Я не знаю дороги туда, но вместе мы отыщем наш Путь.
Его нет - и он есть везде.
Никто не может описать его размеры и указать его местонахождение.
Иногда Город помещается в песчаном замке, который строит малыш в песочнице; а иногда по его проспектам величаво прокатываются вселенные и сверхновые вспыхивают в уличных фонарях. Кто-то видел его обитателей в соседнем дворе, там, за забором и направо, в зарослях лопухов, а кто-то слышал там махамантру на языке обитателей Сириуса - тебя словно пронзают игольчатые вспышки и на ресницах пульсирует холодное пламя. Там можно свернуть за угол и выйти на берег океана, огромного, безбрежного, по которому тугой ветер гонит барашки волн и несет пелену соленой капели; а за следующим поворотом сидят сонные торговцы цветочными гирляндами. По нему снует толпа самых разнообразных существ, причем как-то оказывается, что все, кто движется на ногах, лапах, брюхе, хвосте, голове, плавниках и крыльях стоят на месте, а перемещаются улицы и дома. Туда можно заглянуть на часок, пробежать по местным достопримечательностям, а уйти с площади у дворца, когда наша вселенная превратится в пепел догоревших звезд. А если попросить напиться, то можно потом дождаться нового рассвета мироздания, появления новых светил, таких чистеньких, ярких и веселых.
Говорят, иногда он плывет над нашей планетой как огромная летающая тарелка, невидимый и неслышимый, он скользит между облаками и нашими снами, он идет по пеленгу наших молитв и приземляется по сигналу наших мыслей. Говорят, иной раз город появляется только от произнесения святого имени, а в другой раз даже храм не сделает ближе его траекторию. Я сам видел, как светящийся поток струился водопадом по лестничной клетке с обшарпанной штукатуркой, и крохотный летающий корабль суетливо бил крыльями, поднимаясь ввысь, к распахнутому небосводу. Кто-то спешил в Город, а я долго стоял и смотрел, как блекнет свет и проступают черты наши мира. А потом проснулся.
Я много что слышал о Городе наших грёз. Об этом хорошо рассказывать в полутьме осенних сумерек, когда в свете фонарей влажно блестит мокрый асфальт и тянет горьковатым дымком от тлеющих костров с листьями, или зимой, укутавшись в одеяла и глядя на пламя в щель конфорки, или... Да всегда приятно говорить с близким человеком о том, чего нет, но обязательно должно быть, а иначе зачем жить?
Его называют по-разному, Матхурой, Вриндаваном, Дваракой, перелагая эти названия на миллионы языков, большая часть которых порождает не слова, а другие формы общения. Кому это интересно? Говорят, что был один упрямец, который захотел узнать все наименования и нанести их на карту Вселенной. Через пару тысяч жизней, до него дошло, что что-то тут не так, что удалось исследовать только крохотный уголок космоса, и он отправился к Кришне за рекомендацией о методике подсчета. Кришна сажал туласи и посоветовал тому подумать самому, мол, идея-то была твоя. Глупец продолжал считать, пока на нашей планете динозавры не превратились в крыс, а потом сдался. Кришна как раз закончил поливать росток и только сказал, что тут просто нужно иметь сердце, которое может вместить все, а не мозги. И добавил, что интересно бы посмотреть на таких существ. Так, говорят, появились люди, существа, у которых есть разум и сердце. А крысы, те, что поумнее, живо пристроились к людям и живут себе припеваючи. А те, что поглупее, стали фауной и сейчас вымирают.
Это единственное место, где тебя ждут, даже если ты и не собираешься туда, там находятся люди, которые ближе всех к тебе, хотя ты их не знаешь, и Тот, для Кого ты дороже всего на свете, хотя бы и Он был для тебя пустым звуком.
Я даже не знаю, город ли это. Мне это как-то привычнее, я же вырос в городе, среди домов и людей. Для кого-то он лес, так мне его описывал мой друг единорог, а кому-то разноцветный коралловый риф на белоснежном песке, по которому пробегают блики от колеблющихся волн, а кто-то соткал его из серебристых звездных лучей и живет там как в коконе посреди пустоты космоса. Каждый видит свое, привычное и понимает, что его мир - только часть бесконечно огромного мира Господа.
У каждого свой путь туда. Единственное, что точно не удастся, так это купить билет до Города. Тебе это могут предложить, даже со скидкой и в кредит, и даже составят толстый договор с гарантией и условиями возмещения убытков. Но Город от этого не станет ближе, чем если бы ты опустила мятую десятку в банку нищенки. Каждый должен отдать что-то свое, чтобы получить все. Главное, угадать что именно. Иногда на это уходит жизнь, иногда - геологические эпохи, а кому-то достаточно шага. И друга, который поделится куском хлеба или уступит нагретое место у костра. Вместе легче идти дорогой в никуда.
Мне все чаще кажется, что Город недостижим, что это мираж, марево, колеблющийся призрак бирюзовой воды под черной тенью изумрудных пальм над раскаленной растрескавшейся пустыней нашей жизни. Не более чем сон, греза... И я трачу последние силы, последние шаги на то, чтобы идти к нему, хотя разум убеждает меня искать что-нибудь более реальное, источник, хоть лужу воды, которая спасет меня, продлит мои дни. Я не знаю, что убеждает меня искать не настоящую лужу, а то озеро, которое я только вижу сквозь слезы в уставших глазах, в которое я только верю, которое дрожит и развевается в ничто в воздухе от песчаных смерчей.
Грёза над грёзой, иллюзия над иллюзией... Единственное, во что я верю - в то, что моя вера делает мираж реальнее пустыни.
Он был, он есть, он будет вечно, Город Господа, обитель Кришны, место, где Он пребывает. А так как Он везде, то стоит ли привязывать город к карте, сажать его в клетку координат? Не лучше ли просто найти для него уголок в своем сердце...
Откуда бы ты ни пришла, ты войдешь в Город со стороны восхода. И как только ты вступишь на Дорогу Шествий, опоясывающую Город, за твоими плечами беззвучно взорвется золотой закат, солнце всплывет как раскаленное облако ядерного взрыва, и весомый солнечный луч как таран ударит в створки ворот. Узорчатые полотнища отзовутся переливчатым звоном, бесшумно двинутся вперед, расширяя поток радужного сияния, стремящийся излиться от блистающих улиц и домов.