Тегюль Мари : другие произведения.

Под знаменем фараона

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фантастические приключения, которые начинаются в 50-х годах ХХ века в Тбилиси, а затем продолжаются в середине XIХ века в Каире и во времена фараона Тутмоса Первого (XVI век до Рождества Христова)в древнем Египте.


ПОД ЗНАМЕНЕМ ФАРАОНА

Девочка с лотосом []

   Девочка с лотосом
  
   Руся

  
   - Русудан!- раздался повелительный зов. - Время не ждет!
   Этот возглас дедушки призывал Русю либо к занятиям музыкой или английским, либо к походу к учительнице музыки, почтенной даме, дедушкиной ровеснице. Дедушка был меломан и англоман, отсюда и те требования, которые он предъявлял своей любимой единственной внучке - в английском, которым он сам с ней занимался, она преуспела, чего, увы, нельзя было сказать о музыке. Пока Руся была маленькой, дедушка неизменно провожал ее на уроки, церемонно целовал ручку Кетеван Владимировне, Кетти, пожилой даме, которую все, кроме дедушки, звали Кэто, вручал ей свою внучку, затем отправлялся на прогулку и являлся за Русей точно по прошествии часа. Время прогулки с учетом остановок для разговоров со знакомыми и маршрут были строго определены. Не было случая, чтобы дедушка опоздал. Его высокая статная фигура, примечательные усы "а ля генерал Брусилов", под командованием которого он воевал в русско-турецкую кампанию, были хорошо знакомы всем в Сололаки.
   Дедушкины длинные рассказы во время прогулок с Русей в Ботаническом саду пестрили словами: "пажеский корпус", "15 драгунский тверской полк, который стоял в урочище Царские колодцы, Сигнахского уезда Тифлисской губернии", "дуэль между князем Чавчавадзе и бароном Розеном", "мы с князем Тархан-Моурави были секундантами на дуэли, которая закончилась печально, и нам пришлось отсидеть два месяца на гауптвахте", "начальником кавалерии был назначен генерал-майор князь Чавчавадзе, а начальниками дивизий свиты его величества генерал-майор Шереметьев, генерал-майор Лорис-Меликов, и генерал-майор Амилахвари". Руся в это время наблюдала за действиями какого-нибудь богомола или греющейся на камешке ящерицы и пропускала мимо ушей дедушкины рассказы, о чем потом очень горько сожалела.
   Дом, куда водили Русю на уроки музыки, был весьма примечательным. Сюда знаменитый тифлисский учитель пения Дмитрий Андреевич Усатов привел молодого Шаляпина, здесь бывал ректор тифлисской консерватории Михаил Михайлович Ипполитов-Иванов и многие другие музыкальные знаменитости.
   Старенькая Кетеван Владимировна, она же тетя Кэто, она же Кетти, прижав руки к ветхим кружевам на груди патетически восклицала: "Эти стены слышали Шаляпина!"
   Руся обводила тоскливым взором изрядно потемневшие от времени обои, тумбу с граммофоном, который всегда потрясал ее воображение своей внушительной рифленной медной трубой, похожей на волшебный, но несколько жутковатый цветок, огромный буфет орехового дерева, многочисленные фотографии с надписями в рамках на стенах и наконец, останавливалась на грудах нот и клавиров на крышке старенького рояля. Кетеван Владимировна вздыхала и говорила:
   - Ну, продолжим.
   Руся согласно кивала и снова начинала барабанить по клавишам. Ну, не давалась ей музыка и все. Наконец, раздавалось треньканье дверного колокольчика, всегда одинаковое, и появлялся дедушка, пристально вглядывавшийся в Кэтти в надежде, что вдруг, каким-то чудом у его Русудан именно сегодня прорезался талант пианистки. Кетти прятала глаза, дедушка вздыхал, глядя, как спешно его внучка собирает ноты в черную кожаную папку с тисненной лирой, бормочет что-то вместо слов прощания и пулей вылетает на улицу.
   Все это длилось вплоть до восьмого класса, когда музыкальные уроки были прекращены. Но теперь Руся уже бегала в этот дом к своей подружке и однокласснице Ванде, и он раскрылся перед нею совсем с другой стороны.
   До шестого класса Руся училась в третьей женской школе, где благовоспитанные девицы ходили в темно-синих платьях с белыми кружевными воротничками и черных передниках. Теперь в школе ценилось все, что было гонимо не так уж давно, в поколении их мам. Русина мама, чье школьное детство прошло во времена "военного коммунизма", отказывалась понимать все эти образовательные фокусы, введенные волею Иосифа Виссарионовича. И если девочки выглядели нарядно в своих форменных платьях и передниках, то мальчики, обряженные в брюки и кители со стоячими воротниками из грубого серого сукна, которые немилосердно натирали шею, подпоясанные ремнями с пряжками и фуражками на круглых стриженых головах с оттопыренными ушами, выглядели нелепыми и смешными. Им еще полагались форменные шинели. Все это обмундирование стоило не дешево, шинели покупались "на вырост" и бедные мальчишки путались в их длинных полах.
   А бабушка вспоминала свое гимназическое прошлое, переживая вместе с внучкой школьные события. Уже со второго класса девицы, только научившись писать, обзавелись маленькими изящными альбомчиками, которые продавались в магазине канцелярских товаров на Дворцовой. Там же можно было купить небольшие листы, на которых были вытеснены цветы - розы, букетики незабудок, анютины глазки, все согласно "флирту цветов". С обратной стороны листы были покрыты клеем, цветы легко выдавливались из листа, их надо было немного намочить и клеить.Девицы обменивались альбомами, в которые писали друг другу стихи, сопровождая их каким-нибудь цветочком. К этому, естественно, были привлечены все бабушки. Русина бабушка вытащила свой гимназический альбом, откуда и черпалось вдохновение. На первой странице альбома корявым почерком второклашки шли позаимствованные из бабушкиного альбома стихи:
  
   Пишите, милые подружки,
   Пишите, милые друзья,
   Пишите все, что вы хотите,
   Все будет мило для меня.
   Руся.
  
   Стихи были, конечно, "ужасно прекрасными". Например,
  
   Сижу под дубом вековым,
   Пишу пером я золотым,
   Перо скрипит, бумага рвется,
   Моя любовь к тебе несется.
  
   И клеилась аляповатая роза.
  
   Или:
  
   Ангел летел над покровом,
   А Руся в то время спала,
   Ангел сказал ей три слова -
   Руся, голубка моя!
  
   Тут полагался букетик незабудок.
  
   Особым шиком считалось устроить "секретик" - загнуть угол листа и там мелко-мелко написать: "Люби меня, как я тебя, и будем верные друзья".
   Но были и ляпсусы. Не у всех в классе были бабушки с гимназическим образованием. Тихий восторг Русиной мамы вызвала такая страница альбома:
   На память Русе.
  
   Я красненький цветочек,
   Я юный пионер,
   Я Сталина сыночек,
   Защитник СССР.
  
   От Лиды Пахлевановой
   4 января 1950 года
  
   И следующая за ней страничка, написанная бледной и печальной девочкой Эльзой:
   На память Русе
  
   Жасмин хорошенький цветочек,
   Он пахнет очень хорошо,
   Панюхай миленький дружочек,
   Ах, как пахнет хорошо!
  
   От Эльзы Абрамовой
   23 февраля 1950 года
  
   - И именно "панюхай"! - в восторге восклицала мама, взирающей на нее с недоумением и ничего не понимающей Русе. - Какая прелесть!
   Когда Руся перешла в шестой класс, грянули новые перемены - девочкам и мальчикам теперь предписывалось учиться вместе - Иосифа Виссарионовича не стало, новые времена - новые веяния в образовании. И вместо того, чтобы бежать мимо третьей мужской школы, располагавшейся в бывшей Манташевской торговой школе, в свою гордую готическими изысками третью женскую, в самый конец Бебутовской, то есть Энгельса, Руся оказалась в 43-ей школе, бывшей третьей мужской, и теперь в одном классе с Вандой. Той самой Вандой, у бабушки которой Руся брала уроки музыки. Раньше они учились в одной школе, но в параллельных классах, а теперь сели вместе, шли в школу и возвращались вместе, и непрерывно бегали друг к дружке, благо жили неподалеку друг от друга - Руся в самом верхнем доме на Коджорской, а Ванда на Вознесенской.
   Теперь уже мама умилялась и вспоминала свои школьные годы в той же 43-ей.Она вытащила большую фотографию на паспарту и рассказывала Русе о своих одноклассниках. Это был выпуск седьмого класса 1930 года.
   - А вот это, - сказала мама, тыча в скуластую девицу в сиротском пестром жакете и полотняных спортивных тапочках, - персидская принцесса, Фарханда Бадалбекова. В общем-то она была дочкой персидского консула, а может и принцессой. Она тут в самых модных тряпках того времени. Потом ее увезли в Персию, то бишь в Иран, и она вышла замуж за кого-то из родственников шаха Пехлеви. Тех, кто спихнул Каджаров. А принц Каджар живет в Сололаках. Кетеван его хорошо знает, у него жена музыкантша.
   Ну, Русе принцессы и принцы, даже имеющие отношение к Сололакам, были не очень интересны, она как раз собиралась к Ванде, которая сказала ей заговорщицки, что мама и бабушка уходят на два часа и дом остается в ее распоряжении.
   - Есть еще дядя, - сказала она,- но он в своей мансарде и вниз не спускается. Тащи свою тетрадку, будем танцевать "Джон Грея".
   Да, на смену альбомчикам с ангелочками пришли толстые столистовые тетради в которых теперь записывались лихие стихи - "Джон Грей", "В нашу гавань заходили корабли", "В Кейптаунском порту". Мама умолила Русю показывать ей эту тетрадь во избежание появления там стихов Гумилева, однозначно запрещенного, и очень нежелательного Киплинга.
   - Наизусть можешь знать сколько угодно, - твердо сказала она, - но писать в тетрадку не надо.
   Ванда уселась за рояль и взяла несколько залихватских аккордов фокстрота. Руся подхватила диванную подушку и гостиная превратилась в таверну кейптаунского порта.
  
   Когда пришла заря
В далекие моря
Отправился французский теплоход.
Но не вернулись в порт,
И не взошли на борт
Четырнадцать французских моряков.
Не быть им в плаваньи,
Не видеть гавани,
Их клеши новые залила кровь,
   Йяхуу!!!
  
   Осторожное покашливание прервало этот загул. Руся резко обернулась и увидела стоящего в дверях молодого человека, изумленно взирающего на всю эту мумбу-румбу и еще бог знает что.
   Ванда чуть не свалилась с круглого табурета, но, махнув Русе рукой, стала энергично жестикулировать. Молодой человек внимательно вглядывался в вандины жесты, засмеялся, кивнул головой и исчез также незаметно, как появился.
   - Кто это?- шепотом спросила Руся.
   -Это мой дядя, он живет в мансарде,- нахмурившись и как-то нехотя отвечала Ванда.
   - А он что, глухой?
   - Да, понимаешь, он был контужен. Они окончили 43-ю школу, несколько друзей, и ушли на фронт. В 44-ом году. И Радя, а у него был абсолютный слух и дивный голос, он хотел стать оперным певцом. Через два месяца они попали под бомбежку, все погибли, и только Радя остался жив, но после контузии почти потерял слух. Если очень громко говорить или кричать, он слышит. Послушай, давай пойдем, погуляем.
   Девочки вышли из дому и побрели к скверу, которым кончалась Вознесенская.Они любили там сидеть в глубине сквера, под плакучей ивой, на бревне возле речки, которая текла здесь по широкому руслу, выложенному каменными плитами. Речка была мелкой и летом тут мыли ковры. Вот и сейчас несколько ярко одетых женщин, курдянок или айсорок, стояли в деревянных шлепанцах, кошах, которые обычно надевают в бане, в речке, на разложенных для мытья коврах. Ковры были мокрыми и от этого краски на них стали ярче, чем обычно. Коричневато-серые стволы старых лип и акаций, зелень листвы, тихое журчание речки, гортанные переговоры женщин создавали какое-то особое настроение.
   Одна из женщин, подняв голову от ковра, который она намыливала желтым куском хозяйственного мыла, помахала Русе. Это была йезидка Айме, жена знаменитого сололакского дворника Гасана, а знаменит он был тем, что женился на необыкновенной красавице, беженке Айме. Айме вначале не знала никакого языка, кроме своего родного курманджи, но уже через год болтала на всех тифлисских языках. Ее звали помогать по хозяйству во многие дома, она часто приходила и домой к Русе. Русин дедушка называл ее "несравненная Айме", а молодой артист Грибоедовского театра Павел Луспекаев, встречая Айме на углу своей Гановской и Бебутовской, восклицал, прижимая руку к сердцу: " Вай ме, Айме!", что в вольном переводе означало: " Горе мне, Айме! Ты сводишь меня с ума, Айме!". Айме в ответ смеялась, махала на него рукой и кричала дразнилку: "Сохи глух!". Это означает по-армянски "луковая голова". Луспекаев был белобрысым и у него были какие-то армянские корни. Помахав Айме в ответ, Руся притихла и стала слушать рассказ Ванды о ее дяде.
   - Он был такой талантливый, - рассказывала Ванда, - все говорили, что у него большое будущее. А те, кто говорил, знали, о чем говорят. Кто только из оперных людей не перебывал в нашем доме! Радю, совсем маленьким, повели в оперу на "Аиду". И он просто заболел этой оперой. Его же настоящее имя Вахтанг, а он велел себя называть не иначе, как Радамесом, откуда и Радя. Он знал наизусть всю партию Радамеса. Мне было три года, когда он кончил школу. И все мальчики из его класса сразу же ушли на фронт. А через несколько месяцев всех их семьям пришли похоронки. И нам тоже. Кетеван чуть не умерла от горя. Но через неделю после похоронки нам сообщили, что Радя жив, что он контужен и лежит в госпитале в Краснодаре. Мама тут же собралась и поехала за ним. Кетеван очень боялась за нее. Но мама вернулась и привезла домой Радю, живого, но глухого после контузии. С тех пор он почти не выходит из дому, не хочет говорить.У него лежит грифельная доска и с ним приходится переписываться. Но он занят, целыми днями он делает кукол...
   Айме, поглядывавшая на них, вдруг вылезла из речки.
   - Ты пачиму плачишь? - спросила она Русю.
   - Я не плачу, - ответила ей удивленно Руся.
   - Нет,- покачала головой Айме, - ты внутри плачишь, и она тоже,- и она указала на Ванду.- Не надо плачить. Все хорошо будет.
   Она нагнулась к Русе и выдернула у нее из косы несколько волосков.
   - Ой, больно,- вскричала Руся, - ты что?
   -Падажды, - махнула на нее Айме. Она быстро сплела из волос колечко и надела его Русе на безымянный палец левой руки. - Семь ден носи, а потом сожги. Огонь все сделает. Так надо.
   И эта огнепоклонница, оставив девочек в изумлении, отправилась снова в речку к коврам.
   Руся совсем забыла о колечке, когда ровно через семь дней раздался звонок дверного колокольчика. Мама была на работе, а бабушке нездоровилось, она лежала у себя, дедушка состоял при ней, как он выражался, "находился в дозоре", подавал питье, читал вслух, рассказывал много раз слышанные бабушкой истории. К двери побежала Руся и открыв ее, остолбенела. На пороге стояла Айме. Но как она выглядела! На ногах у Айме были изящные лакированные туфли-лодочки и белоснежные чулки. Потом шли бесконечные шелковые фартуки в мелкую складочку, обшитые внизу атласными лентами.Эти фартуки, надетые спереди, сзади и с боков, составляли фантастическую юбку. Они были так тщательно подобраны по цвету, от нежно-розового до багрового, что при каждом движении Айме казалось, что она объята языками пламени. Узкий коричневый бархатный жакет дополняли ожерелья из сердолика, мелкого граната, коралла, среди которых мерцало несколько старинных золотых монет. На голове был накручен небольшой тюрбан из шали шитого шелка с длинной бахромой, которая ниспадала на плечи и спину. Картину дополняла персидская шаль на плечах у Айме и атласный мешочек у нее в руках, унизанных серебряными перстнями и тонкими позвякивающими браслетами.
   Пока Руся дивилась, глядя на Айме, та молча вошла в квартиру, поманила Русю за собой, прошла в гостиную, отодвинула штору на окне, достала из мешочка, который принесла с собой, плоское серебряное блюдечко, насыпала в него какой-то трухи, похожей на коричневые опилки, вынула увеличительное стекло из того же мешочка, и замерла, поймав солнце и направив солнечный луч на маленькую горку, которую она соорудила на блюдечке. Через минуту труха задымилась, распространяя по комнате тонкий аромат, а затем вспыхнула.
   - Дай руку!- повелительно сказала Айме, сверкнув глазами. Руся безропотно протянула руку, Айме сдернула волосяное колечко и бросила его в огонь. Колечко вспыхнуло и через несколько секунд на блюдце лежала только маленькая кучка золы и на ней колечко из пепла.
   Айме сосредоточенно разглядывала золу и пепел. Постепенно ее нахмуренное лицо прояснялось, на нем появилась улыбка, она подняла на Русю счастливые глаза и пояснила:
   - Небесный огонь принесет тебе счастье.
   С этими словами она подошла и высыпала золу в камин, тщательно перемешала и шепотом сказала:
   - Вечером зажги. Все уйдет туда, откуда пришло - на небо.
   В это время у них за спиной раздался голос дедушки:
   - Несравненная Айме! Как ты во время пришла! А я уж хотел идти за тобой! А то Мусенька слегла, а мы с Русей не справляемся.Ой, что это ты такая праздничная?
   - Давай, что надо купить, - деловито сказала Айме,- пойду куплю, переоденусь, а потом приготовлю.
   Айме ушла, позвякивая браслетами, Руся поплелась в свою комнату делать уроки, дедушка вернулся к бабушке. Руся смотрела в окно и обдумывала странное поведение Айме. Потом она не выдержала и крикнув, что идет на полчаса к Ванде, а то у нее не получается задача, умчалась на Вознесенскую.
   Там, забравшись с ногами на тахту у Ванды в комнате, девочки долго шептались, обсуждая странное происшествие. Потом, спохватившись, что дедушка будет беспокоиться, Руся побежала домой.
   - Да, - провожая Русю, сказала Ванда, - Радя делает куклу и ему нужны волосы, одна прядка. Не подаришь?
   - Давай ножницы, - сказала Руся и отмахнула впопыхах изрядную прядь из своей густой косы.
   - Какая красота! - воскликнула Ванда, держа прядь в руках и поворачивая ее на солнце, ворвавшемся в комнату, когда, уходя, Руся открыла дверь на улицу, - смотри, как твои волосы искрятся, просто волшебство какое-то!
   - Не говори мне о волшебстве!- крикнула, убегая, Руся. - С меня Айме хватит!
   Прошло почти три месяца, пролетело лето, Руся и Ванда, загоревшие и повзрослевшие, превратившиеся в очаровательных девушек, встретились, полные летних впечатлений и новых знакомств. Руся лето провела в геологической партии у отца, Ванда у знакомых на даче в Коджори. Но стоило им встретиться как тот мир, который они создали вдвоем для себя, вновь полностью захватил их.
   Стояла прекрасная осенняя погода. Как всегда в Тифлисе ранней осенью небо было густо синим, особенно к вечеру. Листва на деревьях едва только начала желтеть и краснеть. Руся сидела у Ванды. Было как-то непривычно тихо, не было слышно никакого домашнего шуршания. Оказалось, что все, и даже Радя, ушли к какой-то пожилой родственнице, которая приехала из Москвы и очень хотела всех видеть, и особенно Радю.
   - Слушай, - тихо и таинственно сказала Ванда, - дома никого и, как это редко бывает, даже Ради. Пойдем, я покажу тебе его мастерскую и кукол. Ты помнишь, как ты отхватила прядь волос для Ради? Так вот, он сделал замечательную, необыкновенную куклу. Пошли, поднимемся в мансарду.
   Девочки поднялись по деревянной лестнице со скрипучими ступеньками наверх, в мансарду. Ванда открыла дверь и они очутились в мастерской. У Руси разбежались глаза. Комната была весьма необычной. Свет из наклонного большого окна, устроенного в скате крыши, солнечным пятном ложился на деревянный пол, выкрашенный толстым слоем светложелтой краски. Стены и потолок были тоже из досок, покрытых светлым лаком. Потолок был укреплен еще и толстыми балками. В глубине комнаты стояла тахта, покрытая стареньким вытертым ковром. Над тахтой висел шелковый джеджим. У окна был низкий рабочий стол, заваленный обрезками бумаги, ткани, там же стояли высокие стаканы с кисточками, коробка с разнообразными рабочими инструментами Везде, куда падал взгляд, громоздились кожаные большие и маленькие чемоданы, коробки, прямоугольные и круглые, одна на другой, маленькие, очень маленькие, большие, наполненные ворохами ярких тканей, лоскутов хлопка, шелка, бархата. Одна коробка была полна старых белых лайковых перчаток. В другой лежали куски цветной кожи разной выделки, дальше были коробки с кусками удивительно яркой, шитой золотыми и серебряными нитями парчи. На стене из мешка свисали куски меха и замши.
   - Бабушкины и мамины знакомые приносят все, что может пригодиться для кукол, - говорила Ванда, вытаскивая то одну, то другую коробку. - Вот, посмотри, в этой старой шляпной картонке хранятся кружева, ты только посмотри, они старенькие, но как красивы! А тут бисер и стразы, кстати, вот тут приношение твоего деда - галуны и позументы от его парадного мундира. В этой коробке перья птиц, о, по-моему тут перья и цветы почти со всех шляп сололакских модниц. Взгляни, в моде были не только перья, а целые крылья птиц, их прикрепляли к шляпам, вот они тут хранятся в этой плоской коробке. А ты чувствуешь, какие тут ароматы? Раньше духи были с очень стойкими запахами. И, кроме того, в платяные шкафы клали специальные мешочки, саше, в которых лежали ароматические травы.
   - Да, знаю, у бабушки в комоде лежат саше с лавандой, - сказала Руся. - Но тут такой набор всевозможных запахов. Вот, чую любимые дедушкины пачули. О, у них такой дымно-горьковатый аромат, как будто где-то неподалеку зажжен костер, и в то же время с каким-то восточным оттенком, их ни с чем не спутаешь!
   - Подожди, вот коробочка от духов. Не открывай, понюхай коробочку! Думаешь, шанель N 5? И нет, тут цветы иланг-иланг, мадемуазель Шанель использовали их запах для своих знаменитых духов! А вот в этой коробке мех голубой норки. Видишь, как она плотно закрыта. Я сейчас приоткрою, а ты понюхай мех. Это знаменитые Л?Ориган Коти!
   С другой стороны комнаты от пола до потолка поднимались высокие полки, прикрытые занавеской из переливчатого полосатого узбекского шелка. Ванда отодвинула занавеску и Руся ахнула. Это был кукольный мир. На всех полках стояли, сидели и лежали куклы.
   - Вот, - показала Ванда на куклу, сидящую в кресле в непринужденной позе, вытянув вперед и сложив крест на крест ножки в изящных атласных туфельках, - эта дама в глубоком декольте и высокой прическе мадам Помпадур. Точная копия. Посмотри, какие тонкие черты лица. Радя делает лица из папье-маше, а потом растягивает кожу лайковых перчаток и это уже кожа лица, рук, ножек. Ну, у него много своих секретов.
   - Она как живая, - тихо сказала Руся, не сводя глаз с мадам Помпадур. - Она даже улыбается.
   - А вот эта печальная молодая черноволосая женщина в красном бархатном платье, это княжна Тараканова. Видишь, какое трагическое выражение лица. Обманутая своим возлюбленным, заточенная Екатериной в Петропавловскую крепость...А вот теперь посмотри сюда, сюрприз!
   И с этими словами Ванда откинула еще одну занавеску, скрывавшую широкую полку. Там, на высоком стуле с гнутой спинкой, в несколько натянутой позе, сидела молодая женщина, скорее девушка, в платье из тонкой серебристой парчи с чайной розой у корсажа. Волосы куклы были забраны вверх, ниспадал на шею только один непокорный локон. Рядом стоял молодой человек в военной форме - песочного цвета френче и бриджах. Одна рука его лежала на высокой спинке стула, а в другой он держал фуражку. Казалось, эта пара приготовилась фотографироваться. Руся вглядывалась в куклу. Что-то в ней казалось ей странным. Она вопросительно посмотрела на Ванду.
   - Что, не узнаешь? - насмешливо спросила Ванда.
   - Что-то очень, очень знакомое...- растерянно ответила Руся, пытаясь сообразить, кто бы это мог быть.
   - Зеркало дать? - продолжала насмешничать Ванда. - Ты что, не видишь, это же ты. И волосы твои, ты тогда весной так щедро отрезала прядь для Ради.
   - Да ты что! А как, как ему удалось сделать такую похожую куклу? Ведь он видел меня всего однажды, и то мельком! - И Руся стала внимательно разглядывать куклу. - Знаешь, да, она похожа на меня, но это не я. Вот я знаю, я чувствую! И кто этот человек, который стоит рядом? Посмотри, какое странное у него лицо! Немного раскосые глаза, скуластый...
   - Это Джеймс Морган, майор американской армии,- очень серьезно ответила Ванда.
   - Ну, что еще за майор? Кто он? И вообще, что все это значит?
   - Не знаю, - покачала головой Ванда. - Правда, кукла очень похожа на тебя, но это не ты. Про мужчину Радя написал, что это Джеймс Морган, майор американской армии. Вот и все. Потом он выставил меня из мастерской и дал понять, чтобы я на эту полку не лазила. Так что секрет. Не выдавай меня. А то Радя рассердится и ему потом будет плохо. Пошли вниз, а то, не дай Бог, вернутся неожиданно наши.
   Девочки спустились вниз. Но беседа как-то не клеилась. Руся заторопилась домой.
   Ночью, лежа в постели, Руся никак не могла уснуть. Дедушка и бабушка крепко спали, мама была на дежурстве. Мерно тикали настенные старинные часы. Руся вылезла из постели и подошла к окну. Над городом висела странная голубоватая луна. В ее призрачном свете весь город казался каким-то ненастоящим. Руся залезла на подоконник и выглянула. Внизу, у подъезда, стоял молодой мужчина в плаще, с непокрытой головой. Он взглянул вверх и увидев Русю на подоконнике, махнул ей рукой. Руся, неожиданно для самой себя кивнула ему в ответ, быстро слетела с подоконника, натянула юбку и тонкий свитер и опрометью бросилась вниз по лестнице. Сердце ее гулко стучало. "А вдруг это мираж, мне все привиделось и никого внизу нет!"
   Но нет, мужчина стоял и ждал Русю.Она взяла его под руку и они молча стали спускаться по середине булыжной мостовой вниз, к площади.
   - Куда мы идем?- осторожно спросила Руся, когда они миновали банк с атлантами и свернули налево, к Дворцовой улице.
   - А вот сюда!
   Они стояли перед комиссионным магазином. Руся прекрасно его знала. Они с Вандой часами разглядывали выставленные в витринах бесчисленные статуэтки изысканных дам в тончайших фарфоровых кружевах, чашечки саксонского фарфора с голубыми и красными мечами, китайские вазы с разинувшими пасти багровыми драконами. Но самым замечательным в этом магазине была большая картина, висевшая напротив входной двери. Это была египетская ночь с очень темным небом и едва заметными мерцающими звездами. Под этим африканским небом в пустыне стояла древняя полуразрушенная гробница с зияющим темным прямоугольником входа. А у входа, с горящими красными глазами, в любой миг готовый броситься бежать, с взъерошенной шерстью, стоявшей дыбом на загривке, стоял шакал, вглядывающийся в тех, кто рассматривал картину. Не только Русю с Вандой сводила она с ума. Перед ней замирали почти все ученики близлежащих школ. А добродушный старый антиквар, лукаво глядя на изнывающих от каких-то непонятных таинственных чувств девчонок, приговаривал: "Не продается! Не продается!"
   - Пошли! - пригласил жестом Русю ее спутник. И не успела она не только ничего сказать, но и подумать, как толстое зеркальное стекло двери комиссионного магазина пошло рябью. Они прошли сквозь него как через открытую дверь. Прошли мимо темных прилавков, кассы за стеклянной перегородкой и вплотную подошли к картине. Русин спутник оглянулся по сторонам, взял стоявший в углу чиппендейловский стул, обтянутый ободранным зеленым дамасским шелком, на котором обычно подремывал пожилой охранник, поставил его возле стены, на которой висела картина, вскочил на стул, и, легко переступив через толстую темную раму, протянул руку Русе.
   Шакал, отпрянув от неожиданности в сторону, затявкал, и трусливо исчез в ночи.
   Руся стояла уже возле гробницы, вцепившись в рукав френча своего спутника. "А куда делся его плащ?" - пронеслось у нее в голове. Но тут же все, что происходило в последние полчаса, что было до этого момента в ее жизни, исчезло из памяти. У нее закружилась голова.
   - Что с вами? - заботливо спросил ее спутник. - Вам нехорошо?
   Руся мотнула головой - нет, все в порядке.
   - Здесь, за гробницей, нас должны ждать. Пойдемте, будьте осторожны.
   Продолжая держаться за рукав мужчины, Руся шла, утопая в песке. Ее ботинки уже были полны им. Послышалось ржание. Они шли в ту сторону, откуда оно доносилось.
   - Рахман, - тихо позвал мужчина.
   И тут же из темноты вынырнула фигура, закутанная во что-то длинное, с замотанной головой. За нею появились лошадиные морды, туловища которых уже не были видны в непроглядной темноте.
   - Я помогу вам, -сказал мужчина. И сильным движение, взяв ее за талию, подкинул так, что она мигом оказалась в седле. "Ловко!"- отметила про себя Руся. В следующий миг лошади уже неслись по дороге сквозь тьму.
   Через некоторое время они оказались на берегу Нила. Лошади шли шагом. Где-то высоко светила полная голубая луна и казалось, что все вокруг было театральной декорацией.
   Песок, поднимавшийся с земли от легкого ветра, тысячью игл колол ей лицо. Ее спутник, приблизившись на ходу, схватил за уздцы ее коня, и пытаясь перекричать все нарастающий шум ветра, прокричал:
   - Начинается песчаная буря! Нам надо спрятаться! Тут есть древняя мастаба!
   Руся согласно кивнула, но он уже не отпускал поводья ее коня, стараясь уменьшить его бег. Вой ветра становился все нестерпимее.Уже сплошная пелена песка засыпала лицо, рот, уши. Внезапно лошадь остановилась.
   - Спускайтесь, - едва услышала она сквозь рев ветра. Почти закрыв глаза, она шла, ведомая своим спутником. Наконец, вой стих. Отряхиваясь от песка, Руся открыла глаза. Они находились в подземельи. Руся огляделась.Это была древнеегипетская гробница, мастаба. Рахман достал откуда из угла мастабы и зажег смоляной факел, который, треща и роняя огненные капли, немного осветил их прибежище. С шумом со всех сторон мастабы сорвались летучие мыши и в ужасе заметались под потолком.
   - Ну вот, мы с вами как Радамес и Аида, погребенные в гробнице, только вот Рахман и кони мешают, - насмешливо сказал мужчина.
   Тут Руся мгновенно припомнила все. Ну да, ее спутника звали Джеймс Морган и он был офицером американской армии. Весьма лихим офицером!
   О, предшествовавший этой ночи день начинался так славно! Еще с вечера ее дедушка, знаменитый арабист Стэнли Лейн, торжественно провозгласил, что они идут в оперу, на "Аиду", что приехал какой-то знаменитый тенор, учившийся в Италии и что о нем говорят, как о неподражаемом Радамесе.
   - Элли, - продолжал он, - ты как раз сможешь обновить свое новое вечернее платье, ну то, из серебристой парчи. И к такому торжественному случаю я делаю тебе подарок. Это семейная реликвия, - с этими словами Лейн, большой оригинал, полез во внутренний карман своей домашней куртки.
   Руся, которая теперь была вовсе не Русей, а Эллин, или по- домашнему Элли, внучкой известного в Каире, да и на всем Востоке арабиста, внучатого племянника еще более знаменитого арабиста Эдварда Лейна, замерла в некотором ужасе. Она знала, что у дедушки отменный вкус, но он мог подарить ей и скарабея из раскопок или что-нибудь вроде этого, что никак нельзя было сочетать с вечерним платьем.
   Но Лейн достал футляр, осторожно открыл его и Элли побледнела от восторга. На темно-синем бархате футляра мерцало жемчужное ожерелье.
   - Завтра я сам его тебе надену, - провозгласил Лейн. - А теперь можешь им любоваться! О, если бы твои родители и твоя бабушка дожили бы до этого дня!
   Он резко повернулся, чтобы скрыть свое волнение, и закричал: "Зейнаб! Зейнаб!"
   На зов из внутренних комнат выплыла еще довольно моложавая женщина. Это была "моя одалиска", как ее называл Лейн, абиссинка, которую он купил "очень дорого, за тридцать фунтов стерлингов" на невольничьем рынке, когда привез осиротевшую после эпидемии холеры в Лондоне четырехлетнюю Элли в Каир. Лейн, потирая руки, до сих пор говорил, что он очень здорово вложил деньги в эту покупку. Зейнаб знала все местные обычаи, очень гордилась свои положением, ибо ее повелителем был белый господин, толково вела домашнее хозяйство и управлялась со слугами, и души не чаяла в маленькой Элли.
   Тогда же Лейн купил каменный трехэтажный дом, который тоже был его гордостью. На цокольном этаже дома были маленькие зарешеченные оконца на такой высоте, что в них не мог бы заглянуть не только прохожий, но и проезжающий мимо всадник. Окна верхнего этажа немного выступали вперед и были сделаны из мелкой деревянной решетки, которая пропускала мало солнца и света, но скрывала внутренность дома, а окна скорее служили для вентиляции. Лейн велел сделать простые внутренние застекленные рамы, потому что зимой в Каире было достаточно прохладно, а летом их можно было легко снимать.
   Внутри дома был дворик, где находился колодец со слегка солоноватой водой, которая просачивалась сквозь почву из Нила. У наиболее затененной стороны этого колодца стояли обычно большие кувшины, которые ежедневно наполнялись водой, привозимой из Нила. Элли всю жизнь пила эту нильскую воду, к которой очень осторожно приучил ее дед, давая ей сперва кипяченную воду, к которой в гомеопатических дозах примешивал сырую нильскую, иначе Элли не выжила бы в Каире. Вообще двор был сердцем дома - здесь толклись слуги, сюда торговцы приносили провизию, заказываемую Зейнаб, со двора вела лестница в баб аль-харим, то есть в гарем, помещение для женщин, где жили Зейнаб, Элли и ее очередная нянька. Сюда же приходила пожилая француженка, мадам Жоли, которая обшивала маленькую Элли и болтала с ней по-французски, а потом та же мадам Жоли привела модистку, мадемуазель Иветт, которая приносила с собой ворох французских модных журналов и шила Элли такие туалеты, в которых не стыдно было показаться и на Елисейских полях.
   Лейн проявил чудеса ловкости, устроив в центре Каира вполне восточный дом, но с привычными для себя европейскими особенностями. Так, из Англии были привезены маленькие голландские печи и две прекрасные эмалированные ванны - для дедушки и для женской половины.
   Образованием Элли занимался сам дед, говоря с ней на трех языках - английском, французском и арабском. Учил он ее и коптскому - языку древнего Египта. И на этом языке он рассказывал ей историю древнего Египта. Особенно восхищала его царица Хатшепсут, в храм которой неподалеку от Луксора он специально возил Эллис. Подтверждая свою оригинальность, он пригласил заниматься с ней математикой и астрономией старого араба, преподавателя Аль-Азхар, выписал из Англии телескоп и поднимался на плоскую крышу дома, когда там проводились уроки астрономии. Для того, чтобы его внучка полностью не превратились в египтянку, по воскресеньям он устраивал обеды, приглашая своих английских и французских коллег. При этом им прислуживал специально приглашаемый из английского посольства лакей.
   В этом доме, где прошла вся жизнь Элли, был еще и маленький секрет - там была устроена потайная дверь - баб сирр - через которую можно было бежать в случае опасности, и кроме того, в доме на стороне деда был тайник для сокровищ - махба, который его очень забавлял и он хранил там свои рукописи, некоторые семейные драгоценности и запас сигар.
   Появившейся Зейнаб Элли показала подарок деда. Зейнаб всплеснула руками, закатила глаза и с причитаниями стала разглядывать драгоценность.
   - О, аллах, какое чудо! Какие замечательные жемчужины! Смотри, Элли, как они переливаются! О, это очень дорогой жемчуг! Твое новое платье, его очень украсит это ожерелье!
   -Вот, вот! Видишь, Зейнаб оценила мой подарок! - самодовольно сказал Лейн.- Я думаю, что завтра в опере ты будешь самой красивой барышней!
   Элли и Зейнаб ушли на женскую половину, продолжая болтать о завтрашнем дне.
   С утра примчалась мадемуазель Иветт, которой нужно было поспеть до вечера еще в несколько домов. Весь Каир сегодня собирался в оперу! Мадемуазель Иветт принесла последние новинки парижского дамского белья. Вытаскивая кружевные панталоны и воздушные корсеты, она трещала, сообщая все последние каирские сплетни. Последней сенсацией были приключения американских офицеров, принимавших участие в гражданской войне на стороне конфедератов, приглашенных в Египет хедивом Исмаил-беем. Один из этих офицеров на днях попал в историю, от последствий которой его спасло только мастерство наездника.
   - Вы представляете, мадемуазель, - рассказывала Иветт в восторге, - этот офицер ехал верхом вдоль проспекта Шубры, и вот мимо него проехала карета начальника каирской полиции Али-бея, за которой скакали два евнуха с обнаженными саблями. И вдруг, видимо, кому-то внутри понравился американский офицер, из кареты высунулась ручка с изящным платком и розой и уронила их на дорогу. Офицер, не долго думая и забыв, что он в Египте, а не на Елисейских полях, подхватил этот дар на ходу, не спешиваясь, пришпорил своего коня и ускакал. Евнухи, размахивая саблями, явно с намерением отрубить нахалу голову, помчались за ним.
   У пересечения проспекта Шубры и железной дороги был опущен двойной шлагбаум. Офицер перескочил через первый шлагбаум, но в это время показался мчащийся поезд...
   - Ах, - воскликнула Зейнаб, с горящими глазами слушавшая рассказ Иветт,- он погиб, этот храбрый офицер?
   - Да нет, Зейнаб, ведь мадемуазель сказала, что его спасло мастерство наездника, - засмеялась Элли. - И что дальше было, мадемуазель Иветт?
   - Так вот, офицер ударил коня шпорами, конь взвился вверх и с маленького разбега смог перескочить через второй шлагбаум. И в этот момент за его спиной промчался поезд! Когда поезд проехал, офицера и след простыл, евнухи попрыгали немного со своими саблями, и так и остались. Говорят, - тут Иветт сделала круглые глаза, - офицер укрылся в русском посольстве у своих друзей и они там несколько дней весело проводили время с песнями под гитару и шампанским!
   Ну, про вольности американских офицеров, любимчиков хедива Исмаил-паши, в Каире ходили легенды. Говорили, что полковник Чарлз Шейле-Лонг, которого Исмаил-паша назначил начальником штаба при английском генерале Гордоне, направлявшемся в экспедицию вверх по Нилу, спрыгнул в верховьях Нила с парохода, вплавь обогнал лондонскую экспедицию и заключил с королем Уганды договор в пользу Египта. В честь его прибытия король Уганды устроил пышную церемонию, преподнес ему накидку, сшитую из кусков белой и темной кожи, по слухам, человеческой, и, как утверждал полковник, в его честь были принесены в жертву тридцать африканских женщин. Когда полковник возвратился в Каир, он выглядел ходячим скелетом и походил, загорелый до черноты и в лохмотьях, на египетского нищего. Ему удалось проникнуть в новый отель "Континентал-Савой", где он, увидев американского генерала Алекса Рейнолдса, попросил у него пиастр. Генерал уже хотел огреть наглого нищего хлыстом, когда Шейле-Лонг произнес по-английски: "Так-то меня принимают..."
   Говорили, что Исмаил-паша подарил генералу Шерману в благодарность за то, что он одолжил ему своих офицеров, мешок с бриллиантами на сумму в 60 тысяч долларов.
   Иветт умчалась, оставив своих слушательниц готовиться к вечеру. Лейн, одетый в великолепно сидевший на нем смокинг и помолодевший лет на десять, застегнул на Элли ожерелье, отошел на несколько шагов, взглянул на внучку издалека и, оставшись доволен ее нарядным видом, велел подавать коляску. Они выехали пораньше, чтобы спокойно проехать по засаженному акациями и сикоморами проспекту к садам Эзбекие, где неподалеку находилось выстроенное к открытию Суэцкого канала здание оперы.
   По проспекту ехали коляски с нарядно одетыми седоками, тоже, видимо, торопившимися в оперу. По дороге Лейн раскланялся с какими-то дамами, сидевшими в венской двухместной карете. Тут же рядом гарцевали всадники, щегольски одетые по последней европейской моде, а на умопомрачительных арабских жеребцах гордо проехали мимо шейхи.
   Несмотря на то, что они приехали заблаговременно, площадь перед оперой уже была заставлена колясками и каретами. Не найдя места для коляски, слуга беспомощно развел руками. Тогда Лейн велел ему подъехать к концу спектакля.
   Зрительный зал был уже почти полон. У Лейна были заказаны самые дорогие билеты, в ложу бенуар, откуда была прекрасно видна не только сцена, но и весь зрительный зал. Не успели они усесться, как к ним стали подходить знакомые, чтобы поприветствовать Лейна и сделать комплименты Элли.
   Наклонившись к Элли, Лейн стал ей рассказывать об опере.
   - Я помню те дни, как сегодня. Исмаил-паша хотел приурочить постановку оперы на египетскую тему к открытию Суэцкого канала. А кто тогда был самый знаменитый маэстро - конечно, Верди. Вначале он не захотел возиться с оперой, но когда прочел сценарий, заинтересовался. Ну, пока маэстро Джузеппе Верди привередничал, время ушло. На открытии Суэцкого канала поставили "Риголетто". А сценарий "Аиды" мастерски написал мой большой друг, знаменитый египтолог Огюст Мариэтт и, представь, весь сюжет этой оперы он нашел написанной на древнем папирусе, который сам и расшифровал. Там описывалась борьба фараонов древнего Египта против Нубии, нынешней Эфиопии. Декорации и костюмы для постановки "Аиды" готовились тоже по рисункам Огюста Мариэтта. Если бы ты видела, что творилось на премьере оперы! Успех был такой ошеломляющий, что через год "Аиду" уже ставили в столице оперного искусства, в Милане!
   Стараясь внимательно слушать деда, Элли исподтишка разглядывала пеструю публику в зале. Дамы блистали туалетами. Мужчины все были в европейских костюмах, но то и дело мелькали красные фески. У входа в зал вдруг появилась небольшая группа офицеров, державшихся вместе и без дам. Элли догадалась, что это американцы.
   Постепенно стал меркнуть свет в зале, шум от разговоров стих и раздались первые звуки увертюры. Взметнулся занавес и на сцене возник тронный зал во дворце фараона в Мемфисе. Мощные, уходящие ввысь колонны, гигантские статуи, пышное убранство. На сцене появились верховный жрец Рамфис и начальник дворцовой стражи Радамес. Элли показалось, что певец, исполняющий партию Радамеса, ей знаком. Она стала вглядываться - рост, лицо. Но тут же поняла, что это ей только показалось.
   Радамес запел и зал застыл в восхищении. Какой голос! Какое исполнение! Элли, не очень-то музыкальная от природы, заслушалась и унеслась куда-то ввысь, так заворожил ее этот необычайно красивый голос:
  
   "К тебе вернусь, Аида, в венке лавровом славы,
   молвлю: "Лишь для тебя я достиг победы!"
   Милая Аида, солнца сиянье,
   нильской долины дивный цветок.
   Ты радость сердца, ты упованье,
   моя царица, ты жизнь моя!"
  
   Хороши были и другие. Амнерис и Аида, были, правда, несколько толстоваты, но с прекрасными голосами. Сцена заполнилась воинами, жрецами во главе с фараоном. Но их пение не шло ни в какое сравнение с Радамесом, который уже находился в храме бога Птаха в Мемфисе. Все было очень красиво. Струящийся сверху свет выхватывал каменный алтарь, склонившись у которого, пел Радамес.
   В антракте Элли продолжала раскланиваться со знакомыми. Зрительный зал немного опустел. Элли бросила взгляд туда, где сидели американцы. Их не было.
   - Не хочешь ли в буфет, Элли, - скучающим голосом лениво произнес Лейн, уверенный, что Элли, конечно, не захочет.
   Элли мотнула головой - нет. Второе действие запаздывало, антракт по непонятной причине затягивался. Публика, уже заполнившая после антракта зал, нетерпеливо перешептывалась. Кто-то пошел к выходу узнавать у капельдинеров, в чем причина опоздания. В это время в зал гурьбой вошли американцы. Они были чем-то взволнованы. Один из них, высокий, с немного раскосыми глазами и выдающими скулами, был какой-то взъерошенный. "Похож на индейца" - отметила Элли.
   К их ложе подошел атташе британского посольства.
   - Все-таки эти американцы невозможны, - тихо сказал он, наклонившись к Лейну.- Только что в буфете была безобразная сцена. Туда зашел начальник каирской полиции Али-бей. Американцы тоже были там. Конечно, этот фрукт неспроста появился в буфете. Он страшно зол на американцев после того случая с одной из женщин его гарема. Хотя, по совести сказать, эта дама всему сама была виной. Стала флиртовать на европейский манер в центре Каира. Так вот, Али-бей приказал одному из американцев, майору Моргану, который и был предметом флирта одной из женщин Али-бея, подать ему стакан с водой, посчитав, что тот находится на службе у хедива и, значит, ниже его по рангу. Майор молча налил в стакан воды, и вместо того, чтобы подать его уже торжествующему Али-бею, выплеснул стакан ему в лицо и еще дал пощечину. Взбешенный Али-бей бросился в ложу к хедиву с жалобой, на что тот сказал: "Так тебе и надо. Я привез американцев не для того, чтобы они тебе прислуживали... Иди и проси прощения".
   - И что, - заинтересованно спросил Лейн, - неужели попросил?
   - Как миленький! Но все знают, какой он злопамятный. И такой позор в такой день! На глазах у всей каирской знати! Этот майор Морган должен будет теперь быть настороже!
   Элли с интересом посмотрела в сторону американцев. И увидела, что тот, который был взъерошен и похож на индейца, в упор смотрит в их ложу. Но тут погас свет и началось следующее действие. Элли не очень следила за тем, что происходит на сцене, пока вновь не появился Радамес и его дивный голос не поплыл над головами слушателей.
   В антракте между вторым и третьим действием Элли сказала деду, что она устала сидеть и стоит немного прогуляться по фойе. Не без задней мысли, что американцы тоже будут там прогуливаться. И не ошиблась. Не успели они с дедом появиться в фойе, как беседовавший с американцами британский атташе подошел к ним и попросил разрешения представить им американских офицеров.
   - Они наслышаны о вас, профессор, и хотят быть вам представлены.
   Лейн приосанился. С широкими улыбками американцы представлялись сперва Лейну, а потом Элли. Первым был генерал Уильям Лоринг, потерявший левую руку при взятии Мехико. Недавно Исмаил-паша возвел его в сан египетского паши. По этой причине генерал носил феску, с которой обращался так, как будто это была армейская фуражка. Следующим был полковник Чарлз Шейле-Лонг, слава о котором, как об отъявленном авантюристе, гуляла по всему Египту. И, последним, майор Джеймс Морган, почему-то густо покрасневший, когда его представляли Элли. Это был тот самый майор, который только что дал пощечину Али-бею. Лейн, знавший о подвигах Шейле-Лонга и генерала, стал расспрашивать американцев о путешествии в верховья Нила, а Элли и Морган оказались вдвоем.
   Элли с удивлением смотрела, как этот сорви-голова краснея, бледнея и заикаясь, пытался начать светскую беседу .
   -Давно ли вы, мисс Элли, в Каире? - спросил, наконец, он, прерывая ставшим уже неприличным, молчание.
   Элли улыбнулась.
   - С четырех лет, майор, Каир мой родной город.
   -Что вы, - искренне удивился Морган, - а выглядите так, будто вчера приехали из Парижа.
   - Ну, это бывает редко, обычно я похожу на англичанку, всю жизнь прожившую в Египте, - улыбнувшись, ответила Элли.
   - Вы, конечно, ездите верхом?- неожиданно спросил Морган.
   - Конечно! На лошадях, верблюдах и ослах, много раз приходилась!
   Морган засмеялся.
   - Вы смелая девушка! А что, если я предложу вам сегодня ночью верховую прогулку вдоль берега Нила при полной луне?
   - В полночь можете ждать меня возле задней стороны моего дома. Там есть потайная дверца, - выпалила Элли и внутренне ужаснулась своему дерзкому поведению. Но ее уже несло и она не хотела останавливаться.
   Морган выглядел одновременно и восхищенным храбростью Элли, и немного смущенным.
   - А как я узнаю, где ваш дом?
   В это время раздался звонок, возвещающий об окончании антракта, и Лейн подошел к Элли, чтобы отвести ее в ложу. Вопрос Моргана остался без ответа.
   "Интересно, - думала Элли, усаживаясь в кресло, - что он предпримет, чтобы узнать, где я живу!?"
   Раздвинулся занавес и на сцене возник обрывистый берег Нила, храм Изиды на скале, к которому вела от Нила узкая тропа. К берегу тихо причалила лодка. Из лодки вышел верховный жрец и несколько женщин. Гуськом, держа в руках факелы, они поднимаются в храм. Спрятавшись за скалой Аида с испугом наблюдает это зрелище. Она ждет Радамеса, а это процессия отправилась в храм, чтобы испросить у богини Изиды разрешение на брак дочери фараона с Радамесом. Но Аиду выслеживает отец, эфиопский вождь Амонасро.
   Держа в руках программку с либретто, Элли вздохнула. "Ну и клубок страстей!- подумала она. - Как бедный Верди с этим справился!" И украдкой взглянула в конец зала. Увы, в темноте ничего не было видно. В это время на сцене появился Радамес и Элли вздрогнула. Он стоял у кромки сцены и Элли снова показалось, что она знает откуда-то этого знаменитого певца. Он запел и снова необыкновенные звуки его голоса унесли мысли Элли куда-то далеко, очень далеко.
   Она очнулась, когда на сцене появились остальные действующие лица и ее интерес к происходящему сразу исчез. Элли поймала себя на том, что пение всех этих дам вызывает у нее зевоту. Она еще раз взглянула вглубь зала. Нет, ничего не видно. Наконец, действие стало близиться к концу - уже и подземелье под гробницей фараона, и фрески на стенах, повествующие о его подвигах, вот он в колеснице, а рядом колесница с его полководцем. В полумраке гробницы раздаются последние слова Радамеса:
  
   Прощай, земля страданий наших,
   подземный мир уж нам не страшен,
   соединим навек сердца.
   Мы там, где счастью нет конца.
  
   Несколько мгновений тишины и зал взорвался аплодисментами. Все встали и еще долго провожали бурей рукоплесканий знаменитого тенора. Элли снова посмотрела в зал, но американцев, к ее огорчению, уже не было. Она расстроилась, и, не слушая деда, который вновь начал ей рассказывать подробности постановки "Аиды", поплелась, взяв его под руку, к выходу.
   У здания оперы стояла страшная толкотня. Их коляска, конечно, не смогла бы пробраться поближе. Лейн с досадой стал оглядываться по сторонам в надежде, что их слуга оказался проворней других, но тщетно.
   - Вы позволите, профессор, оказать вам услугу?- раздался вдруг голос и улыбающийся Морган появился рядом с ними как из-под земли. - Тут моя коляска и я осмелюсь предложить вам ею воспользоваться.
   Лейн, обрадовавшись, что не придется ждать, поблагодарил Моргана за любезность и через несколько минут они втроем уже ехали мимо садов Эзбекие.
   Благодушно настроенный Лейн и не заметил, как Морган, наклонившись к Элли, шепнул:
   - Сегодня в полночь жду вас возле дома.
   Элли вспыхнула как маков цвет, хорошо, что была ночь и никто ничего не заметил. Возле дома Морган лихо выпрыгнул первым из коляски, помог вылезти Лейну и протянул руку Элли, незаметно пожав ее. Тут же откланявшись, он исчез со своей коляской в ночи.
   - Какой любезный молодой человек, - рокотал Лейн, поднимаясь по лестнице, - а еще говорят о грубости американцев! Вот что значит быть знаменитым арабистом! Даже американские вояки становятся джентльменами в моем присутствии!
   Элли шла за ним следом и благоразумно помалкивала. Голова ее была занята другим - как выскользнуть через час из дома незамеченной. Лейн проводил ее на женскую половину дома, где сладко уже посапывала Зейнаб. Элли быстро переоделась в юбку-бриджи, изобретение Иветт, в которой было удобно ездить верхом по-мужски, а другого способа Элли не признавала, и в то же время она представляла собой весьма элегантную юбку. Костюм дополняли замшевые ботинки, английская блузка из индийского хлопка и куртка. В спешке Элли забыла снять свое жемчужное ожерелье и оно оказалось под блузкой. Ровно в полночь, стараясь удержать биение сердца, а ей казалось, что оно бьется так сильно, что его удары слышны по всему дому, Элли осторожно выскользнула из дома через потайную дверь. Была темная ночь и только звезды мерцали над головой. Элли огляделась и увидела огонек сигары. И тут из темноты появилась высокая фигура Джеймса Моргана. Он молча взял ее за руку и повлек за собой к невидимой во тьме коляске.
   - Вы что-то говорили о верховой езде, - насмешливо спросила Элли, когда они отъехали уже на порядочное расстояние от дома.
   - Всему свое время, моя прекрасная леди, - ответил Морган.
   Коляска катила вдоль по брегу Нила, миновав уже город и приближаясь к пирамидам. Наконец, они остановились. Морган отпустил возницу и они пошли куда-то вперед, утопая по щиколотку в песке.
   - Здесь есть старая мастаба, - тихо сказал Морган, - там нас будут ждать.
   Элли ухватилась за рукав Моргана. Он придержал ее за талию, напряженно всматриваясь в темноту. У Элли кружилась голова и она уже начала ругать себя за опрометчивое поведение.В этот миг послышалось конское ржание.
   - Рахман, - тихо позвал Морган.
   Из темноты появился всадник, ведущий за собой двух коней. Несмотря на темноту, Элли поняла, что это прекрасные арабские скакуны. Ловким движением Морган помог ей сесть в седло, сам тотчас же вскочил на другого коня и, сопровождаемые ехавшим немного позади Рахманом, они понеслись легкой рысью по берегу Нила. Прошел почти час, а они неслись вдоль Нила, упоенные необыкновенным чувством свободы и легкости.
   Элли почувствовала, что легкий ветер, который всегда дул вдоль Нила, стал усиливаться. Это было предвестником начинающейся песчаной бури. Ветер нарастал так стремительно, что уже перекрывая его вой, Морган крикнул:
   - Тут есть гробница, кажется, фараона Тутмоса, нам надо спрятаться в ней и переждать бурю!
   Чтобы не потерять Элли, он схватил ее коня под уздцы и не отпускал, пока они не оказались возле гробницы.
   Им хватило времени, чтобы забраться в гробницу через довольно большой пролом в стене. Они смогли укрыть там и своих лошадей.
   Морган достал спички. При свете быстро сгоревшей спички удалось разглядеть внутренность помещения. Гробница была просторной, но это была только первая камера, от которой должен был уходить коридор, ведущий к каменному саркофагу, где когда-то хранилась мумия фараона. Древние и современные грабители основательно тут потрудились. О том, что не так давно тут были посетители, свидетельствовала груда использованных и свежих смоляных факелов, валявшихся в углу гробницы.
   Рахман поднял несколько факелов и зажег один из них. Напуганные неожиданным вторжением, откуда-то сверху сорвалась стайка летучих мышей, которые стали бешено кружиться под потолком. Чтобы загнать их в угол, Рахман поднял факел вверх. Да, было очевидно, что гробницу посещали часто. Стены были прокопчены, но из-под копоти проступали как и во всех египетских гробницах, яркие и свежие фрески, не потерявшие своих красок на протяжении тысячелетий.
   Элли подошла к стене и стала разглядывать фрески. На одной из них были изображены боевые колесницы. В одной явно был фараон, это было очевидно по урею и коршуну, украшавшими его шлем. Следом шла другая колесница, видимо, с полководцем. Элли начала рассматривать изображения и вдруг вскрикнула от изумления.
   - Посмотрите, Джеймс, ведь этот полководец, он так похож на сегодняшнего Радамеса из "Аиды"! Наверное, как раз в этой гробнице и нашел Огюст Мариэтт историю Радамеса и Аиды и использовал эти фрески для грима и декораций! Удивительная ночь!
   Морган покачал головой.
   - Элли, боюсь, что нам ее придется провести в гробнице. Меня мучает совесть, что я увлек вас в это приключение.
   Но Элли была так увлечена своим открытием, что продолжала говорить, не обращая внимания на слова Моргана:
   - Удивительная, волшебная ночь! Посмотрите, там видны еще колесницы и всадники! Это армия возвращается из похода!
   Она отобрала у Рахмана факел и стала рассматривать фрески на других стенах.
   - О, Джеймс, посмотрите, за колесницами на носилках несут какого-то египетского вельможу, нет, нет, я ошиблась, это наверняка верховный жрец! У него бритые лицо и голова, через левое плечо перекинута шкура пантеры!
   Элли шла вдоль стены и делала все новые и новые открытия. Заинтересованный Рахман шел за ней следом.
   - Рахман копт,- сказал вдруг Джеймс, - вы рассказываете сейчас историю его народа, изображенную в картинках на стене.
   - Рахман, а вы говорите по-коптски?- обратилась к нему Элли на коптском языке, которому ее научил дед.
   - Да, госпожа, - почтительно ответил Рахман. Если бы не полутьма гробницы, Элли смогла бы увидеть как заблестели глаза этого копта при звуках почти потерянного его народом языка.
   - На каком языке вы говорите? - ревниво спросил Джеймс.
   - На языке фараонов, Джеймс! - ответила Элли, продолжая рассматривать фрески.
   - Ну да, это эфиопская война, - продолжала Элли свои изыскания. - Вот тут идут обозы с трофеями, бредут пленные...
   -Элли, а не пора ли немного отдохнуть, - осторожно сказал Морган. - Вы совсем не устали?
   - Устала, да еще как! Но где же здесь можно отдохнуть!
   Пока Элли бродила вдоль стен, мужчины устроили ей ложе из накидки Рахмана и френча Моргана. Уютно устроившись под надежным прикрытием мужчин, Элли никак не могла заснуть, переполненная яркими впечатлениями прошедшего дня. Прямо напротив ее импровизированного ложа была фреска с колесницами. Вдруг Элли показалось что одна из лошадей на стене пошевельнулась. В следующее мгновение она увидела лошадиную морду прямо перед собой и несущуюся в облаке дорожной пыли колесницу. Она вскочила на ноги и и не успела даже вскрикнуть, как чьи-то могучие руки подхватили ее, она инстинктивно ухватилась за какие-то поручни и унесенная неизвестной силой почти потеряла сознание.
   Горячий ветер, бьющий в лицо, привел ее в чувство. Немного придя в себя, она уже смогла понять, что находится на колеснице, несущейся по песчаной дороге. Перед ней вздымаются крупы двух лошадей. Она прижата к передней стенке колесницы и кто-то тяжело дышит ей в затылок. Вокруг все тонет в знойном мареве, ничего нельзя разглядеть из-за клубов песка. Но нет, вот какой-то всадник нагоняет колесницу. Господи, да это же Джеймс, майор Джеймс Морган, в своем неизменном френче! Он кричит на ходу:
   - Элли, не бойтесь, я с вами, все хорошо!
   -Где мы, Джеймс? - кричит в ответ Элли.
   - Пока не знаю, но точно что не в лапах Али-бея! Вы в колеснице Радамеса!
   " Спятил, -пронеслось в голове у Элли, - видимо, пока я спала, что-то произошло. Но все же, где мы?"
   Она повернула голову и увидела другого всадника, в развевающейся галабии, - это был Рахман. "Итак, - думала Элли, прижимаясь к передку колесницы, - оба моих спутника здесь. Не похоже, чтобы нас схватили - тогда они не были верхом и так свободны. Но все же, что произошло? Почему это я в колеснице Радамеса? Это что, продолжение оперной постановки?"
   Колесница замедлила свой бег. Оказалось, что впереди несется еще одна, отделанная так богато, что глаза слепило при взгляде на нее. Оглянувшись, Элли увидела из-под руки своего возничего, что позади тесным строем едут многочисленные боевые колесницы, за ними в облаке песка движутся обозы. А дальше уже ничего не было видно, все было скрыто поднимаемыми в воздух клубами песка.
   Через некоторое время, немного освоившись в колеснице и перестав обращать внимание на летящий в лицо песок, Элли смогла внимательнее осмотреться. Она узнавала и не узнавала окрестности Каира. Ландшафт был ей знаком - песок, пустыня, где-то неподалеку оазис. Но все выглядело непривычно.
   Вдоль широкого пыльного тракта стояли феллахи. Было видно по их брошенным рядом мотыгам, что они только что оторвались от работы и сбежались поглядеть на процессию. При приближении первой колесницы они падали ниц. Это было совсем уже непонятно.Да и все вокруг казалось другим, а не привычным ее взгляду окрестностям Каира. Финиковые пальмы, смоковницы, ухоженные каналы, водоемы по обеим сторонам дороги. И все больше и больше хорошо, но странно одетых людей, уже не только феллахов, приветствовавших колесницы.
   Колесницы стали замедлять свой ход. Кто-то за ее спиной властно отдал какой-то приказ. А другой коротко ответил. Она поняла, что в колеснице кроме нее еще двое. "Ну, конечно, - подумала она, вспоминая все, что знала об армиях древнего Египта, - должны быть двое, ловкий возничий и колесничий. Если я в колеснице Радамеса, значит он, полководец, отдает приказы своему возничему. Тогда кто же там впереди, на столь блистательной колеснице? Это может быть только тот, кто стоит выше полководца, а значит фараон!"
   Самым удивительным было то, что она воспринимала все происходящее совершенно спокойно, как будто ничего особенного не произошло, ну да, древний Египет, ну и что?!
   По-видимому, то же произошло с сознанием ее спутников - она видела справа и слева от колесницы уверенно сидящих верхом Джеймса Моргана и Рахмана.
   Время от времени Морган приближался к колеснице, в которой ехала Элли, и широко ей улыбался, стараясь приободрить.
   Тем временем слева далеко вдали показались вершины великих пирамид. Процессия свернула по дороге направо. Там, впереди, уже виднелись многочисленные белоснежные дома, окруженные садами с водоемами, за ними, как бы вися в воздухе, возвышался роскошный храм с многочисленными пилонами и сверкающими позолоченными крышами.
   "Это же храм бога Птаха в Мемфисе, - сообразила Элли, - а дорога ведет ко дворцу фараона".
   Она продолжала судорожно думать, вспоминая все, что знала: "Мемфис, древняя столица, успешные войны с Нубией, судя по обилию чернокожих пленников - тогда это времена фараона Тутмоса, восемнадцатая династия. Тутмос, Тутмос, их, кажется, было трое. У первого была дочь, Хатшепсут, которая стала единственной в истории Египта фараоном. Ну, про нее много известно. У этого первого Тутмоса главной женой была сестра фараона Аменхотепа, Яхмес, дама с большими претензиями из-за своего происхождения. Господи, боже мой, неужели это все правда и все происходит со мной? И я сейчас вижу перед собой колесницу фараона Тутмоса, возвращающегося с богатыми трофеями из побежденной Нубии! И я в колеснице его полководца Радамеса, который и не ведает, что история его будущей любви к нубийской рабыне будет известна всему миру почти через четыре тысячелетия! Как же себя вести? Наша жизнь сейчас будет зависеть от нашего поведения! Тут же наверняка плетутся интриги!"
   Тем временем колесница полководца отделилась от процессии и направилась к большому белому дому, спрятавшемуся в тени роскошных сикомор и смоковниц.
   К колеснице, остановившейся перед домом, сбежались слуги и рабы. Радамес сошел с нее и пошел к дому, откуда слуги бережно выводили седого, как лунь, старца. Пока старец, по-видимому, отец, обнимал Радамеса, Морган подал руку Элли. Рахман в это время тоже успел спешиться. Слуги, толпившиеся вокруг возвратившегося из военного похода молодого господина, стали с любопытством оглядываться на группу странно одетых и непохожих ни на кого из населявших Египет и близлежащие страны людей.
   Тут приветствия и объятия кончились и Радамес подошел к ним.
   " Интересно, мы гости или пленники", - мелькнуло в голове у Элли. Но все неприятные мысли рассеялись, когда улыбающийся молодой полководец подошел к ним и заговорил. Элли и Рахман переглянулись. "Надо же, почти все понимаю!"- возликовала Элли.
   А Радамес говорил, что они почетные гости Египта, приехавшие из очень дальних стран, чтобы познакомиться с его великой страной и не менее великим фараоном. Морган не понимал его слов, а Элли и Рахман, обнаружившие что их коптский язык вполне достаточен для понимания, вежливо благодарили гостеприимного хозяина. И при этом Элли не могла не удивиться тому, что Радамесу не кажется странным их появление в его доме. "Что-то тут не так", -подумала она. И, как будто отвечая ее мыслям, во двор въехала еще одна колесница, за которой запыхавшиеся черные рабы почти бегом внесли пышно разукрашенные носилки.
   Из носилок, поддерживаемый рабами, вылез молодой человек, по виду равный по возрасту и Радамесу, и Моргану. Его бритые лицо и голова, пятнистая шкура пантеры, перекинутая через левое плечо, а главное самоуверенный вид, говорили о его высоком положении. Быстрым взглядом он оглядел всех, чуть задержал взгляд на Радамесе, и, как будто зная о тех словах, которые тот только что произнес, обращаясь к Элли и Моргану, и сделав вид, что не замечает Рахмана, сразу определив его роль слуги, он сказал:
   - Вы и мои почетные гости, я, верховный жрец храма Амона, приглашаю вас в свой дом. Там вам будут оказаны все почести, соответствующие вашему положению, и созданы все удобства для жизни и путешествия по нашей великой стране. Сейчас, после побед фараона, будет предпринята поездка через всю страну, от Мемфиса до Фив, чтобы народ мог видеть своего победоносного фараона. И в храме Амона будут специальные торжества в честь наших побед.
   Говоря все эти приятные слова, он внимательно смотрел на Элли, как бы определяя ее роль в дальнейшем и оценивая ее возможности. И вдруг Элли почудилось, что из глаз жреца вырвались две огненные молнии и впились ей в лоб. Ее обдало горячей волной, на миг перехватило дыхание и она вдруг почувствовала, как тысячи мельчайших иголочек зашевелились у нее в голове. И тут же она услышала далекий, но властный голос Джеймса Моргана: "Элли, сопротивляйся! Не давай ему копошиться у тебя в голове! Думай о чем нибудь, не понятном ему!"
   " О чем же, - судорожно пронеслось в голове у Элли, - не о швейной же машинке "Зингер"! А почему нет? ... Мадемуазель Иветт...мое серебристое вечернее платье...кружевное белье...жемчужное ожерелье"
   По лицу внимательно смотрящего на Элли жреца пробежала сперва тень недоумения, а потом удовлетворения. Он прочел разрозненные мысли женщины... туалеты...наряды...
   Это была странная безмолвная сцена. Элли, безмятежно стоящая с полуоткрытым ртом, жрец, напряженно вглядывающийся в ее лицо, и за спиной у Элли Джеймс Морган с растерянным лицом, как будто прислушивающийся сам к себе.
   Но тут же все, как после немой сцены в плохом спектакле, зашевелились. Элли невинно улыбалась верховному жрецу, а Морган плотно стоял у нее за спиной, показывая всем своим видом, что это его женщина.
   Жрец хлопнул в ладони. Колесница развернулась и подъехала поближе.
   - Мужчины могут продолжить путь в колеснице, а даму я приглашаю в свои носилки, - и он галантным жестом указал на свои пышные носилки с дюжими носильщиками-нубийцами.
   - У нас это не принято, - вдруг неожиданно для самой себя противным голосом сказала Элли. - Я могу путешествовать только со своим женихом. - И кивнула на Моргана.
   - О, прошу прощения, тогда я пришлю за вами носилки, когда вы этого пожелаете, а пока вы будете пользоваться гостеприимством нашего славного Радамеса.
   И скучно откланявшись, жрец, сопровождаемый опахальщиком с огромным опахалом из страусовых перьев, уселся в носилки.Было очевидно, что ему что-то не удалось.
   - Что это было, Джеймс? - шепотом спросила Элли, наблюдая, как носилки и колесница сопровождения выезжают за ворота дома Радамеса.
   - Сам не знаю. Ведь я полукровка, метис. Моя мать была дочерью верховного шамана племени апачей, знаменитого колдуна. Она в детстве научила меня кое-каким штучкам. Но все это было забыто. А сейчас, в такой неожиданной обстановке, когда жрец пытался прочесть твои мысли, Элли, со мной что-то случилось! Взыграла кровь моих индейских предков! Да, кстати, значит, я могу считать себя твоим женихом? И просить у твоего дедушки твоей руки?
   - Джеймс, конечно, только ты забыл, где мы находимся и что мы не знаем, как нам выбраться отсюда! Может быть, мы навсегда останемся здесь!
   Морган огляделся по сторонам.
   - А что, мне тут нравится! Я стану главным советником у Радамеса, а может быть и у самого фараона! Ведь стал же советником хедива!
   - Да, - подхватила Элли, - будем ездить на праздники в Карнакский и Луксорский храмы, поклоняться Амону в виде священного барана или быку Апису в Мемфисе!
   Прервав эти лучезарные мечты, к ним подошел улыбающийся Радамес, сопровождаемый маленьким толстым человечком. Радамес представил его гостям и удалился. Это оказался его управляющий поместьем, который повел гостей в их комнаты, по-видимому, дома для гостей.
   Это был одноэтажный дом, со всех сторон укрытый пышными кронами сикомор, дающими густую тень и прохладу в самую жаркую погоду. У входа в дом был устроен небольшой водоем.
   - Внешне этот дом выглядит как загородный дом зажиточного каирца в наше время, - вполголоса сказал Морган Элли, с любопытством оглядываясь вокруг. - Посмотрим, что там у них внутри.
   В доме управляющий отвел вначале Элли в комнаты в правой части дома, а Моргана - в левой.
   Навстречу, из комнат, предназначенных для Элли, вышла степенная служанка средних лет, низко, но с достоинством поклонилась, назвала свое имя, Инаи, и повела Элли показывать ее покои.
   Это была просторная комната с довольно низкими потолком, каменный пол которой сплошь покрывали толстые циновки, так искусно сплетенные из тростника, что казались мягким ковром. На середине комнаты под пологом стояла широкая кровать - деревянная рама на львиных лапах с сеткой посередине, сплетенной из конского волоса. Служанка продемонстрировала Элли и сетку, и тонкий матрас, набитый овечьей шерстью. Кровать была застлана несколькими льняными покрывалами разной выделки, поверх которых лежали многочисленные подушки.
   В комнате стояло несколько деревянных кресел и шкафов, все было сделано добротно и красиво, инкрустировано перламутром, с серебряными насечками. Особенно восхитил Элли туалетный столик со множеством разнообразных баночек и скляночек из обсидиана и слоновой кости, полированным ручным бронзовым зеркалом c ручкой в виде распускающегося лотоса и удобным креслом перед столиком.
   Потом служанка повела Элли через маленькую узкую дверь в ванную комнату, облицованную камнем. В ванной была тонкая каменная перегородка, из-за которой служанка могла, изображая душ, поливать купающегося водой. Для украшения перегородки на ней сидела алебастровая лягушка, нескромно пялящаяся на купающихся.Там же стояла деревянная кушетка и кресло, видимо, для всяких процедур после купания. Еще дальше была комната, поразившая Элли - в ней стоял каменный стульчак в виде полированной плиты с дыркой посередине, а под плитой, внизу, тихо журчала вода.
   Все было очень изысканно. Элли сразу же подумала, что все это должно принадлежать какой-нибудь знатной женщине.
   - Кто тут жил? - спросила она у служанки.
   - Дочь хозяина, сестра Радамеса, до того, как она вышла замуж и переехала в Фивы. Теперь здесь живут только очень почетные гости, - и служанка еще раз низко поклонилась Элли. - А сестра Радамеса только что приехала погостить из Фив и сейчас живет неподалеку, в доме отца своего мужа, как это у нас принято.
   Дав Элли умыться, она повела ее в середину дома, где была устроена столовая.
   Если спальня привела Элли в восхищение, то для столовой у нее вообще не было слов. В спальне все было приглушенных желто-коричнево-голубых тонов, а здесь наоборот. Циновки были окрашены в густо красный, почти багровый цвет, оштукатуренные стены светились охрой. Их сплошь покрывали рисунки растений, цветов и плодов. На одной стене была изображена целая роща дум-пальм и сирийских маленьких пальм вперемежку с водяными лилиями и маргаритками. У западной стены располагался огромный очаг с вытяжной трубой. На середине комнаты был низкий стол, столешница которого состояла из мозаики, выполненной из разных сортов дерева. Приглядевшись, можно было различить переплетающиеся стебли цветов и растений. На середине стола стояли две бронзовые ящерицы с задранными вверх головами - их широко открытые пасти держали матовые хрустальные шары. Вокруг стола стояли низкие табуреты и, так же, как и в спальне, повсюду лежали тугие подушки в виде четырехугольников или валиков - их можно было собрать вместе и устроить пышное ложе вблизи очага. Вдоль стен на низких шкафах, видимо, для посуды, располагались вазы, миски, жбаны, кувшины из черного и синего сланца, алебастра, крапленного мрамора. Среди них выделялись стайки маленьких кубков из горного хрусталя. Отдельно стояла серебряная и позолоченная посуда - амфоры, чашки, кружки, тарелки. Все это было покрыто искусной резьбой.
   Пока Элли разглядывала всю эту фантастическую роскошь, в столовую незаметно вошел Морган и остановился, с удовольствием наблюдая как его невеста, тихонька ахая, рассматривает то, что в их времена будет называться египетскими древностями.
   - Так, - сказал он, потирая руки, - а кормить чем они нас будут?
   Элли вздрогнула от неожиданности.
   - А, ты уже здесь, ну, конечно, и сразу - чем будут кормить! Ты думаешь, что я буду непрерывно озабочена этим, став твоей женой?
   - О, нет, дорогая, если мы останемся здесь, то заведем целую армию поваров и кухарок!
   - И они с утра до вечера будут заняты кормлением твоей особы?
   - Ну, что ты, дорогая, - дразнил Элли Морган, - у нас будут гости с утра до вечера!
   - Какой ужас! Подожди, я подумаю, стоит ли мне выходить за тебя! Нет, серьезно, посмотри, какая роскошь! А, кстати, куда запропастился твой Рахман?
   - Видишь ли, тут тоже не принято, чтобы слуги жили вместе с господами, ему дали отдельное помещение и несколько слуг в его распоряжение, которыми он будет руководить. Он получил должность управляющего нашими слугами.
   - А у нас есть слуги?
   - А как же! Выделен целый штат!Мы же почетные гости! А что будут думать о нас египтяне, если у нас не будет слуг? Об этом уже кто-то позаботился! А вот и голос Рахмана во дворе! Интересно, что там происходит?
   - Кажется, он и Инаи кого-то сюда ведут!
   И Элли с Морганом вышли из столовой навстречу входящим в дом. Возглавляемая Рахманом и Инаи в комнаты входила небольшая процессия чернокожих рабов, которые несли коробки разных размеров. Озабоченная Инаи большую часть направила в комнаты Элли, а меньшую отнесли к Моргану. Заинтригованная Элли шла следом. Рабы опустили коробки на пол и исчезли. Все, кроме одной совсем юной чернокожей девушки, которая сразу же опустилась на колени, с испугом взирая на Элли в ее непривычной для египтянки одежде.
   - Что происходит, Инаи? - спросила Элли.
   - Верховный жрец Рамфис прислал подарки для тебя, госпожа, и для твоего жениха, молодого господина.
   - А кто эта девушка?
   - Это молодая рабыня из Нубии, Рамфис дарит ее тебе.
   Элли посмотрела на девушку и нашла ее чрезвычайно привлекательной. Ее стройная фигурка напоминала терракотовую статуэтку. Густые вьющиеся волосы были перехвачены лентой, а когда она подняла глаза, Элли была поражена необычайным, каким-то фиалковым, цветом ее глаз.
   - Как твое имя? - ласково спросила она.
   - Аида, - тихо ответила девушка.
   От неожиданности Элли вздрогнула и села на пол возле девушки. В это время в спальню вошел Морган.
   - Что происходит, Элли, - спросил он, удивленно глядя на сидящую на полу с растерянным видом Элли.
   - Джеймс, эту девушку прислал верховный жрец Рамфис в услужение ко мне и ее зовут Аида, - сказала Элли по-английски.
   Не успел Морган сказать и слова, как в комнату, широко улыбаясь, как и подобает гостеприимному хозяину, вместе с управляющим, на ходу докладывающему ему о происходящих событиях, стремительной походкой уверенного в себе человека, вошел Радамес. Управляющий уже успел сообщить ему о подарках гостям и теперь указывал корявым подагрическим пальцем на новую рабыню, приставленную к гостье. Аида подняла свои фиалковые глаза на молодого полководца.
   Морган и Элли переглянулись.
   - Вот так это и началось? - тихо сказала Элли Джеймсу.
   Все молчали. В комнате повисла какая-то странная тишина. Забыв, зачем он пришел сюда, Радамес резко повернулся и вышел из комнаты. Недоумевающий управляющий поспешно семенил за ним.
   Аида опустила глаза.
   Морган пожал плечами с видом человека, смирившегося перед обстоятельствами.
   - Элли, когда вы кончите разбирать это, я все же рассчитываю на ужин, - бросил он на ходу, понимая, что было бы слишком жестоко отрывать женщин от разборки коробок.
   Элли с помощью Инаи и Аиды принялась раскрывать коробки.
   В одной из них лежала объемистая шкатулка из алебастра, в которой были: драгоценное зеркало - диск из полированного серебра с ручкой из черного дерева и золота в форме стебля папируса, хрустальные флаконы с черным и зеленым порошком, с помощью которых рисовались удлиненные глаза, флаконы с благовониями, роговые и серебрянные гребни, украшенные резьбой, туалетные ложечки, ручки которых изображали обнаженные фигурки девушек - с лютней, с уткой, плывущей девушки с маленькой мисочкой в вытянутых руках. Некоторые из них Элли были знакомы - они лежали в Каирском музее древностей.
   - С ума можно сойти, - прошептала Элли, разглядывая эти диковинки.
   - Госпожа что-то сказала? - деловито спросила Инаи, раскрывая следующую коробку.
   - Нет, нет, ничего, - поспешно ответила Элли.
   В следующей коробке, побольше, лежали сандалии из папируса, для дома, и уличные, из кожи, украшенные золотом и прозрачными камнями.
   В самой большой коробке оказались платья на все случаи жизни. Это были льняные платья удивительной выделки. Инаи и Аида подавали ей одно за другим. Они были совершенно невесомыми, тончайшими. Ткань была разнообразной - сетчатой и более плотной, затканной блестящими бусинками, с продернутыми тонкими золотыми и серебряными нитями, украшенными тонкой вышивкой. А какие цвета! Белый и все его оттенки - ткань небеленая, серовато-желтая, кремовая. Платья были и одноцветными - синие, голубые, коричнево-красные, охристо-желтые, оливково-зеленые - или украшенными разнообразными цветными тканными узорами в виде цветов и листьев лотоса, папируса, камыша.
   Элли надела на себя одно из платьев. Оказалось, чтобы скрыть наготу, необходимо было одеть пять или шесть сразу, настолько тонка была ткань. Все платья, почти одинакового вида, одевались одно на другое так, чтобы создать общую гамму цвета.
   Поверх всего полагалось носить просторное широкое тончайшее плиссированное платье.
   Решив удивить Моргана, Элли в таком виде отправилась в столовую. Криво улыбнувшись, он сделал ей комплимент, сказав, что Каирская опера была бы польщена, увидев ее на своей сцене.
   - Что случилось, Джеймс? - удивилась Элли, поняв, что он сильно не в духе. - Час тому назад ты все это воспринимал с иронией.
   - Дорогая, этот плешивый жрец посмел мне тоже прислать так называемые туалеты. Я же не оперный певец и не комедиант. Как угодно, но в чем они притащили меня сюда, в том и буду ходить.
   Элли засмеялась.
   - Джеймс, дорогой, ну конечно, но ты же понимаешь, что жрец не мог только мне прислать подарки. И вообще, мы с тобой должны оценить ситуацию. Я сейчас постараюсь вспомнить все, что знала и слышала об этой эпохе.
   Но воспоминания из прошлого о будущем не состоялись. Ибо в комнату вошла Инаи, ведя за собой слуг, которые занялись сервировкой стола.
   Да, египтяне знали толк в еде и любили поесть.
   Слуги быстро расставили на столе блюда с фруктами - виноградом, необычайно красивым с длинными прозрачными ягодами, фигами двух сортов, темными и бледнозелеными, почти прозрачными, в сердцевинке которых были видна красная, как огонек пламени, мякоть, спелые гранаты, яблоки, орехи.
   Джеймс скучающим взором окинул накрытый стол, а Элли, большая любительница фруктов, которой ничего не надо было, кроме них, тут же метнулась к столу, набрала к себе на тарелку всего понемножку и принялась с наслаждением лакомиться.
   - И это все? - разочарованно произнес Джеймс, оглядывая стол.Ему явно хотелось нечто более основательное, нежели фрукты. Тут процессия слуг появилась снова, неся уже существенное - зажаренное на углях седло молодого барашка, горку тонких пшеничных лепешек, вареные бобы, какие-то приправы, соусы, масло, творог, мед. В высоких греческих амфорах на стол был подан шербет.
   -Чувствую себя как на приеме у хедива, - расслабленно сказал Джеймс, утолив, наконец, голод.- Хорошо, что нет гостей, которые бы плели интриги.
   -Ой, боюсь, что интриг нам хватит. Верховный жрец что-то хочет от нас. Но что? - с этими словами Элли откинулась на пышные подушки с янтарной гроздью винограда в руке.
   - Что? Давай разбираться! Мы-то знаем то, что произойдет в будущем! И если он что-то знает об этом, а иначе как бы мы попали сюда, если это не его колдовские штучки, то ясно, что он хочет воспользоваться нашими знаниями о будущем, не знаю, как-то я плохо выражаю свои мысли, но ты понимаешь, о чем я думаю?
   - Да, да, очень интересно, Джеймс, - с удивлением глядя на своего американца, продолжила его мысль Элли. - Оригинальные мысли приходят тебе в голову. Вообще жрецы древнего Египта имели такие магические знания, о которых нам приходится только догадываться. Значит, ты полагаешь, что жрец устроил петлю времени, чтобы заполучить людей из будущего, которые помогут ему строить интригу?
   - Да, и не просто людей из будущего, а тебя, внучку знатока египетских древностей и коптского языка, и меня, военного. Ловко устроено, черт возьми!
   - Может быть, он устроил и нашу встречу в каирском театре? - лукаво улыбнулась Элли.
   Джеймс расхохотался.
   - Ну, это мы у него выудим. Знаешь, я постараюсь сосредоточиться и вспомнить все наши индейские штучки. Это должно здорово получиться, индейцы апачи против жрецов Египта! Все-таки думаю, что он не знает об индейцах ничего.
   - Послушай Джеймс, - в голову Элли пришла мысль, удивившая ее. - А ты не знаешь, нет ли чего нибудь общего у твоего племени и древних египтян? Я где-то слышала, что они совершали плавания на каких-то особых лодках. Может быть, и до Америки доплывали.
   - Да, обязательно, и этот плешивый жрец мой далекий предок, - съязвил Джеймс. - И у нас так много общего, что ты ему тоже приглянулась. Здорово придумано!
   - А что, - не обращая внимания на иронию Джеймса, продолжала Элли, - не лишено смысла. Очень может быть, что вы далекие родственники. Возможно, и у него, и у тебя что-то заложено, какая-то склонность к колдовству, и это от какого-то общего предка. Тогда ты можешь бороться с ним на равных.
   - На равных? - мрачно сказал Джеймс. - Ну уж нет. Я его переплюну, вот увидишь.
   Элли внимательно посмотрела на Джеймса и подумала, что все не так просто. Раскосые глаза Джеймса горели пламенем индейской ненависти. Ей стало не по себе.
   - Что-то странно, - вдруг сказал Джеймс, оглянувшись вокруг. - Прошло столько времени, а все светло.
   Элли встрепенулась, скинув с себя какую-то нахлынувшую на нее задумчивость.
   - А ведь и правда, - она встала и подошла к окну. Синие сумерки уже сгустились под темнофиолетовым, уже чернеющим небом, на котором проступали первые звезды. На фоне неба выступали черные силуэты деревьев. А в комнате было светло, как днем. Свет лился из двух светильников на столе, из двух хрустальных шаров, которые держали в широко раскрытых пастях бронзовые ящерицы.
   - О, что же это такое!- воскликнула она. - У них, что, было электричество?
   -Не может быть! - Джеймс схватил одну из бронзовых ящериц и стал крутить ее в руках.- Ничего не понимаю! А она довольно увесистая!
   - Положи ее обратно, Джеймс! - попросила Элли. - Вдруг там какой-то секрет?Вообще-то нам здорово повезло, оказаться в такой цивилизации!
   - Да, просто замечательно, чудная цивилизация, а как у них обходятся с врагами? Очень может быть, что все перевернется, и нас бросят на съедение каким-нибудь священным крокодилам!
   - Фу, - передернула плечами Элли, - ну зачем же такие мрачные мысли, давай пока не думать о плохом. И вообще я хочу спать.
   - Ты полагаешь, что я тебя оставлю тут одну?
   Элли смущенно воззрилась на Джеймса.
   - Я буду спать на циновках подле твоей кровати, скажешь, что у нас так принято - жених спит подле своей невесты и пусть они хоть пикнут!
   В столовой появилась Инаи и Элли объявила ей, что они очень устали, отправляются спать и, по обычаю своего народа, жених будет спать на циновке подле своей невесты. Инаии поклонилась и удалилась.
   Когда Джеймс и Элли вошли в спальню, то увидели, что Инаи все сделала - возле кровати Элли было устроено удобное ложе из циновок, подушек и легких одеял для Джеймса.
   Не успели они оба улечься, как усталость взяла верх и оба крепко заснули.
   Элли спала долго, всю ночь ей снились какие-то удивительные сны, толпы народа, желтый Нил, длинные лодки, скользящие по нему, Джеймс в странной египетской одежде и какие-то удивительные запахи, странные, легкие и в то же время пряные. Когда она открыла глаза, то увидела охапки лилий и ирисов, расставленных в высоких кувшинах по комнате. Лилии и издавали этот сильный запах.
   Джеймса в комнате уже не было, но, как только она зашевелилась на постели, в комнате тут же появилась Аида. Пока Аида помогала ей с утренним туалетом, Элли украдкой разглядывала девушку с чувством какой-то странной жалости. Аида еще ничего не знала о своем будущем. Не успела она привести себя в порядок и облачиться в новые одежды, как услышала разговор мужчин. Это Радамес беседовал с Джеймсом с помощью Рахмана.
   - Элли, ты уже встала? - крикнул Джеймс. - Появись, тут есть планы относительно нас.
   Элли вышла в сопровождении Аиды в столовую, которая служила и гостиной. Радамес поклонился ей глядя куда-то в сторону, ну, конечно, именно в ту сторону, где чуть-чуть поодаль от своей госпожи стояла Аида.
   - Парень потерял голову, - сказал по-английски Джеймс, широко улыбаясь. - Я его понимаю, точь в точь как я в театре, когда увидел тебя и не знал, как с тобой познакомиться. Он хочет, чтобы мы завтра отправились вниз по Нилу в его лодке, вместе с его сестрой, которая возвращается в Фивы. Он будет нас сопровождать. В Фивах будут торжества по случаю победы. Насколько я понял, туда же отправляется весь двор фараона и, конечно, верховный жрец. Пока этот плешивец не подкатился к тебе с предложением прокатиться в его яхте, я принял предложение Радамеса. Конечно, ты берешь с собой служанку. Ну, как? По-моему, здорово придумано!
   Элли засмеялась.
   -Ты с Радамесом как мальчишки с одного двора. Ты, надеюсь, не забываешь, где мы и, что совсем непонятно, как нам выбираться обратно? И потом, у верховного жреца не яхта, как ты выразился, а лодка с гребцами, по-видимому, это что-то роскошное. И у Радамеса, наверняка, тоже не просто "лодка". И нам надо выглядеть соответственно.
   Радамес, не понимая о чем они говорят, переводил взгляд с Джеймса на Элли. Элли стало неловко. Она перешла на коптский и объяснила Радамесу, что они благодарны ему за приглашение и с удовольствием его принимают. Что они - Джеймс с Рахманом и Элли с Аидой будут готовы к тому времени, которое он назначит для отправления в дорогу.
   Радамес обрадованно засмеялся и вновь повторил, что к полудню будут поданы носилки, что лодки уже готовы к отплытию и что Элли будет путешествовать вместе с его сестрой, Сатин, которая возвращается в Фивы, чтобы присутствовать при празднике в честь победы, который будет проходить в Луксорском храме. Поклонившись своим гостям, он удалился, бросив напоследок еще один взгляд в сторону потупившейся Аиды.
   - Господи, это же надо, в Луксорском храме в честь победы! - и Элли зажмурила глаза от удовольствия
   - Да уж, это не представление в Каирской опере, - заметил Джеймс. -Хотя, по мне, все это ерунда. Вот если бы они дали мне возможность поучаствовать в какой-нибудь битве!
   - Ох, Джеймс, насчет битвы не знаю, но что-то должно произойти! Надо смотреть в оба. Наверняка, Рамфис будет пытатьтся выудить что-нибудь у нас. А если это не удастся, то уничтожить.
   Джеймс ушел собираться в дорогу, а женщины погрузились в выбор туалетов на время путешествия.
   К полудню приготовления были окончены, и Элли с Аидой в пышно украшенных носилках, которые несли, сменяясь, почти бегом черные рабы-носильщики, а Джеймс с Рахманом верхом, отправились к пристани. Там уже готовые к отправлению покачивались на воде богато отделанные, изукрашенные резьбой, слоновой костью, позолотой, длинные лодки- галеры, в середине которых было устроено нечто вроде роскошного шатра. Гребцы были скрыты под палубой лодок и только отверстия в их бортах, из которых торчали весла, говорили о способах передвижения.
   К галере Радамеса вела простая дощатая пристань, покрытая яркими циновками, а немного дальше, подле другой пристани, украшенной богатыми тканями и цветами, стояла огромная галера, в два раза больше галеры Радамеса. И если галера Радамеса была богато изукрашена, то от роскоши той, другой галеры, слепило глаза. Это была галера фараона. Вокруг суетились мелкие лодочки, подвозившие что-то к галерам. Стояли фелюги, готовые сопровождать галеры по Нилу. На берегу стояла густая толпа провожающих и вельмож, и, конечно, множество зевак.
   Элли с Аидой перешли на борт галеры. Там уже хлопотали слуги, чтобы устроить их поудобнее в той части шатра, которая была отведена им. В другой половине, как поняла Элли, будет сестра Радамеса Сатин. На носу располагался еще один, меньший шатер, предназначенный для Радамеса и мужчин.
   Не успела Элли с помощью Аиды обустроиться на новом месте, как раздались звуки музыки, затрубили трубы, зазвенели систры и цимбалы, толпа закричала приветствия - это фараон прибыл на свою галеру.
   Прошло еще немного времени и под мерные удары барабана, отсчитывающего такт гребцам, галеры отплыли от берега. Элли видела, что плывут только две галеры, окруженные лодочками и фелюгами - фараона и Радамеса. Но где же Рамфис? Ведь его галера тоже должна была сопровождать фараона? Элли решила, что это выясниться попозже. Вдруг в ее половине шатра, как будто ниоткуда, появилась девушка. Она начала усиленно кланяться и как поняла Элли, это была посланница сестры Радамеса, которая передавала ей приглашение посетить ее сторону шатра. Элли крикнула Аиду и они пошли вслед за этой девушкой со странным желтовато-оливковым узким личиком, оканчивающимся острым лисьим подбородком. И вся она была как-будто в острых углах. Что-то сразу не понравилось Элли в этой служанке. Она решила быть настороже.
   В пышно разукрашенной половине Сатин царил полумрак. Элли не сразу разглядела в глубине шатра ложе, на котором полусидела Сатин. За спиной у нее стояла немолодая женщина возле низкого столика с какими-то банками и склянками. Сатин с таким радушием и такой милой улыбкой полуподнялась навстречу Элли, что Элли сразу же почувствовала к ней расположение.
   Сатин предложила Элли жестом место подле себя на полукресле.
   - Я жду ребенка, - пояснила она, - и мне надо лежать. Я уже потеряла своего первого, еще не родившегося ребенка, и верховный жрец Рамфис прислал мне свою знаменитую целительницу. А вчера, перед самым отъездом, моя преданная служанка вдруг тяжело заболела коликами, и тот же Рамфис прислал мне Суси, - и она указала на свою служанку с лисьим подбородком.
   - Суси, - приказала она,- подай нам шарики кифи для благовонного дыхания.
   Элли внимательно разглядывала Сатин. Какие-то туманные образы роились у нее перед глазами, ей казалось, что когда-то давно она знала эту милую женщину с такими странными зеленоватыми глазами. "Наверное, -подумала Элли, - она напоминает мне Радамеса, и поэтому ее лицо кажется мне знакомым. Но вот эти шарики... и эта служанка. Надо сделать вид, что я их жую".
   Сатин стала расспрашивать Элли, хорошо ли она устроена и вспоминать те счастливые часы, которые она проводила под родительским крылышком в своем домике. Элли почувствовала, что Сатин не очень счастлива в браке.
   Аида сидела поодаль на полу, не поднимая глаз. А шустрая Суси все время суетилось и это все больше и больше не нравились Элли. В это время прибежал посыльный от Радамеса, сообщив, что Элли ждут на носу галеры и что галера Радамеса вплотную приблизилась к галере фараона.
   Элли встала и позвала Аиду. Тут вдруг Суси начала горячо просить свою хозяйку отпустить ее с Элли посмотреть на фараона и его семью. Элли была удивлена тем, что, видимо, очень мягкая Сатин позволяет такие дерзости своей рабыне. Насколько она помнила из древней истории, рабов держали в строгости. Элли в сопровождении двух рабынь проследовала на нос корабля. Там стояли Радамес и Джеймс, наблюдая за тем, как на палубе флагманской галеры совершают прогулку фараон со своей супругой Яхмос и тремя детьмя - двумя мальчиками, Уаджмосом и Аменмосом, и девочкой. Девочка была, видимо, самой озорной, фараон крепко держал ее за руку, а она все порывалась вырваться и подбежать к борту галеры, чтобы бросить цветы так, чтобы они долетели до галеры Радамеса. Радамес изготовился поймать цветы, и как только девочка бросила их в воздух, ловко поймал букет на лету. Все разразились аплодисментами и было видно, что фараон очень доволен.
   - Хвала и честь принцессе Хатшепсут!- кричали вокруг.
   У Элли округлились глаза.
   - Хатшепсут?! - воскликнула она непроизвольно и тут же осеклась. Из-за спины фараона показалась фигура верховного жреца Рамфиса. Он с улыбкой вглядывался в лицо Элли. Элли поняла, что она выдала то, чего не должна была выдавать. И как только она подумала об этом, какая-то мощная стена, что-то вроде шумного низвергающего водопада возникла у нее в голове. Она поняла, что Джеймс уже включился в игру.
   Конечно, Элли понимала, что жрец уже владеет государственной тайной, которую она непризвольно выдала. Ведь Хатшепсут стала царицей Египта после смерти в молодом возрасте своих братьев. И была очень значительной царицей. И теперь Рамфис об этом знал. Ведь когда Элли воскликнула имя принцессы, в этот миг в ее голове пронеслось все, что она знала о Хатшепсут, о ее царствовании, о первых в истории Египта плаваниях в страну Пунт, предпринятых в это время, о роскошных дворцах и храмах, выстроенных Хатшепсут.
   Шум и музыка доносились с уже удаляющейся вперед галеры фараона, уходящего вместе с детьми с кормы. На корме оставался только Рамфис, в перекинутой через левое плечо шкуре пантеры, торжествующе смотревший на отстающую галеру полководца. По случаю праздника на нем были знаки его высокого воинского звания, которые он как жрец обычно не носил - тройная золотая цепь на шее и короткий меч в богато украшенных ножнах. Эти регалии Рамфис обычно не надевал, но сейчас, видя какие почести воздаются Радамесу, решил напомнить всем, и в том числе фараону, что во всех победах есть и его заслуга.
   Пока Элли и Джеймс смотрели на Рамфиса, делая вид что привествуют его, Радамес вдруг у всех на виду склонился к Аиде и стал нашептывать ей что-то на ухо. И это все происходило на глазах у Рамфиса! Что же больше нужно опытному интригану!
   -Джеймс, - прошептала Эллин, - я выдала Рамфису тайну царицы Хатшепсут!
   - Это сейчас, когда он снова проник в твои мысли?- мрачно спросил Джеймс. - Ты же знаешь, я не силен в египетской истории, напомни, что это там такое происходило и почему ты так огорчена.
   - Понимаешь, я сама потрясена, ведь эта девочка, Хатшепсут, она станет великой царицей-фараоном!
   - Но ведь есть еще два брата, - засомневался Джеймс, - вон, они там носятся по палубе.
   - В том-то и дело, эти мальчики умрут от болезни, а ее выдадут замуж за сводного брата, который станет Тутмосом Вторым. Но и он умрет, а Хатшепсут будет регентшей при ребенке от наложницы, будущемТутмосе Третьем. А потом полностью захватит власть. И станет фараоном, властительницей Египта. Она преуспела, Египет процветал во время ее правления, я была в ее дворце и храме, я видела обелиски, возведенные ею, о, ты не представляешь, это что-то необыкновенное! Но, что я говорю, а Рамфис? Он не подслушает нас?
   - Он сейчас слышит ветер в прерии и топот несущегося стада бизонов. Осторожно взгляни на него и ты увидишь, какая кислая у него физиономия!
   - Она выстроила в Фивах роскошный, величественный храм,- продолжала Элли, - когда мы вернемся, я хочу вместе с тобой съездить туда... да, но вернемся ли мы?
   - Элли, я очень заинтересован, рассказывай дальше!- попросил Джеймс, не обратив внимания на последние слова Элли.
   - Ну, она отправила корабли в плавание в страну Пунт, за ладаном и миррой, за слоновой костью, ручными обезьянами, экзотическими животными и черными рабами. И все это изображено на стенах ее храма в Фивах.
   - А ведь я могу участвовать во всех этих экспедициях! - с горящими глазами воскликнул Джеймс. - Стать придворным при такой даме! Это тебе не египетский хедив! Вот это жизнь!А что там за история с ее мужем?
   - Ну, она же дочь Тутмоса Первого, он выдал ее замуж за ее сводного брата, Тутмоса Второго, что было принято в Египте. У этого Тутмоса родился сын от наложницы, Тутмос Третий....
   - Подожди, у меня от Тутмосов закружилась голова. Так что там, как она стала фараоном?
   - Ну, ты меня перебиваешь, а я и сама путаюсь в них всех! О, господи, я вспомнила! Послушай, отстранив от власти малолетнего фараона, жрецы храма Амона возвели на престол Хатшепсут! И это сделано было под руководством верховного жреца!
   И Элли с широко открытыми от ужаса глазами уставилась на Джеймса.
   - Ты полагаешь, что Рамфис уже знает, что ему делать? - с сомнением в голосе спросил, немного поеживаясь, Джеймс.
   - Ну, не знаю, я ли в этом виновата или таково течение истории... Послушай, Джеймс, она устраивала военные походы в Нубию, в Палестину, в Сирию! Очень удачные военные походы! Неужели!?
   И Элли уставилась на Джеймса.
   - Ну, если это так, то верховный жрец должен быть на нашей стороне! Ведь ему нужен талантливый полководец!
   - А Радамес?
   - Да, но с Радамесом он как-будто расправился? Натравил на него фараона! И чем ему мешает этот влюбленный? Не понимаю...
   Дальше видно будет, - буркнула Элли, расстроенная тем, что, как ей казалось, она сделала что-то, что сможет изменить историю Египта. "С другой стороны, - думала она, - ведь правление Хатшепсут было благом для Египта. Только вот жаль Радамеса и Аиду. Может быть, что-то можно будет сделать для них?"
   Тут Радамес позвал Элли и сказал, что его сестра ждет их в своем шатре. Остролицая лисичка Суси уже исчезла и Элли так и не поняла, шпионит они или нет в пользу Рамфиса.
   В шатре Сатин уже суетилась Суси и еще две служанки.
   - Раут? - спросил Джеймс у Элли.
   - Джеймс, мы в древнем Египте, а не в британском посольстве, - ответила Элли, улыбаясь Сатин, которая все больше и больше ей нравилась.
   Угощенье было подано на низком столике, возле которого все уселись прямо на пышные циновки. Сатин велела поднять одну из стен шатра и можно было видеть раскинувшиеся среди пальм селенья на берегу Нила, мимо которых они проплывали, роскошные храмы, процессии жрецов, собравшихся на берегу феллахов, приветствовавших проплывающиеся галеры и бросающих в воду цветы..
   Радамес увлеченно рассказывал Джеймсу о последней нубийской войне, а Рахман переводил.
   В это время Сатин велела своей служанке подать ей шкатулку. Раскрыв ее, она вынула оттуда удивительную вещицу - это был большой скарабей, сделанный из какого-то серовато-желтого камня, на закрытых крыльях спинки которого была выгравированы две змеи. Скарабей был в серебряной оправе.
   - Я хочу подарить тебе этого священного скарабея, как символ нашей дружбы, - улыбаясь, сказала она.- Это очень древняя вещица, она досталась мне по наследству. И найдена была в песках, возле старого храма.
   Элли вспыхнула. Дрожащими руками она взяла скарабея. Держа его в руках, она почувствовала, что от него разливается приятное спокойствие и уверенность. Она поняла, что Сатин чувствует что-то, чего не понимает. Ей тоже очень хотелось сделать приятный подарок, но у нее ничего не было своего. И тут она вспомнила, что на шее у нее жемчужное ожерелье, то, которое она забыла снять после спектакля в опере! Ни минуты не колеблясь, она сняла его и протянула Сатин. Та вспыхнула в свою очередь и сказала:
   - Жемчуг рождается где-то очень далеко отсюда, в океане. Он рождается как человек, только вынашивает его раковина-мать. Жемчужное ожерелье помогает сохранить ребенка. Я так тебе благодарна!
   Они обнялись и Элли снова почувствовала, что не может быть, чтобы она не знала раньше этой чудной женщины, из совершенно другого мира, но такой родственной и близкой по духу.
   Но день уже клонился к концу, солнце золотило верхушки пальм и розовый закат над Нилом превращался в ночь. Умолкли барабаны, под такт которых гребли рабы на галерах. Тихая ночь простерла свои крылья над Египтом. И только звезды светились на черном бархатном небе. Время от времени какая-нибудь звезда срывалась с места и пронзала на мгновенье ярким светом тьму ночи.
   Больше до конца пути Элли не видела верховного жреца. Он как будто испарился. Путешествие протекало спокойно и только Эллис замечала, в основном по частому отсутствию Аиды, что ее роман с Радамесом получил бурное развитие. Эллис твердо решила, что она должна поговорить с Рамфисом и как-нибудь спасти влюбленных. За время плаванья их вместе с Радамесом дважды приглашали посетить галеру фараона, где устраивались непрерывные праздники. Там Радамеса усаживали как почетного гостя рядом сестрой фараона, Амнерис, и Элли с тоской наблюдала, как развиваются, ставшие потом трагическими, события. Но кроме Элли за этим наблюдала и еще одна влюбленная маленькая женщина. Этого уже история не знала. Маленькая Хатшепсут ревниво следила за тем, как ее героя усаживают рядом с ее теткой, капризничала, норовила устроить какую-нибудь маленькую пакость - опрокинуть на платье тетки соус, пустить мышонка ей под юбку. Но это была все-таки дочь фараона и сестра фараона, она величественно делала вид, что не замечает проказ Хатшепсут. И Элли думала, что когда обе они, Амнерис и Хатшепсут, узнают о страсти Радамеса, вот тогда влюбленным не сдобровать. И еще она подумала, что Хатшепсут, несмотря на свои двенадцать лет, умнее и опаснее Амнерис.
   Наконец, несколько дней плаванья начали подходить к концу и Радамес сообщил, что утром галеры прибудут в Фивы, город, славный своими величественными храмами, Луксорским и Карнакским, город жрецов, город, любимый богом Амоном и прославляющий его.
   Рано утром многочисленные фелюги с разноцветными нарядными треугольными парусами вышли из Фив, чтобы торжественно встретить фараона . Гирлянды из цветов лотоса и охапки цветов, алых, белых, синих, были брошены в воду и казалось, что галера плывет по цветущей реке. Элли с любопытством смотрела, как выглядели Фивы более чем три тысячелетия тому назад. В общем, к ее удивлению, с тех пор почти что ничего не изменилось. Она-то помнила, что во времена Хатшепсут и других фараонов возводились храмы, но все это было не здесь, а на другом берегу Нила. Оба фиванских храма в эти времена уже достигли своего величия и только немногое можно было пристроить к ним. Нынешний фараон, Тутмос Первый, возвел в Карнакском храме два огромных зала. Этими работами руководил его архитектор, Инени, тот Инени, который потом был любимым архитектором и фаворитом царицы Хатшепсут.
   Визит фараона в Фивы был приурочен к главному празднику в честь Амона-Ра, празднику Ипет-сут - так назывался Карнак в те времена.
   Еще до рассвета Элли с Джеймсом выбрались из дома сестры Радамеса, где они провели ночь. Элли не терпелось посмотреть на Карнакский храм, где должны были проходить торжества. Небольшой городок гудел как потревоженный улей. Чем ближе к храму, тем гуще становилась толпа. У самого храма, у подножия пилонов торговцы предлагали свой товар - фиги, финики, гранаты, виноград, пшеничные тонкие лепешки, в которые ловко заворачивали кусочки нарезанного тонкими ломтями мяса и листья салата. Народ все прибывал, всем хотелось поглядеть на пышную процессию. Там, внутри храма хранились "лодки богов" - Амона-Ра, его супруги, богини Мут и их сына, Хонсу. Торжественным шагом прошли мимо пилонов и углубились в аллею сфинксов жрецы-носильщики, которые должны были извлечь "лодки богов" из хранилищ и на особенных носилках перенести их на набережную Нила, где стояли храмовые галеры. По обе стороны этих шеренг носильщиков шли полуобнаженные жрецы в шкурах пантер, размахивая кадильницами из которых поднимался ароматный дым. Прошло некоторое время и процессия, уже несущая "лодки богов" медленным шагом, сопровождаемая ударами тамбуринов и музыкой, прошла в сторону нильской набережной.
   У набережной стояла целая флотилия. Настоящие ладьи Амона, его супруги и Хонсу не имели ничего общего с переносными моделями, только что извлеченными из храмовых тайников. Это были целые плавучие храмы, которым не уступала только галера фараона, они были гораздо больше большинства нильских судов и были роскошно украшены. Они были построены из настоящей пихты и вполне годились для плавания, несмотря на огромный груз золота, серебра, меди, бирюзы и лазурита. Корпус украшался наподобие храмовых стен рельефами, на которых фараон совершал ритуальные обряды в честь Амона. На палубе посередине ладьи возвышалась большая кабина, целый дом под балдахином, где хранились переносные ладьи, статуи и священные принадлежности для церемоний в храме. Перед этой кабиной, как перед настоящим храмом, стояли два обелиска и четыре мачты с лентами. Палуба была уставлена статуями и сфинксами.Две гигантские головы барана украшали нос и корму.
   Дорога от Карнакского храма до Луксорского не была длинной, но все было обставлено так торжественно, что поглощало уйму времени. Вдоль набережной стояли солдаты, которые под звуки гимнов Амону должны были тащить галеры богов вдоль берега.Толпа ободряла солдат криками, им бросали цветы, женщины танцевали, мужчины хлопали в ладоши и распевали военные песни.. Среди толпы шли трубачи и воины с перьями в волосах и украшениями в носу и ушах.
   Оба берега Нила были усыпаны жителями. Тут же забивали животных, готовили на кострах жареное мясо и раздавали всем желающим. Крик и гвалт стоял невообразимый.
   Название этого священного плавания -- "Ипут". Амон из Карнака на несколько дней становился гостем Луксора. Праздник завершался не менее торжественным возвращением божественной флотилии. С кораблей снимали переносные ладьи и уносили обратно в кладовые храма. Тот же самый кортеж под звуки тамбуринов, но, может быть, уже не так весело, проходил обратно по аллее сфинксов с бараньими головами до врат храма. Теперь фараон мог быть уверен, что боги даруют ему всевозможные блага и милости -- "долголетие Ра, должность Атума, годы вечности на троне Хора в радости и мужестве, победу над всеми странами, силу отца его Амона ежедневно, царство обеих земель, молодость плоти, незыблемые памятники, вечные как небо".
   Элли с огромным любопытством смотрела по сторонам, стараясь запомнить все, что видела. Они даже подошли к одному из костров и взяли жареного мясо и пшеничных лепешек. Им предложили и местного пива, которое оказалось превосходным. Они так увлеклись праздником, что совсем забыли, где находятся, забыли и о Рамфисе, и о Радамесе. На какое-то мгновение Элли показалось, что они с Джеймсом просто поехали из Каира в Луксор, чтобы поглазеть на местный храмовый праздник. Уже стемнело, но огни костров и факелов ярко освещали набережную Нила, где продолжался праздник простолюдинов. Они и не подозревали, что этот день оказался насыщенным яркими событиями, определившими весь дальнейший ход истории Египта.
   Их искали. Трое странных людей, одетых в холщовые серые балахоны, нашли их на набережной. Один из них, приблизившись и показав золотую пластинку с изображением солнца с разбегающимися лучами - символ бога Амон-Ра, от имени верховного жреца попросил их пройти с ними.
   - Что случилось? - тихо спросила Элли Джеймса. - Ведь сегодня им всем было не до нас, праздник должен быть идти по утвержденной традиции и мы туда не вписывались.
   - Может быть Рамфис на сегодня потерял нас из виду и забеспокоился, чтобы мы вовсе не исчезли? Ну что ж, посмотрим.
   Посланцы Рамфиса шли быстрым шагом. Видно, им было велено доставить Элли и Джеймса как можно скорее. Они не воспользовались ни коляской, ни носилками, чтобы не привлекать внимания. И как только нашли, тотчас же увели с ярко освещенной набережной и повели к храму узкими темными улочками, хотя по набережной можно было добраться до храма быстрее и удобнее.
   Они прошли мимо пилонов и через узкую дверь в стене их провели в скудно освещенное, убранное богатыми тканями помещение и оставили одних. Не желая быть подслушанными, они молчали. Но нарастало тревожное ожидание. Вдруг из-за тяжелой портьеры, прикрывавшей дверь, быстрым шагом вошел Рамфис. Его лицо было похоже на каменную маску - видно было, что что-то произошло. Рамфис указал на скамьи и безмолвно, жестом пригласил Элли и Джеймса сесть. Наступило молчание. Видимо, начало разговора давалось верховному жрецу с трудом. Наконец, он начал:
   - Переведите как можно точнее наш разговор вашему спутнику, - обратился он к Элли. - Я хочу, чтобы вы верили каждому моему слову. Да, это я перенес вас из будущего в прошлое.Я хочу, чтобы вы поняли. Есть тайные знания. Они были всегда и всегда будут. Так вот. Древние мудрецы знали, что в очень неожиданных местах проходят точки Великой оси. Вдоль нее можно переходить из прошлого в будущее. Вспомните великий Нил, как величественно несет он свои воды. Но там, в верховьях, ему приходится петлять между скалистыми берегами. И если ловкий стрелок пустит стрелу, стоя на одном берегу, то она может дважды пролететь над Нилом - она пролетит над водой, потом над узким берегом и снова над водой, пока не достигнет другого берега. Или взгляните на этот лист папируса - я сгибаю его пополам, видите, папирус, потом свободное пространство, потом снова папирус. А сейчас я проткну его стилетом. Вот так можно переходить из одного времени в другое. Но не везде, а только там, где расстояние между временами становится узким. Есть такие места, где это легко сделать. Одно такое я давно обнаружил вблизи Мемфиса, там фараон повелел строить свою гробницу. Потом я нашел книгу великого мага Тота. И узнал о существовании и других точек. Одна из них находится в стране, которую с одной стороны омывает море, греки его называют Понт Эвксинский, и другое море, Гирканское, море каспиев, и там есть громадные горы.
   - И что это за место? - спросила Элли.
   - Не знаю, - покачал головой Рамфис. - Очень смутно представляю себе, что это какой-то город, но это очень далекое будущее. Из будущего в прошлое попасть легко, но наоборот очень трудно, почти невозможно. Ты пришла оттуда в Египет дважды, в разные времена. Вы оба должны помочь Египту. Сегодня лазутчики донесли, что Нубия собрала на границе огромное войско. Часть его была нами разгромлена. И в этот момент, когда свобода Египта висит на волоске от гибели, в семье фараона начались распри. Сегодня, когда должна была быть объявлена помолвка Радамеса с принцессой Амнерис, маленькая принцесса Хатшепсут устроила отцу-фараону такую дикую истерику, что помолвку пришлось отменить. И когда сообщили об этом Радамесу, он, вместо того, чтобы расстроиться, тоже был обрадован! Уму непостижимо! Одна моя маленькая лазутчица, та, что приставлена к сестре Радамеса, сообщила мне совершенно неприемлемую новость - Радамес увлечен простой служанкой, рабыней! Я послал лазутчиков и что же?! Это девушка, такая покорная, такая тихая оказалась нубийской принцессой и так ловко скрыла это, что никто не мог ее подозревать!И она смогла пробраться к самому египетскому полководцу!
   Тут Элли не выдержала:
   - Верховный жрец, ты прислал эту рабыню мне в услужении сам, в дом Радамеса, вспомни, вместе с дарами!
   Рамфис замахал рукой на Элли:
   - Нет, этого не может быть!
   - Может, - твердо сказала Элли. - Так оно и случилось. Эта бедная девушка влюбилась в Радамеса, но она любит также и свою родину, и своего отца! Ваши планы по укреплению границы с Нубией известны! Нубийцы знают, где расположены неохраняемые тропы. Торопитесь, ваши священные города под угрозой!
   Рамфис смотрел на Элли, ожидая, что она скажет еще. И Элли не выдержала.
   - Я все скажу тебе, жрец, но при одном условии. Сделай так, чтобы Радамес и Аида не погибли!
   - Но они должны умереть! - воскликнул жрец. - Вы же это знаете!
   - Нет, - твердо ответила Элли. - Это не очевидно. Когда их замуровали, после этого никто не знал, что с ними. Но есть, ты же это знаешь, как жрец, другие проходы в гробницы! Мы поможем тебе, а ты помоги им! Это послужит и тебе в будущем! Более того, ты для всех изложишь ту версию, которая нужна для упрочения власти. Но Хатшепсут ты дашь знать, что спасешь ее возлюбленного Радамеса. Мы видели на набережной, что там готовы к отплытию финикийские купеческие корабли. Отправь Радамеса и Аиду с ними!
   - И тогда вы останетесь здесь и будете на службе у фараона?
   - Джеймс, ты согласен остаться здесь и служить советником фараона? - спросила Элли.
   - А ты?
   - Не знаю, а как же дедушка?
   Рамфис изумленно воззрился на нее.
   - Но вы же в петле времени!- воскликнул он. - Вы там, откуда вы прибыли! В доме вашего дедушки сейчас идет подготовка к помолвке! Это другое время! Это же так просто!
   - А, ну тогда все в порядке.- деловито сказала, ничего не поняв Элли. - Но должны быть оговорены все условия. Мы остаемся. Я буду давать вам советы по устройству жизни в государстве, конечно, в условиях строжайшей тайны, Джеймс будет военным советником. Об остальном поговорим позже.
   - Нет, нет, - блестя глазами, скороговоркой заговорил Рамфис. - Между нами должна быть полная ясность. Я расскажу, что я знаю о вас и почему именно вы должны помочь Египту. И у него, - Рамфис вытянул руку по направлению к Джеймсу, - и у тебя есть кровь египтян.Вы наши потомки.
   - Джеймс, - сказала Элли тихо, - оказывается, мы потомки египтян. Я же тебе говорила, что индейцы апачи и египтяне могут быть одной крови.
   -Я многое знаю, но многое для меня сокрыто, - продолжал Рамфис так же лихорадно. - Скажите, что будет с Египтом? Его поглотят враждебные страны и племена и он исчезнет со страниц истории? Кто будет следующим фараоном? Я прочел в ваших мыслях, что это будет Хатшепсут! Но это немыслимо! Ведь она женщина!
   - Ну и что? - прервала его Элли. - Да, Хатшепсут станет одной из величайших правительниц Египта! И сделаешь ее фараоном ты, жрец! Ты должен и я знаю, что это будет, сделать ее верховной жрицей Карнакского храма Амона-Ра, и сделать это как можно скорее, потому что дни ее отца сочтены и ее братьев тоже. Она должна выйти замуж за своего сводного брата, сына этой наложницы-царицы Мутнофрет...
   Жрец сделал протестующий жест, эта мысль была ему неприятна. Но Элли настойчиво продолжала:
   - Да, жрец, только так и не иначе! Я это знаю! Хатшепсут чистых царских кровей, ей принадлежит будущее Египта. У нее будут две дочери, одна из них, Меритра...
   - Ты знаешь их имена, еще не рожденных детей... - с ужасом и восхищением прошептал Рамфис.
   А Элли все больше и больше входила в роль прорицательницы, судорожно стараясь вспомнить все, что ей рассказывал дед о времени правления Хатшепсут. Джеймс, не понимая того, что она говорит, смотрел на нее со все возрастающим изумлением.
   - Да, и Меритра станет женой Тутмоса Третьего, который будет сыном Тутмоса Второго и его наложницы Исиды. И он тоже будет великим фараоном после смерти Хатшепсут. Вначале после смерти отца двенадцатилетний Тутмос Третий будет провозглаше фараоном, а Хатшепсут регентшей при нем. Но тут ты, жрец, устроишь заговор и переворот, - непререкаемым голосом продолжала Элли.- Во время такого же праздника, как сегодня, жрецы-носильщики опустят носилки с богами перед жрицей и регентшей Хатшепсут в знак ее избрания богами в качестве фараона. Ты распустишь слух о божественном происхождении Хатшепсут, о том, что бог Амон сошел на царицу Яхмос...
   Жрец сделал протестующий жест, но Элли не унималась.
   - Да, да, бог Амон вошел в фараона и таким образом была зачата Хатшепсут.
   Жрец успокоенно кивнул головой. Такой вариант подходил.
   - А дальше, что было дальше, - спросил он охрипшим от волнения голосом.
   - А дальше будет блистательное царство, ты будешь правой рукой царицы, ее будут окружать выдающиеся люди - ученые, полководцы, писатели, поэты, архитекторы. Во время ее правления будет достигнуто небывалое процветание Египта. Все, что мы с Джеймсом знаем и умеем, мы все это используем для Египта. И никаких интриг и борьбы за власть! Наследником Хатшепсут будет Тутмос Третий, и он тоже будет великим фараоном! Великие дела будут происходить при Хатшепсут, жрец! И она не забудет, что ты спас ее первую любовь, полководца Радамеса!
   Жрец восторженно кивал головой. Перед его мысленным взором пролетали замечательные картины.
   - Что ты ему наговорила, Элли? - осторожно спросил Джеймс.
   - Ничего особенного. Хорошо, что дед был прекрасным учителем, а я послушной ученицей. Надо же, как пригодились мои знания древнего Египта!
   Было видно, что Рамфис немного не в себе от всего услышанного. Он смотрел куда вдаль затуманенным взором.
   - Однако, - сказал осторожно Джеймс, - пора бы и отдохнуть.Отпустит он нас, наконец?
   От звука его голоса жрец вздрогнул и широко улыбнулся. Элли впервые увидела его улыбающимся и ее поразила его мальчишеская улыбка.
   - Сейчас вас отведут в предназначенные для вас покои, вас будут охранять, как египетских богов, - напыщенно сказал он. - Вы залог процветающего будущего Египта.
   Когда, наконец, Элли добралась до постели, она рухнула в нее и заснула тяжелым сном уставшего за день человека.

***

   Настойчивое треньканье дверного звонка разбудило Русю и прогнало какой-то безумно сложный сон, из которого она запомнила только то, что кто-то подарил ей брошь в виде священного скарабея. "Наверное, -сонно думала она, слыша шаркающие шаги деда, шедшего к дверям, - это сон из прошлого, может быть, дома где-то в комоде и лежит скарабей. Вечно они мне ничего не рассказывают толком, эти мама и бабушка! Только на одного деда надежда"
   Тут в ее комнату вихрем ворвалась Ванда, въерошенная, но какая-то счастливая.
   - Руська, - завопила она, - такое вчера произошло! Та наша родственница, которая, помнишь, приезжала из Москвы, позвонила и сказала, что нашла ходы, и Раде сделают операцию в Москве! Но оказалось, что нужны хорошие деньги, а ты же знаешь, денег-то и нет! Ну, мама собрала всякую хурду-мурду, какая осталась в доме после войны, и бабушкино фальшивое жемчужное ожерелье, которое куда-то завалилось, а тут вдруг нашлось. И пошла прихватив меня для храбрости в комиссионку к тому оценщику, который всегда нам говорил про ту египетскую картину: "Не продается, не продается!".
   - И что? - сидя в постели, спросила Руся.
   - Ну, он все так скучно посмотрел, отложил в сторону, взял это ожерелье, потом схватил лупу, стал в нее рассматривать, потом посмотрел на маму, потом очень внимательно на меня и спросил: "Это вы с подругой ходите смотреть на египетскую картину?" Я кивнула. Он еще раз взял в руки ожерелье и вдруг сказал: "Это прекрасный жемчуг, как вам удалось сохранить и не продать раньше это ожерелье?" Мама сказала, что ведь оно фальшивое, и мы про него и вовсе забыли, а тут оно как-то вылезло из дальнего угла. Он покачал головой: "Вам срочно нужны деньги?" Тут маму вдруг как понесло, она рассказала про Радю, про операцию и что у нас нет денег, чтобы ехать в Москву. Он внимательно слушал и сказал: "Доверьтесь мне, я знаю, кому можно продать это прекрасное ожерелье. Вы получите за него хорошие деньги. Хватит и на поездку, и на операцию, и еще останется". Мама так и ахнула. А он сказал, чтобы пришли к закрытию магазина. И мы побежали вечером. Его не было в магазине и мама уже стала волноваться. И тут он появился, такой весь невзрачный, в потертом плащике, стоптанных туфлях и с жутким саквояжем в руках. Провел нас в свою комнатку, куда приносят вещи для оценки. Достал из саквояжа потрепанный мешочек, открыл его и скучным голосом сказал маме: "Тут десять тысяч. И тут же письмо. И телефон. Поедете в Москву, позвоните по этому телефону, письмо передадите тому, кто приедет после телефонного звонка. Вас устроят в гостинице, гостиница будет оплачена. Билеты на поезд я сам вам закажу. Поедете мягким вагоном. В клинике тоже у вас будут хорошие условия. Не тяните. А теперь счастливо. Ваш брат будет великим оперным певцом, вот увидите. И тогда уж билеты вы мне будете приносить на все его спектакли". Вот так. Мы и ушли . А завтра мама и Родя уезжают в Москву. Ну, скажи, не сказка ли все это? Я побежала, надо маме помогать.
   И Ванда умчалась, оставив Русю переживать все, рассказанное ею. Она выползла из постели и пошла к бабушке, которая еще не оправилась после очередной простуды и лежала в постели. Руся присела на краешек кровати и смотря бабушке прямо в глаза, спросила:
   - Скажи, нет ли у нас в доме броши в виде египетского скарабея?
   - А ты откуда знаешь? - удивленно спросила бабушка. - Мама рассказала?
   - Что ты мне вопросом на вопрос отвечаешь! - возмутилась Руся. - Это что, секрет какой-нибудь?
   Бабушка помолчала.
   - Секрет не секрет, а попусту говорить тоже не следует.Есть скарабей, он принадлежал твоей прабабке, ей его подарил в Египте один шейх.
   - А почему я ничего не знаю ни о прабабке, ни о Египте?
   - Потому что твоя прабабка была англичанка. И поэтому никому об этом говорить не надо. Ты теперь уже большая, должна понимать.Неприятности нам не нужны, итак хватает. Правда, теперь наступили немного другие времена. Но, как говорится, береженного бог бережет. Я встану, найду его. А теперь пусть это будет нашим секретом.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   24
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"