Чёрно-белое кино

В чёрно-белом кино есть надежда на честность.
Чёрно-белая ночь поглащает окрестность.

Извивается путь, как фрагмент киноплёнки,
Где проявлена тень пилигрима с котомкой.

Где светила звенят с переливом блудливым,
Неоконченный звук породил перспективу.

Неоконченный флирт породил поколенья,
Но за час до зачатья, лишил их кореньев.

Но воскресших героев несут на подносах,
И написана роль твоя будничной прозой.

В чёрно-белом кино остается за кадром,
То, что слышит Бетховен и шепчет Кассандра.

Но посмеем ли мы называться живыми,
В неразборчивых титрах найдя своё имя?


Финал


Сокрыв мишурою, листвою и пеплом подмостки,
Разбившись о стёкла, столкнуться лоб в лоб с тишиною.
Забыть, что любой фолиант начинается с вёрстки,
И свет этот бел не от благости, а от извёстки,
Купив себе право на жизнь у поддатого Ноя...

Напиться неона из жерла ночных магазинов,
Проехаться по мостовой из камней преткновенья.
Собрать потускневшие дни межсезонья в корзину,
Сменить оперенье, примкнуть к журавлиному клину.
Железные крылья - бесценное приобретенье.

Увидеть, что время беременно новою эрой.
И, чёрные блюзы меняя на белые блузы,
Бесшумно жевать антрекот с сильным привкусом серы.
Утратить дар речи, засохнуть под сенью торшера,
Запомнив припухшие губы беспомощной музы...


Двое

Ни те, кто смотрели на нас с близлежащих холмов,
Ни те, кто взирают на нас с городских площадей,
Ни те, кто стоит рядом с нами на этой земле,
Не могут понять отчего наши лица без масок.
Осеннему небу привычен асфальтовый цвет,
Безоблачность - грим, что продержится - максимум - день.
Промозглая сладость становится крепкой, как грог,
И липкой, как миг пробужденья, как рвотная масса...

Пора. Слишком долго мы лили свой голос на лёд.
Пусть братья и сёстры по школе, закончат игру.
В структуре бетонного мира нет места для слов.
Газетам известно, лишь то, что случилось намедни.
Вокзал стал приютом для тех, кто забыл о себе.
Виднеется путь впереди, лицемерный, как Брут.
Пора. Похотливый закат обещает успех.
Почтовая служба забудет наш адрес последней...



Север

Оставив тень на аналое,
Вслед за приплюснутой луною,
С ветвей сорвавшейся, как веха,
Как плод размякший, перезревший,
Бреду туда, где за рекою
Ночует ненависть с цингою,
Сиянье брезжит из под снега,
И молодой синоптик брешет...

От замороженного войска,
От заторможенного мозга
Четыре такта до легенды,
И четверть такт до свободы.
Но у стеклянных водоёмов
Застыли вестники Содома,
В плену тугой магнитной ленты.
Кто знает лёд - не ищет брода.



Монополия

В пространстве от храма до дома терпимости,
Где бродит кругами седой неврастеник,
Где мёртвое семя набухло от сырости,
Я вышел из тени. Из собственной тени.

Частице навряд ли грозит одиночество.
Несущие свет различимы лишь ночью,
Когда утомится кряхтеть и ворочаться,
В холодной постели, всевидящий зодчий.

Я снова отравлен отваром безволия,
Я сплю, затянув твои путы потуже...
Но знаешь ведь ты, что любовь - монополия
На чьё-то сознанье, дыханье и душу.


Один

Их всё меньше вокруг. И всё больше меня
В зеркалах, водоёмах, уснувших витринах.
Нужно жертвовать чем-то и что-то менять - 
Память, платье и дом, без раздумий, покинуть...

Разбомбить все мосты и постылый кабак,
Научившись смотреть, с изумленьем ребёнка.
Но неведом, увы, запретительный знак,
Цел рассудок, и вновь продолжается гонка.

Продолжается блеф, вопреки синеве,
Затопившей громадины многоэтажек...
...................................................
Есть дорога домой, и дорога вовне,
А на их перекрестке безвременья пажить.



Без героя

Печальные демоны, с кошачьими лапами,
Опять атакуют когтями стекло...
Блуждают патриции, и братья по запаху,
Роман с  непогодою крутит циклон.

Фонарь, с искривленным столбом-позвоничником,
Лакает свой свет из отравленных луж.
Растаял поэт, неразборчивым росчерком
Развеяв сомненья почётных кликуш.

Собаки ослепшие мигрируют стаями,
Подальше от этих засаленных стен.
Их души свободны и неприкасаемы
Для праздных зевак и фатальных измен...


Школа банальных танцев

Этой осенью мы не отведали жажды,
Оттого превратилась листва в перегной.
Одинокие песни отверженных граждан
Формируют протяжный пронзительный вой.

Два детектора жизни - желанье и голод.
Утешенье слепцов - обонянье и слух.
В каждом слове - призыв, в каждой строчке - крамола,
В произвольных движеньях - стремленье к теплу.

От изящества слога и грации глянца
В исступленье приходят рабы и волхвы.
Аквилон-хореограф банальному танцу
Обучает деревья, да серый ковыль...

От избыточной влаги и жалости киснет
Стерегущий золу. Он не слишком тверёз,
Но святая реальность, подобная клизме,
Засорившийся мозг избавляет от грёз...


Волонтёры ветров
<Из Боба Дилана>

Сколько дорог прошагает мудрец,
Прежде, чем станет собой?
Скоро ль покой обретет альбатрос,
Тот, что парит над водой?
Скоро ли склад для раздоров и войн
Люди запрут на засов?
Знает об этом один лишь Борей,
И волонтёры ветров.

Разве так мало - иметь пару глаз,
Чтоб разглядеть небосвод,
Круговорот кровеносной зари,
И человека полёт?
Чтоб научиться ценить эту жизнь,
Сколько вам нужно смертей?
Знают о том волонтёры ветров.
Помнит об этом Борей.

Скоро ли слижет вселенский потоп
Хижины с ваших холмов?
Скоро ли пустит свобода ростки,
В царстве арктических льдов?
Сколько ты можешь вертеть головой,
Лгать, что не видишь теней?
Знают о том волонтёры ветров.
Помнит об этом Борей.