Аннотация: Произошло это...
Происходит что-нибудь значительное и важное, а то, что случилось в моём детстве...
Нынешнее лето выдалось мокрое и прохладное, какого не было, по сообщениям Гидрометцентра, шестьдесят лет. Дни стоят сумрачные, из недостроенной террасы ветер выдувает малое тепло, обильный дождь мочит и мочит деревянное крыльцо.
В редкий сухой день мы семьёй возвращались из леса. В целлофановых пакетах мялись подберезовики и маслята. Подсыхали лужи. В одной из них, совсем высохшей я увидел согнутого гвоздём тёмно-свекольного дождевого червя. Засох червь. "Вот, - говорю сыну, - умер червячок". Червь не шевелится. "А разве они умирают?" - удивился Ваня и травинкой подцепил червя, перебросил в соседнюю лужу с водой.
Мы постояли, посмотрели, оживёт ли. Нет, без движения лежит в воде.
Червь так и остался в луже, вечером мы видели его, когда шли в баню. И я вспомнил вот что.
Произошло это...
Происходит что-нибудь значительное и важное, а то, что случилось в моём детстве...
Да, да, именно случилось. Так вот, случай этот давнишний, но до сих пор я о нём помню.
Был летний вечер, на улице было по дневному светло, как бывает летними вечерами, я поужинал и сидел на кухне рядом с мамой.
- Маша, иди кушать, - это мама зовёт мою сестру, которая ест мало, есть не любит, всегда её уговаривают и всегда хотят накормить.
- Мам, а мы скоро поедем к дяде Грише?
- В понедельник, у папы отпуск начнётся, и поедем, - отвечает мама и кричит папе в комнаты, - Володь, ну ты хоть, приведи Машу.
В кухню входит папа в спортивных штанах и в майке, на руках у него сестра, а у неё на руках игрушечный синий заяц. Глаза у зайца сделаны из красных пуговиц, и одна пуговица висит на ниточке.
- Не переживай, дочечка, скоро мы живых зайчиков купим, - говорит ей папа и усаживается за стол, - Марин, хлеб почему не порезала?
- А что они кушать будут? - Маша тянет папу за майку.
- Мы им травки накосим...Да дай же нож, наконец!
- Опять ты за этих кроликов, не нужны они мне, - спохватывается мама, поправляя котлеты на сковородке, - цыплят-то своих пристрой.
- Михаил, ты цыплят покормил? Ты мне их голодом уморишь, - это папа меня ругает, серьёзно смотрит и стучит ножом по столу.
Я побежал на балкон, где папа растит цыплят в картонной коробке. На деревянном полу - полная сумка тёмной блестящей черешни. Мы с мамой за нею стояли в очереди полдня в овощном магазине. Косточки от черешни, жаль, цыплята не едят. Наверное, потому что маленькие еще, и рот маленький. Зато этими косточками можно "стрелять". Они выскакивают из скользких пальцев и улетают в тёмно-зелёные кроны яблонь, что растут под нашими окнами. Успевай только черешню есть!
Ну-ка, цыплёночек, будешь косточку?
- Ты что делаешь, - появляется папа, - он же задохнётся!
Я выскочил в комнату, у дверей надел сандалии.
- Мам, я на улицу.
У подъезда на лавочке сидят тётеньки и один дяденька, Пал Палыч "пулемётчик". Он на войне пулемётчиком был. Или не на войне. Про пулеметчика он нам рассказывал, когда был пьяным.
Все разговаривают, сплетничают, отдыхают после работы. Сериалов по телевизору тогда не показывали. Я им всем "здрасте" и за дом. Посижу в деревянной песочнице. Можно палочкой рисовать, можно камешками играться. За прохожими наблюдать.
У соседнего дома кто-то вкопал столб и к верхушке привязал мяч на веревке. Получилась игра - "сиська", бьют по мячу, хотят в свою сторону верёвку закрутить. Эх, нам бы такую "сиську".
Маша вышла гулять с пол-литровой стеклянной банкой.
- Ты зачем банку взяла?
- Мама сказала головастиков наловить: они комаров есть будут.
Ну и глупая же!? Какие головастики - лягушки. Я прочитал, что они комаров едят. Ловят языком и едят. Как они их ловят, я не понимаю. Это каким же длинным язык должен быть!
В квартире с лягушками, которые из головастиков вырастут, конечно, комаров не будет. А пока они не превратятся в лягушек, я им сам наловлю комаров.
Мы с Машей пошли к луже, которая весной наливается талым снегом и так стоит до середины лета. Этого хватает, чтоб там завелась всякая живность
Наша улица - на окраине города, где совсем недавно была деревня. Деревянные избушки поломали и вместо них построили девятиэтажные дома и двенадцатиэтажные "башни". Мы любим играть на стройках, которых много вокруг.
У дороги, за зарослями ясеней и берёзок, схоронясь, блестит наша лужа-прудик. Ловить головастиков очень интересно, они здорово плавают. Я ловлю их аккуратно, стараюсь не раздавить. Поймаешь его, он в ладошке бьётся. Поймаю сколько надо, и всё.
Я видел, как старшие ребята бросали головастиков на землю и даже давили их.
На лужу можно ходить каждый день и смотреть, как головастики меняются и растут. Сначала они как кругленькие и чёрненькие рыбки, а потом у них незаметно начинают отрастать ножки и ручки, их лапки. А самое интересное - у них отваливается хвост.
- Не мути воду, Маша, - говорю я, - в чистой воде я их быстро наловлю. Видишь, скоро стемнеет.
- Мишка, а правда, что от головастиков бородавки бывают?
- Бородавки от жаб. Ты не трогай их, я сам поймаю.
- А вдруг от головастиков тоже бывают? - спрашивает Маша и наступает на топкое место. Её тапочек становится мокрым.
За кустами раздались громкие голоса, кто-то ссорился. В банке уже плавают шесть головастиков, этого, наверное, хватит.
- Ну пойдем, Маша, - сказал я, - мама, заругает тебя за тапочек.
Стало смеркаться. Высокие дома макушками осветились закатными лучами. Я знаю: это солнце садится за магазином "Продукты" у леса.
Папа, когда увидел банку с головастиками, сказал строго:
- Ты что принёс? - а Маше ласково, - Пойдём, дочка, ножки помоем.
Папа взял Машу за руку и повел в ванную, но я успел ей погрозить. Слышу, сестра объясняет: "Папа, от жаб бородавки бывают".
Ну всё, конец. Разве папа поймёт, что головастики, то есть лягушки, скоро съедят всех комаров в квартире.
"Вылей в унитаз и банку вымой", - это папа мне приказывает из ванной.
Как же они в трубах жить смогут, без воздуха и света! Я ведь не живодёр. Не двигаюсь с места, как стоял у входной двери, так и стою, делаю вид, что сандалеты снимаю.
"Раздевайся и ложись спать".
Нет, я спасу вас, головастики. Я найду на земле ямку и устрою вам лужицу.
На улице стемнело, в темноте всегда становится не очень уютно. Горели фонари, опустела скамейка. Я ходил по палисаднику около подъезда и искал подходящее место.
А вдруг земля впитает воду?
Осторожно опустив банку к земле, воду с головастиками я вылил на асфальтовую дорожку под балконом первого этажа. Но лужицы не получилось, вода стекла. Головастики дергались без воды.
- Осторожно, Юрка, - закричал я, не задави.
- А кто тут? - Юрка, мой приятель, зашёл со света за угол и таращился, ничего не видя.
- Головастики. И я.
Он рассказал, что идёт красть крыжовник, от которого болит живот :
- Знаешь уже какой вырос! Во-о, почти с головастика. А чего ты их раскидал тут?
Я ему все объяснил. Юрка меня успокоил, сказал, что за ночь у головастиков могут отрасти ножки, но потом подумал, позвенел в кармане пивными пробками и внёс неясность: "А могут и не отрасти".
Дома Маша уже спала, с открытым ртом, её заяц валялся на полу.
С утра я всё проспал. Солнце уже поднялось высоко и жарким лучом добралось до асфальта под балконом.
Я испугался - на сером запылённом асфальте были разбросаны чёрные подвяленные тельца, - и сразу узнал головастиков. У них не было ножек.
- Я так и знал, - Юрка присел рядом на корточки, - надо было их в лужу нести.
Я подумал, какой я плохой человек. Что же делать? И придумал:
- Надо их размочить. Размокнут и оживут.
- Но лягушки из них вряд ли получатся, - дружок покачал головой, - потому что они бракованные.
Сначала я хотел их оживить дома в ванне: папа на работу ушёл, а мимо мамы пронесу как-нибудь.
Но ведь болеть лучше дома, а не в больнице. Правда, Юрка?
- Конечно. Им лучше в болоте.
Решили нести в лужу, на родину.
По дороге Юрка рассказывал про то, как ему вырезали аппендицит. Как перед операцией сделали укол в руку, а потом голым отвезли на тележке в операционную, положили на стол, свет включили. А он лежал с закрытыми глазами и боялся, что его сейчас начнут резать.
- Надо было глаза открыть, они бы и увидели, что ты не под наркозом, - но мне было не до Юрки в операционной. Я держал газетный кулек с головастиками, стоя перед лужей.
- Да бросай ты их, - дружок развернул кулек и стряхнул в воду.
Когда вода успокоилась, ничего нельзя было разглядеть из-за солнца, блестевшего из воды. Пробрались на другую сторону. Опять ничего не понятно: головастики плавают, но те ли? Я очень хотел увидеть ожившего головастика. Я стал ловить и всматриваться. Ничего особенного не замечал и опять ловил, искал полудохлого-полуожившего.
Юрка ушел смотреть коров, которые забрели с совхозного поля. Ему-то что, - головастики не его.
Но скоро и я с лёгким сердцем бегал вокруг стада, пугаясь больших и сильных животных, пахнущих молоком и навозом, издалека слушая пистолетные хлопки пастушьего бича. А когда мы сидели у автомобильной дороги и угадывали марки проезжавших машин, Юрка вспомнил про головастиков.
- Они, конечно, оживут, а, может быть, ожили уже, - улыбался я, - Головастики - это ведь пресмыкающиеся, а пресмыкающиеся очень живучие, почти как черви. Так что для них ночь без воды - ерунда. Мы же с тобой ночь без воды терпим.
Я поведал о встрече у лужи с незнакомым дедушкой, который рассказал мне о пресмыкающихся. А я повторил это Юрке.
Как незнакомец помог мне из грязи достать сандалет и погладил по голове, когда я заплакал от жалости к головастикам, Юрке я не стал говорить. Дедушка был одет в летний брезентовый плащ и синий берет, в руках держал лакированную палочку, говорил добро и лицом был похож на знакомого.
- Я однажды и целый день без воды обошёлся, - соврал, шмыгая носом, Юрка и поехал на лифте вверх, на свой седьмой этаж.
Весь вечер мы с Машей играли, строили из одеяла и стульев дом и светили в нём фонариком. Засыпал я спокойно и думал, что в следующий раз, головастиков надо отнести назад, в лужу. Или не брать их совсем.