Обвинения, предъявленные бывшему заместителю отдела безопасности концерна "Сварог", назывались смертельно тяжелыми, такими они и были на самом деле. Никакое искусство лучших адвокатов России не было способно опровергнуть того факта, что именно он убил Лию Шафарову, Сергея Мазина и Василия Мочкина. По совокупности всех преступлений ему грозило не менее двухсот пятидесяти лет заключения. Запредельные срока ввели в России недавно, с того момента, как появились зоны инопланетных разработок сырья. Туда отправляли не только тех, кого Земля-матушка уже не могла терпеть на своей тверди, но и добровольцев. Добровольцам предлагали, в зависимости от сложности отбывания срока, прогрессивную шкалу зачетов: 1:10, 1:20 и даже 1:50. Последняя льгота предполагалась для способных погружаться в гелиевую среду Сатурна на строительстве трубопровода в нижние слои планеты. Там собирались качать жидкий металл. Цуг готов был смириться с тяжестью срока и отработать его на строительстве металлопровода, чтобы выйти через два с половиной года, однако, как выяснилось, никто не выживал более шести месяцев. Но внезапно, в эти тяжелые размышления об уничтоженном будущем, впорхнула ласточка надежды. Его адвокат сказал, что Уваров собирается максимально облегчить ответственность своего бывшего помощника. Он решил воспользоваться положением, тоже недавно внесенным в судебную практику об "оказании на подчиненного давления непреодолимой силы" и взять ответственность за убийство полицейских на себя со всеми вытекающими отсюда последствиями. Чем было вызвано это небывалое великодушие, никто не мог понять. Отеческих чувств к Цугу Порфирий Моисеевич явно не питал. Но что-то подвинуло его на выходящий за рамки понимания альтруизм. Конечно, можно было предположить, что в общей тяжести обвинений, предъявленных президенту Сварог, эти прегрешения, в виде насильственного принуждения подчиненного к преступлению, потянут не так много, а может быть, и растворятся в неисчислимых грехах; однако, поступок требовал и мужества и благородства. Может быть, он и рассчитывал на то, что это благородство заметит трибунал. Цуг был бесконечно признателен бывшему шефу. Он еще вспоминал с обидой подозрения и ту форму, в которой это выразил Порфирий Моисеевич по поводу сговора с Гориным, но сейчас обида уступила место благодарности.
После произошедших изменений они с адвокатом выстроили новую линию защиты, и Эрик получил 25 лет строгого режима. Теперь необходимо было создать условия, при которых он мог "оттянуть срок" с минимальным уроном в минимальное время. После вынесения приговора, зэки покидали СИЗО, чтобы на пересылках узнать свою дальнейшую участь. Впрочем, участь эта решается для всякого, попавшего в неволю, каждый божий день. Тут все: и конфликты с администрацией, и конфликты с сокамерниками, и трепет в ожидании судебного решения. Но Эрик не мог позволить отдавать свою судьбу на волю случая. Достаточно тех проколов, которые были допущены в последнем большом деле, в том числе, и по его вине. Теперь задача заключалась в том, чтобы не сделаться игрушкой случайных сил в этих, новых условиях. Он умел и стремился каждую ситуацию взять под контроль. Насколько помнил, он всегда принадлежал только себе и надеялся только на себя. У него не было ни родителей, ни родных. В домах приюта, через которые пришлось пройти, Эрик научился защищаться. В этом у него проявился особый дар. Если нельзя было сразу поставить обидчика на место, он обязательно мстил ему, независимо от возраста, положения и авторитета. Он разрабатывал настоящие диверсионные операции там, где не мог взять силой. После четырнадцати лет его боялись все, с кем приходилось сталкиваться на почве конфликта или интереса. В приютах за ним закрепилось прозвище, которое он со злобным удовлетворением держал при себе: "Упырь".
Как часто бывает в жизни, странное переплетение судеб приходит к нам в самые неожиданные моменты. На пересылке Эрик столкнулся с бывшим товарищем по приюту. Говорили, что тот клялся убить его. У Геры Шохова была кличка "Мулат". Здесь он имел авторитет. Он скитался от зоны к зоне, за свои художества, так что слух дошел даже до СИЗО, в котором находился Цуг.
Пересылка представляла собой непомерно широкое двухэтажное здание, имевшее несколько общих камер. Здесь месяцами кисли зэки, ожидая дальнейшей участи. Когда бронированная дверь захлопнулась, Эрик осмотрелся, привыкая к тусклому свету. Камера по размеру не уступала конференц-залу, и была набита людьми, как если бы в ней объявили о небывалой сенсации. На первый прикид охватывалось человек сто. Окна под потолком были выбиты, но духота стояла неимоверная. Плотно пахло рокфором. Столы, сдвинуты к середине, грязные разводы прикрыты побитыми металлическими мисками. В центре возвышался алюминиевый дымящийся котел. Как раз подоспел обед. Лавки за столом занимали полуголые зэки. Судя по наколкам, пересекающим их тела во всех направлениях, на сидячих местах расположились авторитетные урки. Они первыми садились за стол, остальная шваль с завистью поглядывала с двухэтажных нар, кишевших обнаженными телами как выгребная яма опарышами, и смирно толпилась рядом, жадно втягивая запах вонючей рыбной баланды. Картинная галерея второго и третьего эшелона едоков, выставленная на груди и спинах, значительно уступала по философской и эстетической глубине тем, что имелась на сидевших за столом. Стены и потолки камеры в разводах самых разных тонов, но помойной гаммы, выглядели так, словно здесь поработал художник из фильма ужасов. Между кроватями и под потолком висели стиранные простыни, рубашки и штаны. Кто-то продолжал стирку стоя над умывальником, обрамленным крохотным овалом керамической плитки, прямо на противоположной от двери стене.
И тут Эрик увидел Геру. Судя по злобно сверкнувшим глазам, встреча с Шоховым не предвещала ничего хорошего. Дивная интуиция Эрика проявлялась странным образом в обстоятельствах связанных с риском для жизни. Он как бы отключался на мгновение, в сознании пролетало все, что ему могло угрожать, и возникала программа действий. Он быстро прошел, небрежно раздвигая неохотно уступавших дорогу зэков, и остановился напротив Геры.
- Привет пацан, давно сидим? - Эрик бесцеремонно раздвинул две разномастные татуировки, по левую и правую сторону, и оказался перед Шоховым. Сейчас их разделял стол и общий котёл.
- Ты шо, фря, зажился - тянешь на Мулата? - Полуобнаженный зек, с приплюснутым черепом, злобными бусинками глаз, широко посаженными на скуластом лице, угрожающе двинулся навстречу Цугу, На его бычьей шее начали наливаться фиолетовые вены.
По быстрым движениям, потянувшимся к центру стола, Эрик понял, что передают ножи. Он не стал вступать в диалог, резко поднявшись, рванул на себя Геру и ударил его головой о край котла. Когда котел от удара пошатнулся и стал опрокидываться, прыгнул на стол и пнул его в сторону не успевших опомниться сторонников Мулата.
-Жратву-у вылил!!! - истерично завопил чахоточного вида мужик до этого с вожделением провожавший каждую ложку баланды в чужой рот. И, казалось, вся камера опомнившись, набросилась на Цуга. Он знал, что длительное время не продержаться против такого количества людей, и действовал молниеносно и решительно. Минуту спустя он стоял в проеме дверей. В каждой руке по ножу, из тех, что собирались использовать против него. Все нападавшие были раздеты догола. Они растерянно подбирали и поддергивали трусы или брюки, трое корчились со сломанными руками. Действия оказались настолько неожиданными, что наступила тишина, в которой раздавались сдержанные стоны.
Поза Эрика, несмотря на место у дверей и блестевшие в руках ножи, была, можно сказать, элегантной. Он казался высеченным из камня, но если камень еще и улыбается, то ощущение возникает жутковатое. Примерно это испытывали нападавшие, пыл которых бесследно испарился. Теперь они выглядели как побитые и покорные собаки.
- Вот что, дети мои, - в интонации Эрик вложил холод и презрение, - отсюда никто не уйдет и не позовет охрану. Если надо будет, всех положу здесь, - он обвел ножом пространство перед собой, - Предлагаю не суетиться. Ночью тоже не дергайтесь. Сплю чутко и вижу в темноте как днем. А теперь, кто без штанов - на нары, кто в штанах - за уборку. У кого сломаны руки - поставлю шины. Вопросы есть?
Людей в камере парализовал мистический ужас. Возражений не последовало.
Эрик резко метнул ножи, так что они до половины вошли в стол, и продолжил:
-Еще минуту внимания! - На этой неделе будет набор на Луну. Кто рыпнется раньше меня - умрет.
Без штанов осталось не менее пятнадцати человек. Каждый из них с леденящим страхом ощутил на себе мгновенные прикосновения ножа, но ни у кого не выступило и капельки крови. Это особенно удивляло и страшило. Он всех их пощадил, а мог бы... Каждый осознал реальное прикосновение смерти. Эти жуткие прикосновения! Камера капитулировала. Холодное осознание заползало в души и этот реальный, злой маг стоял перед ними. С истеричным зэком, который первый бросился на Эрика, случился эпилептический припадок. Воцарился закон единого авторитета.
Так прошел первый день на пересылке. Пересылка стала неизбежным этапом в его планах. Он решил пройти все стадии, не давая администрации повода для санкций против него. Ему требовалось законное освобождение. Конечно, Эрик мог бы бежать и потом жить где-то в третьесортной стране под чужим именем, но он этого не хотел. Он любил свое дело, любил власть, которая приходила через него, любил замысловатые игры ума необходимые для защиты большого бизнеса. Бегство давало свободу, но лишало надежды. Эрик знал, что из пересылки набирают добровольцев на Луну. Случалось такое не часто, и количество мест было ограничено. Отсюда и его предупреждение зэкам.
Все произошло, как он и предполагал. Из их камеры взяли двоих. Требовались желающие на строительство лунного космодрома, где зачет шел по шкале 1:10. Условия были достаточно комфортные, потому что приходилось работать с "вольняшками". Через два с половиной года Эрик вышел на свободу. Ему исполнилось тридцать пять лет. Вся жизнь была впереди.
Первое время ему просто хотелось расслабиться. Денег на счетах было достаточно, и он проводил время в обществе девочек. Пройдя по всем кабакам Нижнего Новгорода, он только подумывал о том, где бы приложить свои профессиональные навыки, как жизнь внезапно определилась не его собственной волей.
Заметил он этих ребят несколько дней назад, но они показались неопасными. Его, в общем-то, не раздражало, что кто-то ходит по пятам, да и цели, как считал Эрик определяться без напряга с его стороны. Ведь пасут же его зачем-то. В Канавинском баре "От заката до рассвета", когда его внешние рефлексы были полностью ориентированы на созерцание интригующе обнажавшихся девочек около шеста, к нему сразу с трех сторон подошли трое серьезных людей среднего возраста. Их вид говорил о профессионализме, зрелости и высокой принадлежности. У Эрика, несмотря на некоторую дисквалификацию, мысль работала по-прежнему быстро и четко. Необходимость оказывать какое-то сопротивление, отпала сразу же. Он понял, что с ним хотят поговорить, и хочет поговорить очень влиятельный человек. А берут его вот так, сразу, потому что встреча с людьми серьезными должна происходить без подготовки, чтобы человек не вступил в предварительные опасные контакты, чтобы не успел вооружиться микротехникой. Да мало ли чего.
- Куда пойдем? - приветливо отреагировал Эрик.
- Поменьше разговаривай и следуй за нами, - сурово оборвал тот, что оказался прямо перед лицом Эрика и выглядел как старший группы.
Эрик не стал возражать. Джип, в который его поместили, имел просторный салон и отгораживался от передней части глухой перегородкой. Окна были непроницаемые. Ехали они минут десять, притормозили ненадолго, и сразу же возникло ощущение, что машина опустилась вниз. Он сделал предположение о месте, куда его доставили. Его вывели безо всяких дополнительных условий, и старший пригласил следовать за собой. Эрик убедился в правоте появившейся догадки: это был подземный гараж ФСБ на Воробьевке. Действительно, после скоростного подъема на лифте, они вошли в огромную приемную и без дальнейших проволочек в кабинет, где его приветствовал председатель Нижегородского ФСБ генерал Вячеслав Харитонович Чаров.
На вид генерал сохранил и стать, и свежесть. Но свежесть слегка пожухла. Видимо, новомодным стимуляторам генерал предпочитал испытанное средство - коньячок, да водочку.
- Вижу, Эрнест Петрович, не спешишь с трудоустройством.
- Не спешу.
- Думаешь, не восстановят на прежнем месте?
- Запрещено судом.
- Ну, это мы поправим.
- Кто "мы"? - поинтересовался Эрик.
Чаров некоторое время созерцал Цуга, словно что-то прикидывая в уме, и не давая ответа на вопрос. Эрик знал эту любимую игру силовиков. С причиной или без причины они морочили голову, поддерживая марку фирмы, да и в постели с бабой наверно делали многозначительный вид, что выполняют задание государственной важности. Между тем генерал продолжил:
- Меня попросили выяснить в какой ты форме, готов ли к высоким нагрузкам.
- Ну, я не знаю, какие параметры вас интересуют, - усмехнулся Цуг.
- Параметры все те же, что и входили в обязанность во время работы по безопасности концерна.
- Хотелось отдохнуть после Луны.
- Но и мы не спешили.
- Да, я уже давно заметил ваших ребят.
Чаров рассмеялся.
- Говорил я Борису, что заметишь, а он: "до сих пор не обнаружил".
Эрик промолчал. У него не было трепета перед будущими хозяевами, каким бы особым рангом они не обладали. Он знал, что его квалификация пользуется самым высоким спросом на рынке.
- А интересуется тобой Иван Адамович.
Эрик не имел доступа к земной информации там, на Луне, но, попав в родную стихию, сразу же навел справки о судьбе своих бывших друзей и начальников. Он был немало удивлен, узнав о быстром продвижении Лапшина по политическому паркету. Велика гибкость российских властей, но чтобы вот так... Он держал эти сведения в уме, не зная, что с ними делать. И на тебе... Иван Адамович интересуется им. Это многое могло означать. Но Чаров вряд ли ответит на все вопросы. Его задача, скорее всего, выяснить, чем дышит претендент на выполнение какой-то миссии. Поэтому в ответ на сообщение Чарова Эрик промолчал, подчеркивая свою готовность слушать.
- Что там требуется - не знаю. Иван Адамович не посвящает в свои планы. Но сказал, - если ты готов, то я должен отправить тебя на своем транспорте по адресу. А там уже перейдешь в другие руки. Так что скажешь?
- Готов.
- Тогда вперед.
Через полчаса вертолет Чарова приземлился на специальной площадке ФСБ под Москвой. Несколько минут по подземной монорельсовой дороге и Цуг с двумя дюжими сопровождающими, вышел на поверхность перед небольшим и уютным зданием. На третьем этаже его на несколько минут задержали в приемной, в обществе очаровательной секретарши, и, наконец, пригласили к Лапшину.
Иван Адамович приветствовал Цуга крепким дружественным рукопожатием.
- Все-таки душа моя лежит к старым, проверенным кадрам.
Он похлопал Эрика по плечу, широким жестом указал на кресло и сам сел напротив.
- Знать человека, рассчитывать на него, - это великое дело. В большом болоте политики, где каждая нечисть играет по своим правилам, начинаешь понимать особую ценность человеческих достоинств, таких как преданность и голова. Голову, впрочем, многие имеют, а вот с преданностью - туговато.
Лапшин помолчал, пытливо всматриваясь в лицо Эрика.
- Хорошую партию мы разыграли, да вот взяв прикуп - слегка промахнулись. И Храпова жалко. Пришлось резать по живому. Таков расчет игры - он предполагает, что выживает тот, кто делает ставки. Вот и сейчас я хочу предложить тебе опасную игру.
Говорил Лапшин оставляя паузы между фразами, отделяя каждую мысль и образ. Эрик понимал: такова манера хозяев жизни. Здесь каждое слово - деньги и очень большие, а больших денег на ветер не бросают.
- Видишь, высоко я залетел. В моей власти все ресурсы страны. А вот удержать их - нет сил. Хочу изменить положение.
Откровенность Лапшина и пугала и радостно волновала Цуга. Он предчувствовал, что предложение, которое собирается сделать Лапшин будет не из простых и не из легких, а на самом пределе его возможностей. Но ведь Лапшин видел, как работает заместитель шефа безопасности концерна. Масштабы мышления не уступали шефу, а профессиональные и личные качества - были неизмеримо выше. Да, Иван Адамович отдал в расход как пешку своего помощника Храпова, но ведь он и не скрывает, что выживает тот, кто делает ставки. Рискуют "мизинчики", но надо еще и уметь сдавать. Эрик считал, что он умеет сдавать.
- Мы с тобой проведем одну несложную, и наверно жестокую операцию. Жестокую, потому что поиграть придется со своими друзьями, игра будет невеселая. Но такие правила строительства. Фундамент должен быть надежным. Нужен мне Уваров для одного важного дела. Затем и хочу, чтобы оставался он в лагере да безо всякого мусора в голове. Нужны и его капиталы и его организаторские способности. Для этого перевели его в Сухобезодный. Твое дело - расчистить полянку для строительства. Одних сделать виноватыми, других освободить от бремени земного, ну, а третьих - благодарными. Получишь микрочип, персональный - там все - коды на сайт по этим делам, имена, счета.
Лапшин повздыхал, поднялся с кресла и прошел по кабинету.
- Дело важное, но это деталь твоей задачи. Главное-то в обеспечении безопасности проекта. О самом проекте тебе знать ни к чему - так, сплошная технология да наука, а вот безопасность - это по твоей части. Раньше мы отвоевывали пространство для своего права внутри страны. Все было враждебно и свои законы и международные, и гонялись за нами свои и международные копы. Сейчас - комфортней. Мы сами закон, да и копы под нами и нашими указаниями. Но только в пределах российских границ. А все международные обязательства Кремля висят на нашем суверенитете как бульдог на заднице. Их не проигнорируешь. Всякие хартии и декларации меня не волнуют. Меня интересует конвенция по МАКНАД, да и не сама конвенция, а конкретно куратор России по этой конвенции, комиссар Барк. Надоел мне этот Давид с пращей. Он - серьезная угроза всему замыслу. Он и будет твоей стратегической задачей. Есть тут у меня некоторые мыслишки, к ним тоже через чип доберешься.
Объект обслуживания - лагерь. Это, значит, большое скопление народа. Все, что там будет происходить, надо удержать внутри, чтобы ни одна ниточка оттуда не потянулась. Потянется - придется избавляться от большого скопления людей.
Эрик посмотрел на Лапшина немигающим взором и тихо спросил:
- А кто поддержит мои полномочия?
Лапшин хмыкнул.
- Твои полномочия уже поддержаны. Что смущает?
- Хорошо, я выскажусь яснее: Такое задание требует жестких мер. Могу я на них пойти?
Лапшин рассмеялся.
- Ты знаешь методы конторы. Тебя что-то не устраивает?
- Я вижу два условия, которые требуют точного исполнения и полной секретности: первое - люди способные на любое действие. Это будет небольшой отряд, с полномочиями ФСБ, с чистыми документами, безоговорочно преданными мне. Для них потребуются необычные стимулы. И постоянные и надежные условия возможности ликвидации "большого скопления народа", как выражаетесь вы. Вы представляете, как это можно осуществить?
- Это не моя задача. Для того тебя и приглашаю. Ты можешь высказать предложение, я или поддержу его или закрою глаза и тебе придется это делать самому.
- Хорошо, я выскажу предложение.
- Да? - слегка поморщившись, спросил Лапшин.
- Мне придется на зоне открыть две фермы.
- Фермы? - Удивленно переспросил Иван Адамович.
- Да.
- Интересно, что же здесь необычного?
Эрик помедлил, продолжая так же немигающим взглядом смотреть на Лапшина, и произнес:
- Выполнять грязную работу будут кавказцы. У них на то имеются мотивы. Они хорошие бойцы, не боятся смерти. Их можно сделать преданными, если убедить, что перед ними непререкаемый авторитет. А с другой стороны - есть у них страх побольше нашего. Для них рай - реальный мотив в этой жизни. Лишить надежды попасть в рай для мусульманина ни с чем не сравнимый страх. Чтобы внушить страх мне нужна свиная ферма. Обещание скормить свиньям их или их детей - достаточный стимул для беспрекословного повиновения.
- Интересно, - уже без улыбки высказался Иван Адамович, приглядываясь к Эрику. Он вспомнил, что в конце прошлого столетия где-то в Азии уже был прецедент, там, какой-то диктатор приказал хоронить террористов в свиных шкурах. Теракты сразу прекратились.
- А вторая ферма?
- Птицеферма. Ее всегда можно заразить и без проблем покончить с любым количеством народа.
Лапшин хмыкнул, покрутил головой, и кратко сказал:
- Ну, добро. Что еще?
Он на некоторое время замолчал, видимо обдумывая очередную мысль. Потом медленно прошел по кабинету, опустив голову и пощипывая подбородок. Глянул прямо на Цуга, улыбнулся как заговорщик и снова сел в кресло.
- Такое еще дело: премиальные могут упасть хорошие с этой истории. Тут на чету Барковых свалилось несметное богатство от наших сиротских слез. Отцеживал концерн Сварог этим ищейкам большие деньги с оборота, колонизации внеземных пространств и ноу-хау папочки Осоргиной. Если владелец утратит права, мы можем претендовать на ба-альшую долю, а может быть и на все. Держи в уме этот стимул.
Дело всерьез начинало нравиться Эрику. Его талант организатора изощренной шпионской интриги истосковался на селеновых стройках. Он уже ощущал фактуру будущих замысловатых ходов. При менее широких возможностях он почти переиграл противника, ну а теперь, когда в руках окажется вся мощь секретных служб, здесь Давиду и его племени от возмездия не уйти. Лапшин пусть плетет свои игры, а он, Эрик, вложит душу в это дело по-своему.
- Да, и еще, - напоследок наставлял Лапшин Цуга, - внуши Уварову, что нужна помощь в моем продвижении по службе. О моем истинном положении знают немногие, пусть не поскупится, да и тебе компенсирует расходы личных сбережений. Ему самому деньги пока ни к чему. Чем больше у него будет каши в голове, тем полезнее для дела. Очень он не любит расставаться с капиталами. А там ... - и Иван Адамович неопределенно махнул рукой.