Метель продолжалась третий день. Горы заволокло белой завесой, верхушки едва виднелись. Поселок казался безжизненным, утонувшим в снежной круговерти, а глубокие прорытые ходы в снегу отсюда, от таверны, казались норами. Марушкин, близоруко щурясь и вытирая рукавицей лицо, посмотрел на перевал. Поставил лыжи в углу веранды, не сразу найдя свободное место, и вошел в переполненный зал.
В углу большой комнаты топился огромный камин, перед камином лежали камни, нагреваясь и обогревая, и ограждая, что немаловажно. Бревна порой загружали такой величины, что пламя разыгрывалось не на шутку.
Местные столпились у подобия стойки из старого пульта управления, снятого с одного из погибших кораблей. Высокие, лохматые аборигены в кожаных длинных куртках, похожих на парки, гнусаво переговаривались, тыкали ручищами в центр. Между ними на полу кто-то лежал.
Марушкин вытянул шею и присвистнул. Землянка! В форменном комбезе, в защитном шлеме. Где же сел корабль? Раз его нет в поселке, значит, он сел в горах, здесь везде горы.
Стоял гвалт, и к тому же кто-то громко вещал, будто с трибуны.
- Звездолет упал в горах, Боран видел, как падали, - пролаял этот вещатель. - Опять расползутся по окрестностям и будут указывать. Не так живем, богам не молимся, в их коалиции не вступаем... Надо добить их. Авария в горах, да и все, долго разбираться не будут!
Но пока местные примут какое-то решение, пройдет вечность и еще одна, как говорила его Леся. В миссии от Объединенной Галактики она работала врачом, а он после крушения своего "Олимпа", со своими, теперь местными, легкими мог жить только на Элиде - так уж его спасли, что на Землю теперь ни ногой или только в гости. И Леся не улетала отсюда из-за него.
А бог у местных действительно был только один - случай. Случайности их приводили в трепет. Ну и любовь, дружба, словом, все то, что сваливается на голову только по воле случая. Вот и сейчас вряд ли можно ждать, что все рванут к перевалу искать корабль. Ничего не произойдет потому, что так почему-то сложилось для этого корабля. Они поорут, рассядутся за столы, будут есть и пить, рассуждать о случайности, занесшей этот звездолет в их горы, ?- ну нет на Элиде, почти нет, ровной поверхности. Небольшая планета, колючая как астероид, с сильно разреженной атмосферой.
Просидят так до вечера, будут ждать знаки и сигналы, а потом похоронят окончательно сдохшую бедолагу. С чистой совестью умоются снегом и пойдут на охоту, если метель уляжется. Или, если им взбредет в голову, что случай им принес работника, разыграют ее, бросив камни, девчонку тогда у них не отобьешь - так решил случай. Одному точно не отбить. Если так выпали камни, ни один элидиец не возьмется пойти поперек, только руками разведет. А вдруг за это будут отвечать его дети, его внуки, вдруг ему самому несдобровать...
Марушкин протолкался через толпу, его пропускали и вновь смыкали ряды. Он наклонился. Девчонка почти задохнулась. Еще дышит, но рот открыт, глаза закрыты, посинела. Шлем был погнут у самого основания, не снять. Видимо, все-таки шла через перевал, падала. Отчаянная, мужик-то не каждый решится. Схватив нож со стола, Марушкин попытался открыть шлем. Воздух Элиды был не очень хорош для землян, но все-таки кислород присутствует - лучше, чем ничего.
- С ней зверь, - тронув Марушкина за плечо сказал сосед его Лунс.
Высоченный и угрюмый на первый взгляд элидиец оказался до смешного стеснительным и добрым соседом - когда Марушкин уходил в свои обходы, он присматривал за его Клопом, старым шпицем со сварливо выпершей от древности нижней челюстью. Клопа уж нет. Но двадцать три года - очень почтенный возраст. Однако, похоже, Элида только на собак так действовала, Лесе-то она не помогла. Леси не стало из-за обычной простуды, на Элиде она каждый раз переходила в жуткое воспаление легких, и вот не справились. В один из кризисов Леся ушла, беспомощно вцепившись в теплый спальник в голубых облаках - как она по-детски любила эти облака, вспоминать больно.
Марушкин оглянулся и махнул Лунсу. Сказал на местном, гнусавом языке:
- Помоги, брат. Надо снять эту штуку. Или выдавить стекло. Умрет.
Лунс потоптался секунду, но присел на корточки. Видно было, как он очень осторожно прихватил голову лежавшей девушки ручищами размером с обычную суповую тарелку. Сдавил шлем, пластик выгнулся и разгерметизировался справа. Марушкин просунул пальцы, расширяя доступ воздуха. Прошло еще мгновение, девушка сильно вздохнула, дернувшись и застонав.
Открыла глаза и отшатнулась. Но не особенно запаниковала.
"Домашние и пугливые девушки на Элиде не оказываются, что-то ее сюда занесло", - думал Марушкин, постепенно выдавливая пластик.
- Не бойся, - сказал он, хмуро улыбнувшись. - Немного подыши так, сейчас найдем кислород.
Понял, что не улыбался целую вечность. Не улыбчивы были местные, лицо у элидийца не очень предназначено для улыбки. В шерсти все. Да и после смерти Леси не до того, на душе кисло.
Девчонка была совсем плохая, но непрестанно мотала головой. Не согласная, значит, она. Марушкин приблизил лицо и хмуро и тихо сказал:
- Сейчас не пугайся, ничего не говори. Кислород у меня дома, я его с собой не таскаю... там все и расскажешь. Здесь молчи.
Та опять замотала головой, видимо, ничего не понимая из сказанного, лихорадочно выпалила на английском:
- Нет, нет, нет...
И больше ничего. Говорила она с жутким акцентом, то ли гречанка, то ли еще кто... смуглая, красивая. Сипло втянула воздух, посинела.
- Молчи, легче будет, - сказал Марушкин на всегалактическом коде. Уж его-то она должна знать, в космос без него теперь мало кто отправляется. И повторил то, что сказал раньше.
Она начала отключаться. Потеряла сознание.
Марушкин прихватил ее под мышки, поставил на ноги, приготовился перекинуть через плечо, стал поднимать.
- Помоги, Лунс, - хрипло крикнул он, поворачиваясь к соседу. - А где ее зверь?
- Со зверем сам возись, - сказал Лунс.
Перехватил девчонку, взвалил на плечо, будто веса в ней было ноль, повернулся и пошел.
Лунс вышел в метель, на веранде одной рукой вытащил свои лыжины, широкие и лохматые с тыльной стороны. Его высокая фигура с ношей на плечах быстро скрылась в снежной канители.
"Ну где здесь зверь? - подумал Марушкин, шаря по таверне взглядом.
- Ох ты ж... - протянул он.
В углу сидел синий биоробот-переноска в виде панды ростом с теленка в шлеме с погнутыми крыльями. Толстый, пушистый он был то ли отключен, то ли вышел из строя, то ли еще что, потому что не рванул за хозяйкой и сидел сейчас, понуро опустив голову на грудь. Панда-валькирия... Почему панда валькирия-то, или валькирия почему стала пандой? Или это ангел? В общем, экзотика. Такие выпускают по случаю, к какой-нибудь дате, как допотопные марки, или на заказ. Кто же это свалился в горах, а может, это собственность девицы?
Марушкин пошарил по роботу в поисках пресловутой кнопки, погладил в ожидании сенсорного ответа, стукнул легонько по башке, по ушам, по бокам ладонями. И вдруг в глубине зверя услышал звук, который его вверг в панику. Он схватил толстенного панду, взвалил на плечо и рысью выбежал в огромную как ворота дверь. Махнул вслед Лунсу, крикнул, пытаясь сделать вид, что он спешит спасать девчонку. Сам же прислушивался к тому, что происходило в панде. Но там пока была тишина.
Показалось?..
Одной рукой бросил лыжи через перила, сбежал с крыльца, нырнул в крепления... щелчок... побежал по своей лыжне, по которой пришел... переноска пока молчала.
"А что если?!" - обожгла страшная мысль.
Сильно тряхнул панду. Панда заплакала. Марушкин перевел дыхание и рванул еще быстрее. С тревогой всматриваясь в снежную карусель впереди.
- Что там еще? Черт бы их побрал! - просипел Марушкин.
Впереди топтались четверо местных и Лунс. Четверо стаскивали девчонку с Лунса. Стащили. Лунс топтался здесь же. Чертово элидийское невмешательство! В случай вмешиваться же нельзя, Лунс будет ждать решения случая, если только гром не грянет, камень перед его носом не прилетит...
Двое тут же разложили коврик, затрясли кулаками, бросили камешки. Один разочарованно принялся собирать коврик, другой подхватил девчонку...
- Стойте! - крикнул Марушкин. - У меня этот... знак!
Все пятеро теперь с любопытством смотрели на него. Дружелюбные лохматые их лица светились азартом. Азартом! Черти... Всех он знал, жили давно бок о бок. Не сильно дружили, но и делить им нечего было, жили и жили. Новоиспеченный хозяин, кажется, Гун, положил добычу опять на снег. Теперь они все в ожидании и даже приветливо смотрели на Марушкина. Что там задумал этот землянин? Если случай бежит сам за ними, это знак, нельзя его оставлять просто так, ты просто болван, если бросишь...
Марушкин приблизился, сипя как перегретый двигатель, понимая, что выдохся от бега с нагрузкой так, что еле находил силы говорить. Еще эта панда - как ее открыть, и при этом быстро открыть, он не знал.
Он поставил пушистую переноску на снег и, затаив дыхание, хорошенько тряхнул.
Панда молчала.
Девушка лежала на снегу не шевелясь. Марушкин обошел всех, склонился над ней. Ладонью провел по щеке, по шее, пульс пока был. Марушкин быстро рванул ее на себя, на плечо.
- Нельзя ведь на снегу, угробите, - сказал хмуро он.
Заинтересованные морды любителей игр раздраженно вытянулись.
- Мало, - вдруг сказал тот, который держал девчонку, и ткнул в панду.
"Да он согласен меняться?! Вот была бы она пустая... Как же я отдам эту чертову панду?" - озадаченно потер взмокший лоб Марушкин, щурясь на снег.
- Э-э... мало, говоришь? - протянул он, пытаясь хоть что-нибудь придумать, надеясь, что пока он мямлит, что-нибудь вытанцуется в голове.
Но ничего не вытанцовывалось, лишь бухало тяжело вместе с сердцем, что сейчас девчонку унесут, а то и панду вместе с ней. А если панда сейчас запищит, то и совсем беда. Это случай. Малыша местные заберут и отдадут в свой гарем.
Каждый уважающий себя элидиец имел гарем. Потому что любовь она - как лавина, как кирпич на голову, как кость в горле, а какая любовь без детей. Нет, все должно быть по-настоящему. А уж дети для элидийца как бородавка на носу, ненавистны, но свои. Пусть с детьми ты уже не так свободен, и не можешь бродить по горам неделями, но они дороги как память о шалости. И даже про чужих детей элидийские философы в таверне многомудро уверяли, что чужие дети - кара за шалости без любви, вот такой финт ушами...
И Марушкин решил пойти в наглую, без всяких обменов, случаев и надежд на авось. И медленно обведя всех глазами, сказал:
- Это не меняется. Это знак! Что ее... - Марушкин ткнул пальцем в девушку, которую пока держал и которую пока не отобрали, - нельзя забирать от меня. Помоги открыть, Лунс, - рявкнул он, - пожалеешь, если не поможешь.
Лохматая физиономия Лунса скривилась, последняя фраза ему не понравилась. Тогда Марушкин посмотрел на безжизненное лицо девушки. И вдруг поцеловал ее. Целовал долго, думал, что это такое вот искусственное дыхание... Она наконец задохнулась окончательно, вырвалась, и Марушкин тихо сказал:
- Скажи, как панду открыть, милая, совсем забыл. Малышу пора кушать...
Он ее поставил осторожно на ноги. Она еле стояла, но как-то машинально пошла, элидийцы расступились. Затаив дыхание, Марушкин следил за девушкой. Боясь, что сейчас обязательно что-нибудь нарушит этот ход. Но элидийцы молчали в ожидании, даже с интересом. Лунс вытянул шею, разглядывая панду, не понимая, что в ней такого.
Девушка обхватила панду за шею, в каком-то полуобмороке погладила робота за ушком. И обмякла, сползла на снег.
Голова панды откинулась. В ней как в люльке лежал малыш, наверное, около двух лет. Марушкин не знал, как определить точнее - не новорожденный, но малек совсем. Одет он был в синий комбинезончик, под мягким шлемом виднелась желтая теплая шапочка. Он спал.
- Мои, - сказал громко Марушкин Лунсу и обвел всех глазами, щурясь и отворачиваясь от новых порывов ветра.
Гун стоял, широко расставив ноги, ухмылялся, но молчал. Видно было, что злится, но пока не знает, что делать. То ли у него украли добычу, то ли он по незнанию забрался в чужой гарем. Остальные уже скучали, и вот один обошел всех и двинул в таверну. За ним потянулся следующий.
- Дохлая, - показал пальцем на девушку Гун, оскалился, показав в улыбке все пятьдесят четыре желтых зуба.
Это доброжелательная улыбка... "И на том спасибо", - подумал Марушкин.
До него только стало доходить, что произошло, что он со всем этим делать будет, спасение спасением, помощь помощью... Но теперь ведь следовало доказать, что они семья... Срочно запросить Землю, пусть ее забирают!..
Лунс помог дотащить девушку, Марушкин донес панду, прикрыв ее голову не очень плотно, боясь, что замок сработает, и ему опять не открыть. Шли они друг за другом, не разговаривая, и Марушкин был благодарен Лунсу за его молчание, потому что он не знал бы что ответить.
Дом их с Лесей был самым обычным здесь, на Элиде. Плоские камни, много плоских камней. Разноцветные они были уложены кем-то ровно и терпеливо очень давно. Дом приземистый в один этаж. Три небольшие комнаты и веранда. Здесь любили веранды... К тому же это был дом врача.
На веранде у них всегда было много народа, ждали Лесю, когда она начнет прием. В основном женщины и дети, еще совсем пушистые и смешные. В тот же год, когда не стало Леси, свернули и миссию Земли на Элиде, оставив лишь виртуальный офис с биороботами и его, Марушкина, заведовать оборудованием, хранить его до полного вывоза и составлять ту часть виртуального офиса, которая отвечала за человеческий фактор. Вот он и обходил время от времени подстанцию, офис и хозблок со сломанным вездеходом, и визировал иногда ответы на запросы по поимке преступников, подтверждал, что да, нужны, нужны Элиде медицинское оборудование и кабинет врача, которые остались от Леси... А иногда брал отпуск и уходил в горы со старым шпицем.
В доме Марушкин быстро включил обогрев, прошел в комнату Леси и попросил Лунса принести сюда девушку.
А девушка была уже мертва.
- Прав был Гун, она умерла, - сказал Марушкин.
В страшной растерянности он не знал, что делать. Пока шел, думал, как можно скорее попытаться оказать помощь, потом срочно вынимать малыша из переноски, и может, девушка бы этим и занялась... А теперь... Теперь было даже хорошо, что малыш пока молчит. Марушкин то принимался осматривать голову девушки, то стоял возле нее, опустив руки. В голове не укладывалось случившееся.
"Вот почему местные так быстро отступились, почуяли смерть..." - подумал он, посмотрев в который раз на панду. Переноска не издавала ни звука.
Лунс развел ручищами, хлопнул Марушкина по плечу и вышел. Марушкин видел в окно его высокую фигуру перед домом. Тот остановился перед сугробом и торжественно умылся снегом.
"Видимо, совсем нехорошо упала в горах, а переноску сберегла... вот так" На голове девушки Марушкин обнаружил большую гематому. Стали понятны и обмороки, и ее странный сон. Как же жаль ее...
Наконец он подошел к панде и заглянул в переноску. Малыш спал.
Открыв нотбук, Марушкин увидел недавно пришедшее сообщение:
"Произошло крушение круизного лайнера в горах Элиды с тремя пассажирами на борту. Мужчина погиб, женщина с ребенком покинула место аварии, идет в сторону Мериды. Связь с ней потеряна..." Дальше шли координаты, время аварии, время и координаты потери связи...
Марушкин потер лицо руками и посмотрел на лицо малыша, видневшееся в шлеме комбинезона. Закрыл комнату и включил дополнительную подачу кислорода:
- Ну давай, малыш, - сказал он тихо, потому что малек открыл глаза и уставился на него. "Мальчик, сразу видно", - подумал Марушкин с улыбкой, а вслух сказал: - Сначала тебя вот покормлю... Чем? Да пюре-картошку разведем, а дальше видно будет. Потом буду с мамой твоей беду улаживать... А ты меня не бойся, я-то тебя еще больше боюсь, детей у нас с Лесей не было...