Когда-то, - очень давно, когда рыцарь еще не был рыцарем, а был лишь наивным отроком - отец застал его любующимся изображением дриады в одной из древних книг. Отец не стал ругать его, лишь забрал книгу, переставил ее на несколько полок выше и сказал:
- Запомни, сын мой, сие создание - враг наш. Они ненавидят весь род человеческий и, какими бы прекрасными они ни были, не верь им.
Затем отец погладил рыцаря - тогда еще отрока - по голове и отправил к учителю.
Почему именно это воспоминание всплыло перед ним, рыцарь понять не мог. В его голове царила невероятная сумятица - мысли смешивались, перетекая друг в друга, расходились, скрывались друг за другом слишком проворно, чтобы он мог ухватиться хотя бы за одну. В висках мужчины словно бы принялись за работу сотня рудокопов, вгрызаясь в него сотнями кирок, а звон в ушах, казалось, создал непреодолимую стену между ним и остальным миром.
Огромным трудом далось ему приоткрыть глаза, но, увы, борьба с собственными веками оказалась бессмысленной - перед ним простиралась бескрайняя красная пелена. В ушах его звенело и, в довершение всех бед, рыцаря ужасно мутило.
Однако рыцарь всем своим сердцем ненавидел находиться в неведении, посему, собравшись с силами, он начал осторожно оглядываться. Вскоре он обнаружил, что пелена вовсе не бескрайняя - его окружали высокие тени, - очевидно, горы - а справа от себя он обнаружил горящий костер.
Больше он разглядеть не успел - пытаясь рассмотреть махину, находящуюся за костром, он слишком резко повернул голову и его накрыл новый приступ дурноты. Перед глазами поплыло, и он зашелся в приступе натужного кашля. Спазмы в животе стали уже вовсе невыносимыми, когда рыцарь почувствовал, что кто-то просунул руки под его плечи и поясницу и рывком повернул его набок.
Как только нему вернулась способность дышать, неизвестный друг вытер отвратительные следы с его лица и снова уложил на спину. Затем рыцарь почувствовал легкие удары по спине - то, на чем он лежал, перетаскивали.
Рыцарь прислушался к себе. Долго слушать не пришлось - тело охотно сообщило хозяину, что все еще находится в ужаснейшем состоянии. Голова все так же кружилась и взрывалась болью при попытке построить хоть сколько-то связную цепочку мыслей, мир все так же пытался потерять очертания и смазаться, да и боль в животе усилилась после приступа слабости. Но какая-то мысль все же пыталась пробиться в его сознание, вселяя беспокойство и ощущение какой-то неправильности.
Однако вскоре мужчина был вынужден прервать сражение с разумом: рядом с ним заговорили, и он направил свои скудные силы на слух. Увы, старался он безуспешно - беседа шла на незнакомом ему языке. Более того, рыцарь мог бы поклясться, что за все годы его жизни, проведенные в боевых походах, он ни разу не слышал подобного говора: слова говоривших словно бы не существовали по отдельности, а сливались во что-то нечеловеческое - не то свист, не то шипение, не то шелест... здесь цепь его размышлений внезапно прервалась и рассыпалась песком ощущений. Медленно, но неумолимо его затягивало обратно в трясину беспамятства.
Когда сознание его уже готово было сдаться под безжалостным натиском лихорадки, он почувствовал прикосновение чего-то шероховатого к шее. Голову его приподняли, а у рта его оказалась какая-то горячая миска. Когда первый глоток стек с сомкнутых губ на рубашку, кто-то над его головой вздохнул и, помедлив, произнес:
- Пей.
На вкус питье напоминало на травяной чай, который в детстве приносила няня. Сделав последний глоток, рыцарь откинулся на спину, наслаждаясь ощущением, с которым успокаивался горящий пересохший рот.
Через некоторое время рыцарь осознал, что живот перестал болеть. Мир снова обретал привычные очертания, а слух постепенно очищался от монотонного звона. Повернув голову, он увидел сидевшую рядом девушку, чей силуэт ярко обрисовывало пламя. Заметив взгляд, она чуть склонила голову набок и спросила:
В голосе ее почему-то не слышалось улыбки, присущей этому вежливому ответу. Однако речь незнакомки в целом не изобиловала эмоциями - вероятно, она была слишком сосредоточена на самих словах, ибо в ее произношении сквозил язык той беседы, что он невольно подслушал ранее.
- Нелегко Вам, наверное, со мной пришлось. Выхаживать больного - огромный труд.
Так и не дождавшись ответа, он продолжил:
- Мне необходимо связаться с братом. Он вышлет за мной кого-нибудь, а Вас, разумеется, щедро отблагодарят за столь великодушную помощь.
- Щедро отблагодарят? - переспросила она. - Ах, у вас, это, кажется, означает, что мне заплатят. Деньги не нужны. К тому же, мы глубоко в горах. Люди сюда не доберутся.
Она встала и подошла к костру, чтобы подбросить поленьев. Теперь, когда сознание его прояснилось, его все больше беспокоила нога. Боль не была сильной, но из-за судороги пропала чувствительность от колена и ниже, и это было довольно неприятно.
Он протянул было руку, чтобы размять сведенный мускул, однако вернувшаяся девушка не позволила ему это сделать.
- Не поможет, - пояснила она в своей странной, чуть заикающейся, манере.
Затем она помогла рыцарю сесть и откинула край плаща, которым он был укрыт.
Как оказалось, чувствовать было нечего - правая нога его обратилась в уродливую, неровную культю. Ткань штанов была оборвана достаточно высоко, чтобы можно было разглядеть рану во всех ее омерзительных подробностях.
Сумев, наконец, оторвать взгляд от обугленного осколка кости, он тяжело вздохнул и произнес:
- Добрая девушка, Вы сказали, что повозка сюда не доберется. Но, коль скоро мы здесь, а я в столь плачевном состоянии, не поможете ли Вы мне добраться до ближайшей деревни?
- Нет. Я говорила не о повозке, а о людях. Ты бы отсюда и на двух ногах не вышел. А со мной ты получишь уж слишком теплый прием.
С каждым новым словом речь ее становилась все более разборчивой. Сейчас рыцарь был почти уверен - в ее последних словах прозвучал сарказм.
- А ты как-то не слишком расстроен для того, кто только что стал одноногим.
- Отец учил меня смиряться с потерями, какими тяжелыми бы они ни были. К тому же, половину своей жизни я провел в боевых походах и каждый раз возвращался среди победителей, без единого серьезного ранения. А удача, добрая дева, - коварная женщина: одаривая одним в избытке, она забирает другое. А нога - это лишь малая жертва рядом с тем, что она могла бы потребовать. Я в здравом уме, мой род - один из самых древних и почитаемых, мои близкие в порядке, а для столь ужасной раны мое самочувствие просто великолепно.
Девушка хотела что-то сказать, но в их беседу вмешался кто-то третий:
- Помолчите. Солнце скрывается. Смотри на этот закат внимательно, человек.
И рыцарь смотрел. Смотрел, как сужается красная полоска на горизонте, как отвоевывает все новые территории звездная страна, как из последних сил сопротивляется солнце. Смотрел, как угасают последние, самые яркие, лучи, пытаясь зацепиться за острые вершины, но сдаваясь и соскальзывая в пропасть, как медленно скрывается дневное светило за неприступной горной стеной, уступая трон бледному ночному. И только когда небо из темно-голубого стало черным, он вспомнил, что все еще находится на земле с двумя незнакомыми собеседниками, обугленной культей вместо ноги и собственным плащом вместо покрывала и простыни.
Он начал осматриваться, ища незамеченного человека, но взгляд выхватывал все то же: примятую траву, деревья, девушку, камень скалы, костер и странную махину за ним.
- Смотри внимательнее - раздалось от костра.
Рыцарь пригляделся и вздрогнул: очертания огромной фигуры сложились в легендарного огнедышащего ящера. Пораженный, он обернулся к девушке. Что же, - подумал он, - в такой компании его действительно ждал бы горячий прием. Сейчас свет от костра падал на ее лицо, позволяя разглядеть в мельчайших подробностях, и хотя она разительно отличалась от увиденного в детстве изображения, рыцарь мог с уверенностью сказать, что перед ним - дриада.
Несколько затянувшуюся паузу в разговоре прервал дракон:
- Ты помнишь, что с тобой произошло?
- Да. Я отправился на охоту в компании нескольких друзей и наших охотников, дабы добыть дичь к вечернему пиру. Однако я совершил непростительную ошибку: погнавшись за кабаном, я самонадеянно оторвался от своих спутников - но, скажу я вам, кабан был поистине достойным нашего стола - и в пылу погони не заметил, как оказался слишком далеко. И, стоило мне отвлечься, потянувшись за луком, как из-за деревьев показались эти крайне невежливые люди. Моя лошадь взбрыкнула и, сбросив меня, умчалась в чащу. Поднявшись, я успел увидеть ее хвост, мелькнувший за деревьями. Однако мое внимание обратили на себя эти мужчины. Они предложили мне отдать им имевшиеся у меня ценности. Но рыцарю не пристало соглашаться на столь сомнительные предложения, тем более, если ценностями предлагается трусливо выкупить свою жизнь. Конечно же, я отверг этот вариант и принял бой, как и подобает мужчине. Ну, а исход боя вы можете наблюдать своими глазами: я лишился сознания и ноги, но, благодаря вам сохранил не только достоинство, но и жизнь. Со свадьбой, к сожалению, дело обстоит несколько сложнее...
- Поверь, человек, сорванная свадьба - наименьшая из твоих проблем. Сознание ты потерял вовсе не из-за разбойников. Осмотри себя - других глубоких ран на тебе нет. Кстати, без ноги тебя оставили не они, - фыркнула дриада и кивнула на дракона. Теперь говорила она уже без труда, лишь немного растягивая гласные и шипящие.
- Чувствительность наших лап сильно преувеличена. Лучше нога, чем хребет.
Голос его звучал гулко, заставляя вспомнить словоохотливого трубочиста, который в детстве рыцаря любил рассказывать ему байки, шурша где-то над камином.
Дракон сощурил глаза.
- Ты довольно спокойно к нам отнесся. Обычно твои сородичи либо начинают орать, либо хватаются за оружие.
- А что я могу сделать один против дракона? Не думаю, что мой меч чем-то поможет против Вашей шкуры.
На этом месте ему пришлось прерваться, ибо он осознал, что его верного оружия с ним нет. Разглядев смятение на его лице, дриада вздохнула и, зайдя куда-то за дракона, вернулась с ножнами.
- Держи. Он тяжелый.
- Поэтому мечи и являются сугубо мужским оружием. Вы, женщины, слишком нежные и прекрасные создания, чтобы пачкать свои руки чужой кровью.
Рыцарь говорил искренне - еще в детстве отец учил его, что женщинам не место в кровавых сражениях. А дриада и впрямь была красива. Своей грубой светло-коричневой кожей, больше похожей на молодую кору, неестественными зелеными волосами и желтыми губами, напоминающими древесный спил, она не смогла бы пробудить в нем мужского желания даже во времена его юности, когда кровь закипала в его жилах, распаляя разум при виде малейших округлостей на платье, но совершенство линий ее тела, прикрытого лишь лоскутами ткани, плетеной из стеблей какой-то травы, четкость черт лица и огромные глаза цвета молодой листвы вызывали в нем истинное восхищение. Подобное чувство он испытывал лишь несколько раз в жизни, входя в чужестранные замки, полные, прекрасных картин и великолепных статуй. Та же, что сидела перед ним, была прекрасней любой рукотворной статуи.
Вместо ответа девушка лишь фыркнула и поправила пояс с кинжалом.
- Спорное утверждение, - прогудел дракон. - Во многом я склонен согласиться - не к лицу столь хрупким существам в драку лезть.
Дриада открыла, было, рот, собираясь, видимо, дать дракону гневную отповедь, однако ящер не позволил ей этого сделать.
- Не спорь, - размеренно продолжал он. - Я знаю, что по выносливости вы превосходите иных мужчин, но вы, дриады - дети природы-матери, жизнь дающей. Видеть вас убивающими - неприятно вдвойне. Однако же, уметь защититься необходимо, и я предпочту видеть вас сражающимися, нежели помнить о вас как о существовавшей когда-то расе. И, раз уж мы говорим об оружии, - скажи, человек, зачем тебе сейчас меч? Ты слишком слаб, чтобы пустить его в ход, к тому же, ты ведь сам признал, что против меня он бесполезен.
- О, не принимайте это на свой счет. Этот меч для меня не просто оружие. Он принадлежал отцу, пока тот не передал его мне, когда я отправлялся в первый свой поход. С тех пор он оберегает меня, в битве защищая, иной раз, лучше щита, а в моменты отдыха он напоминает о доме, где за меня переживают, и об отцовских наставлениях, не давая мне опорочить его память. К тому же, я настолько привык к этому мечу, что в его отсутствие чувствую себя неловко, как без... ноги, например, - усмехнулся он.
Пока он говорил, дракон успел улечься, положив голову у ног дриады, и теперь уже смотрел на рыцаря почти в упор, насколько это можно было сказать при драконьих размерах. Этот взгляд в некоторой мере смущал мужчину. Но стоит ли его осуждать - люди вообще склонны смущаться, когда на них внимательно смотрят огромные немигающие глаза.
- То есть, для тебя эта вещь - самая большая ценность?
- Определенно, - ответил рыцарь, справившись, наконец, с вероломной выдержкой и глядя в ближайший драконий глаз.
О, этот глубокий, переливающийся янтарно-огненный цвет, воспетый в рыцарских романах! Сколько раз он, юнец, засыпая, представлял себя победителем, смотрящим в угасающие глаза поверженного чудовища! Увы, реальность, как ей и положено, оказалась несколько прозаичнее. Радужка его, рассеченная надвое узкой щелкой зрачка, действительно была желтой, но этот цвет напоминал вовсе не мерцающий уголек, а, скорее, глаза той старой дворовой кошки, что иногда приходила спать в его постель. Кошка была блохаста, но что такое пара блох рядом с неистребимыми полчищами клопов, которых не останавливал никакой балдахин! К тому же, она довольно мелодично мурлыкала.
- А я не понимаю, - задумчиво проговорила дриада, - как какая-то жалкая вещь может быть самым ценным в жизни. С ней не поговоришь, она не утешит, когда тебе плохо, не улыбнется, не прошелестит над ухом в прекрасную ночь. Она вообще сама по себе ничего делать не может, так зачем этим так дорожить?
- Ребенок, - сказал дракон. Затем, коротко фыркнув и обдав лицо рыцаря жаром, добавил - Ты еще слишком молода, и пока не понимаешь.
- Смысл не в самой вещи, - поддержал его рыцарь. - Дороги те вещи, которые с чем-то связаны. Вещь - это всего лишь сосуд, в котором хранятся желания, мечты, воспоминания и чувства. Все, что побывало в чьих-то руках, перестает быть просто вещью, - оно вбирает в себя кусочек жизни, - даже если длился этот кусочек всего лишь мгновение - частичку души.
- Довольно глубокая мысль для одного из истребителей "нелюдей мерзостных", - процедила девушка. - Так, кажется, твои собратья называли нас, выхватывая оружие. А ведь мы всего лишь хотели вывести их из леса.
- Ваша внешность несколько... - он замялся, пытаясь подобрать достаточно мягкое слово, - непривычна для человеческого глаза. Нас растят с мыслью о том, что все, кто не является человеком - враги, жаждущие уничтожения нашей расы. И, конечно же, столь неожиданная встреча с предметом детских страхов может обернуться только одним - желанием защититься, напасть до того, как успеет противник.
- Мы не проявляли агрессии. Не пытались запугать их. Не оскорбляли, не вторгались на их земли, не хватались за оружие! Мы хотели помочь заблудившимся путникам! Так зачем они напали? Зачем?!
Она уже кричала, почти уткнувшись в его лицо. Глаза ее затянуло желтоватой пленкой, а по щекам медленно, так медленно, что, не мелькай ее губы в потоке обвинений, рыцарь бы подумал, что время устало бежать и перешло на степенный шаг, поползли золотистые капли.
- Прекрати немедленно! - рыкнул дракон. Затем, умерив голос, обратился уже к рыцарю. - Прости ее. Она еще слишком молода - ей нет еще и века. Юношеская горячность, да после столь неприятного столкновения...
Дриада сжала губы и отпрянула, напоследок хлестнув мужчину волосами. Удар получился слабее даже, чем у некоторых женщин - локоны дриады были неожиданно мягкими и легкими для ее грубой наружности. Она попыталась быстро вытереть лицо и теперь раздраженно смотрела на блестящие нити, протянувшиеся от щек к руке.
- Отнюдь. Я прекрасно понимаю эту прекрасную деву - подобная встреча расстроила бы любого, кто в ней участвовал. Как я уже упомянул, нам с детства рассказывают о разрушительной войне, отколовшей человечество от иных рас, однако, надо полагать, и мы в ней причинили вам немало зла. Возможно Вас, моя очаровательная собеседница, смутила та сдержанность, с которой я реагирую на любую вашу реплику, однако, смею Вас заверить, это вовсе не признак моего к Вам презрения, - я и сам несколько обескуражен подобной бесстрастностью.
Слова рыцаря не были простой попыткой унять разгневанную женщину, - рыцарь и правда поражался скудности своей реакции на происходящее. Нет, конечно же, и злейший враг в горячечном бреду не смог бы назвать его истеричным трусом, однако и столь непоколебимое спокойствие было более чем странным в компании полумифических созданий. Однако, подумал он, глядя на все еще оттирающую руку дриаду, сейчас не время для праздных размышлений - своим безразличием он, похоже, вновь довел девушку до слез, и теперь ему необходимо было исправлять свою провинность.
Ему почему-то вспомнилась первая его женщина. Милая, улыбчивая девочка, кормившая собак его отца, она не блистала красотой, но было что-то немыслимо для него притягательное в незамысловатых чертах ее лица. Он, мальчишка, краснел каждый раз при случайной встрече и еще вовсе не умел подбирать слова даже для обычного разговора с девушкой. До сих пор он не мог понять, как же оказался он однажды с ней в одной постели.
Он улыбнулся, утонув в сладостных воспоминаниях о том, как она испуганно вздрагивала при каждом его несмелом прикосновении, какими неловкими и глупыми выходили их поцелуи... и, увы! - как брызнули из ее глаз слезы, когда он сделал первое движение, устремляясь в нее - и у нее он был первым. Жаль, что уже через несколько дней он был вынужден оставить ее, отправляясь в первый свой боевой поход. Тогда впечатления от отцовского подарка затмили его нежные чувства, однако сейчас ее лицо иногда появлялось перед его глазами в минуты расслабленности, каждый раз вселяя надежду и подхлестывая ожидание свадьбы с его единственной, прекрасной невестой.
Но было в этом воспоминании кое-что полезное и сейчас. Он вспомнил, как благодарно улыбнулась его безымянная любовь, когда он закутал ее, дрожащую, в тяжелое одеяло.
- Ночи в это время года уже холодны, - произнес он, обращаясь к дриаде. - А Ваше одеяние явно не годится на роль теплой одежды. Не угодно ли Вам будет воспользоваться моим плащом, коль скоро меня согревает лихорадка?
- Не угодно, - отрезала она. - Не стоит сравнивать меня с женщинами вашей породы - у нас свои понятия о холоде, а плащ твой тяжел и неудобен. К тому же, тебя греет вовсе не лихорадка, да и бесстрастность вполне объяснима - отвар действует.
- О, я совершенно забыл поблагодарить Вас за это чудесное питье! Мне стало намного лучше с тех пор, как я его выпил. К тому же, оно довольно приятно на вкус и, даже будучи горячим, охлаждает горло. Если у вас есть такие лекарства - я понимаю, почему вы, дриады, считаетесь одной из самых живучих народностей.
- Это не лекарство, - прервала его девушка. - То, что ты выпил - отвар ядовитых растений. Яд, не имеющий противоядия даже у нас.
- Ну, что же, мне следовало этого ожидать, - с трудом проговорил мужчина.
Он не был зол на дриаду - она поступила так, как ей диктовала неприязнь к людям. Неприязнь, к слову, вполне обоснованная. Он вообще не был зол. Его мир пошатнулся, перевернулся и подошел к своему концу, а все, что он был способен чувствовать - это тягучее безразличие, разбавленное некоторым любопытством и наслаждением от необычной беседы. Наверное, он должен бы за это себя презирать.
- Не спеши строить из себя благородную жертву вражьих происков, - фыркнула дриада. Похоже, она полностью успокоилась, и теперь вернулась к своему прежнему размеренному тону, в котором даже шипение звучало естественно. - Я не собиралась тебя убивать. Фокус в том, дорогой мой мальчик, что это уже сделали до меня.
Она прервалась, явно наслаждаясь сменой выражения лица рыцаря, когда через стену спокойствия наконец-то пробилось удивление. Насмотревшись вдоволь, она продолжила:
- Видишь ли, этот яд я выбрала неслучайно. Как я уже сказала, сам по себе он противоядия не имеет, но имеет, как и ряд других ядов, интересное свойство - сочетание его с тем, которым тебя "угостили" ранее, почти убирает симптомы отравления. Не полностью, конечно, но достаточно, чтобы облегчить последние часы и гарантировать, что смерть будет быстрой и безболезненной.
- От всей души благодарю за оказанную помощь, - процедил рыцарь в ответ. - И как же вы, позвольте поинтересоваться, пришли к выводу, что я отравлен?
- Скажи, ты ведь сегодня утром не сразу поднялся с постели? Некоторое время лежал, не в силах даже веки поднять, да? И ты подумал, что не выспался, хотя вчера лег спать намного раньше, чем обычно, так как у тебя, человек, ужасно болела голова, но при этом тебя одолевала такая сонливость, что ты несколько раз засыпал даже в самых, казалось бы, неудобных положениях. А потом все прошло, вернулось такое прекрасное самочувствие, какого не было за последние несколько лет. Настолько хорошее, что ты решил, что сегодня хороший день для хорошей охоты. Я правильно описала?
- Да. Именно так все и было. Прискорбно, но с поля боя я вынес немало воспоминаний. Того рода воспоминаний, которые скапливаются время от времени болью в голове, в колене перед дождем и просто покалыванием в шрамах, так что вчерашний вечер не был чем-то выдающимся. Однако охоту я запланировал давно - не годится для подобного вечера обычная дичь. К тому же, не кажется ли вам, что, если мужчине начинают мешать его былые ранения, он превращается в старика.
- А о том, что случилось на охоте, все вы уже знаем, - закончил за него дракон.
Он шумно и горячо вздохнул и задумался о чем-то своем. Дриада перенесла свое внимание на затухающий костер. Пауза в разговоре несколько затягивалась, с каждой секундой словно бы обретая вес и форму глухого колпака молчания, что так часто нависает над умирающим. Рыцарь уже не раз попадал под этот колпак, не находя в себе сил вымолвить и слова рядом с умирающим товарищем, но теперь, оказавшись под самой его вершиной, он чувствовал, как тишина давит на его грудь, железным ошейником стягивает горло, вытягивает силы, превращая каждое мгновение его завершающегося существование в бесконечное, болезненное ожидание смерти. Ощущение это претило всей его природе, однако воля к борьбе слабела с каждой секундой.
Рыцарь лег, молча разглядывая самое прекрасное в своей жизни звездное небо. В детстве он любил, засыпая, смотреть в окно. Сколько раз он пытался пересчитать звездные искры, но засыпал, едва успев начать! Он невольно улыбнулся, вспомнив то чувство жгучей обиды, что он испытывал по утрам, видя ярко сияющее солнце и светло-голубое небо. Сколько лет он не находил сил даже подумать о чем-то отвлеченном, сколько лет он засыпал, едва улегшись, а сейчас, когда ему, наконец, представилась такая возможность, каждая его мысль, каждое чувство имеют отвратительный привкус слизи тонкой пленки безразличия.
Тягостные раздумья его прервала плюхнувшаяся рядом дриада.
- Знаешь, человек, а ведь я так и не ответила на твой вопрос. В одном ты прав - для каждого яда существуют свои признаки отравления, и всегда остается риск перепутать его с болезнью. Однако это - один из тех ядов, которые ни с чем не спутаешь. Уж больно характерен его признак. Запах.
- Простите?..
- Мерзкий яд. Противоядие от него существует, но, когда проявляется действие, принимать его уже поздно, а единственный признак, по которому его можно определить вовремя - это запах. У самого яда нет ни вкуса, ни запаха, но уже через несколько часов от того, кто принял яд, начинает исходить запах цветка, который не растет в наших землях - цветка, который является одним из его компонентов. Едва уловимый вначале, он усиливается по мере того, как яд разливается по телу. На проявление первых признаков уходит от одних до трех суток, а вот само действие может тянуться неделями, - зависит от дозировки. Долгая, мучительная смерть, пахнущая цветами - до такого могли додуматься только вы, люди.
- То есть, я обременю вас своей компанией надолго, - подвел итог рыцарь, предпочтя не заметить последнего замечания. - Признаться, это несколько печально.
- Можешь не расстраиваться, - ответила девушка с едкой ухмылкой. - У сочетания находящихся в тебе ядов есть еде одна сторона действия: отмучаешься ты не в пример быстрее.
- Насколько быстрее, позвольте поинтересоваться?
- Этот закат был для тебя последним. Если повезет, еще и последний рассвет увидишь.
- Значит, мне осталось несколько часов. Никогда бы не подумал, что, будучи в неплохом самочувствии, буду ждать собственную смерть. Я почему-то склонялся к тому, что умру или в бою, с мечом в руках, или, будучи дряхлым стариком, когда жизнь уже успеет порядком мне надоесть.
- Ну, уж извини, что не оправдала твоих надежд. С претензиями обращайся к тому, кто тебя отравил.
- Брат, вероятно, расстроится. Он беспокоился за меня вчера. Именно он вчера настоял на том, что мне необходимо отправиться спать.
- Вероятно? - переспросил дракон. - Странные отношения у вас с братом, если ты не до конца уверен в том, что он расстроится.
Видимо, в его фразе должно было прозвучать удивление, но обозначилось оно только легким поворотом головы и на секунду расширившимися глазами - глотка ящера была слишком груба для интонаций.
- Не то, чтобы я не был уверен, - ответил мужчина. - Дело в том, что я не до конца его понимаю. Он слаб физически, и поэтому мы редко объединялись в своих развлечениях. Как следствие - мы выросли абсолютно разными людьми, и я не могу сказать, что происходит в его голове.
- Это печально. Хотя не мне об этом судить - мы, драконы, никогда не славились сильными личными связями. Максимум, на что мы способны - подобрать на долгое время партнера, с которым будем делить жилище, добывать еду и, возможно, выращивать детей. Но выращивать до определенного возраста - наша привязанность к детям, как и прочие привязанности, ограничена во времени.
- То есть, - уточнил рыцарь, - в какой-то момент вы забываете о своих детях?
- Да. И о родителях, хотя ты этого не озвучил. Но, нужно сказать, забываем не полностью - воспоминания живут с нами до тех пор, пока живем мы. Например, я не чувствую ни намека на желание нанести визит своей матери, но иногда я погружаюсь в воспоминания о том, как она меня кормила, как учила летать, как выхаживала меня, когда я ободрал крыло о незамеченный уступ... Все это дает мне силы жить, вселяет надежду даже в самые безрадостные времена.
- То есть, по-своему Вы все же ее любите?
- Ну, если ты сочтешь отголосок воспоминаний любовью, то - да.
- И я люблю своего брата. Хоть мы и выросли совершенно разными людьми и не всегда можем прийти к общему мнению, мы связаны кровью, молоком матери, отцом, нашим домом и самой жизнью, - я не могу его не любить.
- Ты упомянул про дом, - вмешалась в беседу дриада. - Меня давно мучает вопрос: почему вы, люди, да и вы, драконы, так стремитесь к замкнутым помещениям? Ведь нет приятнее чувства, чем единение с природой, когда, засыпая, любуешься ночным небом, когда тебя ничего не стесняет, когда сам лес поет колыбельную!
- Это Ваша точка зрения. Если мои знания и впечатление, полученное от беседы с Вами, верны, вы - свободная раса. Лучшая ценность для вас - свобода. Мы же связаны с семьей, с Родиной, с материальным миром. Мы боимся все это потерять, боимся попросту оказаться неспособными защитить все, что нам дорого. Мы слабы. Мы строим крепкие дома, чтобы защититься. Нам необходима защита от врагов, что могут вторгнуться в любой момент, от холода, ветра, от любой непогоды, - ведь мы чувствительнее вас, и иногда даже легкого сквозняка достаточно, чтобы надолго нас ослабить, а иногда и убить.
- Я знала, что вы слабые, но не представляла, насколько. Вы - как крохотные ростки, которые погибают от любой мелочи.
- Увы.
- Ну, и мы в пещерах живем не просто так, - встал на его сторону дракон. - Нам точно так же важна защита. При всей нашей силе и толщине брони, - никто не выстоит в одиночку против массы противников. Вы - дриады и люди - достаточно легкие и быстрые, чтобы иметь возможность скрыться. Мы же, со своим весом и размерами не имеем на это ни малейшего шанса. Пещера же защищает с трех сторон, не оставляя противнику выбора путей подхода и ограничивая их возможности на входе.
- Вы так похоже рассуждаете, - проговорила дриада, задумчиво растянув звук "с", - что, не будь он человеком, подумала бы, что вы уже договорились об ответах.
- Отнюдь, - заверил ее рыцарь, - я всего лишь высказываю свои мысли.
- Люди живут недолго, - сказал дракон, перейдя на приятный рокот. - У них нет времени на размышления, и они быстро набираются мудрости, за какие-то десятилетия постигая то, к чему мы идем сотни лет.
- Смею поспорить, - возразил рыцарь. - Я не могу назвать себя мудрым. Истинная мудрость доступна лишь старцам, прожившим уже целую жизнь, да немногим счастливцам, среди коих был мой отец. Именно он научил меня почти всему, что я знаю, именно он вложил в мою голову представления о мире.
- В том числе, представления о нас? - хитро прищурившись, спросила дриада.
- Мы пристрастны. Точно так же, как и вы.
- Согласна, - ответила она и улыбнулась, на этот раз искренне.
Что-то в лице ее говорило рыцарю о том, что она совсем еще юна, - ребенок, как и сказал дракон. Хотя фраза дракона: "Ей нет еще и века" несколько смутила его, он все яснее понимал, что повзрослеть ей еще только предстоит и проникался к ней неким подобием отеческого чувства, хоть и крайне неуместного даже при сравнении их возраста.
Он перевел взгляд на дракона, как раз в этот момент поднявшегося и трущегося боком о скалу. "Если бы он не шевелился, - подумал мужчина, - его можно было бы принять за небольшую гору". Дракон напоминал ее не только формой своего тела, - его чешуя грязно-серого цвета сильно напоминала цвет местной горной породы, неровностями и тусклым блескам делая его бока похожими на отполированный ветрами склон. Наросты же, не приглядываясь, можно было легко принять за горные неровности и пройти мимо, даже не представляя, какую опасность миновал.
Рыцарь устало откинулся на спину и потер глаза.
- Хочешь спать? - спросила дриада. В голосе ее слышалось беспокойство.
- Да. Очень сильно.
- Потерпи немного. Рассвет уже совсем скоро. Ты ведь хочешь посмотреть на него, правда? А потом можешь засыпать.
Вместо ответа он широко зевнул, забыв прикрыть рот. Дриада помрачнела.
- Омерзительный запах.
- Дооридеус. Сейчас, когда я чувствую этот запах, название всплыло в моей голове. Очень красивый цветок - голубой, белый к середине и по краям, с длинными, хрупкими лепестками. Я видел его в походах и удивлялся тогда, как столь прекрасное творение природы может расти среди болот. Ему место на королевских клумбах, не в гнилой горячей трясине.
- Природа любит шутить, - фыркнул дракон, красноречиво посмотрев на дриаду.- И в последнее время ее шутки становятся злее.
- Зачем вы вернули меня в сознание. Думается мне, вы сразу поняли, что я уже не жилец.
- Конечно, - ответил дракон. - Но, знаешь ли, в горах одиноко. Мы, драконы, - по природе своей одиночки, но и нам иногда не хватает хорошего собеседника, кем бы он ни был. Кроме, разве что, твоих собратьев, регулярно наносящих мне визиты, - они почему-то к разговору не расположены. Да и ей было интересно посмотреть на человека вблизи. Предыдущий опыт ее не удался, а ты бы не смог пойти в атаку даже при большом желании.
- Да и обычная жалость, - добавила дриада. - Как бы вы, люди, ни кричали о том, что это - качество исключительно человеческое, нам она тоже не чужда. Я не могу оставить умирающее существо в одиночестве, и уж тем более - если умирать ему предстоит долго.
- Что вы сделаете, когда я... - рыцарь все же не смог найти в себе сил произнести это слово. - Когда меня не станет?
- То же, что и сделали бы и твои близкие. Мы похороним тебя на соседней живописной поляне, чтобы птицы каждый вечер пели тебе колыбельную. Я посажу на твоей могиле лекарственные травы, чтобы каждый, кто собирает их, благодарил тебя в мыслях за помощь. Мы будем помнить тебя. Хоть ты провел с нами всего лишь ночь, наша память не в пример лучше вашей - мы будем помнить тебя до конца наших жизней.
- Только не спрашивай, что будет после смерти. Это неведомо и для нас. Но, ты сам сказал - кусочек души остается в вещах, и поэтому, если позволишь, я заберу твой меч для своей коллекции драгоценностей.
- Не слишком ли он прост для драконьей сокровищницы? - улыбнулся рыцарь.
- Вовсе нет. Напротив, для тебя он - одна из самых важных ценностей, так что он будет занимать особое место.
- Тогда забери и мои кольца, - сказал рыцарь. - Я не смогу успокоиться, зная, что отдал обладателю самых дивных сокровищ мира лишь старый меч с потертой обмоткой.
- Пусть будет так, коль тебе угодно.
Рыцарь с некоторым усилием стянул с пальцев три кольца и передал дриаде - дракону их держать было просто нечем.
Небо уже посветлело, постепенно съедая звезды безграничной голубизной. В душе мужчины поднялась старая, забытая уже детская обида. Ему не хотелось, чтобы солнце вставало. Хотелось пересчитать звезды, на этот раз - все, до самого слабого огонька.
- Успеешь еще. Впереди у тебя много времени, - услышал он ласковый голос.
На лоб его легла нежная ладонь из воспоминаний. Рядом, совсем как в детстве сидела мать и говорила:
- Не заглядывайся на звезды, родной мой. Успеешь еще налюбоваться.
Словно в подтверждение ее слов небо разрезал первый луч. Глаза неимоверно жгло, словно кто-то невидимый стоял над рыцарем и сыпал перец на его лицо.
- Они шепчут что-то, зовут тебя в путь. Не засматривайся на них пока. Слушай своего отца, набирайся сил и радуй меня подольше.
Солнце все ползло, уже залив горизонт ослепительным светом, постепенно освещая остальной мир. Словно сумерки, подумал он, - сумерки наоборот.
- Стоит тебе повзрослеть - и ты уйдешь побеждать врагов в дальние страны, где я не смогу тебя увидеть.
Глаза слезились и, невольно сощуриваясь, все стремились закрыться и отдохнуть, а солнце почти появилось из земной утробы, освещая небо и делая его бездонным. Белые сумерки сгущались, - время засыпать
- Спи, мой любимый сынок. Однажды я уже не смогу вот так сидеть с тобой рядом, отпугивая призраков. Когда-нибудь тебе придется научиться бороться с ними своими силами. А пока - спи.