Аннотация: опубликован в альманахе "Молодой Петербург", 2008
***
....- А потом он подарил мне луковичку Цветка исполнения желания... Ты слушаешь, Соня?
- Что? Тим, ты зачем шарф снял? Смотри, он упал и весь в земле. И книжка твоя. И одеяло.
- Мне жарко было. Солнце. Хочешь посмотреть луковичку?
- Какой лук? Где?
Соня торопливо подоткнула края одеяла под ноги Тима, кинула ему на колени книжку и шарф. Начинался ее любимый сериал, из приоткрытой на веранду двери уже летели звуки вступительной песни, сопровождающей титры. Надо же было так заболтаться с Алисой - и забыть о том, что еще надо забрать из сада Тима.
- Ну, давай, Тим, помоги мне. Колеса увязли.
Тим вздохнул, выпустил обратно в карман нагревшуюся в ладони луковичку. Поспешно, опасаясь рассердить Соню, взялся за колеса. Соня подтолкнула коляску сзади, и они поехали. Самым трудным был подъем на веранду. Две доски на скате треснули уже несколько недель назад, и коляска теперь всегда застревала на них. Еще одна Сонина забота - теперь всегда приходилось помогать Тиму, если он хотел выехать в сад или вернуться домой.
***
Осеннее солнце нагревало щеку; строчки путались друг с другом; Тим не заметил, как задремал, и книжка соскользнула с колен. А потом сквозь сон он услышал музыку. Тихую-тихую. Как будто где-то далеко колокольчики позванивают; и вроде, скрипка. Или просто - кто-то напевает. И так легко и спокойно становится от этой музыки, и улыбаться хочется.
Тим открыл глаза.
Над клумбой склонился высокий человек. Не то рыхлил, не то приминал землю, щелкал садовыми ножницами - обрезал увядшие стебли. Заметил взгляд Тима, выпрямился, повернулся.
- Вы кто? - изумленно спросил Тим.
Незнакомец улыбнулся. Улыбка получилась очень добрая, и Тим сразу же передумал бояться. Лицо незнакомца тоже было доброе, но непонятно какое - не то старое, не то молодое. Кожа гладкая, а борода длинная и серебристая, и волосы будто искристым серебром присыпаны. Из карманов длинного серого фартука высовывались ручки инструментов, вроде лопаток-тяпок.
- Вы садовник? - догадался Тим.
- Иногда, - странно ответил незнакомец. И опять улыбнулся.
- Это бабушкин сад, - сердито сказал Тим.
- Ты уверен?
- Я, ну...Бабушка умерла, - Тим смутился. - Весной. А Соне по дому дел хватает. Еще огород. Еще я. - Тим вздохнул, горбясь в своем инвалидном кресле, опять вспоминая, какое он наказание на Сонину голову. А бабушка никогда не говорила, что Тим - наказание... - Я не знаю, чей теперь сад, - опять вздохнул он
- За садом надо смотреть, - строго сказал Садовник, не обратив внимания на вздохи Тима.
- Я не знаю, как, - признался Тим: - И ... мои ноги...я, наверное, не смогу...
- Я тебя научу.
***
- Вот, гляди, - на широкой ладони Садовника лежало несколько золотистых луковичек: - они как дети. Нужно только всмотреться, как следует, и поймешь, какими они вырастут. Вот этот - совершенно белым, и очень хрупким; он будет гордиться своими чистыми лепестками без единого пятнышка, но первый же порыв ветра сломает его стебелек. Этот - обычный, оранжевый; станет себе расти потихоньку, не вытягиваясь вверх; крепко стоять на земле; ни ветер, ни дождь ему нипочем. Этот - разрядится в ярко-алые бархатные лепестки; полюбит плясать на ветру и смеяться, любуясь собой, - и не заметит, как непогода разорвет его красивые одежды и расшвыряет обрывки по земле... Видишь, Тим?
Тим смотрел, затаив дыхание, как луковички будто оживают в пальцах Садовника; и если вглядеться как следует, можно и вправду разглядеть будущие цветы - и гордеца-белого; и плясуна-красного...
- А этот?
- Видишь ли, Тим, - Садовник наклонил ладонь, позволив скатиться в карман фартука всем луковичкам, кроме одной. Потом пристально посмотрел на Тима: - Некоторых очень сложно разглядеть. Это значит, что они могут вырасти кем угодно. Могут обидеться - и не расцвести вовсе. А могут распуститься в прекрасный и чудесный цветок. Чудесный - значит, тот, который способен совершить чудо.
Садовник очень бережно положил маленькую луковичку в ладонь Тима.
- Если ты будешь заботиться о нем - не просто поливать, выносить на свет и следить за тем, чтобы он не замерз; если ты будешь разговаривать с ним, все время помнить о нем; если ты подружишься с ним...
- То что? - шепотом спросил Тим. Луковичка на его ладони была такой маленькой и хрупкой - дрогнет рука - и упустишь; сожмешь пальцы посильнее - раздавишь...
- То однажды он распустится в Чудесный цветок, - улыбнулся Садовник.
- Я знаю, - торопливо сказал Тим - я читал. Сказка про цветик-семицветик. Отрываешь лепесток - исполняется желание. Семь лепестков - семь желаний.
- Одно желание, - покачал головой Садовник. - Только одно. Самое заветное.
- Оборвать все лепестки - и исполнится желание? - задыхаясь, переспросил Тим. "Я знаю, - подумал он, глядя на свои неподвижные ноги: - я знаю, какое у меня самое заветное желание"...
***
"Если ты будешь разговаривать с ним". Разве говорят с цветами? Тим сердито смотрел на горшочек с землей, из которой никак не желал проклевываться росток.
- Я тебя поливаю, - неуверенно сказал Тим, чувствуя себя глупее некуда. Разве луковицы умеют слушать? - Ставлю на солнце. Чего тебе еще?
Как и следовало ожидать, горшочек молчал, и луковица, спящая в нем, тоже молчала. Тим потрогал пальцем влажную землю. Вздохнул.
- Ну, если ты не хочешь... Я ведь не могу тебя заставить, да? Он сказал "если подружишься..." Нельзя заставить стать другом, да? Знаешь, а у меня нет друзей. Только Соня - но она не друг, а сестра. Наверное, иногда сестра бывает другом, но Соня - просто сестра. Она хорошая... правда... Но вот про тебя она даже не стала слушать. Еще она говорит, что я - наказание. Разве друзья бывают наказанием? У меня были друзья - раньше, когда я... ну, когда я мог ходить. Мы строили плотину, и в футбол бегали, и придумали такой город - для маленьких человечков.
Тим говорил и говорил, пока не охрип. Он улыбался, вспоминая, как они с Митькой лепили большой город из песка и придумывали названия улиц; а один раз засмеялся так громко, что Соня встревожено крикнула из кухни: "Что у тебя, Тим?" "Ничего!" - быстро крикнул Тим, испугавшись, что сестра придет и спросит, с кем он тут говорит и смеется.
А на следующее утро в середине горшочка, растолкав черную землю, появился маленький светло-зеленый росток.
- Ого, - тихо, еле дыша, сказал Тим. - Тебе понравилось про песчаных человечков? Хочешь, я расскажу еще?
***
- Ну что твой цветок, малыш?
- Ой, здравствуйте. Я так рад! Вот, смотрите, - Тим протянул Садовнику горшочек, в котором узкие ладони длинных листьев оберегали гибкий стебелек. - Я гуляю с ним в саду, чтобы у него был свет и воздух, как Вы говорили. Еще я разговариваю с ним. Он слушает. Верите?
- Конечно, - Садовник улыбнулся Тиму, присел рядом на каменную ограду клумбы. На этот раз на нем не было фартука - белое одеяние, запачканное внизу красно-желтой пылью, складками спускалось с плеч до самых щиколоток. Тонкие ремешки сандалий были в такой же пыли.
- Соня не верит, - вздохнул Тим. - Говорит, что я все придумал. Наверное, она даже не слушает, что я ей рассказываю.
- Не сердись на нее. Жаль, что она не находит времени поговорить со своим братом. Но ты не сердись. Не требуй к себе доброты и внимания. Доброта - как цветок, ее нужно выращивать долго и терпеливо. Если тебе не достает доброты - вырасти ее; будь сам добр и внимателен - и однажды этот цветок расцветет - для тебя и твоих близких.
Светлые глаза Садовника смотрели на Тима спокойно и ласково, и вдруг Тим подумал, что никогда еще ничей взгляд так не согревал его. Может, только бабушкин - давным-давно. "Он умеет, - подумал Тим: - И бабушка умела - выращивать такие цветы. Только я тогда не умел их разглядеть"...
***
А потом Садовник пропал. В саду снега было уже почти по колено, и на черных ветках лежали белые пушистые шапки. Расчищая по утрам дорожку для Тима, Соня ругалась и говорила, что однажды его завалит тут по уши и ей придется откапывать коляску из сугроба.
- Мне нужен свет и воздух, Соня, - вежливо просил Тим, вспоминая, что ему говорил Садовник про выращивание цветка доброты. А ведь раньше, наверное, он бы не выдержал и накричал на сестру в ответ. - Знаешь, это ведь нужно даже цветам.
- Мог бы погулять и на веранде, - фыркала Соня, но почему-то так и не запретила Тиму выезжать в сад...
Теперь долго сидеть на одном месте было холодно, несмотря на шапку, шарф и теплый плед, которым Соня всегда укутывала брата перед прогулкой. Но Тим не двигался, пока не начинали неметь руки, и только тогда катился к веранде, чтобы постучать в окно и попросить Соню помочь войти в дом. Он хотел дождаться Садовника, совет которого сейчас был совершенно необходим. "Ты мне нужен", - бормотал Тим, до слез на глазах вглядываясь в ослепительную белизну заснеженного сада. "Неужели ты не знаешь, что я тебя жду?" Сначала Тим ждал терпеливо, потом стал злиться. А однажды вечером, когда сумерки уже укутывали в серое сугробы и деревья, и пора было возвращаться, Тим вдруг подумал - а может, не он один вот так зовет Садовника? Может, еще очень много людей согревают в ладонях подарок Садовника, пытаясь вырастить чудо, и ждут совета, помощи, или просто улыбки, из которой иногда расцветает доброта. "Конечно же, - понял Тим - как я сразу не догадался? Наверное, кому-то другому сейчас Садовник нужнее, чем мне. " Он растер замерзшие ладони и взялся за колеса, чтобы поворачивать к дому. И в этот миг, задев длинную ветку и обсыпав колени Тима снегом, из-за куста сирени появился Садовник.
- Здравствуй, малыш.
- Ой, здравствуйте, - обрадовался Тим. - Я так хотел, я так... Знаете, бутон совсем большой. Иногда мне кажется, что там внутри все такое белое и светится, а иногда - красное. Как огонь. Так бывает?
- Бывает. Извини, малыш, я ненадолго. И тебе пора домой - ты замерз.
- Конечно, я... Я хотел спросить. Что мне делать, ну...Что мне делать, чтобы исполнилось мое желание?
- Ты ведь знаешь, - серебристые брови садовника удивленно дрогнули.
- Когда он распустится - оборвать все лепестки и загадать желание?
- Вот что, малыш, если у тебя будет что-то не получаться, приходи ко мне.
- Куда? - теперь удивился Тим.
- В мой Сад.
- Но как...
- Я покажу. Можно отсюда. Вот гляди. Видишь, куст белой сирени?
- Вижу... То есть, я не уверен, что помню, какая именно - белая. Сейчас ведь зима.
- А ты приглядись. Помнишь, я учил тебя видеть, какой цветок вырастет из луковички. Видишь ли, малыш, в моем саду всегда лето - и всегда цветет сирень, черемуха и яблони. Вглядись чуть внимательнее, и когда ты научишься находить цветок внутри луковицы, живые листья внутри замерзших веток, лето посреди самой лютой зимы; тогда ты разглядишь и мой сад - и сумеешь туда попасть. Вот так.
Садовник повел ладонью перед лицом Тима - будто протирал запотевшее окно; и затаивший дыхание Тим вдруг разглядел за его рукой вместо засыпанного снегом куста яркую зелень листьев и тяжелые гроздья белой сирени.
- Ну пока, малыш, - сказал Садовник.- Я буду рад, если ты сам ко мне придешь.
"Как я могу," - хотел ответить Тим, огорченно трогая колеса своей коляски - разве можно на этом переехать из зимы в лето?" - но Садовник уже шагнул на тропинку, залитую солнцем и усыпанную белыми звездочками цветов.
Тим моргнул - и сад опять стал прежним - зимним и заснеженным. Только чуть покачивалась ветка, задетая Садовником, и таял в морозном воздухе невозможный в декабре теплый душистый запах сирени...
***
Когда в своей комнате Тим складывал плед, на пол слетело несколько белых звездочек. "Снежинки", - подумал Тим и крепко зажмурился на несколько секунд, чувствуя, как сильно заколотилось сердце. Когда он открыл глаза, звездочки по-прежнему лежали на полу и не собирались таять. Тим очень аккуратно, едва совладав с дрожащими пальцами, собрал хрупкие цветочки в ладонь, поднес к лицу, вдыхая аромат. Значит, это все на самом деле, - понял он. Сирень, лето и солнце. Значит...
- Соня!!!
Он еле удержал коляску на повороте к большой комнате и чуть не упал на пороге.
- Соня, знаешь... там лето, в нашем саду.... за белой сиренью, если сразу повернуть направо, то... пойдем, я покажу... Пойдем туда вместе, я познакомлю тебя с Садовником... там, за белой сиренью... - захлебываясь словами, торопясь скорее объяснить, Тим протягивал сестре ладонь, на которой лежало несколько белых душистых цветочков.
- Тсс, - сказала Соня, поднося палец к губам. К ее уху была прижата телефонная трубка, на коленке лежал журнал яркой обложкой вверх. - Да нет, ничего, это просто Тим, - сказала Соня в трубку. - Не обращай внимания. Слушай, Алиска, а если эту выкройку изменить вот так...
Тим сжал ладонь, пряча звездочки; посмотрел, как Соня улыбается и бормочет в трубку, листает журнал, водя пальцем по страницам, и поехал обратно в свою комнату. Медленно, ожидая, что сестра все-таки окликнет его и переспросит, что он хотел сказать...
***
- Слушай Тим, на Новый год у меня будут гости. Ну вот. Когда мы с девчонками будем готовить, не болтайся у нас под ногами, ладно? Побудь в своей комнате.
- Я мог бы помочь...
- Просто не мешай, ладно?
- Ладно...
- Потом можешь с нами посидеть немножко, ну, встретить Новый год. А после двенадцати сразу иди спать, понял? Без напоминаний и капризов. Мне с тобой хватает забот, чтобы еще и...Понял? У нас своя компания и свои разговоры.
- Понял, - послушно согласился Тим. Но почему-то так и не смог поймать Сонин взгляд... Будто он что-то сделал не так, и сестра была им недовольна...
***
Цветок распустился тридцать первого декабря. Затаив дыхание, Тим наблюдал все утро, как медленно раскрываются снежно-белые лепестки. Они сияли так ярко, что, наверное, могли в темноте освещать комнату.
Тим хотел показать цветок Соне; но та, опять что-то бормоча в телефонную трубку и одновременно чиркая в длинном списке, замахала на него рукой.
Когда пришли Сонины подружки, Тим отпросился погулять.
- Недолго, понял? - велела Соня, ежась под бабушкиным пуховым платком, наброшенным на плечи. - Холодрыга какая... - И сестра захлопнула дверь.
Тим неторопливо катил по дорожке, оберегая укутанный в шарф цветок. Возле кустов сирени - костлявых и замерзших, укутанных доверху снежным одеялом, он остановился. Долго вглядывался в путаницу черных с белой опушкой веток. Потом попросил - сам не понимая у кого: "Пожалуйста... мне очень надо. Я не могу оборвать у него лепестки. Он ведь мой друг - разве я могу убить его? Даже ради... даже ради моего самого заветного желания..."
***
В двенадцать, когда грохнули сразу несколько пробок, вылетая из узких стеклянных горлышек, и шампанское зашипело, переливаясь через края бокалов; Соня вдруг разглядела, что среди смеющихся гостей нет Тима.
- Господи, - ахнула она. Так и не пригубив, быстро поставила бокал; кинулась к двери на веранду, по пути стаскивая с вешалки теплый платок. - Тим, бедный Тим, - чуть не плача, Соня толкнула дверь, ожидая увидеть замерзшего до полусмерти брата возле скользкого сломанного ската. Почти шесть часов! Тим мог стучать в окошко веранды или даже бросать что-нибудь в стекло - но из-за громкой музыки его все равно никто бы не услышал. Почти шесть часов на таком морозе...
Возле веранды Тима не было.
Увязая в снегу шпильками открытых туфель, Соня побежала по дорожке.
- Соня! - за ее спиной хлопнула дверь, и Соню догнал один из гостей - тот самый, ради кого, собственно все и затевалось - и компания, и музыка, и домашний сложный торт, и платье, и туфли... - Ты что, Соня?
- Мой брат, - крикнула она, захлебываясь морозным воздухом. - Как я могла забыть... он...
- Да что он здесь делает ночью? Он у тебя что - не только на ноги больной, но и на голову?
- Да ты сам... - Соня сердито выдернула ладонь из теплой руки, о прикосновении которой зачем-то мечтала так давно и долго.
- Семейка, - фыркнуло у Сони за спиной - а потом гулко хлопнуло дверью.
Смаргивая слезы, Соня заторопилась дальше, даже обернувшись. Сад, залитый лунным светом, казался пустым и безжизненным.
- Тим! - отчаянно закричала Соня в эту пустоту. С яблони шумно взлетела черная большая птица, осыпав Соню охапкой пушистых снежинок. Тяжело дыша, Соня огляделась. За ярко освещенными окнами дома двигались тени, грохала веселая музыка. Соня представила, как замерзающий Тим стучит в эти окна, а его никто не слышит.
- Как я могла забыть, - пробормотала она.
Торопясь к дому за фонариком, Соня заметила в снегу перевернутую коляску Тима.
- Тим, - закричала она, бросаясь к коляске: - Прости меня, Тим! Тим, отзовись!
Коляска была пуста. Шаря вокруг коченеющими руками, Соня наткнулась на шарф и одеяло.
- Тим, - всхлипывая, позвала она. - Тим, только не... Я больше никогда не забуду про тебя. Я не слушала, что ты говорил; я не обращала на тебя внимания... Я больше никогда... Я ведь люблю тебя, братик... - Сонина дрожащая рука, тянувшаяся дальше осторожно и испуганно, не встретила ничего, кроме снега. - Пожалуйста, Господи, - неуверенно попросила она того, к кому никогда раньше не обращалась - потому что теперь, когда Тим не ответил, звать было некого.- Пожалуйста, пусть я сейчас найду моего брата...пусть я найду его живым... - добавила она почти беззвучно.
И вдруг разглядела на снегу следы. Небольшие, детские, с четкими отпечатками подошв - таких, как на ботинках Тима. Ботинках, ни разу не ступавших на землю.
Следы начинались возле коляски и заканчивались напротив высокого заснеженного куста. Соня изумленно посмотрела на нетронутый снег за последним следом, гадая куда мог деться владелец ботинок (не Тим - конечно, нет - другой, здоровый мальчик, который умеет ходить...) Тим говорил что-то... что-то про сирень... белую?...если повернуть направо, то... Тим ворвался в комнату с блестящими глазами и улыбкой до ушей, которая уже давным-давно не навещала его лицо - а Соня даже не нашла минутки выслушать, из-за чего ее маленький брат так счастлив... Как я могла - опять подумала Соня, зажмуриваясь и вытирая слезы закоченевшей рукой. И почувствовала еле различимый запах сирени.
***
- Соня! - Крикнул Тим. Шагнул навстречу сестре. Застыв на месте, Соня не могла отвести взгляд от оживших ног Тима - и не замечала ни пышных темно-зеленых кустов, никнущих под тяжестью душистых гроздьев сирени, ни песчаных дорожек, залитых солнцем. - Смотри, Соня, - улыбнулся Тим, протягивая ей белоснежный цветок удивительной красоты: - я вырастил его... а теперь мы можем вместе посадить его там, где ему будет хорошо жить дальше...
- Ты вырастил хороший цветок, малыш, - седобородый незнакомец улыбнулся Соне и положил руку на плечо Тима: - Я ведь говорил, чтобы ты не беспокоился за сестру. Видишь, она пошла искать тебя - и тоже пришла ко мне...