Аннотация: Предисловие к группе очерков, которые пока не объединены в единое целое
Мои интересы как автора лежат в русле изучения современной мифологии - не менее богатой и разнообразной чем, скажем, античная, но выражавшей себя в других формах. Особое внимание привлекала омская городская культура, её общероссийские корни и местные отличия, порождённые особой судьбой города. Для меня естественно было перейти к истории одного из городских районов, в котором, как мне кажется, получил своё наиболее полное воплощение сталинский социальный эксперимент по преобразованию страны, построению СССР как ведущей мировой державы.
"Нефтяники" - как изолированный городок, возникший якобы на пустом месте, и "нефтяники" - как особая общность людей, строителей и эксплуатационников, стали предметом данного исследования. Я ограничиваю очерк хронологическими рамками, в которые умещается чуть больше десятилетия от 1949 года до 1962. "Там" и "тогда" происходило то, что позволяет увидеть почти в лабораторной чистоте созидание развитого советского общества со всеми его достижениями и провалами.
Данный очерк не может относиться к категории мемуаров, так как я не был непосредственным свидетелем нижеописанных событий. Мои родители прибыли в строящиеся Нефтяники в самом конце 50-х. Я вынужден реконструировать события по воспоминаниям очевидцев и собственным детским впечатлениям, относящимся к 60-м и 70-м. Можно ли всерьёз воспринимать такой источник в качестве свидетельства об эпохе? Только в том случае, если считать, что общность нефтяников действительно была создана в описываемое мною десятилетие, что в ней существовали определённые традиции и что они передавались новому поколению. Это подразумевает наличие каналов распространения информации, которые обычно не принимаются во внимание.
Считается, что воздействие на советское общество извне транслировалось только через официальные каналы и имело чёткий формат идеологии. Для развития личности не меньшее значило воздействие со стороны семьи и ближайшего окружения. Почему-то молчаливо признаётся, что новая историческая общность "советский народ" вполне соответствовала простой схеме: индивидум был лишён родовых, сословных и территориальных корней, воспитывался в семье - крохотной ячейке, лишённой взаимосвязи с другими семьями-ячейками и находился под тотальным контролем государственной идеологии.
Моё восприятие истории родного района позволяет предполагать, что в советскую эпоху существовали общности, выходившие за рамки семьи, и объединявшие многие тысячи человек схожим мировоззрением. Создание таких общностей было целью советской социальной инженерии, поскольку именно они должны были стать костяком коммунистического государства. Любопытно, что тоталитарное государство на самом деле допускало творчество народных масс в достаточно широких пределах - следовательно, сталинизм был уверен в качестве человеческого материала, допущенного к само-организации, в следовании значительных коллективов руководящей идеологии и в возможности управления процессом. Нефтяники стали местом сложения одной из таких общностей. Эксперимент следует признать удачным, если рассматривать события 50-х годов: буквально от нуля на пустом месте, в условиях, обеспечивающих разве что физическое выживание, аморфная масса мигрантов в течение нескольких лет действительно сложилась в единый производственный коллектив, способный решать как задачи производственные, так и социальные. Влияние этой общности распространялось далеко за пределы собственно трудящихся нефтезавода, формировало особую атмосферу изолированного района города. Сам город Омск находился в зоне действия перекрещивающихся полей нескольких таких общностей, а страна, в свою очередь - испытывала воздействие от многих сотен и тысяч передовых производств, воспитывающих особого человека. Описываемые годы являются переломными в формировании "советского народа": если в тридцатые такие предприятия - "школы коммунизма" были скорее единичными явлениями, находились в стадии становления или же отягощались практикой ГУЛАГа, то в 50-е они стали явлением всеобъемлющим. Без них фантастический рывок СССР не мог состояться.
Мировозрение таких общностей - первичных по отношению к общесоюзному "советскому народу" - находилось в сложных отношениях к официальной советской идеологии. В общих чертах существовала эволюция от безусловного исповедания коммунистических ценностей в 50-х до формальной лояльности 70-х и полного неприятия конца 80-х. Относительно времени моего повествования следует предварительно отметить, что нефтяники находились в оппозиции ко многим сторонам советской действительности, но, при этом, безусловно разделяли с верхушкой общества конечную цель в виде коммунизма. При этом они доказывали свою верность не речами на партсобраниях, а строем своей жизни.
Мировоззрение нефтяников можно описать как "предания", если понимать это в церковном смысле - как комплекс обычаев, народных представлений и устных свидетельств, существующих параллельно с кодифицированными текстами (в нашем случае с официальным курсом партии и правительства, иначе - идеологией). В последних выражается догматическая составляющая церкви, а в преданиях - то, что сейчас называется практикой. В христианстве "предание" и текст дополняли друг друга, в советском обществе в застой они были в конце концов разъединены, что отрицательным образом сказалось на развитии самого общества. Я считаю, что необходимо восстанавливать "предания" советского строя, его практическую составляющую, потому что невозможно иметь верное представление о Советском Союзе только на основании документов и официальной идеологии.
Не следует с пренебрежением относиться к данному источнику информации. Официальная советская история была фальсифицирована, но параллельно с ней всегда существовала история устная, неофициальная, на уровне семейных преданий, случайных разговоров, анекдотов, устных же комментариев к письменным фактам. Такую историю с трудом можно назвать объективной, но она создавала необходимое противостояние официальной идеологии, чтобы мыслящий человек имел возможность для размышлений и критики. Она никогда не записывалась - во многом из-за страха, что такие записи могут быть приобщены как вещественные доказательства к обвинению к антисоветской деятельности. Впрочем, как будет показано ниже, такая устная история не была антигосударственной. Скорее она выходила за рамки критики, разрешённой государством для рядовых граждан. Но именно эта критичность создавала необходимый стимул для развития общества самим обществом. Основный источник сведений для данного очерка - те самые предания и нормы поведения, характерные для нефтяников.
В качестве ближайшего аналога опуса можно назвать разве что "Империю инков" Гарсиласо де ла Веги. Полукровка, сын конкистадора и женщины из рода царственных инков, знал о своих предках по рассказам старших. Слова имели зримое воплощение в многочисленных руинах и прочих материальных свидетельствах жизни величественной империи, которые всё еще определяли жизнь колониального Перу. Так в его сознании возник комплекс представлений о своём прошлом, в котором слова и артефакты дополняли друг друга и помогали взаимно расшифровывать возникающие неясности и тайны. Судьба его сложилась так, что ему пришлось в молодости уехать в Испанию и провести там бурную, полную превратностей жизнь. Когда в нём заговорили тоска по родине и уязвлённое самолюбие метиса, приниженного испанскими грандами - тогда и родилась величественная эпопея-утопия о могучей империи. Три сотни лет мир не знал другого столь полного источника об Тауантинсуйю и находился под обаянием этого мифа. Археология двадцатого века и дополнительные изыскания в архивах изрядно подкорректировали версию Гарсиласо, лишили образ империи благостности. И всё же в целом представленная им версия истории инков не отрицается по существу.
В истории Нефтяников и нефтяников автор поневоле принимает на себя роль Гарсиласо де ла Веги. Автор знает о событиях того времени по рассказам и слухам; он видит перед собой артефакты в виде домов, улиц и промышленных корпусов; ему известна в общих чертах история Омска и СССР. Современная мифология получает подтверждение, без которой она бы осталась в области слухов и мифов. Автор конструирует прошлое, уточняя слухи на основании соответствующих им материальных свидетельств, а также следя за тем, чтобы представленные версии не выбивались из контекста эпохи.
То, что очерк имеет характер апологии, не может вызывать удивление: таков настрой любых воспоминаний о своих предках и о собственном мире. Кроме того, разрыв между прошлым и настоящим настолько разителен, связан с такой деградацией общества, что любое воспоминание о недавнем прошлом вызывает неприятие настоящего.
Ещё одна причина создания данного очерка - попытка рассказать о мироощущении подлинных строителей СССР, то есть научно-технической интеллигенции и квалифицированных рабочих, которые вполне разделяли коммунистические идеалы и строили свою жизнь в соответствии с ними. Очередная странность советской жизни (а в дальнейшем изложении их будет предостаточно) состоит в том, что как раз эта категория населения, причём весьма многочисленная, совершенно не оставила свидетельств "о времени и о себе".
Если статистически представить мемуары того времени, то подавляющее их большинство связано с определённым местом и с определённым слоем общества. Говоря проще, обитателей Москвы и Ленинграда, высших партийных и хозяйственных руководителей, военачальников, учёных и бомонда. Это был достаточно замкнутый мирок, живущий своими интересами и воспринимающий огромную страну как абстрактное пространство. Воспоминания прочих исторических деятелей в других местах существуют только как краткие очерки, посвящённые отдельным эпизодам - из них невозможно ничего почерпнуть о самих людях, об их жизни, духовной эволюции, описании окружения и многом другом. Немногие воспоминания технических руководителей высокого ранга ничем не выделяются среди них, поскольку писались по трафарету жития советских святых и не баловали читателей провинциальными подробностями. Парадокс - но как раз "главный" человек позднего СССР, "дорогой" Леонид Ильич оказался оппортунистом по отношению к своему окружению. Его воспоминания "Малая Земля", "Возрождение" и "Целина" связаны с деятельностью партийного работника на Кавказе, Украине и в Северном Казахстане, а о своей работе в Москве он умолчал - надо полагать, из скромности. Возможно и потому, что генсек подсознательно осознавал, что только тогда, в провинции, он был в гуще народной жизни, чувствовал биение пульса огромной державы... Увы, немногие исключения подтверждают правило - о том, как строился СССР, на самом деле ничего неизвестно. Я со своей стороны делаю весьма робкую попытку восполнить недостаток и хотя бы спустя десятилетия описать нравы и быт настоящих строителей реального социализма.
Наверное, следует уточнить, что я осознаю ограниченность моего повествования и ни в коей мере не представляю его как имеющий всеобъемлющий характер. Я совершенно ничего не могу сказать о нескольких категориях населения нефтяников - коренных захламинцах и нынешних обитателей Николаевки, обитателях ГУЛАГа и последующих "химиках", научных работниках и милиционерах, а также многих других, кто связан с Нефтяниках хронологически и территориально, но никак не общими традициями. А ведь они составляли большинство населения городка и история, рассказанная с их точки зрения, может иметь совсем иной настрой.
Очерк не может рассматриваться как полноценное научное исследование, основанное на обработке архивных документов - это всё таки очерк эволюции общественного сознания, оставившего след в только воспоминаниях и градостроительстве. Воля каждого - принимать или не принимать подобный подход.
Дабы избавить себя себя от привычных воплей: "факты в студию!", я всего-навсего сообщу, что создание подлинной истории Нефтяников хотя в ограниченных мною хронологических рамках, требует нескольких лет напряжённого труда в архивах нескольких городов, знакомства с тысячами документов самого разного свойства. Поскольку я не являюсь профессиональным исследователем, то я не имею возможности посвятить жизнь, заполненную и без того напряжённой борьбой за существование, научным изысканиям. Почему качественное, методологически верное описание эволюции Нефтяников не было выполнено ранее? Вопрос, естественно, не ко мне. Я только могу предположить, что создание объективной картины той эпохи противоречило бы идеологическим установкам последнего полувека отечественной истории, отчего профессионалы не могли получить на неё добро. А непрофессионалы просто не в состоянии её выполнить.
Впрочем, всегда и везде, объективность - злейший враг истории.
Для особо одарённых в тупости, невнимательности и неграмотности повторюсь - это не изложение фактов, а попытка осмыслить идеологическую подоплёку событий, хотя бы и основанную на совершенно реальных исторических данных. Поскольку в данной области исследований царят полнейшие отсебятина и произвол, то и я, с милостивого соизволения своих глубокоуважаемых читателей, излагаю всего-навсего собственную версию, оставляя за каждым право измысливать собственную.
Мне не удалось ограничить повествование и представить свою версию истории ТОЛЬКО омских нефтяников - поневоле пришлось затрагивать всё советское общество, на что я, скорее сего, не имею право. Если описание омских нефтяников имеет под собой хотя бы относительную документальную основу, то экскурсы в общие закономерности развития СССР могут выглядеть не всегда аргументировано. Все же, как мне кажется, на конкретном примере одного заводского посёлка прослеживается переход из одной сталинской модели государственности в другую, который связан с 50-ми годами. Сталинизм вовсе не был сплошным ГУЛАГом, царством всеобщего страха и подозрительности под зорким взором маниакального тирана - это была гибкая, вполне жизнеспособная система управления, многие стороны которой носили объективное обоснование. В разные периоды основные черты и вектор развития общества менялись, причём радикально. Наибольший интерес историков и общественности вызывает вторая половина 30-х годов, то время, когда наиболее ярко проявились все стороны мобилизационного коммунизма, как положительные, так и отрицательные. Почему-то по умолчанию признаётся, что таковы были изначальные замыслы Сталина и такой порядок он хотел установить навечно. Подобные утверждения не подкреплены фактами и скорее относятся к клише. Объективная необходимость 20-х, 30-х, 40-х и 50-х диктовала разные подходы к государственному строительству. На начало-середину 50-х пришёлся один из переломов, связанный с объективной невозможностью функционирования прежней модели власти и появлением совсем другого общества, которое требовало иного подхода. На примере омских Нефтяников слом прежней модели управления и переход к новой фиксируется достаточно чётко. В каких конкретных условиях происходили сложения подобных сообществ- производственных коллективов нового типа в других местах, их массированное внедрение в общество и преобразование страны на новый лад - является темой совсем другого исследования.
По мере осмысления материала по неведомым мне психологическим причинам изложение начало приобретать явный религиозный оттенок - что весьма странно, учитывая сугубо утилитарный, производственный и бытовой характер изучаемого явления. К описываемому предмету более всего подходит слово утопия - утопия уникальная, основанная не только на новых идеях, но и на новых экономических отношениях, новом образе жизни. Наверное, подобное явление можно обозначить как промышленную утопию, промутопию. Всё-таки понять воинствующе-материалистическую сталинскую эпоху без сублимированного ветхозаветного и эсхатологического пласта "общественного бессознательного" в советском обществе невозможно. Богоборцы Сталина, как и все их предшественники, начиная с Люцифера, были всего-навсего "обезьянами Бога", Его подражателями, старательными копировщиками божественных клише. Поэтому заурядная история обычного заводского посёлка - это только стандартная для СССР попытка реализации рая на Земле.