Рудольф Волтерс.

Специалист в Сибири.

(Немецкий архитектор в сталинском СССР).

http://www.rgo-sib.ru/book/kniga/169.htm




В 1932 году безработный немецкий архитектор подписал годичный контракт
с советским представительством о работе на стройках СССР.   Условия
показались ему подходящими, так же сыграла свою роль склонность к
авантюризму. Он получил распределение в Новосибирск, где работал на
проектировании городского вокзала и ряда других объектов. Побывал в
командировке в Москве, выезжал в сторону Кузбасса и Томска. Советская
действительность ему не понравилась,   роль иноспеца - тоже,   в итоге
Рудольф не стал продлевать контракт, и по истечению года покинул
Сибирь кружным путем - через Среднюю Азию, Каспий и Москву.

Сразу по возвращению он описал свои впечатления, которые выдержали в
Третьем Рейхе два издания - как можно понять, за сочное описание
русского бардака. В СССР сей опус тоже оценили по достоинству, отчего
автор оказался в категории   не разоблаченных вовремя шпионов, а книга
попала в список антисоветской литературы.

В   Третьем Рейхе   Волтерс сделал карьеру в Тодте - сказалось
знакомство с Альбертом Шпеером. Высокопоставленным чиновником он снова
побывал в СССР - на оккупированных территориях,   где оценивал
возможность использования советского наследия в интересах великой
германской нации.

Денацификация его коснулась слабо, он продолжил работу по
специальности до самой смерти в 1983 году. В течение этого времени он
поддерживал своего патрона, Шпеера, который тридцать лет просидел в
тюрьме. Волтерсу мы обязаны мемуарами экс-рейхсминистра - именно он
выносил записи узника на туалетной бумаге и смог их опубликовать.

Вкратце - это все.

Книга чрезвычайно интересная,   настоятельно рекомендуется к прочтению
всем, кому интересна история Сибири в советский период и вообще
реальный сталинизм, так сказать, в натуральную величину, без пафоса и
без детских страшилок.

От того времени сохранилось крайне мало современных и искренних
мемуаров - именно живых впечатлений очевидцев, а не поздних
воспоминаний, которые поневоле подгонялись под итог событий. Для
страны это были, пожалуй, самые трудные довоенные годы - тогда
решалась судьба сталинской мобилизационной экономики.   Курс на
форсированную индустриализацию поставил страну буквально на грань
выживания.   И Волтерс с немецкой педантичностью сохранил приметы того,
что нашим народ было утеряно в памяти - или искажено, потому что позже
была война, намного перекрывшая тогдашние беды. По понятной причине
дневники тогда не велись, а если они и сохранялись - то в последующие
десятилетия не было никакой возможности их опубликовать, потому что
описание реальности противоречило идеологическим установкам.   До
нашего времени не дошли ни живые свидетели (не страдающие маразмом),
ни реальные дневники.



Я не увидел в книге антисоветчины. Правда есть правда.

Только надо понимать, что правда немецкого специалиста, пусть даже
искренне радеющего за свое дело, не есть истина в последней инстанции.



Например, описания крайне неустроенного быта Новосибирска. Волтерс как
иноспец пользовался привилегиями на уровне верхушки советского
общества - например, он проживал рядом   с комдивом и начальником
ГубГПУ,   а распределители для зарубежных специалистов и партактива
пополнялись по одним нормам. При этом наш герой отметил,   что
безработный в Германии живет лучше,   чем привилегированный человек в
СССР. Как выживают простые люди - он так и не смог уразуметь.

В его описании Новосибирск зафиксирован как чудовищно неустроенный
город, пораженный всеми проблемами, которые только можно представить,
от   голода до нашествия крыс и эпидемий.

При этом Волтерс не обмолвился, что Новосибирск стал городом менее чем
за 40 лет до его появления там, причем половина этого срока пришлась
на войны и разруху, когда устроение быта невозможно - а за последние
годы   население города увеличивалось на десятки тысяч человек
ежегодно.   Скромный   транспортный узел неожиданно получил статус
столицы Сибири и был вовлечен в лихорадочную промышленную стройку,
будучи абсолютно к этому не готов. Странная слепота для архитектора.

Немец- это немец. Навсегда.   В его мире нет новых городов. Нет   такого
понятия. Населенные пункты существуют столетия, если не тысячелетия,
они могут разрушаться, хиреть, вновь входить в силу, но немцу, как и
большинству "правильных" европейцев,   невозможно представить
строительство на необжитом месте..   О том, что города возникают на
пустом   месте, что их надо обустраивать, что проходят поколения,
прежде чем появится устойчивый быт и привычная городская жизнь - знают
только англичане в колониях, американцы и русские.   Европеец же при
виде такой картины начинает подозревать извращение сознания, мол, этот
народ привык так жить и не желает цивилизации даже в малой дозе.
Современным русским также невозможно представить себе европейские
города, насыщенные многовековой историей с устоявшейся столетия назад
жизнью. Большинство русских только во втором или третьем поколении
являются жителями своих мест - а до них в месте их ПМЖ   в
градостроительном смысле была пустота. Русские приобретают навыки
городской жизнью с опозданием на сотни лет от европейцев. Судите сами,
насколько справедливы невысказанные упреки.

Таких примеров много.

Волтерс судит Сибирь как Европу, в то время как ними нет ничего
общего.   И Россию в общем.

Волтерс не мог понять сумасшедших темпов строительства в СССР,
связанной с этим неразберихи, неизбежных потерь и запланированного
брака, причем ценой лишения людей всего самого необходимого, даже еды.
Это недоумение сквозит на всех страницах. Ему кажется, что он в мире
массового сумасшествия, в котором до последнего верят речам по радио,
даже когда действительность опровергает слова - и даже готовы умереть
от голода под   доклад о достижениях в промышленности.   Из вот таких
вот воспоминаний потом рождалась атмосфера романа "1984", тотального
обмана и бреда, ставшего жизнью.

Тут снова вырисовывается проблема непонимания европейцами реалий
описываемой страны.   Они поневоле оказывались жертвами раздвоения
сознания: их уверяли, что Россия - страна европейская, а реальность
всеми силами опровергала это утверждение. Типичный европейский взгляд
на русских   - как на людей, внешне похожих на настоящих людей и даже
усвоивших некие приличные манеры, но при этом азиатов внутри.    Это не
беда европейцев - это вина русской элиты, которая всегда хотела
примазаться к цивилизации. Она виновна в этом заблуждении и в излишне
пристрастном взгляде на русских.

Я не могу сказать, проводили ли с Волтерсом политбеседы
соответствующие товарищи, о чем беседовал он с коллегами - иноспецами
(а там были вполне левые и даже рьяные коммунисты). Не знаю, насколько
сами советские люди разбирались тогда в хитросплетениях политики с
экономикой, а также   - понимали ли они происходившее тогда. В книге
этого точно нет.

Нет понимания, что в России просто неоткуда было взяться настоящей
технической культуре европейского уровня, что до революции страна была
малограмотной и только к приезду Волтерса была решена проблема хотя бы
всеобщего начального образования;   что элитарное университетское
образование до революции не могло обеспечить специалистами нужды
страны и контрактники вроде Волтерса   были рядовым явлением;   что
советские ВУЗы только-только начали насыщать отрасли необходимым
числом выпускников - а им требовалось время и опыт, чтобы стать
настощими инженерами. Неразбериха, поразившая все стороны жизни
тогдашнего СССР -   болезнь роста, а не что-то естественное для страны

Нет осознания трагичности разрыва между промышленностью Европы и
состоянием дел в России: оно было явным даже до революции, а
Гражданская и разруха настолько усугубили отставание,   что стране
просто нечем было защищаться.   И потому государство драконовскими
мерами отбирало у крестьян зерно - главный экспортный товар   - и
меняло его на технологии, станки,   оплату труда иноспецов. Это был тот
трудный, почти людоедский выбор, который   был сделан сталинистами в
невероятной попытке одним прыжком преодолеть   за десять лет целые
десятилетия отставания от промышленно развитых стран, накопившиеся
начиная с царской России, усугубившиеся в Гражданскую и разруху.

Есть достаточно шаблонный американский фильм о русских, правда, снятый
с уважением: "Враг у ворот".   О снайперах в Сталинграде. В буйных
лесах   клюквы, где бродят стада медведей с балалайками,   почти
незамеченным проходит эпизод, в котором голливудцам удалось одной
фразой точно описать дух того времени.

"У нас есть нефть. У нас есть икра. У нас есть деньги. У нас нет
одного - времени".

Это произносит Никита Сергеевич Хрущев (Боб Хоскинс), обращаясь к
снайперу Василию Зайцеву (Джуду Лоу).   Сама сцена роскошного банкета
остается на совести авторов фильма, так же их представления о том, что
в СССР всего было навалом - но фраза, немного немотивинированная
сюжетом, тем не менее действительно могла быть произнесена
руководством страны. Нет времени - и все остальное обесценивается.
Чтобы нагнать время, жертвуют всем, не только водкой и черной икрой -
в этом ключе начальная сцена фильма с атакой безоружных красноармейцев
приобретает иной смысл.

Иосиф Виссарионович как никто понимал это понимал.



Из многих немецких мемуаров вырисовывается любопытная вещь - немцы
отрицательно относятся к русским в массе, но при этом не могут
бороться с обаянием конкретного русского возле себя.

Это многое проясняет в национал-социализме и его отношение к
унтерменшам.   У Розенберга и прочих идеологов наци явно было
адекватное представление   о взаимодействие менталитетов, о том, что
русские при всех своих раздражающих качествах, всегда входят в
резонанс с немецкой сентиментальностью - а потом вызывают в юберменшах
симпатию своей стихийной анархией, легковесным отношением к жизни,
поисками смысла жизни. То есть всем тем, чего   так не хватает
за-"орднунгованному" немцу в тщательно регламентированной   жизни.
Примерно такую же роль для самих русских играют вольные цыгане.

Поэтому теоретики "восточной политики" предусматривали жесточайший
"апартхейд" - разделение на будущих восточных территориях.   Во
искушение, так сказать... Европейцы как-то очень быстро становилсь в
России   русскими, причем   далеко оставляя за собой
оригиналов-аборигенов. Это заметили еще пуритане из английской
Московской компании времен Ивана Грозного.

Вообще, немцы и русские - антиподы, которым необходимо быть вместе как
половинкам андрогина - в   вечной ссоре и в сотрудничестве. Волтерс
вынес резко отрицательный опыт из общения с русским государством, но
при этом с явной ностальгией вспоминал о русских друзьях, о
посиделках, о смешных русских обычаях, о задушевных   песнях под водку
и скудную закуску.

Суровая душа инженера оттаяла и появился перевод русской песни:

Heiliger Baikal, du herrliches Meer...



И еще одна цитата на немецком (не из Волтерса, а из аналогичных
воспоминаний - "Слепящая тьма" Артура Кестлера):

Wir wеrden es besser machen.

(Когда мы начнем это делать (строить коммунизм - прим. мое), то мы
сделаем лучше).

Так говорил такие же немецкие иноспецы, но вполне правоверных
коммунистических взглядов.   Их мнение о способности русских к
созидательному труду совпадало с мнением будущего   национал-социалиста
Волтерса. Их вера в грядущую победу коммунизма осталась незыблемой,
потому что коммунизм всегда был именно верой, а не
социально-экономической теорией. Но при этом они   пришли к выводу, что
русские идут явно не туда. Причем мемуары Кестлера также относились к
началу 30-х, то есть события происходили намного раньше нарастания
репрессий,   договора о ненападении с Третьим Рейхом   и прочих фактов
вроде выдачи антифашистов на расправу гитлеровцам.

А ведь подобные взгляды позволяют по-иному оценить ситуацию.
Тельмановцы были лояльны коммунистической идее и Третьему
Интернационалу, но не СССР и тов. Сталину.   Отношение зарубежных
коммунистов к   стране победившего социализма было скорее
требовательно-пренебрежительное. С одной стороны, они требовали
поддержки (в первую очередь финансовой) своей деятельности, во-вторых,
подспудно сквозила обида за отказ от идеи мировой революции,   от
конных армий, который должны были прорубиться через Польшу к советским
республикам Венгрии и Германии в 1919 году, от замирения с
капиталистами в 1921 году, от   энергичного сотрудничества в 30-е. Наши
"органы" имели право с подозрением относиться к ним, а уж когда в 1933
году в Германии красные   всех сортов шустро перекрасились в
коричневые, то это вызвало недоумение у нас - и соответствующее
отношение.

Как к балласту или к пятой колонне.

В этой же фразе можно увидеть осознание факта, что реальный русский
большевизм Ленина-Сталина   и теоретический коммунизм Карла Маркса
оказались различными. Не только как   теория - и ее реализация.

Проблема оказалась лежащей вне социально-экономической доктрины,
которая добросовестно рассматривала   жизнь как производную от
экономики в категории классов и усредненных общественных интересов. Но
Маркс с Энгельсом делали свои выводы на основании изучения западной
цивилизации, отделываясь невнятными репликами типа "азиатского способа
производства" относительно остального мира. И Россия точно не входила
в круг их изучения, по поводу специфики русского капитализма и
русского пути коммунизму они ничего не писали. Карл Маркс, вдобавок,
как немецкий еврей-выкрест был ярым русофобом, уверенным, что отсталая
Россия - оплот реакции и в таковом состоянии будет как минимум -
дожидаться мировой(=европейской) революции, а как максимум - активно
ей противодействовать как Вандея двух континентов.

Тема   ментальности разных народов и цивилизационных различий в
марксизме отсутствовала, что повлекло за собой трагедию русской
Гражданской войны - потому что ее искусственно загоняли в усредненное
европейское прокрустово ложе.   Многочисленный и организованный
пролетариат должен был вести за собой союзные классы и в мягкой
демократической форме принуждать к счастью бывших эксплуататоров. В
стране, где пролетариат был меньшинством, в жесточайшей войне пришлось
опираться на совсем другие слои населения - репрессивные органы,
бюрократию, привлечение иных народов для контроля над коренными
народами. Эта ситуация усугубила жестокость конфликта и привела к
свертыванию самой коммунистической идеи ради господства победивших
слоев.

А потом, в обратной траектории бумеранга, эта же проблема ударила по
социалистической Европе. Теперь европейцы столкнулись с догмами,
успевшими развиться в СССР.    Это вызвало неприятие не только среди
вполне себе либеральных немцев, поляков, венгров и чехов, но и
достаточно привыкших к тоталитаризму югославов. Запихивание европейцев
в клетку советизма   завершилось тем, что они вырвались не только из
соцлагеря, но и вообще из коммунизма.

Несомненно, был другой путь русской революции, который бы не отторг от
большевиков и центральной власти русское крестьянство, который бы смог
оптимально использовать менталитет народа и особенности его
хозяйствования - вместо того, чтобы безжалостно ломать. Но его
нащупали очень поздно,   спустя годы, когда многое уже установилось и
не подлежало пересмотру.



Для меня мемуары герра Волтерса недописаны...

Мне чрезвычайно интересно, что написал бы он написал через какое-то
время - скажем с интервалом в 15 лет.

В 1948 году. И в 1963- м.

О той же России, о тех же людях.

Ведь он не мог не понимать, что все его смешные и милые знакомые,
несуразные коллеги и невежественные руководители   в сороковых уже не
были такими смешными и недалекими. По линии Тодта он много ездил по
Украине и мог в полной мере оценить результат их усилий - огромные
промышленные районы, которые догоняли   германские по   всем параметрам.
А потом ему пришлось бороться со своими же недавними воспоминаниями -
как, каким образом,   в пустой промерзшей Сибири этими же недоумками в
кратчайшее время была создана современная промышленность?   Волтерс был
инженером, он не мог не понимать, что огненный вал, крушивший немцев,
подразумевал армию ученых с мировым именем, инициативных и опытных
инженеров, квалифицированных рабочих - и сотни современных
производств, которых не было в начале 30-х и которые не могли
появиться при нормальном (для европейца) развитии событий. И раз
советская техника была не хуже немецкой - то и они были не хуже. Как
они могли появиться за десятилетие?

А потом пришлось бы объяснять для себя совсем уж невероятное.

Та же Россия стала ядерной державой. И первая шагнула в космос.

...Спустя четверть века после того, как Волтерс не мог добиться от своих
коллег - инженеров правильного понимания организации труда, простейших
расчетов и привычки мыслить не саженями в деревянном срубе, а метрами
и килограмм-силами в конструкциях



Волтерс молчал. Может, он был слишком занят своими делами и не любил
своих воспоминаний. Может - не нашел сил под старость вспоминать о
событиях далекой юности. Может - чувствовал свою долю вины: он
поневоле подтвердил высокомерный взгляд Европы на Россию как на
страну, которую бесполезно учить чему-то путному. Именно это
высокомерие завело туда вермахт в 1941 и это стало началом катастрофы
1945 года.

Беда всех   западных источников о России - они с разной степенью
добросовестности фиксируют некие факты, но совершенно не видят их в
историческом развитии - ни того, что было до этого, ни того, что стало
после. Хотя достаточно одного поколения или жизни одного человека,
чтобы произошли разительные изменения.   Но они остаются
необъясненными.

Для нас и для Европы.

Поэтому   мемуары о развесистой клюкве превращаются для меня в
увлекательнейший детектив   с попытками разгадать, что же на самом деле
видель свидетель, что он подумал при этом и почему он написал третье -
совсем не то, что увидел и не то, о чем мог подумать.