Аннотация: Проверка на прочность старого утверждения о цветных денежных бумажках.
Принципиальное мнение о том, что банкноты не имеют ценности сами по себе широко распространилось за пределами экономики, став одним из популярных постулатов. Согласно ему, ценность денег определяется через спрос и предложение, а инфляция – хроническая болезнь всех экономик – может быстро превратить любой номинал в ничего не стоящую бумажку для растопки печи, как это было с рейхсмарками в Веймарской Германии. В этом смысле обычно заявляется, что у бумажных денег, в отличие от, например, золота, нет внутренней ценности (intrinsic value). Я бы, скорее всего, не начал писать эту статью, если бы не недавнее видео "Страна, где не было ни бедных, ни богатых" Марка Солонина, которого я время от времени слушаю на "Ютубе". Название видео было многообещающим, но послушав Марка Семёновича, я, при всей своей аллергии на меркантильность и нынешнюю модель капитализма, решил, что постулат о деньгах-фантиках наконец пора проверить на прочность.
Начну с общего. Как известно, при современном отсутствии бартера (натурального обмена) деньги являются единственным законным платёжным средством (legal tender, как это популяризировано на американских банкнотах) во всём мире, не считая кое-где криптовалюту, которая, по сути, тоже к ним относится. Это означает, что ни за какое золото, другие драгметаллы или, например, алмазы я не могу непосредственно купить или арендовать что-либо – для этого мне нужно конвертировать эти инвестиционные инструменты в валюту, продав их. Другими словами, будь у меня хоть мешок золотых слитков 99-й пробы, мне за них не продадут даже коробку спичек в магазине. А за попытку так сделать ещё и покрутят пальцем у виска. Но за условные пару грошей в моём кармане, составляющие ничтожную долю одного грамма золота (не говоря уже о слитках), я уже могу спокойно купить коробок спичек или, например, зубочистки. Даже чтобы добыть то же самое золото кустарным способом, вымывая его из реки, нужна какая-та сумма денег – на покупку лотка, доезд до соответствующего места и т. д. Не говоря уже о промышленной золотодобыче или разведке алмазов. Да, бриллианты вечны, как в своё время подметил Ян Флеминг, но купить ими можно разве что сердце женщины. И если с этим сердцем что-то произойдёт, то откупиться от смерти можно только валютой – наличными, кредиткой или в виде медицинской страховки на соответствующую сумму, ибо никакие горы бриллиантов или золота ангелы в белых халатах не принимают.
Есть ещё такая вещь, как бонистика, которая, по-видимому, тоже лукаво умалчивается сторонниками постулата о деньгах-фантиках. Не секрет, что банкноты со временем приобретают историческую и, как следствие, финансовую ценность, зачастую превышающую их номинал или его современный эквивалент в период обращения. Та же веймарская рейхсмарка, пережившая гиперинфляцию 1920-х годов, сейчас котируется на сумму, в разы превышающую её покупательную способность в тот период, особенно при отличной сохранности. А на коллекционерских сайтах можно свободно найти банкноты уже двадцатилетней давности. Другая сторона бонистического аспекта заключается в том, что исторические и современные банкноты по своей сути представляют собой предметы полиграфического искусства, примерно так же, как конкретные издания книг с уникальными иллюстрациями и обложкой – даже если это только репродукции, а не оригиналы. При этом уже давно изображения на банкноты по понятным причинам наносятся методами, практически не применяющимися в обычной полиграфии или в классическом изобразительном искусстве. Есть в бонистике и другой аспект уникальности банкнот – это необычный серийный номер, например АА000001 или АА123456, который кратно повышает коллекционную стоимость даже современной банкноты в обращении.
Вернёмся к видео "Страна, где не было ни бедных, ни богатых", в котором Солонин со второй минуты провозгласил знакомый нам тезис: "Любые деньги – это цветные фантики, если это не деньги, сделанные из золота или серебра". Марк Семёнович или действительно забыл или перепутал банкноты и цветные фантики для игры в монополию, ибо любая настоящая ходовая банкнота функционально не отличается от золотого пиастра, гульдена или червонца – за неё можно так же покупать, иногда даже больше, чем за тот же золотой пиастр или гульден в период их хождения. Но золотые деньги в виде монет не находятся в глобальном обращении примерно с 1930-х годов, когда они превратились в инвестиционные и коллекционные монеты после отмены золотого стандарта. С тех пор деньги стали определять стоимость драгметаллов и всех прочих активов, а не наоборот. Можно инвестировать в золото, закупить золотые слитки для защиты от инфляции или найти сундук драгоценностей, как из пещеры Алибабы, но в конечном итоге всё это рано или поздно конвертируется в денежный эквивалент. Что бы сейчас сделал Марк Семёнович, найдя золотой червонец в забытом углу чердака? Да-да, скорее всего или продал бы его за то, что он называет цветными фантиками или отдал бы в музей. Или просто оставил бы себе, не надеясь что-нибудь купить за него.
Далее Марк Семёнович приводит пример той же веймарской рейхсмарки, повторив, что "ценность бумажных денег прыгает всегда". Здесь содержится очередное лукавство, поскольку это справедливо только для краткосрочной и среднесрочной перспективы. Ценность бумажных денег в долгосрочной перспективе всегда растёт, так же, как и многих других предметов. Всегда. Если бы какой-нибудь житель Веймарской Германии сохранил бы часть своих инфляционных рейхсмарок вместо обклеивания ими стен или разжигания печки, то лет через 30-40 он бы мог выручить за них приличную сумму у коллекционеров или на аукционе. Да что там веймарские рейхсмарки. Если бы я сохранил свои вкладыши от легендарной теперь жвачки "Турбо", что более соответствует цветным фантикам Марка Семёновича, то сегодня за эти фантики я бы получил вполне удовлетворительную сумму реальных денег. Именно этот принцип и лежит в классическом экономическом принципе инвестирования – получения прибыли, превышающей затраты на приобретение предмета инвестиции.
"Только от государства, его устойчивости, от его мощи, политической системы, от действий руководства зависит, как меняется их покупательная способность" – говорит затем Марк Семёнович, видимо пытаясь развить свою мысль о эфемерной ценности банкнот. Но, как видим из предыдущего абзаца, это полуправда. Сам термин "инфляция", подразумевающий обесценение денег, указывает на то, что до обесценения деньги были ценными. Не может обесцениться то, у чего нет ценности, вроде тех же бумажек, с которыми Солонин и сотоварищи сравнивают деньги. Кроме того, в отличие от золота и других драгоценностей, которые рано или поздно иссякнут в недрах, денежные купюры производятся в основном из возобновляемого сырья – хлопка, льна и др. Это в долгосрочной перспективе означает, что когда закончатся все природные запасы драгметаллов, драгоценных камней, нефти и газа, производство денег на Земле продолжится.
Кстати о недрах. Марк Семёнович затем сообщает, что у него, как у всех бывших граждан Советского Союза, "был документ о том, что все недра Земли и земля и чернозёмы и заводы и железные дороги и порты и корабли – это всё общенародная собственность", имея в виду советский паспорт и советскую конституцию, где это было прописано. Марк Семёнович ностальгически вспомнил, что он соответственно, по всесоюзной переписи 1989 года, мог претендовать на одну 287-миллионную долю этой общенародной собственности. Задавшись вопросом много это или мало, Марк Семёнович, ничтоже сумняшеся, переходит на валюту, которую в начале своего видео он причислил к цветным фантикам: "За последние 20 лет Россия только нефти и газа продала на 4 триллиона, плюс-минус, долларов. Это 29 тысяч на каждого. 29 тысяч мне принадлежало". Оно и понятно. За баррель нефти, кубометр газа, килограмм чернозёма и даже за целый завод или порт в магазинах ничего не приобретёшь и не закажешь. Оговорюсь, что, как и Марк Семёнович, я тоже сторонник общенародной собственности на природные ресурсы, от эксплуатации и продажи которых каждый гражданин должен получать свою долю. Но совершенно очевидно, что эту долю несподручно получать в натуре, лучше как денежный эквивалент. Это опять к вопросу о цветных фантиках. Видимо поэтому Марк Семёнович затем отмечает в подсознательном восхищении: "29 тысяч – это гораздо больше, чем две "Волги"".
Впрочем, Марк Семёнович затем опять повторяет: "Деньги – это тень, которую отбрасывают предметы – товары и услуги" и загоняет себя в очередное противоречие: "Есть дерево, допустим кедр, на нём шишки, в шишках – орешки, это вкусно, это можно продать за деньги, кедр этот можно напилить, получается кедровая доска, весьма дорогая, её можно продать, это имеет ценность. Тень никакой ценности не имеет". Простая логика тут прямо-таки кричит: если деньги – это опять бумажные фантики и тень, то какой смысл продавать за них кедровые орешки и кедровую доску, Марк Семёнович? Если я нарежу толстенькую стопочку бумажек и напишу на каждой из них "5000 рублей", смогу ли я за них купить у Вас кедровые орешки и доску? Вопрос риторический. Всё это в совокупности подводит к резонному вопросу: а действительно ли банкноты – это просто бумажки без внутренней ценности?
В дальнейшем рассуждении Марк Семёнович возвращается к благородной идее получения своей доли от природных ресурсов, но денежный эквивалент по-прежнему не для него: "Жили-были Вася и Петя, было у Васи 10, у Пети – рубль, а в один прекрасный день государство сказало: каждому гражданину, каждому жителю, включая грудных младенцев и стариков, каждому мы даём по 1000 рублей". Тут выводится табличка, по которой у Васи теперь 1010 рублей, а у Пети – 1001 рубль. "Так как то же самое произошло со всеми остальными физическими и юридическими лицами, то понятно, что цены выросли в этой стране потому что государство напечатало и раздало кучу денег. А вот между Васей и Петей произошло очень серьёзное изменение. До этого Вася был в 10 раз богаче Пети, а теперь они совершенно в одинаковом положении. У одного 1010, у другого – 1001, это практически то же самое. То есть от этой странной операции в целом страна не обеднела и не обогатилась. Просто стало больше денег в обращении, соответственно и цены теперь станут больше" – рассуждает далее Марк Семёнович. Но, во-первых, дело в том, что для безусловного основного дохода (как обычно называется метод распределения богатства от природных ресурсов среди населения) необязательно выпускать дополнительную денежную массу. Достаточно перераспределить уже имеющиеся доходы от эксплуатации и продажи природных ресурсов с учётом народа как третьего бенефициара, помимо государства и добывающих компаний. Какая доля должна принадлежать народу, а какая – государству и добывающим компаниям – вопрос открытый. Хорошо бы чтобы одна треть, но не суть важно. Во-вторых, задача безусловного основного дохода – не выровнять всех экономически, а просто выдать каждому гражданину причитающуюся ему по справедливости долю общенародного достояния – для бедных значительную, для среднего класса – символическую, но тем не менее. Описанная Марком Семёновичем десятикратная разница в материальном состоянии на практике слишком велика для выравнивания за счёт безусловного основного дохода от природных ресурсов. Представим себе бомжа, того же Петю, собирающего за счёт попрошайничества 20 тысяч нынешних рублей в месяц. Доход, десятикратно превышающий этот – 200 тысяч рублей. Чтобы уравнять Петю с Васей в этом случае Пете надо ежемесячно выплачивать безусловный основной доход в размере 180 тысяч рублей (около 1980 долларов по нынешнему курсу). Не всякое государство потянет такую долю от природных ресурсов. Но совершенно очевидно, что, например, 60 тысяч ежемесячных рублей безусловного основного дохода для бомжа Пети – лучше, чем попрошайничество. Он может не сравняться с Васей экономически, но у него будет гарантированная еда, одежда, предметы первой необходимости и надежда на завтрашний день.