Я знал, что речь шла о двадцати штуках баксов. Денег не было, время вышло. На выигрыш того и другого я израсходовал всю свою фантазию и весь здравый смысл. Если мое спасение имело хоть какую-то вероятность, то оно могло быть только в совершенно непредсказуемом идиотском поступке.
Я отчаянно напрягся. Голова болела уже несколько дней. Тошнота гуляла по телу, как и странные ничем не оправданные боли. На всякий случай я пустил слюну.
Внезапно за долю секунды я пережил ряд последовательных состояний. Я разозлился на себя за то, что потратил три дня на поиски денег и не придумал ничего стоящего на случай, если их не найду. Я впал в уныние от того, что так позорно загубил любимое дело, а в худшем случае и свою жизнь. Я впал в отчаянье примысли, скольких людей я, так или иначе, подвел. Наконец, я впал в апатию и закрыл глаза.
Затем я услышал хлопок выстрела.
Я вскочил как ошпаренный. Кровать была абсолютно мокрой. Слава Богу, это не кровь. Слава Богу, это только сон.
Я побрел на кухню, постепенно осознавая, как много общего имел этот кошмар с реальностью. Двадцать штук басков висели на мне как мельничный жернов. Начинался третий и последний день, когда я еще мог их отдать.
Я зажег свет, открыл окно. На улице было минус четырнадцать. В голове прояснилось.
Надо было выпить воды, сменить простыни и поспать еще пару часов, но я автоматически включил компьютер. Привычные действия успокаивали безотказно. Но все, что я мог увидеть на экране, я уже давно знал наизусть. Я загрузил Квейк.
Постепенно ко мне возвращалось самообладание. В конце концов, и разбудивший меня громкий хлопок нашел свое объяснение. В доме напротив кипело неуместное и гадкое веселье. В морозную ночь между двумя будними днями мои соседи по кварталу горланили "Ветер с моря дул! Ветер с моря дул!", визжали гармошки и пьяные бабы. И как упорно селяне тянут за собой в город сельские привычки, ведь не в чистом поле живут. У меня, например, сегодня не было никакого повода радоваться.
Пили, видно не только водку, но и шампанское, а, может быть, рвали петарды, во всяком случае, редкие оглушительные хлопки делали какофонию совсем невыносимой, пора была закрывать окно. Я потянулся, ухватил ручку и зачем-то посмотрел наружу.
Немного ниже уровня моего жилья и метрах в ста поодаль чернела длинная пятиэтажка. Сразу бросался в глаза ряд освещенных окон, три или, возможно, четыре, и открытая балконная дверь - источник самобытных звуков. На балконе охлаждался пучок веселых гостей, и одна совершенно голая тетка стояла на перилах с явным намерением прыгнуть.
Она поколебалась еще мгновение, наклонилась вперед и упала. Очень быстро я осознал, что лучше мне не наблюдать эту сцену, чтобы потом потратить свой последний день, давая показания в милиции. Мысль пронеслась, а глаза тем временем продолжали следить за падением.
Почти у самой земли падение превратилось в полет. Женщина вышла из крутого пике под рев и нецензурные формы одобрения зрителей на балконе и закружила по двору как огромный пьяный голубь. В этот момент я совершенно забыл о своих неприятностях, включая ледяной ветер из открытого окна.
Она кружила и кружила. Несколько минут, это точно. Я даже привык к ней. Летала она, в общем, красиво, так что той ночью удивительнее всего в ее полете для меня была ее нагота. Сам я околел и дрожал всем телом.
Тетка подлетела совсем близко и заулыбалась мне во весь рот. Мое окно тоже выделялось среди прочих погашенных и, видимо, привлекло ее. Тетка была на удивление крепкая и мускулистая, не очень молодая, но больше о ее возрасте сказать было сложно. Длинные русые волосы в отличие от ее тела испытывали на себе влияние гравитации и болтались в соответствии с ней. Густо накрашенное лицо передавало лишь самые общие движения души. В тот момент на нем было написано, что я летунье понравился.
Она немного повисела в воздухе и медленно подгребла к моему окну. Как новый Карлсон порнобизнеса она примостилась на наружном подоконнике и заявила:
-- Привет, малыш!
Я не нашелся, что ответить, а тетка пропихнулась в неширокую вертикальную створку и спрыгнула на пол.
-- Пожрать дашь? - спросила она и безо всяких церемоний полезла в холодильник.
Из холодильника повеяло теплом, и мои мозги немного оттаяли. Я смотрел на голый зад и осознавал, что никогда еще подобное зрелище не вызывало у меня такую гамму чувств.
Тетка разогнулась с банкой майонеза и куском колбасы.
-- Гляди, какой хорошенький! - это обо мне. - Ща, погоди, и тобой займусь! - приговаривала она, отгрызая сухую колбасу крепкими мелкими зубами.
А я пытался припомнить, что советовалось на этот случай "В молоте ведьм", потому что твердо решил, что передо мной ведьма. К ним я никогда не питал романтического чувства, даже булгаковские образы производили на меня отталкивающее впечатление, и сейчас я убеждался в своей правоте. Развязная, нетрезвая тетка ввалилась на мою кухню, жрет мою колбасу, припасенную на, возможно, последний мой завтрак... Какая гадость!
Но, как известно, человек очень быстро осваивается в новой ситуации. Если бы раньше я рассуждал о подобной встрече, сколько вопросов возникло бы в моей голове, сколько смелых экспериментов! Всю жизнь я мечтал столкнуться с неизвестным, и, если бы хорошенько задумался, летающие женщины были бы на одном из первых мест. И вот, получив такое удовольствие, я потерял к нему всякий интерес.
Она тянулась ко мне жирными руками, называла меня и крысиком, и жабочкой, чмокала и дурила мне голову сложными завораживающими жестами. Я пятился, пока не уперся в стену.
За окном скандировали: "Лю-дка! Лю-дка!", я оказался втянут в орбиту отвратительного мне веселья и разозлился.
-- Людка - это я, - заявила гостья. - Ты чего молчишь? А ну, покажи язык, я тебя лечить буду!
И она хлопнула меня тыльной стороной ладони по животу. Мне показалось, что меня хлестнули высоковольтным проводом. Я скорчился от боли и заорал:
-- Пошла вон! Вон, дура!
-- Ты чо? - удивилась тетка.
-- Вали, тварь! Тьфу! Аминь!
Я подхватил складной стул и стал подпихивать им тетку обратно к окну. Она ухватилась за перекладину, одним движением вырвала стул из моих рук и швырнула наружу. Дико оскалясь и пританцовывая, как Мадонна в фанки панки, Людка пошла на меня. Я понял, что буду драться.
Мы сцепились посередине кухни. Из ее рта воняло колбасой и перегаром, она пыталась заглянуть мне в глаза. Я не мог понять, то ли она была горячая, толи холодная, но от ее прикосновений сводило руки и ноги. В какой-то момент мне показалось, что она хочет меня сожрать. Я же собирался выпихнуть ее обратно в окно.
Она вцепилась в меня словно самка бультерьера, а я, уже не пытаясь отодрать ее, хватал все, до чего мог дотянуться, и бил ее, колол, дергал за волосы. Вдруг Людка взвизгнула и отшатнулась, мы на шаг продвинулись к окну. Я продолжал колоть, она подалась еще на шаг.
Я с трудом завалил ее на подоконник. Ее голова свешивалась наружу, руки вцепились в мою футболку, а ноги молотили воздух как вертолетные лопасти. Я ухватил ее за запястья и отодрал от себя вместе с воротом и куском ткани. Людка потеряла равновесие, всплеснула ногами и вывалилась за окно. По инерции я высунулся следом.
Белая фигура неслась к земле с положенной скоростью. Я ждал, что она исполнит свой трюк и полетит восвояси, но вместо этого Людка колом вошла в рыхлый сугроб и замерла.
Почему-то я решил, что больше меня это не касается. Я закрыл окно, поднял с пола серебряную вилку и снова сел за компьютер.
2
Не прошло и двух минут, как в дверь позвонили. Полпятого утра, долгов двадцать штук и непрерывный звонок в дверь. Пришлось открыть.
На пороге колыхалась, как я понял, давешняя пьяная компания из пятиэтажки.
-- Людка у тебя? - так можно было интерпретировать издаваемый ими гомон.
-- Нету.
-- Как нету?
-- Улетела.
-- Ты, козел, я сам видел, как вы целовались на твоей сраной кухне! - проорал самый крупный из визитеров. - Людка! Людка!
-- Нет здесь вашей Людки, идите, идите, -- я изо всех сил пытался не пустить пьяную публику в свою квартиру. -- Что там у вас, свадьба? Проводы? Ну, вот и гуляйте себе. Во всех смыслах...
-- Нет, я сам видел! Пусти! Людка! - не унимался бугай и продавился наконец через меня в прихожую.
Я сдался.
-- Ищите, дети природы, -- пробормотал я, пинаемый со всех сторон непрошеными гостями.
Нельзя сказать, чтобы краем сознания я не понимал, что поступаю нечестно. Я ведь знал, что они говорили правду и имели все основания искать у меня свою подружку. Но после того как я закрыл окно, все происшедшее стало казаться мне очередным кошмаром. Никогда до этого женщины не влетали ко мне в окна, поэтому я автоматически пытался подыскать всему рациональное объяснение. Лучшим из них казался сон. Даже заявления пьяных свидетелей не могли поколебать мою материалистическую базу. Я просто решил, что ведьмины друзья тоже мне снятся.
Страшно матерясь, они прокатились по квартире, оскверняя воздух, оставляя на полу грязные разводы и погребая под собой милые моему сердцу хрупкие безделушки. Не найдя Людку здоровый мужик, который, видимо был у них предводителем, неожиданно сменил тему и направил всю настойчивость на то, чтобы присоединить меня к своей свите.
-- Ты мне сразу понравился, -- заявил он. - С нами пойдешь.
Я мечтал только о том, чтобы очистить свою территорию. Я решил одеться и сделать вид, что собираюсь идти с ними. Я надеялся таким образом выпроводить гостей и потихоньку вернуться. Наматывая на шею шарф, я услышал истошный душераздирающий крик.
Следующей моей мыслью было удивление от того, что я не проснулся. Это было бы логичнее всего. Но нет. Я стоял с мохеровой петлей на шее, со всей ясностью понимая, что под моим окном нашли труп. Так оно и было.
Все как-то сразу притихли, протрезвели и спускались во двор в тишине и порядке. Так что вой и причитания над телом были слышны даже на лестничных пролетах, выходящих окнами на противоположную сторону дома. Кричали женщины, видимо из ожидавших компанию внизу.
Я тоже спустился и зашел за дом. Людку уже вытащили из снега. Она лежала на утоптанной дорожке и на первый взгляд казалась совершенно не пострадавшей. Наверное, она сломала шею. Ее глаза были закрыты, и в тот момент, когда я подошел, на труп накинули дубленую куртку. Кто-то вытаскивал из сугроба мой складной стул.
Одну за одной я курил сигареты, затягиваясь до самого фильтра. Мертвая женщина была куда как реальна, не в пример парящей над фонарями ведьме. Я серьезно сомневался в своей нормальности.
Из окон выглядывали соседи, дом весело засветился, а через несколько минут подъехала скорая помощь. Я отвернулся и побрел восвояси.
У самого подъезда меня окликнул типичный, хотя и незнакомый голос:
-- Гражданин! Задержитесь, пожалуйста!
Я сплюнул последний бычок и остановился. Меня догонял обаятельный сорокалетний мент в чине капитана, сопровождаемый крупным Людкиным дружком.
-- Гражданин ... ?
-- Слипченко, -- сказал я.
-- Вы вроде как по делу свидетель, -- начал мент. - Поступила информация, что вы последний видели покойную перед смертью. Пока вас ни в чем не обвиняют, но обстоятельства для вас не лучшие.
Я кивнул. В голове болтнулся тошнотворный страх. И при этом мне сильно хотелось рассказать приятному милицейскому дядьке всю безумную историю, и пусть он решает, где мне место - на зоне или в дурке.
-- Может быть, поднимемся в вашу квартиру? - предложил мент.
Какой же он был приятный розовощекий и здравомыслящий. За несколько последних недель он был первым, кто проявил обо мне хоть какую-то заботу.
Он поднял глаза от моих голых ног и улыбнулся:
-- Холодно. И осмотреться полагается.
В квартиру мы поднялись вдвоем. Я старался смотреть его глазами и отметил чудовищный беспорядок. Мы сели на кухне, носившей явные следы борьбы. Мент включил чайник и предложил мне рассказать все с самого начала.
Некоторое время не мог начать рассказ. Я трясся, пытался закурить и стал себе окончательно противен. Но мой допросчик смотрел по доброму и налил мне чаю. Без лишних вопросов он насыпал сахар на свой вкус и подвинул чашку.
-- Вы успокойтесь, -- сказал он. - Вы, гражданин Слипченко, я вижу, трезвый, стало быть, не пили с той компанией?
Я подтвердил.
-- Что же вы делали?
-- Работал.
-- Покойная находилась в вашей квартире?
И тут меня прорвало. С огромным облегчением я рассказал все, не задумываясь, что было в мою пользу, а что могло мне повредить. Мент качал головой и делал пометки в блокноте. Он мне поверил. Или сделал вид, что поверил, что, в сущности, означало одно и то же.
-- Гражданин Слипченко, -- начал он, когда я полностью выговорился, - Вы, конечно, чудеса рассказываете, и поверить Вам трудно. Вот, если бы вы жили на первом этаже, тогда другое дело. Тогда я так и записал бы в протоколе, что женщина силой проникла в вашу квартиру. Но записать, что она влетела, я, сами понимаете, не могу. Давайте так. Вы не пили, это факт, и я его записываю. Остальные свидетели все как один в алкогольном опьянении. Покойную мы проверим и, если она тоже выпивала, ...
"Не надо было ни в чем признаваться", -- думал я, пока составлялся протокол. Хотя я решительно не мог придумать, как я мог не сознаться. Что я стал бы говорить? Что спал? Что ничего не видел?
-- И еще, -- продолжал капитан, -- я записываю, что женщина проникла к вам через дверь, в голом виде. Именно через дверь. Так... -- говоря, он продолжал записывать, -- имели место сексуальные домогательства... Будучи в нетрезвом состоянии выпала из окна. Вы все запомнили? На Вас можно положиться, гражданин Слипченко?
Если до меня что-то и дошло, так это то, что этот замечательный капитан был моей первой настоящей удачей за многие дни. Мне не хотелось расставаться с ним. Я нашел в холодильнике банку икры и бутылку пива. Но капитан вежливо отказался.
-- Нет, спасибо, и Вам не советую. Будьте сегодня трезвым, Слипченко. И попрошу Вас до конца следствия пределов города не покидать.
Записав все, интересовавшие его данные, и душевно попрощавшись, мой новый знакомый ушел. За окном тоже стало тихо и пусто. Даже мой стул исчез толи в интересах следствия, толи его просто сперли под шумок.
Вот так. Что было большим чудом: летающая на морозе голая ведьма или герой фантастического рассказа про милицию? Об этом предстояло подумать, но только после завтрака. Жрать хотелось нестерпимо, в моем-то положении.
3
Я съел все свои припасы, включая погрызаную Людкой колбасу. Следы ее зубов я отрезал и выбросил в окно, совершая некий мистический акт. Небо светлело, надо было собираться и ехать.
Еще несколько минут я смотрел телевизор. Вести машину я был не в состоянии. Я не выспался, перенервничал так, что мало не показалось, к тому же выпил пива. Разумно было поймать тачку и добираться на ней, но из-за недавних снегопадов дороги стали отвратительными, кругом пробки, и я решил, что быстрее будет использовать метро.
Я собрался и вышел. Заявляться в контору в такую рань не имело смысла, и я решил наведаться в новое помещение клуба, где как раз шел ремонт. Мысли о долгах я переместил в подсознание, по крайней мере, на время пути.
Поймав попутку, я через пять минут был в метро. Я уже и забыл, когда ездил там в последний раз, по-моему, тогда еще были жетоны по два рубля.
В метро я, как человек новый, смотрел по сторонам, читал рекламу и рассматривал пассажиров. К сожалению, реклама рядом со мной не была рассчитана на здоровых мужчин, я не интересовался колготками и куриным бульоном, хотя пару таблеток от стресса я бы, наверное, выпил.
Так мой взгляд блуждал, пока не зацепился за выразительную деловую гражданку. Она пыхтела, хваталась за поручень то одной то другой рукой и всем своим видом намекала, что для нее должны освободить сидячее место.
Я развлекался, наблюдая ее пантомиму, и заметил, что стоящий сзади парень все теснее прижимается к ее спине, будто протискиваясь мимо, а сам явно намеревается обчистить ее карман. Народу было достаточно много, и собственно акта преступления я не заметил, но отчетливо видел, как его рука исчезла в складках ее ондатровой шубы.
Секунду-другую я раздумывал, вмешаться, или на сегодня приключений хватит, а тем временем события развивались сами собой.
Гражданка вскрикнула и развернулась в сторону парня. В свободной руке она держала сумку, и потому отпихнула парня локтем. Он моментально отпрянул, пряча что-то в ладони. Пассажирка жест заметила и, будучи не из робких, заорала.
-- Нет, ты руку покажи! - насела она без предисловий. - Он кошелек украл! Вот отсюда, у меня из кармана!
Люди вокруг них расступились, обвиняемый оказался в живом кольце.
-- Как не стыдно! - улавливал я через стук колес. - Раньше такого безобразия не было!
-- Да ладно, спокон веков было.
-- Что же ты, сынок, -- проорал крепкий пузатый старикан, видимо, из бывших начальников, -- придется на станции милицию вызвать.
Парень же еле слышно ответил, что кошелька не крал. Пострадавшая гражданка громогласно заявила, что кошелек у него. Кто-то предложил проверить. Я не мог расслышать слов парня, когда он обращался к старикану, но тот согласно кивнул и, следуя презумпции невиновности, предложил сначала проверить карманы у дамы.
Она издевательски засмеялась и брезгливо повела плечами:
-- Нет, ну вы подумайте!
Тем не менее, всучив сумку старикану, она наловчилась эффектно вывернуть карманы на всеобщее обозрение. Кошелек оказался на месте.
Люди гудели. Половина ничего не поняла и продолжала обсуждать падение нравов. Другие отвернулись, порицая некрасивую выходку приличной с виду женщины. Она же покраснела до ушей, кое-как извинилась и вышла на ближайшей станции. Парень остался.
Мне нужно было ехать до упора, ветка была новая, и постепенно в вагоне оставалось все меньше людей. Пахло известью, псевдодневной свет непрерывно дрожал, грохот колес накапливался в ограниченном пространстве. Я делал вид, что ко всему безучастен, а уж упомянутый парень меня и вовсе не интересует, но на самом деле из-под тишка его рассматривал.
Парень был удивительно красив по мерке любого пола. Особенно его абсолютно чистая и очень светлая кожа, на ней не было ни мельчайшего раздражения, ни одной морщинки. Глаз его я не видел, потому что теперь он читал, скорее даже пролистывал книжку из серии "Драгонленс" в яркой оранжевой обложке.
На последнем отрезке в вагоне осталось не больше десяти человек. Они подтягивались к дверям, но парень как будто собирался ехать дальше.
Я вышел на конечной станции, краем глаза продолжая следить за своим объектом, который остался сидеть в вагоне. В былые имперские времена на конечных станциях служительницы всегда проверяли, не замешкался ли кто, теперь не проверяют. Поезд еще стоял, двери еще были открыты, я шел вдоль перрона и вдруг неожиданно для себя самого вскочил в соседний вагон. Двери сошлись, поезд двинулся в тоннель.
Все время, пока я наблюдал за парнем, он казался мне странно возбужден, словно, читая, пытался унять нетерпение. Теперь он приступил к действиям. Из кармана своего длинного плаща он достал шприц, положил его на сиденье, закатал рукав... Все было тривиально, я как идиот следил за наркоманом. Пусть несколько эксцентричным, может быть, даже романтичным, и тем не менее. Мне стало обидно. Но вот шприц...
Между нами были почти две полных длины вагона и два толстых стекла. Я старался слиться с сиденьем, но все же подползал поближе, чтобы рассмотреть подробности, и, если уж я оказался вуайеристом, то хоть получить максимум удовольствия.
Шприц лежал на сиденье. Шприц, наполненный чем-то почти черным. Парень взял его в руки, посмотрел на свет, слегка надавил на поршень. На кончике иглы повисла темно-красная капля. Факты как-то не хотели уживаться у меня в голове, только потом я понял, что это была кровь.
Поезд остановился, должно быть, для того, чтобы машинист перешел из головного вагона в последний, и состав, таким образом, развернулся. Наркоман с гемоуклоном подошел к пневматическим дверям, легко отжал их и спрыгнул прямо в служебный тоннель, в котором мы стояли. Он запахнул плащ и быстро скрылся за одной из небольших дверей. Шприц снова был у него в кармане.
Я решил, что с меня довольно. Следить за ним дальше я не собирался. Я сел и расслабился. И все же то и дело я поглядывал на таинственную дверь, но она находилась напротив соседнего вагона, и была плохо мне видна.
Наконец поезд поехал. Медленно-медленно. Я подошел к окну. Дверь приближалась, и мне почему-то очень захотелось прочесть табличку, написанную, как на зло, такими мелкими буквами. Мое окно поравнялось с дверью. Собственного освещения в тоннеле не было, свет падал только от поезда, я напряг зрение. И тут дверь распахнулась. На расстоянии не больше метра я встретился глазами с тем парнем. От неожиданности у меня свело солнечное сплетение. Мы проехали мимо.
4
--Ну что, брателло, подумал?
Вот они явь яви и явь сна. Сцена повторялась с точностью до мельчайших подробностей. Но этим меня уже было не испугать. Да, милые, я сегодня насмотрелся такого, что вам за все ваши бабки не покажут.
Передо мной сидел обыкновенная шестерка. Все в нем было типично вплоть до кончиков сапог, которые в данном случае представляли ботинки "инспектор" за 95 долларов. Он не знал, чем занять свои толстые пальцы, и время от времени клал руку на мой стол и отбивал примитивную дробь. Он пытался развалиться на стуле и смотреть на меня свысока, но барских кровей было в нем маловато, и выглядел он жалко.
Второй сразу по приходе занял наблюдательную позицию. Он поставил стул в середине нашего единственного коридора и следил за каждым движением. Выглядел он напряженно и совсем непрофессионально.
Вот такая парочка пришла напомнить мне о долгах. Собственно это были и не долги, а внеплановые поборы. Случились что-то вроде передела сфер влияния, и новые хозяева решили изменить кредитную политику. Наверняка можно было разобраться и все уладить, но с данными конкретными представителями организованной преступности разговаривать было трудно.
-- Брателло, три дня тебе дали. Ты что, не понял?
-- Ну, положим, третий день еще только начинается, -- ответил я.
Он посмотрел на часы, подумал.
-- Не, ну ты платить будешь?
-- Да что же я прячу от тебя деньги что ли? Сказал ведь, ищу.
-- Мне говорить не надо, понял?
Разговор зашел в тупик. Да тут и не могло состояться никакого разговора. У человека своя работа, у меня своя. Посидели, посмотрели друг на друга.
Без денег браток уходить не собирался. Но я не собирался больше сидеть в конторе. В моей голове зашевелились некоторые интересные мысли.
-- Так, до двенадцати - мое время. Куда мне подъехать?
-- Не, ну я не знаю...
С каждой секундой я наполнялся решимостью. Не дослушав бандита, я написал на стикере номер своего мобильного и подвинул к нему.
-- Позвонишь.
-- Не, ну...
Я схватил портфель и кинулся на улицу. То, что я придумал, было чистым безумием. Такое могло сработать, разве что в кино, но события утра серьезно сдвинули мою точку сборки, я больше не мог адекватно оценивать свои поступки и их последствия.
Я поймал машину и поехал домой. Я считал, что мне необходимо найти того капитана, что приходил ко мне утром. Моя ни на чем не основанная вера в этого удивительного оперативника была просто смешной. Тем не менее, настроение улучшилось многократно.
Только на ступеньках отделения я вспомнил, что не знаю фамилии капитана, смутные воспоминания о том, как он представился у входа в подъезд, блуждали где-то на краю сознания, но мало чем могли мне помочь. В конце концов, решил я, не так много капитанов числятся в одном отделении. Я готов был свернуть горы, и, как минимум, разыскать каждого.
В закуточке за помутневшим оргстеклом сидел совсем мелкий милицейский чин и ни за что не хотел выдать мне всех капитанов пофамильно. Я напрасно объяснял ему, что сегодня утром у меня на глазах произошел несчастный случай, и теперь я припомнил новые подробности. Он поковырялся в амбарных книгах и спросил:
-- Слипченко?
Если не учитывать, что перед этим я неоднократно называл свою фамилию, можно сказать, дело сдвинулось с мертвой точки. Я радостно закивал головой.
-- Пройдите в 21 кабинет.
-- А кто там? - спросил я с надеждой.
-- Там все расскажете, проходите, гражданин, -- ответил дежурный и протянул мне огрызок бланка с печатью и пометкой о времени выдачи.
Я побрел по коридору в поисках двадцать первой комнаты. По стенам стояли слепленные друг с другом как в кинотеатрах кресла, но на этом сходство с индустрией развлечений заканчивалось. Я старался не читать заголовки стенгазет и плакатов, чтобы сохранить свой боевой дух до разговора с капитаном.
Наконец я нашел нужный кабинет, сунулся и получил предложение подождать снаружи. Я покорно сел и принялся соображать, что же я буду рассказывать, потому что моего капитана в кабинете не было. Я так глубоко задумался, что абсурдность моих размышлений дошла до меня лишь, когда меня пригласили войти. Я ведь начал искать капитана и только его по совершенно другому делу, а вместо этого тратил время на неудобном сидении из кинотеатра и готовился к абсолютно лишнему для меня разговору.
Тем не менее, я вошел и представился. В комнате сидели два человека, как водится, молодой и старый. Оба глянули на меня строго и недоверчиво. Я вкратце рассказал об утреннем происшествии и на ходу сообразил поинтересоваться экспертизой Людкиных останков на предмет алкоголя в крови. Пока я рассказывал, они копались в бумагах и ящиках, и ни один не дал себе труда хотя бы поддакнуть.
Я замолчал. Речь свою я нашел складной, о капитане я тоже спросил, как бы, между прочим.
Старый повременил еще с полминуты, высморкался и заговорил.
-- Вот материалы вашего дела. Веду его я, капитан Овсянников. Результаты экспертизы к нам пока не поступили. Но, если вы так уж интересуетесь, вот вам адресочек морга...
Он нацарапал адрес на листочке, словно оторванном от того же бланка, как и тот, что я получил при входе, и отдал мне. Я сунул лис-ток в карман.
-- Еще вопросы имеются, гражданин Слипченко?
Я предпринял последнюю слабую попытку вернуть разговор в нужное русло:
-- Вы знаете, -- сочинял я, -- капитан, который утром осматривал мою квартиру ... он мне очень понравился ... я хотел бы написать ему благодарность, что ли ...
-- Я ему передам, -- отрезал старый. - Всего доброго.
Когда я выходил, мне припомнился "Замок" Кафки, а потом один за другим страшные фильмы про мафию и, в особенности, про ее отношения с должниками.
-- Пропуск! - окликнул меня милицейский чин на входе. Я отдал бумажку и вышел.
Выяснилось, что в отделении я провел несколько часов, на улице темнело. Ноги сами несли меня домой, по дороге я купил кое-чего к чаю. Сегодня силы уходили из меня со свистом.
5
Дома было по-прежнему. Автоответчик выдал несколько сообщений, друзья пытались мне помочь и обещали раздобыть денег. Оно и понятно, двадцать штук не проблема, только их никогда не бывает в данный момент. Думать ни о чем не хотелось, я просто поел и уставился в телевизор. Глаза сами собой слипались.
Уже между явью и сном я поймал себя на опасном безразличии к миру, выразившемся в полном ничегонеделании. Сегодняшний день должен был быть другим. Я, конечно, лентяй, пофигист, я откладываю действия до последнего момента, но, в конце концов, я как-то ухитряюсь исполнить все наилучшим образом. Так продолжалось много лет, и я уверился, что, когда меня припрет, я поступлю, как надо. Сегодня меня приперло, и я, сознавая это, спокойно засыпал.
Шевельнулась было мысль, что, стало быть, еще не приперло, потом другая, что сон в моем положении -- наилучший выход, но обе они смялись, так как были ни к чему. Меня приютили чудесные сны на темы Квейка, где я снова стал хладнокровным героем.
Звонок по мобильному раздался вечером. Тот, кто звонил, свободно уложился в бесплатные двадцать секунд, потому что сказал только три предложения.
-- Слипченко?
-- Да.
-- Метро. Площади революции. Без двадцати два.
-- Я понял.
-- Конец связи.
Звонил не тот шестерка, с которым я имел дело до сих пор, манеры были не те. Меня приглашали на встречу, значит, по меньшей мере, собирались выслушать, а о большем я и не мечтал. Я завел будильник на двенадцать и снова заснул.
Из дома я вышел с небольшим запасом и мог бы приехать к месту встречи заранее. Вместо этого я сделал несколько пересадок и вошел на Площадь Революции со стороны Театральной. Все равно время оставалось, я сел на выступ под скульптурой студентки и тоже раскрыл книгу.
Нельзя сказать, чтобы я читал, но, все-таки был при деле. Последний поезд, видимо, прошел, на станции стояла противоестественная тишина. Я смотрел в книгу и слушал. Иногда в проводах потрескивало электричество, пару раз уборщицы что-то кричали друг другу, но вот я уловил шаги нескольких пар очень дорогих ботинок на тонкой подошве. Стрелка начиналась.
Таких бандитов я видел только в кино. Я решил, что это и есть пресловутые авторитеты. В определенном смысле мне льстило, что они лично собираются заняться моей скромной персоной, но в остальном я чувствовал себя неловко. Они были одеты дорого и безупречно, что называется, в пиджаках, алмазы на руках, а я был почти что в телогрейке всего за двести долларов и, само собой, без золотых часов.
Я заложил пальцем страницу и продолжал сидеть. Сначала ко мне подошли бандиты попроще.
-- Деньги принес, брателло?
-- Я буду разговаривать с ... -- замялся я и показал глазами в сторону хозяев.
-- Что, гордый?
-- Нет, но им должен, с ними и поговорю.
Мы перешли в центр зала.
-- Ну, здравствуй, Слипченко, -- сказал один из главных, -- что скажешь? Будешь отдавать долги?
-- Конечно, буду, -- согласился я. - Вы бы пораньше меня предупредили, а то все в деле, сами знаете. Но на днях я отдам, не сомневайтесь.
-- На каких же это днях? Тебя две недели назад предупредили, и неделю назад предупредили, и три дня назад предупредили. Ты нас подвел.
-- Извините, намеренья такого не было.
-- Ну, если не было, соберешь до завтра тридцать тысяч, и забудем о наших размолвках.
-- Как это тридцать?
-- Мы за тебя волновались, так червонец и набежал. Две недели беспокойства дорогого стоят, а ты как думаешь?
Такая логика мне не подходила, и я принял ошибочное решение вступить в спор.
-- Допустим, вам я вообще ничего не должен, -- высказался я. - Я договаривался совсем с другими людьми и брал у них деньги не на две недели, а на полгода и совсем на других условиях. Вы мне рассказываете, что теперь я должен вам, хорошо, должен, отдам, но мне нужно время. Понимаете? Несколько дней. А теперь возникает какой-то лишний червонец! Да почему? Вы что, сдурели?!
-- Считаешь, несправедливо?
-- Да вашу мать...!
Моя неаккуратная реплика разозлила оппонентов.
-- Не хочешь заплатить?
-- Пошли вы! - огрызнулся я в запале.
-- Значит, не хочешь, -- подытожил авторитет, давая понять, что разговор окончен.
Шестерки взяли меня под локоток и отвели к краю платформы. Я было рыпнулся, но безрезультатно. Я начал отдавать себе отчет, что песенка моя, похоже, спета.
Интересно, но я не испытывал страха. Мое тело знало, что сейчас оно не умрет, и из этого я сделал вывод, что выход есть. Вторым моим выводом было, что в моем распоряжении считанные минуты. Лучшего места, чем ночной метрополитен, я бы и сам не придумал, но вряд ли меня застрелили бы прямо сейчас, авторитеты наверняка предпочтут удалиться.
Между присутствующими произносились еще какие-то слова. Не особенно напрягаясь, я подобрался, чтобы молниеносно использовать даже кубический миллиметр шанса. Мое погашенное компьютером зрение обострилось до невероятной четкости, а левое ухо как будто выросло и уловило отдаленное гудение.
Звук окреп и вторгся на станцию. Сложившаяся обстановка нарушилась. В тоннеле появился свет фар, к платформе приближался поезд. Я физически почувствовал, как он продавливает окружавший меня пузырь безысходности, оболочка рвется и ветер ударяет мне в лицо. Мой шанс материализовался.
Поезд оказался ремонтно-технической конструкцией с половиной обыкновенного вагона спереди, двумя низкими платформами посередине и другой половиной вагона в конце. Стекла были замазаны краской, а плоскости платформ завалены громоздким оборудованием. Мимо меня проезжали огромные катушки с кабелем.
До края перрона было не больше четырех шагов, но я обошелся одним гигантским прыжком. Оказавшись на платформе, я сообразил, что укрыться там было негде. При незначительной скорости поезда охранники через считанные секунды будут следом и выковырнут меня из любой щели. Оставалось только пространство между дальним бортом платформы и стеной станции. Мне показалось, что его было около полуметра, для меня места достаточно.
Вторым прыжком я бросил свое тело вдоль дальнего борта, ухватился за край руками и перевалился наружу. Пока я совершал свои пируэты, я надеялся, что увижу новые возможности, переползу к вагону, выброшу машиниста и умчусь на предельной скорости. Примерно так. Вместо этого я застрял, обтирая пуховиком кафель и из последних сил цепляясь за край борта рукой и ногой.
В меня могли стрелять, поэтому я спрятал голову и не высовывался. К тому же я почти ничего не слышал из-за грохота железных колес прямо под моим ухом.
Я думаю, что мне помогла заорганизованность и безответственность охранников. Вместо того, чтобы кинуться за мной в ту же секунду, они завопили, что я "слинял" и ждали распоряжений. Выстрелов тоже не было, только крики.
Что же касается машиниста, то он, я думаю, был проинструктирован ничего не замечать. Состав с постоянной скоростью приближался к отверстию тоннеля.
Настоящая погоня началась, когда до конца кафеля оставалось метров десять. Я прирос к борту, больше мне ничего не оставалось. Я чувствовал себя кометой с хвостом из криков и стрельбы.
6
Меня укрыла чернота тоннеля, к тому же щель, в которой я тащился, постепенно расширилась. Я не имел представления, как устроена система оповещения в метро, но точно знал, что она существует. Поезд, то есть, меня, наверняка уже ждали на следующей станции.
Я страшно устал и собрался перевалиться обратно на платформу, но конечности не слушались. Я скрипел и пыхтел, пока нашел-таки опору и не сменил положение. Физическое напряжение уступило место умственному.
Хвостовая половина вагона была своеобразной пробкой, сдерживавшей погоню, поэтому значительное расширение тоннеля было для меня нежелательно. С другой стороны, необходимо было покинуть поезд и срочно затеряться.
Тем временем система оповещения сработала, и поезд остановился. В возникшей тишине я слышал, как машинист разговаривает по селектору.
Я решил прорываться в кабину. Один безоружный машинист, это же пустяки. Потом разогнать поезд, проскочить несколько станций, а там...
Передняя половинка вагона со стороны моей платформы была заварена одним большим листом железа. Чтобы забраться на крышу, нужно было соорудить хотя бы небольшое возвышение, поэтому оставались только боковые двери кабины, выходящие в тоннель. Они могли быть заперты, по крайней мере, они наверняка запирались, и я решил атаковать немедленно, пока машинист отвлечен разговором.
Перешагнув через борт и цепляясь за идущие по стене провода, я двинулся вперед. Дверь, вопреки моим опасениям, была не то, что не заперта, ее вообще не было. Как отважный ковбой я ринулся в кабину, повалил машиниста и несколько раз стукнул его затылком об пол.
Селектор продолжал бормотать:
-- Что у вас случилось?
-- Все под контролем, ситуация нормальная, -- ответил я.
-- Что случилось?
-- Случайный выстрел оружия, утечка из реактора, но теперь все нормально, все просто замечательно, спасибо. А как дела у вас?
-- Кто это говорит?
Я оторвал переговорное устройство от стены и бросил рядом с выключенным машинистом. Все равно дурацкий получался разговор.
Теперь меня занимала панель управления. Поезд метро, конечно, не летающая тарелка, но свои хитрости есть. Состав тронулся, но разгоняться не хотел.
Я слышал голоса преследователей так близко, как будто они уже приближались к кабине, как это сделал я. В таком случае, скорость состава не имела значения. Я выпрыгнул в тоннель и, не оборачиваясь, побежал между рельсами. Фары светили мне в спину, я чувствовал, как между лопатками проступает мишень.
От бега я моментально взмок. Мне истерически хотелось куда-нибудь свернуть, но тоннель шел прямо, словно прорубленный взглядом. Мимо моего уха просвистела пуля.
Наконец я заметил, что идущие по стенам провода впереди извиваются, обходя по верху проемы или ниши. Я взбодрился и побежал, как мог быстрее. С размаху я подлетел к первой нише, но в ней оказалось нечто, похожее на телефон-автомат без кнопок. Во второй висели пожарные багры.
Прихватив багор, я рванул дальше. На бегу я соображал, что главное - не оказаться в тупике. Пока я хотя бы могу бежать вперед, отчаиваться рано.
Дверь находилась в третьем проеме. На ней была табличка с черепом, молниями и страшными предупреждениями об убойной силе высоковольтного электричества. Предупреждения меня не остановили. Подсознательно ожидая, что дверь заперта, я рванул ее на себя так, что в руке у меня осталась дверная ручка. С досады я кинул ручку в череп, и от этого незначительного толчка дверь плавно отворилась.
Я впрыгнул во внутреннее помещение, захлопнул дверь. В абсолютной темноте я на ощупь закрепил багор как распорку между дверью и полом и снял пуховик. Дышать было тяжело, во рту я чувствовал привкус крови, мои легкие были переполнены мертвым воздухом подземелья.
Я приладил пуховик на пояс и ощупал стены. На три шага вправо и влево от двери стены сохраняли направления тоннеля, а, стало быть, я находился в очень широком коридоре или комнате. Пока я мешкал, снаружи стали отчетливо слышны голоса моих преследователей.
-- Заныкался, падла!
Пора была двигаться. Я сообразил посветить себе зажигалкой и увидел комнату среднего размера с электрическими щитами в рост человека на противоположной от двери стене. Я продолжал озираться, пока не сообразил, что того, что я ищу, в комнате нет. В ней не было второй двери.
Это было неприятное открытие, но я уже вошел в раж и не отчаялся ни на секунду. Я действовал так быстро, что это нельзя было назвать сознательными действиями в полном смысле слова. Так через мгновение я понял, что пытаюсь отодрать от стены один из щитов.
Я сразу обозвал себя идиотом. Мне предстояло драться, я должен был использовать все свое время и силы на подготовку, а не ковырять смертельно опасный прибор. Но мои руки продолжали дергать, что попало, обламывать пластмассовые выступы, нажимать какие-то кнопки, и, наконец, я смог просунуть пальцы между задней стенкой щита и стеной. Я рванул щит на себя, но только временно увеличил зазор, после каждого рывка, щит возвращался на место.
Раздались глухие выстрелы. Я даже удивился, неужели этой ночью в метро охотятся не только на меня? Я засмеялся. Привкус крови во рту смешался со вкусом пота. Я начал разговаривать сам с собой. Я сказал, что надо использовать багор, чтобы оторвать щит от стены.
Я нашел в кармане ручку, засунул ее в щель вместо пальцев и кинулся к двери, попутно чиркая зажигалкой. Теперь я посветил подольше, и многое стало мне ясно.
Во-первых, стреляли в дверь и продолжали стрелять. Во-вторых, дверь была железная, почти как на подводной лодке, с резиновой прокладкой по краю. Я заметил, что открываться легко и бесшумно ей позволяли густо смазанные петли, но сейчас мой багор крепко упирался в нижний край широкой стальной полосы, приваренной к двери по середине. Пули не могли пробить металл, но если я уберу багор, дверь откроется от первого выстрела. Засова не было, была маленькая скважина для ключа.
Я снова взглянул на щит. Потом снова на дверь. Выстрелы смолкли, снаружи переругивались. Я получил несколько секунд. Не гася зажигалки, я осторожно вынул багор, подошел к щиту и просунул острие в щель радом с ручкой. Потом, уже в темноте, я навалился на багор изо всех сил, и щит с хрустом оторвался от стены. Отвалив его в сторону, я перевел дух.
К этому моменту, бандиты, видимо, пришли к заключению, кто из них будет высаживать дверь, потому что тут же я услышал три почти одновременных удара: удар тела о дверь, двери о стену и тела об пол. Комната наполнилась слабым светом от фар приближающегося на малой скорости поезда. Через плечо я увидел угрожающие силуэты, а передо мной чернел прямоугольный лаз с оголенными проводами.
Без размышлений я накинул на голову пуховик и нырнул вперед.
7
Я провалился вниз, а пули впились в бетон. Как куль с тряпьем я застрял в проводах, боясь пошевелиться. Спиной и локтями я чувствовал стены; я висел вниз головой, потихоньку сползая к неизвестно где находящемуся дну.
Никто не отважился меня преследовать. Темнота лаза и оголенные провода скрыли меня надежнее чар невидимости. Но не успел я с благодарностью подумать о своем укрытии, как почувствовал на левой руке разрывающее ткани электрическое жало. От неожиданности и дикой боли я заорал, а поскольку висел я вниз головой, то постепенно осип, закашлялся и затих.
И тут, в полной тишине я отчетливо услышал слова, сказанные где-то над моими ногами:
-- Все. Звиндец падле.
Они ушли, а я не торопился вылезать. Шок от боли еще не прошел, и усталость давала себя знать. Меня били судороги, и мне было страшно, как во сне, когда застреваешь в трубах или между лестницами, теряешь силы и даже не можешь больше кричать.
Я не помню, чтобы вылезал из лаза. Думаю, я телепортировался в минуту крайнего отчаянья. Я нашел себя уже в тоннеле, лежащим у стены, тело меня не слушалось.
Я полежал еще немного, может быть, вздремнул, и почувствовал себя гораздо лучше. Как только я сообразил, что нахожусь в метро, я тут же вспомнил о крысах. И именно эта мысль, а не враги с пистолетами, подняла меня на ноги и погнала вдоль тоннеля на поиски выхода.
Но вместо того, чтобы отыскать выход, я заблудился. Непонятно, как это произошло, потому что мне казалось, что я видел перед собой свет на Площади Революции, к которой я хотел потихоньку вернуться и подождать утра. Но, наверное, я перепутал направление, потому что шел уже довольно долго, а свет не приближался. Наконец я сообразил, что не мог столько пробежать и понял, что заблудился.
Экономя ресурсы, я лишь изредка светил себе зажигалкой, но по моим прежним ощущениям в прямом тоннеле заблудиться было особенно негде. Поэтому я не стал разворачиваться и поплелся дальше.
Веря выбранному принципу, я шагал по шпалам, пока не уперся в загородку. Здесь рельсы кончались, а через несколько метров кончался и тоннель. Я посветил, слева была небольшая техническая платформа, остальное помещение тонуло в темноте.
Я выбрался на платформу и был приятно удивлен обилием дверей, а больше тем, что за первой же я без труда нашел выключатель. Глазам стало больно, но сердце пело. Наконец, я чувствовал себя не в Мории, а в обитаемом мире.
Так начались мои странствия по коридорам. Я блуждал по ним, по широким и узким, запущенным и ухоженным, освещенным длинными люминесцентными светильниками и красными аварийными лампочками. Я находил подсобки и туалеты, но в основном запертые двери с номерами, а иногда с табличками.
Кода до меня дошло, что в метро рабочий день тоже не круглые сутки, и разумнее всего будет подождать, пока придет народ и вызволит меня отсюда, я сел прямо на пол и пустился в ожидание.
Интересно, что сидеть долго не пришлось.
-- Эй, мужик, ты чего не спишь?
На самом деле вопрос был резонный. По моим прикидкам было около четырех, и часы были со мной согласны. Я поднялся. Передо мной стоял благообразный человек средних лет и прямо таки профессорской внешности, неуместной в таком специальном месте. Речь его тоже с внешностью не вязалась, зато одежда была на высоте.
-- Здравствуйте, -- сказал я, -- понимаете, заблудился, не знаю, где нахожусь. Поможете выйти?
-- А... -- протянул он. - В Город идешь. А, может, дряни выпьешь?
Я промямлил "Спасибо..." и хотел отказаться, но странный человек подмигнул:
-- Ты, может быть, чаю хочешь? Или, что вы там пьете, водку?
Он приговаривал и ласково пихал меня в бок, заставляя двигаться по коридору. Нутром я чувствовал, что он был в привычной для себя обстановке, и убежать от него было нереально. Я решил не портить отношения, позволил вести себя, и даже не обращал внимания на дорогу.
Мой провожатый шел уверенно. Постепенно бетонные стены сменились металлическими сетками, какими-то странными пустыми загонами, а один раз мы даже спустились на грузовом лифте. Я уловил запах сырости, и вскоре наше путешествие закончилось.
Последние десятки шагов мы спускались по винтовым железным ступеням сначала в вертикальной трубе, а потом из-под потолка огромного подземного зала. Зал напомнил мне станцию Измайловский парк, если затопить водой пространства между перронами.
Освещение было слабое, как в сумерках, но достаточное, чтобы различить жизнь этого места. Невообразимых размеров лавка старьевщика, так я подумал вначале. Или ушедшие под землю после ядерной войны остатки цивилизации. Или перевалочный лагерь беженцев с воюющих планет.
8
Надо же, безо всяких предупреждений и предварительных описаний, вот так, по коридорам я вышел на другой уровень реальности, хотя бы в прямом геометрическом смысле. Ощущение было как в старые времена, когда всю жизнь сидишь невыездным, а потом попадаешь прямо в Париж.
Были там и люди, вернее сказать, человеческие существа. Позже я разглядел их невероятную бледность и воспаленные глаза. И другие более страшные отличия.
Я обратил внимание на то, что лежавшая подо мной картина почти неподвижна. Но когда нас заметили обстановка переменилась. Мы еще не достигли пола, а под лестницей нас уже ожидала небольшая толпа. Люди, до того сливавшиеся с мебелью и хламом как хамелеоны, выделялись в самостоятельные объекты и подтягивались к нам. Сначала мне показалось, что они мне рады, но потом я различил за их, несомненно, искренней, хотя и непонятной, радостью лживость по отношению именно ко мне. Они улыбались и тянули руки, словно я был поп-звездой. Когда я ступил на перрон, толпа не расступилась, как можно было бы предположить, а наоборот, схлестнулась на мне самым удушающим образом.
Каждый пытался ухватить меня или хотя бы дотронуться. Мой пуховик моментально исчез, свитер уже трещал от натяжения, но хуже всего приходилось волосам, они, в отличие от одежды, расставались со мной в страшных муках.
Я вспомнил советы телохранителей своим подопечным, они в подобных случаях советовали лечь на землю. Толпа, таким образом, теряет центр притяжения, начинается свалка, но выбраться из нее по низу значительно проще. Я так и сделал: выскользнул из свитера и осел вниз.
Скрючившись в собачьей позе, я на всякий случай закрыл голову руками. Наверху остатки моего свитера расходились на сувениры, а в ногах было относительно спокойно. Я хотел отползти обратно к лестнице, но не мог сориентироваться. Тут началась спровоцированная мной давка, на четвереньках я ринулся туда, где толпа казалась пореже, протиснулся под плащами и юбками и завис на краю перрона над мутной водой.
Из всех способов перемещения, которыми я владел на сознательном уровне, мне оставалось только три: возвращаться, двигаться по краю перрона или прыгать в воду. А поскольку моей целью было выбраться из толпы, то по сути дела, оставался один. Я качнулся вперед, но тут стало очень страшно. Водоем напомнил мне мусорный отсек на Звезде Смерти, и я живо представил притаившихся на дне чудовищ. Я не мог заставить себя нырнуть.
Опять моя жизнь висела на волоске, почему-то я не сомневался, что и здесь меня хотят убить. Странные люди галдели как цыгане. Они распознали мой маневр, и нашли меня. На всякий случай я ухватил ближайшего за ногу.
И в этот момент громогласный повелительный окрик заставил всех, включая меня, повернуться к горбатому мостику примерно в трети перрона от нас. Колоритный типаж на мосту говорил примерно следующее:
-- Остановитесь! По какому праву вы распоряжаетесь его жизнью?
Вот это да! Я перевел дух, моя смерть снова откладывалась.
-- Кто его привел? - продолжал оратор, отводя от меня всеобщее внимание. Люди притихли, и его голос гудел, что характерно для пустого пространства на большой глубине.
У лестницы что-то происходило. Почему, думал я, мужик, который привел меня сюда, медлит признаться? Боится?
События развивались так быстро, что к тому моменту, как толпа заложила моего провожатого, я все еще сидел на полу, обнимая за ногу неизвестно кого. Теперь пришла и моя очередь. Меня подхватили под мышки и поставили на ноги. Обзор значительно расширился, и я смог разглядеть человека на мосту.
Я бы сказал, что он рокер, или, как теперь говорят, байкер. Никаких внешних атрибутов на нем не было, всю его крупную фигуру скрывало долгополое черное пальто. Но я мог поспорить, что под одеждой он весь покрыт татуировками. У него была большая голова и длинные волосы, перевязанные сзади.
Напротив него на лестнице, по которой я спустился, стоял мой знакомый "профессор".
-- Ты показал ему дорогу? - спросил "байкер".
Все повернулись к профессору. Он ответил:
-- Да.
Внимание толпы снова перешло на "байкера".
-- Он шел добровольно?
-- Да.
-- Вы слышали? - крикнул "байкер" толпе. - Отпустите живого.
Я и хотел бы по-прежнему остро воспринимать события, но больше не мог. Очевидно, что теперь я должен был идти к главному. Толпа расступалась, пока я проходил к мосту.
Байкер смерил меня тяжелым взглядом. Медленно как ритуальную формулу он произнес:
Есть в головах у живых людей
Множество разных идей.
Только сегодня в твоей голове
Их останется две.
Хочешь пополнить воинство тьмы,
Будешь таким, как мы.
Если не станешь одним из нас,
Встретишь свой смертный час.
Наверное, надо было вести себя умнее, но я почему-то опять сказал, что заблудился и ищу выход. Моей реплики просто не заметили.
-- Сейчас перед тобой один вопрос: ты остаешься с нами или навсегда уходишь из этого мира.
Я подумал, что, конечно, очень хочется домой, но неизвестно, во что превратится моя жизнь после сегодняшней ночи, и сколько я вообще проживу. Не стоит ли отсидеться некоторое время, и, если да, то почему не здесь? Но кое-что все-таки надо было выяснить, и я спросил:
-- А кто вы такие?
Байкер посмотрел мне прямо в душу и ответил так:
-- Мы - космонавты подземного космоса.
9
Возможно, те, кто боится темноты, не так уж и не правы. Войдешь в темноту и не известно, где выйдешь.
-- Я хочу подумать, -- сказал я на всякий случай, хотя о чем тут особенно думать, когда без каких-либо дополнительных условий выбираешь между смертью и не смертью. Я продолжил рассуждение в рамках своей логики и решил, что выбирать приходится между смертью и жизнью. Никакие моральные проблемы меня не связывали.
-- Думай, -- разрешил "байкер".
Он отвернулся. Думать, в сущности, было не о чем. Для того, чтобы думать, я нуждался в дополнительной информации, поэтому я сказал:
-- Можно Вас спросить ...
Не поворачивая головы, байкер поднял руку ладонью вперед, как бы ставя преграду на пути моего вопроса.
-- Не меня. Этой ночью у меня больше нет времени.
Я посмотрел на толпу. Мне действительно нужно было поговорить. Хорошо было бы выпить чаю или водки, на которую меня к стати и приглашали. Но натянутые подобострастные улыбки и лживые глаза к беседе не располагали, я был уверен, что правды эти люди мне не скажут.
Ни откуда не следовало, что я должен был оценивать свое положение, стоя на мосту. Я сошел с него и побрел вдоль перрона. Все мои мысли притупились, я чувствовал себя словно в дремотном бреду.
Меня куда-то приглашали и даже тянули, но не особо настойчиво, я отпихивался и брел дальше. Само по себе мое поведение было правильным, надо же было осмотреться, если ничего другого не оставалось, но я не мог сконцентрироваться, не мог ни на чем задержать взгляд, я как будто видел все, и ничего не мог рассмотреть.
Неожиданно, не помня себя, я остановился как вкопанный. Мои глаза сфокусировались на ярком оранжевом предмете, и в следующий момент я узнал том из серии "Драгонленс". Используя его как точку опоры, я разглядел и остальную обстановку.
Книга лежала на раскладном столике, служившем чем-то вроде барной стойки. По одну сторону сидела женщина, по другую - двое мужчин. За спиной женщины стоял не то буфет, не то книжный шкаф, заполненный маленькими емкостями: баночками, кульками и спичечными коробками.
Перед мужчинами стояла картонная тарелка с тремя небольшими горками порошка. На вид все три напоминали молотый черный перец. На другой тарелке мужчины резали колбасу, густо макали ее в порошок и жевали. Один после этого глотал, а другой сплевывал в воду.
Женщина взглядом указала мне на свободный стул. Мужчины обернулись, и в одном из них я узнал парня, который кололся кровью в вагоне прошлым утром. Воспоминания вернули мне веру в себя, мне снова захотелось в родной засиженный метропоезд, который вывезет меня на светлую станцию, а оттуда я выберусь на волю и никогда больше не поеду на метро. Не знаю, почему, но я страшно обрадовался, и сел на стул.
Парень подвинул мне колбасу.
-- Тебя чуть не рассосали? - спросил второй.
-- Что? - не понял я.
-- Его, -- сказал парень.
Они еще немного поели. Парень покачал головой и удрученно произнес:
-- Зачем же ты за мной пошел?
Я не понял, что он имеет в виду, но его тон мне понравился. Своим вопросом он установил между нами связь, и это давало мне основания надеяться на его помощь. Почти шепотом я попросил:
-- Мне нужно в город...
-- А это что, по-твоему, свинарник? - отреагировала женщина.
-- Нет, конечно, простите, -- сказал я. - Я имел в виду тот город, -- и указал пальцем вверх. - У меня там сложные обстоятельства, там есть люди, они...
-- Надеюсь, ты понимаешь, что мне в некотором смысле все равно, что там с ними происходит? - отрезала она.
Я замолчал. Второй мужчина делал вид, что разговор его не касается.
-- Не злись, Бона, -- сказал мой знакомый и обратился ко мне: -- тебя как зовут?
-- Слипченко, то есть, Дима, -- ответил я.
-- Плохо. Разве у тебя нет чего-нибудь другого?
-- Можно Слипа, -- с надеждой сказал я.
Парень не впечатлился моим именем, но представил мне компанию
-- Ладно, я - Телек. Она - Бона, а он - Космо.
Я выпучил глаза. Бона пояснила:
-- Телек без конца смотрит на людей, постоянно сидит у ящика. Мне, например, это совершенно не интересно. А Космо ищет проход к подземным пусковым установкам, что тоже неинтересно и глупо.
-- Почему? - не согласился я, - очень интересно. И телевизор я люблю смотреть.
-- Поздравляю, значит, тебе будет, чем заняться.
-- Послушайте, -- не выдержал я, -- что здесь вообще происходит?
-- Ты что слепой? - спросила Бона, -- или Слипой?
-- Я хотел сказать, почему вы здесь живете? Неужели из любви к экзотике?
-- Экзотика жизни хороша, когда ты ее сам выбираешь, -- вставил Космо.
-- Хорошо сказал.
-- Это Оскар Уайлд.
-- Витраж тебе ничего не объяснил? - спросил Телек.
Я понял, что речь шла о "байкере".
-- Он сказал, что я могу выбирать между смертью и жизнью с вами, а вы - космонавты.
-- Странно, -- сказала Бона. - Что это с Витражом?
-- Наверное, корона на голову давит, -- ответил Космо.
Телек сделал мне знак подняться:
-- Пошли, Слипой, надо поговорить.
10
--Зря ты за мной пошел, -- начал Телек. - Хочешь знать, куда ты попал? Изволь, ты попал к упырям.
Я вдавился в сидение. Мы разговаривали в обжитом вагоне, припаркованом в одном из ближайших тоннелей.
-- Не бойся. Не только меня, никто тебя не тронет. Есть правило, если живой человек пришел сам, без принуждения, хотя бы и заманенный хитростью, он делает выбор. Витраж должен был спеть тебе песенку. Он, надо отметить, романтик, и песенки - его личное изобретение. Вообще-то, он должен был объяснить тебе, что умереть, это значит, что тебя рассосут, то есть, высосут всю твою кровь. А стать одним из нас значит, что после этого тебе дадут попить нашей, вампирской крови. Такая смерть, скажу тебе, даже приятна, а вот жизнь наша не для каждого...
Мои знания о вампирах укладывались в рамки романов прошлого века, читанных в раннем детстве, и модных голливудских блокбастеров. Настоящие вампиры в подземельях родного города в моей картине мира не присутствовали. Я не знал, с кем я разговариваю, насколько Телек остался человеком в смысле чувств и поступков.
-- Я помог бы тебе уйти, -- продолжал он, -- но тогда упы выгонят меня со Станции. Извини, один я не проживу.
-- Ты можешь жить у меня, -- предложил я, понимая, что говорю ерунду и слова своего, скорее всего, не сдержу.
-- Смеешься?
-- Почему?
-- Упы наверху не живут. Мы другие.
Свистопляску, начавшуюся у меня в голове, трудно описать. Возможность стать вампиром волчком вертелась у меня в голове, подставляя то одну, то другую сторону. Поэтические бредни, вроде отравленной крови под атласной кожей перемежались дикими картинами Лес Эдвардса с обглоданными человеческими конечностями. Потом я чуть с ума не сошел от мысли, что могу упустить такой шанс, прозевать вечную молодость, массу новых ощущений, уж я не стал бы сидеть на Станции, и постепенно заметил, что сравниваю свое потенциальное будущее в качестве вампира со своей прежней человеческой жизнью. А на самом деле все обстояло несколько иначе, прошлой жизни мне никто не предлагал. Именно эта мысль отрезвила меня, если бы бытие вампира действительно было заманчиво, кто бы стал ставить такие условия?
-- Не торопись с выводами, -- сказал Телек. -- Достоверно одно, мы все умрем, каждый в свое время. Сам понимаешь, желательно, чтобы оно наступило как можно позже. Поэтому смерть выбирать в любом случае не стоит. Если только твои морально-этические принципы позволяют, сохраняй свою жизнь. Когда вернется Витраж, скажешь ему, что ты согласен вступить в нашу ложу, перетерпишь одну не совсем приятную процедуру и начнешь, скажем так, новую жизнь. Все лучше, чем гнить в канализации.
Конечно, он был прав. Но почему-то упущенная возможность всегда кажется особенно заманчивой. Неужели я даже не попробую бежать отсюда? Как шар по наклонному желобу мои рассуждения опять скатились к бандитам, которые, в отличие от благородных вампиров не предлагали мне в качестве альтернативы вступить в свои ряды.
-- Есть хочешь, Слипой? - спросил Телек.
-- Не то слово, -- сказал я.
Он вытащил хорошей еды: рыбы, фруктов, шоколада.
-- Сейчас хорошо стало, -- заметил он, -- много ночных магазинов, на станциях киоски. А старые упы рассказывают, что в раньшие времена, да еще летом совсем негде было еду взять. Воровали у пассажиров.
Я навалился было на угощение, и вдруг сообразил:
-- Не знал, что вампирам нужно есть.
-- Вообще-то ты прав, не нужно. Но очень трудно отвыкать. Видел, Космо? Он пожует, пожует и выплюнет. Он по вкусу скучает. А у меня желудок болит, когда пустой.
-- А дефекация и все такое?
-- Поешь, будет тебе дефекация, куда же деваться. И ногти будут расти, и волосы. А нет, водички попьешь, кишечник промоешь и законсервируешься.
Интересно, подумал я. И очень удобно.
-- Ты спрашивай, -- предложил Телек, -- не стесняйся.
Что я мог спросить? Настоящие ли они вампиры? Пьют ли они кровь? Кто их жертвы? Хотя бы это.
-- Многие пьют, -- ответил Телек. - Но я не могу, я колюсь. У меня даже зубов пока нет. И крови здоровой, чтоб напиться, так просто не найдешь.
-- Кстати, про зубы, -- уточнил я, -- что значит, пока нет?
-- Все существа приспосабливаются к своей среде, -- обстоятельно начал Телек. - как живешь, так и выглядишь. Постепенно, природа возьмет свое, организм перестроится. Видел старых упырей? Все как в книжках: под глазами круги, кожа бледная, зубы торчат, но кровушки теплой хлебнут и расцветают, глаз не оторвешь. А пока молодой, разницы особой нет, я и колюсь нечасто. К тому же, кого можно рассосать? Бомжа или проститутку. Какая у них кровь? Отрава. Крысы и кошки тоже суррогат. Сейчас первосортную кровь можно раздобыть только в давке. Хотя не советую тебе столоваться на дискотеках, слишком много наркоманов.
Постепенно я втягивался в практические подробности и примерял их на себя. Важным вопросом я считал опасности подстерегающие вампиров.
-- Это ты теребишь любимую мозоль. Солнце, чеснок, кровь несвежая, остальное не так серьезно. Но, знаешь, что хуже всего? Сумасшествие. Мне так худо жилось все это время, потому что я не нахожу себе места. Я даже несколько раз пытался вернуться домой, но нормально жить я уже не мог, а объяснить домашним, что со мной происходит, значило сразу попасть в дурку и погибнуть. Тут полно сдвинутых. Рано или поздно сдвигаются практически все. Например, Космо, как ты уже знаешь, ищет космические стартовые комплексы, его потому и прозвали Космодром. Есть и совсем больные, те колют людей в метро своей кровью.
-- И что?
-- Человек походит по солнышку, поболеет и умрет. Но, видишь ли, сдвиги крыши, дело сугубо индивидуальное. Это как рассуждать о любви: можно только, когда любишь, и только о своей. Откуда я знаю, может быть, тебе понравится, и ты будешь счастливым, здоровым упырем!
Телек радостно засмеялся, а мне стало еще больше не по себе. Что-то он делал со мной своими словами.
-- Извини, -- сказал я, -- но в данный момент я не могу оценить твой тонкий юмор. Мне страшно.
-- Расслабься, -- весело ответил Телек, -- так и должно быть. Должно быть страшно, ты же не псих. А?
Он заливался, а я не разделял его веселья. Бесконечно долгая жизнь в тени, в непонятном обществе, без цели представилась мне сущим адом.
-- Да, -- подтвердил мой наставник, -- времени не жаль. Читать, писать, рисовать, все успеешь, здорово, правда?
-- Так же нельзя вечно!
-- Вечно вообще нельзя. Поэтому плевать...
Я не понял последних слов Телека, но от того, что он вдруг помрачнел на душе у меня совсем поплохело.
-- На самом деле, -- сказал он, -- все здесь живут воспоминаниями. На Станции говорят, что не те теперь упыри пошли, не те...
11
Я не успел спросить, какие воспоминания имелись в виду: былая вампирская слава вообще или частная довампирская жизнь каждого, как под окнами послышался скрип деревянных мостков и в вагон вошел давешний "профессор".
-- Чтоб ты сдох, Телек! -- поздоровался он, -- какого черта ты увел моего найденыша?
Телек удивленно посмотрел на меня.
-- Бери харч, -- сказал мне "профессор", -- у нас с тобой своя культурная программа.
"Осиновый кол тебе в задницу, -- подумал я, -- ищи кретина, чтоб дважды за ночь наступил на одни грабли. Никуда я с тобой больше не пойду." Примерно так я и высказался, к счастью, с набитым ртом.
-- Что он сказал?
-- Что никуда не пойдет, отдыхай, Лектор.
Надо же, я почти угадал, "профессора" звали Лектором. Интересно, из-за его академической внешности или из-за маниакальных наклонностей?
-- Как это, не пойдет? - возмутился Лектор. - Витраж распорядился, чтобы я его подготовил, правила рассказал, это же мой найденыш!
-- Почему твой?
-- Потому, что я его привел! Молоденького, хорошенького, умненького! И я получу за него бонус, я!!!
Телек повернулся ко мне:
-- Так ты не за мной пришел? - спросил он с облегчением.
Я помотал головой. Лектор мне был отвратителен, но врать не имело смысла.
-- Вот как, -- сказал Телек Лектору. - Тогда он твой. Я ему уже объяснил кое-что в общих чертах, но у него вопросов на всех хватит.
-- Другое дело! - обрадовался мой новый попечитель. - Знаешь, как я его нашел? Иду с Революции, нутро пересохло, за весь день капли дряни во рту не было. Гляжу, на запасной свет горит. Обойду, думаю, но тихо так, народу как будто мало. Я подумал, вот, где дрянь моя ходит, и туда. А там он сидит у стеночки рядом с сортиром! Я сначала подумал, что дохлый: бледный весь, мокрый. Нюхнул, неа! Живой! Высшего качества. Я его потому не тронул, что за такого живого Витраж больше даст, чем вся его дрянь стоит.
Противно, когда о тебе разговаривают в третьем лице.
-- У меня есть имя, -- сказал я.
-- Ну, извини, -- сбился с мысли Лектор.
-- Его зовут Слипой, -- пояснил Телек.
-- Сам придумал? - спросил Лектор с уважением.
-- Нет, Бона.
-- К стати! - поднял палец Лектор. - Навещу-ка я Бонку, не дам себе засохнуть. Сидите здесь.
Лектор ушел, а мы смотрели друг на друга.
-- Колись, -- сказал Телек, -- как ты попал на запасные пути? Никогда не слышал, что ходить в тоннелях опасно? Как сказал бы Витраж, не любые закоулки выбирайте для прогулки.
Тоже мне литератор, подумал я. И Телек, пионервожатый, мать его. Отчитывайся теперь.
-- Тебя устроит, если я скажу, что меня вынудили обстоятельства? - ответил я.
-- Запомни мои слова, Слипой, наступит день, когда ты будешь напрасно слоняться по Станции в поисках упа, который еще не слышал твою историю.
"Ладно, -- подумал я, -- если публика просит... В конце концов, почему бы и нет..." Я решил начать с конца.
-- Там, на запасной, как выразился ваш Лектор, к стати, а его почему так зовут?
-- Да маньяк он, каких мало.
-- А... Я ждал там, пока придут служащие и выведут меня наружу, я заблудился.
-- Я заблудился, потому что шел в темноте, а перед этим меня ударило током, вообще-то я хорошо ориентируюсь.
Телек улыбнулся. Получалась какая-то чушь. Надо было сразу рассказывать про бандитов.
-- У меня была встреча в метро, поздно ночью -- начал я еще раз. - Я задолжал денег, а долг потребовали отдать немедленно. Я был не против, только не мог собрать всю сумму сразу, хотел встретиться, объяснить. А они говорят, хорошо, теперь ты должен в полтора раза больше. Почему? Счетчик. Ну я сорвался, наговорил сдуру уже не помню, чего...
-- Много должен?
-- Двадцать штук. Теперь уже тридцать.
-- Бандитам?
-- Кому же еще...
-- Серьезно. Плохие люди, добром с ними не поладишь.
-- Это ты прав. Не снесли они моего "хамства" и решили, что дешевле будет меня прямо в метро и кончить.
Я рассказал Телеку про технический состав, про мое бегство и погоню, про комнату с электрическими щитами, про мое блуждание в тоннелях, и поймал себя на мысли, что сам такой истории я бы не поверил. А уж финал с Телеком в главной роли - нечто совершенно ненормальное. Наверняка я снова заснул. Скорее всего, еще нет двенадцати, сейчас я очнусь дома и поеду на встречу. Нет, скорее всего, я не просыпался с утра.
Я нашел свои руки. Обычно во сне мне это не удавалось. Я повертел ладонями, ощупал свое лицо, потрясающе реалистичный кошмар. Нужны были радикальные меры, я взял со стола нож и, не раздумывая, воткнул его в левую ладонь.
Больно стало через пару секунд, но зато как! Кровь брызнула фонтаном, а кошмар как был, так и остался. Такие марсианские хроники.
Я так увлекся своей раной и саморефлексией, что Телек с трудом достучался до моего сознания.
-- Кретин! Сейчас сюда сбежится вся Станция! - прошипел он, и бросился к моей руке. - Суй в пакет! Скорее!
Я сунул руку в полиэтиленовый пакет, а Телек горящими глазами наблюдал, как в уголке скапливается кровь.
-- Ты что делаешь, совсем башню сорвало?
-- Я надеялся, что сплю.
-- Наивный!
-- С самого утра чертовщина, прости господи: баба в окно залетела, получается, что я ее убил. Мент пришел какой-то неправильный и пропал. Бандиты тоже, и потом...
Телек оторвал взгляд от моей крови, он был очень серьезен:
-- Баба залетела, говоришь?
12
Телек выжал из меня все подробности моей утренней встречи с Людкой, включая мои эмоции и догадки. Казалось, он ищет доказательства какой-то своей гипотезы.
-- Ты ее знаешь? - спросил я, наконец. - Ты знаешь, что это было?
-- Это ангелы! - был ответ.
-- Какие ангелы?! Пьяная, грязная баба, да она такой же ангел, как ты...
-- Как я вампир, да? Ты это хотел сказать?
В общем, я хотел сказать именно это. Я окончательно утратил контроль над ситуацией. Телек стал поразительно собранным.
-- Где она сейчас?
-- Думаю, в морге.
-- В каком?
-- Не знаю.
-- Во сколько она упала?
-- Часа в четыре.
-- Сейчас почти пять. Осталось три часа. Пошли!
-- Куда?
-- В милицию, нам нужен адрес морга.
-- Все закрыто. Объясни, наконец, что случилось?
Вместо ответа Телек кинул мне полотенце и велел намотать его на руку. У пакета с моей кровью он откусил нижний уголок и, не скрывая отвращения, высосал содержимое. Он мужественно подавил позывы к рвоте, сунул пакет в карман и вытолкнул меня из вагона.
Мы проскользнули в полутемный вспомогательный тоннель и побежали. Меня не пришлось упрашивать, я мчался как быстроногая лань. Довольно скоро мы оказались под вентиляционной шахтой и по железным скобам вылезли на улицу. Я не успел сообразить, где мы находимся, а Телек уже поймал машину.
-- Куда ехать? - крикнул он.
Я подумал, что самое время делать ноги, но любопытство приковало меня к нему не хуже наручников. Я сказал адрес, и мы загрузились в машину.
По пути мы строили планы, как бы нам проникнуть в отделение и разыскать нужное дело, пока я не сообразил, что адрес морга, это как раз та бумажка, которую дал мне следователь Овсянников вчера днем. Я мысленно поблагодарил табличку "В верхней одежде не входить", благодаря которой она не попала в карманы пуховика, а осела в джинсах.
Телека мое сообщение привело в восторг. По неизвестным мне причинам он страшно торопился и был рад каждой выигранной минуте. Он распорядился на счет нового адреса и несколько успокоился. Я не преминул тут же полезть с расспросами.
-- Тайна сия велика, -- сказал Телек, -- но доподлинно известно, что в природе любое отклонение от нормы компенсируется отклонением в другую сторону. В нашем случае норма это человек, а мы, упы, отклонение, своего рода болезнь. Мы - создания тьмы, поэтому нам противостоят создания света, ангелы. При слиянии оба отклонения нейтрализуются, и существо приходит в норму.
Я плохо понял, но тяжелее всего мне давалась мысль о том, что вампиры странные, но, в сущности, интеллигентные люди, а так называемые ангелы просто отбросы общества, человечьи очистки. Я указал на этот парадокс Телеку.
-- Так и есть, -- согласился он. - Для воспроизводства упы специально отбирают людей далеко не последних. Сколько шляется бомжей, шлюх, наркоманов, но Станция не для них. Тьме они не нужны, за них гроша ломаного не дадут. А у ангелов все просто как в раю, рожают друг друга, если повезет, пьют, вырождаются. На светлой стороне никогда не было порядка.
Такие объяснения привели меня в полное замешательство. Они породили больше вопросов, чем истолковали. Я снова открыл рот, но мы уже тормозили у ворот больницы.
-- Позже, -- отрезал Телек, расплатился с водителем и вошел в больничный парк.
За то время, пока мы искали морг на обширной и совершенно не систематизированной территории, я околел от холода без верхней одежды, а пропитанное кровью полотенце начало подмерзать на свободных углах. И когда мы, наконец, ступили под своды скорбного заведения, я мало чем отличался от его клиентов, по крайней мере, не температурой и не цветом.
Дверь не была заперта. В обшарпанном внутреннем помещении дежурил флегматичный санитар. Он посмотрел на мою руку и посоветовал нам пройти в приемное отделение. Я не знал, что мы собирались врать, поэтому сказал, что меня направили из милиции по делу о несчастном случае.
Санитар порылся в папках, посетовал, что без фамилии покойной помочь нам не сможет, потому как заступил на дежурство только в ночь, и тут инициативу перехватил Телек.
-- Я хотел бы осмотреть останки, -- сказал он, угнетая санитара гипнотическим взглядом. При этом он положил на стол сразу несколько стодолларовых купюр.
-- Какие? - сглотнув, промямлил санитар.
-- Все, -- ответил Телек.
-- П-пойдемте, -- покорился дежурный.
В дверях прозекторской Телек остановился:
-- Займитесь лучше его рукой, -- распорядился он, -- а я разберусь.
Дверь закрылась. Не знаю, чего я ожидал, но от того, что я могу при этом не присутствовать, я испытал огромное облегчение. Санитар накрыл меня одеялом, налил спирта и принялся обрабатывать мою руку. Был момент, когда из прозекторской послышались стоны, и что-то со звоном опрокинулось, но ни один из нас не двинулся с места.
Через несколько минут Телек вышел в коридор. Он еле держался на ногах, его рвало кровью. Санитар замер от ужаса. Однако, он слишком далеко зашел в злоупотреблении служебным положением, отступать было поздно.
Телек чуть слышно просипел:
-- Я там наследил... Извините...
Потерявший дар речи, но не утративший профессиональных навыков санитар подхватил его и отволок в туалет. Я почувствовал, что самое страшное позади.
Обратно через парк я тащил Телека на себе, раненой рукой придерживая подаренное нам больничное одеяло. Кроме как ко мне домой, идти нам было некуда, хотя бы там нас ждали все бандиты галактики. В половине седьмого мы уже были в тепле и относительном комфорте.
Мы постепенно приходили в себя, переоделись и решили отметить свое счастливое избавление. Выпить у меня было нечего, равно как и закусить, поэтому нам пришлось удовлетвориться растворимым кофе.
13
Мы сидели на кухне и я показывал Телеку, где летала Людка и куда она упала с моего подоконника. Мы не торопились поговорить о нашем ближайшем будущем, хотя такой разговор, несомненно, назрел.
-- Можешь остаться у меня, Телек, -- сказал я, -- ты ведь теперь снова ... человек? Хотя, сам понимаешь, свое общество я тебе не гарантирую.
Он очень хорошо мне улыбнулся:
-- Ты имеешь в виду бандитов?
-- Естественно. Остальные мои проблемы не смертельны.
-- Но эту решить проще всех. Помнишь Лектора?
-- Всю жизнь буду помнить.
-- Он страшная зануда, и не любит, когда вокруг меняются порядки. Он, видишь ли, считает метро своей территорией, а бандитские стрелки ограничивают его свободу. Мозги Лектора не способны додумать такую мысль до конца, но мы с тобой могли бы ему помочь...
-- Мне кажется, я понимаю, к чему ты клонишь, но я не собираюсь возвращаться на Станцию, и тебе это ни к чему. Сам разберусь с Божьей помощью.
-- Не важничай, Слипой. Не строй из себя героя. Телефон у тебя есть?
-- Есть.
Телек взял трубку.
-- Где сейчас могут быть главные бандиты? - спросил он.
Мне казалось, что я знаю ответ. Действительно, перед побегом я слышал, как авторитеты обсуждали планы на вечер. Я напрягся и вспомнил.
На том конце провода, судя по всему, сообщение вызвало бурную реакцию.
-- Для Лектора у меня тоже есть подарок. Те, кого он ищет, развлекаются в "Золотом Остапе". Возьмите Бону и ждите меня поблизости от входа. Да, Слипой рядом.
Я никогда не был в "Золотом Остапе", и на этот раз мне не повезло. Телек остановил мой бимер метрах в пятидесяти от входа в клуб.
Я догадывался, что у вампиров должны быть машины и подземные гаражи, что они должны быть большими специалистами по части ночных заведений. Но увиденное меня просто потрясло. Через пару минут на сером сто сороковом мерседесе подъехал Космо с Лектором, Боной и еще двумя вампирами. Все были безупречно одеты, в особенности Лектор. Мы обменялись приветствиями.
Первым делом Телек отдал Боне адрес морга. Теперь каждый мог решить, что будет делать дальше. Среди вампиров было полное единодушие. Все хотели в последний раз оторваться по полной программе. Их беспокоило только время.
-- Почему это так важно? - спросил я.
-- Кровь ангела теряет свойства через двадцать восемь часов после смерти, -- ответил Космо.
Из всех прибывших не заинтересовался адресом только Лектор. Он обозвал нас тупыми хуманами и сказал, что с удовольствием заточит об нас зубы, когда закончит с бандитами.
-- Со всеми бандитами? - поинтересовался Космо.
-- Само собой. Порядок должен быть.
-- Тогда мы можем не беспокоиться.
Все рассмеялись, но чувствовалась в их смехе и неуверенность от принимаемого решения. Они снова должны были стать смертными, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Операцией руководил Телек. Решено было послать Лектора на разведку. Он вернулся и рассказал, что внутри клуба у вампиров нет шанса. В каждом углу сидит по крепкому парню, физически приблизиться к авторитетам невозможно.
Оставалось ждать. Около восьми бандиты должны были разъезжаться по домам. Их собирались перехватить на выезде.
-- Дайте им отъехать от клуба, чтобы не подключилась местная охрана, -- распорядился Телек.
Не имея возможности принимать участие в столкновении, мы с Телеком заняли наблюдательную позицию. В расчетное время со стоянки клуба выехал шестисотый мерс с темными стеклами в сопровождении джипа охраны. По направлению их следования от тротуара отделился автомобиль вампиров. Примерно в ста метрах от входа и максимум в пятидесяти от нас вампиры развернули машину поперек дороги.
Мерседес и джип остановились. Вампиры вышли из машины и направились к ним. Из джипа на мостовую выпрыгнула охрана. Вампиры подошли к мерседесу почти вплотную. Началась стрельба.
Первая пула попала в Лектора. Он дернулся, но сохранил равновесие. Одним ударом он разбил затемненное стекло и ухватил сидящего внутри бандита.
Вампиры действовали потрясающе быстро. Пули не причиняли им вреда, охрана не успевала за их движениями. Они выволокли пассажиров мерседеса и повалили их на проезжую часть. И тут началось нечто неописуемое.
В дикой свалке раздавались кошмарные вопли и выстрелы, приглушенные сцепившимися телами. В ужасе бандиты стреляли без разбора и поражали своих. На мостовую полилась кровь.
Но сражение длилось недолго. Вампиры так же быстро и ловко высвободились из драки и загрузились в свой мерседес. Мы с Телеком тоже не стали ждать развития событий и поехали в противоположную сторону.
Мы приехали на Смотровую площадку встретить рассвет. Телек весь был захвачен ожиданием, а я пытался избавиться от мысли о санитаре морга, которого ждал новый визит. Хорошо, что я был далеко от этого места.
Потом я подумал о Станции и тех силах, которые управляют жизнью подземного мира. Но эта тема тоже меня не привлекла, по крайней мере, сегодня утром.
-- Я не слышал, как ты сказал "Спасибо", -- напомнил Телек. - Я подарил тебе тридцать штук.
-- Спасибо, Телек, -- сказал я с чувством. - А я тебе подарил кусочек солнца, который ты сейчас увидишь.
И все-таки мне было не по себе от того, что из-за меня умерли люди. Телек снова пришел мне на помощь.
-- Тебе станет легче, если ты узнаешь механику процесса. Они не умерли. Их просто покусали вампиры. Теперь они тоже станут вампирами, если сообразят спрятаться от солнца. Но куда им, материалистам. С первыми лучами их кровь свернется, сердце перестанет работать, и наступит смерть, но, заметь, уже не смерть человека.