Аннотация: "Это висело над ней, как проклятие. Мафхор... Нимве видела личного мага короля, "карманного мага", как его прозвали в столице, всего пару раз, да и то издали. Для нее, как и для остальных жителей окрестных деревень, он всегда оставался лишь страшной сказкой, кем-то сродни черту, которого лучше на ночь не поминать. И вот теперь она должна куда-то ехать... следить за ним... за ним! За магом из Великого Дома! За человеком, про которого рассказывали такие истории, что волосы дыбом!..."
Глава 4
Следующую неделю, до самого отъезда, Нимве провела как в бреду, будто во сне, от которого желаешь, но не в силах очнуться.
На деньги, что дала королева, девушка купила мужскую одежду и лошадь, небольшого серого жеребчика, сердитого, своенравного, но крепкого. О том, чтобы привести его домой, не было и речи, поэтому Нимве в оставшиеся дни прятала его в старой полуразрушенной строжке в лесу, подальше от глаз матери и Корешка.
Она, как прежде, хлопотала по хозяйству, по-прежнему ездила в соседние деревни помогать больным, принимала роды, но ни на миг, ни на секунду не могла отделаться от мысли о грядущей поездке -- и о Мафхоре. Это висело над ней, как проклятие. Мафхор... Нимве видела личного мага короля, "карманного мага", как его прозвали в столице, всего пару раз, да и то издали. Для нее, как и для остальных жителей окрестных деревень, он всегда оставался лишь страшной сказкой, кем-то сродни черту, которого лучше на ночь не поминать. И вот теперь она должна куда-то ехать... следить за ним... за ним! За магом из Великого Дома! За человеком, про которого рассказывали такие истории, что волосы дыбом! Говорили, будто он готовит снадобья из крови детей, которых приманивает по бедняцким кварталам, по слободам, и которых потом находили в реке, текущей через Сафирну. Говорили, что на всякого, кто косо на него посмотрит, он насылает порчу, и такой человек начинает хиреть, гнить заживо, и умирает в короткий срок. Еще рассказывали, будто он привораживает молоденьких девушек... да мало ли чего?! Нимве никогда особо не задумывалась над подобными сплетнями... может, большая часть из всего -- действительно только сплетни, но... Но даже если хоть малая толика -- правда... а оно должно быть правдой, ведь то, что от Мафхора отказались собственные родичи, Дом Таэнана, доподлинно известно, -- значит, в рассказах о нем есть правда! А ведь маги из Дома Таэнана далеко не ангелы, это известно всей стране... и значит...
Все эти дни Нимве жила с подобными мыслями, не могла ни спать, ни есть. Но тяжелее всего оказалось притворяться перед матерью. Она никогда не лгала матери, ничего от нее не скрывала, может, лишь единственный раз. И теперь, когда Нимве было так тяжело и страшно, она была обязана молчать! Много раз девушку подмывало рассказать все начистоту, собраться и исчезнуть вдвоем, и пускай тогда их ищут! Однако дни шли -- а она молчала. Нимве останавливал давешний разговор с королевой, клятва, которую пришлось дать, обещание королевы следить за тем, чтобы девушка не сбежала -- и угроза, что если королеве донесут о попытке побега, они обе, и Нимве, и Хелеа, окажутся на каторге, на соляных копях. И действительно, Нимве почти уверилась, что за ней следят. Не один раз за последние дни она замечала в окрестностях фермы незнакомых людей, одетых то в отрепья, то в крестьянское платье, и каждый раз чужаки старались скрыться, но девушке казалось, что делают они это нарочито неуклюже.
Неделя, тянувшаяся как дурной сон, внезапно кончилась, и накануне отъезда Нимве всю ночь не сомкнула глаз. Поднялась затемно, когда небо на востоке лишь начинало светлеть, вышла на крыльцо в одной сорочке. Было очень тихо. Над черной глыбой леса стыл рассвет, звезды поблекли, будто утомились за ночь, и в курятнике громко орал петух. Дерево крыльца холодило босые ноги. Вдыхая аромат цветущей сирени, смешавшийся с запахами скотного двора, Нимве глядела на темный, такой знакомый двор, на плющ и плетистые розы, увившие ограду, глядела так, будто видела впервые. Или, может, в последний раз. Мафхор меня убьет, подумала она. Я больше никогда... никогда сюда не вернусь... Тугой ком подкатил к горлу, и пелена застлала глаза. Прижав ладони ко рту, чтобы не разрыдаться в голос, Нимве сбежала с крыльца. Слепая от слез, спотыкаясь, побрела по двору в сторону колодца.
Когда проснулась мать, Нимве встретила ее на кухне, улыбающаяся, причесанная и спокойная.
Вскоре после завтрака они, как обычно, разошлись по хозяйственным делам. Подоив коров, Нимве отнесла молоко в погреб. Принцы должны были выехать после полудня, у нее оставалось совсем немного времени. Котомку с одеждой и всем необходимым Нимве собрала еще два дня назад, но до сих пор не решила, как объяснить матери свой отъезд. Сев у стола в большой, залитой светом кухне, Нимве обхватила голову руками. Может, все-таки лучше сбежать, в который раз подумала она. Убежим -- и все... Поедем на восток, там леса, а за ними -- граница с Кирваном! И никто нас не найдет, никакая королева... и никакой Мафхор... Только вот... кому мы там нужны, в Кирване, две нищенки! Мы ведь и продать-то ничего не сумеем! Что нам останется, на улице побираться?! Да только вряд ли мы скроемся ото всех этих королевских соглядатаев... Нас сразу поймают. А на соляных копях люди дольше пары лет не живут... тем более такие, как мы... как мама. Да еще клятва... я ведь поклялась Матерью-Землей! Если я нарушу такую клятву... Нимве резко отняла ладони от лица и выпрямилась. Нет, решила она. Что уж теперь. Теперь поздно. Я должна ехать... и будь, что будет...
Сняв с комода грифельную дощечку, Нимве снова опустилась на табурет с меловым карандашом в руке. Поразмыслила -- и начала писать: "Дорогая мамочка! Я должна уехать..." Девушка оторвала карандаш от черной поверхности, задумалась, а потом ладонью стерла последнее предложение. "Мне нужно уехать на несколько недель. Пожалуйста, не волнуйся и никому ничего не говори. Если спросят, скажи, мол, уехала на север, к твоему брату. Есть человек," -- карандаш опять оторвался от доски, минутная пауза -- и снова Нимве стерла последние слова. "Я обязана ехать, потому что мне это приказал человек, которого нельзя ослушаться. Мамочка, только очень тебя прошу, никуда не езди и не пытайся никого обо мне расспрашивать! Если этот человек узнает, у нас будут неприятности. Я скоро вернусь и все тебе расскажу. Обещаю. Целую и люблю, Нимве."
Закончив писать, девушка отодвинула дощечку, оперла ее край хлебницы, чтобы сразу бросилась в глаза, и встала. Пора. Нимве вытерла полотенцем руки, запачканные мелом. Подошла к окну. Ветви старой яблони скреблись о подоконник, и в кроне оглушительно трещали воробьи. Солнечные зайчики прыгали по раме, перебираясь на стены, то сбиваясь в сияющую кучку, то бросаясь врассыпную... Нет, не могу, подумала Нимве. Как я могу уехать, не простившись?! А вдруг я ее больше не увижу?!
Перебравшись через подоконник, Нимве спрыгнула на траву и помчалась через залитый светом двор.
Мать она нашла на огороде. Та стояла над капустной грядкой и пристально разглядывала разлапистые листья. Видно, мать ощутила присутствие Нимве, потому что сказала, не оборачиваясь:
-- Козы все-таки сюда пробрались. Нет, ну ты подумай, а?
-- Много погрызли? -- Нимве удивилась, до чего ровно прозвучал голос.
-- Не так, чтобы... Но придется ограду укреплять... -- Хелеа обернулась. -- А ты чего тут, доча?
-- Знаешь, мам, -- ответила Нимве, -- я совсем забыла... мне надо уехать... съездить... кое-куда.
-- Куда? -- удивилась мать. Солнце отражалось в ее глазах, будто в озерных водах. -- Кто-то из деревни приехал?
-- Нет... просто... я вспомнила... -- Нимве глотнула, но голос не дрогнул, не изменил обычного ровного звучания. -- На Выселки. Помнишь, там еще малыш дифтерией болел? Ну, мы его зимой лечили?
-- Так он же выздоровел, -- Хелеа пристально смотрела дочери в лицо.
-- Да... но бабушка его заехать просила... -- Нимве отвела глаза, сделала вид, будто изучает потравленные грядки. -- Ой, а они много тут сожрали!
-- Нет, только на этой стороне, -- мать отвлекли ее слова, и Нимве перевела дыхание.
-- Ладно, мам, я поеду.
-- Езжай, доча. К обеду-то воротишься?
-- И не знаю... -- Нимве смотрела, как в каштановых волосах матери играют ярко-золотые искры. Словно жесткая ладонь сдавила ее горло, и, ничего больше не говоря, Нимве шагнула вперед и обняла мать что было силы.
-- Ты чего, доченька? -- та попыталась обернуться.
-- Ничего... Я тебя очень люблю, мамочка...
-- Да что такое?
-- Ничего. Ничего... правда. Ладно, я... я пошла.
Заставив себя отстраниться, Нимве зашагала прочь, вдоль грядок. Она ни разу не обернулась, но знала, чувствовала, что мать стоит и смотрит ей во след.
Принцы выехали из столицы через Южные ворота, в компании друзей и слуг. Нимве пришлось ждать долго: выезд, конечно, задержался. Переодетая в мужскую одежду, держа лошадь в поводу, она стояла в толпе, что запрудила поле неподалеку от ворот, и терпеливо ждала. Девушка изнемогала от жары, шапка, надвинутая на лоб, доводила до исступления, пот катился по лицу, и казалось, что мозги вот-вот расплавятся.
Солнце перевалило за полдень, когда в городе ударили колокола. Толпа у ворот пришла в движение, и все сидевшие на земле вскочили. Скоро ворота отворились, из них вышли гвардейцы в парадных мундирах, с мечами наголо, и выстроились по бокам массивного подвесного моста. Толпа шумела, люди толкались, вытягивая шеи -- и вдруг все вокруг взорвалось криками и рукоплесканиями: из ворот вылетела кавалькада аристократов. Празднично разодетые, они казались скачущим цветником, и среди них невозможно было разглядеть принцев.
Всадники промчались сквозь толпу, взметая пыль на тракте, и скрылись вдалеке, у леса. Провожающие скоро вернулись, но толпа не унималась еще долго.
Подождав, когда закроются ворота, Нимве оседлала своего конька и неспешно потрусила по дороге в сторону леса.
Довольно быстро она нагнала принцев по следам и поехала сзади, держась на почтительном расстоянии, так, чтобы они ее не заметили. Девушка прекрасно знала и окрестности столицы, и начальный путь, по которому должны были двигаться близнецы. Одно ее пугало: Мафхор. Она не видела его ни в свите наследников, ни в толпе, да оно и немудрено, если король послал мага тайно, то он и поедет неузнанным, в этом Нимве не сомневалась. Только вот поди узнай, кем он может прикинуться... говорят, маги могут изменять внешность по желанию... Нимве не представляла, откуда его ждать, поэтому вздрагивала при каждом шорохе, при каждом стуке копыт.
После захода солнца принцы остановились на ночлег в небольшой деревне, вольном поселке к востоку от столицы. Деревню окружал частокол, а въезд перекрывали легкие ворота, на которых никогда не бывало стражи. Ведя лошадь за повод, Нимве осторожно отворила калитку, молясь Творцу, чтоб не заскрипела. В этой деревне они с матерью многих лечили, поэтому Нимве поглубже надвинула шапку на глаза.
Шагая по улице, она не повстречала ни души, увидала лишь собак, лежащих у калиток в густых сумерках. Тренькали сверчки, комары противно жужжали, путаясь в волосах.
Покуда Нимве разыскивала постоялый двор, окончательно стемнело. Ворота гостиницы оказались заперты. Нимве подергала за клямку, потом пошла вдоль низкого забора, заглядывая внутрь. Окна большой избы приветливо светились, Нимве заметила на дворе несколько подвод, стоявших вблизи колодца под треугольной крышей. Из темноты за оградой внезапно возникла человеческая фигура, и Нимве отшатнулась.
-- И-и, малый, -- не без самодовольства ответил дед, -- Выше бери! Куда те граф... -- тоже понизив голос и сунувшись к забору, добавил:
-- Прынцы у нас, во как!
Нимве сделала круглые глаза:
-- Как? Неужто сами принцы?!
-- А я те про што? Так што давай, седлай свою клячонку да ехай по добру, по здорову...
-- Дедушка, миленький, пусти хоть на двор-то! -- плачущим голосом взмолилась Нимве. -- Куда ж я поеду на ночь глядя?! Пусти, я вас не стесню, вон, у подводы лягу!
Поломавшись для пущей важности, сторож все-таки сжалился, пустил Нимве на двор. Выпросив у него овса для лошади и привязав ее к коновязи у сараев, Нимве медленно пошла мимо колодца, делая вид, будто ищет место для ночлега. Вокруг не было ни души, только из-под телег раздавались размеренное сопение и храп спящих. Оглядевшись, девушка подалась к освещенному окну, но, как она ни старалась, мутное корявое стекло не позволило ничего разглядеть.
Заскрипела дверь, раздались громкие молодые голоса и смех, на крыльце в потоке желтого света возникли мужские фигуры. Нимве спряталась в тень, прижавшись к стене, а парни, гикая и толкаясь, с топотом сбежали по ступенькам и исчезли в темноте двора. Зазвенела цепь, послышался плеск... Притаившись возле бревенчатой стены, Нимве слушала, как парни возятся у колодца. Полилась вода, кто-то заорал, раздались шлепки ладоней по голому телу и богатырский хохот. Низкий голос насмешливо воскликнул:
-- Ну, что вы, виконт, только после вас!
-- Покажите пример, ваше высочество! -- снова плеск, ржание и гиканье, они, похоже, принялись носиться по двору, но было слишком темно, чтобы Нимве смогла их разглядеть.
Парни угомонились очень поздно. Нимве к тому времени уже улеглась у стены сарая, под навесом, на деревянном настиле, однако спала плохо, урывками, постоянно просыпаясь и тревожно оглядываясь. Ночью пошел дождь, грохотал по навесу над самой головой, не давая сомкнуть глаз. Под утро ее сморил крепкий сон, и когда она очнулась, принцев на подворье уже не было.