Аннотация: Немного об родноверческой общине инглингов в городе Омске. Или же о превратностях последних хранителей ведического знания в бывшей столице Славяно-Ведической империи, Асгарде Ирийском.
Омск одноэтажный
Если мне предложить выбрать настоящий образ Омска, то я буду долго колебаться перед между кварталами однотипных хрущёвок - спальных районов заводских гигантов, и одноэтажными бескончеными Линиями, Северными, Восточными и иже с ними. И то, и другое - подлинный Омск. Настоящий, подлинный город, а не мишурный центр, который поворачивается как флюгер за новыми веяниями и очередными экспериментами властей. Город скрытый и скрытный, неистребимый и мало поддающийся дрессуре властей.
В отличие от торжествующей серости панельной застройки, которая бросается в глаза и в которой проживает большинство горожан, одноэтажный Омск укрыт не только от взгляда приезжего, но даже от своих земляков. Обитатели многоэтажек имеют мало контактов с теми, кто живёт в насыпных домиках с сараями и удобствами во дворе. А "одноэтажный" Омск никогда не имел выразителей своих интересов, да и мало стремился к тому, чтобы обнаруживать своё существование. Среди моих знакомых такие люди отсутствуют, "частников-одноэтажников" нет среди журналистов, представителей властей, блогеров, завсегдатаев форумов и прочей так называемой активной публики. Если есть - то они вряд ли сознаются в этом.
"Одноэтажность" в Омске - это клеймо неудачника, невыгодного социального происхождения из полу-деревенских низов, живущих примитивным бытом и убогими радостями. Так повелось ещё с застойных времён, когда такой образ жизни выглядел отсталым перед блестящими перспективами благоустроенного жилья и ударной работой на престижных заводах ВПК. В одноэтажном Омске в основном селились те, кто выбирался с зон, бараков и из деревни, кто считал это жильё пересадочной станцией: многие из этих людей застряли тут навсегда. Сейчас печальную славу одноэтажного Омска сейчас по праву разделяют окраинные "Гарлемы" - предместья вокруг заброшенных заводов с мирно спивающимся населением и тихо разрушающеся жилищной инфраструктурой.
Мне трудно рассказывать об одноэтажном Омске - я ничем не связан с ним. Могу только надеяться, что у него появится достойный хронист-бытописатель и память об этой части Омска будет хоть как-то зафиксирована.
Я появлялся там только как путешественник, сторонний человек, и не делал никаких попыток проникнуть за серые заборы и закрытые ставни.
Кто помнит бесконечные путешествия на трамвае? Когда часа за три с пересадками и непременной головной болью от лязга можно было пересечь весь город от Труда у речпорта до нефтезавода, причём путь в основном проходил именно по окраинному Омску. Тогда час за часом разворачивалась однообразная панорама низких домиков с шиферными или рубероидными крышами, со стенами, выкрашенными почему-то в голубой или зелёный цвета, с непременными ставнями и белыми резными наличниками. При особом желании можно было различать временные напластования в эволюции одноэтажного Омска. Бревенчатые дома с богатой и разнообразной резьбой на ставнях, фронтонах, карнизах, часто увенчанные башенками или крохотными балкончиками - дореволюционная застройка; срубы стали почти чёрными от старости и непогоды, но до сих пор крепки и упруги. Насыпные дома (это когда промежуток между дощатыми стенками засыпали шлаком для утепления) - наследие 30-50-х; их ещё по привычке украшали резьбой, но видно, какой она сделалась однообразной и скудной: такие дома хуже сопротивляются времени, часто доски выпирает и сковозь щели высыпается тёмный шлак. Строили и позже, но скорее как исключение, потому что в Омске вовсю разворачивалось индустриальное жилищное строительство и люди стремились обзавестись настоящим жильём, чем тратить время и средства на такие стройки. Сейчас это всё интенсивно ветшает, хотя иногда попадаются свежие яркие заплаты в виде обшитых сайдингом стен или метаддической черепицы на крышах.
Вот такая мозаика улиц обычно проплывала за грязными стёклами трамваев. Разноцветные пятна стен домов соседствовали с посеревшими от непогоды глухими заборами и высокими воротами со сплошными полотнищами на поржавевших петлях-стрелах. Когда низкий забор давал возможность что-то разглядеть внутри, то всплывали сараюшки, немудрённые грядки, чахлые кустики, разнообразные кучи какого-то хлама, видимо, дорогого сердцу хозяев, и - чёткая вертикаль туалета. Часто от домиков тянуло родным полузабытым запахом дымка. Летом он перебивался привычной городской вонью, зато зимой, в студённые дни под хруст снега под ногой, когда густые синие тени сумерек расползались по улицам и переулкам - дым будил самые приятные воспоминания о треске в раскалённой печи и волнах спасительного жара. Зимой одноэтажный Омск беспомощно погружался в сугробы, которые поднимались застывшими волнами до окон или прехлёстывали выше их, дотягиваясь до свесов крыш. Тёплое время года приносило новые напасти, предлагая на выбор - мучаться от уличной пыли или тонуть в грязи в непогоду. Асфальтированных улиц и тротуаров одноэтажный Омск не знает до сих пор: дороги - утрамбованные полосы-колдобины в сугробах или залитые водой колеи.
Такие внешний обстоятельства диктовали особый образ жизни, который мог резко контрастировать с тем, что происходило буквально на соседней улице - если она была многоэтажной и благоустроенной. Вечные неистребимые грязь и пыль делали бессмысленными попытки ходить в чём-то изящном и, упаси Боже! - модном. А если представить, что каждый литр воды для стирки приходилось таскать на собственном горбу сначала в дом, потом из дома - в канаву на улицу, то одежда обывателей автоматически приобретала немаркие цвета, устойчивые к загрязнению и не требующие постояннного тщательного ухода. В одноэтажном Омске до сих пор в ходу вечная кирзуха, резиновые сапоги и валенки - зимой. Не редкость встретить на людях отнюдь не бомжовского вида старые телогрейки и рыжие потёртые турецкие куртки 90-х годов.
Вообще, одноэтажный Омск претерпел мало изменений по сравнению с застойными временами. Особенно зрительно. Если бы не считать редкие иномарки и ТВ-тарелки на крышах, то здесь благополучно сохранился совковый антураж.
Люди здесь тоже жили особые, под стать своему обиталищу. От остального Омска они отличались непривычной спаянностью, тесным соседством, замкнутостью и умением постоять за себя. В этом сказывалось отсутствие их благоустроенности - в данном случае их не тусовали по отдельным квартирам, разрывая старые связи. Да и терять им было нечего: "дальше Сибири не сошлют, ниже земли не опустят". Затруднительно сделать гадость человеку, который и так живёт в нечеловеческих условиях. Одноэтажный Омск растил поколение за поколением в одном доме, они укоренялись тут и сплачивались на сельский манер в в крепкое соседство. Главный стимул к такому объединению - презрение, смешанное с завистью, к внешнему миру: настоящий Омск тут, а вот те, кто живут в благоустроенном жилье - продавшиеся властям суки. "Одноэтажники" напоминали неистребимую траву- пырей, лезущую из всех щелей и сплетённую корнями со стеблями в плотную массу. Бороться с неё - занятие неблагодарное.
Шибкой тяги к культуре одноэтажный Омск не проявлял, довольствуюсь тихими радостями вроде сплетен и выпивок с непременным мордобоем; в этом была даже своеобразная бравада - вот, мол, мы какие, интелигЁнтов не держим! И тот же "некультурный" одноэтажный Омск сохранял последние крохи истинно народной культуры - бойкую образную речь старушек, отвязные стариковские байки "за жисть", от которых хотелось то ли ржать, то ли рыдать, задушевное пение от всей души, удалые полузабытые пляски. В отстальном Омске это вымерло давным-давно
Закрытость одноэтажного Омска сохранила в неприкосновенности многие формы стихийной религиозности, которая традиционно имела мало общего с догматическими официальными культами.
Православие в Омске сберегли в антихристовы времена тёртые жизнью шустрые старушки в платочках из одноэтажного Омска. Они были почти единственными прихожанками одного-двух оставшихся храмов, так как для прочего населения города посещения культовых учреждений могло повлечь неприятности по линии месткома и выговоры по партийной линии. Эти же не боялись ни власти, ни чёрта, поскольку терять им в одноэтажном Омске было нечего. А уж с Богом они были на короткой ноге, считая его чуть ли не соседом-благодетелем и утешителем. Православие народное, которое, как понятно, имело мало общего с православием семинарий, вырождалось в одноэтажном Омске чуть ли не до папуаских обрядов похорон и двунадесятых праздников. Когда омская церковь обрела респектабельность и лоск официоза, то их оттеснили прочь упитанные фигуры новых русских. Не знаю как кого, но корявая вера этих вечных скандалисток трогает меня гораздо больше, чем спонсорская помощь в возрождении православия в богоспасаемом граде Омском и умильные физиономии чиновников во время христосования с иеререями.
Потаённый одноэтажный Омск кроме православия стал ковчегом спасения для других верования, по сравнению с которыми даже православие носило статус полу-признанного, по крайней мер терпимого. Ведь были ещё баптисты, адвентисты, старообрядцы разных толков, ещё какие-то чуднЫе секты и группки, в которых находила себя нерегламентируемая религиозность народных масс. В благоустроенном Омске эти несанкционированные сборища вычислялись быстро - зато в одноэтажном они плодились и процветали. Одноэтажники, хоть и относились с опаской к чужакам, живущим не их правилам, но зато из-за своей инстинктивной оппозиционности власти брали "не-наших" под свою опеку. И когда началось проникновение в Сибирь-матушку иноземных верований, то многие из них находили первый приют именно здесь.
Сейчас на одноэтажный Омск идёт массированное наступление высоток по Линиям, на Северных сквозь обветшавшие крыши там и сям прорастают кирпичные особняки, в других частях города многоэтажные дома расширяют свои владения за счёт сноса окружающих домиков. Будет ли полностью стёрт с лица Земли одноэтажный Омск - сказать трудно. В советское время это было вероятно, хотя и затянулось бы до середины двадцать первого века. Относительно нынешнего смутного и непредсказуемого времени нельзя что-то утверждать наверняка. Наступление высоток должно захлебнуться, потому что проживание в них расчитано только на прослойку среднего класса, в Омске немногочисленного. Как иссякнет этот хилый ручеёк поступления средств - строить благоустроенные дома будет незачем. Так что вполне возможно, что одноэтажному Омску, несмотря на всю свою примитивность, ещё предстоит пережить Омск благоустроенный.
Асгард Ирийский
Столь растянутое вступление, возможно, неуместное для формата статьи, мне кажется всё же необходимым. "Одноэтажный" Омск - действительно особый мир, многие из неожиданностей, на которые богат наш город, произрастают оттуда и коренятся в почве, в которой, казалось бы, ничего путного вырасти не может.
И надо понять контраст между внешними и внутренним, между образом жизни и теми стремлениями, которые порождает такая жизнь.
Есть Омск - и есть Омск. Другой, настоящий, ничем не напоминающий теперешнее плачевное положение.
Посвящённые знают его как Асгард Ирийский, они живут в сиянии его вечного света и видят то, о чём даже не подозревают иные.
Город возник в незапамятные времена. Его основали потомки пришельцев со звёзд, ставшие на Земле высшей Белой расой. Великие роды Да-Арийцев, х-Арийцев, Рассенов и Святорусов населяли весь мир. Они обладали знаниями и умениями, которые кажутся невероятными сейчас - но тогда они позволяли им создавать величественные города, иметь летающие корабли и, не насилую природу, иметь избыток всего, чтобы жить в сытости и довольстве, посвящать свою жизнь самосовершенствованию и постижению тайн природы. О тех временах остались только смутные воспоминания, раскиданные по Ведам и сказаниям многих народов: об этом повествуют рассказы Сократа в передаче Платона об Атлантиде, зашифрованная мудрость до сих пор живёт в русских сказках.
Сибирь тогда была процветающей страной, она именовалась Беловодьем. На месте слияния двух её священных рек, Оми и Ирия (Иртыша), возник город вокруг Великого Капища Инглии, храма священного первородного огня.
Он возносился Купольным Шатром более чем на 700 метров и был так огромен, что его именовали Асгардом, городом Богов, а сам храм - Алатырь-горой, сакральным центром мироздания.
Асгард Ирийский простоял до 1530 года, русские первопроходцы ещё видели его величественные руины. Последнее упоминание о нём - запись Семёна Ремизова на 21 листе своего Чертежа: "предстоит вновь быть городу край о самой земли камлыцкам". Современными историками она читается как прогноз знающего человека о том, что на краю калмыцкой земли надлежит вновь стать городу - идея эта была озвучена ещё до рождения самого Ремизова. На самом деле эта надпись означает другое: "предстоит вновь быть городу на правом берегу реки со ступенями храмовых зданий из камней, на каменья положенных". "Кам, "камык" - камень по-древнерусски, степи - ступени, край - берег реки. И до сих пор обнаруживают таинственные руины и подземные ходы под нынешним Омском.
В этом пророчестве не только понимание стратегического положения будущего форпоста России, это ожидание и повеление блистающего возрождения некогда великого города в новом облике. Омск живёт по своим, особым законам, он не подчиняется обычной политике и законам, его судьбу определяют совсем другие, высшие силы. И люди, живущие в нём, должны быть достойны своей великой участи. Первые среди них - сами инглинги, единственные, кто не утеряли память о своей грандиозной миссии.
Пусть их немного, но в Омске, жалком последыше своего величия, всё ещё горит огонь в Капище Веды Перуна - а значит, ещё не всё потеряно для нас всех.
Были горькие годы утраты Высшими своего предназначения, горького забвения своего величия. Но немногие посвящённые всё ещё берегли память о прошлом и искали способ восстановить его, возродить единственную правильную жизнь. Одним из них был род нашего современника Александра Хиневича, в котором каждое поколение бережно хранило старинные таблицы и ключи к их пониманию.
Община инглингов появилась в 90-х годах вместе с другими родноверческими общинами и течениями, в которых несчастная опозоренная Россия искала ответы на свои мучительные вопросы. Гогеновское "Кто мы? Откуда мы? Куда мы идём?" дополняло извечные русские вопросы "Что делать?" и "Кто виноват?". Поиски смысла происходящего уводили многих в славянскую древность, в те времена, когда по официальным источникам славяне жили звериным образом - а уж потом были облагодетельствованы приобщением к христианской и западной культуре. Вот в таких многочисленных насильственных "окультуриваниях", "просвещениях", "приобщениях", при которых подразумевалось, что грязное и тупое стадо "руссише швайне" надо палкой гнать в устроенный по европейским образцам хлев, многие находили причины бед своей родины. Если бы Русь не свернула со своего пути естественного, предначертанного заранее, развития, то она была бы совершенно другой, могучей и благополучной. Она была бы державой, которая бы на равных говорила с великими цивилизациями, а её граждане ощущали бы гордость от причастности к такой великой судьбе.
Это мощное течение в духовной жизни страны, к которому причастны многие, хотя и в разной степени. По мере углубления кризиса в стране влияние родноверие только усиливалось на фоне разочарования в либеральных ценностях и нарастания отчуждённости от официального православия в формате РПЦ. Важно подчеркнуть, что оно было всегда оппозиционным существующему режиму, оно никогда не было проектом московских полит-креативщиков и пиарщиков, не пользовалось поддержкой ни одной политической партии или финансовой структуры, и тем паче - подпиткой из-за рубежа. А власть никогда не пыталась вступить в диалог с родноверами, понять, что им нужно и интегрировать в состав формально многонациональной и многоконфессиональной федерации. Почему так - Род ведает... Это один из парадоксов российской политической жизни, которая отторгает от государственного строительства массы по-настоящему равнодушных к политике - зато искренне патриотичных людей, которые только хотят, чтобы им не мешали исповедовать свою веру и понемногу обустраивать мир вокруг себя. Но как раз жёсткий прессинг со стороны властей очень часто приводит не к исчезновению таких общин (что невозможно в принципе), а к их радикализации и консолидации, причём на основе сопротивления власти. А это порождает новый виток напряжённости.
Омская община староверов-инглингов до разгрома была одной из самых влиятельных в стране. Самоназвание произошло от да-Арийского слова Инглия, что означает Первичный Огонь, породивший жизнь в безконечных безконечностях, то есть вселенных. Инглинги также - известный по сагам скандинавский царственный род, от которого ведут свою родословную инглинги нынешние. Тогда Александр Хиневич стал отцом Александром, Патером Дием, известным на всю страну проповедником и писателем - толкователем наследия предков.
Староверы считают, что их цепь посвящения никогда не прерывалась с тех самых незампамятных времён. Александр Хиневич стал первосвященником (следовательно приемником умершего предшественника) в 1985 году. В 1992 году не без колебаний и трудностей инглинги впервые были оформлена как организация.
В современном виде инглинги прошли регистрацию в 1998 году как древнерусская инглиистическая церковь православных староверов-инглингов. В структуру общины входили - и входят до сих пор - Славянская община Капища Веды Перуна Церкви правоверных староверов-инглингов, Асгардская славянская община и Мужская духовная семинария правоверных староверов-инглингов. Общины существуют не только в Омске и районах области, но и других городах России. Центром их мира стало капище Перуна, как утверждается 1802 года постройки, в котором хранились многие старинные книги.
Пора гонений.
Мне кажется не случайным, что староверы обосновались в одноэтажном Омске - хотя внешне это могло выглядеть именно так. Нужна была земля для капища, для размещения общины - так её проще отыскать среди одноэтажных построек, купить один или пару смежных участков. В многоэтажном Омске или в центре города это сделать гораздо труднее. Что, правда, не мешает размещать там культовые объекты Тарско-омской епархии РПЦ любого размера и в любом количестве...Для всех прочих, кто не находится в симбиозе с властью, такое невозможно. В 1993 году им передали здание, которое стало Капищем Перуна.
Инглинги впитали многие характерные черты одноэтажного Омска и это обстоятельство во многом определило их дальнейшую судьбу.
Можно предположить, что появление странных людей с "не-нашими" привычками и "не-нашей" верой было встречено соседями насторожено. Люди там подозрительны и не любят тех, кто "не как все". Староверы устраивают свои собрания, к ним приходят люди, буйно и весело празднуют праздники - правда, не в самом Омске, а на лоне природы. Причём всегда трезвыми. Последнее обстоятельство в одноэтажном Омске автоматически удаляет индивида и коллектив из перечня "своих". Трения были и будут всегда. Но, как свидетельствует практика укоренения подобных общин в России, пришельцы и абиригены быстро находят общий язык. Уж насколько пёстро и многочисленно сборище, которое собирается в Окунево - летом число приезжих даже превосходит количество местных, но и там все отлично ладят друг с другом. Конфликты возникают только тогда, когда начинают меряться крутизной руководители конфессий. Среди остальных процветает толерантность - Сибирь большая, места хватит всем, а уж небеса куда просторнее, там уместятся все боги: молись кому хочешь и тебе откликнется.
Власть слишком хорошо знает, что из одноэтажного Омска, места дикости и некультурности ничего путного и лояльного выйти не может. Куда респектабельнее выглядят пришлые зарубежные секты, которые заводят офисы в центре города и представлены вежливыми скромными людьми офисоидного вида. Тут сразу чувствуется нечто родное, солидное, внушающее доверие...К таким претензий не возникает. На моей памяти мормоны спокойно паслись на омской ниве лет пятнадцать, замаскированные от бдительности Органов американскими паспортами и свежевыглаженными белыми рубашками.
Почему инглинги стали одной из самых первых родноверческих общин, которые подверглись разгрому? Причём даже раньше чем группировки явно националистического, даже нацистского толка. Наверное, тут сказалась специфика Омска. Наш город, по сути так и не вышел из застоя, а потому многие приметы путинской стабилизации (которая есть ничто иное как возрождение того застоя) в полной мере проявились тут гораздо раньше, чем в столицах и прочих городах. Среди прочих - борьба с инакомыслием. Опять же, вопрос почему инглинги, а не, скажем, кришнаиты - наверное, дело случая. И ещё того, что староверы были куда многочисленнее и заметнее.
Неприятности начались ещё в 1997 году, когда мэрия попыталась отобрать Капище Перуна, аннулировать аренду. Тот раунд староверы выиграли, хотя и заплатили неподъемную по тем временам сумму. Тогда их обвиняли в национализме. В то время начал действовать достаточно странный (по последствиям своего применения) Федеральный закон от 19 мая 1995 года "Об увековечении Победы советского народа в Великой отечественной войне 1941-1945 гг". Свастика, бывшая неприменным символом инглингов - а также большинства прочих родноверов и язычников - запрещалась. По здравому рассуждению трудно причислить славян, которые столетиями сопротивлялись немецкому "Дранг нах Остен" в любви к нацистской свастике, но формально появился повод причислить идейных потомков русичей к неонацистам. Новое тысячелетие подарило Органам несколько новых законов, например, "О противодействии экстремистской деятельности" и "О свободе совести и о религиозных объединениях". Строго на букве закона областной суд усмотрел в атрибутах инглингов "символику, сходной до замещения с нацистской символикой", а попутно - пропаганду белой расы и уничтожение национального достоинства.
История с законодательным запретом использования свастики крайне интересна как образец мышления нынешнего режима. Нужно уж очень не знать историю и культуру, чтобы считать свастику изобретением нацистов, а также что она была их эксклюзивным брендом. Кремль вынудил Госдуму принять этот позорный для российского высшего образования закон, так как кроме демонстрации круговой поруки невежества в нём имеется ещё одна цель. Примерно из тех же соображений печально известная статья 58 сталинского УК не конкретизировала, в чём же заключалась "контрреволюционная деятельность и другие тяжкие преступления против государства", в связи с чем под неё могло попадать всё что угодно - вплоть до жалобы на местком собственному супругу. С помощью этого нехитрого средства сталинские экономисты-практики смогли согнать в стойло огромную армию государственных рабов-зеков. В своё время невинный "гамматический крест"-так в геральдике именуется свастика - произведёт нужный эффект и позволит совершить тотальную зачистку страны от "инакомыслящих". На одного нациста, который солидарен с властью в понимании свастики, придётся по нескольку десятков буддистов, родноверов, индуистов, практикующих магов, для которых свастика значит совершенно другое, является неотъемлимой частью их субкультуры и не имеет никакого отношения к измышлениям ариософов с наци-дизайнерами. Но они все точно будут виноваты в том, что не будут разделять формирующуюся сейчас модель официального патриотизма.И в том, что никоим образом не собираются выполнять поистине бессмысленный закон. Свастика в этом смысле - отличный критерий будущей охоты за ведьмами с последующим их сожжением.
"Ату их!" в отношении инглингов - только пробный камень.
Это случилось в 2004 году. Как пишут, за манёврами обеих сторон в суде следить было весьма занимательно. Особенно - за попытками доказать недоказуемое. Омский экспертный совет по проведению государственной религиоведческой экспертизы после анализа документации и публикаций общины высказался весьма неопределённо: "в представленных текстах можно усмотреть..."
Усмотреть при желании можно многое.
"Не берите жён с чёрной кожею, ибо оскверните дом и свой род загубите, а берите жён с кожей белою, вы свой дом прославите и свой род продолжите" (8-я Заповедь Перуна). Конечно, в США, где население представлено множеством собравшихся воедино рас со сложными взаимоотношениями, чёрные братья могли бы сильно обидеться за дискриминацию своих сестёр. И были бы правы. Поэтому в США правительство и общественность тщательно искореняет такие призывы. А вот в Северной Евразии, в которой негров и австралоидов отродясь не было, а все прочие расы - белая и жёлтая смешиваются невозбранно, такая фраза звучит более чем абстрактно. И истекает она из фундаментальных представлений о генезисе человечества: люди представляются потомками нескольких волн переселенцев из космоса. Каждая из этих волн ценна сама по себе, но вот смешение между ними даёт нежизнеспособное и склонное к деградации потомство. Отсюда вывод: давайте жить в лоне своей культуры и среди своих, уважая при этом соседей. Для "плавильного котла" и "салата" - Америки (так описываются происходящие в ней процессы сложения нации) такая постановка вопроса непонятна; зато она вполне логична для стран, на территории которых издавна существуют и сосуществуют различные расы и народы.
Поскольку инглинги мало реагировали на юридические препоны - а любые религиозную организацию или культурное общество уничтожить буквой Закона невозможно, то меры применялись другие.
Ночью 26 сентября 2004 года храм просто сожгли. Не стоит упоминать, что поджигателей не нашли. Хотя, чтобы подпалить такое здание нужно приложить много усилий, брошенной спичкой или окурком тут не обойдёшься.
Последние годы заполнены у инглингов интенсивным общением с Органами, которые согласно новоможным веяниям пытаются приписать им экстремизм и терроризм. Остаётся только порадоваться, что у отца Александра постоянно прибавляются в числе внимательные слушатели и читатели, которых государство таким образом приобщает к изучению славянского ведизма.
Хоромы и Храм.
По настроению обитателей общины, подобные передряги - повод беззлобно позубоскалить над внешним миром да ещё раз убедиться в собственной правоте.
Можно сжечь здание - нельзя разогнать людей, которые понимают что здание есть только внешняя форма объединения. Можно запретить ношение свастики - найдётся еще несколько десятков её славянских вариантов, каждый из которых имеет глубокое символичное значение. Можно выжечь дотла змеиное гнездо, снести бульдозерами, отказать в регистрации и месте жительства - община просто станет нелегальной и будет ждать своего часа, как это проделали множество общин в одноэтажном Омске. Или рассыпется по области и стране, чтобы собраться в урочный день и урочный час во исполнение пророчеств.
Более того, гонения только укрепляют веру. (да найдётся хоть один грамотный человек, который в состоянии терпеливо - и, главное, доходчиво - объяснить официальному Омску, что никогда ещё репрессии не уничтожали религию?). Раз гоняют - значит есть за что ("начальству виднее!"), значит дело правое и нужное. Гоняют сильно - значит, и мы сильны, раз на нас ополчаются служители Зла. Что ещё нужно истинному арья, как не почувствовать себя воином в великой и бесконечной битва Добра со Злом. Стоит ещё поблагодарить власть за то, что она придаёт дополнительную уверенность в Силе и Правде. А раз так - то следует терпеть. И делать своё дело, противопоставляя самодурственному рвению спокойную мужицкую уверенность в том, что сколько бы не ломать что-то, то завсегда найдутся те, кто заново это выпрямит и исправит. А на каждого разрушителя обязательно сыщется свой восстановитель, да ещё потом найдёт соратников и подручным инструментом переломает самих ломателей. Вот тут уж не взыщите за русский бунт, "бессмысленный и беспощадный", да и не смейте называть его таковым, если не в силах проникнуть в его истинные истоки.
Я всё больше убеждаюсь, что русский человек немыслим без двух вещей: веры и топора.
Ну, топор сейчас немного архаичен, можно представить любой инструмент вплоть до лазера и синхрофазотрона, хотя и лопата в умелых руках способна претворять в жизнь любые мечты.
В русских укорененно какое-то странное (для соседей) представление, что настоящая вера не требует излишнего умствования, проникновения вглубь для познания в принципе Непознаваемого. Вера может быть только естественной, как дыхание или ходьба, заключённой в самом естестве человеке, в его душе и теле. И восприятие духа свыше может быть только как ощущение солнечного тепла, как ласковое касание материнской руки. Коли так, то нечего умучивать себя философскими штудиями или аскетизмом в тщетной попытке приблизиться к Богу. Бог - рядом с тем, кто просто в Него верит и живёт по совести.
А вот чтобы доказать своё право ощущать Бога, человек должен трудиться, причём так, "чтобы сказку сделать былью". В русские мозги никак не помещается краеугольная идея любой религи - о принципиальной разнице между Богом и созданной Им тварью, о различных онтологических сущностях мира духовного и мира телесного. В русском представлении оба мира перемешаны, они совсем рядом, можно по-соседски заглянуть на небеса или пригласить богов посетить трапезу-жрение. Человек - подмастерье у Бога, исполнитель Его замысла по превращению всего мира в чудесный сад-вертоград. Топором ли, лопатой, кувалдой или чертежом всяк должен внести свой вклад. И построить царство Божие на земле. Как ни чудны и еретичны эти мысли, но они неистребимы в народе и часто прорываются в совершенно неожиданных замыслах - то в дерзаниях философов - космистов преобразовать Вселенную на благо человечества, то в мечте о коммунизме, то в незаметном каждодневном труде истинно верующих.
Вера без работы обращается в насилие над людьми, в принуждение верить во что-то, что ещё не опробовано сердцем и руками, а также в разрушение построенного другими.
Работа без веры пуста и тягостна как отбывание каторги, труд впряжённой в ярмо тягловой скотины может скрасить только водка или сериалы по ТВ.
Русский человек считает себя состоявшимся, если у него есть и вера и топор одновременно.
Инглинги спасаются от своих передряг работой. Они снова строят храм. Новый храм на пепелище сожженного капища в окрестностях руин Асгарда Ирийского вопреки запретам Омска официального и во имя спасения Омска - славного города потомков великой расы...