Танина Татьяна : другие произведения.

Глава 14

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Велиада". Книга вторая "Путь"
    .
    Хранители объединились, согласно завету. Теперь их было трое, не считая Горбуля. Еще немного, но уже немало. Встретив друг друга на необъятной земле, они верили, что найдут остальных. Высшие силы - боги, Случай или Провидение - потворствовали им, направляли невидимой дланью, оберегали и внушали уверенность.
    Удивительно, что судьба свела вместе трех совершенно разных молодых людей. До последнего времени они ничего не знали друг о друге и в обычной жизни, возможно, никогда не сдружились бы. Теперь же стали неразлучны.
    Великаны, будучи братьями, отличались как обликом, так по характеру. Вода и пламя. Светозар был рассудительный, невозмутимый, осторожный в поступках и словах. Яробор же, напротив, обладал нравом буйным и вспыльчивым, будто в его жилах текла не кровь, а жидкий огонь. Рядом с ними Горислав сам себе казался тенью. Как он ни старался походить на своих спутников хотя бы отчасти, получалось, из рук вон, плохо. Не был он наделен от рождения ни божественной силой, ни двужильностью, ни неутомимостью, а развивать в себе ловкость или выносливость прежде никогда не думал, потому что еще месяц назад представить себе не мог, что станет бездомным бродягой...
  Глава четырнадцатая, о житье-бытье Светозара перед началом Пути
  
   "И сказал Гривата-вель в кругу собратьев: "Оттого, что мы умеем скрывать свою боль, люди считают нас неуязвимыми. Однако божич, как всякий человек, имеет свои слабости, страхи, пристрастия и заблуждения. Он может ошибаться, ибо никто на земле не безупречен. Но распознавать и признавать свои ошибки есть великая премудрость.
  Посему, друже, мы обязаны поведать наследникам нашим обо всех своих деяниях без утайки. Мы будем плохими наставниками, если не укажем отдельно на свои промахи и поражения. Да послужит наш горький опыт другим наукой.
  Да избавит нас Провидение от учеников нерадивых. А хороший ученик, если у него есть желание учиться чему-либо новому, расширит знания своими собственными и превзойдет учителя и тех, кто учил учителя, как в мастерстве, так и в мудрости. Пусть ученики наши в Будущем пройдут по пути познания дальше нас.
  Да пребудет на земле мир, да не явится боле на землю воплощенное Зло. Да не наступят черные дни, дни скорби и страданий, и ученикам нашим не придется испытывать судьбу, хоронить ближних своих и, оставив свои сердца в их могилах, с душой кровоточащей вступать в священную войну".
  К сказанному Гривата-вель добавил: пройдут века, и люди будут говорить о нас: "Да, они были воистину Великими на земле - Воины, победившие Зло". Всей правды о подвигах наших не узнают. Ведь правда, она, гораздо неприглядней, нежели представляется", Быль о Победе Велей.
  
  ***
  По всем приметам день обещал выдаться ясным и безветренным, что называется, вёдро.
  Скоро первые утренние косые лучи солнца пробьются сквозь раскидистые кружевные кроны, высушат росу, нагреют землю, и прозрачный воздух станет сухим и теплым. Но пока еще лес после ночи стоял влажный и прохладный.
  Светозар спускался по склону, любуясь окружающими красотами и слушая пение птиц. Он восхищался совершенством и простотой природы, радовался жизни. Его тело отдыхало, рассудок бодрствовал, а душа была распахнута для новых впечатлений.
  Великий Воин в мирное время должен быть спокойным и безмятежным, говорил его наставник Синеок. Ведь только подлый, низкий человек всегда озабочен и суетен.
  С тех пор, как Светозар покинул Верхнюю Крутень, прошло семнадцать лет. Никто не узнал бы в этом высоком и широкоплечем, уверенном в себе молодом мужчине того серьезного мальчика, которого увел великан Синеок. Не изменились только глаза - серые, непроницаемые, редкого оттенка, какой бывает у грозовых туч, еще не затмивших солнце.
  Он возвращался домой. До старой крепости оставалось часа два походного шага. Еще пара часов - и начнутся будни: дни, похожие один на другой, круговерть домашних дел - все то, о чем он позволил себе на время забыть. Как говаривал Синеок: "Работа - не волк, в лес не убежит". Сколько бы дел не переделал, всегда найдутся другие, новые...
  Нет, Светозар вовсе не ленился и не сторонился работы, за что ни брался, выполнял основательно, добросовестно, только будто жил не своей жизнью. Была ли тяга к бродяжничеству у него в крови, привил ли ему подобную привычку наставник, только не мог он подолгу оставаться на одном месте. Большую часть своего существования он провел в скитаниях, а если и останавливался где-то на зиму, то под чужой крышей. Теперь, когда у него появился свой собственный дом, кочевая привычка, то пропадала, то вдруг нападала как чесотка. Тяготила его, воина и следопыта, однообразность бытия с его мирскими хлопотами. И, вот, когда становилось совсем невмоготу, он брал плащ, суму, меч и, покидая тепло и уют, скитался по лесам, диким местам, где не ступала нога человека. Питался тем, что находил - грибами, ягодами, орехами, кореньями. Охотился, ловил рыбу. Он слушал землю, горы, лес - внимал голосу матери-земли, которая открывала ему свои тайны.
  Он не боялся заблудиться или не найти обратной дороги, ведь у него был хороший наставник. Как в далеком прошлом, былинные великаны научили древних людей: строить дома, разводить огонь в очаге, сеять хлеб, делать посуду из глины, шить одежду, лечить болезни травами, так Синеок передал наследнику все свои знания - не только житейские премудрости, прежде всего, боевые навыки. Ведь мало называться Великим воином - от одного имени враги не разбегутся - нужно слово действием подкреплять. А то хорош будет воин, не владеющий оружием...
  Воинская наука давалась Светозару легко, а желание победить Зло - пробудившееся еще в раннем детстве, неосознанное чувство долга, - развило в нем упорство при достижении цели. Он не избегал каждодневных многочасовых упражнений - сначала с деревянным мечом, потом - настоящим. С шишками, синяками, кровавыми мозолями он обрел мастерство. Его ученическое прилежание окупилось с лихвой, когда дошло до дела. Рано он научился убивать...
  Синеок, кочуя из городка в сельцо, из сельца в градеж, подряжался ловить по лесам и горам преступников да разбойников. Светозар всегда находился рядом с наставником, набирался боевого опыта, день ото дня он все больше убеждаясь в правде и правильности служения великанов. Ни разу он не посетовал на свою долю, потому как знал, что нужен людям.
  Однажды Синеок сказал: "Мне больше нечего тебе дать. Если хочешь узнать еще что-то - сам ищи ответы".
  Вспоминая проведенные вместе годы, Светозар и представить себе не мог, как сложилась бы его жизнь, не появись тогда Синеок. Быть Великим Воином - большая честь, такая судьба предопределена не каждому, даже не каждому божичу. Если Светозар и сожалел о чем-то, то лишь о том, что пришлось покинуть любимую матушку и родной дом.
  Поначалу юный Светозар тосковал по дому, случалось, плакал, но Синеок находил нужные слова для утешения, говорил, что Великий воин должен сносить лишения мужественно, а слезы только расстроили бы его матушку, ведь любая мать желает своему чаду счастья. А он - избранный, вель из велей. Что может быть лучше! Верно, тяжело расставаться с родными, но в жизни не всегда бывает так, как хочется. Еще говорил Синеок, что Заринька - мудрая женщина и знает, что такова женская доля - детей рожать и вскармливать. А уж как потом сложится судьба деток любимых, никому не ведомо. В конце концов, все птенцы рано или поздно улетают из родного гнезда...
  Понимать-то Светозар, понимал, но преследовал его светлый образ Зариньки. Не оставляло его необъяснимое чувство вины перед матерью - чувство, которое живет в каждом взрослом человеке, если только тот не приручил свою совесть. Никак не мог молодой вель обрести душевного равновесия, столь необходимого Великому воину, и однажды, когда искал пути к самосовершенствованию, внутренний голос подсказал ему, что достаточно просто пойти к женщине, давшей ему жизнь, и поблагодарить ее, пока она жива. Это совсем нетрудно.
  Так он и сделал. Отправился в Верхнюю Крутень, поклонился своему земному отцу, встал на колени перед Заренькой, поцеловал добрые и ласковые руки, прижался лбом к материнскому чреву. Сказал, что любит и помнит, просил простить, что не навестил ее раньше. Она обняла его и провела ладонями по его лицу, как может прикасаться только мать, отводя тревоги и вселяя уверенность в то, что все будет хорошо.
  Материнское счастье было велико и безгранично - после долгих лет разлуки сынок вернулся живой и здоровый. Нарадоваться никак не могла, налюбоваться, какой он стал. Целый день и ночь гостил Светозар в родном доме, а потом засобирался в обратный путь. Заринька предлагала остаться еще ненадолго, но не настаивала, свыклась уже с мыслью, что ее старший сын - отрезанный ломоть. Свиделись - и слава всем богам! Благословила сына, поцеловала на прощание, вышла проводить и долго стояла на дороге, глядя вслед.
  Полегчало на сердце у Светозара. Материнское всепрощение и благословение заполнили в душе пустоту, залечили детскую невидимую рану. Вместе с тем, он обрел покой, убедившись, что матушка его пребывает в добром здравии и благополучии. Умиротворенная улыбка блуждала на его губах, когда он вспоминал свидание с ней.
  Прознав о светозаровом путешествии, Синеок косился-косился на него, да и выдал свою тревогу:
  - Не нравится мне все это.
  - Что именно?
  - Вбил себе раскаленный гвоздь в сердце - и сидит, радуется!
  - Не ворчи, старче, - добродушно отозвался ученик.
  - Поздно я забрал тебя у матери. Успел ты в Крутени корешки пустить, поэтому и потянуло тебя к родному дому, к своим корням. Эх, раньше надо было тебя отнимать... Да Провидение не спешило оповестить меня.
  - Синеок, я должен был ее увидеть!
  - Нет! Ты поддался слабости. Понимаю, трудно разрубить кровные узы, но привязанности ослабляют тебя. Какая польза в том, что ты увидел дом, где родился? Лишь вред себе нанес. Тоска-кручина отравляет твою жизнь. Теперь и матери ты разбередил рану в сердце. В твоем поступке нет здравого смысла!
  - Ты хочешь, чтобы я чувствовал себя безродным?
  - Ты - сын бога! Разве этого тебе недостаточно? Учил-учил тебя слушать рассудок... А ты?
  - Что я?
  - Ты ж самовольно проделал в своей защите вот такенную брешь! - Старый вель расставил ладони в стороны, но, решив, что отмеренного маловато будет, развел руки еще шире. - Боюсь, что в твоем понимании мир раздроблен на множество частей. А когда каждую часть рассматриваешь в отдельности - не видишь целого. Внимание к мелочам может погубить великое дело.
  - Не беспокойся. Я помню о долге.
  - Хорошо, коль так. Однако надеюсь, что впредь ты крепко призадумаешься, прежде чем снова душу обнажать.
  ***
  Бранил Синеок ученика, но без злобы. Смотрел на него - и видел себя в молодости. Ведь он тогда тоже подумывал навестить свою мать, но не знал, где ее искать - его-то отняли совсем маленьким, только ходить начал - а спросить у наставника, так и не решился. Ничего. Обошлось.
  Синеок утешался в своем неведении тем, что считал своею матерью любую красивую женщину, подходящую по возрасту, а то, чего он был лишен в детстве - недостаток женской ласки и внимания, - с лихвой восполнил, когда возмужал. Любили его женщины, так и взыгрывали в них материнские чувства при виде удалого молодца, статного и синеглазого красавца. Ох, какие ж сердобольные существа - бабы! Их же хлебом не корми, только дай о ком-нибудь заботу проявить, пожалеть да обогреть, да похлопотать возле страждущего. Пользовался он женской слабостью, было дело, чего греха таить. Одно время даже жениться хотел. Все мечтал осесть где-нибудь, построить кузнецу, семьей обзавестись. В общем, зажить по-людски.
  Мечты остались мечтами, потому что Великий воин не имеет права обременять себя семенными заботами. Вдруг какое новое Зло на землю придет? А тут - семеро по лавкам. Мысли всякие в голову полезут: на кого я их оставлю? как же я хозяйство брошу? Вот, если бы он не был избранным, тогда бы еще куда ни шло. Вон, судьи все - семейные, и дом есть, и жена, и дети, и внуки. А воин - один всю жизнь. И самый близкий и родной человек его - тот, у кого он учится, или тот, кого сам учит. "Воин ради долга отказывается от всего, - говорил Синеоку его наставник, Пресвяток из Крайницы. - Он неустанно бродит по земле, смотрит вокруг и прислушивается. И покой Великий воин обретает только после смерти, когда его душа поднимется на небеса".
  ***
  Синеок, как Пресвяток и как наставник Пресвятка, скитался по белому свету, один-одинешенек. Останавливался на зиму в каком-нибудь городке или селении, стражам Порядка помогал, учил их воинскому делу, или на кузнице работал, чтобы не слыть дармоедом. Бывало, придет в какой-нибудь городок или селение и предлагает помощь тамошнему судье-правителю, который рад-радешенек предложению великана, ведь у него самого дел невпроворот, а тут надо и местных стражей порядка встряхнуть, а то совсем обленились защитнички, да в ближнем леске, кажись, тати завелись... И детишек в школе учить некому - жалуется, что, мол, сорванцы совсем от рук отбились. Соглашался Синеок на любую работу - учил Закону, наставлял, стражей гонял до седьмого пота. Трудился на совесть и не ждал благодарностей, ведь свой долг выполнял.
  Оглянуться не успел, как подкралась старость.
  Тогда он встревожился не на шутку. Ведь дела-то своего главного он не сделал, не подготовил себе замену.
  "Как же так, - говорил он сам с собой, - жизнь заканчивается, а настоящего наследника, которому можно передать тайные знания и Ключ, у меня нет. Неужели Провидение забыло обо мне?
  Понятно, что в мире все устроено по Высшему разумению. И в том, что Провидение не указало мне наследника раньше срока, кроется великая мудрость. Известно, что недостаточно знания основ Порядка и умения владеть оружием - пусть даже очень долго учиться приемам боя, - нужен еще и опыт. Но теперь-то у меня все есть - и навыки, и богатый опыт, и мудрость, убеленная сединами.
  Уснуло оно там что ли, Провидение? Как бы не опоздало! Пока еще тверда рука и востр глаз, и память не подводит. Старость-то, она - вот она. Я - двужилен, но не вечен. Вдруг не успею..."
  Так думал Синеок, когда пришел в Ново-Крайново, небольшой городок в лесистом междугорье на юго-западной окраине Десятиградья. От городка того было всего полдня пути до Крайницы, крепости на краю земли, построенной в Прошлом великанами. Там хранились меч и конь - две вещи, которые учитель передает ученику. Там, среди развалин, покоился прах наставника Пресвятка и других Великих воинов, которым тот наследовал. Синеок надеялся, что и его прах тоже будет развеян его учеником в стенах старой крепости.
  Приняли Синеока в Ново-Крайнове с почетом и уважением. Старый судья-вель, помнивший еще Пресвятка, его знал. Обрадовался судья, когда великан сказал, что хочет остаться. С пониманием отнесся к его сетованиям, проникся тревогами, да только не в силах был помочь.
  В Ново-Крайнове Синеок без дела не сидел. Ведь от безделья тоска усугубляется да думами тяжкими голова полнится, да белый свет становится не мил. Чтобы не зачахнуть, человек не должен отчаиваться, если в жизни что-то не складывается. Нельзя опускать руки! Вот и находил Синеок себе занятия разные, чтобы не оставалось ни минутки свободной для печали. Все дни напролет он проводил с ребятишками. Учил их грамоте и обычаям, как травы целебные распознавать, как в лесу не заблудиться. Он рассказывал им о своих долгих странствиях, о далеких городах, в которых довелось побывать, о разных чудесах, которыми богата земля. Внимательно наблюдал за учениками, к каждому отдельно присматривался - самых смышленых выбирал. Подумывал, прикидывал - может, кто из простых детишек достоин стать наследником древних тайн. Чего уповать на Провидение-то? Пусть небескорыстно он подходил к вопросу образования маленьких горожан, но ведь не для себя старался - за благо всей земли радел. Никакой личной выгоды не получал от своей затеи.
  После занятий он ходил на кузню, посостязаться с местным ковалем в мастерстве и в умении плести железное кружево, а когда помощь требовалось, пособлял.
  Он привык, что жизнь его текла размеренно и спокойно, подобно равнинной реке, и вот тут-то - будто гром среди ясного неба! - вестник Провидения.
  - На землю пришло Исчадье Мрака, враг всего живого. Льется невинная кровь, набирается Злыда сил, уже растет его мощь от людского страха и боли, - залопотал посланец голосом неприятным, режущим слух. Пусть он был крылат, как птаха небесная, да только соловьем заливаться ему ни к чему - главное, что сообщение звучало внятно и доходчиво. И ужасная новость не станет приятней, если ее пропоют медовым голоском.
  Как обухом по темечку!
  На землю пришел заклятый враг! Заклятый - значит, тот, кто стоит за клятвой, против кого должно бороться всеми силами и способами, до последней капли крови.
  Ошарашил вестник великана. Не думал Синеок, что ему придется вступить в борьбу с воплощенным Злом. Он был воином, но не вел войн. Являлся носителем обычаев своих предшественников, однако считал их не более, чем необходимостью для сохранения связи времен. Верил, что покуда Ключ находится в надежных руках, это служит залогом нерушимости мира.
  - Поспеши, божич, - сказал вестник. - Ступай в Верхнюю Крутень, найди отрока Светозара и взрасти его воином.
  - Успею ли? - выказал тревогу Синеок.
  - Исчадье Мрака уже сеет семена Зла, однако отродье Злыдино пока не научилось убивать. Нет черного воинства. Заветный день еще нескоро.
  - Надо готовиться к Великой Битве?
  - Великая Битва? - переспросил вестник, и вместе с ним Провидение, будто слыхом не слыхивало таких слов, и наступила тишина. Наконец, крылатое создание заговорило снова.
  - Исчадье Мрака будет таиться да скрываться до срока, покуда копит волшебную мощь и собирает слуг. Покуда растут злыденыши, на земле сменится поколение людей.
  - Значит, десятка полтора лет у меня в запасе имеется.
  - Блюди осторожность, великан, ибо дети богов поднебесных - первые враги Исчадья Мрака. Оно постарается извести всех вас.
  - Как узнать Злыду?
  - По делам узнаешь его. Береги вещь...
  - Как найти других хранителей?
  Ничего не ответил вестник, обратившись в горстку праха.
  В тот же день Синеок отправился в Верхнюю Крутень.
  ***
  Старый великан вернулся в Ново-Крайново через полтора десятка лет, когда решил, что настала пора передать Светозару его воинское наследство - меч и коня. Ключ на хранение он вручил раньше, едва ученик начал превосходить его в силе и умении.
  Синеок немало гордился своим воспитанником и тем, что успел в срок передать ему свои знания. Огорчало одно: не нашел он других Великих воинов, обладавших заветными вещами, сколько не расспрашивал собратьев, число которых на земле год от года, стараниями Злыды, убывало. Кто-то о предании знал, но толку от того было мало. Старший вель полагался на Провидение, еще думал, что тайновед может явиться в Крайницу - крепость, где служил первый хранитель Ключа.
  Они пришли в Ново-Крайново в конце лета, с тем расчетом, чтобы подлатать до зимы дом в старой крепости, да задержались. Пригласил их погостить местный кузнец Удоба, по прозвищу Креплий, тот самый, с которым Синеок сдружился в прошлый раз. Его просьбу не уважить нельзя было. Да давно обычаем стало, что на протяжении последних лет, прибывая в городок или селение, великаны жили при кузнице. Так сподручней было - и оружие ковать, и обучать стражей и добровольцев приемам боя. Велевы уроки принимали с благодарностью, никто не задавал вопросов, мол, зачем мне все это нужно, если только самые глупые. Каждый человек чувствовал, что мир меняется.
  Жизнь на земле была уже не та, что еще десять лет назад. То в каком-нибудь местечке вдруг появлялся душегуб лютый, не щадящий не старого, ни малого; то в лесу заводилось чудовище кровожадное, нападающее на беспечных путников. Люди бесследно пропадали по одному и целыми семьями. А разбойников-то, грабителей разных - сколько развелось! Страх вселился в людские души, заставляя относиться к пришельцам насторожено и подозрительно. Ныне хозяин уже не оставлял за порогом топор и вилы, а заносил их в дом, дабы в случае опасности обратить орудия мирного труда в оружие защиты.
  Однако в Ново-Крайнове, с тех пор как Синеок покинул его, все было почти как прежде. Неудивительно, ведь городок стоял в глуши: от Десятиградья его отделял горный отрог, и соединялись они меж собой одной единственной дорогой через ущелье. Случалось, что туманы и распутица после дождя надолго отсекали местных жителей от остального мира. Даже новости, покуда доходили сюда, устаревали.
  Край земли, говорили люди...
  Если верить местным преданиям, за Змеиными горами небесный свод опирался на земную твердь. Старцы баяли, что в далеком Прошлом, задолго до установления Порядка, первые великаны, строители крепостей, ходили к "стыку верха и низа", где небо можно трогать руками. Но с тех пор больше никто не повторил их подвига - не нашлось смельчака - ведь путь на край света долог и опасен. Там лицо земли морщится горными хребтами, там среди красных скал гнездятся пернатые змеи, там - чужой и враждебный мир... Посему неизвестно, какие неожиданности поджидают странника, дерзнувшего вторгнутся в запретный предел.
  - Да какой там "край", - усмехнулся Синеок, когда Светозар стал расспрашивать о местностях к западу. - От Змеиных гор до края земли три пары сапог собьешь - не дойдешь. На настоящей западной окраине земли живет змеиный народ.
  - Шевьи...
  - Представляешь, где их страна находится?
  - Далеко. - Молодой вель пожал плечами.
  - А я что говорю! Очень далеко. А наши горы прозваны Змеиными, потому что в них водятся пернатые змеи.
  - Это-то как раз понятно.
  - В Прошлом за Змеиными горами лежала большая плодородная долина - велевы владения... Да провалилась всё под землю в одночасье. Большой был удел, тянулся с юга, от самого моря, на север, до нынешнего Новгорода, который уж потом, много позже, построили. Посреди долины стоял город, называемый Дом Братства Огня, а на границе велева удела - сторожевые крепости. Наша Крайница - одна из них.
  - Почему всё провалилось?
  - В Прошлом Злыда обладал огромной колдовской мощью, такой, что мог землю сотрясать. Даром, что ли, его Потрясателем прозывали?
  - Великаны погибли?
  - Вот еще! Нашего брата погубить не так-то просто. Великаны выбрались из-под земли и отправились на Великую битву.
  - Погоди! Ты говоришь, что Злыда обладал огромной неземной силой. Как же тогда его победили?
  - О! В ту пору на земле жили Великие Чародеи, и Гривата - первейший их них. Как-то они отняли у Злыды всю его мощь.
  - Кто-то должен знать, как лишить его всемогущества!
  - Увы, не я, - развел руками наставник. - Кабы мне доверили хранить эту тайну... Но кто-то знает, знает все. Думаю, что Провидение в срок сведет нас с тайноведом, который все нам расскажет.
  - Синеок, а от Дома Братства Огня осталось что-нибудь?
  - А-то! На долгие века сооружение возводилось. Разрушить его до основания не смог даже Злыда в ту пору, когда был могущественным колдуном.
  - Можно увидеть велев город?
  - Издали разве, с высоты полюбоваться. Дальше на север есть места, откуда с обрыва видно развалины. Хотел я попасть в Дом Братства Огня... - Старый вель вздохнул. - В молодости все горы вокруг пропасти облазил... искал тайные ходы, о коих мне давным-давно один наш собрат из Новогорода поведал. Да только, сколько не искал, так и не нашел. Похоже, нынче нету никакой возможности спуститься в Провал.
  Слушая рассказы наставника, Светозар, еще задолго до того, как пришел в Ново-Крайново, решил хоть издали посмотреть на удел великанов, а если повезет, спуститься в долину, где вот уже полторы тысячи лет, а то и больше, не ступала нога человека.
  Да - вот, досада! - пришлось задержаться в городе.
  ***
  Синеок потом бранил себя, и обзывал "старым дураком" за то, что уговорил Светозара, остаться ненадолго, погостить в доме кузнеца. Эх, кабы предвидел, чем дело кончится, то обошел бы город стороной, повел бы ученика сразу в Крайницу, от греха подальше. Но, как молвится в пословице, знал бы, где упадешь...
  В Ново-Крайново случилось то, чего не должно было случиться, чего больше всего опасался Синеок и удивлялся, как подобное не произошло раньше, - Светозар влюбился.
  Такое бывает в жизни почти каждого, и всегда случается нежданно-негаданно, а пришла любовь - не найти спасения, и бороться с ней невозможно, ибо не придумано способа.
  Молодой вель влюбился не с первого взгляда, не со второго... И не в красавицу отнюдь - в девку перезревшую, хромоногую. Дочку кузнеца.
  Звали ее Белажица. Не писаная красавица, но миловидная - она была любимицей отца. Удоба в ней души не чаял, и не потому, что она росла единственным ребенком в доме, имелся и мужского полу отпрыск, однако именно в дочери он видел свою наследницу. Ведь сыну-то родовое ремесло не давалось - тот всегда к земле тянулся, занимался садом, огородом. Оженившись, жил своим домом, по соседству.
  Белажица выросла в кузне и охромела здесь же - в детстве ей на ногу упала наковальня. Когда Синеок видел ее в первый раз, она уже была хромоногой - косточки неправильно срослись. Однако хромота не мешала делу. Коль надобность была, она могла молотобойцем к наковальне встать - здоровая деваха, играючи, управлялась с любой мужской работой.
  Не было у Белажицы ничего, кроме любимого ремесла. Хромота стала ее бедой - вместе со сломанной косточкой сломалась вся жизнь. Как дразнили ее в детстве хромоножкой, так и прилипло к ней это прозвище. А когда в девичестве налилась соками, никто из местных парней ее не сосватал - ведь хромоногая же, да еще с кузницы. Уж не в закладе ли ее душа у лядов? Уж не вселился ли в нее дух огня? Мыслимо ли девке молотом махать? Сторонились ее парни как одержимой. Можно было найти жениха в Десятиградье, но везти дочку на ярмарку невест отцу претило, не захотел свое сокровище отдавать первому встречному.
  В общем, не сложилась жизнь у Белажицы. Все женщины ее возраста уже давно с мужьями жили, а она все в девках ходила. Хотя она скрывала свои душевные метания, Удоба замечал, что страдает его дочь от одиночества. Тайком жалел ее, несчастную. Ей бы ребеночка родить, чтобы ее душа не сиротствовала, думал он, пусть без мужа. Что Удоба внука не прокормит? Да как потом избежать соседских пересудов? Ведь ублюдков-то люди не слишком жалуют, будто они какие-то неполноценные. Единственное дитя, рожденное в безбрачие, которое не вызовет презрения - деево чадо, божественный дар. Молилась бы она, что ль, почаще да погромче просила. И тогда, может, какой поднебесный божок обратит на нее взор с небес.
  "А может, я чем-то прогневил богов?" - думал Удоба. Ведь не заслуживала его дочурка - скромная добрая девушка, работница золотая, умница и красавица - подобной участи.
  Больше всего на свете Удобе хотелось, чтобы его дочь была счастлива. Однако великанов пришлых пригласил погостить безо всякого умысла.
  ***
  Синеок взялся обучать Удобу ковке оружия особой прочности. Ведь скоро на земле начнется война... Не пожелал он поначалу делиться древней тайной с бабой, но убедившись, что Белажица ни в чем не уступает отцу, привлек и ее.
  Увлеченный развитием своего мастерства, кузнец поначалу не заметил, как преобразились и расцвела дочка: красок на лице прибавилось, глаза заблестели, будто свечение от нее исходить стало. Чудеса, да и только! Единственное, хромота не пропала. А как заметил перемены и догадался о причине таковых - понял, что не к добру! Да только уже ничего сделать не мог. Не выгонять же теперь гостей из дому. Поздновато опомнился...
  Влюбилась Белажица в красавца-веля по уши. Чуть заслышит его голос или шаги - обмирает вся, очи закатывает, разрумянивается. Оно и понятно. Светозар, парень хоть куда: высокий, широкоплечий, осанистый и лицом пригожий; слепым надо быть, чтобы не заметить его великолепие. Хорошо хоть, что на людях не показывала своих чувств, не позорилась, как некоторые, из очарованного велем новокрайновского, женского населения, вроде повадившихся являться во двор девиц, что стали набиваться в подружки Белажице. Бывало, столпятся перед распахнутыми воротцами кузни, рты поразявят, бесстыжими глазенками хлопают, дивятся на сына дея, покуда Удоба их за ворота не вытеснит, дабы работе не мешали.
  Вот, дура-девка, о чем думала? Неужто разницы не видела между ним и собой? На что надеялась?
  Из лучших побуждений Удоба взялся увещевать и вразумлять дочь.
  - Не трави ты себе душу, - говорил. - Разницы не знаешь - кто он и кто ты? За версту видать, что он божич. Уйдет он скоро. Еще больше страдать будешь.
  - Ах, батюшка, все знаю, все понимаю, - отвечала она. - Но ничего не могу с собой поделать, ведь сердцу не прикажешь.
  Все верно, соглашался по себя Удоба. Бывает так, что не находит разум сладу с сердцем. Не вынешь сердце из груди, не спрячешь в ларчик, не запрешь на ключ, чтобы оно, глупое, не билось часто, не разрывалось от любви безответной. Думал кузнец отослать дочь, куда подальше, в поля, на жатву, ради ее же блага. Но разве ж мог он сделать ее несчастной, лишив ее единственной радости, видеть и слышать возлюбленного?
  А Светозар ни о чем не догадывался, держался с Белажицей на равных, и относился к ней, как к собрату-кузнецу. Он даже не подозревал, какое смятение вносит в душу молодой женщины, какую ненависть вызывает у ее отца.
  Зато Синеок со стороны все видел, все подмечал. Пусть хромоножка вызывала у него сочувствие, да только время такое настало, что не до нежностей. Но, что совсем уж отвратительно, выходило так, будто он сам подтолкнул их в объятия друг к другу.
  В тот день он поссорился со старейшинами (вель-правитель скончался по старости, а нового судью так и не выбрали, решили советом править), убеждая их, что для обороны города необходимо дружину готовить, говорил им, что в ущелье нужно выставить дозор и сложить поленницы, дабы дымовым сигналом оповестить горожан о приближении врага, дым-то издалека видать. Старейшины только усмехались в бороды, сомневаясь в целесообразности подобных мер, мол, злыднево воинство пока за морем, ему еще надобно Великую степь пересечь, чтоб до Десятиградья добраться... когда еще оно до Крайнова дойдет... Ни к чему пока дружину создавать. Придется же отрывать мужиков от работы по хозяйству, чтобы они учились воевать, да в засаде сидели. Не согласится народ. Нет... Сейчас, после сбора урожая, половина горожан в Десятиградье на ярмарки подастся, чтобы обернуться до зимы...
  В общем, решили старейшины ждать, пока грянет гром. Выслушать - выслушали, а какие-либо меры предпринимать не желали. Похоже, и собрались они на совет по просьбе благородного Синеока только из-за уважения к его происхождению, чтобы не обидеть божича отказом.
  Вернулся Синеок во двор кузнецы - не злой, но огорченный. Сел на припеке, глаза закрыл, задумался о людской недальновидности. Не понимают они, что ли? Ведь им добра желают!
  ***
  Светозар и Белажица закончили ковку меча, да не простого, а изготовленного по всем правилам древних мастеров. Клинок в полсажени без пяди, из металлических пластин разной твердости, сваренных особым способом, обладал достаточной упругостью, чтобы не ломаться и не гнуться при ударах, а его лезвия при высокой твердости долго сохраняли остроту. Его черен, в полтора кулака, украшало навершие в виде головы пернатого змея, перед крестовиной была впаяна надпись из проволоки - "ковала Белажица".
  Горячий металл с шипением погрузился в воду, над бочкой поднялся пар. Оставалось протравить и отполировать клинок.
  - На нем появится узор из темных и светлых завитков, - сказал Светозар. - Так и должно быть. Оно знак того, что клинок добрый.
  Разгоряченные и довольные собой, молодые люди подошли к кадке с ключевой водой, чтобы утолить жажду.
  - Благодарствую. - Белажица приняла протянутый ковшик и припала к краю, весело поглядывая на ухажера.
  Она показалась Светозару такой невообразимо прекрасной, что он невольно залюбовался ею, не замечая ни черного вдовьего платка, завязанного узелком на лбу, ни грязного, кожаного передника. Видел лишь ее сияющие голубые глаза.
  - Вся в саже перевозилась, да? - спросила она, неверно растолковав его взгляд.
  Он удивленно приподнял бровь, ведь даже не заметил, что у нее лицо в саже. Ничего не ответив, снял рукавицу и потер черное пятно на ее щеке. Ее кожа была гладкой и влажной. Безотчетно он провел пальцем по скуле и чуть приподнял ее подбородок.
  Его легкое прикосновение смутило Белажицу. Она беззвучно охнула и захлопала ресницами, но не отстранилась. У нее дух перехватило оттого, что лицо возлюбленного - красивое и загорелое - вдруг приблизилось, а необыкновенные, серые глаза, туманясь, изливали нежность. Себя забыв, она невольно подалась вперед, и вытянула шею, вбирая его запах нечеловеческий, дикий и лесной. Он склонился, к ее алым губам, застывшим в робкой улыбке, но почему-то медлил исполнить свое очевидное намерение.
  Белажица боялась и желала его поцелуя всем своим существом. В томлении сладостном ее сердечко, то бешено колотилось, то замирало, а руки дрожали так, что из ковшика выплескивалась вода.
  Светозар очнулся от наваждения. Что это было? С виноватым видом он забрал ковшик и, отвернувшись, сделал несколько глотков. Тут и Белажица опомнилась. Ей почему-то стало ужасно стыдно. Она была готова провалиться под землю. Что подумает о ней великан? Вот позорище-то!
  Прикусив до боли губу и проглотив слезы, она неловко повернулась, чтобы убежать и... оступилась.
  Ковшик упал и загрохотал по деревянному настилу, расплескивая воду.
  Светозар легко подхватил Белажицу и прижал к себе. Она так и не поняла, каким образом, оказалась не на полу кузни, а в его объятиях. Обмерла в испуге, не смея глаз поднять. Подумала, что он, должно быть, насмехается над ее неуклюжестью. Ей захотелось не то, что под землю провалиться, а умереть, не сходя с места.
  - Что же ты под ноги не смотришь? - прошептал он, поглаживая ее спину и обнимая так, будто хотел спрятать от всех.
  - Увидит кто... - Она сделала попытку вырваться и пискнула, когда он прижал ее к себе еще теснее. Сквозь холщовые рукавицы она чувствовала и жар его обнаженных плеч. Его грудь была твердой как камень.
  - Ведь упадешь.
  - Пусти, - жалобно произнесла она. - Я не...
  Она решительно вздернула подбородок и, оказавшись в плену дымчато-серых глаз, лишилась воли к сопротивлению. Тонула в таинственной глубине этих омутов, и мочи не было пошевелиться в крепких и нежных объятиях милого. Бедная головушка кругом пошла, а в животе будто бездна разверзлась. И казалось Белажице, что начала она таять, плавиться как металл в печи. Плоть ее стала мягкой и податливой, как раскаленная болванка - бери и куй.
  - Да что ж такое-то, - пробормотал Светозар, застигнутый врасплох внезапно всколыхнувшимся желанием, скрутившим поясницу. И ведь не думал никогда, что близость хромоножки вызовет в нем столь бурный отклик. Не то, чтобы он никогда не смотрел на нее, как на женщину. И все же...
  Шумно вздохнув, ошеломленный вель отстранился от нее, удерживая ее за плечи, отталкивая и не отпуская, читая в ее взгляде немую мольбу. Молодуха покачивалась и рухнула бы, отними он руки.
  - Чего? Соринка в глаз попала? - поинтересовался Синеок, возникший в воротцах кузнецы.
  - Соринка, - ухватился за подсказку Светозар.
  Слава всем богам, что старый великан ничего не заметил!
  - А Удоба еще не вернулся с рудника? - Старец подозрительно осмотрел девицу, повернувшуюся к нему спиной.
  - Он обычно на закате возвращается, - напомнил ученик и легонько толкнул в спину подружку, застывшую с поникшими плечами. - Иди. Готовь полосы.
  Сгорбившись, она похромала прочь.
  - Пособить чего? - предложил Синеок. - Давай, я буду меха раздувать.
  - Да, ладно... Сами управимся как-нибудь.
  - Как-нибудь не надо! Чего это "как-нибудь"?
  Чутье подсказало старцу, что пропустил он нечто важное. Следовало разузнать, что именно. Чем здесь молодые занимались без него и Удобы Креплия?
  Светозар и Белажица принялись ровнять и обстукивать железную полосу, а Синеок к плавильной печи встал, огонь раздувать. Ни у кого не было охоты разговаривать, в тяжелом молчании лишь металл звенел.
  Чувствуя за собой вину, Светозар изредка поглядывал на Белажицу. Огонь печи окрашивал ее лицо в желто-красный цвет, однако было видно, какое оно бледное. Объясниться бы с ней... Но не в присутствии наставника.
  Дело не спорилось. Работа, с которой Белажица прежде управлялась легко, теперь не ладилась. Она то опаздывала, то спешила, и, сбиваясь, каждый раз смотрела на Светозара глазами побитой собаки. Когда он ободряюще улыбался в ответ, наоборот тупила взор.
  Отжимая меха, Синеок не спускал с них глаз, особенно с Удобиной дочки. Похоже, девка совсем голову потеряла от любви. Вон, как зыркает, бесстыжая. Разве ж о работе она думает? И не молодуха ведь, чтобы чести не знать.
  И тут, надо же было беде случиться - Белажица, и без того растерянная, будто прочитала его мысли и, утратив сноровку, выронила молоток. А старый вель, только и выискивавший повод для упрека, не преминул съязвить:
  - Ты, девка, смотри осторожней, а то ненароком наковальню уронишь - вторую ногу перешибет, вовсе окривеешь.
  Белажицу как плетью хлестнули, напомнили об ее уродстве. Обида сдавила горло, все поплыло перед глазами из-за хлынувших слез. Метнулась она из кузницы, сорвала рукавицы, отшвырнула передник в сторону и, юбку подобрав, побежала, не разбирая дороги. Со двора за ней увязался рыжий щенок. Беззаботное существо потявкивало и повиливало хвостом, решив, что с ним играют.
  - Разобиделась, - проворчал Синеок, продолжая качать меха.
  - Зачем ты так? - Светозар с осуждением покачал головой.
  - Нечего бабе в кузне делать, - буркнул старец, отворачиваясь.
  Молодой вель не стал спорить с наставником, а кинулся за девушкой. Разные нехорошие мысли роились в его голове, пока он шел через сад, через выкошенную поляну. Белажицин след был хорошо заметен, особенно в тех местах, где она волочила ногу. Встревожился он, встретив на берегу речушки рыжего щенка, который с призывным лаем носился по мелководью. Здесь, на изгибе было неглубоко, но чуть дальше чернели омуты.
  "Неужто утопилась?" - подумал он.
  Волнение немного улеглось, когда он заметил на противоположном берегу проломленный кустарник, в том месте, где девушка вышла из воды. Там, на пригорке рос целый лес фруктовых деревьев, выращенный с любовью и ухоженный сад ее брата.
  Не без удовольствия погрузив разгоряченное тело в теплый, тихоструйный поток и смыв копоть, Светозар вышел на берег. Его догадка оказалась верна - листья кустов были влажные, жаркое солнце не успело испарить капли воды, упавшие с промокшей одежды женщины.
  В сиреневой, тенистой прохладе сада трещали цикады и переливисто перекликались птицы. Сладко пахло перезревшими, лопнувшими фруктами и теплой землей. Между рядами масленичных деревьев, расстеленные на траве, сушились длинные полотнища. Почти весь урожай хозяева уже собрали и вывезли на переработку, а те спелые плоды, что выпячивали налитые бока из густой листвы, оставили специально для пернатых.
  Углубившись в сад, он обнаружил на смородинных кустах неподалеку знакомую юбку и черный платок, рядом распятую, мокрую рубашку. Ноги будто сами понесли его туда, где среди резных листьев, в просветах мелькали руки, расплетающие косы, как белые порхающие птицы над золотистыми волнами.
  Увидев веля, Белажица загородила грудь ладонями и зарделась, как нежный, розовый закат. Ее глаза, блестящие, влажные от слез, обрели таинственную и манящую глубину. Ее длинные, пышные и густые волосы, которые она всегда прятала платком, были как водопад живого золота... Пышные и густые - они искрились в солнечных лучах, отливая всеми оттенками золотого - красноватым, рыжим и зеленовато-желтым. Тонкими завитками обрамляли ее лицо, струились по плечам, груди, тяжелыми волнами ниспадали на белые колени. Окутывали, точно меховые одежды.
  Светозар был потрясен и заворожен открывшейся картиной. Воистину, женские чары в волосах... Он не мог оторвать взгляд. Белажица казалась ему лучезарной богиней с золотыми кудрями и сияющим мраморной белизной телом, самой Великой Ма-Любовницей. Он опустился на колени, желая к ней прикоснуться, дабы убедиться в ее реальности, и не посмел дотронуться, будто мог осквернить ее красоту.
  - Зачем он так? - неожиданно спросила она, имея в виду Синеока.
  Светозар не сразу догадался, о чем идет речь, и не сразу нашел, что ответить.
  - Он - старый человек. А все старые люди завидуют молодости.
  - Будто сам не был молодым! Или сам никогда не влюблялся...
  Выдав себя с головой, она закрыла ладонью рот и отвернулась. Ее плечи стали вздрагивать от беззвучных рыданий.
  - Не надо, не плачь. Перестань, пожалуйста. - Он дотронулся до ее плеча. Ее волосы наощупь оказались мягкими и шелковистыми. Он придвинулся ближе. - Просто Синеок за дело ратует, ему не по душе...
  Он прервался на полуслове, потому что до него, наконец, дошло, что Белажица только что, пусть не прямо, призналась ему в любви.
  - Прости, - он осторожно привлек ее к себе, бережно обнял и погладил спину, успокаивая и обещая свое заступничество. Он хотел всего лишь пожалеть молодуху. Еще, может, объяснить, что не принадлежит себе...
  Приняв его душевный позыв за любовный знак, она оплела его шею руками, прильнула к груди и, неумело искушая, стала осыпать поцелуями плечо, ключицу, шею. Вдыхала, не могла надышатся, его густеющим благоуханием. Так пахнет весенний лес, согретый солнцем - терпким древесным соком, вобравшей тепло корой, радующейся свету живостью молодой листвы и прорастающей зелени.
  - Украл ты мое сердце, Светозарушка, милый. Денно и нощно лишь о тебе думы мои. Дышать забываю, когда смотрю на тебя. При взгляде твоем, улыбке, слове, обращенном ко мне, обмираю вся, а как запах твой чую, так ноги мои слабеют, и боюсь рухнуть как подкошенная наземь, - торопливо и жарко шептала она. - Истомилась я...
  Волновался Светозар, кожей ощущая все выпуклости и изгибы нагого женского тела, крепкого и ладного. Жалость сменилась вожделением.
  - Беланька, погоди. Нельзя нам...
  - Отчего ж!
  - Я не смею, Бела. - Ослабив объятия, он слегка отстранился. Оттолкнуть ее было бы верхом жестокости, ведь она открылась ему, доверилась. - Я гость в доме твоего отца.
  - Не вещь я батюшкина, сама себе хозяйка. Чай, не девчонка несмышленая, знаю наперед, что может статься. Ты не думай за меня, не бойся. Я же сама... А позвал бы - пришла. Притиснул бы где, в уголке, не стала противиться, даже если бы мочь была. Так бы и умерла в твоих объятиях... - Она прижалась к нему еще сильнее, ласково поглаживая его спину и побуждая к действию. - Будь со мной. Молю тебя, как о милости...
  Близость Белажицы и ее доступность распаляли страсть. Мутился рассудок. Уже не искорки, а пламя опасное стало разгораться. Молодого веля влекло к ней с неудержимой силой, как умирающего от жажды влечет источник. Еще немного - и случится непоправимое.
  О, боги-прародители, что делать? Впрочем, в таком деле не стоило обращаться за советом к богам. Ведь известно же, что они ответят. Он сам был ответом на вопрос. Светозар перехватил руку Белажицы, распустившую завязки на его штанах.
  - Не делай того, в чем потом будешь каяться, - жестко предупредил он, надеясь, что она образумится, но увидел в ее потемневших глазах лишь отражение своего собственного желания. - Ты уверена?
  Одно ее слово - и он отдастся страсти, призванной уестествить его желание, или уймет разбушевавшееся мужское начало, пробужденное наготой женщины и грозящее вот-вот вырваться на волю в своем неприкрытом стремлении побеждать, овладевать и подчинять.
  Его пронзительный и дерзкий взор Белажица встретила с не меньшим вызовом. Она ничуть не испугалась, почувствовав, как вмиг он изменился, как повеяло чем-то грозным и диким, название чему она не знала. Исчезнет ли оно или получит развитие - зависело лишь от ее ответа...
  - По мне, уж лучше каяться, чем всю жизнь маяться, - смело ответствовала она и отвела волосы за спину. - Прилепись ко мне, Светозар. - Она подалась к нему, послала вперед свое белое как сметана, тело, всколыхнулись полные груди с розовыми вершинами. - Пусть будет так.
  - Желанная моя... я буду нежен, - прошептал он, властно привлекая ее к себе. - Позволь...
  Страсть - неистовая, не рассуждающая, безмерная - захлестнула их, заставила забыть все условности, сомнения, стыд и страхи перед запретами. Казалось, что нет на свете ничего более естественного.
  Белажица, светясь как солнечный луч, распростерлась на полотнище, отдав тело свое жадным мужским губам и умелым рукам. Он осыпал ее поцелуями и одарил нежнейшими ласками, воспламенив и пробудив чувства, доселе ей неведомые. Когда же сладостные муки стали нестерпимыми, он подмял ее под себя, стонущую и трепетную, и сделал ее своей. Белажица вскрикнула, прощаясь с девством, но в упоительном восторге думать забыла о боли. Даже угроза смерти не заставила бы ее выпустить из объятий любимого.
  Они поднимались и опускались на волнах наслаждения, подобно неуправляемому челну, который несет неведомо куда стремительный поток. Нет ничего плохого в том, что так хорошо...
  Охваченная любострастием Белажица себя не помнила. Лишь на миг ее сознание прояснилось, когда Светозар произнес ее имя. Она тоже что-то шептала...
  ***
  - Я женюсь на тебе, - сказал Светозар, когда они уже подходили к дому.
  Всю обратную дорогу они молчали, но тут он не выдержал. Он все еще видел темное пятно крови на полотнище - свидетельство невинности, принесенной в жертву любви.
  Белажица остановилась и обернулась к нему.
  - Ты не можешь взять меня в жены. - Ее голос был спокоен, в нем не слышалось ни упрека, ни истерических ноток. Словно она уже давно свыклась с этой мыслью.
  - Это еще почему?
  - Синеок говорил, что у Великого воина нет ни дома, ни семьи, ни жены. А ты - Великий воин.
  Она все знала! Она не требовала ничего взамен после того, что между ними произошло. Настоящей любви неведома корысть.
  - Я стану первым Великим воином, у которого будет жена.
  - Зарянь, послушай, не стоит ради меня жертвовать своей свободой. То, что между нами было... чудесно. Ты дал мне гораздо больше, чем я желала. Я почувствовала себя любимой, за что буду тебе благодарна всю жизнь. Не вини себя, я знала, на что иду. Видишь же, не молодуха. Кто упрекнет меня в неразумении?
  - Бела, я тебе обещаю...
  - Ты не должен давать обещание, которое не можешь выполнить. Мне от тебя ничего не нужно. Не надо меня жалеть! И вообще, давай, сделаем вид, будто ничего не было.
  - Как это? А если...
  - За меня не тревожься.
  Как тут не тревожиться? Светозар чувствовал себя ответственным за то, что произошло. С другими бабами всё было по-другому - ни обязательств, ни условий. Ведь, что для мужчины плотская любовь: и утоление голода, и вместе с тем пресыщение. До этого дня он, размыкая объятия случайной встречи, больше не вспоминал о полюбовнице. Так было всякий раз, с молчаливого согласия Синеока. Наставник бдительно следил за тем, чтобы его ученик ненароком не возлег на брачное ложе. А бывало, сам как сводня, подкладывал какую-нибудь не слишком юную и опытную женщину, охочую до услад телесных, которая после страстной ночи не станет посягать на свободу его ученика. Уж лучше так, чем рукоблудием заниматься. Ведь Светозар был молод, полон сил, и не давал обета воздержания. Но чтобы жениться - никогда не думал...
  Ради Белажицы он был готов изменить себе.
  Она же от всего отказывалась.
  ***
  Напрасно Синеок выпытывал, где ученик шлялся полночи, грозился, что сам все узнает. Как бы снова не довел Белажицу до слез...
  Удоба Креплий хмуро косился на Светозара, будто проведал что-то. А коли так - не избежать неприятных объяснений.
  Зато Белажица преобразилась - не узнать. Столько самоуверенности обрела, что даже на Синеока поглядывала с вызовом. Ее ничуть не смущало присутствие старца в кузне. Если прежде она никогда не вступала в разговоры, то теперь смело высказывалась и запросто шутливо отзывалась на замечания.
  Ее напускное равнодушие уязвило Светозара. Будто между ними, действительно, ничего и не было! Она смотрела на него, как на какого-то чужого мужика, лишь раз улыбнулась и подмигнула приободряя. Мол, любимый, я сохраню нашу тайну. Уж не от отчаяния ли ее веселость и лихость?
  Он подстерег Белажицу возле кузни, чтобы условиться о свидании. Им нужно было, наконец, спокойно поговорить обо всем наедине. Она не пожелала его слушать.
  - Ой, не томи. Забудь обо всем. Не быть нам вместе, - отрезала она и повернулась, чтобы уйти.
  В следующий миг, он припер ее к стене, застил широкими плечами свет и, взяв ее лицо в ладони, признался:
  - Я думал о тебе всю ночь.
  - Пусти. Отец увидит, - взмолилась она. А что внутри делалось... От прикосновений его рук, сильных и ласковых, мысли начали путаться. От жара его тела, от запаха его свежего и пьянящего, она сама начала гореть - как хотелось любви. Но он - божич! А она - кто? Дочь кузнеца хромоногая...
  - Пусть видит! Ты будешь моей женой? - спросил он и так посмотрел, будто живой водой обдал с головы до ног.
  Благородный красавец зовет ее замуж? Он, что, с ума сошел?
  - Нет, - твердо ответствовала Белажица. Нет, она не смеет ломать его судьбу. Отказывалась разумом, хотя все ее существо кричало "да". И если возлюбленный усилит натиск, она совсем сомлеет... и будет на все согласна.
  - Бела, не обманывай себя, - прошептал он нежно. - Знай, я не отступлюсь.
  - Оставь меня в покое! Откуда ты только взялся на мою голову, такой...
  - Будь моей женой, - настаивал Светозар, склоняясь к ее губам. Он помнил их вкус и слетавшие с них стоны наслаждения. Видел в ее глазах воспламеняющуюся страсть.
  - Бела! - послышался голос Удобы Креплия. Он стоял в окне и, должно быть, все видел. - Зайди-ка в дом, поговорить надо.
  Белажица послушно поплелась к крыльцу, подволакивая калечную ногу. Вскоре из распахнутого окна послышался ее крик:
  - Не ваше дело! Не приставайте с дурацкими вопросами.
  - Как ты с отцом разговариваешь! - Удоба тоже повысил голос. - Это твоя благодарность за все то добро, что я для тебя сделал? Вот я тебе! И не посмотрю, что ты такая дылда.
  Светозар бросился в дом. Неужели кузнец, прознав о грехопадении дочери, собирается ее выпороть? Однако, ворвавшись в столовую, застал там трогательную сцену. Удоба обнимал рыдающую Белажицу и тихо приговаривал:
  - Ничего-ничего, доча. Переболит и забудется. Радость моя, мое сердечко...
  Вель застыл на пороге.
  - Чего тебе, коварный искуситель? - беззлобно спросил его кузнец.
  - Удоба, я хочу взять твою дочь в жены.
  - Вот заладил! - воскликнула Белажица. - Ведь я тебе уже сказала.
  - Что сказала? - Удоба отстранился, чтобы лучше ее видеть.
  - Ты говорила ему про нас?
  - Ничего я ему не говорила! Как ты мог подумать! - Она покачала головой. - Я же обещала.
  - Чего обещала? - Удоба от любопытства вздрогнул.
  - Ничего! - огрызнулась дочь и сжала губы.
  - Вы что? - Кузнец повернулся к молодому велю. - Потешаться надо мной удумали? Зарянь, ты, правда, хочешь мою Беланочку себе в жены взять?
  - Да. Я хочу жениться на ней.
  - Погоди! - В окне показалась седовласая голова Синеока. Вот ведь, везде успевает! - Нельзя тебе жениться ни в коем разе. Ты - воин.
  - Чего шумим? Чего случилось-то? - В дверном проеме в задней части дома показалась мать упрямой невесты.
  - Ступай отседова, мать. У нас разговор серьезный. Мужской. - Удоба вытеснил свою супружницу обратно за порог.
  - А Беланочка как же?
  - Не твое дело, мать, - он закрыл дверь перед ее носом.
  - И чего ты в ней нашел? - проворчал с осуждением Синеок.
  - Ты, почтенный, не обижай мою дочь. - Удоба погрозил старику пальцем. - Она у меня красавица. Не слушай его, Беланька.
  - Злыда по земле рыщет, Великая Битва на носу. А он - жениться, - не унимался Синеок, ни к кому не обращаясь. - Забыл о долге? Приворожила она тебя сладким местом?
   Удоба, быстро смекнувший, о чем речь, растерянно переводил с одного присутствующего на другого.
  - Так вы чего? Того? Схлестнулись, что ли? И когда только успели. Но так ведь это меняет дело! - Странным образом он воспринял новость о бесчестии дочери. - Пусть идет на свою битву, дочка. Переживем.
  - Как так, пусть идет? - переспросила Белажица упавшим голосом.
  - После свадьбы, доченька. Справим свадебку... чтобы приличие соблюсти. Хранитель обычаев сделает соответствующую запись в книге состояния семейств... раз уж вы того. Скоро после сбора урожая свадьбы начнутся. А потом, пускай идет Заряня, куда хочет. На битву али еще куда.
  - Нет. Оставьте. Не нужно мне вашей жалости, - прошептала Белажица.
  - А если он тебя обрюхатил? Что люди скажут?
  - Он ту ни при чем!
  - Как это ни при чем? - Удоба совсем запутался. - Тогда кто?
  В наступившем безмолвии стало слышно, как жужжат мухи под потолком.
  - Чего вы мне голову дурите! - кузнец кулаком по столу. - Все! Решено! Будет свадьба. Жених есть, приданное давно собрано. Родители согласны. Надо мать обрадовать. Мать! - крикнул Удоба, и его жена, стоявшая под дверью, бочком вошла в столовую.
  - Чего случилось-то?
  - Заряня берет в жены нашу Беланочку. Готовься к свадьбе.
  Мать охнула, всплеснула руками и плюхнулась на скамью. Глянула испуганно и с подозрением на мужа - уж не шуткует ли? Но тот был уж больно серьезен.
  - Радость-то какая! - заголосила она и, подхватившись, бросилась к молодому велю. - Вот счастья-то привалило. Услышали-таки боги наши молитвы. Соколик ты наш ясный! Зятек ненаглядный. Избавитель ты наш! Мы-то уж, совсем было, отчаялись, отдать нашу Беланочку замуж. Спаситель! - Вцепившись в кожаный передник веля, она рухнула перед ним на колени. - Мы-то уж думали, что так и помрет девкой. Уж не чаяли внуков понянчить. Теперь-то у ясеньки нашей жизнь начнется, как у людей. Ой, спасибо тебе. Спасибо...
  - Будет вам... матушка, - проронил Светозар смущенно, ставя свою будущую тещу на ноги.
  Синеок за окном плюнул от досады. Вот не было печали! Нашел себе заботу ученик, добровольно повесил хомут себе на шею.
  - Дура-баба, - Удоба оттащил жену от жениха. - Перепугала нашего будущего зятя. От радости совсем умом тронулась? Сейчас обсудим все, мирком-рядком. И за свадебку.
  - Погодь, Креплий! - твердо произнес Синеок. - Светозар явился на землю не для того, чтобы за подол дочери твоей зацепиться и в Крайнове осесть.
  - Знаю, понимаю. Вы, вели - служите. Но ведь у Свет-Заряни пока нет неотложных дел? - кузнец хитро покосился на старца, и когда тот не нашел, что ответить, продолжил:
  - А как только долг его позовет - пускай идет. Держать не смеем.
  Как говорится, куй железо, пока горячо. Удоба, казалось, больше всех других озабоченный жизнеустройством дочери, поспешил провести свадебный обряд. Чего осени ждать? Девка-то уже и надеяться устала на замужество, молодость ее к закату клонится, свежесть лица увядает. Так вся жизнь пройдет... Что она, кроме работы в кузнице, видела? Доколе ей в одиночестве маяться? Неужели, всеми своими страданиями, она не заслужила немного счастья? А к тому времени, как великан отправится на свою Битву - или куда там ему надо? - может, ребеночек родится. У благородных семя должно быть сильное, от деев унаследованное.
  ***
  Светозар и Белажица оглянуться не успели, как стали мужем и женой, о чем была произведена соответствующая запись в городской книге родословий. Они были счастливой парой - это признавали даже соседи, которые поначалу отказывались верить, что союз заключен по добровольному согласию. А то, ведь поговаривали, что великовозрастная девка-калека колдовством приворожила красавца-веля.
  До конца зимы молодые жили в доме Удобы Креплия и работали на кузнице, потому что горожане, вернувшиеся с ярмарок в долине, завалили кузнеца заказами на оружие - ныне без оружия никак нельзя было ездить в Десятиградье. Страшные слухи докатились уже и до края земли, и люди стали всего бояться. Потом, по настоянию Синеока, перебрались в дом в Крайнице. Старый вель каждый день твердил, что вот-вот испустит дух, и хотел бы перед смертью пожить в священном месте, где развеян прах его наставника.
  Дом среди развалин старой крепости был построен в незапамятные времена и подновлялся великанами из поколения в поколение. Жилище было надежное, каменное, с большой печью. Теперь же всего и дел-то было, что немного крышу подлатать да ставни выправить. А с обстановкой Креплий помог.
  Светозар с Белажицей прибрались в доме, расчистили колодец, перекопали и засеяли огород, обустроили хлев для скотины.
  ***
  "Наверное, это и есть настоящее земное счастье", - думал Светозар.
  Жизнь в Крайнице казалась ему простой и легкой. Жить бы да поживать, кабы не Синеок... "В каждом дому по кому", - присказка не надуманная. Поведение старого великана вызвало беспокойство. Светозару было больно видеть, как его наставник чахнет и хиреет без настоящего дела. Лучший следопыт в Десятиградье, Великий воин, который еще пару лет назад мог, не вспотев, расправиться с десятком вооруженных до зубов разбойников, будто глупеть начал и ослабевать. Порой казалось, что он не понимает человеческого языка, а принимался делать что-нибудь - все валилось у него из рук.
  Ощущая себя никому ненужным, чувствуя себя лишним рядом с молодыми, старец все больше замыкался. Смерть призывал. Он слишком долго прожил на земле... Все свободное время, он занимался тем, что в ясную погоду таскал из леса бревна, распиливал и складывал из них поленницу для своего погребального костра, а в дождь сидел возле окна и задумчиво смотрел на деревянное сооружение, которое день ото дня становилось все выше.
  - Пожалей себя, почтенный Синеок, - говорила ему Белажица. - Уже много дров натаскал. Дыму будет достаточно, чтобы твоя душа на небо поднялась. Али хочешь, построить лестницу до самого небосвода, чтобы по ней пешком взойти?
  - Не твое дело! - огрызался тот. - Ты лучше за кашей в печи следи, не то убежит.
  - Не убежит. У ней ног нету.
  - Хи-хи-хи, - передразнил он. - Тебе бы все шутки шутить. Ты ступай отседова, Бела, не мешай серьезным делом заниматься.
  Разговаривая с Белажицей, Синеок не мог удержаться от колкостей, так и чесался у него язык - ведь сбила-таки баба Светозара с пути истинного. С другой стороны, теплело у него на душе, когда он видел их вместе. До чего же трогательные отношения установились между ними! Все же добрую жену Светозар себе взял. Вот и ребеночек у них родится в начале лета... Плохо, что их счастье продлится недолго. Верно как то, что солнце восходит на востоке. Не сегодня, так завтра прилетит вестник Провидения - и прощай любовь. Хорошо, что баба с грудным младенцем на руках одна не останется, вернется в дом своего отца, там ее встретят с распростертыми объятиями. Удобу можно понять - он же хотел как лучше. Похоже, ему даже все равно было, кто обрюхатит его дочь. Но Белажица-то что радуется, неужели не понимает, что близится час разлуки? Нельзя быть такой счастливой. Скорей бы уж все кончилось. Или началось...
  Ожидание затягивалось, Синеок становился раздражительным, а Белажица со своим состраданием только усугубляла положение. Но не могла она не жалеть старика, заботой всяческой его окружила и с превеликим терпением относилась к его вечному недовольству и ворчанию.
  - Хлеб испекла - не угрызешь, - жаловался Синеок. - Чуть зубы не сломал.
  - Экий ты, капризный! - отвечала она. - У свежего хлеба всегда корочка твердая. Так и должно быть. А коль хлеб тебе не по зубам, почтенный, так макай его в молоко. Ей, правда, стар, что млад.
  Привык уже Светозар к перебранкам жены и наставника. Хотят поддевать друг друга - пускай. Лишь бы обиды не копили, не злобились. В разговоре-то душа облегчается. Огорчало одно: Синеок, прежде отличавшийся остроумием, перестал отличать шутку от взаправдашнего, и то, на что раньше махнул бы рукой, ныне воспринимал болезненно. Старость обидчива.
  Как-то отозвал Синеок Светозара в сторону, говорит:
  - Сынок, послушай, - и стал перед ним ходить туда-сюда. Потом спросил:
  - Ну как?
  - Не слышу ничего, - признался ученик, обладавший столь острым слухом, что слышал стаю диких уток до того, как ее можно было заметить на небе.
  - Ты хорошенько прислушайся, - попросил наставник, и опять как медведь-шатун, вразвалочку кругом его обошел.
  - Что я должен услышать? Объясни толком.
  - Как мои кости скрипят, - сообщил тот шепотом.
  Вот ведь - и смех, и грех!
  Сдержав, улыбку молодой вель успокоил старика, заверив, что тот движется бесшумно - без скипа и шороха, будто смазанный "колесным жиром". Причина, как оказалось, крылась в словах, пророненных Белажицей во время очередной перебранки со стариком, который третьего дня ворчал за столом:
  - Неумеха - твоя жена, - говорил он. - Каша у ней такая крутая, что хоть топором руби, а в супе - ложка стоит.
  Белажица ахнула. Только вчера он утверждал обратное. Что, мол, она крупу для каши жалеет, да щи у нее - хоть полощи...
  - Опять он недоволен! - Женщина уперла кулачки в бока и выставила вперед уже заметно округлившийся живот. - Я из сил выбиваюсь, дабы угодить тебе, почтенный, сто дел успеваю переделать, покуда ты с печки сползешь да раскачаешься. Так ты меня еще и попрекаешь.
  - Молодости должно с почтением относиться к старости, - поучительно изрек вель.
  - Только и слышу, что твои укоры - и хромоногая я, и криворукая, и еле шевелюсь. А сам и шагу ступить не может, чтобы...
  - Чтобы что? - ехидно переспросил Синеок.
  - Чтобы костьми не скрыпнуть.
   ***
  Летели дни. Когда сошел снег, и на припеках запестрели первоцветы, Светозар все чаще стал поглядывать на запад, где в Прошлом лежал велев удел. Душе хотелось свободы, новых впечатлений, да совесть не позволяла покинуть дом. Синеок был прав насчет того, что семья держит человека, как пса на привязи.
  Белажица, словно читала его мысли.
  - Ты иди, Светозар, коль хочется, - сказала она, взяв его за руку. - За меня не беспокойся. Знала, что однажды наступит этот день. Мне уже пора начинать привыкать к твоему отсутствию. Иди, я присмотрю за Синеоком.
  - Ей, ступай, - согласился старый вель. - И, в правду, чего тебе здесь с нами куковать. Придешь, расскажешь нам, где был, что видел. А мы тут уж как-нибудь своими силами обойдемся.
  - Я скоро вернусь, - пообещал Светозар.
  Он отправился на запад, по дну ущелья, по следу древней дороги, и к вечеру того же дня добрался до обрыва. Непреодолимой преградой на пути пролегла широкая пропасть. Она тянулась в обе стороны, доколь мог видеть глаз, заметно расширяясь к северу.
  Картина поражала своим размахом и глубиной. По обрыву проходил последний предел, доступный человеку, дальше обитали только пернатые змеи-горынычи. Лишь им по силам было перелетать с одного края пропасти на другой. Ни один человек не смог бы перебраться на противоположную сторону, разве что крылья вырастут, как у птицы. Трещина на лице земли была такой глубокой, что становилось страшно - дна невидно, и стены отвесными - взгляду зацепится не за что.
  Далеко внизу клубился густой туман, из него поднимались острозубые красные скалы, на узких уступах пернатые змеи лепили свои гнезда. Чуть выше туманных облаков, будто открытые рты, зияли пещеры, пробитые в земной тверди горными реками. Из них с грохотом и ревом низвергались пенными потоками водопады, доверху наполняя ущелье угрожающим гулом.
  На следующее утро, Светозар отправился вдоль обрыва на север в надежде найти подходящее место для спуска. В тот день он смог достаточно хорошо изучить вблизи пернатых змеев - существ, сочетавших в себе черты пресмыкающегося и птицы, с головой, похожей на сухую лошадиную. Их длинные гладкие чешуйчатые тела имели четыре короткие конечности, которые во время полета змеи поджимали. Оранжево-красное оперенье росло воротником и гребнем по хребту. Крылья были перепончатые и прозрачные, с узором как у стрекоз, на солнце они блестели, будто слюдяные. Синеок ничуть не преувеличивал, рассказывая, что в Прошлом змеи утаскивали домашний скот и легко корову поднимали. Случалось, и на людей нападали...
  Залюбовавшись чарующими воздушными танцами пернатых чудовищ, он упустил из виду опасность на пути - змею, обернувшуюся кольцом вокруг глиняного холмика гнезда, устроенного прямо на земле, среди голых камней. Змеиха, стерегущая кладку, первой заметила веля.
  Светозар замер, когда взметнулась змеиная голова на длинной шее, прямой как древко копья, и яркий воротник из перьев распушился. Змеиха приподнялась на коротких лапах и пугающе расправила крылья, открыв клыкастую пасть, зашипела на непрошеного гостя. Великан, и в мыслях не державший зла на змеев-горынычей, попятился назад, желая стороной обойти гнездо, но тут сверху, подобно огромной зеленой стреле с красным оперением, его атаковал другой змей.
  Отпрыгнув в сторону, вель выхватил меч. Он не хотел убивать существо, охранявшее свое гнездо, но был вынужден защищаться. Отбивая удары плашмя, он отступал все дальше от гнезда, надеясь, что горыныч прекратит преследование, но тот, не зная пощады, нападал яростно, пуская в ход зубы и когти, и ранил его острым кончиком хвоста.
  Тогда Светозар вступил в настоящий бой и понял, что поразить змея непросто - его чешуйчатая шкура, прочность которой предания нисколько не преувеличивали, оказалась подобна броне.
  От запаха человеческой крови змей-горыныч впал в буйство, и значит, в этом сражении, ни на жизнь, а на смерть, один из них, - воин или змей - должен погибнуть... Погибнет воин, если не использует то, чего у змея нет, - смекалку.
  Пусть змей - тварь волшебная, - как все живущее на земле, уязвим. У него должны быть слабые места... Ведь он же не из камня, а из плоти, и даже камень крошится и со временем превращается в песок.
  Выгадав мгновение, Светозар вонзил меч в ложбинку сочленения лапы с туловом, где кожа рыхлая, и клинок вошел меж ребрами прямо в сердце. Из звериной глотки вырвался стон, по-человечески удивленный и вызывающий жалость... Змей склонил голову к земле, всхрапнул, раздув ноздрями каменную крошку, медленно осел, ударил хвостом и затих. Все кончилось.
  Светозар не ощутил ни радости, ни гордости, лишь усталость и саднящую боль раны. Этот бой он никак мог избежать, при всем желании. Знать, судьбе было угодно провести его через подобное испытание. И он стяжал победу в смертельном поединке с противником достойным и бесстрашным.
  Он опустился на колено перед поверженным змеем и с почтением склонил голову.
  - Прости, горыныч. Мне жаль, что пришлось тебя убить. Но ты пойми, мне сейчас умирать никак нельзя было.
  Слышал Светозар, что в Прошлом великаны делали доспехи из кожи змеев-горынычей. Оттащив свою жертву в безопасное место и осмотрев ее, он обнаружил на брюхе шов, который оказалось легко вспороть. Или прочность ослабла оттого, что житоч покинул тело змея? Вель освежевал зверя его же острым хвостовиком, превращенным в нож.
  ***
  - Очень полезная в хозяйстве вещь, - похвалил Синеок, рассматривая добытую шкуру.
  - Ой, и не жалко тебе его было, Заряька? - спросила Белажица. - Мало того, что убил зверя, так еще кожу с него содрал.
  - Так ему она больше ни к чему, - ответил вель. - А убил потому, что... убил.
  - Правильно сделал, - вступился наставник. - Тебе еще не раз придется и чем-то жертвовать, вопреки своему желанию, и нарушать свои привычки. Ты будешь вынужден поступать не так, как хочется, а так, как долг велит. Долг выше справедливости. Будь готов к тому, что многие твои поступки люди не поймут, и даже будут осуждать. Запомни, ты не обязан им ничего объяснять, лишь время зря потратишь. Ведь каждый человек думает лишь о том, как себе сделать хорошо, а не о том, чтобы всем лучше стало. Не старайся никому угодить, не ищи славы. Не прельщайся успехом. Не впасть в заблуждение - уже успех. Настало время, когда от немногих зависит все.
  Своей очередной проповедью Синеок напомнил Светозару, что Великий воин, как хранитель Ключа, ни при каких обстоятельствах не должен подвергать свою жизнь опасности.
  - То, что меч мало помог в борьбе со змеем - оно неудивительно, - продолжал наставник. - Потому, что меч твой заговорен против Зла, а не против летающих змеев, которые сами, по сути, волшебство. Ко всякой тайне на земле есть свой ключ. Вели, что жили в прошлом в Крайнице, ходили охотиться на змеев со стрелами и копьями. Наконечники они вымачивали в настое из одной местной травки под названием "лисий хвост", которая размягчает змеиную шкуру.
  - Почему ты ничего не рассказывал об этом раньше?
  - Запамятовал, значит. Всего ведь не упомнишь. Вот, если бы ты меня спросил... Кстати, в Прошлом вели умели пернатых змеев обаять и знали заговоры, какими их можно приручить. Пресвяток сказывал, что они садились на них верхом и летали.
  - Какие заговоры?
  - Заговоров я не знаю. И Пресвяток не знал. И вообще, мнится мне, что в Прошлом все благородные будто сговорились забыть о волшебстве. А может, решили, что надобность в нем отпала. Повезло еще, что сохранились некоторые волшебные вещи: кольцо, чтобы распознавать отравленную воду и пищу... Вечная игла, которая не тупится. Вот, с ее помощью я сошью тебе из шкуры змея одежду. Она, верно, лучше любой брони. И легче опять-таки...
  Сказано - сделано. Синеок добротно выделал кожу змея, сшил своему наследнику куртку и штаны. Одежда эта обладала множеством достоинств: была невероятно прочной, непробиваемой и легкой, не сковывала движений, не промокала, не пропускала ветер, а в холод держала тепло. Белажица для верности любовно украсила куртку железными бляшками-оберегами - от стрел, от сглаза, от болезней, от усталости, на дорогу, на ветер и прочими.
  ***
  В другой раз, собравшись неожиданно и скоро, Светозар направил стопы на север, пообещав вернуться дней через пять. Времени достаточно, чтобы привести мысли в порядок и обрести душевное равновесие.
  На полуночь горы были ниже, лес реже, чем возле Крайницы, а на самых вершинах деревья не росли вовсе. Там, среди каменистых плешей, ему встретился горний.
  Светозар обнаружил хозяина гор случайно. Ведь горний, по сути - сами горы, во всем их многообразии, их дух, и по виду не отличим от них. Самый опытный следопыт не найдет горнего, даже если ему будет точно известно, где искать.
  Горний показался великану по собственной воле и своему желанию.
  В какой-то миг Светозар - ни слухом уловил, ни взглядом узрел - нутром почувствовал чужое присутствие и тут заметил краем глаза камень, ползущий вверх по склону. Немного жутковато стало... Ведь не могло такого быть! В природе все камни падают вниз.
  Выхватив меч, он крикнул:
  - Кто здесь? Выходи!
  Горний, следивший за пришельцем от подножья гряды, без страха явил себя. Отделился от уступа - росточка низкого, сам серого цвета, козлоногий, весь в буграх и щербинах - камень камнем, прижмется к скале, не увидишь. Его лицо, изборожденное глубокими морщинами, было похоже на землю, растрескавшуюся от засухи, а тело местами покрывал мох.
  Догадался Светозар, что попал в одно из тех волшебных мест, где от земли-матушки исходит невидимая мощь. Если в подобном месте человек пробудет некоторое время, то его силы удвоятся, и он сможет поднять двойную тяжесть и пройти без устали расстояние вдвое большее, чем обычно. Иначе что еще здесь горний охраняет?
  - Добрый день, божич, - приветствовал тихо гостя страж гор, приближаясь на своих выгнутых коленками назад ногах и стуча копытами. Остановился, чуть не доходя.
  - День и в правду на диво добрый, - согласился Светозар.
  - Лето будет жаркое, - изрек горний, подступая еще на один шажок.
  - Оно так, судя по приметам, - кивнул вель. - И ты следил за мной, чтобы сообщить мне о погоде? - спросил он. - Ну! Признавайся.
  - Нету у меня никакого умысла, если ты в чем-то таком меня подозреваешь, и не следил я за тобой вовсе. Живу я тут. Если уж на то пошло, ты явился в мои владения, без спросу, а не я в твои.
  - Твоя правда. Прости. Не подумал.
  - Чудно. Века три, поди, уже людей не видел, и человеческого голоса не слышал. А тут сразу деев сын пожаловал.
  - Три века?
  - Угу, - простодушно подтвердил горний, почесывая бок повыше места, поросшего мхом. - А то и дольше. Я уж со счета сбился. Годов и вовсе не считаю.
  - Сколько же ты здесь живешь?
  - Ой, я уж не помню, сколько тут бедую. - Горний махнул когтистой лапой и присел на выступ. - Аж каменею весь, как подумаю, сколько веков живу здесь один-одинешенек. Во всей округе только волки да горные бараны, да еще олени забредают иногда. Бывает, правда, лесовики заходят в гости. А тут, чую, дух человеческий... - Он всплеснул руками, изобразив удивление. - Поначалу подумал, что обманываюсь... А нет! Гляжу - идет...
  - Прямо-таки и почуял, - усмехнулся Светозар. Забавный был горний. Забавный и несчастный.
  - Почуял. А чего такого? У меня же звериный нюх. Правда, поначалу, когда ветерок запах твой до меня донес, распробовал я его и смекнул, что простой смертный не может так пахнуть. Потом и шаги твои услышал. Ей, не вру! - Он подпрыгнул на месте. - Запросто могу определить по сотрясанию земли, кто спускается по дальнему склону - баран или олень. А тут - чу! - поступь-то не такая как у зверя. Знать, явился кто-то о двух ногах. Как звать тебя, великий на земле?
  - Зовут меня Светозар. Пришел я из Крайницы. Знаешь, где это?
  - А то, как же! Помню, люди оттуда переселились в новый город, ближе к серединным землям... Выходит, значит, в старой крепости снова кто-то живет?
  - Отчего ж не жить! - уклончиво ответил Светозар. - Земля в окрестностях Крайницы благодатная.
  - Тогда чего побёг ты от той благодати? Вот если б у меня был дом, то я бы - ни ногой со двора, - с невыразимой грустью признался горний. - Чего сюда забрел? Заблудился?
  - Нет.
  - Ты не похож на охотника. Ты воин, - ответил горний сам себе. - Вон - и меч у тебя... волшебный.
  - Не беспокойся. Твои владения я не буду опустошать. Знаю, что в эту пору лесное зверье потомство свое выхаживает. Но если ты не станешь возражать, я словил бы куропатку. С самого утра ничего не ел.
  - Оно, конечно, куропатку можно. - Горний поскреб когтями макушку, и с него посыпался лишайник. - Я покажу тебе... Тут место есть недалеко, где куры делают гнездовья. А ты мне скажешь, зачем сюда пришел?
  - Странствую, землей любуюсь нетронутой, красотами ее девственными.
  - Бездельничаешь, значит, Светозар.
  - Бездельничаю, - легко согласился тот. - А как зовут тебя, судья мой строгий?
  - Нет у меня имени.
  - А когда человеком был, как звали? Не из тех ли ты людей, которые строили Лестницу на Небо?
  - Не строил я ничего, - он оскорблено отмахнулся. - Горний я, от рождения.
  - И кто ж твои родители?
  - Знамо кто, горы.
  - И много вас, горних на земле?
  - Кто ж считает... Нас столько, сколько надо, ни больше, ни меньше
  - Но не каждую гору сторожите.
  - Ха! - Горний погрозил пальцем. - Ты меня спрашиваешь, а сам будто уже знаешь ответ.
  - Не знаю, поэтому и спрашиваю. - Вель улыбнулся. - Не хочешь - не отвечай.
  - Тоже хочу спросить. - Горний топтался на месте, постукивая каменными копытами. - Что за Лестница такая на Небо? И кто ее строил?
  - Люди построили в Прошлом. Хотели подняться на небо и жить рядом с богами в небесных хоромах. Так вот, сказывают, когда боги увидели, что творят люди, лишили человеческого облика всех строителей Лестницы - превратили их в лесовиков, полевых, горних. Говорят, они и на том свете страдают за свой грех - в очереди стоят.
  - В какой еще очереди?
  - В очереди к весам, на которых взвешивают после смерти плохие и хорошие поступки людей. Когда души строителей Лестницы подходят к весам, Справедливый судья их отсылает обратно в конец очереди. Мол, еще постойте. Вот какое наказание боги для них придумали.
  - Брехня! Понавыдумывали люди про нас всякую чушь. Горний, рожденный горами, после того, когда его срок на земле проходит, превращается в то, чем был до рождения, верно, тебе говорю.
  - Так люди после смерти тоже обращаются в прах.
  - Но их души стоят в очереди! А душа горнего сразу сливается с духом гор. - Горний заскрежетал каменными суставами, поднимаясь с выступа скалы. - Ну, ладно. Пойдем, я покажу тебе, где куропатки пасутся, раз обещал...
  Пока Светозар расставлял силки, сторожил добычу, ощипывал и потрошил куропатку, жарил ее на костре, горний находился рядом и расспрашивал о том, как живут люди, чем занимаются. Все ему было любопытно. Что ни скажи - для него все новость. Кроме одного.
  - Потрясатель земли вернулся-таки. Слыхал. Как ни слыхивать! Шепот по всей земле прошел.
  - Что ты знаешь о Злыде?
  Горний со скрежетом пошевелил сутулыми плечами, сыпля лишайником.
  - Сам я с Потрясателем не встречался. Но когда он заставил землю разверзнуться, мне стало страшно. Мне, горнему было страшно! Поверишь?
  - Верю, что вы - не без чувств, хотя на вид - создания чудные.
  - Такими уж мы уродились, чего тут поделать. Однако человеческое нам не чуждо... Вот, мой знакомый лесовик, как в своем лесу девку красивую повстречает, так заведет ее в чащу...
  - Можно спуститься на дно провала?
  Горний призадумался.
  - Раньше дальше на полуночь мост был. Теперь его нету. Одна часть осталась, а другая... Ну, считай, что нету.
  - Ты бывал на дне?
  - Бывал. Ходил на чудовищ поглядеть. Видел, как змеи горынычи на них охотятся.
  - А Дом Братства Огня видел?
  - Крепость-то? Нет. Она дальше на полуночь стоит.
  - А что за шепот, ты говоришь, прошел?
  - Поначалу было тихо, потом, немного погодя, над всей землей стал подниматься стон.
  - Стон или шепот?
  - Нынче шепот. А в Прошлом Потрясатель был намного сильнее. Земля от него стонала.
  - Насколько намного?
  - Как измерить его силу? Да и сравнивать не с чем...
  - Узнать бы, в чем заключалась та сила его неизмеримая. - Светозар не спрашивал, а запоминал для себя. - И что дальше? "Стал подниматься стон..."
  - О! То был воистину ужасный стон. - При воспоминании о том глаза горнего расшились, будто он снова оказался в Прошлом. - Отголоски великого стенания, подобно эху, раздавались в моих каменных телесах. Хоть и сидел я в своих горах, но чувствовал, как корчится земля от боли и страха под пятой Потрясателя. А лесовики сказывали, что люди тогда сделались хуже зверей бешеных, брат брата убивал, а дети пили кровь у матерей своих. И пришел голод, ведь скотину всю забили, а поля никто не распахивал и ни засеивал. - Горний умолк и покосился на Светозара. - Да что я такое говорю! Тебе-то, верно, все известно лучше - чего да как оно было в Прошлом.
  - Древнее преданье мне известно. Но почему вернулся Злыда, не пойму. Его нельзя убить?
  - Нет ничего вечного на земле. - Горний подошел к Светозару и понизил голос, будто в этой глуши кто-то мог его подслушать. - Один лесовик был свидетелем того, как Великие чародеи упокоили Исчадье Мрака... Он рассказал обо всем полевому, а тот другому полевому... а другой полевой моему знакомому лесовику.
  - Понятно. Не томи! Что говорили-то?
  - А то! Великие чародеи не убили Исчадье Мрака, только завернули в волшебные сети и схоронили в Бездну, но есть у него одно место на телесах... житоч его... В нем тайна его жизни и смерти. Кто поразит Исчадье Мрака в тот самый житоч, убьет его на веки вечные...
  - Почему этого не сделали Великие чародеи?
  - Ох, как бы не сбрехать!
  - Уж постарайся.
  - Они торопились... Нет! Они не успели... Или поздно узнали о житоче? О! - горний хлопнул по каменному лбу каменной ладошкой. - Они поспорили о чем-то между собой... В общем, чего-то у них не заладилось.
  - Твои лесовики и полевые не сказали, где у Злыды житоч?
  - Увы! Тайна сия мне не ведома. Не донесено мне было о том - ни порывом ветра, ни шелестом листвы, ни шорохом травы...
  - Благодарствую, прояснил дело.
  - Я тебе помог, воин, верно? - Горний посмотрел так, слово от ответа зависела его жизнь.
  - Не сомневайся! Вот уж не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Обнял бы тебя на радостях, честное слово, за то, что ты меня вразумил. Да боюсь, окаменею. А мне сейчас никак нельзя каменеть.
  - Опять суеверия. - Страж гор замахал лапами, будто отгонял мух.
  - Прости, не хотел тебя обидеть. Мне, правда, могут очень пригодиться знания о злыдином житоче.
  - Верю, ты с пользой их применишь. Кому другому не стал бы говорить. Тебе открылся, потому что ты - великан. Ты за Добро стоишь, за нашу землю-матушку. Я рожден горами, горы мой дом. И ты дитя земли, хотя и бог наполовину. А Исчадье Мрака - оно чужое, неземное, не живое. Ему не место на нашей земле.
  ***
  "Надо будет вместе с Синеоком поразмыслить над тем, где у Злыды житоч, - думал Светозар, возвращаясь в Крайницу. - Эка новость! Хотя может статься, что Синеок о нем просто забыл. Скажет, мол, как же это я запамятовал про злыдин житоч... Нет. Если бы он знал верный способ, как Злыду победить, то рассказал мне о нем в первую очередь. Но про горнего-то он точно должен знать, и про священное место, которое тот сторожит".
  Лес величаво застыл в своем пышном зеленом убранстве. Раздавались звонкие трели и щебетание птиц. В столпах солнечного света порхали белокрылые бабочки.
  Светозар вздыхал полной грудью прозрачный теплый воздух с привкусом травы и смолы. Он видел сквозь кроны высоко над головой пронзительно голубое небо. Он наслаждался безмятежностью и спокойствием леса. Ноги легко несли его под уклон по мягкому ковру прошлогодней листвы и молодой, шелковистой травы.
  Он шел домой. Он соскучился по родным, по теплу очага, запаху свежеиспеченного хлеба. Как хорошо, когда есть дом, куда можно вернуться, где ждут...
  За расступившимися деревьями показалась прекрасная долина. Поблескивала на солнце речушка, змейкой прорезавшая кустарник и мелколесье. Крутобокий холм с крепостью на вершине казался островом среди зеленого моря. Некогда мощные стены, среди которых витал гордый и непокорный дух Великих воинов, частично обвалились, башни торчали сломанными зубьями, от каменных зданий остались пустые короба. Древняя твердыня продолжала разрушаться под натиском природы и гнетом времени. Буйная растительность понемногу, но неустанно, завоевывала ее, устилая травой двор, пуская цепкие корни кустарника в трещины и щели, покрывая кладку у основания мшистым ковром, и карабкаясь выше вьюнками-плющами. Только один дом сохранился, благодаря стараниям поколений местных велей.
  Окинув взглядом долину, Светозар насторожился. Что-то было не так в привычной картине. Со смутным беспокойством он внимательнее пригляделся к развалинам. Лицо овеяло неприятным холодком. В крепости что-то случилось! По мере того как он искал глазами и находил пугающие странности, сердце билось все тревожней. Не было видно ни Синеока, ни Белажицы. Собака, всегда лежавшая возле порога, тоже куда-то пропала. Только куры, - крошечные белые точки, - щипали травку около поленницы для погребального костра. Дом, казался брошенным. Окна и двери, в это время дня обычно распахнутые, были закрыты. Над трубой на крыше не вился дымок. И козы не паслись на косогоре. Будто вымерло всё...
  "Что случилось? Почему они ушли? Белажица прихворнула? Ведь на сносях баба... Нет. Синеок, вряд ли, повез бы ее в город. Сам взялся бы ее лечить. Он заговоров знает больше любого знахаря. А может, им что-то в городе понадобилось? Припасы кончились? Но так ведь муки и пшена запасено на полгода вперед. Или их позвали зачем-то в Ново-Крайново? - В голове, как растревоженный пчелиный рой, загудели вопросы. - Нет, не могли они уйти, не дождавшись. Синеок от своей поленницы уж точно никуда не ушел бы".
  О самом страшном думать не хотелось...
  Услышав посвист, он поднял глаза и увидел в глубокой синеве двух стервятников. Распростерши крылья, птицы парили так высоко над землей, что их голоса были едва слышны. Они кружили над крепостью. Дурное знамение... Уж не вестники ли смерти? Птицы не спешили падать камнем вниз и хватать беспризорных кур, чего-то ждали.
  Что видели они и не видел он?
  "Глаза даны Воину не только для того, чтобы созерцать красоты мира. Он должен видеть и подмечать больше, чем все остальные", - говорил Синеок. Светозар был самым лучшим его учеником, а, поднакопив опыта, даже стал превосходить его, как воин и следопыт.
  На противоположной гряде заклубилось белесое облачко. Кто-то развел костер, не потрудившись найти сухие дрова, и дым от него, будто запутавшись в кронах, не понимался высоко.
  Это был знак, указующий, где следует искать врага.
  Сомнений быть не могло - в лесу затаился недруг! Во-первых, добрый человек пришел бы в крепость и попросил у хозяев приют - не стал бы прятаться в лесу, недалеко от брода через речку, и делать вид, что не нашел дорогу. Правда, дорога - громко сказано, там тропка едва угадывалась, но кто знал, ходил. Во-вторых, с того места на склоне, откуда валил дым, подходы к развалинам видны как на ладони. В-третьих, незваный гость был чужаком, потому что новокрайновские мужики дурью не страдают. Но что привело чужака в дикий край? Что могло понадобиться ему в Крайнице - такое, чего нет за перевалом, через который он пришел? Такое, чего не нашлось в Ново-Крайново, ведь мимо города он не мог пройти... Пришелец искал великанов! А коли искал, то почему он не дошел до крепости? Или дошел, а потом вернулся назад? Похоже, выжидал. Ждал долго... Пробыл здесь достаточно, чтобы проголодаться - развел огонь, чтобы приготовить пищу. Зачем еще нужен костер жарким днем? Не для согрева же... Кем бы ни был чужак, он непривычный к ночевкам в лесу. И, в-четвертых, он сюда пришел сюда не для того, чтобы поесть в тиши лесной. У брода сделана засада, дабы перехватить любого, кто направится из крепости в город или придет оттуда.
  Пришлый враг был сверх меры наглым или глупым, потому что позволил обнаружить себя. Его засаду можно легко обойти и незаметно покинет долину. Синеок, неоднократно повторявший, что хранитель не должен рисковать своей жизнью напрасно, одобрил бы подобное решение... "Если понял, что враг обладает перевесом, не стыдись отступить, - говорил он, - ибо не так важна победа в отдельном бою, как окончательный исход войны".
  Но Светозар не мог уйти, не узнав, что стало с наставником и женой, поэтому собирался пробраться в крепость.
  Нет, он не полезет в западню, - пусть душа жаждет мести и победы над врагом, следовало слушать рассудок, - сделает то, что враги меньше всего от него ожидают. Ибо Великий воин сумеет сбить противника с толка и ввести в заблуждение, дабы приблизить свою победу.
  ***
  Светозар осторожно спустился в долину, уже представляя, как станет действовать. Он имел бесспорное преимущество: ему известно о местонахождении врагов, а враги не подозревают, насколько он близко. Раз уж они взялись готовить пищу, значит, ничего не боятся и считают, что успеют. Иначе, зачем начинать то, что не закончишь? Покуда он не обнаружен, может выбрать время и место атаки.
  Но недооценивать противника нельзя, даже если тот не умеет разводить костер...
  "Где бы я устроил засаду? - думал вель. - В крепости и у брода. И еще посадил бы дозорного в башне".
  В низине, под прикрытием густого кустарника, стараясь не попасть в поле зрения наблюдателя, он - бесшумно, не раскачивая ветки кустов, пригибаясь, иногда пробегая на четвереньках - подкрался к отвесному северному склону холма и затаился в тени раскидистого орешника.
  Было слишком тихо.
  Тихо подозрительно и зловеще...
  Гнилостный запах, прежде едва уловимый, сгустился, подобный ни с чем не спутаешь. В неподвижном сухом воздухе не могли забить вонь ни аромат цветов, ни запах разнотравья.
  Мертвец лежал в зарослях орешника, которые проломил при падении. Над ним с жужжанием роились жирные зеленые мухи, бегали по распухшему лицу и заползали в прорехи на одежде.
  Светозар осмотрел незнакомца. Недорогая добротная походная одежда погибшего не говорила ничего ни о его происхождении, ни о роде занятий, ни об особенностях местности, откуда прибыл. Судя по тому, что окоченение его почти отпустило, а запах и следы разложения, по нынешней жаре, были несильными, он умер около двух суток назад, но не более трех. Его сбросили со стены уже мертвым, ведь с туловом, рассеченным от ключицы до мечевидного отростка, люди не живут. Сбросили подельники, торопившиеся скрыть следы своего пребывания в крепости, но если за минувший срок, они не удосужились похоронить товарища, значит, изначально не имели подобного намерения - от него просто избавились, как от ненужной вещи. И перед этим вывернули евойные карманы...
  - Да что за люди такие... И люди ли они вообще? - великан с осуждением покачал головой. Его вопросы были не о внешности злодеев...
  Светозар знал, как они выглядят, потому что неоднократно встречался с ними лицом к лицу, вдвоем с Синеоком поймал не меньше сотни преступников - убийц, разбойников, грабителей, скрывавшихся по лесам, - не считая тех, кто оказал сопротивление... С виду, самые обычные люди, но то, что творили некоторые из них, не способен содеять ни один человек в здравом уме.
  Неподалеку он заметил в высокой траве клок рыжей шерсти. Верная Рыжуха... Погибла собака, защищая от чужаков хозяев и дом. Теперь лежала под обрывом, с хребтом перебитым, с шерстью почерневшей и слипшейся от крови, с обрывком черной тряпки в зубах. Над ней кружили изумрудно-зеленые мухи, а в открытых ранах копошились черви.
  Как всё произошло? Рыжуха распознала угрозу прежде, чем была замечена, и, набросившись на врагов, внесла переполох в их порядки. Сколько было кромешников? Да уж, поди, не двое и не трое - они ж обкладывали логово великанов. Облаяв непрошеных гостей, собака схватила за ногу одного из них. Разбойник заорал диким голосом. Несомненно, заорал - если не завизжал дико, - ведь острые зубы, впившие в плоть, причинили ему нестерпимую боль. Кружась на месте, он, не примеряясь, стал бить собаку мечом или длинным ножом. При первом ударе она разжала челюсти, но только для того, чтобы вцепиться покрепче... Когда собаке перебили хребет, она была уже мертва. С вырванным лоскутом черной ткани в окровавленной пасти, собака упала на вытоптанную траву двора.
  Рыжуха - верный и бескорыстный друг, которому неведомы сомнения, - без раздумий бросилась защищать хозяев. Она не понимала, что ей не победить, что положение безнадежное... Сделала единственное, что могла и должна была сделать, явив свою собачью преданность.
  - Прости, Рыжуха, не могу похоронить тебя сейчас. Спешу по делу неотложному, - прошептал Светозар.
  Забитая до смерти, лежащая в высокой траве собака - верный знак, что началась война, не думать о которой - себя обманывать.
  "Безжалостное черное воинство пройдет по земле, сокрушая все на своем пути, уничтожая все живое, не оставляя после себя даже собаки, лающей вслед..."
  Прежде не было ничего, кроме слов. Теперь слова обернулись явью.
  ***
  Светозар продолжил путь к реке, взяв севернее брода.
  Эх, брод бы осмотреть! По следам можно узнать, сколько человек пришло. Но низинка с мелководным участком находилась на открытой местности. Придется выяснять численность противника другим способом.
  Он переправился через речушку по стволу упавшего дерева, там, где ивы на двух противоположных берегах почти касались друг друга ветвями, образовали свод. Еще совсем недавно он приходил сюда, чтобы в тенистой прохладе поразмышлять о жизни, помечтать о будущем. Или просто посидеть на берегу, глядя на траву, колеблющуюся на дне прозрачного тихоструйного потока. Теперь же при виде знакомого места ничего не всколыхнулось в душе, не возникло ни одного дорогого сердцу образа. Будто жестокий враг, бесцеремонно вторгшийся в его дом, в его жизнь, уничтожил не только все осязаемое и видимое, но даже воспоминания.
  Светозар старался не думать о том, какая участь постигла Синеока и Белажицу. Ведь подобные мысли отвлекают, ослабляют разум и тело. Светозар-воин был полон холодной решимости. Сейчас ни к чему обращать взор в прошлое - его не вернешь. Есть только настоящее. Он отсек сомнения и сосредоточился на главной цели, как учил наставник. "Великий воин должен быть готов применить силу в любой миг, невзирая на положение, состояние и настроение".
  Проверив снаряжение и подтянув ремни, чтобы при разведке ничто ни звоном, ни бряцаньем не выдало его и не мешало в бою, он стал взбираться по склону. Он хотел обойти врагов поверху и подойти к ним с той стороны, откуда его не ждали. Он был уверен, что сумеет подкрасться незаметно, даже если выставлена охрана. Во-первых, в лесу полным-полно естественных укрытий - буреломов, овражков и каменистых накатов. Во-вторых, он имел богатый опыт следопыта и охотника. В-третьих, совершал подобное неоднократно и успешно. И, в-четвертых, знал местность лучше своего нынешнего противника.
  Его догадка подтвердилась: в небольшой ложбине, из устья которой удобно вести наблюдение за бродом, укрывались четыре врага. Костер разгорелся и перестал дымить, на вертеле жарился козленок, похоже, сведенный из крепости.
  Три мужчины - угрюмые, заросшие щетиной и голодные - глотая слюнки, взирали на тушку. Среди них был разбойник с подбитым глазом и распухшею щекой, покусанный Рыжухой, судя по грязной тряпке, стягивавшей ногу выше колена. Четвертый из ватажки - темноволосый отрок с худым, бледным лицом - держась особняком, сидел неподалеку на замшелом валуне. Вооружение врагов составляли дубинка, длинные ножи и маленькие стрелометы - все то, что можно спрятать под плащом, - оружие убийц.
  Распластавшись на земле над обрывом, надвинув капюшон до бровей, Светозар гадал, кто из них главарь. Уж не верзила ли с тяжелой челюстью, узким лбом и цепким взглядом? Держится независимо, ни на кого не оглядывается, в движениях легок и проворен. По сравнению с ним, двое других выглядели жалко. Вид у них был понурый, затюканный - сидели, втянувши головы в плечи, будто провинившиеся.
  Оказалось, шайку возглавлял мальчишка! Что стало ясно, едва тот заговорил.
  - Считаешь, даром время теряем? Так, Тешпа? - спросил он, резко повернув голову и с прищуром глядя на верзилу. - Думаешь, он не придет?
  - Придет. Куда он денется, - ответил тот лениво. Согласился, лишь бы угодить.
  С лицом перекошенным злобой отрок вскочил и быстрым шагом приблизился к костру. Два разбойника, сидевших на земле, сжались, испугавшись, что их ударят. Но мальчишка ограничился только тем, что пнул раненного, когда проходил мимо.
  - Не виноват я, господин, - жалобным голосом протянул покусанный и загородил руками лицо, чтоб не досталось еще больше. - Я ж говорил! Не было ее... не знаю, откуда она выскочила.
  - Ты устроил переполох, Стриж, и поэтому мы не смогли взять их живыми!
  - Так... она ж мне до кости прокусила ляжку... Тебя бы так!
  - Убил бы! - процедил сквозь зубы юный господин.
  За товарища вступился верзила.
  - Ага, и останешься без хорошего стрелка, - проворчал он, продолжая вращать над огнем вертел. - И так одного потеряли.
  Мальчишка поджал губы и устремил на него испепеляющий взгляд.
  - Тебя забыл спросить! Сходи, проверь лошадей!
  Верзила кивнул, но, к неудовольствию "господина", не сразу выполнил приказ - прежде отрезал ногу у тушки козленка, и только после этого, не торопясь, побрел по овражку вверх.
  - Я знаю, Тешпа, ты на мое место метишь! - бросил ему вдогонку подросток, срываясь на крик. - Забыл, откуда тебя вытащили?
  - Отчего же? Помню, - с прежним безразличием буркнул Тешпа. - Только не ты меня вытащил. И не ты сюда послал.
  - Бунт? Мучительной смертью сдохнуть хошь?
  - Пока мы здесь застряли, ты меня не убьешь. Я тебе нужен, - заметил не без издевки Тешпа и, повернувшись спиной к своим спутникам, дал волю чувствам. Кто видел в тот миг выражение его лица, понял бы, что мальчишка - не жилец.
  Вель поспешно убрался с пути верзилы и, чуть погодя, двинулся следом. К этому времени, он получил ответы на большинство своих вопросов и составил мнение об этих людях. Нет, нелюди они. Они не признают законов и не хоронят мертвых. Еще немного - и вцепятся в глотку друг другу или один прирежет другого спящим.
  Тогда почему они не разбежались? Что их объединяет, что держит вместе: страх, золото, какая-то угроза? И почему у них главарь - мальчишка? Называют его "господином", признают его власть, не прекословят... Боятся и ненавидят. Чего в нем ужасного? Да он, никак, злыденыш! По возрасту подходит. А злыдино отродье - все колдуны, как один. Они поведут на битву черные полчища чудовищ. Так Синеок сказал.
  Светозару впервые встретилась шайка, которую возглавлял злыденыш...
  Стреноженные лошади разбойников паслись неподалеку на косогоре: восемь под седлами и две, похоже, вьючные. Еще одна кобыла, сведения из стойла в крепости. Приданное Белажицы... Значит, в шайке восемь человек. Теперь их осталось семь, восьмой лежал под стенами крепости. Лошадей они не расседлали для того, чтобы, не теряя времени, в любой момент начать погоню.
  Нет, Светозар не побежит Он на своей земле и будет за нее сражаться. Не он начал эту войну, но готовился к ней всю свою осознанную жизнь.
  ***
  Усевшись на травку и привалившись спиной к дереву, Тешпа жадно рвал зубами мясо с кости. Хоть поем спокойно, думал он. При колдуне-то кусок не лезет в горло - пожелает еще из вредности, чтоб подавился...
  Криво ухмыляясь, разбойник представлял себе, как будет беситься сопливый господин, дожидаясь его с докладом. А он нарочно задержится подольше. Гаденыш же, поди, убьет кого-нибудь, срывая злость.
  Собравшись откусить мясо, он замер с открытым ртом. Прямо перед ним будто из земли вырос кто-то. Неужто, дей, посланный светлыми богами карать злодеев, о коем ходила молва среди кромешников?
  Солнце, пробившееся сквозь листву, казалось золотым нимбом над головой пришельца, а длинный меч в руке сверкал холодом смерти.
  Тешпа умер, не проронив ни звука.
  "Великому воину не требуется разрешения на то, чтобы достать из ножен меч - он просто обнажает его и убивает своих врагов, не слушая их оправданий. Вступив в войну, он становится судьей и исполнителем приговора".
  Светозар оглянулся на лошадей. Не выдадут ли беспокойным ржанием? Нет, животные продолжали пощипывать травку. Только кобыла Белажицы, почуяв знакомый запах и подняв голову, прядала ушами.
  Вель поспешил вернуться к оврагу.
  Осталось шесть врагов. Трое из них были поблизости и делили мясо возле костра.
  Кто из них троих самый опасный? Конечно же, злыденыш! Он не силач, но страх перед ним заставит двух других сражаться более ожесточенно. Какое оружие они смогут использовать сразу? Самострелы надо заряжать... Значит, защищаться они будут ножами и дубинками.
  Примеряясь к месту предстоящей схватки, Светозар заметил меч, завернутый в плащ, виднелось лишь навершие в виде головы змея-горыныча. Меч Белажицы...
  На мгновение перед мысленным взором возник образ жены. Она улыбалась, и солнце золотило ее волосы.
  Прости, Беланочка...
  - Он здесь! - крикнул злыденыш, вмиг оказавшийся на ногах. - Он где-то рядом! - Озираясь по сторонам, он стряхнул с ножа кусок мяса. - Я чую велев дух.
  Бесценные мгновения ускользали. Медлить было нельзя.
  Светозар спрыгнул в овраг и оказался лицом к лицу со злыденышем. Тот ловко отскочил, но тут же сделал выпад, держа нож в вытянутой руке. Хотя мальчишка был изворотлив, воинской наукой не владел. Уклонившись от удара, Светозар ударил его тяжелым навершием меча по лбу и вышиб из него сознание. Злыденыш качнулся, осел и повалился как мешок.
  Великан резко повернулся. Разбойник, успевший поднять с земли увесистую дубину, вытаращив глаза и крича не для устрашения, а от страха, замахнулся. Заговоренный клинок блеснул с быстротой молнии. Кромешник подавился криком, глухо кашлянул и замер, будто натолкнулся на стену. Он успел увидеть свою кровь и удивиться, но так и не понял, что умирает.
  Последний враг, избитый и покусанный, растерялся. В последнее мгновение он потянулся к рукояти-змею.
  - Тронешь - руку отрублю, - пригрозил вель.
  - Не трогаю, - поспешил заверить тот.
  И бой закончился.
  Светозар связал пленников. Злыденыш пока не пришел в себя, но дышал ровно, словно спал. И вонял. Наверное, обделался с испугу. У него на лбу росла синяя шишка. Вель оттащил его в сторонку и, проверив надежность всех узлов, вернулся к покусанному.
  Разбойник подобрался. Его здоровый глаз расширился от ужаса, а подбитый тускло поблескивал в щелке.
  - Кто такой? Что привело тебя сюда? - начал допрос Светозар. - Ну, выкладывай!
  - А ты меня не убьешь?
  Убил бы гада! Да бить лежачего и связанного пленника рука не понималась.
  - Ты служишь Злыде, покуда жив. Стало быть, ты - мой враг, - пространно ответил вель. - Только мертвый не может быть ни злым, ни добрым.
  - Нет! Я не служу. Я ничего такого...
  Кромешник зарыдал, содрогаясь всем телом, но напрасно пытался разжалобить.
  - Не жди от меня сочувствия! Я уже истратил весь свой запас жалости на сегодня. - Схватив кромешника за грудки, он потряс его, как куст орешника. Рев сменился всхлипами.
  - Боишься держать ответ за свои злодеяния? Так ты, выходит, трус...
  - Я - сошка мелкая, клянусь богами. Мне обещали заплатить, - глотая слезы, признался тот.
  - Убил мою собаку...
  - Не я! Ее Дрын зарубил! - Он кивнул в сторону мертвого разбойника.
  Светозар поднял с земли меч с приметной рукоятью, развернул и провел пальцами по выпуклым буквицам из вплавленной проволоки.
  - Этот меч я ковал вместе со своей женой. Видишь, здесь ее имя, - произнес он бесцветным голосом. - А ты его украл.
  - Нет-нет. Его Тешпа взял.
  - Ага. Все кругом разбойники, только ты один - ни в чем не виноватый.
  - Клянусь! Тешпа меч забрал, после того, как... - Разбойник умолк, когда великан вскинул голову и впился в него взглядом.
  - Что? Ну, говори! Что вы сделали с женщиной и старцем? - Он не решился прямо задать волнующий его чрезвычайно вопрос, но раз уж повелся разговор... - Что с ними?
  - Они в доме были...
  - Стриж, пасть захлопни! Ничего не говори ему! - Раздался голос очнувшегося злыденыша. - Иначе пожалеешь, что на свет родился.
  - Ты мне все расскажешь! - Схватив меч, великан приставил острие меча к горлу разбойника.
  - Глаза вырву! В глазницы соль засыплю, - продолжал угрожать мальчишка.
  От давления с двух сторон разбойник, будто впал в столбняк. Своего господина, беспомощного и связанного, он боялся больше, чем великана, который мог в любой миг перерезать ему глотку.
  Светозар метнулся к злыденышу. Поморщился от вони и, пересилив отвращение, склонился:
  - Ну что, гаденыш? Со мной искал ты встречи? Так, вот, я.
  - Ты не куражься, вель, - заговорил тот с кривым от ненависти ртом и лихорадочным, безумным блеском в глазах. - Тебе меня не застращать. Видал таких... Ведь ты один, как перст. А за мною - мощь колдовская, силища несметная, которую никто не сможет остановить. Уже растекается тьматысячное воинство во все стороны света, скоро заполонит всю землю, до самых дальних окраин.
  Странная уверенность звучала в его словах. Сам худющий - кожа да кости, непонятно на чем душа держится, а самонадеянности на десятерых хватит.
  Чем дольше говорил злыденыш, тем больше мрачнел Светозар.
  - Тебе не выстоять против Всемогущего Вечного Властелина. У него несчетное число преданных слуг, - вещал злыденыш гнусавым голоском. По виду - отрок, мыслями - старик. - Меня убив, ты землю не освободишь от зла. Ты ничего не изменишь. Нас тьма, а ты один остался, Великий воин. И помощи тебе ждать неоткуда. У людей нет доверия к благородным, и боги отвернулись от вас. Тебе не убежать, не спрятаться. Когда до тебя дотянется длань Трижды Великого Властелина земли, ты проклянешь день, когда появился на свет.
  Не поверил Светозар ни единому слову. Не тот был случай, когда устами младенца истина глаголила. Ведь злыденыш, чего добивался? Хотел посеять семена сомнения в душе, ослабить волю к борьбе, разрушить веру...
  - Ты лжешь! Я не один, Великих воинов много, - забыв брезгливость, Светозар ухватился за веревку на груди пленника и рванул на себя, чтобы посмотреть в глаза.
  - Что толку? - ответствовал злыденыш с вызовом. - У тебя есть сила, но как применить ее, ты не знаешь. У тебя есть Ключ, но какие врата им открываются, ты не ведаешь...
  - Ни Злыдню, ни его отродью, ни черному воинству не победить Великих воинов.
  - Ты ошибаешься, божич. Ты смертен, и, значит, тебя можно убить. Можно убить вас всех, благородных. - Злыденыш гнусно захихикал. Его бледное и худое лицо вдруг приобрело сероватый оттенок. Глаза налились чернотой - густой, непроницаемой для света, пугающей. И в их глубине таилось нечто темное, могущественное, обладающее силой сокрушительной, смертельно опасное...
  Немного удивившись, вель чуть отстранился, но не выпустил мальчишку.
  - Еще поглядим, кто кого. Злыда тоже уязвим. И мне известно, как поразить его житоч.
  Должно быть, голос выдал Светозара, когда он говорил про житоч, ведь лгать он не умел. Злыденыш презрительно скривился.
  - Враки! Владыка Темнозрачный вечен... и очень терпелив. Скоро он покорит людей, а потом все прочие народы. И никто его не остановит.
  - Не бывать этому! - крикнул Светозар ему в лицо.
  Теперь глаза злыденыша казались двумя бездонными колодцами, наполненными мраком, древним вековечным Мраком.
  - Ты сам не веришь в то, что говоришь! - изрек тот чужим, утробным голосом.
  Что за колдовство! Неужто Злыда вселился в тело своего отродья? Светозар разжал руки, отпуская тщедушное тельце, и едва удержался от того, чтобы не пнуть его, беспомощного, повалившегося навзничь.
  - Я на своей земле! Ты здесь - чужой. Зачем ты пришел? - В голосе великана звенела сталь.
  - У тебя есть вещь, которая тебе не принадлежит. Верни Ее мне. - Злыденыш, опутанный веревками, стал извиваться, напрягаясь всеми членами. Заходили желваки, жилы на шее вздулись. - Отдай, не то хуже будет!
  - Ага, сейчас. Попробуй-ка, отними.
  - Ты слишком самоуверен для существа, у которого только одна жизнь! Когда я доберусь до тебя - умоешься кровавыми слезами! Мертвым позавидуешь. Я буду убивать тебя медленно, не как твоего старика...
  - Заткнись! - Светозар наступил ему на горло. - Не бывать по-твоему!
  Злыденыш закатил глаза, захрипел и лишился чувств.
  - Я еще поговорю с тобой, говнюк, - пообещал Светозар и вернулся к разбойнику по имени Стриж. - Теперь рассказывай, как было дело.
  Разбойник, помня о предупреждении мальчишки-главаря, сжал плотнее губы.
  - Послушай, Стриж. В конце концов, я сам узнаю, что случилось в крепости, - вкрадчиво произнес вель. - Но тебя брошу подыхать здесь, в лесу. Подвешу к дереву и уйду. А тут, между прочим, полным-полно зверья дикого. Не встречал еще? Волки, кабаны, медведи... Только волки - не самое страшное. Хуже, если тебя кабаны найдут - по куску будут отрывать от тебя живого. А если стянут на землю, то пропорют всего клыками, и сожрут целиком, с потрохами. Одни сапоги от тебя останутся. А медведи - твари чрезвычайно любопытные. Им ничего не стоит, снять твою голову, чтобы посмотреть, что у тебя внутри. И едят они, кстати, не одну малину да мед. Они очень даже всеядные. Отведать мясца тоже не прочь.
  В здоровом глазу разбойника засветилась уразумение.
  - Не надо, - пролепетал он. - Не оставляй меня в лесу.
  - Что с женщиной и стариком?
  - Они их убили.
  - Подробней излагай!
  - Вообще или про крепость?
  Светозар зарычал.
  - Про крепость рассказывай.
  - Ну... когда мы в крепость вошли, ни одной живой души не было видно. Мы - к дому. Уж подошли почти, тихонечко так подкрались... Вдруг собака откуда-то выскочила... набросилась на меня, вцепилась в ляжку мертвой хваткой. Я нож выхватил и... - Стриж прикусил язык, чуть было не проболтавшись. - Я не убивал собаку, честное слово. Это Дрын ее... тесаком по хребтине.
  - Что дальше было?
  - Я мало что видел, мне не до того было. Помню, Летеха к дому рванулся, а ему навстречу откуда не возьмись старик с мечом. Летеху ка-ак рубанул... Сразу насмерть. Летеха - брык с копыт. Лихо дед мечом махал! Но никого не достал больше, мужики от него в разные стороны шарахнулись, а Дрын взял мой самострел и подбил старика. Потом кто-то еще в него стрелу пустил... наверное, господин. Крепкий был дед, не сразу взяла его отрава.
  - А женщина?
  - Да! Баба брюхатая из дома выскочила... с мечом... Но это мы только потом увидели, что баба это. Тогда ж переполох во дворе стоял, мы решили, что на засаду напоролись. Так вот Голован, не разобравшись, с разворота пригвоздил ее стрелой к стене. Жена твоя, да? - Стриж тяжело вздохнул, с сочувствием или сожалением.
  - Мрази, вы... Хуже зверей диких, - буркнул Светозар, чтобы не показаться слабым. Сейчас не время думать о своей вине, что не защитил, не уберег... - Она умерла сразу?
  - Угу. Сразу она померла, нисколечко не мучилась. Господин тогда чуть не лопнул от злости. Он потом Голована так отколошматил... всю рожу ему в кровь разбил. Зуб вышиб.
  - Почему?
  Недогадливость веля вызвала у Стрижа усмешку.
  - Ведь баба-то могла про тебя рассказать, где ты, когда придешь, - пояснил он и вздохнул. - Меня господин тоже измордовал... за то, что я поднял шум. Как будто я нарочно заорал. Больно же было!
  Светозар пропустил его жалобы мимо ушей. Он думал о Синеоке и Белажице. Их больше нет... Не верилось.
  - Где их тела? - чеканя каждое слово, спросил Светозар.
  - В хлев оттащили. А старику... Эх, зря сказал!
  - Теперь уж продолжай! Докладывай, какие злодейства учинили. Или тебе за пазуху угля насыпать?
  Угроза пытки подействовала.
  - Господин отрубил голову старику, чтобы... ну, уверится в его смерти. Он и в прошлый раз так сделал. Говорит, вели двужильные.
  - Как вы про крепость узнали?
  - А! Так у господина есть чертеж местов здешних, на полосе тонкой кожи... там все нарисовано: горы, реки, города, дороги. Древние крепости тож.
  - Откуда у него рисунок?
  - Почём мне знать. - Стриж пожал плечами. - Может, спёр где. Только, похоже, что рисовали чертеж очень давно - с тех пор все изменилось на земле - на нем нет новых селений, мостов, еще всякого такого, что за последние века понастроили. Помню, одну дорогу искали, так оказалось, что она заросла - про нее уж лет сто, как забыли. Мы думали, что и крепости никакой здесь нет, не осталось от нее ничего. Ведь когда ее ставили, уж никто не помнит... в Прошлом еще. Мы, чуть было, назад не повернули. Думали, зря на край света тащимся.
  - Откуда вы пришли?
  - Так-то мужики, кто откуда. С Дрыном и Тешпой я встретился в Новогороде. Владыка приказал мне придти туда.
  - Владыка? Злыда, что ли?
  - Все называют - Владыка или Хозяин... По виду он, вроде, купец. Злой, конечно, что говорить, но платит щедро.
  - Как ты с ним познакомился?
  - Он меня спас... Я хотел вещи ворованные на рынке сбыть, а там дура одна узнала свое тряпье, шум подняла. Меня бы до смерти забили. Или горбатился бы я сейчас на рудниках, если б хозяин не заступился. Морок он на них будто навел...
  - Уж лучше б ты на рудниках горбатился, Стриж.
  - Откуда тебе знать, вель, что для меня лучше!
  - Ах, как же я забыл! Для тебя и дружков твоих закон не писан. Ладно, оставим. Сколько ваших в крепости?
  - Трое их там. Мы, как стемнеет... - Стриж умолк, испуганно глядя за спину веля широко открытым глазом.
  Светозар не стал оглядываться, но изготовился, прислушиваясь к шорохам за спиной.
  Злыденыш выбрался из пут. Ловок гаденыш... Высвободился не потому, что слабо были затянуты узлы, а потому, что колдун.
  Значит, не терпится ему со смертью встретиться... Что ж, он сам сделал выбор. Он уже не пленник. Он - заклятый враг. А связанным мог бы еще пожить...
  Когда зловоние накатило волной, Светозар с нечеловеческой быстротой перехватил удобней рукоять меча, поднял крестовину на уровень груди и пропустил клинок под локтем, вдоль ребер. Такой прием назывался "хвост стрекозы".
  Злыденыш, пораженный молниеносным ударом в грудь, по-детски удивлено ахнул. Вель, развернувшись, довел удар и достал из заплечных ножен второй меч. Сверкнула белая полоса заговоренного металла, и голова злыденыша слетела с плеч.
  Смерть за смерть!
  Отступив назад, Светозар смотрел на падающее худое, маленькое тело.
  - Все как в Прошлом, - прохрипела отрубленная голова, взывая ужас у живых.
  - Проклятая семейка, - прошептал великан. - Что ты за тварь такая, Злыда, если плодишь подобных выродков. У них, как у тебя, нет сердца? Они лишь обликом своим походят на детей, а внутри...
  ***
  На закате Светозар привел пару коней. Он усадил Стрижа в седло, потому тот уже не мог ходить без посторонней помощи. Место укуса никто не обработал, как следует, произошло заражение - рана воспалилась и источала неприятный запах, ляжка распухла. Вдобавок поднялся жар. Охваченный огневицей, кромешник туго соображал, что от него требуется. Он гнил заживо. Еще день или два - и перейдет в мир теней, долго не задержится. Страдания облегчатся, если он впадет в беспамятство. Для него это будет легкая смерть.
  Понимал ли Стриж или нет, что близится его смертный час? Светозар не стал предупреждать его об угрозах, а то еще вдруг вздумает геройствовать - все испортит. Кто знает, что ему на ум взбредет! Ведь человеку, стоящему одной ногой в могиле, нечего терять.
  Разбойник сонно выслушал требования веля, кивнул в знак согласия и вяло, в который раз спросил:
  - Ты не убьешь меня?
  "Ты сам умрешь", - подумал Светозар, однако вслух произнес иное:
  - Нет. Покамест в том нет необходимости.
  - Вы, великаны, слово держите...
  Запрыгнув в седло, Светозар закутался в плащ Тешпы и направил коня к броду.
  Он продумал свои действия и надеялся разобраться с засевшими в крепости разбойниками быстро, за раз. Если не получится покончить со всеми сразу, то придется отлавливать каждого по отдельности, что займет больше времени. Но никому из злодеев не уйти от возмездия.
  Долину окутали сумерки. Над западной грядой сужалась светлая полоса заката, а над восточной - на безоблачный небосвод поднималась неполная луна-рыба. Серебристый свет заливал возвышенность. Молчаливые руины крепости отбрасывали на косогор длинные непроглядные тени.
  За густыми прибрежными зарослями начиналась древняя дорога, плиты которой еще кое-где выступали на поверхность. Дорога к родному дому, недавно обретенному и оскверненному теперь. Как трудно возвращаться домой в последний раз...
  Всадники неспешно поднимались по склону, объезжая скатившиеся с вершины каменные глыбы разрушенной крепостной стены. Стук копыт да песни цикад были единственными звуками в ночи.
  Светозар заметил вбитый в землю колышек с обрубленной веревкой, что напомнило о Белажице. Как больно и странно осознавать, что ее больше нет. Память, умри вместе с ней! Он тряхнул головой, отгоняя образ жены, ведущей коз на выпас. Должно быть, не доеная коза заблеяла под вечер, и разбойники, перерубив привязь, увели ее в крепость, чтобы не привлекала внимание хищных зверей.
  Враги, засевшие в развалинах, ничем себя не проявили, хотя должны были заметить на освещенном склоне двух всадников. У входа в крепость не было охраны. За наружными стенами царила тишина. Перед въездом во внутренний двор вель придержал коня и взялся за приклад заряженного самострела, привязанного к седлу.
  - Зови, - шепнул он Стрижу. - И без дури, давай!
  Когда разбойник незатейливо свистнул, из-за угла дома, из глубокой тени выступил человек с увесистой дубинкой на плече.
  - Тешпа, ты что ль? - он остановился и, высматривая что-то, склонил голову на бок. Осторожный, даже своим не доверял.
  - Угу, - буркнул Светозар. Он надеялся, что злыдневы приспешники не разглядят его лицо под капюшоном и не раскроют раньше времени.
  - А кто с тобой? Неужто, Стриж? Живой!
  - Да я еще тебя переживу, Скула.
  - Эй, мужики, смена прибыла! Белец, Голован, слышите?
  Из дома вышел второй разбойник. Он горбился и заметно прихрамывал.
  - Что за жизнь такая проклятущая, - прошепелявил он.
  - Эка тебя перекосило, Голован, - с сочувствием произнес Стриж.
  - Бывало хуже, - отмахнулся тот. - Хорошо, сердце не вырвал, как Лобану... Эй, Тешпа, господин не говорил, долго нам еще торчать тут?
  - Не-а, - односложно и невнятно отозвался вель.
  - Чего-то я притомился... Весь день, как красна девица, на лавке просидел, в окно глядючи. Ни прилечь, ни отойти. Мало того, что все кости болят, так еще на седалище мозоль натер. У вас-то что там? Спокойно было днем? Из города никто не прибегал?
  - Тихо всё, - ответил раздраженно Стриж, начавший волноваться. Не сплоховал бы...
  Светозар спешился и встал между конями, чтобы оставаться под прикрытием и не выпускать Стрижа из виду.
  - А чего это вы вдвоем? Где Дрын? - спросил Скула, опершись на свою дубину.
  - Дрын лошадей стережет от волков, - выдал без запинки Стриж, подученный велем.
  - Что, здесь волки водятся? - Голован озадаченно почесал лохматую голову.
  - Тебе ни волков бояться надо, - вернул его к действительности Скула, - а встречи с господином. Ведь он тебя в покое не оставит. Сживет теперь со свету, если вель не объявится...
  - А господин почему не приехал? Он сильно злится?
  - Он спал, когда мы уезжали... мертвым сном.
  - Дрыхнет? Он же говорил, что может обходиться без сна, - еще больше забеспокоился Голован. - Умаялся он, что ли, наконец?
  - Умаялся...
  - Ой, а, может, я тут побуду? Вместо Дрына. А Дрын пусть лошадей стережет.
  Летели мгновения, играя на руку врагам, которые могли обнаружить обман с переодеванием. Хуже всего - ждать... И, как назло, на небе ни облачка! Да еще луны повылезли полные почти - их холодный, прозрачный свет щедро заливал землю, раскрашивая темноту всеми оттенками серебристого.
  "Где третий? Почему он не идет?" - Светозар взглянул на башню.
   - Чего Белец копается? - озвучил его мысли Стриж.
  - Да иду я, иду, - откликнулся стрелок.
  - Тешпа, я тут подумал... и решил, - сказал Скула. - Пожалуй, я все же возьму меч в счет долга. Хотя тебе он достался задаром.
  - Я останусь, мужики, - взмолился Голован.
  - Ты еще не передумал, Тешпа?
  Светозар громко хмыкнул - да запросто, мол, - и достал меч. Враг, сам о том не подозревая, дал повод обнажить клинок - и подгадал же! - именно в тот момент, когда настала пора действовать. Разбойники, все трое, собрались вместе. Самым опасным из них был стрелок - заряженный самострел он нес, прижав к груди.
  - Тешпа, можно я с тобой в засаде посижу. Скажи ему, Скула.
  - Вот прицепился. Отстань!
  Светозар направился в обход коня, превратившись в трудно досягаемую для стрелка цель.
  - Погодь! Ты - не Тешпа! - воскликнул Скула, перехватывая свою дубину. Меч в руке Светозара, которую направляли слившиеся воедино месть и чувство долга, превратился в смертельную молнию. Угадать движение клинка, оценить по достоинству быстроту и точность удара, мог только знающий.
  Не ведала Белажица, когда ковала меч, что он станет орудием отмщения за нее и не рожденного ребеночка. Судьба иных вещей непредсказуема...
  Голован, стоявший неподалеку, ничего не заметил, но уловил некий звук, возвещавший об опасности. Мнимый Тешпа приближался, а за его спиной, подтверждая страшную догадку, медленно оседал Скула.
  - Измена! - заорал Голован, и в следующий миг был повержен. Душа его покинула прежде, чем тело распласталось на земле.
  Разбойник с самострелом пытался спастись бегством. Великан метнул ему вдогонку нож. Стрелок сдавленно вскрикнул и, будто споткнувшись, упал ничком.
  Наступила тишина. Светозар осмотрел двор, проникая взором в самые его темные уголки, и не обнаружив никакого движения, повернулся к Стрижу.
  - Слазь, в дом пойдем...
  Разбойник не шевелился. Он сидел в седле, откинувшись назад, а из груди его торчало оперенье стрелы.
  Вот, значит, какая участь была ему уготована...
  Смерть намедни пометила Стрижа своей печатью и, пожиная кровавый урожай, не стала дожидаться, пока пройдет день или два, прибрала его тоже. Хотя непонятно, какая ей в том выгода...
  ***
  Одержав победу, Светозар не испытал ни радости, ни торжества, ни удовлетворения. Ничего не испытал. Но он как будто переступил через некую невидимую грань, из-за которой нет возврата.
  Впервые самостоятельно, без советов наставника, он принял решение и сам его осуществил. Он один вышел против врагов. Впервые в жизни, в бою не чувствовал рядом ни надежного плеча собрата, ни его поддержки, о которой никогда не просил, однако всегда мог на нее рассчитывать. А после битвы никто не одобрил его действий, не обсудил каждый его шаг, не подбодрил, прибавляя уверенности и придавая значимость его поступку. И никто не мог ответить на вопросы, каких почему-то не возникало прежде.
  Иссяк боевой дух, внутри стало пусто.
  Светозар потеряно бродил по двору, равнодушно разглядывая поверженных врагов. Что в них не так? На вид самые обыкновенные. И ведь различают, что хорошо, а что плохо, и понимают, что творят злодеяния... Неужто для них лучше слыть презренными изгоями, знать, что в любой миг их может настичь карающая десница, и ждать бесславной гибели, нежели жить в мире и согласии?
  Ну почему все так сложно! Почему за мир на земле кто-то кого-то должен лишать жизни?
  Однако, если единственный способ защитить мир - война, он к ней готов.
  Запрокинув голову, Светозар подставил лицо прозрачному свету ночных светил - безмолвных и бесстрастных свидетели многих человеческих трагедий.
  - Вы, зоркие зеницы ночи! - обратился он к лунам и поднял меч. - Клянусь, до последнего вздоха выполнять свое предназначение. Как ваш вечный свет рассеивает мрак, так мое оружие будет уничтожать зло. Не оступлюсь, покуда на земле не останется ни одного врага. И ничто не остановит меня на избранном пути, только смерть.
  Луны, величаво плывущие по небосводу и затмевающие мерцание звезд, взирали со своих высот на развалины древней крепости и великана, призывавшего их в свидетели.
  ***
  Светозару казалось, что ночь тянется бесконечно долго.
  Стриж, дабы не навлечь на себя ярость веля, скрыл от него, что тела сильно обезображены. Какими же подлыми и бесчеловечными надо быть, чтобы вымещать свою злость на мертвых!
  Великан собрал всю силу воли, все свое мужество, дабы отдать последний долг своим родным. Омыл и приодел Синеока и Белажицу, приготовив их к сожжению, бережно перенес тела и уложил на поленнице.
  - Вы отомщены, - сказал он на прощание - совсем немного слов, что счел уместными. - Ваших убийц постигла заслуженная кара, ибо нет на земле более страшного наказания, чем смерть.
  Потом он спустился к подножью, нашел и закопал собаку.
  Трупы разбойников он перетащил в хлев. Эти мертвецы - не его забота. В Ново-Крайново он расскажет о них старейшинам, и пусть совет решает, что с ними делать. А еще он напомнит о предупреждении Синеока. Не захотели почтенные старцы принять дельное предложение, пусть поглядят, что из того вышло. Они же думали, что война обойдет стороной их глухомань. А враг-то - уже не за горами...
  Старейшины, конечно, велят, похоронить злыдневых приспешников - от греха подальше, а то ведь души мертвецов не погребенных начнут тревожить живых. Беспокойные призраки - опасное соседство. Жили кромешники как нелюди, так хоть пусть упокоятся, как люди - в земле. Только лежать им в лесу, в земле неосвещенной и непременно головой на север...
  ***
  На рассвете, пред тем как зажечь поленницу, Светозар осмотрел крепость и по приметам, по следам борьбы узнал, что произошло во внутреннем дворе. Представил себе беду, случившуюся три дня назад. Так опытный охотник из разрозненных обрывков - пересекающихся отпечатков звериных лап, примятой травы, взрытой земли, сломанных ветвей - представляет полную живую картину недавних событий, перед ним являются призраки животных.
  Светозар мысленным взором увидел собаку, стремительно метнувшуюся к чужакам. Вот здесь, где вытоптана трава, Рыжуха вцепилась в ногу Стрижа, и тот с криком закрутился на месте, пытаясь освободиться от мертвой хватки... Вот распахнулись двери дома, и на крыльцо ступил Синеок. Он сразу вступил в бой, рубанул мечом разбойника, успевшего подбежать к порогу, о чем свидетельствовали брызги крови на стене, слетевшие с клинка, отведенного для второго удара и запекшееся лужа на утоптанной земле - кровь натекла, покуда тот лежал. Потом его свои же, взяв за ноги, отволокли к обрыву и сбросили...
  Синеок, со стрелой в груди, чуть отошел от дома, и тут в него попал второй, ядовитый заряд. Великан рухнул на колени, но силился подняться, ища опору в мече, острие которого оставило в земле глубокий шрам. Яд не убил Синеока, только лишил способности двигаться, вызвал столбняк. Он был еще жив, когда злыденыш отсек его голову. Иначе крови натекло бы гораздо меньше, а тут - вся трава почернела.
  А здесь, возле двери, погибла Белажица. Стрела вошла под грудью, насквозь прошила и, отбросив женщину назад, пригвоздила к дверному косяку. Четырехгранный наконечник выбил щепки примерно в трех локтях от земли и оставил в дереве крестообразный след. Одним выстрелом были отняты две жизни...
  Прости Белажица... Виноват. Был за тебя в ответе и не уберег. Погибла ты из-за меня...
  С комом в горле он вспоминал свою жизнь в Крайнице, когда думал, что выпало на его долю настоящее счастье.
  А любовь...
  Любил ли он Белажицу? Поначалу он был в нее влюблен и страстно вожделел. Только влюбленность и любовь, по сути, не одно и тоже. Когда пыл угас, стало привычным сознавать, что Белажица рядом. Ему нравилось смотреть, как она поутру выводит коз на косогор и, оглядываясь, улыбается, нравился ее звонкий подобный колокольчику смех, нравилось, как разрумянивается ее лицо от жара печи. Он относился к ней трепетно и бережно, как к хрупкому бесценному сокровищу. Говорил ей, что она отрада его души и радость сердца, но ни разу не сказал, что любит.
  Любовь не тяготит, а то, что связывало его с женою, порою вызывало необъяснимую печаль, щемящую сердце, и отнюдь не из-за предчувствия неотвратимой разлуки. Он сожалел... Его чувство было как долг.
  Разве любовь - это долг? Долг - не любовь.
  Отчего ж тогда ощущение такое, будто все вынули изнутри? Не потому ли, что Белажица владела им всем целиком?
  Белажица... Суженная. Женщина, созданная верно для него. Его женщина. Одна единственная, второй такой на всем белом свете не сыскать.
  Эх, да кабы знать заранее, чем все закончится...
  Вчера не догонишь, от завтра не уйдешь.
  ***
  Когда в долину проникли первые солнечные лучи, в крепости запылал погребальный костер. В огне сгорали, уложенные рядом, омытые и убранные тела Синеока и Белажицы.
  За одну ночь в мире ничего не изменилось: небеса не рухнули на землю, и солнце, как обычно, поднялось на востоке. Круговорот вещей в природе шел заведенным чередом.
  Только Светозара было не узнать. Ему, последнему наследнику Великих воинов Крайницы, выпала та самая, худшая доля из предостережений веля Гриваты - день скорби и страданий все же наступил. Он испытал безмерное горе, которое не с кем было разделить. Горе, подобное хищной птице с острым клювом, терзало и разрывало на части душу, нанося незаживающие раны на всю оставшуюся жизнь.
  Он провел долгую, страшную ночь и встретил утро другим человеком. Он вступил в новую, совершенно другую жизнь. Рубеж между бывшим и будущем пролег через самое сердце, которое, казалось, даже биться стало иначе, медленно и осторожно.
  И забыть бы то, что уже не вернешь... Так нет же! Воспоминания свинцовым грузилом западают в душу - неси в себе свое прошлое. Невесомый - этот груз так тяжек, что лоб прорезают ранние морщины. Но иногда пережитая боль, как некая вещественная святыня, бережно завернутая в лоскут и хранимая за пазухой, в трудную минуту придает силы.
  ***
  Развеяв пепел, Светозар отправился к многовековому дубу на склоне гряды. "Где дубы шумят - добрые духи гостят", - сказал тогда наставник.
  В прошлый раз, забрав из тайника меч, он совершил древний обряд - на своей крови поклялся служить Добру. Теперь пришел за волшебным конем.
  Клад хранился под большим, плашмя лежавшим, поросшим мхом валуном с нечитаемыми письменами, в ямке, обложенной камнями.
  С горшком в руках он обошел вокруг дерева, как учил Синеок.
  Под раскидистой кроной древнего дуба зазвучали слова первого земного языка - восхваление дубу-хранителю.
  - О, великое древо, могучее, сокрыты твои корни в недрах неведомых, ветви твои к небу тянутся. Ты полон жизни, красоты и силы, нет в тебе никакой слабины. Порывом ветра не качнет тебя, порывом, бушующая буря ни пригнет к земле. Священный дуб, верни поклажу тайную, отдай коня могучего, быстроногого, чтоб скакал, не зная устали, чтобы добрым спутником был воину. Призываю Землю-матушку: отживи коня, напитай теплом и силами, для благого дела снаряди его. - Он разбил запечатанный горшочек о заветный камень. - Житоч в дубе пробудись, конем из-под земли явись.
  Поднявшееся над осколками, серое облачко пыли осело на замшелую поверхность, и начались чудеса... Комочки глины, хранившиеся в горшке, рассыпались в порошок, который вдруг потек, подобно воде, и впитался в камень, как в губку. Под ногами что-то заскрежетало, пугающе заскрипело в глубине холма. Мощные корневища дуба зашевелились и раздвинулись, будто не были вросшими в землю и не цеплялись ни за что. Между ними, своротив заветный камень, пробился толстенный корень, такой, что не обхватишь, взметнулся точь змеиный хвост, выгнулся дугой, и, едва земли коснулся, обернулся подобием коня. Он был похож на грубую поделку из дерева, только очень-очень большого размера.
  Светозар, решивший было, что превращение закончилось, испустил разочарованный вздох, однако в следующий миг вздувшийся корень затрещал, по всей ее поверхности пробежали борозды, посыпалась кора, в стороны полетели щепки, как при рубке.
  Оказалось, что настоящий конь находился внутри деревянной облатки, как ядро ореха в скорлупе. Пробудившись от многовекового сна, конь зашевелился, стал перебирать ногами, отнимая от земли копыта по очереди и обрывая корешки, связывавшие его с дубом-родителем. Отряхнувшись от раскрошившейся коры, он фыркнул и закивал головой, словно вопрошая: мол, ну, и что дальше?
  Светозар издал нечленораздельный звук - у него не нашлось слов выразить восхищение. Конь, и в правду, был дивный, богатырский. Высокий, гнедой масти, со шкурой гладкой, блестящей, будто только что его почистили и причесали длинный черный хвост и гриву, с копытами черными, как смола...
  Он был снаряжен, как прошено - под седлом простым и добротным, в сбруе незатейливой.
  - Благодарствую, священный дуб, за подарок чудный. Красивый конь, славный, - Светозар протянул руку к большой конской голове. - Нам с тобой предстоят дела великие...
  Конь в ответ тихо заржал и застучал копытом. ***
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"