Аннотация: Глава из повести о детях и для детей "Бивак на Комаровке"
Александр Тиранин
ЗАКОН - ТАЙГА
(из повести "Бивак на Комаровке")
Сегодня возвращаемся домой.
Яков Селиванович и я пошли в лес, нарвать листьев для витаминного чая да набрать лечебных трав: ромашки, анютиных глазок, мать-и-мачехи, время сбора которых уже наступило. А Сергей и Виталик остались рыбачить, хотели принести домой на угощение самой свежей рыбы.
Возвращаясь, мы услышали чужие голоса и голоса Серёжки и Виталика. Слов из-за расстояния разобрать не могли, но по интонациям чувствовалось - ссорятся. И когда вышли на открытое место, увидели, что недалеко от нашей палатки разбита ещё одна. Возле неё стояли два парня лет восемнадцати и третий, постарше, в камуфляже. Судя по тому как ладно сидела на нём форма, он недавно отслужил. И эти трое забавлялись тем, что происходило возле берёзы.
Их четвёртый товарищ, самый младший среди них, собирался рубить берёзу. Но только взялся за топор, Виталик и Серёжка бросились к нему. Парень отложил топор и схватил хворостину. Мальчишки наутёк в разные стороны. Но стоило ему вернуться к берёзе, Виталик и Сергей опять оказались рядом. Пришлось парню оставить топор и снова тянуться к хворостине.
- Папа!
- Яков Селиванович!
Заметили нас мальчишки.
- Они берёзу хотят срубить! На дрова!
- Мы им сказали, что покажем, где сухие дрова...
- А они всё равно рубить хотят...
Запыхавшись и перебивая друг друга, поведали мальчишки.
- Зачем же берёзу губишь? - Укорил парня Яков Селиванович. - В лесу сушняка достаточно. А живое дерево на дрова рубить - не дело.
- Я что, один рублю? Посмотри: пни свежие, этого года, и не один, а три. Так что все рубят. А закон тайга - с волками жить, по волчьи выть. Вот так, дядя!
- Не так. Это закон волчьей стаи, а не тайги. В тайге же не одни волки живут. И потом, парень, с волками жить, да по-волчьи выть - не велика доблесть.
- Дяденька, посмотреть на тебя, ты просто святой!
- Тебя как зовут? - Яков Селиванович не среагировал ни на дерзость паренька, ни на вызов.
- Антон. А что, имя не нравится?
- Хорошее имя, Антонушка. А я не святой, обыкновенный человек. И в жизни у меня всякое случалось, с лихими людьми познаться и лихими делами позаниматься довелось. Ты отложи-ка топор, присядь да послушай, расскажу одну историю...
- Случилось это сразу после войны, - начал свой рассказ Яков Селиванович. - Лет мне было, как тебе сейчас, а, может, и того меньше. Нелегко в ту пору жилось. Разруха, продовольствие и одежда по карточкам. И карточек не на всяком предприятии вдоволь - лимит. А без карточек, в коммерческих, как их называли, магазинах, дорого. Даже не то слово - дорого - такие цены, что не только платить, смотреть на них жутко.
Вот, в то время сговорил меня один знакомец в Сибирь за большими деньгами податься.
Тогда по сибирской тайге немало всякого лихого народа промышляло. И в одиночку, и в ватаги сбивались. И я пристал к одной такой ватажке. Ничем не брезговали. Икряную рыбу на нересте потрошили, у маленьких лосят мать-лосиху завалить, грехом не считали. Лишь бы деньга шла. Думали, поорудуем так от весны до весны, мошну набьём и в тёплые края за красивой жизнью.
И как-то по осени набрели мы на заимку. Хозяином её был старый и седой, как полярная куропатка, охотник Мирон Данилович. Но звали его все и за глаза, а нередко и в глаза - дед Горазд. За его умелость и смекалку. Посмотрел дед Мирон на нашу развесёлую братию и только головой покачал. А стал собираться в тайгу, меня с собой позвал:
- Пойдём ма`лец, поможешь малеха.
Обошли его силки да ловушки, пора бы возвращаться, а он мне говорит:
- Ты ватагу свою оставь, не по пути тебе с ними. Таких, как они, тайга не терпит.
- Как же, - развёл я руками, - оставлю? Ведь у них моя доля.
- Та доля нечистая, пусть им остаётся. А свою, взамен, считай уже получил: живой останешься. Твоим варнакам недолго куролесить осталось. Закон здесь - тайга, а они против этого закона идут.
Не стану себя хвалить, не скажу, что сразу согласился уйти я с дедом Мироном, жалко было целое лето ни за что гнус в тайге откормить. Но и сотоварищи мои, и дела их не по душе мне были. И, в конце концов, я решился.
Как потом узнал, проозорничали они в тайге ещё зиму, а по весне всё получилось, как дед Мирон предрёк: закон - тайга и, как дальше в этом присловье говорится: медведь в ней прокурор. У них, правда, не медведь, а медведица на этой должности оказалась.
Сдуру или опьянели от безнаказанности... А пьяному, всем известно, хоть лужа по уши, зато море по колено. Застрелили медвежонка на глазах у медведицы. Много говорят, что самый опасный медведь это шатун. Не спорю, опасен, но он просто щенок по сравнению с медведицей, у которой медвежонка убили.
Недели не проходило, чтобы одного, а то и двух из ватаги не сгубила. И не так, что задерёт или придушит, а либо кожу с волосами от затылка до подбородка стащит, либо хребёт да кости переломает. И не покойник человек, но и не жилец уже, только мучается, да смерти как избавления от мучений, ждёт.
Некоторые, когда догадались, что медведица за медвежонка мстит, пробовали потихоньку отстать от ватаги. Но и они далеко не уходили, ни к кому у медведицы пощады не было.
Уж чего только против неё не затевали! И засады устраивали, и самострелы настораживали, даже на живца приманивали...
- Как это - на живца? - Заинтересовался Антон.
- Какие люди, таково и отношение друг к другу. В карты раскидывали. Кто проиграет, тот как приманка в открытую ходит, а остальные в засаде ждут: бросится на него медведица, а они её тут и застрелят.
Но недаром говорят, что мстительнее и коварнее медведя немного зверья на свете. На "живца" она ни разу не напала, а как заломала одного из засады, оставили и эту затею. Поняли, не справиться им с медведицей, надо спасаться, кто сможет. А спасение одно: пробиться к реке и по ней к людскому жилью. В воде медведь не так опасен, хоть видно будет, скрытно не подберётся.
Бросили всё, что за год в тайге награбили... Тут, как говорится, не до жиру, быть бы живу, - и к реке.
Только двое из них добрались до берега, но даже им счастье не улыбнулось.
Плот вязать не стали, не до того, медведица следом шла. Верхом на брёвнах вниз по реке отправились. А медведица следом, по берегу, иной раз к самой воде выбегала. Но в воду не шла. Может быть ружья опасалась, а, возможно, надеялась, что к берегу прибьёт и там легче с ними будет справиться.
Вскоре подобрала их геологическая самоходка, да оказалось, поздно уже, вода больно холодная. Один от переохлаждения умер, а у другого ноги парализовало.
Вот, парень, что такое: закон - тайга. А не то, что ты говоришь: раз лес кругом, милиционера рядом нет, так и творить можно всё безнаказанно.
- Брось ты, дядя, - остался при своём Антон. - Мужикам просто не повезло.
- Это как посмотреть. Вспомни, пораскинь, кому в таких случаях не везёт? Кто тонет, замерзает, гибнет в лесных пожарах, под лавинами? В первую очередь те, кто хамит природе или норовит с ней запанибрата обойтись. А зла и фамильярности природа не терпит. И ответ, по своим законам, рано или поздно стребует.
Замолчал Яков Селиванович. Старший из парней, в камуфляже, поднял топор и сказал Антону:
- Пойдём за дровами.
- Да брось ты, Игорь... - Принялся за старое Антон
- Если хотите, я покажу где сухостой, - предложил я свою помощь.
- Не надо, мы уже были здесь, знаем, - отказался Игорь и Антону скомандовал: - Вставай, Тоха.
Когда рюкзаки были уложены, горючий мусор сожжён, а негорючий снесён в мусорную яму, мы ещё раз обошли бивак, проверить, всё ли забрали и, заодно, если попадётся, подобрать мусор, который проглядели раньше.
После этого залили и разгребли костёр и заложили дерном мусорную яму.
И были готовы уходить, когда от своего костра к нам направился Игорь. Кивнул мне и ребятам, подал руку Якову Селивановичу:
- Удачи тебе.
- И тебе добра желаю.
- Не знаю, легко ли тебе приходится, - медленно проговорил Игорь. - Но одному можно позавидовать: знаешь ты, для чего живёшь. - Помолчал секунду и добавил. - А на Антона не обижайся. Он не злой, но иногда на него находит, любит подурковать.
- Я на него обиды не держу. Но он твой товарищ.
- Брат.
- Тем более.
- Да? - Игорь задумался, даже голову опустил. Но поднял взгляд и твёрдо сказал. - Я понял тебя. Возьму его в руки, больше он дурить не станет. Ну ладно, чего слова молоть. Будь!
Опять пожал руку Якову Селивановичу, махнул нам на прощанье и пошёл, не оглядываясь, к своей палатке.