Аннотация: Провинциальный городок, год 67-1, молодежные нравы...
1
Не знаю, как у вас, но у нас банный день всегда в субботу. Это родители такой порядок завели.
По привычке.
Их с детства приучили. Теперь они нас к тому же приучивают. Точнее, достают.
Я не против бани, баню я даже очень. Осо-бенно зимой, когда веником намашешься. Сердце места себе не находит, готово, разо-гнавшись до тысячи неуправляемых ударов, лететь без остановки хоть до Луны. И только прыжок в сугроб оставляет его на месте. И при-миряет с мыслью пожить еще немного в этом бренном теле, и дальше терпеть нечастые банно-вениковые издевательства.
Нет бы выбрали другой день недели.
Ну, хоть среду, или даже воскресенье.
Им надо именно в субботу, когда танцы...
Я что, должен подрыгаться немного, а по-том в самый разгар домой бежать и мыться, пока баня не выстыла? А потом опять на тан-цы? А вдруг за это время как раз самое инте-ресное и произойдет? Кто-то кому-то мордасы начистит. Или Вовка Длинный с Толькой Кол-паком твиста своего фирменного заломают? Колпак в армии служил у немцев, в Дрездене. Там и надыбал. Немчура на своих танцах-манцах-обжиманцах всяко разно куролесит. Колпак Длинного научил. Они одни, когда не сильно выпимши, так шпандорить могут. Вый-дут в круг, клеши по тридцать три сантиметра, с заклепками и разрезами... радист Колян Ко-сой им поставит эту "твист эгей" не нашу, и они двое по всей площадке кругалями вывер-чивают. Только кто сунься в их компанию: или сами сметут в азарте, или зрители выдернут, мало в задки затолкают, еще и разок-другой по ребрам перепадет.
Вовка с Толькой один раз за вечер свой коронный исполняют. Все момент ловят, когда красноповязошники поссать выйдут или пива тяпнуть. Это комсомольские дружинники. Они за порядком и нравственностью следят. Чтобы никто ни-ни. Не растлевался под западную буги-вугину.
Ну, слиняют они, ту все к Коляну: "давай, парень, скорей!" Несколько человек на стреме встанут, контролершу оттеснят от входа, проб-ку создадут. Это так, на всякий случай, если комсомолия вернется, задержать ее, шум под-нять. Они ж далеко не уходят. А музыку до середины поселка слышно, тут уже не спря-чешь, уши каждому ватой не забьешь.
Потом, конечно, пригрозят танцы при-крыть, радисту тоже всыпят... устно... чтобы все их строгости слышали. А он только посмеется. Аппаратура на танцах чья? Кто ее один может в рабочем состоянии поддерживать? Да и записи чьи? У кого еще есть возможность ловить раз-ные станции и записывать? Ну, перегнут с ним палку, назавтра к нему же придут с чистыми бабинами, с пузырем плодово-ягодного. И опять мировая, знай, на кого письку дрочить!
Я шукаю, дружинники специально уходят с танцплощадки, чтобы дать некоторым ото-рваться. Видел разок - стоят на бугре и смот-рят на Вовку и Толяна, как те конями необъез-женными носятся.
А еще на танцах главное - не прошляпить Лизку. Кто с ней сегодня потанцевать сможет, кому она позволит пригласить на этот "томбе ля неже..." Ну, когда "падает снег" Сальвадоре Адамо.
Все знают, кому отдаст этот танец, тот ее провожать пойдет.
Лизка наша королева.
У нее одной шпильки на тринадцать санти-метром. Пацаны на спор замеряли. Не, такие не у нее одной есть. Но она одна во всем поселке умеет на них ходить. И не просто как королева плывет не качнувшись, а еще и танцует в них, даже шейк откалывает. Как ноги свои длинные не сломает.
Видели бы, как ходит! Голову приподни-мет, как гусыня перед гусем шею вытянет, смотрит в никуда перед собой, никого в упор не видит. Идет - как по невидимой линии, пят-ку в носок, пятку в носок.
Я в деревне на лодке плавал, там же си-дишь спиной к тому месту, куда плыть надо. Вот и вертишься постоянно, а не снесло ли те-бя? А не промазал ли метров на пятьсот? Дядя Петя, геолог наш, научил. Вон, говорит, чере-муху на берегу видишь? Это твой первый ори-ентир. Вон правое окно, которое черемуха за-крывает. Это второй ориентир. Совмещай их и никуда от маршрута не отклонишься.
Так и Лизка. Она когда идет, сама себе ли-нию на дороге чертит и по ней плывет. А чтобы не сбиться, за все проводы провожатому и двух фраз не скажет. Только свои коронные, когда локоть перед ней выгнут, чтобы под руку взя-ла: "Иди рядом!" громким полушепотом, и уже возле дома: "Ну, я пришла!" - выдохнет. И ни поцеловать не даст, ни за... пощупать. Как ба-рышня кисейная, руку расслабленную протя-нет, одни пальчики ей ухажеры пожмут и... да-же и не мечтай.
Еще никто ее два раза не провожал. Толь-ко Вовка Длинный.
Все на танцах затаились, ждали. Если се-годня третий раз ему позволит, тогда все, ко-пец, облом остальным.
Или еще кого осчастливит?
Пацаны старшие меня в свою шоблу при-няли. За ровню держат, шестерить не застав-ляют. И в разговоре назад не отодвигают, вро-де как я тоже их кореш.
Сперва даже закурить предлагали. А Вов-чик, мы с ним вместе голубей держим, - руку мою от пачки протянутой отвел:
- Не кури, - говорит, - гадость это. Я, - го-ворит, - дурак, втянулся, теперь бросить не могу.
Как старший брат сказал, и даже не обид-но. И всё, перестали предлагать. И то. Им всем по восемнадцать-двадцать. А мне четырнадцать осенью будет. Это по куреву. А вино когда це-дят, пузырь по кругу пускают, тут ни Вовчик, никто у меня изо рта не рвет. Глоток завсегда мой. Вино это не папиросы. Курят не все, даже среди мужиков такие попадаются. А вот пьют. Я таких, кто это дело мимо рта проносит, чего-то не знаю.
Я хожу с большими пацанами. И буду с ни-ми еще долго. Пока Лизка не определится.