Сначала он увидел лишь тьму, пронизанную багровыми прожилками.
Зрение вернулось через неделю, когда восстановились синаптические связи, и мир наконец проявился перед его новыми глазами. Краски стали ярче, контраст - выше, тени - резче. В какой-то момент он понял, что теперь знает, что такое ультрафиолет, не только понаслышке. Он видел теперь иначе, поняв, наконец, смысл выражения про глаза на затылке.
Под черепной крышкой неимоверно зудел нейроинтерфейс, прорастающий в мозговую ткань из имплантированных хирургами эмбриоганглиев. Словно слепой котенок, он сначала слабо, но с каждым днем все более уверенно нащупывал незримые эмиссионные входы общественного доступа в сеть, обрадовавшись первому коннекту едва ли не больше, чем способности снова видеть. Первые после долгого перерыва попытки серфинга были наивны и неуклюжи, что раздражало его просто неимоверно.
К этому пришлось привыкать еще три дня. А заодно заново учиться ходить и координировать движения. Ему постоянно казалось, что он видит себя со спины.
Когда-то давно, в другой стране, интерфейс его боевой брони выдавал на зрительный нерв изображение с сетчатки бойцов всего отделения. Он быстро приспособился смотреть на себя чужими глазами.
С тех пор прошло много лет, и воспоминания потускнели. Пришлось начинать с чистого листа, но он всегда был хорошим учеником.
Хирург провел серию тестов на двадцатый день его пребывания в клинике. Оставшись довольным результатами, сделал звонок по закрытому каналу связи и, выслушав ответ, распорядился готовить пациента к выписке.
На тот момент Лианна и девочки были мертвы уже двое суток. Но он узнал об этом гораздо позже.
При выписке ему вернули одежду и документы. Личных вещей у него не было.
На выходе медтехник выдал ему темные очки. Очки были странными. Огромные, продолжающиеся на виски линзы с подвижными заслонками на них, которые отсекали часть полей зрения в избирательном порядке. Множество граней дробили овалы линз на шестигранники контрфасеток.
Он надел их, почувствовав внутри черепа короткую щекотку установления контакта.
Очки приглушили цвета, вернув восприятию привычную цветовую гамму. Разобравшись с сенсорным управлением, он сузил поле зрения до обычной человеческой нормы.
Он расписался в планшете, и санитар выкатил коляску на парковочную площадку.
Его уже ждали.
Длинная, хищных очертаний приземистая машина с угольно-черными стеклами тронулась из дальнего угла бетонного квадрата. Дверь развернулась розеткой лепестков, и в лицо ему глянули три пары бездонных зрачков в обрамлении вороненой стали.
Он чуть нагнулся вперед и снял очки, чтобы лучше видеть. Мир обступил его со всех сторон, навалился плотной цветовой волной и начал душить.
Глаза сказали ему, что на крыше клиники притаился снайпер, припавший к установленной на сошки винтовке. Высоко в сером небе, фиксируя происходящее, серой тенью завис миникоптер наблюдения без опознавательных знаков. Больше не было никого.
Что ж, они знали, на что он был способен раньше. Страховка, не более.
Глаза быстро сохли на открытом воздухе, и модифицированные слезные железы спрыснули их увлажняющим спреем.
- Ну и урод, - поморщился человек, которого он знал в прежней жизни под именем Трой. Золотые зубы блеснули на солнце. Массивные перстни хищно вцепились в пальцы, сжимающие цевье.
Он широко улыбнулся ему в ответ. Снова надел очки. Диспозиция была совершенно ясна.
- Залезай, - сказал Трой, качнув обрезом двустволки. Еще двое черных сидели молча, держа его на прицеле.
Он, кряхтя, поднялся на ноги и потянулся всем телом.
- Только не глупи, - предупредил Трой.
Он улыбнулся и оттолкнул коляску ногой. Скрипя колесами, та откатилась к прозрачным дверям приемного покоя. Троица в машине проводила ее взглядами.
Быки. Пушечное мясо. Расходный материал, не более.
Меня проверяют, вскользь подумал он, пока тело самостоятельно, на одних рефлексах разбиралось с ситуацией.
Он шагнул вперед, отклоняясь корпусом вправо, и нырнул в проем открытой двери, чувствуя дуновение турбулентности от прошедших совсем рядом пуль. Остаток снайперской очереди выбил короткую дробь по лепесткам диафрагмы отреагировавшей на атаку двери. Мгновение спустя, когда дверь с шуршанием закрылась, двое черных были уже мертвы, а обрез Троя был засунут в горло хозяину. Громила на сиденье водителя судорожно вздрогнул, пытаясь выдернуть из-за ремня пушку, но обмяк, едва взглянув в глаза двуствольной смерти.
Коптер спланировал к самой крыше машины, уставившись объективами в открытый световой люк. Заряд картечи превратил его в облачко мелких обломков.
- Поехали, - скомандовал он.
И они поехали.
Дом не выглядел смертельной ловушкой.
Солнце ослепительным бликом перетекало из окна в окно по мере того, как автомобиль повторял широкий изгиб подъездной дорожки. Занавески на окнах были неподвижны. Свежих следов в присыпавшем крыльцо снеге не было.
- Остановись перед входом, - сказал он здоровяку за рулем. Тот сжался на сиденье и сбросил скорость.
На последних метрах дорожки он ударил водителя стволами поперек жирного лоснящегося затылка. Машина, коротко прохрустев гравием, ткнулась бампером в вазон, полный замерзших цветов. Двигатель негромко рокотал в тишине осеннего утра. Глушить его он не стал.
Трой семенил спиной вперед, приподнявшись на носки. Дульные срезы безжалостно давили на нёбо, выжимая из глаз слезы бессильной злости. Переплет двери осыпался осколками дерева и стекла, когда тело Троя проломилось насквозь. Встречных выстрелов не последовало. Он гнал Троя перед собой - смешно семенящий и поскуливающий живой щит, робот, управляемый джойстиком двенадцатого калибра.
В доме тяжело пахло мокрым ржавым железом и разморозившимся холодильником. Замерев у входа с трясущимся на концах стволов Троем, он осмотрелся.
Здесь царили тишина и порядок. Все вещи стояли на своих местах, а на вешалке в прихожей висело знакомое женское пальто и пара ярких детских курток. Он погнал Троя дальше, по всем комнатам первого этажа, а когда удостоверился, что они пусты, толкнул его на лестницу, ведущую на второй.
Холл второго этажа был залит кровью.
Залит равномерно, без брызг, без неряшливых потеков на стенах. Крови было много. Ее было очень, очень много - так много крови сразу он не видел даже на войне.
Толкая перед собой Троя, он пересек зловещую лужу и по очереди отворил двери в каждую из спален.
Нечто более сильное и атавистичное, чем здравый смысл, вырывает его из реальности и замораживает в мгновении, в котором он зовет жену и детей, не надеясь на ответ, но желая услышать его сильнее, чем желал чего-то в жизни.
Пусто. Везде - пусто. Тел нет. Нет ни малейшего следа паники или поспешных сборов. Заправленные постели и аккуратно разложенная одежда в шкафах.
В изголовье их с женой постели ритмично мерцает, разгораясь и пригасая, огонек автоответчика. Он касается сенсора, и знакомый бесцветный голос говорит ему: 'Надеюсь, теперь ты будешь посговорчивее, друг мой. Жду у себя. До скорой встречи'.
В какой-то момент он осознает, что сверлит невидящим взором Троя, а тот, словно подсеченная рыба, бьется на другом конце вороненой короткой сцепки о двух стволах и монотонно скулит, мешая думать.
У обреза тугие спуски.
Трой еще успевает округлить глаза, а потом верх его черепа превращается в мелкодисперсную взвесь крови, мозгового вещества и растертой в порошок кости.
Он садится на край супружеского ложа и начинает думать.
Реальность неуловимо меняется, выпуская его из капкана настоящего времени. Ощущение сверхценности текущего момента уходит. Он должен действовать. Он начинает действовать.
Для начала хорошо бы встать и вспомнить, что такое дыхание.
Он делает вдох, и время снова превращается в бесконечно несущуюся из прошлого в будущее череду мгновений.
Он бесцельно ходил из комнаты в комнату, оставляя за собой цепочку багровых оттисков рифленой подошвы ботинок. Время от времени ему приходится переступать через мертвое тело со снесенным черепом. Он не обращает внимание на кровь, пропитавшую брючины и рукава его одежды, когда он упал на колени в центре зловещей лужи и беззвучно шептал какие-то слова, обращаясь невесть к кому. Это было неважно.
Стоя перед сверхнавороченной универсальной консолью в своем кабинете, он пытался понять, что должен сделать. Надо было с чего-то начать. С чего-то. С чего?
В какой-то момент на него снизошло озарение, и он понял, что все это - лишь обман, розыгрыш, чудовищный перформанс, устроенный для него тем, кому нужен он сам, весь, без остатка. Конечно же! Иначе и быть не могло.
Он в лихорадочной спешке сорвал с себя пропитанную кровью одежду. Взял пробы в десятке мест, особое внимание уделяя местам на коленях и манжетах. Нанес на тест-матрицу и поместил ее в анализатор. Результаты загнал в терминал и запустил поиск совпадений по датабазам.
На его одежде обнаружились следы крови шестерых человек. Одного из них он убил сам, для двоих послужил косвенным виновником их смерти. Он отмахнулся от услужливо предоставленных сетью имен.
Пешки. Пешки умирают безымянными.
Большая часть крови с его одежды принадлежала Лианне и дочерям. Он смотрел в их застывшие улыбающиеся лица из файлов соцдосье, которые сеть транслировала ему в зрительный нерв, и отстраненно думал о том, способны ли его новые глаза выдавить из себя хотя бы единую слезинку.
Крови в доме было столько, что все три тела должны были быть обескровленными подчистую. Гибель клеток крови произошла двое суток назад.
Это был конец. Конец всему. И конец для него самого.
Его мир рухнул.
На какое-то время он перестал воспринимать окружающее. Не помнил, как и во что оделся, как снял очки, как вышел из залитой кровью комнаты, как спустился по лестнице, как оказался снаружи.
Небо навалилось на него удушливой серостью выгоревших пикселей, а нечеловечески яркие краски отгорающего предзимья рассыпались обманчивой симметрией узора испорченного калейдоскопа. Он видел затаившиеся в укрытиях ландшафта термоауры тех, кто пришел за ним, но ему было все равно.
Бесконечно долгое время он стоял неподвижно посреди аллеи перед домом
С его восприятием происходили странные вещи. Зрение стало сферическим, и он видел любой предмет от надира до носков собственных ботинок, независимо от размера и расстояния до него. Сначала ему казалось, что новое зрение ограничено в своей дальности горизонтом - но мгновение спустя оказалось, что это не так, и что горизонт - лишь условная линия, пытающаяся ограничить его восприятие на оптическом уровне. Он инстинктивно сменил этот уровень на иной и заглянул за горизонт миллионами чужих глаз, лишь часть из которых были человеческими, и бесчисленным множеством электронных сенсоров.
Мир оплыл, утратил четкость граней, коллапсировал сам в себя, а затем раскрылся по струнам скрытых измерений и ощетинился фрактальной бесконечностью осколков реальности. Он не воспринимал ничего из этого на уровне сознания, предоставляя информации от органов чувств свободно течь по бесчисленным каналам сквозь мозг, фильтруя реальность по нужным ему критериям и вычленяя из обрушившейся на него лавины информации ту, что была важна для него, и только для него.
Спустя доли секунды он представлял весь протокол дальнейших действий. Еще через мгновение он начал действовать.
Глядя на себя сверху сразу сотней глаз птичьей стаи, пересекающей небосклон, он видел, как его фигурка решительно стронулась с места и зашагала прочь от дома. Засевшие поблизости силовики получили приказ, комариным писком пронзивший радиодиапазон. Изолирующая броня поглощала весь спектр излучения, включая и инфракрасное, но его новые органы чувств были слишком чувствительными для того, чтобы технологические ухищрения могли их обмануть.
Из-за поворота аллеи вывернул черный фургон и остановился у него на пути, гостеприимно распахнув боковую дверь.
Словно из ниоткуда, появились и взяли его в широкое полукольцо коренастые фигуры в дымчатой адаптивной броне, недвусмысленно отрезая путь к бегству.
Бежать он не собирался. Так было даже интереснее.
Он пожелал, чтобы коптеры, притаившиеся за рощицами облетевших деревьев по соседству, поднялись в воздух и подлетели поближе. Он полностью контролировал ситуацию, имитируя поступление сигнала высокого приоритета, внушая пилотам острую потребность выполнить этот приказ и мягко захватив управление машинами. Коптеры, повинуясь очередной его команде, расстреляли фургон из гауссовских картечниц. Боевики рухнули наземь, их броня стремительно сливалась с грязноватым снегом.
Он контролировал эфир и информационное пространство, без четкой границы сливавшееся с реальным миром и выглядевшее его нечеткой копией, словно у него внезапно стало двоиться в глазах. Мир расслаивался, стоило ему взглянуть на него попристальнее, специальным, совершенно особенным образом. Каждый предмет, событие и явление имели в ифопространстве свое отражение, оставляли в нем следы, по которым он мог видеть все последствия всех без исключения дел и поступков абсолютно всех людей на земле, под ней и над ней.
Его интересовал только один человек.
Блокировав адресованный оперативникам приказ не открывать огня на поражение, он отследил источник сигнала.
Потом заставил коптеры вести замысловатый танец над домом, прижимая к земле любого, кто осмеливался поднять голову. Стальных шариков боекомплекта должно было хватить на час непрерывной стрельбы, батарей, питающих движки - на полсуток полета.
Он не спеша двинулся в сторону города по обочине скоростного шоссе, стрелой прорезающего равнину.
В него стреляли с десятка позиций в радиусе двух километров от дома, но он успевал каждый раз засечь снайпера по внезапному выбросу тепла из ствола винтовки, и секундой-двумя позже пуля пронзала лишь воздух там, где только что был он сам. Когда игра ему наскучила, он послал один из коптеров в патрулирование, и снайперы умолкли.
Через час его подобрал ветхий старик на не менее древнем пикапе.
- Забирайся, пешеход, подброшу до своего поворота... Ух, какие глазищи! - хохотнул он, щеря в улыбке редкие желтые зубы, когда разглядел попутчика. - Ты что, из этих, из новых?
- Нет, - ответил он. - Не из этих. Я такой один на всем белом свете.
Это была чистая правда.
Щекотка под черепом, берущая свое начало в тяжелых полусферах новых глаз, все усиливалась. Не совсем понимая своих желаний, он ослабил контроль над миром и вернул свой разум, раскинувший щупальца за горизонт и дальше, в клетку тела, показавшегося теперь тесным, неуютным, неправильным.
Бестелесный голос наконец рассказал ему, чего он хочет на самом деле. Хочет страстно, хочет настолько, что противиться этому нет никакой возможности. Он и не собирался.
- А скажите-ка, дедуля, не держите ли вы коров, или свиней?
Старик кивнул.
- Свинок, - лаконично ответил он. - Ага.
- Так даже лучше, - сказал он, откинулся на спинку сиденья и задремал.
Он спал, и ему снилось, что самый могущественный на всей земле человек ищет его повсюду, раскинув необъятную сеть живых и неживых соглядатаев.
Он знал, что это не сон. И знал, что с легкостью ускользнет из этой сети, как только проснется и начнет оставлять следы в реальном мире. Пока же он пребывал в мире грез.
Он спал и изменялся во сне. Изменения затронули его мозг, его тело, его личность и нечто эфирное, неуловимое в реале, но горящее ярким светом на стыке реальности, инфопространство и мира грез - то, что называют душой.
Проснувшись, он уже не чувствовал себя человеком. Но он не стал менее человеком, чем был до того, как начал меняться.
Его сон длился трое суток, и все это время он провел под стропилами огромного амбара, в уютном коконе из старых лошадиных попон и приятных воспоминаний - воспоминаний из того времени, когда все были живы.
Сну предшествовала исключительно сытная трапеза.
Когда метаморфоз закончился, обновленное тело само разбудило его, нетерпеливо требуя активных действий.
В пустом и тихом доме старика-фермера, среди пожелтевших фотографий на стенах он отыскал мутный осколок зеркала и долго-долго вглядывался в его пыльную глубину.
- Ну и урод, - сказал он наконец и ужаснулся, услышав скрежещущий звук собственного голоса. Зарекшись впредь говорить вслух, он поймал за хвосты трусливые маленькие сознания живущих под полом мышей, заставил их выбраться на свет и выстроил в ряд перед собой. Рассмотрев себя как следует их глазами, качнул головой, пожал плечами. Жесты эти в исполнении перестроившегося тела выглядели исключительно зловеще. Долго разглядывал спину со вздувшимися, словно зреющие нарывы, узлами мышц на лопатках. Думал.
Мыши деликатно попискивали, но не пытались сбежать.
Очнувшись от мыслей, он отпустил мышей и полез в дощатый платяной шкаф. В шкафу отыскались безразмерный дорожный плащ и широкополая шляпа с обвисшими полями, прекрасно скрывающими лицо.
Он тронулся в путь, сбивая со следа спутники наблюдения и отводя глаза бесчисленным камерам - неясная тень, бесплотный клок тумана, мгновенный сбой в сгенерированном изображении, погасший пиксель среди миллионов прочих, горящих ярким светом.
Ему нечего было терять. Ему просто нужно было прожить достаточно долго для того, чтобы встретиться с человеком из своего сна.
И убить его.
В кои-то веки жизнь стала простой, как никогда прежде.
Город встретил его шумом толпы и какофонией света, цвета, звука, бьющей по его новым органам чувств на всех уровнях бытия. Грохочущая клоака, мельница человеческих судеб, одним из жерновов которой совсем еще недавно был и он сам. Он поспешил убраться с оживленных круглые сутки улиц.
Большой человек знал, что он идет за ним, и был готов к встрече, которая стала лишь вопросом времени. Он не собирался разочаровывать человека, который, сам того не желая, подарил ему весь мир.
Перистальтика пневмопроводов метро вынесла его в центр города, подняла на поверхность и выплюнула к подножию высокотехнологичной башни из стекла, стекла и стекла - разумеется, самой высокой в городе.
Где-то среди низких облаков, в герметично закрытой капле горного хрусталя, насаженной на шпиль небоскреба и ритмично раскачивающейся в такт собственным колебаниям башни, ждал его прихода враг - единственный человек, которого собственное могущество делало достойным противником для сверхособи, в которую превратился его бывший слуга и раб.
Не желая разочаровывать хозяина башни и большей части остального мира, он перешел к действиям. В башне взревели сирены тревоги, и на каждом из этажей броневые листы рассекли ее тело на множество хорошо простреливаемых автоматикой секторов. Армия охранников заняла свои позиции, входы и выходы заблокировали бронированные машины, вокруг гигантского стеклянного столпа закружились в танце пересекающихся траекторий десятки вооруженных коптеров.
Он продолжал стоять неподвижно среди недоумевающей толпы, наблюдая за реакцией врага. Походя отметил, что на сей раз у силовиков отсутствуют открытые каналы в инфопространстве, и все подразделения совершенно автономны и действуют согласно полученным инструкциям. Он заглянул в простые сознания нескольких охранников и понял, что кто-то очень хорошо представляет модель его поведения даже с учетом изменений, которые претерпели его тело, мозг и образ мышления в последний месяц.
Он знал, кто.
Его заманивали в ловушку, заодно знакомясь получше с его новыми способностями и наверняка всеми силами желая ускорить эту встречу.
Что ж, по крайней мере, цели у них совпадали.
Он запрокинул лицо и взглянул в облачный полог над городом - туда, где внутри всевидящего ока ждал его враг. Потом, отведя глаза толпе и силовикам хлынувшими из общественных проекторов голографическими мороками, заполонившими улицы и площадь у подножия башни, он движением плеч сбросил наземь плащ и избавился от шляпы.
А потом расправил крылья и взмыл прямо в небо, достигнув хрустального шара в облаках за считанные секунды.
Большой человек ждал его на выступающем из закругленной стеклянной стены крошечном балкончике посреди облачной пелены. Скорее удивленный, чем напуганный его внезапным появлением, изобразил аплодисменты вялыми хлопками ладоней. Махнул рукой и подвинулся, освобождая место.
Он не стал убивать сразу. Сел, с налету вцепившись в ажурные перила всеми конечностями. Перила выдержали.
Вокруг хрустального шара ревел и бесновался ветер. На защищенном силовым барьером балконе царила оглушительная тишина - но только на реальном плане бытия. Воздух трещал от напряжения инфопространства. Сюда сходились бесчисленные каналы коммуникаций, и информационный обмен был до осязаемости плотен.
Минуту они разглядывали друг друга.
- Очень интересно, - сказал наконец хозяин башни. - Никогда бы не подумал, что имплант способен действовать настолько радикально. Ожидалось что угодно - обострение восприятия, возрастание скорости реакции, повышение адаптивности в экстремальных условиях...все то, что ты с блеском нам и продемонстрировал при выписке. Но дальше... Ты нас поразил.
- Я надеюсь, - проскрежетал он. Челюсти слушались его все хуже и хуже. - На это и был весь расчет. Иначе эксперимент терял всякий смысл.
- Риск был очень высоким, - согласился собеседник. - Я понимаю, почему ты так упорно сопротивлялся. Поверь, я не в восторге от тех методов убеждения, к которым нам пришлось прибегнуть.
- Я тоже, - ответил он. - Я сделал все, что от меня хотели. Поменял свои глаза на... На что я их, кстати, поменял?
- Меганейра, - сказал человек, ставший его врагом. Он как следует встряхнул инфопространство, и мгновение спустя знал об этом все.
- Я вижу, ты уже в курсе, - усмехнулся его собеседник. - Самые большие стрекозы на Земле. Вымерли еще в каменноугольном периоде. Одна из моих лабораторий восстановила их ДНК. Клонировали часть органов. У них оказались потрясающие глаза. Они должны были позволить тебе стать уникумом в твоей профессии. Собственно говоря, так и случилось. Возможности мутации организма-реципиента никто не ожидал. Такую вероятность даже не обсчитывали, насколько мне известно.
- Сюрприз получился.
Улыбаться он уже не мог. Трансформация тела продолжалась, и он чувствовал, как кости его скелета истончаются и распадаются на минералы и органические компоненты, которые взбесившаяся в каскаде мутаций плоть тут же растаскивает по тканям и органам, строя совсем уж странные структуры.
- Пожалуй. Не могу сказать, что сюрприз неприятный. Мы ведь, как всегда, сумеем достичь взаимопонимания, верно? - Хозяин жизни был совершенно спокоен и абсолютно уверен в себе. Поэтому изрядно удивился ответу.
- Нет.
- Почему же? - Удивление отнюдь не выглядело деланным.
- Меня не устроили способы убеждения.
- Цель, цель, цель! Все средства хороши. В случае удачи все мы выигрывали - разве это не повод рискнуть, разве это не повод поставить на кон все, что имеешь, все самое дорогое, а?
- Я ничего не ставил сам, - ответил он. - За меня сделали ставку.
- Люди слепы. Далеко не каждый способен увидеть то, что для него - благо. Некоторых надо подгонять. Ты силен и упрям - меры воздействия подбирались адекватно.
- Я сделал все, что от меня требовалось, - чувствуя, как внутри поднимается ослепительная раскаленная волна ярости, готовая затопить рассудок, ответил он. - Зачем нужно было убивать их?
- О, кстати! - словно вспомнив о чем-то, совершенно выпавшем из памяти, отозвался человек из поднебесья. - Идем-ка, идем... Да идем же! Мы же тут вроде как переговоры ведем, а не воюем.
'Верно', - подумал он, но вслух говорить ничего не стал. Его тело продолжало меняться, и мозг был полон странных образов, лишь часть которых существовала в реальности.
Хозяин покинул балкон, и ему ничего не оставалось делать, как последовать за ним в свет и тепло сферического зала, громко царапнув о створки двери шипами на плечах.
Тело Лианны плавало за прозрачной стеной в вязкой, маслянисто взблескивающей жидкости цвета растворенного жемчуга. Лицо ее выражало абсолютный покой. Глаза были закрыты, в сосуды рук и ног ныряли тонкие трубопроводы, приносящие к телу цветные жидкости и отводящие шлаки. Рядом стояли резервуары с телами дочерей, девочек-погодок.
Все они казались спящими, но сколько он ни смотрел на них, так и не заметил ни единого шевеления, ни единого вдоха. Несомненно, они были живы, излучая бесконечно слабую ауру телесного тепла - но не было даже легкой пульсации невидимого человеческим глазом свечения.
- Они живы, - он просто констатировал факт.
- О да.
- Зачем был нужен весь этот спектакль? - спросил он, глядя на покачивающиеся в жидком жемчуге тела и вспоминая лужу крови, которой хватало как раз на троих - взрослую женщину и двоих детей.
Собеседник пожал плечами.
- У нас есть твой психопрофиль. Мы знаем твои больные места, твои триггеры, твои табу. Знаем, на что надавить, чтобы получить нужный нам результат.
- Получили?
- Ну, ты же здесь.
Он молча смотрел на свою спящую семью.
- Им не было больно, - сказал у него за спиной хозяин башни. - И страшно им тоже не было. Когда они проснутся, будут помнить странный сон, и только.
- И когда же они проснутся? - спросил он, с трудом артикулируя речь. С челюстями творилось нечто невообразимое.
- Зависит от тебя, - ответили ему. - Если мы придем к пониманию - то скоро.
Он умолк - теперь уже надолго.
- И они увидят меня? - спросил он потом. - Таким?
Человек помедлил с ответом.
- Ты будешь всесторонне изучен, и не исключено, что у нас появится возможность нейтрализовать мутацию или хотя бы локализовать ее на приемлемом уровне. Вычленить полезные и функциональные изменения... хотя ты и в таком виде более чем функционален.
Он дернулся, поцарапав пол хитином когтей. Веселье хозяина сразу перешло в разряд натужного.
- Шучу, шучу, не напрягайся так, - поспешно сказал тот. - Про полезность некоторых изменений я вполне серьезно. Из тебя должен был получиться модифицированный киллер, но чтобы такое... Способность к инстинктивному тотальному контролю сети - нечто удивительное. Этого никто не ожидал.
- Глаза, - сказал он. - Теперь я вижу. Вижу по-настоящему. Насквозь.
- Тогда ты должен видеть и то, что у тебя нет выбора. Это не шантаж, поверь мне. Это условия сотрудничества. Ты и твои новые способности помогают нам, мы помогаем тебе, твоя семья помогает нам держать тебя под контролем. Все старо, как мир, видишь сам. Я честен с тобой. Соглашайся. У тебя нет другого выхода. Ты должен это понимать. Ты ведь разумный человек.
- Уже нет, - сказал он, оборачиваясь. Нижняя челюсть выстрелила вперед и откусила голову человеку, который вращал мир.
Мониторы слежения координационного центра поднебесной башни продолжали показывать сидящим в напряжении громилам в боевой броне, как их хозяин продолжает вести неспешную беседу с чудовищем.
Камеры долго еще будут транслировать репортаж о реальности, которой нет.
Столько, сколько ему будет нужно.
Он разглядывал нового себя в одном из огромных зеркал на внутренней поверхности сферы. То, что он видел, казалось странным, но уже не уродливым и отвратительным. Он продолжал изменяться, но темп изменений постепенно падал. Организм полностью перестроился, и человеческих черт в нем практически не осталось.
Он больше не мог говорить, но сохранял полный контроль над всеми слоями реальности. Инфопространство полностью подчинялось ему. Пустив потоки информации нужным ему образом и произведя ряд перестановок в штате служащих небоскреба и команде человека, которому он еще недавно принадлежал, от лица хозяина, он долгие годы сможет пребывать в безопасности в этом уютном гнездышке в поднебесье, в самом центре империи, созданной его предшественником.
Он - вершина пищевой цепи. Способность поедать плоть представителей доминирующей на Земле расы позволяет ему возвыситься над человечеством и править им - сначала тайно, потом, когда все приготовления будут проведены и общественное мнение подготовлено, Придет время выйти под лучи солнца.
К тому времени он будет уже не одинок. Со временем он найдет способ создать фертильных самок своего вида.
Нового вида.
Моя семья поможет мне. Не может не помочь, подумал он.
Войдя в грезы жены и дочерей, он принялся нашептывать им нестрашную сказку о чудовище, которое добро к людям и всегда готово помочь тем, кто ему дорог. Придет время, и они проснутся. Проснутся и поймут, насколько сильно он их любит.
Это будет позже, когда он все подготовит - и сам будет готов к этой встрече.
Главное сейчас - оставаться человеком.
Он расправил прозрачные крылья с густой сетью жилок, переступил шестью ногами по перилам балкона, оглядывая серую полусферу неба и горячее многоцветье далекой земли в поисках добычи. Голод и охотничий азарт переполняли его.