Тишанская Марина Антоновна : другие произведения.

Универсальный оптимизатор

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Давно вышедший на пенсию профессор продолжает в домашних условиях заниматься наукой и испытывать плоды своих открытий на окружающих . . .

  Универсальный оптимизатор.
  
  
  
   Идёт дождь. Идёт и идёт: льёт, моросит, накрапывает, хлещет. Сидишь, скучаешь - нет-нет, да и посетит тебя какая-нибудь мысль. Иногда даже очень удачная. Тут уж главное её не упустить. Лучше всего записать. Правда, профессор не признавал никаких технических новинок - не нравились они ему. Лучше уж всё по старинке - так надежней будет. Зачем будоражить душу, отказываясь от любимых вещей? Сменишь гусиное перо на карандаш, карандаш - на шариковую ручку, и пошло-поехало. Всякая суета отвлекает, засоряет мозг ненужными подробностями.
  
   Писать профессор не стал. Продиктовал всё самое основное, можно сказать, просто проговорил. Знал, что никуда не денется. Любил он чистый эксперимент - чтобы без плана, без предварительных замыслов, по наитию. Уж что получится, то получится.
  
   В этот раз получилось неплохо. По крайней мере, красиво. В большой бутыли булькала и переливалась золотистая жидкость, вбирала в себя солнечный свет, искрилась в постоянном движении.
  
   Что это? Всеобщее удобрение? Летучая жидкость? Универсальный оптимизатор?
  
   Жизнь покажет...
  
  * * *
  
  
  
   Мария Ивановна любила цветы. Ну, просто очень! Все подоконники у неё ломились от горшков с диковинными растениями. А на балконе, засыпанном землёй, словно висячий сад (раньше соседи снизу добились бы, чтобы сад запретили, а землю вывезли, но теперь ДЭЗу всё равно), цвели в художественном беспорядке анютины глазки и маргаритки, благоухала резеда и много ещё разного такого. Марья Ивановна всё это рыхлила, поливала, полола. А вчера сосед - добрая душа - отлил в пузырёк какой-то необыкновенной жидкости. Большой дефицит, говорит, достал по случаю. Водичкой разведите и полейте свои цветочки, увидите - что будет. Марья Ивановна всё полила, дорожку посередине подмела, и спать пошла. А веник на клумбе забыла.
  
   Утром выходит - мамочка родная! Маленькие венички проросли, зазеленели. Черешками из земли торчат, щетиной вверх смотрят. Не иначе - соседова жидкость! Шутник этот профессор! Зачем ей столько маленьких веников, да ещё с листиками. Ну, один она себе оставит, будет поливать, окучивать, посмотрит, что вырастет. Пусть, ещё парочку оставит - соседке Софье Абрамовне и внучке Настеньке. Девочка в институте каком-то со сложным названием учится с утра до ночи. Некогда ей о хозяйстве заботиться. Веничек у неё старый, облезлый. Марья Ивановна через день ходила к внучке прибираться в квартире и обед готовить. Родители за границу уехали на год, а девочка худенькая, на одних 'Сникерсах' и солёных орешках сидит. Она-то бабулю не просит борщ варить и котлеты жарить, но ест с удовольствием, похваливает. А похвала, как известно, лучшая награда.
  
   А остальные куда девать? Не пойдёт же она на рынок, сроду ничем не торговала. С этими мыслями Марья Ивановна решительно обрезала секатором молодые венички. Их оказалось семь штук. Три она отложила, остальные понесла во двор. Остановившись у будки дворового любимца Черныша, подумала ещё, и один из веников, пополоскав в старом ржавом тазу с дождевой водой, издавна стоявшем во дворе (детишки в нём отмывали свои ботиночки, прежде чем домой возвращаться, чтобы мамы и бабушки не ругались за пачканье чистого пола), положила около мисок с косточками. Надо будет у пёсика прибраться.
  
  Черныш забрёл во двор случайно, да так и остался. Добрая, ласковая оказалась собака. Мальчишки смастерили ему из остатков выкинутой мебели домик. Пес высунулся из будки, потом вылез совсем - видно, пить захотел. Обнюхал миску со всех сторон и принялся жадно лакать.
  
   Повернув к сараю дворничихи Клавы, Марья Ивановна увидела, что шланг для полива газона прохудился, и из него хлещет фонтан, обдавая водой ранних утренних прохожих. А на тротуаре, где асфальт неровный, целая лужа воды образовалась. Забыв про всё и бросив веники около шланга прямо в лужу, Мария Ивановна побежала к дому, к окошку, за которым жила дворничиха, с криком: 'Клава, скорей выходи, тут у тебя наводнение!'
  
   - Ивановна! - вдруг услышала она странный грубоватый голос, доносящийся из будки Черныша. Старушка резко обернулась, но никого, кроме знакомой дворняжки с тёмной шерстью, не увидела.
  
  - Чего смотришь? Лет пятнадцать мы с тобой бок о бок живём. Не шуми, выйдет сейчас твоя Клавдия.
  
   Марья Ивановна молча села в растекающуюся от шланга лужу. Ей не было сыро, ей было плохо, а валидол, как назло, остался наверху.
  
   - Помогите... - прохрипела она.
  
   - Да ладно уж тебе. Сама, небось, каждый день со старушками у подъезда соседям косточки перемываешь, а мне что, нельзя? - с этими словами Черныш подошел к пострадавшей и принялся деловито вылизывать её лицо. - Ты вот зря переживаешь, лучше бы порадовалась за меня. Иной раз такая тоска берёт, а словом перемолвиться не с кем. Собаки кругом хозяйские, домашние, на меня не смотрят. А по-человечески я только сегодня научился изъясняться, и за это тебе сердечное спасибо.
  
  Марья Ивановна сразу в себя пришла.
  
  - Я тебя говорить не учила, нечего меня в это дело путать. Да и лучше помалкивай, а то услышит кто-нибудь - тявкнуть не успеешь, как свезут на живодерню.
  
  - Эх, отсталая ты старушка. Теперь на живодерню не возят, нету такой. Теперь нашего брата направляют в ветлечебницу - безболезненно усыплять.
  
  - Хрен-то редьки не слаще. Поберег бы свою шкуру. Все равно ничего умного не скажешь.
  
  Пес обиделся и отвернул от Марии Ивановны бородатую морду с круглыми грустными глазами. Старушке стало жаль беднягу.
  
  - Ну полно, будет уже. Ты от разговоров временно воздержись, а я вечерком к тебе подойду. Соседки по домам - сериалы смотреть, а я - к тебе, посидим, побеседуем.
  
  - Так и быть. Я подожду, помечтаю пока о сосиске.
  
  - Принесу я тебе сосиску, - вздохнула старушка.
  
  - С кем это ты там, Ивановна, языком зацепилась? - заинтересовалась выглянувшая в окно дворничиха.
  
  - Любопытна ты больно, Клавдия. У тебя потоп, а ты в чужие дела нос суешь.
  
  Клава, охнув, бросилась внутрь квартиры, и через пару минут уже выскочила на улицу, бороться с дырявым шлангом.
  
  
  
  Мария Ивановна слово сдержала. Чуть начало смеркаться, подошла к собачьей будке со складным стульчиком и сосиской в бумажке:
  
  - На, сердешный, поешь.
  
  Черныш проглотил сосиску, не жуя.
  
  - Вот угодила, благодетельница. Я за день совсем истомился. Вокруг люди туда-сюда, туда-сюда, и все разговаривают, а я - молчи. Из пятнадцатой квартиры Офелия Петровна ключи уронила - я ни словечка. Алевтина сына зовет - не дозовется, а он за мусорным баком спрятался и не отвечает. Хотел я ей крикнуть - не стал. На тебя надеялся.
  
  - Правильно, молодец. У них свои беды, у тебя - свои, - старушка помолчала, неодобрительно глядя на собаку. - Не знаю только, о чем с тобой беседовать.
  
  - Понятное дело, опыта такого у тебя нет. Ты думай, а я пока буду тебе всякие истории рассказывать.
  
  - Зачем?
  
  - Чтобы ты могла вставлять критические замечания.
  
  - Тьфу ты, и не собираюсь даже. Не было печали - с дворняжкой спорить.
  
  - Все равно не удержишься. Характер у тебя такой - привыкла все подвергать сомнению. А 'дворняжка', между прочим, это сокращение от слова 'дворянин', знатное лицо, приближенное к королевской особе.
  
  - Откудова ты знаешь?
  
  - А как же! Посиди здесь целый день, и не такого наслушаешься. Разговоры - то я и раньше понимал, а сам ни словечка вставить не мог. Несправедливое положение!
  
  Мария Ивановна сочувственно вздохнула.
  
  - Понимаю я тебя. Да что поделаешь? Написано тебе на роду весь век в будке сидеть.
  
  - Тоже, между прочим, обидно. Я коренной москвич, а живу, как в деревне. Кругом растут многоэтажные красавцы-дома со всеми удобствами и 'жакузями'. Сады и скверы украшают скульптурами грузинского мастера - фамилия у него смешная - вроде 'Тефтели', а я ничегошеньки не вижу. Даже в трамвае никогда не катался. Кстати, что такое 'жакузя'? Может, ты знаешь?
  
  - Не знаю я твоих жакузь и знать не желаю, - рассердилась старушка, - У нас в стояке третий день как горячую воду перекрыли, и еще дней десять ждать, пока включат.
  
  - Что ж так?
  
  - Ивановы из тринадцатой квартиры на Кипр отдыхать уехали, а кран на кухне завинтить забыли. Очень торопились за границу попасть. Два этажа под ними залило. Жильцы жаловаться стали - наш управдом стояк и отключил. В квартиру же к ним не зайдешь. Раньше люди в отпуск уезжали - ключи соседям оставляли: цветы полить, кошку покормить. А теперь цветы все больше искусственные, двери у всех железные. А кошка их - таиландский бобтэйл, тьфу ты, нечисть - не выговоришь, с ними на курорт отправилась. Клавдия - дворничиха за справкой ее в ветлечебницу таскала - самим, вишь, некогда.
  
  - Как по-разному складывается жизнь! - мечтательно протянул Черныш.
  
  Старуха тяжело поднялась и отряхнула юбку.
  
  - Пошла я. Поздно уже. Завтра забегу, а ты блюди себя, рта не раскрывай.
  
  - Спокойной ночи, тебе, Мария Ивановна. Спасибо, что зашла.
  
  Черныш скрылся в будке, а старушка решительно направилась к подъезду.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Студентка Полиграфического института Настя Косичкина, порывшись в бежевой сумочке из дорогой кожи, нашла, наконец, ключ, и открыла массивную металлическую дверь. Она машинально включила свет в коридоре, устало скинула модные босоножки на высоких каблуках и босиком направилась к кухне. Неожиданно, боковым зрением, Настя увидела связанную веревкой охапку веток с великолепными белыми цветами, небрежно брошенную на пол под вешалкой.
  
  Бабуля приходила прибираться, это ясно. Но почему она букет на полу оставила? Такой поступок противоречил характеру чистоплотной старушки.
  
  Девушка вернулась, подняла цветы, и, разглядывая их, пошла к холодильнику. Рядом с ним, на плите, стояли кастрюля и сковородка. Вкусно пахло украинским борщом и домашними котлетами. Но Настя, открыв холодильник, взяла оттуда пол-литровую бутылку 'Александровского' кефира и направилась в комнату.
  
  Обычно захламленная одеждой, книгами, бутылочками из-под кефира, обертками от шоколадок комната была чисто прибрана. Дорогая мягкая мебель, импортный телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр, журнальный столик - все было протерто, вычищено. Ковер на полу, после обработки пылесосом, радовал взгляд.
  
  Однако девушка не обратила внимания на эти перемены в комнате.
  
  Поставив кефир на столик, она, не выпуская из рук букет, подошла к картине на стене. Картина представляла собой копию известного полотна Поленова 'Московский дворик'. Эту копию создала сама Настенька, в качестве курсовой работы, пытаясь уловить манеру письма великого живописца. К сожалению, ее художественному руководителю, доценту Иванову, копия не понравилась. Он сказал, что Насте нужно внимательнее приглядеться к игре света на оригинале картины. Иначе не удастся передать настроение.
  
  Прилежная ученица никак не могла понять, в чем ее ошибка. Задумчиво глядя на свою работу, она нечаянно задела картину цветущими ветками. В этот момент случилось что-то неуловимое: возможно, в окошко пробился луч света, изменив освещение, но девушке вдруг показалось, что она смотрит вовсе не на неумелую копию, а на оригинал знаменитого полотна.
  
  'Ерунда какая-то, - подумала Настя, - наверно, я просто устала'.
  
  Но игра красок на картине заставила будущую художницу плотно закрыть портьеры на окне и включить верхний свет.
  
  Девушка посмотрела на свою работу внимательнее. Сердце ее на миг замерло: перед ней явно висела подлинная работа великого живописца.
  
  
  
  Возвращаясь после очередной беседы с Чернышом, Мария Ивановна тяжело поднималась по лестнице, проклиная свой пятый этаж и поминая недобрым словом архитекторов, посчитавших, что жильцы прекрасно обойдутся без лифта. Перекладывая тяжелую сумку из правой руки в левую, она не сразу заметила соседа, бодро сбежавшего вниз по ступеням. Профессорская спина уже готова была скрыться в дверном проеме, но вежливая старушка хотела поблагодарить ученого за замечательное удобрение.
  
  - Торопитесь, Иван Никодимович? А я цветочки-то полила вашей чудесной жидкостью.
  
  Соседу пришлось остановиться и повернуться к разговорчивой даме.
  
  - Ну и каков результат, уважаемая Мария Ивановна? Не повредило мое удобрение вашим цветочкам?
  
  - Что вы, что вы! Наоборот! Сроду у меня ничего так не росло. Скажу по секрету, даже венички маленькие проклюнулись. А я-то, старая, думала - их из проса делают. Глянула утром - батюшки мои! Вся клумба в вениках. Так я уж себе оставила, а остальные раздала - и внучке свезла, и дворничихе нашей. Очень хорошие веники получились. Так я вам благодарна, так благодарна, что и не сказать. Я сегодня и вам один занесу. Вот и Черныш говорит...- тут Мария Ивановна внезапно замолчала и даже зажала себе рот ладошкой. С чего это она вдруг так разболталась? - Пойду я, некогда мне. И вам до свидания.
  
  -Постойте, постойте! Что там такое Черныш говорит?
  
  - Подумаешь, Черныш... Шавка дворовая. Нечего ему говорить, он и не знает ничего. Вы уж извиняйте, Иван Никодимович, побегу я. А веничек я вам беспременно занесу. Знатный веник! - и, боясь сказать еще что-нибудь лишнее, бодро поднялась на два пролета.
  
  Профессор пожал плечами, улыбнулся и отправился по своим делам. Однако, проходя мимо будки, он задержался и несколько долгих минут всматривался в лохматую черную морду дворняжки.
  
  
  
  Несмотря на тяжелую жизнь и отсутствие высшего образования Мария Ивановна имела склонность к логическим построениям. И так это ладно у нее получалось!
  
  'Вот если бы я умела летать! - от этой мысли старушка даже остановилась. То есть она бы и так остановилась, потому что запыхалась. Но новая мысль показалась ей очень привлекательной. 'А что? Вот Черныш скучал - научился разговаривать. Как ни крути, это на него профессорово удобрение подействовало, больше думать не на что. Сила, значит, в нем большая. А раз я в лужу с зельем села, стало быть, и на мне эта жидкость должна действие проявить. Но разговаривать-то я давно умею, а летать - нет. Может, я старая дура, да только дома никого нет. Приду сейчас и попробую'.
  
  С такими мыслями Мария Ивановна не заметила, как добрела до родной двери. Сменив боты 'прощай, молодость' на домашние тапочки и повесив на крючок модную джинсовую куртку - Настин подарок, она вошла в свою аккуратно прибранную комнатку и тяжело опустилась на стул.
  
  'С чего начать?' - стучало в голове. 'Наверное, давление поднялось', - решила Мария Ивановна, но, как говорится, назвался груздем - полезай в кузовок. Немного отдышавшись, она оперлась на спинку стула и с трудом поднялась на ноги. Прежде чем приступить к эксперименту, она внимательно оглядела комнату, хотя и знала, что кроме нее никого дома нет и быть не может. Очень уж странным представлялось то, что она собиралась сделать. Повернувшись лицом к старинному трехстворчатому гардеробу с потемневшим от времени зеркалом, она легонько подпрыгнула. Вернее, ей так только показалось. На самом деле она лишь привстала на цыпочки, не отрывая ног от пола.
  
  'Нет, это не годится. Я ведь прыгаю, а хотела летать'.
  
  Тогда она расставила ноги на ширину плеч, будто собиралась делать зарядку, и взмахнула руками. Взмах вышел слабый, хотя и решительный, и опять желаемого результата не принес. Изрядно утомленная подъемом по лестнице и непривычными физическими упражнениями, старушка решила прилечь. Доковыляв до дивана, она осторожно опустила голову на подушку и блаженно вытянула ноги. Прикрыв глаза, Мария Ивановна постепенно погрузилась в приятную полудрему.
  
  'Так лежала и не вставала бы... Хоть и дура я, а жаль, что ничего не вышло. Вот Черныш - мог пожелать себе длинную шерсть или будку новую, чтобы зимой не мерзнуть. Или чтоб Клавдия подобрела и взяла его к себе в дом. Хотел бы, стал какой-нибудь чау-чау или еще кем, дак нет. Мечтал душу отвести, вот и получил. А я что? Научилась бы летать - и на рынок, и лифта никакого не надо. А еще к свояченице в Слизнево. Туда электричкой, потом автобусом ... У нее варенье клубничное знатное, грибки соленые ... Когда еще свидимся ...Вот так бы подняться и поплыть ...'
  
  Решив повернуться набок, Мария Ивановна обнаружила, что висит в воздухе над диваном, и со страху проснулась. 'Мамочки мои, что же это делается?' Диван взвизгнул всеми пружинами, принимая на себя увесистое тело резко спикировавшей вниз старушки.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Настя не могла прийти в себя от изумления. Как такое могло случиться?!
  
  Она рисовала в музее, сидя на банкетке, к картине Поленова не приближалась. И если бы приблизилась, то чуть дотронься до такого сокровища - тут же на весь зал завопит сирена, подключенная для охраны произведений искусства. Ведь каждая такая вещь для вора - все равно, что сейф, набитый деньгами.
  
  Не могла Настя по ошибке картины поменять, никак не могла.
  
  Но оригинал - вот он, висит у нее в комнате, как ни в чем не бывало. Что же произошло? До нее тут утром побывала только бабушка. Подобные подарки старушке не по карману. Ее квартирка столько не стоит, сколько этот Поленов.
  
  Что делать?
  
  В экстремальных ситуациях Настя всегда начинала быстро и четко соображать, составляя план действий и тут же приводя его в исполнение. Значит, так:
  
  Во-первых, в милицию идти не надо - загремишь в тюрьму или в сумасшедший дом.
  
   К профессору Иванову - тоже. Засмеет, или опять же посоветует обратиться к психиатру.
  
  Значит, единственный человек, кому можно все рассказать, не боясь быть неправильно понятой, это бабуля.
  
  Она всю жизнь была, да так и осталась большой фантазеркой, и верит во всякие чудеса. И при этом обладает большим жизненным опытом. Возможно, что-нибудь подскажет.
  
  С этой мыслью Настя поставила кефир на стол, рядом положила цветущие ветки, погасила в комнате свет и побежала в прихожую одеваться.
  
  
  
  Бабушка жила недалеко. Она доходила до Насти за полчаса, а Настя, почти бегом, добралась до Марии Ивановны за пятнадцать минут. Открыв дверь своим ключом и войдя в квартиру, девушка увидела бабушку, лежащую на старом диване с широко раскрытыми глазами и удивленным взглядом, направленным куда-то сквозь внучку.
  
  - Бабуля, что с тобой, тебе плохо? - с испугом крикнула Настя.
  
  Не дождавшись ответа, она подбежала к тумбочке, бросила свою элегантную сумку на пол и достала из верхнего ящика пузырек с нашатырным спиртом и сердечные капли.
  
   Быстро налив в рюмочку воды и накапав туда капель, она приподняла голову Марии Ивановны, поднесла к ее носу пузырек с нашатырем, а когда та чихнула, стараясь избавиться от неприятного запаха, ловко влила ей в рот лекарство.
  
  - Что ты делаешь, глупая девчонка?! - рассердилась бабушка. Мне вовсе не плохо. Я просто задумалась.
  
  - О чем, интересно? - с обидой спросила внучка.
  
   - Да, понимаешь, чудеса какие-то со мной происходят.
  
   - Серьезно? Ну, с тобой всегда чудеса происходят.
  
   - Происходят, да не такие. Таких еще не было. А ты-то чего прискакала? - Мария Ивановна решила перевести разговор в другое русло: не поверит ей внучка, как пить дать.
  
   - Знаешь, ба, а у меня тоже чудеса дома происходят. Я потому к тебе и пришла. Подумала, что больше идти не к кому.
  
   - Ах ты, бедная моя, дитя брошенное, - запричитала Мария Ивановна, поднимаясь с дивана, - пойдем, я тебя чайком с вареньем и пряниками угощу.
  
   - Я не голодная, бабуля. Лежи спокойно.
  
   Но бабушка решительно отвела Настину руку, считая своим первым долгом накормить каждого, переступившего порог ее квартирки. Она взяла Настю за рукав и потянула к кухне, а та, зная о безаппеляционном хлебосольстве бабушки, перестала сопротивляться, и покорно пошла следом.
  
   Попивая неспешно чай, обе несколько успокоились, и Настя рассказала Марии Ивановне про сказочное превращение картины.
  
   - Да, чудеса! - согласилась бабушка, - а ты уверена? Ведь картина - она и есть картина.
  
   - Ну что ты понимаешь! Есть тысячи деталей, по которым можно отличить оригинал от подделки. Да и мне до Поленова далеко. Я пока так писать не умею.
  
   - Ты, моя лапонька, очень хорошо рисуешь. Не хуже этих Поленовых. Но раз говоришь, что тысяча признаков, тогда да ...
  
   Старушка задумалась. Настя тоже молчала, ждала бабушкиного совета.
  
  В этот момент из соседней квартиры, где проживала Софья Абрамовна со своей обезумевшей матерью, донесся нечеловеческий крик и стук падающего тела.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Софья Абрамовна, вздохнув, вошла в дурно пахнущую комнату старой матери.
  
  Сара Моисеевна, глядя на нее бессмысленным взором, разбрасывала по комнате пух из подушки, доставая его из разорванного только что наперника.
  
  - Уйдите, - крикнула она, - Вы затопчете семена, и у меня не будет урожая!
  
  - Мамочка, что ты натворила! - ужаснулась Софья Абрамовна, - теперь придется делать уборку, а у меня пылесос сломался.
  
  ' Где ж я недавно видела отличный веник? - подумала она, - свой-то я после покупки пылесоса выкинула, он совсем плохонький был'.
  
  Не хотелось бежать в магазин, и денег жалко, теперь любая мелочь так дорого стоит! А нести пылесос в ремонт - так когда его еще починят, не меньше, чем на месяц возьмут. И опять же - деньги!
  
  Софья Абрамовна с тоской посмотрела в окно, где не прекращался с утра унылый моросящий дождь.
  
  Вот радость! Около собачьей будки дворового пса Черныша стояла толстая дворничиха Клава.
  
  - Клавочка! - закричала воспрянувшая духом женщина, - милая, у меня беда, помоги!
  
  - Ну что еще? - недовольно откликнулась та.
  
   - Да пылесос, дрянь эта импортная, сломался, а веника нет. Подмести нечем. Ты не одолжишь свой? У тебя они всегда такие славные!
  
  - Чего там славного? Веники как веники, - забурчала себе под нос дворничиха, - сказала бы сразу, что тридцатку жалко и на рынок идти лень.
  
  Черныш молча слушал. Его отношения с Клавой были довольно сложными. Поэтому пробудившееся сознание подсказывало, что ни во что вмешиваться не надо. Лучше ограничиться ежедневными беседами с Марией Ивановной.
  
  - Ладно, - ответила дворничиха уже более громко, - бери. Вон тут как раз кто-то новые веники разбросал, аж с цветочками. Сейчас я тебе один занесу, все - равно собираюсь на верхний этаж подниматься.
  
  Через насколько минут у Софьи Абрамовны появилось новое чудесное орудие для уборки. Она отнесла его в комнату бедной, выжившей из ума матери, и пошла на кухню варить ей манную кашу. Этот процесс занял у нее минут десять.
  
  Придя с полной тарелкой каши в комнату Сары Моисеевны, несчастная дочь увидела, что мать вцепилась в новый веник и обкусывает с него цветы.
  
  - Мамочка, ты же заболеешь! - с этими словами Софья Абрамовна поставила тарелку на стул и попыталась отнять у матери веник. Но где там! Старушка была физически сильной и не собиралась отдавать свою добычу.
  
  Дочь тянула на себя, мать - на себя. В пылу сражения Сара Моисеевна опустила ноги с кровати на пол и встала.
  
  - Что ж это такое?! За что это мне?! - ослабив хватку, истерично спросила Софья Абрамовна, не надеясь, естественно, получить ответ, - ты же упадешь, разобьешься!
  
  - С чего это я упаду? - вдруг неожиданно спросила мать, - ты же не падаешь: дочка называется - веник у матери из рук отбирает. А я, может, подмести хочу. Смотри, какая грязь кругом!
  
  На этот раз упала Софья Абрамовна.
  
  Возможно, ей и было стыдно, но слова матери повергли бедняжку в состояние легкого шока.
  
  
  
  Настя вскочила, опрокинув чашку и разлив на пол чай, и помчалась к входной двери, на лестницу. Дверь в соседкину квартиру была открыта, и Настя, не раздумывая долго, вбежала внутрь. Мария Ивановна сначала слегка оторопела, оставшись сидеть в кухне. Столько необычных событий в один день кого угодно выведут из колеи. Но Настин крик: 'Бабуля, неси скорее нашатырь', привел ее в чувство.
  
  Охая, она, как могла быстро, побежала в комнату за пузырьком, а затем на лестничную клетку. Пока Мария Ивановна справлялась с внучкиным поручением, Софья Абрамовна уже пришла в себя. Настя медицину не изучала, но по телевизору видела, как упавшего в обморок человека шлепали по щекам. Пришлось применить к пожилой соседке эту меру, хотя и нехорошо бить старую женщину. Но пока бабуля со своим 'темпом' принесет лекарство, у соседки инфаркт случиться может.
  
  - Ой, Настенька, радость то какая! - сказала Софья Абрамовна, едва придя в себя. По ее щекам текли слезы.
  
  - Конечно, радость. Вы, главное, не волнуйтесь. Сейчас попрошу бабулю вызвать врача, - поддакнула девушка, не понимая, почему потеря сознания так обрадовала пожилую даму.
  
  - Не надо врача, мамочка уже... - Софья Абрамовна не смогла договорить, слезы душили ее.
  
  - Неужели умерла, несчастная старушка?! - с ужасом спросила Настя.
  
  'Вот дочери какие бывают, - промелькнула у девушки мысль, - мать потеряла и радуется. Хотя, может, у нее истерика?'
  
  - Вы хорошо себя чувствуете? - спросила она у бабушкиной соседки.
  
  - Великолепно! - искренне ответила та.
  
  - Что случилось, кому плохо? - еле переводя дух, с испугом произнесла Мария Ивановна, как раз прибежавшая с пузырьком нашатыря.
  
   - Ты, бабуля, к шапочному разбору прибежала. Нашатырь уже не нужен. Софья Абрамовна пришла в себя. Она упала в обморок оттого, что Сары Абрамовны не стало.
  
   - Отмучилась, бедняжка, - вздохнула Мария Ивановна.
  
  - Софочка, я свою комнату уже подмела. Ты куда делась? - раздался вдруг дребезжащий голос. Дверь соседней комнаты приоткрылась, и в образовавшуюся щель заглянула мнимая 'покойница', совершенно осмысленно, с интересом разглядывая компанию в прихожей.
  
   - Ой, Маша, сто лет тебя не видела, - продолжала Сара Моисеевна, - а эта девушка, никак Настена? Надо же. Как быстро растут дети!
  
  Софья Абрамовна с умилением смотрела на мать. Мария Ивановна прислонилась к косяку двери и поднесла к своему носу нашатырь.
  
   - Вот это да! - с чувством произнесла Настя.
  
  - Давайте, девочки, ее поднимем, простудится еще - приняла на себя командование Мария Ивановна, поднимая голову соседки и толкая ее в спину. Настя и внезапно исцеленная Сара Моисеевна потащили Софью за руки, и та послушно села, а затем осторожно поднялась во весь рост, опираясь на хрупкие плечи своих спасительниц.
  
  - Ой, бабуля, я ее не удержу, - закричала Настя, - да и Сара Моисеевна еле на ногах стоит. Что делать?!
  
  - Кто там вопит, как резаный? - послышался прокуренный голос дворничихи с нижнего этажа. 'Излишней' звукоизоляцией перегородки дома не отличались.
  
  - Клава, идите скорее помогать, а то беда будет, - позвала ее Мария Ивановна.
  
  - Бегу, девочки, держитесь.
  
  Послышался громкий топот и дыхание с присвистом, как - будто стадо слонов играло в салочки.
  
  Клава с разбегу пролетела мимо Софьи Абрамовны, развернуласт на 180 градусов, и очень удачно впихнула ее в дверь квартиры Марии Ивановны, где около вешалки стояла табуретка, на которую и приземлилась Софья. Сделано это было вполне сознательно. Клава не любила бывать в запущенной, пропахшей мочой квартире Софьи Абрамовны.
  
  Поскольку остальные крепко держались за недавно пришедшую в сознание женщину, им удалось устоять на ногах и не попадать.
  
  - Ну и ну! Вам, Клава, надо в цирке работать. У вас талант воздушного гимнаста пропадает.
  
  - Настька, я те дам веником по пятой точке, вот и будет цирк. Взяла моду над старыми бабками подшучивать,- незлобиво сказала Клава, - лучше б чайник поставила.
  
  - Телепатия - великая сила, - произнесла Настя непонятную фразу, чтобы никого больше не обидеть. И пошла ставить чайник.
  
  
  
  После рябиновой настойки у женщин развязались языки. Мария Ивановна не удержалась и рассказала по Черныша. Ей никто не поверил, и хотели уже идти во двор допрашивать разговорчивую дворнягу.
  
  Но тут Софья Абрамовна зарыдала, приговаривая: 'А мамочка как цветочки от веника съела, так и выздоровела. Все-таки есть справедливость на свете...'
  
  Чтобы успокоить ее и отвлечь, Настя рассказала про чудесное превращение 'Московского дворика' из копии в оригинал.
  
  Клава ахнула. Насте она поверила сразу. Это бабкам могут голоса какие-нибудь послышаться, якобы от собаки. А Настя - молодая. У нее маразма со склерозом пока быть не должно.
  
  - Да как же так? - не переставала удивляться она.
  
  - Я не знаю. Вроде бы ничего такого не делала, только ветками с цветочками по картине провела. После этого и заметила, что на стене - настоящее полотно Поленова висит. Ну сами подумайте, не бывает же воров, которые копии на оригиналы меняют. Они как раз наоборот делают.
  
  - Ничего себе! - не могла успокоиться Клава. - Да ты хоть представление имеешь, сколько твоя картина теперь стоит. Я тут детектив недавно по телику видела. Там говорили, что эти картины какой-то Сосби за миллионы покупает.
  
  - Не Сосби, а Сотби - это городок такой, где аукционы происходят.
  
  - Какие аукционы?
  
  - Распродажи такие. Там сначала цену назначают, а потом торгуются. Кто больше даст, тому и продают, - пояснила Мария Ивановна.
  
  Постепенно разговор сошел на нет. Настя не выспалась, устала и задремала. Софья Абрамовна тихо утирала слезы, а Мария Ивановна и Клава молча думали, каждая о своем.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Клава никогда не жила богато. Стандартная для сложного детства ситуация с отцом - алкоголиком, больной матерью и кучей младших братишек и сестренок была хорошо ей знакома.
  
  Образование получила неполное среднее, потом пошла работать за маленькую зарплату и призрачную возможность через девятнадцать лет получить квартиру и выселить туда отца.
  
  Надо сказать, что у Судьбы были другие планы. Ничего Клава не получила. Братишки и сестренки выросли и разлетелись по разным городам. Отец упился до смерти. А она жила в старой двухкомнатной квартире теперь уже одна, поскольку матушка преставилась восемь лет назад.
  
  Выходить замуж Клава не стала, сытая по горло семейной жизнью родителей, и детей не завела. А к старости даже попривыкла к работе дворничихой на две ставки, варила борщи для богатой армянской семьи, купившей квартиру в соседнем доме, приобрела импортный телевизор, видеомагнитофон, сама сделала ремонт в своем гнездышке. На шестидесятилетие, совпавшее с сорокапятилетием трудовой деятельности в одном и том же ДЭЗе, ей подарили подержанный мобильный телефон (директор ДЭЗа купил себе более современный). На плату за разговоры Клава денег жалела, да и звонить, по правде говоря, ей было некому, но телефон лежал в ящике серванта. Иногда она доставала его и долго разглядывала такое необычное сокровище.
  
  Обо всем этом Клава вспоминала, сидя на кухне у Марии Ивановны. А были эти воспоминания попыткой оправдать пришедшие в голову грешные мысли. Решила Клава разбогатеть нечестным путем. Посидев так минут двадцать, она поднялась и стала прощаться с приятной компанией: 'Ну, девки, поздно уже. С утра на работу. Пойду я'.
  
  - Куда же ты, Клава, оставайся, - возразила Мария Ивановна, - я тебе раскладушку в кухне поставлю. Посидим еще, побеседуем. Дома-то тебя никто не ждет. Вот и Настенька останется, будет на диване спать.
  
  От этих слов сердце Клавы заколотилось, как бешеное. Словно нечистая сила ей помогает - Настька домой не пойдет. Квартира ночью пустая будет. А ключи от этой квартиры у Клавы имелись. Мария Ивановна ей дала. Сказала, что у них с Настей вечно все куда-то пропадает - порода, видно, такая. Так пусть, мол, у Клавы на всякий случай запасные ключи лежат.
  
  - Не, ты что, Марья, мне идти-то в соседний подъезд. Через две минуты дома буду.
  
  - Ну смотри, как хочешь. Позвони хоть, когда придешь.
  
  'Были б деньги, звякнула бы с мобильника', - подумала Клава и молча вышла.
  
  - Ой, а я-то сижу, чаи распиваю, а мамочка там одна - вдруг опомнилась Софья Абрамовна. - Спасибо вам, соседки, за помощь и за угощенье. Я побегу.
  
  - Бегите, Софья Абрамовна, спокойной вам ночи. Хотя я думаю, мама ваша уже нормальной стала, из подушек перья вытаскивать не станет. Скорее всего, мирно спит.
  
  - Вашими бы устами, Марья Ивановна ... Ладно, побегу.
  
  Оставшись вдвоем, Мария Ивановна и Настя начали прибирать со стола и обсуждать необычные приключения, выпавшие на их долю в последние дни.
  
  - А ты знаешь, Насть, я еще не все рассказала.
  
  - Правда, бабуля? Что с тобой случилось?
  
  - А то, что летаю я.
  
  - Как это? - недоверчиво спросила внучка.
  
  - Обыкновенно. Ложусь на кровать, полежу, а потом вверх на метр поднимаюсь и вишу.
  
  - Вместе с кроватью, что ли? Бабуль, а может, у тебя глюки?
  
  - Вот потому я и не сказала, подумала - не поверит никто. И точно, даже Настена моя не верит.
  
  - Ну почему, верю. Это бывает у пожилых людей.
  
  - Глупая ты, - рассердилась бабушка, - думаешь, Сара в ум вошла, а я вместо нее в маразм впала? Вот оставайся ночевать, увидишь, у кого глюки.
  
  -Ладно, я и так остаюсь. А все-таки, бабуль, как ты думаешь, отчего все это происходит? И что нам со всем этим теперь делать? К кому идти?
  
  - Есть у меня, внучка, кое-какие мысли и догадки. Сейчас уж поздно. А завтра сходим с тобой к одному человеку, - загадочно сказала Мария Ивановна. - Ну иди, стели себе на диване. Белье в шкафу, где обычно.
  
  
  
  Скоро почти все обитатели дома крепко заснули. Только Клаве было не до сна. Она вышагивала по кухне взад и вперед, потом открыла холодильник, вынула бутылку 'Столичной', налила себе примерно треть чашки.
  
  Нельзя сказать, что Клава никогда не преступала черты, отделявшей порядочного человека от остальных. Уже давно, в детстве, она подглядела, откуда отец достает свою зарплату, которую, в основном, тратил на водку. После очередной отцовской зарплаты, пришедшейся на пятницу (отец тогда еще не превратился в неизлечимого алкоголика, а работал), Клава подождала, пока они с матерью уйдут в комнату ругаться, подошла к отцовскому пальто, нащупала заветный карманчик внутри обшарпанного рукава и вынула сто рублей. Виноватой себя не чувствовала. Только подумала: 'Вот гад, матери всего тридцать на хозяйство дал, а остальное на выпивку решил пустить. Нет уж'. В субботу с утра она пошла в магазин 'Фарфор' и купила за пятьдесят шесть рублей чайный сервиз на шесть персон ( как раз на всю семью), а на остальное - продукты, среди которых было невиданное лакомство - торт 'Чародейка'.
  
  Когда вернулась, поспешила спрятать покупки на кухне под столом.
  
  Отец, естественно, шуметь начал: 'Родные дети отца грабят! Дожил! Или это ты, жена, паскуда старая?!'
  
  Клава, нисколько не смутившись, ответила: 'Не ори. Потерял, небось, по пьяной лавочке'.
  
  Отец еще несколько раз 'терял' таким образом заначки. У Клавы и матери появились эластичные колготы, у ребят - новые ботинки и туфельки.
  
  Мать молчала, дочку не упрекала, хотя наверняка обо всем догадалась.
  
  С тех пор много лет прошло. Да и ситуация была другая. Настя ничего плохого Клавдии не делала. Тем не менее, квартира у девчонки - полна коробочка. Все импортное - и стиральная машина, и пылесос, и тряпки. Даже чайник и утюг.
  
  Клава не собиралась ничего этого трогать.
  
  'У нее все есть, ну зачем ей эта картина за миллионы? За границу родители ее свозят. Если что захочет - купят. А мне миллион - другой очень кстати пришелся бы. Куплю себе домик и участок в садовом кооперативе, дубленку куплю, а драное синтетическое пальто выкину. Может, сережки золотые куплю. Если мне одеться модно, так я еще ничего. Могу старичка какого-нибудь приличного завести, чтобы не одной подыхать'.
  
  Наконец она решилась, выпила водку, сполоснула и убрала чашку. Ключи висели на месте - слева от вешалки в прихожей. Клава взяла их и решительно вышла, захлопнув за собой дверь.
  
  Ночь еще не вступила в свои права, Клава благополучно добралась до Настиного дома и, никого не встретив на лестнице, вошла в квартиру.
  
  Как профессиональный вор, она захватила с собой перчатки, в прихожей сняла туфли и положила их в полиэтиленовый пакет.
  
  'Надо не забыть полы протереть, где я в туфлях стояла', - подумала она и, не включая света, прошла в знакомую Настину комнату. Летом Марья с внучкой к родителям за рубеж ездили, а Клава во всех квартирах цветы поливала. Так что на мебель она сегодня не натыкалась. Подойдя к окну, закрыла плотно шторы, затем посветила предусмотрительно захваченным фонариком по стенам.
  
  'Хорошо, что по телику детективы стали часть показывать, каждый может вором заделаться по всей науке'.
  
  Картину увидела сразу. Настя ей описывала: 'Дворик на ней, как сейчас в селах бывают, а называется 'Московский'. Раньше Москва такой была'.
  
  Вот она, висит, сердешная.
  
  Клава протянула руку, потрогала раму, и вдруг ее как - будто обожгло. Щеки загорелись от стыда, хотя темно, да и никого рядом не было, кто мог бы увидеть.
  
  Она выронила фонарик и бросилась прочь из квартиры. На втором этаже опомнилась немного, вернулась, вынула из пакета и надела туфли, заперла дверь.
  
  Стыд не проходил.
  
  'Что же я могла наделать! Молодую девку чуть не ограбила. А если бы со мной так в восемнадцать лет поступили? Что бы я о людях стала думать?!'
  
  От сознания своей подлости у зачерствевшей сердцем дворничихи вдруг потекли слезы.
  
  Вернувшись домой, она выпила еще полную чашку водки. Захмелев, немного успокоилась. Подумала: 'Сейчас лягу, просплюсь, а с утра пойду к Марье, повинюсь. Пусть хоть в тюрьму сажает'.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Петька Грибоедов никогда не унывал и не терял присутствия духа, что создавало немалые трудности его родителям и педагогам. Не то, чтобы ему всегда удавалось претворять в жизнь свои планы, но никакие неудачи не могли его сломить.
  
   Изобретательность же этого вундеркинда была направлена не на то, чтобы стяжать заслуженную славу, а, скорее, чтобы этой славы избежать.
  
   Приближалась контрольная по математике. Петька с первого класса ее искренне ненавидел. Прошлый раз в такой ситуации он очень удачно опустил градусник в чашку с чаем и понюхал молотый перец, после чего мама неделю сидела с ним на больничном. Но повторять простудные заболевания часто Петька не решался - не хотел рисковать. Он еще помнил, как однажды перед диктантом ляпнул, что у него болит зуб. Зуб не болел, но зловредный стоматолог обнаружил у него с десяток дырок, которые принялся лечить с упорством, достойным лучшего применения. Звук бормашины до сих пор снился мальчику по ночам.
  
   Но, с другой стороны, только серьезная болезнь могла послужить причиной для пропуска четвертной контрольной. Чем же заболеть?
  
   Трудность стоящей перед ним задачи Петьку не смущала, поджимали сроки. Помог случай. В образцово-показательной школе ?3115 на всех окнах цвели цветы. Их разводила гардеробщица Мария Ивановна. Старушка не жалела ни времени, ни сил, поэтому яркая зелень и пахучие соцветия диковинных растений радовали глаз учеников и педагогов круглый год. Чтобы подкормить своих любимцев, она на собственные средства покупала различные удобрения и держала их в мужском туалете на четвертом этаже. Накануне контрольной Грибоедов забежал туда по естественной нужде и обнаружил, что Мария Ивановна разводит какое-то средство для полива в двухлитровой банке из-под 'Пепси-колы'. Набрав полную бутылку воды, она добавила в нее пару чайных ложек какой-то золотистой жидкости из маленького пузырька. Рассудив, что концентрация удобрения невелика, Петька улучил момент, и пока Мария Ивановна вышла на минуту в кладовку (вероятно, за шваброй - подтереть лужу на полу), хлебнул глоток раствора.
  
  'Живот, конечно, заболит. Но что делать - искусство требует жертв.'
  
  Будильника он не услышал. Мама с огромным трудом разбудила его в половине восьмого. До выхода из дома оставалось всего полчаса. Собираясь в школу, Петька пытался понять, почему не удался такой прекрасный план. Он не знал, как ядовиты бывают удобрения для людей, поэтому вместо того, чтобы радоваться, что остался жив, он сокрушался из-за контрольной. Но делать нечего - не повезло, так не повезло.
  
  Ирина Сергеевна, строгая и взволнованная, дала каждому ученику отдельный листок с заданием и положила под язык валидол. На последней парте, рядом с двоечником Петровым сидел суровый представитель из РОНО.
  
  Петька взглянул на свой листок и понял, что пропал. Ему досталась задача про мотоциклиста и велосипедиста, которые ехали из городов А и Б навстречу друг другу. По пути они то останавливались, то поворачивали назад, меняли скорость, но потом все-таки встретились где-то на полдороги. Найти это место было Петьке не под силу. Он подозревал, что и сами мотоциклист с велосипедистом не смогли бы сказать, где это произошло. Двойка была неизбежна, но тут на Грибоедова снизошло вдохновение. Он взял ручку и начал что-то быстро писать в тетради для контрольных работ.
  
   Прозвенел звонок. Ирина Сергеевна сама обошла весь класс и собрала листки с заданиями и тетради. К Петьке она подошла в последнюю очередь, взяла тетрадь, и потянулась за валидолом. Нетерпеливый представитель РОНО подошел к учительнице и выхватил у нее пачку тетрадей. Ирина Сергеевна судорожно вздохнула, и протянула ему последнюю пачку тетрадей и валидол. Тот нацепил очки, полистал Петькину тетрадь и со стоном опустился на стул. Вместо контрольной Грибоедов написал сочинение. Он выразил в нем всю свою боль, ненависть и едва теплящуюся в душе надежду. Он коснулся бесправного положения школьников, заклеймил бессердечных составителей задач и беспечных мотоциклистов с велосипедистами, которые не могут сосредоточиться и без остановок проехать несколько паршивых километров от А до Б. Несмотря на обилие орфографических ошибок, это сочинение сделало бы честь даже знаменитому Петькиному однофамильцу.
  
  ***
  
  
  
   Утром Клава, прерываясь всхлипываниями, а иногда и продолжительным плачем, рассказывала о своих грехах Марии Ивановне, сидя у нее на кухне за чашкой чая с удивительно вкусным смородиновым вареньем.
  
  Хозяйка квартиры сидела рядом, ободряюще поглаживая Клаву по плечу, но почему-то молчала.
  
   Не слыша слов прощения и утешения, Клава завыла в голос.
  
   Мария Ивановна была, видимо, где-то далеко, поскольку вздрогнула и с удивлением взглянула на соседку. Затем, видимо, пришла в себя и начала говорить приличествующие случаю слова: 'Ну что ты, Клавочка. Ведь не украла же, значит, невелик и грех. А раз раскаиваешься, так и Бог простит'.
  
   Клава постепенно успокоилась.
  
   Вдруг хозяйка, совсем ни к селу ни к городу, спросила: 'Скажи, Клав, а если бы такое случилось до того, как веники зацвели, или, скажем, как Черныш заговорил, взяла бы ты картину или нет?'
  
   Настроение у Клавы, бывало, менялось по пятнадцать раз на дню (чем и пользовались опытные жильцы ее дома, да и вышеупомянутый Черныш тоже). Вот и сейчас, слезы высохли, лицо стало багровым, маленькие, обычно тусклые глазки заметали молнии.
  
   - Вот ты ко мне как, значит, относишься?! Я к тебе с открытой душой, а ты - бревно бесчувственное. Лучше бы я украла Настькину картину.
  
   - Вот, вот. Я про такое состояние и говорю. У тебя раньше было, чтоб так злилась? Ты не обижайся, Клав, я из научного любопытства спрашиваю, а не просто так.
  
   - Ученая нашлась. Поиздеваться в отместку хочешь?! И когда это со мной быть могло? А про Черныша я только вчера от тебя узнала, - прибавила она, опять постепенно успокаиваясь. - И, между прочим, я решила его к себе взять. Будет в прихожей у меня на старом одеялке спать, дом сторожить.
  
  - Видишь, как хорошо. Ты, Клава, после этой истории с цветочками на вениках, такая добрая стала, прямо не узнать.
  
  - Не знаю, Маша, при чем тут веники. Но правду сказать, когда у отца - пьяницы зарплату из кармана брала, стыдно не было. А один раз, года четыре назад, стырила я деньги по-настоящему у одного буржуя. Пьяный такой, сидел на нашей лавочке, в дубленке импортной и в соболиной шапке. Подумала тогда, у меня сапоги совсем прохудились, а этот - не нищий. Сам, небось, у народа ворует. Тогда еще рядом с лавкой иномарка какая-то стояла. Видать, его машина. У наших такие не водятся. А этот от гаишников, похоже, удирал, вышел в нашей подворотне проветриться, да и задремал. Стыдно мне тогда не было. Я ж с него шапку и дубленку не снимала, да и мороз-то был - ноль градусов. Честно скажу - не было стыдно. Ненавижу я этих алкоголиков. Пожалуй, вот сейчас тебе рассказала, и совесть скрести начала. А вдруг замерз, окаянный? Надо было его хоть в подъезд оттащить.
  
  - Мог и замерзнуть, - укоризненно подтвердила Мария Ивановна, - хотя, я так и думала, - опять непонятно произнесла она.
  
  - Да что ты, Мария, крыша у тебя поехала, что ли? Короче, вот ключи от твоей и Настькиной квартир. Ищи другого поливальщика цветов, коли к какой-нибудь свояченице поедешь.
  
  - Ну и ладно, давай. Иди с Богом, и не обижайся. Я тебя прощу, только с одним условием.
  
  - С каким это? - насторожилась дворничиха.
  
  - Может еще и не понадобится. Но, если попрошу, повторишь свой рассказ одному человеку, вот и все.
  
  - Какому - такому человеку? В милицию, что ли, решила заявление подавать? - не на шутку испугалась Клава.
  
  - Нет, что ты! Я ж сказала, все тебе прощаю. Не в милицию вовсе. Хочу с одним ученым посоветоваться насчет чудес, которые у нас последние дни происходят. Вот ему рассказать надо.
  
  - А далеко идти-то? - вздохнула дворничиха.
  
  - Не далеко, этажом выше подняться только, к профессору.
  
  - Ладно, расскажу, если хочешь. Этот - то в милицию не пойдет, блаженный какой-то. Хуже тебя.
  
  - Вот и славно. Ну, иди, Клав, а то мне на рынок пора.
  
  - Да и меня метла ждет. Пойду. Спасибо тебе, Марья, сняла тяжесть с моей души.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Профессор после завтрака проводил занятия с любимым попугаем Кешей - тренировал его память. Дело было в том, что не доверял ученый записям на бумаге, а, тем более, на компьютере. Голова - вот это сейф. Попробуй, открой. Хоть убей, все - равно ничего не узнаешь.
  
  - А ну, хорошая птичка, сколько будет 89 на 46 ?
  
  - 4094, - без запинки ответила птица.
  
  - 52 в кубе?
  
  - 140608.
  
  - Молодец. Формула серной кислоты?
  
  - H2 SO4.
  
  - Ладно. А в каком году короновался царь Петр I ?
  
  - 1682.
  
  - Умница, Кеша. На тебя вся надежда. Пока отдохни и возьми карамельку - заслужил.
  
  В этот момент раздался резкий звонок в дверь.
  
  - Странно, я никого не жду, - подумал профессор, неторопливо поднялся и пошел к входной двери. Звонок повторился.
  
  - Что за нетерпеливый непрошенный гость, - профессор и не подумал прибавить шагу, - управдом, что ли? Он молодой, вечно спешит куда-то.
  
  После третьего звонка ученый, наконец, открыл дверь. На лестничной площадке стояла запыхавшаяся Мария Ивановна, держа за руку дворничиху, которая, в свою очередь, держала за шиворот изо всех сил вырывающегося соседского мальчишку Петьку Грибоедова.
  
  - Что так долго не открываешь, Иван Никодимович? - возмутилась Мария Ивановна.
  
  - А ты, Мария Ивановна, опять спешишь справедливость восстанавливать?
  
  - Конечно! Нельзя же так делать!
  
  - Как именно? Впрочем, прежде, чем объяснять, заходите ко мне в кабинет. Кстати, если я правильно догадался о цели вашего визита, то вы, Клава, заходите вместе с вашим подопечным, а вы, Мария Ивановна, если не очень устали, стукните в дверь Софье Абрамовне. Вам это не должно быть трудно, так как лифт сегодня опять заработал.
  
  - И Настене моей позвонить? - ни к месту, вроде бы, спросила Мария Ивановна.
  
  - Я всегда считал вас на редкость умной и проницательной женщиной. Действительно, ее тоже позвать неплохо бы.
  
  - Я, может, и умная, и всех, кого надо, сейчас позову. Только одного не могу понять. Мы пришли вам все рассказывать, а, похоже, вы и так все знаете, а?
  
  - Это не совсем так. Кое-что знаю, но хотел бы узнать подробности.
  
  - А 'кое-что' откуда знаете?
  
  - Ну, подумайте, голубушка. Про Черныша забыли?
  
  - Вот болтливая псина. Говорила же ему - держи язык за зубами.
  
  - Вы его особо-то не ругайте. Он знает, с кем можно побеседовать. К тому же, вы сами пришли обо всем поговорить. Так что он ваших планов не нарушил.
  
  Минут через двадцать Клава с Петькой, Мария Ивановна, притащившая за ошейник Черныша, Софья Абрамовна, Настенька - словом, все, оказались в кабинете профессора.
  
  - Отпусти, чего вцепилась! - вопил Петька.
  
  - Молчи, аспид! - непреклонно отвечала Клава.
  
  Поборник порядка Черныш легонько зажал зубами Петькину лодыжку, и тот замолчал.
  
  - Машенька, - с удивлением спросила нашу героиню Софья Абрамовна (после недавних совместных переживаний соседки стали звать друг друга на 'ты' и по имени) - зачем ты эту грязную собаку притащила со двора?
  
  - Сама ты ..., - начал было возмущаться Черныш, но получил от Марии Ивановны подзатыльник и быстро укротил свой праведный гнев.
  
  - Ой, девочки, у меня, кажется, слуховые галлюцинации. Клава, ты сейчас ничего не слышала? - испуганно спросила Софья Абрамовна.
  
  - Черныш рычал, а больше, вроде, ничего, - ответила дворничиха, целиком поглощенная тем, чтобы Петька не вырвался из ее цепких пальцев.
  
  - Не волнуйтесь, - успокоил Софью Абрамовну профессор, - иногда от нервных потрясений бывают галлюцинации различных типов.
  
  - А откуда вы знаете про потрясения? - недоверчиво спросила та.
  
  - Я не знаю, а только предполагаю. Затем вас и пригласил, чтобы все точно узнать. Так что давайте по порядку: в чем провинился сей молодой человек?
  
  - Окошко он в классе разбил, вон Клава в ДЭЗ ходила мимо школы и увидела, так ели догнали, - ответила Мария Ивановна.
  
  - Я ему говорил - не бросай. Так разве он собаку послушает, - пробормотал Черныш.
  
  Софья Абрамовна покосилась на него, но на этот раз ничего не сказала.
  
  - И чем же Никодимыч может помочь? У мальца родители есть, пусть они сына и воспитывают, и убытки школе возмещают, - заступилась за профессора Клавдия.
  
  - Ты, Клава, подожди. Вот я думаю, что он может помочь. А, как, Иван Никодимыч? - спросила Настина бабушка.
  
  - Вероятно, но характер у него упрямый, трудно внушаемый, нелегко будет. Разовое действие оптимизатор окажет, а постоянное - вряд ли. С этим ясно. Перейдем к следующему пункту. Что у вас самой-то, Мария Ивановна, случилось?
  
  - Постойте-ка, профессор, а про какой такой оптимизатор вы говорите? Что это за вещь такая? - спросила старушка, которой не очень хотелось рассказывать про свои полеты. Боялась - не поверят.
  
  - Не уводи разговор в сторону, отвечай профессору, - строго оборвала ее бдительная Клава.
  
  - Ладно, скажу. У меня такие чудеса творятся, что никто не поверит. А, может, пусть, сначала внучка расскажет про свое?
  
  - Это не принципиально. Рассказывай ты, Настенька.
  
  Настя начала рассказывать. После нее осмелели и другие женщины.
  
  Профессор узнал и про чудесное исцеление Сары Моисеевны, и про полеты своей соседки. Даже Клава, отпив из бокала принесенной с собой настоечки производства Марии Ивановны, призналась в совершенных и несовершенных грехах.
  
  - А мне чего говорить, я и не знаю, - прорычал неожиданно Черныш.
  
  Тут присутствующие дамы, за исключением Насти и ее бабушки, схватились за сердце, Настя побежала искать для них лекарства в профессорской аптечке, а у самого профессора лукавым блеском заблестели глаза, а губы, как он ни старался их удержать, расплылись в довольной улыбке.
  
  - Чего смеяться то, - сердито спросила Мария Ивановна, - смотрите, всем плохо стало.
  
  - Это не страшно. Настенька, дай им понюхать лекарства из этого пузырька. Да, да, эту золотистую жидкость. Она сердечную деятельность регулирует.
  
  - Что вы, Иван Никодимыч, обманываете? Вы же мне эту жидкость давали цветы поливать.
  
  - Нет здесь никакого обмана, Мария Ивановна. Просто, это - универсальный оптимизатор.
  
  - Какой опять оптимизатор?
  
   - Слишком долго объяснять. Извините, милые дамы. Мы с вами очень мило побеседовали. Я узнал все, что хотел.
  
  - Спасибо вам, Иван Никодимович, за маму. Она совсем выздоровела. Это, наверно, как-то связано с вашим лекарством? Хотя, она его и не пила, - задумчиво произнесла Софья Абрамовна.
  
  - А про меня в милицию пойдете жаловаться? - недоверчиво спросила Клава.
  
  - А я летать не перестану? - подала голос Мария Ивановна, - И вообще, объясните толком, все чудеса от вашего оптимизатора?
  
  - Подожди, бабуль. Иван Никодимович, а что мне с Поленовым делать? - спросила Настя.
  
  - На ваши вопросы точных ответов у меня нет. Время рассудит, кому что делать. А сейчас, извините, мне работать пора, - вдруг став непривычно серьезным, ответил профессор и стал деликатно подталкивать гостей к двери.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Толстая пестрая птица дремала, засунув голову под крыло, и изредка переминалась с ноги на ногу. Время от времени она вздрагивала и нервно щелкала клювом.
  
  Звук поворачивающегося в замке ключа заставил Кешу встрепенуться. Попугай гордо выпрямился и принялся прогуливаться по жердочке взад- вперед, поджидая хозяина.
  
  Профессор вошел бодрой походкой, весело улыбнулся и забросил шляпу на шкаф.
  
  - Кеша хороший! - заорал попугай.
  
  - Ты прав, малыш.
  
  - Кеша хор-роший! Хор-рошая птица! Молодец!
  
  - Ну-ну, не стоит зазнаваться.
  
  - Са-амый умный, са-амый красивый!
  
  - Не хвастайся. Нам надо поработать.
  
  - Р-работать, р-работать, труд облагораживает!
  
  - Вот именно! - профессор опустился в продавленное кресло возле стола. - Наш с тобой универсальный оптимизатор удался на славу. Придется-таки все подробненько записать. Вспоминай, дружище, что мы с тобой клали в эту колбу в прошлый раз.
  
  - Пять капель синей жидкости, две капли из пробирки с крестом.
  
  - Дальше, мой хороший. Я всегда утверждал, что нет ничего надежнее собственной памяти. Вернее, в данном случае твоей памяти. Но это все равно. Ее не выкинешь с ненужными бумажками, да и потерять гораздо труднее.
  
  - Р-р-разогр-р-реть!
  
  - Что, неужели так сильно?
  
  - Р-разогреть до пятидесяти градусов. Добавить кусок сахара.
  
  - Ну-ну, сознайся, про сахар ты сам придумал?
  
  - Добавить сахар-ра!
  
  - Так и быть, держи. Но не увлекайся. Мы же только начали.
  
  - ...выпарить, смешать с одним граммом содержимого зеленой банки. Перемешивать до полного растворения... температурный режим... добавить...
  
  Профессор старательно заносил в тетрадь каждое слово. Еще бы! Такая удача! Большая часть его изобретений не имела никакого практического применения, хотя, безусловно, представляла интерес для науки. А это удалось!
  
  Попугай расхаживал по клетке, напоминая самого профессора во время лекций. Он взмахивал крыльями и в наиболее важный местах рычал - для убедительности.
  
  
  
  
  
  ***
  
  
  
  Петька сбежал по ступеням и вылетел на школьный двор, не чуя под собой ног. Его душа вознеслась к облакам и парила там вместе с птицами в бескрайнем просторе. Она пела победную песнь, и эта песнь преображала окружающий мир. Солнце сияло, как сумасшедшее, зеленела трава, на клумбе наперегонки распускались самые красивые цветы, а Ирина Сергеевна и вовсе стала похожа на добрую фею, когда протянула Грибоедову тетрадь с вожделенной тройкой.
  
   Конечно, тройки он не заслужил. Строго говоря, ему и кол-то ставить было не за что. Но представитель РОНО, потрясенный безусловным литературным талантом ученика, не позволил губить молодое дарование и лично распорядился поставить ему тройку. Сочинение - же забрал с собой, пообещав показать 'кому следует'.
  
   Восторг в Петькиной душе клокотал, словно лава в жерле вулкана, и требовал немедленного выхода. Весь свет должен был непременно узнать о выпавшей на его долю необыкновенной удаче. Пожалуй, тут подошел бы салют из тысячи орудий. Правда, в Петькином распоряжении ничего такого не было. Не было у него даже самой завалящей петарды, которая смогла бы разбудить пребывающий в преступном неведении мир и заставить ликовать даже против его воли.
  
  За неимением ничего лучшего юный Грибоедов вытащил из кармана рогатку и выпустил в белый свет, как в копеечку, несколько подвернувшихся под ноги камешков. Никто из прохожих не пострадал, но предательский звон стекла заставил Петьку немедленно ретироваться. Он знал по опыту, что стоит промедлить лишь несколько минут, и чистая радость бытия омрачится прозаическим выяснением отношений с возмущенным жильцом.
  
  - Опять хулиганишь! - прорычал ему вслед Черныш.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Звякнуло разбитое стекло, усыпав пол мелкими осколками. Профессор резво вскочил и подбежал к окну. Петька Грибоедов добежал уже до конца дома и собирался скрыться за углом, но был узнан. Иван Никодимович обрадовался, что опознал злоумышленника - денег у него никогда не водилось, а стекло вставлять придется. Довольный собой, он вернулся на рабочее место.
  
  - Можешь продолжать, дружок.
  
  Но птица молчала, лишь нервно вздрагивала и испуганно щурила левый глаз.
  
  - Что с тобой, Кеша? Не стоит так расстраиваться из-за мелочей. Завтра я схожу к родителям Грибоедова, получу требуемую сумму и отремонтирую окно. Не отвлекайся по пустякам.
  
  Кеша, однако, как воды в рот набрал. Профессор выбрался из-за стола и подошел к клетке. Попугай повернулся к хозяину задом. Иван Никодимович обошел клетку и заглянул с другой стороны. Попугай повторил маневр.
  
  Иван Никодимович схватился за сердце и плюхнулся в кресло.
  
  - Кеша, прошу тебя, возьми себя в руки. От тебя сейчас зависит судьба открытия. Подумай, если ты не вспомнишь остальное, мы никогда больше не сможем синтезировать Универсальный оптимизатор. На повторное открытие уйдут годы и годы, я уже не молод. А ведь без этого средства... страшно подумать... людям придется самим учиться быть честными, добрыми, работать, чтобы не зарыть свой талант в землю. Ты отдаешь себе отчет в том, какая на нас лежит ответственность?
  
   :  []
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"