ли весь этот "ссыльно-экспедиционный сброд" боевому крейсеру, гвардейцу, чье состояние не позволит ему не надорваться в первые же недели навигации, а моральный настрой команды - признаться в этом?.."
  
  
   Из воспоминаний командира линейного корабля "Чесма" капитана 1 ранга Черкасова Василия Ниловича "Ход трёхногим конём", Нью-Йорк, 1973 год.
  
  
   19 июня, вместе с "Варягом", "Чесма" наконец, отправилась в поход. 20 июня пришли в Цусимский пролив. Жутковатое место. Такое впечатление, что где-то, то ли в голове, то ли в небе звучит печальная музыка. Я не истово верующий, но после того, как наш корабельный священник пожаловался, что воск на горящих свечах становится черным, мне стало как-то не по себе. В полночь, у острова Дажелет сделали краткую остановку, чтобы отслужить панихиду по погибшим в этом сражении российским морякам.
   Следовавшая на борту нашей "Чесмы" Анна фон Рен, вдова морского офицера, сестра милосердия из Кронштадского морского госпиталя потом напишет в своем дневнике: "В июне из-за цветения некоторых микроскопических водорослей море в проливах этих широт мягко светится в штилевую погоду сине-зеленоватым, спокойным флуоресцентным светом. Черной ночью, под огромными желтыми звездами, которые почти не мигают на бархатном горизонте, на сияющей тяжелой, медленно вздыхающей волне качались зеленые венки, перевитые траурным крепом. Море отвечало нашим молитвам этим своим плавным дыханием."
   Словно мало нам было этой жути, на выходе из пролива по дороге в Гонконг наш маленький отряд попал в зону штормов и туманов. Проходили по 250 миль в сутки, но, несмотря на мои неоднократные предложения оказать "Варягу" содействие буксировкой, гвардейский крейсер шел самостоятельно. Ему требовалась в некотором роде проверка результатов ремонта, и пределов возможности экипажа, чтобы в дальнейшем знать свой предел надежности. Или всё-таки фон Ден обиделся на меня за моё отношение к тем, кто является "фон"? Так ведь война же!
  
  
   Из воспоминаний капитана 2 ранга М. Лилеева, инженер-механика "Варяга":
  
  
   Неприятным моментом стала для офицерского состава и ссора между молодым мичманом В. Стаценко и ветераном, старшим кочегарным унтер-офицером крейсера К. Яковлевым. Унтер-офицер, отдыхая на палубе после аварийной вахты, не заметил приближения мичмана и не отдал вовремя честь старшему по званию, да еще высказал в ответ на замечание, что, "конечно, виноват, но нечего к мелочам придираться." Мичман Стаценко разозлился и полез с кулаками. Яковлев не стерпел и ответил, поскольку мичман попал ему по обожженной руке. Разнимали палубные... Рукоприкладство вообще не редкость во флоте, даже в гвардейских экипажах, но для "Варяга" случай был едва ли не исключительный. Прецедент сподвиг фон Дена начать бороться за дисциплину - сажать драчунов на гауптвахту в канатный ящик, причем, в наручниках... В результате побои стали не реже, а чаще: экипаж озлобился, а молодые офицеры Вуич и Стаценко едва ли не нарочно стали провоцировать драки. Команда крейсера разделилась на два лагеря: ветераны, большая часть нижних чинов и несколько офицеров, которые понимали, что служат на технически слабом, изуродованном корабле, но признавали, что именно стиль действий, общий характер команды в сочетании с этой убогой техникой сделали крейсер тем легендарным "Варягом". Гвардейская же молодежь, которая видела в "Варяге" прежде всего страшный диссонанс между красивой биографией и статусом почти бесполезного в бою "нестроевика", откровенно не любила свой корабль. Многие из них считали историю о бое в Чемульпо едва ли не вымыслом, и уж во всяком случае - преувеличением царских пропагандистов. Их тоже понять можно: они рвались в бой и хотели, чтобы этот бой был победным, а этот крейсер теперь вряд ли мог быть победителем, оставаясь в лучшем случае способным как прежде, красиво погибать за Отечество...
   А между этими немногословными, частью озлобленными на власти ветеранами и восторженной вольнодумственной молодежью метался мечтатель-командир, тщетно пытающийся из осколков воссоздать красивую легенду, но в результате получающий измученного героя, страшно уставшего от своей всенародной славы и к тому же считающего себя этой славы недостойным... Командир, чья немецкая фамилия во время войны против Германии не давала ему шансов на успех в любом его начинании. Я предложил фон Дену для начала отменить строевые плац-учения на палубе во время похода. Если для новобранцев они представляли собой еще хоть какую-то дисциплинирующую систему, то для ветеранов, помнящих еще Порт-Артур и Чемульпо, и давно умеющих двигаться строевым шагом, они являлись фактором, отвлекающим от занятий по основной специальности - не более... Фон Ден согласился отменить строевые занятия - но лишь для личного состава котломашинных систем, которыми я заведовал.
  
  
   Из воспоминаний командира линейного корабля "Чесма" капитана 1 ранга Черкасова Василия Ниловича "Ход трёхногим конём", Нью-Йорк, 1973 год.
  
  
   Проходя в сутки около 250 миль, наши корабли упражнялись в артиллерийской стрельбе и совместном маневрировании. В Гонконге, куда мы прибыли 26 июня, наши корабли сразу же встали к бункеровочным пирсам  - принимать уголь. "Варягу" необходимо было принять около 800 тонн, "Чесме" - почти вдвое больше, а потому был объявлен общий аврал. Помимо погрузки угля было решено сменить и окраску. Вместо грязно-серого с зеленоватым отливом корабли были выкрашены в белый цвет, более благоприятный для плавания в тропиках.
   Там же, в Гонконге, мы завершили те ремонтные работы, которые не были закончены в мастерских Владивостокского порта. Однако возраст кораблей брал своё и 8 июля, когда покинули Гонконг, на "Варяге" разорвало трубки в котле номер три. При попытке разобщить паропроводы от системы получили ожоги паром трое кочегаров - унтер-офицер и двое матросов. Юнга-новобранец Королев, семнадцати лет от роду, к вечеру от ожогов скончался. Мальчишку похоронили в море, как велит старый обычай, зашив в парусину и спев "коль славен..." Командир "Варяга" фон Ден в кают-компании ругался, на чем стоит свет: война, мало ли мальчишек и без того кладет свои жизни на фронте так тут еще из-за нелепой ошибки американского инженера...
   Если установка "Чесмы" более-менее была в рабочем состоянии, то этого нельзя было сказать о "Варяге", поэтому во время недельной стоянки в Сингапуре (13-18.07) адмирал Бестужев-Рюмин назначил очередную техническую комиссию для обследования крейсера. Флагманские механики выяснили, что для достижения хотя бы двенадцатиузловой скорости на суточном непрерывном переходе необходимо заменить 600 трубок в котлах, не менее тридцати коллекторов и все наличествующие опреснители. Котлы системы Никлосса всегда нуждаются в качественной очистке воды от солей, а действующие 17 лет испарители "Варяга" не могут обеспечить крейсер пресной водой в объеме более чем 40 тонн в сутки. Почти 700 душ команды броненосца и 500 крейсера посменно побывало в увольнительной на сингапурском берегу.
   Местные власти устроили для нас гулянье и пригласили принять участие в экзотическом мероприятии охоте на крокодилов. Мне и мои подчиненным не повезло в отличие от "варяжцев". Две огромные крокодиловые шкуры трофеи "варяжцев" были вывешены у трапов под полубаком крейсера. С этими шкурами он так и в Мурманск потом пришел, с этими жесткими крокодиловыми кожами, высушенными морским ветром и скрипевшими на расчалках... Долгое время матросы с "Чесмы" ходили в гости к "варяжцам" лишь затем, чтобы послушать байки об этой охоте и пощупать гладкую зелено-серую поверхность шкуры страшного тропического монстра... Мода на охотничьи трофеи была в те годы не редкостью. "Аскольд" возил в клетке в кают-компании длинную пеструю неядовитую змею, пойманную кем-то из офицеров на берегу. У немца "Эмдена" на полубаке до самой гибели болтался на леере справа от орудийной пары сушеный хвост огромного ската-манты, по случаю подстреленного на Диего-Гарсиа. "Карльсруэ" предпочитал гирлянду акульих плавников на поручнях командирского мостика... Невинная традиция, а сколько ей лет? Многие тысячи, наверное, еще с тех времен, когда предки наши едва вступили на путь цивилизации, и у всех полудиких народов бытовало мнение, что хороший охотник не может быть плохим воином."
   По дороге в Коломбо, у острова Пуловэй отряд попал в жестокий шторм с тропическим ливнем, почти до нуля ограничившим видимость. "Варяг", шедший вторым в кильватере, даже потерялся от "Чесмы", хотя она находилась не далее чем в двух-трех кабельтовых впереди. Крейсер включил сирену для определения места флагмана по ответному сигналу, а мы к тому же включили и прожектора. Пока "Варяг" искал нас в дожде и тумане, у него вышел из строя циркуляторный насос в правой машине. Крейсер пошел далее под одной машиной, незначительно увеличив ее обороты, чтобы не терять скорость на зыби. А тем временем его трюмно-машинная вахта во главе со старшим механиком кавторангом Лилеевым десять часов пыталась привести "циркулярку" в порядок... Наконец, привод насоса был исправлен и крыльчатый диск стал снова нормально возвращать на котлы конденсирующуюся в двух холодильниках воду. Машину ввели в действие, а фон Ден перед строем объявил благодарность отличившимся при этом ремонте машинистам - Д. Копылову, Н. Юшкову и Л. Калугину. Участникам ремонта выдали денежную премию и пообещали сразу по прибытии в первый ближайший порт отпустить вне очереди в увольнение на берег.
  
   Из воспоминаний капитана 2 ранга М. Лилеева, инженер-механика "Варяга":
  
   С 26 июля по 4 августа мы простояли в Коломбо - живописной бухте острова Цейлон, давно освоенной английским флотом как военно-морская база. Уголь грузили даже в праздник - 27 июля, когда русский флот со времен Петра традиционно отмечает день Гангутской победы. На этот раз парадные торжества пришлось проводить сразу после бункеровки и приборки. Война - время не терпит... Впрочем, и во время войны есть место празднику. Вечером 7 августа "Варяг" и "Чесма" должны были пересечь экватор. В обоих экипажах нашлись моряки из числа нового военного пополнения, которым предстояло сделать это в первый раз. А значит, ветераны должны были, соблюдая старинный морской закон, устроить им встречу с морским царем Нептуном. Организацию праздника взял на себя лейтенант Б.Апрелев. Все было по легенде: вечером по шторм-трапу на борт "Варяга" влез ряженый "царь морей" - бородатый "чесменский" боцман в венке из водорослей. Нептун прибыл в пестром сопровождении: кроме трех дочерей-русалочек, которых играли наряженные девушками самые молодые из юнг - в парусиновых платьях и с длинными косами из зеленой крашеной пакли, с ним были Водяной-штурманец - уже пьяный, с огромным старинным шлюпочным компасом на шее вместо амулета, вымазанные сажей черти-кочегары и вампир-подшкипер с "Летучего голландца" - с выбеленным лицом, восковыми "клыками" и в офицерском дождевике. Нептун, как и положено, потребовал рапорта от командира. В сказках если доклад придется царю не по душе, командира могут и утопить... Поэтому рапорт обычно отдает тоже ряженый. Фон Ден поменялся формой с боцманом Г. Летуновичем и затерялся среди зрителей на полубаке, а боцман пошел за него рапортовать. После этой церемонии "черти" схватили "командира" и по традиции окунули в предназначенный для "крещения" салаг парусиновый бассейн - прямо в чужом мундире, и принялись макать до тех пор, покуда "вахтенный начальник", тоже из матросов переодетых в офицерскую форму, не заплатил за него выкуп вином и угощением. Дальше веселились кто во что горазд: "крестили" в парусиновом бассейне экипажную молодежь, плясали под патефон до стоптанных каблуков, одна из "русалочек" выступила с сольным концертом, исполнив под гитару несколько пародий на цыганские песни. Силачи соревновались в ловкости и упорстве - перетягивали канат, бились на скамье подушками, с завязанными глазами пытались вытолкнуть соперника за круг, очерченный на палубе, жонглировали гантелями и даже учебными снарядами... И в самом деле, даже без переодевания не разобрать уже было, кто здесь командир, а кто подчиненный, кто видел еще Порт-Артур, а кто вышел в первый дальний поход - все были равно словно пьяны от радости... Но война и здесь давала о себе знать. Посменно выходила полюбоваться на праздничное гулянье машинно-котельная вахта, поддерживающая и в дрейфе дежурные пары. А на наблюдательных постах все так же неустанно шарили по горизонту бинокли наблюдателей... Бесшабашное веселье оказалось кстати: Фон Ден позже говорил, что возможно, ему так и не удалось бы погасить начавшиеся конфликты в команде, если бы не этот праздник.
  
   Из воспоминаний командира линейного корабля "Чесма" капитана 1 ранга Черкасова Василия Ниловича "Ход трёхногим конём", Нью-Йорк, 1973 год.
  
   11 августа мы прибыли на Сейшельские острова. В бухте порта я и фон Ден, услышав от англичан о том, какая чудесная на островах рыбалка, разрешил разнообразить пайковой рацион команды свежей рыбой. Ловить ходили посменно - по 65 человек с корабля, с сетями и самодельными векшами, которые делались из отходов троса в свободное время. Мы вообще старались, как могли, всячески обеспечивать быт команд в этом труднейшем походе. Удавалось это далеко не всегда, и как ни странно, зачастую единственным препятствием к осуществлению наших замыслов был устав Гвардейской службы...
   В негвардейских соединениях, например, допускалось ношение неуставных головных уборов при плавании в тропических условиях - и палубным на "Аскольде" разрешили обзавестись хорошо защищающими от южного солнца английскими пробковыми касками и соломенными шляпами... Но моряки гвардейских кораблей должны всегда выглядеть по уставу поэтому и палубные "Чесмы" и палубные "Варяга" должны были носить штатные суконные бескозырки, хотя при дежурстве на дальномерном посту или у флага в таком головном уборе ничего не стоит заработать солнечный удар. Вроде бы - мелочь, а если Главный Штаб не позаботился об исключении из правил, гвардейцы всегда обязаны соблюдать эти правила, хотя бы и в ущерб здоровью.
  
   Из воспоминаний капитана 2 ранга М. Лилеева, инженер-механика "Варяга":
  
   На прогулке во время увольнения на берег молодые матросы нашли себе экзотическую забаву: кататься на гигантских черепахах, которых местные жители держали вместо домашней скотины. Смешно сказать, но черепахи, эти глупые тяжеловесные создания, разводимые на острове как домашние животные, чье мясо съедобно, а броня панциря идет на многие туземные хозяйственные поделки, оказались способны на редкую для рептилий такого размера прыть. Черепашьи бега за пять дней стоянки стали нашим излюбленным развлечением, и дошло даже до того, что один из здешних весьма уважаемых домохозяев, потомок местного жителя и англичанки, любезно презентовал нам одну из черепах своего довольно многочисленного стада. Впрочем, на крейсере от такого "подарка" было слишком много хлопот: пускать ее, как рекомендовал прежний хозяин, на суп мы не намеревались, гонять же и кататься на палубе просто негде. На острове они кормятся сами, поскольку имеют возможность пастись на берегу, а здесь нам приходилось мешать с молоком толченые вареные яйца и этой болтушкой нашу "круглую дурочку" угощать. Ела в неволе черепаха плохо, много привередничала. Где же мы будем брать свежее молоко во время похода?.. В условиях смены климата такие животные не существуют долго, а потому доставить черепаху в Россию и подарить в Питере Зоологическому Музею или какому-нибудь зоопарку нечего было и думать. Вернуть же дар хозяину означало обидеть до полусмерти столь любезную к нам персону... Я рекомендовал просто под шумок выпустить животное где-нибудь на берегу - и дело с концом, и когда однажды в привычном месте не обнаружил черепахи на палубе, решил, что кто-то из матросов, видимо, так и поступил. Мне стало любопытно: как поведет себя это создание, оказавшись после корабля вновь на твердом берегу, и я спросил уезжавших в тот день в увольнение, как поживает наша черепаха. Однако, никто из тех, кого я расспрашивал, не видал, чтобы черепаху везли на берег. Так она и пропала...
  
   Из воспоминаний командира линейного корабля "Чесма" капитана 1 ранга Черкасова Василия Ниловича "Ход трёхногим конём", Нью-Йорк, 1973 год.
  
   На Сейшелах не только отдыхали, ловили рыбу и катались на черепахах. Отряд Бестужева успел провести прекрасно организованные строевые маневры и каждый день практиковался в "боевых занятиях" - не было утра, чтобы не объявили с подъемом учебную тревогу, а единожды колокола громкого боя, заголосившие в час ночи с борта "Чесмы", едва не довели до удара командира британского транспорта, соседствовавшего с линкором на якорной стоянке. Видите ли, англичанину померещилось, что тревога - боевая, и поднята потому, что в базу проник враг... Слухи о германском вспомогательном крейсере, рискнувшем сунуть нос в базу, где помимо стандартного британского "населения" заночевали русские линкор и крейсер, ходили потом по океану с неделю. А когда отряд прибыл в Аден, находившиеся там итальянцы и англичане поздравили Бестужева... с потоплением "трех вспомогательных крейсеров противника из числа шести, напавших на мирное пассажирское судно в районе порта Виктория"... Никакие уверения Бестужева в том, что по данным русской разведки, в этом регионе давно не водится никаких германских рейдеров, ни регулярных, ни вспомогательных, не помешали итальянцам потащить слух по морю далее. После прихода в Аден 27 августа корабли перекрасили в защитный цвет и мы перешли на несение службы по боевому расписанию.
   Нужно заметить, что к моменту захода "Варяга" в Англию он, если верить английским газетам, уже "утопил" по пути домой около полутора десятков различных врагов, в том числе несколько подлодок и линкор.
   4 сентября 1916 года корабли прошли Суэцкий канал. В пути совместно с "Варягом" мы производили учения по отражению торпедных атак и уклонению от торпед при движении 15-узловым ходом. Кстати, "Варяг" впервые с момента прихода из Японии вышел на такую скорость, и к всеобщему удивлению не проявил никаких неисправностей. Не меньше удивления вызывала и популярность "Варяга" в иностранных базах и акваториях. Мою "Чесму" практически никто не воспринимал, как флагмана, несмотря на контр-адмиральский флаг на фоке... Возможно, это стало одной из причин, благодаря которым Бестужев перевел на борт крейсера свой штаб. Утром 8 сентября "Варяг" вышел в море уже как флагман отряда. Мы шли за ним в кильватер, а на правой раковине впереди двигался сопровождающий из союзников легкий крейсер "Ливерпуль", выглядевший весьма странно из-за резких зигзагов камуфляжной окраски. Мы попрактиковались с "Ливерпулем" в определении расстояния друг до друга.
   В Средиземном море ходили упорные слухи о присутствии большого числа германских субмарин. Любой опоздавший хотя бы на полсуток по графику транспорт, прибывая в Гибралтар или Ла-Валетту, у створового маяка узнавал, что он был три часа назад потоплен немецкой (вариант - австрийской) подлодкой, и что якобы, все здешние французские или русские крейсера ушли эту подлодку преследовать... Подлодки, конечно же, в Средиземноморье попадались, и порой бывали весьма эффективны в боях - они утопили уже беднягу "Шарнэ" и пару старых британских броненосцев - "Триумф" и "Маджестик", но нам пока везло...
   6 сентября мы пришли в Порт-Саид, где разделились. Моя "Чесма" пошла в Александрию, чтобы присоединиться к Средиземноморскому флоту союзников, действовавшему в Эгейском море и поддерживающему операции Салоникского фронта.
   В Александрии мы пробыли недолго. Там нам рассказали подробности так называемой "битвы при Вазза"*. Ещё в декабре 1914 года в Египет прибыли солдаты экспедиционных сил из Новой Зеландии и Австралии. Одним из излюбленных ими мест отдыха был каирский бордель Ваз эль Биркет, известный как "Вазза". В апреле 1915 года, в Страстную пятницу, незадолго до отправки в Галлиполи войска взбунтовались и захватили этот самый бордель. Бунт был подавлен силами английской морской пехоты, а бунтовщики в итоге приняли участие в Дарданельской операции и были высажены на Галлиполийском плацдарме. Но все эти пикантные рассказы, как мне кажется, должны были подсластить весьма горькую пилюлю - цена на уголь в Средиземном море была в несколько раз выше, чем в Индийском океане.
   Цена эта была установлена англичанами ещё в 1914 году. Воспользовавшись безраздельным господством своего и французского флотов на Средиземном море, они фактически монополизировали всю морскую торговлю и взвинтили цены на все перевозимые морем товары в несколько раз. Выгода была двойная - во-первых, прибыль в чистом виде, во-вторых, с помощью такого ненавязчивого шага, Британская Империя фактически провела скрытую блокаду Италии, которая колебалась, не решаясь вступить в Мировую войну. Италия продержалась почти полгода, подорвала свою экономику и была вынуждена вступить в войну на стороне Антанты. Такая вот "вельтполитик". Только вот цены после этого всё равно не снизили! И пускай мы и союзники - платить за английский уголь приходится русским золотом. Как говориться - "дружба дружбой, а табачок врозь".
   Ожидание команды, что нам, так же, как и крейсеру "Аскольд", удастся поучаствовать в борьбе против береговых турецких батарей, не оправдались. Нам была уготовлена другая, менее героическая планида. (Нужно кстати заметить, что за время участия в Дарданельской операции, крейсер "Аскольд" выпустил снарядов гораздо больше, чем за всю войну с Японией).
   С началом Мировой войны, Греция провозгласила нейтралитет. Несмотря на это, в октябре 1914 года, греческие войска вторглись в Албанию и оккупировали Северный Эпир. Однако уже в 1915 году, в Албании высадились итальянские войска. Вскоре греческие войска были вынуждены покинуть ранее занятые территории, из-за возможных конфликтов с итальянцами.
   Главным сторонником вступления в войну на стороне Антанты в Греции был премьер-министр Элефтериос Венизелос. Он делал все возможное, чтобы Греция вступила в войну против Центральных держав. В 1913 году между Сербией и Грецией был заключен договор о взаимной помощи, обязывающий прийти на помощь Сербии в случае нападения на неё. На этот договор ссылался Венизелос. Однако король Греции Константин I, симпатизировал Германии, поскольку был шурином германского императора, обучался в Германии и не желал вступать в войну на стороне Антанты. Король и противники Венизелоса, заявляли, что сербско-греческий договор не действителен, в этих условиях Венизелос был отправлен в отставку в октябре 1915 года. Подобная политическая борьба обернулась Национальным расколом для Греции.
   В это время Антанта делала все, чтобы втянуть Грецию в войну на своей стороне. В октябре 1915 года в Салониках, высадились 150 000 англо-французских солдат. Затем 6 июля 1916 Антанта объявила блокаду Греции и потребовала окончательной демобилизации греческой армии, в которой имели большое влияние прогерманские настроения. Греческая армия могла угрожать тылу и сообщениям Салоникского фронта. Два раза, в октябре и в декабре, державы Антанты потребовали от греческого правительства сдачи греческого флота, подчинения контролю Антанты важнейших государственных учреждений. Эти требования также были приняты. Антанта сделалась фактическим хозяином положения в Греции.
   В начале октября Антанта захватила флот формально нейтральной Греции, в которой были довольно сильны прогерманские настроения. Под давлением Антанты, в октябре 1916 года Венизелос вновь стал премьер-министром. Моя "Чесма" играла в этой операции незначительную роль; её присутствие диктовалось исключительно политическими, но никак не военными соображениями. От нас потребовали некоторое количество сухопутных патрулей, обеспечивающих порядок в Пирее. По сути, мы выполняли полицейские функции. И уже не первый раз в истории - в конце 19-го века русские корабли, так же, совместно с английскими и французскими, участвовали в подавлении греческого восстания на острове Крит. Операцию возглавил командующий французским Средиземноморским флотом адмирал Дартиж. В его распоряжении, кроме флагманского дредноута "Прованс", имелось 4 французских, 1 английский броненосец, моя "Чесма", 3 французских, 2 английских и 1 итальянский крейсер, 2 гидроавианосца, 2 минных заградителя, 3 монитора и 15 эсминцев, не считая мелких судов. Действовал он по прямым указаниям адмирала Фурнье, командующего союзными силами на Ближнем Востоке.
  
   Из Иллюстрированного журнала "Искры", воскресенье 9 октября 1916 года
   События в Греции.
   "Как и следовало ожидать, вся греческая "трагикомедия" окончилась появлением временного правительства во главе с Венизелесом, а затем строгого ультиматума, который предъявил афинскому правительству французский адмирал Фурнье, командующий морскими союзными силами на Ближнем Востоке. Адмирал потребовал, чтобы броненосцы "Килькис", "Лемнос" и "Аверов" остались на местах их стоянки, находящиеся же на броненосцах орудия, минные аппараты и военное снаряжение должны быть сняты, а экипажи и штабы их доведены до 1/3 нормального состава. Суда легкого флота должны быть отведены в бухту Керацины в том состоянии, в котором в данную минуту находятся. Экипажам предоставлен выбор либо остаться на судах, либо присоединиться к удалившимся товарищам. Далее адмирал потребовал занятия батарей редутов, господствующих над Саламинским рейдом и каналом, а также двух фортов, доминирующих над Пиреем, и разоружения других фортов этой гавани. Офицеры союзных флотов назначены для несения полицейской службы в пиренейском порту в целях обеспечения безопасности союзных армии на Ближнем Востоке. Союзные офицеры также назначены для полицейской службы на греческих железных дорогах. Словом, у афинского правительства взято все, что составляло гордость нации и оставлено только то, что его позорит. Лучшие люди Греции ушли из Афин и с первым греком Венизелесом организовали самостоятельное правительство, избрав местом пребывания остров Мителену с историческим городом Лесбосом. Новое правительство организует самостоятельную армию, которая вместе с союзными войсками станет на защиту прав Греции. Все греки ищут причину укоренившегося зла в Греции и по французской поговорке chercher la femme находят её в сестре кайзера, супруге короля Константина, открыто называя ее "злым гением" Греции. Конечно, это известно не только грекам, а известно каждому мало-мальски знакомому с греческими делами, которыми давно руководят заправилы из Берлина. Но всякому злу бывает конец..."
  
   Довелось побывать вместе с офицерами на греческих кораблях. "Килькис" и "Лемнос" - в прошлом американские броненосцы "Айдахо" и "Миссисиппи", 1908 года постройки, на четыре года старше нашего "Андрея Первозванного", но практически так же сильно вооруженные - помимо 4-х двенадцатидюймовок, восемь восьмидюймовок и 8-178 мм орудий, "Георгий Аверов" - крейсер итальянской постройки типа "Амальфи", чем-то похож на наш балтийский новый "Рюрик", хотя и послабее.
  
  
   Информация к размышлению. Агент Гюрза. Броненосцы, сентябрь 1916 года
  
   В Греции творилось непонятно что. Король Константин вовсю дружил с императором Вильгельмом, Вензелос держал твердый курс на Антанту. После того как почти год назад в Салониках высадился франко-британский десант, обстановка еще более осложнилась. А разведки всех воюющих держав, просто взбесились в этой ситуации. И одной из наиболее наэлектризованных точек, были два греческих броненосца на Пирейском рейде. С одной стороны они были блокированы эскадрой союзников, но с другой 4-305-мм главного калибра и по восемь 203-мм и 178-мм среднего, это таки серьезные стволы. Плюс предательски пропущенный Антантой в Черное море "Гебен", мог всегда пробежаться от Константинополя для прорыва блокады, а его десять 280 мм. стволов, это было уже совсем серьезно. Владимир раздумывал обо всем этом, ожидая Мари в своем роскошном номере в "Grande Bretagne". Мари как обычно сообщила в объявлении через газету, о важной информации имеющейся для меня у неё. И она как всегда выдала мне буквально клубок проблем, связанных с греческими броненосцами.
   Итак, британцы решили вывести из строя главный калибр броненосцев, но по обычному британскому коварству, провести операцию во время дежурства на броненосцах французских комиссаров. А Германская разведка попросту хочет затопить несчастные корабли, но почему-то медлит. Но больше всех отличилась Итальянская разведка... гордые сыны Рима, решили не много, не мало, поднять на кораблях бунт, с вывешиванием итальянских флагов и увести корабли в Италию, как собственность Итальянской короны. Это было настолько бредово, что я сразу поверил. Но вся мозаика сложилась только благодаря последнему квадратику мозаики, выданному Мари. Несчастные итальянцы, не ведая, что творят, работали именно на германскую разведку, ибо история с бунтом и уводом кораблей, имела целью вовсе не Таранто, а даже и совсем Стамбул.
   Задача была не простая, но решаемая, причем решаемая чужими руками. У Мари везде были свои люди и стравить между собой четыре спецслужбы, получилось вполне. Больше всех пострадали итальянцы, ибо сначала они попались на заговоре, (причем руководители оного, попались на четырех "медовых ловушках" сразу) потом когда они стали оправдываться, всплыли стоящие за заговором людьми Николаи. На этом фоне британцы и французы, от греха подальше объединили усилия по разоружению греческих броненосцев. А Мари я увидел после этого только двадцать лет спустя, впрочем, в её расстрел в 1917 я по ряду причин не поверил, но это уже совсем другая история...
  
  
   Мне же лично участие в греческой кампании запомнилось двумя моментами. Во-первых, на "Чесме" и английских кораблях, чуть не вспыхнул бунт из-за французских консервов, которые были поставлены нам союзниками. Консервы были с Мадагаскара. Надпись на банках гласила: "Monkey meat" - "Обезьянье мясо". На этикетках тоже была изображена обезьяна. И хотя французы пытались всех нас уверить, что консервы эти сделаны из обычной тушеной мадагаскарской говядины - никто им не верил. Английское командование сразу же известило своё правительство, и вопрос со снабжением был пересмотрен.
   Была ли в этих консервах говяжья или обезьянья тушёнка я не знаю, но это был уже не первый скандал во французской армии, связанный с недостатками снабжения. Такое же казнокрадство и взяточничество как в России. Все стремятся получить военные заказы. Те, кто их раздает - стремиться получить взятки, или осчастливить своих родственников и друзей. Как итог - в войска поступают негодный провиант, негодное обмундирование, негодный лес, да ещё и в недостаточном количестве. Поэтому совершенно не удивлюсь, если это действительно было обезьянье мясо.
   Вторым интересным и запомнившимся моментом были французские походно-полевые бордели, сопровождающие войска союзников, высадившиеся в Салониках. Текущая война показала, что утонченные и изнеженные французские солдаты не могут воевать без наличия достаточного комфорта. Для этой цели была создана система полевых борделей, которые сопровождали действующую армию, и располагались в прифронтовой полосе за пределами действия вражеской артиллерии. Бордели делились на две категории: для офицеров и для унтер-офицеров и рядовых. Офицерские бордели обозначались фонарями синего цвета, заведения для нижних чинов - фонарями красного цвета. Провести полчаса с женщиной стоило 15 франков. Проблема контроля за распространением сифилиса и других венерических заболеваний в войсках решалась достаточно цинично - подразделения, где было больше всего больных, как правило, использовали в первой волне наступления, и они несли наибольшие потери. Кстати, на авторство термина "красные фонари" претендуют и американцы и евреи. Первые утверждают, что данный термин был применен в статье "Сентинел" (The Sentinel), в 1894 году в газете, издававшейся в Милуоки. Вторые же утверждают, что в библейской истории о Раав, проститутке из Иерихона, последней помогали шпионы Иисуса Навина, которые пометили её красной веревкой, что спасло ее семью от резни при штурме города. Отсюда, дескать, и пошли красные фонари.
   Что же касается самих боевых действий объединенных войск Антанты, состоящих из английских, французских, итальянских, русских, сербских и черногорских частей против некогда наших "братушек-славян"-болгаров, то действия в целом носили переменный характер. На нашей стороне был численный перевес, на стороне болгаров - хорошие позиции и малое плечо снабжения. Наши же войска испытывали недостаток в артиллерии и боеприпасах, что не позволяло выбить болгар из горной местности. Потери обоих сторон можно было бы считать равными, если бы не эпидемия малярии, от которой пострадали почти 80 тысяч человек из сил Антанты (практически четыре дивизии из 18!). В итоге болгарскую армию разгромить не удалось, и война обрела позиционный характер.
   Кстати, именно в Греции, пообщавшись с офицерами французского флота и экспедиционного корпуса я понял, что все те публикации в нашей прессе о французах, которые не желают воевать имеют место быть на самом деле и это не домыслы наших газетчиков. Проблема существует. Проблема имеет место быть. Проблема приняла характер национального бедствия, из-за чего разговоры о единстве наций в борьбе против прусской военщины - не более, чем пропагандистский трёп. На самом деле война имеет "расовый" характер и вся тяжесть войны падает лишь на одни нации, принося им лишь горе и бедствие, в то время как другие народы и государства получают лишь неслыханные барыши и почести. Пресловутый вопрос о так называемых "embusques" ("амбюске") по поводу которых было пролито столько чернил во французской прессе - краеугольный камень неудач Антанты.
   mbusques" - дословно: прячущиеся в кустах" - это люди, уклонившиеся от опасности отбывать воинскую повинность на фронте и сумевшие скрыться от неприятельских пуль и всех тягостей войны где-нибудь в арьергарде, в службе тыла, на тех или других должностях, в военном министерстве, в генеральном штабе, в военных судах, в интендантстве, в рекрутских бюро, наконец, на фабриках и заводах, работающих на армию и так далее. Таких "амбюске", лиц, уклонившихся от обязанности отбывать службу на фронте, одним словом - "учетников", числилось во Франции в конце первого года войны около 500-600 тысяч человек, по другим выкладкам около полутора миллионов.
   Этих "героев" было так много, что Клемансо в своей статье от 7 апреля 1915 года уверял, что если бы удалось высадить из уютных нор всех "амбюске" и послать этих молодцов на фронт, победа была бы решена одним вмешательством этой многочисленной армии, ибо на фронте "амбюске" вели себя не хуже других "пуалю". Кто же заполнял ряды этой многочисленной "армии" уклонистов? На этот счет дает отчасти ответ известная, поднявшая в свое время много шума в правой прессе газета "Депеш де Тулуз": "Пусть мне покажут пуалю, который видел хотя бы одного миллионера или кюре в траншее". Само собой разумеется, что в этом утверждении есть определенная доля преувеличения, но дело не в том, можно ли найти хотя бы одного миллионера в траншее, а в том, что всякий богатый человек, имеющий связи, мог легко уклониться от службы, и таких "патриотов в кустах" оказалось столько, что из них, по словам Клемансо, нетрудно было бы организовать целые армии, которые своим вмешательством могли бы в первый же год войны решить её участь.
   Если состоятельных и имеющих находились отдельные личности, не желавшие уклоняться от службы на фронте и жертвовавшие своей жизнью во имя отечества, то таких были единицы. В первый же месяц войны Клемансо при поддержке некоторых других влиятельных журналистов начал свою кампанию против "амбюске", и в конце 1915 года, через полтора года после её начала войны, мы читаем во французских газетах об образовании в некоторых городах Франции лиги против "амбюске" (Ligue contre les embusques) . Несомненно, что образование таких лиг пришлось не по вкусу некоторым государственным деятелям республики, как например бывшему военному министру Мильернану, который просил прессу даже не употреблять термина "embusques", как колеблющего веру в единодушный энтузиазм всего населения, готовность всех классов общества отдать все на алтарь отечества. Однако нужно признать, что все эти лиги ничего не достигли, ибо слишком влиятельные группы населения, наконец, само правительство поддерживали институт "амбюске".
   Поэтому, даже в июле 1916 года, можно было прочесть в умеренной газете "Эксельсиор" жалобы депутата Эмиля Бруссэ, что в то время, как в военных бюро при министерстве, генеральном штабе и т.д. сидят здоровые молодые люди в офицерских мундирах, занимающиеся перепиской бумаг и прочими пустяками, престарелые солдаты, только что оправившиеся от ран, пролетарии, крестьяне, не имеющие связей, не имеющие поддержки какого-либо влиятельного чиновника, сенатора или депутата, снова отправляются на фронт, чтобы защищать страну против наследственного врага. "Всегда одни и те же дают себя убивать (жертвуют собой)" - это изречение, сделавшееся во время войны обиходной фразой во Франции, как нельзя лучше характеризует положение, созданное уклонением от опасностей, связанных с пребыванием на фронте, нескольких сот тысяч представителей благородных и влиятельных фамилий.
   Многие из противников амбюске объединились в одну Национальную лигу против амбюске (Ligue nationale contre les embusques). Лига выработала устав, выбрала комитет и официально легализовалась. Не следует думать, будто основателями лиги были какие-нибудь социалисты и вообще "потрясатели основ". Председателем лиги был избран генерал де-Гаре, вице-председателями контр-адмирал Дегуйи и президент общества ветеранов армии и флота Санбэф, секретарем полковник - Венсен. Членами-основателями лиги были Рене Думик, Галли, известный реакционный депутат, и многие другие консерваторы и люди умеренного образа мыслей.
   Но гладко было на бумаге. К сожалению, многие из участников этой лиги желали попросту успокоить и ввести в заблуждение общественное мнение, создав "фикцию", будто "патриоты" не сидят сложа руки и делают все от них зависящее, лишь бы заставить амбюске уйти на фронт. Громадная армия уклонившихся от действительной военной службы формируется из так называемых "маменьких сынков" (fils a papa), из представителей господствующих классов, из чинов духовенства, ибо во Франции последние не освобождены от воинской повинности. Клемансо в серии своих статей разоблачил все те приемы, к которым прибегают представители влиятельных групп населения, чтобы переложить с себя "налог крови" на народные массы. Молодые, здоровенные, краснощекие католические священники занимаются, словно сестры милосердия уходом за раненными солдатами. Занятие, несомненно, благородное. Но дело в том, что эти священники мобилизованы в армию, и они предпочли, вместо того, чтобы идти в опасные для жизни и неудобные траншеи, укрыться в госпиталях от дождя, сырости, немецких пуль и снарядов. Представители "золотой молодёжи", занимавшиеся всегда спортом, отбывавшие в мирное время воинскую повинность и прекрасно владеющие оружием, прибегают к другим приемам. Будучи мобилизованы, они с помощью протекции получают назначение в автомобильную часть и носятся по улицам отдаленных от фронта городов, давя прохожих, в то время, как заправские водители, всю жизнь управлявшие автомобилями, лежат где-нибудь в траншеях. "Маменькины сынки" назначаются обыкновенными писцами к полковникам и генералам, находящимся сейчас вне линии огня, наконец, с помощью всякого рода родственников и других связей, а порой и подложных документов они поступают рабочими на казенные и частные военные заводы приготовляют там снаряды, в то время, как специалисты, с юных лет работавшие на этих заводах, находятся на фронте.
   В октябре 1915 года, через 16 месяцев после начала войны, военный обозреватель "Таймс" поставил вопрос: "Почему Франция, имея под ружьем четыре миллиона человек и пользуясь содействием Англии и Бельгии, не может до сих пор изгнать из своей территории полтора миллиона немцев?" Официальный ответ самой "Таймс" и другой прессы был в нехватке артиллерии и снарядов. Но что мешало организовать их производство в требуемом количестве? Поначалу, то же, что и в России - первыми были мобилизованы и отправлены на фронт - инженеры и рабочие с военных предприятий. Затем этих специалистов постарались вернуть на военные заводы, но вернули не всех. Кто занял их место? Их место на заводах заняли сотни тысяч всякого рода нотариусов, адвокатов, бухгалтеров, скрипачей, пианистов, содержателей кафе-шантанов, художников-импрессионистов. Депутат Дюрафур в своем докладе парламенту упомянул одно из военных предприятий, где половина персонала была из колбасников, цирюльников, стряпчих и адвокатов. Какого качества оружие могут выпускать такие люди? На этот вопрос Дюрафур дает четкий ответ - истину о качестве оружия выпускаемого "амбюске" можно узнать от сидящих в окопах, если те выживут, защищаясь таким оружием.
   11 июня 1915 года военный министр Мильеран, заявил, что им из различных вспомогательных служб при армии, из различных бюро фабрик и заводов отправлено на фронт 650 635 "амбюске" и вопрос "амбюске" окончательно решен. Однако в открытом письме союза механиков от 13 июня того же года было заявлено, что несмотря на принятые меры число "амбюске" составляет примерно две третьих от всего наличного персонала. "Истина заключается в том, что многие фабриканты зачислили на свои фабрики всех своих друзей, родственников, поставщиков, клиентов, своих агентов, служащих. Все эти покровители "амбюске" желают сохранить вдали от опасностей войны тех, кто покинул свой пост и приписался к профессии, которой никогда не занимался". Как результат - большинство военных заводов Франции работают вполовину, а то и в одну треть своей мощности и очень часто производят брак. Брак, который скаредные французы продают за золото своим союзникам - России, Сербии, Черногории.
   После завершения действий в Греции против "братушек-православных"-греков, мы, к огромной моей радости и радости всего экипажа, были направлены в состав флотилии Северного Ледовитого океана: на наш прорыв в Чёрное море или на Балтику никаких шансов не было, хотя отдельные горячие головы в кают-компании спорили на эту тему, и даже разрабатывали свои планы.
   Флот Австро-Венгрии за всё время пребывания "Чесмы" на Средиземном море никоим образом себя не проявил - прятался в своих базах в Адриатическом море.
   Да, совершенно забыл упомянуть историю про так называемый Норфолкский полк. Полк этот был сформирован во время реформы британской армии в 1881 году на базе 9-го пехотного полка, и состоял в основном из местного ополчения и добровольцев. В Мировую войну полк вступил в составе двух регулярных, одного резервного и трёх территориальных батальонов (один из них был "самокатный"). Два территориальных батальона были приписаны 163-й бригаде 54-й (восточно-английской) дивизии, которая вошла в состав Средиземноморских экспедиционных сил под общим командованием генерал-лейтенанта сэра Йена Гамильтона (прямого потомка адмирала Нельсона) и принимала участие в Дарданелльской операции на полуострове Галлиполи. Как и свой далекий предок, сэр Йен отличался заносчивостью и абсолютным неумением организовать и провести десантную операцию. Разумеется, всё пошло не так, и всё пошло наперекосяк. Привыкшие к комфорту союзники затянули время сосредоточения десанта на захваченном плацдарме и дали тем самым возможность турецкой армии организовать оборону. В эту-то оборону они в итоге и уперлись.
   25 июля 1915 года батальоны Норфолкского полка 1/4 под командованием капитана Монтгомери и 1/5 под командованием полковника сэра Горация Бичампа высадились в бухте Сувла и приняли участие в наступлении на деревню Анафарта. Англичанам противостояли части 36-й турецкой дивизии под командованием майора Муниб-Бея. 29 июля генерал-лейтенант Гамильтон направил одно из подразделений батальона 1/5 занять высоту 60 (Kaiajik Aghala). В этой атаке участвовала Сэндрингэмская добровольческая рота батальона 1/5 Норфолкского полка под командованием капитана Фрэнка Реджинальда Бека. Там-то и случилось это странное и необъяснимое.
   В отчёте комиссии, которая пыталась расследовать это странное происшествие (The Final Report of the Dardanelles Commission) упоминалось о странном тумане, который 29 июля (12 августа 1915 года) ослеплял артиллерийских наблюдателей в районе бухты Сувла. Один из свидетелей сообщал:
   "По какой-то причуде природы бухты Сувла Бэй и Плэйн были окутаны странным туманом днём 12 августа, Это была полная неудача для нас, так как мы надеялись, что стрелки врага будут ослеплены солнцем, склоняющимся к закату, а нам турецкие окопы будут ясно видны в его вечерних лучах с исключительной чёткостью. Получилось же, что мы с трудом могли различить порядки врага в этот день, в то время как западные цели были особо хорошо видны на ярком свету..."
   Тем же, кто находился непосредственно рядом, с норфолкцами - пехотинцам новозеландского полка предстала ещё более жуткая картина. Франк Рейхарт Матата из 4-й батальона 165-го полка написал в своих показаниях:
   "Поднимался день, ясный, безоблачный, в общем, прекрасный средиземноморский день, какого и следовало ожидать. Однако было одно исключение: в воздухе висели 6 или 8 туч в форме "круглых буханок хлеба". Все эти одинаковые по форме облака находились прямо над "высотой 60". Было замечено, что, несмотря на легкий ветер, дувший с юга со скоростью 5-6 миль в час, ни расположение туч, ни их форма не изменялись.
   С нашего наблюдательного пункта, расположенного в 500 футах, мы видели, что они висят на угле возвышения 60 градусов. На земле, прямо под этой группой облаков, находилась ещё одна неподвижная туча такой же формы. Её размеры были около 800 футов в длину, 200 в высоту и 200 в ширину. Эта туча была совершенно плотной и казалась почти твердой структурой. Она находилась на расстоянии от 14 до 18 цепей (280--360 метров) от места сражения, на территории занятой британцами.
   Двадцать два человека из 3-го отделения 1-ой полевой роты N.E.Z. и я наблюдали за всем этим из траншей на расстоянии в 2500 ярдов к юго-западу от тучи, находившейся ближе всех к земле. Наша точка наблюдения возвышалась над "высотой 60" где-то на 300 футов; уже позже мы вспомнили, что эта туча растянулась над пересохшей речкой или размытой дорогой, и мы прекрасно видели её бока и края. Она была, как и все остальные тучи, светло-серого цвета.
   Тогда мы увидели британский полк (первый дробь четвёртый батальон норфолкского полка) в несколько сотен человек, который вышел на это высохшее русло или размытую дорогу и направился к "высоте 60", чтобы усилить отряд на этой высоте. Они приблизились к месту, где находилась туча, и без колебаний вошли прямо в неё, но ни один из них на высоте 60 не появился и не сражался. Примерно через час после того как последние группы солдат исчезли в туче, она легко покинула землю и, как это делают любой туман или туча, медленно поднялась и собрала остальные, похожие на неё тучи, упомянутые в начале рассказа. Рассмотрев их внимательно ещё раз, мы поняли, что они похожи на "горошины в стручке". В течение всего происходящего тучи висели на одном и том же месте, но как только "земная" туча поднялась до их уровня, все вместе отправились в северном направлении, к Болгарии, и через три четверти часа потерялись из виду..."
   267 человек, которых повели в бой полковник Бичамп и капитан Бек, по словам очевидцев, во время продвижения по лощине вошли в странное светло-серое облако тумана. Однако, когда туман вскоре рассеялся, ни живых норфолкцев, ни их тел на земле обнаружено не было.
   Но Гамильтон при описании последовавших событий в донесении военному министру лорду Китченеру не стал писать всей правды:
   "...Батальон 1/5-й Норфолкского полка был на правом фланге и в какой-то момент почувствовал менее сильное сопротивление (противника), чем то, которое встречала остальная часть бригады. Против отступающих сил противника полковник сэр Г. Бичамп -- храбрый, уверенный в себе офицер -- повёл упорный натиск, увлекая за собой лучшую часть батальона. Сражение усиливалось, а местность становилась более лесистой и изломанной. К этой стадии боя многие бойцы были ранены или доведены до изнеможения жаждой. Эти вернулись в лагерь в течение ночи. Но полковник с шестнадцатью офицерами и 250 бойцами продолжал преследование, оттесняя противника... Никого из них больше не видели и не слышали. Они углубились в лес и перестали быть видны и слышны. Никто из них не вернулся..."
   С 1915 года подразделение Норфолкского полка было объявлено пропавшим без вести. Правительство Великобритании предприняло усилия по выяснению его дальнейшей судьбы, в том числе обратилось за помощью в этом вопросе к турецким властям. Турки признали захват в плен в тот день 35 британцев, из которых только один, рядовой Браун был из состава батальона 1/5 Норфолкского полка.
   Подозреваю, что англичане рассказали нам явно не всё. 22 мая (5 июня) 1916 года броненосный крейсер "Хэмпшир" на борту которого находился лорд Китченер и дипломатическая миссия, погиб практически со всем экипажем и лордом. Официально было объявлено, что он подорвался на мине. Но не может корабль в десять тысяч тонн водоизмещением погибнуть от одной мины! Только если сдетонировал его боезапас, но этого не было! Кстати, крейсер следовал в Россию. Немногие спасенные утверждали, что перед тем, как корабль погиб он вошёл в странное светло-серое облако рубленных, прямоугольных очертаний. Оно было примерно таких же размеров, как и норфолкское. Никакого взрыва не было, просто облако стало подниматься вверх и ...оторвало надводную часть корпуса корабля. Несомненно, речь идёт о каком-то новейшем германском оружии в основе которого, скорее всего, неизвестные нам явления магнетизма и электричества.
  
   Из мемуаров генерала фон...
   Предстоящий визит лорда Китченера в Россию ставил под угрозу не только планы кампании 1916 года, но и весь наметившийся новый геополитический расклад. По тому, как в Петрограде зашевелились представители проанглийской и профранцузской партии стало ясно, что намерения англичан весьма серьёзны, вплоть до устранения существующей династии...
   ...Было принято решение воспрепятствовать этому визиту, вплоть до привлечения сил и средств проекта Z...
  
   Лондон.
  
   Вне зависимости от того какая партия в Британии находится у власти, всегда существует круг избранных, в который входят те, кто определяет политику Британской Империи и мировую политику. И принадлежат эти люди к различным партиям. Просто таковы "правила игры" в демократию. Вот и сейчас в клубе "Трафальгар" в Лондон-сити собрались и тори и виги.
   - Я полагаю, сэр Гораций, что Вам необходимо отправиться в Россию лично и посмотреть всё на месте, - подвёл итог многочасовому разговору Герберт Генри Асквит, 1-й граф Оксфорда и Асквита и 51-й премьер-министр Великобритании.
   - Полностью с Вами согласен, сэр Герберт, - кивнул лорд Китченер, - этим русским никогда нельзя доверять...
   План сэра Горация был весьма прост выехать из города специальным поездом в северную Шотландию, оттуда перебраться на базу Королевского флота Скапа-Флоу на Оркнейских островах и на быстроходном крейсере отплыть в Архангельск. Потом встретиться в Петрограде с царем и представителями командования, съездить на фронт и в Москву и вернуться прежним путем.
   В состав его миссии входили генерал Аллершоу, сэр Дональдсон, чиновник министерства иностранных дел О`Брайен с шифровальщиком, полковник Фитцжеральд, секретарь Робертсон, переводчик лейтенант Макферсон, инспектор полиции Маклейн, камердинер Серджи.
   2 июня 1916 года Лондон уведомил начальника британской военной миссии в России Уильямса о предстоящем визите военного министра, и Николай II изъявил готовность принять его. Генеральный консул в Москве Р. Локкарт начал искать в антикварных магазинах подлинные экземпляры китайского фарфора, которым лорд Китченер очень увлекался.
   4 июня под проливным дождем специальный поезд отправился от перрона лондонского вокзала Виктория. Специальный поезд состоял из трех блиндированных полуторадюймовой армстронговской броней вагонов. Один занимал сам фельдмаршал лорд Гораций Китченер и его миссия; два других -- охрана и секретный груз в тяжелых металлических ящиках.
   Что-то не давало покоя сэру Горацио Китченеру и он пребывал в мрачном настроении. Куда-то запропастился О`Брайен. Похищен германской разведкой? Или сам является германским шпионом. Ждать его не стали, поезд тронулся и уже на следующий день, делегация добралась до Шотландии и на эсминце прибыла в Скапа-Флоу.
  
   _______________________________________________________________
   * О подробностях "битвы при Вазза" лучше всего написал Роберт Элвуд в своих мемуарах: "От "Гомика" до Галлиполи и обратно на "Педике" (Лондон, "Оспрей" 1937 год) :
  
   ...С чего начать своё повествование? Подробности моего призыва в армию наверняка никому не интересны. Призывался я также, как и большинство "анзаковцев". Может с плавания морем? Да-да, я знаю, что плавает в море только дерьмо, а моряки и корабли ходят. Но я сухопутный и знаю, что, например, кенгуру не ходят, а прыгают. А киви, хотя они и птицы, совсем не летают. Перевозили нас на бывших лайнерах компании "Вайт Стар Лайн". Той самой, которой принадлежал погибший "Титаник". До начала войны на линии Мельбурн-Саутгемптон их курсировало три - "Гомик" ("Homic"), "Педик" ("Pedic"), "Дурик" ("Duric"). Это были далеко не новые корабли. Построены они были на верфи в Белфасте для компании "Кенгуру лайн" в 1900-м, 1902-м и 1904-м году соответственно. До того как Джон Пирпонт Морган купил компанию "Кенгуру Лайн" они носили другие названия, в соответствии с традициями компании исключительно австралийские, названия красивейших местных эндемичных цветов на коренном языке аборигенов: "Мудакклоррах" ("Mudakkorrah"), "Иддиотонах" ("Eddeotonah") и "Пошшелтынах" ("Poshsheltinah"). Но "Кенгуру Лайн" в итоге разорилась и была перекуплена очередной монополией американцев.
   Разумеется, на этих лайнерах не было такого комфорта, как на "Титанике" или "Олимпике". Да он, собственно говоря, и не требовался. В мирное время было достаточно сотни кают "первого класса". Второй класс не требовался, ибо особой разницы в цене из-за дальности маршрута не было. Имелось ещё около тысячи мест третьего класса и вместительные трюма. Кстати это и является особенностью всех пассажирских лайнеров австралийских линий - все они были грузопассажирскими, ибо сугубо пассажирские пароходы разорили бы любого владельца из-за недостатка пассажиров.
   Грузопассажирские суда, как выяснилось с началом войны, очень удобны для переброски войск со всем снаряжением и вооружением. Моё подразделение перебрасывали на лайнере "Гомик". Подробностей плавания я, честно говоря, не помню, ибо всю дорогу пропьянствовал со своими друзьями в десятиместной каюте. Виски "Джеймс Кук", как вы сами понимает, не способствует хорошей памяти. Скорее даже наоборот. И совершенно неважно, сколько содовой вы при этом используете!
   Каир! Как много в этом слове, для сердца англичанина сплелось! Как много в нём отозвалось, но нам-то... Если честно, то с....ать я хотел на Британскую Империю и её проблемы! Нет, конечно же, мне было интересно повидать Европу и всё остальное, но только в качестве туриста, а не военнообязанного! Моей Австралии эта война была абсолютно не нужна. Но... "Королева дала приказ на север, туда, где живут полярные дятлы и арктические дрозды, а невеста с приданным живёт на юге и поэтому плачет в сумку домашней кенгуру....". Но вернемся к Каиру. Ничего особенного он из себя не представлял. Обычный колониальный город с местными туземцами. Конечно же, небезызвестная Агата Кристи приложила немало усилий для его рекламы и написала на египетскую тему почти десяток романов, но колония останется колонией. Восток - это жара, вонь и грязь. Всякие там пирамиды сфинксы и фараоны - это на один раз посмотреть. А посмотреть можно за два-три дня. А если человек прибыл в Египет не на три дня, а на три месяца? Чем ему заниматься? Рецепт всегда известен - спиртное и женщины.
   Да, забыл рассказать о главном! Войска в британской империи делились на две категории "джентльмены" и "быдло". К джентльменам относились те, кто призывался непосредственно с территории Великобритании, к "быдлу" или "колониальным войскам" относились все остальные прибывшие из доминионов - Канады, Австралии, Новой Зеландии, Индии. Джентльмены воевали исключительно в Европе во Франции. "Быдло" - там, куда его пошлют. Австралийцев и новозеландцев, послали воевать на Ближнем Востоке.
   Обучали нас в Египте, в лагере, расположенном в ста ярдах от египетских пирамид. При этом инструктора постоянно твердили одну и ту же замысловатую фразу про "тысячелетия веков, мудрость пирамид и что-то там ещё". Разумеется, ничего из того, что они нам преподавали нам так и не потребовалось! Даже наоборот...но это другая тема. Всё свободное время мы проводили в Каире. Точнее сказать в нескольких его районах. Трамвай, который шёл через эти районы и сейчас называют в честь нас "анзаковским".
   Да, если кто-то думает, что австралийские лайнеры получили в компании "Вайт Стар Лайн" имена в соответствии с австралийскими склонностями, то он ошибается! Это в метрополии стало модным быть педиком или гомиком. У нас же в Австралии всё по-простому - мужчина хочет женщину и добивается её или покупает. Можно конечно же смеяться над этим и говорить что мы австралийские варвары, отставшие от мировой цивилизации, но мне, как и большинству австралийцев на это плевать! Член дан Богом мужчине только для того, чтобы он мог его всунуть в соответствующее отверстие и излить своё семя. Отверстие это находится только у женщины. И мне лично плевать на то, что Гай Юлий Цезарь всовывал его в молодых мальчиков, а хвалёные римские легионеры пытались обрюхатить стада овец и коз, которые сопровождали войска Римской империи. Нет этого в Божьем Писании! Плодиться и размножаться! А эти в своём Лондоне - пускай суют свои члены хоть в паровозную топку!
   К сожалению, но за удовольствия приходится расплачиваться. Блудливые французы и их тамплиеры изобрели болезни, называемые "болезнями любви" или "французскими болезнями". Я полагаю, что мои воспоминания читает взрослый читатель, поэтому не буду распространяться про очень деликатные подробности. Чтобы там не писали после войны, но в нашем АНЗАКе такими болезнями переболел каждый четвертый.
   Что же представлял из себя Каир? Как и всякий колониальный город, он имел множество европейских колоний и двойные законы. В этих европейских колониях действовали исключительно европейские, а не египетские законы. Поэтому, если, скажем, египтянину за кражу отрубали руку, то жителя "колонии" или "миссии" за точно такое же преступление, в лучшем случае сажали в тюрьму, в худшем, за недостатком улик просто отпускали и ещё извинялись. Споры между египтянами и европейцами решались в так называемых "смешанных" судах, в которых заседали и египтяне, и европейские юристы.
   Начальником полиции Каира официально был египтянин Абдулл ибн Насернавсе. Но он был по сути декоративной фигурой, и в основном занимался проблемами местных феллахов. Главным же на самом деле был подполковник Томас Рассел или Рассел-паша. Его женушка Дороти - занималась египтологией - наукой по вывозу всяких там древностей из Египта. Она даже написала целую книжку по тем древностям, которые успела наворовать в Египте, пока её муж был у власти.
   Сам же Томас занимался тем, что получал мзду от сутенеров и торговцев гашишем. Ничего нового на этом поприще он не изобрёл - схема получения взяток сложилась ещё до него, и он просто принял её от предшественника - Артура Джеймс Бальфур, первого графа Бальфура. Да-да, того самого, который был пятидесятым премьер-министром Великобритании в период с 1902 по 1905 год. Всё в этой схеме истинно по-английски просто. Город разбит на кварталы. В каждом квартале есть свой глава. Этот глава квартала ежемесячно приносит собранные поборы. Традиционно, один из кварталов в колониальном городе получал лицензию на обустройство борделей. Подразумевалось, что в этих борделях будет регулярно производиться медицинский осмотр. Разумеется, гладко было только на бумаге, а в реальности совершенно забыли, что укус тасманийского волка смертелен. Никто никакого медицинского осмотра в этих борделях укомплектованных еврейскими и славянскими проститутками никогда не производил. Вместо заболевшей шлюхи привозили новую, а больную топили в Ниле. В остальных же кварталах не было и того - шлюхи работали до самой смерти - своей естественной или насильственной. Разумеется, мы, "анзаковцы", посещали лицензированный квартал. Кстати, то, что его официально закрыли в 1916 году абсолютно ничего не решило. Даже наоборот - стало ещё хуже. Но эта другая история, а тогда.... Тогда полиция не могла войти в дом иностранца без согласия и в присутствии консула или его представителем. И если бы этим только и ограничивалось! Небезызвестная француженка мадам Ивонн, узнав, что полиция собирается закрыть её бордель, укомплектованный еврейскими и русскими шлюхами из Киева, вовремя подсуетилась, и обзавелась итальянским гражданством и паспортом на имя сеньориты Дженитили. Разумеется, сэр Томасс Рассел не смог попасть вовнутрь её борделя, ибо он стал итальянским, а у него были бумаги только от французского консула... Сэр Рассел был человеком упорным, и через неделю пришел с бумагами от итальянскомго консула, но вместо сеньориты Дженитилли, его встретила уже фрау Гертхен - гражданка Германии. Сэр Томас не сдался и нанёс очередной визит через месяц, обзаведясь за этот месяц бумагами ВСЕХ семи держав. Да, ему открыли дверь. Да, он обнаружил следы борделя. Да, он закрыл его. Но... Через дорогу от закрытого борделя уже работал новый, под другим именем! И это всё происходило в лицензированном квартале. А что происходило в остальных? Слава богу, я и мои товарищи их не посещали.
   Упомянутый квартал назывался "Красный слепой квартал" (Red Blind Quarter) - расположен он был в районе улицы Клот бей и сада Езбекиуйя. Сад этот располагался на месте одноименного озера. Именно в этом районе, кстати, и располагалось большинство посольств и консульств, а так же воспетый Агатой Кристи отель "Шепхердс" ("Shepheards"). Область к северу от Езбекиуйя была известна как Вагх-эль-Бирка - "противостоящее озеро". На его берегу размещались дворцы и виллы глав консульств основных держав. Нужно сразу сказать, что среди представителей европейских держав, включая и англичан, живущих в метрополии, существует идиотская мода на подражание. Квартал "Ред Блинд квартер" стал популярным местом благодаря Наполеону, в своё время высадившемуся в Египте. Его штаб квартира располагалась именно в этом районе. Правда точное ее местоположение неизвестно, и соответственно теперь каждый дом квартала претендует на право называть себя "бывшей ставкой Наполеона".
   Среди европейцев этот район обрел прозвище - Вазза или Вазер. Как я уже говорил, он был традиционно заселён женщинами третьего класса - отработавшими своё русскими шлюхами из Марселя. Тут я должен кое-что пояснить читателю. В конце девятнадцатого века сложилась устойчивая схема, в соответствии с которой славянские рабыни разных национальностей вывозились из Российской империи. Всех маршрутов вывоза я не знаю, но скажу про то, о чём известно мне. В Российской империи существовала целая сеть специальных еврейских агентов, заманивающих девушек в рабство. Они привлекали их работой в качестве нянь и горничных в престижных богатых семьях или в модельных агентствах. Назывались эти агенты "зухерами" или "маккаввеями". Девушек опаивали опиумным зельем и в полубессознательном состоянии вывозили из русской Варшавы в Париж, а затем оттуда в Марсель. После годичной работы в борделях Марселя здоровье девушек ухудшалось их переводили во вторую категорию и вывозили в Каир. Год или два работы в Каире и их вывозили в Бомбей или Гонконг, переведя при этом в третью категорию. Ну а там... там я самолично добивал веслом какую-то русскую шлюху из Львова, которой мы попользовались в Бомбее.
   Началось всё с Хью Познера - солдата из Манчестера. Получив увольнительную, он пошёл в бордель "Демокрацу", расположенный по адресу улица Дарб-аль-Мубалат, дом номер восемь. Бордель этот считался солидным заведением, ибо при нём был небольшой ресторан со сценой, на которой дюжина голых девушек танцевала канкан. Девушек этих после танцев покупали клиенты и разводили по номерам. Каково же было удивление и возмущение Хью, когда среди одной из танцующих он увидел свою сестру. Как англичанка попала в бордель в Египте? Всё очень просто! Англияс! Империя. Его сестра Элизабет работала горничной у леди Мэри Сью. Дела у лорда Сью шли неважно ибо он был заядлым картёжником и спустил в карты практически всё своё состояние. Чтобы хоть как-то покрыть свои долги он продал горничную еврейским сутенерам. В результате Элизабет была вынуждена работать танцовщицей в борделе.
   Хью попытался выручить и спасти свою сестру. Разумеется, у рядового не хватило денег на покупку ночи с танцовщицей. На обычную шлюху бы наверняка хватило, но танцовщицы были практически на порядок дороже. Хью попытался забрать из борделя свою сестру, но охрана борделя избила его, а затем выбросила из окна. Парень угодил в итоге в госпиталь, где провалялся почти неделю. Выйдя из госпиталя, он пришёл в тренировочный лагерь и обо всём рассказал сослуживцам. Спасать его сестру отправилось почти пятьсот человек - англичане, австралийцы, новозеландцы. Это было второго апреля 1915 года в Страстную пятницу. Затем к ним присоединились ещё люди. Всего в итоге набралось около трёх тысяч человек, находившихся весьма в подпитии и весьма агрессивно настроенных. Сестру Хью Познера нашли. Нашли и освободили. Охрану борделя "Демокрацу" избили, шлюх и танцовщиц, которые там работали, прихватили с собой, а сам бордель подожгли. Было это коло четырех часов после полудня. А затем... понеслось-поехало! Подвыпившая толпа стала громить магазины и напиваться ещё больше. С борделями поступали аналогично - выбрасывали мебель из окон, а затем поджигали её. Я, например, самолично выбросил фортепьяно с третьего этажа в борделе "Клеопатра", принадлежавшего мадам Клико.
   Военная полиция попыталась нас остановить огнём из револьверов и даже ранила двоих из толпы, но её забросали бутылками и камнями. Затем появились египетские пожарные, но потушить подожженноё им не дали, ибо они имели неосторожность направить брандспойт на толпу за что были избиты. Наконец, примерно к одиннадцати вечера появились английские драгуны. С саблями наголо они достаточно быстро рассеяли пьяную толпу погромщиков и арестовали около пятидесяти человек. Вслед за драгунами снова появились пожарные и под их защитой начали наконец-таки тушить горящие здания.
   На следующий день, в субботу, в войсковой столовой тренировочного лагеря повар араб был пойман с поличным в тот момент, когда он разбавлял пиво верблюжьей мочой. Все бочки с пивом были разбиты, столовая была подожжена, а араб жестоко избит. В воскресенье новозеландцы сожгли кинотеатр. В фойе этого заведения устраивались боксерские бои с тотализатором, они были очень популярны. Владелец заведения имел неосторожность вдвое повысить цены на входные билеты за что в итоге и поплатился.
   Эта битва при Вазза (Battle of the Wozzer), как ни странно, достигла результатов. Леди Этти Рут из Новой Зеландии добилась организации в Париже специальной сексуальной службы SSS (Sexual Support Service). Благодаря ней во Франции была организована целая сеть специальных войсковых борделей для австралийцев и новозеландцев. В этих борделях проституток регулярно осматривали врачи, посетителям в обязательном порядке поставлялись презервативы и антисептические мази. Конечно же, Этти имела свой доход от созданных борделей, но в войсках её называли "святой" Австралии и Новой Зеландии, хотя епископ Великобритании отлучил её от церкви. К 1916 году сеть борделей SSS появилась и в Каире, что наконец, позволило закрыть все остальные заведения.
   25 апреля 1915 года войска "анзака" высадились в Галлиполи. На смену покинувшим Египет австралийцам и новозеландцам прибыли новые. И 31 июля 1915 года состоялась "вторая битва при Вазза". На этот раз квартал разгромили без всяких причин. Участвовавшие в этом погроме войска спешно отправили на фронт, но они "не успели". В том смысле, что "анзаковцам" повезло - жертвой нового германского оружия стал Норфолкский полк. Но это уже другая история...
  
  
   Из воспоминаний командира крейсера "Варяг"...
  
   Этот странный человек поднялся к нам на борт в Англии, имея при себе предписание от Верховного Главнокомандующего с резолюцией "Оказать всяческое содействие!". Шпионские игры я не любил, а в том, что передо мной шпион я не сомневался. Уж слишком не прост этот господин N! Да и с какой стати Самого Верховного вдруг заинтересовал какой-то историк-этнограф, специализирующийся на новозеландском племени маори? Где те маори, а где Романов-на-Мурмане? Но деваться было некуда. Господин N затребовал план нашего перехода и в приказном порядке внёс коррективы - в такой-то час мы должны были оказаться в точке с такими-то координатами...
  
  
   Информация к размышлению. Агент Гюрза. Борт крейсера "Варяг" октябрь 1916 года
  
    На борту "Варяга" меня приняли настороженно и неприязненно. Но меня это мало интересовало - главное выполнить задачу. Необходимо уничтожить брата-близнеца "Дойчланда" - "Бремен". В противном случае "серая эскадра" "Бремена" займется Петроградом точно так же, как это делает сейчас "серая эскадра" "Дойчланда"... У меня был большой сюрприз для "Бремена", сюрприз под названием "Левша". Это был прибор собранный студентами Московского Высшего Технического училища. Там было две группы юных гениев, на них я вышел, когда расследовал финансирование из-за рубежа социалистических групп, а этот социалистический студенческий кружок, пару раз получал из за рубежа литературу, по каналам связников Николаи. Студентов арестовали на Рождество, за нарушение общественного порядка в трактире и в камеру к ним устроили нашу "подсадку", так оказалось студиозы вели в камере не политические дискуссии, а технические споры. Были рождественские праздники, так что когда в камеру к студентам поместили приват-доцента, задержанного за надевание на голову официанту ведерка со льдом, это было принято абсолютно в порядке вещей. Так, что через какое то время студенты стали проводить все свободное время в электро-акустической лаборатории, что и принесло свои плоды. Прибор "Левша" реагировал на большие массы металла, определяя их объём и курс, причем "видел" левша на сто саженей под воду и на версту вокруг. А вы говорите Тесла, Тесла...
    Кстати, когда мы в прошлом году умыкали из Бремена кое-какие приборы и документы, ошибочно связываемые нами с Теслой, но не менее ценные, нам для прикрытия отхода нужно было организовать в городе какое-нибудь шумство с паникой. Есаул Г. пришедший к нам из казаков, предложил свой вариант, для которого потребовалось три пуда дрожжей и определенные организационные действия. Капитан Т. Склонный к актерству, загримировавшись под спивающегося мелкого чиновника коммунальных служб, устроил в люмпенском кабачке представление, в процессе которого жаловался на не справедливое увольнение и спрашивал совета у публики (которую он поил пивом за свой счет) как же отмстить начальству. Помимо всевозможных гуманных предложений, типа набить морду или вообще пырнуть ножом, специально обученный человек озвучил идею есаула, которую не приняли но наверняка освоили. Ну а я памятуя опыт великого Шерлока, нанял банду мальчишек с окраин, и щедро авансировав, вручил каждому по пакету дрожжей и адресу общественного туалета. Что творилось в Бремене на следующий день, будут видимо вспоминать и через десять лет
   Командир крейсера увидя меня на мостике, скривился будто раскусив лимон, но после давешнего предъявления мной известного документа, был вынужден терпеть не только моё присутствие, но и мои пожелания согласно курса. Крейсер вышел на поисковый зигзаг, а я включил прибор, одел наушники и впился взглядом в цифровые табло, до времени "Ч" оставались не больше получаса. И "Левша" не подвел, тушу корабля снабжения "Бремена" он засек раньше сигнальщиков и артиллеристы "Варяга" радостно всадили снаряд в радиорубку а призовая команда круша прикладами челюсти непонятливых за считанные минуты взяла корабль "Сакура Мару" по контроль. Корабль конечно не был японским, он был германским, но все равно морякам с "Варяга" было приятно. И теперь наставала очередь "Бремена" и он не заставил себя ждать. Благодаря "Левше" орудия крейсера были заранее направлены в сторону всплывающей субмарины и на палубе были вдобавок установлены четыре экспериментальных надкалиберных двенадцатидюймовых глубинных бомбомёта.
   Всплывший "Бремен", был неприятно удивлен появившемуся из за корабля снабжения "Варягу" и под посыпавшимся на него снарядам попытался уйти на срочное погружение, но получил накрытие, потом загавкали бомбометы и пучины поглотила не состоявшийся "Серый ужас".
  
   Из воспоминаний командира крейсера "Варяг"...
  
   Корабль содрогнулся от удара о какой-то подводный металлический объект...
  
  
  
   Информация к размышлению. Агент Гюрза. 1916 год. Пепел Бакарицы.
  
   Архангельск в 1916 году являлся главными морскими воротами Российской Империи и представлял собой смесь гигантского склада и вавилонского столпотворения - через него в одну сторону сплошным потоком текли военные грузы, закупаемые Россией, а в другую - то, что вывозила Россия в Англию и САСШ - древесина и зерно. Разобраться и навести порядок в этом диком хаосе из складов, причалов, железных дорог мог только профессионал. Человек с особым складом ума. Человек, у которого это в крови. Тот, кто понимает суть слова "ордунг". Именно поэтому Главноначальствующим города Архангельска и района Белого моря являлся немец по национальности - вице-адмирал Людвиг Кербер (Корвин). Начальником разгрузочных работ в архангельском порту был также немец - Эдмунд Мелленберг. Именно им, с врожденной немецкой педантичностью, удалось наладить нормальную работу главных морских ворот России - архангельского порта.
   Пароход "Северного пароходного общества" "Барон Дризен" (реквизированное германское торговое судно) пришел в Архангельск из Нью-Йорка 17 октября 1916 года с четырьмя тысячами тонн военных грузов, и отдал якорь напротив городского собора. Это был типичный грузовик вместимостью почти 5 тыс. регистровых тонн, с четырьмя трюмами, двумя мачтами. Паровая машина тройного расширения мощностью в 1,5 тыс. сил обеспечивала ему 9 узлов хода. Из-за груза особого назначения, морские власти города запретили ему пришвартоваться прямо к городскому причалу. Пройдя все необходимые формальности и простояв почти неделю на Двине напротив собора, 23 октября "Барон Дризен" поднялся вверх по реке и стал у причала N 20 в Бакарице для разгрузки.
   Команда "Барона Дризена", ходившего под российским флагом, была набрана в американских портах и состояла из людей различных национальностей. Капитан судна Фриц Дрейман был немцем, остальные шесть офицеров - латыши и эстонцы (в том числе старший помощник Дитрих Акмен, третий штурман Николай Казе). Все офицеры, включая капитана, являясь российскими подданными, русским языком владели плохо. Команда парохода, набранная в портах Америки, была многонациональной, в ней были и негры, и китайцы, и испанцы, и шведы, и португальцы, и французы. Русских было всего трое: помощник механика Харченко, буфетчик Ковалев и боцман Полько. Такой вот интернационал был вызван тем, что немецкие подводные лодки активизировали подводную войну и топили практически любые встреченные суда за исключением судов САСШ и нейтральных государств. Соответственно, нанять нормальных моряков для рейса в Россию не представлялось возможным. Впрочем, и не только в Россию, но и в Англию, и во Францию. Разгрузка парохода велась круглосуточно с полуторачасовым перерывом для отдыха грузчиков.
   26 октября, в полдень, полсотни грузчиков отправились на берег перекусить. Все четыре трюма оставались открытыми, и, если не считать таможенного чиновника и вахтенного матроса, на палубе парохода никого не было. На этот момент с "Барона Дризена" было выгружено 700 тонн груза, в том числе 200 тонн удушливых газов. В трюмах ещё оставалось 1.600 тонн взрывчатых веществ, а также металлы и различные машины. В полдень 26 октября, все рабочие разошлись по баракам на обеденный перерыв. Всего же пароход привез в Архангельск 3700 тонн военного снаряжения, в том числе 1600 тонн взрывчатых веществ: 300 тонн тринитротолуола, 300 тонн бездымного пороха, почти 100 тонн черного пороха, 30 тонн мелинита, 100000 гранат и шрапнелей, 26 000 детонаторов и других опасных грузов.
   26 октября стрелки часов городской ратуши Архангельска показывали без трех минут час пополудни, когда с левого берега Двины над Бакарицей, в серое осеннее небо взметнулся огромный оранжевый язык пламени, затем донесся страшный взрыв и еще через несколько секунд второй, такой же мощности, а потом, над прибрежными лесами повис исполинский гриб черного дыма. Взрыв на пароходе произошел сначала в носовой части трюма, где находились снаряды, а затем, в результате возникшего пожара, в кормовой части, где была сложена вся невыгруженная взрывчатка. Рвануло так, что на месте береговых креплений причала N 20 образовалась огромная воронка диаметром более 60 метров, наполненная водой, в которой плавали обломки свай. Рядом образовалась другая воронка диаметром 40 метров. От места, где стоял "Барон Дризен", в воздух взлетели огромные, весившие десятки тонн куски корпуса, части его машины, паровые котлы, бревна и доски причала. Все это, в радиусе нескольких километров разлетелось по порту и акватории... Сразу же после взрыва парохода, на берегу загорелись ящики с выгруженными с "Барона Дризена" взрывчатыми веществами. Оставшиеся в живых грузчики, рабочие, матросы и солдаты в панике стали разбегаться в разные стороны. Бакарица запылала... У стоявшего рядом, почти разгруженного британского парохода "Эрл-оф-Форфер", взрывной волной были снесены все палубные надстройки, мачты, труба, пять паровозов, находившихся на палубе и спасательные шлюпки. (так как пароход восстановлению уже не подлежал, то в последствии и казна вынуждена была выплатить владельцам парохода его стоимость - прим. ред.). Стотонный плавучий кран, стоявший в 200 метрах от "Барона Дризена", опрокинулся и лег на дно реки. Затонул от полученных повреждений и проходивший в это время мимо "Дризена" буксирный пароход "Рекорд", также были повреждены еще два крана и соседние причалы.
   Находившееся недалеко от причала N 20 каменное здание электростанции было полностью разрушено. Здание пожарного депо также было разрушено, погребя под своими руинами все имущество, лошадей и нескольких служащих. После взрыва парохода из-за начавшегося пожара загорелись склады с боеприпасами на берегу, и вскоре прогремел еще один страшный взрыв. Начавшийся в результате взрывов пожар усилился ветром, и вскоре загорелись деревянные постройки - 27 бараков и 5 вспомогательных строений. Полностью сгорела почтовая баржа с международными посылками. Погибло много грузов; часть была засыпана землей или утонула в реке. Первые взрывы были настолько мощные, что покореженные части пароходной обшивки оказались отброшенными на главное железнодорожное полотно. Часть паровой машины судна, весившую 13 тонн, силой взрыва перебросило на 100 метров от реки. В Холмогорах ощущалось колебание почвы, а в училище вылетели стекла. Примерно до 6 часов вечера в порту не стихали разрывы снарядов и пуль. К счастью для Архангельска, основной взрыв оказался направленным в противоположную сторону и в городе только услышали страшный грохот, а в южной части Архангельска взрывной волной в домах распахнуло окна и двери.
   Полностью выгорела площадь в 500 квадратных саженей, а вся остальная территория Бакарицы, на которую в течение нескольких часов летели снаряды и осколки, сильно пострадала. Все телефоны вышли из строя, и связь с городом можно было поддерживать только через Исакогорку. Но о трагедии в городе узнали и без телефонов - по страшным взрывам.
   Уже через 30 минут после первого взрыва на Бакарицу прибыли Главнач Угрюмов и его помощник по технической части Федоров. К тому времени на территории порта остались только несколько офицеров и часть портовых, таможенных и железнодорожных служащих, многие из которых были ранены. Затем к Бакарице стали прибывать пожарные буксиры и спешно мобилизованные спасатели (старшеклассники гимназий и училищ); из Исакогорки были направлены пожарные паровозы.
   Прибыв с "Варягом" в Романов-на-Мурмане, мне удалось побеседовать с одним из очевидцев катастрофы, моряком, служившем на тральщике Т-17.
  
   Из рассказа Петра Ивановича Мусикова, матроса с тральщика Т-17:
  
   "...Помощник начальника лейтенант Шульговский предложил мне поехать с ним на Бакарицу: там только что произошел ужасный взрыв. Вместе с корабельным инженером Коршем отправились на стоящий в готовности Т-17, который немедленно отошел от причала.
   На Бакарице море огня и взрывы без конца. Пристали к стенке, выбросили шланги. Приказ матросам построиться на берегу, 50 человек разделили на три группы. В стороне, шагах с полсотни - ад... Капитан Верке со шлангом в руках бросается заливать горящий пироксилин. Одна группа с Шульговским во главе по рельсам откатывает от огня вагоны с динамитом. Всюду взрывы снарядов, непрерывное тарахтенье взрывающихся пулеметных патронов. Словно горох сыплется на лукошко... Жуть... Изредка бабахает что-то ужасное, громко, оглушительно громко. На Бакарице ни души. Немного ниже нас стоит "Полярный". Командуют от нас, чтобы он перешел к огню и выбросил шланги...
   Команда начинает таскать из-под развалин раненых, полуживых, стонущих и укладывает их на палубе Т-17. Там фельдшеры делают перевязки. Ужасно, до чего изуродованы люди... Вот один с оторванными ногами приходит в себя, просит закурить, ему дают папиросу, затягивается раз - и умирает... Раздавленные, опаленные, без конечностей, в обгорелой одежде.
   Наверное, на другом конце Бакарицы есть уцелевшие суда. Но пройти туда невозможно. На Т-17 палуба полна раненых. Ужасное зрелище. Работаем уже 5 часов одни, из города нет никого.
   В 9 часов вечера приходит "Колгуев" с главноначальствующим, лазаретом и отрядами матросов.
   Дело по тушению идет энергичнее. Я получаю приказ от помощника главнача пробраться на другой конец Бакарицы, но сейчас же приказ и отменяется. Водою нельзя: проход загроможден взорванными транспортами, и в огне ничего не разобрать. Я вернулся на Т-17. Раненых от нас уносят на "Колгуев"...
   28 октября 1916 года. О взрыве на Бакарице говорят все. Взорвался сначала "Барон Дризен" с грузом тола, тринитротолуола и динамита. От детонации произошел второй, более сильный взрыв на берегу, на месте электростанции. Огонь быстро распространился повсюду. Части дивизии посланы на охрану складов, уцелевших от огня... Китайцы раскапывают под обломками трупы и рядами укладывают на пристани. Не людей, а, вернее, то, что осталось от людей. На пристани вид ужасный: несколько сот трупов, обгоревших, издающих особый приторный запах гари и разложения. По доскам спускают на брезент трупы с парохода "Санитарный" и возят хоронить на остров Зеленец в общую могилу.
   Хожу, осматриваю следы разрушения. На трюме парохода "Чихачев" лежит громадная часть палубы, кингстона и мачты с какого-то взорванного транспорта...
   Во всех концах территории Бакарицы посты матросов. И везде движутся китайцы, равнодушные к смерти. Медленно ходят, ищут трупы, собирают стаканы неразорвавшихся снарядов. Погибают при взрывах снарядов.
   А трупы на пристани прибывают и прибывают. Некоторые из нас, впечатлительные, насмотревшись, не могут ни есть, ни пить".
  
   Спасать людей, тушить пожары и выводить из опасной зоны покинутые командами пароходы пришлось в сложнейших условиях, при постоянных взрывах. С особой опасностью были связаны работы по эвакуации из зоны пожара резервуаров с отравляющими газами, которые были выгружены прямо на пристанях.
   К несчастью, в момент взрыва большинство обитателей Бакарицы располагались очень скученно: было обеденное время, и рабочие находились в своих бараках, а офицеры и служащие в столовой. Столовая пострадала меньше, чем бараки, но и там стеклами от выбитых окон многие были ранены; один человек был убит и девять умерло в лазаретах от полученных травм. Бараки же почти все сгорели, превратившись в братские могилы для сотен рабочих.
   Основные очаги пожара удалось ликвидировать лишь к 10 часам вечера; Угрюмов и Федоров не покидали Бакарицу в течение всего этого времени, непосредственно руководя работами. Большое мужество проявили служащие санитарного поезда, которые в столь тяжелых условиях занимались эвакуацией многочисленных раненых: производили поиски оставшихся в живых, организовывали доставку раненых на Соборную пристань, а оттуда распределение по лазаретам.
   Для приема раненых в городе были приготовлены все 19 лазаретов. 11 раненых, у которых пострадали глаза, были отправлены для специального лечения в Москву. У некоторых свидетелей Бакарицкой катастрофы были зафиксированы случаи психического расстройства. Точную цифру пострадавших на Бакарице установить было трудно, поскольку многие не пострадавшие или легко раненые рабочие сразу же разбежались по своим деревням. Только через лазареты прошло 1186 легко и тяжело раненых, среди них 25 женщин и 10 детей. С 26 октября по 8 ноября по официальным данным, взятым из отчета губернатора Архангельска было погребено 607 тел; 312 ратников и 539 рабочих числились пропавшими без вести. Среди них люди 14-й архангельской пешей дружины, костромской и тамбовской дружин, флотского полуэкипажа, слушатели офицерской стрелковой школы, моряки кораблей флотилии, стрелки отдельной караульной команды, а также мобилизованные на строительство железной дороги и портовых сооружений китайцы. Из иностранцев 51 человек погиб и 15 были ранены. В основном это были англичане (27 погибших и 15 раненых).
  
   Кто виноват?
  
   Ещё не успели отгреметь взрывы, как для расследования обстоятельств происшествия была назначена междуведомственная комиссия, которая проработала в период с 6 ноября по 4 декабря 1916 года. Комиссией руководил адмирал Маниковский. В комиссию вошли представители Морского и Военного министерств, МПС и других ведомств, а также Архангельский прокурор Некраш и судебный следователь Рындин. Основываясь на показаниях свидетелей и мнении экспертов, случайную причину пожара на пароходе "Барон Дризен" комиссия практически сразу отвергла. Все указывало на "злой умысел", на "взрыв с помощью адской машины электрическим способом или с помощью бикфордова шнура с капсюлями гремучей ртути". Подозрение пало на оставшихся в живых членов команды парохода: капитана Ф. Дреймана, навещавшего в городе эвакуированную сюда жену, старшего помощника Д. Акмана и третьего помощника Н. Козе, находившихся в городе по служебным делам, а также боцмана П. Полько, которого, по его словам, выбросило за борт взрывной волной.
  
   Из Заключения следственной комиссии по взрыву парохода "Барон Дризен" (Центральный Государственный архив Военно-Морского Флота,фонд 418, опись 2, дело 317):
   "Из судового состава парохода "Барон Дризен" остались в живых бывшие в момент взрывов на берегу в г. Архангельске капитан парохода Фриц Дрейман, старший помощник Дитрих Акмен, третий штурман Николай Казе и боцман Павел Полько, который по его словам, хотя и находился в момент первого взрыва на пароходе, но успел спастись, бросившись с парохода в воду... Приняв во внимание мнение, экспертов и тот факт, что взрывы произошли во время обеденного перерыва, когда работы не производились, комиссия пришла к единогласному убеждению, что взрыв на пароходе "Барон Дризен" 26 октября 1916 года был последствием злодеяния.
   ...Комиссии стало очевидным, что во время этих взрывов Полько не мог быть на пароходе, так как в противном случае он не остался бы жив... В силу изложенных соображений комиссия признала возможным возбудить против боцмана Павла Полько уголовное преследование... Боцман парохода заявил, что в момент взрыва он был в носовой части судна в гальюне, что взрыв был один, а не два, что силой взрыва его повалило на палубу гальюна, где он пролежал без сознания минут пять или семь, после чего, придя в себя, он, опасаясь нового взрыва, бросился в воду, где уцепился за плававшее бревно... Находясь в лазарете, Полько пытался симулировать глухоту, он рассказывал соседям, давая разные сведения: одним он говорил, что в момент взрыва он был в своей каюте, другим - в гальюне. При судебно-медицинском освидетельствовании боцмана Полько установили, что на теле у него нет каких-либо повреждений, указывающих на то, что он подвергся действию взрыва. Таким образом, заподозрив Полько причастным к взрывам парохода, комиссия судила его как уголовного преступника. На суде, когда боцмана спросили, как он, бросившись за борт в реку, оказался в сухой одежде, последний ответил, что снял ее с убитого и переоделся. Но это, как оказалось, не соответствовало истине: одежда принадлежала ему (в кармане был его нож). В конце концов Полько признался, что во время стоянки "Барона Дризена" в Нью-Йорке он был завербован германской разведкой, агенты которой выдали ему часть денег (остальные он должен был получить после акта диверсии). Полько подложил в носовой трюм парохода бомбу с часовым механизмом. На вопрос боцману, почему он выбрал для взрыва время обеденного перерыва, последний ответил, что надеялся на меньшее число человеческих жертв. Суд приговорил боцмана к смертной казни через повешение, и этот приговор незамедлительно был приведен в исполнение.".
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"