В спектакле используются джазовые композиции Хоронько-оркестра из альбома "Страшные песни".
Джазовый оркестр играет без фонограммы. Музыканты - часть представления. Одни музыканты одеты как демоны, другие - как ангелы. Тем не менее, этот черно-белый коллектив играет дружно, с огоньком.
( Полумрак, только по экрану над сценой проносятся огромные, страшные тени.)
Коровьев. Как называется этот маленький городишко?
Азазелло . Это Москва...
Бегемот. Оу, Москоу! Ай лав ю!
Воланд. Скажи мне, любезный Фагот. Московское народонаселение значительно изменилось?
Коровьев. Люди как люди. Любят деньги, но ведь так всегда было... Легкомысленны... Что ж... Милосердие иногда стучится в их сердца... Обыкновенные люди... В общем, напоминают прежних... Квартирный вопрос только испортил их...
(Вступает веселый джаз. Песня "Чубчик". На экране кадры ужасов гражданской войны и не менее жуткого послевоенного времени, чтобы зритель ощутил вкус, цвет и запах кровожадной эпохи. Демоны появились в Москве не случайно. Прожектор освещает эстраду. В оркестре играют Сталин, Троцкий, Буденный и Ежов. Сталин воодушевляет товарища Троцкого: "Давай, Лев Давыдович!" Троцкий играет соло на саксофоне. Ярко освещается сцена. Московский парк культуры тридцатых годов. Гуляет и танцует разнообразная публика. Одни одеты современно, другие - в библейские хитоны. Сталин поет блатную песню. )
Сталин. (поет) Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый.
Развевайся, чубчик, по ветру.
Раньше, чубчик, я тебя любила,
Ну, а теперь забыть я не могу.
( Появляется Иешуа верхом на белом осле. )
Сталин. (поет) Пройдет зима, настанет лето.
В саду деревья-вишни расцветут.
А мне бе-бе-бе-бедному мальчонке
Цепями ручки да ножки закуют.
( Сталин воодушевляет Ежова: "Ваше слово, товарищ Ежов!". Ежов играет на аккордеоне. Начинается облава. Милиция проверяет документы. Начальник милиции Крысобой подходит к оркестру, и жестом просит паспорт у Сталина. Потом вытягивается, отдает честь, снимает шлем и с удовольствием слушает джаз. )
Сталин. (поет) Я Сибиря, Сибиря не страшуся.
Сибирь ведь тоже - русская земля.
Так вейся, вейся, чубчик кучерявый!
Развевайся, чубчик по ветру!
( Милиция хватает Иешуа из толпы и тащит, подбадривая пинками. Оркестр заканчивает песню. Бурные аплодисменты публики. Музыканты расходятся на перекур. Сталин с бутылкой лимонада садится на скамейку перед эстрадой. На самом деле Сталин, Троцкий, Буденный, Ежов - это Воланд, Фагот, Бегемот, Азазелло. Не уверен, что в дельнейшем они должны выглядеть как-то иначе. Бездомный и Берлиоз уже стоят у киоска "Пиво-воды". )
Берлиоз. Дайте нарзану.
Продавщица. (обиженно) Нарзану нету.
Бездомный. (хрипло) А пиво есть?
Продавщица. Пиво привезут к четвергу.
Берлиоз. А что есть?
Продавщица. Абрикосовая, только теплая.
Берлиоз, Бездомный. (хором) Ну так, давайте, давайте, давайте!..
(Садятся на скамейку рядом с Воландом.)
Берлиоз. (встречается взглядом с Воландом, долго смотрит ему в глаза, шутка ли - сам Сталин рядом сидит, потом отшатывается, откашливается и говорит Бездомному) Тьфу, черт! Знаешь, Иван, у меня сейчас едва удар от жары не сделался! Даже что-то вроде галлюцинации было.
Бездомный. (мрачно) Миша! Как насчет поэмы моей? Пройдет в печать, или зарубят, сукины дети?
Берлиоз. (ласково) Ваня! Ты нащупал... вечную тему! Пропаганда здорового атеизма! Одна беда... Иисус у тебя получился - ну совершенно как живой, хоть и не привлекательный персонаж... Чудак, ты пойми! Главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса вообще не существовало на свете и все рассказы о нем - самый обыкновенный миф!
Воланд. Извините меня, пожалуйста, что я, не будучи знаком, позволяю себе... Но если я не ослышался, вы изволили говорить, Иисуса не было на свете?
Берлиоз. (любезно) Вы не ослышались, именно так я и говорил.
Воланд. (пораженно) Как интересно!
( Коровьев, Азазелло и Бегемот подходят ближе, подмигивая друг другу.)
Воланд. (Бездомному) Вы с ним согласны?
Бездомный. Не все сто!
(Демоны смеются.)
Воланд. (интимно) Позвольте уточнить. Наверное, это прозвучит глупо, но... вы вообще... в бога... верите? Клянусь, я никому не скажу!
Берлиоз, Бездомный. (вразнобой) Нет. Мы в бога не верим, нет.
Берлиоз. Но в нашей стране об этом можно говорить совершенно свободно.
Воланд. (с веселым ужасом) Атеисты???
Бездомный, Берлиоз. (хором) Да!
Воланд. Браво! Браво! (интимно) А как же... свидетельства апостолов, сорок четвертая глава пятнадцатой книги знаменитых тацитовских "Аналов", или, например, шестое доказательство существования господа у философа Имануила Канта?
Бездомный. Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три года в Соловки!
( Демоны смеются.)
Воланд. А дьявола тоже нет?
Бездомный. Да! Дьявола тоже нет!
Воланд. (обиженно) Да что же это у вас делается? Чего не хватишься, всего нет. Бога нет, дьявола нет, пива нет... (хлопает себя по карманам) папирос нет. Курите?
Берлиоз. Курим.
Бездомный. (с вызовом) Но только нашу марку!
Воланд. Пожалуйста, ваша марка.
Бездомный. Какая марка? Казбек? Беломорканал? (читает надпись на пачке) Архипелаг ГУЛАГ. (украдкой шепчет Берлиозу) Вот что, Миша! Это иностранный шпион. Белогвардейский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет.
Воланд. (тоже встает) Пожалуйста. (достает паспорт) Моя фамилия профессор Воланд. Иностранец. Там написано. Специалист по черной магии. Вот здесь написано... (показывает)
(Бездомный и Берлиоз изучают паспорт)
Берлиоз. (гостеприимно улыбаясь) А-а-а! Интурист?
(садятся, не сводя глаз друг с друга)
Воланд. Уф! Ну и жара! Позвольте и мне в свою очередь задать вам один несложный вопрос. (Берлиоз и Бездомный лезут за паспортами) Спокойно, товарищи! Вот какой вопрос меня беспокоит: ежели бога нет, то кто управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?
Бездомный. Человек сам и управляет!
Воланд. Но для того, чтобы управлять, нужно иметь точный план хотя бы на тысячу лет. Как же может управлять человек, если он не может ручаться даже за свой завтрашний день.
Берлиоз. Не преувеличивайте, товарищ Воланд. Завтрашний день мне известен точно. Само собой разумеется, если только на голову мне случайно не упадет кирпич...
(Бездомный смеется с Берлиозом)
Воланд. Кирпичи на голову просто так никому не падают! Вы умрете другой смертью. Вам отрежут голову.
(пауза)
Берлиоз. Кто отрежет? Враги? Интервенты?
Воланд. Русская женщина. Комсомолка.
(Пауза. Бездомный и Берлиоз медленно встают)
Бездомный. (испуганно) За что, товарищ профессор?
Воланд. (грозно) Аннушка уже разлила масло на мостовой!
Бездомный. Какая Аннушка?
Берлиоз. (хрипло) Где вы остановились? В Кремле?
Воланд. Нет... (развязно) Знаете, что? Я, пожалуй, у вас остановлюсь!
Берлиоз. (хрипло) Я... Я очень рад. (только сейчас понимает, что Воланд не в себе) Но, право, у меня будет неудобно... А в "Метрополе" чудесные номера, первоклассная гостиница...
Бездомный. (Воланду) Хватит психовать!!!
Берлиоз. Да-да! Успокойтесь, гражданин интурист. Посидите минуточку здесь с товарищем Бездомным, а я только сбегаю на угол, звякну по телефону, а потом мы вас проводим, куда хотите. Ведь вы совсем не знаете города...
(Берлиоз убегает. Появляется Гелла.)
Гелла. Товарищи, прослушайте объявление. На днях в Москву из зарубежной служебной командировки вернулся революционный певец, Александр Вертинский!
(Аплодисменты. На летней эстраде в одежде Пьеро появляется Бегемот. Воланд таинственно исчезает. Бездомный ищет его и налетает на Коровьева.)
Бездомный. Эй, гражданин, помогите задержать преступника! Вы обязаны это сделать!
Коровьев. Где твой преступник? Где он? (показывает на Бегемота) Этот? Ежели он преступник, то первым делом следует кричать: "Караул!" А то уйдет. А ну, давай вместе! Разом! (демонстративн о набирает в легкие воздух и открывает рот)
Бездоный. (дико кричит один) Караул!!!
Коровьев. (милиции) Пьяный! Фас!
(Оркестр снова играет джаз. Песня "Желтый ангел". Перед эстрадой замысловато танцуют пары. Спасаясь от милиции, поэт делает круг по сцене возвращается назад.)
Коровьев. Турникет ищете, гражданин? Сюда пожалуйте! Прямо и выйдите, куда надо. С вас бы за указание на четверть литра... поправиться... бывшему регенту.
Бегемот. (поет) В вечерних ресторанах, в парижских балаганах,
В дешевом электрическом раю,
Всю ночь ломаю руки от ярости и муки
И людям что-то жалобно пою.
Звенят-гудят джаз-баны, и злые обезьяны
Мне скалят искалеченные рты.
А я, кривой и пьяный, зову их в окияны,
И сыплю им в шампанское цветы.
А когда наступит утро, я бреду бульваром сонным,
Где в испуге даже дети убегают от меня.
Я уставший старый клоун. Я машу мечом картонным,
И в лучах моей короны умирает светоч дня.
(Иван Бездомный падает, ударившись головой)
Бездомный. (размышляя вслух) Иностранный профессор непременно должен оказаться в доме номер 13 и обязательно в квартире 47! (облегченно смеется, хлопнув себя по лбу) Он спрятался в ванной!!!
( Поэт стремительно бросается на второй этаж сцены. Решительно открывает дверь. Из-за двери на него смотрит голая гражданка в мыльной пене.)
Гражданка. (из-за мыла ничего не видит, ласково) Кирюшка! Бросьте трепаться! Федор Иванович сейчас вернется. Пошел вон, дурачок!
Бездомный. (спускаясь по лестнице, трясет головой) Ах, развратница! Ах, развратница!!!
(Навстречу выбегает Гелла)
Гелла. Товарищ! Неопознанный иностранный шпион плывет по Москве-реке! Держите его, держите!
(Бездомный, раздеваясь на ходу, скрывается из виду)
(На сцену возвращается поэт в одних кальсонах, мокрый от воды. Джаз непринужденно переходит на американский мотив. Бегемот ловит поэта и танцует с ним, как с дамой, напевая по-английски разудалый блюз. Внезапно вбегает Гелла и панически визжит. Музыка обрывается.)
Гелла. Аннушка! Аннушка с Содовой! Ее работа! Разбила подсолнечное масло на мостовой! А гражданин поскользнулся, и головой... прямо под трамвай... насмерть!!!
(Вслед за Геллой бежит Коровьев)
Коровьев. (заламывая руки) Гражданин... поскользнулся на подсолнечном масле и попал под трамвай! Вжик - голова прочь! Правая нога - хрусть, пополам! Левая - хрусть, пополам! Вот до чего трамваи доводят! (шмыгает носом) Как вспомню: каждое колесо пудов десять! Хрясть! Нет сил, нет мочи. Пойду лягу в постель, забудусь сном!
(Милиционеры медленно вносят обезглавленное тело Миши Берлиоза. Крысобой несет в руках голову Берлиоза. Джаз-оркестр продолжает играть, но уже медленно и печально. )
Бегемот. (поет) Но тихо бьют куранты. Уходят музыканты.
И елка догорела до конца.
Лакеи тушат свечи. Давно замолкли речи.
И я уж не могу поднять лица.
И тогда с потухшей елки тихо спрыгнул желтый ангел,
И сказал: "Маэстро бедный! Вы устали, вы больны.
Говорят, что вы в притонах по ночам поете танго.
Даже в нашем светлом небе были все удивлены.
(Члены Массолита скорбно передают из рук в руки отрезанную голову Миши Берлиоза, даже роняя ее иногда, пока голова не попадает к Ивану Бездомному. Поэт, с головой друга в руках, опускается на колени и плачет.)
Бегемот. (поет) И прикрыв лицо руками я внимал жестокой речи,
Утирая фраком слезы. Слезы боли и стыда.
А высоко в светлом небе догорали божьи свечи,
И печальный желтый ангел тихо таял без следа.
(Бегемот ревет как белуга, брызжа слезами, прижив к поэта к груди.)
Бездомный. Брысь! (вырывается из лап Бегемота, опомнившись) Други! Братья во литературе! Слушайте меня все! Он (!) появился! Ловите его, иначе он (!) натворит неописуемых бед!!!
Голоса. Готово дело. Белая горячка. Кто появился? Кто?
Бездомный. Иностранец! Профессор черной магии по фамилии Воланд! Только что, на глазах у всех, он зарезал Мишу Берлиоза! Рятуйте! Рятуйте!
Извозчик. (мечется по сцене с кнутом) А вот, на лошадке, на беговой! Довезу прямо в психическую!
(Паника. Наряд милиции оттесняет толпу, освобождая место для следующей сцены.)
СЦЕНА 2.
(Открывается дверь. Нетвердой походкой проходит Понтий Пилат с перевязанной головой в форме полковника НКВД. Он болен после вчерашнего. Садится за стол. Чеканя шаг, входит конвой, сопровождая арестованного Иешуа. Впереди идет Крысобой. Временами звучит какая-то страшная, африканская песня.)
Пилат. (жалобно стонет, держась руками за голову) О, боги, боги! И при луне нет мне покоя! Яду мне, яду! (жадно пьет водку из графина) Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
Крысобой. Тетрарх направил смертный приговор синедриона на ваше утверждение, игемон.
Пилат. (Иешуа) Это ты призывал народ разрушить ершалаимский храм?
Иешуа. Выслушай меня, добрый человек!
(Конвой и Пилат зловеще смеются)
Пилат. Ты обозвал меня добрым человеком?
(Крысобой бьет Иешуа. Иешуа падает.)
Крысобой. (склонившись над Иешуа) Римского прокуратора следует называть игемон!
Пилат. Имя?
Иешуа. (стонет) Иешуа.
Пилат. Кличка?
Иешуа. Га-Ноцри.
Пилат. Откуда?
Иешуа. Из Гамалы.
Пилат. Национальность?
(Иешуа молчит)
Пилат. (удивленно) Национальность?
Иешуа. Палестинец.
(пауза)
Пилат. Прописка есть?
Иешуа. Я путешествую из города в город...
Пилат. Короче, бомж. Итак, ты собирался разрушить ершалаимский храм и сеял в городе смуту, бомж?
Иешуа. Добрый человек! Ой... Гегемон! Я никогда в жизни ничего не разрушал и не собираюсь. Разрушение бессмысленно... гегемон.
Пилат. Ты что, дурак? (берет со стола бумагу, сует под нос Иешуа) Читай! Сообщники давно раскололись. Видишь кресты под протоколом? Это их подписи. Здесь же ясно написано - подговаривал разрушить храм!
Иешуа. Я только говорил, что рухнет храм старой веры и на его обломках возникнет храм новой веры. Это правда.
Пилат. (кричит) Какая правда? Чья правда? Что есть правда? Это газета такая - "Правда"!
(Хватает Иешуа за грудь. Иешуа касается ладонью головы прокуратора. Снова африканская музыка. Крысобой делает шаг вперед. Пилат останавливает его, удивленно щупая виски. Голова больше не болит.)
Пилат. Ни хрена себе! (снимает повязку) Признавайся. Ты великий врач?
Иешуа. Я не врач.
(пауза)
Пилат. Развяжите ему руки. (конвой подчиняется неохотно, Пилат звереет.) В чем дело? Это приказ! Шагом марш, за дверь! Дело государственной важности! Я должен допросить преступника наедине! (конвой уходит)
Иешуа. Спасибо... добрый человек.
Пилат. Водку будешь? А папироску? (Иешуа отказывается, Пилат пьет) Мы одни. Никто не услышит. Я женат, моя жена смертельно больна. Ты великий врач?
Иешуа. Клянусь своей жизнью, нет!
Пилат. Не клянись своей жизнью. Твоя жизнь повисла на волоске.
Иешуа. Кто же ее подвесил, добрый человек?
Пилат. Я. И могу перерезать этот тоненький волосок.
Иешуа. Его может перерезать только тот, кто подвесил. Но это сделал не ты, Понтий Пилат.
Пилат. А кто?
Иешуа. Все в руках божьих, и моя и твоя жизнь... гегемон.
Пилат. Тебе знакомы Дисмас, Гестас и Вар-равван?
Иешуа. Этих добрых людей я не встречал.
Пилат. Тогда откуда ты знаешь, что они добрые люди?
Иешуа. Злых людей не бывает...
Пилат. (роется в бумагах, посмеиваясь) Слушай мой приговор... Айболит! Рассмотрев дело номер шестьсот шестьдесят шесть я не нашел в нем состава преступления. Бродячий философ Иешуа по прозвищу Га-Ноцри признан душевнобольным и во избежание беспорядков направлен на лечение в больницу напротив моего дома... (замирает) Стоп! Спокойно. Здесь протокол допроса Иуды из Кириафа. Ты говорил что-нибудь кому-нибудь о великом кесаре? (с ужасом смотрит на Иешуа) Или не говорил?
Иешуа. Говорил. Любая власть это насилие над людьми. Однажды придет конец всякой власти, даже римского кесаря, и наступит эпоха свободы, равенства, братства!
Пилат. (сварливо) А власть римского кесаря по-твоему не свобода-равенство-братство?
Иешуа. (вежливо) Не совсем.
Пилат. (хочет уничтожить протокол, но пугается и обмахивается им, как веером) Я не могу порвать эту бумажку. Она прошла через канцелярию. Видишь штамп?
Иешуа. Вижу.
Пилат. (тоскливо) Дети есть?
Иешуа. Нет, я один. Ты бы меня отпустил... гегемон. Подумаешь, штампик!
Пилат. (бешено орет, косясь на дверь) Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, виновного в оскорблении римского кесаря? Конвой!!!
(Появляется конвой в сопровождении группы штатских с портфелями)