- Достали! Достали все! - в ярости сообщила я захлопнувшейся за мной двери отчего дома. Как же, как же, отчего... съемная квартира на краю света... На улице с унылым завыванием, словно все его выходные были посвящены просмотру ужастиков про привидения, буйствовал сорвавшийся с цепи ветер. Сдерживаясь, чтобы не наговорить двери еще кучу бесполезных гадостей, я бросилась вниз по лестнице, скользнула рукой по шершавой стенке из какого-то дурацкого камня и вместо успокоения еще больше взвинтилась. Появилось желание немедленно кого-нибудь убить всеми известными мне способами. Выплескивать его я, почему-то, решила на где-то, а именно на море. И кто вбил мне в голову, что всяким скорбящим персонам следует проделывать это именно там? А вот понятия не имею. С удовольствием обнаружив на улице любимую в любом настроении погоду - мрачный пасмурный день с сердито нахмурившимися тучами и порывы почти сбивающего с ног ветра, - я бегом пересекла двор, радуясь отсутствию любопытных, но не очень симпатичных соседей, и направилась осуществлять план великой скорби. Да, и еще с плеером в кармане, как же иначе? Нет, последний пункт накрывается, я же не собиралась специально целую вечность, превращая карманы в склад сомнительно полезного барахла, просто приятного для души. Честно говоря, вселенская грусть и обида на все человечество уже прошла, растворилась под порывами ветра, плестись на море не за чем, но и поворачивать назад неохота - полпути позади. Так автоматически дошла до городского пляжа. Не центрального, еще чего не хватало! Я, конечно, понимаю, что среди зимы я там уже не встречу лежбище жирных обрюзгших тел, у которых все внутренности заменены на деньги, но... Да, и любоваться на волнорезы, скрывающие море - тоже не самое лучшее развлечение! Сейчас покинутый пляж, где нет ни одной живой души, представляется мне райским местечком. Подхожу поближе к воде и усаживаюсь прямо на мокрый песок. Джинсы медленно, но верно промокают. Я прекрасно понимаю, что вся эта романтика (кто сказал, что все удрученные на берегу моря обязаны садиться на песок?) кончится неаккуратным пятном в подозрительном месте, отчетливо свидетельствующем, что туалеты на пляже закрыты, и другими мелкими неприятностями с одеждой, которые я притащу за собой домой, а куда же еще... У меня как минимум год не хватит пороха, чтобы покинуть это пристанище регулярных скандалов. Скорее для бессознательной игры на публику, чем всерьез, провожу ревизию захваченного из дома имущества. Немного денег, примерно в два конца на автобусе... ключи с двумя брелками. Не излишество, а просто непонятные мне самой символы. Летучая мышь - люблю шокировать людей, притворяясь по уши вляпавшейся в случайные связи с нечистой силой, ракушка - вроде бы у моря живу, положено... Домой абсолютно не тянет, хотя мобильник остался там, может позвонить кто угодно. Так и сижу, подставив лицо ветру, осыпающему меня брызгами разорванных в клочья волн. Никогда не бывала на море зимой, ходить туда с родителями не относилось к списку обязательных развлечений. Над волнами концентрировались крохотные облачка туманчика, постепенно собираясь в более серьезные тучки, а потом и вовсе начав запланированную атаку на берег. Зачарованное место, одним словом! Неожиданно я перестала любоваться красотами пейзажа, что мне, вроде, полагалось по шаблонному сценарию, и занялась насущными нуждами жизни. Ничего радостного на горизонте не намечалось, кругом, насколько хватало глаз, виднелись провалы, провалы, провалы. Везет мне частенько, но только по мелочам, в следующий раз, если выясню, что мне крупно повезло, заору дурным голосом и помчусь обратно, наученная горьким опытом. Самое время пожаловать добрым дяденькам или тетенькам из другого мира и забрать несчастную, замученную самостоятельно испорченной жизнью Вику в ее персональный рай, созданный, желательно, под чутким руководством сэра Макса Фрая. Или хотя бы под моим чутким руководством, что, после стольких-то прочитанных книг (и столько раз прочитанных книг!) обязано выйти одно и тоже. Вот тут мне и пришло в голову разозлиться. Разозлиться на себя за то, что безропотно живу чужой вычитанной жизнью, трачу свои собственные годы на сопереживание людям, у которых и так будет все хорошо, их кто-то выдумал, они живут на страницах книг, в то время как мы тут звереем от вполне реальных трудностей, бьемся в ловушках, понастроенных такими же людьми. Ну почему все страдают от границ между Друзьями и дороговизны перелетов, от тысяч и тысяч условностей, связавших нас по рукам и ногам не хуже стальных тросов, страдают - и ничего не делают, чтобы отменить?! Со злости я вскочила на ноги и швырнула подобранный тут же рядом камень в воду, надеясь выместить на нем ярость и утопить ее в зеленовато-серых волнах. Проще было бы последовать за ним самостоятельно, но обещание, данное Друзьям о грядущей встрече, убедительно возмутилось против такого поворота событий. Как бы хреново не протекала моя жизнь здесь, как бы ярко (ох, уж эти буржуазные страны!) не светили фонари на столбах, мешая всласть пореветь от собственного бессилия, но предать Друзей - последнее дело. Будем жить, поплетемся домой, слушать в темноте ночи любимые кассеты, те, что мы слушали когда-то вместе и строили головокружительные планы по завоеванию мира... Хотела легко вскочить на ноги, стряхивая налипший песок, запутавшийся в волосах туман и различные проявления умеренно убитого настроения, из тех, что не стоит демонстрировать за ужином родителям, но поскользнулась и шлепнулась на спину. Мягко-то мягко, но затылком приложилась чувствительно, до утра болеть будет. И что за день, и что за жизнь такая невезучая?! Вопрос по закону подлости получился не немым, я его озвучила в лучших традициях телесериалов, с надрывом и устремленным к равнодушным небесам взглядом. Положим, кроме как в небеса мне таращиться больше некуда, лежа на спине трудно обозревать окрестности! Представив, что сейчас подумают как на грех оказавшиеся поблизости свидетели (а может, еще и поймут, русских-то много в нашем городке!), я испуганно зажмурилась. Блин!
- Блин! - с той же интонацией повторил рядом мужской голос. Я и это вслух произнесла?! Ну ничего себе! Акцент невидимого попугая, принявшего меня за нуждающегося в моральной поддержке суфлера, навел на успокоительную мысль, что высказывание осталось непонятым. Подслушал, повторил... Не все же тут русский знают.
Физиономия собеседника по прежнему находилась вне поля зрения, и мне пришло в голову, что валяться на песке перед незнакомым мужчиной в позе полураздавленной каракатицы, как минимум, неосторожно. Нелишенным некоторого изящества слона в посудной лавке пируэтом я перевернулась на родные четыре конечности, обнаружила некий силуэт, нависающий над головой, и вскочила на ноги - уравнять разницу в росте.
Разница изъявили протест в недвусмысленной форме: она, конечно, уменьшилась, но не избавила меня от необходимости нагружать тяжелой работой бедную шею. Год назад такая нагрузка была привычной частью каждодневной жизни - все подружки, как на подбор, рисовали свои отметки роста на косяках хоть на несколько сантиметров, но выше моей. Было бы из чего строить вселенскую проблему! Здесь же натруженная шея получила заслуженный отпуск, а самолюбию льстило хоть в чем-то смотреть на местное население сверху вниз. Вот так, знай наших! А теперь приходится начинать все сначала...
Виновник возобновившихся тренировок оказался мужчиной лет... Больше 30-ти, но меньше сорока, голову даю на отсечение, хотя определить точный возраст не позволяла моя обычная невнимательность к шатающимся вокруг прямоходящим. Однако именно этому типу достался избыток самого пристального внимания: газеты и журналы неоднократно и со вкусом мусолили подробности зверских убийств в парке. Принесла меня сюда нелегкая! Душа поспешно ретировалась в пятки, хваленные приемчики, усвоенные от Друзей и поражавшие мою чувствительную натуру своей жестокостью, тоже испарились, буркнув на прощание: "Мы гулять! Свистнешь, когда разберешься!" Спасибо за помощь!
Бег наперегонки по мокрому песку с потенциальным маньяком тоже вселял меньше вдохновения, чем хотелось бы. Вдобавок, во время важнейшего стратегического маневра по сокращению разницы в росте, потерялась резинка для волос, и теперь они набивались в глаза и в рот с назойливостью непрошенных гостей, уверенных, что без них все непременно рухнет. Да уж! Отступив на шаг, я приготовилась удирать со всех ног, составлять список его особых примет и делать прочие глупости, желательно в быстром темпе. Он неожиданно усмехнулся, грозно пошевелил усами и пробурчал что-то невнятное. Я только недавно научилась воспринимать звуки иврита как членораздельную человеческую речь, а потому как хорошо выдрессированный автоответчик дисциплинированно заявила:
- Шалом! - с многозначительным видом. Кто бы сомневался, что я лично - непревзойденный мастер по произнесению речей на иврите?! Другое дело, что мне нечего на иврите сказать... Худо-бедно изложить историю болезни под названием "Жизнь и подвиги Вики" - предел разговорчивости. А остальное - все равно не поймут.
Дежурная улыбка и первое сольное выступление не произвели на моего "маньяка" никакого впечатления. Он усмехнулся и поманил меня за собой. От такой наглости я перешла на русский и ошеломленно выпалила:
- Аж три раза!
Маньяк приблизился на шаг, не делая, впрочем, резких движений. Я сообразила, что можно укрыться от него на станции спасателей, пускай там и нет никого по случаю сезона дождей. Успев краешком сознания удивиться, что сгущавшиеся сумерки все никак не приходят к финишной черте странной южной ночи с оранжевыми тучами на небе, я выяснила, что спасательной станции тоже нет! Вот тебе и раз... Только что была, сама видела... даже думала о цвете флага, реальном при сегодняшних волнах... ОК, была станция, пропала - черт с ней! Застоявшиеся ноги рванулись прочь, словно не касаясь мокрого песка... Я бежала к парку, а за спиной назло поднималось море, жуткие растрепанные волны, покрытые клочьями пены и порванных водорослей... Водоворот, находившийся на другом конце пляжа, поспешил принять участие в событиях и разинул темную бездну пасти прямо у меня под ногами!!! Спасите!!!!
* * *
- Так, значит, плавать ты у нас не умеешь, - задумчиво произнес знакомый, умеренно противный голос.
- Умею! - с готовностью огрызнулась я. Плавать умею, а вот тонуть... Нос нестерпимо жгло, в желудке плескалась неудачно проглоченная вода, перед глазами все еще стояла жуткая картина: нависающая над головой волна с вспененным гребнем, сквозь который просвечивает первый и последний луч уже закатного солнца в этот сумасшедший день. Я ожесточенно потерлась носом о рукав и обнаружила потери среди одежды: куртку сняли. Бывают же чудеса на свете! Кожанку - еще куда не ходило, но это ярко-голубое продуваемое всеми ветрами безобразие, несправедливо дорогое и уже изрядно пострадавшее в моих незамысловатых приключениях... Да уж, авторитет местных маньяков шлепнулся с головокружительной высоты и накрылся в качестве памятника своими же обломками. Только целую минуту спустя дошло: "маньяк" - то русскоговорящий. Тем лучше, сражаться одновременно с ним и с ивритом было бы довольно проблематично, так как запас гадостей на древнем языке Израиля пока существует в оскорбительно узких рамках. Проверив наличие остальных предметов гардероба, я грозно (почти-почти!) проворчала:
- Куда это вы меня притащили? - и вознамерилась подняться с кресла, и без того промокшего при исполнении обязанностей, но первая попытка, а за ней вторая и третья единодушно потерпели поражение. Что за фокусы?!
"Маньяк" неторопливо курсировал взад-вперед по крохотной комнатке, из тех, что всегда тянуло назвать "без особых примет": стол, стул... какие-то стандартные, напрочь лишенные малейших намеков хоть на неяркую, но индивидуальность, как, впрочем, и все, что преследовало лишь одну цель: даешь норму! Над столом абажур... Желтенький, как в комнате, где я провела первые четырнадцать лет своей жизни. От него разливался очень спокойный и уютный свет, ложившийся на стол теплым оранжевым пятном. Но зато стены тонули во мраке по классическим законам ужастиков. Сразу после этой мыслишки мне стало страшновато... Одно дело - читать увлекательную книжку, утонув в любимом кресле или вытянувшись на кровати, или тупо пялиться в телевизор. Там на помощь героям приходят чудеса - другие крутые ребята, ангелы-хранители, или разгулявшиеся стихии... До меня дошло, что тут все по-настоящему, чудеса отменяются и меня с большой вероятностью могут просто прибить... Черт с ней, с комнатой, нужно срочно прояснять обстановку! Откинув мокрые пряди волос со лба (ох и не повезло же моему "маньяку: когда я высохну, прическа получится... Сам виноват, я же не просила прополоскать меня в холодненькой водичке в начале декабря!), устроилась поудобней, уж если седалище питает столь нежную привязанность к креслу, что не может с ним расстаться, и продолжила допрос:
- ОК, местонахождение проехали... А вот какого... (обойдемся без грубостей, пусть сам расшифровывает многоточие в голосе) вам понадобилось? Родители существуют на пособие, сама не работаю (враки, конечно, но пусть будет так), выкупа с нас не возьмешь.
Что, съел? Съел, не поморщившись! Опять вру... Физиономия исказилась преувеличенным презрением к моим умственным способностям.
- Как может один человек сказать сразу столько глупостей?
- Один - не может, - кажется, с чокнутыми лучше не спорить? Вот я и не спорю. - Но у меня расчетверение личности. Перечислить по старшинству?
"Маньяк" раздраженно отмахивается. Не попала... Или наоборот - попала, смотря в каком смысле понимать это слово. Зачем-то лезет в карман. Ну все, можно прощаться с неудавшейся жизнью. Книжные герои такие смелые и дерзкие, а мне жить охота!
- А может, не надо? Не стоит, не надо, не хочу... - истерически забормотало промокшее насквозь существо в кресле.
У "маньяка" такое выражение лица, словно ему посчастливилось получить кота в мешке. Облезлого такого кота, орущего дурным голосом и упоенно размахивающего когтистыми лапами во все стороны. Почетная же роль неприятного сюрприза, судя по всему, целиком на моей совести и сыграна, на горе, безупречно... Он приближается к креслу и нависает над ним разъяренной стеной, пылающей праведным гневом, руки сжимаются в кулаки, а веки беспрестанно дергаются.
- Ты можешь на минутку заткнуться? - оглушительно орет растерявший остатки терпения мужчина, а его кулаки с энтузиазмом молотят немного спертый воздух комнатки.
- Минутку - могу! - это я с перепугу такая хамка, или все трезвомыслящие составляющие расчетверения личности разом подали в отставку? - А зачем...?
- Молчи и слушай, а то будешь потом пятнадцать раз переспрашивать.
- Сойдемся на семи с половиной! - я обаятельнейшим образом улыбнулась, надеясь произвести благоприятное впечатление.
- Молчи! Так вот... - он еще раз прогулялся вокруг стола, соображая, как ему теперь поступить, что сказать и кому пожаловаться. - Насколько я понимаю, у тебя сейчас два заветных желания и одно вытекает из другого.
- Три! А вы что -... джинн? - все ясно, бедняга улизнул из психушки, решил, что встретил сестру по разуму и теперь пытается завязать знакомство. Не разочаровывать же его до прибытия санитарной бригады! Представив себе, что мой несчастный собеседник, вероятнее всего, такой же новый репатриант (или не очень новый), приехал сюда уже взрослым, так как по-русски говорит чисто, не вставляя так раздражающие меня ивритские слова, долго боролся с трудностями, потом свихнулся от этой ненормальной жизни, я внезапно от души пожалела его. Никакой санитарной бригады! Кто знает, что будет со мной, если не удастся вовремя унести отсюда ноги? - Извините...
Мужчина остановился на полпути между столом и стулом, резко уставившись на меня в упор. Так, опять промазала... Терпение у него ангельское - для психа, конечно. Покачался с носков на пятки и обратно, погруженный в созерцание идиотской растерянности, царившей у меня в душе и на физиономии, а потом весело расхохотался. Он смеялся настолько заразительно, как ребенок, абсолютно довольный ничем не омраченной жизнью, что я невольно захихикала.
- Ну ты даешь! - кажется, я ухитрилась доставить ему огромное удовольствие, понятия не имею, чем. - Так вот значит, как меня подрастающее поколение воспринимает. Девочка (сам мальчик! Небось, и этот меня в школьницы записал!), девочка, мы далеко не в твоем Израиле.
Я широко распахнула рот, глаза и уши. Если мы не в Израиле, то где? Неужели он меня в Газу уволок? Догулялась!
- И не в Газе, успокойся. Честнее всего сказать, что мы вообще - нигде.
Утонула! Все-таки утонула, а теперь на своем опыте изучаю загробную жизнь. Недаром у нас была проникновенная лекция на тему всех этих... лампочек в конце тоннеля. А я - исключение, на меня тратить электроэнергию пожалели. Что за редкостное везение?
- Хватит заниматься глупостями. Вот если бы ты сейчас сидела не в этом кресле, а в своем любимом и читала наш с тобой разговор в книге, например, Макса Фрая (бедолаге немедленно достался счастливый оскал встретившей родственную душу фанатки), то уже бы завопила: "Дурочка, он тебя в параллельный мир затащил!" И была бы абсолютно права.
- В па... - запертая в узкие рамки доморощенного скептицизма, я не могла ему просто так взять и поверить. Так не бывает! Одно дело - хором мечтать в моем чате о путевке в Ехо, другое... М-да... - Правда, что ли?
- Правда, правда. Все еще упираешься и не веришь?
- Ага, - я смущенно кивнула, ощущая себя удивительно глупо. Какая-то частичка радостно орала что-то оптимистичное вроде "Ура, сбылось!!!", но среди прочих мыслей царили разброд и опустошенное уныние. - Ведь вы издеваетесь? Неизвестный доброжелатель в подробностях изложил вам мою историю болезни, а вы...
- Опять ерунду говоришь. А я тебе хотел сделку предложить...
- Какую?
- Пока не увижу в твоих глазах хотя бы намек на интерес, разглагольствовать не буду.
- Хорошо, мне уже интересно.
- Ох, и легко же ты врешь! Ладно, слушай. У тебя есть заветная мечта: ты мечтаешь вернуться к Друзьям и вернуть потраченные годы. Верно? Но на этот поступок у тебя не хватает ни денег, ни силы пойти против воли многочисленных родственников. Не перебивай! Да, ты скоро сможешь поехать в гости, но не навсегда, а потом тяжело переживать новое прощание. Ведь есть такое дело? А я предлагаю беспроигрышный вариант, вы соединитесь навсегда, только...
- Что - только? - у меня не только интерес, у меня надежда расцвела в душе неуемным цветом.
- Сначала нужно отработать.
- Нет проблем! Когда, где, сколько? - я даже с кресла чуть не взлетела.
- Пока не знаю, - мужчина пожал плечами. - Иди, переоденься во что-нибудь сухое, а я попробую тебя пристроить.
- А что вы с этого будете иметь? - наученная горьким опытом израильской жизни, подозрительно спросила я.
- Там посмотрим, - он опять неуверенно пожал плечами.
- Посмотрим - значит, посмотрим. Но знаете, что? Я с этого кресла встать не могу. Оно меня не отпускает, - пришлось честно признаться в своем поражении в первом же раунде борьбы с упрямой мебелью.
- Раньше не могла, а теперь - сможешь. Да уберешься ты из комнаты, наконец?
Так удачно свалившегося на голову благодетеля, каким бы маньяком он поначалу не казался, лучше не злить. Поэтому я подхватилась с кресла и нырнула в соседнюю комнату, пока он не передумал мне помогать. Комната произвела на меня настолько сильное впечатление, что я бы согласилась в ней поселиться без особых размышлений, зовущихся рассудительными людьми "принятием обдуманного решения". Все в ней очаровывало с первого взгляда... Высокая кровать, манившая прыгнуть на нее и незамедлительно отрубиться в предвкушении сладчайших снов (но вот гору подушек можно выкинуть, они вечно мешают), старинный шкаф, на темном дереве которого лежали отблески бледного дня, притаившегося между тяжелыми шторами. Азартно распахнув шторы темно-вишневого цвета, я обнаружила, что за окном то ли недавно рассвело, то ли день клонится к вечеру. Прошел дождь, по листьям дубов стекали крупные капли, срывавшиеся в зеркала многочисленных луж. Из-за туч вынырнул луч солнца (все-таки - закат!), на миг вспыхнул на мокрых листьях и траве, задел краем деревянную раму окна и угас... Хотя мне и так было холодно, но, скинув промокшие кроссовки, я вскарабкалась на подоконник и распахнула форточку, дав возможность ароматному воздуху ворваться в комнату. Вот это да! Хотелось бы мне тут остаться хотя бы на ночь. Вспомнив, что меня сюда отправили не на экскурсию, а с вполне конкретной и оправданной целью - переодеться, я подошла к шкафу и попыталась его открыть. Трогательное сходство с нашей собственной мебелью, оставшейся дома: дверца открылась с ужасным скрипом, да еще и с четвертой попытки. Убедившись, что остаться вообще без сухой одежды исключено, а какой она окажется - вопрос десятый, с наслаждением содрала мокрые джинсы, носки и рубашку, шлепнувшиеся на ковер довольно жалкой грудой. Потом выкопала из глубин шкафа некое подобие банного халата, хотя и поросячьего розового цвета, укуталась в него и исполнила вполне самостоятельно крохотное желанье, чтобы не утруждать моего "джинна" - плюхнулась на кровать. Забравшись с ногами поближе к стенке, я обняла подушку... Мир стал уютным и теплым, радужные перспективы встречи с друзьями как дела решенного кружили голову.
Интересно, а кем мне придется работать? Специального образования нет, два года, проведенные на медицинском факультете в нежных объятиях со скелетами и жарких спорах по поводу супнаборов, извлеченных из ведра с формалином и разложенных на прозекторском столе, тут, вероятно, не считаются. Что предлагают в таких случаях? Уборщица, официантка... Хотя официантка вряд ли - я же не знаю, как тут у них принято еду подавать, столы сервировать, посетителям ухмыляться. Что еще? Вообще-то, смешная ситуация получается - если обычно клиенты ходят толпами по бюро трудоустройства под красивыми вывесками и замашками интеллигентных вампиров (особенно, если учесть, какую часть от нашей зарплаты они получают), то меня такое "бюро трудоустройства" нашло само, да еще и в другом мире! Потом заявились непрошенными гостями те самые мыслишки, что портили мне жизнь не только недавно на берегу коварного Средиземного моря, но и вот уже полгода с завидной регулярностью. "...в следующий раз, если выясню, что мне крупно повезло, заору дурным голосом и помчусь обратно, наученная горьким опытом". А сейчас? Крупно мне повезло или не очень? Правда, мчаться обратно некуда, да и любопытство уже не позволит. Память, для пущего усиления растерянности, услужливо подкинула такой же дождливый денек несколько лет назад, только дело происходило у меня дома. Я сидела на кровати (собственной!) и зашивала для друга потрепанный зонтик. По закону подлости иголка чаще втыкалась в пальцы, чем в ткань зонтика, оторвавшуюся от спиц, и провоцировала меня на создание многоэтажных ругательств, достойных выступить на конкурсе настоящих небоскребов. Друг рассеянно скользил пальцами по клавишам пишущей машинки и рассказывал что-то невероятно интересное, словно помогая иголке покушаться на мои пальцы. Но запомнить мне удалось не такой уж длинный кусок разговора. Взрыв ругательств, шипение от боли и попытка немедленно превратиться в вурдалака. Моя кровь, никому не дам.
- А знаешь, Вик... Вик!
- Угу...
- Может статься, что после смерти каждый из нас попадет в свой собственный параллельный мир. Или один на двоих, если интересы сильно общие.
Ага, слышали, проходили. Каждому грешнику - по персональной сковородке! Поджарим супружеские пары вместе!
- В свой собственный? Ну, ты скажешь тоже... Хотя звучит замечательно! А если интересов несколько?
- Тогда, наверное, путешествовать будешь между мирами. Почем я знаю? Скончаемся, потом проверим.
Сейчас давний разговор снова всплыл, не давая покоя. Нет, за мертвую я не прокачу ни при каких условиях. Было холодно - а потом согрелась. Сижу вот, как на вокзале в ожидании приключений. Убаюканная, как не странно, отсутствием выбора и путей к отступлению, я зарылась физиономией в подушку и уснула. Выяснилось, что спать на уютной кроватке рекомендуется людям с крепкими нервами. Всем остальным остается порекомендовать не приближаться к заманчивому ложу ближе, чем на пушечный выстрел. Под веками сгустилась гостеприимная темнота, тепло окутывало продрогшее тело, носоглотку больше не скребли мириады разгневанных кошек...
- Ну, вставай! - потребовал грубый мужской голос.
- Пошел на фиг! - парировала я, не открывая глаз. Поспать не дают!
В ответ меня схватили за плечи и поставили на ноги. Глаза пришлось открыть волей-неволей, а то вдруг под ногами обнаружится какая-нибудь пропасть. Нет, не пропасть, обычные плохо оструганные доски. А где моя комната? На ногах мокрые джинсы и кроссовки, к телу прилипла рубашка... Да что здесь творится? Стряхнув с плеча чужую руку, я резко развернулась и столкнулась нос к носу с ее обладателем: рослым мужиком в грязной одежде неопределенного покроя. Очень вовремя, чтобы помешать ему сдернуть с моей шеи единственное украшение, подарок на день рождения, загадочно красивый камень, перечеркнутый знаком молнии.
- Куда лапы протянул? - я упрятала молнию под рубашку, от греха подальше. За спиной нарастал волнами шум, напомнивший мне главный базар, притягивающий к себе толпы людей по выходным дням, Дордой. Неужели я уже дома? Изумленно оглядываюсь. Жуткое зрелище: огромная толпа, штук... нет, все-таки человек, хотя их так много... короче, не менее тысячи зевак всех сортов! Толпа ревела, выкрикивая что-то весьма неразборчивое, окружающий пейзаж ни мало не напоминал знакомые места, наоборот, нечто неуловимое в нем отталкивало своей чуждостью. Небо над головой, невнятно белесое, словно развесившее для просушки самые потрепанные облака, ответа на все вопросы не давало. Мужик за спиной снова напомнил о своем обременительном существовании. Он толкнул меня на колени (ничего себе, манеры тут у них), и тут я узрела топор... Не такой, маленький и приличный, каким рубят у нас дровишки, и даже не такой, что годится для разделки мяса... Настоящий топор, да еще и с гладко отполированным лезвием. Так это они на меня покушаются? Ну ни черта себе, подработка! Не чувствуя за собой ни грамма вины, зато питая отвращение к смертной казни, в особенности столь варварским способом, я стремительно вскочила на ноги и увернулась от мужика, оказавшегося натуральным палачом, будто самовольно покинувшим страницы средневекового рыцарского романа.
- Руки прочь от советской власти! Ну, чего уставился?
- На колени, самозванка! - загремел палач пропитым и прокуренным басом.
- Ведьма! - выделился из толпы пронзительный вопль. Вот уж с точностью до наоборот!
- Э-эй, без оскорблений! Вообще-то, я имею право знать, чего вы все так ополчились на бедную гостью из параллельного мира? - что за день такой везучий? Не маньяки, так палачи!
- На колени!
- Размечтался, косолапый! - огрызалась я уже машинально, разыскивая пути к отступлению. Помост, или эшафот, как кому угодно, а мне лишь бы подальше, окружали плотно сомкнутые ряды стражи, равнодушно пялившиеся на отвратительное зрелище. Влипла! Палач поднял топор, обстоятельно разглядел его, проверил пальцем лезвие. Выразительно плюнув в адрес хороших манер и правил поведения в общественных местах, я разогналась, шлепнулась на нижнюю голову и, между ногами растерянной стражи соскользнула с эшафота в толпу, спасаясь от несвоевременной казни за неизвестное преступление. Приземление было выполнено из рук вон плохо, кто-то, не успевший убрать ноги (не орать же, как на базаре: "Дорогу! Ноги, ноги! Дорогу! Холодные напитки! "Ак-Суу", пиво, лимонад!" - даже самой смешно стало), пронзительно завопил:
- Сгинь, нечистая сила!
- От такого же слышу!
В ту же секунду я услышала тонкий пронзительный свист рассекаемого воздуха, успела оглянуться, чтобы увидеть нависающий над головой меч стражника, заорать благим матом... и все!
Глава вторая.
Трудоустраиваюсь.
Вылетев из уютной кровати сумасшедшей пулей, я шлепнулась на мягкий ворс ковра и попыталась перевести дух. Да... вот так подарок новым клиентам бюро трудоустройства! Чтоб вас всех... Собственного говоря, к реалистичным кошмарам нам не привыкать, начитаюсь на ночь творений своих одержимых вдохновением соотечественников, а потом хоть самостоятельно садись, да пиши триллер. Беда в том, что относительно работы мои кошмары имеют пренеприятное обыкновение сбываться. Например, после того, как я, работая в ресторане умученной официанткой, несколько раз подряд пронаблюдала во сне, как роняю поднос с тарелками на голову очередного посетителя, это, в конце-концов, произошло, хотя голову великодушно подменили собой колени... Иначе - страшно подумать! А к чему сейчас вместо нормальных снов мне подсунули эту чепуху? Обычный кошмарик, чтоб жизнь раем не казалась, или... Или пророчество бесславного конца еще не начавшейся рабочей карьеры? Повернуть назад, что ли, пока не поздно? Нет, поздно, поздно, ни один кошмар не может мне помешать увидеть Друзей, тогда зачем произносить на каждом шагу громкие слова о Дружбе? Так, засунь истерику себе... ну, скажем, в потайной карман, оторви зад от пола, на котором, конечно, жуть как удобно, но чувство собственного достоинства безмерно страдает, умойся, оденься, что там еще проделывают цивилизованные люди... И сними с шеи молнию, не дразни судьбу. Я уже потянулась развязать кожаный шнурок с болтавшимся на нем злополучным камнем, но вдруг подало голос устрашенное было открывающимися перспективами, теперь ожившее упрямство. Спустить флаг перед гипотетическим неприятелем из-за одного дурацкого сна?! Не дождутся! Я решительно встала с пола, но тут дверь распахнулась, и на пороге нарисовался мой работодатель. Его лицо немного осунулось, словно все это время он без устали боролся с местными бюрократами. Кто знает, может так оно и было? Взъерошив рукой волосы, мужчина оценивающим взглядом скользнул по моему халату, потом спросил, слегка нахмурившись:
- Спала?
Чувствовалось, что утвердительный ответ на вопрос приведет к тому, что сон станет вещим.
- Ну... относительно... В общем... что-то в этом роде! Думала.
- Ага. Госпожа мыслительница, будьте столь любезны подробно описать свои сновидения! - потребовал он.
Ситуация не запахла, покамест, жареным, но вот обыском с личным досмотром всех тайн от нее уже потянуло.
- Не помню. Никогда не имела привычки запоминать лишнее, хоть бы нужное в голове помещалось! - жизнерадостно ухмыльнулась я.
Он пожал плечами, его взгляд оставлял неприятное ощущение, что мои мысли видно насквозь, а уловки стоит незамедлительно выбросить в мусорку, толку от них ни на грош.
- Нам нужно поесть перед отъездом. Тебе нашлась работа.
- Какая?
- Уборщицей.
Началось! Даже в параллельном мире, если верить стоящему рядом типу, набор предложений для неквалифицированных рабочих отличается удручающей банальностью. Конечно, вряд ли новость вроде кормления прирученных драконов, вызвала бы у меня тяжелый приступ трудового энтузиазма, но, по крайней мере, я бы почувствовала разницу!
- А где? - интересуюсь тоном обреченной на пожизненную пытку смертельной скукой.
- Там видно будет. Что, ты уже против?
- Нет, - нежданная мысль, что, работая скромной уборщицей, я основательно снижаю шансы попасть в приснившуюся ситуацию, с каждым мигом нравилась мне все больше и больше. Никогда не знаешь, где тебе повезет!
- Так ты завтракать будешь? - продолжал мужчина, отслеживая мои перепады настроения с пугающей точностью.
- Завтракать? Да я еще не ужинала! - возмутилась я. Столько еды, небось, припрятали! Завтрак-то однозначно меньше ужина!
- Ужин вы пропустили за "размышлениями", госпожа философ, - невозмутимо заявил работодатель. - Так что потрудитесь облачиться в более приличествующую одежду и вернуться к столу самое позднее через пять минут.
Дверь за ним захлопнулась, а рот - не сразу. Дисциплина - армейская! Отковыряв дверь шкафа и обломав об нее жалкие ногти, не успевшие отрасти после предыдущего сражения с крышкой банки из-под кофе, я замерла в растерянности, занявшей намного больше пяти минут. Одно дело - вытащить первый попавшийся халат и напялить, чтобы согреться, другое - одеться на собеседование при приеме на работу, если учесть, что от захваченных с собой из дома вещей остались лишь мокрые пятна на ковре - кому-то она сильно не понравилась. Слабо представляя, что тут могут носить, я остановила выбор на штанах, - всегда удобно, и пусть кто-нибудь вякнет что-нибудь против! - просторной рубашке, достаточно уютной, чтобы можно было спрятать руки в рукава, или затянуть пояс, чтобы свежий ветер не пробрался, куда не следует, и местном аналоге спортивных тапочек, легком и удобно сидящем на ноге. Другие качества, в частности, непромокаемость, пока служили тайной за семью печатями. После разберемся! В комнате, на мое несчастье, обнаружилось старинное зеркало, потемневшее от времени, но отражавшее достаточно хорошо дикую прическу в стиле "взрыв на макаронной фабрике" и подчеркивающее, что одежда с чужого плеча. Не привыкать, конечно, но можно было бы выглядеть поприличней! Я подошла к зеркалу, прикидывая, как бы исправить положение, а мне на встречу двинулось собственное отражение, чем-то неуловимо отличавшееся. Вику в зеркале и Викой-то назвать было сложно, как минимум - Викторией. Даже одеты мы с ней были по разному, не так, как положено уважающим себя оригиналу и отражению. Если я доковыляла до зеркала, спотыкаясь о длинные штанины, то ее походку можно было смело назвать царственной, а с плеч, казалось, спадала незримая королевская мантия. И это несмотря на то, что в действительности одеяние моего двойника составляли те самые промокшие джинсы, рубашка и кроссовки, в которых я пару часов назад прибыла сюда! Меня тут же потянуло прояснить ситуацию с обнаглевшим отражением и ничего лучшего, чем протянуть к нему лапы, я не нашла. Она наотрез отказалась повторить незамысловатое движение, презрительно отпихнув мои руки! Потом оглянулась назад, ни с того ни сего расплылась в приветливой улыбке и попросила:
- Не снимай подарок, ОК?
- ОК, - ошеломленно согласилась я.
За спиной снова хлопнула дверь. Отражение исчезло вообще! Ни моей перекошенной изумлением физиономии, ни царственного двойника! Отскочив от зеркала, я повернулась к вошедшему мужчине.
- Это твои пять минут? - проворчал он.
-Ну...
- Даже женские пять минут - это пятнадцать! Сколько времени надо тебе? - разозлился мой собеседник, размахивая руками, как поймавший чересчур большую рыбку рыболов, пытающийся одновременно показать ее длину, ширину, толщину, высоту, жирность, вес и процент правды в наглой лжи.
- Ну... - нечленораздельный ответ на риторический вопрос доводит оппонента до белого каления, проверено огромным опытом.
Мужчина начал бы брызгать слюной, оправдывая замечательное выражение "Нет слов, одни слюни да эмоции", но пресловутое хорошее воспитание, на совесть вбитое в него еще в детстве, посоветовало ограничиться банальным бытовым рукоприкладством. Проследив полет ботинка по плавной траектории, проходящей утешительно близко к потолку, я, в профилактических целях, обиделась.
- Могу себе представить, что лишь единицы рабочих доживают до встречи с нанимателем! Разве не так?
Свершилось чудо! Объяснить его, как всякое чудо, вполне возможно, хотя любое объяснение будет кокетливо уклоняться от истины на 180 градусов, но факт: он успокоился.
- Завтракать будешь?
- Буду!
Уроки жизни, полученные от лучших Друзей, не прошли даром: отказ от бесплатного завтрака тянул на преступление при отягчающих совестью обстоятельствах. А если сосредоточиться на ароматном какао и сдобных булочках, игнорируя тишину, превращавшую комнату в склеп, то к бесплатности добавлялось качество - сочетание, обычно существующее только в теории. Уткнувшись в чашку, я исподтишка разглядывала сидящего напротив мужчину и гадала, почему мы до сих пор не познакомились. Знать бы хоть имя, а то продадут в рабство не пойми где, а я не буду знать, против кого иск подавать. Он пил что-то темное из потрескавшегося бокала, постукивая по столу длинными ногтями, оформленными под когти, ведущие свой род из малобюджетного ужастика. Мой упрямый взгляд заставлял его ерзать на стуле, хотя ответить на него "маньяк", "джинн", благодетель или как там его, не решался. Оставил без внимания выбранную для собеседования с нанимателем одежду, ушел в себя... Грустил или размышлял? Или до сих пор лелеял планы мести за нарушение дисциплины? На пляже, да и позже, читал мысли как открытую книгу с метровым шрифтом для школьников. Кончилось прозрение? А может, получил выговор за протаскивание нелегальных рабочих через границу между Мирами? Я попыталась сосредоточиться, откопать еще не уничтоженные малоинтеллектуальной жизнью типичной неудачницы в чужой стране остатки мозгов и заставить их поработать. Самое интересное, что составить психологический портрет сидящего напротив мужчины хотя бы из догадок, оказалось делом за гранью возможного! Описать его я могла бы одним словом: неопределенность. Неопределенные цвета, непонятная одежда... Будь в моей чашке вместо какао что-то покрепче, я бы поклялась, что за время завтрака его рубашка поменялась минимум два раза, а потом с чистой совестью приписала этот бред затуманенному алкоголем рассудку.
Признавшись себе в сделанном открытии, определившись с диагнозом и выразив про себя надежды, что у них образцовые психушки, я присвоила себе полномочия нарушить тишину:
- Может, познакомимся? А то, как я вас порекомендую своим знакомым?
- Говорил уже, что ты легко врешь и болтаешь глупости? - отозвался мужчина, впервые отпарировав мой взгляд.
- Про глупости - помню, про вранье - нет, - созналась я.
- Ты наслушалась диких историй в том Мире и льстишь себе мыслью, что достойна продажи в рабство.
Ого! Ничего себе, почести на старости лет!
- Опять ерунду думаешь. Успокойся, ты всегда сможешь меня найти, если вздумаешь прервать работу и вернуться домой. Но тогда попадешь именно обратно, а не к друзьям. Ясно?
Терпеть не могу условия такого рода. Чересчур смахивают на бесплатную эксплуатацию. Не успеешь отработать нужный срок, как начинаешь понимать, что если немедленно не бросишь все - скончаешься, содеешь с ума или влипнешь в крупные неприятности. М-да...
- Решайся! Да или нет? - резко потребовал ответа мужчина.
- Вы же читаете мысли, - я нахально прищурилась. - Вот и скажите сами!
Он поднялся из-за стола, заставив мой пульс стремительно скакнуть за пределы 120 ударов в минуту.
- Пойдем.
- А вещи?
- У тебя были с собой вещи?
- Да как сказать... кроме одежды - ничего. А вы в курсе, что живому человеку нужна зубная щетка, дезодорант и куча других ухищрений, делающих наше общение с себе подобными хоть немного терпимым?
- Ванная - налево. Там найдешь все, что тебе надо. У меня такие гости - каждый вечер. Конечно, столь длинные языки встречались раньше не часто, это сейчас ваши русские цитаты из Макса Фрая наизусть шпарят в подходящих и неподходящих местах.
Усмехнувшись его возмущенной речи, я свернула в ванную, где дала волю низменным инстинктам, набивая походный мешок недоступной раньше роскошью от дорогих фирм. У них там целый шкаф был набит шампунями, бальзамами, мылом, зубными щетками, дезодорантами... Я даже откопала пену для ванны с головокружительным банановым ароматом! Вознеся к небесам жаркую молитву во славу самообслуживания, я произвела грабеж на законных основаниях, обеспечив себе, любимой, сбычу мечт по полной программе! Опасливо покрутилась перед зеркалом, но мой двойник (язык не поворачивается назвать это самостоятельное существо отражением!) не показывался. То ли она испугалась и решила, что хватит с нее и одного раза, то ли... Не все ли равно! Но иногда, дорогуша, ты (или она?) умеешь выглядеть как человек. Рюкзак потяжелел, зато его содержимое внушало уверенность в светлом будущем и с трогательной заботливостью цепляло мне на нос розовые очки. Покинув ванную, я расплылась в благодарной улыбке и прочувствованно сказала:
- Спасибо! - ожидая неизбежной головомойки за загребущие руки.
- Не за что... Встречаются же такие скромницы. Другие по полшкафа в рюкзак сметают.
- А... а я исправлюсь!
- Поздно. Кстати, я - Альгвен. Пошли уж!
Я поставила рюкзак на стол, поправила лямки и проскользнула в них. На удивление, невзрачная конструкция из жесткой ткани удобно устроилась на спине, побуждая выпрямиться, как положено существу прямоходящему. Мой спутник уже вышел в коридор, пришлось прибавить шаг, чтобы его догнать. Мы шагали рядом, запертые темнотой уходящих далеко вперед стен. Это ж какой должен быть дом с такими коридорами! Молчание, потеснившееся было за завтраком, вернулось на свое место, растекаясь вокруг нас облаком непроницаемой тишины, почти физически мешавшей двигаться вперед и просто дышать. Я быстро запыхалась, попыталась припомнить, было ли в Декларации Прав Человека право на спасительную болтовню, потерпела неудачу (трудно вспомнить то, чего никогда не знала, хотя, в бытность студенткой, я проделывала этот фокус не хуже остальных!), но снова атаковала сгустившуюся тишь:
- Я - Вика, Тори или Виктория. Целых три имени!
- "И это только официальных! А как еще можно назвать имена, которые торжественно вручают родители в честь бабушек, дедушек, теть, дядь, великих людей и героев дурацких мыльных опер? Гораздо приятней пользоваться теми, которыми за особые заслуги награждают Друзья или, далеко зайдя в самомнении, цепляешь себе самостоятельно.", - невозмутимо процитировал он.
Мой сайт! Как... каким образом он его знает???
- Да, это твой сайт. Неужели ты думаешь, что сюда на работу попадает кто попало?
Я пожала плечами, задумавшись обо всех тех, кто остался там, в том Мире. Милая компания, собирающаяся по вечерам, у меня в чате, скорее всего, не распадется, ребята ухитрились так здорово подружиться. Несколько вечеров они будут упрямо интересоваться, куда делась Теххи, а потом привыкнут. Мой друг возьмет на себя почетное руководство веселым трактирчиком в Интернете, благо, пароль он получил заранее. Родственники... заявят в полицию, но поиски не принесут результата. Будут сходить с ума Друзья, слушая сводки о терактах, творящихся в качестве аккомпанемента к мирному процессу... Черт!
- Успокойся. Кто сказал, что вы с Миром существуете в одном времени? Если ты бросишь работу, то вернешься домой с пляжа, на закате, продрогшая до костей и голодная. Если же нет... Думаю, что тогда ты разберешься!
Самая радостная новость за последние сутки! Меня потянуло немедленно броситься спутнику на шею!!!
Все эти треволнения, сомнения и надежда, пафосные заявления и щенячий восторг помешали мне заметить момент, когда коридор сменился невиданной красоты туннелем, заставившим меня передвигаться исключительно с открытым ртом. Свет рассекал потолок огненными полосами и лезвиями холодного огня отражался на полу у нас под ногами! Туннель стремился вдаль стрелой пламени. Наши шаги приобрели странную гулкость, отражаясь от стен и потолка туннеля, эхо голосов металось испуганной птицей высоко над нами. Мои выбранные с расчетом на известную бесшумность (вдруг придется удирать быстро и тихо!) тапочки увлеченно исполняли роль подков, или просто очень серьезных туфель на метровых каблучищах. Разговор не клеился, а потом и вовсе замер, перестав вяло трепыхаться. Место, что ли, заколдованное? Или Альгвен относится к людям, напрочь отшибающим мою болтливость. Первый раз сия редкая разновидность рода человеческого обнаружилась на встрече одноклассников через год после окончания каторги, упрямо именуемой школой. Я-то все сделала, чтобы как можно меньше терзать свою творческую натуру издевательскими методами преподавания, чему поспособствовало наличие у здания школы более одного выхода. Зато одноклассницы честно тянули весь воз на себе, перемалывая гранит науки и закрывая глаза на то, что, под видом истинных знаний, в них пытаются впихнуть разную ерунду. О чем нам было разговаривать? "Когда мы готовились к тому страшному тесту..." - "Это когда я от завуча по всей школе кругами бегала?"
А теперь и первый встреченный мной в параллельном Мире человек как в рот воды набрал. Физиономия Альгвена с полным ртом воды четко нарисовалась на фоне световых полос туннеля, меня тут же потянуло закатить смеховую истерику со всеми вытекающими последствиями слезами, стонами "Ой, не могу!", избиением подвернувшихся под руку предметов обстановки и недоумевающих глаз единственного свидетеля. С трудом переборов это дикое желание, я замурлыкала себе под нос:
Путь в никуда - я зову, а мне в ответ ни слова,
Путь в никуда...
- Почему все, у кого напрочь отсутствует голос, стремятся испытывать действие своих жалких попыток петь на живых людях? - проворчал Альгвен, неодобрительно покосившись в мою сторону.
Я тут же заткнулась, потом оскорблено ответила:
- Потому, что мертвецы повторно помирать отказываются! - проглоти и это, великий ценитель музыки.
Молчание, предательски воспользовавшись взаимными обидами, снова воцарилось в сияющем туннеле. Выход замаячил впереди утешительно голубым пятном, без ярких полос света и прочих излишеств, порядком потрепавших мне нервы. Красиво, кто бы спорил, но всего должно быть в меру. После преодоления половины расстояния, отделявшего нас от выхода, голубое пятно оказалось осколком чистого синего неба, непередаваемо восхитительного оттенка! Несмотря на приближение выхода, никакого движения воздуха в туннеле не чувствовалось, и я подумала, что там стеклянная дверь. Шаги невольно ускорились, небо приковывало к себе взгляд, манило ощущением свободы... Исчезнут стены, пронесется свежий ветер... Из туннеля я не вышла, а практически вылетела, приземлившись на зеленую траву, покрытую росой. Красота какая!!! И воздух, и тысячи запахов! И пушистые облака! Лес, словно мы уже пришли домой, и сейчас между деревьями появятся лошади... Дубы и березы, туи, покрытые голубоватыми шишечками, высоченные сосны с прямыми стволами... И ни одной растрепанной пальмы! Хотелось кружиться на месте и кричать от избытка чувств, убежать к речке или в деревню, напиться вволю парного молока.
- Я уже дома?
- А ты разве уже закончила работу? - иронически усмехнулся Альгвен. - Мне кажется, что еще и не начинала. А то, что место тебе понравилось - тем лучше, легче будет работать в окрестностях. Зато в туннеле ты проявила себя не с лучшей стороны.
- Что я сказала? - возмутилась я, уступая соблазну припасть на траву, зарываясь пальцами в ее росистую прохладу.
- Дело не в твоей скверной привычке говорить гадости на право и налево с поводом и без оного. С такой клаустрофобией нужно сидеть дома.
- У меня эта самая клаустрофобия только в Иерусалиме и в Тель-Авиве. Сейчас все было ОК!
- Не знаю, наблюдать за тобой в человеческом муравейнике, довольно затруднительно, можешь мне поверить. Ты выдаешь бури эмоций по пустяковым поводам.
- Не было там пустяковых поводов! Я туда гулять не ездила!
- Будем спорить дотемна или займемся делом? - Альгвен поморщился, будто выпил залпом вместо стакана воды стакан уксуса.
- Займемся делом. Только...
- Хватит! Я уже понял, что ты всегда готова оспаривать любые слова. Вставай, уже недалеко осталось.
- Ага... По сравнению с пройденными километрами и километрами трудного пути, - со злости съязвила я, поднимаясь с травы.
- Не вижу ничего смешного. У нас действительно километры пути позади. Оглянись.
Послушно разворачиваюсь. Понятия не имею, что я рассчитывала там увидеть, но туннеля не было! Вообще не было ничего, кроме пушистых лап ели, ласково цепляющихся за мою рубашку. Осторожно погладив мягкие темно-зеленые иголочки, я заставила себя проглотить, не запивая, выражение нечеловеческого изумления, убрать подальше дикие вопли ошарашенного человека, и жить дальше, примиряясь с чудесным поворотом судьбы. Альгвен одобрительно усмехнулся, проследив за внутренними разборками с оглушенным развитием событий разумом. В конце-концов, а чего ты хотела? Чудес? Так ныряй в них с головой, не выстреливая пулеметных очередей бесполезных вопросов. Глубоко вдохнув чистый воздух с легким хвойным ароматом, я нырнула... То есть, вскочила с травы, подобрала рюкзак, откинула со лба упрямую челку, прорывающуюся к глазам.
- Пошли?
Путь через лес послужил в качестве награды за туннель. Не то, чтобы под сводом пламени я чувствовала себя чересчур неуютно, но когда над головой раскачиваются зеленые ветви, в которых на все голоса перекликаются птицы, начинаешь сомневаться в наличии трезвого рассудка у рванувшего в города человечества. Мягко сыпались вниз иголки или опускался прямо в ладонь чуть тронутый золотом осени лист... После испепеляющего жара пустыни, после жестокого солнца, превращающего безжизненные скалы в противни для выпечки случайно забредших туда путников, после коварной растительности, прячущей под яркими цветами без запаха изогнутые кинжалы шипов, после зарослей откровенно ощетинившихся колючками сорняков на пустырях, лес дарил мне возможность дышать полной грудью и не прятать глаза за темными очками, без опаски гладить родные и привычные листья, не обливаться потом и не хвататься на каждом шагу за бутылку с водой. Листья пружинили под ногами, наполняя мышцы силой, а меня - весенним настроением! Еще в детстве я привыкла, что каждому времени года соответствуют запахи, звуки и, конечно, настроение... Например, осенью кажется, что высокое, пронзительно светлое небо тихонько звенит... Зимой всегда пахнет заранее, это ни с чем не спутаешь, меня недавно в середине июля на раскаленной солнцем мостовой настиг ностальгический запах зимы, а народ долго удивлялся, почему я и в помещении не сняла темных очков, не желая открывать глаза. Весенним настроением можно назвать совершенно необычный подъем духа, бодрость, готовность лететь, бежать и плыть, влипать в приключения и дышать полной грудью, бороться за что-то и против кого-то, противоречить, спорить, доказывать, ставить на своем, просто куролесить от избытка энергии, причем необязательно весной. Хотя чаще всего "на подвиги тянет" в весенние сумерки...
Вот и сейчас меня с неудержимой силой подхватило вихрем спутанных весенних чувств. Уже подзабытый в череде проблем, в лабиринте бесконечных стен равнодушия, непонимания, нежелания, отчуждения, но сразу же разобравшийся, с какой стороны браться за дело, мятежный дух вернулся ко мне некогда привычной сумятицей. Обошлось без торжественной встречи, старые Друзья обменялись одним взглядом, одним прикосновением, телепатическим проблеском, не знаю, как это назвать... Мы стали одним, весьма опасным целым. С чего это вдруг? Словно мой зеркальный двойник явился с непрошенной подмогой...
Нужно постараться скрыть весьма своевременные перемены от чертовски проницательного Альгвена, иначе его непредсказуемые выводы погубят все в зародыше.
- Туда, где ты будешь жить и работать, а вернее - работать и жить, неужели непонятно? - неодобрительный тон Альгвена будил блудный дух противоречия.
Выглянув у него из-под руки (поглощенная переменами, я слегка отстала), обнаруживаю небольшой такой домик, из разряда "избушка лесника" или какая-нибудь хижина... Стены домика, к счастью, пока еще соблюдали в отношениях с земной твердью прямой угол. Особой чистотой он не блистал, но и унылой запущенности нелюбимого или временного жилья, тоже не наблюдалось. Крылечко, окна без занавесок, под крышей - вместительный чердак, словно лишняя комната. Подозреваю, что мои будущие апартаменты расположатся там, главное, чтобы комары по ночам тренировочные полеты над головой не проводили. Домик чем-то смахивал на моего знакомца из детства, беленького, чистенького, ослепительно весело сиявшего по утрам, когда мы садились завтракать. А потом хозяева перекрасили его в дохленький бледно-бледно зеленый цвет, и это был первый раз, когда меня не устроило применение любимого зеленого цвета. Больше домик по утрам не сиял, из ритуала завтрака вместе с ним ушла не особо важная, но любимая часть. "Избушка лесника" казалась перекрашенным домиком. Заметив, что Альгвен отвлекся, стучась в дверь, я не удержалась от мелкого хулиганства и отковырнула ногтем известку. Так и есть, под бледной немочью обнаружилась жизнерадостная белизна. Сговорились они, что ли, удовольствие людям портить? Дверь Альгвену открыл старик с длинной растрепанной бородой, которая когда-то, наверное, была черной, а теперь казалась неравномерно перекрашенной в серую. Старичок отнюдь не производил впечатления новосела в доме престарелых, скорее уж его стоило отнести к тем мудрецам, что сыплют советами направо и налево, одновременно жалуясь на многочисленные (процентов на 90 выдуманные хвори), а потом ухитряются пережить всех собеседников! Хозяин дома перекинулся с Альгвеном парой слов, потом повернулся ко мне, прожигая маленькими глазками насквозь.
- Входи.
Дух противоречия заскулил и спрятался под лавку, подавленный ледяной встречей. Все, этот жизни не даст... Никаких выходных, никаких случайных свободных вечеров, будет проверять каждую незамеченную пылинку, жалобы на зрение тоже не помогут! Моментом скиснув от его взгляда, я вошла внутрь, предоставив им с Альгвеном обсудить подробности моей неожиданной каторги. Вошла - и упала на скамейку возле самой двери, давя на корню зарождающую панику, затыкая разоравшийся диким голосом разум, что нам тут делать нечего. Прекрати, успокойся, подумай, что самое худшее у тебя уже позади, хуже того, через что ты прошла в Израиле, не будет. Эти злодеи сплетничали обо мне совсем близко, отделенные толстыми досками, а я сидела в полумраке комнаты, не осмеливаясь даже осмотреться и чувствуя только странный специфический запах. Может быть, я не подошла грозному старику, и он убеждает Альгвена убрать малявку (я-то прекрасно знаю, что при первой встрече меня все поголовно записывают в школьницы) с его священной территории? Ой, хоть бы и так! К тому времени, когда заговорщики вспомнили о моем существовании, я успела вдоволь напрактиковаться в самовнушении и даже достигнуть определенных успехов на этом поприще, растравив душу надеждами, вырвавшимися из-под контроля зацикленного на насущной проблеме выживания рассудка.
- Так... э-э..., - начал Альгвен, вошедший первым, и замолчал.
Забыл, как меня зовут, очень мило.
- Вика, - осторожно подсказала я после паузы.
- Да слышал я уже, что ты Вика! Слушай меня. Ты остаешься работать уборщицей у Угангерда. Он - местный лекарь, будешь полы мыть, да и пробирки тоже, тебе не привыкать, авось, подучишься чему-нибудь.
- Ага, - только теперь я позволила себе оглядеться.
Подучусь... Практика у дедка, кажется, доживает последние деньки. Сквозь окошко нормального размера пробивалось удивительно мало света, теряясь среди уставивших стол пробирок самых алхимических очертаний. Видимо, отчаявшись дождаться хотя бы одного пациента, старый лекарь искал философский камень или эликсир молодости, или что-то в том же духе, проводя в бесплодных опытах дни и ночи, растянутые в века тишины бессонницей старческие ночи. Мне стало его жалко, но не настолько, чтобы избавиться от предубеждений против работы здесь. Будет ли считаться нарушением контракта, если я сейчас возмущусь? А, пусть попробуют мне помешать! Я открыла рот, но помешала себе собственноручно, взглянув в глаза далеких Друзей, готовых ради меня, неблагодарной, на все...
Старик закашлялся, потом сообщил Альгвену уже нормальным языком, чтобы и я могла понять:
- Смешная девочка! Ей уже меня жалко стало, а? - с внезапно прорезавшимся озорством в голосе.
- Девочка смешная, но Вы с ней построже, Излечивающий... Есть на ее счет предчувствия нехорошие, говорил же Вам.
Вот тебе и раз! У него тут предчувствия, а я про них узнаю последняя.
- Успокойся, Альгвен, с твоими работниками не бывает проблем, - уверено возразил Угангерд.
- Да сбудется! Нет, Излечивающий, я уважаю Ваш опыт, но... построже, - снова попросил мой работодатель.
- Иди, - прервал пререкания старик, аккуратно выставив Альгвена за дверь, а потом плотно закрыв ее, отсекая тянущийся за ушедшим туманно-серый хвост тревоги. - Познакомимся, девочка?
Я улыбнулась, стараясь расположить к себе нового хозяина.
- Вика.
- Твое имя - не самое главное, что ты можешь сообщить при знакомстве. Хотя и имя ко многому обязывает, тут уж как устроишься, - старик уселся на лавку рядом, слишком близко, заставив меня порывисто отодвинуться. - Девочка, не все же люди настолько безнадежны, - взгляд его крохотных глазок соскользнул с моего лица куда-то ниже.
Хотелось бы знать, что он там потерял! Я застегнула пуговицу у воротника, однако внимание Угангерда привлекла не глубина выреза, а злополучная молния, которую давно следовало снять, если бы не совет отражения. Равнодушно и чуточку презрительно пожав плечами в ответ на мой жест, старик поднялся с лавки и начал торопливый инструктаж:
- Жить станешь на чердаке, я дам, все, что нужно. Каждый день утром уборка, потом мелкие поручения, за водой к речке сходишь, она внизу, в овраге. Готовить буду сам, знаем мы вас, молодых, да ранних. Твоя предшественница вообще отраву приготовила, сказала, что "гамбургер" называется, - я тихонько хихикнула, представляя продвинутую девчонку из нашего мира, поклонницу или работницу "Макдоналдса"... - И нечего ухмыляться, набиваете живот неизвестно чем, да еще и других травите, - буркнул старик. - Работать начнешь завтра, сегодня устроишься на чердаке, разберешь вещи. Можешь погулять, только не заходи слишком далеко, я не мальчик, чтобы за тобой по лесу бегать. Вечером спустишься к ужину. И - самое главное! - ничего не трогай, не засовывай никуда любопытный нос, ясно?
- Куда уж яснее, - покорно согласилась я, шагая за Угангердом к лестнице ведущей на чердак, благодаря которой домик казался двухэтажным.
Глава третья.
Будни и куча выговоров.
Утром по моей очаровательной привычке восставать ото сна около 10-ти утра (после работы над сайтом до часу, до двух ночи) был нанесен сокрушительный удар. Зарывшись под одеяло от лучей утреннего солнца, бесцеремонно путешествовавших по нему, я, разумеется, во сне, собиралась с разгону бултыхнуться в мутноватую воду холодного озера, как вдруг... Я почувствовала себя мокро и неуютно, ведь озеро пришло само по себе прямо в постель! Точнее - не озеро, а так, легкий душ. Но мне его было достаточно, чтобы взлететь с кровати, завывая страшные проклятия, величие которых несколько умаляло неумеренное употребление нецензурной лексики. Краткое содержание произнесенной речи сводилось к выразительному описанию того, что я сейчас сделаю с шутником, который прямо сейчас может заказывать себе гроб.
На удивление, кроме меня, в комнате не было ни единой живой души... А мокрый ковшик, извлеченный из ведра с водой валялся на полу у моих ног.
- Ну, только попадись мне! - яростно погрозила я кулаком в сторону двери.
Дверь, конечно, промолчала. Возмущенно вытираясь, я соображала, кому пришла в голову настолько плоская шутка, отпустившая длиннющую бороду, но всегда невероятно эффективная.
Врагов нажить я в этом мире еще не успела, приобрести друзей - тоже. Да и вообще была знакома только с Альгвеном и Угангердом. Размышляя таким образом, я пыталась напялить выданную вчера униформу - темно-синее платье до полу. Передвигаться в нем было ужасно неудобно, а уж работать - даже не представляю! Когда я вчера вечером увидела это безобразие, то не сумела скрыть разочарования, и моя рожа жутко вытянулась. Угангерд в ответ назидательно произнес: "Девушка должна выглядеть девушкой, а не пугалом огородным!". Утешил... Кое-как умывшись и собрав волосы, я гордо отвергла все заигрывания солнечных зайчиков и вышла из комнаты в самом взрывоопасном расположении духа, пусть только этот шутник мне попадется! Осторожно, чтобы не завершить жизнь бесславным полетом, я спускалась по скрипучей деревянной лестнице, пока не узрела сидящего у своего рабочего стола Угангерда. Старик что-то смешивал в пробирках, неразборчиво ворча себе под нос. Как ни тихо я старалась ступать, он услышал и развернулся ко мне с таким выражением лица, что я отпрянула, отчаянно жалея, что не успела составить завещание.
- Ты приехала сюда спать или работать? - прорычал старый лекарь, поднимаясь со стула.
- Работать, - с достоинством сообщила я, одной рукой пытаясь поправить подол платья, на котором стояла.
- Тогда почему ты спишь полдня? - продолжал скандалить Угангерд, и тут мне стало ясно, кто автор неудачной утренней шутки.
- Видите ли, мое прибытие сюда прошло в страшной спешке и без будильника, - подол, наконец-то, выдернулся, хотя успел издать при этом подозрительный треск.
- "Без будильника"! - раздраженно передразнил старик. - А солнце у тебя на что?
Ой, до чего неприятно начинать работу сразу со склок! Он же, небось, встает через час после того, как ложится и мается от зависти ко мне, несчастной, мирно дрыхнущей в постели. Теперь будет попрекать до самого конца... Наверное, умнее всего было бы промолчать, но...
- Так солнце еще увидеть надо, а я же сплю!
Голос Угангерда стал резче и пронзительней, он вознамерился поставить точку в затянувшемся разговоре.
- В следующий раз, если ты опять не встанешь на рассвете, душ в постель повторится. И так будет до тех пор, пока не научишься просыпаться как взрослый, ответственный, рабочий человек. Лентяйка!
- Неправда!
- Прекрати перечить старшим. Иначе твоя работа сегодня же и закончится. Метла в углу... Наведешь порядок, сходишь за водой. Потом обед. Или сначала обед - потом сходишь за водой. Дальше видно будет.
Ах, не будь ты старшим! Или хотя бы не таким стариком... Я сердито схватила метлу, тщетно лелея несбыточные планы мести. Все бросить и уйти, куда глаза глядят... или дальше! Не имея возможности исполнить сиюминутный каприз, я попыталась покончить с уборкой как можно быстрее и ушиться на речку, за водой. Там посижу на природе, успокою нервы, зашью порванное платье, пока новая провинность не выплыла наружу. От спешки и недостатка опыта в обращении с этим образчиком антиквариата, метла вырывалась из рук, грозя всему стеклянному и бьющемуся неминуемой гибелью. Старик снова уединился за столом, продолжая ворчать разные гадости на мой счет, которые я, во имя сохранения если не мира, то хотя бы временного прекращения огня, пропускала мимо ушей. За те два часа, что я подметала и драила полы в комнате, он обратился ко мне всего один раз с непередаваемым ехидством в голосе:
- Очень неудобно, что у меня шкафы без ножек прямо на полу стоят, верно?
- Вы же так привыкли мусор под шкаф заметать у себя дома, а у меня не выйдет! - с удовлетворенным вздохом пояснил Угангерд.
Мысли он, кажется, в отличие от Альгвена, не читал, иначе не избежать бы нам второго витка скандала, поскольку крыла я его про себя на чем свет стоит. Вот уж противный дедок попался! Ничего, после обеда он подобреет, я успокоюсь. Глядишь - и помиримся, жертв поменьше будет.
Однако мои надежды успели заразиться ехидством Угангерда и издевательски превратились в несбывшиеся. Может, старый лекарь за обедом и подобрел, но я вынужденная с закрытыми от ужаса глазами под его чутким надзором пропихивать в себя нечто, отвечающее средневековым представлениям о правильном питании, с каждой минутой все больше закипала. За едой мой хозяин решил, что приличия требуют поддержать подобие разговора. Увы, ему пришло в голову, что для ничего не значащей болтовни вполне сгодятся настойчивые расспросы о моей прежней жизни. Хуже тему он не смог бы подобрать даже после целой ночи сочинения подходящей пытки. Еще слишком больно говорить с незнакомым человеком о покинутых Друзьях и слишком противно говорить о жизни без них. Раздраженная его настойчивостью, я многозначительно пинала жалобно скрипящий стол, пока старик не проявил чуточку сочувствия. Да не ко мне, а к столу. Он поднялся и объявил:
- Сейчас пойдешь за водой на речку, потом можешь немного отдохнуть... можешь отдохнуть на речке, ладно, я все равно знаю, что быстро ты оттуда не вернешься. Потом тебе нужно будет протереть от пыли книги в библиотеке... Ужин... и свободна. Хочешь - спи, не хочешь - занимайся чем угодно. Утром ты в любом случае должна встать на рассвете.
Перед уходом на речку я ухитрилась спрятать в огромном, литров на 20, ведре несколько крупных картошин, бумажку с завернутой в нее солью и коробок спичек. "Правильное питание" меня не устраивало и вместо чувства сытости приносило отвращение и тошноту. Паааакость какая... Мои опасения, связанные с ориентацией на совершенно незнакомой местности, старик развеял сообщением, что, если я справлюсь с задачей идти прямо, никуда не сворачивая, то уткнусь прямо в овраг, где и протекает речка.
Вырвавшись на свободу, я поначалу летела через лес к овражку, словно меня кто-то преследовал. И только когда домик Угангерда скрылся за деревьями, я облегченно вздохнула, остановилась, отшвырнула гремящее ведро и сдернула дурацкий белый воротничок, запихнув его в карман. Хотя и без него мне казалось, что злосчастная униформа ни грамма мне не идет. Не встретить бы никого, испугаются ведь бедные люди.
В осеннем лесу царила та особенная красота, на которую отзываешься вольно или невольно. Опадающие листья кружились в золотисто-рыжем хороводе, подхваченные порывами ветра. Я не была здесь летом, но чувствовала, что между стройными стволами стало просторней, чувствовала печальную и радостную торжественность зеленого храма, омытого прохладным воздухом. Видневшееся небо казалось далеким и по-осеннему светлым. Трудно было противиться манящему хороводу листьев, бьющихся над головой, осыпающихся на землю и громко шуршащих под ногами. Во всем лесу царила тишина и ощущение гулкой и легкой пустоты, такой же светлой, как небо. Меня не видела ни одна живая душа, сюда не проникал ни один нескромный взгляд, чтобы помешать мне быть самой собой, кружиться с ворохом желтых листьев и подбрасывать их в воздух, загребать ногами, наслаждаясь шорохом, просто сидеть на земле с бесконечно счастливой физиономией...
Даже до речки я шла поразительно долго, если учесть, что обычно хожу гораздо быстрее всех спутников. Оглядываясь по сторонам и приветствуя оживляющих сладкую грусть осеннего леса птиц, я заметила вышеупомянутый овраг только когда поскользнулась на влажной почве, взмахнула ведром и скатилась вниз, попав в темную холодную воду обеими ногами. Не совсем то, к чему привыкла для купания, ну да ладно! Памятуя об официальном разрешении проболтаться тут несколько дольше положенного и сверх того еще немного по неофициальному разрешению от самой себя, я избавилась от мокрых носков, умылась, выбрала место посуше и развела костер, чтобы испечь картошку. От свежего воздуха чувство голода перешло всякую меру и заявляло о себе очень уж бесцеремонно. Ожидая, пока картошка испечется, я сидела на широком потемневшем от времени пне на берегу оврага и пыталась приманить странных крупных стрекоз, носившихся над темной, но удивительно прозрачной водой. Мир замер, он весь превратился в осенний лес, в маленькую речку со стрекозами, в ветер, гуляющий меж стволов деревьев, прогоняя птиц на места зимовки, оставляя в покинутом лесу лишь тишину и светлую печаль... Меня никто не подгонял, не торопил... Как бы хотелось разделить эти минуты у костра с Друзьями, я натерпелась быть одной в равнодушной толпе. Всюду стены, стены, стены... И даже сейчас - одна. Осень предлагала поплакать вместе, сгущая дождевые тучи. Я почти приняла ее предложение, но тут испеклась картошка, и предвкушение нормального обеда и, по совместительству, ужина, изничтожило грустные мысли. А уж после, зашивая дырку на подоле и исполняя во весь голос любимые песни, решила завязать с дурной привычкой впадать в депрессию по любому поводу.
Вернулась я с речки даже позднее, чем сама планировала. С трудом дотащила ведро до дома, чувствуя, как с каждым шагом удлиняются руки и предстала перед Угангердом в самом потрепанном виде: в мокрых туфлях и носках, с черными пятнами сажи на физиономии, с букетом ярких листьев в руке, в пропахшем дымом платье... Воротничок, благодаря вполне разумным предосторожностям, остался белым, но, так как он валялся в кармане, то по нему вполне можно было изучать извилины и борозды мозга. И в ту минуту, готова поклясться, он смотрел вовсе не на воротничок, ни на пятна сажи, ни на полупустое ведро... Он смотрел на мою светящуюся от счастья физиономию и тихонько улыбался, одними уголками губ. Без всякого напряжения забрав у меня ведро, он произнес, с той же улыбкой в голосе:
- Умойся и спускайся к ужину.
Не более аппетитный, чем давешний обед, ужин после прогулки показался мне верхом кулинарного совершенства. Угангерд внимательно наблюдал за мной, потом снова полез в светскую беседу.
- Так чем ты там занималась? Я не имею в виду - в лесу, и так понятно, что носилась, как с цепи сорвавшаяся, обсыпала себя листьями, пекла картошку, дразнила ядовитых стрекоз и, кроме всех этих глупостей, чуть не утонула в речке. Я говорю про твою жизнь в том мире, - подождав минут пять, пока я пребывала в банальнейшем столбняке по поводу его доскональной осведомленности и прикидывала, насколько безопасно у него в доме просто переодеваться, Угангерд снова повторил - Так чем ты занималась в том мире?
- Два года медицину учила... Потом - переехала, - с трудом родила ответ я.
- Два года? Мало. Если ты мне понравишься, то и я попробую тебя чему-нибудь обучить.
На этот раз контролировать выражение лица не понадобилось, я не смогла однозначно, определиться, пасть ли мне на колени, задыхаясь от благодарности или отмахнуться, потому, как "современная медицина ушла далеко вперед" и т. д. и т. п. Наконец, мне пришло в голову достаточно дипломатичное решение: я многозначительно поблагодарила старика за его ко мне расположение и проглотила конец запутанной и высокопарной фразы.
Остаток вечера я провела в уединении в библиотеке, стирая пыль с корешков старинных, с золотым тиснением на обложках, книг, тихонько мурлыкая себе под нос выученные наизусть песни, или просто глядя, как завороженная в окно на противоположной стене, за которым сгущалась ночь. Моя вторая ночь у Угангерда. Сколько их еще впереди прежде, чем я заслужу свое счастье? Заставив себя забыть про страх высоты, я вскарабкалась на лестницу стремянку к верхним полкам, чтобы не так бросаться в глаза, и думала, вспоминала... Сны и мечты хуже наркотиков, они слишком легко доступны, они окрыляют, наполняя все твое существо призрачной радостью зыбких миражей. Ты отдаешься им всем существом, радуешься и печалишься, но ты живешь этой жизнью, ни на минуту не сомневаясь, что - вот оно, сбылось! Со мной! Ты протягиваешь руки Друзьям, живущим сейчас за тысячи километров от тебя, и они оказываются рядом... Глядя в темнеющее небо через высокое окно, я ничего не видела, кроме родных лиц... Не раз, не два, а как в кино, при повторении неудачно отснятого эпизода, я сотни раз звонила в зеленые ворота или врывалась без стука, ехала через полгорода в раскаленном троллейбусе или полном автобусе, дарила подарки и принимала, плакала, дорвавшись до спасительной жилетки...
- Вика! - резкий голос старого лекаря вдребезги разбил мой хрупкий мираж, возвращая меня в реальный мир, слишком беспомощную, оглушенную мечтами и оттого вдвойне беззащитную. С трудом отведя взгляд от окна, я обнаружила, что Угангерд застал меня в самый неподходящий момент: гоняющую балду вместо работы, да еще и зареванную. Терпеть не могу показывать чувства при чужих. Надеясь, что старик плохо видит, я быстренько использовала воротник в качестве платка и отозвалась.
- Я здесь.
- Сам вижу, что ты здесь. Если ты будешь работать такими темпами, то я настоятельно попрошу Альгвена отправить тебя обратно, чтобы больше никому не досталось такое наказание.
Спрыгнув вниз, я шагнула к нему, сжав кулаки от ярости.
- Скажите, отправьте! Воспользуйтесь своей властью! Что вам до разлученных Друзей, что вам до их отчаяния? Я не сомневаюсь, что вы на это способны! - я, конечно, не права, сама отлынивала от работы, но лучшая защита - это нападение.
Старик, видимо, уже встречал и более красноречивых обвинителей, чем я.
- Способен. И прекрати повышать голос на старших, девчонка! - он тоже разозлился, даже покраснел.
- Не прекращу! Не имеете права угрожать самым страшным! - не в силах противостоять взвинченным нервам, а трясти меня начало еще наверху, я постыдно разревелась.
На удивление после этой дерзости лекарь не уничтожил меня на месте, он лишь вытянул руку в направлении двери:
- Выйди. Можешь идти к себе и там реветь хоть до утра. Утром поговорим.
Не найдясь, чем бы ему таким ответить, я вылетела из библиотеки, поднялась к себе на чердак и бросилась на кровать, вымещая ярость на ни в чем неповинном матрасе. Да так и уснула в одежде.
Утром свершилось новое чудо: я проснулась вполне самостоятельно. А значит, по всему законам природы, это могло произойти не раньше девяти часов утра, следовательно, солнце не только встало, но и проделало по небу внушительный путь. Обещанный же холодный душ на рассвете загадочным образом миновал мою постель: когда, путаясь в складках измятого за ночь платья, я вскочила, то вчерашний ковшик валялся на полу в луже воды. Теряясь в догадках, что помешало сердитому хозяину повторить злодеяние, я умылась, облилась водой, чтобы отогнать остатки сна, расчесалась, и осторожно спустилась вниз, ожидая расплаты за вечерний скандал.
Старик хлопотал на кухне. Отвлекшись от кастрюльки, он поднял голову и... улыбнулся.
- А грозна ты спросонок, сестрица! - лукаво подмигнул Угангерд.
- Я? Спросонок? - Ничего не понимаю... Пришла пора добровольно сдаваться в психушку.
- Посмотри на левую руку, - посоветовал он, ставя на стол блюдо с аппетитными булочками.
Лапа как лапа... А это что? Где я успела заработать такую ссадину, словно посвятила весь день уличным дракам? И почему на левой руке?
- Досталось сегодня с утречка моему ковшику. А ты даже один глаз приоткрыть не соизволила, - продолжал улыбаться Угангерд. - Ну, думаю, раз сумела отстоять свое право спать, сколько влезет - пусть спит. И ругались мы не просто так, от нечего делать. Характер твой проверял. Я берусь тебя учить, наказание моей старости!