Толстой Владислав Игоревич : другие произведения.

Красный прилив

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я решил попытаться выделить в отдельный текст выстраивание сферы влияния СССР в моих фанфиках на цикл уважаемого Влада Савина "Морской волк". Вариант от 26 октября. Огромное спасибо уважаемым Andrey_M11, Владу Савину, Библиотекарю и Old_Kaa за советы и помощь в исправлении моих ошибок - Вы мне очень помогли.
  Красный прилив.
  
  Красный Император - выбор модели цивилизации.
  Теплым июльским вечером 1943 года Сталин сидел на веранде Ближней дачи, неторопливо попивая чай с вареньем. Сегодня Император злостно нарушил свое обычное расписание, уехав из Кремля в восемь часов вечера. Для этого была и возможность - дела на фронте и в тылу шли очень неплохо, и веское основание - ему надо было в тишине обдумать стратегию, которая позволит Советскому Союзу в полной мере воспользоваться плодами уже близкой, это было очевидно, Победы.
  У Вождя не было поводов обвинить своих дипломатов, разведчиков, аналитиков, подготовивших ему материалы как по текущему положению дел в мире, так и по событиям в мире 'Рассвета'. Но, как и всегда, окончательное решение надо было принимать ему - принимать и нести за него ответственность, здесь и сейчас, при жизни, и, в будущем, перед судом потомков.
  В глубине души человек, ставший Красным Императором, изредка позволял себе вспомнить прежнего Иосифа Джугашвили - юного паренька, жадного до знаний, да отличавшегося обостренным чувством справедливости, которое, во многом, и привело его в ряды революционеров, поскольку очень уж много неправильного, категорически противоречащего, что его представлению о справедливом устройстве жизни, что евангельскому учению - а в детстве и юности он был искренне верующим человеком! - было в Российской Империи; молодого человека, с болью в сердце жертвовавшего личным счастьем во имя счастливого будущего для всех - будущего, в которое он веровал столь же искренне и исступленно, как мученики первых веков христианства в Спасителя; рано обретшего мудрость мужчину - ту самую мудрость, которая ко многим не приходит даже с сединами, а к иным и никогда - мужчину, сумевшего понять, что многие руководители партии совершенно не знают и не желают знать настоящего народа и действительной жизни, подменяя это знание бездумным повторением марксистских догм, которым, по их мнению, в точности должно соответствовать будущее. Строго говоря, они принципиально отвергали знание настоящей России, нужд и чаяний ее народа, воспринимая его как некую темную массу, которую они должны вести в светлое будущее, оставаясь на положении некой жреческой касты, подобной священнослужителям Древнего Египта - то, что их инструментом была вера в Маркса и Энгельса, а не в пантеон древнеегипетских богов, с Амоном во главе, принципиально ситуацию не меняло.
  Иосифа Джугашвили, узнавшего и полюбившего русский народ в сибирской ссылке, сумевшего ощутить себя его частичкой, такое отношение революционной верхушки к народу бесило - другое дело, что у него уже хватало ума скрыть это. У него возник тогда закономерный вопрос: а будут ли новые власть имущие, буде революция увенчается успехом, лучше прежних, если все изменения сведутся к замене 'Самодержавия, православия, народности' на 'Марксизм всесилен'? И дело было вовсе не в том, что многие руководители революционного движения были евреями, отнюдь - Сталин успел повидать и евреев, не отделявших своей судьбы от судьбы России, и русских, искренне презиравших свой народ, считавших его отсталым недоразумением на фоне 'просвещенной Европы', а себя - некими миссионерами, должными вести беспрекословно подчиняющийся им народ в европейское будущее. Просто одни считали нужным вести русских к европейскому парламентаризму, а другие - к европейскому марксизму; поинтересоваться мнением же самого народа, что ему нужно от жизни, они считали абсолютной глупостью - им это было известно лучше!
  Сталин же уже твердо знал, что народ, столь неуважаемый как революционерами, так и либералами, совершенно не желает становиться ни придатком, ни подобием Европы - у него есть свои мечты, и, есть достаточно сил, чтобы их осуществить. Не хватает лишь знания, как этого добиться, да людей, которые, не отрываясь от народов России, сумеют возглавить это движение.
  Ему удалось собрать команду единомышленников, победить в жесточайших внутрипартийных интригах, суметь трансформировать страну сохи и кузниц в державу металлургических комбинатов и авиационных заводов - но плата за эти достижения была очень велика, поскольку Иосиф Джугашвили стал Сталиным, прежний романтик и идеалист превратился в машину для принятия оптимальных решений в условиях вечной нехватки всего и вся, подобную компьютерам потомков.
  - Разница в том, что их компьютеры могут лишь рассчитывать варианты действий, я же умею принимать решение и добиваться его претворения в жизнь - поправил себя Император.
  Сейчас ему предстояло принять решение, от которого очень сильно зависело будущее страны. Надо было определиться и с принципами построения сферы влияния СССР, и конкретикой ее построения. Опыт мира 'Рассвета' был бесценен, но он был негативным, убедительно показывая, как нельзя выстраивать сферу влияния - так что тут 'подсказка из будущего' помочь никак не могла, правильное решение надо было выработать самостоятельно.
  Было очевидно, что советский послевоенный вариант выстраивания крайне своеобразной версии 'Делосского союза', когда могущественный 'старший брат' всячески кормил 'младших братьев', явно и скрыто предоставляя им массу не окупавшихся для него экономических преференций, не имеет ни малейших перспектив - как только СССР ослаб, сателлиты мгновенно его предали. И это было в полностью контролируемой Советским Союзом Восточной Европе - какие 'чудеса' творились в Африке, Азии, Латинской Америке Вождю думать не хотелось, поскольку даже отрывочная информация, пришедшая с экипажем 'Воронежа', рисовала в высшей степени удручающую картину.
  Впрочем, и в Восточной Европе скучно не было - достаточно было прочитать пару статей, в которых рассказывалось о мечтах Чаушеску и Тито насчет обретения Румынией и Югославией ядерного оружия, об их 'флирте' с Западом, чтобы понять то, что вассалы СССР позволяли себе массу вольностей. В ту же копилку шли венгерские события 1956 года, чехословацкие - 1968 года, устроенное 'Солидарностью' веселье в Польше.
  В общем, стратегия, реализованная Кукурузником и Летописцем, категорически не отвечала долгосрочным интересам СССР, поскольку она сводилась к обильному кормлению сателлитов за счет СССР, в обмен на изъявление лояльности. Остолопы, ставшие его преемниками, так и не поняли того, что суть неизмеримо важнее формы.
  А вот американская стратегия выстраивания сферы влияния была не в пример эффективней, принося метрополии более чем весомые выгоды.
  Янки создали свою версию взаимоотношений с союзниками, суть которой заключалась в многоуровневом контроле экономики, финансов, вооруженных сил, средств массовой информации, политических партий и элитных группировок вассальных стран. Несколько упрощая, можно было сказать, что в послевоенный период советская модель взаимоотношений с союзниками заключалась в том, что СССР давал своим союзникам несколько меньше, чем американцы, но на безвозвратной основе, добавляя к этому не в пример большую степень свободы для руководства этих стран; американцы предоставляли 'помощь' заметно больших размеров, чем главный конкурент, тщательно следя за тем, чтобы она окупилась с хорошей прибылью, но, в обмен требовали полного подчинения.
  Американская модель построения сферы влияния заинтересовала Вождя больше, чем послевоенная советская - система, основанная на экономическом доминировании, подкрепленном военным доминированием, была намного надежнее ставки на идеологическое доминирование, хотя и последнее определенно не стоило упускать из виду. Практически же, первый послевоенный вариант американского доминирования был выстроен на абсолютном производственном превосходстве США - в 1944 году американская экономика составляла свыше 50% всей экономики мира! - каковое производство, дополненное гигантским золотым запасом, обеспечивало единственную мировую валюту, что обеспечивало Америке контроль за мировыми финансами и проистекающие из этого сверхприбыли; сильнейший в мире флот обеспечивал контроль над морскими коммуникациями - это гарантировало поставки сырья и товаров по всему миру; весьма полезным дополнением к флоту, обеспечивавшим контроль сферы влияния были армия, ВВС и морская пехота.
  - Собственно, я неправильно ставлю вопрос - поправил себя Император - надо ставить вопрос, каким образом СССР будет обеспечивать распространение своей цивилизационной модели? То, что происходило в мире 'Рассвета' с 1945 года до момента провала 'Воронежа' было больше, чем простым противостоянием экономических, геополитических интересов, военных стратегий - это противостояние принципиально разных цивилизаций. С 1945 по 1991 годы это было противостояние англосаксонской и советской цивилизаций; где-то в последние годы XX века наметилось противостояние англосаксонской и модернизированной китайской цивилизации. Именно модернизированной, это очень важно - китайцы сумели сделать правильные выводы из своих и наших ошибок, вообще творчески переработать опыт советской цивилизации, результатом чего стала коренная модернизация их традиционной модели, ставшей куда более жизнеспособной, чем советская и англосаксонская цивилизации.
  - Грешно не использовать столь полезный опыт - слегка улыбнувшись в усы, подумал Император.
  Позволив себе на секунду расслабиться, Сталин начал тщательно анализировать сильные и слабые стороны всех трех цивилизаций - англосаксонской, советской и модернизированной китайской.
  К сильным сторонам англосаксонской цивилизации относилось то, что, во-первых, там, правда до определенного момента, ставка делалась на национальное государство, во-вторых, всячески поощрялась свобода индивидуума, материальная и духовная. Плюсы этого были очевидны - национальное государство позволяло не просто создать ядро цивилизации, но и поддерживать его достаточно однородным, что снижало вероятность центробежных процессов, свободы личности позволяли наиболее полно раскрыть ее потенциал - по крайней мере, теоретически, впрочем, в XVIII-XIX веках, в особенности, в Северной Америке, Австралии, Новой Зеландии, Южной Африке теория не так уж сильно расходилась с практикой.
  Другой вопрос, что положительные стороны англосаксонской цивилизации работали до тех пор, пока оставалось свободное экономическое пространство, на которое можно было распространить капиталистическую систему национальных государств. Пока оно оставалось, смелые, предприимчивые и энергичные имели шанс продвинуться в этой системе, разумеется, в рамках роста самой системы. Для себя самого Сталин лишний раз убедился в правоте Ленина как экономиста - читая работы фон Берталанфи и его последователей, посвященные теории систем, он сопоставил их с книгами и статьями Ленина. Все было верно - капитализм, в силу кредитного характера своего производства, был подобен езде на велосипеде, он был устойчив лишь тогда, когда расширялся. Более того, именно в силу того, что на капиталистическое производство сначала надо выделить кредиты - только потом будут построены цеха и установлены станки, не говоря уже о том, что продукция будет продана - статически устойчивым он не может быть по определению.
  Вот здесь и находилась 'ахиллесова пята' англосаксонской цивилизации, да и капитализма в целом. Прочитавший, в том числе, и статьи прозападных авторов - такие тоже имелись на ноутбуках экипажа 'Воронежа' - Сталин вполне согласился с точкой зрения американских социологов, заключавшейся в том, что капиталистическое общество устойчиво в социально-экономическом отношении, если средний класс составляет в нем две трети населения (т.н. 'общество двух третей' - есть такой термин в социологии В.Т.). Вот только добиться этого естественным путем, предоставив дело обожествляемой ультралиберальными экономистами 'чикагской школы' 'невидимой руке рынка' было абсолютно невозможно. Причина этой невозможности заключалась в законе концентрации капитала, на эмпирическом уровне давным-давно открытым русским народом, и, сформулированным в короткой поговорке 'Деньги идут к деньгам'.
  Это именно так и было - в том случае, если развитие экономики предоставлялось 'свободной игре экономических сил', все сводилось, рано или поздно, в концентрации финансов в очень узком кругу хозяев жизни. Конечно, какой-то средний класс оставался и в этом случае - высококвалифицированные специалисты гражданских отраслей, армейские и полицейские офицеры среднего звена, богатые фермеры, городская буржуазия - вот только численность этого среднего класса обычно не превышала 10% (кстати, соответствует реальности - в нынешних США, по разным оценкам, к среднему классу относятся 35-40 миллионов человек, при общей численности населения более 300 миллионов В.Т.). В этой ситуации все сводилось к олигархической диктатуре, когда реальная власть принадлежала богатейшим и богатым фамилиям; другое дело, что в наиболее развитых странах эта диктатура прикрывалась 'фиговым листочком' демократии, а в недоразвитых - не было и этого.
  Само собой разумеется, такое общество становилось принципиально неустойчиво в социально-экономическом отношении - если половиной национального богатства, плюс-минус в ту или иную сторону, владеет один или два процента населения, а доброй половине населения принадлежит хорошо, если процентов 10-15, удержать бедных и нищих в повиновении можно только жесткими или жестокими методами, смотря по конкретному раскладу.
  Естественно, такое имущественное разделение неизбежно отражалось и на экономике. Грубо говоря, потребительские товары делятся на три группы: во-первых, это товары для элитного потребления, очень дорогие, с высокой наценкой; во-вторых, это относительно недорогие, но высокого качества, массовые товары для среднего класса, имеющие умеренную наценку; в-третьих, это товары для бедных и беднейших - массовые, понятного качества или 'качества', в зависимости от конкретики; их отличают низкая цена и малая, в абсолютных величинах, наценка.
  Для экономики полезнее всего производить товары второй категории - с одной стороны, такие товары подстегивают конкуренцию, поскольку покупатель может позволить себе доброкачественный товар, но, при этом, он вынужден внимательно смотреть на соотношение 'цена - качество'; с другой стороны, успешная продажа таких товаров, пусть и при небольшой, в процентном отношении, наценке, давала производителю достаточные финансовые ресурсы, за счет очень высокого оборота, не только для безбедного существования, но и для развития. Товары первой и третьей групп таких возможностей дать не могли - сектор элитного потребления невелик по определению, а с бедняков, при всем желании, доходов, сопоставимых с доходами со второй группой потребителей, получить невозможно, поскольку таких денег у них нет.
  Все, это неизбежный тупик капиталистической экономики - платежеспособный спрос либо не увеличивается, либо вовсе сокращается. Как следствие, экономика находится в стагнации, прерываемой кризисами, с небольшим послекризисным ростом - общий итог неизменно отрицателен.
  Вот тогда и проявлялись во всей красе отрицательные стороны англосаксонской цивилизации - абсолютизация частной собственности и проистекающее отсюда отвратительное самодовольство богатых, стремление законсервировать нынешнее положение любыми средствами, не останавливаясь ни перед чем.
  Вождь сильно подозревал, что события 11 сентября в Америке были не более чем поводом, необходимым для того, чтобы начать постепенный переход к диктатуре. Очень уж хорошо все странности укладывались в эту версию - положим, исполнителями могли быть и не подчиненные выпускника 'Фермы' (учебный комплекс ЦРУ в штате Виргиния В.Т.) Усамы бен Ладена (действительно окончил это учебное заведение В.Т.), но это уже были детали, ничуть не менявшие сути дела.
  Важно было не то, кто сидел за штурвалами самолетов - и сидел ли вообще! - действительно важно было то, что теоретические расчеты финала капитализма, которому наиболее полно соответствовала именно англосаксонская цивилизация, подтверждались практикой.
  На этом с беглым анализом англосаксонской цивилизации можно было закончить - и приступать к самой неприятной и тяжелой части работы, анализу советской цивилизации.
  Называя вещи своими именами, советская цивилизация была сочетанием традиционного для России солидарного общества и индустриальной эпохи.
  С первым все было ясно - иначе народ, которому 'повезло' расположиться на перекрестке Европы и Азии, через который неизбежно шествовали все 'Покорители мира' и 'Потрясатели Вселенной', отличавшийся к тому же мерзким климатом, просто бы не выжил. Рано или поздно - частью бы перебили, частью - угнали бы в рабство, частью - сам бы вымер от очередного неурожая.
  Другой вопрос, какой именно вариант солидарного общества имел шансы на долгосрочное будущее. Оно ведь может быть очень разным: как ограничивающимся заботой о детях и стариках, в остальном же практикующим достаточно жестокую эксплуатацию рядовых членов - таким было общество Российской Империи, в котором забота о малых и старых была закреплена на уровне культурной нормы; может оно быть и гарантирующим некий социальный минимум всем его членам, впрочем, не столь уж и малый, а в остальном имеющее очень существенную конкурентную составляющую для почти всех, начиная с учебы в школе и заканчивая выходом на пенсию - именно такой вариант был реализован при нем; возможен и вариант 'ласкового жандарма', начатый Никиткой и доведенный до логического предела Ленькой, при котором гарантированные блага раздуваются до максимума, который может обеспечить общество, в обмен на безусловную лояльность власти, какой бы идиотизм она не учудила, с практическим отказом от конкурентной составляющей на уровне рядовых членов общества - сохраняется лишь борьба власть имущих, как отдельных личностей, так и кланов.
  Достоинством советской версии солидарного общества, точнее, обеих его версий, была ставка на максимальное развитие личности, раскрытие всех ее способностей. Его вариант был более жестким, его горе-'наследничков' - не в пример более либеральным.
  Слабым местом - то, что в обмен на раскрытие личности предполагалось ее подчинение власти. Положим, в предвоенное и военное время иначе нельзя - но руководство обществом в благополучные времена методами даже умного жандармского офицера, не говоря уже о методах ротного старшины, добром закончиться не может, поздняя история СССР подтверждала это с беспощадной очевидностью.
  Что касалось перевода производственной сферы на современный уровень, то альтернативой этому была смерть страны и народа.
  Вывод был прост - в период 20-х - середины 40-х годов он действовал правильно, иной альтернативы, способной спасти страну, не было, при всей жестокости его методов по отношению к отдельным людям; его ошибкой стало то, что он не успел перевести общество с предельно идеологизированной, предполагающей безусловное подчинение сверху вниз, системы военного времени, на качественно иную систему, дозволяющую больше степеней свободы рядовым членам общества, но и не позволяющую узкой группочке предателей наверху вести дело к сдаче страны.
  В этом мог быть очень полезен китайский опыт модернизации своего общества. Жаль, конечно, что почти ничего не было известно о подробностях китайской модернизации - но имеющаяся информация позволяла сделать выводы об общих принципах процесса.
  Гетферан (нехорошее грузинское слово В.Т.) Мао явно собирался выжать из СССР все возможное - и, после этого, по выражению потомков 'кинуть' его - еще в начале 40-х годов. Исходя из этого, он и начал подготовку к своей модернизации.
  По сути, он просто скопировал идею самого Сталина, заключавшуюся в совмещении ценностей традиционного общества с организационными и производящими технологиями индустриальной эпохи. Конечно, практическая реализация этой идеи столкнулась с массой трудностей, начиная с того, что замещение конфуцианства маоизмом, представлявшим собой своеобразное 'красное 'издание' конфуцианства', в предельно традиционном обществе встретило нешуточное сопротивление, и, заканчивая тем, что замыкание власти на 'патриархе школы', не слишком компетентном в экономике и военном деле, закономерно загнало страну в перманентный кризис, выйти из которого нельзя было и пытаться до кончины 'отца-основателя'.
  У сменившего его Дэн Сяо-пина выбор был не особенно богат: можно было попытаться концентрировать ресурсы на попытках модернизации по советскому образцу - вот только 'валентных' ресурсов в КНР того времени явно котенок наплакал; можно было продолжать линию покойного 'патриарха', неуклонно 'закручивая гайки' - вот только это бы неизбежно закончилось Камбоджей времен 'красных кхмеров', увеличенной до размеров Китая; и, можно было попытаться реализовать комплекс из экономической либерализации, включавшей в себя и активное сотрудничество с Западом, совмещенной с переходом к системе коллективного руководства страной, с четко расписанной сменяемостью руководства Китая.
  Плюсы этой системы были очевидны - любой мог видеть колоссальный количественный и качественный рост экономики, науки, уровня жизни в Китае. Минусы бросались в глаза меньше, что их ничуть не отменяло - ориентированная на экспорт экономика автоматически попадала в зависимость от внешних рынков, тех самых, искусственно раздутых дешевыми кредитами англосаксонских банкиров рынков, что гарантировало в будущем нешуточные проблемы; принятие в ходе экономических реформ, пусть и частичное, западной финансовой модели, столь же неизбежно гарантировало создание финансовых 'пузырей', с понятными последствиями; особенности экономической географии приводили к резкому разрыву между отдельными регионами; национальные особенности Китая, не столь бросающиеся в глаза во времена жесткой репрессивной политики и сменившего ее экономического роста, могли себя проявить самым нехорошим образом во время структурного кризиса.
  В качестве частного случая советской модели большой интерес представлял также опыт ГДР мира 'Рассвета' - мысленно Император сказал 'спасибо' тому офицеру из экипажа 'Воронежа', который не поленился скопировать статью к себе на ноутбук.
  Действительно, Эрих Хонеккер, в отличие от других идиотов, слепо копировавших советский опыт 30-х годов, не утруждая себя размышлениями о том, насколько он применим к условиям их стран, явно предпочел сначала хорошенько подумать, что нужно Восточной Германии. В итоге, получилась высокоразвитая индустриально-аграрная страна, с сильной армией, безусловно, социалистическая - но, в ГДР благополучно существовали и многопартийная система, в которой партии выражали интересы разных социальных групп, и, частный бизнес, мелкий и средний, успешно производивший потребительские товары и обеспечивавший изрядную часть сферы услуг (это было в РеИ В.Т.).
  Сталин хмыкнул в усы, прикидывая применимость этого опыта к советским условиям. Частный бизнес у нас, строго говоря, есть - те же артели; кто мешает после войны потихоньку расширить их права на экономическую деятельность?
  Проблема колхозов? Это серьезнее - термин 'зона рискованного земледелия' изобрели агрономы, отнюдь не большевики; недаром ведь в России веками сохранялась община. Тут частная инициатива имеет естественные ограничения - поэтому 'рубить с плеча', на манер Столыпина, попытавшегося с ходу перевести русское крестьянство на фермерский тип хозяйствования, определенно не стоит. Но, даже модернизированная к потребностям индустриального общества община, называющаяся колхозом, дает немалые возможности для трудолюбивых и инициативных. С ходу можно назвать два варианта, позволяющих наиболее энергичной части колхозников проявить себя: во-первых, это разрешение внедрить в практику колхозов хозрасчетные бригады, для начала - какой урожай вырастите, так и заработаете, ограничений не будет, хотя, конечно, надо будет продумать детали; во-вторых, это разрешение на расширение приусадебных хозяйств - можно не сомневаться, личную картошку, птицу, свиней растить будут со всем усердием, отчего проистекут сплошные плюсы, в виде заметного увеличения производства продовольствия.
  А в перспективе надо будет постепенно переводить на хозрасчет колхозы и совхозы целиком - когда система будет отлажена. Тогда же можно будет подумать об эксперименте с китайским вариантом землепользования - в свое время Дэн Сяо-пин протолкнул, иначе и не скажешь, раздачу желающим участков коллективных хозяйств в тридцатилетнюю наследуемую аренду, с правом продления. Что интересно - в Китае ведь исторически сложилось сельское хозяйство с изрядной долей коллективизма, иначе невозможно было поддерживать в порядке оросительные системы. Исходя из этого, Дэну обоснованно возражали даже многие его сторонники. Оказалось, что современная техника, новые агрономические приемы, доброкачественное посевное зерно, минеральные удобрения вполне позволяют перейти к хозяйству, близкому к фермерскому типу - за пять лет проблема нехватки зерна, которую не могли решить столетиями, была успешно решена (соответствует РеИ В.Т.). Сталин не мог не признать, что китайский лидер нашел эффективное решение проблемы - и люди работают, по факту, на своей земле, зная, что их благосостояние зависит только от них самих, и скупка земли невозможна, следовательно, не будет концентрации сельскохозяйственных угодий в руках узкого круга капиталистов. Да, кстати - начавшие прилично зарабатывать крестьяне создали приличный внутренний рынок, предъявляющий спрос на самую разнообразную продукцию, от семян и тяжелых мотоблоков, до одежды и легковых автомобилей.
  Из всего вышеперечисленного Император, оперируя логикой, сделал следующие выводы: требуется продолжить курс на построение солидарного общества, имеющего достаточно большую конкурентную составляющую - в противном случае, загнивание этого общества неизбежно, опыт позднего СССР был тому подтверждением; в сфере экономики следует делать ставку на дальнейшую интенсификацию производства, с расчетом на увеличение производства, развитие инфраструктуры, плотность которой на большей части территории СССР следовало довести до уровня Германии, насыщение внутреннего рынка; очень сложен был вопрос экономических взаимоотношений с внешним миром - нет, было очевидно, что классическая модель замкнутой экономики, заключающаяся в замыкании внутри национальных границ, неприемлема, поскольку в этом случае пределы развития СССР ограничиваются только его ресурсной базой; столь же очевидна была неприемлемость и сугубо экспортноориентированной экономики, а-ля КНР, поскольку зависимость от внешних рынков сбыта является классической 'палкой о двух концах', и модели сырьевого экспорта, практиковавшейся поздним СССР - предстояло пройти между Сциллой и Харибдой, сумев и наладить выгодный экспорт товаров с высокой добавленной стоимостью, в первую очередь, продукции высоких переделов, и не попасть в критическую зависимость от иностранных покупателей, и прибрать к рукам максимум месторождений стратегически важного сырья, чтобы иметь возможность диктовать цены хотя бы по части позиций; в общем, работенка предстояла адова; все было очевидно с финансовой системой - она должна быть исключительно в руках советского государства, равно на и территории СССР, и в пределах его сферы влияния, здесь никакие компромиссы были неприемлемы.
  Отдельным вопросом была система высшего руководства - Красный Император понимал, что руководство устало жить под угрозой расстрела, устало бояться 'стирания в лагерную пыль' своих семей. Новые отношения определил негласный договор, заключенный Кукурузником с элитой, суть которого сводилась к тому, что расстрелов больше не будет. Этот договор стал закономерным следствием его эпохи. Но Никитка, по тупости своей, так и не понял, что открывает двери некомпетентности, бесхозяйственности и коррупции - а, может быть, ему было наплевать, при его властолюбии и нежелании просчитывать даже среднесрочные последствия, это тоже было вполне возможно.
  Китайцы же поступили совсем иначе. После смерти Мао, судя по косвенным данным - точной информации не было, да и быть не могло - элита КНР договорилась о новых 'правилах игры'. Похоже, эти договоренности включали в себя четкое определение провинностей и наказаний за них - коррупция и предательство явно входили в число тех преступлений, которые карались смертью; так же, похоже, была достигнута договоренность о том, что Председатель КНР является лидером страны, но не единовластным владыкой, а 'первым среди равных', выражающим волю коллективного руководства; довеском к этому шло соглашение о сменяемости руководителя страны каждые десять лет, с постепенной передачей полномочий преемнику; были введены и возрастные ограничения - новый лидер страны вступал в должность в возрасте 60 лет и уходил по достижении 70; явно было достигнуто соглашение о поддержании некоего баланса между партийными, военными, экономическими элитами.
  Надо было признать, система была отлично продумана - малая группа, вроде Горбачева с окружением, даже попав на вершину власти, не могла распоряжаться самовластно, слишком эффективна была система сдержек и противовесов, выражавшая интересы руководства партии, армии, экономики, спецслужб. Четко были сформулированы правила игры - и все их вынуждены соблюдать, поскольку от того же Комитета по борьбе с коррупцией, одной из самых засекреченных и эффективных спецслужб КПК, никто не застрахован, нет полной неприкосновенности элиты. Вся элита кровно заинтересована в благополучии народного хозяйства - та же НОАК бдительно следила за состоянием экономики, поскольку в ее подчинении находился не только ВПК, но и масса предприятий, выпускавших обычную гражданскую продукцию (соответствует РеИ; кстати, под крылышком НОАК находится и игорный бизнес, часть доходов с которого совершенно официально идет на материальное стимулирование старших офицеров и генералитета В.Т.). Просчитаны возрастные ограничения - в результате к власти приходит опытный человек, уходящий до того, как его посетит старческий маразм.
  Все это, вместе взятое, создало систему, в которой было невозможно брежневское Политбюро, состоявшее из больных стариков, неспособных адекватно реагировать на вызовы эпохи, и, до предела была затруднена победа кого-то, подобного Меченому - Сталин был уверен, что события на площади Тяньаньмынь были попыткой китайского 'коллективного Горбачева' прийти к власти; не было сомнений в том, что эта попытка была хорошо подготовлена, в противном случае, было решительно непонятно, почему китайское руководство столько времени медлило с разгоном этого сборища, и, почему, когда дело дошло до подавления, на задание были отправлены обычные армейские части, а не силы МВД, или, в крайнем случае, части специального назначения госбезопасности или армии.
  - Скорее всего, на МВД и значительную часть генералитета спецслужб и НОАК нельзя было положиться - холодно констатировал про себя Вождь - иначе трудно объяснить, зачем понадобилось вводить в Пекин обычные линейные части. С другой стороны, исходя из конечного результата, нельзя не признать, что китайская система оказалась куда менее гнилой, чем наша - у нас попытка сохранить Союз, если это вообще была попытка сохранения Союза, а не власти Меченого, на что куда больше похоже, поскольку при нормальном путче первым делом приканчивают неугодного главу государства, это азбука государственного переворота, вылилась в трагикомедию, продолжавшуюся три дня.
  - Вопрос в том, как внедрить эту систему в СССР - в Китае ведь Дэна привели к власти военные, сумевшие пересилить партийную элиту и элиту госбезопасности, в большинстве своем поддерживавшие 'банду четырех'. Другой вопрос, что в Китае НОАК была силой ничуть не меньшей, чем КПК, что объясняется историей борьбы коммунистов за власть, силой, ломать которую не взялся даже Мао - я же сумел добиться полного подчинения армии партии, 'сломав об колено' амбиции военных. Сейчас же, чтобы выстроить эффективную систему сдержек и противовесов, придется не просто усиливать армию и флот, придавая им функции кураторов над иными отраслями экономики, но и прививать им осознание себя как хранителей страны от всех возможных угроз, а не только внешних врагов.
  - И, идеология, наше слабое место со времен князя Владимира. Ему ведь даже не пришла в голову мысль развивать и модернизировать свою религию - все свелось к выбору одной из чужих конфессий. С тех самых пор мы заимствуем и заимствуем - до марксизма включительно. Стоит ли удивляться тому, что иностранцы охотнейше подсовывают нам удобные для них идеи, используя их в качестве, по выражению потомков, в качестве 'контура внешнего управления'. Чужие идеи могут быть намного страшнее вражеской армии вторжения - потомки убедились в этом на собственной шкуре! - ведь они раскалывают нацию, уничтожая ее потенциал, делая врагами соотечественников. И ведь сплошь и рядом сторонниками чужих идей становятся далеко не худшие, искренне желающие стране и народу добра - они просто не понимают, что принятие чужих идей превращает их в 'слепых' агентов ('слепой' агент, в терминологии спецслужб - человек, действующий в чьих-то интересах, но даже не подозревающий о том, что он является агентом, поскольку его никто не вербовал, его просто ненавязчиво подтолкнули в нужном направлении В.Т.) внешних сил, преследующих свои интересы.
  - Чужие идеи можно использовать только в качестве дополнения своей - и, то, это надо делать предельно осторожно - продолжил свои размышления Вождь. Этому стоит поучиться у тех же китайцев, сделавших коммунистическую идею дополнением своей идеи 'Срединной Империи'.
  - Исходя из этого, нам нужна не просто имперская идея, поскольку идея 'Третьего Рима' категорически неприемлема, как изначально заимствованная - нам нужна четко сформулированная, безукоризненно подтвержденная историками и археологами, идея 'Первой России'. Именно эта идея должна стать фундаментом, на котором будут возведены стены 'Красной Империи'.
  С учетом всего этого оптимальным вариантом представлялось использование археологических находок потомков на Урале, точнее, открытая ими 'страна городов' на Южном Урале. Впрочем, 'курганная теория' также заслуживала внимания и активного использования. Эти варианты снимали все вопросы из серии 'А кто такие, собственно, русские? Окраина Европы? Перекресток между Европой и Азией, нахватавшийся понемногу всего и от Азии, и от Европы?'; теперь на них можно было дать однозначные, подкрепленные фактами ответы, сводившиеся к следующему 'Мы - изначальные индоевропейцы, тысячелетиями живущие на прародине. Мы - создатели древней цивилизации Севера, строившей города тогда, когда никакого Рима еще и в помине не было, не говоря уже о Лондоне, Париже, Берлине'.
  Это позволяло создать предпосылки для качественного изменения национальной психологии - теперь можно было со спокойной совестью, начиная со школьных учебников и газетных статей, выстраивать цепочку от Аркаима, где княжил Один, к племенам Причерноморья, Киевской Руси, Московскому княжеству, постепенно ставшему царством, Российской Империи, Советскому Союзу, представив их разными этапами развития цивилизации Севера.
  Вот под эту цивилизационную модель можно было выстраивать стабильную идеологию, без метаний, наличествовавших на протяжении всего советского периода. Сталин понимал, что, при формальном единстве идеологии, в советское время было, как минимум, четыре варианта идеологии, резко отличавшихся друг от друга. Первой была идеология 'мировой революции', согласно которой Россия была даже не инструментом, а 'топливом для пожара'; эта идеология, безусловно, господствовала с 1917 по 1927 год, ее удалось потеснить в период с 1927 по 1934 год, и, окончательно заменить идеологией 'строительства социализма в одной стране' к 1939 году. Второй - ее продвижение было начато в конце 20-х, к концу 30-х она стала доминирующей, в каковом качестве и пребывала в мире 'Рассвета' до 1945 года - была идеология 'построения социализма в одной стране', представлявшая собой гибрид имперской и коммунистической идеологии, с преобладанием первой; потомки предпочитали называть ее идеологией 'Красной Империи'. С 1945 года и до середины 50-х в ходу был ее вариант, слегка модифицированный в расчете на строительство сферы влияния СССР. После закрепления Никитки у власти в ход пошел третий вариант, представлявший собой глубокую модернизацию идеологии 'мировой революции' - теоретически он предполагал распространение социализма по планете под влиянием примера СССР, практически же являлся колониализмом наоборот, поскольку любой 'борец с колониализмом', будь он даже доподлинным людоедом, как Бокасса, или наскоро перекрасившимся нацистом, как Насер, догадавшийся заявить о своих симпатиях к социализму, смело мог рассчитывать на щедрую и совершенно бесплатную помощь со стороны Советского Союза. Третий вариант не вытеснил полностью второй - но, доминировал над ним, примерно до начала 70-х годов. Четвертый вариант, сводившийся к провозглашению 'мирного сосуществования с капиталистическими странами', будучи правильным по форме - ядерная война действительно стала бы всеобщим самоубийством - по факту представлял собой постепенную подготовку к капитуляции СССР, будучи следствием усталости элиты, да и, в значительной степени, народа, от противостояния с США, отрывавшего все больше ресурсов, но не приносившего реальных побед. Его логическим завершением стала 'перестройка'.
  Закономерно возникал вопрос - а какая идеология нужна Советскому Союзу? Заодно, неплохо было бы ответить на вопрос - как избежать загнивания элиты СССР, в противном случае, вовсе не исключался вариант, при котором внуки того же Лазарева будут сдавать плоды побед прославленного деда в обмен на счета в швейцарских банках и виллы на Лазурном берегу.
  Для ответа на этот вопрос и требовалась самостоятельная цивилизация. Сталин, прочитав свои поздние работы, написанные им в мире 'Рассвета' уже после войны, за несколько лет до смерти, понял, что там, в будущем, он самостоятельно пришел к тем же вопросам, на которые его натолкнули прибывшие на 'Воронеже' потомки, недаром он писал и говорил о важности теории, прямо утверждая, что 'Без теории нам смерть' (реальные слова И.В. Сталина В.Т.). Вот только там он так и не сумел в теоретических поисках выйти за пределы марксизма-ленинизма, пусть и в имперской интерпретации.
  Здесь он нашел ответ в цивилизационной теории - и сумел найти в себе мужество выйти за пределы привычных представлений, подобно тому, как затравленный волк прыгает через красные флажки.
  Император слегка улыбнулся - сравнение вышло двусмысленным.
  Но, в самом деле, на важнейших уровнях иерархии логических понятий, на основе которых планируется и осуществляется человеческая деятельность, формулирования смыслов - целеполагания - выбора стратегии, даже при беглом рассмотрении вырисовывалась совсем другая картина.
  Важнейший уровень, начало начал, формулирование смыслов, должный дать ответы на вопросы: 'Кто мы? Зачем живем? Что мы любим - и что ненавидим? Во имя чего, если понадобится, будем убивать и умирать?'.
  Коммунистическая теория давала на эти вопросы следующие ответы: 'Многонациональный советский народ, построивший первое в мире социалистическое государство, страну рабочих и крестьян. Живем мы во имя торжества социализма, а, впоследствии, и коммунизма, во всем мире. Любим мы свою страну, а, также, трудящихся всего мира - ненавидим же врагов нашей страны, врагов наших союзников, в общем смысле, угнетателей во всем мире. Воевать мы будем, если на нас нападут, или, если нашим союзникам понадобится помощь'.
  Нетрудно заметить, что уже на этом уровне слабых мест было в избытке: во-первых, откуда взялся советский народ, каковы его корни; во-вторых, с какого перепугу советский народ должен жить во имя торжества социализма с коммунизмом во всем мире, а не во имя своих интересов, заключающихся в его благополучии и безопасности; в-третьих, любить свою Родину - это святое, без малейшей иронии, но к чему приплетать кого-то со стороны, кому наша любовь, может быть, вовсе и не нужна; в-четвертых, защищать свое Отечество, опять же, дело святое, да и помочь союзникам, при необходимости, надо - но при чем здесь какой-нибудь колонизатор в африканской глуши или латиноамериканский латифундист, если нам он ничего плохого не делает? В конце концов, если он так мешает угнетенным неграм или латиноамериканцам - пусть сами разбираются со своими жизненными неурядицами, у нас вон, на Рязанщине дороги ни к черту, а в на Вологодчине - неурожай картошки! Негры с латиноамериканцами ведь не приедут делать за нас нашу работу - почему мы должны решать их проблемы?
  С точки имперского Советского Союза, являющегося наследником и продолжателем Северной цивилизации, ответы на те же вопросы звучали иначе: 'Мы - народы, принявшие ценности Севера, объединившиеся вокруг исконных индоевропейцев, русских. Точнее, речь идет не только и не столько о народах - мы считаем своим любого человека, принявшего наш культурный код, и вместе с теми, кто издревле живет на нашей земле, строящего и защищающего нашу цивилизацию, независимо от его происхождения. Живем мы ради процветания нашей страны, и, глядя шире, нашей цивилизации - чтобы честному человеку имелась работа с достойным заработком, чтобы все наши имели возможность максимально раскрыть свои способности, чтобы наши дети и старики жили хорошо. В общем, чтобы наши люди могли жить достойно и безопасно. Любим мы свою страну и своих соотечественников, хорошо относимся к нашим верным союзникам, не имеем ничего против людей, живущих своей жизнью и не делающих что-либо против нас - ненавидим мы наших врагов, умышляющих зло против нашей страны и наших сограждан, покушающихся на наши культуру, безопасность, благополучие, словом, на все то, что является нашим образом жизни. Соответственно, воевать не на жизнь, а на смерть, мы будем с теми, кто будет пытаться покорить нашу страну, уничтожить нашу цивилизацию'.
  Спускаясь на следующий уровень, уровень целеполагания, ответы на вопрос 'Какова же наша Цель?' также существенно различались. Если в рамках коммунистической идеи ответ был 'Мы строим и будем строить сначала социализм, а потом - коммунизм, на всей планете, во имя счастья всех людей на Земле', то в рамках Северной цивилизации ответ был другим 'Нашей главной Целью является благополучие и безопасность наших граждан - во имя этого мы строим и развиваем социалистический строй. Кроме того, мы будем помогать нашим союзникам, разделяющим наши ценности'. Различия в этих Целях были видны, что называется, невооруженным глазом.
  Ну и третий из ключевых уровней, уровень выбора стратегии, посредством которой будут достигаться Цели. Предельно упрощая, стратегии развития можно разделить на интенсивные и экстенсивные, 'вертикальные' и 'горизонтальные'. Конечно, в чистом виде их просто не бывает - любая интенсивная стратегия требует сначала количественного роста, а в экстенсивной стратегии всегда есть составляющие качественного роста. Но, в первом приближении, можно сказать, что суть 'вертикальной' стратегии заключается в ставке на качественный и количественный рост Метрополии, территориальный рост относительно невелик, как правило, ограничиваясь ключевыми рынками сбыта, источниками стратегически важных ресурсов и транспортными узлами высокого ранга; в 'горизонтальной' стратегии все иначе, ставка делается на максимальное увеличение сферы влияния и удержание уже находящихся под контролем территорий.
  Изрядно упрощая, можно сказать, что 'вертикальная' стратегия развития соответствует определению Маркса, гласящему, что строй тем прогрессивнее, чем выше у него производительность труда. Отчасти это действительно так - теоретически, чем выше производительность труда на душу населения, тем больше ресурсов общество может вложить в свое развитие и потребление каждого своего отдельного члена.
  В реальности все сложнее - очень многое зависит не только от уровня производящих технологий, но и от уровня организации общества, поскольку мало произвести, надо еще и максимально эффективно распределить и использовать произведенный прибавочный продукт на, упрощенно говоря, уровнях общества в целом, государства, и, отдельных людей. В зависимости от размеров страны, ее рельефа и климата, размещения промышленных центров и месторождений полезных ископаемых, плотности населения всегда возникают проблемы транспортной связности страны, повышения плотности населения и создания необходимой инфраструктуры в ключевых регионах - и чем больше территория страны, чем хуже в ней климат, чем сложнее рельеф, тем дороже обходится создание необходимых условий для ее роста. Применительно к СССР эти проблемы были очень остры - достаточно вспомнить вечную мерзлоту на значительной части территории державы, 'черные бури', когда сильный ветер сдувал плодородный слой земли в черноземных степях, значительные расстояния между основными промышленными центрами, расположенными в Европейской части страны, и ключевыми месторождениями полезных ископаемых, большей частью находящимися в Сибири.
  Эти проблемы никак нельзя было назвать неразрешимыми - но, для того, чтобы превратить те же потенциально богатейшие земли черноземного Причерноморья и Северного Казахстана, в густонаселенные, приносящие большие прибыли стране территории, предстояло серьезно с ними работать десятилетиями, вкладывая в их развитие колоссальные ресурсы. Похожая картина была и с Сибирью и Дальним Востоком - с той разницей, что там предстояло не сажать ветрозащитные лесополосы и копать пруды, а строить на вечной мерзлоте. Впрочем, то же самое относилось и ко всей остальной стране - от разоренных фашистским нашествием Белоруссии и Восточной Украины, до центрального Нечерноземья, из которого имели нехорошую привычку вытягивать ресурсы все власти России.
  Выражаясь же лаконичнее, ключевой Целью становилось не создание и максимальное расширение мировой системы социализма, а развитие Советского Союза и его основных союзников. Стратегией, обеспечивающей достижение этой Цели, становилась стратегия интенсивного развития экономики и человеческого потенциала. Эту стратегию первой приняла еще Пруссия, продолжив ее в единой Германии - и результаты не нуждались в дополнительных разъяснениях. Второй страной, принявшей эту стратегию, несколько видоизмененную по сравнению с немецкой, стал Советский Союз - и свидетельствами ее эффективности стали Победа в Великой Отечественной войне, первый спутник и первый человек в космосе, равное противостояние с имевшим кратное превосходство противником в холодной войне, то самое противостояние, в котором СССР был значительно ближе к победе, чем это обычно принято считать.
  Сталин прекрасно понимал, что новая версия холодной войны будет намного жестче, чем в мире 'Рассвета' - там и тогда советское руководство допустило ряд принципиальных ошибок, здесь же противники СССР могли всерьез опасаться того, что самый большой их ужас, экономическое и технологическое превосходство Советского Союза, реализуемое в более высоком уровне жизни его граждан, станет реальностью, пусть далеко и не сразу. Впрочем, очень и очень многое зависело от результатов еще не завершившийся Второй Мировой войны - если по ее итогам СССР сумеет обеспечить себе намного лучшие исходные позиции в холодной войне, то оснований для беспокойства у недоброжелателей Советского Союза прибавится в ближайшем будущем.
  Естественно, автоматически возникал вопрос, кто может искренне принять такую цивилизационную модель, признавая при этом главенство Советского Союза; кто не примет новые советские ценности, но, при этом, согласится с ролью союзника или долговременного делового партнера СССР - что, впрочем, явления довольно близкие; кто заслуживает положения фарватерного союзника; кого возможно будет держать в подчинении только увесистым кнутом, регулярно проводя профилактическую порку, ну и по большим праздникам выдавая маленький пряник; кто может выступать исключительно в роли сырьевого придатка. В общем, фронт работ был колоссален - надо было уже сейчас готовить выигрыш послевоенного мира. Сталин это понимал - и уже сейчас над этим работали аналитики, дипломаты, разведчики, психологи, составлявшие доклады о положении дел в конкретных странах, существующих там группировках элиты, их связях и интересах, психологические портреты людей, способных оказать положительное или отрицательное влияние в деле продвижения интересов СССР. Это был адский труд - но Красный Император вполне разделял концепцию Бисмарка, суть которой заключалась в том, что военным надо создать максимально комфортные условия для победы в войне; называя вещи своими именами, сначала вероятного противника должны были экономически ослабить промышленники и финансисты, расколоть изнутри - разведчики, политически изолировать - дипломаты - и лишь после всего этого армия должна была добить ослабленного, лишенного союзников врага.
  Именно это Соединенные Штаты проделали с Советским Союзом в мире 'Рассвета', даже не доводя дело до новой мировой войны - Вождь был твердо намерен вернуть 'должок', пусть нынешние элиты США о нем не имели представления.
  
  Тяжкие раздумья фюрера.
  В это же время, ничего не зная о размышлениях своего противника номер один, пытался найти выход из безвыходного положения фюрер Третьего Рейха.
  Сидя на веранде Бергхофа, Гитлер ломал голову, пытаясь понять, что вообще происходит - и не понимал этого; в рамках его представлений о мире такого вообще не должно было случиться. Адольф пытался интуитивно нащупать выход из положения - но его безошибочная интуиция, неизменно подсказывавшая правильные решения, давала лишь образ неумолимо затягивающейся вокруг шеи гарроты, методично закручиваемой его врагом на Востоке.
  И ведь поначалу ничто не предвещало надвигающейся катастрофы - русский поход начинался ничуть не сложнее войн с Польшей или Францией, даже зимний сбой под Москвой объяснялся ошибками генералов и аномально суровой зимой, которою никак нельзя было ожидать после чудовищно холодной зимы 1940 года (две очень холодные зимы подряд - невероятная редкость!). Тогда его интуиция подсказала ему надежнейший способ поставить на колени упрямых большевиков, не желающих признавать свое поражение - следовало попросту лишить их единственного крупного района нефтедобычи.
  И снова все пошло наилучшим для Германии образом - да если бы он сам отдавал приказы войскам красных, они бы не смогли действовать более удобным для Вермахта образом! - то они начали наступление на Харьков, не озаботившись прикрыть фланги, то бросали свои танковые корпуса поодиночке в контрудары, давая возможность немецким войскам уничтожать их без лишних хлопот. После того, как русские бездарно растратили свои резервы, победа на юге была лишь вопросом времени, поскольку Красная Армия ничего не могла противопоставить непобедимой германской военной машине, у нее для этого не было ни должного качества войск, ни нужного количества.
  Сейчас он понимал, что первым признаком того, что на стороне Сталина выступила некая сила, чьи возможности лежали за пределами человеческих возможностей, стал разгром Полярного флота Рейха. Первым - но, далеко не последним. Создавалось впечатление, что древние боги взяли Россию под свое покровительство, так что теперь мистические силы, ранее помогавшие Германии и лично ему - а он твердо в это верил, недаром ведь получалось абсолютно все! - сокрушали его Рейх, его воплощенную мечту!
  Фюрер, воспитанный добропорядочным католиком, перестал верить в Христа еще на фронте - он просто не мог больше верить в господне милосердие, видя своих камрадов, отличных германских парней, разорванными кусками мяса после попаданий английских снарядов, воющими сгустками боли после ранений, пытающимися судорожно вдохнуть воздух, но вдыхающих новые порции ядовитых газов. Именно тогда он перестал верить в Христа - и поверил в древних языческих богов, суровых, беспощадных к любому намеку на слабость, вознаграждающих силу, мужество, воинское мастерство, дающих право на жизнь лишь тем народам, которые мечом и кровью доказывали свое право на место под этим небом, под этим Солнцем.
  Что делать, если своих сил для победы не хватает, а слабые народы должны умереть, освободив место сильным? Точнее, что делать, если твой народ, благополучие которого стало твоим смыслом жизни, явно оказывается слабым перед лицом смертельного врага? Наверно, если не хватает человеческих сил, следует обратиться к Высшим Силам.. Вот только к каким Силам следует обратиться, если в Христа ты давно не веришь, а языческие боги явно отвернулись от твоего Фатерланда?
  Гитлер застыл, как пораженный молнией - он давно и серьезно увлекался мистикой, перечитав гору соответствующей литературы, много общался с людьми, сведущими в этом вопросе, так что представление о природе Сил у него было неплохое.
  Человек из другого времени, с другими познаниями, глядя на метания фюрера, мог бы охарактеризовать ситуацию следующим образом: не бывает людей совсем лишенных талантов, каждому дается хоть один, пусть совсем маленький талант - и только от самого человека зависит, погубит он свой талант или разовьет до немыслимых высот, сумеет ли сделать свой талант одной из граней гармонично развитой личности или станет однобоко развитым, и, наконец, использует ли свои способности во благо или на зло, себе и окружающим. Адольфа Гитлера судьба или Бог, кому как больше нравится, щедро одарила талантами - ему был дан талант художника, вкупе с предрасположенностью мыслить образами; ему была дана способность привлекать к себе людей, вкупе с незаурядным талантом оратора; и, наконец, ему была дана невероятная, далеко выходящая за обычные рамки, интуиция.
  Это были очень щедрые дары - большинству людей не достается и малой части таких способностей - вот только обладатель распорядился ими не лучшим образом. Надо признать, на то были и объективные причины - судя по всему, будущий фюрер в юности был ярко выраженным романтиком (собственно, в этом нет ничего плохого - не зря говорят, что человек, не отдавший дань романтике в молодости, к старости частенько становится исключительной сволочью), вот только у романтики есть своя обратная сторона.
  Проще говоря, романтические представления о жизни являются своеобразной защитной реакцией психики у человека, не готового принять реальную жизнь во всей полноте, с ее неприглядными сторонами - соответственно, человек выстраивает в своем воображении некий идеальный мир, противопоставляя его реальному. Собственно, и это отнюдь не катастрофа - подавляющее большинство людей, получая жизненный опыт, постепенно корректируют свои представления о мире, потихоньку приближая их к реальности.
  Вот только Гитлер оказался редчайшим исключением: романтик, которого жизнь очень рано и жестоко окунула с головой в полнехонькую выгребную яму, сначала лишив любимых родителей, потом познакомив с бедностью и нищетой, а в довершение - подробнейшим образом познакомив с мясорубкой Первой Мировой войны, ухитрился не сломаться, что типично для людей такого типа, гуманитариев с не самой устойчивой психикой. Он нашел выход, суть которого заключалась в созидании через ненависть - начал воплощать в жизнь свои представления об идеальном устройстве жизни через лютую ненависть к тем, кого он считал виновными в бедах германского народа и своих лично, славян и евреев. Собственно, будущий фюрер дошел до того, что всерьез начал воспринимать расовую теорию, согласно которой народы, не являющиеся германцами, считались недочеловеками.
  
  
  Кабинет Сталина - расклады 'французского пасьянса'.
  Через две недели после размышлений на даче, Вождь внимательно читал подготовленные аналитиками материалы, описывающие положение во Франции. Да, полгода назад приехавший в СССР де Голль, пусть и после довольно напряженных переговоров, согласился принять все условия, выдвинутые Сталиным - но это еще совсем не гарантировало выгодные Советскому Союзу послевоенные отношения с Францией. Их следовало методично выстраивать - и начинать надо было прямо сейчас.
  Первой в стопке лежала работа группы анализа и планирования.
  Доклад о положении Франции ОГВ
  Нынешнее положение Франции, в первую очередь, раскол ее властных группировок, имеет глубокие исторические корни.
  Французские Бурбоны, сумевшие, в отличие от английских Стюартов, добиться абсолютной власти, использовали свою власть и для предельной концентрации национальных финансов в государственной казне. Строго говоря, другого пути у них и не было - поддержание режима абсолютной монархии требовало значительных расходов на армию и флот, обеспечение лояльности аристократии посредством разнообразных выплат, немалых расходов требовал пышный двор. Это привело к резкому росту государственного бюджета: при Генрихе IV размер расходной части составлял 20-25 млн. ливров, из которых 20-25% тратилось на армию; при Ришелье - 33-40 млн. ливров, из которых 20-25 млн. тратились на военные нужды; при Людовике XIV расходная часть бюджета выросла до 200 млн. ливров, из которых три четверти уходили на оплату военных расходов.
  Следует учесть тот момент, что эта концентрация национальных финансов в руках государства происходила в классической феодальной стране. Даже к концу XVIII века сословное распределение двадцатипятимиллионного населения Франции было следующим: духовенство составляло 0,6% населения, дворянство - 1,4% населения (0,4% приходилось на старые дворянские роды, 1% - на новое дворянство), буржуазная часть третьего сословия не превышала 15% населения, доля же крестьян, большая часть которых вела наполовину натуральное хозяйство, была не менее 80%. В такой системе товарно-денежные отношения были довольно слабо развиты; точнее, были развиты рыночные отношения в городах, торговля дорогостоящими товарами для наиболее богатой части населения и поставки вооруженным силам. Основная часть населения Франции была вовлечена в товарно-денежные отношения в небольшой степени, что имело неизбежные следствия для национальных финансов - повышение налогов работало до очень ограниченного предела, дефицит бюджета был нормальным явлением, соответственно, его приходилось покрывать за счет заимствований.
  Кроме того, система абсолютной монархии создала элиту, резко отличающуюся от элит Голландии, Англии, Северной Италии - французское дворянство не могло всерьез заниматься производством и торговлей, поскольку, во-первых, платежеспособный спрос внутри страны был весьма невелик, во-вторых, в этом случае дворяне лишались своей исконной привилегии, заключавшейся в освобождении от налогов. Своеобразной была и французская буржуазия - протекционистская политика, начатая и последовательно проводимая еще Кольбером, создала производственников, привыкших работать на надежно защищенном внутреннем рынке. Французские монархи тщательно оберегали эту систему, поскольку раскол между дворянством, бывшим основой армии и государственного аппарата, и буржуазией, контролировавшей производство и деньги, служил залогом сохранения абсолютной монархии.
  Все вышеперечисленное обусловило создание и закрепление финансовой системы, резко отличавшейся от финансовых систем Англии или Голландии - самым выгодным видом финансовой деятельности во Франции было не финансирование заморской торговли, а выдача кредитов казне, крупным феодалам, производителям предметов роскоши или военного снаряжения. Эта финансовая система получила название 'высоких банков' - подразумевалось, что основным видом деятельности является выдача кредитов казне и феодальной верхушке, а не финансирование 'низкой' торговли и массового производства. Необходимым условием успешного ведения такой деятельности для банкиров было наличие очень сильных позиций при дворе - в противном случае, своевременная выплата процентов по кредиту, не говоря уже о возвращении основной суммы долга, оказывались под большим вопросом.
  Проще говоря, сначала абсолютная монархия тратила больше, чем могла дать экономика Франции, выжимая при этом все соки из третьего сословия - поскольку этих денег не хватало, то казна брала в долг у банкиров. Банкиры, со своей стороны, прекрасно знали, что выгодными для них займы государству могут быть только при условии подкупа приближенных короля - и делали это, не скупясь на взятки. Естественно, размер предполагаемых взяток заранее закладывался в выплачиваемые казной проценты.
  В итоге, французские финансы попали в следующую ситуацию: сначала третье сословие выплачивало налоги, потом эти деньги тратились на военные нужды, выплату пенсий высшей аристократии - проще говоря, оплату ее лояльности Короной, и содержание королевского двора. Таким образом, значительную часть расходов бюджета составляли оплата поставок военного имущества и предметов роскоши - в обычную торгово-промышленную деятельность эти средства не возвращались. Поскольку собранных налогов не хватало - брались займы у узкого круга крупных банкиров. С учетом вышеописанной специфики, казна, в конечном итоге, оплачивала не только обычные проценты, но и коррупционный налог.
  Некоторое время - при жизни Кольбера - ситуацию удавалось удерживать под контролем за счет поощрения внешней торговли и сокращения расходной части бюджета. После его смерти начался выпуск бумажных денег, за счет которых финансировался кратный рост государственных расходов. Окончательно же французские финансы добила афера Джона Лоу (1718-1721 гг.; к моменту краха 'пирамиды' обязательства Банка Франции в несколько раз превысили общемировые запасы золота и серебра В.Т.), ставшая первой в истории Нового времени финансовой 'пирамидой', проведенной государством.
  После этого финансы французского королевства окончательно приобретают олигархически-коррупционную структуру. Средства концентрируются в руках узкого круга банкиров, кредитующих казну - и получающих значительные прибыли за счет коррупционных связей с приближенными монарха. К 1789 году дела обстояли так - государственный долг составлял 4,5 млрд. ливров, причем половину его составляли долги, сделанные для выплаты пожизненных пенсий высшей аристократии; расходная часть бюджета составляла около 450 млн. ливров, из которых 300 млн. уходило на обслуживание долга, 90 млн. составляли расходы на вооруженные силы, около 30 млн. - пенсии аристократам, 25 млн. - расходы на содержание двора.
  Особо следует отметить следующий факт - если до аферы Лоу основными кредиторами королевской казны были банкиры, входившие в круг доверенных финансистов Ватикана, то после краха Банка Франции интерес банкиров, связанных со Святым Престолом, к финансовым операциям во Франции постепенно снижается. Во второй половине XVIII века начинается проникновение протестантских банкирских фамилий швейцарского происхождения - и к 1789 году 10-15 семей швейцарских финансистов сосредотачивают в своих руках почти все операции 'высоких банков', связанных с кредитованием королевской казны. Именно тогда в круг наиболее влиятельных банкиров Франции входят семейства Малле и Оттенге.
  Не вполне очевидно, почему финансисты Святого Престола уступили столь важный для себя рынок - возможно, они считали, что относительно низкие проценты по займам казны (5-7% годовых) не окупают высоких рисков вложений; может быть, дело в том, что значительная часть подконтрольных Ватикану капиталов была связана в финансировании колониальной торговли и торгово-промышленных предприятий Северной Италии, приносившей значительно более высокие прибыли - так что у банкиров Святого Престола не было ни свободных средств в нужных количествах, ни потребности делать высокорискованные вложения с относительно небольшой отдачей; не исключен и тот вариант, что они предоставили своему конкуренту возможность увязнуть в болоте внешне привлекательных вложений, в будущем чреватых разорением; равно возможна и комбинация вышеуказанных мотивов. В любом случае, финансовая активность РКЦ во Франции к моменту начала Великой Французской Революции относительно невелика - ее доходы составляли около 250 млн. ливров, тогда банкиры швейцарского происхождения, помимо процентов с долгов казны, сосредоточили в своих руках большую часть откупов, приносивших весьма значительные доходы.
  Надо отметить, что банкиры швейцарского происхождения неуклонно увеличивали свое влияние в государственном аппарате французского королевства - к ним был весьма близок министр финансов Тюрго, ну а министр финансов Неккер просто был их человеком, откомандированным на государственный пост, чтобы предотвратить крах королевских финансов. Другой вопрос, что при государственном долге, составляющем 10 годовых бюджетов, финансы Франции вряд ли спас бы режим самой жестокой экономии - но, в любом случае, высшая аристократия категорически отказалась менять хоть что-то.
  В этих условиях банкиры попытались сохранить монархию, 'разменяв' часть обязательств Короны на политические права буржуазии. Эта попытка провалилась - слишком глубок был кризис, слишком непримиримы противоречия между противоборствующими сторонами. Более того, жирондисты, представлявшие в Конвенте интересы, в том числе, и финансовой олигархии, не смогли удержать власть. Другой вопрос, что якобинцы, не сумевшие справиться с экономическим хаосом, также потеряли власть, захваченную поддержанной финансистами Директорией. Но и Директория не сумела дать финансовой олигархии требуемый ей порядок - ее лидеры были слишком некомпетентны и вороваты для этого.
  В этих условиях, оказавшись перед угрозой повторения революционных событий, сопровождавшихся якобинским террором, банкиры сделали ставку на Наполеона Бонапарта - именно они стояли за его переворотом. Бонапарт аккуратно рассчитался по своим счетам, учредив в 1800 году Банк де Франс, имевший право эмиссии банкнот, с хождением в центральной части Франции.
  С некоторой натяжкой, можно сказать, что Банк де Франс стал предтечей ФРС - акционерный частный банк, контролировавшийся потомственной финансовой элитой Франции, постепенно стал основой национальной финансовой системы.
  Удержать всеобъемлющий контроль над французскими финансами выходцам из горной страны сыров и часов не удалось - после реставрации Бурбонов им пришлось поделиться властью с стоящими за вернувшейся французской аристократией финансистами Святого Престола.
  В это же время стремительно развивается третья финансовая сила, теснящая изрядно ослабленных во время революции и наполеоновских войн конкурентов - сила, сумевшая не только заработать на этих потрясениях огромные деньги, но и сохранить нажитые капиталы! - это Дом Ротшильдов.
  Вопреки общепринятой точке зрения, дело не только в том, что основатель Дома Амшель Ротшильд и его сыновья, блестяще продолжившие и развившие его дело, были гениальными финансистами - эта точка зрения отражает только часть правды, заключающуюся в том, что Ротшильды действительно были наделены редкостными талантами по этой части - другая часть, заботливо скрываемая от глаз не в меру любопытных людей, заключалась в том, что капиталы, упрощенно называемые британскими (точнее будет определение, что изначально английские капиталы, серьезно дополненные венецианскими деньгами, переброшенными на Остров во второй половине XVI - первой половине XVII веков, после резкого уменьшения значимости средиземноморских торговых маршрутов и выхода на первую роль торговых путей Атлантики, приумноженные в ходе пиратских рейдов, работорговли и торговли в колониях), к концу XVIII века начали проникновение на финансовые рынки Западной Европы, тесня капиталы и Ватикана, и его противников. Не представляется возможным сказать точно, какие именно соглашения были заключены, по причине отсутствия достаточного количества информации для анализа - но можно точно сказать, что гарантами этих соглашений были, с британской стороны, Ганноверская династия, и стоящие за ней английские и шотландские аристократические фамилии; со стороны аристократии континентальной Европы гарантов соглашений возглавлял ландграф Гессенский Вильгельм IX. Ротшильды, и, в несколько меньшей степени, Оппенгеймы (ныне более известные как Оппенгеймеры), были исполнителями данного пакета соглашений. Именно этим и объясняется взрывной рост капиталов Дома Ротшильдов - несомненно, доверенным исполнителям давали хорошо заработать, но никогда выскочкам не дали бы стать крезами финансового мира, это исключено. Так что значительная часть капиталов, числившаяся за Ротшильдами, во всяком случае, в первые полстолетия существования Дома, находилась в их доверительном управлении, но не была их собственностью.
  После 1815 года Ротшильды стремительно оттесняют конкурентов в сфере деятельности 'высоких банков' - теперь именно возглавляемые ими банковские консорциумы кредитуют монархов Франции и России, Австрии и Пруссии, Пьемонта и Неаполя, Испании и Португалии. Не будет преувеличением сказать, что речь идет о колоссальном перевороте в европейских финансах - если раньше большая часть подобных займов предоставлялась доверенными банкирами Ватикана, а меньшая - протестантскими финансистами Швейцарии и Голландии, то, в это время, лидерство на этом важнейшем рынке захватывают капиталы, базирующиеся на Великобританию. Собственно, речь идет не просто о контроле богатейшего финансового рынка, а о создании механизма опосредованного влияния Великобритании на политику континентальной Европы.
  
  
   В 40-е годы XIX века начинается новый этап в жизни финансовых элит Франции - они вкладывают огромные капиталы в тяжелую промышленность и транспорт. Семейство де Ванделей (дальние родственники де Монморанси, пользуются доверием Ватикана, и, ордена Иисуса), точнее, его тогдашний глава, Эмбер де Вандель, строит металлургические комбинаты; несколько позже в черную металлургию вкладывает свои капиталы семья Шнейдеров, также близкая к Святому Престолу. В 1845 году начинается крупнейший железнодорожный проект во Франции, постройка комплекса Северных железных дорог - во главе компании 'Компани дю шмен де фер дю Нор' ('Общество северных железных дорог') встал Джеймс де Ротшильд, глава франко-швейцарской ветви Дома. В состав административного совета компании вошли также представители британской ветви Ротшильдов, Лайонель и Натаниэль, ставшие его союзниками семейства Малле и Оттенге, другие французские и британские банкиры. К огорчению Ротшильдов, изрядным куском этого 'пирога' пришлось поделиться со злейшими конкурентами - де Ванделем и д'Эйиггалем.
  Важным рубежом становится 1848 год - всецело поддержав расправу над революцией, владыки финансов Франции получают распространение эмитируемых Французским Банком банкнот на всю территорию страны. Теперь они становятся не только хозяевами жизни и смерти любой французской компании, любого французского завода или торгового дома, поскольку Банк де Франс имеет право учитывать или отказывать в учете ценных бумаг любого коммерческого предприятия, и, по собственному усмотрению определять учетную ставку для любого предприятия, обратившегося к ним за кредитом, но и сосредотачивают в своих руках весь эмиссионный доход от выпуска бумажных денег во Франции.
  Дальнейшее развитие группировок французской элиты характеризуется противостоянием старой элиты, сформировавшейся еще до Великой Французской революции, придерживающейся консервативно-католических взглядов, зачастую настроенной промонархически, состоящей из дворянства и части буржуазии - и новой, буржуазно-финансовой элиты, формирование которой пришлось на годы, предшествующие революции, и, продолжалось, примерно, до краха Второй Империи. К концу XIX века первая группировка контролировала часть финансов Франции, имея, в том числе, свое представительство среди регентов Французского банка, почти всю черную металлургию, значительную часть тяжелой промышленности, транспорта, сельскохозяйственного производства и производства предметов роскоши, практически весь офицерский корпус армии и флота, заметную часть государственного аппарата и прессы. Вторая группировка контролировала большую часть финансов и торговли (существенным показателем ее возможностей стало вхождение, в 60-е годы, Ротшильда в число регентов Банк де Франс), цветную металлургию, часть машиностроения и транспорта, большую часть государственного аппарата и прессы.
  При всех непримиримых разногласиях этих группировок элиты они проводили согласованную стратегию и в области экономики, и в социальной сфере. В сфере экономики, сознавая слабость французской промышленности по сравнению с промышленностью Великобритании, США и Германии, была выбрана стратегия закрытия внутреннего рынка (имеется в виду совокупный рынок метрополии и колоний) от иностранных товаров. Строго говоря, это была современная версия политики протекционистских пошлин, проводимой еще Кольбером. Помимо традиционных для Франции предметов экспорта - вина, пшеницы, предметов роскоши - ставка была сделана на экспорт капитала. Называя вещи своими именами, французы дополнили практику 'высоких банков', уже освоивших финансовые рынки континентальной Европы, практикой 'деловых банков', активно инвестировавших в добычу полезных ископаемых, промышленность, транспорт, торговлю. Таким образом состоялось проникновение французских капиталов в экономики континентальной Европы, прежде всего, царской России, Соединенных Штатов, стран Южной Америки - хотя в последних им приходилось выдерживать жесткую конкуренцию со стороны англичан и американцев.
  В социальной же сфере, пережившая ужас вышедшей из-под контроля капиталистов Великой Французской революции, 'освеженный' страхом событий 1848 года и Парижской Коммуны, французская элита, несмотря на внутренние разногласия, делала ставку на жесткое подавление левых движений. Опыт по этой части был накоплен изрядный - так, в 1848 году Джеймс де Ротшильд, несмотря на все противоречия со старой элитой, безоговорочно поддержал генерала Кавеньяка; в 1871 году обе группировки всемерно поддержали Тьера. Собственно, эта традиция была продолжена, хотя и не в таких масштабах - примером может послужить убийство в 1914 году лидера социалистов Жана Жореса крайним монархистом, сторонником 'Аксьон франсез'. Убийцу, конечно, осудили - но на сугубо символический срок, при полной его поддержке и неприкрытом сочувствии буржуазной прессы всех направлений.
  
  
  Беседа академика Скрябина с Меркуловым.
  Пролог.
  В октябре 1943 года Берия делал очередной доклад Верховному Главнокомандующему. Все было нормально - Лаврентий Павлович за долгие годы изучил реакции главы государства до тонкостей, точно зная, что соответствует его гневу, недовольству, что он считает приемлемым, что - хорошим - сейчас Хозяин явно считал его работу неплохой, но посматривал на него с неким подтекстом, остававшимся непонятным шефу госбезопасности. Берия понимал, что есть нечто, остающееся недосказанным - но, счел нужным покамест помолчать, дав возможность Сталину высказаться первым. Долго ждать ему не пришлось.
  - Товарищ Берия, Вы не думали о том, что знания, принесенные нам нашими потомками, надо не только шире внедрять в науку и народное хозяйство СССР, но и использовать для стратегической дезинформации противников Советского Союза? - кавказский акцент почти не был слышен, это значило, что Хозяин спокоен.
  - Думал, товарищ Сталин - подтвердил Берия, который, несмотря на все слухи, распространяемые о нем его недоброжелателями, отнюдь не был тупым костоломом - человеком он был холодным и безжалостным, это правда, но интеллекта и знаний, правда, большей частью полученных за счет самообразования, ему было не занимать.
  - И что надумали? - поинтересовался Вождь.
  - Сложно все получается, товарищ Сталин - Берия счел наилучшим вариантом прямо высказать свои сомнения на сей счет - с одной стороны, всем этим знаниям цены нет, их надо внедрять, иначе они не принесут ни малейшей пользы; с другой стороны, скрыть действительный источник этих знаний, на десятилетия опережающих современный уровень развития науки, от серьезных специалистов никак не получится; с третьей стороны, поскольку даже самым надежным людям всю правду говорить нельзя, надо подготовить убедительную дезинформацию, которая и скроет настоящее положение дел, и оттолкнет их от англосаксов - а уж они-то будут из кожи вон лезть, обхаживая наших ученых, исполняя песенки 'Знания должны принадлежать всему человечеству', 'Распространение знаний должно быть в руках ученых, а не бюрократов и чинов тайной полиции' почище любого соловья.
  - Ну а поскольку психопрофили умеем составлять не только мы - можно не сомневаться в том, что их люди сумеют найти убедительные аргументы даже для самых лучших наших ученых; таким образом, риск утечки становится неприемлемо высоким.
  - Вот и получается, что внедрять знания необходимо - но нужно выбрать подходящий момент, когда мы будем нужны союзникам больше, чем они - нам, с тем, чтобы даже в случае утечки возможностей надавить на нас у них было минимум; нужна убойная дезинформация - и для англосаксов, и для наших ученых. Эта дезинформация должна отвечать следующим условиям - союзники должны быть уверены в том, что 'Воронеж' является не подарком судьбы, а частью постоянно действующего контакта между нами и потомками, систематически помогающим СССР; в глазах наших ученых, допущенных к 'Рассвету', США и Великобритания должны быть не флагманом мирового прогресса, а мерзостью хуже Гитлера, такой падалью, что иметь с ней дело для нормального человека так же немыслимо, как заниматься скотоложеством.
  Сталин внимательно слушал Лаврентия Павловича, крутя в руках пустую трубку - курить он бросил, но привычная трубка помогала ему сосредоточиться. Все было верно, Лаврентий правильно определился и с целями, которые надо было достичь, и с граничными условиями задачи.
  - Вы делились с кем-то своими мыслями на этот счет, товарищ Берия? - спросил он.
  - Никак нет, товарищ Сталин - доложил шеф госбезопасности, не понаслышке знавший, насколько Хозяин не любит болтунов.
  - Хорошо - кивнул Сталин - кто Вам нужен для разработки этой операции?
  - Мне точно понадобятся товарищ Меркулов, и товарищ Ефимов, особист 'Воронежа', как человек, досконально знающий реалии мира 'Рассвета' - доложил Берия, резонно предпочитавший предельно ограничить круг допущенных к Тайне - и справедливо считавший, что Вождю это понравится.
  - Хорошо, товарищ Берия - готовьте операцию; когда все будет готово, жду план на утверждение - согласился Император, оценивший изворотливость верного сподвижника - блестящий интеллектуал Меркулов, 'Альтер эго' Берии, был тем человеком, который наилучшим образом подходил для разработки и проведения столь деликатной операции; 'воронежский' контрразведчик тоже был нужным человеком, именно потому, что, зная изнанку будущего, мог предложить в качестве основы легенды такую мерзость, от которой в ужасе бы шарахнулись неискушенные в практике спецслужб ученые.
  - Кстати, сколько Вам понадобится времени?
  - За месяц справимся, товарищ Сталин - уверенно сказал Берия.
  Сталин кивнул, соглашаясь.
  Следующим вечером, в скромном подмосковном домике, выглядевшем предельно безобидно, так что даже опытный глаз вряд ли заподозрил в нем 'точку' одного из самых серьезных ведомств Советского Союза, пили чай с бутербродами трое - Берия, Меркулов, капитан II ранга Ефимов, известный в узком кругу под прозвищем 'Пиночет'.
  Берия ввел своих сотрудников в курс дела - Меркулову он доверял абсолютно, на что имел все основания, кавторангу же особо деваться было некуда, за прошедший год, в течение которого он, вместе с Кирилловым, занимаясь контрразведывательным обеспечением 'трудовой деятельности' 'Воронежа', успел оттоптать столько любимых мозолей у влиятельных товарищей из ЦК, живо интересовавшихся неведомо откуда взявшимся подводным линкором, что без Берии он был стопроцентно не жильцом на этой грешной земле.
  - Вот такие расклады - завершил короткий рассказ Лаврентий Павлович - какие будут предложения?
  - Что касается момента предоставления сведений из будущего, то наилучшим мне предоставляется промежуток времени между окончанием войны с Германией и начала войны с Японией - высказался Всеволод Николаевич. Насчет того, кому давать сведения - надо будет отобрать самых надежных академиков и членкоров, руководителей НИИ и научных школ, благо подробнейшие личные дела на всю научную братию такого уровня у нас есть, с хорошими психологическими портретами, со всеми особенностями их характеров, так что можно будет практически точно сказать, кто не предаст - и давать им нужную информацию, сопроводив ее подготовленной легендой. Тут выгода двойная - во-первых, только они будут общаться с иностранцами на научных конференциях, так что именно их отношение нам и надо будет обеспечить; во-вторых, профессионально хранить секреты они не сумеют, обязательно проболтаются женам, любовницам, любимым ученикам - так что легенда о жутком будущем, устроенном англосаксам, объясняющая наше к ним отношение и категорическое нежелание потомков иметь с ними дело, рано или поздно дойдет до ушей английской и американской разведок.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"