Однажды мне приснился сон. Очень тяжелый, я бы осмелился даже заявить, что зловещий.
Мне снилось, что на мой маленький родной город напали враги. Сейчас я не знаю, кто такие враги, а в детстве понимание врага у меня было только одно: враги - это фашисты. Причем, я ведь маленький был, и не понимал даже, кто такие собственно фашисты.
Я учился в третьем класс. Мы находились на школьных занятиях, когда во дворе начались первые выстрелы. Я посмотрел в окно, а там, по школьным асфальтным дорожкам и цветочным клумбам быстро передвигались Враги. Они были небольшого роста, худые, со злыми темными лицами, одетые в серо-зеленную военную форму и с тяжелыми автоматами в руках. На головах у них были каски, а у некоторых, видимо командиров отрядов, были кепки с длинным козырьком.
Пробегая по цветочным клумбам, солдаты оставляли за собой след из поломанных и втоптанных в землю ярких голубых, зеленных и оранжевых цветов. Тех самых, семена которых мы с одноклассниками садили в землю в прошлом году. Наблюдая за этим, я крепко стиснул зубы и сжал свои маленькие кулачки.
Навстречу первому солдату, подбежавшему к школьной двери, вышла наш директор Тамара Степановна. Женщина очень степенная, в больших очках, черной юбке и темно-зеленой кофточке. Ее черные волосы были завязаны в узел на голове и заколоты блестящей пластмассовой коричневой заколкой. Мы ее отчаянно не любили и почти также отчаянно боялись.
Солдат слегка присел и выбросил вперед обе руки, с зажатым в них маленьким черным пистолетом. Среди царящего гвалта в классе я ничего не услышал, но Тамара Степановна вдруг упала на землю и вокруг ее головы мгновенно образовалась красная лужа. Было странно видеть, как внезапно ушла из ее тела жизнь. Как будто в этом не было ничего особенного, просто и буднично.
Я не помню, каким образом мы достали оружие. Кто-то говорил, что это старшеклассники, принявшие в рукопашную первый бой в школьных дверях, сумели ценою собственной жизни достать его из мертвых рук врагов. Мне ясно видится эта картина, как в тесном закутке между двумя входными дверями школы, набитом телами борющихся юнцов, идет бой. Как молодые, четырнадцатилетние подростки по двое или по трое хватаются руками за цевье автомата, поднимая его вверх, стараясь отдалить очень глубокое черное и смертельно опасное отверстие как можно дальше от себя. Ведет старшеклассников Леша Бадерко. Веселый парень со смешной челкой и серьезным выражением лица, которое абсолютно не идет его возрасту. Леша спортсмен, занимается каратэ. Сейчас его мертвое тело лежит под ногами у тех, кто все еще жив, и борется за очередной автомат. Своими зубами они вгрызаются в кисти и ноги солдат. Вгрызаются жадно, до крови, заставляя людей с темными лицами выпускать из рук оружие.
Я этого не видел. Я этого не знаю. Мне все это просто приснилось.
Я помню, что автомат в моих руках был по весу было таким же, как и мой игрушечный пластмассовый автомат. Тогда я еще не знал, сколько весит настоящее оружие.
Бой за школу шел не один час и даже не одни сутки. Мы оказывали ожесточенное сопротивление, заставляя врага драться за каждый класс. В моем классе выстрелами уже давно было разбито окно. Несмотря на это в помещении ужасно воняло дымом. Все школьные парты мы перевернули, и они образовали одну линию баррикад, которые хоть немного защищали от выстрелов противника.
Рядом с дверью, ведущей в наш класс, солдаты пробили большое отверстие, чтобы было удобнее стрелять. Недавняя атака на наш класс завершилась снова ничем, и теперь мы наблюдали за тем, как солдаты бегут вереницей друг за другом мимо нашей двери в сторону других классов. Нам оставалось только гадать, много ли еще осталось тех, кто сопротивляется?
Странно, что мы не ожидали никакой другой военной поддержки, рассчитывая только на свои силы. Я не помню имен тех, кто дрался рядом со мной, но я отчетливо знаю, что они были лучшие люди на свете.
Нас осталось восемь человек, когда стремительно началась новая атака врага. Из отверстия в стене высунулись два автомата и начали стрелять. В двери вкатилась граната, и мы нырнули в свое укрытие. Раздался хлопок, и помещение заволокло дымом. В дверь по одному, по двое начали вбегать военные, выпускающие короткие очереди из своих автоматов в нашу сторону.
Мы даже головы не смели поднять, а только, поднимая руки с автоматами над головой, не глядя выпускали очереди наугад в сторону двери. Но такая тактика была неэффективна.
- Будем помирать молодыми, - сказал мне сидевший рядом старшеклассник. Сказал прищурившись, как-то весело и беззаботно и подмигнул мне. В его руках находился большой тяжелый черный пулемет. Такой пулемет я видел только в зарубежных фильмах про Рембо. Старшеклассник резко вскочил и упер пулемет о край парты, после чего начал строчить из него в атакующих. Вслед за ним вскочили другие, стреляя во врага.
Я видел, как упал Дима Метелев, хулиган и главный драчун в нашем классе. Первая пуля зацепила его плечо, слегка развернув его влево, а вторая стукнула прямо в голову, от чего из головы на стену брызнули красные струи. Мне нужно было встать, потому что только так я мог помочь ребятам сдержать наступление, но я очень боялся. Я вдруг понял, что я трус и очень не хочу умирать. Я понял это именно сейчас, когда в моих ногах лежало тело Антона Емельянова. Его рубашка в крупную шотландскую клетку была вся в крови, а открытые глаза смотрели в осыпавшийся штукатуркой потолок. Я понял это, глядя на Олесю Буланову, которая безжизненно повисла между партами. Ее рука, зацепившись за парту, была вздернута вверх, словно напоминание, что она всегда голосовала "за" на школьных собраниях.
Это были мы. Дети, которые не знали и не понимали причин войны, и которым пришлось воевать против злой агрессии врагов. Мы не знали, была ли причиной нефть или это было частью очередной миротворческой операции. Может быть, я воевал за то, что потоптали мои цветочные клумбы; или за то, что на моих глазах убили Андрея Никулина. Моего товарища с первого класса. Его застрелили, как и Тамару Степановну, из маленького черного пистолета. Быстро и профессионально. Также, как и Ольгу Васильевну, нашего классного руководителя.
В тело старшеклассника вгрызлись одновременно четыре пули, но он продолжал стрелять. А я продолжал ежиться за своим укрытием, вздрагивая и умоляя, чтобы это все оказалось сном. Он упал тяжелой ношей прямо на мои колени. Его длинные темные волосы словно расплескались по моим ногам. Вслед за этим ко мне через парту упала небольшая зеленая граната. Лимонка. Ф-1.
И мне, вдруг, стало так обидно за сломанные цветы, что я взял тяжелый пулемет, встал, и стал стрелять в десятки бегущих мне навстречу темнолицых людей в военной форме, пока взрыв, оторвавший мне ноги, не заставил меня открыть глаза.