Аннотация: - ...Я вызвалась, но теперь мне даже как-то неловко. - Что? - спросил Паша, почему-то чувствуя холодок в груди от ее взгляда. - Просить тебя умереть еще раз.
Теперь ты умеешь
За панорамным окном плыла Земля. Очень близкая - и одновременно невыносимо далекая. Хрупкий шарик в мертвой черноте. Под белой пеной облаков мерцали бирюзовые моря, разноцветные поля и серые города.
Паше вдруг стало тоскливо от того, что он видит это все в последний раз. А хотел бы я вернуться? - подумал он. И тотчас же ответил сам себе: Нет, ни за что. Это издалека красиво, а вблизи... Лучше куда угодно, только не обратно, в прежнюю жизнь.
Перед окном стояли кресла, полукругом перед низким столиком. Наверное, предполагалось, что тут усядется компания и будет любоваться видом, пить чай и разговаривать.
Растолкав пустые кресла, Паша опустился в центральное, и заметил, что соседнее тоже занято. Девчонка - кажется, Аня - неприветливо зыркнула на него из-под длинной челки и снова уставилась в окно.
- И-и-извини, если п-помешал, - пробормотал Паша. Девчонка не ответила. Она сидела, съежившись, как больная птица, обхватив узкие плечи руками, и, кажется, в ее глазах блестели слезы. Паше стало неловко. Нужно было, наверное, встать и уйти. И бросить ее тут плачущей?
- Д-думаешь, что мы не вернемся? Я т-тоже н-не мог уснуть...
По щеке девчонки скатилась слеза. "Придурок, - подумал Паша, - нашел, как успокоить"...
- Д-думаю, т-там будет хорошо... - торопливо сказал он: - Т-там, куда мы...
Паша запнулся, смешавшись окончательно. Он ведь так и не догадался толком узнать, куда. Этот странный куратор, Ирина, что-то объясняла, но ему было все равно.
- О, молодые люди! - воскликнул радостный голос. - А я думал, только у меня бессонница.
Паша обернулся. Седой старик с аккуратной бородкой в пижаме, халате и шлепанцах. Кажется, Игорь Дмитриевич. Улыбается так, будто встретил потерянную родню.
- Не по себе тут, верно? Как подумаешь, что вокруг - Космос. Огромный, прекрасный, непредсказуемый. Черная бездна. А мы в утлой скорлупке, и только тонкая стенка отделяет нас... Извините великодушно, я вам, кстати, не помешал?
- Н-нисколько, - быстро ответил Паша.
- Тогда присяду с вами на пару минут. Потрясающе, верно? Можно ли было когда-то предполагать, что мы сможем увидеть нашу изумительную планету вот так, со стороны?
Знаете, я представлял себе что-нибудь эдакое - окно с видом на удаляющуюся Землю... И как астронавты сидят перед ним, прощаясь с планетой. Им грустно, но, в то же время, они воодушевлены, потому что впереди - невероятное, фантастическое путешествие. У меня как раз была такая сцена в романе "Полет к Альфе"... И вот теперь мы с вами наяву...
- А вы писатель? - спросила Аня.
- Н-да, писатель. Фантаст, - почему-то с некоторым смущением сказал Игорь Дмитриевич. И добавил, помявшись: - Но вы вряд ли читали, Анечка. "Полет к Альфе" издали двадцать лет назад.
- Жаль, - сказала Аня. - Люблю фантастику.
- Если хотите, Анечка, - оживился Игорь Дмитриевич, - я могу вам подарить экземпляр. Я захватил на всякий случай.
- Будет здорово. У меня никогда не было книжек с автографом.
- Договорились. Ну, молодые люди, я пойду. Тяжелый день, надо выспаться.
Он тяжело поднялся, с оханьем потер громко хрустнувшее колено.
- П-подождите! - окликнул его Паша.
- Да?
Игорь Дмитриевич смотрел выжидающе и доброжелательно. И Паша решился.
- А в-вам н-не кажется это с-странным?
- Что?
- В-все.
- Хм. В целом, Пашенька, вы безусловно правы. Здесь все очень необычно.
- П-почему мы? Эт-тот пацан, Макс, ему лет д-десять? Г-галина Павловна, в-вообще, п-пенсионерка...
- Я тоже пенсионер, Пашенька. И не в лучшей форме. Понимаю, о чем вы. Не лучшая команда, чтобы спасти мир, да? Далекая планета, зарождающаяся цивилизация, которой нужно помочь. Тут нужны сильные герои, храбрые воины, гениальные ученые. А вместо них выбрали нас. Я тоже об этом думал.
- И ч-что?
- И ничего, - Игорь Дмитриевич пожал плечами. - Сперва я думал, что это вообще розыгрыш. Секретная спецоперация, космический полет, спасение мира - нелепо и пафосно, как в плохом романе. Но вот космический корабль, Земля за бортом, и видимо, где-то впереди - та самая новая планета. Я не знаю, что думать, Пашенька. Честно говоря, я растерян, - он улыбнулся и развел руками: - Иногда мне кажется, что это сон.
- Вы писатель, - вдруг сказала Аня. На этот раз ее голос был более живым. - Может, им нужен как раз писатель. Чтобы придумать... какие-нибудь идеи. По спасению мира.
Игорь Дмитриевич вздохнул и как-то сгорбился. Поправил воротник пижамы. И вдруг тихо сказал:
- Я так себе писатель, Анечка. Вернее сказать - никакой. "Полет" - моя единственная книга. За всю жизнь. Больше ничего не опубликовали. Я ушел из дома с чемоданом рукописей - мой труд за всю жизнь. Никому не нужный, кроме меня. Вряд ли для спасения мира сгодится такой писатель, как я... - совсем тихо закончил он. Повернулся, пригладил дрожащей рукой седой затылок и шагнул в коридор.
- Т-тогда з-зачем вы согласились? - крикнул Паша в его сгорбленную спину.
- А мне, Пашенька, больше ничего не оставалось.
Мне тоже - хотел сказать Паша, но промолчал. На него смотрела Аня. И он не хотел рассказывать про себя. Не сейчас. Не при ней.
- А ты сам кто? - вдруг спросила она через некоторое время.
- Х-ху... - он запнулся. И сказал: - Никто.
- Я так и думала, - зло ответила она. Отвернулась к окну, и больше не говорила ни слова.
***
На следующий день было общее собрание. Как пользоваться кафе и что можно заказывать заранее из меню. Уборка кают. Правила пользования библиотекой. Время работы тренажерного зала и бассейна. "Да у вас тут санаторий, а не космический корабль - восхитился Игорь Дмитриевич. Ирина, куратор, сухощавая высокая женщина в сером, военного покроя костюме, улыбнулась. А Паша поежился. Ему, почему-то было не по себе от ее улыбки. То ли от слишком старательного оскала мелких, по-звериному, острых зубов, то ли от холодного взгляда, который никогда не менял выражение. Будто у нее были не человеческие глаза, а стекляшки. А еще - самое жуткое - поворачиваясь к Паше, она вдруг становилась похожа на Юльку. Невероятное, невозможное сходство. Будто сестра-близнец. Чуть выше и суше, с пепельными волосами вместо русых, и мертвыми глазами вместо живых. Будто Юлька умерла, а потом воскресла - и теперь ходила беспамятным, немного полинявшим зомби со стеклянными глазами и чуть деревянной неловкой походкой.
- Только кафе? А кухня? - спросила Галина Павловна.
- Что?
Галина Павловна смущенно пояснила:
- У вас тут есть кухня? Я люблю готовить. Нам ведь еще долго лететь? Детям будет полезна домашняя пища. И, может быть, вашей команде...тут, ведь, наверное, много народу? Эдакая махинища...
"А ведь верно - подумал Паша, - почему мы здесь никого не видели, кроме этой зубастой Ирины?"...
- Это лишнее, - быстро сказала Ирина, будто испугавшись, - у команды свое меню. Но для себя можете готовить. В свободное время от основной задачи.
- Вот как раз о задаче, дамочка, - лениво заметил Егор, развалившийся в кресле у двери. Сперва он держался настороженно, сел на самый краешек сиденья, готовый сразу вскочить. Быстро оглядел помещение, будто сканером, ощупал цепким взглядом окружающих, чуть дольше задержавшись на красавице Наталье. И, видно не обнаружив ничего опасного, расслабился, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Единственный из всей странной компании, он более-менее подходил на роль спасителя отсталых планет. Широкоплечий, кряжистый, с могучими бицепсами, натягивающими тонкую ткань рубашки, коротко стриженой квадратной башкой, и обветренным, будто из камня вырубленным лицом. Благородство облика чуть портила синяя татуировка на запястье и кривой бугристый шрам от уха до виска.
- ...Об задаче было бы интересно. Мы ведь тут не плаванием заниматься собираемся?
- Конечно, - ответила Ирина. - Я как раз собиралась показать вам модель.
***
- Вау! - протянул Макс.
- Обалдеть, - согласилась Наталья. Стройная фигура, золотые волосы, совершенное лицо, зеленые глаза с длинными ресницами - она была бы похожа на фею, если бы не затравленный взгляд.
- Невероятно! - восхитился Игорь Дмитриевич. - Проекция?
- Не совсем, - улыбнулась Ирина. - Подойдите, я сейчас все объясню. Осторожно, не заденьте Луну, а то устроите цунами.
В серебристо-белой пене облаков посреди комнаты висела планета - разноцветный шар диаметром около метра. Рельеф ее был сделан тщательно и подробно - в просвет между облаками виднелись снежные шапки гор, разрезанных узкими расщелинами, зеленый плюш маленькой игрушечной долины, и россыпь мелких движущихся точек.
Ирина шагнула к шару, склонилась, шевельнула рукой.
- Вот таким движением - смотрите, большой и безымянный палец - раздвигаем облака. Вот так меняем масштаб. При изменении масштаба соответственно изменяется скорость течения времени модели. При максимальном приближении время модели синхронизируется с реальным, при удалении - ускоряется. На центральный экран передается изображение выбранной области. Маленькие экраны слева - для воспроизведения уже произошедших, записанных событий. Справа - для просмотра прогнозов, вероятностных линий будущего.
Тонкие пальцы Ирины двигались быстро и ловко. Зеленая долина среди гор становилась ближе и ближе, черные черточки превратились в бегущее стадо, потом движение замедлилось, животные приблизились, из-под копыт полетели комья грязи, и, будто почувствовав взгляд камеры, огромный бизон поднял голову с обломанным рогом и посмотрел на Пашу мутным, налитым кровью взглядом.
Галина Павловна ахнула: "Ой, божечки!", Наталья вскрикнула, а Ирина быстро сказала:
- Никакой опасности нет, - и, видно, изменила масштаб обратно, так что стадо опять отдалилось и стало казаться игрушечным и нестрашным. - Пока вы находитесь вне модели. Ряд воздействий можно выполнять и отсюда, например, на погоду.
- Что значит - нет опасности, пока мы вне модели? - уточнил Егор, и в его мягком голосе Паше почудилась угроза.
Аня разбудила его среди ночи. Колотила в дверь так, что сквозь сон Паша решил, что началось землетрясение. Потом вспомнил, что он не на Земле, а в космосе - а значит, это, скорее всего, метеоритный дождь или какая-нибудь авария, и они падают...то есть, тьфу, это самолеты падают, а в космосе корабли - взрываются, что ли? В общем, и так и так, ничего хорошего. А потом оказалось, что это просто кто-то стучит в дверь. Паша так обрадовался, что это не метеоритный дождь - и забыл спросить, кто там.
Аня смотрела на него хмуро и неприязненно. Как будто это Паша ее разбудил в три часа ночи, а не наоборот. Тут Паша вдруг вспомнил, что на нем пижамные штаны с мультяшными зайчиками, ойкнул и попытался спрятаться за дверь. А что, если они предложили выбирать из одежды все что угодно, по каталогу? А тут эта пижама, как раз такая, как была у Паши в детстве. Еще когда были живы родители. Подумаешь, что детская, размер-то можно было заказать любой. Все равно никто этой пижамы больше не увидит. И вот, блин. Надо же было так. Лучше бы, наверное, метеоритный дождь...
Впрочем, кажется, Ане было плевать, во что он одет. Она даже на Пашу не посмотрела. Буркнула сердито, не поднимая глаз:
- Егора разбуди. И дуйте в главный зал. Где модель.
Ничего себе, раскомандовалась, - обиделся Паша. А вслух спросил:
- А что с-сслучи...
- Макса надо вытаскивать, - перебила его Аня, - пока его там не убили.
- Г-где?!
Аня махнула на него рукой. Бросила:
- Пойду Ирину искать. А вы давайте скорее!
И убежала по коридору.
Егор открыл сразу. Будто ждал у двери.
- Ага, - мрачно и как-то удовлетворенно кивнул он, выслушав сбивчивые объяснения Паши, - так и знал, что с этой ихней моделью неладно...
На центральном экране грязные волосатые дикари тыкали палками в испуганного мальчишку. Тот скулил и прикрывал руками лицо, пальцы были в грязи и крови, висок рассекала рваная царапина.
- Это М-макс! - удивленно воскликнул Паша.
- Давай к капсулам, пулей, - велел Егор.
В крайней слева капсуле лежал Макс. Глаза у него были закрыты, но веки быстро дергались, а бледное лицо морщилось, будто он видел кошмарный сон. Висок рассекала свежая царапина, и струйка крови ползла вниз, пачкая подушку.
- Нн-нужно его вытащить... - пролепетал Паша и метнулся у пульту капсулы.
- Отставить! - рявкнул Егор, и оттащил его за шиворот, как щенка. Прорычал в лицо:
- Инструктаж по ТБ забыл, салага?
- Ч-что?... - Паша осекся, и вдруг с ужасом, в один миг окатившим его ледяной волной от макушки до пяток, вспомнил, что и правда, Ирина говорила - не выключать капсулу во время работы, вероятность летального исхода для объекта более девяноста процентов.
"Это что, - подумал Паша - я чуть его не убил?"
Наверное, Егор что-то разглядел в его лице, потому что разжал кулак, и ослабевший Паша чуть не свалился ему под ноги.
- И ч-что д-делать? - пролепетал он. Лицо Макса под прозрачным колпаком капсулы исказилось, а на щеке вдруг появился глубокий порез, из которого хлынула кровь - будто кто-то полоснул по коже невидимым лезвием.
Точно, Ирина же говорила - воздействия, оказываемые на аватар в модели, адекватно отражаются на самом объекте в капсуле... Что значит - адекватно? Значит, если Макса там...
- А е-если его у-убъю...
- Ты вообще, что ли ничего не слушал, бестолочь?
Егор лязгал чем-то в шкафах с оборудованием, про которые Ирина тоже вчера объясняла, но Паша уже почти ничего не запомнил - слишком много всего, и спать хотелось из-за бессонной ночи. Если Макса убьют... если... Она не могла про это не сказать! Кажется... Если аватар умрет в модели, то нужно в течение трех минут отключить капсулу и поместить объект в реанимационный блок, и тогда с вероятностью... С какой, блин, вероятностью?... Вчера это все казалось таким заумным и абстрактным - аватары, модели, вероятности... Паша украдкой зевал и любовался Аниным профилем на фоне серебристых облаков модели. И думал - вот бы нарисовать ее так, в этих облаках. Вдохновленное тонкое лицо, нежный абрис персиковой щеки с едва заметным румянцем, блестящие глаза. Лучше всего акварелью, чтобы получилась эта прозрачность, свет, воздушность... А потом оборвал эти глупые фантазии - он ведь решил, что больше не будет рисовать. Никогда.
А теперь Макса убивали. Не просто какого-то абстрактного аватара в дурацкой модели, а по-настоящему. И Паша не знал, что делать.
- Не трясись, салага, - бросил Егор, неожиданно спокойным, почти добродушным голосом. Видно, содержимое ящиков, в которых он копался, его порадовало. - Вытащим пацана. Ну-ка, лови.
И повернувшись, он швырнул в Пашу чем-то небольшим, но тяжелым.
- Пп-пистолет? - удивленно пробормотал он.
- Ракетница, балда. Самое оно для дикарей. Стрелять умеем?
- Я-я?
- Ясно. Ствол строго вверх. В воздух пали, понял? А то еще нас с перепугу перестреляешь.
Себе Егор взял автомат, второй такой же повесил на плечо и задумчиво покосился в ящик, видно размышляя, не прихватить ли еще чего.
- А к-как мы его в-вытащим, если нельзя...
- Сравняем таймеры. Продержимся там столько, сколько осталось. Уйдем вместе. Задача ясна?
- Т-так т-точ...
- Попаясничай еще, - Егор легонько стукнул его по затылку. - Давай, - Егор подтолкнул его к капсулам, - настраивай таймеры. С этим-то ты справишься?
В пещере воняло кислым и тухлым, и еще - дымом и свежей кровью. Пашу замутило и чуть не вывернуло, он попробовал дышать ртом. Дикари заорали и прянули в темноту - видно, внезапное появление двух человек прямо из воздуха получилось эффектным. Макс жался между каменной стеной и огромным костром. Он свернулся в клубок, закрыв голову руками, и тихо поскуливал. Когда Паша тронул его за плечо - вскрикнул и дернулся.
Кажется, тот услышал, потому что вцепился в Пашину руку ледяными дрожащими пальцами.
Дикари полезли через пять минут. Грязные, измазанные кровью лица, сверкающие в полумраке белки диковатых глаз.
- Ракету давай, - велел Егор.
Ракета полыхнула алым и ушла вверх, в темноту. Видно, потолок пещеры был очень высоким. Дикари завопили и опять сгинули в темноте, но почти сразу опять подступили, осторожно, пока не высовываясь на свет, ворча и взвизгивая, как стая зверей.
- Упорные твари, - пробормотал Егор, направил автомат вверх и дал короткую оглушительно громкую очередь. Это было последнее, что запомнил Паша - потому что потом его больно ударило в висок, и там как-то неприятно хрустнуло, а потом глаза залила липкая тьма, с привкусом горечи и крови.
Так Паша умер в первый раз.
Потом ему рассказали, что его спасла Аня. Она так и не сумела найти куратора, и сама вернулась в главный зал. Она успела вытащить Пашино тело из капсулы через две минуты после его смерти и доволочь его до реанимационного блока. В этом случае вероятность воскрешения была около девяноста пяти процентов. И Паша снова ожил.
А потом Игорь Дмитриевич и Егор орали на Ирину. А она ответила, что ей очень жаль, но она не имеет права вмешиваться в ход работы с моделью. Это теперь полностью их ответственность. Иначе весь эксперимент не имеет смысла. Вообще, им надо радоваться возможности потренироваться на модели, потому что, на настоящей планете будет сложнее. И впредь нужно тщательнее продумывать воздействия на модель. Для этого специально есть Прогнозист, про который Ирина тоже рассказывала.
Макс извинялся. Ему было очень стыдно, что из-за него умер Паша. Он не хотел, чтобы так. Вообще, он думал, что сам справится. Эта планета...то есть, модель, была такая прикольная. Горы, моря, звери - все как настоящее. Круче любой игрушки. Макс тащился от игрушек. Когда удавалось сныкать денег от Чернявого, Макс их не прожирал тупо, как остальные, а тратил на компьютерный клуб. В общем, Макс залип на эту планету, то есть, модель. А когда разглядел там человечков, просто обалдел. Они были такие клевые. Бегали по степи, охотились на мохнатых слонов... он сам знает слово - точняк, мамонтов. А потом началась холодная зима, они умирали один за другим. И там еще была девчонка, мелкая. Симпатичная, даром, что дикарка. У нее умерли от холода родители, и еще какая-то родня. Она осталась одна, и ей было страшно. И холодно. Макс вспомнил, как сам замерзал в первую зиму, когда ушел из дома. Как это фигово - одному зимой, да еще когда нечего жрать. Он смотрел, как замерзает эта девчонка, и плакал от бессилия, потому что не знал, как ей помочь. А потом вспомнил - блин, капсулы же. Взял пару одеял, жрачки и несколько зажигалок. Сначала было нормально. Тамошние дети сперва испугались, но потом им понравилось - и жрачка, и огонь, который Макс почти научил их зажигать. А потом откуда-то приперлись взрослые - они были реально жуткие, с черепами на бошках и этими копьями - и тут началось. Вроде они решили, что Макс - злобный колдун или типа того. Во кретины, да?
- Прометей фигов, - резюмировал Егор и отвесил Максу символический подзатыльник. - Еще раз сунешься к капсулам без разрешения - я тебя сам прибью, понял? Кстати, всех касается, - добавил он и обвел присутствующих мрачным взглядом.
- Егор имеет в виду, - сказал Игорь Дмитриевич, смущенно улыбаясь, - что все прямые вмешательства в Модель посредством аватаров - только после выполнения ряда действий. Во-первых, изучаем последствия с помощью Прогнозиста, во-вторых - вместе обсуждаем необходимость вмешательства, в третьих - выбираем безопасное место и решаем, нужно ли вооруженное сопровождение. Третий пункт полностью на Егоре. Вообще, хочу напомнить, коллеги, что наша задача - контроль за самостоятельным развитием цивилизации и минимальные точечные воздействия. Нам нужно проследить, чтобы люди развивались, но при этом не уничтожили сами себя и вверенную им планету.
- А почему там люди... ну, в Модели? - вдруг спросила Аня. - Мы ведь летим на какую-то другую планету, значит, там будут какие-то другие существа...ну, инопланетяне?
- Наверное, чтобы нам было проще тренироваться, - предположил Игорь Дмитриевич. - В знакомой, так сказать, обстановке. Вообще, можно задать этот вопрос нашему куратору.
- А я задавала, - сказала Аня.
- И что?
- Она сказала - если мы справимся с корректировкой человеческой цивилизации, с другими у нас не будет проблем.
- Даже не знаю, комплимент это человеческой цивилизации, или наоборот, - нахмурившись, пробормотал Игорь Дмитриевич.
***
За дикарями, то есть, первобытными людьми наблюдать было скучно. Они охотились, ели, спали, дрались, убивая друг друга деревянными копьями и камнями - за лучшие места для охоты, пещеры и самок. Сменялись поколения и племена, но в целом все оставалось прежним.
- Кк-как-то не п-похоже на цивилизацию, - заметил Паша.
- В целом, Пашенька, - задумчиво сказал Игорь Дмитриевич, - такова вся история человечества. Отличия только в антураже - костюмах, интерьерах и оружии.
- Ф-фигово.
- Не то слово, - согласился Игорь Дмитриевич.
А потом вдруг на архипелаге среди теплых морей появился очень симпатичный народ. Они кормились рыболовством и земледелием. Земля и море были щедры, и у людей оставалось свободное время на другие занятия, кроме добычи пропитания. И странно, они использовали его не для драк и войн - а для познания мира, строительства городов, развития наук и искусств.
Первым их взялся опекать Паша, а потом подтянулись и остальные. Неожиданно это всех увлекло. Паша наблюдал за художниками, скульпторами, гончарами. Некоторым, особенно пытливым, он помогал по мелочам - с красками, теорией рисунка, композиции, живописи. Игорь Дмитриевич опекал архитекторов и подправлял потихоньку политическое устройство - и вскоре на цветущем архипелаге установилась демократия, поощрявшая свободу мысли и слова и участие всех граждан в управлении обществом.
Наташа, совершенно неожиданно для себя самой стала богиней любви и красоты. Она всего-то захотела искупаться в теплом море - в той, прежней, земной жизни, она давно не отдыхала по-настоящему. Специально выбирала безлюдное место, но ее увидели выходящей из воды, и золотокосая длинноногая красавица произвела на местных неизгладимое впечатление. Пришлось потом время от времени являться некоторым скульпторам и художникам, чисто из жалости, чтобы они не покончили с собой от отчаяния, взывая к прекрасной богине. Егор ворчал и рвался сопровождать новоявленную богиню, вооружившись до зубов на всякий случай. Наташа посмеивалась - сначала ей самой было неловко и страшновато, но потом понравилось - и почтительное восхищение местных и забота Егора.
Аня увлеклась садоводством. Она еще с детства мечтала жить одной в доме с садом, а теперь у нее был для этого целый архипелаг. Она читала теорию в библиотеке, и щедро делилась с жителями Модели советами и семенами, найденными в шкафу с оборудованием.
Галина Павловна, которая с энтузиазмом закармливала компанию миростроителей домашними деликатесами, сперва только наблюдала за происходящим на архипелаге на экранах, представляя, что как бы смотрит сериал. А потом, приглядевшись, как коллеги то и дело шныряют в Модель и живо участвуют в местной жизни, Галина Павловна и сама захотела попробовать. У нее оставалась прорва вкусной еды - и еще больше рецептов, а местные, бедняжечки, при всем богатстве продуктов питались из рук вон плохо и скудно. А заодно можно было и по хозяйству им чего подсказать, да помочь советом и участием молодым бестолковым мамочкам.
Архипелаг превратился в процветающий просвещенный край, райский сад, невозможную утопию, идеал человеческого общества. Развивались искусства и науки, творили поэты и художники; вместо бряцания оружием и кровавых битв, мужчины соревновались в метании копий на спортивных аренах. Идея заменить войны состязаниями принадлежала Игорю Дмитриевичу, а реализовать ее поручили Егору - как самому подходящему по комплекции и спортивной подготовке. Егор сперва ворчал, но потом ему понравилось, и он иногда сам являлся на Игры - поболеть за учеников и, случалось, размяться самому, чем приводил в неистовый восторг местных атлетов.
- У нас получилось, коллеги, - сказал Игорь Дмитриевич, его голос дрогнул, а в глазах блеснули слезы. - Получилось. Теперь осталось немного... - он улыбнулся, мечтая о дальнейших планах распространить идиллию солнечного архипелага на весь мир.
***
Все рухнуло в один миг. Точнее ночь.
- Кто-то забыл изменить масштаб, - пробормотал Игорь Дмитриевич. - Не будем искать виноватых, это неважно. Наверное, это могло бы случиться и за более короткое время. Мы отвлеклись, расслабились, уснули всего на ночь - и...
- Нужно было установить круглосуточное дежурство, - глухо сказал Егор.
- Неважно...неважно... мы не могли бы опекать их вечно...
- Зз-зачем, - к Паше опять вернулось заикание, которое, казалось, оставило его в покое с момента смерти в пещерах дикарей. - З-зачем они тт-так...
Сквозь слезы он смотрел, как по дымящимся развалинам городов и прекрасных храмов бродят варвары в грязной убогой одежде. Разбивают скульптуры совершенной красоты, вазы с дивной росписью, добивают и волокут в рабство оставшихся местных жителей.
Егор дернулся к капсулам.
- Не надо, - остановил его Игорь Дмитриевич.
- Хоть кого-нибудь... вытащу...
- Егор, голубчик, это ничего не изменит. Коллеги, не будем отчаиваться. Мы слишком увлеклись... Мы поверили... Но это закономерный итог. Вспомните историю. Варвары приходят всегда. Во все времена. Потому что их больше. Они сильнее. И они есть всегда и везде. Но мы...
- Это мы виноваты, - всхлипнула Наташа. - Мы их убили. Мы сделали их такими... слишком хорошими и поэтому слабыми. Они верили в нас, а мы... не смогли их защитить. Ну какая из меня богиня... даже такая бесполезная, как любви и красоты...
- Наташа, - сказал Егор, - ты...
Она отбросила его руку. Нервно улыбнулась. Наташа больше не собиралась верить никому. От ее красоты всегда были одни проблемы. В школе ее изнасиловал одноклассник, которого она считала лучшим другом. После этого она шарахалась от мужчин, а они, наоборот, подстерегали ее везде. Было одиноко и страшно. Хотелось надежности, защиты от жестокого мира. Она решилась - и поверила снова. Муж был добрым. Сначала. А главное - сильным. А потом начал ее бить. Доказывать свою силу. Она бы ушла, если бы не ребенок. Зря не ушла. Потому что однажды он избил ее так, что ребенок умер. Наташа решила, что ей больше незачем жить. И она бы... но тут появились эти и сказали: помоги нам спасти мир. Только какая из нее, нафиг, богиня, если она даже со своей, человеческой жизнью не сумела разобраться?
- Мужчины все - твари, - тихо сказала Аня и обняла плачущую Наташу. Аня это точно знала. Она не собиралась никому рассказывать про своего отчима. И про мать, которая даже не попыталась ее выслушать. И про парня, которому она сперва поверила, а потом... И Наташина история только подтверждала - да, все твари.
- Извините, - буркнула Аня, обернувшись к Паше, Игорю Дмитриевичу и Егору. - Вы - другие. Кажется. Но это все равно только исключение.
- Да люди вообще все - уроды, - сказал Макс и шмыгнул носом. Ему было жаль растоптанных городов, но он старался сдерживать слезы. Уроды. Уроды всегда побеждают. Отец умер. Или ушел. Или его вообще никогда не было. А мать допивалась до белочки, и бегала за Максом с ножом. Он не стал дожидаться, пока она его зарежет. Но остальные были не лучше. Чернявый - король банды малолетних воров и проституток. Упыри в полицейской форме, которые были с ним в доле. Гадюка из опеки. Детдом, похожий на тюрьму. Дикари из Модели, которым он принес свет и тепло, а они чуть не убили его за это.
- Деточка, - всхлипнула Галина Павловна и обняла Макса, суетливо погладила по голове: - Да как же...
Галина Павловна не верила, что все плохие. Правда, дочка, которую она любила, растила, баловала, отказывая себе во всем, выгнала Галину Павловну из дома. Но это жизнь такая, молодым хочется своего счастья, а на жилье заработать невозможно, с такими-то зарплатами...
- Не все, - вдруг сказал Макс. Улыбнулся сквозь слезы Галине Павловне, потом одной рукой схватил Егора за рукав, а второй потянул к себе Наташу. И громко шепнул ей на ухо:
- Он хороший.
Они оплакивали обломки прекрасного, так и не выжившего мира, и обломки своих неудавшихся жизней. Утешая друг друга и обнимая - как будто только так можно было удержаться в пустоте, между двух миров - Землей, уплывающей в иллюминаторе все дальше и дальше, и Моделью, такой близкой, но ненастоящей.
***
- Потом расскажете, - тихо буркнул Егор, - Не могу ее видеть, с души воротит. Аккурат моя бывшая, такая же белобрысая сушеная стерва.
- Вот мужчины, - вздохнула ему вслед Галина Павловна, - даже цвет волос у женщины не различают. Рыженькая ведь она, кудрявая, совсем как моя дочка.
Кажется, ее слышал только Паша. Ничего не понимая, он смотрел, как в главный зал заходит пепельноволосая Ирина, так странно и страшно похожая на Юльку.
- Повторяю, я не могу вмешиваться в ваше управление Моделью, - немного раздраженно сказала Ирина.
- Мы просто хотели спросить, - сказал Паша. - Почему вы выбрали именно нас. Мы... - он запнулся. - Мы неудачники. Мы со своей-то жизнью не сумели справиться.
- Как раз поэтому, - Ирина улыбнулась, - вы отвергли свой мир, он вышвырнул вас. Вам было там плохо и больно, вы знаете, что он, мягко говоря, несовершенен. Попробуйте сделать мир лучше. Работайте!
***
- Ты перестал заикаться, - заметила Аня.
- Да, - кивнул Паша, - еще с тех пор, как умер.
Они помолчали, а потом Паша, чуть поколебавшись, добавил:
- Знаешь, смерть вообще как-то меняет приоритеты. И ценности. Я понял, что очень люблю жизнь. Она прекрасная. Удивительная. Я дурак, что не понимал этого раньше. Я, наверное, снова начну рисовать.
Он запнулся, вспомнив сожженные картины и разбитые скульптуры солнечного архипелага. Все зря - подумал он. Но вдруг когда-нибудь... в другом мире, который они построят?...
- А можно, я нарисую тебя? - спросил он то, что хотел сказать уже давно.
- Правда? Ты действительно хочешь нарисовать меня? - Аня смутилась. - Давай потом. Как-нибудь. Знаешь, они не хотели тебе говорить. Я вызвалась, но теперь мне даже как-то неловко.
- Что? - спросил Паша, почему-то чувствуя холодок в груди от ее взгляда.
- Просить тебя умереть еще раз.
Она замолчала, отведя взгляд в сторону.
- Я... - Паша поперхнулся. - Зачем?
- Понимаешь... Мы просчитали на Прогнозисте - куда ни кинь, получается, им нужен мессия.
- Кто?
- Ну, пророк. Святой. Кто сперва будет делать разные чудеса, спасать людей, говорить им умные вещи. А потом они его как-нибудь жестоко убьют. Сожгут. Или распнут. А после мученической смерти назовут святым и будут ему поклоняться. И все что он говорил, будут учить наизусть, передавать детям и жить по этим заповедям. Одним словом, стремиться к гуманизму и всеобщему братству.
- А без мучительной смерти никак? - сглотнув, робко спросил Паша. - Просто стремиться к гуманизму и братству?
- Неа, - с сожалением покачала головой Аня. - Сам вспомни нашу, земную историю.
- Это как-то дико и тупо.
- Что есть, то есть, - Аня пожала плечами. - Плохо, что кроме тебя, некому. Женщину всерьез не воспримут, Игорь Дмитриевич - староват, Макс - ребенок. Егор - слишком...э... простоватый и брутальный... такого забрасывать камнями - никакого удовольствия, сам понимаешь, - Аня усмехнулась. Кажется, ей было неловко уговаривать Пашу умереть. Поэтому она пыталась вот так мрачновато и не очень смешно шутить.
- То есть, остаюсь я?
- Точно, - согласилась Аня.
- А потом... после... - Паша запнулся, чтобы не сказать "если я выживу". Чего нагнетать, если вероятность выжить - целых девяносто пять процентов, если, конечно, вовремя перенести тело в реанимационный блок. - Потом ты разрешишь нарисовать себя?
- Сколько угодно, - с облегчением сказала Аня и виновато посмотрела на него. Наверное, обрадовалась, что он так легко согласился, но потом ей стало стыдно за эту радость.
***
Умирать было больно. И обидно. Он ведь хотел этим людям добра. Никого не убил, не искалечил, не обокрал. Наоборот - хотел подарить им немного добра, света, любви. Сделать мир лучше. Почему за это нужно убивать? И убивать так мучительно и больно. Интересно, согласился ли бы он на такое, если бы не Аня? Просто ради...чего? Эксперимента? Модели? Ради этих злых, неблагодарных, жестоких людей... А каково было тому, другому, который умирал просто ради людей и не надеялся на то, что воскреснет?
А через некоторое время осталась только боль, все мысли и чувства растворились в ней - мучительной и бесконечной. Паша забыл, кто он, и что такое Модель. Забыл, что смерть ненастоящая, и что где-то там, за ее порогом, ждет Аня и чудесные, самые лучшие, ненаписанные картины. Он поверил, что сейчас умрет навсегда, и это было так несправедливо, так невыносимо - потому что ведь жизнь только началась, он не успел...чего? Ничего не успел. Жить, любить, рисовать, увидеть мир... Слезы текли по обожженным щекам, кровь - по израненному телу, воздух царапал пересохшее горло, каждый вздох давался все с большим усилием и болью. Хотелось, чтобы это все прекратилось, но прекращение означало смерть, поэтому Паша жадно и отчаянно цеплялся за каждое наполненное мукой мгновение.
- Прости, - вдруг сказал плечистый легионер, лицо которого почему-то показалось знакомым - Егор? Но разглядеть Паша ничего не успел, потому что легионер вонзил в его сердце копье, и Паша, наконец, умер.
***
- Прости, - Анин голос дрожал, в глазах блестели слезы. - Я не знала, что это будет так. Я бы никогда... если...
- Ничего, - бесцветно ответил Паша, обрывая ее. Чтобы не слушать, как она врет, что никогда не попросила бы его, если бы знала. - Ничего страшного.
И попытался улыбнуться. Кажется, в нем что-то сломалось. Что-то важное. Умерло там, на помосте для казни, под камнями, плевками и ударом копья в сердце. Как будто он настоящий остался там, а здесь воскресили наскоро слепленный из голографических проекций аватар.
- Помнишь, ты хотел меня нарисовать? - напомнила Аня и покраснела.
- Да. Как-нибудь, - неопределенно ответил Паша. Зыбкому призраку, в которого он превратился, больше не хотелось ничего рисовать. Слишком сложно - собирать целые миры из бумаги, карандашных линий и цветных пятен. Ему бы удержать собственную цельность, не рассыпаться на осколки и тени.
Игорь Дмитриевич сказал, что нужно появиться там, в модели, еще раз. Показать им чудо воскрешения. Паша послушно согласился. Когда он опустился в капсулу, сердце обожгло холодом - будто копье легионера опять вонзилось в грудь.
Потом он сказал Игорю Дмитриевичу:
- Я ведь говорил им хорошие и правильные слова. Но для того, чтобы их услышать, им нужно было меня сперва убить. А потом увидеть, что вопреки здравому смыслу, я воскрес. И только тогда они задумались над тем, что я говорил. Хотя сами слова ничуть не изменились. Вам не кажется, что есть что-то неистребимо порочное и извращенное в человеческой природе? Если истина и добро доходит до них только таким сложным путем?
Игорь Дмитриевич посмотрел на него с удивлением. Должно быть, он не привык, чтобы Паша так говорил.
- Пашенька... - мягко и слегка неуверенно начал он. И замолчал, впервые куда-то растеряв свою многословность. Потом извиняющее улыбнулся: - Похоже, я сейчас не могу придумать ничего, кроме избитой сентенции, что не стоит обобщать, потому что все люди разные. И, в конце концов, мы с вами тоже люди, но наша природа, вроде бы...
- Возможно, - перебил его Паша, - я уже не совсем человек.
Лицо Игоря Дмитриевича стало изумленным.
- Видите ли, - попробовал объяснить Паша то, что пока сам толком не понимал, - Мы вообще все здесь делаем то, что обычно делают боги, а не люди. Уже это как-то влияет... Но главное, в человеческой природе заложена смертность. Она определяет очень многие ключевые вещи. Когда умираешь и опять воскресаешь, эта система ломается. Наверное, чем чаще это происходит, тем меньше от нее остается. И ты постепенно становишься кем-то другим.
- Кем? - еле слышно спросил Игорь Дмитриевич.
- Я не знаю.
Возможно - подумал Паша, - мне стоит умереть еще раз. Чтобы понять. Или чтобы попробовать вернуться назад. Найти какой-то смысл. Например, захотеть снова рисовать.