Много лет назад, когда мне было шестнадцать, я провела вместе с родителями месяц у моря. Месяц, полный приключений и опасностей. Не знаю, чем объяснить, что я осталась жива и невредима - везением или чудом. Мне так и не удалось найти ответ на этот вопрос.
Сначала опишу место действия. Представьте себе небольшой поселок, расположенный на крутом горном склоне и прорезанный широкими ступенчатыми желобами для стока дождевой воды. Узкий пляж из валунов; вдоль него - несколько деревьев с зелеными ягодами инжира, под одним из которых спрятан хорошо замаскированный шалаш. В нем жили женщина с ребенком и мужчина лет тридцати - Дина и Гарик. Дина, светлокожая блондинка, сторонилась людей и большую часть времени проводила в тени. Время от времени она уезжала в город, а ее приятель постоянно находился на берегу, где, похоже, провел уже не один месяц, так как прожарился на солнце до черноты обитателя Центральной Африки. Ходили слухи, что он скрывается от милиции.
Гарик любил компанию, и мы с ним быстро подружились. Плавал он не хуже дельфина, и в хорошую погоду я не боялась заплывать с ним далеко в море - почти до той линии, где ходили морские катера. И вот однажды, когда Гарик куда-то исчез, я поплыла в море одна. Стоял полный штиль; вода была теплой и ласковой... Ни о чем не думая, я спокойно плыла все дальше и дальше.
В те годы у меня не было чувства страха. То есть умом я понимала, что могу погибнуть, но сознание отказывалось принимать эту мысль. Думаю, это свойственно молодости; позже я стала намного осторожнее. В общем, когда я решила, что пора возвращаться и повернула к берегу, то... не обнаружила его. Этого бы не случилось, будь у меня хорошее зрение, но увы - я близорука. До сих пор помню панику, которая тогда меня охватила. Берег был не только ужасающе далёк - он был вообще неизвестно где! Я перевернулась на спину, чтобы отдохнуть и собраться с духом. Постепенно ко мне стало возвращаться спокойствие, появилась решимость бороться до конца. Я стала вглядываться в горизонт, и на этот раз мне удалось разглядеть на нем голубую полоску суши...
Второй случай тоже связан с морем.
В тот день штормило. Я пришла на пляж раньше всех и, сидя на большом валуне, созерцала волны. Пологими холмами они подкатывались к берегу, превращались в изогнутые хрустальные гребни и с силой набрасывались на каменистый пляж. Прежде я никогда не видела шторма и была в восторге. Меня захлестнуло неодолимое желание искупаться. То ли из книг, то ли из кинофильмов мне было известно, что заходить в море при сильном волнении нужно, подныривая под волну. Я долго колебалась - рискнуть или не стоит? Но искушение перевесило. Что руководило мной в тот момент? Как я уже говорила, смерть в те годы казалась мне нереальной. И все же я панически боялась умереть, не успев что-нибудь сделать. Этот страх "чего-нибудь не успеть" держал меня в постоянном напряжении и толкал на безумные поступки. Может быть, именно его и называют жаждой жизни?
Новая волна поднялась над берегом, и я, не замечая перекатывавшихся под ногами валунов, словно загипнотизированная, бросилась ей навстречу.
Зайти в море оказалось не так уж сложно. Дальше от берега было относительно спокойно, но качание на волнах быстро меня вымотало. Я решила, что пора возвращаться и, оказавшись на несущемся к земле гребне, снова нырнула в волну. Она подмяла меня и потащила обратно в море, тяжелые валуны больно били по ногам. Я делала отчаянные попытки вырваться из водяного плена, но близкий берег казался недосягаемым. Пока я, теряя остатки сил, барахталась в волнах, они довольно быстро сносили меня к скалам. И вот я уже на новом гребне лечу на каменную стену, понимая, что сейчас о нее разобьюсь. Еще мгновение и... но нет... волна отступила, а я лежу на берегу... лицо почти упирается в скалу; с моря надвигается новый водяной вал - а я измотана и избита, у меня нет сил встать...
В последний момент я делаю отчаянный рывок, выскакиваю на пляж и в изнеможении валюсь на камни.
А потом долго лежу и пытаюсь прийти в себя. Ноги черны от синяков; каждая жилка во мне дрожит от испытанного напряжения и боли. Я сморю в вверх на тяжелое свинцовое небо и улыбаюсь от счастья.
Победа!
Я искупалась в шторм...
Был еще случай, когда я не устояла перед соблазном - в тот раз меня совратила растущая на осыпи ежевика. В наших краях эта скромная ягода никогда не бывает такой крупной и сочной, и я решила попробовать ее на вкус.
Не даром религиозное учение призывает не давать желаниям воли - в них, без сомнения, кроется зло. Желания подобны пырею: если позволить им разрастись, жди беды.
Чтобы дотянуться до ягод, мне пришлось ступить ногой на осыпь, и она мгновенно увязла в мелком гравии. Гравий потянул меня вниз; я упала на осыпь и стала стремительно скользить по вниз крутому склону. Если бы он выходил на берег, можно было бы не слишком волноваться; но - увы! - склон оканчивался высоким обрывом, под которым находился каменистый пляж.
Выход был один: изо всех сил вцепиться в длинные плети ежевичных кустов и лезть назад, к дороге...
Думаю, все знают, что представляют собой кусты ежевики. Но для убежденных урбанистов все же их опишу: ежевичные кусты похожи на кусты малины, но, в отличие от них, имеют более длинные и гибкие, но чрезвычайно колючие стебли. К моему счастью, у них также очень крепкие корни.
Мне удалось благополучно выбраться на дорогу. И тут мне повезло еще раз: первый, кого я там встретила, был Гарик. Это был единственный человек, которому можно было объяснить, почему у меня порвано платье, а все тело в крови от глубоких царапин. Он отвел меня в свой шалаш и сдал на попечение Дине.
А узнать вкус местной ежевики мне так и не удалось.
А эта история отдает духом мистики. Произошла она после сильного ливня, и имела к нему непосредственное отношение. В тот день, возвращаясь из почты, я решила разведать, нельзя ли сократить обратный путь, если идти по бетонным желобам для стока вод. Желоб, по которому я пошла сначала, вел прямо к морю. Он был довольно пологим, с редкими и высокими ступенями, с которых приходилось спрыгивать. Спустившись чуть ниже, я свернула на поперечный желоб и, пройдя метров пятьдесят, наткнулась на змею. По видимому, ливень выгнал ее из укрытия, и теперь она лежала у меня на дороге в ожидании, когда подсохнет земля.
Я не была готова ко встрече с ней, поскольку ни от кого из местных жителей не слышала, что здесь водится змеи. От наших мирных ужей она отличалась гигантскими размерами. Не зная, чего от нее ожидать, я изрядно струсила и осторожно повернула назад. Но, выйдя на прежний желоб, обнаружила в нем точно такую же змею, которая ползла ко мне со стороны поселка. Для отступления оставался только путь к морю, и я бросилась бежать вниз по желобу, то и дело спрыгивая с высоких ступенек и не имея уверенности в том, что впереди меня не ждет еще одна такая же гадина. Мной овладел панический ужас. Он гнал меня все дальше по желобу...
Внезапно какая-то тайная сила заставила меня резко остановиться. До следующей ступеньки оставалось не больше метра. Я осторожно подошла к ней и заглянула вниз. Подо мной зиял обрыв...
И под конец - еще один случай. Я решила о нем рассказать, несмотря на то, что он является всего лишь эпизодом какого-то большого, но неизвестного мне детектива.
Я уже упоминала о слухах, будто Гарик в своем шалаше скрывался от милиции. Глядя в его ясные глаза, в это трудно было поверить. И я предпочитала не верить, несмотря на его явное отвращение к моему фотоаппарату. Уже в те годы я увлекалась фотографией и повсюду носила его с собой. И, конечно же, щелкала всех, кто попадался мне на глаза.
Увидев меня с фотоаппаратом в руках, Гарик сразу куда-то исчезал. А я, вместо того, чтобы угомониться - о, глупость, возведенная в квадрат! - устроила на него фотоохоту. И, конечно же, сумела его выследить и сфотографировать. Но немедленно пожалела об этом. Его лицо исказила такая ярость и ненависть, какие можно увидеть разве что в американском боевике. Когда наши взгляды встретились, Гарик мгновенно вернул лицу привычное дружелюбное выражение, однако его глаза остались настороженными, словно предупреждая об опасности.
Я стала его избегать, и приходила на пляж только с родителями. И, конечно, без фотоаппарата, который до отъезда больше не покидал моего чемодана.
Несколько дней Гарик просидел у себя в шалаше и, как мне думалось, стоил планы страшной расправы. А потом все пошло по прежнему. Он снова проводил с нами время - от его настороженности не осталось и следа. Но все же устраивать с ним заплывы в море я больше не рисковала.
После возвращения домой я обнаружила, что все мои пленки засвечены. Это обстоятельство объяснило мне, почему Гарик сменил гнев на милость. Но как и когда он сумел засветить пленки, не представляю. По-видимому, он был настоящим профи.