Тихомир Нелла : другие произведения.

Призрак гнева: часть первая - главы 1-7

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Зима в далекой северной земле: снег, лед, пронизывающий холод... В глухую пору морозов и бездорожья двое чужаков, отец и сын, становятся пленниками главы местного клана, конунга по прозвищу Железный Лоб. Однако путники не так просты, поэтому их плен быстро заканчивается. Старший вынужден уехать, а младший, по имени Бран, остается, вняв просьбам о помощи, ведь, по уверению конунга, род преследует чудовище - гигантский медведь-шатун, уже убивший его старшего сына. Бран поневоле оказывается втянут в семейные распри здешних жителей, и тайны, которые они тщательно скрывают, постепенно выплывают на поверхность. Ему придется найти в себе силы выстоять, где остальные отступили, выдержать испытание, чтобы спасти самого дорогого в мире человека - там, где бродит призрак гнева, и где всё не то, чем кажется.................................. Предназначено для читателей, ищущих в литературе не только развлечения и не боящихся серьезных тем.............. За обложку опять огромное спасибо Любимовой Софе. Попасть на ее страничку.


   ПРИЗРАК ГНЕВА
  
  
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
   КОЛДУН
  
  
  
   Пролог
   Оно было за дверью.
   Задыхаясь, дрожа всем телом, Траин приложил ухо к шершавой стене.
   Тишина.
   Лунный свет, ледяной и бледный, проникал в избушку сквозь щели между бревнами. Срывающиеся пальцы Траина машинально шарили по стенке. Даже если я заору, никто меня не услышит. Даже если я...
   Что-то шелохнулось там, снаружи, двинулось, перегородив холодный луч. Траин замер, беззвучно шевеля губами. Сердце билось в горле, стучало так громко, что все на свете слышали его. И то, что за дверью, тоже.
   То, что было сейчас за дверью, без сомненья слышало его.
   Шелест шагов по жухлой траве. Время умерло. Траин так вжался в стену, точно пытался с ней срастись, слиться с неструганными бревнами. Было холодно, но он холода не чувствовал, пот заливал ему глаза. Этого Траин не чувствовал тоже -- будто ото всех его чувств остался один лишь слух, и теперь он стоял и только слушал.
   Оно было рядом. Траин отчетливо видел черную тень, заслонившую свет, и различал глухое, хриплое дыхание. Они были разделены единственной стеной.
   Очень тонкой стеной. Очень хрупкой.
   Не спастись.
   Шорох. Движение. Мигнул и вернулся серебристый луч. Тварь кралась снаружи, и огромная тень мелькала в холодном свете: все ближе, ближе к двери...
   Глубоко, прерывисто вздохнув, Траин наконец заставил себя двигаться. Оторвался от стены и отступил назад, в темную глубину нежилой избы.
   Существо замерло снаружи. Ничего не делало, просто стояло и молчало, и молчание это звучало как смертный приговор.
   Траин провел ладонью по одежде, ощутив липкое прикосновение насквозь промокшей ткани. Это кровь. Мысль была далекой и отстраненной. У меня все руки в крови, и оно это чует.
   Но какая теперь разница...
   -- Великие боги... -- он едва различил свой надтреснутый и слабый голос. -- Помогите мне. Отец богов, великий Один...
   Он остановился, потому что звук собственного голоса напугал его. Голос звучал потерянно и жалко -- как блеянье овцы, ведомой на заклание. Словно в ответ, он услыхал скрип дерева, заметил тень, скользнувшую снаружи. Траин снова попятился, только бежать было некуда. Тень придвинулась, заслонила лунный свет, четко обрисовалась на стене: огромное, черное, грозное пятно.
   Удар. Треск досок. Тяжелая туша налегла на дверь, надавила, и стены выгнулись, проломившись под страшной тяжестью. Глухой рык. В дыру просунулась когтистая лапа, а следом горящий глаз приник к отверстию и зашарил по темному нутру избушки.
   Меня ищет.
   Первенец конунга, будущий глава клана, человек по имени Траин вдруг исчез. Вместо него маленький испуганный зверек упал на четвереньки и скользнул к стене, скуля от ужаса. Им владело одно желание: убежать, исчезнуть, спастись. Во что бы то не стало. Любой ценой!
   Чудище снаружи оглушительно заревело. Будто кукольная, в мелкие щепки разлетелась выбитая дверь, и Траин очнулся от собственного отчаянного крика. Приникнув к земле, он слышал, как существо вломилось в сарай. Как под его шагами шуршит прелая солома: шаг, еще шаг, и еще...
   Горячее и шумное дыхание коснулось затылка, вздымая волосы. Немыслимая тяжесть обрушилась на плечо, и боль разорвала внутренности, заставив человека пронзительно заверещать, однако новый удар оборвал этот вопль. Чудище перевернуло жертву на спину. Траин вскинул руки в слабой попытке защититься, но зверь играючи хлопнул по ним лапой. Кости сломались, хрустя, будто тонкие сухие ветки. Траин захлебнулся кровью. Он больше не мог кричать. Глаза зверя -- две кровавые звезды, -- сверкали в темноте, а длинные, будто византийские кинжалы, клыки блестели слюной, которая капала Траину на лоб и щеки.
   Эти клыки были последним, что он увидел в жизни. Мелькнула огромная лапа, и страшный удар расплющил ему череп.
   Рева чудовища Траин уже не услышал.
  
   Глава 1
   Они настигли их около леса.
   Темной лавиной они хлынули из-за холма. Их лохматые лошади неслись, будто птицы, и снег пополам с грязью летел из-под копыт.
   Мы не успеем.
   Двое беглецов почти достигли опушки. Тучи наползали на горы, мутный диск зимнего солнца погружался в бурлящую серую пелену. Угрюмый лес на склонах гудел и ревел на ветру.
   Мы ни за что не успеем, понял старший.
   Лошадь его юного спутника сильно отстала, и старшему пришлось осадить жеребца. Лошадь юноши храпела, нося боками на скаку. Она была вся в пене, заметно было, что животное мчится из последних сил.
   Сейчас они его догонят. Сейчас они...
   Стрела свистнула у самого лица, обожгла щеку, будто чье-то горячее дыхание.
   -- Не жди меня! -- завопил юноша. -- Беги в лес! В лес!
   Старший не двинулся. Его взгляд был прикован к юноше. Преследователи неумолимо настигали, накатывались на беглецов, как прибой, стар­ший видел секиры, блестевшие у них в руках. Пришпорив же­реб­ца, он ринулся навстречу спутнику. Когда они поравнялись, младший закри­чал:
   -- Что ты делаешь, спятил?
   -- Замолчи! -- рявкнул старший. -- Перебирайся ко мне! Быстро!
   Вместо ответа младший подстегнул лошадь. Его глаза сверкали, будто угли, длинные черные волосы развевались на ветру.
   Не послушается!
   Старший обернулся. Преследователи были совсем рядом, почти рукой подать.
   -- Скорее! -- заорал он. -- Ты погубишь нас обоих! Ну, скорее же!!!
   Лошадь юноши споткнулась и начала падать. Воины за спиной за­во­пили азартными, хриплыми голосами -- будто зверя загоняют на охоте, подумал старший.
   Тут младший все-таки прыг­нул, очутившись на крупе жеребца, позади спутника. Жеребец рванулся, и от толчка оба едва не свалились наземь.
   -- Держись! -- крикнул старший. -- Держись крепко!
   Через минуту они влетели в лес.
   Здесь было темно и тихо. Ветер не проникал сюда, к подножию гигантских деревьев, и потому людей оглушила тишина. Жеребец перешел на рысь, но старший его не подгонял: громадные разлапистые ели тут росли так тесно, что мчаться галопом было бы немыслимо.
   -- Они попытаются нас убить, правда? -- спросил юноша.
   ­-- ?Возможно, -- отозвался старший.
   Жеребец бежал, наставив маленькие уши, по самое брюхо увязая в снегу.
   -- Ну, и что теперь? -- спросил юноша. Старший промолчал, озираясь по сторонам.
   -- Я их не слышу, -- пробормотал юноша. -- Где они?
   -- Наверняка едут за нами.
   -- Никак сосчитать их не могу.
   -- Не имеет значения, -- откинув плащ, старший положил ладонь на рукоять меча. Заледеневший металл обжег ему руку.
   -- Думаю, они скоро нас нагонят, -- выговорил старший. -- И я тебя про­шу: не геройствуй, хорошо? Договорились? Может, они не собираются нас убивать.
   -- Ну, да, как же, -- фыркнул юноша. -- Держи карман.
   Старший хотел возразить, но вспомнил о стреле и промолчал.
   Неподалеку хрустнула ветка. Это они. Они нас...
   -- Это они, -- прошептал юноша. -- За кустами. Их там двое.
   Старший натянул поводья, и жеребец послушно свернул влево, но они все же не успели.
   Двое конных выехали из кустов. Они двигались шагом, высматривая что-то на снегу.
   Следы ищут.
   Преследователи переговаривались тихими голосами и ехали прямиком на беглецов.
   Как только мы пошевелимся, они нас засекут.
   В ветвях ели, за которой укрылись всадники, пронзительно завере­щала сойка. Жеребец фыркнул, дернулся, и один из преследователей тут же вскинул голову.
   -- Вон они! -- заорал он, тыча пальцем. -- Вон они, вон!
   Старший пришпорил жеребца. Сильное животное рванулось и карьером понеслось по белой целине -- однако они не сумели скрыться. Трое верховых выскочили наперерез из бурелома, вопя и размахивая секирами. Двое появились сза­ди, еще шестеро подскакали слева...
   Мы попались, теперь-то точно попались.
   Всадники взяли их в кольцо, но не спешили нападать. Старший вынул меч из ножен и под­нял над головой.
   -- Ну, идите, возьмите нас, -- сказал он. -- Если сумеете.
   Широкоплечий, русобородый воин выехал вперед. Меча он не вынул, только положил ладонь на рукоять за поясом.
   -- Эй, ты, -- промолвил он. Голос у него был густой и глубокий. -- Неча железкой на нас махать, мы тоже, чай, махать умеем. Иль охота, штоб мы вас как щенков прихлопнули? Слышишь, аль нет? А ну, опусти оружие, кому говорено?
   -- А ты кто такой, чтобы указывать?! -- крикнул юноша.
   -- Кто я таков, говоришь? -- отозвался русобородый, прищурив зеленые глаза. -- Ну, кто я таков, это ты, видно, и сам можешь сообразить, коль башка на плечах имеется. А вот кто таков ты, тут разговор особый. Слышь-ка, подай сюда железку твою. Добром прошу. Не доводи до греха.
   Старший опустил меч.
   -- Ну, да. Я отдать, -- ответил он, по-иноземному коверкая слова, -- а ты нам быстро-быстро горло резать, да? Думаешь, один такой умный?
   Русобородый усмехнулся:
   -- Не велика хитрость тебя прирезать, с мечом ты или без. Хотя, оно конешно, меч у тебя хороший, конунгу впору, не то што... Нет, слышь, я тебя резать не стану. Мы тебя к Железному Лбу доставим, пред самые, значит, пред светлые очи, потому как мне сдается, што ты шпион, братец мой. А уж конунг и решит, резать тебя аль повесить!
   Дружинники заржали. Паршивое дело. Если этот и сдержит слово, не убьет нас на месте, то уж Железный Лоб...
   -- Я смотреть, выбирать ты нам не дать, а? -- промолвил он. Русобородый согласился:
   -- Видно, так оно и есть. Потому нечего время тут вести. Кидай сюда железку, да поехали по домам.
   -- Ох, вера нету мне тебе.
   -- Ишь, недоверчивый какой. Мозгами лучше пошевели. Коли драться собираешься, так прикинь: вас двое, нас одиннадцать. Прибьем ведь вас, даже если вы у нас половину положите. Потому выбирай. Да только побыстрее, нам с вами недосуг.
   -- А ты дать слово, что никто у вам нас не прирезать, если я меч тебя отдать? -- спросил старший. Юноша дернул его за рукав.
   -- Ин даририв атаи ту? * -- прошептал он. *Ты это серьезно (говоришь)? -- древнеирландский язык, перевод Зотова О.А.)
   Старший ощупью нашел и стиснул его руку.
   -- Дать слово! -- потребовал он у русобородого.
   -- Я уж тебе сказал, -- отозвался тот. -- Чего ж два раза-то повторять? Я ведь не раб какой-нибудь. Обещался, что не убьем, так значит, и не убьем, вот и весь сказ. Ну, так чего, поехали?
   -- Ладно. Держи, -- старший бросил ему меч. Русобородый поймал кли­нок за рукоять. Оглядев, поцокал языком.
   -- Ну и ну. Вот так штука... Сроду ничего подобного не видывал.
   -- Ты ему побереги, -- сказал старший. -- Она меня пригодится.
   -- Прыткий какой, -- русобородый усмехнулся. -- Эй, Харалд, свяжи им руки, штоб часом не утекли. Ну, трогаемся, братва. Да поедем лесом, ишь, буря-то какая.
  
   Глава 2
   -- Ишь, буря-то какая! -- сказал Торгрим Железный Лоб, конунг Венделтинга.
   Он сидел подле очага в деревянном кресле с резными, искусной работы подлокотниками. Порывы урагана сотрясали стены, ветер жалобно стонал и выл в вы­тяж­ном отверстии под крышей. Железные лампы возле двери чадили, бросая блики подслеповатого света на пол и стены огромной длинной комнаты, из которой состоял весь дом: такой же, как и остальные в этих холодных северных краях. Будто глаза лесных зверей, в напольном очаге мерцали угли. Скло­нившись, конунг разворошил их кочергой.
   -- Так где вы их изловили, Сигурд? -- спросил конунг. Роем злых осенних мух от очага взметнулись оранжевые искры.
   -- От самой от границы за ними шли, -- отозвался русобородый ярл. Он сидел неподалеку на скамье. -- А взяли мы их в лесу, возле Медвежьей засеки.
   Конунг обвел глазами толпу домочадцев, дружинников и слуг, устроившихся подле, кто на лавках, кто на соломе прямо на полу. Скупой свет светильников делал лица людей угрюмыми и темными.
   Стены дрогнули под натиском бури.
   -- Скольких они убили-то? -- снова спросил конунг.
   -- Никого, родич. Как я им велел сдаваться, так они и сдались. Да вот еще, это было у них, -- русобородый по имени Сигурд протянул конунгу меч. Торгрим взялся за рукоять, и зеркало клинка полыхнуло колдовским огнем. Подняв меч, конунг рассек им воздух.
   -- Спасибо, Сигурд, -- его лицо изобразило улыбку. -- Знатная вещь. Испробую нынче же вечером. Ну, а теперь -- теперь давайте мне этих сюда, -- Торгрим махнул рукой. Пленников тут же вытолкнули к очагу. Они очутились перед конунгом посреди людского кольца, со скрученными за спиной руками.
   Торгрим Железный Лоб взглянул на чужаков. Лицо, обрамленное короткой темной боро­дой, казалось непроницаемым.
   -- Ну что, мазурики? -- промолвил он. -- Попались?
   Пленники молчали. Ветер выводил под крышей дикую песню. Конунг провел ладонью по сияющей поверхности клинка.
   -- А может, мне прямо сейчас его и испробовать? -- его карие глаза остановились на младшем пленнике. Юно­ша не отвел взгляда, он смотрел дерзко, с вызовом. Ноздри конунга раздулись. Было очень тихо, в очаге потрескивали угли. Конунг коснулся пальцем лезвия.
   -- Мы не шпион, о великим конунг! -- сказал старший пленник, подобострастно улыбнувшись. На вид ему было лет сорок, густые черные волосы силь­но тронула седина, а короткая борода казалась сплошь серебряной. Тонкое и красивое лицо выдавало в нем человека не здешних краев.
   -- Что? -- бросил Торгрим. -- Что ты сказал?
   Старший согнул спину, точно хотел казаться ниже ростом.
   -- Никаким мы не шпион, -- заговорил он. -- Торговцам есть мы, издалека, не изволь гневаться. Здешним порядкам не знать, ехать прямо-прямо, да в тебя заехать без спросам, уже ты нас прости великодушием!
   Губы конунга скривила усмешка. В толпе засмеялись
   -- Порядкам не знать, говоришь, -- Железный Лоб обозрел пленника с ног до головы. -- Хорошо поёшь. А вот мне сдается, что врешь ты, дружок. Прикиды­ваешься. А ну, говори правду, кто ты такой?
   Лицо старшего отобразило испуг.
   -- Да я... да мы...-- забормотал он. -- Разве ж я посметь тебе обмануть. Истинным правда, господин, что торговцам мы, торговцам мы есть!
   -- Ну-ну, -- процедил Торгрим. -- Торговец, говоришь? А вот мы это сейчас и узнаем. А ну-ка, Харалд, кинь-ка мне сюда барахло ихнее.
   Огромный темноволосый дружинник, походивший на медведя, неведомым колдовством принявшего человеческое обличие, бросил конун­гу сумки чужаков. Поймав их на лету, тот сощурился.
   -- Торговец, да? -- спросил он старшего. Тот закивал.
   -- Ну, чего ж, -- конунг ухмыльнулся. -- Вот сейчас и поглядим, чем ты торгуешь.
   Железный Лоб вытряхнул содержимое сумки себе под ноги, на солому, покрывающую пол. Нагнувшись, поднял с земли маленький холщовый мешок. Развязал тесемку. Подставил ладонь.
   То, что вывалилось ему в руку из мешка, напоминало заплес­не­велый хлеб. Сморщившись, конунг швырнул куски на пол.
   -- Вот этим ты торгуешь? Вот этим? -- он пнул разбросанные вещи. -- Ты что же, за дурака меня держишь? Я что, похож на дурака? Отвечай!
   -- Великим конунг, ты позволить, я тебя все объяснять... -- начал старший, но конунг вскочил на ноги.
   -- Молчать! -- он замахнулся мечом. -- Молчать, собака! Шпион Краснобородого! Я тебя, пса, насквозь вижу! Ты мне врать?! З-зарублю!
   Клинок очутился возле горла старшего пленника. Младший сделал движение вперед, явно собираясь что-то сказать, но старший оттеснил его, бесцеремонно толкнув плечом. Лезвие меча упиралось пленнику в горло.
   Чужак не отвел взгляда, сказав:
   -- Великим конунг, ты ошибался. Ты думал, мы кто-то другой. Думал, мы шпион. Мы -- нет, мы не шпион. Мы есть торговать со всем округа, и с Краснобород тоже торговать, да, да... Но мы совсем-совсем не шпионить! Мы торговцам из славный город из Константинополь, и поехать торговать на север, и заехать в господин Краснобород, а его лекарь, этим колдун... ты, конечно, его тоже знать... Демай, да! Этим колдун мне просить ему лекарствам взять с собой и в другим землям колдунам продавать. Чего он сам в мешка пихать, я совсем-совсем не знать, нет-нет, мне в том делах ничего не понимать! Но человек про­сить, я отказаться не уметь. Вот как было, великим господин. И вовсе мы не шпион.
   Конунг смотрел на него, а он -- на конунга. Меч был по-прежнему нацелен пленнику в горло, и в полутьме казалось, что клинок излучает свой собственный свет.
   Ураган взревел, налегая на дом, стон ветра под застрехой поднялся до трагической ноты. Мирно сопели и чавкали коровы в хлеву, в очаге внезапно с оглушительным треском лопнула шишка, и все вздрогнули.
   -- Врешь складно, -- Торгрим опустил меч. -- Красиво брехать научился. Ишь, гость заморский... Так ты, стало быть, знаком с Краснобородым?
   -- Да, великим господин, с господин Краснобород я быть есть знаком, точно так есть.
   Торгрим Железный Лоб прошелся подле очага. Повернув голову, проткнул пленника взглядом:
   -- Знаком, говоришь? И что же, воевать Краснобородый собирается, или как? Только без вранья.
   Пленник поспешно затряс головой:
   -- Что ты, что ты, великим господин, разве я тебе врать? У господин Краснобород войскам большой, сильный войскам у него, весь округа то знать, только я не знать, идут он воевать, или нет, я же не друг для такой большой господин, как Краснобород! Господин Краснобород мне ничего не говорить, истинным тебе правда.
   -- Ох, врешь, собака.
   -- Нет, нет, господин, я не врать! Разве я посметь такой большой господин...
   -- А если тебе пятки железом прижечь? -- усмехнувшись, спросил конунг. -- Чего тогда запоешь, а?
   -- На все твой воля, великим господин, -- чужак поклонился. -- Тут на все твой воля. Только чего хотеть господин Краснобород, я правда-правда не знать. Ты же не хотеть, чтобы я тебе врать?
   Торгрим повел плечом:
   -- Ну, пес с тобой, может, и не брешешь. Ладно. Как говоришь, тебя там кличут-то?
   -- Константин, великим конунг! -- старший снова поклонился.
   -- Тьфу ты, пропасть. Ну, а это что еще за щенок у тебя? -- конунг ткнул пальцем в юношу. Тот вспыхнул, но старший опередил, не дал ему ничего сказать.
   -- Это моим сын, великий конунг, звать Феофан.
   -- Ат, холера! Ну, и имена у вас. И как это вы их только запоминаете-то. -- конунг помолчал, а потом спросил небрежным тоном:
   -- Так чего ж, как тебя там, торговал ты с Краснобородым, говоришь?
   -- Точно так, великим конунг, торговал.
   -- Ну, и чем торговал, а?
   -- Монета я торговать, шелк торговать, господин моим великим конунг.
   -- Так, шелком, значит, -- кончиками пальцев Торгрим погла­дил меч. Ветер выводил рулады под дву­скатной крышей. Пламя светильников трепетало от сквозняка.
   -- А мечи ты ему тоже продавал? -- конунг смотрел так пронзительно, точно хотел пробуравить пленника насквозь.
   -- Ме... мечи, господин? Я этим не есть торговать. Оружием я не есть торговать, моим господин.
   -- Брешешь, пес! По морде вижу, брешешь! Сколько ты ему мечей продал? Сколько, пес? Отвечай, зарублю!
   -- Господин моим, да я...
   Торгрим не дал пленнику продолжить.
   -- Клянусь Мьёлниром! -- заорал он, багровея. -- Клянусь Тором и справедливостью его! Ты меня довел, собака! Я тебя живьем зажарю! Шкуру сдеру, отучу тебя врать!
   Конунг вскинул меч. Но прежде, чем он успел что-либо сделать, младший пленник по­дал­ся вперед. Старший попытался его остановить, но не успел.
   -- Сам ты собака! -- произнес юноша без всякого акцента. Руки, связанные за спиной, сжались в кулаки. -- А хент салах! Проклятый идолопоклонник! Чего ты орешь? Думаешь, тебя боятся, что ли? Только и умеешь, что с пленными воевать! Трус!
   Глаза конунга сузились.
   -- Молчать, -- приказал он. -- Молчать!
   -- Сам заткнись, -- фыркнул юноша. -- Подумаешь, какая шишка! Плевать я на тебя хотел. Да ты...
   -- Эйст до вьёль, ар сон Де! -- тихо сказал старший. -- Нот-гарим-са! ** ** Ради Бога, замолчи! Прошу тебя! -- древнеирландский язык. Перевод Зотова О. А.)
   Юноша не ответил. Словно копьями, они с конунгом уперлись взгля­да­ми друг в друга.
   -- Ну, скажи еще что-нибудь, щенок, -- Торгрим отвел в сторону меч. -- Скажи еще что-нибудь!
   -- Ха! -- воскликнул юноша. -- Не беспокойся, еще как скажу, разбойник! Вор с большой дороги. Думаешь, не знаю, чем ты промышляешь? Знаю, и все знают! Вся округа знает, что Торгрим Железный Лоб -- разбойник. Ну, скажи, скажи, что я вру. Не можешь, потому что это правда, и ты...
   Торгрим ударил юношу в лицо с такой силой, что тот рухнул на колени. Старший пленник бросился на конунга, попытался сбить с ног, но не успел: на нем повисли четверо дружинников. Минуту они боролись, сопя от напряжения, потом, пересилив, воины оттащили старшего прочь.
   -- Клянусь Асгардом и Великими его, -- выговорил конунг. Синяя жила набухла на виске, а ноздри раздувались. -- Вы мне заплатите за хамство, чужеземные вонючки. Я подобного от всякой падали терпеть не намерен.
   Конунг схватил юношу за длинные черные волосы и намотал их на кулак. Тот был весь в крови. Голова запрокинулась.
   -- Чего ж теперь молчишь? -- бросил Торгрим. -- Ты ведь у нас смелый. Или говорить разучился?
   Губы юноши дрогнули и разомкнулись.
   -- Сдохни... грязный пес, -- выдавил он. -- Я... тебя не боюсь.
   Конунг ткнул его в губы рукоятью меча, и тот тихо застонал.
   -- Не боишься, да? Не боишься? Ну, ничего, это мы исправим, и очень быстро, -- конунг занес над ним сияющую полосу клинка.
   -- Нет! -- старший рванулся в руках у воинов. -- Не трогай его!
   Он толкнул дружинника, чудом не сбив с ног. Стражи навалились, удерживая пленника на месте.
   Конунг даже не повернулся в его сторону, толь­ко приказал:
   -- Утихомирьте этого.
   После короткой, но ожесточенной борьбы воины повалили старшего на колени. Обухом секиры дружинник ударил его по затылку, и тот со стоном втянул воздух. Сквозь кровавую пелену увидал, как конунг вскинул меч.
   Сейчас ударит.
   Грохнула входная дверь, пламя светильников испуганно рва­ну­лось, зашуршало, как разорванная ткань, от внезапного порыва ветра с улицы. Громкий топот, возгласы и богатырский смех заглуши­ли шум урагана.
   -- Эй, кто там! -- крикнул голос. -- Лошадей примите!
   Растолкав людей локтями, к очагу протиснулся парень, высокий, красивый и светловолосый. Его сопровождали несколько ярлов, таких же молодых, раскрасневшихся от мороза и быстрой скачки. Все они были воору­жены, в плащах, сплошь забитых снегом.
   Обозрев открывшуюся картину, светловолосый юноша поднял бровь.
   -- Веселитесь? -- осведомился он. -- Извини, если помешал вершить правосудие, папаша. Ни фига себе, кровищи сколько... Деловой ты человек, я погляжу. Ну, ладно, мы мешать не будем, только давай того, побыстрее закругляйся, а то мы жрать хотим.
   Конунг опустил меч.
   -- Где ты шлялся? -- с угрозой бросил он.
   В голубых гла­зах юноши вспыхнули ледяные огоньки. Усмехнувшись, он ответил:
   -- Да ведь я же не грудной, не вчера от сиськи отнятый. Где хочу, там и хожу, тебе какое, на хрен, дело?
   Железный Лоб выпустил волосы пленника, и тот безвольно осел на пол.
   -- Пока что конунг здесь я, -- заявил он. -- И мне есть дело.
   -- Скаж-жите! -- юноша усмехнулся, откидывая плащ. Тускло блеснул витой золотой обруч у него на шее. Конунг побагровел.
   -- Опять грабили? -- спросил он, сдерживая голос, готовый сорваться в крик. -- Грабили, да? Откуда это? Вчера этого на тебе не было!
   -- Знакомый подарил, -- ответил юноша. Среди его приятелей послышались смешки.
   -- Чего ржете, недоумки! -- рявкнул конунг. -- Разбойники, кретины проклятые, через вас все напасти на мою голову! Краснобородый и Синий Нос из-за вас, ублюдков, зубы точат на меня! А с кем я против них воевать пойду? Неужто с тобой, щенок, или с шайкой твоих змеенышей? Выродки шакальи! Ну, чего, чего ты зубы скалишь? Бараны без­мозг­лые! А все ты! Надо было тебя тоже после рождения на мороз выбросить, чтоб там и сдох!
   Улыбка сбежала у юноши с лица.
   -- Так чего ж не выбросил? -- выговорил он. -- Чего не выбросил? Я ведь всю жизнь тебе мешаю. Мы все тебе мешаем, одна эта твоя сука только не мешает. Ну, и оставил бы ее, а нас бы выбросил. Все лучше, чем вместе с тобой в твоем дерьме копошиться.
   Конунг влепил сыну оплеуху, и тот пошатнулся. Побледнел, и губы дернулись.
   -- Не дерзи мне, щенок, -- тяжело дыша, уронил Торгрим. -- Никогда мне не дерзи, слышишь? Не то я тебя... я тебя...
   -- Что -- ты меня? -- спросил сын. -- Чего ты угрожаешь? Чего ты вообще можешь? Убить меня? Ну, давай. Давай, попробуй! Ты этого давно хотел! Посмотрим, кто ловчее, давай!
   Юноша выхватил меч. Кто-то из приятелей пытался помешать, но юноша с силой оттолкнул его прочь. Ноздри конунга раздулись, глаза по-бычьи налились кровью. Казалось, еще мгновение, и конунг бросится на сына. За­та­ив дыхание, зрители ждали свалки -- однако дальше ничего не произошло.
   Конунг отвернулся и позвал:
   -- Эй, Сигурд!
   -- Чего, родич?
   -- Ты это, вот что, -- конунг не смотрел по сторонам. Паль­цы все еще сжимали рукоять меча. -- Как буря утихнет, пошли кого-нибудь за Воронью Речку, туда, где третье­го дня людишки копошились. Пускай разведают, кто да почему. Опа­саюсь, как бы Синий Нос... ну, да ты понимаешь.
   -- Сделаем.
   Конунгов сын вбросил меч в ножны, на губы вернулась прежняя усмешка. Конунг, казалось, забыл о его существовании. Опустившись в кресло, сурово проговорил:
   -- Ну, ладно. Уж скоро ночь на дворе. Эй, Кнуд, где ты там, собака?
   Молодой темноволосый раб ступил вперед:
   -- Здесь, хозяин.
   -- Давай, погоняй людишек, все давно уж жрать хотят.
   -- Слушаю, хозяин, -- поклонившись, раб нырнул в толпу. Конунг обвел зрителей холодным взглядом.
   -- Расходитесь, -- буркнул он. -- Представление окончено. Идите, делом займитесь, ишь, выстроились тут.
   -- Слышь, Торгрим, -- окликнул Сигурд. -- Ну, а с этими чего делать будем? Он ткнул пальцем в пленников. Младший сидел на полу, слипшиеся от крови волосы свисали, закрывая лицо.
   -- Этих в холодную. После разберемся.
  
   Глава 3
   За ужином почти не разговаривали.
   Буря по-прежнему бушевала снаружи. Домочадцы конунга сидели у длинного соснового стола. Угрюмый свет напольных ламп едва справлялся с темнотой, из-за полумрака и позднего часа у людей слипались глаза, и некоторые уже вовсю кле­вали носом.
   Во главе стола конунг совещался с Сигурдом. Отрезая куски мяса, ярл запи­хи­вал их в рот. На нарах у стены устроилась старшая конунгова дочь. Положив подбородок на ладонь, она сонно ковыряла ножом в тарелке, пламя жировых плошек отбрасывало причудливые блики на ее прекрасное лицо с правильными и тонкими чертами. Распущенные волосы, стекая на спину, покрывали девушку, как драгоценный золотой пла­щ. Молоденькая рабыня расчесывала их костяной узорчатой гребенкой.
   Повернув голову, Железный Лоб взглянул на дочь. Его лицо прояснилось, стало почти ласковым.
   -- Эй, дочка, -- позвал он. -- Аса! Да ты ведь спишь. Иди-ка, ложись.
   Его сын за другим концом стола фыркнул, будто рысь, но конунг точно не услышал. Аса сонно улыбнулась.
   -- Что ты, папочка, -- пробормотала она. -- И вовсе я не сплю. Я тут еще маленько посижу, хорошо?
   -- Хорошо, дочка, хорошо, -- конунг снова обернулся к Сигурду. Тот тянул пиво из пузатой деревянной кружки.
   -- Слышь, Сигурд, -- выговорил конунг. Посветлевшее лицо приобрело обычное хмурое выражение, лоб между бровями вновь прорезала глубокая мор­щи­на. -- Так сделай, как договорились, иначе и до весны из этого дерьма не выпутаемся.
   Сигурд оторвал от губ кружку. Пиво потекло по русой бо­роде.
   -- Не боись, брат, -- ярл вытер губы рукавом. -- Сде­лаем в лучшем виде.
   -- Папочка, -- позвала Аса.
   -- Чего, дочка?
   -- Папочка, а покажи меч, который вы у шпионов у этих отобрали. Страсть как посмотреть охота.
   Конунг улыбнулся. На миг разгладилась жест­кая складка меж бровей.
   -- Эй, Кнуд, -- окликнул он, -- поди-ка сюда.
   -- Я тут, хозяин, -- молодой темноволосый раб, хромая, возник из тени и проворно подбежал к столу.
   -- Поди, возьми у меня на кровати меч и принеси сюда, -- велел конунг. Люди оживились, всем хотелось поглядеть на чужеземную диковинку.
   Раб скоро вернулся. Сняв тонкую кожу, обертывающую меч, Железный Лоб поднял его над головой. Клинок сверкнул, как стальная молния. Каза­лось, он не отражает свет, а сам излучает его.
   -- Ишь ты, -- буркнул Сигурд. -- Прям светится, гляди-ка. Может, эти чужаки его из Валхаллы сперли?
   -- Богов побойся, -- конунг поднял бровь. -- Чего лепишь-то, соображаешь?
   Торгрим повернулся к дочери.
   -- На, дочка, гляди, -- сказал он иным, смягчившимся голо­сом. -- Да не обрежься, острый он.
   Подобравшись поближе, Аса приняла меч из рук отца. Люди придвинулись, толкая друг друга, некоторые даже встали и пе­ре­гнулись через стол. Сын конунга остался, где сидел.
   -- Не налегай, не налегай, -- Сигурд отпихивал лю­бопытных. -- Ишь, прет, как бык. Шею мне поломаешь.
   Аса провела пальцем по зеркальной поверхности клинка, дотронулась до длинной рукоятки, покрытой бархатистым материалом. Гарду, сработанную из матового белого ме­тал­ла, опутывало кружево неизвестных рун, прозрачный, словно родниковая вода, круглый камень венчал эфес. Он, казалось, ничем не был закреплен, и не понять было, каким колдовством он держится. В его кристальной глубине рдела багровая искра.
   -- Вона, -- один из дружинников коснулся рукояти. -- Никак, на­пи­сано чего, а?
   -- Не по-нашенски, -- ответил другой, нависая у Асы над плечом. -- Руны непонятые, ничего не разберешь.
   -- Да по-брисинговски это, -- молвил Сигурд. -- Я это дело сразу про­­сек. Люди такого сковать не сумеют, брисинговских рук дело.
   Аса провела ладонью по узорной рукояти.
   -- Красивый, -- промолвила она. -- Какой красивый. Так, кажется, из рук и не выпускала бы.
   Конунг поднял голову:
   -- А где Улла? Где она?
   -- Спит, должно, -- отозвался Сигурд. -- А на што она тебе?
   Торгрим не ответил. Окинул взглядом нары, стояв­шие вдоль стен, однако люди у стола и полумрак огромного дома мешали что-либо разглядеть. Конунг поманил к себе раба:
   -- Эй, ты, как тебя там. А ну, найди Уллу, живо.
   -- Да на што, -- буркнул Сигурд. -- Пущай себе спит девчонка.
   Конунг промолчал и сел. Сигурд насупился, но больше не сказал ни слова. Поворачивая клинок, Аса рас­смат­ривала руны, выдавленные на его сияющей поверхности.
   -- А по-моему не к добру это, -- подал голос старый ярл по имени Бьорн. -- Колдовством попахивает. Вот сколько лет живу, а такой штуки отродясь не видывал. Ну, хто, по-вашему, может такой клинок сковать? В нормальной печи ведь такого не выкуешь. Не иначе, колдовство, уж помяните мое слово.
   -- Ат, -- Харалд повел богатырскими плечами. -- Завел свое. Тебя послушать, так везде одно колдовство, хоть ложись да помирай, одно слово.
   Рядом кто-то усмехнулся.
   -- Ну ты, знамо дело, ни в сон, ни в чох не веруешь, -- рассердился Старый Бьорн. -- Тебе хоть кол на голове теши, со своего не слезешь. Тут рядом с тобой, можно сказать...
   -- Хозяин, -- прервал раб, -- госпожа Улла пришла.
   Все замолчали. Сигурд помрачнел, а конунг обернулся. Невысокая и хрупкая темноволосая девушка, почти девочка, приблизилась к столу, зябко кутаясь в малиновую шаль. Большие карие глаза, скользнув по лицам, замерли на конунге.
   -- Ты меня звал? -- тихо спросила она.
   -- Звал, звал, -- буркнул конунг. Подняв голову, Аса уставилась на Уллу.
   -- А этой чего тут надо? -- спросила она. -- Чего она тут делает?
   -- Помолчи, -- велел конунг. -- Я ее позвал. И потом, она, кстати, твоя сестра, если ты вдруг позабыла. Подай мне меч.
   Аса надула губы, но не посмела ослушаться. Конунг взял меч за рукоять.
   -- Видишь? -- сказал он младшей дочери. -- Игрушка этих чужаков. Только сдается мне, брехня всё это, то, что давеча седобородый тут молол. Шпионы они. Вот я и хочу узнать, чьи. Возьми, -- Торгрим протянул Улле меч. -- Возьми и скажи, кто они такие.
   Девушка отшатнулась, и глаза расширились.
   -- Нет, -- шепотом взмолилась она. -- Я не хочу.... не надо...
   Конунг сдвинул брови:
   -- А я говорю, возьми! Чай, не сахарная, не растаешь. Я твой отец, и я тебе приказываю.
   -- Да ладно тебе, -- вступился было Сигурд, но конунг треснул кулаком по столу. Подпрыгнули вверх тарелки, ножи и кувшины.
   -- Это мое дело! -- рявкнул Железный Лоб, выкатывая ястребиные глаза. -- Мое дело, ясно? Не лезь, куда не просят!
   Сигурд потемнел лицом, но смолчал и отвернулся.
   -- А ты делай, что говорят, -- обратился конунг к дочери. -- Я дважды повторять не стану!
   Улла прижала ладони к груди.
   -- Положи его на стол, -- промолвила она. Конунг подчинился.
   Стало очень тихо. Под застрехой стонал и плакал ветер.
   Улла впилась в меч жадными, испуганными глазами. Она смотрела на меч, а люди смотрели на нее. В полутьме клинок сиял холодным лунным светом.
   Медленно, как во сне, Улла протянула руки. Пальцы коснулись меча. Девушка пошатнулась, будто от удара, задохнулась, ахнула. Застонала. Ее глаза, широко открытые, немигающие, были устремлены на конунга, но было ясно, что не его, вовсе не его она видит перед собой.
   Клинок сиял. Блик призрачного света пал Улле на лицо.
   -- Солнце, -- низким голосом промолвила она. -- А-ах, какое яркое солнце... солнечный огонь. Небесное пламя. Белое... пламя богов. Не прикасайся к небесному огню... он сожжет дотла... -- стон вырвался из ее груди, и лицо исказилось. На глазах изумленных зрителей клинок наливался белым огнем. Его свет становился сильней и явственней, сделавшись похожим на сия­ние полной луны.
   -- Пламя. Пламя... -- простонала Улла. Глаза закатились, по телу пробежала судорога. -- Как больно... Глупцы... Вам ли... бороться с божественным огнем? Он сожжет, он превратит вас в пепел! Жалкие твари! Вам ли бороться против силы богов? -- голос девушки окреп.
   Клинок сиял, как факел. Цепляясь друг за друга, люди отодвинулись в сторо­ны, а конунг застыл, окаменев.
   Улла открыла незрячие глаза.
   -- Не играй с огнем, тварь! -- промолвила она.-- Ты умрешь. Не тро­гай чужестранца. Он не твой, в нем сила бога!
   -- Ты про седобородого? -- спросил конунг, подавшись вперед. -- Ты про него говоришь?
   Ясновидящая судорожно вздохнула.
   -- Он не принесет добра, -- отозвалась она. -- Мы не принесем... друг другу добра. Будет только боль. Только смерть. О, боги... будет только смерть! Отпусти его. Прогони его... Нам нельзя... нельзя...
   Ноздри конунга раздулись.
   -- Он -- колдун? -- перебил он ясновидящую.
   -- В нем сила богов, -- словно эхо, отозвалась Улла. -- Дай ему уйти...
   -- Он от Краснобородого сюда заявился? -- не унимался конунг. -- Он -- колдун Краснобородого? Его имя -- Дэмай? Да? Это он? Отвечай мне, это он?!
   -- Дэ ... Дэвайн, -- проговорила ясновидящая. -- Дэвайн, так его зовут. Но он не... он не... Это не...
   Клинок вдруг вспыхнул, как костер. Улла взвизгнула, паль­цы оторвались от меча. Взмахнув руками, девушка рухнула на пол и забилась в припадке. Конунг вскочил с места. Клинок медленно погас, будто угли под сильным ветром.
   -- Я так и знал, -- конунг хлопнул ладонью по столешнице. -- Так и знал! Это шпион Краснобородого. Но каков, собака, а? Нет, каков! Почти ведь обдурил меня. Эй, Харалд, -- конунг вышел из-за стола. Его дочь билась в судорогах на полу, но Железный Лоб даже не взглянул в ее сторону.
   -- Харалд, возьми двоих людей, -- велел конунг. -- Притащите мне сюда этого колдуна. Живо! Уж я с ним разберусь, он у меня попляшет.
   -- Слушаюсь, -- буркнул Харалд. -- Олаф, Хёдин, и ты, Бьорн, сынок... Айда за мной. Мечи берите, мало ли чего. Бьорн, и собак прихвати, пожалуй.
   Их голоса затихли. Скрипнула дверь, и с улицы резко потянуло ледяным дыха­нием метели.
   Поднявшись с лавки, Сигурд молча подошел к Улле, лежавшей на полу. Наклонился, поднял ее, как младенца, и все так же молча зашагал прочь, не глядя по сторонам.
  
   Глава 4
   -- Ты колдун, -- сказал Торгрим Железный Лоб старшему пленнику. Тот стоял перед ним со связанными за спиной руками. -- Ты -- шпион Краснобородого!
   Пленник не ответил.
   Была уже глухая ночь, и буря снаружи унималась. Железный Лоб сидел в кресле у стола, вертя в руке кинжал с золотой рукояткой, и пристально глядел на пленника.
   А тот молчал.
   -- Неплохо ты дурочку валял, -- промолвил Торгрим. -- Любому шуту впору. Думал меня обдурить, а? Да? Чего молчишь, колдун? Отвечай, ну?
   -- Чего говорить? -- пленник пожал плечами. Его речь не была больше ломанной, остался легкий акцент, но слабый, едва уловимый. -- Что ты хочешь, чтобы я сказал?
   -- Да ты и сам знаешь, колдун. Ишь, торговец из славный город... как его там... Эта сволочь Краснобородый за дурака меня держит. Ну, надо же, колдуна ко мне шпионом заслать, -- лезвие кинжала прочертило в столешнице глубокую борозду. -- Я тебя слушаю, колдун. Что у тебя есть сказать, прежде чем я решу, на каком суку тебя повесить? Я тебя внимательно слушаю.
   -- Ну, если уж на то пошло, -- пленник посмотрел конунгу в глаза. -- Если дело так пошло, я скажу три вещи. Во-первых, я не колдун. Во-вторых, не шпион. А в-третьих, я не думаю, что ты действительно собираешься меня повесить.
   Губы конунга скривила ухмылка. Рукоять кинжала блеснула у него в руке.
   -- Смотри-ка, -- промолвил Торгрим. -- Вот уж действи­тель­но сказал как отрезал. Ну, насчет последнего ты, может, и прав. Я еще дей­ст­ви­тельно не решил, стоит ли тебя вешать. Можно ведь и голову отрубить, а можно и мечом. Там посмотрим. А вот насчет первых двух -- тут ты врешь. Колдун ты, и твое имя -- Дэмай. В наших краях ты один такой, и приехал ты от Краснобородого. Можешь не отнекиваться, источники у меня достоверные.
   -- Я и не отнекиваюсь, -- отозвался пленник. -- Меня действительно зовут Дэвайн, Демай, как вы тут говорите, и я действительно живу в Бергене. Но я не колдун, конунг, а врачеватель. И шпионажем не промышляю.
   -- Такого вруна, как ты, я еще не встречал, колдун.
   -- А я не вру. Ну, допустим, "колдуна" я тебе подарю, так и быть.
   -- Ишь, какой щедрый, -- перебил конунг, но Дэвайн не обратил на его слова внимания. Он продолжал:
   -- Я уж убедился, что люди колдуна от врачевателя не слишком отличают. Хорошо, пускай будет колдун, если тебе так больше нравится. Но вот шпионаж... Я не шпион, конунг. И если хочешь, это для меня оскорбление.
   Длинный кинжал вонзился в дерево стола.
   -- Может, мне у тебя прощения попросить, колдун? -- осведомился Железный Лоб. -- На коленях поползать? Скажи спасибо, что ты еще жив. И ты, и твой дерзкий щенок. А если не хочешь подохнуть, так держи за зубами свой длинный язык, не то я его живо укорочу.
   Дэвайн не ответил. В очаге потрескивали угли, а на нарах у стены сопел носом Старый Бьорн. Он сидел, подпе­рев кулаками щеки, и вид у него был сонный и недовольный. Воины у стола тоже боролись со сном, один лишь конунг был свеж и бодр. Он разглядывал пленника, и глаза его блестели.
   -- Так что ж ты намеревался у меня выведать-то, колдун? -- спросил конунг. -- Чего у меня есть такого, что твоему господину еще не ведомо?
   -- Послушай, конунг, -- отозвался Дэвайн. -- Краснобородый мне не господин. Я никому не служу, и он мне не приказы­вает. Я не стал бы для него шпионить даже под страхом смерти, у меня и своих дел хватает.
   -- Врешь!
   -- Не вру. Какой смысл мне врать?
   -- Врешь, собака! -- конунг грохнул кулаком о стол. -- Я уже устал от твоего вечного вранья!
   -- Да не вру я, не вру! -- закричал пленник, наклонясь вперед, и дружинники сразу встрепенулись. -- Черт подери, не вру я! Думаешь, мне жизнь не дорога? Мой сын у тебя в заложниках, я сам у тебя в заложниках -- и я начну врать? Я что, по-твоему, на сумасшедшего похож?
   Конунг смерил Дэвайна взглядом. Сказал -- и голос прозвучал спокойно:
   -- Ты, наверное, здорово саги сочиняешь, колдун. Тебя послушать, соловьем разливаешься. А только не верю я тебе, и ни за что не поверю, и знаешь, почему? Потому что ты врешь, колдун. Врешь подло и бессмысленно. Я таких, как ты, много повидал. Такие, как ты, всегда сперва орут: я не шпион, но потом все равно сознаются. Я умею языки развязывать, будь спокоен. Сознаешься, как миленький. Только на твоем месте я бы до этого не доводил. Я ведь не только тебя пытать стану, я и сына твоего не помилую, с живо­го шкуру сдеру, кровью умоетесь. Подумай, колдун, хорошенько подумай, не вы­нуж­дай меня.
   Дэвайн помолчал, потом ответил:
   -- Ты хочешь, чтобы я сознался в том, чего нет? Пожалуйста. Я сознаюсь. Я во всем на свете готов сознаться, только сына моего не трогай. Он ни при чем. Это все я. Со мной и разбирайся, а его не трогай.
   -- Ага! -- воскликнул конунг. -- Значит, сознаёшься? Все вы так, стоит вас прижучить, сразу хвост поджимаете. А теперь говори, колдун: будет Краснобородый воевать?
   -- Конечно, будет, -- пленник пожал плечами. -- Думаю, ты это и сам понимаешь. Сколько можно эти грабежи на границах терпеть?
   -- Синий Нос с ним?
   -- У конунга Хакона в землях лихорадка. Туда, кстати, мы и ехали, если тебя интересует правда. Насчет его планов ничего сказать не могу.
   Конунг помолчал.
   -- Так ты брешешь, будто его людишек ехал лечить? -- выговорил он.
   -- Я не брешу. Так и есть на самом деле. Я даже уверен, что ты знаешь о лихорадке, конунг.
   Лицо конунга повеселело.
   -- Так ты что же, собирался их той гнилью лечить, что я давеча из твоей котомки вытряхнул? Эх, жаль, колдун, что я тебя поймал, ты бы там за неделю всех людишек перетравил.
   Запрокинув голову, конунг расхохотался. Никто из домочадцев его не поддержал: половина спала, остальные клевали носом.
   -- Стало быть, ты, колдун, у меня подзадержишься, -- объявил он пленнику. -- Это надо же, как все кстати, а?
   -- Ты что, не понимаешь? -- Дэвайн нахмурился. -- Ведь это лихорадка, от нее умирают. Им помощь нужна, конунг.
   -- Ну, а я чего говорю? Мне с Синим Носом войны не надо. Ты, я слыхал, хороший лекарь, колдун. Ну, и погостишь у меня. А там, глядишь, коли мор до весны протянется, так Синий Нос из своей норы и не вылезет.
   -- Я должен там быть, конунг, -- возразил чужак.
   -- Ну, это теперь мне решать, чего ты должен, а чего не должен, колдун.
   Дэвайн поднял брови:
   -- Прости, великий Один, а я-то тебя сразу и не признал, -- в его голосе послышалась насмешка.
   -- Ты, колдун, мне лучше не дерзи, -- конунг сдвинул брови. -- Я ж ведь с тобой церемониться не буду. Ты вон, говорят, Краснобородому вроде приятеля. Интересно, а если ему сообщить, где теперь его дружок?
   -- Ты думаешь, что он из-за меня станет с тобой торговаться? -- пленник усмехнулся. -- Да таких приятелей, как я, у Эйрека хоть пруд пруди. Отпусти меня, конунг, я должен быть во Флатхолме. Пойми, ведь я же -- врачеватель, меня там ждут. Отпусти под честное слово! Я потом сразу к тебе вернусь.
   -- Ну да, конечно, -- отозвался конунг. -- Уже поверил, как же. Никуда я тебя не отпущу, колдун. Ты может, мне и самому нужен.
   -- Нужен? Это для чего же?
   Конунг помолчал. Поиграл кинжалом.
   -- Там узнаешь, колдун, -- буркнул он, отводя взгляд. -- Там узнаешь.
  
   Глава 5
   Ночь прошла, настало ледяное утро.
   Младший пленник проснулся на дне земляной тюрьмы, трясясь от холода. Комья промороженной земли впились в бока, а тело болело, точно его отлупили палками.
   С трудом сев, юноша плотнее закутался в плащ. Зубы выбивали дробь. Рука потянулась к груди, и пальцы нащупали крупный прозрачный камень на цепочке. Юноша зажмурился. Камень медленно налился теплом, которое передалось руке и начало проникать в тело.
   Через некоторое время, перестав дрожать, он убрал ладонь и от­крыл глаза. Дотронулся до скулы, до места, где был свежий шрам, и сморщился, хоть боли не почувствовал. Отец не вернулся. Интересно, почему? Юноша знал, что отец жив, что ничего с ним не случилось, но тревога все равно не оставляла.
   Он запрокинул голову. Сквозь круглое отверстие, забранное решеткой, сочился мутный серый свет.
   Что же делать? В одиночку отсюда не выбраться. Но даже если бы и выбрался -- как я освобожу отца? Но оставаться здесь нельзя. Кто знает, чего там у этого Железного Лба в его каменной башке?
   -- Что этот козел удумает с нами сделать? -- выговорил юноша -- и нахмурился. Собственный голос показался неприятным. Рас­те­рянным. Испуганным.
   Но ведь я не боюсь? Или ...
   Наверху послышались шаги, заставив его замереть. Чуть погодя низкий и хриплый голос произнес:
   -- Ну-ка, гляну, как там этот колдуненок. Можа, уж того, скопытился.
   В отверстии показался силуэт.
   -- Ну, што? -- нетерпеливо спросил другой. -- Живой, али как?
   -- Живой... ишь, глядит, -- силуэт исчез. -- Вот ведь ведьмино отродье, не замерз в метель-то. А я уж думал, он там окостенел.
   -- Колдуны, знамо дело, -- отозвался другой. -- Их ничего, слышь-ка, не берет. Их вон даже ежели зимой на морозе водицей окатить, так оне...
   -- Эй, вы там, -- перебил юноша, -- философы! Вы меня тут как, голодом решили уморить? Я, может, и колдун, так ведь все равно живой человек, воздухом питаться не умею.
   Молчание.
   -- Вишь ты, -- тихо сказал первый. -- Разговаривает...
   -- А я что, по-твоему, волком выть должен, что ли? Чего, совсем дурак?
   -- Сам ты дурак, -- буркнул тот же голос. -- Гавкает еще, щенок. Нам, слышь-ка, кормить тя не велено.
   -- А чего тебе велено, бревно? -- глядя вверх, осведомился юноша. Человек отозвался:
   -- От бревна и слышу. Щас собак посадим тя стеречь, и до свиданьица. Вот нам чего велено.
   -- А хочешь, я тебя в жука превращу? -- юноша прикусил губу, чтобы не рассмеяться.
   -- А хошь, я тя щас каменюкой по башке садану? -- отозвался человек, не слишком, однако, уверенным голосом.
   (...боится...)
   -- Ах, ты так? -- крикнул юноша -- и начал таинственным тоном:
   -- Ин принципио эрат Вербум ет Вербум эрат апуд Деум...
   Наверху послышалась торопливая возня. Ноздри юноши затрепетали от сдер­живаемого смеха.
   -- ...ет Деус эрат Вербум. Хок эрат ин принципио апуд Деум. -- продолжал он, подвывая. -- Омниа пер ипсум факта сунт ет сине ипсо фактум эст...
   Тихая перебранка, собачий визг. Юноша возвысил голос:
   -- ...нихиль куод фактум эст!!**** -- он выкрикнул последние слова. Услышал топот ног: то слуги конунга, привязав волкодавов, побежали прочь. Следом из ямы полетел звонкий смех. (**** В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог... -- латынь. Цитата из Евангелия от Иоанна. В дальнейшем в тексте будут отрывки из латинских католических молитв, поскольку ирландцы -- католики.)
   Отсмеявшись, пленник почувствовал, что окончательно согрелся. Все это, одна­ко, хорошо, но вот воды бы не мешало. А может, эта скотина Же­лез­ный Лоб...
   Хмурясь, он прислушался. Снаружи было тихо. Он посвистел, и отве­том было грозное рычание. Так, сколько же их там.... Он нагнул голову. Три... нет, четыре. Четыре пса. Видал я этих волкодавов, здоровенные. Железный Лоб, видать, думает, я летать умею. Взмахну крылышками, и выпорхну отсюда! Запрокинув лицо, он посмотрел наверх. Эх, не сделал бы он чего отцу, пока я тут прохлаждаюсь. Ведь этот тип, похоже, на шпионах помешался. И ведь угораздило же нас попасться! Глупость какая!
   Пленник ударил кулаком по стенке ямы -- и скривился от боли. Облизал окровавленные пальцы. Надо успокоиться. Я все равно ничего не смогу поделать. Придется ждать. Черт знает, как теперь выбраться отсюда?
   Он сел на землю. Как, интересно, этот тип докопался, кто мы такие. Ведь сначала-то он поверил, я знаю. Как он мог нас так быстро раскусить? Не понимаю.
   Время потянулось медленно, в голову лезли невеселые, тре­вож­ные мысли. Сидя, юноша начинал замерзать уже через минуту. Он вскакивал, пытался двигаться, но в тесной яме нельзя было сделать и пары шагов.
   Перевалило за полдень, когда наверху зарычала собака. Он прислушался, однако было тихо. Тогда он заслонил ладонью глаза. Сперва сделалось темно, но после, как обычно, он увидел.
   Снаружи был человек. Один. Это был свой, потому что собаки перестали рычать. Человек двигался. Пленник уловил его иным, внутренним зрением, словно изнутри него глядели невидимые глаза. Он давно к этому привык, сколько он себя помнил, всегда было так. Одни люди называли его дар колдовством, а другие -- шестым чувством, только все названия значили одно: он умел видеть и чувствовать то, чего не видят и не чувствуют другие.
   Над отверстием раздался громкий шорох, и пленник убрал ладонь.
   Кто-то смотрел сверху, голова и плечи человека вырисовывались в круге света. Юноша молчал, и тот, второй, молчал тоже.
   Наконец пришелец сказал:
   -- Эй, ты... ты живой?
   Это была женщина. Со дна, из темноты ямы, сколько ни силился, пленник не мог рассмотреть ее лица. Довольно долго оба молчали.
   -- Ты кто такая? -- спросил он наконец. Она оперлась о решетку, очень длинная темная коса соскользнула вниз. Женщина схватила ее и дернула к себе.
   -- Я? -- ответила она. -- Я просто хотела посмотреть, как ты тут. Ну, и вообще...
   -- Что -- вообще?
   Женщина помолчала, сквозь толстые прутья он видел ее четкий силуэт.
   -- Ой, я и забыла, -- сказала она. -- Я тебе тут поесть принесла. Погоди, сейчас, только решетку открою.
   Силуэт исчез, заскрежетали засовы, и в круге света появилась тонкая рука. Женщина медленно подняла, откинула тяжелую решетку, в отверстии опять показалось ее лицо.
   Она оказалась очень молода, попросту, совсем девчонка, лет, наверное, четырнадцати или пятнадцати. С детского личика смотрели огромные темные глаза. Она была прехорошенькая, только выглядела напуганной.
   -- Я тебя в доме вчера не видал, -- промолвил юноша. Она пожала плечами. Темные косы снова соскользнули вниз, такие длинные, что юноша мог бы дотянуться до них рукой. На этот раз она не стала их прятать.
   -- Я там была, -- ответила она. У нее был глубокий низкий голос. -- Ты просто не заметил, тебе же было не до того. Тем более что...
   -- Что?
   -- Так, ничего. -- Взгляд ее огромных глаз скользил по нему, и выражение показалось испуганным. Уж не меня ли она боится? Ведь они же считают, будто мы колдуны.
   -- Слушай, -- сказал он. -- Ты не бойся, я ничего тебе не сделаю.
   -- Я и не боюсь, -- ответила она, но то была неправда. Она действительно боялась, и он это чувствовал.
   -- Я думала... -- тихо промолвила она.
   -- Чего?
   -- Я думала, что приду, а ты здесь уже мертвый.
   -- С чего бы мне умирать, -- возразил он. -- Я колдун, ты что, позабыла?
   Она не ответила, лицо как-то сразу замкнулось. И зачем я ее дразню, человек помочь хочет, а я...
   -- Ладно тебе, -- сказал он, -- я пошутил. На самом деле, никакие мы не колдуны. Просто... ну, просто, бывает, что человек таким рож­да­ется. Что он умеет делать всякие... всякие штуки.
   -- Фокусы? -- спросила девушка.
   -- Причем здесь фокусы! Фокусы это дело для шутов. Я имел в виду дру­гие вещи. Ну, вот как, к примеру, ясновидящие. Ты же слыхала о ясновидящих, правда? В ваших краях их много, и даже бывает, что они по-настоящему кое-что умеют.
   Она отвела взгляд и промолчала. Черт, да она мне не верит, что ли?
   -- Противно, когда тебя все боятся, -- сказал он. -- Вот и ты... Чего я тебе сделал? И откуда вы вообще узнали, кто мы такие? Шлеп­нуть бы того, кто нас заложил.
   Ее губы дрогнули, юноше почудилось, будто она что-то говорит.
   -- Что? -- спросил он. -- Не слышу, говори громче.
   -- Это... -- сказала она. -- Это случайно вышло. Я не хотела. Я совсем не... -- ее голос сорвался.
   -- Но причем тут ты? Я тебя не знаю. Ты ведь наверняка у Эйрэка в Бергене ни разу не была. Откуда же ты можешь нас знать?
   -- Я... Просто я тоже... умею... Я взяла ваш меч, и случайно узнала, что... Я не хотела. Извини.
   -- Ничего не понимаю. При чем тут меч? Ты ведь не могла прочесть... Словом, ты меня запутала. Объясни по-человечески!
   -- Я -- ясновидящая, -- подняв голову, промолвила она. -- Иногда, когда я дотрагиваюсь до разных предметов, я иногда вижу... всякие вещи. Ну, вот, я дотронулась до этого меча, и... -- она закуталась в шаль, словно ей стало холодно.
   Юноша уставился на нее. Помолчал, а потом спросил:
   -- А ты не врешь? Ну, то-есть, я хотел сказать... Просто некоторые думают, будто они на самом деле чего-то там умеют, и доводят себя до истерики. У вас ведь тут ясновидящие в почете.
   -- Ты так считаешь? В почете, да? Мне уже от такого почета... -- девушка смолкла, кусая губы. Может, она и не врет. В любом случае она не выглядит, как человек, гордящийся собой.
   (...она не обманывает это не обман она верит в то что говорит она...)
   -- Не обижайся, -- сказал он. -- Ты не врешь, я знаю. И я тебе верю, потому что и сам такое умею.
   -- Правда? -- голос девушки был тихим. -- Правда? Значит, ты не сер­дишься?
   -- Нет, конечно. Ты же, наверное, не умеешь с этим совладать? Ну, я имел в виду, это у тебя может получиться, даже если ты того не хочешь, правда?
   -- Да, это действительно... Я действительно иногда...
   -- Понимаю. Я тоже почти не умею этим управлять. Кстати, я, между прочим, слыхал, что у вас тут в Венделтинге есть ясновидящая, только не верил. Я их столько повидал, и почти все или вруньи, или истерички. Ты ведь дочь Желез.... ну, то-есть, конунга?
   -- Да.
   -- Как тебя зовут?
   -- Улла.
   -- А меня -- Бран.
   -- Как?
   -- Бран.
   Девушка пошевелила губами, точно пробовала имя на вкус.
   -- Слушай, Улла, -- сказал Бран. -- Воды у тебя случайно нет? Ужасно хочется пить.
   -- Ой! -- она всплеснула руками. -- Что же я! Болтаю, болтаю, даже позабыла, зачем пришла. Сейчас, погоди.
   Отодвинувшись, от края, она немного повозилась наверху, а потом над отверстием снова возник­ло ее лицо.
   -- Держи, -- ее глаза блеснули в полутьме. -- Я тебе сейчас его спущу.
   Вниз скользнул узелок, привязанный к веревке. Бран поймал его и принялся распутывать узлы.
   -- Оставь это там, -- сказала Улла. Бран поднял голову. Сквозь зубы, занятые веревкой, пробормотал:
   -- А тебе потом не влетит?
   -- Мне? За что?
   -- Ну... -- Узел наконец поддался. -- Тебе ведь, наверное, никто не велел сюда приходить?
   -- И что? -- Улла дернула плечом. -- А я вот захотела и пришла.
   Бран развернул платок и достал не­боль­шой кожаный бурдюк. Услыхав глухое бульканье, он лишь теперь почувствовал, до чего хочется пить.
   Когда он оторвался от воды и поглядел наверх, девушка была там. Бран ладонью вытер губы.
   -- Слушай, -- сказал он. -- Где мой отец? Ты, может, его видела?
   -- В доме, -- отозвалась Улла.
   -- Чего он там делает?
   Она пожала плечами. Ее лицо изменилось, словно внутри захлопнулась невидимая дверь.
   -- Его твой отец там держит, да? -- спросил Бран.
   -- Да.
   -- Чего он хочет?
   Она молчала. Бран ощутил, как между ними подымается стена.
   -- Чего хочет твой отец? -- возвысив голос, спросил он. -- Слышишь, или нет? Говори!
   Она, казалось, пре­вра­тилась в камень. Бран постарался взять себя в руки. Нужно было лишь заглянуть в ее мысли, и...
   Но в ее мыслях он увидел только страх. Страх и замешательство.
   -- Да не молчи же! -- взорвался Бран. -- Ты чего, онемела? Мой отец жив? Жив?! Отвечай мне, лен арь! Черт возьми! (Далее по тексту ирландские слова и выражения в основном будут дублироваться русским переводом.)
   Она закрыла ладонями лицо и отодвинулась от края. Стало очень тихо.
   -- Эй, -- остывая, окликнул Бран. -- Улла, ты здесь?
   Он подождал, но она не отвечала. Тогда он вновь заговорил:
   -- Я тебя обидел, да? Извини, я неча­ян­но. Просто я очень волнуюсь за отца. Пойми меня, пожалуйста. Я не хотел вот так с тобой, честное слово. Не уходи, прошу. Улла, слышишь?
   Шорох. Из-за края выглянуло ее бледное лицо.
   -- Не уходи, -- повторил Бран. -- Ладно?
   -- Больше не кричи на меня, -- вздрагивающим голосом прого­во­рила она. -- Никогда на меня не кричи... пожалуйста.
   -- Я не буду. Прости, не буду. Не сердись.
   -- Я и не сержусь, -- она провела ладошкой по глазам. -- Я же понимаю, почему ты... Просто ты нервничаешь, так?
   -- Да. Я ведь даже не знаю, жив он, или...
   -- Жив, не бойся. И можешь не волноваться, мой отец его ни за что не убьет.
   -- С чего ты так уверена?
   Глаза девушки сверкнули, как черные огоньки. Она произнесла:
   -- Я это знаю.
   -- Откуда? Тебе что, твой отец сказал?
   -- Он мне ничего не говорил, но только это так.
   -- Слушай, чего ты крутишь? -- выговорил Бран. -- Тебе что, нравится меня изводить, что ли?
   Она замотала головой:
   -- Я и не думала тебя изводить. Я просто... ну, это просто... -- она огляделась. Свесила голову в яму и произнесла:
   -- Если скажу, ты меня не выдашь?
   -- Нет.
   -- Гляди, не проболтайся.
   -- Да что такое-то? -- спросил он. -- В чем дело?
   -- Понимаешь, мой отец твоего убить не может.
   -- Это я уже слышал, только ты не сказала, почему.
   -- Потому, что твой отец моему нужен.
   -- Нужен? Но зачем?
   -- Зачем? -- Улла снова огляделась. -- А вот слушай, и тогда поймешь, зачем.
  
   Глава 6
   К вечеру похолодало.
   Сидя на дне ямы, кутаясь в плащ, Бран думал о том, что рассказала Улла. Приятного мало, но ясно одно: нам из этого ничего хорошего не выйдет. Тут, похоже, одни сплошные психи, за исключением, может, этой девчонки. А теперь Железный Лоб уж точно нас не отпустит, поди знай, сколько времени у отца возьмет, чтобы...
   Зарычала собака, и Бран замер. Собака продолжала рычать, захлебываясь от злобы, к ней присоединилась еще одна, и еще... Потом раздался звук удара и жалобный визг. Кто-то выругался.
   Бран ждал. Чужой не зажигал огня. Судя по шороху, с чем-то возился. Потом заскрежетали засовы, человек откинул решетку, и Бран скорее угадал, чем увидел наверху его смутный силуэт.
   -- Эй! -- шепотом окликнул незнакомец. -- Колдун, ты спишь?
   -- Нет, -- громко ответил Бран.
   Чужак зашикал:
   -- Тише! Не ори, спятил? Хочешь, чтоб сюда народ набежал?
   -- Почему бы нет? Мне какая разница, один ты, или...
   -- Чего, жить надоело? -- свистящим шепотом оборвал пришелец. -- Так бы сразу и сказал, я б тогда не разорялся. Коли собрался помереть, скажи, я мешать не буду.
   Бран сдвинул брови. Чужак совсем ему не нравился. Он вызывал тревогу, и мысли у него были нехорошие: темные, злые и ненавидящие. Но за что ему меня ненавидеть? Я ведь пока ничего ему не сделал.
   Чужак заерзал наверху:
   -- Ты где, колдун? Темно, как в заднице... Я тебя не вижу, ты где?
   -- А ты б огонь зажег.
   -- Может, еще костер прикажешь развести? Ты чего, колдун, совсем того?
   -- Лично мне костер не помешает, я давно тут задубел.
   -- Дурень ты, колдун, -- в тихом голосе чужака послышалась насмешка. -- Коль я костер разведу, ты сразу в труп превратишься. Вовсе без ума, а еще чародеем прозывается.
   -- Почему это в труп? На что ты намекаешь?
   Ненависть чужого нахлынула на Брана, и беспокойство разрасталось все сильней. Не нравится мне этот тип, совсем не нравится. Чего он приперся? Чего ему надо?
   Чужак прошипел:
   -- Почему в труп, а? Сидишь тут, колдун, а не знаешь, чего Железный Лоб удумал. Извести он тебя решил, вот чего. Да и папаша твой не в лучшем положении. Нынче ночью он вас и порешит, во как! Призадумайся, колдун.
   Чужак лгал. Его мысли за версту воняли ложью. Бран стиснул зубы.
   -- Чего молчишь-то? -- пробормотал чужой. -- Иль язык отморозил?
   -- Ты кто такой? Зачем пришел? Чего тебе надо?
   Чужак усмехнулся:
   -- Да тебе какая разница? Тебе не все равно? Иль испугался? Иль ты меня боишься?
   Бран стиснул кулаки:
   -- Чего ты хочешь? Говори уже, ну?!
   -- Ишь, прыткий какой. Да не боись, я тебе ничего не сделаю. Я пришел тебя отсюда выпустить.
   Эта ложь была такой огромной, что почти оглушила Брана. Боль чугунным обручем стиснула мозг, и он зажмурился. Перед глазами вспыхивали и гасли зеленые искры. Где-то там, в удушливой темноте, вдали, чужак прошептал:
   -- Ну, так чего? Хватит в молчанку играть, только время ведешь. Хочешь ты оттудова вылезти, ай нет? Решай быстро.
   Бран знал: чужой врет. Он чувствовал, что у него плохое на уме. Глотнув, пытаясь успокоиться, Бран отозвался:
   -- Ну, допустим, я соглашусь. Чего ты потребуешь взамен?
   Смешок в ответ, и тихий голос чужака:
   -- Ничего, колдун, кроме одной малости. Просто вы должны убраться отсюда, причем немедленно. Убраться, и не мешаться не в свои дела. Ну, как? Ты согласен, а, колдун? Согласен?
   Это была ложь, и не ложь, липкая смесь лжи и правды. Лишь одно Бран чувствовал безошибочно: удушающую ненависть чужого. Она проникла в Брана, как отрава, даже воздух был ею пропитан. Ненависть была так сильна, что показалось: еще немного, и он захлебнется, утонет в ней, будто в безбрежном болоте.
   Вторым своим, незримым зрением, Бран вдруг явственно увидел, как незнакомец сидит, таращась во тьму и ожидая, что ему ответят.
   -- Да ты подох там, что ли? -- прошептал чужак. -- Эй, колдун, отвечай. Ты слышишь?
   -- Слы... слышу, -- пробормотал Бран.
   -- Так чего ж? Согласен?
   -- Согласен.
   Радость незнакомца опутала Брана, как паучья сеть. Чужак вдруг вырос, заполнив мир, сделался громаднее Вселенной. От его мыслей некуда было деться, Бран тонул, погружался на черное дно, поглощаемый ими, как безумием.
   -- Колдун, -- позвал чужой. Бран с трудом вникал в его слова. В мыслях чужака было одно, но в словах -- совсем иное. Уходи, едва не крикнул Бран, убирайся прочь! Иначе.... иначе я не знаю, что я сделаю.
   Но чужак явно не собирался уходить. Бран слышал, как он возится наверху, слышал его дыхание. Через минуту что-то зашуршало и несильно ударило Брана по голове. Он вскинул руки, чтобы защититься.
   Веревочная лестница.
   -- Это лестница, колдун, -- вклиниваясь в этот бред наяву, раздался тихий шепот. -- Лезь давай, не боись.
   Бран ухватился за веревки и начал взбираться, качаясь, будто пьяный. У самого устья ямы поднял голову. Человек оказался рядом, и когда слабый свет упал на Брана, чужак его увидел.
   Попался, колдун, заорали мысли чужака. Голова Брана опять взорвалась болью. Ослепнув, оглохнув, потеряв равновесие, он чудом не рухнул на дно земляной ловушки. В чувство его привел голос.
   -- Я тебя вижу, колдун, -- сказал чужой. -- Давай руку, я тебе помогу.
   Нет, не поможет, не поможет, потому что он хочет... он хочет...
   Бран протянул незнакомцу руку. И когда тот схватил его ладонь...
   (...убьет...)
   Бран все понял.
   (...он хочет убить он за этим пришел и у него в руке...)
   Чужак дернул Брана, потащил наверх. Это длилось миг, но для Брана прошла вечность. Внутренним зрением он видел, он уже знал, что...
   В руке у чужака был нож. Он пришел, чтобы убить. Как только Бран ступил на землю, чужак замахнулся. Кинжал был нацелен Брану в живот.
   И все происходило невообразимо медленно.
   Очень медленно кинжал начал движение. Медленно, будто во сне, Бран протянул руку и поймал запястье чужака. Стиснув, услыхал, как захрустели кости.
   Незнакомец завизжал.
   Звук тараном ударил Брана в сердце. Он непроизвольно выпустил чужого и, взмахнув руками, еле удержался на краю ямы. Кинжал упал на землю.
   Сон кончился.
   В сарае было темно и холодно. Собаки с лаем рвались на веревках, вставали на дыбы, вытягивая лапы. Одна очутилась рядом с Браном, и, отшатнувшись, он чудом не рухнул в темную дыру.
   Чужак корчился неподалеку на земле. Бран шагнул к нему, но тот заметил, откатился в сторону и пнул врага в лодыжку. Зашипев от боли, Бран упал на четвереньки. Чужак приподнялся. Волосы свисали на глаза, он стал похож на цепного пса. Почудилось даже, что он сейчас зарычит, вздыбив шерсть и оскалив клыки.
   Бран схватил его за воротник. Тот рванулся, оставив в руке противника лишь кусок ткани, упал на спину и изо всей мочи пнул Брана в живот. Тот отлетел к стене, услыхал треск дерева. Сверху посыпалась труха, запорошив глаза и набившись в рот.
   Когда Бран сел, ругаясь и отплевываясь, чужой уже стоял в дверях.
   -- Стой, сволочь! -- крикнул Бран. -- Стой!
   Он вскочил, и незнакомец рванулся вон. Бран побежал за ним, но помешали собаки, с ревом и лаем преградив путь. Когда Бран приблизился, они кинулись на него. Лохматый серый пес с обрубленными ушами прыгнул ему на грудь, толкнул с такой силой, что Бран упал на землю. Оскаленная морда сунулась в лицо...
   И -- ничего не произошло
   -- Тихо, тихо, -- пробормотал Бран. Собаки отступили, и он сел. Они стояли рядом, хвосты виляли, а пасти улыбались.
   Когда он поднялся, собаки не шелохнулись, только глядели, будто ожидали подачки. Пройдя между ними, как между неодушевленными предметами, Бран выбрался наружу.
  
   Глава 7
   От сильного толчка дверь распахнулась.
   В Общем доме еще не спали, люди у стола заканчивали ужин, а конунг тихо беседовал с Харалдом подле очага.
   Дверь отворилась, ударившись о стену. Колючее дыхание зимы проникло в дом, рвануло в светильниках языки пламени. Все замолчали и подняли головы.
   Фигура в дверях была темна и неподвижна. По стенам и потолку метались изломанные тени.
   -- Это ктой-то там шляется? -- Харалд насупил брови. -- Чего дверь расхлебенил? А ну, закрой, и ступай на свет, не то тебя не видно.
   Бран медленно вышел на середину дома, остановился шагах в пяти от очага. Брови конунга сомкнулись, образовав прямую грозную черту.
   -- Как ты посмел сбежать? -- конунг выхватил меч. -- Кто тебя выпустил? Отвечай!
   -- Да пошел ты, -- Бран криво усмехнулся. -- Не твое собачье дело. Где мой отец?
   Лицо конунга налилось кровью:
   -- Я тебя убью, щенок. Теперь я тебя точно убью!
   Бран пропустил его слова мимо ушей, точно шум ветра. Он взглядом шарил по залу, отыскивая отца.
   Бран разглядел его не сразу: в темном углу, на полу, с запястьями, стянутыми веревкой. Встретив взгляд сына, Дэвайн попытался спрятать под плащ связанные руки, но Бран все равно уловил его движение.
   -- Взять его! -- раздался голос конунга, и двое воинов бросились на Брана, каждый раза в полтора крупнее него и шире в плечах. Казалось, им будет нетрудно с ним расправиться.
   Схватка была короткой. Бран ударил нападавшего головой в лицо, и тот упал. Второй, споткнувшись о товарища, повалился на пол. Схватив табурет, Бран обрушил его на голову противнику, и воин со стоном уткнулся в грязную солому.
   Воцарилась тишина, только в очаге тихо шипели угли. Бран повернулся к конунгу, и их взгляды встретились, скрестились, будто копья. Бран ощутил тихий звон в ушах, ощутил, как заколотилось сердце, а к щекам прихлынула кровь. Он шагнул вперед -- и конунг отступил. Не из-за трусости, о нет, Бран знал, что не из-за трусости. В такие минуты он всегда читал людей как книгу. Я напугал его, а он ненавидит бояться. В душе конунга Бран почуял бешеную злобу: эту злобу пробудил в нем страх.
   Внезапным, непроизвольным жестом Торгрим заслонил лицо ладонью.
   -- Конунг, освободи моего отца, -- велел Бран
   Конунг резко отвел руку, и Бран напоролся на его взгляд, как на острие кинжала.
   -- Ты будешь мне приказывать, щенок? -- рявкнул конунг. -- Ты приказываешь мне?!
   -- Отпусти, -- повторил Бран. Торгрим отвел глаза и, повернувшись к Дэвайну, велел:
   -- Эй, ты! А ну, иди сюда.
   Дэвайн, кажется, и не думал спорить. Он встал с пола и, с трудом переставляя ноги, приблизился к конунгу. Дернув пленника к себе, конунг приставил к его горлу лезвие меча.
   -- Ну, давай, щенок, приказывай мне, -- ответил конунг. -- Поглядим, как ты теперь запоешь!
   -- Конунг, не делай этого, -- тихо взмолился Дэвайн. -- Прошу тебя, не надо.
   -- Заткнись, собака, -- конунг тряхнул пленника. Лезвие меча впилось Дэвайну в кожу. Брызнула кровь.
   В глазах у Брана помутилось, краем слуха он уловил свой собственный яростный вопль. Ярость выбросила вперед его руки. Напрягшиеся пальцы нацелились на конунга.
   А потом случилось то, что неминуемо должно было случиться.
   Воздух задрожал как марево в степи, рванул волосы, жаром дохнул в лицо. Конунг внезапно вскрикнул и отшвырнул меч, точно насекомое, что ужалило его. Поднял руку. На ладони багровел свежий след от ожога.
   Меч упал на пол. Полежал мгновение, а потом вдруг ожил. Раздвигая стебли соломы, заскользил по полу, по направлению к Брану. Тот протянул руку -- и меч, будто живой, сам прыгнул в его ладонь. Клинок тот час засиял, налившись серебристым лунным светом.
   -- Не тронь его! -- прорычал Бран. -- Не тронь его, пес! Дай ему уйти!
   Конунг прижал к груди пораненную руку. На лицах людей испуг смешался с любопытством, никто, кажется, толком не понял, что произошло.
   -- Чего встали? -- заорал на дружинников конунг. -- Чего глядите? Идиоты! Возьмите его! Быстро, я приказываю!
   Дружинники вынули мечи.
   -- Нет! -- Крикнул Дэвайн. -- Стойте!
   Но они, конечно, не послушались.
   Дружинники бросились к Брану, и тот молниеносно вскинул руку. Яркий свет струился между пальцев -- словно он держал в ладони солнце. Яркий свет прорезал полумрак, и воинов сбила с ног неведомая сила. Подхватив, проволокла по воздуху и швырнула о нары. Ударившись головами, они потеряли сознание, кровь потекла из ран и закапала на грязную солому.
   Солнце в руке у Брана пылало. Люди вокруг застыли, не смея пошевелиться.
   -- Грязный пес! -- заорал Бран. -- Ты сам этого хотел, пес! Ну, так на, получай! На, н-на, получай!
   -- Бран! -- крикнул Дэвайн. -- Сынок, остановись!
   Но было поздно, смысл слов уже не доходил до Брана. Я сильнее вас, пела в нем ярость. Все, что он видел, была ярость. Все, что слышал, была ярость. Кроме нее, на свете не осталось больше ничего.
   Ярость толкнула вперед его руку. Свет, что брызнул из ладони, казался расплавленным железом.
   Я сильнее вас!!!
   Воздух наполнился жаром. Стулья взвились в воздух и вспыхнули, как щепки, дом закачался, застонал, сами собой загорелись гобелены на стенах. Взревело, взметнулось под крышу пламя очага. Попадали железные светильники, горящее масло растеклось, поджигая солому. В хлеву с ревом забилась перепуганная скотина.
   Среди людей возникла свалка. Ослепнув от ужаса и жара, они, вопя, метались по дому, натыкались друг на друга, пытаясь прорваться к двери. На некоторых вспыхнула одежда.
   Бран слепо шел сквозь огонь, с мечом, сиявшим будто факел. Какой-то человек выскочил из клубов дыма, едва не сбив его с ног. Бран ударил его рукоятью меча по голове, тот упал, и его сразу охватило пламя.
   -- Я сильнее, конунг! -- завопил Бран, перекрывая адский шум. -- Я сильнее вас всех! Слышишь? Покажись! Я убью тебя, пес!
   Он увидал неясную фигуру, приближавшуюся сквозь огонь и дым, в два прыжка настиг идущего и замахнулся сияющим мечом.
   Перед ним стояла девушка, маленькая и худенькая, как подросток. У нее были очень длинные темные косы, в больших глазах застыл страх. Девушка не молила о пощаде, лишь молча глядела на него. У нее было совсем детское лицо.
   Очень знакомое лицо.
   Пожалуйста. Перестань. Прошу тебя. Не надо. Мне страшно. Пожалуйста.
   Это прозвучало у него в голове отчетливее слов.
   Страшно? Но почему? И кто это там так ужасно кричит?
   И что... что происходит?
   Клинок замерцал и погас. Медленно спала с глаз багровая пелена, Бран содрогнулся, будто от озноба. Судорожно вздохнул, колени подломились, и он рухнул на четвереньки. Ребра ходили ходуном, а темные волосы мели пол. Он стонал и качался из стороны в сторону, пока ничком не повалился наземь.
   Куда все бегут?
   Грязная солома у самого лица. Огонь. Звуки, уходящие в темноту. Что со мной? Что случилось? Я что-то сделал? Видит Бог, я не хотел... это не я... я не...
   Тонкий звук коснулся его сознания -- будто вдалеке лопнула туго натянутая струна. Серебристые осколки звуков рассыпались, погасли во внезапно нахлынувшей темноте. Тьма поднялась, заполнив собою целый мир.
   Больше он ничего не услышал.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"