Аннотация: Фильм о борьбе с инакомыслием в СССР превратился в фильм- прославление СССР
Если непредвзято рассматривать этот фильм, то обнаружится странная вещь.
Фильм, повествующий о борьбе с инакомыслием в СССР, на самом деле воспевает СССР.
Он утверждает - так весело и почти без неприятностей бороться с тоталитаризмом можно было только в Советском Союзе. Что правда - и неправда. Это называется авторское вИдение.
Что ж, у каждого оно своё. И то, что я увидел в "Стилягах" наверняка самим авторам не могло присниться даже в кошмарном сне.
А кто, собственно, герой фильма?
Ну, разумеется, сам Мэлс - советский студент из пролетарской семьи, человек целеустремлённый, типичный строитель коммунизма с единственным изъяном - слишком широким взглядом на музыку и моду. За что и поплатился комсомольским билетом. Его будущее ясно как заветы Партии и Правительства - он выйдет на какую-то стройку пятилетки и ударно завершит её в четыре года. Потому что целеустремлённый, потому что уже перешагнул через культ личности (причём даже вперёд самого Никиты Сергеевича) и дальше будет резать правду-матку в глаза всем вплоть до своего инфаркта. В таких была нужда в те годы - когда страна рвалась ввысь и вширь, когда требовалось сметать всё на пути прогресса. У него будет прекрасная советская семья - ячейка общества из тёщи, малоприспособленной для жизни жены и ребёнка странной масти для средней полосы России. Каких либо других отклонений от нормы у него нет. Он вполне доволен социализмом и социализм будет доволен им.
Как я понимаю, придумать хэппи-энд в "стиляжьем" стиле просто невозможно. Как он мог выглядеть? Как сказка о Золушке, как женитьба героя на дочери миллионера из США - или как карьера спекулянта грампластинок? Многие стиляги прекрасно вписались в советскую действительность.
Идеал человека в фильме - отнюдь не стиляга. И не пламенный борец с ними. Это человек из народа, работяга, олицетворение здравого смысла и юмористического добродушия. Это колоритный папаша Мэлса.
Ему нечего терять, как всем остальным отцам и матерям стиляг, которые думают не о своих детях, а о собственной карьере. Дальше коммуналки не сошлют, больше станка не дадут. Он достиг всего сам в жизни (пусть немногого) и жизнь сама нуждается в таких как он. Он - тайный хозяин этой жизни, благожелательный Бог-Создатель, который вмешивается только тогда, когда в окружающем мире случается нарушение мировой гармонии.
Баба не дождалась мужа с фронта - пинком под зад.
Пришла другая баба на сносях - дать место в коммуналке, освободить свою кровать.
Родился очаровательный мулатик - "наш". И точка.
Со времён реального генерала Лебедя и его кинематографического двойника в "Особенностях национальной охоты" у нас у всех на подсознательном уровне преклонение перед героями с фразами максимум из пяти слов. Коротко, чётко и доступно.
Гармаш вписывается в этот образ. Хотя бы в трусах и растянувшейся майке, а не в генеральских погонах. Он говорит меньше всех, а запоминается больше всех.
В "стиляжничестве" сына нарушения миропорядка он не видит. Пусть дурит, пока молодой. Потом жизнь сама его образумит.
Не рискну предположить, что авторы фильма искренние поклонники пролетариата. Таковые в советском искусстве исчезли примерно в годы действия фильма. Чванное пренебрежение к простонародью, к их нравам и образу жизни должно быть в крови у столичной творческой интеллигенции - весьма циничное, поскольку пролетарская тема была весьма прибыльным заказом и вокруг неё подвизалось множество "творцов". Причём умудрялись они жить в условиях, гораздо лучших чем герои их произведений. И генетически это могло передаться создателям "Стиляг".
Вот тут и проявляется одна из странностей фильма - каким же ненавистным должно быть настоящее, чтобы с ностальгией вспоминать о коммунальном быте, примитивном образе жизни и суровых трудовых буднях, а также с теплотой - о простых людях. Пусть даже подсознательно противопоставляя их вроде бы настоящим героям - "стилягам", ярким, раскованным и сексуальным.
Мирок стиляг хрупок и уязвим. Они мельтешат, в любой момент ожидая предательства и распада. Причём главный их враг - не суровые комсомольцы, милиционеры в белых кителях или товарищи в одинаковых плащах. Они борются с самими собой. Они во власти своих собственных соблазнов. Они выбирают, какой соблазн сильнее - яркое, но опасное "стиляжничество" или же тусклая, но уверенная советская действительность. Это не выбор между свободой и не-свободой. Это влечение к двум центрам притяжения. Тут действует не осознанный выбор, а условный рефлекс на внешние раздражители: что же окажется сильнее, влечение или боль.
Сильнее боли оказываются немногие. В первую очередь, сам Мэлс. Возможно - Боб (его тюремная судьба не показана, но очень уж хочется в это верить). Поли-Польза готова смириться и ради ребенка отказать от компании стиляг. Заводила Фред просто предает их. Как справились бы с испытанием остальные, в фильме не показано, но что-то не похоже, чтобы они напевали джаз, когда коммуняки вырезали бы у них на груди узор галстука "пожар в джунглях".
Получается, что стиляги слабее окружающего их мира, как бы им не хотелось, чтобы было наоборот. Суровый мир "скованных одной цепью" сильнее. Причём не количественно, а своей внутренней правотой. И жизнь стиляг - подарок от этого мира, разрешение на "танцуй, пока молодой".
Даже в интимном окружении главного героя уверенно побеждает "комсомолка - спортсменка - отличница, и, наконец (что неизбежно), красавица" Катя. В чине секретаря комсомольской организации факультета столичного ВУЗа, если судить по намёкам. Отнюдь не из стиляг.
Если пассионарность комиссара Кати хотя бы процентов на десять сублимируется в секс, то она эта огненная штучка заткнет за пояс всех чувих и барух вместе взятых. Не то, что фригидную динамистку Поли-Пользу. Честно: Акиньшина блистательно играет типаж Мэрилин Монро, то есть намёк на секс в кино без всякой актёрской игры и самого секса. Гендерную деталь интерьера. Если бы бедняга Мэлс был бы знаком с рекламой как зрители "Стиляг", он бы уяснил простую вещь - в цветной обёртке и в рекламе нуждается только некачественный товар. Качество не рекламируется, им пользуются избранные, которые не нуждаются в расширении круга причастных. Поли-Польза пуста как содержание гламурного журнала и столь же интересна. Катя-Комиссар ее переигрывает как актриса и как типаж. Они великолепна во всех сценах: когда уверенно командует своим эскадроном, пардон, отрядом дружинников, когда в попытке вернуть заблудившегося товарища предлагает ему самое святое, что у неё есть (кроме Родины, разумеется) - девичью честь, когда громит предателя - с болью в сердце и с верой (в том же органе) в правильность своего дела. И если такие люди были типичны для СССР - то честь и хвала такому обществу, которое их воспитало и поставило на руководящие посты. А Поли - что ж, она позволяет просто себя любить, сама не делая к этому никаких усилий. Типичный рекламный продукт общества потребления, который ничего не даёт потребителю.
СССР презентуется как страна достатка и изобилия (хотя в пиджаках и обуви). Последнее - в идеологически выдержанных чёрных и синих тонах. Приятно слышать такое о 1955 годе, но вынужден отметить, что представления мальчика из высшего общества о стране своих отцов слишком уж идеалистичны.
Вот Мэлс за неделю-другую экранного времени на разгрузке вагонов зарабатывает на модный прикид, потом - на качественный ИМПОРТНЫЙ саксофон (в СССР джаза и инструментов для него нет). О зарплате грузчиков в пятидесятых ничего сказать не могу, но в семидесятые-восьмидесятые, когда на этом поприще подвизались студенты, заработанных каторжным трудом денег едва хватало на еду: чтобы заработать на совковый пижнак "в три рубчика" надо было пахать минимум месяц. Импортная модная вещь стоила в советские времена в несколько раз дороже советского же аналога: сверхмодная "суперовская" - на порядок. То есть бедняге Мэлсу ради соответствия эстетическим вкусам своей новой компании пришлось бы корячиться под мешками по самого рождения своего сына зимою, так и не узнав о его существовании.
Это простое обстоятельство многое объясняет в социальном происхождении настоящих стиляг. На экране они представляют все слои городского населения - от рабочих до высших чиновников. В реальности же они были избранными, куда простолюдинам пробиться было просто невозможно как по сословным соображениям, которые в советской бюрократии уже имели место быть, так и по материальным - у простого народа не могло быть средств на покупку атрибутов "стиляжьего" образа жизни.
Прототипами героев "Стиляг" могли быть дети дипломатов (как Фред), партийно-хозяйственных работников (как Поли-Польза), на худой конец отпрыски еврейско-медицинских семей (как Боб). Последнее для 1955 года, разгула борьбы с космополитизмом и затухшим недавно "делом врачей" - сомнительно. Ну, и обслуживающие товарищи из неизбежно возникающей инфраструктуры нового образа жизни - от спекулянтов до проституток.
Пролетариат и колхозное крестьянство своё стремление к свободе и красивой жизни выражало в других формах, которые для московских творческих кругов остались незамеченными.
Ну и напоследок ключевая фраза. Причем не только к фильму, а к пониманию Великой русской мечты. Сто, а то все двести лет, мы всё верим, что где-то люди живут лучше нас, что ТАМ - настоящая свобода, что только стоит стать ТАКИМ - и у нас всё будет хорошо.
Фильм ставит крест на этой иллюзии. Лучше поздно чем никогда. Пусть даже спустя 20 жутких лет приобщения к ТАМОШНЕЙ свободе.
Фред, вернувшийся из Америки, сообщает страшную новость: "Оказывается, стиляг в Америке нет. Таких как мы, сразу же отправляют в психушку".
Да, именно так дело и обстоит.
Борцы за свободу в смысле "западного свободного образа жизни" (в кавычках штамп) на самом деле боролись не за приобщение к реальным образцам свободы, а неизвестно за что. Просто за возможность самовыражения.
Граница между свободой и не-свободой проходит отнюдь не по "железному занавесу", как утверждал Уинстон Черчилль и во что свято верили советские инакомыслящие от стиляг до межрегиональной группы в Верховном Совете СССР. Увы, она проходит внутри общества - между жлобами и не-жлобами, между конформистами и теми, кому элементарно противно подстилаться под общий образ жизни. И не только в обществе - в самом человеке. Еще цитата из фильма: "Как сказал буржуазный писатель Антон Палыч Чехов, надо по капле выдавливать из себя жлоба".
Слушание джаза, рок-н-рольные танцы и пропись в Конституции РФ демократических свобод не имеют ничего общего с постижением подлинной свободы. Она совсем в другом. В чём - до сих пор неизвестно. Но уже точно не в копировании любого чужого опыта. Пусть даже ТАМ он дал прекрасные плоды. Но когда мы начинаем обряжаться в пёстрые импортные шмотки, не понимая, зачем, то кое-кого точно надо засунуть в психушку.
Мне отчего-то кажется, что советские диссиденты были единственными свободными людьми своего времени - не только в СССР, но на всей Земле. Причём в достигнутой им свободе они превосходили даже свои западные образцы для подражания и тех, кто влиял на них оттуда. Тому, кто духовно вырывался из оборотной "тёмной" стороны советского строя, было уже ничего не страшно и они, редкое явление для человечества, становились настоящими людьми. К сожалению, нашу жизнь определяли не они, настоящие скрытые "стиляги", а примазавшиеся к ним жлобы. И это справедливо. Потому что наши беды - в отсутствии нашей собственной свободы.