Аннотация: Исторический очерк о Великой Тартарии (пояснение к "Библиофилу")
Краткий извод о Великой Тартарии.
Строго говоря, судьба Великой Тартарии суть история христианизированного славянского (по говору) государства оригинального политического устройства в Центральной и Северной Евразии начиная с первых веков от Р.Х и заканчивая восемнадцатым столетием.
В этом смысле она должна отделяться от истории предшествующих Да-Арии в Арктиде, Беловодья и Семиречья в Сибири, так они не были христианизированы, а также Лебедии - Руси-России, с которыми хоть имела общее происхождение и вероисповедание, но при этом находилась в сложных политических отношениях. Вот эти отношения составляют определенную трудность в вычленении собственно тартарийской истории, так как многие события, относящиеся прямо к тартарам, переносятся на окрестные народа.
Предшественники - Арктида и Беловодье (от ста тысяч лет до Р.Х - четвертое тысячелетие от Р.Х.)
Тут автор вынужден приводить мифы и легенды, неясные от дальности лет, и, паче того, от множества искажений в передаче малоразумеющими людьми.
Народ, который мы знаем как отдаленных предков тартарийцев, выводил себя от Пришельцев со Звезд.
Осколки его некогда обширных преданий выстраиваются в следующую последовательность.
Планета "твердь" Земля была выбрана как место спасения нескольких звездных рас от нескончаемой войны в Великой Беспредельности. Те, кого потом память потомков назвала "богами", вывели с нескольких миров по обитавшему там народу, которые дали начало земным расам - белой, желтой, красной и черной. Наша повесть касается белой расы, известной по позднейшему названию расенов - рассеянных. Они заняли материк в Арктике - Арктиду, некоторое время, исчисляемые сотнями или десятками тысяч лет благополучно проживали там. Позже, от бедствий какой-то войны, бежали в область, ныне именуемую Сибирью - а тогда Беловодье или Семиречье (в чем разница этих двух названий - не совсем ясно).
О том времени известно буквально одно - что оно было.
Известное нам европейское мироздание не в состоянии передать особенности мира да-арийцев.
Надо заметить, что, если "планета" в современном астрономическом смысле имеет эквивалент "твердь" в древнем наречии, то нынешнее понятие географической области передает лишь часть смысла да-арийского "материк". Белая раса в таком случае говорила "окоем" - то, что видно глазу, что ощутимо физически, имеет пространственные границы на земном шаре. Их же "материк" был сочетанием нескольких пространственных слоев, связанных магически, и магически закрепленном - "укорененном" на земной поверхности: они назывались "мирами". Да-арийцы имели представление о физическом космосе, о его строении и протяженности, в чем их знания совпадали с европейской астрономией, но при этом они одновремено с этим жили в космосе другого рода, с мирами в других измерениях, временах и с какими-то еще иными чертами. Они жили на пересечении этих двух (может - и более) космологий.
Весьма схожее учение проявилось в двадцатом веке в трудах русского теософа Даниила Андреева - сам же он решительно отрицал какую-то преемственность от людей и возводил свои идеи к мистическим откровениям. Но сама идея подозрительна схожа с картиной мироздания да-арицев и вызывает закономерное подозрение: так ли уж тщательно укрыты от современного человека знания белой расы со звезд? И нынешние расхожие представления о пространственных порталах и связях с иномирьем показались бы да-арийцам детским лепетом, но при этом вполне здравым.
Для жизни в иных мирах с иными законами бытия да-арийцы использовали особые умения, которые бы мы назвали магическими, то есть не имеющими аналогов в действующих в "земной тверди" физических законах и трудовых процессах. На пересечении миров непонятные работы и явления всегда воспринимались как чудо, как проявление невероятного - а для знающих людей бы казались обыденными и ожидаемыми. Это обстоятельство всегда надо припоминать при описании многочисленных чудес и легенд, которые сопровождают историю тартарийцев.
Арктида и Беловодье географически располагались над Северным Ледовитым океаном и над Западно-сибирской равниной: а над плоскостью льда и тундры ледникового периода слоенным пирогом накладывались миры, в которых пространственные туннели вели в другие уголки Земли и иные миры, "строились" обиталища из разумных лесов и возделывались энергетические плантации, возвышались невероятные строения, видимые с поверхности Земли, но недосягаемые с ее поверхности, сияли неведомые светила и веяли огненные ветры. Есть какая-то закономерность в том, что обители белой расы располагались над самыми плоскими земной поверхности - плоской равниной и плоскостью вековечного материкового льда, но в чем тут дело, сейчас предположить невозможно. Да-арийцы мало-помалу осваивали самый нижний ярус своих миров, земной, вот только встретить следы их деятельности невозможно - в ходу были магические технологии, имевшие воздействия на земное бытие без оставления материальных следов.
Арктида в этом отношении имела мало отношения к Земле, как бы "парила" над ней - Беловодье опустилось на земную поверхность.
Многие ученые тартарийцы впоследствии предполагали, что постоянная теллуризация - "оземнение" поколений потомков белой расы связаны не только с угасанием магических знаний, но и с каким-то малопонятными явлениями расхождения "миров", которые делали излишне сложным - или вовсе невозможным - ту связь, которая представлялась между мирами в Арктиде - и, уже в ослабленном виде, проявлялась в Беловодье.
Эволюция на земной тверди породила несколько форм пред-разумной или почти-разумной жизни, несколько цивилизаций, предшествующей общечеловеческой. Разумные динозавры, коллективные насекомые, дельфины и допотопные слоны создавали свои сообщества. В нескольких мирах, соприкасавшихся с мирами Арктиды и Беловодья, происходило нечто схожее с тамошними обитателями - жаль, что мы ничего не знаем о них и об их участии в построении миров. Скорее всего, звездные расы с ними не встречались и уж точно не взаимодействовали. Расы пришельцев со звезд сосуществовали с земными гоминидами, к тому времени давшими буйное разнообразие форм и направлений развития: твердь заполонили травоядные гиганты, свирепые человеко-гиены, робкие люди-выдры - и многие другие. На это мощное, но дикое древо была произведена прививка разума; к плоти добавлена душа.
Человек современного облика стал таковым в ходе естественных процессов и искусственных воздействий, которые изменили физиологию, подкорректировали биохимию, перевели инстинкты на стадию сознания. Воздействие со стороны звездных пришельцев производилось на таких уровнях, которые современная наука на в состоянии уловить и оценить. В Тартарии существовало учение о том, что пришельцы иномирья облекались в тело земных обитателей, как, к примеру, человек обыденно выбирает тулуп для мороза или ищет легкое платье в теплом климате. Так что когда мы говорим о судьбе белой расы на Земле, то правильнее говорить об облагораживании дикой чащи; одна из линий гоминид была преобразована, чтобы стать вместилищем для пришельцев, которые бы иначе не выжили в иной тверди. Возможно, к человечеству были привиты не только четыре известные нам звездные расы, но и кто-то еще, о чем звездные "боги" могли только догадываться. Так появилось то, что мы называем современным человеком - он, безусловно, плоть от плоти земной тверди, но в нем прорастает семя иных миров, что определяет его облик и разум. Это поистине уникальное творение, так как в нем дремлет множество потенций, и одно из них - возвышение вновь до уровня своих звездных предков. Двойственность человеческой натуры всегда остро ощущалась тартарийцами. потому что для них чересчур явно было борение этих начал - и в ней не всегда побеждал разум. Предки тартарийцев и сами они были свидетелями деволюции, нисхождения своей расы. И только вера позволяла им надеяться на грядущий подьем. Мотив исхода из звездного Эдема в земную юдоль, правда, вполне добровольного, а не насильственного, был явен беловодцам задолго до христианизации их потомков-тартар.
Беловодье населяли первые поколения озаренных людей, в полной мере сочетавших мудрость звездных предков и земную мощь, с помощью которой они могли преобразовывать природу. Вероятно, из воспоминаний о тех поколениях рождены легенды о титанах и исполинах древности в сказаниях многих народов, о царившем золотом веке. Точнее - здесь был оплот белой расы. На земной тверди укоренились несколько таких обиталищ потомков черной, желтой и красной рас, за каждой из которых проглядывали свои иномирья и тянулся шлейф миров, с которыми уже терялась связь. Каждый из оплотов имел свой образ жизни и уклад хозяйствования, которые соседи не могли ни уничтожить, ни поработить - хотя войны между ними не были редкостью. Предания сохранили предания о битвах воздушных флотов, походах огненных копейщиков, рейдах мамонтовых эскадронов. К счастью, сии красочные - но и печальные - картины заслоняются сценами мирной и процветающей жизни.
Историю Беловодья приходится описывать в тесной связи с натуралистической историей Земли, поскольку свои силы легендарная страна питала в земной тверди. Беловодье пережила ледниковый период и его окончание на плоскостях Восточно-европейской и Западно-сибирской равнин. Перипетии сибирского отдела нам известны более, так там долее остальных удержались свидетельства о старине: но, в целом, многомиллионный народ вряд ли имел какие-то отличия в разных концах своего местопребывания, так что описанием собственно Беловодья мы повествуем о всей белой расе.
Материк Беловодье справедливее именовать не землею, а земноводьем из-за обилия рек, озер и болот, которые оттесняют сушу. Западная Сибирь имеет вид плоского блюда, чуть наклоненного в сторону Ледовитого океана - а с трех других сторон возвышаются высокие бортики: горные системы Урала, Тянь-Шаня, Саян. В пору падения Арктиды бортик возвышался и с северной стороны, со стороны океана, откуда на твердь наползал ледник. Внутри плоскости равнины скапливались воды гигантского озера - пресного моря, окруженные на возвышенностях тундростепью. Нам бы этот вид показался бы донельзя унылым и безжизненным, но для тогдашних обитателей он был обжитой пажитью.
Среди многих умений, вывезенных предками тартарийцев со своей родины, первейшее занимало возделывание водяного жита. Последние его пажити исчезли полтысячелетия назад, да и те были не более чем напоминанием о прежнем укладе, на котором расцвела удивительная цивилизация. Жито описывается как паутина водяных корней, которые частично укоренялись в донном иле, а большей частью висели в толще воды, насыщаясь влагой и питательными веществами в течении; густая подводная поросль выносила на поверхность клубни большого размера. В пору Беловодья было множество сортов водяного жита разного качества, вкуса, сроков и условий произрастания, которые позволяли вволю питать население. Тартарийцы позднее сокрушались, что в их распоряжении оставался только один из сортов, способный вырастать за короткое сибирское лето в протоках и пойменных озерах - а все прочие были утеряны. Жито не было манной небесной, прихотливо падающей с неба: она требовала постоянного и слаженного труда многих и многих тысяч работников на огромных плантациях, тянущихся в поймах сибирских пра-рек и по побережью Срединного ледникового озера. Связь белой расы и жита дает нам драгоценную возможность приоткрыть краешек завесы над тайной их утерянной пра-родины: обстоятельства намекают, что наши далекие звездные предки выросли среди обширных водоемов.
Весомой добавкой к житу были невообразимые стада животных, заполнявших тундростепь - олени, сайгаки, лошади. Эти стада тщательно изучались и отбирались в массовых облавах на мясо, никогда не доводя дело до полного уничтожения. Вопреки расхожему представлению беловодцы никогда не охотились на мамонтов, так как считали их разумными существами и использовали как ездовых животных.
Наши впечатления о климате того времени протестуют против картины многолюдной и высокоразвитой цивилизации на фоне обрыва ледяной толщи, бесконечной зимы с крохотным промежутком на робкое лето, застывших подо льдом рек и тому подобному. Так бы и было, если не принимать в внимание возможность жизни в нескольких слоях - мирах: земная твердь была пашней (пусть и водяной) и скотным двором, а "города" Беловодья словно "плавали" над Землей. Об образе жизни предков тартарийцев нельзя сказать ничего определенного: нам известны описания дворцов, капищ, то есть общественнных сооружений, но какова была частная их жизнь - неизвестно. Они могли жить рассеяно, над своими плантациями, собираться в городские скопища или "плавать" по иномирным течениям над земной твердью, останавливаясь только по мере необходимости. Иномирные "города" блистали полярным сиянием или соцветием исполинских звезд над сверкающим снегом.
Конец процветанию Беловодья опять положила война; как водится, нам трудно понять, кто боролся против кого, как были в нее вовлечены сибиряки, наконец, была ли она порождена внешней угрозой или же порождена междусобицей. Но что-то буквально в один миг разрушило "материк" Беловодья, укорененные к Семиречью миры отсоединились, бОльшая часть белой расы исчезла, уцелевшие после потрясения собрали только осколки былых знаний и умений.
Позже мы вернемся к "погашению" Беловодья, поскольку она получила неожиданное толкование в антропологии тартарийцев, возможно, отчасти даже правдивое.
Первое рассеяние. Великая Скифь-Семиречье (третье - первое тысячелетие до Р.Х)
В ту эпоху проявляются характерные черты будущей Тартарии, главная из которых - сочетание очагов прежнего уклада в окружении угасания былого величия.
Жизнь в рассеянии дает несколько достоверных примет, последствия которых можно было проследить в историческое время.
Беловодье породило множество изгоев, которых наказывали изгнанием за какие-то провинности. Наказание считалось самым страшным и почиталось хуже смерти - а смертная казнь у них не была в применении. Кое-кто из изгоев спасался от неминуемой смерти и сбивался в кланы первобытных охотников, которым приходилось выживать без магических умений своих сородичей. Им приходилось бороться друг с другом, с изгоями других рас, с другими видами гоминид, с дикими животными и безжалостным климатом. Археология представляет нам следы этой тяжелой жизни; в ней вырабатывались начала новой цивилизации. Перелом в их положении был связан с "погашением" Беловодья, когда вынужденным изгоями стали многие и многие тысячи беловодцев - не всем удалось восстановить прежний уклад жизни, вернуться в эфирные города и к пажитям. "Падшие" на земную твердь перенесли многие знания и умения, которые стали применять в новой жизни. Вместо магии иномирья, которая не действовала на Земле - или с ослабленными последствиями - они стали развивать земные технологии: выделывать орудия из металла, осваивать местные растения для выращивания в качестве пропитания, понимать необходимость общественного блага.
Белая раса разделилась на две ветви: не сохранивших верность старинному образу жизни - и на тех, кто принялся деятельно осваивать новые поприща. Долгие поколения связь между двумя потоками сохранялась, потом, со временем, угасла. Позднее тартарийцы верили, что только постоянное пропитание житом дает необходимые способности к жизни в иномирье и необходимую ясность сознания для восприятия высоких истин: жито подпитывало ту часть человеческого существа, которая досталась им от звездных предков. Земная пища не давала такой возможности и звездные потенции угасали в человеке - не сразу, с годами; а спустя поколение положение делалось необратимым. Вернувшиеся к расенам земные родичи могли воспринять лишь часть мудрости белой расы и выполнять только самую грубую работу в их жизни. Все же, потомки "падших" в поисках мудрости приходили в тартарийские очаги, сами же расены, иным из которым в тягость были строгие порядки и непрерывный труд на пажитях, искали воли на земле.
Расены были известны и почитаемы всеми народами Евразии: они считались далекими родичами, носителями утерянных знаний и учителями заблудших народов. Часто они жили отдельными сословиями вроде брахманов у древних арья.
Миролюбие расенов не давало поводов к вражде; пажити жита мирно соседствовали с делянками зерновых падших, рабы им не были нужны, а земных красавиц они предпочитали привлекать скорее лаской и дарами, чем умыканием. В тех случаях, когда кого-то внешняя беззащитность расенов вводила в искушение, то следовала быстрая расплата - последние сохраняли боевые навыки, магическое оружие и сооружения, плавающие в эфирных потоках иномирья. Спасения от них не было.
Поселения расенов располагались в руслах рек великих равнин по обе стороны от Урала и на озерах сердца Азии. Уменьшившись в числе, по сравнению с легендарной порой Беловодья, и потеряв единую страну от океана до океана, они все же продолжали вести прежний образ жизни, выращивая жито на мелководьях. Эфирных городов уже не существовало, поселения расенов прочно стояли на земле, преобразуясь с потребностью климата тех мест. Некоторые умения обитания в надстоящих иномирных слоях у них остались, так как даже тартарийцы тысячелетия спустя владели "эфирными башнями". Бурная жизнь племен их земных родичей обтекала мирные очаги, почти не затрагивая их раззорениями. Чаще распри вспыхивали между сами расенами, приводя к уменьшению их числа. Не было известно ни одного случая, когда бы очаг расенов возглавил племя или объединил вокруг себя окрестные племена - зато очень часто расены увлекали за собой падших как пророки или наставники.
К тому времени потерял всякое основание запрет на смешение рас, вполне оправданный во времена Арктиды и Беловодья, поскольку оземнение звездных пришельцев стерло все бытовавшие различия. Очаги потомков белой расы стали открыты для всех других - а уж смешение падших шло давно и порождало разнообразный облик земных народов.
Высокая (степная) Тартария (первые века от Р.Х - начало первого тысячелетия от Р.Х)
Сами тартарийцы числят свое появление двадцатыми годами от Рождества Христова, то есть от времени пребывания Спасителя в Большой Индии, от первой общины азиатских христиан - индийцев, натурализованных греков-явана, шаков-скифов, бехдинов Ирана и прочих. Сие представляется маловозможным, если вовсе невероятным - такая община несомненно существовала, но расены из Семиречья примкнули к ней позже, ближе к концу первого века от Р.Х. европейского летоисчисления. Хотя вовсе не исключено, что первым пресвитером общины, Пред-Святым по тартарийски, действительно мог быть расен, выходец из Сибири, как утверждают предания. Они называют его Золотым Конником, в чем можно видеть туземный перевод какого-то имени, и указание на воинское призвание. Шаки в те времена действительно ордами пролагали свой путь через Крышу Мира к теплым морям, предки тартарийцев вовлекались в это движение. Возвратным потоком гонцы Благой Вести вернулись в пределы расенских очагов.
Расены жили тогда удаленно от тогдашних государств, впервые связавших Евразию стальной цепью империй: благоразумно поодаль, чтобы не испытывать на себе их хищную суть, но имея вполне здравое представление о том, что там происходило. Они чувствовали, что древний мир был преисполнен ожидания Нового Слова, и сами искали его: учения пророков-расенов через варваров распространялись среди низших сословий, да и сами расены неоднократно общались с мудрецами античности, не скрывая правду о своем происхождении. Гиперборея была известна эллинам и римлянам, Шветадвипа - индусам, Хара Березайти - иранцам. Представление о Севере как о царстве свободы и мудрости подвигало многих искателей истины цивилизованных стран к путешествиям в манящие загадочные земли; не думаю, что кто-то из них вернулся, даже преодолев тяжелый путь, так как они встречали в расенах мир, намного превосходящий их собственный.
Общее тревожное ожидание истины вполне захватило расенов, плодило множество предсказаний и верований, в которых расены то следовали поучениям южных народов, то сами давали их. Загадочный митраизм, который неожиданно захватил Римскую империю и также внезапно сгинул, обязан своим происхождением одному из вероучений расенов. Небесный Конник, сын Бога-Творца, надзирающий за людьми, и бог-бык, жертвующий собой ради мироздания - вот верные приметы той эпохи, сохранившиеся, кстати, донесь. Так что первые проповеди о пришествии Бога-Сына возбудили живейший интерес.
Ряд свидетельств позволяют утверждать, что воздействие Христа не ограничивалось земной твердью, что духовные импульсы проникли в иномирье и по-своему повлияли на магические практики. Какие-то связи оказались разорваны, некоторые - наоборот, усиленны. Проповедь открыла порталы в неизвестные миры и наглухо закрыла другие: надо полагать, вечная война с существами Зла приобрела небывалую остроту и размах.
Впрочем, благовестие бы не вышло за рамки духовной жизни, если бы не одно обстоятельство. Христианство было обращено абсолютно ко всем - и те, кто приняли его, ощутили новое родство в Святом Духе. Чувство это было внове для расенов, поскольку они ощущали себя потомками угасающей расы, отделенной как от других рас пришельцев со звезд, так и от своих земных далеких родичей. Возникшие общины состояли из потомков всех звездных рас и бывших падших, которые впервые оказались едины и равны между собой; прежний порядок почитания по происхождению был оставлен и заменен на новый - по благодати. Духовные вожди оказались во главе общин, а новые общины обращенных из-за привычного почтения перед расенами возглавили племена. Этот нравственный подъем привел к политическим изменениям: такие общины стали семенем нового народа - тартарийцев, и ядром нового государства - Тартарии.
Итак, тартарийцы стали христианами, считали себя таковыми - но были настолько странными, что ортодоксы отказывали им в этом праве.
Крайне упрощенно и кратко особенность тартарийской христологии заключалась в признании непостижимость факта Богоявления и в возможности множества его интерпретаций. Тартарийцы твердо стояли на том, что ипостась Единого Бога снизошла в тварный мир ради его Спасения - но что этот центральный факт космологии воспринимается в разных мирах и среди разных народов по-разному, соответственно особенностям их мировоззрений. Эта мысль для наглядности иллюстрировалась расходящимися волнами от брошенного в воду камня - огибая препятствия, накатываясь на берег, сталкиваясь друг с другом волны теряют четкий концентрический рисунок, искажая и видоизменяя картину; или же свет свечи в системе зеркал приобретает множество видов, среди которых трудно отыскать полный и четкий, и, уж тем более, отыскать сам первоисточник.
Отражение и Преломление - так они это называли. Для тартарийцев Иисус Христос представлялся наиболее полным Воплощением Богоявления, но они тут-же оговаривались - из доступных им самим; они не считали себя в праве считать неверными представления индуистов о Кришне, буддистов - о Гаутаме, кечуа - о Кон-Тики - и так далее. Для них это были Отражения одного и того же события, но по разному воспринятыми.
Более того - эта концепция распространялась не только на пространство, но и на время. Время понималось ими не в европейском представлении как о равномерном процессе, имеющим только одно направление - а нечто вроде жидкости, то есть, способное течь в любом направлении, лишь бы был уклон; замедлять течение, застаиваться, дробиться и сливаться вновь. Импульсы от Нисхождения расходились по всем мирам, подчиняясь внутренним законам, в том числе "обратно" в прошлое.
Отражение Христа проецировалось в прошлое так же, как и во все стороны света. Богоявление присутствовало во многих верованиях еще до появления дома Давидова. Орфей, снисходящий в Аид, и Вакх, растерзанный своими последователями, чтобы дать им вечную жизнь - тоже Отражение Христа, Блик от Его Лика. Да-арийцы и расены были христианами до рождения Христа, потому что верили в единого Бога-Творца, его ангельскую иерархию - "богов" легенд, в возможность Спасения через Христа, в причащение во имя Его.
Более того - многие события их история, словно освещенные новым светом, получили христианское переосмысление: их исход со своей пра-родины как спасение от власти Дьявола, поучения "богов" как предвозвестителей новой веры, а особенно - "погашение" Беловодья. Причины последнего, мало того скрывались в тумане тысячелетий, не были связаны с Землей, и оттого сугубо непонятны. Все-же устойчивая легенда повествовала о том, что потомки белой расы были призваны на войну, которая продолжала бушевать даже после их бегства. Изнемогающие в последних усилиях "боги" воззвали о помощи - и Беловодье единым порывом откликнулось на их призыв, даже осознавая, что после ухода миллионов мужчин окажется в запустении и упадке. Но призвали их на битву будущего - на смертный час Апокалипсиса, на Битву Конца Света, когда Добро и Зло, Господь и Дьявол сойдутся лицом к лицу. Там, в непредставимых пространствах, где тысячелетие можно зажать в горсти, идут к полю Последней Битвы светлые рати со всей вселенной, и среди них - эфирный ветер развивает гордые стяги Беловодья над полками огненных копейщиков.
Нетрудно понять, чем было вызвано такое усложнение. Для христиан античности и средних веков весь мир ограничивался Средиземноморьем с прилегающими островами - Европой, Азией и Африкой, а вся история Земли умещалась в пять тысячелетий от Творения или Девкалионова потопа. Тартарийцы же в своих схолах заучивали собственное родословие, в котором их предки вели битвы в Великой Беспредельности, куда свет солнца пролагает путь за тысячи земных лет, в которых воевали расы ино-твердных существ - и не существ даже, они граничили с мирами разумных деревьев и кентавров, и подозревали о других невероятных вещах. Бог "избранного" народа или общины верных, запертый в укромном уголке вселенной, в крохотной Палестине, для них был непонятен - более того, он не был бы Господом Богом. Бог - для всей необозримой вселенной, в бесконечном множестве ипостасей - или это не Бог. Каким может быть Спаситель для существ, к примеру, не знающих смерти личности, а вечное деление и почкование вместо этого? Какую часть Его учения они воспримут - и можно ли по этой части считать их христианами?
Земное человечество даже не задавалось такими вопросами. Для потомков пришельцев со звезд они были насущнейшими, ибо позволили им найти свое место во вселенной.
Отголоском споров эллинских догматиков с чем-то, близким поучениям тартарийцев, можно встретить даже в никейском Символе Веры, в той части, которая буквально и отчетливо привязывает Богоявление ко времени Понтия Пилата, то есть настаивает на факте Богоявления именно тогда и в том месте- как ответ на тартарийскую веру в то, что это драматичное, подлинное - но все же Отражение - чего-то, что человек просто не в состоянии представить. Тартарийское христианство можно объяснить теми обстоятельствами, что начало ему было положено еще до Крестования и Воскресения, и развивалось оно вдали от воодушевления народов Средиземноморья, которые присутствовали при сих знаменательных событиях. Впрочем, тартарийцы были не одиноки в своем восприятии миссии Христа, перекличка их взглядов встречатся то в учении гностиков, то в монофизитской ереси, то в угасших ветвях христианства вроде арамейского или иудо-христанского.
Впрочем, перечисленное мною осталось чем-то герменевтическим - не из-за того, что скрывалось, а потому, чтобы непривычно для восприятия. Первых тартарийцев объединяли вера в Христа и почтение ко всем верованиям. Земные племена перенесли преклонение перед расенами на новое учение, связанное с ними; Великая степь от Балкан до Ордоса незаметно для себя стала христианизированной, оставшись при почитании своих богов, предков и духов.
Новая вера пробудила силы, пребывавшие доселе под спудом. И скоро империи древности почувствовали на себе мощь народившегося исполина.
Расены действительно пребывали в покое над войнами и бедствиями, овладевшими земными людьми. У них был свой верный источник питания, за который им не надо было спорить с соседями, и они при случае могли защитить себя от набегов. Они жили среди тех, кого на многообразных языках цивилизации называли варварами: симпатии их были на стороне этих невежественных, но простых и честных людей. Расены недолюбливали империи, которые разбухали далеко на юге от страданий рабов и простых крестьян, от захваченных богатств, от постоянной охоты на варваров - но предпочитали держаться в стороне от схваток, поскольку ни один из походов не достигал их. Расены Семиречья объединялись с шаками-скифами только когда персы или македонцы грозили обратить весь вольный мир в пустыню: и тогда объединенные рати опрокидывали войска земных владык. А вот тартарийцы спустились на землю и увидели страдания своих вновь обретенных братьев: беды варваров стали их бедами, угрозы им подняли угасающий боевой дух потомков Беловодья.
Вольный мир стоял на грани уничтожения - империям на Юге требовались рабы, говорящие орудия, в которые превращались вольные люди Севера. История древнего мира клонилась к тому, что север Азии и Европы поглотят южные ненасытные монстры, в чьем появлении расены со страхом видели порождение их вечного врага из Великой Беспредельности космоса - он явился в земную твердь и превращал потомков звездных рас в свое подобие. В расенах воспылал боевой дух угасшего тысячелетия назад Беловодья: со своих эфирных высот они спустились на землю и приняли бой.
На пути империй стали новые братья по духу - и побратимы по крови.
Они не были рабами Божьими - они были творениями Господа по Его облику и подобию - и хранителями Его самого драгоценного дара: свободы. Рабы свободы сплотились и ударили в ответ. Протянувшаяся на годы пути граница между цивилизацией и варварством стала полем битвы, в которой, как в кровавой купели, получила свою славу Великая Тартария. Варвары допрежде всегда оборонялись отчаянно - но безуспешно, потому что усилий отдельных племен и родов хватало только на отпор, а их представления о войне не шли дальше набегов и подвигов богатырей. Им нечего было противопоставить методичности империй, способных выдвинуть легионы против разрозненных ватаг, способности южан планировать и осуществлять военные компании в масштабах целых стран и на протяжении десятилетий. Потомки белой расы знали о земной тверди много больше своих противников и они привыкли к совместному труду, который легко превращался в осуществление продуманных военных походов. А новая вера позволила им ощутить единым целым, преодолеть рознь племен и равнодушие к судьбам других.
Началось то, что впоследствии станет кошмаром цивилизованного мира, будет названо нашествием варваров, великим переселением народов, крушением культуры и тому подобным. Поскольку описания той эпохи составлены только одной стороной, причем пострадавшей и пережившей уничтожение своей жизни, то в них трудно отыскать не то что добрых слов о тартарийцах, но даже попытки понять, откуда свалилась эта погибель, что заставляло неведомые племена из глубин материков идти на штурм твердынь - и разрушать их.
Северный мир свободных общин и южный мир империй-поработителей сошлись в бою, который растянулся во времени - на столетия и в пространстве - на многие тысячи верст, который распадался на сотни великих и малых войн, сражений, походов, осад и покорений.
Свободные общины так отвоевали свое право на существование, на вольную жизнь.
Цивилизованный мир распался и стал миражом - а среди его руин пробирались дружины тартарийцы в поисках нового пристанища. Варварские королевства Европы и Азии начали свою историю - пусть жестокую, но лишенную проклятия рабства. И это все была Великая Тартария.
О происхождении слова Тартария нет единого мнения: обстоятельства позволяют предполагать, что он укорененно в говорах Да-Арии или Беловодья. На эллинском литературном (классическом) наречии тартаром называли подземное царство, куда боги-олимпийцы заключили низвергнутых титанов, своих старших родичей; возможно, тут сохранилась у народов память об одном явлении, только воспринимаемом по-разному варварами и людьми цивилизации. Тартар - место обитания существ первородных, могучих и не склоняющихся к рабству; страна таких людей, естественно - Тартария.
Объединения первых тартарийцев назывались дружинами или задругами, они не всегда были боевыми, как понималось позднее; скорее, подчеркивалось их единение и братское единомыслие. Их возглавляли выборные пресвитеры, Пред-Святые по расенски: они окормляли свою духовную паству. Дружины мужеством и умелостью привлекли к себе окрестные племена, которые увидели в них свою защиту и свой путь жизни. Тогда пресвитеры поневоле привлечены были к управлению обширных и многолюдных земель; при этом власть местных старейшин и вождей сохранялась, но признавалась подчиненной духовному началу, исходящему от Пред-Святых. Несколько поколений свободных людей Севера и прото-тартарийских общин не имели тяги к объединению: но эта же сотня лет показала настоятельную потребность к единоначалию и вырастила множество убежденных борцов с рабством империй, которые осознали, что единственная возможность победить гидру с отрастающими вновь головами - отрубить их разом - и совместными усилиями.
Под влиянием такого настроя пресвитеры и вожди Северной Евразии, а также их их единомышленники из империй выбрали из пресвитеров задруг того, кому вручили свою судьбу. Так началась Преемственность Пресвитеров, правильнее, по-тартарски - Пред-Святых, своего рода не-кровной династии духовных правителей, которая прервалась спустя полторы тысячи лет в теснинах сибирского Алтая. Пред-Святые, как правило, имели расенское происхождение; сие не было обязательным, но при прочих равных данных имело решающее значение в ходе избрания.
Для нашего понимания затруднительно определить, на чем все-таки основывалась власть Преемственности Пресвитеров, которая продолжилась столь долгое время - и превзошла чем все царствующие династии, а также распространялась на огромные территории с весьма многообразным и многочисленным населением. Форму правления Тартарии можно назвать теократией, но она редко приобретала жесткие иерархические формы как папская в Риме или ламаистская в Тибете. Но только представлением о том, что Пресвитер был духовным главой, невозможно объяснить столь прочную и долгую власть. Очень часто по отношению к Пред-Святому употребляются эпитеты "податель благ", "связующий Небо и Землю", "держащий мироздание" и тому подобное, причем в контексте, который исключает поэтические гиперболы или стандартное поименование владыки. Они встречаются в обращении с конкретными просьбами о ниспослании дождя, своевременной смены сезонов, избавлении от бедствий, мора - или по достижению всего перечисленного с соответствующей благодарностью. Количество таких призывов и восхвалений настолько велико, а перечисленные в них обстоятельства столь конкретны, часто с указанием дня и места события, что позволяет предположить, что во власти Пред-Святых было управление природными явлениями во благо своих подданных. В наш скептический век это может показаться невероятным, если не принимать во внимание происхождение тартарийцев от звездных рас, способных на многие сверхъестественные деяния. Угасание этих способностей относится к эпохе второго Рассеяния, после чего власть Пресвитеров стала схожа с властью обычных земных властителей. А до этого горестного времени разрыва связи человечества со стихиями, Пред-Святый по смиренному своему молению у Господа был распределителем и дарителем благ свободным людям.
Позднейшая иконография Тартарии изображала очередного Пред-Святого в убогой одежде, на скромном седалище - и в окружении земных владык, блистающих могучими телами, золотом одежд, переливом огнецветов и блистанием стали, рядом с латными кентаврами, венценосными грифонами, гороподобными драконами. А главный из подвластных царей благоговейно держал стяг с ликом Христа: по обычаю, последняя проверка святости и духовной силы претендента в пресвитера заключалась в чуде нерукотворного проявления на ткани Божественного Лика по молитве будущего духовного владыки. Сей палладиум считался покровителем духовного царя Великой Тартарии, на нем присягали - и боялись пущи смерти измены слова перед овеществленным взором Господа. В особенностях изображения читали знамения, предсказания о судьбе правящего Пред-Святого; им же покрывали усопшего пресвитера.
Местопребывание Пресвитера редко имело привязку к топографии;. чаще всего он пребывал в некой Высокой Обители, которая перемещалась по мере надобности по всему пространству Северной Евразии. Обители до самого конца Высокой Тартарии оставались соединением монастыря иноков, отрешившихся от мирской жизни ради спасения других, и дружиной защитников: такие люди всегда были исключением из человеческого рода и не все готовы были следовать пути сподвижников Пред-Святых. Из числа задруги Пред-Святого выбирались малые пресвитеры, которые посылались с поручениями или употреблялись по иной надобности: в них можно видеть сословие чиновников, но весьма своеобразных, потому что власть воспринималась ими как необходимое зло, а их монашеское одиночество делало бессмысленным казнокрадство. К тому же в ходу северных христиан-тартарийцев было учение, воспринятое от индийской веры об ашрамадхарме, то есть о желательности смены человеком определенных состояний в течении жизни: периода ученичества. периода служения обществу, периода отшельничества и примирения с Творцом. В обычае у тартарийцев было оставление мирских дел в старости и уединение от дел - наиболее строго этому следовали как раз воины и малые пресвитеры, служащие Обители, которые так замаливали неизбежные грехи. Единственный человек, который не мог следовать сему благородному обычаю был как раз Пред-Святый. Он до последнего вздоха влачил ярмо служения Богу и людям.
Высокая Обитель никогда не касалась образа жизни и веры подвластных племен, ограничиваясь выражением лояльности и следования общим несложным законам с их стороны. Вмешательство малых пресвитеров следовало только при совершении преступлений и междусобиц - и тут увещевания Обители часто бывало достаточно для воцарения порядка. В противном случае Обитель призывала покарать упорствующих, для чего вызывались добровольцы и ставились под начало вождя, которому на сей случай вручали ярлык-мандат.
Почти одновременно с чином Пред-Святого подле него возник чин Белого Царя, то есть олицетворения могущества державы. Роль его можно сравнить с визирем или канцлером, поскульку ему выдавался постоянный ярлык на защиту Тартарии и обеспечение в ней порядка; это поистинне была правая рука Пред-Святого, держащая всесокрушающий меч. Титул Белого Царя возвышал и само племя, к которому принадлежал сей достойный муж, делал его главенствующим в державе. Чин Белого Царя передавался от народа к народу - нам известно окончание этой цепочки: от монголов Чингис-хана к татарам Золотой Орды, а от них к русской Московии.
Бурная история северной державы представляет ее в виде периодов - Высокой (степной) Тартарии в Северной Евразии, Второго Рассеяния - смутного переломного времени, Великой (таежной) Тартарии в Сибири и, наконец, Искоренения - гибели ея.
Тартария всегда была добровольным союзом множества стран и народов, которые сохраняли без изменения свои исконние нравы и обычаи. В этом заключается сложность вычленения истории Державы Севера из истории этих стран и народов, поскольку влияние сверху было незначительно и не находило отражение в летописях, законах и народных представлениях. Такие страны, подчиняющиеся Пресвитерам, носили названия надзираний и опеканий - сиречь провинции. Какое-то время существовали собственно расенские очаги и эфирные города в окружении пажитей - но о них не сохранилось решительно никаких известий, тем более о том, как они назывались и какую роль играли в Тартарии.
Для большинства простых людей Высокая Обитель была чем-то сродни божественной канцелярии, какое бы имя Бога при этом не называлось - чем-то далеким, но при этом вполне реальным, проливающемуся милостынями и грозящему карами. Грамотные люди, коим были доступны летописи, своды законов и жизнеописания также не ставили себе в труд отмечать деятельность тартаров, так как она полностью лежала в русле их собственной традиции. Тартары скорее стремились к растворению среди опекаемых, чем к обособлению по прозванию народа или по особенностям верований - но при этом стремились создать элиту из мудрых, искренних и ответственных людей всех земель. Собственно, они и назывались тартарами - солью народов Севера - без различий в цвете кожи, природных языках или нравах. Расенская ученость сохранялась как наиболее полная из известных им, а расенский корень пользовался почетом в память об основании Пресвитерства. Так что многие мудрецы и поэты, известные нам по своими природным именам и составившие славу своих народов, в жизни своей были настоящими тартарийцами расенского происхождения или вступали в задругу из своих племен и родов.
Из описания верований тартаров явно вытекает их веротерпимость, взгляд на религиозные убеждения своих опекаемых как по сути верные - но при этом отличные друг от друга, во-первых, по степени приближения к полному представлению о сущности Бога, а во-вторых, из-за разности восприятия. Бог мог называться как угодно, лишь бы в Него верили и по Его заповедям строили жизнь. Впрочем, и атеизм, отрицание Бога, тоже не наказывалось, а служило лишь предметом оживленных прений между верующими и неверующими. В близкой нам русской истории такое положение описывается как двоеверие Киевской Руси, то есть сочетание христианских и языческих элементов. До сих пор схожее мировоззрение сохранилось в Бхарате - Индии, которая периодически попадала под тартарийские влияние.
Прямые потомки расенов владели "чудесами", которые производили немалое впечатление на друзей и врагов. Сильнейшим из них было то, что называлось "эфирными башнями" - как их называли, хотя в описаниях они представляются как некие сооружения, способные перемещаться то ли в воздухе, то ли в иных слоях, иногда по воле хозяев, иногда - повинуясь неизвестным течениям. Для своего времени они славились как самое страшное оружие, раз невозбранно могли появляться над враждебным городом. Кое-кто повествует о том, что само прибытие "башни" могло разрушить самые крепкие стены - из чего следует, что переход из из одного мира в другой производило возмущение в атмосфере и почве земной тверди: иногда упоминается, что с башен метались вниз зажигательные и разрывные снаряды.
Другим оружием? союзником? тартарийцев были "драконы" - испепеляющие устройства или существа. Привычные нам изображения драконов европейской или китайской традиции следует признавать условностью, так как драконы, вероятнее всего, просто не имели определенной формы, а были, скорее, проекцией чего-то из иномирья, прорывающегося к нам потоком пламени. Следует ограничиться описанием чудес на этих, двух главнейших, иначе придется посвятить целый труд разбору буйной фантазии окружающих народов, преувеличенных страхом - и стократно- необходимостью оправдания очередного поражения от тартарийцев.
Весьма странно, что в описании битв отсутствует упоминание о применении огненных копий, что были в ходу у да-арийцев Беловодья и которыми они оставили отметины на защите оплотов иных рас; подразумевается, что из употребления они вышли еще в первом рассеянии.
За неимением собственно тартарийских источников также трудно проложить грань между легендами и действительными способностями удивительной расы. В чем причина невероятного богатства Великой Тартарии в золоте и в драгоценных камнях? В том, что их предки разведали земную твердь и оставили в наследство подробнейшие описания залегания пород? Или в том, что белая раса владела забытым искусством трансмутации металлов или выращивания самоцветов? Обрывки достоверных сведений позволяют в равной мере предполагать и то, и другое.
Потомки расенов были весьма тверды в своем отвращении к большим городам, пышному зодчеству и прочим приметам цивилизованных народов. И когда по этим критериям пытаются оценить наследие Севера и, разумеется, не находят ничего, даже близко подходящее к творениям цивилизованного угнетения, то делается ошибочный вывод об отсутствии следов "настоящей" культуры. Сами расены и тартарийцы считали знаком своего богаство достаток подданных и их верность правде, и нимало не смущались простой добротностью своих жилищ. Отчасти в этом они следовали заветам предков, которые действительно считали себя гостями Земли и не решались обременять ее твердь следами своего пребывания. Немалую долю в неприятие городов привнесло лицезрение имперских городов, созданных буквально на крови и поте рабов и крестьян: для тартарийца не было ничего худшего, чем уподобление свободного человека, брата во Христе, тягловому животному для удовлетворения животной гордыни.
Итак, тартарийских городов, которые бы могли представить верный масштаб огромной страны - не было. И не могло быть, иначе бы это была не Тартария. Фоном повествованиям о тартарийских пределах обычно служат упоминания о селениях земледельцев, стоянок кочевников, ставках военачальников, городках на торговых путях и крепостях воинственных опекаемых.
Иногда столицами были эфирные башни, подчинявшиеся наиболее сильным и мудрым пресвитерам. Остались трогательные легенды, к примеру, о башне в виде лотоса Золотого (Шестнадцатого) Пред-Святого, которая неустанно плыла над поверхностью земли, возвещая благость и изобилие; или о флотилии стальных летучих кораблей Гневного (Десятого) Пред-Святого, ведомой своего рода компасом, указующим на наибольшее зло, творящееся в Тартарии.
Собственно, тартарийцам не были нужны столицы как их цивилизованным современникам - обители пресвитеров не окружали грозные гвардейцы, мздоимствующие чиновники, толпы праздных и блудливых прихлебателей. Незыблимым основанием Тартарии была свободная и самоуправляемая община, которая лишь по призыву пресвитеров участвовала в деяних державы - когда давая воинов для походов, когда - работников для общественных работ, когда - плоды своего труда для возмещения общественных трат. Кровавая межа между империями и Тартарией проходила не в пространстве, по земной тверди, а по пониманию роли общины: для одних ее сохранение и благоденствие было целью, для других - она была тягловым животным, которое изнурялось работой и по смерти даже с него сдирали шкуру.
Цивилизованный мир знал о Тартарии как о земном пределе кровожадных и сказочно богатых варварах, источнике чудес, угасших в грехах и безверии цивилизации. Самым известным известием, достигшем и очаровавшем Европу уже после разрыва связи варварских королевств с Тартарией, была легенда о царстве пресвитера Иоанна в Индии. Она сохранилась в множестве переложений, каждое из которых усилиями переписчиков расцвечивалось еще более фантастическими измышлениями. В то же время саму основу известия следует признать достоверной: власть духовного лица над светскими владыками в окружении несметных богатств. Не следует смущаться указанием на местопребывание указаного пресвитера в Индии, так как малоразумеющая Европа под Индом и стране на нем подразумевала все, располагавшееся между Ираном и Китаем -Серикой, что, в общем, соответствует положению Тартарии.
Путешествие Марко Поло относится к более позднему времени, когда власть Высокой Обители временно умалилась и вместо нее взору стороннего наблюдателя выступила светская власть Белого Царя, правящего по мандату-ярлыку Пресвитера. В традициях монголов Юань нетрудно заметить все характерные черты тартарийского мира - благосклонность к простым людям, веротерпимость, здравость и мягкость законов, стремление к кочевому образу жизни, расширение власти на огромные пространства Азии, хитроумные выдумки для облегчения труда. Венецианец так и не понял, кому он ревностно служил на самом деле в лице своего светского владыки - потому что его опыт европейца не мог подготовить к тому, что азиаты добровольно склонялись пред мудростью и святостью, а истинная власть- не рядилась в пышные одежды римских пап.
Второе рассеяние. Большая Смута.
В общем, это время соответствует внезапному возвышению и упадку владычества монголов, но на самом деле исполнено совсем другим смыслом.
Столетия славы и могущества не менее страшны для народа, чем годины испытаний и бедствий: гордыня и высокоумие не менее отвращают от Правды, чем низость скудости и страха. Великолепные тартары не стали исключением - хотя дух их и сопротивлялся дьявольским искушениям шесть или семь столетий - неестественно долго для обычных людей. Все же они возомнили себя вершителями судеб свободных общин и превратили их в своих рабов. Тартария стала превращаться в такую же империю, как и те, которые она уничтожала в начале своей славной истории.
И даже в ряду Пресвитеров появились предатели, примкнувшие к Дьяволу и его слугам на Земле. Последние Пред-Святые Великой Тартарии именуются проклятыми и от них известны только порядковые номера - имена, данные людьми и благословенные Богом, а также их деяния безжалостно вычеркнуты из памяти. Пугливые и робкие слухи о зловещих всемогущих волшебниках слишком страшны, чтобы их повторять.
Светоч свободы с Севера стал угасать.
Он бы исчез вовсе, если бы не мужество монголов, не их верность простым и ясным заветам Правды.
Времена первых тартаров возродились в крохотной орде-задруге Темучжина. Она была благословенна малыми пресвитерами, сохранившими верность прежним идеалам, к ней примкнули воины всех родов и племен Азии, воля народов провозгласила сына Есугея Чингисханом - Белым Царем Тартарии, казалось, канувшей в полное ничтожество. Народы Тартарии сохранили ей верность даже тогда, когда ее предали чистокровные расены - и это был урок для последних.
Тартария вновь была собрана - но уже железом и кровью, а не любовью, как тысячелетие тому назад.
Очередной Пред-Святый был принужден сражаться с последователя своего проклятого предшественника в магических войнах, которые вконец уничтожили последних чистокровных расенов и их наследие.
Сибирская Тартария (второе тысячелетие от Р.Х)
Высокая Тартария пала. Тартарийские очаги на степном юге погибли в степных пожарах времен Великой Смуты. Мир земной тверди стал другим. И иномирье все более отдалялось от тартарийцев, оставляя их без помощи свыше.
Мало-помалу исчезают сведения о пажитях, которые до этого стояли в начале перечня богатств тартарийцев. То ли причиной тому было естественное вырождение жита, извлеченного в незапятные времена с пра-родины тартарийцев, то ли - неумение возделывать его. Эфирные башни все еще властвовали над Тартарией, но последнее свидетельство об их применении - подавление одного из мятежей в конце семнадцатого века. В родословиях совершенно исчезают чистокровные расенские линии, они упоминаются в ином виде, с прибавлением туземных имен, что свидетельствует об окончательном смешении крови.
Тартария сохраняла титул Великой в общении с соседями, но, скорее, из почтения к тени былого величия.
Второе рассеяние заставило многое изменить в жизни тартарийцев; неведомо, было то к добру или к худу.
Мягкое увещевание было признано недостаточным для управления надзираниями; слово решено было дополнить сталью. У тартаров впервые появились настоящие регулярные войска, подчиняющиеся непосредственно Высокой Обители и размещаемые в опорных точках державы. Они состояли из скорострельщиков, стрелков из магазинных арбалетов, и копейщиков, создаваших вокруг стрелков плотный порядок. Крохотная дружина - охрана Пред-Святого превратилась в конную гвардию. Оставшиеся под управлением тартаров эфирные башни получили многочисленные и многообразные орудия смерти, которые использовались без жалости и задержки. Тартары не отказались от помощи опекаемых, туземным дружинам при случае выдавались ярлыки-мандаты на проведение компаний во славу Обители, но им доверяли все меньше и меньше. Для обеспечения изрядной военной мощи пресвитеры наложили тягло на своих опекаемых; самым известным из них был пушной ясак. Сие многообразное и сложное устройство требовало чиновных всех статей, что еще более увеличивало тяготы населения.
Та святая простота, с коей первые Пред-Святые жили в гуще людей и существ, ничуть не опасаясь и во всем полагаясь на них, истерлась из памяти. Тартария все более напоминала цивилизованную империю, с которой она должна была сражаться.
Тут стоит подробнее остановиться на судьбе одного из тартарийских надзираний, чья роль неуклонно повышалась в ту эпоху и в конце концов затмило Державу Севера. И для этого придется вернуться к изначальным временам, в Высокую Тартарию.
Расены изъяснялись на языке, из которого потом изведены славянские наречия - и русское среди них. Не стоит понимать это в том смысле, что язык белой расы только предшествующая ступень развития известных нам языков - на самом деле способ общения предков расенов только частично удовлетворялся языком, а потребности жизни в иномирье требовали от обитателей иных способов осознания и воздействия. Речь и письменность - та часть "языка" расенов, которая была принята в земной тверди, имевшая несколько смыслов, в зависимости от того, на что было направлено. Языки славянского корня сохранили только часть подлинного языка расенов; они ближе всего по строю и своду слов, при этом в других языках сохранились другие фрагменты способа общения звездных рас. Они являются упрятанным ключом, с помощью которого при желании можно очистить от позднейших наслоений и проявить истинную суть.
Столь же справедливо замечание об облике славян и русских в отношении своих предков - расенов. Они близки в том смысле, что славяне ближе всех в земной проекции расенов, и все же при этом они только часть от своих предков - и другие народы также хранят в себе потенции звездных рас.
Тартарийцы и славяне - две ветви, происходящие от общего расенского корня, по мере роста уклоняющиеся от направления, предназначенного природой и замыслом Творца; славяне - сильнее, тартарийцы - менее. Родство между ними отмечалось всегда, а тартарийцы предполагали, что славяне происходят от расенов Восточно-европейской равнины без смешания с иными звездными расами; при этом отмечалось, что в Евроссии угасание расенских очагов с эфирными башнями и пажитями шло отчего-то гораздо быстрее, чем в Сибири, отчего зараждающееся славянское племя почти их не застало - и знало только рассказы о них, обратившиеся в легенды. В Сибири же встречались потомки расенов, схожие по облику и языку со славянами, но не считавшие себя таковыми - позже они подпитывались потоком русских переселенцев и слились с русскими-московитами в сибирских чалдонов-старожилов.
Подлинная история славян, а также многих других нынешних народов, имеет исток в арьях, позднее растекшихся по всей Евразии, и отчасти собранных заново племенем шаков-скифов в обширную степную державу. В ней можно увидеть предвестие Тартарии: собрание свободных племен под властью наиболее сильного, который направлял своих данников в походы и в оборону. В пору Первого Рассеяния расены и шаки жили поособицу, своими укладами, часто избирая по своей воле яркую жизнь кочевника или упорный труд обитателей расенских очагов. От скифов начинаются родословия многих народов, славянские происходят от западной ветви.
Веком позднее Пришествия Господа нашего первые тартарийские задруги застали прото-славян в уединенной жизни в укромных лесных пустошах; лесные пахари внимали пришельцам, которые возбуждали в них ревность к былой скифской славе и к войне за свободу. Тартарийская воля обрела прочный костяк из славян, а позже обросла бранными мышцами из примкнувших народов. Славянство расширилось до морей, именуемых сейчас Черными и Балтийскими, а тогда - Русскими, и обрушилось на римские рубежи. Гордый Рим доблестно принял вызов, но был повержен, и славяне в едином потоке с сарматами и германцами, направляемом тартарийскими пресвитерами, растекся по империи. Тот поток из множества племен и остатков прежнего населения в конце концов устоялся и породил Западную Европу; нас же больше интересуют славяне, вернувшиеся на свои земли, преисполненные силой и новыми впечатлениями.
Они сохранили верность тартарийцам, ведшим их по пути побед. Походы познакомили их с формами общественной жизни, из которых они уяснили необходимость общественного согласия, важность торговли и тягу к благоустроенной жизни. Простая жизнь и влияние тартаров не дали развиться опасным крайностям: естественный закон соизмерялся с правдой и обычаями, власть мыслилась им единственно народной с избираемыми князьями, отсуствие рабства и угнетения не сделало их заложниками торгашества. Славянский край усыпало множество городов и стран; мы все более клонимся к востоку русских, а потому ограничиваем обозрение теми, что возникли на восходном крае Балтийского и Черного морей, по Днепру и Волге, от которых сейчас сохранились неясные слухи и названия вроде Артании, Лебедии, Поросья, Киянии и тому подобным.
Славяне пребывали в тартарийской вере, то есть чтили Бога во всех его проявлениях, и вызывали на бой Дьявола, если находили к тому случай в жизни и в мысли. Спустя столетия эта вера стала замещаться цивилизованными догматикой и иерархизмом - насколько позволял вольный славянский дух видеть Дух в оковах человеков. Новгородская и Киевская Руси то объединялись, то дробились вновь, исчезла память о Черноморской Руси - зато русские пробирались лесами в северо-восточное Залесье и наводили пути в Югру-Сибирь, истерлись воспоминаниях о славных походах в Европу и Византию - много что сменилось на исходе эпохи Высокой Тартарии. Увы, печальным был тот закат и не к добру всходила над ним луна - волчье солнце. Брат пошел на брата, и тартары с ужасом глядели на свои некогда мирные надзирания.
Второе Рассеяние покрыло пеплом бывшую Тартарию, не избежали злой участи русские земли. Землю омыл от греха потоп крови, в котором гибли без счета грешники и праведники с тем, чтобы уцелевшие - по неведомомому промыслу Божью -дали семя новому человечеству.
На руинах робко расцвела Святая Русь. Расенская память пробилась через поколения в отдаленных потомках и вызвала в них мечту о святой и простой жизни в соборном единении и христианской любви. Как ни странен был тот идеал в круговерти Второго Рассеяния, но он придал силы маленькой общине для выживания. В возвышении Московии было много героического и подлого, святого и грешного - и явны следы опеки со стороны Тартарии, как бы ни удаленна она оказалась от ростка новой русской государственности и мала была возможность помочь ей.
Московские великие князья по обычаю предков признавали окормление Пред-Святых и власть Белого Царя из чингизидов. Старые вечевые обычаи они заменили на сходные законы земщины, смиряясь перед волей народа. Бедность лесных пустошей в холодной стране не приносила много богатства, но воспитывала в народе единство и привычку жить сообща одними бедами и радостями.