Танина Татьяна : другие произведения.

Глава 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Глава вторая, о богах и великанах, дурной вести и страшной тайне
  
   "Когда люди умножились и расселились по всей земле, поднебесные боги, увидев красоту дочерей человеческих, стали брать их себе в жены, и рождались у них великаны, вели. Звались они великанами, потому что были великими и мудрыми, и самыми сильными на земле. Они совершили много славных дел.
  О, Трижды Великие боги! О безначальное слово ваше! Единым взором вы охватываете прошлое, настоящее и будущее. Безгранична мудрость ваша, ибо ради сохранения равновесия в пресуществленном творении, совершенство которого было нарушено, внушили вы божествам поднебесным страстное влечение и заставили их облекаться в плоть, и возлегать с земными женами, дабы населялся мир великанами..."
  Повести Первых Земных Веков.
  
  В священной роще радостно журчал источник Великой Богини-Матери. Под раскидистыми кронами, заслонявшими горячее летнее солнце, в прозрачной синей тени на траве полукругом расположились дети. Их наставница, в простом белом одеянии с голубой каймой и богатом жреческом оплечье, восседала на колченогом табурете.
  - Вначале не было ничего - ни времени, ни пространства, ни горя, ни радости, - рассказывала она, - только Пустота, и в ней - перемешанные в беспорядке стихии. И вот однажды по какой-то причине, известной только богам и неизвестной людям, стихии столкнулись и сплелись в большой клубок, похожий на моток серой шерсти. Клубок стал крутиться и вращался с такой силой, что все светлое в нем притянулось к светлому, а темное - к темному. Когда не осталось светлого в темном, а темного в светлом, он распался на две половины, как расколотый надвое орех. Так появились Вечный Свет и Вековечный Мрак. В Вечном Свете заключался источник жизни, из него вышли Трижды Великие боги... Знаете их имена?
  - Бог-Отец! Ма! Мудрый Творец. Мать Всего Сущего! Великая богиня! - наперебой стали выкрикивать дети.
  - В то же самое время в непроницаемом Мраке родился злой бог Моркоша, ненавистный "отец лжи и губитель жизни", чудовищно уродливый, не мужчина и не женщина, источник греха и смерти, всех бед и страданий. Мудрый Творец и Мать Всего Сущего всегда знали о злобном Моркоше, знали еще до того, как создали землю... - Наставница умолкла, заметив, что один из учеников отвлекся. Почувствовав ее строгий взгляд, темноволосый мальчуган, толкавший пальцем по стволу дерева большого, блестящего жука, испуганно одернул руку и спрятал за спину. - А Моркоша ничего не знал, - продолжила она, - ибо зло и невежество идут рука об руку. Невежа опасен, прежде всего, своим невежеством. Ты согласен со мной, Серядко?
  Под смешки сверстников тот виновато опустил глаза.
  - Творец и Мать Всего Сущего были полны великих и светлых дум и стали их воплощать - создали небо, воду, землю и все, что есть на земле. Оттого, что земля находится между Вечным Светом и Вековечным Мраком, на ней есть свет и есть тьма.
  - День и ночь, - вставил рыжий веснушчатый мальчик.
  - Верно, - согласилась жрица. - Ночь предназначена для отдыха. Когда наступает темнота, мы знаем, что пора укладываться спать.
  - И солнышко сделали, - заулыбался рыжеволосый мальчик.
  - Умница, Прилука. Солнце - это Око Великого бога Добра и Света.
  - А потом боги создали первых людей, - подсказала белокурая девочка.
  - Верно, Миланька. Богиня-Мать взяла мягкую глину и сотворила, по образу и подобию своему, людей, а Мудрый Творец вдохнул в них жизнь. - Она обвела взглядом маленьких слушателей, которые ждали продолжения с открытыми ртами. - Увидев, как прекрасна земля, Моркоша разозлился еще больше. Он объявил войну всему светлому и доброму. Великий Творец не хотел войны и предложил договориться по-хорошему. Однако Моркоша - подозрительный, как все злые существа - решил, что Пресветлый бог хочет его задобрить, потому что слаб. Он проделал дыру в земле и темной ночью вылез на поверхность. Из Мрака вместе с ним пришли злые духи, которые пронеслись по земле, все сокрушая на своем пути и уничтожая всякую живую душу. В отличие от мира духовного, воплощенный мир уязвим для Зла. Там, где ступала нога бога Мрака, появились гнилые болота и мертвые пустыни. Моркон испортил огонь дымом, принес на землю болезни, создал всех вредных насекомых и мух, за что получил прозвище - Повелитель мух, потому что мухи роятся вокруг нечистот и не погребенных мертвецов.
  Маленькие ученики подобрались и нахохлились, в их широко распахнутых глазах отразился ужас от нарисованных буйным детским воображением злодеяний Моркоши.
  - Поутру Великий Творец обнаружил, что Моркоша натворил много страшных бед, нашел его и ударил со всей силы булавой, потом схватил и сбросил обратно во Мрак, а дыру в земле запечатал и наложил заклятие, дабы Злой бог не пришел на землю снова. И, чтобы по ночам больше никто не чинил злые козни, Трижды Великие создали луны и звезды. Ночные светила как стражи порядка совершают обход по небосводу.
  - А когда на небе тучи, Трижды Великие нас не видят? - хитро прищурился Серядко.
  - Боги знают про каждую людскую думу, а про поступки - и подавно. Всякое даже самое малое прегрешение человека будет оглашено на Последнем суде.
  - Любавушка, а ты видела Божью Булаву? - дернул наставницу за край одежды пухлый и розовощекий подросток в синей рубашке.
  - Увы! - Она развела руками. - Великий Творец оставил свое оружие на хранение ночному народу и людям до нее не добраться.
  - Дед рассказывал, что Божья Булава торчит из неба над Чужим морем и видна издали, а вода в Чужом море черная как смола и выливается за край земли.
  - Великаны помогали Великому Творцу бороться с Моркошей? - спросил серьезный сероглазый ученик.
  Вопрос озадачил жрицу, ведь в Повестях ничего не говорилось об участии божичей в Богоборстве, но возникшая в памяти картинка из священной книги, подсказала ответ:
  - Все битвы происходили на небесах, Светозар. Между небом и землей. Это была война богов, война за землю и первых людей.
  - Великаны уже были на земле? - вернул ее в неловкое положение пытливый Светозар.
  - Нет, вели еще не народились. - В этот раз она обратилась к своему житейскому опыту. - Ведь Богоборство произошло в первые дни после Творения, а вели стали для людей учителями и защитниками намного позже. Они показали, как делать орудия труда, научили разным ремеслам. А когда на земле появилось Исчадье Мрака, великаны уничтожили его на веки вечные.
  - Почему зло осталось на земле, если светлые боги и великаны его победили? - не унимался мальчик.
  - Они победили злых богов Мрака, но не само зло. Восстановить изначальную благодать Трижды Великим не удалось, ибо вред, причиненный Моркошей, оказался непоправим. Мир утратил свое совершенство, в нем перемешались добро и зло, свет и тьма, радость и горе. А великаны - не боги. Зло же обладает большой силой.
  - Зло нельзя победить?
  - Можно и нужно бороться со злом. Для этого Трижды Великие завещали нам законы праведности, но Зло многообразно. Оно может быть очень привлекательным с виду, а человек слаб.
  - Слабее Зла?
  - Человек становится слабым, если не властен над своими желаниями, а желания властвуют над ним.
  - Как это?
  - Когда в лесу вам попадаются красивые, спелые ягоды, вам же хочется им съесть? Вы не думаете, что ягоды могут оказаться ядовитыми.
  - Мама показала мне все-все ядовитые ягоды, - похвалилась белокурая девочка. - Они называются: Переступень, Сонная одурь, Волчье лыко, Змеиные слезки...
  - Ну и что? - фыркнул Светозар. - Я тоже знаю все ядовитые ягоды.
  - А я больше знаю!
  - Погоди, Мила, - наставница остановила ее жестом, - а то ты нас запутаешь. Действие зла, как и отравы, может обнаружиться не сразу.
  - Первые люди объелись ядовитых ягод? - рыжий хихикнул.
  - Нет же! Мы говорим о том, что зло может обмануть своим видом, и человек узнает зло, лишь, когда оно обернется бедой. И то, не всегда сразу не поймешь, как с ним бороться.
  - Почему?
  - Потому что никто не ныряет в реку, не зная глубины, дабы ненароком не убиться. Прежде чем бороться с чем-либо, надо понять какую опасность оно представляет. Человек не станет умышлено вредить себе. Мы стараемся избегать всяческих угроз для жизни. Вот, представьте себе. Идете вы куда-нибудь привычным путем, ни о чем плохом не думаете, и вдруг прямо перед вами на дорогу выпрыгнуло нечто... ни зверь, ни птица - такое, что вы никогда прежде не видели. У него огромные зубы и длинные когти, оно дико ревет. Что вы будете делать?
  - Драться! - не раздумывая, ответил Светозар.
  - Ты убежишь, Светозар. Мы боимся того, чего не понимаем. Любой человек испугается и убежит, независимо оттого, какой он - большой или маленький, умный или глупый. Каждый из нас обладает потаенным движителем, о чем позаботилась Великая Ма. Сей движитель помогает нам в трудные и опасные мгновения нашей жизни - чтобы ни случилось, мы стремимся сохранить свою жизнь. Жизнь - самое дорогое, что есть у человека.
  - Люди - жалкие трусы, - сделал вывод Светозар.
  Любавушка покачала головой. Ох, уж эти дети, с их презрительным отношением к смерти, делящие мир на белое и черное, не желая замечать оттенки серого.
  - С явным злом, безусловно, надо бороться, Светозар. А от зла потаенного нас уберегает вера в светлых богов. Праведника зло никогда не застанет врасплох. Но еще важнее - вершить добро. Мы должны делать все, чтобы мир стал лучше и чище.
  - А что надо делать-то? - спросил пухлощекий мальчик.
  - Ты сам знаешь ответ на этот вопрос, Радунец. Знаешь так же хорошо, как то, чего нельзя делать.
  - А! Надо от этих... от пороков избавиться.
  - Верно. Ибо поддаваясь искушениям и соблазнам, порожденными Моркошей, человек, сам того не замечая, попадает во власть Зла и губит свою бессмертную душу.
  - И злые слова говорить нельзя.
  - Нельзя. Злословие может обернуться против вас. Старайтесь не допускать даже дурных мыслей. Помните, что, проклиная кого-то, пусть в мыслях, человек приманивает вредоносных, злых духов...
  - Лядов... лядов, - зашептали дети.
  Наставница приложила палец к губам.
  - Никогда не упоминайте их вслух! Иначе навлечете на себя, свой дом и своих родных несчастье. Следите за своими словами и мыслями, и прежде, чем что-то совершить, подумайте - хорошо это или плохо.
  - А если молитвенным поясом помахать, то злые духи разбегутся?
  - К вам не подступятся злые духи, если будете благонравными. Злые духи не страшны тому, кто следует заветам. Быть праведником нелегко, но это необходимо для сохранения души. Внутри каждого из нас происходит борьба добра и зла. Помните, что человек сам делает окончательный выбор, на чьей он стороне. В вашей душе свет? Вы хорошие дети?
  - Да! Да! Хорошие! Добрые! Послушные! - закричали ученики.
  - Во мне бог Света убил злое зубастое чудище! - заявил рыженький Прилука.
  - Сбережете душу - обретете бессмертие. А плохие люди никогда не попадут в Страну Вечного Света. Хотя вы еще не понимаете, - заключила она печально, и подумала:
   "Ваши мелкие грешки и провинности - не грехи. Для вас горе - не беда. Сегодня горючие слезы льете, а завтра и не вспомните, из-за чего плакали. Жизнь вас пока не била. Вы не теряли близких. Не испытали настоящей боли. Вы еще не видите, что в конце пути вас ждет смерть".
  Встревоженные Любавушкиной грустью - ученики начали вопросительно переглядываться.
  - А хороших людей больше? - спросил Радунец.
  - На свете добрых и хороших людей намного больше, чем плохих.
  - Тогда почему хорошие люди не поубивают всех плохих?
  Воспринявшие с восторгом его предложение, дети начали оживленно обсуждать, каким образом это следует сделать, а борцами со Злом они, конечно же, представили себя. Громкие детские голоса взорвали покой священной рощи.
  - Тише, тише! - жрица замахала на них руками и, закатив глаза, взмолилась. - О, боги, не слушайте их, они - еще дети несмышленые, что на уме, то на языке.
  Однако взбудораженное детское воображение не так-то просто унять.
  - А я ему по башке... А я ему в пузо, как дам... - перебивая друг друга, придумывали они. - Я ему промеж глаз - бац! - ка-ак засвечу... а он такой - брык... полетит у меня вверх тормашками...
  - Хватит! - Жрица повысила голос. - Ну-ка быстренько закрыли рот на замок! - и когда приказ не возымел действия, она воскликнула. - Ой, глядите-ка, дей полетел.
  Гомон мгновенно стих. Дети с любопытством озирались по сторонам в поисках поднебесного бога. В конце концов, их разочарованные взгляды обратились к наставнице.
  - Чтобы я больше не слышала от вас подобное, - чеканя слова, предупредила она. - Никто не имеет права чинить расправу самовольно. А если в вашей войне пострадают невиновные? Хотите принять грех на душу? Только суд решает - виновен человек или нет. Все мы должны соблюдать закон. А ты, Радунец, - она погрозила пальцем кровожадному мальчику, - больше никогда так не говори. А то, ишь, баламутит он. И думать о том не смей! Плохим людям и без тебя определят наказание.
  - Я больше не буду, - втянув голову в плечи, прошептал пристыженный Радунец.
  Жрица помолчала, отпуская время ученикам осмыслить сказанное, а затем продолжила:
  - Только души праведников попадут в край вечного блаженства. Все остальные после смерти предстанут перед Справедливым судьей, который взвешивает дела, мысли и слова каждого человека. В одну чашу весов он кладет все добрые поступки, в другую - плохие, и смотрит, какая чаша перевесит. Благонравные идут по мосту в Страну Света, а грешников хватают страшные чудовища и волокут в холодное, мрачное, сырое и грязное узилище. Души плохих людей обречены на вечные страдания и муки.
  - А если поровну? Если чаши весов не перевесят одна другую? - послышался ехидный голосок.
  - Души немногих, которые содеяли равное число добрых и злых дел, провалятся в подземное царство теней, где будут вести существование, лишенное радости и печали, до самого Страшного Суда. Что опять, Серядко? - спросила она нетерпеливо ерзающего мальчугана. - Я, между прочим, рассказываю о вещах, которые должен знать каждый человек. Ты не хочешь попасть в Страну Света?
  - Хочу. Просто устал немножко, - признался тот. - Отдохнуть бы.
  - Ну, конечно, - всплеснула руками жрица. - Ой, мама, дай дорогу, устал он! Можно подумать, что ты с утра уже сто дел переделал. Пора бы тебе научиться терпению, - отчитала она его, но совсем не сердито. - Трижды Великие боги, вон, какой огромный труд выполнили - и все без отдыха.
  - Так, на то они и Великие.
  - А ты, поди, ни одного дела до конца не довел..
  - Почему это? - Мальчик обиженно надул губы.
  - Уж как ты работаешь, Серядко, я видела. "Ты меня работушка не бойся, я тебя, работушка, не трону".
  Дети засмеялись, показывая на него пальцами. Наставница хлопнула в ладоши, призывая слушателей к тишине.
  - Трижды Великие боги отошли от дел земных, когда завершили творение. Но прежде они установили на земле Порядок, и наказали деям его поддерживать.
  - Как поддерживать? Выправлять, где покосилось? Жердями, что ли, подпирать?
  Наставница улыбнулась.
  - Мироздание нельзя потрогать. Порядок - есть особое устройство нашего мира, где все движется по воле богов - солнце, ночные светила, звезды на небосклоне... реки, ручьи, волны в морях... ветры, облака, дожди... А деи, поднебесные божества, превеликое множество которых Трижды Великие народили на свет, следят, чтобы все происходило в свой срок, дабы череда времен года не нарушалась. Чтобы после зимы пришла весна, а не наоборот, а после весны - лето.
  - Деи везде-везде? - спросил самый младший из детей.
  - Да. И сейчас они окружают нас. Один гонит воду этого священного источника, - наставница указала на родник, бьющий среди камней. - Другие обитают в кронах деревьев и делают так, что листва растет и зеленеет, и зреют желуди. Деи - в траве, в земле. Легкий ветерок - это дыхание деев...
  Дети принялись крутить головами, высматривая поднебесных богов, кроме девочки с белыми волосами.
  - От деев родятся великаны. Когда деи влюбляются, они превращаются в людей и живут на земле, - сказала она.
  - Нет, деи - не люди. Никогда они не жили среди людей, даже когда учили первых великанов обрабатывать землю, строить жилища, ковать железо, лепить из глины посуду, лечить болезни.
  - И детей делать? - раздался тоненький голосок девочки.
  - Нет, моя хорошая. Любовным наслаждениям первых людей научила Великая Богиня-Мать, дабы продолжался род человеческий.
  - Почему сейчас никто и ничему не учит людей?
  - А как же я? - Жрица деланно обиделась. - Разве я вас не учу всему?
  - Ой, Любавушка, но ты же - простой человек, - объяснила девочка непонятливой наставнице.
  - Боги через великанов уже научили людей всему, что необходимо для существования на земле. И мы должны каждодневно благодарить их за это, начинать любую работу с молитвы и возносить хвалу богам по окончании всякого дела.
  - А почему я не видел ни одного дея? - спросил Прилука, все еще пытаясь разглядеть поблизости одного из них.
  - Деи не могут долго пребывать во плоти, ибо становятся уязвимы для смерти. Однако если прилежно молиться, они обязательно помогут страждущему.
  - Здорово, - с придыханием прошептал Радунец.
  - Нельзя призывать деев ради любопытства, - словно прочитав его мысли, строгим голосом произнесла наставница, - иначе они не явятся, когда действительно потребуется их помощь. Вы должны об этом помнить. Боги все видят и знают все про каждого из нас. Они незримо участвуют во всех праведных делах, утешают души несправедливо обиженных и осеняют мудрыми решениями. Богов слушают сердцем - при этом вовсе необязательно их видеть.
  - У-у, - разочарованно протянул толстяк и шмыгнул носом. - Я-то думал...
  - За такие думы, Радунец, ты можешь вовсе лишиться благосклонности богов! Помните, что деи могут наказывать за плохие поступки и даже помыслы. Гроза, неурожай, холода - все это наказания за грехи. Прежде всего... - Наставница осеклась, заметив, что непоседа Серядко дергает за косу свою соседку, которая упорно не желала обращать на него внимание. - Серядко! Ну-ка, встань, и как самый успевающий ученик расскажи нам три основные заповеди.
  - Ну-у... это... - промямлил он, поднимаясь с травы и почесывая за ухом. - Чтобы мысли были добрые... говорить добрые слова и еще... как там?
  - И как там? - изогнула бровь наставница.
  - А! Совершать добрые поступки.
  - А ты чем сейчас занимался? Садись. Когда закончим - попросишь прощения у Милы.
  - Чего я такого... я же ничего, - начал, было, он, но тут же умолк под пристальным, пронзающим насквозь, взглядом жрицы.
  - Кто знает, каким должен быть человек добродетельный, истинно верующий?
  Выказывая свое прилежание, ученики заговорили все сразу.
  - Родителей слушаться! Стареньким помогать.
  - Никогда не врать!
  - Трудится много!
  - Хранить очаг, заботиться о семье и детей рожать, - сказала Мила и покраснела.
  - Все правильно. Дети - это залог истинного земного бессмертия.
  - Не ломать деревья.
  - Не зариться на чужое добро! - продолжали выкрикивать ученики.
  - Не обжираться!
  Все разом смолкли, наступила удивленная тишина, после чего грянул хохота, сотрясший кроны деревьев священной рощи. Дети смеялись от души. Схватившись за животы, они катались по траве.
  - Довольно. Уж будет вам, лопните же от смеха, - успокоила их наставница, сдерживая улыбку, - а то все деи с холма разбегутся. Главное, вы должны твердо знать, - произнесла она, когда веселье улеглось, - что для хорошего, честного человека нет и не может быть иного учения, кроме заветов Трижды Великих.
  Она обвела взглядом своих учеников и решила, что пора заканчивать урок. Готовые снова покатиться со смеху дети смотрели на нее слезящимися глазами, шмыгая носами и похрюкивая, кто-то икал.
  - Хорошо. Продолжим завтра. Я расскажу вам о бессмертии души и Страшном Суде. Ступайте. И да не оставят вас Пресветлые боги.
  Вскочив со своих мест и подхватив подолы рубах, дети с криками побежали по склону вниз. Поляна опустела. Звонкие веселые детские голоса удалились и стихли у подножья холма.
  - Да пребудут с вами Добро и Свет, - сказала им вслед наставница.
  *
  Этот день ничем не отличался от других дней на исходе лета. Глубокая атласная голубизна небесной тверди поблекла, казалось, выгорев от жара раскаленного добела солнца, медленно взбиравшегося на полуденный пик. Укоротились тени, будто стремясь спрятаться от его света.
  Раскинувшуюся на пологом склоне холма Верхнюю Крутень окутал знойный немотный морок. Не было слышно ни голосов, ни детского смеха, ни шума работ.
  Обитатели здешних мест поднимались на рассвете, дабы управиться с работой до наступления полуденного зноя, но в эту пору дел было не особо много, разве что полить огороды, выгнать на пастбище скотину да залатать корзины, ведь сбор урожая был на носу. На виноградниках среди резной листвы добирали тепло солнечного света грозди янтарных ягод; на бахчах выпячивали бока испещренные мраморными прожилками дыни; длинные вереницы рыже-желтых тыкв тянулись до самой речки, к пышным кустами орешника на берегу; в садах наливались розовым соком бархатистые персики; тутовник уже осыпался и от него на белых плитах дорожек темнели бордовые кляксы.
  Совсем скоро - с благословения настоятельницы храма Великой Матери - жители Верхней Крутени начнут сбор урожая, вызревшего от земной щедрости, и наполнится округа голосами и смехом, которые будет слышно даже в Нижней Крутени...
  Ныне же сей благодатный уголок на юго-западной окраине Десятиградья, близ Змеиных гор, был погружен в безмятежный покой.
  *
  В час, когда люди укрылись в прохладе жилищ, а над селением повисла сонная тишина, на дороге, повторявшей незамысловатые изгибы холмистой местности, появился старец в свободных льняных одеждах, с посохом на плече. Походка у него была не по возрасту легкой и упругой. Длинная зеленая безрукавка, лишняя по жаре, раздувалась при быстрой ходьбе. Широкополая соломенная шляпа, оберегавшая седую голову от палящих солнечных лучей, отбрасывала на плечи сетчатую тень. Лицо покрывал темный, почти ореховый загар, отчего особенно выделялись глаза необычайно глубокой небесной голубизны - ясные и светящиеся суровой решимостью.
   Он остановился у подножья лестницы, ведущей на вершину холма, где еще в незапамятные времена был сооружен небольшой храм над священным источником, по преданию, созданным Великой Богиней-Матерью. Вода храмовой купальни славилась своими целебными свойствами - несла избавление от женских болезней, что привлекало в Верхнюю Крутень богомолок со всей округи и даже из дальних краев и с Великой степи, простиравшейся за близкой Волотвой. Страждущие мужского пола, из самых отчаявшихся, тоже прибывали. В надежде вылечить свое бессилие, они окунали телеса в купальню, полоскали становую жилу и молились о возвращении радостей плотских утех, ибо чувственная любовь - не грех, а награда, ведущая к продолжению рода, а все, что препятствует появлению детей - от злого Моркона.
  Рядом с лестницей, перед деревянным мостиком над ручьем, сбегавшим от священного родника, находился небольшой грот, где усталый путник мог отдохнуть и утолить жажду.
  Старец отвел переплетения дикого винограда, карабкавшегося по решетке и создававшего дополнительную тень и уют, вошел в пещерку и осмотрелся. Высеченная на стене надпись восхваляла Богиню-Мать, перечисляя ее великие деяния на земле. Под ней стояла отполированная бесчисленным множеством задов каменная скамья, по левую сторону от нее - из обрубка трубы в природную раковину лилась вода из чудесного источника, поступавшая по отдельному водопроводу. Рядом - на толстой цепочке, из соображений сохранности - висела кружка, изготовленная, как было на ней нацарапано, местным кузнецом от имени всех жителей селения, дабы помнили об их гостеприимстве.
  Наполнив жестянку, старец сделал несколько жадных глотков. Вода струйками потекла по усам, бороде, капли упали на одежду и растеклись темными пятнами. Сняв шляпу и умывшись, он уселся на скамью и привалился к прохладной плите.
  - Добрался, хвала благословенному Свету, - прошептал он и закрыл глаза.
  Дорога опустела. Осела пыль, взбитая одиноким путником. Мир снова погрузился в сладкую дрему. Временами в траве начинал звонко стрекотать кузнечик, и в ответ ему отзывался второй, но тут же, словно спохватившись, что нарушают заведенный порядок, они умолкали один за другим.
  Уснул ли старец, призадумался ли глубоко, только не двигался, пока тени не удлинились.
  Дневное светило скатилось к изумрудной горной гряде, над волнистым гребнем которой кружили черные загогулины. Они то взмывали высоко вверх, то стремительно падали вниз, резвясь и выписывая замысловатые зигзаги, исполняя известный только им ритуал.
  По косогору спустилась однорогая коза, волоча оборванную привязь, прошла перед гротом, пробежала по мостику и скрылась в густых кустах акации на обочине.
  Услышав стук копыт, гость открыл глаза. Поднявшись и потянувшись, он поплескал на лицо воды и утерся рукавом.
  Неподалеку затрещала живая изгородь - и на дорогу выскочил, поддерживая штаны, местный мужичок по имени Торопа, прозванный Була, известный в округе ходок. Ходок не в том смысле, что много путешествовал пешком, его даже на строительную повинность не отправляли, потому что не было от него никакого толку - совсем по другой части он был ходок, по женской. Тешил Торопа скучающих баб, в том числе, тех, чьи мужья отправились на общественное строительство. Выходило, что мужики за него там, а он за них - здесь, вроде как. И безо всякого принуждения, добровольно.
  Невысокий и коренастый, с лицом простым и глуповатым, Торопа, несмотря на свою неказистость, пользовался успехом у женщин, тех что "ягодки опять", недаром говорится, что хороший петух жирным не бывает. Только как он не старался - не мог угодить каждой.
  - Приятностей наобещал, а сам никуды негодным оказался, - послышался из сада женский голос. - Экий привереда! То ему - лежишь не так, то кряхтишь не так! А сам-то... Худой снастью не достать сласти! - добавила она язвительно.
  - Дура оглашенная, - крикнул Торопа, увернувшись от сандалии, брошенной ему вслед. - Остынь! А то изо всех щелей пар валит!
  - От того и пар, что внутри жар! Чего сбег-то, любовничек? Распалил, гаденыш, облапил всю - и на попятную? Испужался, что силенок не хватит, а? Пустобрех!
  Прямо всего его обхаяла баба.
  - Э-э, ты того... Полегче, там! Говори да не заговаривайся, - возмутился он, задетый за живое. - Ишь, ты! Я, между прочим, себя не в дровах нашел.
  - Герой - вниз булой, - не унималась женщина. - Ступай, макни в купальню. Может, любовной мощи-то поприбавится.
  - И без твоих советов обойдусь как-нибудь. Сандаль отдай! Слышь, тетка? - потребовал он, цепляя ногой обувку, и еле успел отскочить от второй сандалии, летящей прямо в голову.
  - Держи, "племянничек", носи, пока ноги не повыдергивали.
  Торопа обулся, затянул пояс штанов и, расправив плечи, деловито подбоченился. Гордо обозрев окрестности, он устремил взор к лесистым горам, над которыми пернатые змеи учили своих детенышей летать. К вечеру их стало намного больше. Купаясь в воздушных потоках, они то сбивались в стайки, то бросались в рассыпную.
  - Змеюка. Как есть змеюка, - проворчал он, поминая несостоявшуюся любовницу, и важно зашагал к мосту, с видом петуха, что считает себя главным в курятнике, и лишь тогда заметил старца, высунувшего голову меж виноградных плетей и без сомнения видевшего его, Торопкино, позорное бегство. Хуже того - слышавшего, как его ославила баба!
  Торопа втянул голову в плечи, весь его кураж сразу куда-то подевался, шажки стали мельче.
  - Мир тебе, добрый путник, - скороговоркой выпалил он, поравнявшись. - Низко нынче летают горынычи-то... Не иначе, к дождю, - указал он на горы и просеменил дальше. За мостом оглянулся. - Ищешь кого, дед?
  - Ступай-ступай, добрый человек. Я уже нашел все, что искал. - Старец вышел из тени грота, впечатляя высоким ростом и широким разворотом плеч. От старости была одна седина, а так - крепкий и видный дедок. Чувствовалась в нем силища огромная.
  - О-о, - протянул Торопа с уважением. - Ну, тогда, будь здоров.
  - И тебе - доброго здравичка. Оно, слыхал, тебе - ой как! - надобно, - отозвался гость и озорно подмигнул.
  Торопа поджал губы, будто плюнуть собрался, покачал головой - мол, негоже пожилому человеку позволять себе такие неприличные намеки, - и заспешил в сторону своего дома. Однако далеко не ушел, затаился за пышными кустами акации, дабы подсмотреть за подозрительным гостем, поднимавшимся по вьющейся по склону храмовой лестнице, ибо сделалось ему ужасно любопытно, с какой бедой старик в нагорный храм пожаловал.
  Оставаясь незамеченным, Торопа поначалу крался следом, а потом подумал: "Чего я сзади плетусь?" - и подался напрямки, через виноградники. Засев в густых зарослях можжевельника у стены храма, он весь извелся от нетерпения к тому времени, когда появился незнакомец.
  Старец снял соломенную шляпу и вошел в святилище. Без поклона! Его высокая фигура мелькнула в арочном оконном проеме. Пригнувшись, под прикрытием кустов Торопа двинулся следом. Приостановившись и осторожно выглянув, он застал интересную картину - гость не опустился на колени перед Великой Богиней, как того требовал обычай. Беззвучно шевеля губами, он приложил ладонь ко лбу - мол, я всегда о тебе думаю - и в почтительном жесте, испрашивая благословение, притронулся к изваянию, потом поцеловал свои пальцы.
  "Ишь, ты, что деется! Это в каких же краях так молятся Ма?" - подумал Торопа.
  Из алтаря вышла главная служительница - высокая, статная, с лицом строгим и красивым. Она была в простом белом одеянии с голубой каймой, перехваченном на талии пестрым молитвенным поясом и расшитом золотой канителью жреческом оплечье. Звали ее Любавушка.
  При виде настоятельницы Торопа сжался. В ее присутствии он всегда чувствовал себя скованно, даже если она не смотрела в его сторону, а если смотрела, то от ее взгляда будто каменел, ибо ему казалось, что она видит его насквозь. По ее милости - и не один раз - он был готов со стыда сгореть или провалиться под землю! Любавушка была не только проницательна, но еще остра на язык - могла так отчихвостить, что потом целую неделю не хотелось со двора выходить. Но как он не сердился, понимал, что поделом ему доставалось. С другой стороны, жрица никому не отказывала в добром совете, а то и сама помощь предлагала. Пусть он и называл ее за глаза "старой змеюкой", однако уважал безмерно за мудрость и благочестие. Недаром селяне чтили Любавушку выше старосты.
  Торопа не слышал, о чем говорили гость и жрица, потому что, как только заприметил ее, дал задний ход, а когда набрался смелости и выглянул, они уже покидала храм.
  На четвереньках, вдоль живой изгороди, он последовал за ними.
  *
  - Светозар хороший мальчик, честный и рассудительный, не по возрасту, - говорила жрица. - Надо же! Оказывается, он - божич. Не подозревала даже, хотя он отличается от сверстников. Не хотела Заринька, чтобы люди прознали про ее чудорожденного сыночка, даже от меня скрывала. Чувствовала я, тревожит ее что-то, но в душу не лезла, думала, сама все расскажет. Позволь тебя спросить, почтенный Синеок, если не тайна, ты-то откуда о нем узнал?
  - Не тайна. Ко мне прилетел вестник. Вестник Провидения. Ступай, грит, в Верхнюю Крутень, там и найдешь его.
  - Ну, конечно, - согласилась жрица, однако по тону было ясно, что не верит. - Значит, вестник Провидения... Так прямо и сказал?
  - Именно так. Слово в слово. Это хорошая новость. Вторая весть была дурная. - Синеок остановился и с прищуром глянул на собеседницу, точно не зная, открыться ей или нет.
  - Не тяни, коль начал, почтенный.
  - Злыда пришел на землю, - выдохнул великан.
  - Злыда? Такой же Злыдень, как в Священном Писании?
  - Вестник назвал его Исчадье Мрака, а такой или не такой - не сказал.
  Разонравился гость Любавушке. Хотела было пристыдить его за злую шутку, но сдержалась из уважения к его происхождению.
  Благородство Синеока сомнений не вызывало. Она сразу, как только увидела его - по облику и стати, ощущению властной силы, исходившей от него - поняла, что перед ней божич. Еще подумала тогда: "Что за нужда привела веля в Крутень?" Она не задавала вопросы, когда Синеок заявил, что заберет Светозара из семьи, из дома, потому что таков закон - великан имел право отнять у матери благородное дитя, для воспитания и обучения. Никто не смел возражать великанам, ибо они - опора Порядка и справедливый суд.
  Однако упоминание вестника Проведения и Злыдня вызвало у Любавушки негодование. Она - не простодушная несведущая глупышка из сельской глубинки. Непростительно и непозволительно полубогу насмехаться над простыми смертными! Если же Синеок верил в то, что говорил, то, должно быть, он под старость умом тронулся.
  Любавушка не знала, каким образом, великаны находили своих младших собратьев - деи ли нашептывали им о божичах или вещие сны снились, - но вестников Провидения считала сказочными существами из преданий о стародавних временах. За свою долгую жизнь она слышала всякое, но ни разу о том, что кто-то видел живого вестника. Что же касалось Исчадья Мрака, то - хвала божественному Свету! - с ним покончено еще в Прошлом, о чем свидетельствовало Священное писание, и никто из богословов никогда не утверждал обратное.
  - Ты, поди, думаешь, что старик из ума выжил, чушь городит... - Синеок досадливо поморщился. - Знаю, поверить сложно. Но ты поверь!
  - Разве ж такое мыслимо! - в ужасе прошептала Любавушка.
  - Да сам никак в толк не возьму, как оно случилось! За что купил, за то и продаю.
  - Откуда ж он взялся?
  - Откуда взялся - там больше нет.
  - Может, он и не Злыдень вовсе?
  - Как проверить-то? Не было мне дано на этот счет никаких указаний. И не смотри на меня так! Думаешь, если я вель, то должен ведать все земные и небесные тайны?
  Нет, не насмехался благородный гость, не придумывал. И незачем было ему запугивать ее.
  - За какие наши прегрешения такое наказание? - Жрица привычно замахала бахромчатыми концами пестрого пояса, отгоняя от себя все дурное. - О, боги Трижды Великие, что ж теперь будет? - Она посмотрела на небеса, словно надеясь найти ответ, но лазурная гладь была чиста - не появились ни письмена огненные, ни другое знамение, ни облачка даже.
  - Что плохо, что худо, что никуда не годится. Нынешнее Зло, чем бы ни было, как подгадало с приходом - люди уже успели о нем забыть. Ведь сколько бед понатворит.
  - Вы, вели, должны что-то сделать. Остановить его!
  - Должны... Вели всегда и всем что-то должны.
  - Кому много дано - с того много спросится.
  - Спрашивай, да знай меру! Требуете от нас невозможного, забывая, что мы наполовину люди. Только одни попреки слышу. А я, хоть убей, даже не представляю, как найти Злыду. Увы, я так же несведущ, как все вокруг. Может, ты чего посоветуешь?
  - Почтенный Синеок, я - всего лишь скромная служительница Ма и не знаю даже половины того, что известно тебе. Ведь вы, благородные, не доверяете свои тайны простым смертным, - заметила она без укора. - Я выполняю свой долг и исправно несу свою службу.
  - Прости, не хотел тебя обидеть. - Синеок коснулся ее плеча. - Я же тоже лентяя не праздную, на лавке бока не отлеживаю и пользу немалую людям приношу, только не в силах сделать больше того, что могу сделать.
  Великан и жрица двинулись по дорожке к небольшому белому домику, утопающему в пышной зелени небольшого сада.
  - Дозволь спросить, высокородный Синеок, ты страж или судья?
  - Воин. Поверишь?
  - Воин? - Любавушка снова остановилась. - Уж не Великий воин ли?
  - Гляди-ка! Она знает про Великих воинов! - Гость спрятал удивление за усмешкой. - Вот что мне нравится в глубинке, так здесь, в отличие от городов, ничегошеньки не меняется - ни бытность, ни обычаи. Время, что ли, в захолустье течет медленнее? И люди верят истовее, и служители храмов - чисты и честны. И предания хранятся дольше. И только в глубинке можно встретить женщину-служительницу богов. Повсюду-то в храмах заправляют мужики.
  - И служат они больше Творцу, если ты заметил. Храмы в честь Великой Матери давно не возводят. Древних, подобных нашему, осталось очень мало, - осторожно произнесла она. - И ты не хуже меня знаешь тому причину.
  - Неужто Богиню-Мать стали меньше почитать?
  - Не парой. Отдельно, - пояснила жрица шепотом и недовольно заворчала. - Взялся душу мотать.
  - Не серчай, уважаемая, - произнес Синеок. - Меня ж ваши священнические споры мало заботят. Я в храмы не хожу, оно мне ни к чему. Но сейчас, когда ты сказала, про то, что Трижды Великих будто разделили... Тут я с тобой согласен.
  - Не должна была говорить. Нехорошо это.
  Дабы не смущать жрицу и не нарушать установившееся между ними взаимопонимание, вель вернулся к более важному вопросу.
  - Что ты знаешь о Великих воинах, уважаемая?
  - Только народное предание. - Любавушка повела плечами, черты ее лица смягчились. - Прежняя наставница нашей обители как-то поведала мне, что живут среди людей Великие воины, кои служат залогом мира на земле, подобно тому, как Божья Булава означает победу Добра над Злом. Хотя война давно закончилась, бродят они по всему белому свету, нигде подолгу не останавливаются - охраняют нас от бога Мрака. Обладают эти великаны-воины неким заветным волшебным оружием, и покуда жив хоть один из них - на земле сохранится мир и покой. Правда ли это?
  Синеок кивнул, потом мотнул головой.
  - И я, старый дурак, думал точно так же!
  - Ой, наговариваешь ты на себя, почтенный.
  - Э, нет, Люба. Я тоже верил, что покуда храню Ключ - мир нерушим. Выходит, обманывал себя. Верил, что не будет войны, хотя второе пришествие Злыды было предсказано. Малодушничал, надеялся, авось обойдется. Думал, что коль уж сбудется пророчество, то не в мою бытность. Думал, что не доживу до сего дня.
  - Пророчество? Второе пришествие?
  - Когда впервые услышал о пророчестве, тоже удивился, как такое может быть? Злыду прикончили, но не до конца?
  - Как давно ты узнал о пророчестве?
  - Давно и не от наставника, а случайно. Пресвяток, поди, слыхом не слыхивал о Втором пришествии. Попал я как-то на праздничное застолье в доме знакомого собрата, в ту пору у него гостил один старый тайновед. Так вот он к слову рек, что надо быть настороже, ибо однажды Злыда вынесет свои черные телеса на белый свет. Мы к нему с расспросами, мол, шутишь али как. Откель сведения? Разве Творец отсек у Моркоши что-то еще, о чем Повести умалчивают, и какая тогда срамная его часть явится нам на беду? Он с достоинством ответствовал, что его наставник постоянно об этом твердил, мол, вели-чародеи только заколдовали Злыду, не убили, однако подробности ему неведомы. У нас принято верить словам старших. Я тогда на ус намотал, а потом забыл, и не вспоминал, если изредка...
  - Что такое "ключ"? - спросила жрица и прикусила губу. - Прости, не должна была спрашивать.
  - Ключ... - Синеок прижал руку груди и, после недолгих раздумий, вытянул из-под рубахи на тонкой кожаной полоске чудесную вещицу. - Сию вещицу мне поручено хранить.
  Загадочная святыня по виду походила на Ключ Жизни - петлю с Т-образным крестом снизу - хорошо знакомый Любавушке знак. По обычаю, Ключ Жизни в правой руке Великой Богини красили золотом а, когда изображали его отдельно, над входом в храм - в красный цвет. Синеоков же оберег был сделан из странного материала, будто стекла. Он казался прозрачным и в то же время был непроницаемым для света, чернел на солнце, а в тени - мерцать начинал.
  - Для чего он? Какое отношение имеет к миру на земле? - Жрица протянула ладонь, но вель поспешно спрятал подвеску обратно за пазуху. - Или это ключ к тайне бессмертия?
  - Вот уж вряд ли, - старый вель хмыкнул. - Мой наставник давно почил. И все прежние обладатели Ключа тоже умерли - их прах вернулся в землю, а светлые души поднялись на небеса. И я - всего лишь хранитель, а Светозар будет следующим. Мне неведомо, какие ворота он отмыкает. Но так оно даже лучше, ибо нет искушения - пойти к тайным вратам, проверить подойдет ли ключ к замку.
  - Неужто проверил бы?
  Великан улыбнулся - его лицо озарилось, глаза блеснули озорством - и будто помолодел сразу на целый век.
  - Кабы знал да ведал - всего отведал.
  Любавушка тоже заулыбалась, прихорашиваясь, пригладила безупречно убранные волосы но, спохватившись, приняла обратно важный вид.
  - Ох, что вы за люди такие, вели! Не поймешь вас, когда серьезно говорите, а когда - насмехаетесь.
  - Я не знаю тайну Ключа. Учитель мне передал его со словами: "В срок Великие воины должны объединиться, ключи соединить в одно целое".
  - Воинам пора объединиться? Сколько всего "ключей"? Что получится, если их соединить?
  - Нет у меня ответов на твои вопросы.
  - Да помогут вам боги. Вы - наша защита и спасение.
  - Один я, Люба, и понятия не имею, где искать остальных.
  - Помилуй, Ма! Да как же ты их не знаешь? - Жрица округлила глаза.
  - Не знаю - и все тут! Может, ты чего подскажешь, а?
  - О, боги всемогущие! Кто и с какой радости доверит ваши велевы тайны мне, простой смертной?
  - Однако про волшебные вещи, хранимые Великими воинами, тебе известно.
  - И что с того?
  - Между прочим, велева тайна... была.
  Жрица ахнула и загородила рот ладошкой.
  - Так я ж думала, что это обычная сказка и нет никакой пользы от волшебного оружия, как от Божьей булавы, - скороговоркой заверила она, вызвав смешок гостя.
  - И от этой тайны - никакого проку, как от Божьей Булавы.
  - Почтенный, а если завет не будет выполнен, что станется тогда... со всеми нами?
  - Злыда убьет всех, кто не покорится ему, и потекут кровавые реки, - ответил он переиначенной строкой священного писания.
  - Был убит каждый, кто не покорился Исчадью Мрака, - исправила дословность жрица и продолжила по памяти. - По мертвой выжженной земле, где не осталось ни мыши полевой, ни птахи щебечущей, ни зеленой былинки, потекли реки крови. - По привычке она помахивала бахромчатыми концами пояса. - Нельзя допустить повторение... Нельзя!
  - Кабы не вышло еще хужей, чем в Прошлом. Поди докажи, что на земле снова появилось Зло во плоти. Не поверят, даже когда столкнуться с ним нос к носу! Спохватятся, а поздно будет.
  - Вестники предупредили всех божичей?
  - Вряд ли. Провидение очень редко участвует в земных делах. Сам оповещу знакомых собратьев, а они - остальных. Меня тревожит иное - много ли среди них хранителей, все ли они - воины?
  - Когда нет войн - воины не нужны.
  - Понадобятся в скором времени. Каждый мужчина должен научиться обращаться с оружием. Придется людей отрывать от мирных дел и обучать. Воинское искусство - наука тяжелая. Не усвоил урок - прощайся с жизнью.
  - Люди должны готовиться к Великой Битве?
  - Сумеют защитить свой дом, свой клочок земли - уже хорошо, - проворчал Синеок. - А если война дойдет до Великой Битвы, то людям не на кого полагаться, кроме как на себя самих. Другие народы за нас не впрягутся, а от богов вообще помощи не жди. Трижды Великие давным-давно пустили дела земные на самотек.
  - Свят-свят-свят! - Любавушка отмахнулась от гостя концами пояса и осмотрелась вокруг - не стал ли кто из прихожан свидетелем ужасных велевых речей. - О, боги не слушайте его!
  - Ага, прямо-таки внимают тебе боги, развесили уши. - фыркнул вель. - А деи, так и вовсе, плевали на наши беды.
  - Ах ты, старый хрыч, богохульствовуешь на святой земле!
  - Ладно-ладно. Ты тоже не молодуха. - Синеок смело встретил грозный взгляд жрицы. - И коль уж столько лет на земле обретаешься, не хуже моего должна все понимать.
  - Не обижай деев! Иначе они не откликнутся на мольбы!
  В другой раз Синеок промолчал бы, но тут не сдержался.
  - Ох уж, мне эта людская привычка - уповать на богов. Открою тебе тайну. Деи равнодушны, как к хуле, так и похвале. Полагаться на них - пустое дело. Что деи, что ляды, суть, одно и тоже - управители стихий. Они не добрые и не злые. Для них нет ни сегодня, ни вчера, ни завтра. Они живут одним мгновением. Они - само сиюминутное действие. Люди же думают, если свершилось что-то хорошее, то это дей пособил, а если бедствие, то виноват ляд да лихо. Нет! Всяко-разно деи вмешиваются в бытие не от большой любви к роду человеческому и не для того, чтобы наказать за какие-то прегрешения, а по своему разумению, кое непостижимо для нашего ограниченного ума. Они и людей-то замечают совершенно случайно. Ну, бывает, конечно, откликаются они на истовые мольбы, снисходят до простых смертных. Один, как родитель мой незабвенный, чтобы совокупиться с какой-нибудь молодухой. Другой - в засушливый год прольет дождем пашню. Третий - нагонит ветра в паруса. И сразу же они забывают о своем благом деянии - деи, одним словом. С той же легкостью они заставляют людей страдать и бедствовать. И не потому, что прогневались на кого-то.
  - Многое на своем веку слыхивала, но такое... - прошептала жрица, вне себя от противоречивых чувств. - Тем более странно, когда подобное говорит божич.
  - Так убеди меня в обратном! Я готов выслушать твои доводы.
  - Есть учение. Нельзя отделять деев от породивших их Трижды Великих Творцов - все они боги Добра и Света. Почитание пресветлых богов есть основа веры, единственной истинной веры на земле. Заповеди Мудрого Творца защищают души людей от Зла. Благодаря вере, наши предки выжили в Смуту, вынесли все лишения и прошли все трудные испытания. Они сохранили свои души чистыми. Ты же богохульством своим разрушаешь Храм, который люди по камушку возводили долгие века.
  - Напридумывали всякого, задурили людям головы этим вашим учением.
  - Пусть ты сын бога, но святотатствовать не смей! - Любавушка хлестнула Синеока поясом, совсем не больно.
  - Ой! Пришибешь же меня заодно с лядами.
  - И поделом тебе, охальник.
  - Еще и бьют за правду! Как есть, тебе говорю. А пыл свой ты для проповедей прибереги. И внушения свои тоже.
  - Это слова Священного Писания!
  - Да, знаю я. Читал. Много чего насочиняли жрецы, только деи все равно ничего, кроме погоды не делают.
  - А как же великаны? Ты же сам - сын дея.
  - Ха! Не такое уж оно мудреное дело. Что же до остального, то деи обрушивают ливни одинаково - на плохих людей и хороших. Насылают засуху на поля трудяг и наделы лентяев. И солнце светит ласково для всех - преступников и праведников. Это же ясно, как божий день! Можешь возражать, сколь душе угодно, но это истина. И я имею право так говорить, потому что старше тебя, к тому же божич. - Синеок многозначительно посмотрел на Любавушку и, не встретив понимания, продолжил. - Люди думают, раз они подобия богов, значит, и нрав у поднебесных богов должен быть, как у них. Сие убеждение - многовековая ошибка, из-за которой сами люди и страдают.
  - Довольно уже, вель! Ты прекращай свои вероотступнические речи! Кого другого - давно бы прогнала взашей. Ишь, какой проповедник, какой выискался! Думаешь, раз ты божич, значит, тебе все можно?
  - Упаси, Ма! Ни один вель ни в жизнь не станет проповедовать. Делать нам больше нечего, как хлеб у жрецов отбирать. Не для того мы на белый свет являемся.
  Любавушка пожалела, что своим необдуманным попреком обидела дорогого гостя.
  - Ваше предназначение - служить и защищать, - произнесла она с благодарным поклоном, признавая заслуги великанов перед людьми.
  Синеок снисходительно с одобрением кивнул. Нет, не ошибся он относительно жрицы. Он еще в храме, как только увидел ее, почувствовал, что она - особенная женщина, и как-то сразу проникся благорасположением. Правильно сделал, явившись к ней, а не к выборному старосте. Спасибо добрым людям - намекнули, что в Верхней Крутени Любавушка побольше власти имеет, нежели совет старейшин.
  - Хорошо, что понимаешь, а то, случается, ваша братия обвиняет меня, что, мол, вели подменяют собой богов на земле и хотят поклонения.
  - И в мыслях не держу. - Она повела плечами. - Великаны - не боги.
  - Да, мы - не боги. Боги, в отличие от нас, не несут перед людьми никакой ответственности. Мы пытались сделать этот мир лучше. Теперь же придется постараться сберечь этот мир, чтобы не стал хуже. По мне, так уж лучше бы я всю жизнь пахал или тесал камни, ведь нет труда неблагодарнее, чем вразумлять глухих.
  - Кому, как не вам. О, Ма Милостивая и Милосердная, если бы вели могли карать не только за поступки, но за мысли тоже, на земле давно бы уже наступила благодать, какую замыслил Творец.
  - И Зло, что ныне явилось на землю, не нашло бы места, где заронить свои семена.
  - Только боги могут отделить людей честных, со светлыми душами, от тех, чьи души очернены грехами, - вздохнула жрица.
  - Ни боги, ни люди... - Синеок думал о своем.
  - А я-то все голову ломала да гадала, почему среди велей нет не одного священника. Должно быть, если вас одолевает отчаяние, то оно безмерно. Ведь вы, дети поднебесных богов, живете совсем без веры.
  - Мы в себя верим. И полагаемся только на свои силы.
  - Все, довольно! Больше не желаю ничего слышать о ваших велевых тайнах, - строго произнесла она. - Пойдем в дом, почтенный Синеок. Ты, верно, голоден с дороги. Но, ни приведи Ма, если ты заведешь подобные речи в присутствии моих учениц - выгоню, несмотря на то, что ты - мой гость.
  - Я, что, похож на полоумного?
   *
  Любавушка ввела гостя в дом, из дверей которого вскоре выпорхнули две молоденькие ученицы жрицы и побежали в селение.
  - Ну и дела, - прошептал Торопа, стоявший на четвереньках в кустах можжевельника. Он слышал только обрывки разговора, когда собеседники в пылу спора повышали голос. По его мнению, они несли полную чушь, про какого-то Злыдня. Уж не того ли, которым непослушных детишек пугают? Еще говорили о Священном Писании, воинах и войне... Короче, он ничего не понял, кроме одного: старик - вель.
  А о великанах Торопа, как раз, все знал.
  Великаны - чада поднебесных богов - были сильные и красивые, как сами деи, только смертные. Мудрейшие из людей - они испокон веков они становились правителями, судьями и стражами, и сохраняли Порядок на земле. Правда, сие явление имело обратную сторону - оно служило оправданием неверным женам. Когда дитя появлялось на свет без участия мужа, греховодница указывала на небо, мол, дей ведь, как тут устоишь. А то, что ребеночек урождался хиленьким, неказистым и похожим на соседа, как два сапога с одной ноги, обнаруживалось лишь, когда тот подрастал, но к этому времени он уже становился полноправным членом рода, а в Священном Писании, на данный счет, дано предельно ясное установление: дети - залог истинного земного бессмертия. Впрочем, разводы, конечно, случались...
  У Торопы самого с происхождением было не все в порядке. Родился он раньше срока, так торопился появиться на свет, отчего нарекли его соответствующим имечком. Чем не повод, возомнить себя велем, а? Да еще матушка, случалось, нет-нет, да проронит: "Вот, ведь послали боги сынка..." Или: "У всех дети как дети, ты ж у меня, как не от мира сего..." И каждый раз Торопа про себя отмечал: "Ага!" Но когда заводил с ней разговор издалека, будто ему совсем неинтересно, о своем появлении на свет, она обзывала его "дурындой безмозглым". Мол, сколько еще ты мне будешь душу мотать... сто раз об одном и том же.... и не выдумывай, уж кто-кто твой папаша, да только никакой не дей.
  Однако мечты у человека не отнять! Уже от одной мысли о богоподобном величии у Торопы прибавлялись силы. А похоть неуемная, уж не от деев ли?
  Впрочем, в каждом человеке есть частица божественного.
  Торопа обмер, когда кто-то потянул его за одежду. Душа ушла в пятки. Он медленно повернул голову и увидел перед собой однорогую козу, жующую подол его длинной рубахи. Облегчение сменилось гневом.
  - Да иди ты, лядово отродье! - прошептал он и двинул кулаком промеж глаз глупому животному. Коза замотала головой.
  Торопа пересек дорожку и, перебегая от дерева к дереву, подкрался к дому жрицы. Прижавшись к стене, он напряг слух и определился с местом, где велась беседа. Пробравшись под окно, он затаился.
  *
  - Наставник мой, светлая ему память, воспитывал меня по всей строгости велевой науки, так, будто завтра начнется война. Обучил меня всему, что знал и умел. Покрикивал, гонял до седьмого пота. Когда урок заканчивался, я с ног валился, - слышался глубокий, зычный голос старого великана.
  - Знания старших должны наследовать молодые. Никто не должен сходить с земли, не подготовив себе замену, - раздался в ответ переливчатый голос Любавушки. - В знаниях, передающихся от учителя ученику - жизненный опыт не одного, а многих людей. Что станет с человечеством без многовековой мудрости? Народ, не помнящий обычаев предков, подобен башне на песке.
  - Мой учитель, Пресвяток из Крайницы, славный был кузнец, равного ему на всей земле не сыщешь, кузнец от бога, как говорится. Хотя передал он мне тайны древних мастеров, я - при всем старании - по сравнению с ним, подмастерье. Нет у меня тяги к кузнечному делу! В оружии я разбираюсь, знаю, как надобно его ковать, вот только у меня железо не поет, как у него. В ратном искусстве, думаю, мы с ним равных высот достигли. Начни мы с ним в силе состязаться - средь нас двоих никто не вышел бы победителем. А как следопыт - я лучше, есть у меня особый дар, лес для меня как дом родной. Считай, полжизни в лесах провел. Еще Пресвяток был жив - полземли с ним обошли, кочевали по белу свету, нигде подолгу не оставались. Потом уж я один... Последний долг перед ним выполнил и пошел скитаться.
  - Где похоронен твой учитель?
  - В Крайнице, крепости, недалеко от Новокрайнова.
  - О! Так это ж совсем рядом, дней десять пути. А про тамошнюю крепость не слышала.
  - В ней никто не живет. Крепость в самих Змеиных горах стоит. - Вель ненадолго умолк, предавшись воспоминаниям. - Пресвяток загодя просил меня устроить всесожжение в Крайнице, а как почувствовал приближение смерти, говорит мне: "Пойдем в Крайницу. Хочу умереть там, где умер мой наставник". Пришли мы туда - и на третий день он упокоился, умер во сне. Я исполнил его волю, поленницу сложил, как положено, и сжег его на рассвете, а прах среди камней развеял. Своему ученику тоже накажу справить погребальный обряд в Крайнице.
  - Рано тебе еще о смерти думать.
  - Так я не о смерти, а об обычаях. Не знаю, чего это я с тобой разоткровенничался. Никому не рассказывал, ты - первая.
  - Знать, возникла у тебя потребность исповедаться. Не беспокойся, Синеок, я умею хранить тайны.
  - А чего я такого сказал? Просто, вспомнил о своем наставнике.
  - Ты всю жизнь провел в странствиях?
  - Почему же! Останавливался иногда в городах или селах, в особо холодные зимы. Стражам помогал, следопытом служил или на какую другую работу подряжался. Я же мастер на все руки! Коль нравилось где - оставался подольше, но больше года не выдерживал. Оседлая жизнь - не для меня.
  - И семьи у тебя нет?
  - Семьи? Бывало, зацепишься за подол какой-нибудь бабы, а выпутаться не можешь - вот тебе и семья, - весело признался вель, не без намерения смутить жрицу.
  - Да ну тебя, похабник.
  - Не положено мне по званию семьей обзаводиться, - вздохнул он. - Последний год, правда, жил в доме одного кузнеца в Крайнове, меня как родича приняли. Собрался, уж было, и остаться навсегда в его доме, взялся тамошних детишек обучать, и тут - нате! - вестник. Нет, я, конечно, вестнику обрадовался, а то ведь уж стал грешным делом подумывать, не будет у меня наследника. Плохо, что пришлось бросить детишек.
  - Не кори себя - свой долг выполняешь.
  - Верно, мой долг... Но детишкам-то, как объяснишь? Успел привыкнуть к ним, и они ко мне доверием прониклись. Получилось, будто обманул их.
  - У тебя не было выбора, почтенный Синеок.
  - Да как ты не поймешь! В том, что я оказался в подобном положении - только моя вина. Всю жизнь того избегал, а на старости лет, вот так вот, себя наказал. Не пристало воину изменять своему предназначению, не должен был я желать мирной жизни.
  - Уже не изменишь ничего, - проявила сочувствие Любавушка. - А ты успеешь обучить Светозара?
  - Положу на это все силы. Слово веля! Передам ему весь свой опыт, научу всему, что умею сам. Времени у меня в запасе много, годков пятнадцать - точно мои.
  - Как ты срок определил?
  - Так, в Прошлом сколько Злыда по земле метался, прежде чем война началась? Целый век, поди. Вот, и нынешнее Исчадье Мрака не решится показаться в открытую, покуда один, станет пакостить, но не так, чтобы явно, душегубствовать, но так, чтобы не быть пойманным. Будет дожидаться, когда поднимется его дурная поросль. Уж где-то заронил, поди, поганец семена зла.
  - Дети его, да?
  - Коли все повторяется, как в Прошлом, злыденыши - отродье Злыдино - должны набраться сил, ума и наглости. От мелких да сопливых - проку мало, словят их стражи, после первого же их злодеяния. В Прошлом-то он поставил злыденышей во главу полков своего черного воинства. А что за полководец, когда его щелчком по лбу свалить можно? Верно говорю, Злыде нужно время. Да еще - черное воинство собрать.
  - Как собрать? Кто пойдет к нему на службу?
  - Знамо кто - лиходеи, грешники да чудовища кровожадные.
  - Откуда же чудовища возьмутся? Пернатых змеев, что ли, Злыдень приручит?
  - Злыда - могущественный колдун, создаст чудовищ себе под стать, - пояснил Синеок. - А горынычи - божьи твари. Не нападают на людей. Но если их раздразнить - как всякий зверь, будут защищаться.
  - Хвала поднебесным богам, что у людей есть защитники.
  - Буду делать, что должен, а там...
  - Нет, не может быть, что вернулось Исчадье Мрака. Это кто-то другой или что-то другое. В Повестях написано, что оно уничтожено "на веки вечные".
  - Твои Повести писали люди, а люди - ой, как часто - заблуждаются.
  - Вели объявили, что заклятый враг всего живого убит!
  - Ты сама слышала, своими ушами?
  - Ты сомневаешься в истине священного писания? - На лице жрицы выступили багровые пятна. - Непозволительно и непростительно оскорблять святое даже божичу!
  - Причем тут я? Это Исчадье Мрака оскорбило своим всех нас Вторым пришествием.
  - Ты говорил, что было предсказание. И ваши тайноведы скрыли правду от простых смертных...
  - Правильно сделали. Представь, каково им было бы жить со смутой в душе, с думами тяжкими? Подобные знания лучше таить до поры до времени.
  - Но ты-то божич, почтенный, однако тоже был ни сном, ни духом.
  - Мне еще только предстоит узнать тайну Второго пришествия.
  - А, может, эта тайна была настолько страшна, что причастные к ней решили ее скрыть ото всех и забыть? - прямо спросила жрица.
  - Нет, Любава, такие знания не забывают, а хранят со всей тщательностью. Кто-то знает всё - о победе в Великой битве, Исчадье Мрака, Ключе.
  - Нет, нынешний Злыдень не может оно быть Исчадьем Мрака из Прошлого, иначе бы в Повестях... - Она запнулась, едва не высказав святотатственное суждение относительно священного писания.
  - Снова заладила о своем, - вздохнул Синеок.
  - Все, облаченное в плоть, умирает, - Любавушка, справившись с негодованием и собравшись мыслями, принялась рассуждать вслух. - Всему живому на земле отведен определенный срок, даже воплощенные деи уязвимы...
   - Вот только Исчадье Мрака - плоть от Моркошиной плоти, - напомнил вель, чем обратил оружие жрицы против нее самой. - В Повестях написано, что Великий Творец, оскопив Моркона, нанес ему еще какие-то увечья? Перечислены каких-либо другие отсеченные части телес?
  - К чему ты ведешь? Исчадье Мрака наделено земным бессмертием? - Испуганная догадкой, она посмотрела на благородного гостя с тщетной надеждой, что тот не согласится, но он не стал возражать.
  - Да я сам - ох-как удивился. Честное слово! Прежде-то о Злыде не задумывался, а тут, по дороге в вашу Крутень, немного мозгами пораскинул и пришел к точно такому же выводу. Ведь Злыда - какая-никакая, а часть одного из первых богов. А то!
  - Но тогда в священном писании...
  - Победитель волен сочинять о поверженном враге все, что душе угодно, благо тот не может возразить. Вот о чем забыли люди, так это - 0 Злыдином бессмертии.
  - Разве ж такое можно забыть?
  - Человеческая память - странная штука. Люди очень сильно поверили, что Исчадье Мрака уничтожено. Захотели верить - и поверили. Уж ты-то, как служительница веры, должна понимать природу сего явления. - Он говорил мягко, стараясь не задевать искренних чувств. - Можно назвать это самоутешением, самоубеждением или самообманом, даже - силой привычки. Знаешь же, что вера есть приятие того, что считается непреложной истиной. Ни доказать, ни опровергнуть... "Так принято считать" - все тут! И что получается? Устоявшееся мнение всем нам боком выходит, когда мы в действительности сталкиваемся с тем, во что отказываемся верить. Мы просто не желаем этого замечать, даже глядя в упор.
  - Должно быть какое-то свидетельство. В ваших запретных книгах оно точно должно сохраниться.
  - Какая теперь разница! Ныне-то мы и без писулек всяких знаем, что в своем земном воплощении Злыда неуязвим. Почти неуязвим. В Прошлом-то его как-то все же одолели.
  - Смерть не властна над Злыднем, - прошептала жрица, думая о своем.
  - Ну, это уже ваше богословское дело - рассуждать о степени подчинения Злыды и Смерти, о том, возьмет ли она Его, или как Его ей предать. Не хочу гадать на сей счет. Однако победить Злыду можно! Великие воины и чародеи нашли способ избавить от него землю на много веков. Надеюсь, способ не устарел и сгодится ныне.
  *
  "Ага! Вот оно что!" - беззвучно произнес Торопа, стоявший под окном.
  Краем глаза он заметил какое-то движение справа, и обернулся как раз во время для того, чтобы обнаружить в пяти шагах однорогую козу, готовую к нападению. Угрожающе склонив голову, она била копытом, взрывая землю.
  - Ух, ляд тебя раздери! Единорог хренов, - беззвучно ругнулся Торопа и бочком, вдоль стеночки, сдвинулся с линии атаки. Однако коза, не упускавшая его из виду, развернулась следом, и ее единственный рог снова оказался нацелен на обидчика.
  - Э-э-э, ты, что, сдурела, коза! - зашипел Торопа и даже покрутил пальцем у виска, показывая животине, что он ней думает.
  Коза взбрыкнула, вскинула гузку и понеслась. Мужичок ойкнул и, поддерживая штаны, сорвался с места.
  Услышав шум, Любавушка выглянула в окно и, заметив за проломленными кустами козий хвост, посетовала:
  - Опять коза с привязи сорвалась. Дел понатворит, животина бестолковая.
  - Горит что-то, - вель повел носом в сторону кухни.
  - Ой, совсем забыла, - всплеснула жрица руками. - Девчонки пряники поставили! - Она кинулась к печи и достала из нее противень с пряным печеньем.
  Пряники были особые, фигурные, в форме женских внутренних органов. Они обладали лечебными свойствами, потому что тесто для них замешивали на чудесной целебной водице из источника Великой Матери. Их испокон веков пекли при храме для угощения богомолок, что прибывали в Верхнюю Крутень со всего Десятиградья и из других краев.
  - Угощайся, почтенный Синеок. - Любавушка поставила перед гостем плетенку с выпечкой причудливой формы. - Сейчас соберу на стол что-нибудь еще.
  Гость, хотя и смотрел на нее ясным взором, мыслями был далеко. Он не слышал жрицу и даже не взглянул на подношение. Он думал о предстоящей встрече с будущим Великим воином.
  Каков Светозар? Ощущает ли свою избранность, особость, отличие от простых смертных?
  Жестоко отнимать дитя у матери, но так надо, ради мирного будущего всех людей.
  Любавушка сказала, дитя малое. Так и должно быть. Чем младше - тем лучше. Годы набегут... Самого Синеока забрали младенцем, только ходить начал. У ребенка-то, если есть обиды на жизнь, то незначительные, а если семья дружная, то таковых не должно быть вовсе. Хорошо, если он во всем слушается родителей, которые не станут свое дитя плохому учить. Разве какая мать растит свое дитя злыднем? В детстве-то человек - как кусок мягкой глины, из коего можно вылепить все, что душе угодно.
  Времени должно хватить, чтобы подготовить преемника и передать ему знания. Десять лет, а, может, все полтора десятка - более чем достаточно. Великая Богиня так вообще, вылепила людей всего за три дня. Правда, и получились они немного недоделанные. А тут отпущен срок несравнимо больший.
  Лишь бы не помереть раньше, лишь бы ничего не помешало...
  *
  Слава всем богам, что рождались на земле великаны! И неважно, воплощался ли таким образом один из величайших замыслов творцов или в том не крылось ничего, кроме прихоти и легкомыслия деев.
  Неизвестно, как поднебесные боги делали свой выбор, и почему являлись не ко всякой зовущей дщери человеческой. Иначе благородных и простых людей было бы поровну. Но велей-то нарождалось мало.
  Богословы не выявили закономерностей и точно не установили, какими именно женскими достоинствами прельщались поднебесные боги. Что их влекло - внешняя красота, становитость и телесная зрелость или свойства внутреннего порядка - душевная чистота, богобоязненность, покладистый нрав. Так же оставался открытым вопрос о зачатии - считать ли его непорочным или все же плотским актом. Ведь никто не видел дея, снисходившего или покидавшего женщину. Следовательно, все происходило не наяву, а как-то иначе, и женщина поначалу могла даже не догадываться, что понесла божественное чадо.
  Заринька знала, что было все не "иначе", а по настоящему, на самом деле. Она видела, слышала, ощущала. Обнимала дея, как мужа, а он ее как жену.
  И кувшин, в самом деле, разбился.
  Заринька и мысли не допускала приманивать поднебесного бога, а явился дей именно к ней - как она думала потом, после свершившегося, - потому что услышал ее истовые мольбы и сразу испытал к ней приязнь.
  В ту пору Заринька едва ли не каждый день посещала храм - откуда, как известно, молитвы вернее попадают на небеса - и обращалась к Великой Матери с одной единственной просьбой - поспособствовать с зачатием, потому что за три года замужества все никак не могла ребеночка прижить. Дошло до того, что благоверный стал обвинять ее в бесплодии: мол, глянь, другие-то бабы, сами того не желая, несут одного за другим, а ты все первенцем никак не разродишься. Несправедливые попреки обижали, ведь она что только не делала, лишь бы зачать - и на омовения в купальню Великой Матери ходила, и молилась усердно, и по совету Любавушки отвары разные пила. Ничего не помогало. Уж отчаялась совсем и белый свет возненавидела.
  Вот тогда и произошло чудо.
  В памятный день Заринька по обычаю посыпала лепестки цветов на храмовый алтарь, зажгла благовония в курильнице и нашептала на дым заветное желание, а после молитвы отправилась к священному источнику за водой. Наполнив кувшин, загляделась на камни на дне ручья, замечталась. Не сразу заметила мерцание - будто искорки вспыхивали и гасли - в густой тени дубовой кроны. Огоньки отражались на поверхности воды, как в зеркале. Посмотрела Заринька под дерево и ахнула. В действительности-то мерцание было еще красивей и ярче, со всполохами и переливами.
  Она поднялась с травы, больше восхищенная, чем испуганная необъяснимым явлением. И в этот миг в том самом месте, где мерцало, неожиданно, ниоткуда возник дей - ни с дерева спустился, ни из-под земли вырос, а выступил чудесным образом прямо из воздуха - нагой и великолепный в своей наготе, молодой, даже юный, просто диво какой складный и пригожий. Завороженная Заринька не могла отвести глаза. Даже не будь она очевидицей деева воплощения, все равно сразу поняла бы, что прекрасный юноша - поднебесный бог. Человек не мог быть таким совершенным.
  - Услышал я глас твой, полный отчаяния и просящий малого, - произнес дей медовым голосом и легкой поступью направился к ней.
  - Так я же... просила Ма, - пролепетала Заринька, желая объяснить, но осеклась на полуслове, потрясенная внезапной догадкой. Ах, неужели! Сердечко забилось в диком восторге, казалось, готовое выпрыгнуть из груди.
  Дей же продолжал говорить, будто и не слышал ее:
  - Не кручинься, дочь человеческая. Помогу тебе справиться с твоей бедой, ибо, увидев тебя, возжелал больше всего на свете, - его откровенное признание не оставляло сомнений относительно намерений. Да тут еще Заринька случайно опустила взгляд на его неприкрытый явный признак желания.
  Кувшин выпал у нее из рук и разбился о камни на берегу.
  Запоздало осознала она, что дей-то - батюшки святы! - совсем голый, и смущенная видом божественного великолепия, загородилась от него естественным стыдливым жестом. Хотя спрятала лицо за ладонями, сквозь пальцы подглядывала за бессмертным.
  И вовсе не было страшно. Было чуточку стыдно и любопытно.
  Дей перешел ручей, как посуху, не замочив ноги. Встал почти вплотную - светлый лицом и могучий телом. Его чудесный, пьянящий, свежий цветочно-травянистый аромат обволок Зариньку.
  - О, боги всемогущие, помогите, - прошептала она в беспомощном волнении.
  - Я без них, сам справлюсь, - заверил ее дей, смело обвивая рукой ее талию и напирая своей божественной мощью.
  - Ох, лучезарный, пощади, - взмолилась молодуха, охваченная неуемной дрожью томления.
  Дей отвел ее руку в сторону и нежно прижался губами к щеке, отчего по телу жар разлился, снедая плоть и плавя кости. Подкосились ноги у Зариньки - не держи ее дей в объятиях, рухнула бы наземь как былинка скошенная.
   - Нет. Не здесь, - вымолвила она из последних сил, охваченная несказанной негой.
  Поднебесный бог ловко подхватил ее беспомощную на руки и, оглядевшись как вор, понес в сторону от тропы. Бережно уложив на траву, осыпал ее страстными поцелуями и одарил дерзкими ласкам, и овладел ею, совсем сомлевшей...
  *
  Пошатываясь, будто пьяная, Заринька вышла к ручью. Наступив на черепок кувшина, она тихо выбранила себя за криворукость, принялась доставать осколки из воды, чтобы вернуть чистоту священному источнику. Увидев свое отражение и шепнув ему: "Неряшка", - она привела себя в порядок. Вот была бы хороша, если б вернулась домой в непотребном виде, растрепанная!
  Никто ничего не заметил ни в тот день, ни потом. И сама она никому ничего не рассказала, потому что от природы обладала кротким нравом и слыла тихоней и молчальницей.
  Дня не проходило, чтобы Заринька не думала о чудесной встрече с деем. И сердечко начинало учащенно биться при воспоминаниях об его ласках. И обмирала вся, представляя, что вот-вот к ней снова явится прекрасный небесный любовник.
  Со временем впечатления притупились, и все произошедшее у священного источника стало казаться прекрасным сном.
  "Нет, наяву все было, - убеждала себя Заринька. - Отец моего любимого сыночка - дей".
  Обстоятельства зачатия Светозара ей удалось ото всех скрыть и ни у кого не вызвать подозрений. Получилось-то как? Когда она поняла, что прижилось волшебное семя, поначалу боясь сглазить, ни с кем не делилась своей радостью, даже с маменькой, а потом уж все сами догадались. И о чем тут говорить? Муж, заметив растущий округлившийся живот, так обрадовался и такой заботой окружил, что она просто не решилась честно во всем признаться и, тем самым, лишить его простого отцовского счастья.
  После первенца Заринька исправно понесла и - одного за другим - родила еще двух детишек. Но если первый - светлолицый и сероглазый тихоня - походил на нее, то последыши уродились в мужа - рыженькие. рябые, крикливые.
  Думала она, что и впредь удастся сохранить в тайне благородное происхождение старшенького, потому как дети, признанные велями, долго в семье не оставались - рано или поздно их отнимали у матерей для обучения премудростям, дабы, возмужав, они служили людям. Таков был закон. Надеялась, что доля сия не выпадет ее любимому чаду. Да все напрасно...
  *
  Увидев вбежавших во двор и распугавших кур помощниц жрицы, Заринька сразу почуяла неладное - не по ее душу, а по Светозарову, прислала их Любавушка.
  И точно! Девчонки наперебой затараторили, что Любавушка-де желает видеть ее немедля и непременно вместе со старшим сыном. Любавушкиной воли в селе никто не смел ослушаться. Как можно прекословить жрице Великой Ма? Посему Зариньке больше ничего не оставалось делать, как отправиться в нагорную обитель Ма.
  Дурное предчувствие оправдалось. В доме жрицы она увидела величественного старца, совсем белого, но с глазами удивительно синими, взглядом ясным и проницательным. Как вошла она в светелку, так и остолбенела - столь сильное впечатление произвел на нее гость - даже не услышала, что сказала хозяйка. Старик же будто не заметил ее, только на Светозара таращился. И поняла Заринька, что ее тайна - для него вовсе никакая не тайна. Все знал вель про нее и про ее сына. Любавушка что-то говорила, голос ее доносился до Зариньки откуда-то издалека. Хвалила она кого-то, мол, мальчик хороший, послушный, умненький не годам. А ведь это про ее сыночка ненаглядного, вымоленного у поднебесных богов, кровиночку родную...
  И тут из глубины безропотного женского существа начал подниматься протест - заклокотало все внутри от несправедливости такой.
  Да разве же такое мыслимо! Каким жестокосердным был тот, кто придумал закон ребенка у матери отнимать.
  - Нет! Не отдам сына! - произнесла Заринька и не узнала свой голос. - Ни за что не отдам. Хоть убейте!
  Поднялся старик, расправил плечи, засверкал глазами, заметал молнии - такой и вправду убить мог того, кто против его воли пойдет. Звуки его голоса показались раскатами грома.
  - Отдай его мне, женщина! Знаешь порядок. Твой сын - великан! Не для тебя он. Не спрячешь божича под подолом. Он появился на земле, чтобы стать воином. Таков его долг! Не о себе, а о нем подумай, дура-баба.
  Закрыла Заринька уши ладонями, не желая слушать правду, замотала головой.
  - Мне он богом дан.
  - Отпусти, по-доброму прошу. Другой придет - заберет, не спросив. Или хуже того - изведет его Злыда хитроумным способом.
  - Какая-такая злыда? - пролепетала Заринька.
  - Злыда Темнозрачный, плоть от плоти Моркоши.
  О каком Злыде говорит этот человек? Не тронулся ли он умом на старости лет? При всем уважении к его сединам, верилось с трудом.
  Заринька испуганно покосилась на жрицу, вопрошая взглядом: мол, не спятил ли часом дед?
  - Верь ему. Все без обмана, - одобрительно кивнула Любавушка.
  - Пришло Исчадье Мрака на землю, чтобы сгубить род людской. Грядут страшные времена, - продолжал вель. - И тогда всё, что люди прежде называли "злом", покажется пустяком, из-за коего горевать не стоило. Злыда принесет голод, разруху, посеет на земле вражду и ненависть. Он будет пить кровь человеческую и купаться в слезах. Поверь, женщина, это случится, если его не остановить. Он уже рыщет по земле, выискивая велей, чтобы их убить, особенно маленьких, потому что с ними легче справиться. Божичи - его первейшие враги! И если он переведет всех нас, то и людям - не жить. И жизнь им покажется горше смерти.
  - Он боится великанов, да? - спросил Светозар. Все то время, как Заринька пыталась отстоять свое материнское право, ее сын очень внимательно слушал странного сердитого старца - про долг веля на земле, про Злыду, про грядущие беды. И если первое представлялось ему очень смутно, то про Злыдня-то он все понимал.
  - Да! Только великаны могут победить Злыду, а простой человек с ним не справится, - ответил гость. - Злыда обладает сильными чарами, погибельным для людей.
  Про Злыдневы козни Светозар знал - мама рассказывала. Пугала Злыднем младших брата и сестренку, когда те не слушались и начинали баловаться. "Вот, придет Злюха, - говорила мама, - и разрушит наш дом, и пойдем мы босиком по камням катучим, куда глаза глядят, и горюшко горькое обовьется петлей вокруг шеи, и шептать будет, что Злюха не оставит нас, изведет нас всех". Страшно становилось Светозару, притом что сам он всегда вел себя хорошо. Слушал он матушку и думал: почему люди претерпевают от Злюхи, и не могут извести его самого? И еще думал, что когда станет большим и сильным, то непременно найдет вреднючего Злюху и победит его.
  А намедни ему приснился страшный сон, будто встретился ему на дороге черный зверь размером с быка, только вместо копыт у него были ладони с длинными пальцами, и морда - не морда, а на лицо похоже. Светозар сразу догадался, что повстречался с самим Злюхой, да так испугался, что к земле прирос, с места сойти не мог. Злюха кинулся на него, но будто на стену налетел. Снова бросился - и опять не достал, натолкнувшись на невидимую преграду. А потом вдруг его окружил яркий свет, да такой яркий, что поглотил все вокруг...
  Разбуженный солнечным лучом, пробившимся в щель в пологе, Светозар отринул ночные страхи, и его желание скорее вырасти и стать сильным, чтобы побороть Злюху, стало еще больше.
  Оказывается, победить Злюху может только великан.
  - Мама, я - великан? - спросил Светозар.
  Застонала Заринька, готовая расплакаться, крепясь из последних сил.
  - Да! - С трудом далось признание. Семь лет берегла она тайну. Соврать бы ради его, несмышленыша, блага, да как можно, когда он смотрит по-взрослому серьезно, будто в душу заглядывает?
  - Пойми женщина, любовь твоя материнская - плохая защита для сына. Опекой своей ты его не убережешь, - продолжал увещевать Синеок. - И сам он не сможет защититься от Злыды, будь он трижды сильным. И не надейся, что беда обойдет твой дом стороной - зло обоймет всю землю, никого и ничего не пропустит. Запомни! Злыду или побеждают, или ему подчиняются, а третьего не дано. Но велей он все равно не пощадит... ни-за-что. Учиться надобно твоему сыну для того, чтобы с умом использовать свой дар, потому что победу не всегда добывают силой. И только я могу обучить его всем премудростям.
  - Мама, я хочу побороть Злюху, - Светозар дернул мать за подол.
  - Иди ко мне, - позвал мальчика вель и протянул большую коричневую от загара руку. - Я исполню твое желание. Ты станешь Великим воином.
  - Нет, - прошептала Заринька, а ее сын уже шел к старцу и, подступив, доверчиво вложил в его широкую ладонь свою ладошку, как бы заключая, таким образом, договор.
  - Ах, ну как же так! - всплеснула она руками.
  Застращал ее грозный вель, и она уже была готова на все, ради блага сына - только не ожидала, что дело так повернется, что Светозар сам выберет свою судьбу.
  - Вот и хорошо! - сказал Синеок и ласково заулыбался мальчику. Его лицо, словно озарилось внутренним светом. Он сразу преобразился, отчего все вокруг увидели, что он не старый вовсе, что еще полон сил и задора, и душа у него молодая.
  *
  Уладив дело, Синеок засиживаться не стал, засобирался в дорогу. Согласился принять от Любавушки съестные припасы и отказался от вещей для Светозара, которые Заринька, было, кинулась принести. Он поклялся матери, что ее сын ни в чем не будет нуждаться. "В путь-дорогу ни к чему брать с собой больше, чем может унести в дорожной суме, - сказал он. - Да еще плащ и посох".
  Когда они спустились с холма, невесть откуда появился Торопа и, не таясь, засеменил следом. Любопытно же было.
  Торопа заприметил старика издали, из своего укрытия. Он прятался в кустах акации, росших на повороте - следил за дорогой и подслушивал, как переругиваются два соседа. Ссорились мужики из-за козы, сожравшей в саду горицветы. Владелец сада утверждал, что сей вред учинила соседская животина. Обвиняемый, естественно, отказывался, говорил, что его коза весь день паслась на привязи за околицей, где и пребывает до сих пор. Садовод ему, конечно, не верил. Торопа же под кустами тихонько усмехался - знал он, чья коза слопала цветы, такая одна была на все село - имелась у этой скотины особая примета. Ждал Торопа, когда соседи драться начнут, и представлял себе, как выйдет тогда с важным и загадочным видом и, чтобы привлечь внимание, лихо сморкнется, зажав одну ноздрю большим пальцем. Заметив его, мужики перестанут кулаками махать и спросят: чего приперся? А он бы им, мол, спокойно, друже, знаю я на чьем дворе искать преступницу. Разрешил бы Торопа спор как мудрый судья и примирил бы соседей.
  Здорово могло бы получиться, не появись на дороге Любавушкин гость с Зарькиным сыном. У Торопы в голове сразу зароились всякие разные вопросы. Неужто Светозар - великан? И куда это они на пару, на ночь глядя, собрались, уж не Злыдня ли выискивать? Он вмиг забыл о соседях с их цветами и козами и пустился вдогонку за стариком, не решаясь его окликнуть и надеясь, что тот заметит его и заговорит первым.
  Наконец, Синеок остановился и повернулся.
  - Чего надобно? - Его белые брови грозно сошлись над переносицей.
  - Позволь спросить тебя, почтенный. - Торопа робко подступил к великану.
  - Спрашивай! - разрешил тот.
  - Чего это, Злыдень взаправду существует?
  - Подслушивал?
  - Не, не, твое благородие, - мотая головой, Торопа попятился. - Так... слышал краем уха, что Зло пришло на землю.
  - Верно, пришло Зло.
  - Распознать-то его можно как, али нет?
  - По делам узнаешь его.
  - А как он к нам... из сказки, что ль, попал?
  - Не знаю, откуда он взялся, но всем нам он устроит такое, что не в сказке сказать, ни пером описать.
  - А чего случится-то?
  - Перемены грядут. Страшные перемены.
  - Мы не хотим менять Порядок.
  - Я тоже не хочу. И сделаю все, что в моих силах, дабы Порядок оставался прежним.
  - Ты уж сделай, твое благородие. Посмотри, как хорошо мы живем, какая благость на земле. Вон, ведь какой знатный урожай нонче вызрел. Дындлы большущие, того и гляди, лопнут от сока. А тыквелы огроменные, аж как дом.
  - Из земли - ты и весь в заботах о земле, - без упрека или насмешки произнес Синеок. - И понять не хочешь, что Большое Зло нынче бродит по той же земле, что и ты.
  - Может, все обойдется, а?
  - Может, и обойдется.
  Могучий старик потопал дальше, уводя маленького Светозара, а Торопа еще долго стоял и смотрел им вслед, размышляя над странными словами уважаемого гостя, мудрено изъяснялся великан. И вроде на одном языке говорили, а непонятно.
  *
  Под вечер, когда покрасневший диск дневного светила на западе наполовину завалился за горную гряду, окрасив небосвод густым багрянцем, а на востоке, где уже разливалась чернота ночи и ртутным блином выкатилась малая луна, в Верхнюю Крутень вошел странник. Одетый в потрепанный, залатанный плащ с капюшоном, он был похож на нищего - подозрительно бедный на столь щедрой земле.
  Торопа в это время возвращался домой и уже подходил к калитке, когда заприметил на дороге одинокую темную фигуру. Снова взыграло в нем неуемное любопытство, поэтому не стал далеко отходить от ограды. Хотя сам он лишний раз не перегибался, ему казалось странным, как другой человек может отлынивать от работы.
  "Хватает же совести побираться и жить за счет подачек от людской доброты! - подумал он. - Вон как капюшон-то на лицо надвинул - стыдно в глаза людям смотреть".
  Остановился оборванец возле Торопы и протянул жалобно:
   - Сам я не местный. Пода-ай что-нибудь, мил человек.
  - А чё так? Самому, поди, лень работать?
  - Случилась со мной беда страшная, - начал жалобить поздний гость голосом неприятным и дребезжащим. - Уж не знаю, чем прогневил богов... В мой дом попала молния, моя семья погибла, а на меня затмение нашло. Побёг я, куда глаза глядят, и заблудился, теперь уже не знаю, в какой стороне мой дом. Да и на кой мне - на пепелище возвращаться...
  - А соседи-то чего не пособили?
  - Одни мы жили, в лесу дремучем.
  - Ладноть. Тут вот у меня в саду персики на землю осыпались. Иди, забирай, сколько найдешь.
  Обдав неприятным запашком, гость бесшумной тенью скользнул мимо.
  - Красивые у вас края, - погорелец перешел на вкрадчивый шепот.
  - Ага. Сам каждый божий день все гляжу - не нагляжусь.
  - Общительный ты, - зашелестело у самого уха. - Должно быть, все про всех знаешь.
  - А то! Все знаю. - Торопа не мог не похвастаться. - Знаю, кто с чужого куста ягоды щиплет, и кто к кому женихается, и чья коза давеча горицветы сожрала.
  - Вижу, ты - мужик толковый, все примечаешь, - лебезил незнакомец. Его слова были для Торопы подобны звукам волшебной волынки. Приятно ему сделалось от такого вежливого обхождения.
   - Да. Глаз у меня вострый, как у змея-горыныча, - охотно согласился он. Подбоченился, надулся важно, как кузнечный мех - большой снаружи и пустой внутри. - Все вижу, все примечаю.
  - Случилось чего необычное? - осторожно расспрашивал гость. - Не слыхивал ли какие новости удивительные?
  А Торопу хлебом не корми - дай поболтать. Как все болтуны мог и приврать чуток, за что Любавушка неоднократно выговаривала ему.
  "Твой язык - твой враг, - поучала она. - Сказано было: уста - ворота ума, и если держать их открытыми, то ум ускользает наружу. Ноги ума - воображение, и если дать ему волю, оно уведет с правильного пути".
  Забыл Торопа мудрый наказ, выложил, по простоте душевной, гостю все, что знал: и про то, как встретил у грота старика, который оказался велем, и про зарькиного сына, и про Злыдня взаправдашнего. Увлекшись рассказом, он сам не заметил, как опустился на колени, и вместе с пришлым побирушкой стал ползать под деревьями и шарить руками по траве.
  - Засуетились, - прошипел гость, когда Торопа во второй раз стал рассказывать про могучего старика, встреченного у моста. - Теперь-то уж, торопись - не торопись, опоздали они...
  - Ты о чем, дядя? - Торопа недоуменно посмотрел на гостя, но не увидел его лица под капюшоном, только черноту. И вдруг в глубине будто два уголька занялись, вспыхнули красным.
  Оторопел Торопа и от ужаса весь сжался. Много разных странников и богомольцев бывало в Верхней Крутени, только ни у кого из них глаза в темноте не светились. Он, конечно, слыхал про страны заморские, где живут другие народы, не похожие на людей, видел их на картинках, но чтобы вот так, воочию...
  Гость поднялся, распространяя вокруг душноватый гнилостный пугающий запах, и персики посыпались у него из-за пазухи на землю, видать, больше не нужны были. Зарычал дико, закинул голову, простер руки к небесам, погрозил кулаками. Из его нутра вырвался глухой и страшный голос, такой, что у тех, кто его слышал, от ужаса шевелились волосы на всем теле.
  - Будьте вы прокляты, боги, вместе с вашим Провидением!
  - Э-э-э, ты чего богохульствуешь, - прошептал Торопа, отползая от него подальше. - А я еще его персиками угостил...
  - Да пропади ты пропадом со своими персиками, плюгавка. Ничтожество!
  Обидно стало Торопе. Вот, тебе и благодарность за душевную теплоту...
  - Да я тебя... - Он вскочил на ноги, сжал кулаки, запетушился. - Да я тебя сейчас...
  - Что? - рыкнул гость. - Убьешь? Духу не хватит! Только и можешь, что с бабой в постели воевать, и то, когда ейный мужик далече.
  Хохотнул утробно безлицый и направился к дороге.
  - Скотина неблагодарная! - выкрикнул Торопа ему в спину. Хотел догнать грубияна, повалить на землю - и ногами его, ногами... Или придушить голыми руками. Или, по крайней мере, пинок хороший отвесить. Только смелости не хватило.
  И тотчас у него перед глазами встало строгое лицо Любавушки - будто укоряла она. Мол, мало того, что языком мелешь, хуже болтливой бабы, так ты еще и постоять за себя убоялся, зло оставил безнаказанным.
  Неспроста она ему привиделась. Ведь Торопа же, как узнал про Злыдня от пришлого веля, не будь дураком, сбегал на гору к жрице за подтверждением, и та, не стесняясь в выражениях, растолковала ему, что к чему, и между делом сказала одну умную вещь, запавшую в душу. "При попустительстве малодушных людей, - сказала настоятельница храма, - злодей наглеет и обретает уверенность, что ему ничего не будет и за более серьезные проступки, за которыми следуют страшные преступления, а потом и беспримерные злодеяния". Будто предвидела, что все так обернется - стушуется Торопа перед злодеем.
  Устыдившись своей трусости, он отступил, прячась от лунного света под деревьями.
  *
  Тем временем Любавушка отперла дверь книгохранилища, примыкавшего к храму со стороны рощи и, сняв с крюка с фонарь, вошла внутрь. По проходу между длинным столом со скамьями с двух сторон, за которым днем дети учились грамоте, и книжными полками, тянущимися вдоль стены, жрица уверенно направилась в дальний конец, где хранились священные писания. В набежавшем свете заблестели остатки позолоты на потертых потрескавшиеся корешках "Повестей Первых Земных Веков". Их было больше двух десятков, написанных и напечатанных в разное время.
  Придерживая широкий рукав, Любавушка просунула руку в узкий зазор между стеной и неровным рядом книг и извлекла небольшой прямоугольный предмет, обернутый полотном и перевязанный вылинявшей голубой тесемкой. Положив его на край стола, жрица осторожно, чтобы не рассыпать сухую душистую траву, отпугивавшую жучков-древоточцев, развернула тряпицу. Сверток оказался небольшой книгой, в переплете из коричневой кожи.
  Книга, которую последние настоятельницы храма прятали от посторонних глаз, содержала отдельные главы "Повестей" в их первозданности. Записанные служительницами Великой Богини еще в темные века - они не были искажены поздними правками, вставками и толкованиями известных богословов. Чуть больше пятидесяти листов с обломанными уголками, без затейливых заглавий и рисунков, заполненные убористой скорописью, где буквицы еще не обрели свой нынешний вид.
  Стряхнув с обложки крошки сухой травы, Любавушка бережно положила книгу на подставку и стала осторожно переворачивать хрупкие желтые листы.
  - Ага. Вот, - прошептала жрица, найдя нужное место. Она склонилась над древней книгой и, затаив дыхание, вгляделась в ровные строки.
  "Много, много веков прошло со дня, в кой Великий Творец столкнул Ненавистника Всего Живого обратно во извечную тьму и запечатал дыру в земле, когда на свет явилось Исчадье Мрака - ни мужчина, ни женщина, ни человек, ни зверь, ни инородец, ибо не был рожден. Бессмертный, как всякое первое божество, он обладал долговечным облачением, неуязвимым для любого оружия".
  - "Бессмертный... неуязвимый", - прошептала Любавушка.
  В современном священном писании, знакомом наизусть, последний стих отсутствовал. Переписчик опустил его, своевольно или по указанию жрецов, составлявших "Повести", но эта строка таинственным образом исчезла.
  - Как дети, ей богу! Глаза ладошками загородили, но источник-то страха никуда не исчезнет, останется. От обмана-то ведь не стало лучше. - Она сокрушенно вздохнула и продолжила читать хорошо знакомую и, вместе с тем, будто незнакомую книгу.
  "Не сразу Злыдень явил миру свою черную сущность. Поначалу он бродил по земле и злословил, хулил Трижды Великих, призывал отказаться от веры. Он внушил людям богомерзкие думы, и люди стали говорить между собой, что их сотворили не светлые боги, а Моркон, владыка Мрака. Это был первый грех - грех лжи. За ложью последовали другие грехи.
  Внимая злыдневым речам, люди перестали почитать поднебесных богов, Мудрого Отца и Мать Всего Сущего, отреклись от Добра и Света, отказались от заветов, плевали на священные изваяния и рушили храмы.
  Другим страшным грехом была гордыня. Злыдень Темнозрачный сказал людям, что Трижды Великие лишили их бессмертия, потому что не любят их. Тогда люди захотели возвеличиться, стать равными поднебесным богам. Собрались они там, где сейчас стоит город, называемый Небесные Врата, и начали строить Лестницу на Небо. Боги наверху увидели, что творят люди, какие они неблагодарные и дерзкие, и наказали их. Лишив образа и подобия Своего, светлые боги превратили зачинщиков строительства в леших, водяных, горных, определив их на веки вечные охранять леса, реки и горы. Боги наказали людей за отступничество, но не прокляли, ибо Трижды Великие любят людей, как родители чад своих.
  Снова возверили люди в Трижды Великих Светлых Богов, возвели новые храмы в честь Великой божественной пары и богов Поднебесья. Люди покаялись, денно и нощно возносили истовые молитвы и многократно били челом. Иные избрали путь искупления грехов через проповеди - посвятив себя служению Трижды Великим, они ходили из города в город, из селения в селение, прославляя Всемогущего Творца и Всемилостивейшую Богиню-Мать.
  Не все люди однако вернулись к праведной жизни, ибо отрава лжи проникла в их души и снедала изнутри, как червь спелый плод. Такие поклонялись Исчадью Мрака как богу, и приносили ему кровавые жертвы, какие он требовал.
  Собрал Злыдень неисчислимое черное воинство и повелевал им. Его окружали ужасные кровожадные твари, безголовые, многорукие великаны, огнедышащие кони, черные кусачие жабы и прочие нечисти, кои родились из слез Моркона, что тот проронил в моря, на поля, леса и горы, когда Мудрый Творец влачил его над землей к дыре во Мрак.
  Хотел Злыдень покорить людей и другие народы, чтобы стать Властителем всей земли. Он отправил черное воинство во все стороны света, неся вражду, разруху, голод и ненависть; и убиваем был всякий, кто не преклонялся перед ним, и мерзость запустения оставалась после него.
  Еще задумал Злыдень открыть дыру в земле, запечатанную Великим Творцом, и впустить Моркона, ненавистного Отца лжи и губителя жизни. И люди поняли, что погибнут все, и стали думать, что делать, и позвали на помощь великанов. Было время, когда люди отвернулись от божичей, изгнали их из городов; другие вели ушли по собственной воле, но многих убили вероотступники и принесли в жертву Исчадью Мрака. С тех пор великаны затаили обиду на людей.
  Великаны были самые мудрые и сильные на земле. Знали они, что Злыдень пойдет войной, поэтому построили по все земле и на окраинах большие крепости с толстыми стенами. Люди побежали от Злыдня и его черного воинства под стены велевых крепостей и стали звать велей с молитвами и поклонами: помогите нам, защитите нас. Великаны простили людей, потому что сами они наполовину люди, рожденные земными женами. Души великанов были чисты, и служили они Добру и Свету, и дали клятву бороться со Злом до конца.
  Долгой была война. Многие из сынов богов, воистину великих воинов, пали на бранном поле, ведь великаны смертны, как простые люди. И настал день, когда Злыдень Окаянный был повержен в Великой Битве.
  Великаны победили Злыдня Темнозрачного, Вредоносное Исчадье Мрака, избавили мир от всех бед и на веки вечные установили на земле Порядок".
  Растерянность сменилась ужасом, потом пришла душевная боль.
  Жрице было трудно подобрать подходящее определение для того, что вдруг открылось и стало предельно очевидным. Обман? Искажение действительности? Ложь во благо?
  Книга, написанная служительницами Богини Матери Всего Сущего, отличалась от современных Повестей, но без сомнения именно этот текст по отношению к ним был первичен. Его отдельные места Священное писание повторяло дословно, но некоторые стихи были опущены, другие подверглись правке. Рассказ о победе великанов над Исчадьем Мрака вызывал вопросы и оставлял большой простор для двояких толкований. Но главное, в книге жриц ни слова не говорилось о том, что Злыдень был убит. Повержен - да. Но ведь поражение не означает смерть.
  - Это же просто какой-то заговор против всех людей, - пробормотала Любавушка. - Да как они посмели? Теперь, поди, докажи...
  В голове не укладывалось, что священнослужители, которые составили "Повести" в том виде, в каком они известны ныне, исказили первоначальный смысл. Случайно или умышленно переврал переписчик, но ныне считалась непреложной истиной каждая написанная им строка, каждое слово. Мыслимо ли так обращаться с книгой, ставшей основой учения, краеугольным камнем веры? Как теперь быть с противоречиями? Ведь, получалось, что если увидишь Злыдня Темнозрачного - не верь глазам своим.
  Придется спорить за правду...
  Любавушка закрыла книгу и долго в глубокой задумчивости смотрела на нее.
  "Завтра же поутру сход соберу, - решила она. - Надо обо всем рассказать людям".
  Как служительница веры, она, прежде всего, заботилась о людских душах, коим отныне угрожала ужасная скверна. Если прежде человек впускал Зло в свою душу исключительно по собственной воле - грешил, совершал преступления, предавался порокам, сам делал выбор - служить или не служить злу, - то теперь воплощенное Зло могло обманом завладеть людскими душами.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"