Командующий легионом консул Корнелий Флавус сидел в своем шатре-претории, прячась от палящего тропического солнца. Он взглянул в окошко и увидел унылейший южный пейзаж: желтый раскаленный песок, целое поле увядающей травы, колючая заросль, ярко-синее небо и солнце, горячее солнце, плавящее и жгущее мир. Расплавленные очертания предметов колыхались в сухом мареве и мешались с текучим золотом солнечного света. Воздух казался насыщенным испарениями пота, как туманом. Ленивый ветерок нехотя пересыпал песчинки и слегка шевелил иссохшие без влаги стебли. Понурые люди, как призраки, не то ходили, не то плавали в колеблющейся дымке.
Корнелий вытирал со лба пот, и не заметил, как центурион Тит Гризеус вошел в шатер со свитком в руке. Когда консул взглянул на центуриона, Титу стало не по себе - таким сердитым выглядел Флавус.
- Господин, в лагерь пришел гонец от императора! Это письмо вам, - произнес Тит, протягивая Корнелию свиток. Он, самодовольный офицер, прошедший неплохую боевую подготовку, перед консулом до сих пор трясся, как рекрут. Он старался, чтобы голос не дрожал, потому что с Корнелием Флавусом шутки плохи даже тогда, когда он в хорошем настроении. С ним вообще лучше не связываться.
Корнелий вздохнул, встал с кресла, нахмурившись взял свиток и с умышленно громким шелестом развернул его. Он уже ожидал, что прочтет в этом послании, и ему очень не хотелось этого читать. Тит вытянулся в струнку у входа в шатер, не зная, что ему делать дальше.
Командир легиона неохотно читал письмо и хмурился все больше и больше. Душа Тита уходила все дальше и дальше в пятки - стоит командиру рассердиться - и он может сорвать злость на нем.
Корнелий взял платок и вытер пот со лба, еще раз прочитал письмо, еще раз удостоверяясь в его и без того достоверном и очевидном содержании. Внезапно он отбросил письмо и поднял глаза на центуриона. Тит замер.
- Эх, Тит! Ты всего лишь центурион, ты еще счастлив по сравнению со мной. Мне бы твои проблемы, Тит Гризеус! А я начинаю уставать от бесконечных приказов нашего властелина. В этот раз он зашел уже совсем далеко - он посылает наш легион еще дальше на юг, завоевывать новые земли, углубляться все дальше в эту жару. А для меня это казнь, пытка. Я ненавижу жару и солнце, ненавижу сухость, в такую погоду я становлюсь злым-презлым, мне ничего не хочется делать, а ведь мне нужно руководить этими пробкоголовыми офицерами, заставлять их изымать у солдат награбленные драгоценности, иногда отнимать эти драгоценности у самих офицеров, глядеть в их тупые морды, объяснять им очередную тактику! А когда я иду по полю битвы и вижу тела убитых легионеров, и трупы врагов - я чувствую, что это лично я убил этих всех людей. Думаешь, это приятно? Да, это все - мои обязанности, раз уж я консул и командую легионом, но меня уж просто выводит из себя этот треклятый юг, и эти постоянные приказы!
Знаешь, отчего император двигает вперед именно наш легион? Почему мы идем в авангарде, разметая все и всех, когда остальные не спеша ступают по нашим следам?
Это император мстит мне. Однажды на банкете, куда я был приглашен, император похвастался своей идиотской плиткой на полу - в триклинии* на плитке были нарисованы объедки, будто валяющиеся на полу. "Право же, ваше величество, это очень остроумно!" - сказал я, сдерживая негодование. Я был зол на императора, что мне, полководцу, уделили одно из самых последних мест на том банкете, и мои слова прозвучали как ирония.
С тех пор из-за такой мелочи император бесконечно гоняет меня по чертовому югу. Я почти не отдыхаю - анализ ситуаций, предположения, команды, стратегия, тактика, маневры, хитрость - я не перестаю работать. Скоро я совсем поседею с этими завоеваниями...
"А что ты должен еще делать, раз ты консул?!" - мысленно сказал Тит, не зная, что ему теперь чувствовать - еще больший страх или уменьшение имеющегося страха. Колебание и презрение в его глазах легко заметил Корнелий. Он ехидно усмехнулся и сказал:
- Слушай мой приказ, центурион! Бери несколько солдат половчее и иди на разведку к ближайшей деревне этих грязных местных жителей! Мы должны узнать, сколько воинов-дикарей там находится. Завтра мы возьмем деревню, а ты перед этим расскажешь мне, что ты выяснил во время разведоперации.
Тит побледнел. Вот что значит неверный взгляд в присутствии консула!
- Есть! Отправляемся сейчас же!
- И позаботься о том, чтобы во время твоего отсутствия обозные лошади были в порядке.
- Есть! - звонко выкрикнул Тит, выходя из претории. Бормоча под нос проклятия, он удалился в сторону, где солдаты его отряда присматривали за мирно пасущимися конями, и рабами, пасущими коней. Подумать только, центурион Тит Гризеус - суровый лидер, держащий свой отряд в железном кулаке, идет на паршивую разведывательную операцию! Причем взяв солдат половчее, на случай, если вдруг придется удирать со всех ног!
Корнелий откинулся на спинку кресла и отшвырнул насквозь промокший платок. Пот ручьями тек на его тогу.
- Не служба, а каторга! Раздавать приказы своре олухов, когда нет даже сухих платков! Лучше бы меня отправили на север, воевать с германцами! Не император, а негодяй! Подумать, из-за такой чуши... - проворчал он, в третий раз читая письмо. - Что я - не человек? Человек, такой же, как и он! Будь ты проклят.
А обозленный Тит подошел к своим солдатам, которые, секундой раньше мирно игравшие в кости на перевернутой бочке, мигом вскочили в стойку "смирно", завидев своего командира, да еще такого злого.
- А ну бегите, бейте рабов! Живо!!! - закричал центурион, давая выход злости. Две тяжелые капли пота упали с его квадратного подбородка на хилую траву. Часть солдат растерялась от необычного приказа, а несколько человек рванулись вперед, не смея оказывать неповиновения. Они исполнили бы приказ, но Тит выкрикнул:
- Стойте, хватит! Вы, трое! Идите сюда.
Теперь растерялись и эти трое, которые побежали. Рабы, ничего не понимая, застыли на местах, и табун начал понемногу рассыпаться по полю. Выносливые южные лошади чувствовали гораздо вольготнее людей, и вполне могли радоваться жизни на поле вялой травы.
- Идиоты! - заорал Тит уже на рабов. - А ну собирайте стадо! Афр - ты куда смотришь?!
Чернокожий раб по имени Могузузу, гордо восседавший на лошади, вздрогнул, как от удара плетью.
- Я не Афр! У меня есть свое имя! Я сын вождя! - гневно запротестовал он. Могузузу и действительно стоял выше остальных рабов, и был вроде начальника над ними. Это был верный помощник римлян, но слишком уж гордый. Но тем не менее по статусу он был рабом, и ему полагалось не пререкаться.
- Что?!! - заревел Гризеус. - Да кто ты такой, чтобы со мной спорить?!! А ну слезай с лошади и сгоняй табун пешком! Сгоняй табун, олухи! - повторил он, обращаясь уже ко всем рабам. Рабы начали сгонять коней, но так как сами они были верхом на самых заезженных клячах, это было не таким уж легким делом. Могузузу сидел в седле еще секунду, а затем звучно плюнул на землю и спрыгнул с лошади. Глупо, конечно, сгонять лошадей пешком, да и для Могузузу попросту не было худшего оскорбления, чтобы ходить пешком, когда остальные рабы ездят верхами.
Пока рабы собирали прытких скакунов, легко разбегающихся, Тит объяснял солдатам приказ консула. Но его речь прервал сын вождя, неожиданно подошедший с лицом, перекошенным яростью.
Он хотел что-то сказать, но Тит перехватил всю инициативу:
- Иди работай, раб! Думаешь, я сам сижу да отдыхаю? Да я занят не меньше твоего! Знаешь ли ты, как тяжело все время кричать на вас, недобитых дикарей, не понимающих приказов, и на вот этих придурков с мечами, - он указал на солдат, - и самому слушать команды этого козла-консула, и выслушивать его тухлые нотации, когда он еще и издевается! Так вот, Афр, у нашей жизни есть лишь один, главнейший принцип: всяк сверчок знай свой шесток. Ты раб, а значит, должен работать. И ты не можешь мне перечить, так же как я не перечу Флавусу. Подумай: если бы мир перевернулся, и ты смог бы со мной спорить, тогда я мог бы плюнуть на все, и уйти из легиона к чертям собачьим! Ха-ха! Но это лишь мечты! Так начнется чушь не-су-свет-на-я! Смирение! Покорность! Вот главнейшие правила! Увы, без них не обойтись! Иди-иди же, раб!
Могузузу прикусил губу, не помня себя от злости и ничего не ответил. Он развернулся и увидел насмешку в проскользнувшем взгляде одного из рабов. И взъярился еще больше.
Его черная кожа блестела от пота, и глаза сверкали диким, необузданным гневом. Могузузу пошел к табуну и встал в стороне от него, пытаясь хоть немного остыть.
- Сгоняй пешком, Афр! - донеслась до него издевка одного из легионеров, идущих вслед за Титом. - Знай свой шесток!
"Разорви тебя демоны, римлянин!" - Могузузу едва сдержался, чтобы не выкрикнуть это вслух. Когда Тит и три солдата скрылись за холмом, сын вождя отыскал свою лошадь и понесся на ней вокруг уже собранного табуна. Он настиг раба, который так язвительно взглянул на него и хватил его кнутом по голой спине. На спине остался кровавый рубец, и раб, болезненно вскрикнув, повалился на землю.
Он зажмурился от боли, а когда он открыл глаза, первым, что он увидел, был Могузузу, глядящий на него с высоты лошади и потому кажущийся каким-то сказочным гигантом.
- За что? - простонал раб.
- Та злоба, которая вселяется в меня при виде этого центуриона, приносит куда больше боли, чем удар кнута, и потому я зол на тебя, ибо ты терпишь меньше страданий, чем я! Ты работаешь, и тебя бьют, а я и работаю, и бью, и злюсь на этого урода-римлянина. А я - не ничтожество вроде тебя! Я Могузузу - сын вождя!
Могузузу куда-то ускакал, а раб постанывая от боли и проклиная жестокого негра, поднялся и побрел разыскивать свою клячу, куда-то убежавшую. Чертов сын вождя - сам жалкий раб, предал свое племя, помогает римлянам, и все гордится, сволочь!
Он нашел лошадь и попытался взобраться на нее, но та отбежала в сторону. Раб подошел к ней, морщась от жгучего удара Могузузу, и что было силы хлобыстнул животное своим кнутом.
- Мерзкая, тупая кобыла! - проворчал он.
* * *
Ну а в далеком Риме император сидел в атриуме, со скучным видом выслушивая иноземного посла. В имплювии тихо булькала вода, навевая дремоту. Правитель уже устал говорить о торговых соглашениях, и смотрел не в глаза собеседнику, а в окно, где виднелся внутренний двор резиденции, в котором четыре рабыни вытряхивали большой ковер под присмотром строгой римлянки-служанки.
"Мне бы их проблемы..." - подумал император: "Ведь кто здесь настоящий раб? Я! Я с утра до ночи в государственных делах, и никто, наверное, так не трудится ради Римской империи, как я. Но раз я - правитель, я должен править! И все эти ничтожества, стоящие ниже меня, должны быть трудящимися рабами, достойными меня, трудящегося императора! Перепишу-ка я пару законов, чтобы знали плебеи, как лениться, когда потеет их император..." Он звучно сплюнул в прозрачную воду имплювия.
7-8 июля 2002 года
** Triclinium - столовая в древнем Риме(прим. автора).