Русуберг Татьяна : другие произведения.

Джек на Луне

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Его зовут Женя, но для всех здесь он - Джек. Все равно никто не сможет выговорить его настоящее имя. Он живет с матерью, ходит в школу, в меру хулиганит и покуривает травку, в общем, он - обычный мальчишка. Русский мальчишка в Дании. Он выучил новый язык, он привык, что учителей здесь называют по именам, потому что отчества нет. Но вот мама снова выходит замуж, и они переезжают в дом нового отчима. Красивый, большой и... скрывающий за запертой дверью мрачную тайну. От того, сможет ли Джек ее разгадать, скоро будет зависеть жизнь - и не только его собственная.

Джек на Луне

Оглавление

   0.........................................................................................................................................................2
   Лунный заговор................................................................................................................................3
   Собака бывает кусачей.....................................................................................................................9
   Темная сторона...............................................................................................................................17
   Озеро счастья..................................................................................................................................28
   Грязь.................................................................................................................................................35
   Труевые багги..................................................................................................................................44
   Найти Немо.....................................................................................................................................50
   Когда небо падает..........................................................................................................................57
   Дом, который построил Джек.......................................................................................................63
   Башня...............................................................................................................................................71
   1........................................................................................................................................................78
   Жаворонок......................................................................................................................................78
   Луна идет рысью............................................................................................................................85
   Конец связи.....................................................................................................................................95
   Дети. Герои. Святые......................................................................................................................103
   Несекретный секрет.....................................................................................................................112
   Паровозик, который смог............................................................................................................120
   Ананша и пиво..............................................................................................................................127
   Принцесса и Халк.........................................................................................................................136
   Капля крови.................................................................................................................................145
   Меня зовут Боль..........................................................................................................................153
   2....................................................................................................................................................164
   Дети-мишени, дети-убийцы........................................................................................................166
   Обмани меня.................................................................................................................................175
   Фэнтези......................................................................................................................................... 182
   Голодные игры..............................................................................................................................194
   Я не один.......................................................................................................................................204
   День моей смерти........................................................................................................................213
   Письмо взрослому........................................................................................................................221
   Орфей и Эвридика........................................................................................................................230
   Играй за жизнь.............................................................................................................................240
   Стеклянный замок........................................................................................................................247
   3......................................................................................................................................................255
   Третье правило.............................................................................................................................256
   Когда стекло плавится..................................................................................................................262
   Эпилог............................................................................................................................................267
   Плейлист Джека............................................................................................................................271

"Луна -- неплохое место. Точно заслуживает короткого визита".

Нил Армстронг

0

   Жизнь несправедлива. Это один из ее законов, вроде теоремы в математике: сумма углов треугольника всегда 180. И все равно, когда сталкиваешься с этим, удивляешься.
   Все знают Нила Армстронга, первого человека на Луне. И его знаменитую фразу, придуманную заранее, которую он даже не смог выговорить правильно. "Один маленький шаг для человека...". Достаточно быть вторым, чтобы про тебя забыли. Правда, ну кто помнит теперь про Базза Олдрина? А ведь он тоже был там, тоже оставил свои следы в Лунной пыли - следы, которые не тронуло время, потому что на Луне нет эррозии. Базз мечтал о единственном спутнике Земли всю свою жизнь, а когда вернулся обратно, то только и думал о том, как бы попасть туда снова. Он писал книги о Луне, он смотрел на нее одинокими ночами, заливая тоску дешевым виски. Но запомнили не его.
   Ты тоже забудешь меня, потому что я был всего лишь вторым. Ты даже не сможешь прочитать то, что я пишу сейчас. И все-таки я пишу для тебя. Не знаю, зачем я это делаю. Наверное, чтобы объяснить... Или чтобы понять самому. Мне всегда нужно было сначала написать, чтобы понять, будто слова на бумаге создают смысл, которого нет в звуках или мыслях, толкущихся у меня в голове. Поэтому я расскажу все честно, так, как оно было. Это не будет дневник, или что-то такое. У меня никогда не получалось писать дневник. Я просто расскажу свою историю так, как если бы рассказывал другу, которого у меня нет. Как мог бы рассказать тебе, если бы ты сама не участвовала во всех этих событиях. Как мог бы рассказать, если бы был уверен, что хочу, чтобы ты знала правду...
   Я долго думал с чего начать. А потом понял - ничего, быть может, и не произошло бы без Луны и Базза, поэтому начну именно с них.
  
  

Лунный заговор

   Я сидел на лоджии и писал проект про миссию "Аполлона 11". Почему я сидел на лоджии? Потому что в гостиной был накрыт стол, с кухни меня выперли - там царил пирог с подгоревшей корочкой, а больше места в квартирке тети Люси не нашлось.
   Школьный компьютер барахлил, буквы "M" и "N" на убитой клаве западали. Меня это реально забодало - ведь слово "Луна" пприходилось писать в каждой второй строчке. Над двором клубилась грозовая туча. Воздух набух электричеством, и казалось, волоски на руках и шее от него становятся дыбом. На соседнем балконе голосил выставленный в коляске "погулять" младенец. Родители, по ходу, про него забыли, так как надрывалось дитё уже минут десять.
   Помню, что я думал о том, почему первым стал именно Нил Армстронг - потому, что сидел ближе к выходу? Или НАСА специально выбрала скромного парня для миссии, чтоб не зазвездил? И как воспринял это Базз?
   Но тут в дверь просунулась укладка тети Люси в облаке яблочно-сдобного духа:
   - Так, все, Жень. Я почапала. Веди себя прилично, мать не подводи, - и, скосив очки в сторону гостиной, мамина подруга перешла на трагический шепот - точнее, приглушенные вопли, ведь ей приходилось соревноваться с глоткой соседского младенца. - Может, это у нее последний шанс. Последняя надежда на счастье. Так что не будь эгоистом. Ну, ты меня понял? - близорукие глаза подозрительно блеснули на меня из-под затуманенных духовкой стекол.
   - Понял, - кивнул я, клятвенно прижав ладонь к груди. - Буду паинькой.
   Тетя Люся сверкнула в улыбке золотым зубом и заорала во всю силу легких, коверкая датские слова:
   - Эй! Памперсы ребенку смените уже! А то позвоню в Общество Защиты Детей!
   Младенец испуганно заткнулся, и внезапную тишину заполнил далекий пока гром, и очень близкая ругань на турецком. На балконе соседей хлопнула дверь. Тетя Люся удалилась, высоко вскинув подбородок. Из-за разделяющей лоджии пластиковой перегородки высунулась всклокоченная черная голова. Под аккомпанимент возобновившихся "уа-уа" герр со звучной фамилией Аюдемир - так значилось на табличке на лестнице - принялся объяснять, что сделает со мной, если я еще раз разбужу его сына, и что еще хуже - его самого после ночной смены.
   Я закрыл ноут - все равно забыл, что хотел написать, - показал турку средний палец и смылся. В комнате мама перед зеркалом наводила последний глянец на свою боевую раскраску.
   - Что там за шум? - спросила она уголком рта, чтобы не дрогнули ресницы.
   - Сосед взывает к Аллаху, - я хлопнулся на продавленный диван и зашарил под столом в поисках пульта от телека.
   - А что так громко? - мама повернулась к зеркалу другим глазом и хищно прищурилась. Репетировала.
   - Гроза, - пожал я плечами. - На линии помехи. Пульт где?
   - Ой, я наверное его в ящик засунула, когда убиралась, - за глазом прошли инспекцию губы, нос получил еще одну порцию пудры. - Да не включай ты этот ящик, Жень. Лучше вон музыку поставь. Только нормальную, а не свою эту дыщ-дыщ-дыщ.
   Я тягостно вздохнул и попытался еще раз:
   - Мам, может, я все-таки пойду, а? Ну зачем я вам? Вы тут сами посидите, побеседуете культурно, а я к Мемету сгоняю, у нас проект...
   - Знаю я ваши проекты! - она наконец оторвалась от зеркала и развернулась ко мне всем фасадом лучшего и единственного платья - черного с блестками. - Снова после них мне тебя из полиции вытаскивать?! - При виде моей кислой рожи мама смягчилась. Улыбнулась и кокетливо приняла позу супермодели из телевизора. - Ладно, лучше скажи, как я выгляжу?
   - Сногсшибательно, - я ухватил печеньку из вазочки и отправил в рот. - Ты у меня самая красивая. А может, я тогда в библиотеку?
   - Ты знаешь туда дорогу? - подрисованная бровь красиво взлетела под каштановые завитки. - Я же говорила, Себастиан хотел с тобой познакомиться. С кем же он знакомиться будет? С твоей фотографией? Ты лучше серьезно скажи, мне нормально? Со стола не таскай!
   Моя рука замерла в миллиметре от конфеты в зеленом фантике - тетя Люся недавно привезла их из Москвы. Я критически прищурился на блестки:
   - Ну-ка, повернись.
   Мама сделала сосредоточенное лицо и осторожно сделала кружок на каблуках. Пока она была ко мне спиной, я успел-таки свистнуть конфету.
   - Ну что? - от волнения мамины щеки разрумянились, и она показалась мне молодой-молодой, как на своих старых фотографиях, тех, где у нее лебединая шея под высокой прической и белые воротнички.
   Я нахмурился в позе мыслителя, незаметно дожевывая шоколад.
   - Что, плохо, да? - нижняя губа у мамы задрожала, руки неуверенно одернули подол. - Слишком коротко наверное? Я так и знала, что вульгарно будет смотреться. Вечно мне надеть нечего...
   - Ничего не коротко, - авторитетно заявил я. - Просто у тебя там что-то... - встал с дивана, чуть не расшибив коленку о тесно придвинутый столик, шагнул вперед и обнял нарядно-чужую и вкусно пахнущую духами женщину.
   - Что, Жень? - она обеспокоенно вывернула голову. - Ярлычок вылез? Или снова нитка поползла?
   - Поползла, - подтвердил я, вытаскивая из-за маминого шиворота мятый зеленый фантик. - "Белочка". С орешками. Так кто у нас со стола таскает?
   - Ах-х, - мама задохнулась от такой наглости, но в уголках глаз тут же образовались лучики - предвестники улыбки. - Значит, ты так?! Ну, держись!
   Выхватив у меня фантик, она погналась за мной вокруг стола. Вот так и вышло, что, когда раздался звонок в дверь, я корчился на полу у дивана с колющей живот бумажкой под футболкой, а мама нещадно щекотала меня за ушами. Мы замерли при звуке беспокойной трели, как громом пораженные. За окном действительно сердито перекатывалось и бормотало.
   "Не открывай, - подумал я про себя, чувствуя, как исчезают с кожи знакомые пальцы, унося с собой запах духов и ванили. - Не нужен нам никакой Себастиан".
   - Жень, скатерть поправь! Смотри, все чуть на пол не рухнуло, - мама вскочила на ноги, торопливо проверяя прическу одной рукой, а платье - другой. - А ваза? Ваза у нас есть? - запнулась она в дверях на пути в коридор.
   - Зачем ваза? - хмуро пробурчал я, вдоворяя на место опрокинутую чашку.
   - Ну, вдруг он с цветами, - понизила мама голос, энергично кивая в сторону снова деликатно тренькнувшего звонка.
   - Даки не дарят цветов, - авторитетно заявил я, окидывая критическим взглядом разномастые блюдца-ложки, купленные тетей Люсей в ближайшем секонд-хенде. - Только на свадьбу. Или похороны.
   Мама обиженно поджала губы и пошла открывать. Не зная, куда себя девать, я постоял немного посреди комнаты, прислушиваясь к приглушенным ахам в коридоре ("О, Себастиан, что ты, не надо было..."). Потом решил не изображать памятник и заняться музыкой, как меня просили. Допотопный музыкальный центр - явно тоже из секонд-хенда - разразился чем-то сентиментально-французским. Поморщившись, я скрутил звук на минимум, и тут в гостиной появилась мама - почти невидимая из-за огромного букета. Я внутренне присвистнул. Розы. Штук сорок. Блин, лучше бы он на эти деньги жратвы нормальной купил.
   - Это мой сын, Женя, - раздалось из-за поблескивающих искуственной росой алых лепестков.
   - Шень-Янь?
   А вот и он, Себастиан. Адвокат и новый мамин хахаль. Насчет адвоката я до сих пор сомневался - мало ли кого можно встретить в офисе юриста. От очередного клиента до седьмого подавальщика бумаги к пятому ксероксу. Но от этого мужика так и исходили волны уверенности в себе, успешности и запаха новеньких денежных купюр.
   - Джек, - поправил я. - Называйте меня Джек.
   Мое русское имя даки при всем старании не могли выговорить, ни полную его форму, ни краткую. Про написание я вообще молчу. Так что я давно стал Джеком, добровольно и по собственному выбору. Только вот мама про это вечно забывала, отчего у учителей в школе создавалось впечатление, что она не помнит, как зовут родного сына.
   - Джек! - просиял голливудской улыбкой адвокат. - Себастиан, - и протянул мне холеную, в меру загорелую руку.
   Его глаза нашли мои, и... Блин! К этому я не был готов. В его взгляде читалось не плохо замаскированное вежливостью безразличие, а неподдельный пытливый интерес. Неужели мама действительно что-то значит для этого хлыща, одной рубашкой которого можно было бы оплатить наше проживание у тети Люси до конца года?
   Ладонь у меня почему-то вспотела, и я попытался незаметно вытереть ее о штаны. Рукопожатие адвоката оказалось под стать всему имиджу - по-деловому крепким, сухим и в меру выдержанным. Серые глаза с прищуром не отпускали мои. Я почему-то смутился и с радостью бросился по зову мамы на поиски вазы. Хлопал шкафами на кухне и украдкой разглядывал гостя, стараясь подметить в нем хоть какой-то раздражающий недостаток. Пусть не думает, что он нас всех тут купил! Это для тети Люси главное, чтоб в карманах водилось бабло. А мне насрать. Я и сам бабла могу срубить, если что. И вообще - мы раньше без него прекрасно справлялись и дальше справимся! Нужен он тут, как рыбе - зонтик!
   В боевом настроении я вышел из кухни и треснул на стол пластиковое ведро. Вода плеснулась, и несколько капель шлепнулось в адвокатский кофе.
   - Жень, ты чего?! - мама перешла на русский, сделав страшные глаза.
   - Ваза, - бросил я. - Другой у нас нету, - и принялся срывать пластик с роз.
   - Извини, Себастиан, - захлопотала мама, хватая чашку с котятами. - Я сейчас новый кофе налью.
   - Ничего-ничего, - адвокат оскалил белоснежные зубы. - Все нормально. Я не люблю крепкий.
   Мама растаяла, а этот тип принялся гнать дальше про традиции варки кофе в тех странах, где ему довелось побывать. Не знаю, что она там из всего этого трепа понимала, - мама у меня в датском не очень. Когда уборщицей ишачишь, то в основном только со шваброй и общаешься. Но сидела с видом внимательной слушательницы - кивала, хихикала, подкладывала гостю печеньки ("Домашние, сама пекла") и подгоревший пирог (творение теть Люси). Адвокат отведал того и другого, похвалил и выдвинул на стол бутылку красного - в красивой упаковке с ленточками.
   Лицо у мамы так и вытянулось, а я внутренне потер руки. Ага! Вот ты и прокололся, Сева. Козел Бо, к которому мы уехали из России, и с которым четрые года промучились, оказался алкоголиком. Потому мать с ним и развелась. Терпели мы, правда, долго. Мама боялась потерять вид на жительство. Но наконец и у нее нервы не выдержали.
   Подруги посоветовали хорошего юриста, и вот в коридорах его-то конторы она и наткнулась на Себастиана и выпускать из зубов редкую добычу не собиралась. Хороший юрист объяснил: Бо нас не бил, а психологическое насилие доказать в суде будет крайне трудно. Поэтому лучший шанс у ма остаться в Дании - это снова выйти замуж. Желательно, за трезвенника. И вот теперь Себастиан приперся с вином!
   На кухне тети Люси нашелся штопор, зато вот рюмок, кроме водочных, я не обнаружил, и вернулся в гостиную со стаканами. Ничего, переживет адвокат культурный шок. А не переживет - тем лучше. Значит, я больше его благородную морду не увижу. Кстати, о мордах. Напоминает он чем-то Нила Армстронга. Просто создан под шлем. Чтобы скрывал срезанный подбородок. Хотя я, в принципе, против Нила ничего не имею. Да и против Себастиана, пока, тоже. Вот он, вроде, вина себе плеснул, но только губы в стакан макает - сколько было там, столько и осталось. Зато трындит - как только язык не устанет. Мама, на это глядя, расслабилась, и быстренько высосала полбутылки. Щеки у нее расцвели ярче роз, в глазах блеск, ну просто школьница на первом свидании.
   За окном совсем потемнело, там по ходу назрел серьезный дождь, и Себастиан предложил зажечь свечи. Это даки очень любят, хлебом их не корми, дай свечу зажечь. Ну, я щелкнул "крикетом", и зря - адвокат про меня вспомнил. Тут началось:
   - Нравится тебе в Дании? Как дела в школе? Трудно было учить датский? Ты любишь футбол? - и еще прорва всяких чумовых вопросов, которые взрослые задают, когда им хочется наладить отношения с ребенком.
   Отвечал я односложно, давая понять, что хочу только одного - чтобы от меня отстали и дали спокойно пожрать пирога. Но мама явно задалась задачей произвести впечатление на потенциального жениха, в том числе за мой счет.
   - О, Себастиан, - трещала она, - он так быстро выучил язык! И вообще, мальчик удивительно талантливый. Увлекается космосом, звездами. Ты бы видел, какие книги он читает! Мне в них ничего не понять, даже на русском. Мечтает стать космонавтом!
   - Как интересно, - кивает с важным видом надутый тип. - В детстве я тоже очень любил наблюдать за звездами. Помню, отец подарил мне телескоп...
   И понеслось. Да мне-то фиолетово, за чем ты там наблюдал, когда я еще не родился - за птичками или за спальней соседей. Главное, вы меня не трогайте. Но нет, как же! Маме все неймется:
   - Вот он и сейчас доклад о космосе пишет. Один. В группе-то с ним одни оболтусы и хулиганы, учиться никто не хочет. Вот он и работает за всех.
   - Правда? - и снова серые глаза щурятся на меня, будто обнаружили лазейку в законе по налогообложению. - А о чем именно ты пишешь?
   - Об "Аполлоне 11", - бросаю я, чтобы Сева отвязался. Обычно достаточно бывает упомянуть что-то, о чем даки ничего не знают, чтобы они отвяли.
   - А-а, первый человек на Луне, - понимающе кивает Себастиан. - Огромный скачок для человечества.
   Этого я не ожидал. У меня даже рот открылся, и пирог чуть оттуда не выпал - вот смеху-то было бы! А этот гад сидит, губы в улыбочке растянул, и тут еще мама ему голову на плечо. В общем, я психанул.
   - Между прочим, - говорю, - это еще неизвестно, кто куда скакал. Может, - говорю, - америкосов вообще на Луне и не было. Они, кстати, сами так заявили. А всем просто показали красивый фильм. И хомячки поверили.
   Взял зажигалку и пошел на лоджию. Типа покурить. Ливень только меня и дожидался. Хлынул так, что под крышу залетало. Пришлось позакрывать окошки, только щелку для дыма оставить. Мама сигареты не одобряла, так что делал я это больше ей назло. Думал, прибежит, начнет разбираться, Сева и свалит от семейки со стаканами и дурными привычками. Но она осталась.
   Музыку, видно, подкрутили, потому что она стала пробиваться через шум падающей на крыши воды. За запотевшим стеклом плавно двигались в такт блюзу две тени - длинные в свете свечей и редких молний. Я щелчком отправил окурок в мокроту. Когда это мама в последний раз танцевала? И если она танцует - значит, ей хорошо? С ним хорошо, с этим адвокатом? И чего мне теперь делать? Тут сидеть, пока он не уйдет, или пока меня молнией не треснет? Или зайти в тепло и чувствовать себя дебилом?
   В пластиковую перегородку лоджии что-то стукнуло. Я вздрогнул и чуть не слетел с табуретки: в окно сунулась волосатая лапа соседа.
   - Эй, огонька не найдется?
   По ходу, дождь и турецкий темперамент остудил. Я молча вложил в смуглые пальцы зажигалку. Рядом шумно затянулись. Блин, глючит меня, или у соседа курево с чудо-травой? Поразмыслив, я робко высунул нос в щель:
   - Не угостишь?
   Перед моей физиономией возник подмоченный дождем "фак".
   - Рано тебе еще, - закашляли за перегородкой.
   Мля, кругом облом. И вот именно этот момент мама выбрала, чтобы шагнуть на балкон и радостно сообщить:
   - Жень! Себастиан приглашает нас в Обсерваторию!
  

Собака бывает кусачей

   В обсерваторию мы в тот раз так и не попали. Конечно, мама потом сказала, что это я во всем виноват. В общем, отчасти оно, конечно, так. Но только отчасти. Потому что я же не специально! И вообще, не надо было человека доводить.
   Пилить мать меня начала еще тем вечером. На следующий день вернулась от знакомых тетя Люся, и после школы они продолжили - уже в два смычка.
   - Наркоман! - стонала ма, капая сердечное в чашку с котятами. - Где ты достаешь эту дрянь? И откуда у тебя на нее деньги?
   - Раз уж тебе обязательно надо было обкуриться, - нехорошо блестела золотым зубом тетя Люся, - то почему в такой день? Ты же мне обещал! - и замахивалась поварешкой.
   Я пытался уклониться от орудия женской мести и объяснял про соседа. Мне не верили и даже вещи перерыли - всю синюю спортивную сумку, в которую я покидал свое добро, когда мы среди ночи от Бо уматывали. Конечно, ничего не нашли. Что я, дятел, что ли, дурь дома хранить? Особенно после того, как Бо однажды спер у меня косяк.
   - Нет, ты признайся, это сосед тебе продает? - наседала на меня тетя Люся, не забывая помешивать борщ. - Знаю я их, этих муслимов. Алкоголь не пьют, свинину не жрут, а как гашиш-анаша, это вам пожалуйста. Это он, чурка-паразит?
   - Он не продает, - оправдывался я. - Он просто сам вчера курил. Это его ма унюхала, я тут не при чем.
   - Да, и в прошлый раз ты тоже был не при чем, - мама, задыхаясь, привалилась к стене и закатила глаза. - И анализы, конечно, соврали. И шины герру Хольсту ты не прокалывал. Они сами лопнули. Все четыре сразу. И на капоте его машины ты не писал: "Расист". С двумя "С".
   - С двумя - это не я, - устало объяснял я, косясь на испускающий облачка вкусного пара суп. - Уже сто раз вам это говорил. И вообще, я с тех пор - ни-ни. Только Хольст этот и правда расист, он к сестре Мемета и другим девчонкам цепляется, которые в платках.
   - А тебе-то что? Ты разве в платке? - поучала тетя Люся, шаря в шкафу в поисках соли.
   - Нет, но если бы я пришел в платке, то этот гомофоб точно бы...
   - Люсь, у тебя валерьянка еще осталась? - простонала мама, щупая себе пульс. - Я не выдержу этого, точно не выдержу.
   - Не все так плохо, Катюш, крепись, - повариха энергично затрясла солонкой над борщом. - Себастиан этот ведь ничего не заметил? Не заметил. Вас в Планетарий пригласил?
   - В Обсерваторию, - поправила ма.
   - Пригласил, - подытожила теть Люся, убавляя огонь под кастрюлей. - Значит, главное, чтоб твое чадо в субботу не напортачило. Слушай, а может, Женьку вообще с собой не брать?
   - Ну как же не брать, - отмахнулась мама. - Это ведь ради него Себастиан все затеял. Приятное хотел обормоту сделать. А у моей бестолочи одно на уме...
   Ну, в общем, как мне было не свалить при таком раскладе? Даже борща не поел, а я его жуть как люблю. Хорошо хоть дождь больше не шел, только лужи везде подсыхали. На улице - ни души. Ужин, дело святое. Только за приоткрытыми окнами первого этажа ложки-вилки брякают. Я закурил, чтобы приглушить голод, и поплелся к путям.
   Каждый день я этой дорогой ходил в школу, чтобы срезать напрямик, через железку. Конечно, на той стороне специально для таких находчивых поставили высокий забор-сетку, но я наловчился через него лазить. Все лучше, чем крюк в пару километров, особенно когда у тебя даже велика нету. Сейчас, правда, в школу я не собирался. Свернул у путей влево и побрел вдоль промзоны.
   Заводы, склады и транспортные фирмы уже закрылись и обезлюдели. Поезда тут тоже ходили редко, особенно вечером. Даже собачники по случаю священного часа жратвы сидели дома и лопали картошку с коричневым соусом, а их питомцы - сухие корма и косточки, очищающие зубы. Короче говоря, вокруг были только май, холод и природа. Я продрался сквозь цветущий шиповник и присел на бетонные плиты, вот уже который год лежавшие на парковке для грузовиков.
   Нет, спрашивается, вот чего я психанул? Сидел бы сейчас, уплетал теть Люсин борщ с черносливом за обе щеки. Все-таки паршивый у меня характер - и другим от него достается, и самому никакой радости. Неужели мама права, и я весь уродился в отца? Остается только на слово ей верить, ведь я его никогда не видел. В смысле, живьем. А на фотке - только один раз. И то потому, что случайно ее нашел. Я тогда мелкий был, мать меня дома одного оставила ненадолго. Ну а я от нечего делать полез шнорить по ее вещам - типа, клад искал. Добрался и до шкатулки с украшениями. Каких сокровищ там только не обнаружилось: разноцветные бусы, блестящие бриллиантики, даже брошь в виде бабочки! А на самом дне лежала маленькая черно-белая фотография.
   Сначала я удивился - зачем маме фотка какого-то чужого дяденьки? Да еще намного моложе ее? Потом присмотрелся внимательнее, глянул в зеркало. Уши-локаторы - есть. Вихор на макушке для связи с космосом, как говорила ма, торчит? Торчит. Волосы светлые, глаза темные, ресницы длинные и загибаются по-девчачьи - сплошное огорчение. Тип на фотографии мог бы быть моим братом. Старшим. Таким, какой был у соседа Петьки, и какого мне всегда хотелось иметь.
   Я тогда насмотрелся с мамой сериалов и передач типа "Жди меня". Ну и спросил, когда она вернулась: куда брата дела? Тут-то и выяснилось про фотку и шкатулку. В тот день мама меня отшлепала - в первый и последний раз. Потом расплакалась и заперлась в ванной. Я напугался до усрачки, ревел под дверью и просил прощения. Кончилось все тем, что мы пили на кухне чай с вареньем, и мама объяснила, что на фото был мой отец - такой молодой, потому что они тогда только познакомились. И что слышать она ни о нем, ни о фотографии больше не хочет. А если я еще раз в ее вещи без спроса залезу, то навеки вечные лишусь мультиков и телевизора.
   Фотку эту я с тех пор никогда не видел. Но часто вспоминал ее и думал вот о чем. Люди могут причинять боль, даже, когда их больше нет. Даже через время и расстояние. И делают они это через оставленные ими вещи. Если я когда-нибудь решу уйти, то все заберу с собой. Но вещей так много, люди просто обрастают ими. Я не хочу ничего иметь. Только самое необходимое, то, что смогу унести на себе. И еще не хочу фотографироваться. Неизвестно, где и у кого может оказаться мое лицо. Вот Мемет рассказывал, у мусульман раньше вообще запрещено было изображать человека. Наверное, все-таки что-то в этом есть.
   Я утер покрасневший нос и вытащил из кармана наушники. Забацало в них с того места, где я остановил трек в прошлый раз.
   Бритни Спиарс - милашка.
   Курт Кобейн - мертв.
   Но ты - суперлига
   С улыбкой кубка мира.
   Но ты - суперлига.
   - Чо слушаем? - Мемет возник из-за спины так внезапно, что я чуть жвачку не проглотил. Рядом Ибрагим - ухмыляется во всю свою лошадиную морду.
   - Нефью, - говорю и вытаскиваю одну таблетку из уха.
   - А-а, опять белый трэшак. Когда ты уже нормальную музыку крутить начнешь, мэн? Вон, у Ибрагима есть пара классных телег, хочешь, он тебе сольет?
   Желанием я не горел. Тогда динномордый включил телефон на громкую, чтобы я насильно наслаждался правильным фанком. Я выплюнул жвачку ему под ноги - все равно от нее только жрать больше хочется. Ибрагим намек понял и пошел на асфальт - типа отрабатывать движуху. Я лениво наблюдал за тем, как он пытается сделать книдроп - наколенники бы надел лучше, придурок, пока чашечки себе не расхерачил. Не перед девчонками же выпендривается.
   - Зря ты так, мэн, - заметил Мемет, пристроившийся на плиту рядом со мной. - Между прочим, если бы не он, фиг бы нас пригласили на мешочную пати. Тебя, между прочим, тоже, мой унылый брат.
   - Куда-куда нас пригласили? - не понял я.
   - Ты чо, тупой, мэн?! В джунглях вырос? Тусейшен такой, куда со своей выпивкой приходят. У Доминики хата пустая, ее старики сваливают на романтический викенд. Так что оторвемся по полной, бро.
   Я нахмурился:
   - Доминика - это та полька, из восьмого? А хули ей наш Ибрагим сдался? Или у них в классе парней больше нету?
   - Валлах, резкий ты сегодня какой-то, - покосился на меня Мемет. - Скажи лучше, ты в субботу придешь? Можем тут встретиться, часа в два для разогрева. Пиво на тебе.
   - А чего это сразу на мне? - взъерошился я. - Я вообще на мели.
   - Да пара мы тебе наскребем, - отмахнулся Мемет. - Просто сам посуди - если до предков дойдет, что я выпивку покупал - мне глубокая жопа, мэн. А дойдет оно обязательно, если только я на другой конец города за пивасом не поеду. Сам знаешь, кто у нас в "Нетто" и "Факте" на факинг кассе сидит.
   Оно верно, семейство у Мемета было большое и столь же разветвленное, как агентурная сеть ЦРУ. У Ибрагима, между прочим, тоже.
   - А если ты домой приползешь на бровях, то думаешь, твой фатер ничго не заметит? - начал было я, но тут в голове у меня что-то щелкнуло и перед глазами всплыл отмеченный красным маркером календарь. - Блин! А я же не смогу в субботу! Мы с матерью в Орхус едем.
   Круглощекое лицо Мемета разочаровано вытянулось.
   - Писс! Это чо, на базар, что ли? Сумки будешь за нею таскать? Слышь, бро, а ты никак остаться не можешь? Ну, заболей там или типа того...
   - Не, мы к знакомым, - соврал я, потому что не знал, что еще такого есть в Орхусе кроме базара и аэропорта, а про Обсерваторию почему-то сказать было стыдно - не хотелось показаться фриком. - И если заболею, то мать точно сама дома останется и запихнет меня под одеяло с градусником.
   - Факинг шит! - опечалился Мемет. - Кто ж тогда за выпивкой пойдет?
   - Да вон, Микеля пошлите, - я кивнул в сторону рассекающего грудью шиповник одноклассника. - Не знаю, чего он сюда приперся, но это, по ходу, очень кстати.
   Микель был единственным тусившим с нами коренным датчанином - в том смысле, что мамашу его звали Меттой, а папашу - Йенсом. Выглядел же он стопудово китайцем, с косыми глазами и прочими азиатскими атрибутами. А все потому, что его усыновили и увезли на другой конец континента еще в младенчестве. На исторической родине Микель никогда не бывал, по-китайски не шпрехал, зато жил в вилле из красного кирпича за железкой и сеточным забором, отгораживающим благополучный сонный район от нашего гетто. Наверное потому китайчонок и шлялся с нами, вместо того, чтобы зависать у своего икс-бокса - хотел проснуться.
   Идея с мешочной пати его обрадовала до поросячьего визга. Ибрагим от счастья сделал "Скуби Ду", и пацаны начали обговаривать детали. Вот так всегда. Нет мне места на празднике жизни. Не, конечно, Обсерватория - это покруче, чем блевать в паре с Меметом на соседский "Форд". Вот только всю дорогу до Орхуса мне за удовольствие посмотреть на лунные кратеры придется ехать с закрытыми глазами - чтобы не видеть, как мама по ручке адвоката гладит и с ним чмокается.
   На этой мрачной перспективе я залип, а в реальность выпал от громких голосов. Оказалось, мы успели забрести глубоко в промзону, и Мемет тряс баллончиком с красной краской - собирался поставить тэг. Закусились пацаны из-за того, что нашему райтеру приглянулась длинная чистая стена за забором какого-то заводика. На сетке с шипами по верху висела аккуратная табличка с надписью "Алисон". Рядом с ней торчала еще одна, поменьше, где крупно значилось : "Охрана с собакой".
   - Да нету там никакой факинг собаки, - напирал Мемет, темпераментно размахивая руками. - Сколько раз тут ходили - никогда не видели, верно, бро?
   Я кивнул, задумчиво прикидывая высоту забора и расстояние между шипами.
   - А как же табличка? - возражал Микель, тыча в надпись пальцем. - Ее тут что, для украшения повесили?
   - Ты чо, тупой, мэн?! Таких, как ты, лохов отпугивать и повесили, - убеждал Мемет.
   - А это - тоже лохов отпугивать? - китайчонок махнул в сторону припаркованой у входа на заводик машины - ярко-розовой и со здоровенной пустой клеткой в багажнике. За ее решеткой могло поместиться что-то размером с носорога.
   Но Мемета ничто не могло смутить:
   - Ты про эту розовую мыльницу? Да в ней уборщица ихняя ездит со своим шпицем.
   - Чего-то великовата корзинка для шпица, - не сдавался Микель. - Спорю, там овчарка или этот, как его... бульдог!
   Мемет недобро ухмыльнулся:
   - Хочешь спорить, мэн? Валлах, ставлю собаку на то, что там нет никакой собаки!
   - Две на бульдога, - упрямо поджал губы китаец.
   Ибрагим робко поднял палец:
   - А как мы узнаем, есть там псина или нет?
   Наступила глубокомысленная тишина, которой я и воспользовался:
   - Очень просто. Я залезу во двор и поставлю на стене наш тэг. Если у меня получится, то вы оба должны мне по две сотни. Если нет - я дожен вам двести каждому.
   - Да у тебя яиц не хватит, - фыркнул Микель.
   Мемет знал меня лучше, но у него аж в жопе свербило, как хотелось утереть китаезе его азиатскую носяру. Он бы и сам полез ради такого дела, вот только выдержал бы это забор - большой вопрос.
   - Дерзай, бро, - в руку мне сунулся нагретый теплом друга баллончик. - Только повыше давай, чтобы издалека было видно.
   - Щас, организую тебе зал славы.
   Микель расчухал, что я это серьезно, и засуетился:
   - Слышь, мэн, а у тебя пара-то есть? Чем отдавать будешь?
   - Пацаны, я когда-нибудь не отдавал? - сделал я оскорбленную морду. Ибрагим и Мемет решительно затрясли головами.
   Китайчонок скис, а я полез на сетку. Была она такого же типа, как та, за путями. Я легко протиснулся между пиками-шипами и спрыгнул на ту сторону. Пошел себе через двор - спокойненько, будто у себя дома. Сзади-то не видно, что я глазами так и шарю по кучам чего-то белого, сыпучего, типа цемента, которые здание от меня загораживают. А в голове поет:
   Ты - суперлига,
   Ты супер кул.
   У Микеля первого очко взыграло. А может, бабосов стало жалко. Закричал тоненько:
   - Джек! Вернись, придурок! Это же шутка была.
   Я только фак ему показал и попер дальше: уговор есть уговор. На той стороне к стене поднималась стальная лесенка - видно, оттуда можно было подобраться к толстенным трубам, которые вились над забетонированной внутренней площадкой. То, что надо! Я Тарзаном взлетел наверх, приметился и нажал на колпак. Всего-то делов: написать JIM. Правда, тэг должен был быть под арабскую вязь, тут мне с Меметом не тягаться. Но побомбить по-быстрому - тут особого искусства не надо. Я уже заканчивал "М", когда сзади раздались вопли. Я обернулся, и банка дернулась у меня в руке, перечеркнув I.
   Ёпт! Собака! И вовсе не шпиц. Огромная немецкая овчарка мчалась ко мне через двор, поднимая облачка белой пыли. Мчалась молча, зафиксировав на мне горящий убийством взгляд. Я окинул взглядом расстояние, разделяющее меня и орущих за забором пацанов. Обернулся и посмотрел на свое творение. У "М" не хватало галочки в середине. Без нее тэг не зачтется. Что же, плакали мои денежки?
   - Ты - суперлига, ты - супер кул, - прошептал я и одним росчерком соединил палочки "М".
   Снизу раздался злобный лай. Овчарка, подскакивая от возбуждения, металась у подножия лестницы, не решаясь на нее взобраться. Я перевел дух, хотя ситуации это не спасало: летать я не умел, и даже если бы влез на трубы, то хода назад мне не было. Посреди двора они поворачивали и уходили в стену соседнего здания.
   Мемет и Микель по-прежнему висели на заборе, надрывая глотки. Чего они там вопили - было не разобрать. Все заглушало гавканье мерзкой зверюги. Ибрагим запустил в нее здоровенной палкой. Жаль, не попал. Псина отвлеклась на мгновение, ухватила толстый сук, тряхнула и - хрясь! -перекусила пополам. Я сглотнул, но слюна не шла в пересохшее горло. Овчарка тут же вспомнила о своих обязанностях и с новой энергией заистерила, поставив передние лапы на лестницу.
   Когда я снова вскинул глаза, за сеткой забора никого не было. Только ветер гнал по асфальту одинокую бумажку. Вот предатели!
   - Эй ты, дерьмо мелкое! А ну, слазь оттуда!
   Фак! Про охранника-то я и не подумал! Заплывший жиром лысый тип ковылял ко мне, угрожающе тряся пузом и тремя подбородками.
   - Собаку уберите! - проорал я, перекрывая лай.
   - Пророк, тихо! Ко мне!
   Пророк? Милое имечко для чудовища-каннибала.
   - Давай, щенок, слазь!
   - Не-а.
   Что я, дятел, что ли? Пусть жиртрест сам сюда лезет, если я так ему нужен.
   - Ладно, - покивал лысый. Три подбородка закачались в такт. - Тогда я звоню в полицию. Пусть они тебя снимают, - и потянулся за мобилой.
   - Не надо! - Блин, ма меня убьет, а тетя Люся закопает. - Не звоните, я щас, я сам...
   Толстяк убрал палец с экрана. Я улыбнулся вывалившей алый язык псине, развернулся и вскочил на стену. Ёпт, высоковато что-то. Только выхода у меня другого нет. Если я к жирному спущусь, он же все раво панцирей вызовет. А тут уже территория какой-то транспортной конторы. Вон там и через ограду перелезть можно.
   - Ты куда, пацан? Ты чего удумал? - разорялся сзади жиряй.
   - Ты- суперлига, ты круче всех, - прошептал я и...
   Спрыгнул. Лодыжка взорвалась болью. Я покатился по асфальту, матюгаясь сразу на трех языках. Вот непруха-то! Неужели сломал? Кое-как поднялся, игнорируя брызнувшие из глаз слезы. Запрыгал прочь от стены. Стоило наступить на правую ногу, как ее будто ножом пронзало, и в черепе вспыхивали фейерверки. Сзади послышался лай - как-то слишком близко. Я обернулся. Блин, как псина сюда пробралась? Овчарка неслась ко мне огромными скачками, роняя на асфальт слюну, смешанную с пеной. Все, пипец тебе, Женька!
   Я выставил перед собой единственное свое оружие - баллончик с краской. Чудовище по имени Пророк взилось в воздух, и я нажал на курок... в смысле, на колпачок. Алая струя ударила в оскаленную морду. Псина взвизгнула, жмуря глаза, но ее было уже не остановить. Мохнатые лапы ударили меня в грудь. Я грохнулся на спину, собачьи челюсти сомкнулись на руке, сжимающей банку. Я заорал. Раздался хлопок, будто кто-то лопнул воздушный шарик - это зубы Пророка прокусили баллон. Краска под давлением ударила через дыру, я едва успел отдернуть голову. Тугая струя оросила мне грудь, а зверюге - шерсть. Очевидно, часть вонючей жидкости попала собаке в рот. Пес отскочил, испуганно скуля, и принялся кататься по асфальту, раздирая морду лапами и оставляя повсюду алые пятна.
   - Что ты сделал с Пророком, урод?! - охранник наконец дотрусил до места происшествия, взмокший и такой красный, будто его вот-вот кондратий хватит. Бухнулся на колени перед овчаром, запустил пальцы в слипшуюся сосульками шерсть. - Куда он тебя, мой маленький? Куда он тебя пырнул?
   Вот дебил! Совсем мозги жиром заплыли, краску от крови не отличает. Кровь-то - она у меня вон из руки хлещет, там где "маленький" ее прокомпостировал. О чем я толстому и сообщил. Популярности мне это не прибавило.
   - За издевательство над животным тебе одтельно вкатают, - просипел охранник сквозь одышку. - Сейчас позвоню в полицию, а ты дрыгнись только - Пророк в тебе еще дыр наделает.
   Я лежал тихо и слушал, как жиртрест разговаривает с панцирями. А что мне еще оставалось делать? Охранник брызгал слюной в трубку, на лысине у него выступили крупные капли пота:
   - Как это - через час? А мне что с ним целый час делать? Запереть? Куда запереть? Мне Пророка к ветеринару надо... Кто Пророк? Собака. Служебная. Да клал я на ваше ограбление! Если Пророк сдохнет, я вас по судам затаскаю.
   Жиртрест с такой силой сунул телефон в карман, что ткань треснула. Повернулся ко мне - злющий, чуть дым из ноздрей не валит.
   - Вставай, сопляк!
   Я затряс головой:
   - Мне ногу больно. И руку. И вообще, мне еще пятнадцати нету, так что запирать меня нельзя.
   Толстопузый только прорычал что-то нечленораздельное, затряс подбородками и уцепил меня за шиворот.
   Минут за пять я дохромал до офисных помещений. Пророк трусил рядом, злобно ворча и косясь на меня единственным не слипшимся от краски глазом. Внутри охранник велел мне держать руки по швам, чтобы я ничего не заляпал. Открыл неприметную дверь с надписью "Подсобное помещение" и втолкнул меня внутрь. Замок щелкнул, и я остался один среди полок с туалетной бумагой, моющими средствами и половыми тряпками. Вот тебе и суперлига. Я в бешенстве вмазал здоровым кулаком в запертую дверь. На белой панели остался смазанный красный отпечаток.
  

Темная сторона

   - Черт, ну и свинство! - блондинка в полицейской форме стояла в дверях подсобки, окидывая презрительным взглядом разоренное помещение и мою помятую фигуру. - А воняет! - она сморщила аккуратный носик. Выглядела панцирша зачотно. Если бы не ладонь на рукояти дубинки, я бы даже сказал сексуально - буфера так и рвались наружу из-под форменной куртки.
   Внутрь просунулась голова напарника - мужика постарше с ершиком седеющих волос и печальной усталостью в глазах с опущенными книзу уголками.
   - Эй, что ты с мальчишкой сделал? - повернулся он вглубь офиса.
   - Я?! Ничего, - послышалось тяжелое топанье и мясистый череп жиробасины протиснулся между кепи полицейских. - Иисусе! - вместе с подбородками затряслись и слюнявые губы. Да, Виннипух, я в твоем домике без дела не сидел! - Ах ты ж дерьмо перкское, ты у меня тут языком все вылизывать будешь!
   - Простите, что вы сказали? - напрягся седой.
   Жирный сдулся не сразу, похлопал голыми веками, пока до него дошло:
   - Я?! Ничего.
   - Вот и я ничего не слышала, - подтвердила блондинка. - Успокойся, Томас. Это краска. Сам понюхай.
   Седой засопел длинным носом. И тут на сцену выступил я:
   - Да, краска. Этот садист меня поймал, когда я граффити рисовал. Облил из баллона, избил, собаку свою натравил. Вот, - я сунул под нос панцирям прокушенную руку, кое-как обмотанную туалетной бумагой. - Расист гребаный!
   Томас засопел громче, аж крылья длинного носа раздулись; засверлил жиртреста вглядом инквизитора.
   - Д-да врет он безбожно, - запинаясь, промямлил толстяк. - Он сам Пророку в морду брызнул. Может, пес теперь сдохнет от отравления. А ведь он - хорошая собака, просто работу свою выполнял! Слушайте, этих малолеток тут целая шайка была.
   Значит, разглядел-таки, гад!
   - Этот вот, самый мелкий, через забор полез, а остальные с той стороны его подзадоривали. Банда у них насторящая пер... эмигрантская, - поправился жиряй.
   Седой перевел на меня задумчивый взгляд:
   - Он что, украл что-нибудь?
   - Н-нет, - тряхнул щеками охранник. - У нас не украл. Зато вот на соседней стройке постоянно то материалы, то инструменты прут. Точно, они!
   - Ничего мы не крали! - возмутился я и тут же прикусил язык, да поздно было.
   - Лассе, кого ты слушаешь, - раздраженно фыркнула блондинка. - Я этого пацанчика теперь вспомнила. Месяца три назад мы его с дружками у соседней школы паковали. Накуренные были в слюни.
   Странно, а я ее чего-то совсем не помню. Даже буфера. Здорово, видать, меня тогда по первому разу пришвартовало.
   - Ладно, мы его забираем, - решил Лассе, который по ходу был в связке плохой-хороший коп главным.
   - А кто тут прибирать будет? - пискнул жиробасина, обводя пухлой лапой апокалипсис в подсобке. Ну да, я чуть психанул, когда не нашел на полках растворителя. А ты думаешь, приятно, когда краска тебе в трусы затекает и жопа слипается?
   - Вот он и будет, на общественных работах, - ухмыльнулась блондинка. У, гестаповка!
   - Какие работы, - говорю. - Мне вообще еще пятнадцати нету. Вы меня забирать права не имеете.
   - Ты еще нас правам поучи, умник, - она потянулась, чтобы ухватить меня за плечо, но я увернулся.
   - Грабли придержи! У меня отец адвокат! - не знаю, зачем я соврал, но блондинка притихла и руку убрала. Я ухмыльнулся в ее кислую морду, чувствуя, как из приоткрытой двери повеяло запахом свободы. И тут седой вздохнул печально:
   - Мальчик, телефон достань.
   - Зачем это? - насторожился я.
   - Отцу звонить будем.
   И вот тут я сломался. Стою, молчу, как кататоник. Короче, телефон в кармане нашли, вызвонили мать. Потом меня вели по длинному коридору. Оказалось, что Лассе хромает, кстати, на ту же ногу, что и я. Подумалось как-то отстраненно, что это наверное бандитская пуля. Ему бы к имиджу подошло. Только скорее всего панцирь просто связки растянул на пробежке.
   Вышли мы сразу за территорию завода. Уже стемнело, вдоль пустынной дороги загорелись фонари, под которыми толклись, несмотря на холод, ранние комары. Я съежился, в который раз пожалев, что выскочил из дома без куртки, и поробовал засунуть руки в карманы штанов. Как назло, их намертво заклеило краской.
   - А у вас мешки черные есть? - спросила вдруг блондинка пузатого, который увязался провожать панцирей - явно, чтобы насладиться моими мучениями. - Большие такие, для мусора.
   Я вжал голову в плечи: мля, они меня что теперь, пытать будут? Или в лесополосе похоронят?
   - Были где-то, - у жиртреста глазки так и загорелись. - Сейчас принесу, - и потрусил обратно в подсобку.
   Мешки положили на сиденье полицейского опеля - чтобы я его не заляпал. Когда мы разворачивались, из открытого для проветривания окна донесся тоскливый вой Пророка - то ли он прощался, то ли не хотел ехать к ветеринару.
  
   В комнате ожидания, как красиво называлась маленькая белая камера с единственной койкой, я просидел еще час. За этот час понял, в чем заключается суть пытки "белой комнатой". Телефон у меня отобрали, а на гребаном потолке даже трещин, блин, не было, чтобы посчитать. В итоге я колупал бурую корку на руке и чесался: подсыхающая краска стягивала кожу, и все тело от этого дико зудело.
   Пришел за мной незнакомый молодой панцирь. К моему виду его, по ходу, не подготовили, поэтому зенки у него чуть из очков не выпрыгнули.
   - А чо, сегодня разве не Хэллоуин? - протянул я дурашливым голосом. Встал и похромал на этого оленя, вытянув руки в красных пятнах. - А я зомби, я зомби...
   Панцирь только головой покачал, но ничего не сказал.
   В холле с казенными желтыми стенами и продавленными кожаными диванчиками ждал... Себастиан. При виде меня лицо у него пошло рябью, размякло как-то - будто я - не я, а сын его, вернувшийся из миротворческой миссии в Ираке. Кто-то, кого он долго ждал и наконец дождался, но боится в это поверить.
   От удивления я споткнулся и наступил на больную ногу. Стиснул зубы, но эмоции явно отразились на моей перекошенной морде, потому что адвокат бросился мне навстречу, причитая:
   - О, боже! Джек, что с тобой?
   - Ногу подвернул, - проворчал я, косясь на панциря. Хромой Лассе уже успел мне объяснить, что обвинения в избиении в адрес охранника или самих полицейских чреваты долгими допросами в присутствии матери и представителя коммуны, а все, чего мне сейчас хотелось - свалить отсюда поскорее и смыть наконец Меметову гребаную краску.
   - А это? - Себастиан осторожно прикоснулся к туалетной бумаге.
   - Ерунда, - отдернул я руку, хотя в ней пульсировала нарождающаяся сверхновая. - Шавка охранника тяпнула.
   - Почему же ты еще не в травмпункте? - тут адвокат напустился на очкастого, так что мне его даже жалко стало. И то панцири нарушили, и это, и иск он на них подаст, и позаботится, чтобы их отстранили и разжаловали.
   Я тихонько потянул правозащитника за рукав дорогого пиджака:
   - Может, пойдем уже? Я домой хочу.
   Это сработало. Себастиан притих, ткнул очкарику свою визитку и повел меня к выходу.
   - А у вас мешки черные есть? - спросил я, заглянув в сияющий чистотой салон адвокатского мерса. - Такие, для мусора.
   - Зачем? - удивился дак.
   - На сиденье подстелить, - объяснил я. - Краска еще мажется.
   Себастиан улыбнулся уголком рта:
   - Садись. Я тебя в травмпункт отвезу.
   - Да ну его, - тряхнул я башкой. - Там только задницу всю исколют. От бешенства. А у меня уже кровь и так не идет. Давайте лучше домой. Мама там как?
   - Не очень, - вздохнул адвокат. - Мне с трудом удалось ее убедить подождать тебя дома. Она очень волнуется ,и от нее пахнет лекарством.
   - Валерьянкой, - я сник.
   - Боюсь, если она тебя в таком виде увидит, ей совсем плохо станет.
   Да, если мама в обморок свалится, то теть Люся меня просто скалкой отмудохает - ей датский закон о неприкосновенности детей не писан. Что же делать-то?
   Адвокат тоже нахмурился, обдумывал что-то.
   - Послушай, Джек... А что если мы купим растворителя и заедем куда-нибудь сначала. Ну, скажем, в мой офис? Там у меня даже душ есть. И аптечка. Приведем тебя в порядок, а потом уже домой. Маме твоей я позвоню, скажу, что бумаги в полиции оформляем.
   Серые глаза выжидающе уставились на меня. Я осмотрел свои заляпанные красно-бурым джинсы и футболку, туалетную бумагу в ржавых пятнах, прилипшую не только к руке, но кажется даже к жопе - это я краску пытался хоть как-то оттереть. Глянул на приборную панель - так, уже почти десять вечера. В офисе точно никого нет. С одной стороны, это хорошо - никто такое позрище не увидит. С другой - а что, если добренький адвокат - педофил?
   Я окинул породистую рожу Себастиана подозрительным взглядом. Ага, конечно. Такому делать больше нечего, только и кидаться на измазанных дерьмом вонючих подростков.
   - Ты извини, что я тебя домой не приглашаю, - дак по-своему истолковал мое молчание. - Я живу за городом, туда добираться почти полчаса - в одну сторону.
   Ага, щас, я сплю и вижу, как бы поплескаться в адвокатской ванне с отделкой под гребаный мрамор.
   - Поздно уже, - мыслю я вслух. - Где мы растворитель раздобудем?
   - В круглосуточном Нетто, - дак вывел мерс из парковочного бокса и включил какую-то мягкую музыку, вроде джаз. По зеркальному капоту заструились желтые полосы проносящихся мимо уличных огней. - Кстати, и одежду можно там же купить. Конечно, от кутюр я тебе не обещаю, - усмехнулся он, ловя мой взгляд в зеркальце, - но чистые джинсы с футболкой, думаю, там найдутся.
   В Нетто я похромал вместе с Себастианом - джинсы джинсами, а вот трусы я только маме доверяю покупать. Поковырявшись в ряду с пластиковыми коробочками, нашел нужный размер и тут поймал на себе чужой взгляд - какая-то чикса с выбритыми висками пялилась на меня из-за рядов с прокладками, будто увидела отоваривающееся труселями привидение. Я скорчил жуткую морду и пошел на нее дерганной походкой - у меня "робот" всегда хорошо получался. Чикса взвизгнула и исчезла в направлении кассы. Даже подкладки свои забыла.
   - А ты злой, - прокомментировал Себастиан, хотя его мнения вообще никто не спрашивал.
   Я пожал плечами и потащил покупки на выход. Сидевший на кассе парень с дредами скользнул по мне скучающим взглядом. Наверное, в ночные смены он еще и не такого навидался.
   - Чек нужен?
   - Да, спасибо, - быстро сказал я и попытался засунуть бумажную ленточку в склеенный карман. - Я вам все отдам, - объяснил я адвокату. - Только не сегодня.
   Себастиан принялся уверять меня, что это совсем не обязательно, что он с радостью мне поможет, но я настоял на своем. Пусть не думает, что мы какие-то нищие и подачки от всех принимаем.
   Офис юриста оказался в центре города. Мы поднялись в лифте на второй этаж и вскоре остановились перед дверью с табличкой: "Себастиан Люкке, адвокат". Да уж, счастливчик, блин. Внутри все было примерно так же, как в новеньком мерсе: чисто, стильно, дорого и как-то безлико. Не офис - а реклама из ящика. За дверкой слева обнаружилась просторная ванная, облицованая таким же никаким белым кафелем. Кроме толчка и странной квадратной раковины, лежащей на деревянной доске, тут был душ, теплый пол и шкафчик со всем необходимым - в нем нашлись даже зубная щетка, паста и бритвенные принадлежности.
   "Ночует он тут, что ли? - думал я, вытаскивая из пакета растворитель. - А что? Диванчик вон в приемной есть. Мужик холостой, работает, небось, с утра до ночи. Жопоголик. А что ему еще делать, как не бабки рубить?" Проверил на всякий случай, работает ли задвижка на двери. Она запиралась на ключ изнутри, без всяких подвохов.
   - Джек, я тут займусь делами пока, - раздался с той стороны голос адвоката. - Если тебе что-нибудь нужно будет, просто позови.
   Ага, щас, позову тебя спинку растворителем потереть.
   Я бросил испорченные штаны в Неттовский мешок. Жалко. Любимые мои были джинсы, выношенные по форме тела, с отвисшим задом и дырками на коленях для вентиляции. Мать давно грозилась их извести, но я не давался. Теперь обрадуется, небось. Дернул футболку и заорал благим матом. Ткань приклеилась к телу и по ощущениям отлепилась от груди вместе с хорошим клоком кожи.
   - Джек? - донесся из-за двери взволнованный голос. - Что с тобой?
   - Я еще жив, - успокоил я адвоката.
   - Ты уверен, что у тебя все в порядке?
   Вот нашелся заботливый папочка! Я буркнул, что все окей, и откупорил растворитель. Завоняло, зато футболка быстро начала отмокать, и вскоре я наконец увидел в зеркале свое звездно-полосатое тело. К счастью, на спине краски практически не было, зато вот в трусы ее натекло немало - не спрашивайте меня, как. Наученный горьким опытом, дергать я их не стал.
   Почти битый час промучился, пытаясь вернуть своему телу первоначальный цвет. Из-под бурых пятен и полос проступили лишайно-розовые - то ли просто раздражение, то ли аллергия. Зато склеенные и стянутые краской волоски отпраздновали свободу, встопорщившись, как шерсть на собачьем загривке.
   От вони уже начала голова кружится, а мешок наполнился "окровавленной" ватой, когда я наконец добрался до прокушенной руки. Пророк оставил мне на память четыре аккуратные дырки от клыков - две снизу, две сверху. Кровь на них запеклась вперемежку с краской, вот я с дуру и ткнул туда растворителем. На мой сдавленный вой Себастиан тут же отозвался чутким:
   - Джек? Тебе точно не нужна помощь?
   - Да пошел ты... - прошипел я по-русски.
   Дак умный оказался, как собака. Понял и отвял.
   Душ стал для меня новой пыткой. Розовые пятна щипало и от горячей воды, и от мыла. Кое-как вытершись, я полез в адвокатский шкафчик - искать какой-нибудь крем. Нашел. Воняло от него тем же дорогим парфюмом, которым несло от Себастиана. Я решительно засунул баночку обратно на полку: уж доживу как-нибудь до дома и вазелина.
   Когда я наконец вывалился из ванной в облаке пара со стойким запахом растворителя, Себастиан сидел в белом кружке света от настольной лампы и что-то сосредоточенно изучал на экране компа. Услышав, как закрылась дверь, он вскинул взгляд - какой-то затуманенный и отсутствующий, будто за то время, пока я был в душе, он успел забыть о моем существовании.
   - Все, - сообщил я. - Спасибо за то, что дали воспользоваться ванной. И вообще, спасибо.
   Адвокат улыбнулся, возвращаясь в реальный мир с обузой по имени Джек.
   - Да не за что. Ты выглядишь теперь гораздо лучше.
   Конечно, просто пай-мальчик, свежевымытый, в новых синих джинсах, туго стягивающих зад, и футболке с мимимишным Снупи - других в Нетто не было. Разве что лишайные пятна портят картинку, а так - в пору для школьного альбома фоткаться. Тут адвокат приметил мое сходство с линяющей розовой Пантерой и заволновался:
   - Ой, что это? Может, тебя все-таки к врачу?
   - Да фигня, обычное раздражение. Пройдет.
   Себастиан все-таки прискакал с аптечкой:
   - Давай я тебе хоть пластырь на укус налеплю.
   Я сдался под напором его заботы и взял из коробочки четыре пакетика с бактерицидным. У адвоката аж руки тряслись, пока он помогал с них бумажки снимать. Наверное, он из тех, кто при виде крови в обморок бухается, а из-за синяка садится на больничный.
   Мешок с моими тряпками я хотел прихватить с собой, чтобы сразу выкинуть, но Себастиан сказал, что беспокоиться не стоит: рано утром уборщица заберет его вместе с остальным мусором.
   Домой ехали молча. Я внутренне готовился к разговору с матерью, зная, что он будет не из приятных. Хорошо хоть, Себастиан не лез ко мне с нравоучениями, хотя наверняка после беседы с панцирями ему было что сказать. Интересно, что они теперь замутят? В прошлый раз после истории с тойотой мудака Хольста полиция стукнула в коммуну, и к нам домой и в школу приперлись тетки из социальной службы. Мать затаскали по собраниям, а меня по психологам. Ходки на чистку мозгов у меня, кстати, еще не закончились. А что бывает, когда выясняется, что они не сработали?
   Я обеспокоенно поерзал на сиденьи и повернулся к адвокату, как раз тормознувшему на светофоре:
   - Э-э, Себастиан, это... А вы не знаете, что мне теперь будет? Ну, за граффити. И за Пророка.
   - Какого пророка? - брови дака полезли на лоб. - Мухаммеда?
   Сзади кто-то бибикнул: Себастиан прозевал, что уже загорелся зеленый. Он судорожно нажал на газ, а я пояснил:
   - Не, собаку. Это она меня тяпнула.
   Адвокат видимо расслабился:
   - Обычно в таком случае полиция обязана поставить в известность службу по делам детей и юношества в коммуне, а те начинают расследование согласно параграфа пятьдесят. Но судя по тому, что у тебя это рецидив, расследование, скорее всего, уже идет полным ходом... Это так? - он покосился на меня, переключая скорость.
   - Да, к нам с ма приходили из коммуны, - неохотно признался я. Тогда мы еще шиковали в трехкомнатной квартире Бо, которую мать нещадно вылизывала, пытаясь извести грибок, сивушную вонь, шеренги пустых бутылок и отчимовы заначки. В тот раз соцработницы признали условия вполне пригодными для проживания несовершеннолетнего, то есть меня. Что-то будет, когда они заявятся к теть Люсе? - А как вы узнали, что у меня этот... ну, рецидив? Вам мама рассказала?
   - Нет, полиция, - коротко мотнул головой Себастиан. - Что ты натворил в прошлый раз, позволь поинтересоваться?
   Я вздохнул и выдавил нехотя:
   - Пришили употребление легких наркотиков и хулиганку.
   - Пришили? - скептически повторил дак.
   Я молча отвернулся и уставился в окно. Как будто там было что-то, кроме темноты и фонарей.
   - Ты хотел знать, что тебе будет? - заговорил адвокат после минутного молчания. - Тебе лично - ничего, так как ты по возрасту не несешь уголовной ответственности. Зато Катюше выпишут штраф.
   Во как, мать у него уже Катюша! Погодите-ка, а за что штраф-то? Я ж шины жиртресту не прокалывал, хотя надо было бы!
   - За побелку стены, уборку в подсобке и лечение служебной собаки, - ответил адвокат на мой незаданный вопрос. - Но ты не переживай. Я вам помогу расплатиться.
   - Спасибо, не надо. Мы как-нибудь сами справимся, - выпалил я. Бабок, которые должны мне Мемет и Микель, едва хватит, чтобы отдать Себастиану за тряпки. Но раз я накосячил, сам и буду штрафы платить, а не какой-то добрый дядя. Может, мобилу продать придется, и занять - у того же Микеля, скажем.
   - Извини, я не знал, что у тебя в бюджете есть свободных пятнадцать тысяч.
   - Ско-олько? - вот те бабушка и ядрена кочерыжка. - Да я... да я лучше сам им эту стену замажу и бытовку впридачу выкрашу, а жиробасине щенка нового принесу! Пятнадцать кусков, фигасе!
   - Общественные работы как меру присечения может назначить только суд, - спокойно заметил адвокат. - А по закону ты не несешь...
   - Да понял я, понял, - закусил я губу. Пятнадцать кусков! Маме три месяца пахать надо и никуда не тратить, чтобы такую туеву хучу бабла собрать. Мля, знал бы, куда вляпаюсь, никогда бы через этот гребаный забор не полез! - А что, если мы заплатить не сможем?
   - Я же сказал тебе, Джек, - Себастиан повернулся, чтобы поймать мой взгляд. - О штрафе не беспокойся, я вам помогу. Но есть другие осложнения, с которыми справиться будет не так просто.
   - Какие еще осложнения? - в животе у меня будто тяжеленный булыжник образовался, скользкий и холодный.
   - В связи с новыми обстоятельствами социальные работники наверняка решат нанести вам с мамой визит. А ваши жилищные условия... Ты не думай, - заторопился он извиняющимся тоном, - я лично думаю, что у фру Люси очень уютный дом. Только и очень маленький тоже. Скорее всего, твоей маме...хм-м, предложат подыскать новую квартиру. Побольше.
   Побольше?! Да мы теть Люсе платим сейчас тонну в месяц и то, как ма говорит, со скрипом. За такие деньги мы разве что собачью конуру снять сможем или скамейку на вокзале.
   - А что, если мы не переедем? - тихо спросил я.
   Себастиан немного помолчал, не отводя взгляда от дороги, на которой наша машина была единственной.
   - Конечно, конечное решение будет зависеть от многих обстоятельств, но есть возможность, я подчеркиваю, есть возможность того, что тебя заберут у матери.
   Это что, плохая шутка? Знаменитый датский черный юмор? Не веря своим ушам, я выпучился на адвоката, будто у него не профиль был, а ключ ко всем загадкам природы:
   - Куда заберут?
   - В суточное учереждение. Или приемную семью.
   Суточное... Это что, детдом, что ли?! Нет уж, не выйдет! Я вам не малыш Микель!
   - Хрен они меня заберут! Пусть только попробуют! - я понял, что ору Себастиану в лицо, но мне было пофиг.
   - Джек, - начал адвокат таким тоном, будто успокаивал истерящего из-за игрушки пятилетку, - что ты сможешь сделать? Невозможно бороться против системы. Тут вопрос только в том, какая ее шестеренка повернется быстрее. Если миграционная служба, то вас с мамой вышлют назад в Россию. А если социальная - то сначала тебя определят в учереждение, а потом за ней приедет полиция и...
   Я не стал слушать дальше. На глаза упала красная пелена, будто в них снова брызнули краской, и на этот раз я не успел увернуться. Собственный голос эхом отдавался ушах, будто в мобильнике при плохой связи:
   - Да на хрен нам сдалась эта Дания! Мы сами отсюда уедем, ясно?! И пошли вы все...
   Я почувствовал чужую руку у себя на плече и рванулся, одновременно сдергивая ремень безопасности:
   - Останови! Оставнови или я выпрыгну нафиг!
   - Джек!
   Я толкнул дверь, преодолевая сопротивление ветра. Взвизгнули тромоза, мерс тряхнуло, когда он ударил поребрик. Я выкатился в ночь и побежал, припадая на одну ногу и судорожно хватая ртом влажный воздух. Куда - сам не знаю. В глазах все плыло, сливаясь в черные хребты и кратеры. Редкие световые пятна казались вкраплениями далеких звезд. Я был один на чужой ледяной планете, барахтался в невесомости без единого ориентира. Я был на темной стороне.
   - Джек! Подожди, куда ты? - раздался откуда-то человеческий голос. - Постой, я ведь отвечаю за тебя. Я обещал маме привезти тебя домой.
   Я споткнулся и проехался коленями по асфальту, больную лодыжку как током дернуло. Меня осторожно подхватили под мышки, подняли, усадили. Оказалось, я под козырьком автобусной остановки. Себастиан стоит рядом, нервно теребя пуговицу на пиджаке.
   - Сигареты есть? - хрипло спросил я, когда чуть отдышался. - Мои панцири отобрали.
   - Что? А, вот, - дак протянул мне мятую тощую пачку, на удивление похожую на мою. - Полицейские вернули вместе с телефоном, но я подумал, что тебе вредно...
   - А зажигалку они тоже вернули? - меня мучила тошнота, так что было не до проповедей о присвоении чужих вещей.
   Он молча протянул мне крикет, и я затянулся. Отметил про себя, что пальцы дрожат, и сжал их в кулак.
   - Джек, - говорил Себастиан осторожно, будто пробовал слова на вкус, - послушай. Я сказал, что невозможно бороться с системой. Но ведь можно играть по ее правилам и выиграть. Понимаешь?
   Я мотнул головой. На слова уже не хватало сил.
   - Я... гхм, - он немного покашлял.
   Дымом что ли подавился?
   - Я хочу сделать твоей маме предложение.
   Я медленно выпустил дым через нос и поднял голову. Лицо дака тонуло в тенях от козырька ракушки, но издевки в голосе вроде не было.
   - Понимаешь, я бы и так его сделал... То есть, даже если бы ты не совершил эту глупость. Только теперь время поджимает и... Я хочу тебя спросить, как мужчина мужчину. Ты имеешь что-нибудь против?
  
  

Озеро Счастья

   Поженились мама с Себастианом быстро и скромно - в городской ратуше. Свидетелями были тетя Люся и Питер, Себастианов коллега, тот самый юрист, который помогал маме разобраться с видом на жительство. На деньги, которые продули мне Мемет и Микель, я купил свадебный подарок. Долго не знал, что выбрать, и наконец посоветовался с тетей Люсей. Когда мы впятером сидели в ресторане, мама разрезала серебристую бумагу с розовыми ленточками и извлекла оттуда альбом для фотографий и рамку с сердечками.
   - Ой, Женька, - растрогавшись, проворковала она. - Иди сюда, я тебя поцелую.
   Нежно-голубое платье до пола и подаренная Себастианом диадема делали ее так похожей на королеву, что мне захотелось преклонить перед ней колено.
   В свидетельстве о браке записали новую мамину фамилию: Люкке. Она была уверена, что семейное имя Себастиана принесет нам всем счастье и убедила меня тоже стать Люкке. Я в общем особо не возражал. Лишь бы в новых паспорте и медицинской страховке вместо Евгения стояло Джек.
   Переезд к Себастиану мать решила отложить на конец июня. Как раз начнутся каникулы, а с нового учебного года меня записали в школу Брюрупа - так назывался тот городок, где находился дом нового отчима. Накануне дня Х я покидал шмотки в видавшую виды спортивную сумку и пошел прощаться с друзьями.
   Мемет и остальные уже были на месте - из-за шиповника у железки доносился речитатив "Моего ниггера". Я плюхнулся на горячие плиты рядом с разморенными солнышком ребятами.
   - Раскурим трубку мира, бро? - лениво предложил Мемет.
   - О, мы сегодня богатые, - обрадовался я, и косяк пошел по кругу.
   Я задержал дым в легких, чтоб получше вставило: незвестно еще, когда в следущий раз представится случай.
   - Ты когда уезжаешь? - поинтересовался Мемет, сплевывая в пыльную траву.
   - Завтра утром.
   - И я тоже завтра, - объявил Микель, хихикнув. - С предками в Таиланд.
   Мы его проигнорировали. Он часто вякал не в тему, а под травой так у него вообще башню сносило вместе с фундаментом. Один раз мы его едва от рокеров оттащили - он им фак показал, а они потом за нами еще полквартала гнались, хорошо не на байках, тогда бы мы нам полный пипец.
   - Где там этот Зажопинск находится, куда тебя отчим увозит? - Мемет перевернулся на спину и засунул в рот соломинку. В его расширенных зрачках отразилось небо с пушистыми ватками облаков.
   - Зажопинск зовется в миру Брюрупом, - напомнил я. - Двадцать пять км примерно отсюда. Туда, кстати, автобус ходит, я узнавал. Устроимся, приезжайте в гости.
   Пацаны покивали, но без особого энтузиазма.
   - Если что, я могу попросить Себастиана вас на мерсе забрать. Скажем, в пятницу, когда он с работы поедет. Завалитесь ко мне на все выходные. Там озеро прямо под окнами. Покупаемся, рыбу половим.
   - Чо, правда озеро, мэн? - оживился Ибрагим. - А лодка у твоего отчима есть? А какая там рыба? А спиннинг занять можно?
   - Не знаю, - растерялся я. Вот уж не подозревал в нашем молчуне рыболовный ген.
   - А комната для гостей у вас есть? - глаза у Микела косили больше обычного, но он умудрился сфокусировать на мне взгляд.
   - Не знаю, - признался я. - Но если что, в моей комнате заночуете.
   - Как это, не знаешь? - нахмурился Мемет. - Ты чо, мэн, еще в своем факниг Зажопинске ни разу не был? Вроде уже со свадьбы недели две прошло. Хотя какая это на хрен свадьба... Так, бумажку получили жопу подтереть. Фиктивный брак, мэн.
   Я не обиделся. По мнению Мемета, свадьбой называлась недельная обжираловка с участием не менее трехсот гостей, включая родню с обоих сторон, начиная с третьего колена.
   - Ну, в общем, нет, - я надвинул бейсболку на глаза, чтобы не слепило вынырнувшее из-за облака солнце. Оказалось, дело было не в нем: даже когда я закрывал веки, на зрачках висели лохматые оранжевые привидения. - Сначала мать с Себастианом неделю были в Париже. Свадебное путешествие. Ма давно мечтала в Париж слетать, вот отчим и купил билеты.
   - Увидеть Париж и умереть, - продекламировал Микель, растягивая губы в дебильной улыбке.
   - А когда вернулись, - продолжал я, словно ничего не слышал, - до каникул уже неделя оставалась. Вот мать и решила меня не дергать, чтоб доучился.
   - А что в выходные? - Ибрагим закинул с края плиты воображаемый спиннинг и чуть не нырнул следом, Мемет едва успел его за майку ухватить. Микель заржал, как конь, на худой шее смешно задергался кадык. Меня тоже начало накрывать, я захихикал, с трудом вспоминая нужные слова:
   - Да на выходные... ма туда ездила. Они комнату мне готовили. Хотели этот... сюрприз сделать.
   - Наивный ты, бро, - Мемет хлопнул меня по плечу и утянул вниз, на плиты. Я повалился рядом с ним, и по нам запрыгали нестрашные оранжевые барабашки. - Комнату они готовили. Знаешь, что твои старики там делали? Пацаны, покажите!
   Микель с Ибрагимом заржали и принялись скакать по бетону, наддавая взад-вперед бедрами. Микель при этом виртуозно имитировал женские стоны.
   - А сюрприз тебе будет, - проорал Ибрагим, приставив локоть к низу живота и крутя "хобот". - Через девять месяцев.
   Я почувствовал, что краснею, но светящиеся призраки танцевали вместе с ребятами, и я поддался поднимающемуся откуда-то из живота ярко-синему смеху.
   Когда я собрался уходить, уже стемнело, хотя закат состоялся по-северному поздно. В свете фонаря пацаны подписали мне бейсболку - когда-то бежевую, а теперь выгоревшую до грязно-белого цвета. Наверное, Мемет задумал это дело с самого начала, потому что в кармане у него нашелся жирный несмываемый маркер. Им-то он и нарисовал наш тэг там, где еще пару лет назад красовалась эмблема какого-то спортклуба.
   - Бывай, бро, - обнял он меня на прощанье и сунул что-то в ладонь. - Вот тебе косячок. Заскучаешь там, или будет плохо, курни и полегчает.
   У меня аж горло сжалось. Я пообещал звонить и не пропадать, и побрел к дому, запретив себе оборачиваться.
   Там меня уже поджидал сюрприз - Ибрагим, сволочь, накаркал. Пропала моя сумка с вещами. Всю квартиру перерыл - нету.
   - Что ты ищешь-то, Жень? - наконец не выдержала мать, отрываясь от маникюра. - Так мечешься, прям сквозняк по комнате.
   - Ты не видела мою сумку? Синюю?
   - Конечно, видела, - ма критически осмотрела только что накрашенный ноготь. - Я эту рухлядь сама на помойку выкинула, раз ты не можешь.
   - Как выкинула?! - я так и сел.
   - Руками, - она вскинула на меня укоризненный взгляд. - Жень, я же тебе столько новой одежды привезла из Парижа, модной, красивой. А ты все шляешься в своих обносках, как гопник какой. Вот я и решила - не дам тебе в новый дом лохмотья тащить. Взяла - и выкинула.
   - Погоди, - я лихорадочно пытался представить себе размер причиненного ма урона, - но там же не только тряпки были. А диски мои?! А нож, который Мемет на днюху подарил?! А...
   - Вот только ножа тебе бандитского и не хватало! - внесла свои пять копеек в дискуссию тетя Люся, высунув голову из кухни.
   - Да он же карманный был! - взвился я с дивана. - От друга подарок! Что вы все тут, совсем с дуба рухнули?!
   - Твои личные вещи в новом рюкзаке, - холодно сообщила мама. - И последи за своим языком.
   Я выскочил на лоджию, хлопнув дверью. "Последи за своим языком". Это она что, от Себастиана нахваталась? Или от французов? Хорошо, что я не успел запихнуть в сумку косяк или бейсболку с автографами друзей, а то бы и они сейчас на помойке валялись. Я полез в карман за сигаретой, но обнаружил только кусочек пластика от упаковки - пустую пачку выкинул еще вчера.
   Сунул руку под подоконник - там скотчем была прилеплена заначка на черный день. Скотч есть, заначки нет. Так. Ма что, произвела сегодня тотальный шмон? Мля, весь мир против меня!
   Откинулся на табуретке так, что затылком об стену треснулся. Матюгнулся в голос.
   - Что, все так плохо?
   Сосед. Я даже не услышал, как он на балкон выполз. Странно, мужик обычно в это время на работе. Может, отгул?
   - Курево кончилось, - пожаловался я.
   - Мне бы твои проблемы, - за перегородкой щелкнула зажигалка, потянуло дымком. На этот раз обычным. Издевается он, что ли? В темноте за окном замаячила белым пятном пачка "Принца".
   - Угощайся.
   - Спасибо, - я жадно прикурил от воняющей бензином зажигалки. - А что, у вас что-то случилось?
   Турок немного помолчал, покашлял.
   - На работе сократили.
   Я быстро прикинул: жена у него сидит дома с ребенком. Кроме орущего младенца, фамилию Аюдемир по моим наблюдениям носят еще кудрявая девчушка лет пяти и пацан с вечно сопливым носом. Выходит, дело соседа совсем табак. Я не знал, что сказать, поэтому брякнул первое, что в голову пришло:
   - А мы переезжаем. То есть, я и мама.
   - Это хорошо, - турок стряхнул пепел, и в темноту полетел оранжевый рой искр. - Ведь так?
   - Наверное, - сказал я, немного подумав.
   За стенкой приглушенно завопил младенец. Сосед зашуршал, отстрелил пальцами бычок, чиркнувший по коробку ночи падающей звездой.
   - Удачи тебе, пацан.
   Скрипнула, притворяясь за ним, дверь. Я посидел еще немного, а потом пошел смотреть, что из моего добра смогу найти в ботанском рюкзаке с Эйфелевой башней.
  
   Первое, что я сделал, продрав глаза утром, засунул руку под подушку. Ура! Косяк на месте, тряпки тоже. Я так боялся, что мать ночью вышвырнет переделанные из старых джинс шорты и линялую майку, что спал бы в них, если бы не стоявшая в крошечной квартирке удушливая жара. Я спустил ноги с надувной кровати для гостей, на которой спал с тех пор, как мы сняли угол у тети Люси, и принялся натягивать вытертые до белизны штаны.
   - Это что за порнография?!
   Мать стояла надо мной, уперев руки в боки. Из одной из них свисало что-то вроде джинсов цвета детской неожиданности.
   - Ну, я не знаю, - сонно пробормотал я и кивнул на желтый кошмар. - Ты же их покупала.
   Ма недобро сузила глаза:
   - Ты нарочно издеваешься, да? Я говорю вот об этой гадости, - она ткнула в злосчастные шорты наманикюренным пальцем. - Ты в этом собираешься к Себастиану ехать?!
   - Ну да, - я тупо могнул, пытаясь сообразить, чего она от меня хочет. - А что? Жарко же.
   - Дай сюда! - она выжидающе вытянула руку, губы сжались в упрямую линию. Я понял, что если я их не отстою, шорты разделят судьбу своих не менее потрепанных собратьев.
   - Не дам, - твердо заявил я и просунул ногу в штанину.
   - Нет, дашь, - ма ухватила мою собственность за ширинку и дернула на себя. Я повалился на спину, но шортов не выпустил.
   - Не дам!
   - А я говорю, лучше отдавай по-хорошему!
   Еще один рывок, и выношенная ткань не выдержала. С громким треском шорты порвались пополам. Я улетел с одной штаниной под стол, а мама запричитала плачущим голосом:
   - Ай! Смотри, что ты наделал! Я ноготь из-за тебя сломала!
   Желтый ужас из Парижа шлепнулся на пол рядом со мной:
   - Вот, надень это. И футболку поприличней. Твою порнографию я выбрасываю.
   - Кто тут говорил о порнографии? - тетя Люся возникла из дверей своей спальни, кутаясь в халат. Она давно сидела на пенсии по инвалидности, так что наши с мамой перепалки были в ее жизни одним из немногих развлечений. Наверное, когда мы съедем, она совсем заскучает.
   - Да вот, понимаешь, переезжаем в кои-то веки в приличный район, - жаловалась мама, роясь в заранее упакованной сумке в поиске ножниц. - Соседи у нас врачи, преподаватели, банкиры. С некоторыми я уже познакомилась - чудесные люди. А мое чудовище снова собралось вырядиться, как беспризорник с Ленинградского вокзала. И ладно бы, надеть было нечего, а то... - и понеслось.
   Под шумок я тихонько проверил карман шортов под столом. Фух, на этот раз пронесло. Косяк остался именно в моей половинке. На радостях я вылез на свет и попер в ванную, прикрываясь новыми джинсами. Все-таки хоть живем мы по-семейному, а в одних труселях перед тетей Люсей я разгуливать не привык.
  
   Себастиан позвонил в дверь ровно в десять. Свежевыбритый, сияющий улыбкой и белоснежной футболкой, сменившей рубашку с галстуком по случаю отпуска. Мама с тетей Люсей расцеловались и всплакнули друг у друга на плече.
   - Ты приезжай к нам обязательно, - всхлипывала ма в бумажный платочек. - Дом большой, места для всех хватит. Даже пожить у нас можешь, если хочешь, Себастиан не против.
   Отчим кивал, по-прежнему улыбаясь, хотя не понимал, конечно, ни шиша.
   - Я сумки вниз отнесу, - буркнул я и поволок наши пожитки вниз по лестнице. Терпеть не могу женских слез.
  
   Всю дорогу до Брюрупа, ма щебетала о том, какая меня ждет замечательная комната с видом на озеро, и какая расчудесная моя новая школа. Я сидел молча, стиснутый непривычно узкими джинсами, на которых, казалось, появлялись пятна, стоило на них посмотреть. Себастиан, периодически поглядывавший на меня в зеркальце заднего вида, наконец не выдержал:
   - Джек, ты чего такой угрюмый?
   - А ты вот ее спроси, - перевел я стрелку и уставился в окно. Мы уже съехали со скоростного шоссе, и дорога углубилась в лес, ныряя с одного холма на другой, так что в животе то и дело прохладно потягивало, как это бывает, когда сильно раскачаешься на качелях. Между деревьями, курчавившимися зеленью раннего лета, то и дело проблескивали синие оконца воды - знаменитые озера.
   Себастиан спросил, и ма принялась объяснять, то и дело спотыкаясь в датском:
   - Он злой, потому что я выбросила его одежду.
   - Выбросила? - удивленно повторил отчим. Наверное думал, что неправильно понял.
   - Ну да. Она старая была. С дырками. Некрасивая. Линялая, - последнее слово ма сказала по-русски и повернулась ко мне, блестя темными очками. - Жень, как будет по-датски "линялая"?
   Я пожал плечами:
   - Забыл, - а сам думаю злорадно: ей надо, пусть сама и объясняет, как хочет.
   - Я так понимаю, Джек не хотел, чтобы ты выбрасывала? - уточнил Себастиан, косясь в зеркало на мой ботанский прикид.
   - Нет, конечно, - ма раздраженно взмахнула руками. - Ему нравится одеваться, как... Жень, как сказать "бомж"?
   Я изобразил глухонемого.
   - Как бездомный, - справилась с языковым барьером мать.
   - А тебе не кажется, что мальчик имеет право самому решать, что ему носить, а что нет? - отчим мягко положил руку на мамино бедро. - Может, то, что ты ему купила, просто не в его стиле? Ты же знаешь эту молодежь, - и он незаметно подмигнул мне в зеркальце.
   - Стиль?! - ма хмыкнула скептически, но по ее голосу я понял, что она уже улыбается. - Нет, это не стиль. Это лень и... Жень, как по-датски разгильдяйс... - Себастиан наклонился и накрыл ее рот поцелуем.
   Я поспешно отвернулся. Мы ехали по мосту над какой-то рекой, в неподвижной воде которой отражались зеленые острова и бурые тушки уток, застывших, будто чучельные. Мама рассмеялась незнакомым, грудным смехом, а отчим сказал весело:
   - Хватит дуться, Джек. Хочешь, завтра отправимся с тобой по магазинам? Купим только то, что сам выберешь. Как тебе такой вариант, а?
   Я буркнул что-то согласно-невразумительное, нашарил в тесном кармане "таблетки" и воткнул их в уши. Выбрал в плей-листе Ника и Джея.
   - На ступеньках сидят четверо мужчин,
   Пустые взгляды, героин.
   Город растет, отбрасывает тень.
   Он твою жизнь разобьет в хрень.
   Откуда оно берется и где кончается?
   То, что ты видишь на пути вверх,
   На пути вниз тоже встречается.
   Смогу ли я сделать все лучше,
   Когда приду сюда вновь?
   Скажи, поставили ли мы достаточно
   На любовь?
  
   Дом Себастиана действительно оказался на берегу озера. Городок Брюруп раскинулся на другой стороне, отражаясь в спокойной воде белой башенкой церкви и зданием школы, примыкающей приямо к песчаному пляжу. Вот бы пацаны увидели это безобразие! Да они бы от зависти кипятком ссали! Пока я возбужденно дышал, приклеившись к окну, мы прошуршали шинами по подъездной аллее и встали на усыпанной гравием парковке под какими-то буками. Я застыл на сиденье, не в силах поверить своим глазам. Вместо виллы из красного кирпича, вроде Микелевой, на меня смотрел длинным рядом окон дом из темного камня, двухэтажный, увитый с одной стороны чем-то зеленым и вьющимся. Апофеозом стала башенка, торчащая над островерхой крышей, кое-где покрытой мохом.
   - Вау, - выдохнул я, не смея поверить, что мы приехали по адресу.
   - Нравится? - усмехнулся отчим. - Ну, вылезай. Пойдем осматривать владения.
   Ухватив рюкзак за одну лямку, я захрустел гравием к парадному входу. В просторной прихожей с огромным зеркалом я сковырнул с пяток кеды и зашарил взглядом в поисках тапок. Таковых не находилось.
   - Ты так проходи. Тут чисто, и пол теплый, - пояснила мама, поняв мое замешательство.
   Я послушно потопал за ней следом, чувствуя на себе беспокойный взгляд Себастиана. Будто кошку на порог нового дома запускает, ей-богу. Зайдет или убежит?
   Из прихожей мы попали на огромную кухню. Я сначала даже не понял, что это кухня. Плиты нету, просто стоит посреди комнаты черный зеркальный куб - то ли стол, то ли тумба. Ни холодильника тебе, ни шкафов-буфетов. А дальше сразу гостиная с белыми диванами, на которые и присесть-то страшно, и стеклянные двери во всю стену - а за ними оно. Черное там, где на него бросают проткнутые камышом тени деревья, и ярко-синее под солнцем, перечеркнутое инверсионными стрелками чаек, снующих между облачными армадами лебедей.
   Озеро счастья.
  

Грязь

   - А вот и твоя комната! - ма с заговорческим видом толкнула одну из дверей на втором этаже.
   Если честно, я немного надеялся, что моя спальня окажется в башне - я бы себе там свил вампирское гнездо, а матери на кухню посылал бы сов с соообщениями, как Поттер. А еще лучше - летучих мышей. Вместо этого мне досталось выкрашенное в прозаический белый цвет помещение: такое огромное, что в пору дискач устраивать, зато с видом на озеро - тут ма не соврала. Себастиан нервно дышал мне в затылок, так что я поспешно шагнул через порог и объявил:
   - Просто фантастика.
   Мебели внутри было - две палки и перекладина. Это называется датский дизайн. Принцип у него такой - чем меньше палок, тем дерьмо дороже. Справа приткнулась полуторная кровать с высоким матрасом. У большого окна, заливавшего всю эту больничную белизну ярким светом, ютился стеклянный стол на тонких ножках и крутящийся стул, для разнообразия - черный. Над столом висела длинная черная же панель - вроде как вертушка для сидюков. Рядом была прихлопнута пара полок; на одной затерялась одинокая, зато здоровенная книга.
   Стена напротив кровати осталась пустой, за исключением огромного, от пола до потолка, зеркала. Ну, и зачем мне оно? Чтоб я каждое утро пугался до усрачки, когда с кровати вставать буду? "Спасите, опять это жуткое зомби-привидение!"
   Заметив мой задумчивый взгляд, устремленный на зеркальную стену, мать подлетела к ней и толкнула панель в сторону:
   - Жень, а это - встроенный шкаф. Правда, очень удобно? Покидаешь сюда все свое барахло, и всегда в комнате будет порядок.
   Быстро же ты забыла, что почти все это "барахло" сама изничтожила!
   Тут я заметил на столе что-то плоское и серебристое. Подошел и офигел: на крышке тоненького, как листок бумаги, ноута, красовалось откушенное с одной стороны яблоко. Не натуральное, конечно, а логотип.
   - Это же макбук! - выдохнул я, не смея прикоснуться к сверкающему новизной чуду техники. Обернулся на подпирающего косяк Себастиана, прочитал ответ на его лице, но все равно спросил на всякий случай. - Это что, мне?
   Ма тут же забыла про шкаф:
   - Ой, да, помнишь, я про сюрприз говорила? Мы решили подарить тебе компьютер. В новой школе их не выдают, я узнавала. Все со своими ходят. Вот и у тебя будет теперь. Нравится?
   Нравится ли мне? Я схватил мать в охапку и закружил ее по комнате, пищащую и отбивающуюся. Потом подскочил к отчиму, но с ним обниматься не стал, неловко как-то.
   - Спасибо, - говорю. - За макбук и все такое.
   Себастиан немного смутился, похлопал неуклюже по плечу:
   - Я рад, что ты доволен. Устраивайся тут, а я помогу Катюше разобрать вещи. Если понадобится туалет, он направо по коридору. Первая дверь.
   Начал я с того, что зашвырнул рюкзак на безупречно заправленную кровать. Открыл окно и высунулся по пояс, навалившись пузом на подоконник. Прямо подо мной был сад - точнее аккуратно подстриженная лужайка с открытой терассой, на которую выходили стеклянные двери, ведущие из гостиной. Лужайку окружали буйно разросшиеся кусты. Не стригли эти джунгли уже не один год и явно намеренно - они укрывали сад от любопытных взглядов, хоть голяком по нему бегай, хоть загорай без плавок.
   Под пригорком, на котором стоял дом, вилась вокруг озера частично скрытая густыми кронами дорожка. В воду выдавались деревянные причалы, под одному на каждый торчащий на холме особняк. Некоторые были покороче, другие подлиннее, с привязанными у края рыбачьими лодками или вытащенными на сухое байдарками. Имелся причал и у нас: замшелый и явно требующий ремонта. Ни лодки, ни даже самого завалящего каноэ. Мдя, Ибрагим будет разочарован. Рыба в озере вроде есть, зато вот отчим с удочкой явно не дружит. Может, он вообще воды боится? Хотя, какое мне дело? Главное, чтобы поплавать можно было. А то мы ездили тут один раз с матерью на залив. Идешь-идешь три часа, а все по коленку.
   Решив первым делом проверить глубину озера, я засунулся обратно. Ну-ка, посмотрим, на что способна чудо-техника. Порывшись в рюкзаке, вытащил первый попавшийся диск и вставил его в вертушку.
   Вруби радио,
   Вдуй стерео,
   Вот так!
   Ниггеры будут нас ненавидеть,
   Ниггеры нам позавидуют,
   И я знаю, почему:
   Потому что у нас такой стиль - зашибись!
   "Black Eyed Peas". Хм, старье, конечно, но у меня почему-то к нему нежные чувства. Я сделал пару мувов под музыку и случайно поймал свое отражение в зеркальной стене. Блин, тут же почти как в танцзале! Грех не оттопыриться. Это тебе не парковка на задах "Вестфрукта" и трек из мобилки, а в лучшем случае - Ибрагимов убитый геттобластер. Тут звук такой, что мозги выносит, а от басов - дрожь по позвоночнику. Тут ритм идет напрямую в кровь, как инъекция в вену. Полированный деревянный пол - это не шершавый асфальт, на котором нельзя бэкспиннить, не ободрав всю хребтину. И не нужно думать о технике, о том, куда ставить руки-ноги. Бит все делает за тебя. Pump it!
   Я вышел из спинна неваляшкой, потом дал пружину, и бац! В тот момент, когда я вскочил на ноги, мой взгляд уперся в Себастиана. Не знаю уж, как давно отчим торчал в дверях, но что-то из моих фишек он явно увидел: морда у него была, как у пацана, без билета пробравшегося в цирк и застуканного служителем. Я подобрал с пола пульт и вырубил музыку. Тишина звенела в ушах, и я спросил ненамеренно громко:
   - А стучаться, значит, ко мне уже не надо?
   - Дверь была открыта, - извиняющимся тоном пояснил отчим. - Мама хотела попросить тебя убавить звук, вот почему я зашел. Но когда увидел, как ты танцуешь... - он покачал головой, будто не находя слов. - Ты понимаешь, что это здорово? У тебя талант, Джек.
   Я подтянул сползшие штаны и отер пот со лба, скрывая смущение. Тоже мне - талант! Да любой реальный би-бой меня в первой же баттл размазал бы на молекулы.
   - Я это... Погуляю, пойду. Осмотрюсь, - и протиснулся мимо Себастиана в коридор.
   - Обед в час, - запоздало крикнул он мне вслед.
  
   По округе я таскался до самого вечера. Сначала лазил вдоль озера, присматривал место, где б искупнуться без риска вылезти на берег в костюме водяного - во многих местах дно было илистое. На другой стороне зазывающе маячил песочком городской пляж, но меня туда не тянуло. Во-первых, плавки я забыл в рюкзаке. А во-вторых, мне больше нравилось тут, среди дикости и безлюдья. Наверное все обитатели вилл на холме разъехались в отпуска по всяким Таиландам и Сейшелам, поэтому на нашем берегу мне не встретилось никого, кроме жирных уток и юркающих через нагретую солнцем тропу ящериц.
   Довольно скоро я наткнулся на подходящее местечко. Берег тут был очищен от камыша, а мостки больше напоминали купальню - деревянная лесенка уходила в темную под сенью ив воду. Мостки явно кому-то принадлежали: скорее всего, тем, кто жил в белом особняке, к которому вела от озера ухоженная лестница с цветами в горшках. Я пристально вгляделся в окна виллы. Жалюзи задвинуты, нигде ни тени движения. Наверняка и эти в отпуске.
   А хули? Таблички "Частная собственность" нигде тут не стояло! Я скинул опостылевшие тесные тряпки. Разбежался и с разгона бомбочкой сиганул в воду. Вынырнул в фонтане опадающих брызг и заорал во все горло от блаженства. Вот это кайф! Эх, сюда бы сейчас Мемета с ребятами, мы бы оттянулись в полный рост! Ну ничего, скоро они ко мне приедут, и вот тогда... Доплыв быстрыми саженками до середины озера, я превернулся на спину и принялся мечтать, погрузившись в бездонное голубое небо. Потом валялся на нагретых солнцем мостках, снова плавал, пытался поймать руками юрких мальков, носился с индейскими воплями по полям, распугивая породистых горбоносых лошадей и мохнатых коров с длинными челками. Короче, праздновал воссоединение с природой.
   Мобилу я забыл в комнате, так что о том, что пора домой, вспомнил, только когда брюхо напомнило о себе угрожающим ворчанием. Дорогу к вилле с башенкой я искал часа два. Свернул не туда, и дорожка завела меня в лес, а потом и вовсе кончилась. В общем, вышел я к цели совсем с другой стороны - с паутиной на ушах и весь в пупырышках от крапивы. Тут-то и заметил то, что каким-то чудом просмотрел раньше. От озера к нашему дому вела лестница - совершенно заросшая кустарником и той же вьющейся хренотенью, что покрывала северную сторону виллы.
   Отведя в сторону колючую ежевичную ветку, я полез вверх, чувствуя себя то ли первопроходцем в джунглях Амазонки, то ли рыцарем, штурмующим терновую чащу у башни Спящей Красавицы. Заплесневелые ступеньки скользили под ногами, разломанные перила не давали опоры, кеды то и дело цеплялись за перекрученные побеги-лианы. Под ногой у меня хрустнуло, подалось, и хлобысь! Я провалился почти по колено через трухлявую древесину. Ёпт! Острые щепки располосовали парижские штаны в вермишель. То-то мать обрадуется.
   Когда я ввалился в гостиную через стеклянные двери, она оказалась пуста, хотя длинный стол у камина был накрыт на троих. Сняв грязные кеды, я пошел на поиски живой души - или жратвы. Первой нашлась мама. Она вошла в кухню и от испуга чуть из туфель не выпрыгнула:
   - Господи, Женька! Где ты шлялся?! Ты вообще знаешь, сколько времени? Я уже в полицию собиралась звонить, да Себастиан отговорил. Все убеждал меня, что ты сам придешь, как нагуляешься. Это, конечно, хорошо, но о моих нервах ты подумал?
   - Да заблудился я, - сообщил я, оглядывая зеркальную поверхность плиты в поисках кастрюль. Что они, невидимые тут, что ли? Ведь пахнет же откуда-то хавчиком, но вот откуда?
   - Где, интересно? В ближайшем свинарнике? - ма дернула покрытую зелеными пятнами футболку. - Ты что это, нарочно? И брюки теперь только выкинуть!
   Я посмотрел на бахрому, в которую превратилась правая штанина.
   - Ну, у тебя же это так хорошо получается.
   Мать задохнулась, на щеках вспыхнули красные пятна. Спас меня Себастиан:
   - О, Джек, - улыбнулся он при виде меня и обнял шумно дышащую ма за плечи. - Ты как раз к ужину. Хорошо погулял?
   - Угу, - кивнул я , заглядывая в духовку, которую только что обнаружил за черным стеклом. - Накупался классно. Вода теплая, как парное молоко.
   Я засмотрелся на посудину с румяной курицей, поэтому слова отчима прозвучали неожиданно резко:
   - А где ты купался? На нашем берегу это запрещено. Это опасно!
   Я удивленно выпрямился:
   - Да чего опасного-то? Озеро прозрачное и даже не очень глубокое.
   Но Себастиан уперся рогом:
   - Купание разрешено только на городском пляже. На этой стороне не чистят дно, тут рыбаки и их снасти. Прошу тебя, общай, что будешь ходить в Брюруп. Или хочешь, съездим в бассейн? Там горки, сауна, массаж. Тебе понравится.
   Положила конец дискуссии ма:
   - Жень, слушай, что человек говорит. Пляж, так пляж. Чего ты тут по кустам клещей собирать будешь? А теперь дуй переодеваться и руки мыть. К столу ты у меня в таком виде не сядешь!
   Я быстро влез в черные штаны и футболку - единственные нормальные тряпки, нашедшиеся в парижском рюкзаке. Навестил ванную - с джакузи и душем в стеклянной кабинке. На пути назад не удержался и взбежал по лестнице на пролет вверх - почему-то на цыпочках. Меня с самого начала тянуло в башню, но так уж вышло, что посмотреть ее я еще не успел.
   Блин, вот непруха! Дверь, ведущая с тесной площадки, оказалась наглухо запертой. Я попробовал заглянуть в замочную скважину, но там было темно, будто кто-то забил дырку бумагой или жвачкой залепил. Тут я заметил, что лестница здесь не кончается. Стальной винтовой трап вел еще выше, под самую крышу. Вот бы здорово было посмотреть с такой высоты на окрестности! Но меня ждал новый облом - снова заперто. Я подергал без особой надежды облупленную ручку двери и пошел вниз. Интересно, что Себастиан там хранит? Трупы убитых жен? Или порножурналы? Вот прикольно будет, если спрошу его об этом!
   Но случилось так, что за столом мне стало совершенно не до башни. Я увлеченно хомячил куриную ножку, когда мой вгляд наткнулся на руку отчима, гуляющую по бедру ма. Столешница была стеклянная, как и многие другие вещи в этом доме, казалось состоящем из прозрачных поверхностей и зеркал. Кусок застрял у меня в горе, а хрустящая остренькая кожица вдруг показалась безвкусной и сухой, как старая подошва.
   Я кашлянул, чтобы привлечь внимание:
   - Э-э, мам, а у нас есть гостевая комната?
   - Есть, - она осторожно подвинула ногу. Себастиан позволил своей руке соскользнуть вниз. - Даже две. А зачем тебе?
   - Ну, я хотел друзей пригласить с ночевкой. Когда им можно приехать?
   - Каких друзей? - гладкий лоб ма прорезала вертикальная складка, предвесница землетрясения.
   - Из школы, - я почуял что-то неладное, но откуда ветер дует еще не раскусил.
   - Этих арабов? - вилка матери звякнула о тарелку. Себастиан вздрогнул, непонимающе переводя глаза с меня на ма, которая перешла на русский.
   Я постарался глубоко дышать и мысленно сосчитал до трех, прежде чем ответить:
   - Мемета, Ибрагима и Микеля.
   - Микель? - мама подложила себе еще овощей. - Он что, датчанин?
   - Они все датчане, - я не заметил, как тоже перешел на русский.
   Мать фыркнула, так что колыхнулось пламя свечей, торчащих из разных по высоте металлических трубок - тоже дизайн.
   - Микель пускай приезжает. А этих террористов я на порог своего дома не пущу.
   - Они не террористы, - глубоко дышать уже не получалось, в груди набухала горячая волна.
   - Ну да, конечно, - нож матери так терзал куриную грудку, что брызги сока до меня долетали. - Только они тебя на наркотики подсадили, заставляют на учителей нападать и воровать.
   - Чего?! - внезапно мне показалось, что все нереально, что я герой какого-то тупого сериала, и по роли мне полагается заржать над такой же тупой шуткой.
   Себастиан среагировал на мой тон и встрепенулся:
   - Джек, что происходит?
   - Мать не разрешает пригласить в гости друзей, - выдавил я сквозь зубы, сверля притеснительницу обличающим взглядом.
   Отчим покосился на застывшее, как маска, лицо ма и нервно промокнул салфеткой губы:
   - Наверное, Катюша имела в виду, что сейчас не очень подходящее время. Я специально взял отпуск, чтобы побольше быть вместе с вами. Чтобы мы проводили время вместе - мы же теперь семья. Но когда я снова выйду на работу...
   - Я имела в виду то, что имела в виду, - мама снова перешла на датский, и в голосе ее слышалась сталь. - Эти уголовники сюда не приедут. Ни сейчас, ни потом. Точка.
   Я вскочил так, что стул чуть не опрокинулся, и попер к лестнице.
   - Ты куда? - одернула меня мать. - Сядь сейчас же на место!
   Ага, щас. Поскакал наверх черех две ступеньки, влетел в свою комнату. Хлопнул дверью так, что книженция, которая на полке стояла, грохнулась на пол, раскинув крылья страниц. А, пофиг! Сунул руку назад в поисках задвижки - нету ее. Типично, мля! Вывалил внутренности рюкзака на койку, порылся в сидюках. Во! Как раз под настроение. Сунул "Линкин Парк" в вертак и врубил. Громче. Еще громче!
   Я помню все, чему меня учили,
   Как снисходительно говорили,
   Каким я должен быть.
   Я помню, слушал это снова и снова,
   И притворялся клево,
   Чтобы всем угодить.
   А теперь я думаю -
   Вот такой я и есть,
   И стараюсь подогнуть правду.
   Да, именно так все и начинается. И прикид у меня вдруг не тот, и друзья плохие, и сам я - вор и торчок. Может, чем тряпки и друзей менять, проще сразу нового сына завести? Тут я подумал об Ибрагиме с его дебильным "хоботом" и сюрпризом через девять месяцев. Взревел, смел все с кровати, пнул матрас от души, так что лодыжка вспомнила, что подвернута была.
   Вдруг слышу - стук в дверь. Подумал, что ма, и не реагирую. Снова стучат и голос Себастиана орет, перекрывая бас-гитару:
   - Джек, открой. Надо поговорить.
   - А мне не надо! - я плюхнулся на кровать и в потолок уставился, будто там решение всех проблем было большими буквами написано.
   - Джек, ты ведешь себя сейчас, как ребенок, - не сдавался отчим за дверью. - Давай договоримся: ты меня впустишь, выключишь музыку, а я постараюсь уговорить маму пойти на уступки. Идет?
   Я представил себе, как Себастиан будет ма уговаривать - рука, бедро, губы - и швырнул со всей дури в дверь подушкой. С той стороны пошкрябалось еще немножко, а потом стихло.
   Я ждал, что вот-вот в комнату ворвется мать. Мы, как обычно, наорем друг на друга, потом она будет тихонько всхлипывать над стаканчиком с валерьянкой, а я обниму ее, поспрошу прощения, и все снова будет хорошо. Может, я даже смогу ей объяснить про Мемета с Ибрагимом.
   Ждал долго. Но она так и не пришла.
  
   В ту ночь мне в первый раз приснился тот сон. Я знал, что это сон, потому что в реальности такого просто не могло быть.
   Я стою в комнате, освещенной только мигающим светом большого плазменного экрана на стене. Кажется, идет вечернее шоу, но звука нет. Вообще. Будто все происходит в немом кино. С цветами тоже что-то случилось: они вылиняли до монохромной гаммы. Черный, белый. И еще красный. Много красного.
   Белое тело на черном кожанном диване. Руки и ноги связаны серым скотчем. На белой спине - истекающие красным буквы. Буквы складываются в слово; красное стекается в лужицу под животом, образуя маленькое искусственное озеро в складке мягкой диванной подушки. Когда озеро переполняется, красное начинает струится на пол.
   Часть белого лица закрыта - серый скотч закрывает рот. Но я узнаю его.
   Это Себастиан. Его глаза закрыты. Он кажется мертвым.
   Мой вгляд скользит по стеклянному столику у дивана. Шприц. Солонка и перечница. Винная бутылка. Нож.
   Нож у меня в руке!
  
   Я с воплем подскочил на постели и выпучился в темноту. Рук было не видно, и я быстро ощупал левой правую - никакого ножа, никакой липкой корки с металлическим запахом. Минут десять сидел, слушая свое сиплое дыхание и стук крови в ушах. Мля, что это было-то?! Попытался вспомнить детали, уже ускользающие, заменяющиеся объяснениями, которые услужливо подкидывал рассудок. Ты просто взъелся на отчима. Захотелось дать ему в табло, да кишка тонка оказалась, вот и снится всякое.
   А слово? Зачем резать слово у него на спине, резать по живому? Если бы вспомнить, какое. Может, оно значит что-то важное? И тут в памяти всплыло со всеми физиологическими подробностями: SNAVS. Грязь? Какого хрена?! Это же полная факинг хреномать, как сказал бы Мемет. Еще бы он сказал: тебе снова пора к психологу, бро. Он тебе точно объяснит, что значат нож в руке и голая задница отчима в одном флаконе. Валлах!
   Я понял, что без сигареты не засну, и стал машинально рыться в карманах валяющихся на полу штанов. Блин, курева же нет! Только Меметов косяк, но из-за какого-то дебильного кошмара я его шмалять не собираюсь. Может, водички попить?
   Я встал и пошлепал в ванную. Свет в коридоре зажегся автоматически - видно, сенсор какой-то сработал. Но я с непривычки взвился чуть не под потолок. Пошел, попил. Изучил в зеркале свое взъерошенное бледное отражение: похож на психа или не похож? Вывод оказался неутешительным. Пошел обратно.
   Свет снова вспыхнул сам собой, но на этот раз я только нервно зевнул. И тут сверху послышались звуки. То есть, хрен его знает, может, они доносились из башни уже какое-то время. Просто я так привык к пердящим, блюющим и устраивающим семейные разборки в любое время суток соседям, что на потрескивание половиц над головой не обратил внимания. И вдруг меня как стукнуло: какие соседи?! Этажом выше - только запертая комната, а единственные люди в доме - мать и отчим - сейчас мирно спят в своей шикарной кровати типа траходром.
   Я замер посреди коридора, будто наткнулся на невидимую стену. Воображение нарисовало Себастиана, ковыляющего к выходу из башни: обрывки скотча волочатся по полу, размазывая кровавые следы; руки тянутся слепо, пытаясь найти того, кто с ним это сделал. Меня! Издав нечленораздельный звук, я пулей бросился к своей комнате, заскочил внутрь и захлопнул дверь. Блин! Задвижки-то как не было, так и нет! Рыбкой нырнул в кровать и натянул на голову одеяло. Это всегда помогало от кошмаров в детстве. Но мне-то уже вроде не восемь?
   Я прислушался. Тишина стояла совершенно полная. Никто не храпел, не вбивал в стенку кровать, ублажая жену, не спускал воду в сортире. "Это были мыши, - думал я, сворачиваясь клубочком под одеялом. - Летучие. Или совы. Или просто сквозняк. И еще: мать права. Пора завязывать с дурью. А то мозги совсем спекутся. Но причем тут грязь?"
  

Труевые багги

   Утром я обнаружил Себастиана на кухне, жарящим тосты. При виде отчима я застыл, нервно приглядываясь к его обтянутой чистой футболкой спине. Не проступают ли где кровавые пятна? Но там, конечно, не было ничего, кроме надписи "Владелец собаки".
   - Доброе утро, Джек.
   У него что, глаза на затылке?
   - Доброе, - буркнул я и стал бродить по кухне в поисках холодильника. Хмурое отражение в темных зеркальных панелях, казалось, исподтишка корчило мне рожи.
   - Хорошо спал? - отчим извлек из стены баночку кофе и принялся заправлять поблескивающий стальными гранями агрегат. Ага, значит и тут шкафы встроенные. Я ткнул панель на угад, и перед моим носом засветились полки, уставленные стаканами разных форм и размеров. Я быстро ухватил один, пока сим-сим не закрылся. Хорошо бы теперь, чтобы где-то тут оказался сок.
   - Дже-ек, - усмехаясь позвал Себастиан, заметив, что я залип перед новым рядом полок - с конфетами и печеньем.
   - А? Да... То есть, спал не очень, - я решил слегка провентилировать тему ночного кошмара. - Над головой все скрипело, будто там ходил кто-то.
   Отчим чертыхнулся, выронив тост, который намазывал, маслом вниз. Я подал ему только что обнаруженное бумажное полотенце.
   - А ты уверен, что тебе не приснилось? - покосился он на меня, вытирая стол. - Может, у нас тут и водятся привидения, дом-то старый. Но они точно не топают. Кстати, а что ты ищешь по всем шкафам?
   - Холодильник, - признался я. - Сока хочется, такого, чтоб льдинки на зубах хрустели.
   Себастиан ухмыльнулся и нажал на панель справа от себя.
   - Иди, выбирай, какой хочешь. А вот тут кнопка для льда. Тебе крупными кубиками или мелкими?
   Я сунулся носом в прохладное нутро холодильного монстра и выбрал пакет апельсинового. Так. Экологический, конечно. И без сахара. Небось, кислятина такая, что жопа сожмется, и срать две недели потом не сможешь.
   - А что там, на башне? - спросил я, влезая на высокий табурет у барной стойки и болтая льдом в стакане.
   - Ничего особенного, - отчим принялся накрывать на стол к завтраку. - Рухлядь всякая лежит. Хлам. Давно пора его разобрать, да все руки не доходят.
   - Хочешь, помогу? - бросил я как бы невзначай.
   Дзынькнул тостер, и вкусно запахло плавленым сыром.
   - Будешь? - Себастиан ловко бросил тост на тарелку и протянул мне. - Кстати, мы сегодня в Орхус едем. Не забыл?
   - В Орхус? - я нахмурился. - Зачем?
   - Покупать одежду по твоему вкусу.
   - Так ты что, серьезно это говорил? - выпучился я на отчима.
   - Совершенно, - кивнул он, выливая готовый кофе в термос. Даки столько кофе за день выжирают, что свежего не наваришься, вот они из термосов и сосут свой энергетик. Вся разница только в том, что у Бо термос был пластиковый, с закленной скотчем трещиной на крышке, а у Себастиана - хромовый дизайнерский в специальной "курточке" на молнии, чтобы дольше хранить тепло.
   - И что, - быстро прикинул я, - все, что захочу, взять можно будет?
   - Все, кроме штанов с дырками. Твоя мама сказала, что их ты сам наделаешь. Бесплатно.
   Сок у меня пошел не в то горло, ударил в нос кислятиной. Я кашляю, хриплю, аж слезы из глаз и сопли апельсиновые, а этот гад ржет себе и кофе прихлебывает.
   - А где, кстати, мама? - просипел я, когда немного отпился водой из-под крана. - Она что, завтракать не будет?
   - Не знаю, - отчим задумчиво укусил тост. - Она еще спала, когда я встал. Уснула поздно. Хочешь, пойди, разбуди ее.
   Блин, это ма из-за меня, наверное! Переживает.
   - Да не, - я мрачно вцепился зубами в булку. - Пусть отдохнет. А то ей вечно в такую рань на работу.
   Конечно, драить чужие толчки матери нужды больше нет, так что из ИСС она уволилась. Теперь хоть отоспится за все годы рабства.
   - Ладно, тогда ты дожевывай, потом в душ - и покатимся потихоньку.
   - Зачем в душ-то? - я мылся позавчера, накануне купался, так что чувствовал себя стерильно чистым.
   - А вот затем, - Себастиан быстро нагнулся, и я ощутил его пальцы у себя на шее. Они тут же исчезли, а перед моим носом возникла веточка с куочком отодранной коры. Блин, откуда это бревно там взялось? Я ж после леса вроде переоделся? - В душ, а то из тебя труха и яйца паучьи сыпятся.
   Тут я вспомнил, что в ванной на втором этаже есть не только стеклянная кабинка, и воспрял духом:
   - А в джакузи можно?
   - Конечно, - усмехнулся отчим, ставя чашку в посудомойку. - Зачем же она еще там? Показать, как ею пользоваться?
   - Сам разберусь, - проорал я уже с лестницы.
   Отмокал в ванне с массажем битый час. Все было в кайф, только жуть как не хватало резиновых утят - я бы их запускал по течению и устраивал морской бой или би-баттл на пузырьках. Вылез, когда шкура пошла морщинами, как у девяностолетнего. Тщательно осмотрел свой прикид, прежде чем снова в него влезть. Никаких паучьих яиц. Разыскал на полу в комнате бейсболку с подписями. Спустился вниз. Там уже ждал Себастиан со здоровенным, как у японских туристов, фотоаппаратом на пузе. Ма наконец вернулась к жизни и сидела за столом в позе амебы, потягивая кофе. Лук у нее был, откровенно, не очень.
   - Доброе утро, - я лучезарно улыбнулся, пытаясь загладить вчерашнее.
   - Тише, Жень, - вяло махнула она на меня. - Голова раскалывается.
   Я присел напротив:
   - Может, мы никуда не поедем? Вдруг тебе совсем плохо станет?
   Ма через силу улыбнулась:
   - Это просто давление. Сейчас таблетку приму, посижу в саду на воздухе, и все пройдет. А вы езжайте, нечего тут шуметь. А то мне каждый звук - как пилой по мозгу.
   Я взглянул на нетерпеливо роющего копытом землю Себастиана и сдался:
   - Ладно. Привезти тебе из Орхуса что-нибудь?
   - Не надо, - она устало покачала непричесанной головой и перешла на датский. - Это ваш день, мальчики. Веселитесь.
   Когда мы загрузились в мерс, я спросил:
   - А чего мы в Орхус? Это же далеко.
   Поехали бы в наш город, может, я бы и убедил отчима закинуть меня на родину, с пацанами повидаться.
   - Там магазинов больше. Если я правильно угадываю твой вкус, то вряд ли в Силкеборге найдутся нужные тренды.
   Видали, "тренды"! Джинсы - это две штанины и мотня, никто ничего нового еще не придумал. Тут бздынькнул мобильник: пришла СМСка от Мемета.
   "Как жизнь, бро? Не утонул еще в озере?"
   Я быстро набрал:
   "Выплыл, лол. Как у вас?"
   "Да все также. Вчера в фонтане купались. Засунул Ибрагиму в штаны жабу. Он чуть не обосрался. Жаль, ты это не видел".
   Я криво усмехнулся: да, наш длинномордый, хоть и парень, лягух боится с детства; как увидит - маму теряет.
   "Да, я многое пропустил", - отстучал и задумался, что бы еще написать. Решил, про Орхус и джакузи не буду. Зато поплакался, что мать извела шмотки, и что на чердаке водятся топающие привидения.
   "Никак ты мой косячок уже прикончил?" - это Мемет подкалывает так.
   "Не, он еще цел и хорошо заныкан".
   Себастиан покосился пару раз на мои летающие по кнопкам пальцы и врубил оптимистический джаз. Так мы до Орхуса и доехали.
   - Этот город, - с гордостью объявил отчим, паркуясь в центре, - второй по величине в Дании.
   Капая мне на мозг культурной информацией, гид-доброволец потащил меня мимо какого-то собора на пешеходную улицу с магазинами. Здесь я завис на мосту. Внизу текла река, облепленная этническими ресторанчиками, из которых уютно пахло шавермой, халафелями и чихучими пряностями. Какие-то хипповатые парни наяривали инди, собирая в мелочь в шляпу. Вокруг толпились туристы, через которых прорезали себе путь целеноправленные даки и дамочки с сумками из бутиков. Короче, по сравнению с таким кипежом жизни даже Силкеборг показался мне Зажопинском.
   Замотревшись, я потерял из виду Себастиана. Отыскался он за стойкой с бейсболками "Ай лав Орхус", активно тычущим в кнопку фотика. Причем объектив был направлен на меня.
   - А вот этого не надо, - говорю и ладонь в камеру. Лучше бы я фак туда сунул, потому что отчим не унялся. Сделаем, мол, фототчет для мамы. Ладно. Я тогда бейсболку на морду надвинул и постарался держаться так, чтоб табло в кадр не попало. Фотограф-любитель, мля, другой модели себе не нашел.
   В итоге я заскочил в первый попавшийся магазин с тряпками - думаю, ну уж там-то этот олень снимать не будет. Лайфхак сработал, Себастиан с камерой расстался - на время. Мне подфартило - в бутике оказалась куча зачотных маек и худи. Мы расплатились. Я тут же с радостью содрал с себя парижский отстой и влез в футболку с красно-белыми буквами "BBOY OR DIE". Вспотевшую спину обдуло ветерком - ка-айф!
   - А не великовато ли? - усмехнулся отчим, надевая защитный колпачок на объектив. Он что, успел меня щелкнуть? Типа Джек до и после? - По-моему, можно было брать на три размера меньше.
   Я включил ему игнор и попер на поиски джинсов. Довольно скоро наткнулся на лавчонку, торгующую труевыми багги. Зашел и охренел. Не знаю, отчего больше - от штанов или от цен. Развернулся, а мне дорогу грудью закрывает красноволосая чикса в пирсингах:
   - Вам чем-нибудь помочь?
   - А за это доплачивать отдельно надо будет? - говорю.
   Чикса ресницами накладными хлопает, тупит типа. Тут Себастиан рядом нарисовался:
   - Спасибо, - вежливый такой. - Нам надо вот этому молодому человеку что-нибудь подобрать.
   Я сдался на волю красноволосой. Оказалось, найти подходящие штаны - это целая наука. Обычно я брал, что пошире, затягивал ремень, чтоб с задницы не спадало - и все пучком. А тут чикса принялась пытать про размер. А я-то почем знаю, 26 у меня или 27? Она вооружилась сантиметром, и выяснилось, что фигура у меня нестандартная. Говоря человеческим языком - ноги слишком длинные, а жопа слишком тощая, или, как политкорректно выразилась чикса-продавщица, "у вашего сына худые бедра".
   - Надо примерять, - постановил Себастиан и загнал меня с охапкой штанов в кабинку.
   Я начал с классных багги - вислозадых, с кучей удобных карманов и потертых, будто ты их год таскал, не снимая. Повертелся перед зеркалом - вроде все норм.
   - Ну как? Тебе подошло? - это чикса крашеная не отстает из-за занавески.
   И отчим вторит:
   - Выходи, посмотрим.
   Ладно, думаю, когда столько бабок за тряпку собираешься отвалить, неплохо бы, чтобы она с жопы у тебя не слетала, когда нагнешься. Ну я и вышел.
   А чикса мне:
   - Футболку подними, надо посмотреть, как оно по бедрам село. Повернись. Ой, просто идеально. На рекламу снимать.
   Да, вот только этого мне и не хватало для экстаза. Поворачиваюсь обратно. И натыкаюсь на взгляд Себастиана.
   Красноволосая спросила о чем то, и его глаза отлипли от меня. Только на коже осталось ощущение, будто проползло что-то многоногое. Я одернул футболку и вернулся в примрочную. Стоял там и слушал, как чикса и отчим перебрасываются фразами - совершенно обыденными и безобидными, как в соседней кабинке двое парней обсуждают какую-то Перниллу, которая не дает, как над головой гудит кондиционер.
   Бывают в жизни такие события, значение которых понимаешь только потом, гораздо позже. Они врезаются в память намертво, но почему - ты не можешь объяснить. Не можешь, пока не придет со временем вот это вот понимание.
   Однажды, когда мне было лет семь-восемь мы с пацанами играли в полуразрушенном здании. Стояло оно на окраине захолустного городка, где я родился. Вообще-то лазить по бетоннной коробке нам строго-настрого запрещалось, но мы, конечно, плевали на это.
   С нами зависала в тот день Ленка. Она частенько гоняла с ребятами в футбол, лазала по деревьям, короче была своим парнем. У многоэтажки торчала деревянная бытовка, в которой жили солдаты из соседней ВЧ. То ли они там что-то ремонтировали, то ли сносили - этого я так никогда и не узнал. На фига мы полезли в бытовку - не помню. Помню только, мы сидели на нарах в тесном, провонявшим потом и мужиками помещении, хохотали, болтали ни о чем, сосали липкие леденцы, которые нашлись у одного из солдат. Потом выбежали наружу, носились с воплями вокруг бытовки - все, кроме Ленки.
   Я был единственным, кто про нее вспомнил. Кто-то предложил играть в казаков-разбойников, и пацаны помчались искать подходящее место. А я остался. Вошел в тамбур бытовки и потянул на себя дверь в комнату с нарами. Она не подавалась. Я толкал ее и дергал изо всех детских сил, пинал ногами и звал Ленку. Внутри стояла странная тишина. Я поискал вокруг глазами и схватил топор, лежавший на скамье. Он был такой тяжелый, что я чуть не опрокинулся назад, когда поднял его. Поднял и вбил со всей дури в дверь.
   Через пару мгновений она распахнулась. Солдат, похожий на таджика, отобрал у меня топор, бормоча что-то успокаивающее. Нас с притихшей Ленкой выставили наружу, дверь снова закрыли.
   Мы пошли к остальным и, хотя не сговаривались, никому не рассказали о том, что случилось. И никогда не говорили об этом друг с другом. Тогда я, конечно, не знал, почему. Просто чувствовал, что так правильно.
   Сегодня, когда почти все кончено, я знаю: наверное, в тот день в Орхусе я должен был взять топор. И тогда многое из того, что произошло потом, не случилось бы. Но все вокруг было до нереальности обычно: меня окружали десятки людей, отделенные только полотняной перегородкой, и никто из них не видел того, что видел я. Куда я должен был всадить лезвие? В Себастиана, который мне нравился, и в котором, несмотря на все, я хотел бы найти отца? Или в мать, которая пустила Себастиана в свое сердце, и вырвать оттуда этого человека, значило - разбить его? И все из-за чего? Из-за одного взгляда?
   И я ничего не сделал.

Найти Немо

   Оставшиеся от отпуска Себастиана недели мы почти не были дома. Отчим таскал нас по музеям, окрестным достопримечательностям, паркам развлечений и просто красивым местам - показывал, как он выразился, "незнакомую Данию". Если честно, от всех этих поездок впечатление у меня осталось очень смазанное. Уже тогда я начал выпадать. Конечно, в то время я едва ли замечал, что со мной происходит что-то странное. И уж, ясно дело, никак по-особенному это не называл. Название возникло позже, когда выпадение стало для меня состоянием привычным, вроде повторяющихся припадков у эпилептика.
   Оно могло длится днями, а могло - неделями и наступало внезапно и непредсказуемо. Реальность выцветала и распадалась на пиксели, как компьютерная игра с плохой графикой. Люди вокруг казались топорно прописанными персонажами, плоскими и похожими друг на друга. Я механически двигался среди них, стараясь прикинуться нарисованным и тоже плоским, но, на самом деле, все больше уходил в себя. Внешние события и пейзажи становились неважными, зато внутри рос чужой враждебный ландшафт, по которому я блуждал, руководствуясь вместо карты нечеткими знаками.
   Если бы Мемету довелось это прочитать, в чем я глубоко сомневаюсь (Мемет не читает ничего, кроме комиксов, а в моей писанине нет ни одной картинки с Дональдом Даком), то он наверное сказал бы: "Я ж гворил тебе, мэн! Не мешай траву с ДХЛ, башню сорвет". Цимес в том, что все время после приезда в Брюруп я оставался чист, как стеклышко. Да и эффект только отчасти похож на тот, когда от дури пробивает.
   Все это трудно объяснить тому, кто никогда не испытывал подобного. Поэтому я просто расскажу, как вышло, что я выпал в первый раз.
   После поездки в Орхус я был все время настороже. У меня развилось шестое чувство: детектор Себастиана. Я кожей чувствовал его взгляд, улавливал каждое, относящееся ко мне, слово, а от его прикосновений - даже легких и случайных - меня било током, будто между нами все время накапливалось статическое напряжение. И все это - взгляды, слова, прикосновения - приобретали двойное значение, словно у каждого была выстланная черным бархатом тайная подкладка - тайная для всех, кроме нас двоих.
   Наверное я чувствовал себя тогда, как промысловое животное, вроде вездесущей в Дании косули. Самец косули знает, что по весне открывается охотничий сезон, и начинает осторожничать, держась вне расстояния выстрела от людей, которые всю зиму подкармливали его сеном и соломой. Ему трудно понять, как человек, который помог выжить в тяжелое время, может наставить на него ружье. Но косуля слышит гром далеких выстрелов, и инстинкт толкает ее в укрытие, откуда она чутко наблюдает за возможной угрозой. Об этом рассказывал мне Бо, когда по пьяни хвастался добытыми в молодости трофеями. Потому что даже самые осторожные самцы кончают на стене в виде вываренного черепа с рогами.
   Помню, как мы впервые поехали на море - мама, Себастиан и я. Жара стояла жуткая, в тени доходило до тридцати градусов, что для Дании полный апокалипсец. Я вышел из кондиционированной прохлады дома, таща сумку-холодильник. Гравий обжег пятки через тонкие подошвы сланцев, а солнце - голые руки. Я пожалел, что напялил майку, - плечи теперь точно обгорят. Себастиан топал сзади, нагруженный пляжным тентом и полотенцами. Ма в соломенной шляпе и с полосатой корзинкой через локоток замыкала процессию.
   Мерс уже стоял у крыльца. Себастиан распахнул багажник, и, хотя машина была только что из гаража, на меня пахнуло горячим воздухом, как из духовки.
   - Поставь холодильник туда, к самой стенке, - велел он. - А провод воткни в розетку.
   Мне пришлось засунуться в автомобильное нутро до пояса, чтобы задвинуть сумку на место - багажник в минивэне был такой, что я мог бы там спать, вытянувшись в полный рост. Розетка все никак не находилась, наверное тоже пряталась за какой-то панелью.
   - Ну что ты возишься, Жень? - донесся снаружи капризный голос ма. - Я тут спекусь совсем.
   Я встал одной коленкой на край багажника, шаря пальцами по обитой серой шерстью задней стенке и держа вилку в другой руке, как вдруг почувствовал движение сзади.
   - Давай я тебе помогу, - Себастиан навалился, прижимая меня к коврику своим телом. Ладонь провела по предплечью от локтя, взяла из ослабевших пальцев провод и ловко воткнула в обнаружившееся под неприметной крышечкой отверстие. - Вот так это делается, - шепнул он на ухо и чуть надавил пахом на мой зад, прежде чем отпустить.
   Сказать, что я охренел, значило ничего не сказать. Мать стояла рядом, нетерпеливо подскакивая на месте, как девчонка, и ела Себастиана влюбленным взглядом. Все, что она видела - ее замечательный муженек помог сыну. Я машинально стал запихивать чехол с тентом в багажник, но тот не лез, как я его ни поворачивал. Руки словно онемели и стали неуклюжими, так что под конец я вывалил на гравий пляжные полотенца.
   - Растяпа! - сокрушенно покачала шляпой ма. - Садись лучше в машину, мы сами справимся.
   Пока ехали к морю, я размышлял над тем, что произошло, иногда ловя на себе взгляд отчима в зеркальце. Нормальный такой взгляд, теплый и немного смешливый. Может, я все себе напридумывал? Может, я просто на измене, и паранойя крепчает? Потом мы выехали на побережье, за окном стало интересно, и я немного успокоился. Пялился на крутые дюны, поросшие белесой травой, и похожие на горбы спящих верблюдов. Трава колыхалась волнами, будто море началось уже здесь, омывая аккуратные дачные домики с шезлонгами и висящими для просушки полотенцами.
   Домиков становилось все больше, чем ближе мы подъезжали к морю. Мимо промелькнули несколько кемпингов, потом крошечный городок с кафешками и магазинчиками для туристов. Наконец, бибикая и распугивая ленивых немцев, обвешанных сопливыми отпрысками, толстыми женами и сумками с пивом, мы выехали по узкой дороге на песок.
   Раньше я никогда не бывал на пляже, куда можно заезжать прямо в тачках. Белая, слепящая, мелкозернистая полоса тянулась от дюн до моря метров на триста. У самых дюн песок был более рыхлым и неровным, потом становился утрамбованным и накатанным многочисленными колесами, а ближе к воде размягчался снова, и тут кишело отдыхающими. Пестрели яркие пляжные тенты и зонтики от солнца, плясали в бездонном небе бумажные змеи, а дальше, над морем, парашюты кайтсерфингистов, иногда неотличимые от парусов далеких яхт. Тела различной стпени поджаренности заполняли пространство между запаркованными тачками и серо-стальными волнами, лениво лижущими берег.
   - Поздно приехали, - разочарованно вздохнула ма, поправляя темные очки. - Тут яблоку негде упасть.
   - Яблоку? - нахмурился Себастиан, пытаясь вникнуть в смысл выражения, которое мама перевела на датский буквально. - А-а, не волнуйся, - вспыхнул он улыбкой понимания. - Мы проедем дальше, там будет свободно.
   Ма воспряла духом, а я прилип к окну, глазея на парней, рассекающих на бич-багги, девчонок, играющих в волейбол, тряся упругими сиськами, и внедорожник, вытаскивающий завязший по пузо в песке "гольф".
   Отчим оказался прав. Чем дальше в лес, то есть вдоль пляжа, тем он становился безлюднее. Расстояние между запаркованными тачками увеличилось от полуметра до дюжины шагов. Места тут было - хоть отбавляй, а море - все то же. Мимо нашего тихо крадущегося по песку мерса прошли, спокойно болтая, две чиксы с голыми сиськами; на одной, гладко выбритой снизу, не было труселей. Тут я залип: мы что, приехали в рай?
   - Ну как? Здесь остановимся? - весело спросил Себастиан и притормозил.
   - Дорогой, - осторожно начала мама, приспуская темные очки на кончик носа и озирая окрестности, - а почему тут все без одежды?
   - Это же пляж, - рассмеялся отчим.
   - Ты знаешь, что я имею в виду, - она укоризненно сморщила губы.
   Я подобрал слюни и распахнул глаза. Точно. Без труселей тут щеголяли не только девчонки и дамочки с обвисшим выменем, но и дядьки, включая бодрых пенсионеров.
   - Это что, нудисты? - не выдержал я и тюкнулся носом в стекло.
   Отчим заржал:
   - Это люди в своем первозданном виде. Не понимаю, Джек, ты разве никогда не мылся в общественном душе? Даже после физкультуры?
   - Что ты сравниваешь, Сева, - так мама окрестила Себастиана. - Они же не моются в школе вместе с девочками!
   Блин, много ты понимаешь, мам. Как раз против голеньких загорелых девочек я ничего не имел. Просто после выходки в багажнике трясти перед отчимом своим хозяйством мне было как-то западло.
   - Так что, остаемся или едем домой? - отчим насмешливо наблюдал за ма, с тоской уставившейся на волны чистейшего песка и манящие свежестью волны. - Учти, вам с Джеком снимать купальник и плавки совсем не обязательно.
   - Правда? - ожила мама.
   - Конечно, - Себастиан нежно коснулся ее щеки, поправив выбившийся локон. - Тут все добровольно.
   Фух! Я облегченно вывалился из машины и стал помогать разгружаться, на всякий случай держась подальше и от отчима, и от багажника. Но "Сева" по ходу был больше заинтересован матерью.
   - Дорогая, - нежно бормотал он, обняв ее сзади и теребя лямку новенького бикини, - неужели ты стесняешься своего прекрасного тела? Посмотри вокруг: ты выглядишь гораздо лучше этих глупеньких молоденьких девчонок.
   Ма нервно хихикала, отчим, из солидарности с нами оставшийся в плавках, нес лабуду, а мне стало тошно. Я попер к морю, скинул у кромки прибоя майку с шортами и бросился в набегающую волну. Плавал я, пока не посинел, а произошло это быстро - море-то Северное, даже в жару вода тут едва нагревается до 22 градусов, а обычно и вовсе 18. Пришлось выползать на берег, стуча коленками. Я плюхнулся пузом на горячий песочек, но не тут-то было.
   - Женька! Быстро сюда вытираться! - это ма. Все еще думает, что мне четыре года. Я решил было не реагировать, но она орала на весь пляж, голые тетки и дядьки стали обращать на нас внимание. Пришлось сбрызнуться и возвращаться.
   В меня полетело полотенце, а я удовлетворенно отметил, что купальник мать не сдала. Только лямочки с плеч спустила, чтоб белых следов не осталось.
   - Сядь, согрейся, - она похлопала по пляжному пледу. - У тебя зуб на зуб не попадает. И кремом намажься. Спина вся белая, сгорит.
   Загар у меня, и правда, был деревенский. Морда, шея и руки черные. Ноги тоже - ниже колена. А все остальное на озере "обветрилось" только, как называла это ма. Не то, что у Себастиана, - южный лук, приобретенный в солярии, а может, и на Испанском пляже, валлах.
   Я покорно взял крем - иначе мать ни в какую не отстанет. Тюбик пернул на плечо белой жирной лужицей.
   - Натереть тебе спину? - невинно предложил отчим.
   Ага, щас. Нашел лоха.
   - Мама натрет, - говорю и отползаю в ее сторону.
   - Не обращай внимания, Севочка, - засмеялась ма и взъерошила мне волосы. - Он у меня дикий.
   Потом я лежал на пузе, от нечего делать наблюдая за коллекцией ближайших сисек-жоп и раздавая им звезды. Блондинка в полосатом шезлонге получила десять из десяти возможных за шикарные буфера. Зад ее, к сожалению, оценить не получилось. Поэтому в этой категории победительницей стала мускулистая дама в панаме и без всего остального: усевшись на корточки, она помогала маленькому сынишке строить песчаный замок. Я так увлекся своим занятием, что, когда Себастиан предложил пойти купаться, вяло отмахнулся. Наплавался, мол. Отчим согнал с лежбища маму и, невзирая на ее протесты, потащил к воде. Обычная семья в отпуске. Пусть и на нудистском пляже.
   Мимо меня тихо прокатился серебристый вольво и встал неподалеку. Чикса в крошечных шортиках, выскочившая с места водителя, могла претендовать на десять звезд в категории попок - мамаша в панаме получила только восемь. Я напрягся, ожидая момента истины, и тут спину окатило чем-то ледяным. Я взвился с пледа, вскинув пятками песок и матерясь. Чикса выронила шортики, но мне уже было не до того. Этот змей Себастиан сделал из бутылки с водой брызгалку и нещадно поливал меня морской водой. Рядом обмахивалась шляпой хохочущая мама.
   Глупо, конечно, но я поддался на провокацию. Бросился за обидчиком, на ходу прихватив свою пустую бутылку. Отчим скакал по пляжу, выбрасывая длинные ноги, как лось, и иногда отстреливаясь через плечо. Я мчался за ним с угоржающими воплями. Притормозил только у полосатого шезлонга:
   - Фрёкен, - говорю, - можно занять ваш ножик?
   На складном столике лежал один, с острым концом, для фруктов.
   Блондинка захлопала глазами, удивленно переводя взгляд с моей морды на плавки и обратно, но потом кивнула.
   - Спасибо.
   Я быстро проткнул дырку в пластиковом колпачке и рванул за боеприпасами. Себастиан поздно расчухал, что нельзя подпускать меня к воде. Он получил, что ему причиталось, и в нос, и в уши. Бутылка у него опустела, и теперь отчим стал прорываться к морю. Я перепрыгнул через чье-то жирное пузо, метнув песком. Мне вслед заорали по-немецки, но я уже несся Себастиану наперерез.
   Столкнулись мы у кромки прибоя. Удар сбил меня с ног, мы покатились, подминая дохлых медуз и ракушки. Неожиданно я оказался снизу, на животе. Отчим вдавил меня в песок, заламывая руки, вбивая колено между ног. Я дергался под ним, как пойманная лягушка, и едва не орал в голос. Да даже если бы и орал - разве за шумом волн кто-то разобрал бы, что я ору? И даже если бы мой зов о помощи услышали, кто бы догадался, что это уже не игра?
   Казалось, это длилось вечность - туша отчима на мне, тяжелое дыхание над ухом, влага между ног, гораздо теплее, чем накрывшие нас брызги. Потом он отпустил меня и пошел купаться. Я немного посидел спиной к пляжу. Полил себя из бутылки. И побрел к нашему месту. Мама приветливо помахала мне и уткнулась в захваченную с собой книжку в мягкой обложке. "Секрет", стояло на ней русскими буквами. Я наклонился и выблевал на плед.
  
   По официальной версии я наглотался морской воды. Мать сначала решила, что у меня солнечный удар, заставила отчима заехать по пути домой к врачу, что он и сделал, несмотря на мое сопротивление. Дежурный, конечно, ничего у меня не нашел, и, так как больше меня не рвало, отпустил с миром.
   Пока мы ждали своей очереди в приемной я тупо смотрел на большой аквариум с тропическими рыбками - он стоял прямо напротив кресел для посетителей. Мать сидела справа, нервно тиская мою руку. Себастиан - слева, спокойный и самоуверенный, как всегда.
   - Видишь эту рыбку, Джек? - внезапно указал он на одного из пестрых обитателей аквариума. - Знаешь, как она называется?
   Несколько секунд я дебильно моргал, но потом сообразил, о чем он спрашивает.
   - Немо? Нет... Это такой мультик был.
   - Это рыба-клоун, - пояснил Себастиан, улыбаясь маме, которая немного расслабилась. - Она живет в симбиозе с морскими анемонами или актиниями. Видишь эти красивые разноцветные цветы на дне? На самом деле, это животные, хищные, опасные и очень ядовитые. Ты знаешь, что такое симбиоз, Джек?
   В башке шумело, но откуда-то вылезло бледное воспоминание, что-то с уроков биологии:
   - Это типа, когда разные животные или там растения живут засчет друг друга?
   - Взаимовыгодные отношения организмов разных видов, - кивнул Себастиан. - Очень хорошо, Джек. Понимаешь, в природе рыба-клоун не сможет выжить без помощи анемона. Ее просто сожрут, - он приобнял меня за плечи, так по-отечески. Мать по-прежнему держала меня за руку, и я даже дернуться не смел. Оцепенел просто, а внутри росло то самое чувство нереальности окружающего, которое скоро станет мне таким знакомым.
   - Наш маленький Немо, - продолжал Себастиан, - вынужден жить между ядовитыми стрекалами актинии, которая уничтожает угрожающих ему хищников. Более того, он питается отбросами со стола своего хозяина и даже отказывается вырастать, чтобы не быть изгнанным из своего убежища, - пальцы отчима горели на моем плече так, что казалось, сейчас начнет плавиться кожа. Я думал только об одном - как бы снова не блевануть. - И знаешь, что? - заговорчески спросил он, наклоняясь к моему уху.
   - Что? - повторил я чуть слышно.
   - У рыбки-клоуна нет врожденного иммунитета к яду актинии. Наш юный Немо подплывает к анемону и нежно касается его щупалец, чтобы выяснить состав защитного вещества, которое предохраняет хищника от своего собственного яда, а потом имитирует его, - пальцы Себастиана едва заметно поглаживали мою воспаленную кожу. Мать этого не видела, потому что сидела, чуть наклонившись вперед. - Поэтому прикосновение анемона для Немо не страшно. Но если, - пятерня отчима сжала плечо, я едва не вскрикнул, - покров защитной слизи на боках рыбки будет поврежден, то анемон парализует его и сожрет. Не правда ли, любопытный факт из жизни природы, Джек?
   Я заторможенно кивнул, не в силах оторвать глаз от полосатого малыша, снующего между "лепестками" цветка-убийцы.
   - И вот еще что я вспомнил, Джек, - отчим наконец отпустил мое плечо. Мама поднялась, чтобы принести стакан воды, и он задумчиво посмотрел ей вслед. - Рыбки-клоуны могут менять пол. Самцы становятся самками, если главная женская особь-производительница умирает.
  

Когда небо падает

   Я перестал спать по ночам. Боялся, что отчим придет и заползет в кровать. Лежал в темноте одетый с открытыми глазами и вздрагивал от малейшего шороха.
   Первую ночь после истории с Немо мне помог пережить нехилый нож, стыренный с кухни. Не то, чтобы я задумал Себастиана зарезать или припугнуть, если приставать начнет. Честно говоря, в то время я вообще не думал - у меня остались только рефлексы на уровне одноклеточных. Просто лежал и тискал свое оружие под подушкой часов до пяти, а потом меня все-таки сморило.
   Приснились мне знакомый черный диван и комната с плазмой. Только в этот раз на экране была моя фотка - та самая, из Орхуса. Я стою, облокотившись на перила моста, и смотрю куда-то вниз. Козырек бейсболки сдвинут на бок, жопа отклячена, взгляд задумчивый. Просто секс-символ, мля. И еще: у отчима на спине вместо SNAVS кровоточит SVANS. Буквы, блин, поменялись местами. А раньше, гребаный бог сновидений, нельзя было намекнуть, что отчим - пидор? В общем, я знал заранее, чем все закончится, но все равно, проснувшись, с воплем подскочил на постели. Перед глазами стоял нож, с которого капала Себастианова кровь, - точная копия того, что лежал под подушкой. Я рукой туда, вытащил, исследовал при свете. Нет, ничего. Блин, а я чуть ежа не родил.
   Короче, у меня хватило мозгов сообразить, что с ножом спать не айс. Во-первых, если отчим ко мне полезет и чикалки не испугается, что же мне его порезать придется? И вдруг резану лишку, и Сева ласты склеит? Или озвереет, и ласты склею я? Все-таки у Себастиана весовая категория на пару классов выше будет. Все эти варианты меня как-то не слишком устраивали.
   Был бы я в адеквате, такой бы замок на дверь прикрутил - пластидом бы дверь взрывать пришлось, чтобы мне пожелать спокойной ночи. Но я выпал в астрал еще на пляже, валяясь между дохлых медуз и желая стать одним из них - таким же мертвым и равнодушным к пинающим мое посиневшее тело. О том, насколько я был за гранью, говорит хотя бы то, что у меня начались глюки.
   Лежу себе такой часа в четыре ночи, никого не трогаю, вдруг скрип в коридоре. Все, думаю, пипец тебе Джек. И не знаю: то ли к окну сигать, чтобы выпрыгнуть, если что; то ли прикинуться ветошью под одеялом. Пока думал, дверь потихонечку так отворяется, даже без скрипа. В щель выпадает желтый галстук света из коридора. И на фоне его стоит, подпирая косяк, черый силуэт. Стоит, скрестив руки, и смотрит на меня.
   В общем, я изобразил княжну факинг Тараканову во время наводнения - подскочил на кровати, к стенке прижался, трясусь, чуть не ссу. А этот черный стоит себе молча и пялится. Тут я замечаю, что Себастиан это никак не может быть: мелкий слишком по всем параметрам, скорее мальчишка, чем взрослый мужик. Короче, я его глазами жру, а он меня. При этом жутенько так начинаю понимать, что пацана в доме никакого нет и быть не может. Типа спущен трап, открыты люки, в коридорах бродят глюки...
   Ну, а этот постоял еще чутка, а потом пошел через комнату. Гляжу - он идет, а тени от него нет. Питер прям факинг Пэн. Дошел до стола , поднял что-то с пола. Оказалось - книгу. Полистал в ней. И вот представьте себе: тишина такая, что слышно, как в коридоре какая-то летучая тварь о лампу бьется. И странички шуршат. Шур-шур. А может, это у меня волосы на башке колышутся?
   Свет теперь на пацана сзади падал, так что я рассмотрел его получше. Обычный такой пацан, светленький, худой, в шортиках и рубашке, лет двенадцати навскидку, может, чуть больше. Только без тени и молчит. Потом он книгу на стол положил, подошел к закрытому окну и того - в стенку шагнул и пропал. Свет в коридоре погас. Дверь закрылась. Не, ну свет понятно, он автоматически выключается, когда движения нет. А дверь? Ее что, сквознячком притворило?
   Короче, я за стенку держался, пока не рассвело. Даже в сортир пойти боялся. Утром вижу - книженция на полу валяется в раскрытом виде, как в первый день упала. Я дух перевел, сполз на пол, подшел к ней на полусогнутых. Смотрю, на обложке название: "Атлас звездного неба". Поднял ее, полистал. Кижка как книжка, зачитанная, с лохматыми уголками и загнутыми страницами. На форзаце надпись синими чернилами: "Якобу на день рождения от папы. 3 мая 2012 года". Но кто такой факинг Якоб? Что это за мальчик, и где он, как говорится, живет? Или он не живет больше? То есть жил еще в 2012 году, а потом... Что? Мой отчим его насмерть затрахал?
   В общем, я мозги еще немного поломал на эту тему, но быстро сдался. В конце концов, книга была старая. Может, Себастиан ее вообще в "Букинисте" купил? Вместе с надписью. Спрашивать отчима про "Атлас" я не собирался. А то возьмется еще мне созвездия показывать, пока мать спит. Типа, смотри Джек, вот Большой Пенис, а вот Малый. Вместо этого я приспособил книженцию к делу - поставил ловушку на привидений. А то хули моя комната - как проходной двор для барабашек? К тому же сигнальная система и на озабоченных отчимов может сработать.
   Теперь перед тем, как лечь, я прислонял к закрытой двери увесистый "Атлас". Рядом пристраивал стальную миску, которую нашел на кухне. Типа, дверь толкнут, талмуд свалится - уже грохот, а если еще миску заденет краем, так такой тарарам поднимется, что мама не горюй. Какое-то время ловушка работала, в том смысле, что ночами я спал, и никто ко мне не лез. До тех пор, пока в нее не попала ма.
   - Что это такое?! - орала она, прыгая на одной ножке.
   Продрав глаза, я понял, что уже утро, и что звездное небо только что хлобыстнуло мать по мозоли на большом пальце.
   - Книга, - я выбрался из-под одеяла и подобрал свою собственность.
   - Это я вижу, но что она делает на полу?! И моя миска к тому же! Я в ней омлет взбиваю. И вообще, устроил помойку в комнате, не проехать, не пройти. Пока не приберешься, завтрака не получишь! - и ма ушла, хлопнув дверью. Миска ушла вместе с ней.
   Следующей ночью я затащил в постель макбук и тупо мочил каких-то онлайновых монстров. Вымотался, честно говоря, за день страшно: отчим таскал нас на Небесную Гору, самый высокий бугор Дании, куда, конечно, залезть можно только пешком. Потом было плавание по Божье реке на антикварном колесном пароходике, где Себастиан втихаря тискал меня на палубе, наплевав на бога. В общем, монстры выигрывали, веки у меня опускались, и тут я снова услышал звуки из коридора. Нет, сначала вроде где-то наверху дверь скрипнула, а потом - шаги. Наверху - это значит, в башне?
   Я отложил комп и весь превратился в уши. Сижу и думаю: так, это Себастиан или снова глюк? И если все-таки сейчас ко мне вопрется отчим, то я - что? Заору? Или по кочерыжке его макбуком грохну? А может сразу подарочком Якоба? Короче, вылез я на цыпочках из постели, книгу цап и шмыг к двери. Прижался к стене, затаился, не дышу. Звездное небо над головой. С той стороны тоже все тихо. В общем, выдержал пару минут, а потом нервы сдали, и я рванул дверь на себя.
   Выглядываю - никого. Свет горит, но это он, может, от моего движения зажегся. Осмотрелся, вижу - дверь в спальню предков приоткрытая стоит. Не знаю, что меня дернуло, но я туда поперся. Прокрался по коридору в стиле ниндзя. Слышу, что-то внутри пыхтит со всхрипами. Все, думаю, пипец. Отчим главную женскую особь мочит, блин, как обещал. А потом в башню трупак, к остальным жертвам.
   Короче, я уже не дышу. Нос в щель засунул и вижу: Себастиан в лунном свете мать обрабатывает. Она лицом в матрас, он сзади, мордой к двери, то есть ко мне. Она, судя по движениям, очень даже живая. Я чуть небо не потерял, в глазах - только мамин белый попец и отчимова зверская морда. Начинаю тихонько давать заднюю скорость, бухаю книгой о косяк. Себастиан отрывает взгляд от своего дела и, не останавливаясь, смотрит на меня. Смотрит, трахает и ухмыляется. Вот оно, типа, твое скорое будущее, рыбка Немо.
  
   На следующий день мы собирались в Каттегат Центр - это Океанариум такой, кто не знает. За завтраком, когда отчим вышел отлить, я спросил мать насчет задвижки на дверь. Она внимательно посмотрела мне в морду и отложила свой рундштюк с маком:
   - Интересно, а от кого ты собираешься запираться? И зачем?
   - Я вырос уже, - говорю, как советуют в тырнете. - И стесняюсь, - мне даже удалось реально покраснеть, потому что перед глазами сами собой всплыли сияющие в лунном свете мамины булки. Те, что без мака.
   - Стесняется он, - фыркнула ма. - А глаза чего красные, как у кролика? И таскаешься нога за ногу, еле-еле. Ты что думаешь, я не замечаю ничего? Сева нас и туда возит, и сюда, старается, хочет развить тебя культурно. А тебе ничего не интересно, я же вижу. У тебя одно на уме. И я знаю, что, - и смотрит на меня, не мигая, как удав.
   Я офигел, сижу, мозгами от бессонницы еле ворочаю. Думаю: блин, неужели догадалась? У меня аж пятки похолодели, а от облегчения - поджилки дряблые.
   - Это дурь твоя, вот что! - мать палец на меня наставила вроде пистолета, шипит. - И где ты только ее берешь? Хочешь в комнате запираться, чтобы там кайф ловить со всеми удобствами? Не выйдет!
   Под стол я не упал только потому, что крепко за него держался. Дар речи ко мне вернулся вместе со злостью.
   - Какая дурь?! - говорю. - Ты что, видела ее? Или унюхала?
   - За идиотку меня держишь?! - она уже орет. - Та самая, что ты в своем бардаке прячешь.
   - Ничего я не прячу! - я тоже ору. - И бардака у меня нет! Я тогда еще все убрал, когда на тебя звездное небо рухнуло!
   - Ах, небо?! - ма откинулась на спинку стула, сложила руки на груди. - Все. С этим пора кончать, - и с места в карьер, то есть к лестнице.
   - Ты куда? - я за ней.
   Короче, все как обычно. Доброе утро в дурдоме Ромашкино. Только Себастиан к этому еще не привык. Прискакал на звуки грозы из сортира. Хлопает на нас глазами.
   - Катюша, что происходит?
   Ма прыг ко мне, ухватила за вихор, морду к отчиму поворачивает:
   - Вот! Видишь, на кого он похож?
   Отчим спокоен, как око бури, изучает мой фейс:
   - На тебя, дорогая?
   - На наркомана! - она выпустила меня, треснув по затылку. - Он прячет в комнате траву!
   - Траву? - Себастиан хихикнул. - Зачем?
   Ма сообразила, что опять перевела с русского буквально:
   - Не траву, эту... Марихуану. Хэш, - и театрально затянулась воздухом.
   Отчим нахмурился:
   - Джек, это правда?
   Так. Здесь тоже заштормило.
   - Вранье, - говорю, - все это. Не шмаляю я больше.
   Тут ма совсем завелась:
   - Это кто врет? Я вру? А ну, пойдем! - хвать меня за шкирку и тащит наверх. Себастиан топает сзади:
   - Катюша, ты куда?
   Мать ворвалась в мою комнату, меня к стеночке прислонила, стоит, озирается - прямо бык на корриде, и дым из ноздрей. Ко мне поворачивается:
   - Лучше сам скажи, куда спрятал, а то хуже будет.
   Я, конечно, в отказ. А что? У меня только Меметов несчастный косяк, но тот так спрятан, что наркособака не найдет. Короче, мать мне не поверила и начала шмонать. Полетели на пол вещички из шкафа, диски со стола.
   - Давай, - ору, - чего мелочиться? Сразу все покидай в мусорный мешок - и в контейнер. Тогда уж точно - никакой травы.
   Себастиан за ма мечется, пытается успокоить: просто разозленная пчела и шмель-флегматик. Короче, маразм крепчал, и танки наши быстры. Тут мать к окну подскочила и рукой полезла под подоконник. Повозилась там, и бац:
   - А это что?! Скажешь, не твое?
   Отчим аж стойку сделал. Смотрю, у нее в вытянутой руке косячок. В пластик замотанный. Только я его не там заныкал. Я же не дебил, чтобы два раза в одно место прятать!
   - Дай-ка, - говорю, - посмотрю.
   А мать:
   - Вот я его в унитаз спущу, и сколько хочешь смотреть туда сможешь! - и к сортиру.
   Тут меня переклинило. Не из-за травы, конечно, а потому, что это от друга память. Я мать за руку схватил.
   - Отдай! - ору.
   Ма отбиваться. Короче, та еще сцена. Чувствую, меня сзади кто-то схватил. Себастиан! Я озверел, ну, у меня рефлекс и сработал. Я башкой назад - хрясь! Попал. Отчим взвыл и ослабил хватку. Я вырвался и бежать. Скатился по лестнице. Слышу только - ма вслед что-то кричит, и шаги по лестнице бухают. Себастиан!
   Я прыгнул в сланцы и выскочил во двор. Припустил через газон и вниз, к озеру. Чуть не сбил на дорожке старичка с жирной таксой - то ли соседа-аборигена, то ли туриста с кемпинга. Дернул дальше по кустам и в лесок. Там чуть притормозил, осмотрелся. Если Себастиан и гнался за мной, то давно отстал, а может, собачника постеснялся. Я отдышался и стал пробираться между деревьями в направлении шоссе. Думал в Силкеборг дернуть, к ребятам. Знал, что у Мемета или Ибрагима перекантоваться нельзя, предки не пустят. Зато если Микель вернулся из Таиланда, то у него и переночевать можно. Вопрос был только в том, как добраться до города. Бабосы-то дома остались, какие были. Голоснуть попробовать, что ли?
   Я срезал через поля и вскоре оказался на главной дороге. Будним июльским утром машин было не много - это не суббота, когда туристы въезжают в дачные домики, или выезжают оттуда после недельного отдыха. Я выставлял руку, демонстрируя дружелюбную улыбку, но ни одна сволочь не останавливалась. Надежды я все же не терял. Ездят же как-то люди автостопом, значит, и у меня должно получиться. Представлял себе удивленные морды пацанов, когда завалюсь на наше место у железки. Я ведь даже с Меметом почти перестал общаться: он слал смски, а я не отвечал. Ну что я мог ему написать? Что в гости ко мне они приехать не смогут? Или что Себастиан оказался... говном, короче говоря. А что я скажу теперь? Что сбежал из дома? Круто, жесть. Сбежал из виллы у озера и от отчима с клевой тачкой. С чего бы это? Не, что сбежал говорить нельзя. Скажу, навестить приехал.
   Я так увлекся своими планами, что поздно среагировал, когда за спиной взизгнули тормоза. Обернулся - это же наш мерс! И Себастиан из него выскакивает с решительной мордой. Блин, как он меня нашел?!
   Я скатился в канаву, оттуда на карачках и в лес. Отчим за мной. Мля, не знал, что он такой спортивный. Зря я сланцы надел - бегать в них не айс.
   Короче, кончилось все быстро. Я за ветку запнулся и нырнул носом. Вскочил тут же, конечно, только поздно было. Он меня за руку поймал, дернул к себе и по уху ладонью - хрясь! В котелке все взорвалось. Я бы рухнул, если б эта мразь меня не держала. А он по другому уху с оттягом - хрясь! Короче, валяюсь на иголках - там сосняк был - голову зажимаю. Ору, а голос свой едва слышу. Все, думаю. Оглохну щас нафиг, если гад продолжит. А он меня сзади, по почкам, сволочь. И тоже так, ладошкой. В общем, я уже думал, Сева меня там и зароет. Только он вдруг оставил меня в покое.
   Перед глазами темнота чуть рассосалась, в ушах гул поутих. Вроде я еще живой, лежу, скорчившись, на боку. Прямо передо мной - расставленные колени Себастиана, в иголках и прилипших травинках, бедра, обтянутые дорогими джинсами, между бедрами - ткань темнее. Я чуть повернул голову и поймал его взгляд: взгляд ребенка, который только что оторвал мухе крылышки, и не может решить, что лучше - поджарить ее теперь на свечке или скормить канарейке. Он понял, что я очухался, моргнул пару раз и улыбнулся:
   - Привет, Джек. Как ты себя чувствуешь?
   Как будто, блин, это и не он меня отмудохал.
   - Хреново, - говорю, просто, чтоб что-нибудь сказать.
   Он улыбнулся еще шире:
   - Сейчас мы поедем домой, к маме. Ты перед ней извинишься и пообещаешь больше никогда не курить хэш. И вообще не курить. Понятно?
   Я кивнул. Ссать хотелось ужасно, ныли почки.
   - Хорошо. Ты умный мальчик, Джек. А теперь запомни, - он наклонился ниже, положил руку мне на бедро, но я лежал смирно, как парализованный. - Все эти мысли о полиции, о жалобах в Коммуну - забудь их. Никто тебе не поверит и не поможет. А я об этом узнаю. И знаешь, что тогда будет?
   Его ширинка с мокрым пятном была прямо перед моим лицом, и я думал, что не хочу знать, что может сделать человек, который кончает от того, что причиняет другому боль.
  

Дом, который построил Джек

   За "драку" с матерью меня наказали рублем, вернее, кроной. Лишили карманных денег.
   Объявили об этом тем же вечером, вызвав меня на ковер - пушистый и белый, лежащий между диванами-альбиносами в гостиной.
   - Не думай, что ты от нас еще хоть копейку получишь, - мать говорила по-русски. Отчим сидел рядом, внимательно прислушиваясь. Оба трогательно держались за руки. - Нужно тебе что - скажи, купим. Я не дам тебе деньги Себастиана на наркоту тратить!
   - Мам, ну я же обещал! - в двери на террасу украдкой стучал дождь, сползая по стеклу извилистыми дорожками. Я думал о том, что скоро у отчима кончится отпуск. И о том, как быстро он заметит, если я стырю одну из его банковских карт.
   Парочка посовещалась чуть слышно, и слово перешло к Себастиану:
   - Джек, ты подорвал наше к тебе доверие, - клянусь, у него даже голос благородно дрожал. Вот артист! - Доверие - это фундамент здоровых семейных отношений. Тебе придется его заново заслужить.
   Здоровые отношения?! Отымей себя в зад! Этого я, конечно, вслух не сказал. Вслух я сказал другое:
   - А что, если мне трусы понадобятся или гандоны, мне тоже к вам обращаться?
   Ма рванулась в бой, но Себастиан ее опередил:
   - Насчет презервативов мы с тобой отдельно побеседуем - похоже, на уроках сексуального воспитания у вас в школе этот момент упустили.
   Я похолодел, а мать встрепенулась:
   - Уроки секса? Жень, у вас что, в школе были... - она прихлопнула ладошкой губы на страшном слове и только переводила большие глаза с меня на Себастиана и обратно.
   Да, мам. В стране развитого социализма и демократии сексуальное воспитание типа с третьего класса.
   - Насчет остального, - продолжал отчим, - то ведь карманные деньги можно и заработать, - и смотрит на меня многозначительно.
   А ма, святая невинность, дует в ту же дуду:
   - Да, вот когда я была маленькая, мне вообще ничего не давали. Я сама подрабатывала с одиннадцати лет и в копилку откладывала. Травы там лекарственные собирала, макулатуру сдавала...
   Да кому ты рассказываешь. Я весь последний год в пиццерии по вечерам вкалывал. Только потом пару раз на работу не пришел - ну, оттопыривались там с пацанами - меня и выперли. Наверное и в Брюрупе что-то для меня найдется, только на это время надо.
   - Я газоны могу стричь, - говорю. - Или пылесосить.
   Вспомнил, что Микелю предки за это дело бабло давали.
   - У нас роботы для этого есть, - с гордостью заявила ма.
   Точно, я и забыл. Самоходный пылесос в первый раз напугал меня до усрачки. Я пытался забить его полотенцем - думал, то ли пришелец, то ли черепаха-мутант.
   - Ну, тогда посудомойку разгружать, пыль вытирать и... чего там еще?
   Мать улыбнулась:
   - Белье раскладывать, мусор выносить, в комнате свой убираться, окна мыть. Хочешь, составлю график на неделю? За каждое сделанное дело... хм, скажем, десять крон.
   - Да вы чо? - говорю и фигею. - Я вам не факинг Золушка!
   А Себастиан такой:
   - Не смей так с нами разговаривать! - и пялится на меня, не моргая. У меня аж в ушах снова зашумело. А потом спокойно так, прохладно даже объясняет. - Если ты по-человечески не можешь понять, то придется тебе объяснить в терминах хлыста и морковки.
   У них в Дании морковка вместо пряника. Если честно, не знаю, что из этих двух опций меня больше напугало.
   - Ты уже не маленький, должен понимать, что за все свои действия придется держать ответ. И за "ф"-слова тоже.
   Думаю, блин! Во влип.
   - Простите, - говорю, - нечаянно вырвалось. Я больше не буду.
   А этот скот зафиксировал меня взглядом, как жаба муху - вот-вот слопает. Но тут ма пришла на помощь:
   - Да ладно, Сева. Мы и так Женьку уже наказали. Он же извинился?
   Короче, с ковра я сполз с тем же чувством, как помилованный с эшафота. Вот так дом ты построил себе, Джек!
  
   В первый же день, когда Себастиан вышел на работу, я дрых, как младенец, не реагируя на попытки матери меня растолкать - отсыпался за недели бессонницы. Разбудило меня бибиканье мерса. Я скатился с постели, судорожно нашарил предатель-мобильник, который, кстати, тщетно пищал еще с трех. Четыре! Блин, мой план смыться из дома до возвращения отчима полетел к чертям собачьим. Снова раздалось бибканье. Случилось там что? Кое-как протерев кулаками глаза, я выполз из комнаты и сунулся в окно, выходящее на подъездную аллею и засыпанный гравием двор. Меня ждала мимимишная картинка: мать обнимала Севу у машины, сзади к мерсу был приторочен новенький черный маунтинбайк. Себастиан поднял голову и встретился со мной глазами. Улыбнулся во всю акулью пасть, ткнул через плечо в сторону байка, а потом в меня. Тебе, мол.
   Я пересрался. Думаю, за что такие авансы? То есть, что мне за велик придется сделать, если у нас теперь не семья - а рыночные отношения? Напялил штаны, выполз во двор. Спасибо там, все дела. Оказалось, они с матерью давно задумали байк купить, а то школа в августе начнется, а мне до нее минут сорок пилить пешедралом. На велике же - минут десять езды.
   - Хочешь попробовать? - Себастиан спустил блестящую новеньким лаком машину со стапелей. - Аллюминиевая рама, 27 скоростей системы Деоре. Красавчик, а?
   Еще бы я не хотел! Это вам не металлолом на колесах, который препер мне когда-то Бо. Я всегда подозревал, что первый мамин датский муж нашел ржавого мастодонта на свалке, хотя сказал, что купил, и вытряс из ма под это дело пятьсот крон.
   Конечно, я и раньше на маунтинбайке сидел - мы с пацанами иногда "занимали" их, чисто покататься. Но на продажу никогда не тырили, не подумайте. Мы не румыны какие-нибудь. И все-таки, Себастиан был прав - этот велик действительно красавчик. Страшно даже думать, сколько отчим за него отвалил.
   Короче, я взлетел в седло и сделал кружок по гравию, меняя передачи.
   - Нравится? - засмеялась ма, прикрывая глаза от солнца рукой. - Можешь покататься до ужина. Только дома будь в шесть, ладно?
   Весь в счастье я намылился со двора, но тут Себастиан меня тормознул. Оказалось, он и шлем к байку прикупил.
   - Давай помогу тебе подтянуть по размеру, - отчим ловко отрегулировал лямки до нужной длины и защелкнул застежку под подбородком. У меня от его пальцев пупырки по всей коже, но пришлось стерпеть. - Не опаздывай, - подмигнул он мне и хлопнул по заду, когда я проезжал мимо.
   Больше всего мне хотелось вообще никогда не возвращаться, но я знал, что меня тогда ждет. Кнут, так Себастиан сам сказал. Я колесил по округе, впервые обращая внимание, что в некоторые дома вернулась жизнь. Снова наткнулся на старичка с таксой. Жирная псина облаяла меня забавно тонким голоском. Женщина в деревянных башмаках полола фиалки за низким белым заборчиком. Увидев меня, она улыбнулась и помахала рукой. Потом я обогнал иссохшую старушку с палками, но без лыж - это называется скандинавская ходьба. Ее придумали, потому что зимой в Дании почти нет снега.
   А потом я доехал до белого особняка и лестницы в вазонах. В этой части озера все было еще тихо, и я решил искупнуться. После дождя немного похолодало, но сегодня вот вышло солнышко, да и вода, по ходу, после недель жары остыть еще не успела. Я радостно сиганул с мостков головой вниз - глубина-то уже была проверенная. Плескался, гоняя уток, заплыл за камыши и нашел там лебединое гнездо. Еле унес ноги-руки от разъяренной мамаши-лебедя. Короче, оттягивался по полной. На пляже-то я в воду ходил только с матерью - боялся, что Себастиан мне в плавки залезет.
   Короче, обсох я на мостках, стал одеваться, и тут слышу - музыка. Замер - одна нога в штанине, другая навесу. Думаю, все, снова глюк. Вроде как пианино, классика что ли? От дома с пригорка идет, по ходу, окно там где-то открыто. Это что значит, и туда хозяева нагрянули? А я тут плещусь у них на виду в наглую!
   Ну, ширинку быстренько застегнул, велик схватил, на дорожку выволок - типа я тут просто мимо проезжаю. Тут музыка запнулась на мгновение, а потом последний кусочек снова повторился, и снова, прежде чем пойти дальше. До меня доперло, что это не диск, а играет кто-то в живую. Причем офигенно играет-то! У меня аж волоски на руках дыбом, хотя сюда, вниз, звуки доносятся едва слышно.
   В общем, отъехал я для вида в сторону, в кустах велик спрятал и полез по холму вверх. Все равно там вокруг сада живая изгородь, меня заслоняет. Влез на косогор, спрятался за деревом, которое из изгороди торчало - здоровое такое, развесистое, старое. В дуплах, галочьих гнездах, грибах и все такое. Выглядываю - точно. На втором этаже окно открыто, ветерок из него прозрачную голубую занавеску вытрепал и раздувает. И музыка, как будто в такт: вверх и вниз, замерло, вверх и вниз.
   Я вообще классику не уважал никогда, да и не знал ее толком. Потому определить, что играли, конечно, не мог. Но было это здорово и главное, понятно. Про жизнь было. Вот это - мой велик на дорожке, вот солнечные пятна под колеса летят, а если вверх посмотреть - то там яркая такая канитель в просветах веток. Закроешь глаза, и под веками - теплое оранжево-синее сверкание, в которое может закрутить, как в водоворот, так что даже страшно становится в животе. А потом открываешь их и, если еще в дерево не врезался, то весь мир такой контрастный, будто в нем яркость подкрутили. Вот такая это была музыка.
   Я долго тогда ее слушал - невидимый пианист играл больше часа без перерыва. А потом на мобилку глянул - ёпт! Уже полвосьмого почти! В общем, вскочил на "Призрака" - это велик я так назвал, по марке - и дунул к дому. По пути понял, что забыл шлем на берегу, но возвращаться времени не было. Вдруг мне там Сева уже счетчик включил, и за каждую лишнюю минуту - оплеуха?
   Короче, влетаю такой в дом, весь на измене. Мать с отчимом сидят, телек смотрят, все вроде мирно.
   - Извините, - говорю, - такой офигенный велик, я на часы не посмотрел.
   Ма поднялась со вздохом:
   - Ладно, Жень. Я понимаю. Ты наверное давно о таком мечтал. Разогреть тебе котлет? А еще я пирожки испекла, твои любимые, с вишневой начинкой.
   Я ее от облегчения даже в щечку чмокнул. Но тут Себастиан слез с дивана:
   - Подожди, - такой, - Катюша. Главное в воспитании - это последовательность. Если мы сказали, что Джек должен нести ответственность за свои поступки, то нельзя сразу отступаться от своих слов. Необходимо показать ему, что мы действительно имеем в виду то, что говорим.
   Мать остановилась на полпути в кухню:
   - Что же, наказывать его теперь? Женька же извинился.
   - Почему сразу наказывать? - Себастиан обезоруживающе улыбнулся. - Пусть посидит в своей комнате, подумает над тем, что нельзя нарушать данное слово. Там же и поест.
   Ма облегченно вздохнула:
   - Ну да, конечно, - погрозила мне сурово пальцем, - останешься на сегодня без мультиков! - а сама смеется уголками губ.
   - Иди наверх, Джек, - спокойно велел отчим. - Мы принесем тебе ужин в комнату.
   Короче я взлетел по лестнице, как на крыльях. Легко отделался. А вместо мультиков я найду чего посмотреть в макбуке. Может, на Ютубе нарою, что там в белой вилле играли? На кровать с компом залез, врубил. Смотрю, на столе иконка новая. Думаю, что за хрень? Чего-то не помню такой. Может, вирус? Да нет, на маках их вроде не водится. Кликнул.
   Ахи-стоны на всю комнату. Там видео оказалось. Порнуха. Жирный мужик дерет парнишку в очко. Я офигел настолько, что сразу не выключил - палец не попадал, куда надо. Посидел потом маленько, тупо пялясь на Лунный пейзаж - обои у меня на столе такие. Как, думаю, эта хрень туда могла попасть? Я даже когда легкую порнушку смотрю, историю всегда чищу, чтоб не спалиться. А тут прям на столе рабочем такой разврат. И тут же мысль в голову лезет: а как мать Меметов косяк нашла под подоконником? Я ведь потом проверял, что он именно тот самый был, дареный. Потому что в щели под плинтусом, куда я сам траву заныкал, ничего не оказалось.
   Выходит, что? Себастиан в комнате у меня шарится, когда меня нету? Не, ну ладно писюк. Надо его запаролить нахрен, а то еще мамка сунется, увидит фильмец с жиряем и в психушку загремит или сразу в кардиологию. А вот насчет косяка... Как до отчима доперло, что я его под плинтус засунул? Или он случайно его нашел? Типа муравьев выводил? Только какие тут муравьи?! Это, блин, не трущобы наши районные.
   В общем, пока я над Морем Кризисов сидел в позе мыслителя, в дверь стукнуло. Я думал, это мать хавчик принесла, и даже не обернулся.
   - Спасибо, мам, - говорю. - Поставь на стол, я потом...
   - Нашел что-то интересное, Джек?
   Мля, я чуть макбук на пол не скинул, так у меня коленки дернулись. Хули Себастиан-то сюда приперся?
   Смотрю, стоит такой с подносиком, на нем котлеты с пюре и пирожки на отдельной тарелочке.
   - Не, - говорю, - так, фигня всякая.
   А сам тыкаю потихоньку мышкой, чтобы это палево гейское удалить. Только там видать програмка какая-то была установлена. Вместо того, чтобы уйти навечно в нирвану, жирный мужик с малолеткой выскочили в центр экрана и продолжили свое дело. Судя по звукам, с большим энтузиазмом.
   - Что это у тебя? - Сева даже не старался разыгрывать удивление.
   Я захлопнул ноут, но отчим ловко его цапнул и открыл экран. Блин, не успел я пароль поставить!
   - Не думал, что у тебя такие предпочтения, - головой качает, усмехается. - Ты знаешь, что детское порно запещено? А этому пареньку не дашь больше четырнадцати.
   Короче, сижу весь красный, не знаю, куда глаза девать. А что сказать-то? Ну, я и послал отчима лесом. А он макбук закрыл, на пол положил аккуратно рядом с подносом и садится такой на кровать. Я отодвинулся, голову в плечи - думаю, щас снова бить будет. А он смотрит на меня так безмятежно и говорит:
   - Ты любишь маму, правда?
   У меня в горле пересохло в момент, но я все-таки смог просипеть:
   - А ты? Ты разве ее не любишь?
   Себастиан нахмурился, прикусил губу:
   - Когда я спрашиваю, Джек, ты должен отвечать. Иначе я рассержусь. А если я рассержусь, я могу сделать больно твоей маме.
   Больше всего в этот момент мне хотелось придушить эту сволочь на месте, но я слишком хорошо помнил, как он избил меня в лесу - я и щас еще ссу, как пенсионер с простатитом, постанывая, а ни одного синяка не осталось. Что, если он свои приемчики начнет на матери отрабатывать? Алкаша Бо с его затыками она сколько терпела? Четыре года? А сколько будет терпеть милашку Себастиана?
   - Если, - говорю, - ты мать хоть пальцем тронешь, я в полицию пойду. Серьезно.
   Сева покачал головой, на морде - мировая скорбь:
   - Малолетний эмигрант, наркоман и хулиган пришел жаловаться на своего отчима, уважаемого адвоката. У подростка было трудное детство, он ревнует свою мать к новому мужу, вот и решил его оклеветать.
   - У тебя будут неприятности, - срываюсь на шепот. - Я смотрел "Охоту".
   Себастиан умехнулся:
   - Я не Лукас, а ты - не девочка из детского сада. Никто не найдет никаких доказательств. Никаких следов. Все будут сочувствовать мне, а не тебе.
   Я мотнул головой:
   - Когда бьешь, следы будут. Рано или поздно.
   - Ты прав.
   Согласие отчима выбило почву у меня из-под ног. Сижу, хлопаю на него глазами, а он наклонился ко мне и шепчет у самого уха:
   - Не люблю грубое насилие. На то людям и интеллект, чтобы придумать что-то тоньше, элегантнее.
   Я сглотнул, но слюна не шла в пересохшее горло, только мышцы больно сжались. Себастиан наклонился и взял с подноса тарелку с пирожками. Погладил кончиками пальцев красивую румяную корочку.
   - Понимаешь, Джек, человеку тем проще причинить боль, чем больше он к тебе привязан эмоционально. Вот возьмем например меня и твою маму...
   - Оставь ее в покое! - прошипел я, но отчим, не отпуская меня взглядом, надавил на пирог. Палец утонул в теплой еще мякоти, вишневый сок брызнул на тарелку и одеяло.
   - Упс! - хихикнул он. - Катюша такая мягкая ранимая женищна. Она так зависима от меня. Психологически. И физически тоже. Что, если я дам ей почувствовать, что охладел к ней? Или, скажем, предложу попробовать новую форму секса? Жесткого секса, - и он воткнул всю пятерню в несчастную булочку.
   Красный сок брызнул мне на щеку, заставляя зажмуриться. Что-то легко коснулось кожи, и я распахнул глаза. Себастиан отер вишневую сладость с моего лица и теперь облизывал палец, глядя на меня, как вампир на горло девственницы.
   Короче, если меня раньше не трясло, то затрясло теперь.
   - Чего тебе надо? - говорю, а у самого губы бесчувственые, и язык едва ворочается. - Чего ты хочешь?
   - Чтобы ты меня слушался, вот и все, - Себастиан взял целый пирожок и откусил от него со здоровым аппетитом. - Тогда ни с твоей мамой, ни с тобой ничего плохого не случится. Кстати, она прекрасно готовит, правда?
   Я тупо кивнул.
   - Взаимовыгодное сотрудничество, помнишь, Джек?
   - Сева, ты долго там? - донесся снизу приглушенный голос ма. - Начинается "Кто хочет стать миллионером"!
   Отчим отер пальцы о мою футболку и встал с кровати.
   - Ты, кстати, посмотри то видео. Тебе есть чему поучиться.
  

Башня

   К ночи я подготовился. Только не так, как Себастиан рассчитывал. Заряженный под завязку телефон засунул под одеяло. На всякий случай, чтобы видео продублировать. Макбук оставил открытым на столе с камерой в режиме записи. Экран темный, типа выключено все. Доперло бы раньше так сделать, давно бы знал, кто и когда в моей комнате рыскает.
   Доказательств, говоришь, у меня не будет, да? Никто мне не поверит? Ага, щас! Посмотрим, как ты запоешь, когда тебя панцири с мигалкой увезут и в участке видос покажут, на котором ты меня щупаешь. Хорошо бы еще, ты мне или матери снова угрожать стал. Разозлить, значит, тебя, мразь, надо. Сопротивляться.
   Ждал я не долго. Через час после того, как мать с отчимом улеглись, в коридоре заскрипел пол. Я тут же мобильник на запись и одеялом прикрыл. Сам лежу тихо, типа сплю. А дальше все, почти как в глюке. Дверь открылась, язык света внутрь выпал, в нем - черный силуэт в халате. Прислонился к косяку, молча смотрит. Я все это вижу через прикрытые ресницы - благо длинные они у меня. Думаю: ну, давай, действуй! Скажи что-нибудь пошлое. А еще лучше - свет включи, чтоб твою морду стало видно.
   Отчим шагнул через желтую полосу, исчез на мгновение в темноте. Бесшумно подался матрас на кровати.
   - Себастиан? - я сделал вид, что проснулся. - Что ты тут делаешь?
   Он палец мне к губам прижал, а потом такой шепотом:
   - Хочешь посмотреть башню, Джек?
   Блин, думаю, так же на записи ничего не слышно будет!
   - Башню? - говорю. - Ну да... Только не сейчас. Ночь ведь.
   А он хихикает:
   - В башню надо ходить именно ночью. Вставай.
   - Не хочу, - говорю громко. Помню, что разозлить его собирался.
   Он затих. Посмотрел на меня из темноты, белками поблестел.
   - Окей, - говорит. - Спокойной ночи. Я к маме пойду.
   Тут я зассал. Вскочил и за ним. Прежде, чем успел пикнуть, меня уже выдернули в коридор. Дверь за спиной закрылась. Хьюстон, у нас проблема! Стою в одних трусах в коридоре, пальцами на ковре шевелю. Себастиан подталкивает сзади к лестнице.
   - А что, если мать проснется? - спрашиваю.
   - Не волнуйся, - сияет он улыбкой. - Она крепко спит.
   Снотворным он ее что ли накачал, поэтому так уверен?
   Мы пошли по ступенькам - я впереди, отчим сзади. Ситуация - звездец, а во мне вдруг шевельнулось любопытство. Что там, за таинственной дверью? Точнее, дверями - ведь запертых комнат две? Но Себастиан открыл мне только нижнюю - отпер ключом, который висел на цепочке на шее. Нашарил на стене выключатель.
   - Проходи, Джек. Не стесняйся.
   Ну, я вошел. И понял, что сплю. Что все происходящее - просто часть повторяющегося кошмара. Того самого, с черным диваном и плазмой. Потому что диван - вот он. Мягкие кожаные подушки, чуть потертые в середине. Откуда я знаю, что когда на них садишься голым задом, они прилипают к коже? А вот стеклянный стол. И бутылка вина. Только остальной натюрморт поменялся. Вместо шприца и солонки с перечницей - две рюмки, минералка и пульт. Лампа над столом тоже та самая, теперь я вижу это отчетливо - низко подвешенная широкая тарелка, красная сверху, белая снизу. Когда она горит, стол и сиденья дивана залиты ярким светом, а все остальное теряется в тени. Я могу только угадать, что единственное окно закрывает черная рулонная штора. Что стены тоже красные, под цвет лампы, но в полумраке кажутся темными, как вино, которое Себастиан разливает в бокалы.
   - Ну что же ты, садись, - он хлопает рукой по кожаной подушке. От звука у меня мороз по коже. - Ты любишь красное?
   Нет, хочу я сказать. Красное - это плохо. Острое - тоже. Но я не говорю ни слова. Просто молча сажусь на диван. Здесь пахнет затхло: потом, старыми обоями, немного Себастиановым парфюмом и еще чем-то терпким.
   Отчим берет пульт, и комнату заполняет негромкая музыка. Джаз. Но не такой, как он слушает в машине. В этих звуках - никакой мягкости, только рваный ритм и режущий диссонанс.
   - Якоб Андерсков, - поясняет отчим, покачивая бокал круговыми движениями и вдыхая аромат вина. - Струнные, перкуссия и фортепьяно.
   - Якоб? - повторяю я. Беру свою рюмку. Она дрожит и вино оставляет на стенках маслянистые разводы.
   - Датский пианист и композитор. Тебе нравится?
   - Нет, - честно отвечаю. - По-моему, это дерьмо. Меня больше интересует другой Якоб. Тот, книга которого стоит у меня в комнате. Ты знаешь его?
   Диван действительно прилипал к ляжкам - без одежды кожа на нем быстро потела.
   - Очаровательная прямолинейность, - губы Себастиана кривятся, он ставит бокал на стол. - Я тоже буду прямолинейным.
   Дыщ! У меня звезды из глаз посыпались. Буквально. Синие, зеленые и оранжевые. Слезы хлынули на щеки, сопли - на подбородок. Я схватился за пульсирующий нос. Повсюду было мокро, кисло пахло вином. Оно выплеснулось на живот и бедра, по белой ткани трусов расплылись пятна, небольшая лужица скопилась между ног. Пустой бокал издал дребезжащий звук, когда я поставил его на стол. Рука тряслась.
   Себастиан покачал головой:
   - Ай-яй-яй, ты посмотри только, какое свинство! А все потому, Джек, что ты нарушил четвертое правило башни. Правило повиновения. Ты здесь не для того, чтобы задавать вопросы, а чтобы отвечать, когда тебя спрашивают. Ты здесь не для того, чтобы делать то, что тебе хочется, а чтобы выполнять то, что тебе велят. Ты понял?
   Четвертое правило. Мля, на этой гребаной башне еще и три других отстойных правила есть?
   На этот раз я рассмотрел несущуюся мне навстречу ладонь, но уклониться не успел. Досталось теперь уху, уже изнасилованному перкуссией. Удар отбросил меня мордой в диван, и я обслюнявил черную подушку.
   - Ты не ответил на мой вопрос, - прозвенел один из жужжащих в башке голосов.
   Я кое-как сел. Винная лужа перетекла под задницу, и теперь там противно хлюпало.
   - Да, я понял, - шевелить прикушенным языком было больно.
   - Хорошо, - улыбнулся Себастиан. - Потому что мне не хотелось бы быть с тобой жестоким, Джек, - он протянул руку и коснулся моей щеки. Осторожно, почти нежно.
   - Просто такова башня. Когда нарушаешь ее правила, немедленно следует наказание, - его пальцы спустились ниже, на грудь, и поползли по мокрому от вина животу. Я сидел бревно бревном, не смея пошевелиться. Мужик явно был в адеквате не больше, чем Ганнибал Лектор.
   - В первый раз я сделал скидку на твое незнание. Но в следующий раз простой оплеухой ты уже не отделаешься, - скользкое ощущение на животе пропало, влажная ладонь Себастиана возникла перед моим лицом. - Правда, похоже на кровь? К счастью, вино гораздо приятнее на вкус. Попробуй, - его пальцы сунулись между моих губ, я общутил кислый вкус на языке, но не смел увернуться или оттолкнуть его руку. - Не слишком пряное, нет? - внезапно он наклонился и лизнул мое мокрое бедро. Я дернулся, но Себастиан вогнал пальцы мне почти в глотку, запрокинул голову назад, ухватил за ногу другой рукой, и провел языком выше, к паху.
   Больше всего мне хотелось всадить зубы в его кисть, так чтобы он завизжал от боли, но я думал о том, что будет потом, со мной и с мамой, и просто боролся с тошнотой, чувствуя, как его язык движется по моему животу и внутренней стороне бедра, как гигантский ядовитый слизень. Наконец Себастиан оторвался от меня, и выпустил мой рот.
   - Какой ты сладенький мальчик, Джек, - прерывисто пробормотал он, облизывая губы. - Твой вкус прекрасно дополняет Пино Нуар. Но мы немного увлеклись. Тебе ведь еще нужно выучить остальные правила башни.
   Потом я должен был повторять за ним слово за словом, как клятву скаута:
   Правило первое: никому не говори о башне.
   Правило второе: что принадлежит башне, остается на башне.
   Правило третье: не пытайся проникнуть в башню, когда дверь заперта.
   Правило четвертое: всегда повинуйся хозяину башни.
   Что касалось второго пункта, то Себастиян пояснил, что мне не разрешалось выносить что-либо из красной комнаты. А если я приносил что-то извне сюда, кроме той одежды, что была на мне, этот предмет должен был здесь и остаться.
   Когда я затвердил "заповеди Себастиана" наизусть, мое теоритическое образование отчим счел законченным, и мы перешли к практике. Он взял пульт и включил большой экран, до тех пор зияющий в стене черной дырой. На нем я увидел уже привычную картину: стеклянный стол, черный диван, посредине - подросток в одних трусах и мужчина в халате. Халат, впрочем, быстро упал на пол. Мужчина оттолкнул столик в сторону - он был на колесиках - и велел парнишке:
   - Сними-ка трусы, Джек. Они у тебя совсем мокрые.
  
   Я проснулся оттого, что солнечный лучик пробрался через щель в жалюзи и нахально щекотал мне веки. Лежал я в своей постели, вокруг - обычный беспорядок, шмотье на полу, диски под столом, на столе - открытый макбук пялится на меня черным экраном... И тут я вспомнил. Себастиан, башня, правила! Господи, сделай, чтобы это был сон, всего лишь сон!
   Я судорожно зашарил под одеялом. Телефон полетел на пол, вытолкнутый моей рукой. Я скатился за ним, нажал на кнопку. Дохлый. Бросился к ноуту, отмотал запись назад. Темнота и шорохи - это я в кровати ворочаюсь. Прокрутил вперед. Еще немного. И похолодел. Да, вот оно. Дверь открывается, черный против света силуэт - явно мужчина в халате. Проходит через яркую полосу и исчезает. Дальше только мой голос, чужой и очень детский: "Себастиан? Что ты тут делаешь?" Невнятное бормотание. Потом световое пятно пересекают двое - мужчина и подросток. Дверь закрывается. Конец фильма. Чернота.
   Я залип, пялясь в потемневший экран. Значит, все было на самом деле. Руки Себастиана на моем теле. Язык, оставляющий на коже слизистые горящие дорожки. Мля, он вылизывал меня, как Ханс - пряничный домик! Джек, тебе приятно? Нет. Нет! Нет!!! Я вру. И он это видит. Я ненавижу себя! Он принуждает мою ладонь вниз. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Он опускает меня на колени. Он опускает меня. Он меня... Пока горячая пахучая слизь не брызгает мне на лицо и грудь. Она повсюду. Даже в волосах. Его пальцы собирают ее со щеки и пихают в рот, разрывая губы. Я ненавижу его! Я ненавижу себя!
  
   Видно, у меня случилось что-то вроде блэкаута. Потому что следующее, что я помню - это ма с круглыми глазами в роли Тринити, уклоняющаяся от веера летящих в нее дисков.
   - Женька! Ты что, совсем сдурел?!
   Диски красиво ушли в дверной проем и врезались в противоположную стену. Я тупо уставился на окружающий меня погром. Стул валяется в углу, беспомощно задрав в воздух колесики. С кровати содрано белье. Штаны свисают с качающийся люстры. Повсюду - вывороченные из шкафа вешалки. Впечатление такое, будто в комнате тайфун прошел. И у этого тайфуна есть имя. Джек.
   - Же-ень? - ма подошла поближе и принюхалась. - Ты точно ничего не курил?
   - Нет, - пробормотал я и внезапно почувствовал себя очень голым, хотя мать сто раз видела меня в труселях. Просто мне показалось, что, хотя я ночью залез в душ и сменил белье, прикосновения Себастиана оставили на мне какие-то следы, а кожа сохранила его запах. Я схватил первую попавшуюся тряпку и принялся в нее запихиваться. - Я это... Шлем потерял.
   - Какой шлем? - выпучилась на меня ма.
   - Велосипедный, - оказалось, что напялил штаны шиворот-навыворот, не удивительно, что ширинка не хочет застегиваться. - Тот, что Себастиан подарил.
   - Что, здесь? - она выразительно обвела рукой устроенный мной апокалипсис.
   - А? Нет, - мне удалось нашарить футболку под буреломом вешалок. - На берегу, кажется.
   - Ага, - глубокомысленно протянула ма. - Куда это ты?
   - Шлем искать, - бросил я от двери и шмыгнул в коридор.
  
   Я крутил педали вдоль озера - быстрее и быстрее. Свернул на тропинку в лес. Пошли кочки, взгорки, песок. Пришлось поработать передачами. Это отвлекало от мыслей. От мелькающих под веками картинок. Я сижу на корточках в углу, вжимаясь в кафель. На меня падает горячая вода. Кран открыт на полную катушку, и меня хлещет по шее, затылку и плечам. Через запотевшее стекло я вижу себя в зеркале. Я не понимаю, почему мое отражение целое, когда Себастиан отломил от меня кусок? Не знаю, где именно, но во мне чего-то не хватает. Наверное там, где больно, только больно везде. Больно везде...
   Рыча, я взлетаю на вершину очередного холма, виляю вниз между деревьями, попадаю на тропу для верховых. Увязаю в песке и, задыхаясь, волоку байк на горбу, пока снова не начинается трава. Скоро я совсем теряю ориентацию - вокруг только тишина и высокие деревья. Но потом поблизости раздается паровозный гудок, и я понимаю, куда меня занесло. Это старая железная дорога и поезд-ветеран с паровым локомотивом - аттракцион для туристов. Значит, рядом кемпинг. Жажда рвет глотку, и я поворачиваю туда. Напиваюсь из-под крана и долго сижу на скамейке у детской площадки, неотличимый от других отдыхающих. Обычный парень, как все.
   Это снаружи, а внутри дырка. Червоточина. Трещина. Неужели Себастиан прав, и я всегда был таким? Ведь заставило же его что-то выбрать меня? Счастливые детские голоса отгоняли призраки башни, держали их на расстоянии, так что слова Себастиана щекотали край сознания едва слышным шепотом: "Грязный смазливый мальчишка, тебе повезло, что я встертил твою мать. Если бы не я, тебя бы давно отымел брюхастый алкаш, ее бывший, или один из тех перков постарше, с которыми ты баловался хэшем. Пойми, такие, как ты, всегда будут притягивать таких, как я. Всегда. Это все равно бы случилось с тобой, раньше или позже".
   - Крутой байк!
   Я чуть со скамейки не кувыркнулся. Не заметил, как он подошел - высокий пацан, плотный, рыжий, с обожженной солнцем красной мордой. Стоит и показывает на "Призрака" рукой в веснушках:
   - Твой?
   Нет, блин. Я просто мимо проходил.
   - Прокатиться дашь?
   Ага, щас.
   - Ты что, глухой?
   Говорят, если таких игнорировать, они отвязываются.
   - А может, немой?
   Или начинают заводиться. Но тут я заметил кое-что интересное в кармане туго обтягивающих жирноватые бедра шортов. Похоже на пачку сигарет. Почти полную.
   - Сигареткой угостишь? - я кивнул на клетчатую выпуклость. - Тогда можешь поездить, пока курю. Только так, чтобы я видел.
   Парень нахмурил толстый лоб, соображая. Рука потянулась к карману:
   - Ладно. Только тут не кури. Дети. Давай туда отойдем, - он махнул на скамейку дальше по дорожке.
   Я встал, прихватив велик за руль. Обмен произошел под кустами сирени. Рыжий щелкнул зажигалкой, и на мгновение мне полегчало. Я вскочил на лавку и угнездился на спинке для обзора. Клетчатые шорты сделали кружок вокруг детской площадки, пронеслись мимо меня, исчезли за фургонами, но тут же вынырнули на дорожке с другой стороны. Я лениво наблюдал сквозь дым, как рыжий пытается поднять в воздух переднее колесо. В башке стало пусто, и это было хорошо.
   Потом рядом с красномордым нарисовалась чикса - крашеные черные патлы, жирная жопа в черных джинсах, мурло бледное, будто она все лето в подвале провела. Короче, персонаж из семейки Адамс. Поболтала с рыжим и ко мне вразвалочку.
   - Привет, - глазками крашеными такая на меня стреляет.
   Ну, привет.
   - Крутой байк.
   Ага, я это уже слышал.
   - А ты не с нашего кемпинга, верно?
   Так, и эта из породы приставучих.
   - С чего ты так решила?
   - Ну, просто я тебя тут раньше не видела.
   Я вздохнул. До фильта осталось еще несколько миллиметров, раньше времени гасить сигарету не хотелось.
   - Может, я поздно ночью приехал?
   - Нет, я весь вечер на ресепшине с отцом стояла, а ночью никто не звонил, - чикса улыбнулась, застенчиво демонстрируя стальные брекеты. - Мой отец - Флемминг.
   Это хозяин кемпинга, что ли?
   - А я сюда в гости, - говорю.
   - Я так и подумала, - махнула чикса волосами. - А к кому ты приехал?
   Я отстрельнул пальцами бычок и соскочил с лавки.
   - К тебе, сладкая, - а сам слежу глазами за Рыжим. Он вовсю выпендривался на "Призраке" у бассейна и возвращаться пока не собирался.
   - Правда?
   Я скосился на девочку Адамс. Глазки блестят, ротик приоткрылся, сиськи под майкой от чувств ходуном. Мдя, по ходу, ошибочка вышла. Пора отсюда сматывать.
   - Ты знаешь, что за обалдуй на моем байке куролесит?
   - А, это мой брат, - бедняжка аж запыхалась и по щекам мазнуло розовым. - Матиас.
   Я свистнул, чикса подпрыгнула:
   - Матиас! Хорош кататься. Давай сюда!
   Рыжий послушно развернул велик и подкатил к скамейке.
   - С тебя еще одна сигарета.
   - Это как? - стоит такой, хлопает прозрачными ресницами.
   - Да так. Я тебе что сказал? Катаешься, пока я курю. А я докурил уже. Значит, ты должен мне еще одну. Правда, сладкая? - я облапил пухлые плечи Адамс и ткнулся лбом в крашеный висок.
   - А, - пискнула она, - да-а, - и смущенно захихикала.
   Я вытащил из пачки рыжего, что мне причиталось, вскочил в седло и нажал на педали.
   - Это что, твой парень? - донесся сзади пораженный голос Матиаса.
   Для девочки Адамс, по ходу, парень был невиданным еще достижением. Даже такой, как я.
  

1

   Тут я должен кое-что объяснить. Долго думал, как описать мою встречу с тобой и вообще, все те события, где ты играешь главную роль - хотя, конечно, ты совсем не играешь, ты просто живешь, дышишь, смотришь на мир своими удивительными глазами. Сначала я хотел так и написать: "ты". Ты ехала мне навстречу, ты обернулась, ты сказала... А потом подумал: память странная штука. Может, то, что я помню, ты и не помнишь совсем. Или помнишь по-другому, и подумаешь, что я тут вру или выдумываю всякую хрень. Ну, чтобы приукрасить там или еще чего. Поэтому решил, что буду писать о тебе, как о других. Лэрке сказала, Лэрке посмотрела... Тогда ты, конечно, поймешь, что это ты, но в то же время это будешь не совсем сто процентов ты, потому что Лэрке - это тот человек, каким вижу тебя я. И если тебе покажется, что он в чем-то лучше, красивее, мудрее тебя - то гони эти мысли. Потому что они и есть настоящая ложь. Истина в моих глазах, Лэрке. В глазах смотрящего. Как бы мне хотелось увидеть тебя еще раз!
  

Жаворонок

   Я решил все-таки поискать шлем. На самом деле, он был мне нафиг не нужен. Но я вроде как обещал матери, что поеду за ним. И потом, вдруг кто из соседей повесил его где-нибудь навиду, на заборе там или кустах. Это ж не наше гетто, где и велики-то тырят регулярно, несмотря на замок, не то что шлемы бесхозные. Может, ма или отчим заметят сине-желтые полоски, и как я тогда объясняться буду?
   Короче, попилил я вокруг озера. Приехал на место - шлема нет. Ни на кустах, ни на заборах, ни на траве. Я и мостки осмотрел, где купался, и у камышей полазил - нефига, как корова языком. Проехал вверх по дорожке между виллами: думаю, может, его туда кто утащил. Заодно глянул на почтовый ящик у белой виллы - красивый, черный с выгравированными по металлу именами. Магнус, Эллен, Марк, Лэрке и София Кьер. Просто интересно было, кто мог тогда так обалденно играть. Хотя хрен знает, может, к этим Кьерам какой пианист в гости приезжал. Типа знаменитость.
   Шлема никакого не нашел, развернулся и почесал обратно, к озеру. Думаю, закачусь щас в укромное местечко и курну еще разок. Тут навстречу мне велик из-за кустов выворачивает. Ну, я дал чуть в сторону, даже не посмотрел сначала, кто там рулит. А потом вижу... Блин, не знаю даже, как это описать. Сначала мне юбка бросилась в глаза - алая такая, цвета знамени мировой революции, реет себе гордо по ветру. И ноги из-под нее выстреливают - голенастые, с легким загаром и без всяких там дурацких лосин, в которые девчонки почему-то тут так любят запаковываться. Представьте, жара, пот, солнце - и чешет такая чикса в черных лосинищах. Волосы, что ли, на ногах прячет? А тут - прям глаза радуются.
   Ну, я порадовал их немного, а потом выше глянул. И офигел. Вроде обычная девчонка - лицо сердечком, пухленькое такое и угрюмое, а вот глазами мы встретились - и все. Пропал я, растворился, всосался в этот взгляд, как в воронку. А чудо на велике мимо пронеслось, не сбавляя скорости. Меня только обдало ароматом осенней сирени, и по щеке будто мазнуло нежно цветочным пухом.
   Обернулся на узкую спину в зеленой кофточке - думаю, посмотрю хоть, к какому дому свернет. Только не рассчитал, что дорожка идет под гору. Короче, пока я слюни ронял, руль у меня из рук рванулся, колесо повело, и - тадам! - вот я уже красиво лечу по воздуху и качусь по гравию, обдирая локоть и щеку. В довершение позора на меня сверху падает, брякнув звонком, "крутой байк". Лежу, такой, моргаю. Слышу - смех. Нежный, как птаха щебечет. Короче, девчонка эта притормозила, стоит вполоборота, смеется и голову закидывает - а шея длинная, линия невыразимая у горла, так и хочется пальцами провести. Чувствую, у меня улыбка дебильная до ушей, а поделать ничего не могу. Если бы мне еще раз пришлось с велика грохнуться, чтобы этот смех услышать, я бы это сделал, да и не только это - я бы в озеро на "Призраке" с мостков сиганул или в дерево башкой со всей дури - без разницы.
   Вдруг она смеяться перестала, посерьезнела. Велик на подножку поставила и ко мне. Думаю, что такое? Тут до меня доперло. У меня же кровища на морде, да и по руке вон побежало. Я байк с себя спихнул и на ноги вскочил, чтоб не пугать. А она уже здесь - близко так, бровки нахмурены, а глаза яркие, калейдоскопические, невозможные, и волосы чуть встрепанные, и в них солнце застряло.
   - Ты как? У тебя кровь, - донеслось сквозь шум в ушах. А я стою и сказать ничего не могу, пялюсь только на нее, как придурок. Обычно я с девчонками холодный, нагловатый даже, они из-за этого в старой школе вечно за мной бегали. А тут растаял, как сугроб под мартовским солнышком. Одна сплошная грязноватая лужа. - Может, к нас пойдем? У нас пластырь есть. Я живу тут рядом.
   Раньше я бы первый за ней с радостью поскакал, точнее, похромал, прикинувшись тяжело раненым, чтобы такая лапка меня полечила. Но то было раньше. А теперь меня переклинило. Перед глазами замелькали красноватые вспышки. Вот Себастиан облизывает мне щеку и засовывает в ухо горячий слюнявый язык. Вот его пальцы хватают меня повыше локтя и сдергивают с дивана... И теперь моей загрязненной, изгаженной кожи, возможно, коснется - она?
   - Не, - я попятился, тряся головой, и чуть не запнулся о лежавший поперек дорожки велик. - Не надо. Со мной все в порядке, правда.
   - Да брось, промыть-то хотя бы надо, раны в земле, - она протянула ко мне маленькую руку, звякнули фенечки на запястье. Я дернулся в сторону, прикрывая ссадину на локте ладонью.
   Она вскинула на меня удивленные глаза, и я едва успел пробормотать, прежде чем снова утонуть в них:
   - Я... мне ехать надо. Спасибо, но мне правда надо... ехать.
   - Ладно, - посмортела на меня как-то странно, покусала губу. Я взгляд отвел, почувствовал, что ем ее глазами, как голодный волк - Красную Шапочку. - Тогда... Подожди тут. Я мигом.
   Гравий хрустнул. Смотрю - шагает быстро к велику, вот попрыгала на одной ножке, камешек ей в шлепку попал. Думаю: нет, не может быть, чтобы она это сказала. Наверное глюки опять у меня. Зачем ей нужен дебил, который на велосипеде нормально проехать не может, мычит, как телок, и слюни пускает? А девчонка свой драндулет за руль тащит и прямо к черному почтовому ящику сворачивает. И прежде чем в калитку нырнуть, улыбается мне. Прикиньте!
   Короче, я "Призрака" вздернул кое-как на колеса, футболкой утерся, жду и думаю: Эллен она, Лэрке или София? Нет, Эллен, скорее всего, мать. Даки обычно на ящиках имена родителей первыми пишут, а детей потом. Значит, Лэрке или София. И то, и то красиво. Ей бы подошло. Только, может, зря я все-таки тут торчу, пень-пнем? Не вернется она?
   Тут слышу - за живой изгородью голоса. Кусты высокие, не видно, кто там, но вроде по звуку - чудо с велика и ребенок. Потом заскрипело что-то ритмично, и вдруг:
   - Привет! - совсем близко голосок тоненький и хихиканье.
   Головой завертел - никого.
   - А я тут!
   На этот раз я заметил взметнувшиеся кудряшки с развязавшимся бантом и чумазую мордаху. Все это с визгом ухнуло за кусты, но тут же возникло снова. За изгородью, по ходу, стоял батут.
   - А Лэрке уже идет, - сообщило дитё, взлетая над зеленью в следующий раз.
   Значит, все-таки Лэрке. Кажется, по-датски это означает какую-то певчую птаху, жаворонка что ли? Я глянул в сторону калитки: точно, девчонка направлялась ко мне, без велика, но с моим запропавшим шлемом в руках. Блин, откуда он у нее?
   - Это не твой? - спросила она, лукаво прищурившись. - Кто-то его у озера забыл, а София его домой притащила. Сестренка маленькая еще, ей пять только.
   - Ничего я... не маленькая! - сердито крикнула мелкая, развеваясь бантом.
   - Ага, мой, - промямлил я и протянул руку, осторожно, чтобы не коснуться Лэрке. - Спасибо.
   - А у тебя шампунь, - провопила София, взлетая на этот раз вверх ногами, - противоблошиный есть?
   Я не отвечаю, потому что в нирване и путешествую из зеленого моря в янтарное, а потом в ультрамариновое. У нее трехцветные глаза, у Лэрке. И очень теплые.
   - Если нет, купи, - бант наконец слетел и исчез за кустами. - А то... - скрип батута, - я шлем мерила, - радостный визг. - А у меня, - скрип и хихиканье, - вши!
   Я выпучился на мелкую, ставшую теперь совсем похожей на Нахаленка - очень лохматого и очень гордого собой. А старшая сестра рассмеялась, будто кто-то рассыпал в воздухе звенящую волшебную пыль, которая дает способность летать. И я заржал вместе с ней. Просто не мог удержаться, так это было заразительно. Софию позвали в дом, она убежала, а мы все давились последними смешинками.
   - Ты все-таки протри его внутри чем-нибудь, - кивнула Лэрке на шлем, отдышавшись. - У Софии, и правда, вши. Где она их только находит?
   Внезапно я понял, что снова молча пялюсь на нее, хотя вроде как пора уже и ехать - сам же сказал, что мне надо куда-то, кретин. Короче, чтобы еще и вруном не показаться, полез в седло:
   - Спасибо, - говорю, - еще раз. Но мне, правда, пора.
   Она кивнула: пора, так пора. Я развернулся и покатил. Кручу педали и крою себя по-всякому. Остолоп пришибленный, дятел задолбаный, ну кто тебя за язык-то тянул? Куда тебя понесло, по отчиму-извращенцу соскучился? И обернуться хочется до жути, аж шею свело, но боюсь, потому что, если снова с велика слечу, то она ж точно решит, что я мудило лоханутое, и знать меня вообще не захочет.
   Короче, так я и не обернулся. Покурил в кустах, проветрился, домой прикатил. Там мать сначала поохала над моими ссадинами, потом намазала зеленкой - на морде насильно. Ну какого хрена я зеленый буду ходить, как Робин Гуд? Даки не поймут, у них такой шняги нету в аптеках, подумают еще заразный или время года перепутал, Фестелаун-то в феврале! Но ма была неумолима. Намазала и отправила убираться в комнате.
   Тогда я и обозрел полный размер срача, который устроил. В шкафу даже полка оказалась сломана, причем верхняя. Висел я на ней, что ли? Провозился до прихода Себастиана, но, к счастью, закончил вовремя. Не хватало еще, чтоб этот урод знал, как меня переклинило. Ма, правда, за ужином сболтнула о том, как я "шлем искал", но отчим только покивал хмуро: на работе у него аврал случился, так что он ноут из офиса с собой припер и весь вечер собирался хвосты подбирать за какой-то Сюзанной.
   Мать так и легла одна - Себастиан закрылся в своем кабинете тире библиотеке, а я лезть к нему уж точно не собирался. Спать долго не шел, смотрел какой-то тупой ужастик по ящику, пока отчим не наорал на меня через дверь и велел выключить звук. Я вырубил телек и пошел к себе. Сел на кровать, типа штаны снять - и все. Выпал. Я теперь думаю, если бы Сева в ту ночь ко мне полез, я бы или ему глотку перегрыз или себе бы ее потом перерезал. Но мне повезло: отчим, по ходу, так уработался, что не до меня ему было. А может, пасынок с наполовину зеленой мордой его не возбуждал. В общем, утром глаза продрал, смотрю - валяюсь я поверх одеяла, одетый, только ширинка расстегнута. Типа где сидел, там и упал.
   После завтрака сразу на велик и к белой вилле намылился. Зачем, не знаю даже. Просто хотелось очень снова Лэрке увидеть. Хотелось - это даже не то слово. Тянуло меня к ней, как железные опилки к магниту. До того, как ее встретил, я и был, как те опилки - остатками чего-то. А рядом с ней все эти перепутанные растерзанные кусочки вроде как собирались снова, пусть не в целое, но хотя бы в нечто, что это целое напоминало.
   Короче, потыкался я туда-сюда, пока не нашел стратегический пункт - за углом живой изгороди на той стороне, что к озеру ближе. Если голову высунуть из-за куста, видна калитка в сад Кьеров. Выйдет девчонка оттуда, я ее не упущу. Организую "случайную" встречу. Вот только вдруг она не одна будет? Может, у нее вообще парень есть. Даже, скорее всего, есть - это тебе не крашеная Адамс с кемпинга. И чего тогда? Я решил, что действовать буду по обстоятельствам.
   Загорал под кустами долго. То ли вставало семейство Кьер поздно, то ли никуда им было не надо с утра. Только какой- то парень (я надеялся, Марк) вырулил из ворот на мопеде, воняя бензином, и умчался в сторону шоссе. А потом я услышал это снова. Ветерок донес музыку, или она заставила воздух колебаться голубоватыми волнами? Она говорила о смехе Лэрке и об отражении солнца в ее глазах. О том, как алая ткань вьется вокруг ее ног, и о том, как бросается под них мир опрокинутых деревьев и облаков.
   Окно на втором этаже снова было открыто, занавеску отодвинули, и я не выдержал. Бросил свой пост, потоптался немного под деревом, а потом подпрыгнул и уцепился руками за нижнюю шершавую ветвь. Лазил я всегда неплохо, тут просто тихо надо было. Очень уж хотелось посмотреть, кто там такие чудеса на клавишах творит, а этот дуб так удобно напротив окна рос, и зелень на нем густая, а у меня еще и морда под цвет.
   Взобрался до нужной ветки, уселся осторожно верхом. Блин, не видно нефига, листва гребаная все заслоняет. Пришлось проползти на жопе вперед. Там сук стал тоньше, я даже стал побаиваться, что обломится на хрен. Но вроде пронесло, не затрещало даже. Щас я вот эту веточку отведу тихонько, и...
   Я увидел ее сзади и немного сбоку. Та же трогательная длинная шея, кажущаяся еще длиннее из-за глубокого выреза майки. Удивительно прямая спина с выпирающими нежными позвонками. Волосы на затылке смешно топорщились и пушились над ушами каштановым облаком. А руки - руки летали над клавиатурой, словно птицы, касались нежно то черного, то белого, извлекая волшебные звуки из деревянного ящика, полного струн и молоточков. Это была настоящая магия, и она была для меня! Единственного слушателя в первом ряду.
   Описать эту музыку обычными словами невозможно. Все равно что пытаться объяснить слепому, как выглядит красный цвет. Но пока я ее слушал, у меня в голове само собой складывались яркие картинки, как в калейдоскопе, если его потрясти и посмотреть на свет. И эти картинки я уже мог назвать и сложить их имена в какое-то подобие узора. Короче, я сам себе не верю сейчас, но вышло у меня тогда что-то вроде стихотворения. Вот такого вот.
   Секунды падают и свет,
   но не могу остановить мгновенье.
   Я кость слоновая под пальцами твоими,
   я мертвый, но живой, и я рождаю звук,
   играй на мне, играй,
   рви душу мне и говори: Живи!
   Все черное во мне, все белое
   ты любишь одинаково, люби!
   О, тише, тише, здесь коснись
   и я умру опять
   и снова вспыхну на твоем огне.
   Ты - ветер, раздувающий мой пепел.
   О, громче, громче и сильней
   стань ливнем и пролейся надо мной,
   и напои все трещины мои,
   чтобы из них пророс я новый и прекрасный.
   Быстрей, быстрей сорви меня, пока
   я не осыпал лепестки у ног твоих,
   и медленнее, медленней замри
   губами на моей горячей коже.
   Только не подумайте, что я там фрик какой-то и кропаю рифмы в тетрадки. Единственная рифма, которую я до того дня сочинил, случилась у меня в возрасте лет восьми и то под принуждением. В школе на новогоднем празднике конкурсы устроили. Наша команда выпихнула меня участвовать в соревновании поэтов. Не потому, что я писал хорошо, а потому что все остальные отказались. Моим главным и единственным соперником была очкастая Анька, противная ябеда, так что я очень старался. Так мучился над списком заданных слов, аж вспотел, но результатом был горд. Вышел перед всем классом и громко продекламировал:
   Выходи на каток,
   Повалю тебя в снежок,
   Наваляю пизд*лей,
   Будешь всех ты красивей.
   В итоге наваляла училка мне, хотя за что, я не очень понял. В моем стихе аж три слова из списка было: каток, снежок и красивей. В чем проблема?
   Своим новорожденным произведением я тоже гордился, но зачитывать его вслух решил не спешить. У меня, можно сказать, с первого раза страх сцены образовался. И потом, про то, что Лэрке там что-то во мне полюбила - это же мечты. Небось, если бы она узнала, как я все расписал, то тоже бы мне наваляла, как тогда классуха.
   Тут в комнату с пианино вошла женщина - костлявая, загорелая, с черной косой челкой через нервное лицо. По ходу, мать. Я сунулся поглубже в листву: вдруг заметит? Еще решит, что я их грабануть хочу, или за дочкой подсматриваю. Хотя в общем-то я как раз и подсматривал, только я ведь не знал, кто тут будет, когда на дерево лез! Выяснилось, что Лэрке уже куда-то опаздывает, и ей надо переодеваться. Девчонка закрыла пианино, пробурчала что-то, и за матерью хлопнула дверь.
   Я снова высунул нос между листьями и забыл, что надо дышать. Чудо мое скинуло маечку и расхаживало по комнате, колыхая маленькими крепкими грудками - как оказалось, лифчик искало. Поищи она его чуть дольше, я бы так с ветки и свалилился - синий и задохшийся. Но Лэрке натянула наконец спортивный топик, футболку, и легие вспомнили о своих обязанностях. Я тяжело задышал, а она скинула как ни в чем не бывало юбку и, крутя попкой в трусах с бабочками, стала засовываться в узкие штаны. Мне стало тяжело сидеть на суку верхом - так в джинсах сделалось тесно. Но пошевелиться не смел - если сейчас спалюсь, девчонка точно решит, что я маньяк.
   К несчастью, шоу быстро закончилось - Лэрке натянула белые носочки и выпорхнула за дверь. Обдираясь, я полез вниз. Пулей дунул на свой пост. Смотрю - вот она! Велик вытаскивает и рулит в противоположную от меня сторону. Я - в кусты, нашарил байк, ширинку поправил, взгромоздился... и тут у меня включился мозг. Думаю, ну догоню ее сейчас, и что? Она же поймет сразу, что я следил за ней. Сделать вид, что типа катаюсь просто? Допустим. И что тогда? Привет - привет, и разбежались? Скорее всего так и будет: нафиг ты ей сдался, пидорас недоделанный. Но тут я так испугался, что Лэрке уедет неизвестно куда, и я ее больше сегодня не увижу, что плюнул на все и нажал на педали.
   И вовремя - только-только успел заметить, на какую дорожку она свернула. Покатил себе сзади потихонечку, расстояние держу, за кустами прячусь. Короче, агент 007, блин. Так мы ехали минут двадцать, пока Лэрке не взяла вдруг влево и не пропала за густыми зарослями. Я засек место, где, по ходу, скрывался поворот, и поднажал. Ага, вот оно!
   Вписался на скорости в вираж, и - тут же бац по тромозам, чтобы в девчонку не врезаться. С перепугу, конечно, даванул тот, что на переднее колесо. Видали когда-нибудь, что с такими идиотами бывает? Вот, именно это со мной и случилось. Сальто вперед я сделал отменное, хорошо хоть руль выпустить догадался. И еще повезло мне - на траву рухнул в этот раз, только шишки в спину впились - там сосны росли. Лежу такой, считаю белочек. А Лэрке наклоняется надо мной, заслоняя солнце:
   - Если ты так хочешь на меня впечатление произвести, то не надо больше. Ты уже произвел.
   И иголки у меня со лба стряхнула.
   Я лежу, одна щека зеленая, вторая, чувствую, уже красная, и говорю:
   - Меня, кстати, Джек зовут.
  

Луна идет рысью

   - Ты что, следил за мной?
   Я оторвался от велика, который осматривал на предмет возможного ущерба, и наткнулся на подозрительный взляд Лэрке.
   - Следил?! Зачем? - состроил честную морду и глазами хлопаю, прямо птичка-наивняк.
   - Это ты мне скажи, - убедившись, что мне не нужна помощь, девчонка полезла на свой драндулет. - Ты за мной от самого дома ехал. Думаешь, если зеленым намазался, то я тебя не узнаю?
   Блин, вот обложался-то!
   - А я тебя не заметил, - наклонился, типа тормоз проверить, чтоб она меня по глазам не спалила. - Просто мне тоже в эту сторону надо было. Совпадение.
   - И на эту аллею тебе тоже надо было? - Лэрке махнула на уходящую в сосновый лесок тенистую дорожку.
   - Ага, - говорю и тоже на велик лезу.
   Повезло мне, прочный "Призрак" оказался. Все-таки качество это вещь.
   - Значит, ты на "Каштановую ферму" едешь?
   Какая еще нафиг ферма?
   - Здесь тупик, - Лэрке кивнула на спрятавшийся в кустах дорожный знак. - Эта дорога только к ферме ведет.
   Мля, приплыли! Всю ночь гребли, а лодку отвязать забыли.
   - Ага, - говорю, - вот туда-то мне и надо.
   Лэрке нахмурилась, но оттолкнулась от земли и нажала на педали. Я быстро поравнялся с ней. Спина ныла от удара, но не зря же я акробатикой тут занимался?
   - Ты что, ездишь верхом? - девчонка скосила на меня глаза, а я наскочил колесом на здоровенную шишку и чуть снова с велика не слетел. Блин, верховая езда! Конечно, вот почему на Лэрке эти узкие штаны и сапоги до колена. Любой дятел бы уже догадался, куда она собралась. Любой - только не шибко умный Джек.
   - Нет, - пришлось мне признаться. - Но всегда хотелось. Просто мы раньше в городе жили, а сейчас сюда переехали, вот я и решил, что пора попробовать.
   Во как я ловко вывернулся!
   - Так ты в первый раз, - усмехнулась Лэрке и свернула на подъездную дорожку, ведущую к типичному для фермы вытянутому побеленному зданию с флангами подсобных строений. - А куда вы переехали? В какой дом?
   Я назвал адрес и объяснил:
   - Такой темно-серый, с башенкой.
   Фыркнул из под колеса гравий, камушки больно стрельнули по ноге. Я остановил велик и удивленно обернулся. Лэрке застыла посреди дорожки, на которой остался темный след от резкого торможения.
   - Ты чего? - спросил я, чувствуя противный холодок под ложечкой. - Мы что, не туда приехали?
   - Вы купили Стеклянный Замок?
   - Замок? - я ухмыльнулся на пробу, но ее лицо осталось совершенно серьезным, даже сосредоточенным. - Вообще-то он каменный, но... Нет, мы его не купили. Мать вышла замуж за Люкке, - почему-то у меня язык не повернулся назвать Себастиана по имени при Лэрке. - Хозяина дома. Знаешь его?
   Я боялся услышать ответ. На миг мне показалось, что девчонка в курсе всего насчет отчима. Что все тут в курсе - и старичок с таксой, и женщина, которая махала мне от фиалок, и даже почтальон, что приезжал на своем грузовичке каждое утро. Все все знают, но участвуют в общем заговоре молчания. Заговоре против чужаков на их маленьком острове Счастья, вроде меня и ма.
   Лэрке покачала головой:
   - Да так, видела пару раз, вот и все. А вы уже давно здесь?
   - С середины июня.
   - Ага.
   Это многозначительное "ага" повисло между нами разделительным союзом. Вроде мы вместе, а вроде - каждый по свою от него сторону. Лэрке изучала меня так, будто должна была принять самое важное решение в своей жизни, а на моей морде значился неразборчивый, но необходимый совет.
   - Ты точно хочешь научиться ездить верхом? - наконец спросила она испытующе.
   - С дества мечтал, - я стукнул себя кулаком в грудь. - Лошадей обожаю.
   Она вздохнула и потащила велик ко мне:
   - Ладно. Тогда пойдем.
  
   На Каштановой ферме было безлюдно. Только по огороженной площадке, которую Лэрке назвала манежем, трусила пара упитанных пони с детьми под присмотром инструктора, а родители висели на изгороди, обмахиваясь панамами. Дети в огромных черных шлемах походили на головастиков, родители - на разморенных жарой пестрых жаб.
   - Туристы, - презрительно скривила губы моя провожатая.
   Мы зашли в прохладу конюшни. Пахнуло навозом и сеном, глухо застучали копыта, из боксов повысовывались любопытные морды обитателей. На каждом стойле висела табличка с именем лошади и указанием ее породы. Лэрке остановилась перед боксом, на котором значилось: "Луна. Фьорд".
   - Твоя? - спросил я, кивая на невысокую плотную лошадку удивительного серебристого цвета с темной гривой и хвостом.
   - Ага, - девчонка ласково провела Луне по переносице, почесала широкий лоб. - Родители подарили на день рождения. Мне тогда восемь исполнилось. Вот с тех пор мы и вместе.
   Нормально, блин. Чего там подарили мне на восьмилетие? Хоть убей, не помню. Помню только, что обожрался мамиными домашними трюфелями - это она конфеты такие сделала. Обычно дома у нас шоколада не водилось, а тут две полки в холодильнике были им забиты. Вот я и не удержался и таскал с кухни потихоньку, таскал... Пока не заблевал празднечный стол и новое платье тети Светы. Пришлось вызывать скорую и делать промывание желудка. С тех пор я шоколадные конфеты не очень. Особенно которые какао обсыпаны.
   - У тебя наличка или карта?
   Вопрос Лэрке спас меня от воспоминания о пихающемся в горло вонючем резиновом шланге и садистких глазах врача скорой помощи.
   - Э-э... - тут я сообразил, что за уроки верховой езды, конечно, надо платить.
   - Просто Элис карты не принимает, - пояснила хозяйка Луны, уворачиваясь от мягких волосатых губ кобылы. - Я давно говорила, чтобы они завели автомат, ведь клиентов теряют. Но у них тут так и осталось все постаринке.
   - Блин, а у меня карта, - поспешил я сообщить нарочито огроченным голосом. Не признаваться же, что в карманах только ветер гуляет.
   Лэрке оторвалась от лошади и смерила меня сочувственным взглядом.
   - Жаль... - и вдруг вспыхнула вся изнутри в солнечной улыбке. - Знаешь, а давай я тебе сама первый урок дам?
   - Но... у меня же лошади нету, - растерялся я.
   - А я тебе одолжу Луну! Она очень спокойная, послушная. Для начинающих - самое то! Сначала посмотришь, как я делаю, а потом сам попробуешь. Что скажешь?
   Я представил себе, как лечу с кобылы прямо под ноги Лэрке, а она рассыпается своим волшебным серебристым смехом. К ней присоединяются туристы, дети-головастики, и сама Луна, скаля здоровенные желтоватые зубы.
   - Э-э, скажу, здорово и большое спасибо, - осторожно начал я. - Только вдруг я твоей лошади не понравлюсь?
   Лэрке действительно рассмеялась:
   - Не волнуйся. Ей нравятся люди, которые нравятся мне.
   Ого! Сердце у меня в груди сделало обратное сальто.
   - Ладно, - говорю. - Что мне надо делать?
   Девчонка посерьезнела:
   - Смотри и слушай внимательно. В следующий раз помогать не буду.
   Она зашла в стойло, а я благоразумно остался пялиться через ограду - не хватало еще, чтобы меня залягали до начала всего интересного. Лэрке щебетала, объясняя, зачем нужен груминг, и как седлать лошадь. Я с чистой совестью пропускал мимо ушей мудреные слова вроде "вальтрап", "потник" и "подпруга", а сам любовался девчонкой и тихо фигел. Как она, такая маленькая и хрупкая, могла легко управляться с животиной раза в четыре больше ее и раз в десять тяжелее?
   - Запомнил? - спросила наездница наконец, а Луна взглянула на меня свысока, задрала верхнюю губу и заржала. Уже издевалась, вот кобыла!
   Я кивнул, и мы пошли подбирать мне шлем. Пальцы Лэрке коснулись моей скулы, когда возились с ремешками, и меня просто дрожь пробила. Потом мы вышли во двор - я старался держаться как можно дальше от лоснящегося зада Луны, не только потому, что, как мне объяснили, лошади лягают назад, но и потому, что из-под ее хвоста иногда падало кое-что увесистое и вонючее. Потопали к свободному манежу. Я повис на ограде, а наездница принялась демонстрировать шаг, рысь и галоп. Чувство было, что я в ковбойском фильме, не хватало только шляпы с полями, лассо и сигареты в зубах.
   - А теперь твоя очередь, - махнула мне Лэрке.
   Я покосился на детей-головастиков, на которых теперь стал похож, но те не спешили убраться с солнцепека, радостно труся по кругу на лохматых шетлендцах. Ладно, делать нечего. Полезай, солдат, в дупло, там и сухо и тепло.
   Я зашел в манеж.
   - Запомнил, как садиться в седло? - Лэрке держала под уздцы Луну, косившую на меня лиловым глазом.
   - Э-э, не покажешь еще раз? - включил я дурачка.
   Девчонка с готовностью вставила ногу в стремя, и перед моим носом оказался туго обтянутый брюками круглый задок. Я судорожно сглотнул, а Лэрке уже объявляла с высоты конской спины:
   - А теперь смотри, как спешиваться.
   О, уж не сомневайтесь, я смотрел во все глаза. Блин, кто бы знал, что рай сменил адрес с Неба на Каштановую ферму? Валлах!
   - Теперь попробуй сам.
   Я осторожно приблизился к крутому боку Луны.
   - Сначала проверь, достаточно ли длинно путлище. Помнишь, как я показывала, по руке?
   Я послушно вытянул граблю. Оказалось, стремя нужно отпустить. Но вот наконец все было готово, и настал момент истины. Я очень боялся опозориться и то ли рухнуть назад, то ли нырнуть носом по другую сторону лошади, как это часто показывают в дурацких комедиях. Но вышло у меня все с первого раза.
   - Сядь глубже в седло. Спину выпрями, - руководила мной Лэрке с земли, до которой оказалось внезапно очень далеко. - Стремя на широкую часть стопы. Пяткой в бок не упирайся, - она взяла меня за щиколотку и поправила ногу.
   Внезапно я осознал, как много частей у моего тела, и как плохо они между собой сообщаются. Я чувствовал себя, как капитан команды неважно сыгранных игроков. Пока занимаешься одним, другие творят, кто во что горазд.
   - Руки вниз, - неумолимо приказывала Лэрке. - Мизинец освободи, куда ты его засунул?
   Она дотянулась до моей ладони и уложила повод, как надо.
   - Помнишь, как лошадь посылать вперед? Вот этим местом работаешь, - она шлепнула меня по заду, - и шенкелями. Повод припусти.
   Я смутился и попытался скрыть это шуткой:
   - А я думал, тут конь должен работать,.
   - Это кобыла, - невозмутимо поправила Лэрке. - Ну, давай! Чего заснул?
   Я кинул взгляд на детишек, под руководством инструктора бесстрашно перешедших на рысь, и осторожно подал корпус вперед. Ура, заработало! Мы с Луной описали первый круг. Потом еще один.
   - Попробуй остановить ее, - велела Лэрке. - Так. Давай вперед. Поворот направо. Поводья не дергай! А ногами чего дрыгаешь? Налево!
   Так мы развлекались полчаса, пока я не взмок и четко не ощутил, что в моих джинсах есть очень неудобно расположенные швы.
   - Готов попробовать рысь? - осведомилась девчонка с хищной улыбкой.
   Блин, вот садистка! Но русские не сдаются.
   - Готов, - говорю.
   - Тогда с шага ее поднимай. Опять корпус, шенкеля, поводья. Вот так, - Лэрке эротично подала попкой вперед, чуть сведя коленки. Нет, мама дорогая, я так не могу! Мне уже шов в паху давит, а тут еще такое шоу!
   Короче, с третьего раза я как-то умудрился жопой правильно вильнуть и скоординировать это с руками-ногами. Мы потряслись, и я очень отчетливо понял, что не всегда здорово иметь яйца.
   - На стременах привставай, - хихикала Лэрке. - Спина прямая! Почувствуй ритм.
   - Как -по-чув... чув-ство-вать? - прокрякал я, как больная утка.
   - Не как, а чем, - девчонка уже откровенно покатывалась со смеху, Луна фыркала, вторя хозяйке. - Кормой, Джек!
   Вот так мы и развлекались. Туристы с детишками отчалили, соседний манеж опустел, зато из леса показалась цепочка всадников на красивых шоколадных лошадях. Оказывается, тут и конные прогулки устраивают!
   - Хочешь, к озеру прокатимся? - предложила внезапно Лэрке. - Я у Элис попрошу Монтенегро. Это ее собственная горячая кровь. Я на ней и раньше ездила, так что, думаю, Элис мне не откажет.
   Если бы не мои убитые жопа и яйца, я бы первый заорал: "Уря!" Еще бы, романтическая прогулка, сосны-ели, все дела. Только толку с этой романтики, если я потом неделю враскорячку ходить буду.
   - Хочу, - говорю. Говорить уже могу, потому как ритм у меня теперь точно находился в районе очка, и рысили мы с Луной вполне в такт. - Только, если можно, на великах. А еще лучше пешком. А то, боюсь, тебе назад меня придется транспортировать кормой кверху.
   Лэрке прыснула, прикрыв ладошкой рот.
   - Ой, извини, Джек, я как-то не подумала про твои... особенности. У нас же тут девчонки одни. Из мужчин только туристы иностранные иногда бывают, но с ними Элис занимается.
   - Почему? - не понял я, спешиваясь. Блин, по ходу, ногу на ногу закинуть я точно не смогу еще неделю.
   - Ну, - она сделала большие глаза, - глупо, конечно, но парни почему-то считают, что лошади - это для женщин. Ты разве не знал?
   Мило! То есть меня еще и угораздило пойти в женский спорт?! А как же мушкетеры, рыцари какого-то там стола и факинг Зорро?!
   - Так как насчет похода к озеру? - поспешил я сменить тему.
   Лэрке задумчиво покусала губу:
   - Вот что, давай Луну расседлаем, а потом я покажу тебе тут в лесу одно место. Раз ты новичок, то наверняка его не знаешь. Идет?
  
   Мы шли по узкой тропинке, обросшей вереском, и волокли велики за руль. Я был рад, что Лэрке показывала дорогу, а потому не видела, какая интересная у меня стала походка. Зря радовался. Девчонка обернулась и страдальчески сморщила носик:
   - Что, очень больно, да?
   Я пробормотал что-то нечленораздельное и постарался шагать прямее.
   - К следующему разу купи себе брюки для верховой езды и сапоги. Это защитит, - она скользнула по мне взглядом, и я почувствовал, как уши наливаются жаром, - ноги.
   Блин, а защита паха, значит, только хоккеистам полагается? Вот веселуха! Не, мне про следующий раз пока даже думать страшно, с брюками там, или без брюк.
   - А ты давно живешь тут, у озера? - спросил я, чтобы сменить тему.
   - Сколько себя помню, - поскучнела Лэрке.
   - А... - начал было я, но она перебила.
   - Знаю, ты сейчас спросишь, кем работает мой отец, и чем занимается мать, есть ли у меня собака или парень.
   - Гхм, - я закашлялся, типа пыль в горло попала. На самом деле, про парня узнать мне, и правда, не терпелось.
   - Давай договоримся сразу, - мы вышли на песчаную дорожку пошире, и Лэрке повернулась ко мне, поджидая. - Мы будем говорить только о важном. У меня просто нет времени, чтобы тратить его на пустяки, вроди болтовни ни о чем.
   - Ты куда-то торопишься? - удивился я.
   Зачем мы тогда в лес-то поперлись?!
   - Я этого не говорила, - она тряхнула пушистыми волосами, на лбу сложилась сердитая морщинка. - Просто, когда ты знаешь, что тебе осталось всего два года, то понимаешь, сколько всего надо еще успеть, и на ерунду жалко потратить даже минуту.
   Я офигел и замедлил шаг:
   - В смысле, два года осталось? Ты что... - я пошевелил во рту пересохшим языком в поисках нужного слова, - больна?
   - Нет, конечно, - фыркнула Лэрке, и потащила велик дальше, стараясь идти по траве. - Я что, похожа на больную?!
   - Да нет, - поспешил заверить я, хотя сомнения у меня возникли. Насчет головы. - Тогда почему два года?
   - Потому что я умру, когда мне исполнится шестнадцать, - пояснила как ни в чем не бывало Лэрке.
   Я застыл, как вкопанный в песок, глядя на удаляющуюся спину и желтых бабочек, устроивших хоровод вокруг девчачьей головы.
   -Не отставай, - улыбнулась она, оглядываясь через плечо.
   Я вспомнил, что сам еще жив, откопался и попер велик дальше.
   - Тебе что, нагадали это? - предположил я осторожно. - Или злая фея предсказала?
   - Нет, - Лэрке беззаботно мотнула головой. - Я сама так решила.
   Мы свернули с песка на более твердую дорожку, которую затеняли старые ели. Сразу похолодало, по коже поползли мурахи.
   - Как это сама? - не отставал я, пытаясь заглянуть девчонке в лицо. Может, все это наглый развод? - Разве можно самому решать, когда тебе умереть?
   Тут до меня дошел смысл моих слов, и в живот будто влетел целый рой тех самых желтых бабочек.
   - Погоди, ты же не хочешь, сказать, что собираешься...
   Я не договорил. У меня язык просто не поворачивался такое произнести.
   - Мы пришли, - Лэрке махнула рукой на небольшой круглый холм, густо поросший вереском везде, кроме лысой плоской макушки, обложенной по периметру гранитными валунами. - Вот мое место для размышлений. Велики можно оставить здесь.
   Гора, на которую ходил думать Виннипух. Мило. Думал, думал, и решил самоубиться.
   Вслед за Лэрке я полез по пахнущему зноем и терпким травяным соком склону. Добравшись до верха, она растянулась на спине, закинув руки за голову. Я лег рядом. На короткой травке, усыпанной прошлогодними иглами, оказалось удивительно мягко и удобно. Земля приятно грела спину, за камнями потрескивали кузнечики, деловито жужали где-то пчелы. Небо над нами синело глубиной в легких белесых спиралях, такое яркое, что на него было больно смотреть.
   Я скосился на Лэрке. Между ее мягкими нежно-розовыми губами колыхалась сухая травинка, длинные ресницы прикрывали глаза, бросая тени на щеки.
   - Знаешь, - внезапно заговорила она, - когда лежу здесь и слушаю тишину, мне кажется, что я слышу кости погребенных там, внизу, воинов, - она похлопала ладошкой по траве. - Мне кажется, они говорят со мной. Рассказывают истории.
   Курган, сообразил я. Мы лежим на гребаном кургане викингов, каких полно по всей Дании.
   - Это они тебе сказали самоубиться в шестнадцать лет? - чуть резче, чем хотелось, спросил я.
   Она повернула ко мне лицо. Сейчас в ее глазах было больше синего, чем рыжего или зеленого, навреное потому, что в них отражалось небо.
   - Нет, - она перегнала тавинку в уголок рта. - Я же сказала, что сама так решила. И хватит об этом. Давай лучше поговорим о чем-нибудь важном. Вот что важно для тебя?
   Я задумался. Ее взгляд проникал сквозь поры моей кожи, через все выстроенные мной плотины и преграды, и мне пришлось отвернуться. Высоко в небе висела неподвижно хищная птица, наверное, канюк.
   - Ты знаешь такого паренька, Якоб зовут? Живет где-то тут неподалеку.
   - Якоб? - по ее голосу я услышал, что Лэрке в недоумении. - Я же сказала, что не хочу говорить о...
   - Для меня это важно, - я захватил горсть травы рукой, которую ей не было видно, и сжал кулак. - Правда.
   Она немного помолчала.
   - В школе у нас есть пара Якобов. А как твой выглядит?
   - Лет двенадцати, но, может, и старше, невысокий просто. Светловолосый, худой.
   А что я еще мог сказать о своем привидении? Видел ведь его то против света, то со спины.
   - Таких у нас нету, - уверенно заявила Лэрке. - Может, он тоже только что сюда переехал? Ты откуда его знаешь?
   - Да так, - я выпустил траву и поднял к лицу ладонь, испачканную зеленым соком. - Я ошибся наверное.
   - Хочешь, помогу тебе этого Якоба разыскать? - Лэрке перекатилась на бок, глаза у нее загорелись огнем разведчика-первооткрывателя. - Ну, раз тебе это так важно. Вдруг он на кемпинге живет?
   - Говорю же, я ошибся, - упрямо потворил я. - И не говори никому, что я про него спрашивал, ладно?
   - Ой-ей-ей, какие мы таинственные, - скривила губы Лэрке. - Было бы что говорить-то!
   - А сама? - я сел, опираясь на локти. - Что это за планы суицидные? У тебя что, жизнь - ад? Бьют тебя? Издеваются? Насилуют? Ночью от боли подушку кусаешь и ревешь туда же, чтоб не заметили?
   Лэрке смотрела на меня огромными немигающими глазами, от щек отхлынула кровь, даже губы пожелтели. Но меня уже понесло:
   - Или это для тебя просто интересная игра? Давай посмотрим, как Джек среагирует. Он всего лишь тупой озабоченный идиот, а я вся такая тонкая на понтах. И жизнь у него заурядная, и сам он ничего не стоит. И проблемы у него тьфу по сравнению с моим личностным кризисом.
   Я вскочил и сплюнул на примятые моим телом маргаритки.
   - Ладно, сиди тут, говори со своими костями. Может, они тебе чего поумнее скажут. А я пошел.
   Потрусил с кургана, уже кляня себя самыми последними словами. Какого хрена ты взялся ее жизни учить, придурок?!
   - Вот и правильно, и пошел ты нафиг! - донеслось звеняще с макушки холма. - Фак тебя и твоего Якоба!
   Я зло схватил велик, втиснул молящий о пощаде зад в седло и надавил на педали. Гениально, Джек! Умеешь ты строить отношения с девушками! В спину меня проводила колючая шишка.
  

Конец связи

   Домой я заявился, как обычно, к ужину. А что? Выбора у меня было два: смотреть на Себастианову постылую морду или морально пинать себя по яйцам, шатаясь по окрестностям. Я предпочел самоистязание.
   Кеды в коридоре постарался скинуть, не нагибаясь: в теле оказались мышцы, о существовании которых я и не подозревал - до сегодняшнего дня. Принюхался: опа, лазаньей пахнет! Ма расстаралась, сделала мое любимое блюдо. Поскакал весь радостный на кухню, и наткнулся на отчима. Не знаю, где была мать, но явно далеко, потому что этот подонок накинулся на меня, как с голодухи. Облапал всего, стоит, жопу тискает, а сам в ухо шепчет:
   - Что, малыш, соскучился по папочке?
   Ну я и послал его. Дергаюсь, вырваться пытаюсь, а он ухмыляется только:
   - Посмотрим, - говорит, - ночью на башне, кто кого фак.
   Тут слышу, мамины шаги на лестнице. Скот меня выпустил и сразу к духовке - типа весь такой в кулинарных делах. Я в гостиную рванул, успел на диван хлопнуться - только чтоб мама лицо мое сейчас не увидела. Сижу, в себя прихожу. Она там чего-то на кухне воркует: "Сева, Сева...". Короче, любовь и голуби.
   Сели за стол. Я на своем месте - напротив отчима, мать рядом с ним. На тарелке лазанья соком исходит, а мне кусок в горло не лезет. Зато Себастиан уплетает за оби щеки да еще успевает мать обхаживать. То бедром к ней прижмется, то по коленке погладит, то рукой под подол скользнет - а стол-то прозрачный, куда мне глаза девать? В итоге уставился я на свечку - она как раз между мной и отчимом стояла. Получается, если через пламя смотреть, то вроде как его холеная морда в огне корчится. Будто эта сволочь в аду горит, как ему и положено.
   Это меня успокоило чутка, хотя есть все еще не мог, ковырялся только в тарелке для виду. Тут ма такая объявляет:
   - Сева, хочу с тобой поговорить кое о чем.
   Я насторожился. Стал сразу вспоминать, где мог накосячить. А она:
   - Понимаешь, вот ты пошел на работу. Сын на велосипеде катается целыми днями. Это, конечно, хорошо. Природа, свежий воздух. Но я-то дома одна. Конечно, я не скучаю. Дом большой, сад. Много дел. Но мне ведь тоже хочется поговорить с кем-нибудь, - она запнулась, подбирая датские слова. Себастиан терпеливо ждал, разве что в рот ей не смотрел. - Женька в школу скоро пойдет, уроки будет делать, я до него тогда совсем... - ма снова запнулась, но тут же нашлась. - Он занят будет. Вот я и подумала... Может, мне тоже чем-то заняться. На курсы пойти или в фитнес?
   "Блин, допрыгался! - думаю. - Совсем мать забросил. Вот усвищет она на вечерние курсы кройки и шитья или там тайского массажа, а ты будешь тут отчима развлекать в полный рост!"
   - Да я накатался уже, мам, - состроил умильную морду, просто примерный сын. - Теперь дома больше времени буду проводить и тебе помогать. Бесплатно!
   - Это очень похвально, Джек, - Себастиан говорит серьезно, но во взгляде сквозит насмешка. Типа, что думаешь, не раскусил я тебя, засранец? - Но по-моему, твоя мама права. Общение и новые знакомства пойдут ей на пользу. Скажи, дорогая, - ма достается совсем другой его взгляд, любящий и нежный, - чем бы тебе хотелось заняться, и я найду подходящее предложение.
   - Ну, я не знаю, - она смущенно поправляет салфетку. - Может, мне стоит на датский походить? А то я говорю плохо, а пишу еще хуже, с кучей ошибок.
   - А по-моему, ты прекрасно говоришь!
   Я успел ответи глаза, но надо было бы и уши заткнуть, чтобы не слышать, как они чмокаются. Минуть пять еще отчим с матерью препирались на эту тему, переодически прерываясь на поцелуи. В итоге я не выдержал.
   - Я тут лишний, по ходу, - говорю.
   Вилку бросил так, что она на пол загремела, и попер наверх.
   - Женька, подожди! - ма рванула за мной, но Сева поймал ее за руку, забормотал что-то про ревность и какие-то комплексы. И она осталась.
  
   Я лежал, пялясь в темноту, и старался думать о Лэрке. Это тоже было больно, но отвлекало от другого. Электронные часы на панели вертушки показывали 02:23. Может, Себастиан так и не придет? Может, они там с матерью наигрались, и ему теперь не до меня? Он же все-таки не порноактер на виагре. Может, он просто хотел поиздеваться, заставить меня очковать полночи, а сам и не думал меня больше трогать?
   Но он все-таки пришел.
   Все было почти, как в прошлый раз. Струнные, перкуссия, фортепьяно. Только теперь отчим позволил мне выпить вина. Даже довольно много. Я думал, если нажрусь, это притупит все. Так будет легче. Нефига.
   Еще он показал мне видео "нашей первой ночи". Типа для разогрева. А потом снова все снимал. Я видел себя на большом экране в HD качестве и стереозвуке, но это был не я. Это нелепое безвольное существо не могло иметь со мной ничего общего. Я был совсем в другом месте. Вместо липкой кожи дивана подо мной - теплые мягкие иголки, спину щекочут маргаритки. Древние кости шепчут что-то из-под земли. Если дышать тихо-тихо и прислушаться, то можно разобрать, что они говорят. Если смотреть прямо в потолок, там можно увидеть небо, а в нем замершего в поисках добычи канюка.
   Небо взрывается. Боль взрывается в животе. Я не могу дышать. В глазах чернота. Из нее раздается голос Себастиана, тихий, почти нежный:
   - Где ты, Джек? Вернись ко мне. Иначе мне снова придется ударить тебя. Ты же знаешь, я не хочу причинять тебе боль.
   И я возвращаюсь. И остаюсь с ним до конца.
  
   Оставшиеся две недели до начала школы Себастиан брал меня на башню еще раз шесть. В выходные он развлекался с матерью и отсыпался, а в будни его должен был ублажать я. Однажды мне попалось на глаза снотворное, которое отчим подсыпал ма - случайно, просто искал пластырь в аптечке. Под дури взял и выбросил пилюли в сортир. В ту ночь я спал спокойно. Но на следующую мать снова пускала слюни в подушку, а я узнал, зачем отчим держит на столе в башне бутылку с водой. Не догадываетесь, нет? А Себастиан мне объяснил. На практике.
   Если бить пластиковой бутылкой, наполненной на две трети жидкостью или чем сыпучим, скажем, песком, то следов не остается. Зато чувство такое, что вот-вот коня двинешь. Что все рвется внутри. Я потом сутки в кровати отлеживался, матери сказал, что грипп. Сева даже дал мне передышку. А потом ничего, оклемался. И все началось по-новой.
   Направшивается логичный вопрос: как я это выдержал, да? Я теперь думаю, тому несколько причин. Отчим ломал меня не сразу, а по частям, с осторожностью. Как будто я был хрупкой стеклянной вазой, и он каждый раз откалывал от меня по маленькому кусочку - то тут, то там. Незаметно меня становилось все меньше и меньше, я менял форму, становился другим. Но все еще оставался в глубине какой-то уголок, куда Себастиану очень хотелось добраться, только острые грани мешали. Это разжигало в нем интерес, но это и спасало меня - до поры.
   Знаете, есть такая песня, мне она больше нравится в обработке "Апокалиптики".
   Ты пытаешься меня сломать,
   Ты хочешь меня сломать
   По кусочку -
   Ты любишь так играть.
   Я просто пытаюсь выжить,
   Но ты на моем пути.
   Пытаюсь выпутаться из лжи,
   Но мне некуда идти.
   Не отицай,
   Не говори, что это не так.
   Борись с этим, сделай шаг.
   Вот именно этого я и не мог - бороться. Чтобы бороться, нужно посмотреть правде в глаза, нужно признаться самому себе - вот в какое глубокое дерьмо ты вляпался, Джек. Наверное психолог лучше смог бы это объяснить - научными словами, навесив красивые ярлыки. Я же могу только сказать, как размышлял тогда.
   В то время я не только сомневался в глубине дерьма, но и вообще в том, дерьмо ли это. Может, это просто теплая питательная среда? А то, что воняет, так это новый стойкий мужской аромат. Короче, сидел в говне по самое немогу, как птичка в бородатом анекдоте, и не чирикал.
   Себастиан мозги мне затрахал, конечно, это верно. Так что многие из тогдашних моих мыслей вовсе и не были моими. Например, он внушил мне, что, если у меня встал, пока он меня щупал, то значит, мне все нравится, и я этого сам хочу. Еще этот скот мне навешал, что раз он в меня свой член не совал, то и изнасилования не было. Его послушать, так выходило, что у нас - легкие эротические игры с обоюдного согласия сторон. Сексшкола, блин, как по телеку показывали, только для несовершеннолетних. А то, что он меня лупил, - так это тоже просто часть игры. Тебе же это нравится, Джек? Тебе нравится, когда папочка тебя наказывает, когда ты непослушный?
   Вот пишу это сейчас, и сам чуть не блюю. А тогда как-то притерпелся, притупилось все, вроде как надел на все тело здоровенную варежку для гриля - хватаешься за горячее, а не больно. Только и хорошего уже не чувствуешь, будто весь в вате. И когда других задеваешь - пофиг. Потому что шкура вроде целая, а изнутри выгораешь. Ходишь, как мумия, а мозги и сердце в кувшине, а кувшин... Ну, не в пирамиде, так в башне, под замком. И ключ у Счастливчика Себастиана. Вот такая вот страшная сказка.
   Но это я уже вперед забежал. А на тот момент я только еще привыкал жить двойной жизнью. Днем - Джек, слушающий "Апокалиптику", "Кар Парк Норд" и "Нефью", пытающийся подражать би-боям, выделывающий фортеля на маунтинбайке. Ночью - Джек с башни, игрушка для папочкиных фантазий. Наверное, это именно башня делала все выносимым. Страшное происходило там и днем оставалось заперым за ее толстыми, звуконепроницаемыми стенами. Как монстр из-под кровати, которого посадили на цепь. Монстр, которого по ночам кормили моим телом. Знаете эту песню: "Я дружу с монстром из-под кровати и с голосами у себя в голове. Думаете, я спятил? Да нет, все путем".
   Дни я тратил на то, чтобы зализывать раны. Получалось это лучше всего, когда я заставлял свои мышцы работать, а башку заполнял чем угодно, кроме мыслей. И обычно это была музыка. С утра брал велик, укатывал далеко в лес, находил там укромное местечко поровней. Врубал какой-нибудь фанковый микс на мобиле и отрабатывал движуху. В интернете нарыл кое-какие сайты с неплохими видео-уроками и записями баттлов, и довольно быстро понял, что несмотря на все мои понтовые фишки, для класса мне не хватает хорошей базы. Раньше я никогда не занимался брейком серьезно - так, дрыгался там чего-то, когда зависал с пацанами, больше за компанию, чем для себя. Сделал крутой мув - почет тебе и уважуха. Слабо - не слабо. Шею не сломал, и ладно. Вот как-то так.
   А теперь меня захватило. Я гонял себя до полного изнеможения, до дрожи мышц и кругов перед глазами, и оставался недоволен. Мне не хватало выносливости, растяжка была не очень, да и пресс хотелось бы подкачать. Вот я все этим и занимался, когда меня никто не видел. Вообще я стал шугаться от людей. Все больше соседей возвращалось из отпусков, в садах вокруг вилл появлялись признаки жизни в виде дымков от барбекью, сущащегося белья, детских воплей и перелетающих через изгородь футбольных мячей. Я сбегал от всего этого, когда только мог, а если натыкался на собачников или бегунов, не здоровался и мрачно смотрел себе под ноги.
   Хотелось мне видеть тогда по-настоящему только одного человека. Лэрке. Мне, как всегда, хотелось невозможного. Достать Луну с неба. Поцеловать девчонку, которая хочет умереть. Расколдовать зачарованную принцессу из белого замка. Снять проклятие древних костей. Когда становилось совсем невмоготу, хоть волком вой, я прятал велик в кустах и лез на дерево напротив ее окна. Если мне везло - она была в своей комнате, обычно за пианино. Тогда я забывал обо всем. Я слушал, как поет ее душа - жаворонок в золотой в клетке, тоскующий по свободе. "Клетки и сигнализации хранят нас от вреда. Я буду твоим охранником, я буду на страже тебя". Это не я сочинил, если что. Это из "Конца связи".
   Однажды, когда я обсиживал мой сук, предки Лэрке разорались так, что стало слышно даже сквозь музыку. Не знаю, чего там они не поделили, ясно было только, что женщина пилит мужика за что-то, нудно и муторно, а он огрызается - сначала предостерегающе рокоча, а потом срываясь на истеричные вопли. Сначала Лэрке пыталась играть громче, потом бросила ноты, и начала другую вещь - отчаянную и яростную. Ее руки метались над клавишами, как сорванные листья в грозу, все тело содрогалось от ударов, в которые она вкладывала свою злость. В тот момент мне очень захотелось оказаться рядом, прижать ее к себе, утешить, пообещать, что все будет хорошо. Но что я мог? Только прятаться на дереве и плакать вместе с ней. Так, чтобы никто не видел и не слышал.
   В следующий раз, когда я залез на свой наблюдательный пункт, окно было закрыто. Наверное потому, что в тот день похолодало. Голубая штора закрывала обзор так, что я видел только ту часть комнаты, где стояла кровать - девчачья, беленькая, с завитушками, розовым покрывалом и подушками-сердечками.
   Ждал я долго. Задрыг и уже хотел слезать, когда дверь распахнулась, хлопнув о стену. Лэрке влетела внутрь, развеваясь юбкой и волосами, исчезла за занавеской. Музыка грянула, слышная даже через закрытое окно. Под стать ее настроению и погоде - ветреная, холодная, предвещающая дождь. Но на этом шоу не закончилось. Дверь распахивается - дубль два. В комнату заваливается мамаша - все такая же костлявая, но на этот раз намазанная и в платье - явно намылилась куда-то. Красный рот открывается, что-то орет. Лэрке играет дальше. Мамаша размахивает руками, как в мексиканском сериале, и тоже скрывается за занавеской. Я вцепился ногтями в кору. Слышу - орут уже в два голоса, но ничего не вижу. Бац! Стекло дрожит, так грохнула крышка пианино. Лэрке выпрыгивает на сцену, скок на кровать и давай метать в маман подушки. Мля, не хотел бы я оказаться на месте ее родительницы!
   Та появляется, отбиваясь руками, и включает сирену. Из глубин дома отзывается басовитый папашка. Ох, Лэрке, по ходу, тебе звездец. Девонка, видно, это просекла. Соскочила с кровати и в дверь. Мамашка за ней. Я сижу на суку, не отсвечиваю. Теперь дверь хлопает уже внизу. В просвет между листьями вижу, как Лэрке проносится через сад, хлопает калиткой и жарит в сторону озера, только белые подошвы кед мелькают. Я переждал чутка, и правильно сделал. Смотрю, папашка ее выполз. Солидный такой, пузатенький, с лысиной. Походил-походил перед дверью, покричал дочку, но без энтузиазма. Тут капать начало, он скис и вернулся в дом.
   Тогда я вниз стал сползать. Только к этому времени Лэрке и след простыл. И тут меня чуть кондратий не хватил. Сижу такой на нижней ветке, собираюсь спрыгнуть, и вдруг тоненький голосок:
   - Она очень расстроилась, да?
   Блин, София! И откуда она только взялась?! Стоит под деревом в красной курточке и на меня серьезно так смотрит. Ну, я глазами шмыгнул по сторонам - вроде нет никого.
   - Наверное, - говорю. - А ты знаешь, что случилось?
   Как будто так и нормально, на ветке сидеть в чужом саду и с ребенком разговаривать.
   - Лэрке снова с мамой поссорилась.
   Это-то я и так понял.
   - И часто они ссорятся?
   - Бывает, - тяжело вздохнула София. - Тогда всем достается. Теперь туда лучше не ходить, - она выпятила подбородок в сторону дома.
   - Ясно, - говорю. - А ты знаешь, куда сестра побежала?
   Мелкая отрицательно тряхнула кудряшками:
   - Ты хочешь с ней поиграть?
   - Не знаю, - признался я. - Сейчас она наверное не в настроении. Да и потом - мы вроде тоже как поссорились.
   - У нее сложный характер, - хмуро кивнула София. И вдруг расплылась в улыбке. - А хочешь со мной пограть? Мы же не ссорились?
   Я задумался:
   - А ты тогда не расскажешь, что меня тут видела?
   Кудряшки снова мотнулись из стороны в сторону:
   - Я же раньше не рассказывала, и теперь - могила.
   Я офигел:
   - Раньше? Ты что, раньше меня тут видела?
   Мелкая хихикнула, глядя на меня снизу вверх:
   - А то. И на дереве. И на причале нашем. У тебя плавки прикольные, с Симпсоном.
   Акселерация, мля! Пять лет, а она плавки на парнях рассматривает!
   - А сестре ты, - интересуюсь, - про это рассказала?
   - Я же сказала, нет, - надулась София. - А у озера она тебя сама видела. Из окна.
   Мля, вот это фейл! Я-то совестью, блин, мучился, что за Лэрке подглядывал, пока она сиськами у себя в комнате трясла. А она еще раньше меня заценила, пока я на мостках валялся навроде дохлой морской звезды. Хорошо еще, что я без плавок там не рассекал, хотя хотелось.
   - Так что, будешь со мной играть? - напомнила мелкая.
   - А тебе что, не с кем? - я окинул взглядом пустынные окрестности. Накрапывало уже конкретно, все попрятались по домам. Только какой-то мужик упорно трусил вдоль озера, убегая от инфаркта. - Ладно, слушай, у тебя мобильник есть?
   - Есть, - дитё слазило в карман и извлекло малиновый смартфон с блестками.
   - Можно посмотреть? - я спрыгнул с дерева в сад и присел на корточки перед Софией, чтобы в окнах не очень маячить.
   Чумазая ручка доверчиво сунула мне телефон. Он был не запаролен. Я быстро пролистал короткий список имен в адресной книге. Каждое сопровождалось маленькой фоткой - София, по ходу, еще не умела читать. Бабушка, Лэрке, Мама, Марк, Мой номер, Папа. Я запомнил нужный телефон и вернул мобильник:
   - Крутые у тебя игры.
   - Ты будешь мне теперь звонить? - мелкая кокетливо захлопала ресницами.
   Блин, по ходу, меня тут клеят во всю.
   Хлопнуло окно, сердитый голос вспугнул с газона пару дроздов:
   - София! Домой, дождь идет!
   Я шмыгнул за дерево - просто герой-любовник, мля. Ромео.
   - Беги, - говорю шепотом, - а то простудишься тут.
   София и не думала двигаться с места:
   - А ты еще придешь? Я никому не скажу про дерево, правда.
   Я закатил глаза: боже, дай мне силы!
   - Приду. Только сейчас беги домой, хорошо?
   Кудряшки закивали, и мне была подарена еще одна счастливая улыбка. Красная курточка замелькала по зеленому, от дома раздалось нетерпеливо:
   - Ну где ты носишься? Не дозваться...
   Я подождал, пока дверь закроется, проверил окна. Зацепился за ветку, подтянулся и перемахнул через изгородь. Набил номер Лэрке в телефон. Немного подумал и отправил ей смску. Вот такую.
   "Кости говорят, все будет хорошо". И скрепкой файл MP3.
   Ты потеряла покой?
   Позволь мне
   Снова стать ребенком в твоих объятиях,
   Распасться на части
   В твоем тепле.
   Гонись за мной сквозь тьму.
   По твоему знаку
   Я готов коснуться звезд
   И выиграть разбитое сердце,
   Осколки того,
   Что было разбито с самого начала.
   Ты все еще там?
   Ты слышишь меня? Прием!
   Ты еще там?
   Я больше тебя не чувствую.
   Ты еще там?
   Ты бросишь то, что задумала?
   Ты еще там?
   Если я уйду?
   Конец связи.
  

Дети. Герои. Святые

   Занятия в школе начинались 12-го августа. Я уже привык, что первый учебный день в Дании проходит без шума и пыли, в смысле без белых бантов, букетов, праздничной линейки и речей. Чего я не ожидал, так это того, что мы с Лэрке окажемся в одном классе. То есть, знал, конечно: мы ровесники. Только мне казалось, такая девчонка, как она, обязательно должна ходить в какую-нибудь особенную школу, для одаренных. Есть тут такие заведения со специальным уконом, музыкальным там или спортивным, где можно жить и учиться с четырнадцати лет. А вышло, что Лэрке была первой, кого я увидел, когда ввалился в класс в середине урока. Я опоздал, а она сидела за первой партой с каким-то встрепанным козлом. Встрепанным, это в смысле хаер у него был так гелем намазан, чтобы торчал кверху.
   - Хай, - говорю. Это привет, значит.
   Чувствую, все на меня смотрят, включая училку. Кто-то тоже "хай" выкрикнул и заржал, а я на нее, на Лэрке то есть, пялюсь. Она мне показалась еще чудеснее, чем обычно: длинные тонкие пальцы играют ручкой, мягкие губы сжимаются упрямо, глаза отсвечивают рыжим на солнце - и уходят в сторону, будто меня нет, а все интересное за окном происходит.
   - Доброе утро, молодой человек, - это училка. Молодая такая, блондинистая, очки на кончике носа. - А вы, позвольте спросить, кто?
   - Джек, - говорю, - Люкке, - а сам взглядом по рядам шарю, где бы местечко найти к Лэрке поближе. Смотрю, о! Старые знакомые. Девочка Адамс сидит у стенки, а на камчатке - брательник рыжий. Они что, близнецы? Или сводные?
   - Ах, Джек, - училка в бумажках своих что-то поискала, карандашом чиркнула. - А тебе не сообщили, что у нас занятия в 8.15 начинаются?
   Я намек понял.
   - Извините, проспал.
   Все заржали.
   - Чего смешного? Я правду сказал.
   Снова ржач. Не понял, я чо, клоуном сюда пришел работать? Смотрю на лыбящихся даков и не вижу ни одной цветной морды. Мля, мало того, что в классе всего двенадцать человек, так еще сплошное этническое большинство. Не сожрали бы тебя тут, Джек.
   - Честность - это замечательно, - училка сверлит меня зрачками-булавками поверх очков. - Но в следующий раз приходи вовремя. Садись на свободное место.
   А свободных-то только два. Рядом с девочкой Адамс или с сутулым парнем в прыщах. Я
   выбрал прыщи. Понадеялся, они не заразные. Хлопнулся на стул, но долго мне посидеть не дали.
   - Меня зовут Кирстен, - сообщила училка. - Раз уж ты так эффектно у нас появился, не расскажешь ли классу немного о себе, Джек?
   Ну встал я. Слышу: хи-хи-хи по рядам бегает, как бенгальский огонь. Того гляди, снова вспыхнет.
   - Чего, - говорю, - рассказывать? - а сам на Лэрке смотрю, но она даже не обернулась. Спина идеально прямая, волосы топорщатся над длинной шеей, так и хочется в них пальцами зарыться. От таких мыслей в горле у меня пересохло, и вопрос я не с первого раза расслышал.
   - Откуда ты приехал? - это чикса с метровыми ресницами и прической типа я у мамы вместо швабры интересуется.
   Отвечаю терпеливо:
   - Из Силкеборга.
   Она ротик кривит:
   - Нет, по-настоящему откуда?
   Ну да. Куда же от этого деться. Самый насущный вопрос. Хоть я и выгляжу, как дак, а акцент-то выдает. Пусть и легкий он совсем, не такой, как у матери, которая "рычит" и Ь не выговаривает.
   - Из России, - говорю.
   Тут началось:
   - А почему ты сюда приехал? А там холодно? Тебе нравится в Дании? А почему у тебя носки разные? Это такая русская мода?
   При чем тут носки?! Я вниз глянул. Ёпт! Точно разные. Один белый короткий, второй - длинный, сиренево-желто-черный, явно из маминой парижской коллекции. Блин, и как только этот уродец мне под руку с утра заполз? Ладно бы еще джинсы длинные, а то я шорты напялил - не оттого, что было особенно жарко. Просто они ближе всего к кровати валялись.
   Спасла меня очкастая Кирстен:
   - Ребята, у вас так много вопросов. Будет лучше, если Джек ответит на них на перемене. Кстати, у нас в этом году по истории будет тема Холодной Войны, - и мне такая. - Надеюсь, у нас получится интересное обсуждение с твоим участием.
   Да, блин, Джек - красная угроза в цветных носках. Мне теперь что, за всю нацию отдуваться?
   Сел я на место весь подавленный.
   - Тебя как звать? - спрашиваю прыщавого.
   Он от меня шуганулся, висит на краешке стула. Неужели я страшный такой?
   - Томас, - говорит, а голос как у мультяшного героя. Чипа там, или Дейла. Издевается тоже, что ли?
   - У тебя носков запасных нету?
   Он кудряшками затряс - волосы у него густые такие и вьются, вроде как у Лэркиной сестры. Это было бы очень даже ничего, если бы не росли они на башке костлявого длинного парня, у которого от каждого движения по прыщу лопается.
   - Ты не бойся, - говорю, - я не кусаюсь. И бомбы у меня в кармане нету.
   - Я и не боюсь, - и снова этот голос бурундуковый, а сам на стуле ерзает.
   Ладно, оставил я Томаса с его тараканами, досидел до конца урока и поперся в сортир. Утром в спешке это заведение не успел посетить. Прохожу мимо зеркала - мама дорогая! Патлы дыбом без всякого геля, на морде подушка отпечаталась, футболка хоть и любимая, зато затасканная, и пятна какие-то... Мдя, производил я впечатление, ничего не скажешь. Не удивительно, что Лэрке птичками предпочла любоваться.
   Ну, кран открыл, поплескал на морду, на ладонь и хаер приглаживаю. Куда там! Все также торчит, только теперь волосы сосульками склеились. А все ма, блин, виновата! Знает же, что я по будильнику не встаю. На старой хате меня теть Люся всегда будила, причем методы у нее были гестаповские, типа крышками от кастрюль над ухом вдарить или пятки щекотать павлиньим пером, которое у нее в спальне на стене висело. Мать-то на работу к шести уходила. А сегодня вот тоже унесло ее. Записалась она все-таки на эти гребаные языковые курсы, и письмо ей пришло - тестирование двенадцатого в девять утра. Вот она с Себастианом и укатила ни свет, ни заря, чтоб автобуса не ждать. Поставила мне в комнату второй будильник, а хули? Мне их хоть десять ставь. Если я сплю, то сплю. И вообще, я сова.
   Короче, голову под кран сунул. Вроде помогло, улеглись антенны. Руку сую за бумажными полотенцами - а нет их! Нормально, да? На футболку обтекаю, иду в кабинку за бумагой. Ну хоть эта есть! Вытираю шею, и тут закатываются ребята, вроде из нашего класса. Матиас рыжий, тот самый козел встрепанный, его вроде училка Брианом называла, и еще качок, сгусток тестостерона, с темным пушком над верхней губой.
   - Во, новенький, гы-гы-гы! А чего ты тут делаешь?
   А что, интересно, делают в сортире?
   - А чего ты мокрый? Тебя что, в толчок макали? Гы-гы-гы.
   Мне надоело их развлекать, и я попер на выход. Качок мне дорогу заступает такой:
   - Чего это у тебя на футболке написано? Би-бой ор дай. Пацаны, а он у нас би! Гы-гы-гы.
   Я вздохнул, стою, кисти разминаю.
   - Если ты тупое чмо, - говорю, - то необязательно всем это показывать.
   - Это кто тупой? - начал усатый быковать.
   Тут надо отдать должное рыжему: то ли ему мой байк понравился, то ли он и вправду поверил, что я что-то замутил с его сестрой, только парень за меня вступился:
   - Да ладно, Вильям. Джек нормальный пацан, оставь его.
   - Он что, тебе сосал что ли, что ты его защищаешь?
   У рыжего даже волосы покраснели. А я говорю:
   - Ты подвинься, Вильям. Я тебе покажу, что такое би, - а сам телефон из кармана вытаскиваю и на раковину кладу. Второй карман с мелочью всякой проверяю - на молнию застегнут ли.
   Качок хихикнул неуверенно, обернулся к своим:
   - Глянь, ребят, да он уже раздевается! - но назад все-таки пару шагов сделал.
   Этого я и ждал. Хлопнул по мобиле, и сортир взорвало последним проигранным треком:
   Нет, ты меня не запугаешь,
   Ты меня явно не уважаешь,
   А теперь, что скажу, послушай:
   Что положил, то сам и кушай.
   Все, ты сам виноват,
   Обложался ты, брат.
   Покажу тебе до точности,
   Как рвется предел прочности.
   Сделал ту комбинацию пауэр-мувов, для которой хватило места. Чуть не снес ногой раковину нафиг, но повезло, промахнулся чутка. Вскочил, цапнул телефон - у пацанов глаза по пять крон, челюсти до пупка отвисли - и за дверь. Короче, это сделало мой день. Ржать надо мной больше не ржали, только шептались по углам.
   На большой перемене ко мне подкатила девочка Адамс. Я сидел во дворике в гордом одиночестве - одноклассники активно питались, а мне жрать было нечего. В спешке забыл приготовленной матерью фрокост дома.
   - Привет, - Адамс уселась на скамейку рядом со мной, закинув друг на друга жирные ляжки. - Ты уже поел?
   Я мотнул головой.
   - Хочешь, пойдем вместе в столовую?
   - Не, - говорю, - я дома жратву забыл.
   - А у нас буфет есть, - Адамс радостно сверкнула брекетами. - Пиццу можно купить или сосиски в тесте.
   - Бабло я тоже забыл, - вру.
   - Я могу одолжить, - и сует мне такая мелочь потной ладошкой.
   Мило. Теперь меня еще девчонка содержать будет.
   - Нет, спасибо, - говорю, а у самого в животе бурчит, как я мышцы не напрягаю.
   Она засунула разочарованно деньги в карман. Посидела немножко, ногой поболтала. Потом спрашивает:
   - Ты бутерброды с колбасой любишь? - и достает из сумки розовую коробку со звездочками. Довольно увесистую. Я принюхался.
   - Ну.
   - Давай я тебе свои отдам? А то мне пиццу хочется. Жаль будет, если они зря пропадут.
   Я призадумался. А что? Бутербродами я ей всегда отдать смогу, надо будет только двойную порцию намазать.
   Короче потопали мы вместе в столовую. Розовую коробку Адамс не выпустила из когтей, пока хавчик не купила. Пришлось отстоять с ней очередь в буфет. Вижу, одноклассники на нас пялятся, но мне пофиг. Потому что, единственный человек, который для меня важен, сидит себе за столиком, пьет сок, книжку читает и на меня - ноль внимания, фунт презрения.
   Когда я наконец впился зубами в колбасу, Наташа - так, оказалось, звали сестру рыжего, - сообщила, глядя мне в рот:
   - Зря ты с Томасом Паровозиком сел.
   - Паровозиком?
   А бутеры ничего оказались, хотя масла многовато на мой вкус.
   - Ну да, все его так называют.
   - Почему? - я машинально поискал глазами скопление прыщей, но в столовке соседа по парте не обнружилось.
   - У него голос такой мультяшный, ты заметил? А еще он длинный и вихляется весь, когда ходит - как поезд. Паровозик Томас и есть, - кусочек ветчины застрял у Адамс между брекетами и она незаметно пыталась его вытащить ногтем.
   Я засунул в пасть остаток бутерброда:
   - Допустим. И почему это я не должен с ним сидеть?
   Наташа протянула мне кусок пиццы, но я тряхнул головой.
   - Его же гнобят все, - пояснила она, чавкая плавленым сыром. - Он - противное тупое чмо, в прыщах и воняет. - Она отхлебнула какао из бутылки и смущенно затрепетала речницами. - Ты лучше со мной садись. Я списывать даю.
   Во как! По ходу здешняя колбаса мне дорого обходится.
   - А больше, - говорю, - ты ничего не даешь? - И смотрю в упор.
   Ф-фух! Наташа вспыхнула, как костер на Санктханс, который бензином облили и спичку бросили. Сидит, губами хлопает, а звука нету.
   - Ну, я тогда с Томасом останусь. Спасибо за колбасу и... усы от какао вытри.
   Остаток дня Адамс таскалась за мной, как тень. Подходить не подходила, но взгляды ее я то и дело на себе ловил. Мне же больше всего хотелось поговорить с Лэрке, но я не решался. Девчонка меня явно игнорила, и потом: может, она стыдиться меня? Я бы понял. И не хотел на людях к ней лезть.
   Уроки у нас кончились около двух. Выкатился во двор пораньше, вытащил байк из-под навеса и занял стратегическую позицию у дорожки в город: типа весь деловой, цепь подтягиваю. Около меня тут же Адамс нарисовалась.
   - Джек, а хочешь, заедем к нам на кемпинг? У нас гольф, теннисные корты, бассейн, зал компьютерных гр... Если ты вместе со мной, всем можно пользоваться бесплатно.
   Нет, эту настырную ничего не берет! У меня уже на языке какая-то грубость вертелась, но тут я увидел, что Лэрке из школы выходит - такая непохожая на всех остальных, хрупкая в своей длинной юбке и белой кофточке, что у меня сердце защемило.
   - Извини, Наташа, - решил отделаться от Адамс побыстрому. - Не могу сегодня. В другой раз как-нибудь.
   Она от радости чуть брекеты не потеряла, а я на велик взлетел и от нее подальше. Потом притормозил, пристроился за Лэрке в хвост. А чо? Все норм, нам же в одну сторону домой. Постепенно мы остались одни - остальные ребята посворачивали, отстали или укатили вперед. Мы выехали из города, свернули на дорожку вдоль озера, и тут я решился ее нагнать.
   - Привет, - говорю.
   Она крутит себе педали, смотрит прямо перед собой. Будто это ветерок в ветвях прошумел, или утка крякнула.
   - Я знаю, ты хочешь говорить только о важном. Поэтому я начну сразу с важного.
   Лэрке рулит, мягкие волосы летят назад, открывая нежное розовое ухо.
   - Не думай, что я пристаю. И если ты со мной не хочешь разговаривать - твое право. Я просто хочу извиниться. За то, что был таким придурком, там, на кургане.
   Покосилась она на меня, или мне почудилось?
   - Я не должен был так с тобой говорить. Я ведь тебя совсем не знаю.
   Мне пришлось заткнуться, потому что нам навстречу колесило семейство - мама, папа и двое мелких, на одном шлем в виде динозавра, на другом - тигриная голова. Мы уступили выводку дорогу, и я продолжил:
   - Только я все еще думаю, оно неправильное, твое решение. Ты обязательно должна жить, Лэрке. Долго. И счастливо.
   Она замедлила ход, пока совсем не остановилась. Я тоже затормозил. Тут она в первый раз за весь день по-настоящему на меня посмотрела. Со странным таким выражением на лице - как у человека, который долго-долго искал зарытое сокровище, нашел, открыл сундук, а там... ну не знаю, яйцо динозавра вместо изумрудов.
   - Счастье? - Лэрке очень старательно произнесла это слово, будто я был глухим и читал по губам. - Ты веришь, что это возможно?
   - Я был счастлив там, на холме с костями.
   Говорил я, не думая, потому что знал - включу мозги, и все, пропаду, изгажу все.
   - Почему именно я? - она изучала мои глаза, а я тонул все глубже между зеленью и ультрамарином, и все тело тянуло сладко, будто засасывало в слив ее зрачков. - Прямо сейчас в мире умирает больше сотни людей. Дети. Герои. Святые. Почему я должна жить?
   - Фак героев, - говорю. Блин, почему у меня между ног все еще гребаный велосипед? - И святых. Ты особенная. Для меня. Думаю, я смог бы убить того, кто причинил тебе боль.
   Лэрке усмехнулась невесело, одним уголком рта:
   - Думаю, им пришлось бы занять к тебе очередь.
   Я бросил велик на дорожку. Шагнул к ней, руку на руль положил.
   - Я серьезно говорю. Мне все равно уже. Если тебя обижает кто-то... Если это выход... Ты только скажи мне, кто он.
   Она помолчала немного, будто серьезно взвешивала такую возможность. Думаете, мне было страшно? Нефига. Думаете, я бы сочковал, если бы она назвала тогда имя? Не знаю. Честно. Меня будто вштырило тогда, просто от одного разговора с ней. Сказал бы раньше кто, что бывает такое, я бы первый этого идиота послал.
   Лэрке вздохнула, провела пальцами по рулю, стряхивая мою ладонь:
   - Для меня это - не выход. Выход - побег. Смерть - побег. Разве ты никогда не думал об этом?
   - Думал, - говорю. - Но меня всегда что-то держало.
   - Что? - снова она в глаза мне заглядывает, а у меня уже земля из-под ног плывет от ее близости, от запаха чистоты и цветущего бабочкина куста.
   - Не знаю. Боялся... сделать больно другим.
   - Даже если тебя бьют, издеваются, насилуют, даже если ты ночью кусаешь подушку от боли и плачешь в нее?
   Блин, это же мои слова, одно в одно!
   - Я... это так сказал, - отвел глаза, и будто холодная тень между нами скользнула. Как облако на солнце нашло. - В переносном смысле.
   - Я так и поняла, - тихо сказала Лэрке. - В переносном смысле.
   Села в седло и поехала. Я стою посреди дороги, как дурак, пялюсь ей вслед. Факинг Себастиан! И тут он мне все поломал!
   - Лэрке! - она не обернулась на крик, но я продолжал. - Ты всегда можешь рассчитывать на меня, слышишь? Если тебе плохо... Или помощь нужна. Ты знаешь, где меня найти!
   И все. Она исчезла за поворотом.
  
   Почему-то я думал, что теперь, когда пошел в школу, отчим отстанет от меня.
   Вечер, и правда, прошел хорошо. Мать рассказала о своем экзамене, я - про то, как опоздал на уроки. Вместе поржали над разными носками. Потом смотрели новый датский сериал, детектив вроде, уже не помню. Сева сделал попкорн, которым мы обожрались, а остатки пустили на снаряды в диванной войнушке. Победила ма. Короче, все как у всех, идеальная семья, ячейка общества.
   Заснул я почти сразу. И оказался в ванной на втором этаже. Джакузи была наполнена горячей водой и бурлила, пуская пар. Подсветка мигала, окрашивая пузыри голубым, розовым и зеленым. Лампочки в потолке не горели, только свечи в стеклянных стаканчиках бросали на стены дрожащие блики. Дверь открылась, заставив пламя панически метнуться, но тут же закрылась снова. В ванную вошел Якоб. Я видел его в запотевшем по краям зеркале, но сразу узнал. На нем были только футболка и трусы.
   Пацан поежился, будто мерз. Снял одежду и аккуратно сложил около ванны. Он был хрупкий, с тонкой талией и узкими бедрами, очень бледный и без растительности на теле. Потом он залез в джакузи. Сначала просто лежал, откинувшись затылком на край и прикрыв глаза. И вдруг скользнул вниз - медленно так, спокойно. Типа нырнул. Под пузырями и цветными вспышками мне было мало что видно, да и стоял я будто в стороне. Думал, вот вынырнет он сейчас, отдуваясь и отфыркиваясь, - обычный мальчишка, играющий в ванне. Но все оставалось тихо, жутко тихо, только механическое жужжание насосов и бульканье воды.
   Потом картинка стала наползать, словно я подходил ближе, или на джакузи наезжала камера. Вот я уже смог заглянуть через край.
   Якоб лежал на дне, лицом вверх. Струи воды шевелили его волосы, вокруг носа скопилось ожерелье пузырьков, меняющих цвет - голубой, розовый, зеленый. Рот был приоткрыт, глаза тоже. Они смотрели прямо на меня - не двигаясь и не мигая. Мой взгляд в панике скользнул ниже. Его руки будто тянулись к поверхности, безвольные кисти почти всплыли. Маленький член торчал вверх и бился под ударами боковой струи, как розоватая рыбка на крючке.
   У меня даже не было сил, чтобы кричать. Голос примерз к глотке. Я медленно попятился, и тут мой взгляд наткнулся в зеркале на чужой. Из запотевшей глубины на меня смотрел Себастиан. Смотрел и усмехался.
   Он также усмехался, когда разбудил меня той ночью, чтобы увести на башню.
   - Не надо, пожалуйста, - сонно бормотал я, пытаясь отбиться от его рук. - Мне же завтра в школу.
   - Ну и что? - по ходу, мое сопротивление его искренне забавляло. - Что же, нам теперь и поразвлечься нельзя?
   И мы развлекались.
  

Несекретный секрет

   Я боялся выходных. Странно, да? Ведь именно в выходные я мог спокойно выспаться. Наверное цимес в том, что в викенды Себастиан был непредсказуем.
   График обычной рабочей недели повторялся с небольшими отклонениями. Школа с 8.15 до почти трех. Потом перекантоваться где-то до шести - если не шел дождь, это труда не составляло. В шесть - семейный ужин, после которого из дому меня уже не выпускали. Я пытался пару раз отпроситься "к друзьям", но всегда получал ответ, что с друзьями-торчками уже свое нагулялся. Надо делать уроки и по дому хоть что-нибудь, а то у меня носки скоро сами гулять по комнате будут. Если честно, я особо и не рвался. Лишь бы меня оставили в покое, а Себастиан обычно оставлял. Пока мать не засыпала.
   Кстати, ее приняли на курсы датского, но, к счастью, дневные. Ездила она в Силкеборг на автобусе по вторникам и четвергам и возвращалась домой к двум.
   В общем, у меня было чувство, что с понедельника по пятницу я хоть как-то контролирую свою жизнь. Зато в выходные все решали мать с отчимом. Или точнее решал Себастиан, а мать радостно соглашалась.
   То к нам в гости притаскивались соседи, и я должен был, вырядившись в чистую рубашку, изображать благодарного пасынка и подавать фру Микельсон печенье в хрустальной вазочке. То мы тащились в аква-парк, и в душевой Себастиан следил, достаточно ли тщательно я намыливаю обведенные на картинке красным места. А потом лапал меня между ног пока мы сидели в большой джакузи, окруженные незнакомыми людьми - в белой от пузырей воде все равно ничего не было видно. Однажды, помню, рука отчима появилась с совсем неожиданной стороны, точнее, меня щупало две руки одновременно. Если Себастиан не отрастил себе третью конечность, то нечаянную радость словил лысый араб, притиснувшийся ко мне слева.
   В последние выходные вместо аква-парка был кинотеатр. Шла "Гравитация". На коленях у нас стояло по здоровенной коробке с попкорном. Когда начался фильм, Сева переставил свою коробку на бедро, то, что ближе к матери, а мою ладонь положил к себе на ширинку. Короче, фильм я помню только где-то с середины - после того, как сходил в сортир, руки помыть.
   Поэтому, когда отчим предложил в субботу пойти на концерт, джазовый, конечно, я встал на дыбы.
   - Меня на кемпинг одноклассники пригласили, - говорю. - Там вечером развлекательная программа.
   Ма даже вечернее шоу потише сделала:
   - Жень, у тебя что, уже появились друзья в классе?
   А что, я такой лузер, что и друзей завести не могу? Сказать я это, ясно дело, не сказал.
   - Меня Матиас и Наташа пригласили, - объясняю. - Их отец - владелец кемпинга.
   На самом деле, приглашала меня девочка Адамс, и я отказался. Но вот теперь, услышав, какая предстоит альтернатива, быстренько передумал.
   - Наташа? - насторожилась ма. - Она что, тоже русская?
   - Да нет, - Себастиан притянул мать к себе, поцеловал в волосы. - Я знаю их родителей. Оба коренные датчане. Хорошая семья.
   - Ой, Женька, - она хихкнула и шлепнула отчима по руке, пытавшейся пробраться с живота на грудь. - Никак у тебя девушка появилась?
   Я сделал вид, что смутился:
   - Что ты, мам. Мы просто друзья.
   - Вот и сходишь к друзьям в будний день, - отрезал Себастиан. - А выходные надо проводить с семьей.
   В общем, чего-то такого я и ожидал, но неожиданно мать встала на мою сторону:
   - Сева, ну что ты, не помнишь себя в этом возрасте? Мальчику хочется побыть со сверстниками, - это мама свой датский усовершенствовала, заметно! - С девочками, - она сделала особый упор на "девочек". - А не с нами, скучными взрослыми, джаз слушать. Правда, Жень?
   Я так головой закивал, что шея заболела.
   - И потом, - она провела ладонью отчиму по руке, заглянула в глаза, - мы давно уже не были с тобой нигде вместе - только ты и я. Женьке ты и так много внимания уделяешь. Отца ему заменил. Но мне тоже нужен муж, - она прижалась к Севе, и я отвел глаза. Слышу, она воркует. - Давай мы вдвоем на концерт сходим, а Женька с ребятами отдохнет. Ведь если он никуда ходить не будет, и с ним никто дружить не захочет.
   Вот, мамочка, молодец! Правильно его обрабатываешь!
   Короче, попрепирались они еще немного, и постановили: меня отпускают в субботу на кемпинг с таким вот списком условий. Я должен быть дома не позже десяти (это шутка, да?!). Все уроки на понедельник я делаю в пятницу (ахаха!). Я не курю и не пью (тоже шутка?). Короче, посадили меня на короткий поводок, но я был рад до щенячьего визга.
   Реакцию девочки Адамс на мое заявление насчет субботы надо было видеть. Она пискнула, чмокнула меня в щеку - я едва успел увернуться, чтобы она мне губы не обслюнявила - и убежала в сторону туалета. То ли писать от счастья, то ли делиться новостью. По крайней мере, о том, что мы "вместе", весь класс знал в тот же день.
   Мне было погано. Из-за Лэрке, с которой мы играли в странную игру: ездили вместе в школу и из школы, молча, едва ли говоря друг другу два слова. Разъезжаясь, когда в городе появлялась угроза наткнуться на кого-то из одноклассников. Из-за Наташи этой крашеной, которой я вроде как что-то пообещал, ничего не обещая. Из-за математики, в которой туплю, и дождя, который сильнее и сильнее лупит в окно.
   - Навряд ли ты найдешь решение на улице, Джек.
   Я вздрогнул. Медведь, математик, как на цыпочках подкрался. На самом деле, его зовут Бьярне, но в нашем классе он - Медведь. Здоровенный, широкоплечий и седой. Заглядывает через плечо в листок с задачами, а там - пустые клетки для ответов, и на полях член с волосатыми яйцами нарисован.
   Мне лишние проблемы не нужны. Я начинаю возить карандашом по задаче. Дан треугольник АВС. Определите, чему равно А, если AB = X, BC = ... Блин, муть какая-то. Я потею, а Медведь так и топчется рядом, чуть над ухом не пыхтит, и воняет от него гнилыми зубами и мочой. Томас рядом кидает в мою сторону сочувственные взгляды - он-то давно все решил. Может сидеть себе спокойно, прыщи давить.
   Наконец я психую и пишу первое, что в голову приходит. А = XYI. Даку, конечно, ни жарко, ни холодно от этих трех букв, а мне облегчение. Тут Медведь тетрадку у меня из-под руки выхватывает, трясет ею и начинает слюной брызгать:
   - Вы видели? Нет, вы это видели? Вот что получается, когда у ученика вместо головы - помойное ведро! А в ведре - вот! - и тычет такой на поля с моим творчеством.
   Вокруг начинают ржать - особенно те, кто ближе сидит, и видит, что там нарисовано.
   - Вот что из этого юноши может вырасти, скажите, что?! А?! Я вам скажу! Трутень, сидящий на пособии, сосущий пиво перед ящиком и жалующийся на свою неудавшуюся жизнь. Без образования, без работы, без планов на будущее. Трутень, которого придется содержать вам, здоровым членам общества, - и рукой класс обводит.
   - Задрот из него вырастет, - орет кто-то с камчатки.
   Вильям, что ли, снова? Ладно, я это ему припомню. Продолжения ждать не стал. Встал - тут мне пришлось Медведя отпихнуть. Тетрадь у него вырвал и вышел из класса. Нафиг мне сдались его треугольники? У меня самого сплошные А, Б, да еще и С, и все сидят себе на трубе и падать не желают.
   После математики у нас еще два датских, так что домой я не пошел - там мать и сплошные вопросы. Нашел закуток потише, недалеко от спортзала и сортира, сижу там, не отсвечиваю. В какой-то момент я, по ходу, вырубился - ночью почти не спал. Разбудил меня звонок. Я по началу даже не сообразил, где я. Думал, дома в кровати лежу, и мне в школу вставать пора. Пока в себя приходил, смотрю - мимо меня Томас пролетает. Кофта развевается, все дела. В одну дверь тыкается. В другую. Заперто. Меня не видит - сижу на полу тихо, сливаюсь с фоном.
   Он назад, в коридор. Оттуда вопли. Смотрю, тащат его двое, руки за спину заломили. Вильям наш дорогой не Шекспир и Бриан Патлы Дыбом. За угол заволокли и об стенку - хрясь. Томас скорчился, ноги нескладные к животу поджимает, весь в соплях. А эти двое ржут:
   - Ой, Паровозик вагончик потерял!
   Короче, они уже прицелились беднягу попинать, но тут я не выдержал. С разбегу подпрыгнул и ногами вбил в стену усатого. Он черепушкой треснулся и притих. Бриану говорю:
   - Давай. Чего зассал-то? Бей.
   Он стоит такой, то на дружбана в отпаде косится, то на Томаса, который свои вагончики все собрать не может.
   - Бей, - повторяю и шагаю к нему. - А то я ударю.
   Ну и чего? Очко у Бриана взыграло. Попятился, в сторону метнулся и мимо просквозил. Только бы стучать не побежал.
   Я Томаса за шкварник, на ноги вздернул.
   - Валим, - говорю.
   А он трясется, весь белый в красную крапинку (прыщи) и блеет:
   - Ты его убил?
   Я Вильяма пнул, тот вякнул.
   - Живой, - ставлю дианоз. - Дерьмо не тонет.
   Короче, поперли мы такие в сортир, сопли вытирать.
   - Зря ты это, - Томас, оказалось, разговаривать умеет, не только задачки решать. - Теперь они меня точно убьют. И тебя тоже.
   Я фыркнул и кофту ему отряхнул там, где следы подошв отпечатались:
   - Эти шестерки-то?! Если они в этот раз ничего не поняли, я им в следующий популярно объясню. Кстати, чо они от тебя хотели-то?
   Он на меня глаза вскинул - карие, телячьи, и говорит тихо:
   - Наверное, чтобы меня не было.
   Тут я понял все. И почему пацан заявлялся в класс за секунду до звонка, и почему вылетал оттуда первый. Почему я его никогда на переменах не видел или в столовке. Почему он от каждой СМСки вздрагивал. Почему однажды полдня просидел в мокрых штанах, и эти дегенераты с камчатки орали: "Паровозик обоссался!" Это у даков такая шутка юмора - затащить какого-нибудь лузера в сортир и жопой под кран. Буксеван называется. Никогда, если честно, не понимал, в чем тут прикол. Мдя, верно, значит, Адамс сказала: гнобят Томаса в полный рост.
   - Ты, - говорю, - рассказывал кому-нибудь об этом? Ну, учителям там, родакам?
   Кудряшками трясет и в бумагу сморкается.
   - Я с мамой живу. Она болеет часто. Если расскажу, это ее убьет.
   Блин, чудо прыщавое, да что ж у тебя все кто-то кого-то убивает! Жертва неполной семьи, мля.
   Тут зазвенело.
  
   В класс любители попинать слабаков приперлись позже нас. У Вильяма - здоровая шишка над ухом, даже сквозь волосы видно. Училка уже у доски была, так что они на меня только зыркнули, а усатый, мимо проходя, фак показал. Томас сидит, трясется. Я ему шепотом:
   - Не ссы.
   - Они меня после школы выследят. Когда тебя не будет, - глаза у него в парту, башку руками обхватил.
   Я в окно посмотрел - дождь.
   - Хочешь, - говорю, - с тобой поеду? Если у тебя смогу до ужина зависнуть. Я мешать не буду. Тихо посижу.
   Он убрал одну руку, на меня воззрился. Тут его смартфон зажужжал. Он на экран глянул и пятнами весь пошел.
   - Чего там? - говорю.
   Томас СМС мне показывает: "Твой телохранитель тебя не защитит, цыпленочек. Выбирай: вздрючка или шанс. Если не ответишь, выберем сами".
   - Дай-ка сюда.
   Мобилу выхватил, набираю: "Отымейте друг друга в зад, тупорелло!" Пусть офигеют, а то у Паровозика скорее его прыщи "фак" скажут, чем он сам кого пошлет. Только нажал "сенд", в дверь голова засовывается. Директрисса!
   - Можно, - говорит, - я у вас заберу ненадолго Джека Люкке?
   Ну, встал я. Томас на меня смотрит очаянно, будто у него последнюю соломинку отбирают, за которую хватался. А я Вильяму до-олгий вгляд послал, "ты труп" называется. Он не выдержал, в книжку уткнулся, бдуто, блин, читать научился. А я из класса пошаркал. Мимо первой парты прохожу, там Лэрке. Надо же, оторвалась от "Злой силы", я ей интереснее. Чего тогда она с этим козлом Брианом вместе сидит?
   Директриссу я раньше только мельком видел, в коридорах. Теперь рассмотрел мымру во всей красе - в ее кабинете. Серенькая, волосья цвета печеночного паштета на плечи свисают, морда кислая, будто на завтрак лимон съела, даже морщины идут книзу.
   - Ты как, - спрашивает, - мог руку на учителя поднять?
   Я сижу, глазами хлопаю. И тут до меня доходит, откуда ветер дует. Это Бьярне на меня наехал, мудило старое.
   - Никого я не трогал, - говорю.
   И тут ее понесло. И что я учителя толкнул, и что тетрадь у него из рук вырвал, и что непристойные картинки на уроках рисую, и что мной полиция уже два раза занималась, но она мне может третий организовать. Короче, давно уже говна так не бурлили и на меня не выливались, как изо рта этой крысы кабинетной. А закончилось все вот чем.
   - Мы и так собирались твоих родителей на плановую беседу пригласить, после того, как нам из старой школы твое дело передали. Но теперь придется встречу ускорить. Вот тут письмо с приглашением, - сует мне через стол запечатанный конверт, - и объяснительной запиской. И еще одно вам на днях придет, от психолога. Я обратила внимание, что ты сеансы прервал в связи с переездом. А зря.
   Короче, вернулся я в класс, как оплеванный. Томас на меня взгляды вопросительные бросает, а я голову на локти и в стол. Не до него мне. Думаю, что мне с этим факинг письмом делать. Если Сева его прочитает, то свободной субботы мне точно не видать, как своих ушей. Это еще если я дешево отделаюсь.
   Училка, Элизабет, распинается чего-то у доски. Разделитесь типа на группы и обсудите главные вопросы книги. У меня, блин, свой главный вопрос нерешенный стоит поперек горла, а мне еще чужие обсуждать?! Чувствую, меня Томас за рукав теребит. Да понял я, надо в группу пересаживаться.
   Оказалось, Элизабет меня с Паровозиком к Лэрке и Бриану Гелевому подсадила. Я на девчонку не смотрю, духу не хватает. Кажется, сразу все обо всем догадаются тогда, а ей это неприятно будет. Разглядываю только ее руки - красивые, длиннопалые, с тонкими запястьями. Фенечка одна мне запомнилась - та, что в перую нашу встречу на ней была. Простая такая, с голубыми и зелеными бусинами, но идет ей очень.
   - Есть ли судьба? - читает Лэрке вопросы из списка вслух. - Предопределено ли все заранее? Существует ли "злая сила"?
   Томас поднимает робко палец:
   - Элизабет, а нам надо отвечать с точки зрения героев романа или то, что мы сами думаем?
   Тупица Бриан ухмыляется, но наткнувшись на мой взгляд, прикусывает губу.
   Училка подходит к нам ближе. У нее честное круглое лицо, она маленькая и мягкая в своей бесформенной кофте, мне нравится, как она тихо и спокойно может поставить на место любого, включая усатого бугая.
   - Мне бы хотелось, Томас, чтобы вы выразили свое собственное мнение, но вы можете опираться на те выводы, к которым приходят герои, или использовать их переживания, как пример.
   - Кто первый? - спрашивает Лэрке.
   Никто не горит желанием.
   - Ладно, у нас только десять минут, так что начну я. Я не верю в Судьбу и в предопределение. Я считаю, что "злая сила" - это течение, мейнстрим. Люди позволяют ему нести себя, вместо того, чтобы плыть самим. Они называют течение Судьбой и убеждают себя, что ничего нельзя изменить. Зачем пытаться что-то менять, если все заранее решено? У меня все. Бриан?
   Козел встрепанный залистал библиотечную книжку:
   - А что, здесь тоже так написано? На какой странице?
   Лэрке закатила глаза. Тут Томас, нервно хрустевший пальцами, изобразил Чипа. Или Дейла.
   - Если принять твою теорию, то люди сами создают злую силу. Каждый, плывущий по течению, усиливает его мощь. Выходит, люди и есть - злая сила?
   Девчонка задумалась.
   - Не знаю. Может, те, кто использует течение осознанно, себе на благо. Мне кажется, большинство просто сплавляется от рождения к смерти, особо не задумываясь, что и как.
   - Погоди, не так быстро, - Бриан принялся что-то строчить в тетради. - Как ты сказала? "Сплавляются"?
   У Томаса глаза вспыхнули, румянец на щеках, даже прыщи стали не так заметны:
   - Но как мы попадаем в поток? Ты сказала, с рождения... тут я не согласен. Ребенок - он же как чистый лист. Часто он не похож на своих родителей, бунтует против них. Каждый из нас наверное верит... - он покосился на Бриана и немного сник, - или верил в то, что перед ним огромное прекрасное будущее. Что все дороги открыты. Что он обязательно совершит что-то великое, что он избранный, так?
   - Да уж, ты-то избранный лузер, - хихикнул Бриан и взвыл, схватившись за коленку.
   - Еще раз вякнешь, - говорю, - я тебе чашечку разобью. На костылях ходить будешь, избранное чмо.
   - Мальчики! - Лэрке приложила ладони к ушам. - Давайте вы во дворе выяснять будете, кто лузер, а кто чмо. Заткнитесь, и дайте с человеком интеллектуально пообщаться.
   Мы заткнулись. Обидно было, что девчонка меня на одну доску с этим моральным уродом поставила. Хотя сам, конечно, напросился. Особым интеллектом я пока в разговорах с Лэрке не блистал, скорее чуть гормонами не брызгал.
   - Так вот... - она повернулась к Томасу, нахмурилась, будто нащупывая мысль. - Думаю, течение подкрадывается к нам незаметно. Это как несекретный секрет. Несмешная правда про нас. Все это знают, все это видят, но мы не верим в это, пока не становится поздно.
  
   Мы взрослеем, а горизонты не открываются. Однажды детство кончается, и оказывается, что мы не особенные никакие, нас ничего не ждет, кроме той самой мещанской жизни, которую мы презирали. На тебе всё еще кеды и джинсы с дырой на коленке, плеер в ушах. Идешь покупать пиво - спрашивают паспорт. Это твое детство бьется в агонии. А ты тем временем назло ему встаешь в шесть утра, копишь на отпуск и машину, стираешь постельное, выкидываешь скисшее молоко из холодильника, пьешь по выходным, заказываешь шмотки в интернете, плачешься о своём весе. Это всё не плохо и не хорошо. Это просто "дано" в жизненной задаче.
   - Ты хочешь сказать, - Томас задумчиво ковыряет прыщ над верхней губой, - течение неизбежно... как смерть? Ведь мы все знаем, что умрем, но просто не думаем об этом, чтобы выжить? А дети - они вообще не верят в смерть.
   - Нет, - Лэрке потеребила фенечку, - я верю в смерть, но это не то. Смерти никто не избежит, а из течения можно выйти. Можно плыть против него, хотя это очень тяжело. Есть даже люди, единицы, которые меняют течение. Самую капельку, но все-таки меняют.
   - Джек, - она вдруг обратилась прямо ко мне. - А ты что думаешь?
   Я чуть со стула не упал. Значит, я могу все-таки думать, да? Почесал репу. Ох, чую, ляпну щас что-нибудь шибко "вумное", но молчать и того хуже.
   - Ну, если... - чувствую, как скрипят мозги, - в задаче что-то "дано", то наверное нужно и что-то найти. Просто тех, кто не находит, поглощает твое это... течение. А те, кто находит - выплывают. Потому что выплыть всегда легче, если держишься за что-то... за кого-то.
   У Лэрке бровки сдвинулись, пальцы бегают по бусинам фенечки:
   - И что же это? То, что надо найти?
   Я уткнул глаза в парту, губами шевелю, а звуки не получаются. На деревянной столешнице вырезаны буквы, так давно, что в них набилась несмываемая грязь. "L+J=LOVE".

Паровозик, который смог

   После уроков в коридоре меня подловила девочка Адамс:
   - Джек, надо поговорить.
   Я хотел уже отмахнуться от нее, но дотумкал вовремя, что неспроста у чиксы глаза горят, как рекламные табло "А я что-то знаю!". Прислонил Томаса к стенке:
   - Обожди-ка тут.
   Взял Наташу под локоток, оттащил в сторонку.
   - Чего тебе? - говорю.
   Она воздуху побольше набрала и выпалила, вся такая важная:
   - Ты с Паровозиком не ходи. Пусть сам домой едет. Один.
   - А хули ты стала решать, с кем мне ходить?
   Адамс глазки потупила, сережку в ухе теребит:
   - Это не я. Это Матиас меня попросил тебе передать.
   - Матиас?!
   Она закивала:
   - Ребята его сегодня бить будут. Томаса, то есть. Они его уже на улице ждут. Так что ты с ним не ходи.
   Ясненько. Непонятливый однако народ Брюрупские аборигены. Даже дождь им нипочем - труевые викинги, мля.
   - А брат твой что, с ними?
   Снова кивок:
   - Он сказал, если ты Томаса в покое оставишь, они тебя не тронут. И Вильям забудет все, не будет мстить. Просто езжай домой, как обычно, хорошо? - заглядывает мне в глаза, ресницами хлопает.
   Надо же, усатый-то сама доброта!
   - Сколько их там? - спрашиваю.
   - Не знаю... Трое, может, четверо.
   - Так, Вильям, Матиас, Бриан, - подсчитываю вслух, - кто еще?
   - Бриана с ними нету, - Наташа прнялась за другую сережку. - Он сразу после звонка смотался.
   - Домой побежал труселя менять, - говорю. - Обосрался, гавнюк. А кто же тогда остальные двое?
   - Каспар.
   Так, это тот тип, которого я еще без шапки не видел. Не, может, он ее, конечно, в душе снимает, но я физру прогуливаю, и потому лысый он или нет сказать не могу.
   - И вроде Андреас еще.
   Ясно, рыба-прилипала. Маленький, бледненький, вечно сальные шуточки, так и хочется ему в хлебало хозяйственного мыла напихать, чтоб пузыри жопой пускал.
   - Где, ты говоришь, эта команда придурков засела?
   Наташа пожала плечами:
   - Не знаю. Так ты домой поедешь? Или хочешь, со мной на кемпинг?
   Я обернулся на Томаса. Бедолага подпирал стену и, по ходу, уже сползал по ней от слабости в коленях.
   - В субботу приеду, - говорю, - как обещал. А ты брату передай, чтоб лучше выбирал, с кем связываться.
   Цепляю Паровозика за рукав и почти волоку к выходу.
   - Ты на велике или пешком? - спрашиваю, а сам соображаю лихорадочно, как быть. Один на один я бы от Вильяма отмахался. Но их четверо. Точнее, трое с половиной, потому как навряд ли Матиас меня мудохать с особым энтузиазмом будет - для сестренки побережет. На Томаса рассчитывать - как на дырявую лодку. Сама ко дну пойдет и тебя утащит. Значит, без оружия не обойтись. Допустим, есть идейки, как его достать. Это хорошо. Но вот если что-то пойдет не так, последствия будет трудно предусмотреть. Это плохо.
   - На велике, - пищит по-бурундуковски Томас. - Мне только брата надо из сада по пути забрать.
   Господи, у этого чуда еще и брат есть!
   Так, навес для велосипедов прямо у главного входа, тут нас навряд ли подстерегут. Топаем туда. Сверху поливает, но под крышей сухо. Опачки! У Паровозикова драндулета спущены оба колеса.
   - Прокололи, - у бедняги аж нижняя губа дрожит.
   Ясно дело, чтобы не сбежал.
   - Сопли подбери, говорю. К тебе приедем, помогу залатать.
   Смотрю, как проколото. Гвоздем или ножом? Вроде ножом разрезано. Это тоже плохо. И не только потому, что Томасу придется новые шины покупать.
   - Я цепь, - говорю, - займу у тебя, - и полез замок открывать.
   - Зачем? - стоит, смотрит, губы расшелепал. - У тебя что-то с байком не в порядке?
   - Неа, - на руку цепь намотал, примерился. Вроде норм. В карман сунул.
   - Она же в масле! Ты джинсы испортишь, - у Томаса от волнения пяток прыщей лишних выскочил.
   Я глянул на расплывающееся по штанам темное пятно и отер о них ладонь:
   - Ничо. Мне отчим новые купит. Ты в рундбол играешь?
   - А? - не понял Паровозик. - Ну да.
   - Бьешь по мячу хорошо?
   - Как все. А что?
   Я снял с рамы своего байка металлический насос:
   - Представь, что башка Вильяма - это мяч. И бей.
   Томас сбледнел, руки затряслись, и насос выпал, брякнув по асфальту:
   - Я не смогу. По человеку - не смогу.
   Я вздохнул. Именно этого я и боялся.
   - Ладно, - говорю. - Но помахать-то ты им сможешь?
   Паровозик пялится на меня, а в глазах паника. Интеллект свернулся ёжиком и закатился в пятки.
   - Слышь, умник. Что такое психологическая атака, знаешь?
   О! В море паники наметился островок мысли.
   - З-знаю.
   - Ну вот. Как на нас полезут, морду зверскую сделаешь и будешь насосом махать. Только не ори. Давай, покажи мне зверскую морду.
   Томас беспомощно улыбнулся и попытался нахмурить брови. Я сплюнул горечью.
   - Это, - говорю, - не морда. Это девочка прыщавая. Ты девочка, да? - я толкнул его в грудь, так что парню пришлось сделать шаг назад. - Ты девочка, которая пацанам в сортире сосет? - снова толчок в грудь. Он вылетел под дождь, жмурится, когда в глаза затекает. - Может, ты и папочке своему сосал? Только плохо, поэтому он вас с матерью бросил?! - тут он мою руку схватил. Красный весь, мокрый, дышит тяжело, рожа перекошена, то ли от злости, то ли от боли.
   - Ты, - пищит, - отца моего с матерью не трогай, понял?
   - Во! - говорю. - Вот это лицо запомни. Только молчи. Голос все портит.
  
   Засаду нам устроили на пути между школой и детсадом. Вычислили, по ходу, что Томас брата каждый день забирает. Дорожка шла мимо пустыря за складским зданием. Пацаны выскочили из-за кустов. На всех куртки-дождевики с капюшонами, с первого взгляда не скажешь, кто есть кто. Паровозик, волочивший изуродованный велик за руль, должен был стать легкой добычей.
   - Зря ты не свалил, пока мог, - длинно сплюнул мне под ноги Вильям и кинул голову от плеча к плечу, так что шея хрустнула. Интересно, это у него нож, которым шины резали?
   Я отбросил байк. Вытащил из кармана руку с заранее намотанной на ладонь цепью. Махнул свободными концами.
   - Зря ты это затеял. Может, свалишь, пока можешь?
   Краем глаза вижу, Томас тянет трясущейся рукой из рюкзака насос. Морда от кондиции далека, но глаза отчаянные. Матиас маячит на заднем плане, Андреас-прилипала за спиной Вильяма держится. Каспар, в капюшоне на шапку, обходит с боку, но вид у него задумчивый. Так я и рассчитывал. Стоит усатого завалить, и разбежится его команда, поджав хвосты.
   И - вот он. Момент истины. Вильям вытащил-таки ножик. Выкидной, лезвие сантиметров пятнадцать. Это статья, между прочим, кто не знает.
   Возможно, усатый просто хотел меня пугнуть. Возможно, он думал, что цепь у меня - тоже так, украшение. Я его разубедил.
   - Херась! - тяжелые звенья огребли Вильяма по пальцам. Визг, кровь, нож летит в грязь. Я его тут же пинаю в траву.
   - Джек! - это Томас пищит сзади.
   Пригибаюсь чисто инстинктивно. Камень свистит мимо моей башки и ударяет усатого в грудь. Вопли за спиной и "дунк-дунк", будто трубой лупят по телу. Вильям кидается на меня растопырив окровавленные грабли. Зря. Я стараюсь не бить по морде. Я еще себя контролирую. Так что он огребает по бедрам и плечам. Валится в лужу, скуля. Я его пинаю. Наслаждение, как горячая волна. Пах. Почки. Брюхо. Ребра.
   - Джек, хватит! - неловкие руки обхватывают меня, тащат назад. Я чуть не вмазал цепью, да сообразил, что это Томас. - Они убежали все. Хватит!
   Я остановился. Вокруг тихо. Только мое тяжелое дыхание, стук крови в ушах и шлепанье капель по листьям. Только всхлипывания пацана на земле. Только побрякивание цепи в руке. Я поднимаю ладонь на уровень глаз. Дрожит? Нет. Почти.
   Я сую цепь в карман, сгребаю Томаса и подталкиваю к Вильяму.
   - Видишь? Все. Он кончен. Ты смог, понимаешь? Мы смогли. Можешь сделать с ним сейчас все, что хочешь, - я хлопнул по костлявому плечу. - Ну? Хочешь обоссать его? Давай! Дай ему буксеван. Давай! - я дернул ремень на висящих мешком джинсах Паровозика.
   Он всхлипнул как-то странно, и только тут я заметил, что лицо у него все мокрое, и не только от дождя. А потом Томас перегнулся вперед и блеванул. Жаль, промахнулся чутка. На Вильяма только брызги попали.
   - Молодец, - я повел его к велосипеду. - Теперь пошли, надо забрать твоего брата.
  
   Томас жил в центре города, в съемной квартирке с крошечным садом и сарайкой для велосипедов. Брат его был немного младше Софии и совсем на старшего не похож - ни одного прыща, все побеждающий оптимизм и совершенно нормальный голос. Разве что имя прикольное - Тотте.
   - Можно мне вам помочь? - завопил мелкий, как только я ссадил его с седла маунтинбайка. - Чинить лисапед?
   Мы зашли в сарайчик, и я показал, как надо одевать цепь. Томас молча сидел на корточках в углу. Обтекал и переживал.
   - У вас в Брюрупе есть хоть, где шины купить? - спросил я его, чтобы хоть как-то расшевелить.
   - Есть один магазин, - ответил он не сразу. - Но у нас до конца месяца денег не будет. Придется походить пешком.
   - А как же мелкий?
   До детсада-то все-таки не так близко.
   - Коляска есть, - пожал плечами Томас и велел брату. - Тотте, беги-ка к маме. Только про шины пока не говори ничего, ладно? И сапоги сними в коридоре! Пол потом не намоешься.
   Пацан дунул в дом, а Паровозик заметался по сарайке, хрустя пальцами:
   - Зря мы его все-таки бросили одного. Вдруг ему помощь нужна? Вдруг он... - угловатый кадык заходил на тонкой шее.
   Не, опять мы за старое! Может, нам еще скорую бугаю вызвать из-за пары синяков?
   - Да отлежится твой Вильям, встанет и домой похромает, - я взял парня за плечи и немного тряхнул. - Сам что ли не знаешь, что значит - получить по ребрам?
   - Знаю, - Томас поежился, обхватил себя руками. - Но цепь... Где ты так драться научился?
   Я вздохнул. Ну как ему объяснишь, что это была чисто импровизация? Что видел я просто, как братки из районной банды с рокерами разок сцепились. Там не только цепи и ножи в ход пошли, там и кастеты тебе, и биты, и кто во что горазд. Вот тогда да, скорая пару вялых тел увезла. Так и то оклемались все.
   - Может, - говорю, - в дом зайдем? Хоть обсохнем.
   - Ой, да, извини, - запыхтел Паровозик, засуетился. - Ты же без куртки. Мерзнешь наверное. Чай пьешь горячий? Пойдем, я сейчас заварю.
   Мать Томаса лежала в гостиной перед телеком. Ей недавно сделали операцию на спине, и теперь она ходила мало и только на костылях. Это было что-то вроде травмы на работе, позвоночная грыжа или какая-то фигня. Жила она теперь на обезболивающих, а потому поздоровалась вяло, и на жизнерадостного Тотте махнула рукой. Мы забрали его на кухню, чтобы по дивану не вздумал скакать.
   - Переодеться хочешь? - спросил Томас, ставя чайник. - Можно твои тряпки в сушкилку закинуть пока.
   Я выглянул в окно: никакого просвета в тучах видно пока не было.
   - Да ну. Снова намокну, когда домой поеду.
   - А я тебе куртку одолжу, - предложил Паровозик. - В школу мне ее можешь привезти. Завтра по прогнозу дождя не будет. Кстати, ты на пол капаешь.
   Я растер носком небольшую лужицу у табуретки.
   - Ладно. Раз капаю, кинь мне что-нибудь.
   Потом мы сидели в комнате, которую Томас делил с Тотте. Мальчишка играл на полу с машинками и лего, мы оккупировали кровать. Я чувствовал себя немного неловко в футболке, которая мне свисала почти до колен, и полотенце, заменившем штаны.
   Вообще в последнее время мне не хотелось, чтобы кто-то видел меня голым. В смысле в душе там или в бассейне. Стеснялся я что-ли. Всё казалось, пялятся на меня. Мужики особенно. Будто что-то во мне не так, как у других. Не то что там член слишком маленький или спина волосатая - я в этом плане выглядел совершенно обычно. И умом это понимал. Просто внутри меня кричало каждый раз: "Они знают! По походке по твоей, по тому, как ты наклоняешься, по тому, как глаза прячешь... А если не знают, то сейчас догадаются!" Каждый поход в гребаный аква-парк был для меня пыткой, но отказаться не мог. Себастиан бы мне такую "черную дыру" потом устроил, что точно труба!
   А вот с физры я линял втихую. Если в душ после урока не пойти, засмеют. Скажут, воняешь, или член не вырос. Поэтому я просто гулял. Даже у Томаса переодевался в ванной, с запертой дверью. А теперь сидел, полотенце на колени натягивал. Но парень вроде ничего не заметил. Развалился себе с дымящейся чашкой на груди, стресс снимает. Жаль, кроме чая у него никакой другой травы нету. Вдруг у него беспокойство на морде отразилось:
   - Слушай, а что, если он настучит на нас?
   - Что такое "настучит"? - громко спросил Тотте и изобразил полицейскую сирену. Машинка у него была такая, с мигалкой.
   Томас дернулся, пролил на себя чай и зашипел.
   - Навряд ли, - я потянулся за своим рюкзаком и вытащил оттуда помятый конверт. Заклеенный, конечно. - За ним самим грешки водятся. И потом, он же мачо. А стучат слабаки.
   Я слез с кровати, снял крышку с чайника и приспособил конверт над паром.
   - Это что такое? - Паровозик удивленно наблюдал за моими манипуляциями.
   - Секретное послание, - говорю, а сам карманным ножиком клапан сзади отколупываю, - от директора матери и отчиму.
   - Писс! - Паровозик хлопнул себе по лбу, раздавив горсть прыщей. - Тебя же к директору вызывали. Значит, Вильям все-таки настучал!
   - Что такое "настучал"? - не унимался Тотте, пытаясь наехать мне на босую ногу пожарной машиной.
   - Спокойно, - я сбежал на кровать. - Это не Вильям, это Медведь был.
   - Медведь? - брови у Томаса улетели под кудри.
   Я развернул письмо, пробежал глазами по строчкам:
   - Ну, типа толкнул я его намеренно. Так, неуспеваемость, на уроках занимается своими делами, рисует... ха! "гениталии", регулярно прогуливает физкультуру... И когда же это Хэнс успел директору стукнуть?
   - Я понял! - радостно завопил с пола Тотте и бибикнул. - Стукнул - занчит, наябедничал!
   - Умничка, - пробормотал я.
   Моих вызывали в школу на следующей неделе, в четверг, в два. Значит, письмо можно будет придержать до понедельника, и никто ничего не прочухает. В понедельник, конечно, мне придется туго. Зато в субботу оттпырюсь. Уж пиво мне Адамс точно поставит.
   - Отчим твой разозлится, да? - сочувственно выдал Томас.
   Я сунул письмо мимо конверта.
   - С чего ты взял?
   - Не знаю, - он смутился. - Отец мой точно бы разорался. Я потому и выбрал с матерью жить, ну, после развода, что он орал вечно, чуть что.
   Я расслабился:
   - Не, Себастиан не орет. Но под домашний арест посадить может.
   - Тоже паршиво, - согласился Паровозик.
   Свалил я от него без четверти шесть. Как раз мои тряпки успели прожариться. По пути домой мне пришла СМСка. Я притормозил, прикрыл экран от капель полой крутки, больше похожей на плащ-палатку. Нет, это не от матери. Это же... Жаворонок! Так я у себя обозначил Лэрке. Мокрый палец лихорадочно заерзал по стеклу. Ну, что там, ну!
   Присланный файл открылся, и с шумом дождя смешался рэп:
   Он сказал: "Музыка - твоей боли дом".
   И объяснил, я понял только потом:
   "Возьми свою ярость, излей в ноты,
   Возьми их на сцену, покажи, кто ты,
   Сорви крышу,
   Пусть все слышат".
   Я хочу сделать все,
   Чтоб ты гордился мной,
   Там, на небесах...
   Дальше все обрывалось. Блин, по ходу, я слышал эту песню раньше. По радио, что ли? Все круто и в точку, только одного я не понял - причем тут небеса?
  

Анаша и пиво

   - Я тут наехал случайно на велик одноклассника, - начал я осторожно, когда мы уже заканчивали ужинать. - Скользко было. У него шина спустила. Ты не мог бы дать пару сотен, - бросил быстрый взгляд на Себастиана и снова уткнул глаза в тарелку, - новые шины купить. Все-таки это я виноват.
   - Так у него одна шина спустила или обе? - усмехнулся отчим и подложил себе еще голубцов. Мать сегодня расстаралась, зная, что Севе нравится русская кухня.
   - Вообще-то обе, - звучало это неубедительно, так что я поспешил добавить. - Там стекло было. Какая-то своло... э-э, кто-то бутылку разбил, вот Томас и напоролся. Но если бы не я, он бы объехал. Короче, я вроде как ему шины должен.
   Себастиан утер губы салфеткой:
   - Ну раз так... Скажи мне полное имя его отца или матери, и я выпишу чек.
   - Он с мамой живет, но... она до банка не доберется. Она не ходит почти, на костылях только. Может, ты на имя Томаса чек выпишешь?
   Смотрю, этот гад ухмыляется, как хитрожопый Скрудж: типа меня не проведешь. Я твоему дружку чек, а вы потом вместе мои денежки профукаете?
   - Нет, Джек. Это так не работает. Если тебе действительно нужны шины, можем завтра съездить в Силкеборг и их купить.
   - Да их по интернету заказать можно! - возмутился я. Щас, я еще с ним по магазинам поеду! Наездился уже.
   - Хорошо, - Себастиан аккуратно сложил салфетку и положил рядом с пустой тарелкой. - Тогда помоги маме убрать со стола, а потом пойдем в твою комнату и вместе закажем. Ты ведь не против, Катюша? - и он чмокнул ма в щечку.
   Мать, конечно, не возражала. А я таскал на кухню тарелки по одной, пока она не рассмеялась:
   - Женька, что ты странный сегодня какой-то! Ползаешь нога за ногу. Устал, что ли? Иди давай, я сама остальное уберу, - и вытолкала меня из круга света и тепла.
   - Готов? - подмигнул отчим и пошел наверх.
   Блин, новые шины для Томаса, по ходу, дорого мне обойдутся.
  
   На следующий день Вильям заявился в школу с перевязанной рукой. Шапочка Каспара была надвинута на брови, но постоянно сползала вверх, открывая удивленным взорам здоровенный лиловый рог.
   - Чего ты ему в щи-то навалял, - пристыдил я Томаса. - Вывеску испортил, теперь девчонкам нравится не будет.
   - Так ты же сам сказал - по голове бить, - расстроился Паровозик.
   Вот блин! Научил на свою плешь!
   - Это была мета... мефа... Короче, я для сравнения это ввернул. Где твое факинг образное мышление?
   Тут на парту перед нами шлепнулся скомканный листок. Томас вжал башку в плечи и уставился на него так, будто это была бомба замедленного действия. Я протянул к записке руку.
   - Не надо, - зашипел Паровозик. - Там наверняка всякие гадости. Про меня.
   - Да успокойся ты, - я покосился на Медведя, рисующего на доске химические формулы, и развернул листок. - Может, это вообще не тебе.
   Но оказалось, письмо было адресовано Томасу. Стояло в нем следующее: "Это правда, что ты Вильяма и Каспара насосом отчморил и обоссал обоих?" Я сунул бумажку супермену под нос. Грозный взгляд Медведя в этот момент пронесся над классом, так что мы залегли в траншею. К доске вызвали девочку Адамс.
   - Это преувеличение, - Паровозик постучал по кривым строчкам пальцем с заусеницами. - И вообще, все было совсем не так.
   Я возвел очи к небу, взял карандаш и сочинил ответ: "Анонимки не рассматриваются. Но если тебе хочется того же, подпишись, и я организую". Томас хихикнул, скатал бумажку в комок и швырнул через плечо. Сзади кто-то закашлялся, кто-то фыркнул громко, по ходу, девчонка.
   - Луиза, тебе хочется помочь Наташе у доски? - проревел Медведь.
   Я показал Паровозику под партой большой палец.
  
   На перемене вокруг нас вился Андреас. То он приставал со своими сальными анекдотами, вроде "Вы знаете три недостатка п...зды? Если ты п...зда, то живешь в дыре. Там всегда мокро. А соседка у тебя - жопа". То рвался угощать раскисшими карамельками. То предлагал налить в гандоны воды и кидать со второго этажа в девчонок. Короче, пацан явно пытался сменить команду. Под конец он меня так забодал, что я его за ворот сгреб, к себе подтянул и говорю:
   - Слышь, ты, шавка! Катись-ка отсюда, пока я тебе пенделей не надавал. Иди, Вильяму там и корешам жопу лижи. А я очко подставлять не собираюсь.
   Ну, пошаркал он в класс, типа обиделся. А Томас морщится:
   - Зачем ты с ним так, Джек? - и смотрит, как будто я у малыша мороженку отнял.
   Я плечами пожал:
   - Не люблю жополизов.
   - Я тоже. Но можно же с людьми по-человечески разговаривать.
   Меня прям как под дых ударили.
   - А, - говорю, - понятно! Джек же быдло. Только и может, что матюгаться да цепью махать. Когда на некоторых наезжают, когда проблемы, Джек в самый раз. А как устаканится все, так Джеком подтереться можно. Знакомая, знаешь, такая песенка.
   Томас пытался меня остановить, шлепал чего-то губами, но я не слушал его. Отпихнул в сторону, послал по адресу и ушел. Вообще ушел, только рюкзак из класса забрал. Раз я физру прогуливаю, то и все остальное могу прогулять - семь бед, один ответ. А шины этому оленю завтра по почте придут. Пусть ими подавится.
  
   Вечером после ужина я сидел у себя в комнате и пялился в экран, на котором светился белизной чистый документ Ворд. Вообще-то это я типа писал сочинение по датскому. Уже почти час. Со скрытой странички звучал Людовико Эйнауди. Мне удалось, порывшись на ютубе, выснить, что именно его "Примаверу" играла Лэрке в тот день, когда у меня в голове сложился стих. Вот только теперь ничего не складывалось. Ни единой строчки.
   Внизу раздался звонок. Я решил, что это к Себастиану кто-то. Может, сосед или запоздалая почта. Но через несколько минут в дверь поскреблись.
   - Жень, к тебе там мальчик. Говорит, из вашего класса.
   Какого?... Ко мне никто тут еще не приходил. Да и не звал я никого.
   Выключил музыку, вылез из-за стола и потопал за матерью вниз по лестнице. Смотрю - в гостиной Томас. Присел на краешек белого дивана, едва дышит.
   - Ты чего тут делаешь? - говорю.
   Тут ма на меня напустилась - по-русски и чуть не с кулаками:
   - Женька, совсем озверел? Ты что на человека кидаешься? Поздоровайся, кофе ему предложи, или что он там пьет. Будь человеком!
   Блин, и она туда же!
   Томас от ее темперамента совсем в комок сжался и стал похож на дохлого паука - одни коленки торчат.
   - Привет! - я плюхнулся на диван рядом с Паровозиком и понизил голос. - Чего приперся, спрашиваю?
   - Я... - бедняга обрел дыхание и судорожно вцепился в белую кожу. - Поговорить.
   - Говори! - я плехнул в принесенную матерью чашку кофе и сунул ему в руки.
   - Что, прямо тут? - Томас заерзал, нерешительно поглядывая на ма и отчима, уткнувшегося в какую-то книгу.
   Не хотелось тащить его в свою комнату, но выбора, по ходу, не было. Ма явно развесила уши, да и Себастиана в свои дела я посвящать не желал.
   - Ладно, пошли.
   Томас облегченно потопал за мной по лестнице, прихватив кофе. Когда дверь за его спиной закрылась, он расслабился и опустил тощий зад на мою кровать:
   - Ну вы и живете! Такой домина!
   Он еще вещал что-то восторженно, а я думал только о том, когда же он уйдет. Томас просто не вписывался в эту часть моей жизни, как надувной круг на рисунке со снеговиками и подписью "Найди ошибку". Слишком близко была башня. Слишком легко в картинку с незапертой дверью мог войти Себастиан.
   Паровозик сидел на моей кровати, пищал гудком и ничего не замечал, а я знал, что по коридору ходит монстр - знаете, как во сне или фильме ужасов: ты не слышишь его, не видишь, но с неизбежностью сознаешь, что он там, что он идет за тобой.
   - Ты за этим притащился? - прервал я трескотню Томаса. - На дом посмотреть? Что, посылка уже пришла?
   - Какая посылка? - у парня глаза по пять крон, сидит, прыщи на бороде почесывает.
   Я заткнулся. Мне стало тошно - от самого себя. Физически больно стало от собственной низости. От ущербности своей. Наверное, когда тебя кусает монстр, ты сам становишься таким, вроде как в фильмах про оборотней. А то, что Паровозик дальше сказал, не сделало это чувство легче.
   - Я пришел попросить, чтобы ты школу не прогуливал. Не из-за меня. Не из-за такой ерунды. Какая-то глупая вышла ссора. Не знаю точно, что я такого сказал, но ты обиделся. Я не хотел тебя обижать. Правда! Поэтому извини. Вот.
   - Как ты меня нашел? - пробормотал я - просто чтобы что-нибудь сказать.
   - На интранете для учеников, - Томас по ходу почувствовал, что со мной что-то не то творится, и неловко крутил в пальцах чашку с кофе. - Там всех в классе адреса есть. И твой тоже. Только телефона нету, вот я и подумал...
   Я отошел к окну, чтобы Паровозик не видел моего лица. Вот так просто: оставил братишку с больной матерью и пешком четыре километра протопал, чтобы перед таким уродом, как я, извиниться.
   - Джек, я еще хотел предложить с математикой помочь, - не унимался Томас. - Только ты не думай, я не Медведь, я знаю, что ты способный! Просто запустил предмет. Но ты легко сможешь подтянуть! Если мы будем вместе заниматься, скажем, раза два в неделю...
   - Хорошо, - оборвал я его, потому что понял - еще не много, и не выдержу. Сорвусь. Сломаюсь. - Завтра к тебе зайду, ладно? Только сейчас уходи.
   Он, по ходу, услышал что-то в моем голосе, потому что встал - пружины скрипнули - и пискнул обеспокоенно:
   - Джек? С тобой все в порядке?
   Я растянул губы в улыбке - шло тяжело, будто механизм заржавел, - и повернулся к Паровозику:
   - Все окей. Спасибо, что зашел. А теперь иди, ладно? Завтра увидимся.
   Томас прижал к груди несчастную чашку, потоптался, но все-таки пошел к двери. Обернулся, уже взявшись за ручку:
   - Ты не меня не сердишься больше, да?
   Я покачал головой, голос меня уже не слушался. Дождался, пока шаги отбухают до последней ступеньки, оторвался от подоконника и забился за кровать. Сидел на полу - голова между коленками, руки сверху, - и ревел. Молча, но до судорог в груди. Ревел до тех пор, пока не услышал в коридоре мать - я легко отличал ее звуку. Отчим ходил бесшумно, как зверь на мягких лапах.
   Метнулся к компьютеру, бросил себя на стул. Руки на клаву. Жму на что-то, сам не вижу, что.
   - Жень? - ма засунула в комнату голову, забыв постучать.
   Я старался дышать ртом, чтобы носом не хлюпать. Вдыхать глубоко, чтобы плечи не тряслись.
   - Что же ты гостя не проводил?
   Я молчал, и мать зашла в комнату, но остановилась у дверей. Спросила заботливо:
   - Вы что, поссорились?
   - Нет, - мне удалось наконец справиться с голосом, хотя звучал он придавленно. - Просто мне сочинение закончить надо. А вы мне мешаете. Все мешаете!
   - Ладно-ладно, - мать фыркнула притворно-испуганно. - Мешаем мы ему... Пиши давай, Достоевский! - и захлопнула дверь.
   Я вытер рукой глаза и тупо уставился в экран. Там на полстраницы шел, повторяясь, один и тот же текст.
   "Ищи Якоба".
  
   В субботу я заявился на кемпинг сразу после шести с хрустящей купюрой в кармане. Нет, это не отчим расщедрился. Мать пихнула мне деньги тайком в коридоре и шепнула заговорчески: "Вот, девушку свою угостишь". Девушка между тем уже меня поджидала. Увидела через стекло ресепшена и выпорхнула навстречу.
   - Джек! Ты пришел! - будто так до конца и не верила, что появлюсь. А я, блин, даже не опоздал.
   Виляя затянутыми в новые джинсы ляжками, Адамс потащила меня в сторону игровой площадки и кортов.
   - Все вот-вот начнется. Сначала шоу, потом концерт: живая музыка и - танцы!
   - Надеюсь, не джаз? - мрачно изрек я, шаркая за нею и размышляя, где бы раздобыть пива.
   - Нет, что ты! - Наташа засмеялась, клацая брекетами. - Кантри, и кажется, поп.
   Я тяжело вздохнул.
   Искомое обнаружилось на газоне у игровой площадки. На нескольких больших грилях там жарили сосиски и булочки, тут же продавали газировку, кофе и, конечно, пивас. У импровизированной буфетной стойки роились голодные отдыхающие. Потный Матиас, стоявший на посту у гриля, едва успевал кидать в пасти готовые сосиски.
   - По пиву? - предложил я Адамс.
   Она смущенно хихикнула:
   - Я вроде как еще на работе. Да и папа здесь, - она кивнула на пузатого мужика в ковбойской шляпе, заведовавшего буфетом.
   - Ну а я не на работе, - сообщил я и, отпихнув пару пенсионеров, загруженных бумажными тарелками, прорвался к раздаточной.
   После пары глотков жизнь показалась краше. На батутах и качелях резвилась неутомимая малышня, пацаны постарше гоняли мяч на футбольном поле, девчонки обсели лавочки, зеленая травка манила - кстати, на ней уже развалилась компания каких-то студентов с банками "Туборга" в руках. Короче, идиллия.
   - Давай найдем хорошее место, - потащила меня за руку Адамс. - Скоро шоу начнется.
   Мы упали на травку неподалеку от студентов перед наскоро сколоченной сценой - по ходу именно на ней должен был состояться концерт. Наташа пристроилась так, что наши бедра почти соприкасались, и трещала, не закрывая рта. Я сосал пиво и жалел, что не взял сразу еще, про запас.
   Вскоре, нажравшись сосисок, подтянулся еще народ. Футболистов шуганули. Матиас приперся от гриля весь красный, воняя дымом и горелым мясом. Плюхнулся на пузо рядом с нами и протянул мне сигарету:
   - Забудем старое, Джек.
   - Забудем, - говорю и тащу у него из кармана всю пачку. - Мы в расчете.
   Короче, жизнь только начала напоминать что-то, и тут какой-то урод врубил установку на сцене, и оттуда понеслось самое махровое кантри. На травку перед нами выскочила туева хуча теток и несколько дядек в ковбойских шляпах и сапогах и принялись трясти сиськами-жопами в ритме два притопа - три прихлопа. Так вот, оказывается, какого шоу мы ждали. Попал же я, мля! На выступление местного лайн-данс клуба. Я закурил и прикрыл глаза, но Адамс жужжала рядом, как самка комара - того и гляди начнет кровь сосать:
   - Я так рада, что ты пришел, Джек.
   И
   - Тебе нравится моя новая блузка, Джек?
   И
   - Можно я тебя щелкну, Джек? Или Матиас щелкнет нас вместе?
   На мое счастье зазвонил телефон - у брата Адамс. Он шикнул на сестру и какое-то время сосредоточенно слушал трубку, прикрыв свободное ухо рукой.
   - Фак, мэн! Стэн пропал, а теперь еще и ударника не могут найти! - прошипел Матиас, засунув мобильник в карман.
   - Это ребята из той группы, которая после них должна играть, - Наташа махнула в сторону усердно топтавших траву "ковбоев" и насупила нарисованные брови. - Не понимаю, мы уже и оборудование все приготовили, и инструменты подключили. У них выход через пять минут! Куда можно вот так вдруг пропасть?
   - Да бухают где-нибудь, - хмыкнул я и отхлебнул пива. - И я их понимаю.
   Адамс хихкнула неуверенно:
   - Ты шутишь, Джек, да?
   - Какие нафиг шутки! - Матиас стукнул кулаком по траве. - Все знают, что Стэн закладывает за воротник! Потому папа и приставил к нему Видаса. Тот целый вечер этого алкаша пас, а потом пропал - то есть вместе со Стэном. А теперь еще и ударника нету!
   - А Видас это?... - поинтересовался я, в последний раз затягиваясь бычком.
   - Да литовец один, - мрачно пояснил Матиас. - На отца работает.
   - Ясно, - говорю. - По кустам искали?
   - Папа сказал, весь кемпинг обшарили, - парень принялся нервно грызть ноготь. - Нету!
   - Это катастрофа! - Адамс закатила глаза и потянулась к моему пиву, но банка оказалась пустой. - Что мы людям скажем? Они ведь долго ждать не будут! Многие из города специально ради концерта пришли. А туристы? После такого провала они сюда больше не приедут!
   Я обвел взглядом позевывающую публику и подумал, что они еще здесь только потому, что их от сосисок разморило, и пивас рядом дают. Но вот похолодает, комары полетят, и они точно расползутся кто куда. И второй раз на жирных теток в клеточку и дедулек в шейных платках смотреть не придут. Тетки между тем откланялись под жидкие аплодисменты и потянулись с газона.
   - Пойду помогу отцу Стэна искать, - Матиас поднялся, отряхивая траву с колен. - Наташа, попробуй развлечь людей как-нибудь.
   - Развлечь?! - Адамс в ужасе вытаращила на брата глаза. - Как интересно?!
   - Сиськи им покажи, - предложил я.
   Девчонка задохнулась, лицо стало под цвет той самой новой блузки - ярко-малиновой.
   - А что? Это идея! - Матиас зло пнул траву и зашагал между рассевшимися на газоне зрителями.
   - Дурак! - крикнула Наташа ему всед и хлюпнула носом. - И ты дурак, Джек! Такой же, как все парни! А я-то думала, ты нормальный... - она вскочила и побежала к сцене.
   Я сплюнул, смял пустую банку в кулаке и попер за ней. Поймал за руку уже на хлипкой лесенке.
   - Да погоди-ты! Что, так на сцену и полезешь? - я мазнул пальцем Адамс по щеке и показал размазавшуюся тушь.
   - Ы-ы! - завыла она в голос.
   К счастью, сцена закрывала нас от зрителей, а детские вопли и шум разговоров заглушали рев. Я тряхнул девчонку за плечи:
   - Тихо ты! Музыка у вас нормальная есть?
   - Ы? - всхлипнула она.
   Спокойствие, Джек, только спокойствие!
   - Смартфон к вашей системе подключить можно?
   Адамс закивала, роняя черные слезы. Я полез на помост. Выбрал в телефоне первый попавшийся фаворит, и динамики дрогнули:
   Она говорит: "Победитель не сдается,
   Тем, кто сдается, победить не удается".
   Она говорит: "Я создана, чтобы встретить
   Все что угодно лицом к лицу".
   На этот раз он готов ответить
   За то, кто он есть, и гореть в аду.
   Смотрю, народ на травке встрепенулся, даже малышня на батутах попадала книзу и уши навострила. Ну, повернул я бейсболку козырьком назад - ту самую, счастливую, пацанами подписанную. Вышел на середину, кедом пол ковырнул. Оргалит? Это идеально! Это воздух для моей стрелы.
   Когда летишь по небу сломанной стрелой,
   Трудно ударить цель, трудно забыть боль,
   Когда летишь по небу сломанной стрелой,
   Ты падаешь на землю, это не твой бой.
   Трудно попасть на небеса, когда ты проклят.
   Кончился первый трек, и я вскочил на ноги - хотел посмотреть реакцию. В общем, особо не выкладывался, так, показал пару легких трюков. Но блин, как даки торчали! Честно, мне даже пенсионеры хлопали вставными челюстями, а уж про студентов и говорить нечего - те чепчики в воздух кидали, а девчонки визжали и прыгали, тряся сиськами. Короче, всем хотелось еще, и я дал им еще. Под конец я уже не думал ни про Стэна там бухого, ни про зареванную Адамс, и про Севу гребаного забыл. Я просто делал то, что мне нравилось, делал так хорошо, как только мог. И люди понимали это. Даже те, кто терпеть не мог рэп или настоящий фанк никогда не слушал. Даже те, кто круче факинг лайн-данса в жизни ничего не видел. И они выражали это свое понимание - голосами, ладонями, свистом, кто как мог. В общем, давно я так не оттягивался, и гости кемпинга вместе со мной.
   В итоге, когда Стэн влез на сцену по лесенке - воняющий пивом, с красными, как у кролика, глазками - а за ним ударник, не сразу нашедший свою установку, публика была уже разогрета до точки кипения. Как они там сыграли - не помню. Помню, что, умирая от жажды, сосал пиво на травке, а Адамс в лицах и картинах пересказывала брату, "как я их спас". Помню, что потом сосал губы Адамс, и, кажется, мы танцевали под медляк. Еще помню, что после концерта ко мне подошел Стэн и тряс мне руку, а я обнаглел и поросил у него штакет.
   И наконец последнее воспоминание вечера - я с Адамс на лавочке за густыми кустами, косяк гуляет из ее рта в мой, потом косяк сменяет язык. Она говорит, что я классно целуюсь, а я просто делаю, как научил меня Сева. На вкус ее рот - как мой. Пивная отрыжка, дым, слюни. Она кладет мою руку себе на грудь. Ее ладонь ползет по моей ширинке. Я отталкиваю руку. Адамс тупит и кладет ее снова. Я снова отталкиваю.
   - Я что, не нравлюсь тебе? - Наташа обиженно хлопает ресницами, заглядывает в глаза. Помада у нее размазалась, так что губы кажутся бесформенными. Будто ее долго трахали в рот.
   - Не в этом дело, - говорю, и голос доносится откуда-то сверху и сбоку.
   Она смотрит на меня долгим взглядом. Моя рука лежит на ее груди, как мертвая медуза.
   - Джек, ты что, гей? - спрашивает она наконец.
   Я понимаю, что надо ответить. Что молчание просто смертельно. Но немогу издать ни звука. Это как кошмар, где теряешь способность кричать. А потом все. Больше я ничего не помню.
  

Принцесса и Халк

   Проснулся я оттого, что очень хотелось ссать. Еще тянуло блевать, и некоторое время я лежал с закрытыми глазами и решал, чего мне хочется больше. Потом открыл веки. Темнота, слабый голубоватый свет льется между полосок жалюзи, разрисовывая зеброй обшитую вагонкой стену. Тяжелое дыхание с ритмичными всхрапами тревожит тишину. Это не мое дыхание. Рядом со мной лежит кто-то еще. С трудом сажусь. Перед глазами все плывет. Ощупываю себя. Я целый, но голый. То есть на мне только трусы. Ощупываю кровать. Натыкаюсь на чужое тело.
   Взгляд постепенно фокусируется, и я вижу длинные темные волосы, торчащий из-под них кончик носа и футболку, уходящую под одеяло. Адамс! Идут минуты. Я пытаюсь думать, пытаюсь вспоминать. И не блевать. Так, что я пил? Пиво. Сколько? Много. Кажется, в какой-то момент появился еще шнапс. Или егерьмейстер? Не помню. Помню косяк и руку Адамс на ширинке. Так, значит в тот момент штаны на мне еще были. Ну, и где они сейчас? И есть ли штаны на Наташе?
   Я потянул в сторону одеяло. К моему ужасу сначала почудилось, что девчонка лежит голой жопой кверху. Но потом выяснилось, на ней стринги: просто перемычка между жирными булками врезалась. Как мы оказались в одной постели? Темнота. И то, что оба в трусах, в общем ничего не доказывает. Если я по бессознанке смог к Адамс в койку залезть, значит, на большие дела способен. Кстати, у меня ведь гандонов не было! Мля, а где этот факинг Матиас шлялся? Брат еще называется! Или Наташин папашка? Куда этот старый хрен смотрел?! И вообще, где это мы так мирно валяемся?
   Я свесил ноги с кровати, пошарил рукой на полу. Так. Носок. Один. Судя по запаху, не мой. А это что? Блин, лифак. Не, не могу больше терпеть! Я встал и, стукаясь о предметы в незнакомом помещении, пошел разыскивать сортир. Мне повезло. Найденная дверь вела прямо в сад. Я сполз по ступенькам и направился к ближайшему кусту, темной массой выделявшемуся на фоне газона. Только пристроился ссать, чувствую, все. Желудок уже в горле стоит. Короче, начало из меня хлестать с обоих концов. И тут сработал запоздало датчик движения. Та-дам! Прямо надо мной зажегся фонарь, заливая ярким светом картину маслом: Джек под драпом и с бодуна. Короче, оказалось, я обоссал и облевал клумбу перед крыльцом. А спали мы на веранде дома семейства Адамс, на гостевой кровати.
   Понял я это, когда вернулся за своими тряпками. Наташа дрыхла, как бревно, так что я мог рыться в куче на полу, не боясь ее разбудить. Носков своих так и не нашел. Футболки тоже. По ходу, именно в ней храпела Адамс. Зато бейсболка с подписями аккуратно лежала на столе рядом с бутылкой минералки. Я тут же высосал все до дна и вытащил из кармана телефон. Ёпт! Два часа ночи! Это когда я дома должен был быть не позднее десяти!
   В общем, взял ноги в руки. Хотя это сильно сказано. Один только велик искал полчаса - забыл, где его запарковал. А когда нашел, залип. На кемпинге горело всего несколько фонарей - у главного здания. Так что стоило мне отъехать немного - звездное небо раскинулось над головой. Крупные яркие светила висели необычайно низко, казалось, протяни руку - и созвездия лягут в ладонь. Короче, ехал я, план рулил, сознание сливалось с космосом. Даже ветерок ночной по голой коже казался приятным и освежающим.
   И вот откуда-то из хвоста Малой Медведицы, или с оглобель Карлова Фургона, как его даки называют, стала на меня нисходить благодать. Снисходила она странным манером, например, мне вдруг захотелось петь. И вот я уже кручу педали и ору на весь ночной лес:
   Мейстер Якоб, мейстер Якоб,
   Что ты спишь? Что ты спишь?
   Знаешь, сколько время,
   Знаешь, сколько время,
   Бим - бам - бом,
   Бим - бам - бом!
   Эта детская песенка прочистила мне память, так что в ней всплыли вдруг обрывки разговора, который случился у меня с девочкой Адамс где-то между пивом и поцелуями.
   - А ты всех знаешь, кто на кемпинге живет? - это я спрашиваю.
   - Что ты! - в ушах отдается эхом ее икающий смех. - У нас столько гостей в летний сезон! Я знаю только постоянных клиентов и тех, кто живет у нас подолгу.
   - А если бы у вас два года назад паренек один останавливался, лет двенадцати-тринадцати, ты бы его запомнила? Ну, если бы он там на месяц приехал или на все каникулы?
   - Думаю, да. Особенно, если он симпатичный был, - хихикает Адамс.
   - Да вроде ничего. Светленький такой, стройный, волосы вот так подстрижены, - я показываю на себе, - длинные до ушей. Якоб зовут.
   - Датчанин? - она задумывается. - Нет, не было у нас таких. Это точно. Я бы такого няшку запомнила, - и снова хихикает.
   Хихканье отдалилось, сменилось совиным уханьем. Большая тень метнулась бесшумно через дорогу и исчезла в темных ветвях. Что-то в словах Адамс было ключом - я точно знал это. Только вот что? Мне не хватало ясности. Совы не то, чем они кажутся, так?
   - Мейстер Якоб, Мейстер Якоб, - напевал я уже тише, - где же ты? Где же ты?
   Действительно, если Якоба не было ни в Брюрупе, ни на кемпинге, то откуда же взялся "Атлас звездного неба"? Правда что ли, из "Букиниста"? А к чему тогда эти мальчики в ванной и походы привидений через мою комнату? Себастиана спрашивать бесполезно. Но есть еще один человек, у кого я не пробовал узнать о Якобе. Это ма. Вдруг отчим ей рассказывал что-нибудь? Или просто случайно упомянул мальчишку в разговоре? Надо не забыть поговорить с ней завтра.
   Вот в этом состоянии просветления я и подкатил к дому с башней. По моим рассчетам, все давно уже должны были спать. Поэтому меня сильно удивил свет в окне первого этажа. Может, выключить забыли? Я поставил велик в гараж, прохрустел через двор и принялся ковыряться в замке ключом. Ключ отказывался вставляться, упрямо не совпадая дорожками, но наконец я его победил. Смотрю - точно, в гостиной свет. Пошел тихонько, чтобы выключить. И чуть кирпич не высрал.
   На диване сидел Себастиан. Прямой, как аршин проглотил, книга в мягкой обложке на коленях, а взглядом меня жрет. Недобрым таким взглядом. Я как-то сразу осознал, что из одежды на мне только джинсы и бейсболка задом наперед. Пальцы на ногах инкстинктивно поджались, хотя пол был теплый.
   - Привет, - говорю. - А чего ты тут? Поздно же.
   - Вот именно. Поздно, - голос у отчима спокойный, но под поверхностью все кипит. Мне ли не знать. - Подойди-ка сюда.
   Ну, во мне еще трава играет, так что иду такой, типа все мне пофиг. Остановился напротив Севы. А он за руку меня раз - и вниз дернул. Я упал на колени. Чувствую его ладонь на шее, тянет к себе, хотя упираюсь. Он наклоняется и начинает реально меня обнюхивать! А потом кинжку свою схватил и по башке мне - шлам! Бейсболка так и слетела.
   - Ты пил!
   С другой стороны - шлам!
   - Ты курил!
   За волосы сгреб, голову мне назад загибает, чуть шея не ломается, и спине больно:
   - И не просто сигареты!
   А потом отпустил и - шандар-рах! - книгой по балде со всей дури.
   - Ты опоздал! - орет.
   Я лежу офигевший под журнальным столиком, звезды считаю. Вот не думал, что литература - страшное оружие.
   Себастиан сидит себе на диване в том же костюме, в каком на концерт ездил - весь цивильный такой, ботинки начищены, в рукавах запонки золотые.
   - Штаны снимай, - говорит. Снова ровно так, будто только что и не орал.
   Интересно, думаю, а ма снова под снотворным или просто спит крепко?
   - Ну, - пихает меня ногой.
   Но я же крутой, только что познал вселенную.
   - Пошел ты, - хихикаю, - пидор. Я сегодня девчонку трахнул. Мужчиной стал.
   Мля, что тут началось. Севу переклинило капитально. Выволок меня из-под стола за волосы, сунул носом в диван, а сам сзади джинсы на мне рвет.
   - Я тебе, - рычит, - покажу, кто тут мужчина, шлюха!
   А я без тормозов. За руку его схватил, царапаюсь, лягаюсь. Мог бы - зубами в Севу вцепился и не отпустил, пока мяса бы клок не выдрал. Но тут он голову мне вверх дернул, что-то вокруг шеи захлестнул и тянуть стал. По ходу, это ремень его был - широкий такой, кожаный. Я хриплю, а он мне:
   - Заткнись и делай, что говорю, а то придушу, гавнюк!
   Вот так он из меня анашу и выдавил. Остался я один - голый и у Себастиана на поводке.
  
   Все воскресенье я болел. Матери Сева объяснил, что у меня похмелье. В общем, так оно и было. Только лежал я на животе, потому что мне зад отчим так книжкой отмудохал, что он опух и едва в труселя влезал. "Секрет" мамин, кстати, разлетелся под конец по листочку. Не выдержал соприкосновения с грубой реальностью. Тогда в ход пошел свернутый в трубочку глянцевый журнал, кажется "Живи лучше". Мать их выписывала.
   Есть ма мне носила в комнату, только я не жрал ничего. Не столько потому, что меня от хавчика мутило, сколько из-за боли в челюстях. Такое было впечатление, что у меня суставы разошлись где-то и уже не сойдутся. Да и внутри что-то бесповоротно порвалось.
   Мать пыталась поговорить со мной, ругала за вчерашнее, но я не слушал. Думал о том, как отчима убивать буду. И о том, что лучше бы это сделать до понедельника. Или самое позднее до четверга. Потому что если ни Себастиан, ни мать не придут в два часа в школу, то им позвонят. И вот тогда мне звездец.
   Может, в жратву ему что подсыпать? Только так, чтоб верняк. Яду там крысиного. Но я ведь даже не знаю, есть ли у нас такой. Или зарезать во сне? Так он с матерью спит. Топором зарубить нахрен? Нет, он меня сильнее, да и кондиция у меня сейчас не подходящая. Картинка из моего сна то и дело всплывала перед глазами. Да, на башне расправиться с Севой было бы проще всего. Там он не будет ожидать подвоха, и мать ничего не услышит. Только как его обездвижить? Подмешать снотворное в вино? Но отчим после моего фейла пузырек прячет. И потом - не получится у меня сделать это незаметно. Во сне на столе лежал шприц. Да, засадить гаду наркоз - это я бы смог. Только откуда его взять?
   Короче, вот так я себя утешал. Знал, на самом деле, где-то глубоко внутри, что это - только красивые планы. Что от фантазий на тему окровавленного, молящего о пощаде отчима мне становится легче. Ведь я хорошо представлял себе, что со мной будет потом, когда трупак Севы найдут. А его найдут - не расчленять же мне борова и выносить по кускам?
   Во-первых, всплывет весь мой позор - фильмов у него со мной в главной роли скопилось на много часов. Где он их хранит, не знаю. Зато панцири наверняка видео откопают - работа такая. Когда мать обо всем узнает, то либо в больничку загремит, либо в психушку. Да и вообще, может, от меня откажется. Зачем ей сын-педрила тире убийца? Это во-вторых. А в-третьих, судить-то меня по возрасту не могут, но наверняка отправят в какое-нибудь заведение для трудновоспитуемых или шизиков. И с матерью я больше не увижусь - ее из страны вышлют. Вот и все. Конец. Финале. Гейм овер.
   И еще оставалась Лэрке. Да, Лэрке. Что она подумает обо мне? Что она скажет, когда ее будет доправшивать полиция? "Хорошо ли ты знала Джека? Вы ведь учились в одном классе?" "Да мы и не общались совсем. Но он всегда казался мне странным. Вы спросите лучше у Наташи. Они, кажется, были кэрсте". А девочка факинг Адамс затрепещет ресницами и пролепечет, краснея: "Мне сразу показалось, что Джек - гомик". Тьфу, блевать охота! И я снова мысленно резал Себастиана на куски.
  
   К понедельнику мне полегчало. Физически. Я даже на жопу мог садиться, не охая. Зато внутри была сплошная черная дыра. Реальность засасывало туда со свистом, так что я едва соображал, что происходило вокруг и почему. Мать меня выперла в школу и сказала, что в три будет ждать дома. Это Сева меня посадил под домашний арест. Мне было фиолетово.
   Я съехал на дорожку вокруг озера, но повернул в сторону, противоположную той, куда отправлялся каждое утро. На встречу мне попалось несколько опаздывающих школоло, в поте лица крутящих педали, но, к счастью, никого из знакомых. Я сам не заметил, как оказался у белой виллы. Оставил велик в кустах и полез на дерево. Не знаю, чего я ожидал, но, когда оседлал привычную ветку, за окном с голубой занавеской было пусто. Лэрке уже ушла. Весь дом стоял тихий и безлюдный.
   Ветерок колыхал край легкой ткани - между оконной створкой и рамой осталась небольшая щель. Я долго рассматривал кровать с розовыми подушками, разбросанные по столу книги, забытые на пианино ноты и свисавшую с крутящегося стульчика ночнушку - Лэрке не отличалась особой аккуратностью. Под конец я замерз - с субботы успело здорово похолодать, ясно чувствовалось, что уже сентябрь. В ветвях бесприютно свистел ветер, унося с собой первые мертвые листья. Еще несколько недель, и я уже не смогу тут сидеть незамеченным.
   Внезапно в башку пришла дикая мысль. А что, если забраться в окно? Я мог бы перекантоваться в тепле до трех, вместо того, чтобы мерзнуть, таскаясь по окрестностям. К тому же вон дождь натягивает. Всего-то и надо будет вылезти обратно до прихода Лэрке. Никто ничего не узнает.
   Сук, на котором я сидел, не доходил до подоконника - его обрезали, как и остальные вокруг, чтобы не скребли по стене дома. Зато ветки над головой нависали над покатой крышей, и одна выглядела достаточно толстой, чтобы выдержать мой вес. Я вскарабкался выше по стволу, переполз на нужный сук, и вскоре мои кеды коснулись черепицы. Убедившись, что я прямо над Лэркиным окном, встал на четвереньки кормой к озеру, спустил ноги через край, повиснув животом на коньке. Тут я понял, что упражнение, которое мне предстояло сделать, совсем не так легко, как казалось с дерева. Ногами я нащупал окно, но до подоконника не доставал. Надо было как-то спуститься ниже.
   Взобравшись обратно, я ухватился за гибкую ветку покрепче и начал все сначала. Помню, что в какой-то момент висел, вцепившись одной рукой в конек крыши, а другой - в драматически похрустывающую ветвь, и думал, что, если сейчас навернусь, то хорошо бы упасть котелком вниз. Чтобы сразу отмучиться. Но тут я нашарил ногами подоконник, выгнувшись, отпустил руки и качнулся вперед. В какой-то момент я стоял, распластавшись по стеклу, вроде человека-паука, и унимал дрожь в поджилках. Потом просунул ладонь в щель, откинул задвижку и выпал внутрь.
   Чувство эйфории заполнило на миг черную дыру и перехлестнуло через край. У меня получилось! Я оказался в зачарованной стране. В башне принцессы. Я прошел через тернии. И пусть самой принцессы тут нет, зато есть ее чудный запах, ее вещи, ее книги, ее постель, еще хранящая ночное тепло. Короче, не знаю, чем я тогда думал. Скорее всего, не думал вообще. Просто в какой-то момент понял, что лежу в посели Лэрке, укрывшись ее одеялом и прижимая к лицу ее ночнушку. Было мне очень хорошо, тепло и спокойно. Будто после долгих странствий и сражений, я наконец пришел домой. И вот на этом замечательном чувстве я заснул.
  
   Разбудил меня испуганный вопль. Лэрке смотрела на меня круглыми глазами, а я по началу даже не мог сообразить, где нахожусь, и что она тут делает. Только одеяло зачем-то натянул до подбородка, хотя спал в одежде.
   - Ты что... - начала она, но мотнула головой и попробовала заново. - Ты как тут оказался?
   Дверь распахнулась с треском, и девчонка едва успела прыгнуть вперед, чтобы закрыть меня от вошедшего.
   - Чего орешь, дура?! - рявкнул мужской голос. Слишком высокий для отца Лэрке. Ее брат? Или все-таки парень? - Мало того, что на своей бандуре с утра до вечера тренькаешь, так еще визжишь! А тут люди спят, между прочим!
   С этим я не мог не согласиться.
   - Вот и иди спать, Марк!
   Значит, все-таки брат.
   - Ко мне это... птичка в комнату залетела, - сочиняла на ходу Лэрке. - Дрозд. А теперь вылетела уже.
   - Птичка, мля, - хрюкнул недовольно голос. - Вот больная на голову! Лечиться тебе пора.
   - Иди, пожалуйста, - Лэрке чуть не прыгала на месте от нетерпения. - Я не буду больше шуметь, честно!
   Марк еще немного поворчал и свалил. Вот это братик у девчонки! Встретишь такого - поймешь, как хорошо быть единственным ребенком в семье!
   Убедившись, что брательник утопал - где-то в доме хлопнула дверь - Лэрке повернулась ко мне:
   - Значит, это не Марк тебя впустил.
   Я замотал головой.
   - А то с него бы сталось, с этого придурка, - она подошла поближе и дернула за одеяло. - Вообще-то это моя кровать.
   Я скатился на пол и принялся натягивать кеды:
   - Прости, пожалуйста! Я не хотел ничего плохого, правда! Я сейчас уйду.
   - Конечно, нет. Ты просто устал прогуливать уроки, решил поспать, и не нашел ничего лучше, как залезть в постель к однокласснице. Еще бы, у тебя же в этом деле опыт! Факинг Белоснежка! - в голову мне полетела скомканная ночнушка, а я с ужасом понял, что мои субботние похождения уже стали известны всему классу. Адамс! Или Матиас... Задушу, блин, всю гребаную семейку!
   Я отмахнул в сторону подушку-сердечко и вскочил на ноги:
   - Это совсем не то, что ты думаешь!
   - Да? А что же это тогда такое?!
   - С Наташей все по пьяни было, да и вообще, не знаю, было ли. Не помню ни хрена.
   - А сюда та залез на трезвую голову? Не скажу даже, что хуже!
   Из глубин виллы донесся рев Матиаса:
   - Да заткнешься ты уже, истеричка?! И на кого ты там вообще орешь?!
   - На дрозда! - огрызнулась Лэрке и вперила в меня горящий взгляд. - Ты сам полетишь или тебе помочь?
   - Сам, - пробормотал я и пошел к окну.
   Она молча смотрела, как я вскарабкался на подоконник, как вылез в окно, как выпрямился, пытаясь дотянуться до конька крыши. Вдруг что-то подергало меня за штанину. Я вздрогнул и чуть не оступился.
   - Назад давай, - велела Лэрке. - Не хочу быть виновной в твоей смерти.
   - Да тут только второй этаж, - бодро возразил я. Но вниз все-таки слез.
   Встал столбом посреди комнаты, глаза в ковер. Не знаю, то ли выход идти искать, то ли что. Лэрке подобрала свою ночнушку, села на кровать.
   - Скажи, вот на что ты все-таки рассчитывал?
   Я покачал головой:
   - Ни на что. Мне просто идти было некуда.
   Она помолчала. Похлопала ладонью по кровати. Я вскинул удивленный взгляд. Она похлопала снова. Я подошел и сел осторожно на краешек. Поверить сам не могу, что только что тут валялся! Пачкал подушку ее беленькую, простыни...
   - Ты очень одинок, да? - спросила Лэрке.
   Я оторопел, не знал, что сказать. Она сидела ужасно близко. Полметра всего. Я давно не был от нее на таком расстоянии - с того дня, когда спросил, кого мне убить.
   - Открою тебе тайну, - Лэрке сделала многозначительную паузу. - Все люди одиноки.
   Она ждала моей реакции, а я просто сидел и смотрел на нее, и не мог наглядеться. В голове звучала фортепьянная музыка. "Примавера" Эйнауди.
   - Я читала в одной книге, что люди - они как планеты и спутники, - Лэрке отвернулась к приоткрытому окну, по щекам заскользила тень голубой занавески. - Орбиты спутников иногда перескаются. Но они не принадлежат друг другу. Спутники принадлежат планетам. Но не могут приблизиться к ним, потому что это означает гибель. И для одного, и для другого.
   - Это не одиночество, - возразил я. - Знать, что кому-то принадлежишь.
   Лэрке перевела взгляд на меня. В ее глазах трепетала голубая вуаль.
   - Тогда я бы посоветовала, чтобы ты осторожнее выбирал себе планету.
   А я сказал:
   - Не думаю, что мы что-то выбираем.
   Она рассматривала меня долго, будто мое лицо было незнакомым ландшафтом, по которому ей предстояло путешествовать, и сказала наконец:
   - Можешь приходить сюда, Джек. И спать здесь, если захочешь. Только не лазай через крышу, ради бога. Над дверью гаража лежит запасной ключ. Главное, чтобы Марка не было дома. Просто чудо, что он сегодня тебя не спалил.
   Я ушам своим не поверил:
   - Правда? Я могу... А... как я узнаю, дома твой брат или нет?
   - Обычно он бросает свой мопед у крыльца. Да и слышно за три километра, когда этот придурок свои игрушки или музон включает. Это сегодня он с выходных отсыпается.
   - Марк что, работает по выходным? - удивился я.
   - Работает? Ха! - Лэрке невесело усмехнулась. - Это лучшая шутка месяца! По клубам таскается с дружками и бухает. А в будни от гимназии косит. Уходит утром, чтобы предки видели, а потом возвращается. Иногда один, а иногда со своими приятелями-дебилами. Когда со школы прихожу, мне терпеть их приходится до полпятого - в это время мать обычно с работы приезжает. Заниматься из-за них не могу. Такой хурлумхай поднимут, что стены трясутся.
   - Почему же ты ничего родакам не расскажешь?
   - Ага, рассказала одна такая, - она засучила рукав, и я увидел на тонком преплечье лиловые отпечатки пальцев.
   Ярость плехнула в груди вместе с болью:
   - Это он?! Это этот урод сделал?! - я вскочил и рванул к двери, готовый порвать Марка, как тузик грелку.
   - Джек, подожди! - она повисла на мне сзади. - Ты что, спятил?! Ты хоть видел его? Бугай же здоровый...
   - Да хоть Халк! Я ему таких навешаю...
   - А потом, Джек? - она стукнула меня кулачками в спину. - Ты уйдешь, а мне в этом доме жить. Оставь его! Оставь, или не приходи больше!
   Я остановился. Все так. Ей жить в белой вилле. А мне в Стеклянном Замке. Так она его назвала? Кстати, почему? Я как раз хотел спросить об этом, но тут мой взгляд упал на часы, стоявшие на столе. Блин, уже полчетвертого! Себастиан вот-вот с работы приедет!
   - Мне надо идти, - я попер к окну. - Меня под домашний арест посадили на всю неделю. Выпускают только в школу.
   - Джек!
   Я обернулся. Лэрке придерживала для меня открытую дверь:
   - Не хочешь попробовать этот путь? Только не топай. Комната Марка рядом.
  

Капля крови

   Когда я пришел домой, мать копалась в корзине для журналов в гостиной.
   - Жень, - отзвалась она на мой "Привет!" - Ты не видел мою книжку? "Секрет" называется. Где-то тут лежала.
   - Нет, - соврал я. - А разве ты ее уже не прочитала?
   - Да прочитала, - ма стала запихивать вытащенные журналы обратно в корзину. - Просто на курсах - ну, на датском, - девочка одна из Украины. Почитать хотела что-то на русском. Вот я ей и обещала принести. А теперь найти не могу. Ты точно книгу не брал?
   - Да ты что, мам, - усмехнулся я. - Я такое не читаю.
   - Да ну! - она выпрямилась и взглянула на меня, прищурив глаза. - А может, стоило бы? А то, похоже, ты, минуя теорию, слишком быстро перешел к практике, - и снимает такая у меня с плеча волос. Тонкий, длинный и каштановый. И как он только попал туда? Наверное, с Лэркиной подушки. Пипец!
   - А... мня... - залепептал я, а потом подхватил рюкзак и сбежал. - Мне уроки надо делать!
  
   За ужином я Себастиана не узнал. Честно говоря, не видел его толком с субботней ночи, и меня поразила произошедшая с отчимом перемена. Нет, не то, чтобы в нем совесть проснулась или что-то такое. Просто показная заботливость и доброта слетели вмиг, будто ненужная больше маска. Он орудовал ножом и вилкой с ледяным спокойствием, был вежлив и холодно-учтив. По мне скользил безразличным взглядом. С матерью едва перекинулся парой слов, типа "Передай, пожалуйста, солонку" или "Дорогая, не могла бы ты сделать одолжение и помолчать. Я за день клиентов наслушался, и мне хочется тишины".
   Ма сидела с убитым видом. Пыталась подложить ему кусочек повкуснее, расспросить, не случилось ли что на работе. Но на работе у Севы все было прекрасно, к отбивной он едва притронулся ("На вкус, как бумага"), зато два раза исправил мамины ошибки в датском. "Катюша, как ты не можешь запомнить, это называется не "flodesovs", а "flЬdesovs"! Последней каплей в том ведре холодного говна, которое вылил на мать Себастиан, стала крошка, присохшая к десертной ложечке. Ложечка, конечно, была мытая, в той самой навороченной посудомойке, которая пряталась за одной из зеркальных панелей в кухне. И отчим это прекрасно знал. Вот только, увидев пятнышко, он аккуратно положил ложку на стол, поблагодарил за еду и вышел из-за стола, оставив на тарелке нетронутый шоколадный мусс. Его, кстати, ма специально для Севы готовила, потому что я такое не жру.
   Убирал со стола я сам, потому что мать всхипывала в кухне, загружая посудомойку. Я пытался ее утешить, говорил, что она ничего такого не сделала, это Себастиан сволочь. Но она только наорала на меня шепотом: мол, они взрослые, и сами разберутся, а я чтоб не лез и не смел такое про Севочку говорить. А не то она сама меня ремнем выпорет.
   Лежа в постели, я почти надеялся, что отчим придет и позовет меня на башню. Ведь это я во всем виноват! Это я нарушил условия сотрудничества. Это я вывел его из себя. Он сам так сказал, точнее, простонал мне в ухо той ночью, вбивая меня в диван и не смущаясь тем, что он белый: "Ты сам сделал это с собой! Я ведь предупреждал тебя, Джек! Я ведь предупреждааааал!" Про то, что мои выверты отольются матери, отчим тоже предупреждал. Просто я надеялся, что ему будет достаточно меня. Оказалось - нет.
   Может, если он сегодня придет, я смогу загладить свою вину? Смогу уговорить его не обижать больше мать? Но он не приходил.
   Под конец я провалился в сон, в котором были какие-то запутанные коридоры, белые двери, которые захлопывались, когда я проходил мимо. Иногда, если я шел достоточно быстро, то успевал увидеть за ними нагие сплетающиеся тела, но не мог определить, были ли то женщины, мужчины, или молча пожирающие друг друга зомби. Поэтому, когда мои уши резанул крик, сначала я подумал, что это часть моего сна. Полежал немного с открытыми глазами, успокаивая дыхание, и тут опять: стоны. Стоны, переходящие в тонкий надрывный крик.
   Я вскочил на кровати. В зеркале напротив метнулось бледное привидение. "Это с башни!" - мелькнула первая мысль. Но я сразу сообразил, что даже если бы отчим и затащил туда кого-то, кроме меня, то из-за звукоизоляции навряд ли я бы что-то услышал. Крик повторился снова, и у меня все волоски на теле встали дыбом. Голос был женский.
   - Мама! - вырвалось у меня. Я выскочил за дверь и бросился к родительской спальне. Закрытые белые двери проносились мимо - замедленно, как во сне или в кино. Толстый серый ковер заглушал шаги. Я дернул за красивую резную ручку. Заперто! Дернул еще:
   - Мама!
   Изнутри не доносилось ни звука. Будто мне все почудилось. Будто кошмар все еще продолжался.
   - Мама, с тобой все в порядке? - заорал я по-русски, колотя в дверь кулаком. - Я слышал, как ты кричала! Что он делает с тобой, этот урод?!
   Я выждал чутка, прислушиваясь, но внутри по-прежнему было тихо. Странно тихо. Ведь если мать с отчимом спали, я давно должен был их разбудить!
   - Откройте дверь! - перешел я на датский, вбивая в дерево кулак так, что костяшки рассадил. - Откройте, или я ее выломаю! - мелькнула мысль сгонять за топором. Это подействовало в прошлый раз, должно сработать и в этот. Только вот топор хранится в подсобке с садовыми инструментами. Пока я туда да обратно, Сева маму на котлеты разделать успеет, а потом скажет, что так и было, адвокат гребаный!
   Внезапно дверь распахнулась, так что мой занесенный кулак чуть не врезал матери по носу.
   - Женька, ты чего? - пробормотала она, придерживая одной рукой створку, а другой - полы шелкового халата. Севин подарок. - С ума сошел? Ночь на дворе, все спят, а ты тут дебош устроил!
   За ее плечом я различил отчима, вальяжно развалившегося на подушках: на морде превосходство и ледяное торжество. На руке, что поверх одеяла, длинные припухшие царапины - это я его оприходовал. Интересно, как он их матери объяснил? Смотрит такой на меня, а глаза говорят: "Ну и что, малыш Джек, ты мне сделаешь?"
   - Ма, - перехожу снова на русский, - ты кричала, стонала. Я слышал! Что этот гад с тобой вытворяет?
   Она взгляд отводит и халатик запахивает крепче:
   - Да тебе приснилось все, Жень!
   - Не приснилось! - я уже почти ору. - Я же не псих! Я слышал, он делал тебе больно.
   - Что происходит, Катюша? - это отчим подал голос с кровати. Меня намеренно игнорирует.
   - Ничего, Севочка.
   Мать подняла на меня припухшие глаза, усмехнулась как-то странно:
   - Просто Джек услышал кое-что, и неправильно это понял. А сейчас он пойдет в свою комнату и больше нас беспокоить не будет. Ведь он уже большой мальчик, должен такие вещи понимать, - и закрыла дверь прямо перед моим носом.
   Ключ повернулся в замке, а я так и остался стоять, как оплеванный. Джек! Ма назвала меня Джек! Она никогда так раньше не делала. Даже в школе на собраниях, даже в коммуне! И еще. Когда она уже закрывала дверь, я заметил кое-что. Капельку крови. Одну маленькую капельку. На голени, на внутренней ее стороне.
   Постоял еще под дверью. Послушал. Ничего такого: шорохи, тихие голоса, тишина. Я побрел назад по коридору. Может, к маме просто "красные пришли", как говаривал когда-то Бо? Да, а может, Сева что-то сделал с ней. Что-то такое, чего не делал даже со мной. Может, и сейчас он с ней это делает, а мама терпит и молчит. Терпит, потому что любит его. Молчит, потому что меня пугать не хочет.
   Я зашел к себе в комнату, кинулся на постель и забился в угол, за подушки. Сжался там в комок, слушаю тишину. Это все я. Я сам это сделал. Я один виноват. Значит, я и должен это исправить. Себастиан на меня зол? Ладно. Значит, надо задобрить его. Убедить в том, что я все понял. Что больше так не буду. Что я буду... буду таким, каким он хочет меня видеть. Только бы ма больше не кричала так. Господи, только бы эта капелька крови оказалась единственной!
  
   Следующее утро было совершенно обычным. Когда я встал, Себастиан уже уехал. Мать накормила меня завтраком и поела сама - ей нужно было успеть на автобус, чтобы ехать на курсы. Я сделал последнюю попытку - последнюю, на которую у меня хватило мужества.
   - Мам, - я отставил в сторону почти нетронутый стакан сока. - Давай уедем, а?
   - Ты о чем? - она торопливо мазала бутерброды, которые должна была взять с собой на занятия.
   - Ну, уедем из этого дома. Насовсем.
   Она рассмеялась удивленно и положила на хлеб ветчину:
   - Где же мы тогда будем жить? Да и Сева никогда дом не бросит - он же здесь вырос.
   - Я не про то, - я провел пальцем по разбитым костяшкам, словно чтобы убедиться в реальности того, что случилось ночью. - Мы без Себастиана уедем.
   Она вскинула на меня глаза - в одной руке нож, в другой печеночный паштет:
   - Жень, ты что? Как это - без Себастиана?
   - Да так, - я сильней надавил на ранки. - Давай сумки соберем и на автобус. Да даже без сумок можно. Только денег возьми немного. На первое время.
   Паштет плюхнулся на стол.
   - Жень, - тихо и зло выговорила мать. - Ты в своем уме? Ты что, предлагаешь мне мужа бросить?
   Я кивнул. Мои ногти под столом впились в едва поджившие костяшки.
   - Но почему? - она положила нож на стол, оперлась на него тяжело, не сводя с меня пристального взгляда.
   Вот мы и подошли к сути вопроса. Ну, что же ты молчишь, Джек?
   - Се... Себастиан, - тихо начал я, - он... Я...
   Да, мля! Очень содержательно!
   Мать скрестила руки на груди:
   - Если ты насчет вчерашнего, так вот. Позволь рассказать тебе кое-что о семейной жизни. А я надеюсь, что она будет у меня с Севой долгой и счастливой. Только семейная жизнь, сынок, это не 365 дней в году вздохи и прогулки при луне. Это тоже усталый муж, приходящий с работы с истрепанными нервами. Это муж, готовый воспитывать чужого ребенка, как своего собственного, и срывающийся, когда тот, вместо благодарности, плюет ему в лицо. И руку на него поднимает.
   Блин, это она про царапины! Что он там наговорил ей, мразь?!
   - Это способность утешить, понять и принять. Понимаешь? - она смотрела на меня, а лицо было замкнутое, чужое, будто она не со мной разговаривала, а с каким-то малолетним отморозком, на которого уже все махнули рукой. - Хотя где тебе... Ты же маленький эгоист. Только о себе думаешь. А я... Я в первый раз за столько лет почувствовала себя любимой, счастливой... - она отвернулась, смахивая слезы.
   По моей руке побежало что-то теплое. Глянул вниз - я костяшки совсем расковырял. Но боли не чувствовал - в груди было гораздо больнее. Так, что не вздохнуть.
   - Мам, я... - встал и сделал шаг к ней, - я ведь тоже тебя люблю! Всегда любил и всегда буду!
   - Я знаю, Жень, - всхлипнула она. - Я тебя тоже люблю. Только мне ведь мужчина нужен. Как бабе без мужика? А Себастиан, он... Такого, как он, я больше никогда не встречу. И ты... - она вдруг повернулась ко мне, наставила на меня мокрый от слез палец, - ты не смеешь счастье мое рушить! Не пытайся нас разлучить! - И тут же рассмеялась, кривясь лицом. - Это же все глупая детская ревность, я знаю! Ты же на самом деле не плохой. Ты только хочешь казаться таким, чтобы Севу от меня оттолкнуть. Верно, глупенький? - она протянула ко мне руки, чтобы обнять, но я отшатнулся. Сделал шаг назад. Развернулся и выскочил в коридор. Подхватил рюкзак и в дверь.
   С ненастоящей своей любовью. С несостоявшимся мужеством.
  
   Я крутил педали и молился о том, чтобы мопеда у дверей белой виллы не было. Кто-то наверху, по ходу, не спал, потому что Марка дома не оказалось. Лэрке, впрочем, тоже, но я не огорчился. Понимал, что этот мой визит - последний, и хотел сделать кое-что, а девчонка бы мне только помешала. Вы спросите: с какого перепугу я решил больше сюда не приходить? Дело в том, что уже тогда я знал, что собираюсь сделать вечером. И знал, что, когда это сделаю, то потеряю право и на дружбу с Лэрке, и на этот дом.
   Ключ под крышей гаража нашелся сразу. Я вошел в прихожую, аккуратно снял кеды. Кухня у семейства Кьер была отдельно от гостиной, зато преогромной, с длиннющим столом из грубо обработанного дерева. Я слазил в холодильник и выудил запотевшую бутылку энергетика. Явно из Марковых запасов. Откупорил и с наслаждением глотнул. Так, идем дальше. В гостиной обнаружились семейные фотографии. Вот Лэрке в младенчестве. Смешная такая, лежит перед камерой враскорячку, большой палец ноги во рту. Просто няшка. А это София в примерно том же возрасте - ее легко узнать по кудряшкам. Мелкий Марк выглядит таким же тупицей, как, наверное, и сейчас. А, ну да! Вот и его фотка поновей. Бугай без шеи, взгляд исподлобья, причем низкого. Только надписи не хватает "И во сне, и на яву, за стероид всех порву!"
   Так, это свадебные, это неинтересно. А вот папочка-пузатик с кошечкой. А вот с собачкой. Странно, в доме вроде животных нету. А вот и с лошадью, причем это не Луна. Фотка в красивой серебристой рамке с завитушками и подпись: "С благодарностью за спасение чемпиона". А под ней, тоже серебряная, подкова, и выбито: Amаzing Star. Это что, кличка коня? А папа-то у принцессы по ходу ветеринар! Доктор Дулитл, мля. Ладно, чешем дальше.
   На втором этаже обнаружились спальни. Родительских - две. В обоих по двуспальной кровати, но одна явно в женском вкусе - подушечки, розанчики, трюмо со всякими побрякушками. А другая в строгих черно-белых тонах, с рабочим местом у окна и повешенным на стойке отглаженным костюмом. Выходит что, предки Лэрке отельно спят? Далеко же у них все зашло, однако.
   Потом я нашел комнату Софии. Там я чуть ребро не сломал - наступил на какую-то хрень на колесиках, потерял равновесие и грохнулся на гору плюшевых медведей и кукол, прикрывающих здоровенный замок со шпилем. Шпиль-то и впился мне в бок. Если это была такая ловушка на чужаков, то она прекрасно сработала. Я встал, потирая ушиб, и наткнулся на галерею рисунков, прикнопленных на стену. Вот эти два палочных человечка - явно сама София и Лэрке. Держатся за руки и висят в воздухе. А полоска под ногами - это у них, наверное, батут. А вот и вариация на тему папа, мама, я - дружная семья. Сранно, что на картинке только четверо. Марка нету. Нет его нигде и на других рисунках. Погодите-ка! А это что?
   Елка. На елке человечек в штанах и бейсболке. Рядом что-то вроде башни, а из окошка свисает принцесса. На ней розовый колпак и вуалька. Мило! Пусть ребенок не смог дуб нарисовать, но в остальном все очень-очень. Интересно, а Лэрке это творчество видела?
   Я почувствовал, как к щекам приливает жар, и попытался потушить его энергетиком. Ладно, пойдем искать комнату братишки.
   Сказать, что в логове Марка был срач - ничего не сказать. Обычно я думал, что срач - это у меня. Но тут я вошел в мир постапа. Пол скрывался под многоуровневым слоем пакетов от чипсов, пустых кокакольных и пивных банок, грязных носков, драных журналов и хрен знает еще чего. На столе творилось примерно то же самое. Наболее чистым местом оказалась кровать, представлявшая собой гнездо из нескольких одеял и подушек, из которого торчал кончик ноутбука со свисающими наушниками. Хоть гандоны использованные на люстре не висели, и то ладно.
   Найти в этом хаосе чистый листок бумаги - миссия повышенной сложности. Я вернулся в комнату Софии, вырвал страничку из альбома по рисованию. Взял черный карандаш и написал крупными буквами: "Тронешь еще раз хоть пальцем сестру, ушлепок, и узнаешь, что такое боль!" Конверта обнаружить не смог, поэтому просто сложил листок вчетверо, надписал: "Марку" и пошел обратно в его дыру. Кое-как догреб до койки, воткнул записку под крышку ноутбука. Ничего, сунет нос в комп, сволочь, - найдет!
   Потом зашел в комнату Лэрке. Сел за пианино, открыл крышку и беззвучно заскользил пальцами по клавишам, которых так часто касалась она. Отворил дверцы шкафа и трогал ее одежду - блузки, юбки, платья. Джинсы она носила не так часто, хотя тут лежали и они. Прижимал к лицу тонкие маечки, но запах был не тот - просто ароматизированный кондиционер для белья. Тогда я подошел к кровати: на спинке висела кофточка Лэрке. Такая с вывязанными цветами по вороту и рукавам. Уткнулся в нее лицом - точно! Осенняя сирень. И там, под мышками, сладкий такой девичий запах.
   Наполненный ее ароматом повалился на постель. Под одеяло на этот раз залезть не посмел, просто прилег сверху. Лежал и не думал ни о чем. Мне просто хотелось остаться здесь навсегда. Вот так, в этой сирени, тишине и покое. Нет, не совсем. Пусть еще звучит музыка. Пусть Лэрке сидит на своем крутящемся стульчике - спина прямая, в вырезе майки видны худенькие ключицы, руки порхают по клавиатуре, как мотыльки. Пусть она играет. Пожалуйста, для меня.
   Я закрыл глаза, представляя ее там, перед пианино.
   Дверь открылась. Легкие шаги по ковру. Плюхается на пол школьная сумка. Шаги останавливаются около кровати. Она смотрит на меня? Господи, сон это или реальность? Реальность не может быть, потому что еще рано. Лэрке должна быть в школе. Я не решаюсь открыть глаза. Я дышу ровно. Я не двигаюсь.
   Рядом со сной подается матрас. Я чувствую бедром ее бедро. От него идет тепло. Я очень стараюсь дышать спокойно. Я слышу ее дыхание. Оно слишком быстрое. Будто она только что бежала по лестнице. Будто она боялась опоздать. Идут минуты. Она дышит реже, легче. А потом вдруг звуки прерываются. В этот момент ее пальцы касаются моей щеки. Там, где когда-то была ссадина от падения с велика. Я не выдерживаю. Глаза распахиваются сами. Она испуганно втягивает воздух ртом.
   Некоторое время мы молчим. Просто смотрим друг на друга и не говорим ни слова. Я не хочу прерывать это молчание. Нет, я не буду первым.
   - Джек.
   В ее губах это имя превращается в заклинание. В красивейшее волшебство. Я скован. Я порабощен.
   - Я думала, ты спишь.
   - Сплю, - наконец я могу говорить. - И вижу чудесный сон. В нем ты сидишь здесь, разговариваешь со мной. А потом садишься за пианино и играешь.
   Ресницы Лэрке дрогнули, в глазах сгустился темный янтарь:
   - Что играю, Джек?
   - "Примаверу", - говорю я, не задумываясь. - "Примаверу" Эйнауди.
   Она встает и идет к инструменту. Откидывает тяжелую крышку. Ее пальцы касаются тех клавиш, которых только что касался я. Наши пальцы сплетаются в музыке. И время останавливается.
  

Меня зовут Боль

   Весь вечер я пытался подловить момент, когда Себастиан останется один. Как назло, мать к нему липла, как туалетная бумага к жопе. Потому что жопой он и был - опять всю дорогу вонял. То суп пересолен, то телек орет, то на люстре пыль, то чего я в гостиной болтаюсь, когда мне уроки надо делать.
   Письмо из коммуны насчет психолога, обнаруженное ма в почтовом ящике, домашний климат не улучшило. Мать, конечно, тут же кинулась к Севочке: не может ли он с его знанием законов и свзями меня от этого дела отмазать. На что отчим ответил, что не может, а даже если б мог, не стал. Потому что такому неблагодарному, эмоционально неуравновешенному и деструктивному подростку, как я, психолог просто необходим. Это я уже с лестницы слышал, где затаился после того, как меня изгнали. После такой заявы ма с отчимом конкретно закусились, хоть и культурно, без ора. Сидели потом каждый на своем диване. Один делал вид, что книжку читает. Вторая - что смотрит "Отчаянных домохозяек".
   Мать сдалась первой. Пошла вся несчастная спать. Я нырнул в койку, чтоб не спалиться. Слышу - за ней Сева топает. Пошебуршался чего-то и в ванную. Я в стиле ниндзя прокрался по коридору. Дверь толкаю - не заперто. Думаю, ладно. Сейчас или никогда. Захожу и задвижку за спиной опускаю.
   Себастиан стоит в халате, зубы чистит. Увидел меня в зеркале в одних труселях, глаза выпучил и мне сквозь пену:
   - Джек, ты не видишь? Здесь занято! Если невтерпеж, внизу туалет есть.
   - Я сюда не за этим, - говорю.
   Чувствую, начинает меня поколачивать. Задвижка так и жжет ладонь, так что я ее отпустил. Спиной к двери прижался.
   Сева рот ополоснул, ко мне поворачивается:
   - А зачем же? - у самого морда безразличная, но в глазах интерес.
   - Я... - голос сел, так что пришлось откашляться. - Я хотел прощения попросить. За субботнее.
   - Да ну? - отчим приподнял бровь. - И ты что, серьезно думаешь, этого будет достаточно?
   Я мотнул головой.
   - Нет, я... - Фак! Фак! Фак! - Я все понял. Я больше так не буду. Я... - смотрю в его глаза и вижу: они стеклянные. Как у чучела. Глаза человека, вставленные в череп хищника. И то желание, что проблескивает в них тревожным маячком - оно тоже оттуда, из мира монстров. И тогда я понял, чего он хочет. Понял, каких слов он ждет. И заставил себя сказать это.
  
   Я снова лежал в кровати, но меня не отпускала дрожь. Я то напрягал мышцы, то пытался расслабиться - ничего не помогало. Руки-ноги жили своей собственной жизнью, нижняя челюсть тоже. Еще я мерз, хоть и закатался в одеяло, как мумия. "Приходи завтра в башню ровно в десять. Дверь будет открыта. Разденься, сядь на диван и жди меня". Вот что сказал Себастиан, гладя меня по лицу. Я стоял перед ним на коленях, глаза жгли бессильные слезы, и я старался не моргать, чтобы они не побежали через край.
   В доме тихо. Я специально оставил дверь в свою комнату приоткрытой. Отчим ничего не обещал, но я рассчитывал, что мать он теперь не тронет. Дотерпит до завтра. Но я должен был убедиться. Убедиться, что он выполнит свою часть соглашения.
   Телефон запищал где-то в час. Я стал, по ходу, задремывать, и решил сначала, что это будильник. Прихлопнул мобилку ладонью, чтоб заткнулась, и только потом сообразил, что еще ночь. Глянул на экран. "1 сообщение от Жаворонка". Я аж на кровати взвился. Открыл смску: "Мне плохо. Жду тебя". Ёпт! Свесил ноги с кровати, штаны схватил - и тут задумался. Если Сева узнает, что я смотал из-под ареста... Все, на что мне сегодня пришлось пойти, будет зря. И второй раз этот номер не прокатит. Послушные папочкины мальчики не сбегают из дома по ночам. И не плюют на папочкины заперты.
   Я снова взял телефон. "Где ты? Что случилось?". Смска отправилась во вселенную с тихим "Уи-ип!" Но я не мог просто сидеть и дожидаться ответа. Влез в джинсы, подошел зачем-то к окну. Поднял жалюзи, впуская внутрь лунный свет. Блин! Я сплю, или это глюк? На нашем причале стоял кто-то. В полумраке да издалека было ясно только, что это подросток. Джинсы, худи, капюшон на голове. Стоит по колено в тумане и смотрит на озеро. А озера нет. Дым один серебрится и кратерами заворачивается. Луна над ним низко висит - здоровая такая хлебная горбушка в зеленой плесени. Паренек на этом фоне - темный силуэт, вырезанный из ночи. Якоб?
   Я тряхнул головой, но призрак не пропал. Почему она не отвечает? А вдруг уже не может ответить? Вдруг с ней случилось что-то, и я единственный, кто об этом знает? И вот сижу тут, трясусь за свою, шкуру, а Лэрке... Лэрке...
   Короче, влез я по-быстрому в кенгуруху и в коридор. Прошелестел на цыпочках до родительской спальни. Прислушался. Ничего, только сонное похрапывание. Кажется, Сева. Авось пронесет. Спустился вниз, бесшумно отпер дверь. Велик решил не брать - только навернешься по темноте да туману. Потрусил по дорожке вниз. План был проверить для начала, дома ли Лэрке. Но так далеко бежать не пришлось.
   На наших мостках действительно тусовался кто-то. И рассеиваться дымом вроде как не собирался.
   - Эй! - крикнул я, подойдя ближе, и врубил фонарик в телефоне.
   Паренек обернулся, капюшон соскользнул, и...
   - Лэрке? - я чуть на траву не сел.
   - Джек?! - она прикрыла ладонью глаза, заслоняясь от света. - Ты что тут делаешь?
   - Я... - и тут я заметил это. Ее пальцы - распухшие, посиневшие. Темный след на запястье. - Что с твоей рукой?
   - Ничего, - она быстро сунула ее за спину. - Да выключи ты свой дурацкий фонарь!
   - Прости, - я сунул телефон в карман. - Ты бы лучше не стояла там. Дерево совсем гнилое, - я знал, что в мостках было полно дыр, невидимых сейчас под туманным молоком. - Провалишься еще.
   - А тебе-то что? - она надвинула капюшон здоровой рукой, заправила под него волосы. - Иди, куда шел.
   - Но я к тебе шел, - не понял я.
   - Ко мне? - ее лицо пряталось в тени, но в голосе звучало недоверие. - Как ты узнал, что я здесь?
   - В окно увидел, - я махнул в сторону высящейся над зарослями башни.
   - Ты что, снова следил за мной? - Кулачки сжались, она сделала шаг вперед. - Тебе все мало? Это ведь ты записку Марку подкинул, так?
   Понимание лягнуло меня в затылок, как норовистая лошадь:
   - Погоди, это он?! Это он сделал? - я потянулся к ее руке, но получил толчок в грудь.
   - Чего ты лезешь в мою жизнь, а?! Чего тебе надо? Я тебя пожалела, а ты все изгадил! Зачем?! Ну зачем?! - она топнула ногой, и доски угрожающе хрустнули. - Теперь все думают, что я парней к себе днем вожу, пока дома нет никого! Что я сплю с ними, что я чуть ли не... Братец такого насочинял, что меня собственная мать шлюхой называет! А все из-за тебя!
   В голове все путалось, сердце словно рвали крючьями на части:
   - Я же не хотел... Я не думал, что все будет так!
   - Видеть тебя больше не хочу! - она пятилась в туман, который теперь доходил ей до бедер. - Чего ты приперся?! Чего тебе надо от меня?!
   - Но ты же сама меня позвала! - заорал я, заводясь. - Сама прислала эту факинг СМСку!
   - Какую СМСку? - Лэрке тряхнула головой. Из-под капюшона выбились пушистые пряди. - Ты что, больной?
   - Это ты больная, - я вытащил мобилу из кармана. - Вот: "Мне плохо. Жду тебя". И вот, - я ткнул пальцем в "плей", и ночь разорвал на клочки рэп:
   Он сказал: "Музыка -- твоей боли дом".
   И объяснил, я понял только потом:
   "Ярость свою излей в ноты,
   Возьми их на сцену, покажи, кто ты,
   Сорви крышу,
   Пусть все слышат".
   Я хочу сделать все,
   Чтоб ты гордился мной,
   Там, на небесах...
   Трек оборвался. В тишине я слышал только дыхание Лэрке - натужное, частое, со свистом. Она подняла ладони и стала тереть ими лицо. Не так, как отирают пот или слезы. Она будто хотела стереть свои черты начисто. Будто рисунок ластиком. Губы, нос, скулы...
   Я не мог этого вынести. Шагнул к ней. Мостки протестующе скрипнули, внизу что-то подалось и шлепнулось в воду. Пахнуло гнилью. Еще шаг. Я схватил ее за запястье.
   - Не прикасайся ко мне! - она толкнула меня с такой яростной силой, что я оступился. Нога попала в дыру. Я потерял равновесие и полетел вниз, ломая трухлявые доски. Вода залила уши, но я слышал, как Лэрке кричит. - Не смей меня трогать! Ты не он, понял! Тебе никогда им не стать! Никогда!
   Я сидел по шейку в холодной воде, облепленный водорослями, и слушал, как ее рыдания растворяются в ночи.
  
   У Лэрке кто-то был. Я и раньше подозревал об этом, но теперь мои подозрения подтвердились. Наверное, она просто нечаянно отправила СМСки на мой номер. Такое бывает иногда. Может, наши телефоны - мой и этого счастливого чувака - различаются только одной цифрой. Или еще чего такое. Какая разница? Она же сама сказала, что пустила меня из жалости. Что все было - из жалости. Значит, она знала обо мне? Или догадывалась? Может, все тут все знают - и молчат? Да, а может, у меня паранойя. Может, я больной на голову, как Лэрке сказала. Может, по мне уже не психолог плачет, а психиатр?
   Блин, было бы все так просто! То, что она свиданки под моим окном взялась устраивать, мне одному кажется странным или как? Может, это такая тонкая месть? Или девчонка хочет, чтобы я ревновал? Да нет, скорее всего, ей на меня глубоко наплевать. А место это голубки выбрали, потому что причал заброшенный, не пользуется никто.
   Ладно. Не хочет она, чтобы я к ней лез - не буду. То есть вообще не буду - ни подглядывать, ни подслушивать под окнами. Ясно же - я ей не нужен. Я несчатье приношу и все делаю хуже. Вот только дельце закончу одно незавершенное. Выполню свое обещание. Я же датским языком Марку написал: тронет сестру, узнает, что такое боль. Вот и пора ему это узнать.
  
   Утром, как обычно, собрался в школу. Моих ночных похождений, по ходу, никто не заметил. Мокрое и грязное я сразу закинул в стиралку. Сам принял по-быстрому душ - внизу, чтоб не слышно было. Жаль только, мобильник накрылся, а с ним - вся моя музыкальная подборка. Придется у Севы новый просить. Скажу, старый в унитаз уронил. Пусть на айфон раскошеливается, мразь, последней модели.
   В гараже, когда велик брал, залез в сумку с шарами для петанка. Я знал, что она там лежала. Мы пару раз играли в саду, когда приходили гости. Взял один шар - стальной, с бильярдный размером, по весу полкило навскидку. Может, и побольше будет. Засунул в носок - я его заранее прихватил. Длинный, парижский, в желтую полоску. Его я из-за качества взял - прочный, не порвется. Махнул на пробу - воздух свистнул. Мдя, такой прилетит по ребрам - мало не покажется. Главное, по голове не бить. Одним рогом Марк не отделается.
   Короче, прикатил к белой вилле. Сначала просто мимо проехал. Смотрю - вроде все тихо. Разъехались - кто в школу, кто на работу, мопеда у входа нет. Сунул велик в кусты, затаился за деревом у той дорожки, по которой Марк в прошлый раз тарахтел на своем драндулете. Думаю, появится тут на малой скорости, я его тормозну, ну и поговорим по душам. Сидел часов до девяти - не фига. Видел двух бегунов, соседского кота и старикана с таксой. Да, еще мусорщики приезжали.
   Я так рассудил. Если бы это я косил от школы, то давно бы уже вернулся и досматривал сладкие сны. Значит, Марк пока возвращаться не собирается. Может, у дружков завис. А может, и в гимназию уехал. Надо же ему хоть когда-то там появляться, чтобы не отчислили? Что же делать? Сидеть и ждать у моря погоды? А вдруг он заявится только после трех? Что тогда, отложить все до завтра? Нет, так не пойдет. Таких уродов наказывать надо сразу, а то у них память, как у ссущих на ковер щенков. Сразу в морду не дашь, не поймут, за что.
   В общем, я решил навестить гимназию. Вдруг повезет? Да и эффект будет больше, если я отмудохаю козла на глазах его одноклассников и девчонок. Опущу его по полной, так, как он заслуживает.
   Ну, я на велик и в школу. Писюк мне нужен был, потому как телефон-то накрылся. И еще - деньги на автобус. Приехал в середине урока. Зашел в компьютерный класс - там компы стоят для самостоятельной работы. Сел к свободному. Ага, вот и гимназия. В Силкеборге она одна. И автобус рядом останавливается - на нем много студентов ездит. Следующий когда у нас? Через полчаса. А урок заканчивается когда? Через одиннадцать минут. Тики-так, все ништяк!
   Наш класс мучился на сдвоенной математике, так что я присел в коридоре за лошадью, чтоб не отсвечивать. То есть там библиотека рядом, и коняга картонная у входа стоит, белая в пятнах - школоло скреативили. Наверное потому, что "книжный червь" по-датски будет "читающая лошадь". Но речь не об этом. Прозвенел, значит, звонок. Смотрю, между лошадиных ног джинсы топают. Дождался нужных, выхожу из-за хвоста.
   - Джек! - у Адамс от счастья чуть брекеты не слетели. - Господи, где ты был?! Ты что, правда болел? Отравился? Я тебе позвонить хотела, но у меня же номера твоего нету. И ни у кого вообще нету, он что, засекреченный?
   Короче, минут пять она в таком манере тарахтела и мне на шею вешалась.
   - Слышь, Наташа, - оборвал я ее. - Ты мне сотню не одолжишь? Я отдам. Обязательно.
   - Сотню? - она моргнула. - Погоди! Я сейчас! - и в класс дунула.
   Честно говоря, не ожидал я такой прыти. Наверное и правда в субботу совершил подвиги. Жаль, не запомнил не фига. Тут из кабинета Лэрке выходит. Я за лошадь снова шмыг! И нос к носу с Томасом столкнулся - он из библиотеки книги тащил. От испуга выронил их все.
   - Джек! Ты откуда?
   - Из ада, - говорю.
   Но Паровозик шутки не понял:
   - Тебе правда было так плохо? Наташа рассказывала, ты отключился там, на кемпинге, и им с Матиасом пришлось тебя на садовой тачке домой везти... Ты что, правда потерял сознание?
   Я присел на корточки и принялся собирать разлетевшиеся по полу книги. На тачке? Представляю себе картинку. Понятно теперь, как я оказался на веранде у Адамсов.
   - Джек, - Томас бухнулся на колени рядом со мной. - Там правда были наркотики?
   Я сунул собранную стопку ему в руки:
   - Не хочу тебя огорчать, друг, но правда, правда, правда. Джек - очень плохой парень. И что ты с этим будешь делать?
   Паровозик поник плечами:
   - Значит, и то, что Наташа про вас с ней рассказывала...
   - А что она рассказывала? - насторожился я.
   Томас порозовел, уткнул глаза в пол:
   - Ну, что вы с ней...
   - Перепихнулись? - помог я ему.
   Розовый цвет сменился пунцовым:
   - Типа того.
   Блин, значит все-таки было? Только почему я не помню ничего? Первый в жизни нормальный секс - и амнезия. Нет бы, чтоб наоборот, ёпт!
   - Зря ты это, - вдруг выдал Томас, поднимаясь на свои длинные ноги.
   - Ты о чем? - не понял я.
   - Ну, о тебе и Наташе. Зачем ты с ней? Тебе же ведь Лэрке нравится.
   Вот тут я офигел. Но спросить Паровозика, как он пришел к такому выводу, не успел. С нашей стороны лошади возникла Адамс.
   - Вот, - она сунула мне в руки запечатанный конверт. На конверте - надпись синей ручкой: Джеку Люкке.
   - Это еще что такое? - покрутил я письмо в руках.
   - А ты открой! - мордаха Адамс так и светилась предвкушением.
   - Я это... пойду, - пробормотал Томас. Тактичный, мля! - Книжки отнесу... - и утопал, оглядываясь.
   Я пожал плечами и открыл конверт. Внутри оказалась купюра в 500 крон.
   - Это слишком много, - я тупо мял деньги в руках. - Мне всего сотня нужна. А сдачи я дать не смогу.
   - Глупенький! - хихикнула Наташа. - Не надо ничего отдавать. Это твое! Ты заработал!
   - Чего? - это что типа спасибо за великолепный секс? Может, у даков так принято?
   - Ну да! - Адамс уже чуть из штанов не выпрыгивала. - Папа просил тебе передать еще в понедельник, но тебя не было, вот я и таскала их в школу каждый день. Это за твое выступление! Гостям так понравилось, что они просили папу пригласить тебя еще. Представляешь?
   Я промычал что-то невразумительное. Херасе! Пять собак за полчаса отрыва! И по ходу, можно срубить больше?
   - В общем, папа очень хочет с тобой поговорить. Ты мог бы выступать у нас по выходным до конца сезона, тогда больше всего гостей. Мы можем вместе поехать на кемпинг после школы, и ты с ним встретишься. Ну, как тебе? - Адамс замерла, сияя брекетами.
   Мне пришлось ее огорчить:
   - Сегодня не смогу. Передай отцу огромное спасибо за деньги и предложение. Я обдумаю и обязательно с ним свяжусь. Хорошо?
   - Свяжешься? - упавшим голосом повторила Адамс.
   Я кивнул:
   - Ты знаешь, сколько времени?
   Наташа неуверенно слазила за телефоном:
   - Звонок через три минуты, а что?
   - Ладно. Мне пора бежать. Увидимся, - я чмокнул ее в пухлую щеку и поскакал к выходу.
   - Джек? Ты куда? А математика? - заорала мне вслед Адамс, но объясняться мне было некогда. Автобус ждать не будет.
   Я успел ворваться в дверь в последний момент. Рухнул на одно из передних сидений. Автобус останавливался по требованию - надо было нажать на красную кнопку возле сиденья. Поэтому я хотел сидеть так, чтобы заранее увидеть здание гимназии - я запомнил его по картинке из гугль мэпс.
   Тащились мы до города минут сорок. Шофер, насчет пола которого у меня возникли сильные сомнения, неторопливо объезжал (или объезжала?) все окрестные деревушки, собирая редких пассажиров. Силкеборг показался мне хмурым и неприветливым. После переезда я был здесь несколько раз - с матерью и отчимом. Совместные закупочные туры входили в сценарий пьесы "Счастливая семья", которую Себастиан заставлял меня разыгрывать. Обычно мы шлялись по бутикам на пешеходной улице или доезжали до больших торговых центров за окраиной города, так что наш район я не видел с июня.
   Больше всего я ненавидел бутики. Мать могла зависнуть на час на какой-нибудь рапродаже тряпок, и мне приходилось тащиться с Себастианом в "Спортсмастер", "Отец и сын", "Геймшоп" или еще какой-нибудь "мужской" магазин. Там он старался отыскать угол потише, и развлекался, внимательно следя за ничего не подозревающими покупателями. Со временем я понял, что его штырит от моего стыда и унижения плюс того небольшого риска быть спаленным, который оставался всегда - даже на вечно пустом втором этаже "Отца и сына", где пылились рубашки и брюки прошлогодней коллекции. Полапав меня в свое удовольствие, отчим обычно покупал мне что-нибудь. Не потому, что я просил. И не из благодарности. Просто он понимал, что я буду чувствовать себя продажным, и от этого его штырило еще больше.
   Все его "подарки" - компьютерные игры, тряпки, фильмы и прочая херня - валялись нераспечатанными в моем шкафу. Позже я начал дарить их одноклассникам, когда меня приглашали на дни рождения. Если Сева меня не отпускал - обычно, чтобы наказать за что-то - я все равно отдавал подарок имениннику в школе. Это быстро сделало меня еще более популярным в классе, чем я уже был... Но я снова забежал вперед.
   Здание гимназии узнал сразу - красный кирпич и стекло, ломанные грани, аккуратно подстриженный чистенький газон вокруг. Я вышел из автобуса и четко ощутил тяжесть шара от петанка в кармане. Одернул кенгуруху так, чтобы она закрывала выпуклость на штанах. Да, все нормально, так ничего не видно. Хотелось курить, но сигарет купить не успел, а рядом никаких магазинов не было. "Потом, - пообещал я себе. - Когда дело будет сделано".
   Офисы администрации нашлись быстро - они находились рядом с главным входом.
   - Здравствуйте, - я подошел к очкастой тетке за стойкой и изобразил застенчивую улыбку. - Вы не подскажете, где я могу найти Марка Кьера? Он здесь учится.
   - А ты кто? - резонно поинтересовалась тетка, едва скользнув по мне взглядом и снова уткнув его в комп.
   - Его брат. Сводный, - поспешил добавить я. - Мне надо кое-что ему передать. Это важно.
   - Так важно, что из-за этого стоит школу прогуливать?
   У, мымра! Я сделал умоляющие глаза:
   - Я не прогуливаю. Я отпросился.
   Тетка глянула на меня, сдвинув очки, пожевала губы и наконец соизволила взяться за мышку:
   - Ладно. Сейчас посмотрим. Как ты говоришь, зовут твоего брата?
   - Марк Кьер.
  
   Я нашел скота, когда уже шла перемена. Он походил на свою фотку, только был больше - гораздо больше, чем я себе представлял. "Мля, - думал я, опираясь о стеночку в коридоре. - Во бугаина вымахал! Да в нем почти два метра росту. И в ширину тоже два факинг метра. Губка Боб на стероидах, блин". Не то, чтобы я очковать начал или что-то такое. Просто мне свою игру придется продумать. И закончить ее быстро, или Боб закончит меня.
   Брат Лэрке сидел, ничего не подозревая, на подоконнике и чего-то трындел, обращаясь к симпатичной мулаточке с собранными в высокий хвост смоляными кудрями. Рядом стояли еще несколько парней и девчонок, которые на вид особой опасности не представляли. Марк в этой компашке точно был альфа-дог.
   Ладно, чего тут рассусоливать. Жаль телефон накрылся, а то у меня в нем телега для случая подходящая была. Хотя я могу и без телефона. Я же эту песню наизусть знаю. Сейчас, только подкручу громкость на макс, чтобы мозги выносило.
   Капюшон надел, спокойно двинулся по коридору в сторону Губки Боба. Рука в кармане сжимает носок, а в башке орет:
   "Все мое - твое, а твое - мое,
   Я сегодня умру в твою честь.
   Я умру, чтобы билось серде твое,
   Принесу себя в жертву, свершу месть,
   Чтобы ты чувствовала себя живой!"
   Короче, подваливаю такой со стороны мулатки. Подвигаю ее мягко в сторону и говорю:
   - Привет, Марк.
   Ну, все на меня пялятся, Губка Боб в том числе.
   - Я тебя знаю? - хмурит толстый лоб.
   - Нет, - говорю, - но сейчас узнаешь. Меня зовут Боль.
   Вытащил носок из кармана и херак ему шариком по коленке. Мля, как он взвыл! В коридоре тут же тихо стало, только и слышно, как Боб стенает на подоконнике, сложившись вдвое. Ну я его за шкирку и на пол. Еще ногой врезал по тому же месту, чтобы подонок забыл про все, кроме боли. Он руку одну дрожащую ко мне тянет - это не угроза, нет. Он уже весь в соплях валяется. Типа пощады просит. Вот на эту руку я наступил и по кисти шариком еще раз - херак! На этот раз там хрустнуло что-то. Марк завизжал, как хряк, которого на бойне режут. Морда красная, вся в слезах.
   Я присел над ним и говорю тихо:
   - Не советую стучать. Мне всего четырнадцать, и я псих. Мне ничего не будет. А вот тебе... - и покачал шариком у Губки перед носом. Тьфу, он и правда размяк, как губка. Противно даже.
   Ну, впрямился я, оборачиваюсь. Блин, никогда не думал, что у людей могут быть такие большие глаза! Шарахнулись от меня, и девчонки и парни. Ботаники, мля.
   - Вот, - говорю, - что бывает, когда младшую сестру мучаешь. Всем хорошего дня, - и попер к выходу.
   Мне даже бежать не пришлось. В коридор народу уже много набилось - сбежались на крики. Никто ничго не петрит, что произошло. Меня спрашивают. А я такой:
   - Все нормально. Два придурка подрались.
   Вышел из здания и на автобус. Сел на первый попавшийся, городской. Оказалось, он в наш старый район едет. Ладно, думаю, судьба. Сижу, а у меня отходняк. Эйфория. Вштырило лучше, чем с травы. В башке трек колотится:
   "Слышишь меня? Слышишь крик,
   Рвущий молчавшее небо?
   Гром уши рвет в этот страшный миг,
   На тысячи миль - эхо.
   Все твое - мое, все мое- твое,
   Мы неразделимы.
   Чтобы ты чувствовала себя живой,
   Рвану я Херосиму".
   Короче, соскочил я неподалеку от школы. Зашел в киоск, купил сигарет, сразу две пачки. Закурил. Мля, жизнь прекрасна! Потопал на историческую родину. Присел на лавочке на школьном дворе. Судя по тишине, еще шел урок. Думал, дождусь, когда перемена начнется. Наверняка, пацаны посмолить выскочат. Тут я их и удивлю!
   Звонок я и снаружи услышал. Во двор стала выкатываться детвора. На меня никто внимания не обращал - сидит себе паренек в капюшоне и сидит, никого не трогает. Потом смотрю - во! Мемет вываливает. Весь такой на понтах, смешно даже. С ним, как всегда, Ибрагим. Блин, по ходу, за прошедшие месяцы он вырос сантиметров на десять, если не больше. Офигеть вообще. Длинный, почти как Лэркин брат, только тощий до ужаса. Микель тоже тут, чурка косоглазая. Встали такие, закурили. Смотрю, к ним еще какой-то дрыщ подваливает. Шоколадка сомалийская. Штаны с жопы свисают, цепь на шее, все дела. Думал, щас парни закусятся с ним, но нет. Стоят такие, ржут. Угостили сигареткой. Он им наушник сует, слушают, башками кивают.
   И тут до меня доперло. Это же их друган новый. Джек дубль два. Запасной номер. А что? Теперь их снова четверо. Может, они и забыли уже, что был такой Джек. Да даже если нет... Нафиг я им нужен?
   Я представил себе, как подхожу к Мемету, как мы фальшиво хлопаем друг друга по спине. Как все вокруг чувствуют неловкость. Как я начинаю врать, почему не звонил и не писал. Как показываю шарик в носке и рассказываю о Губке Бобе. Как все ржут, когда я изображаю Марка, корчившегося на полу, заливаясь соплями и слезами. Как звенит звонок, и мы расстаемся. Я обещаю прислать номер нового телефона, зная, что никогда его не пришлю...
   Отстрелив пальцами бычок, я встал и пошел искать свой автобус.
  

2.

   К психологу ма поехала со мной в Силкеборг. Семейная консультация была та же, она одна на всю коммуну. А вот психолог другой. На этот раз мне достался мужик. Звать Карстен, похож на побледневшего пожилого негра. Голос профессионально мягкий, движения плавные, глаза добрые. "Тоже профессионально", - подумал я.
   Сначала мы сидели у него вместе. Он нудно объяснял, почему меня передали ему. Я не слушал. Мужик, баба, один хрен. Потом стал выспрашивать мать о разводе, о новом браке, о переезде. Я молча ковырял кедом пол - у них там линолеум начал отставать в одном месте. Карстен попросил ма подождать в коридоре, и я насторожился. Себастиан моего похода к психологу не боялся, но на всякий случай дал пару советов насчет, как себя вести. Типа не ври, говори правду - только не всю. Не убеждай, мол, что у тебя с отчимом все тип-топ - все равно не поверят. Скажи лучше, что он тебя злит, раздражает. Это нормально. Что типа мне мало внимания уделяют (ой, ржу не могу!), или что свободу мою ограничивают, курить не разрешают и все такое (так и есть!).
   Короче, гоню я, значит, в таком духе. Карстен этот сидит, кивает, чего-то строчит у себя в блокнотике. Потом спрашивает:
   - Ну а в школе как у тебя дела?
   - Если вы, - говорю, - про математика хотите спросить, так я его не трогал. Он у меня сам тетрадь вырвал и унижал перед всем классом. Я хотел уйти, а он на пути стоял. Вот и пришлось толкнуть его, чтобы пройти. Это случайно вышло.
   Психолог улыбнулся мне по-отечески, с морщинками в уголках глаз:
   - Нет, Джек. Я не об этом хотел спросить. Я хотел спросить, почему ты школу пропускаешь.
   Я автоматически полез в карман за сигаретами, но вовремя себя на этом поймал. Засунул и вторую руку в карман, на стуле откинулся:
   - Болел я, - говорю.
   Он такой:
   - Да? А чем?
   Какое твое собачье дело?!
   - А вы что, врач? - чувствую, что начинаю наглеть, но остановиться не могу.
   А он спокойно так:
   - Не хочешь рассказать, что у тебя болело?
   Ага, щас! Жопа, блин, у меня болела. Такой ответ устраивает?! Но я, конечно, ничего такого не говорю. Плету что-то про грипп. Есть ли у меня друзья в новой школе? Есть. Думаю про Томаса. А девушка есть?
   - Есть, - ухмыляюсь, - и она в постели просто пантера.
   У Карстена глаза по пять крон, спрашивает так осторожненько:
   - А твои родители... То есть мама и отчим знают, что вы...?
   - Отчим знает. Я ему рассказал, как мужчина мужчине.
   - И как он на это ореагировал?
   Психолог сидит, ждет ответа, а меня накрыло. Я вроде как снова под столом валяюсь, а Себастиан меня оттуда вытаскивает и мордой в диван. Ну и дальше по тексту. Тут слышу, звук какой-то назойливый, и Карстен уже не в глаза мне смотрит, а вниз куда-то пялится. Блин, да это же я кедом здоровую дыру в линолиуме выковырял, и не заметил нифига.
   А Карстен повторяет так спокойненько:
   - Так что сказал Себастиан, Джек?
   Меня аж передернуло, а отвечать-то что-то надо. Ну я и ляпнул:
   - Не помню. Пьяный был.
   Короче, кончилось все тем, что на следующий раз Карстен этот всех вместе нас вызвал. Я чуть не пересрался тогда. Думал, все! Он мне с отчимом очную ставку устроить собрался! А тут еще Сева с работы пришел и начал расспрашивать, как да чего. Я, конечно, про линолиум ни гугу. Мать дыру не заметила. За две недели, что до следующей консультации прошло, я испсиховался весь. Из-за того, наверное, и случилась вся эта хрень в душевой... Но я опять тут перескакиваю.
   Я к чему веду? В тот день Сева взял отгул, хотел нас сначала по магазинам провезти, а потом уже к психологу - нам в час назначено было. А у меня, блин, живот прихватило - просто жесть! Думал, только бы дотерпеть до сортира. Ма сначала посмеивалась надо мной, а потом подумала даже, что я заболел. Но до консультации мы все-таки как-то доехали. И что? Дыру в полу заделали. Посидели мы миленько с этим Карстеном, поболтали. Он покивал сочувственно, нарисовал какие-то схемки на доске, чего-то там плел про мой статус в классе и сексуальные фантазии (ахаха!), а потом предложил нам дома открыто побеседовать о вопросах полового созревания и отношений полов.
   Короче, надо было видеть Севину морду, когда мы домой ехали. Будто ему на днюху подарили билет на секс-тур в Тайланд. Небось, уже превкушал, как будет меня сексуально просвещать, мля. Среди бела дня с разрешения психолога. А вот ма мне было жалко. Сидела, такая, вся растерянная и виноватая - вроде как это она сына плохо воспитала.
   И только мне было все равно. Долго было. Пока я не нашел Якоба.
  

Дети-мишени, дети-убийцы

   Проблема с письмом из школы разрешилась так. Я валялся на полу в башне и выглядел, да и чувствовал себя, как использованный гандон. Себастиан развалился на диване, его тело лоснилось от пота, который росой блестел в волосах на груди. Посасывая минералку, отчим прокручивал только что отснятое видео.
   "Интересно, что он с ними делает? - вяло подумал я уже не в первый раз. - Собирает для собственной коллекции, чтобы было на что вздрочнуть, когда мне исполнится восемьнадцать, и я свалю из этого педофильского гнезда? Или, может, продает через интернет? Такой неофициальный левый заработок успешного адвоката..." Но я не собирался спрашивать отчима об этом сейчас. Мне нужен он был вот такой: умиротворенный, расслабленный, сытый.
   - Себастиан, - тихо начал я, не поднимаясь с пола. - Тебя с матерью завтра в школу вызывают. В два.
   Он не сразу оторвался от экрана. На лице застыло странное выражение: как будто я разбудил его, вырвал из мира сна, и он еще не вполне осознал, где именно находится и почему. Взгляд скользнул по моему распростертому телу, губы скривились брезгливо:
   - И почему я узнаю об этом так поздно? И именно сейчас?
   - Мне дали письмо для вас еще на той неделе, - признаюсь я, - но я боялся его отдать. Думал, ты не отпустишь меня в субботу и... Короче, я там натворил кое-что.
   Его глаза теплеют. Ему нравится видеть меня слабым. Нравится чувствовать свою власть надо мной.
   - Ладно, я с этим разберусь. Иди мойся, а потом положи письмо на стол в моем кабинете. Я утром прочитаю.
   Вот и все. Приговор отсрочен, по крайней мере, до завтра.
   Облегченно встаю, иду к двери, и уже там меня настигают слова:
   - А ты стал настоящей шлюхой, Джеки, малыш. Знаешь, когда подойти к мужчине с проблемами.
   Он хохочет, когда я закрываю дверь. Я бы убил его прямо тогда. Если бы хоть чуточку верил в то, что у меня получится.
  
   На следующий день я заявился наконец в школу. Всю физику Медведь поглядывал на меня торжествующе. Еще бы! Приближалась пора его мщения. А начал урод с того, что протащил меня по новому материалу, который я, конечно, и в глаза не видел. После того, как он дал мне хорошенько поплавать на виду у всего класса, старый козел заявил, что в мою тупую башку вбить все равно ничего невозможно, разве что делать это через задницу. И что именно ради таких, как я, было бы неплохо снова ввести телесные наказания в школе. Конечно, все ржали. Ну, или почти все. Томас сидел тихо, только телефон нервно крутил в пальцах.
   Я остался на месте потому, что понимал, чего Медведь добивается. Чтобы я психанул, выскочил с урока или сдуру учинил еще что-нибудь. Чтобы ему было что матери и отчиму в лицо бросить. Внутри у меня кипело все, от ненависти мышцы сводило, но я терпел - молчал и терпел. Знал, что и не такое выдерживал. И в итоге этот гад отстал.
   На перемене Томас отвел меня в сторонку.
   - Смотри, что я записал! - и сует мне такой свою мобилу.
   Она у него дешевая, но звук неплохой. Отлично слышно, как Медведь меня стебет, а класс угорает.
   - Давай я тебе файл скину!
   Я объяснил, что мой телефон утоп, а нового пока нету, и дал ему номер Себастиана. Путь будет у Севы, что предъявить, если Бьярне гнать на меня начнет.
   Короче, вынес Паровозику благодарность за бдительность, но тут он меня за рукав дергает и глазами за спину показывает. Оборачиваюсь - блин, Лэрке! А я без подготовки, у меня реакция одна - улыбка дебила. Она стоит - бледная, губы в ниточку, в глазах плещется что-то темное и холодное.
   - Джек, отойдем?
   Ну, пошел я за ней, как бычок на веревочке. Она меня в угол приткнула за кабинетом биологии и перешла прямо к делу:
   - Это ты со своими дружками брата моего избили?
   - А его избили? - включил я дурачка. - Что, сильно?
   Лэрке прищурилась, прямо как на прицел взяла:
   - Руку сломали. Вот эту, - она сунула мне в морду свою, с повязкой на пальцах. - Ходит на костылях. Скажешь, ты ничего не знал об этом?
   Я мотаю головой:
   - А что он сам говорит?
   - Говорит, его отметелили каки-то гопники в капюшонах. Прямо в гимназии. Беспредел!
   Ух, какая она все-таки красивая, когда злится! Стоит тоненькая такая, в кружевной кофточке, а в глазах -убийство. Мое, между прочим.
   - Мало ли гопников в большом городе, - пожал я плечами. - Почему ты всегда обо мне плохо думаешь?
   Она взглядом меня смерила с головы до ног, подбородок вздернула и пошла прочь. А походка, как по канату.
   - Чего от тебя хотела эта психичка, Джек? Дже-ек!
   Адамс помахала ладонью у меня перед глазами. Блин, эту-то откуда черти принесли?
   - Не называй ее так! - буркнул я.
   - Психичка и есть, - Наташа проводила Лэрке уничтожающим взглядом. Челюсти яростно перемалывали жвачку. - Ты разве не знал, что она в дурке лежала?
   - Да чего ты мелешь! - я схватил Адамс за плечо и тряхнул. Ее голова дернулась, волосы взлетели и прилипли к намазанным блеском губам.
   - Ай, Джек! Мне больно, - пискнула она, кривясь и пытаясь оттолкнуть меня пухлой ладошкой.
   Я опомнился, разжал пальцы:
   - Извини, Наташа. Я... Я думал, ты...
   - Вру, да? - в ее глазах блестнули слезы, губы дрожали. - А это правда! У кого хочешь спроси! - развернулась и бросилась бежать, заплетаясь жирными ляжками.
   Вот это гондурас! Я подумал-подумал, ногти покусал и поплелся искать Томаса. Обнаружился Паровозик в кабинете биологии. Но не успел я к нашей парте подойти, как зазвенело, и в класс влетела училка, чуть не сбив меня с ног. Волосы развеваются, под мышкой - плакат, в трубочку свернутый.
   - О, Джек! - поймала меня за рукав. - Не поможешь повесить наглядное пособие?
   Почему бы и не помочь? Биологичка - девица зачотная, только после универа. Щечки розовые, глазки блестят, грива до попы. Попа... Хм, на вид очень неплоха. Ну, там над доской крючок такой. Я вытянулся, чтобы плакат за него зацепить, а Шарлотта - это так училку зовут - рулон разматывает.
   И тут класс как грянет: гы-гы-гы, га-га-га! Я стою, туплю. Смотрю, Лэрке на первой парте даже глаза ладонью прикрыла, чтобы позорища такого не видеть. Зато Бриан угорает, чуть не ссытся. Оборачиваюсь я это значит, чтобы посмотреть, что же это мы такое смешное повесили. А там, мля, щель! В смысле женская, между раздвинутых ног! Вот это подстава!
   А Шарлотта улыбается такая и говорит:
   - Как видите, сегодня мы будем говорить о сексе. Садись, Джек.
   Короче, пока я до места своего дошел, все у меня из башки о Лэрке и психушке выветрилось. А дальше начался цирк. Сначала говорили о половом созревании, у кого где волосы растут и все такое. Потом училка завернула об онанизме. Как это типа парни делают, а как девчонки. Луиза - это та самая с метровыми ресницами и шваброй на башке - решила блеснуть знаниями:
   - А некоторым девчонкам нравится палец себе в зад засовывать. И парням, кстати, тоже!
   Опытная, мля. Все ржут, а училка такая:
   - Да, у многих людей зона вокруг прямой кишки - очень чувствительная.
   Я сижу, глаза в стол, тошнота к горлу подступает, в ушах шумит. Палец, блин! Знала бы ты какие предметы в моей чувствительной зоне побывали... Слышу, как издалека, - Шарлотта спрашивает, кто хочет выйти к доске и показать на рисунке клитор. Ну все только бугага, желающих нет. Тогда Вильям такой орет с камчатки:
   - А пусть Джек покажет! Он уже на практике с Наташей все прошел!
   Адамс вскочила красная, как помидор перезрелый, - вот-вот от чувств лопнет. Запустила в тыл бумажным шариком. Училка еле ее успокоила и мел мне протягивает:
   - Так как, Джек?
   И тут я понимаю, что не уверен, где этот факинг клитор находится. То ли это ты дырка, куда член совать надо, то ли бугорок над ней. Конечно, порно я посматривал, но там все как-то больше: "О, милый, воткни мне глубже! Да! Да!" А куда кто чего втыкает особо не объясняется. Короче, сижу я, руки под партой приячу, потому что трясутся, в глазах темнеет все и пятнами расплывается. Ступор, мля, полный. Ни бе, ни ме сказать не могу, вообще ничего. То есть мозгом секу, что даже если неправильно покажу, ничего не случится. Но мозг от тела отключился и перешел в спящий режим. А вместо него когти в меня запустил страх. Страх, что все все поймут. Что любой гетеро-дурак, конечно, знает, где этот гребаный клитор находится, и я себя выдам с потрохами.
   И тут слышу - голос Лэрке:
   - Мне кажется, такое должна показать девушка. Можно?
   И каблучки к доске цокают. Я взгляд вскидываю: точно! Стоит у плаката и указкой в бугорок, который и подозревал, тыкает. А сама прямо мне в глаза смотрит, и лицо строгое, будто это она училка, а не Шарлотта.
   - Вот это девушка! - Томас рядом пыхтит. Ладошки потные, аж следы на парте оставляют. - Не понимаю, Джек, почему ты не ее выбрал, а эту скучную Наташу?
   Да, брат, хочешь веселья? Флаг тебе в руки. А я своего как-то уже хлебнул.
   - С чего, - говорю, - ты вообще взял, что я выбирал ? Что мне Лэрке нравится?
   Томас посмотрел на меня с жалостью, как на больного:
   - Джек, я ж не слепой. Да ты за ней ходишь, как стрелка компаса за магнитным полюсом. Пялишься на нее все время. Вот и сегодня...
   Но тут мы перешли к обсуждению женских эрогенных зон, и он переключился.
  
   Дома Себастиан первым делом напустился на меня за то, что я трубку не беру. Он мне, мол, целый день названивал, а я не отвечал. Пришлось рассказать ему сказочку про утопленника в стортире. Тогда он вроде немного оттаял:
   - Хорошо, куплю тебе новый. Но нам нужно поговорить. Мне удалось перенести встречу в школе на вторник, и к ней надо как следует подготовиться.
   - Какую встречу? Это вы о чем? - подняла голову от домашнего задания ма. Она делала его в гостиной, без отрыва от кулинарного шоу.
   Короче, было море эмоций и киллограм соплей. Орала она на меня так, что хрусталь в горке звенел, пока ей Сева запись не дал прослушать. Тут уже козлом стал Медведь, и, надеюсь, от маминых выражений ему в тот день не раз икнулось. Мне пришлось расказать всю историю в подробностях, причем отчим записывал цитаты из Медведя в свой айпад. Потом ушел в кабинет и попросил не мешать.
   Я поскакал к себе весь радостный. Может, отчим у меня и мудак, но дело свое знает. Так распидорасит Бьярне перед коллегами и директором, что гемморой этот уволят потом нафиг. Только вышло все немного иначе.
   Во вторник я летел домой, как на крыльях. Все, думаю, набили из Медведя чучело, пусть Себастиан расскажет, где поставили. А меня мать с порога за шкирку и на ковер. Тот самый, белый и пушистый. Это мои "выходные" всплыли, когда я к Лэрке отсыпаться ходил. Короче, вылила на меня ушат говна, ничего толком про Медведя не объяснила - велела сидеть, отчима дожидаться. Сева с работы пришел и потащил в кабинет для "мужского разговора".
   Оказалось, математика не уволили, предупреждение вынесли только. Вроде как записи с Томасова телефона оказалось недостаточно. Голос типа похож на учительский, а вдруг не его? Не будешь же экспертизу из-за такой ерунды проводить? Сам Медведь вообще заявил, что все - монтаж и подстава. В итоге, как ни крути, все свелось к тому, что мое слово - против его. А кто я? Трудный подросток, на котором хулиганка и употребление висят. Да еще психолог после первой консультации в школу телегу отписал. "Психологический портрет озабоченного малолетнего преступника" называется, блин. То есть, Карстен этот, конечно, не такими словами выражался, но смысл-то один.
   Кончилось все тем, что стороны заключили соглашение. Я должен был извиниться перед Медведем "за насилие" и больше не прогуливать. Ну а математик обещал обращаться ко мне корректно.
   Вот тут я рогом и уперся.
   - Не буду я перед эти старым пердуном извиняться!
   - Извинишься как миленький! - Себастиан скрестил руки на груди и припечатал меня взглядом. - Это будет тебе хорошим уроком. Может, поймешь наконец, что надо отвечать за свои поступки!
   - Не буду! - я уткнул глаза в пол и старался, чтобы голос не дрожал. - Это он должен передо мной извиниться, а не наборот!
   - Послушай меня, малыш, - пальцы отчима вцепились мне в подбородок, задирая голову. Суженные глаза оказались совсем близко от моих, распахнутых от страха. - Речь идет не об этом идиоте, которому давно на пенсию пора. Речь идет обо мне! О репутации, которую подорвал ты, малолетнее ничтожество! - он отшвырнул меня так, что я ударился спиной о край стола.
   Заходил по комнате:
   - Ты понимаешь, каким дураком ты меня выставил перед всеми?! Директором, учителями... Я-то думал, что у меня все под контролем. Что я знаю, чем ты живешь и дышишь. И вот меня спрашивают: "А где Джек был такого-то и такого-то?" "Как где? - говорю я. - В школе, конечно!" И мать то же подтверждает. А что мне сообщают?! Я спрашиваю, что мне сообщают! - он уже орет мне в лицо, брызгая слюной. Глаза белые, и стоит в них только одно - насилие. - Отвечай!
   - Что я про... - я сглатываю. Пересохшее горло отказывается производить звуки. - Прогуливал.
   Себастиан отстраняется. Жрет меня взглядом с поторхами, точно решает, под каким соусом я буду вкуснее.
   - И где же ты был, малыш Джек? - вкрадчиво спрашивает он. - И почему не рассказал об этом папочке?
   Я молчал, вцепившись в край стола за своей спиной так, что твердый кант врезался в ладони.
   - Мы же договорились, что ты будешь мне все честно рассказывать. Так где же твоя честность, Джеки? Где твоя честность?! - Себастиан орет прямо в ухо, его пальцы вцепляются мне в пах. Они как сталь, и я сгибаюсь от боли. Под закрытыми веками вспыхивают огненные молнии.
   Я знаю, что он будет мучить меня, пока не сломаюсь. Что помощи от матери ждать нечего: даже если она и вмешается, услышав мои крики, это мне же отольется. Потом, на башне. Поэтому я вру. Я хнычу и прощу прощения. Обещаю извиниться перед математиком. Обещаю не пропускать уроки. Обещаю, пока он не затыкает мне рот. Есть много способов просить прощения у Себастиана.
  
   В следующий раз я вижу Медведя на физике. Это один из трех предметов, которые он преподает. Старый пердун набрасывается на меня, как только начинается урок. Он осторожнее в выражениях, чем обычно: боится, что снова запишут на телефон или снимут, и он уже не отвертится. Но он требует извиниться. Или выйти за дверь.
   В классе тихо. Все смотрят на меня. Все, кроме, конечно, Лэрке. Я думаю о ней. Как она стоит у доски перед ржущими одноклассниками и показывает розовый, напоминающий бутон бугорок на картинке. Я думаю, что у нее есть точно такой же, и как бы она отреагировала, если бы я коснулся его губами. Тогда мне становится плевать на старика Бьярне с его играми во власть, на ожидающих моего унижения ребят. Я спокойно говорю:
   - Извините, - в несгибаемую спину Лэрке.
   Кто-то свистит, кто-то гогочет, но она оборачивается, и мы встречаемся глазами. В ее взгляде раскручивается трехцветный серпантин, мягко оборачиваясь вокруг меня, затягивая в праздничную глубину. Уголки ее губ дрожат и растягиваются в улыбке. Она высовывает руку в проход и незаметно поднимает большой палец. Блин, неужели мне наконец удалось ее впечатлить?!
  
   А потом была физра. Я по-спринтерски переоделся в спортивное, хотя знал, что это еще цветочки. После урока мне предстоит душевая.
   Ханс, увидев меня в первый раз на своем занятии, глумиться не стал, просто указал мне место в строю, по росту. Ладно, хоть этот оказался человеком. Я встал между Брианом и Матиасом, и мы потрусили по кругу. На улице лил осенний дождь, так что занимались мы в зале. Играли в баскет - парни против девчонок. Только парней у нас в классе больше. Вот и стоим - в одной команде семь человек, а в другой всего пятеро.
   Ханс такой:
   - Так, ребята, кто к девочкам пойдет?
   Ну, пацаны все, ясно, бугага, у нас девочек нет. Андреаса попытались выпихнуть, как самого мелкого, но он отпинался. Короче, физруку надоело это все, он и говорит:
   - Ну тогда Джек пойдет. Это ему штрафной будет, за прогулы.
   Нашел, мля, крайнего! Ну и чо? Пошел я. Парни ржать, а Адамс на мне повисла и в рот языком. И Вильяму с подлипалами фак показывает. Чиксы все прыгают, визжат, сиськи трясутся, настрой боевой. Название команде придумали "Гончие ада". Нормальные, да, у нас в классе девочки? Парни себя нарекли "Деструкторами", и я понял, что сейчас что-то будет.
   Лэрке со своей рукой сидит на скамейке запасных, делает вид, что все ей пофиг, кроме шнурков на кедах. Андреаса туда же отправили - из-за роста, и физрук дунул в свисток.
   Короче, это надо было видеть. Я себе локоть ободрал о зубы Вильяма. А мне Каспар, который играл в своей придурочной шапочке, засветил мячом в лоб. Главное, чего мне-то? Это ж Томас ему насосом... Ладно, выиграли "Гончие" с преимуществом в три очка. Пацаны в душевую повалили злые, как черти. У меня сразу нехорошее предчувствие появилось, но делать нечего. Назвался, как говорится, крутым, полезай в кузов.
   Я дождался, когда все разделись. Думаю, пусть там пара побольше поднапустят. Я в уголок куда-нибудь втиснусь, на меня внимания никто и не обратит. Ага, как же! Зашел я в душевую, а там шесть головок всего - три у одной стенки и три у другой. Ни перегородок, ничего, как водится. Ладно, хоть плесени нету, как в старой школе, и чистенько все.
   Пришлось мне Томаса подвинуть чутка - он не возражал. Выдавил мыла из бутылки, шлепнул на грудь, и вот тут началось:
   - О! Наша девочка пришла! - это Вильям забыл, как чувствуется велосипедная цепь по ляжкам.
   - Ага, прыщи Паровозику на спинке подавить! - Бриан, сволочь!
   - Эй, детка, а у тебя еще ничего не растет, или это ты так гладко бреешься?
   Вот тут меня и переклинило.
   "Сами виноваты, - мелькали обрывки мыслей у меня в голове, пока я шел через душевую. - Могли бы просто оставить меня в покое. Просто оставить..."
   Дальше места для мыслей уже не осталось.
   Опомнился я, когда увидел кровь. Она стекала вниз по белому кафелю, и ее размывала хлещущая из душевой головки вода. Страшно мне стало не от вида светлевших красных полосок, а от того, что я не знал, откуда они. У моих ног что-то хлюпало. Это был Каспар, скрючившийся в позе зародыша. Струи воды били его по боку и плечу, разлетаясь крупными блестящими брызгами. Шапочку он снял прежде, чем пойти мыться, и с коротких темных волос теперь струилось розовое. Кажется, это он крикнул: "Детка!"
   Я оглянулся кругом, и меня охватило чувство нереальности происходящего. Будто я вижу сон. Шипит под напором вода, лупя по кафелю. Помигивает перегорающая лампочка под потолком. Поток, бегущий к стоку, ржавый, будто кто-то в нем кисточку вымыл, но становится бледнее. И никого. Только голый человек у моих ног пытается подняться, но подламывается на руках.
   А потом дверь с треском распахнулась, и внутрь влетел физрук. За ним - полуодетые парни. Крики, девчачьи визги из коридора, мат - апокалипсис, короче. Хэнс на меня орет, а я звук слышу, но понималка отключилась. Не могу расшифровать сигнал. Улыбаюсь тупо и отступаю. Смотрю, ребята Каспара поднимают, волокут наружу. Андреас придерживает дверь, за ней - лица девчонок: любопытные, испуганные, брезгливые. И разноцветные панели смартфонов.
   И тут физрук дотронулся до меня. Схватил за плечо, видно, вывести хотел из душевой. Хорошо, что оно мокрое было, и я вывернулся легко. А то бы и ему вмазал. Выскользнул из его пальцев, проскочил мимо и в дверь. Там визг, все врассыпную. Я тряпки свои схватил в охапку и бегом. У кого-то телефон из руки выбил, но остальные продолжали снимать. Звездец, короче.
   Выскочил в коридор, наткнулся на кого-то и на пол полетел. Спиной так хрястнулся, что слезы из глаз. Но сквозь слезы вижу - Лэрке! Везунчик я. Вечно перед ней падаю. На этот раз, для разнообразия, голый. Я думал, она завизжит, как остальные, или телефон вытащит. А она руку мне подала, на ноги вздернула и бежать. А руку не отпускает. Короче, влетели мы в какой-то закуток, а там дверь. Подсобка типа. Швабры, тряпки, ведра, тележка уборщицы. Она меня внутрь вокнула, сама заскочила и дверь захлопнула.
   Слышу - снаружи топот, вопли, голоса возбужденные.
   - Не, ты это снял?
   - Не успел, блин, Луиза зато снимала.
   - А мой смартфон этот факинг ушлепок разбил! Вон какая трещина...
   - Луиза, скинь файл, будь найс.
   - Оба, бли-ин, массакра в душе, дубль один! Голливуд отдыхает.
   - А ты голого его заснять успела?
   - Только сзади, писс! Андреас, остолоп, блин, своей тушей все закрыл.
   Потом все рассосалось, стихло. Я понял, что стою, тесно прижавшись к Лэрке. На мне - ни нитки, только кучка шмоток, зажатая между нашими телами. Сзади я упираюсь в полки, она - в швабры и дверь.
   - Джек, во что ты опять влип? - спросила она, глядя на меня с укором. Лэрке была ниже меня, и ей приходилось смотреть снизу вверх.
   - Не знаю, - пробормотал я. - Но я бы влип в это снова, лишь бы оказаться тут... рядом с тобой.
   - Ну и дурак! - дверь распахнулась, мелькнула красная юбка, пахнула сирень, и я остался один.
  
  
  
  

Обмани меня

   Я сидел в комнате у Томаса и отпивался горячим чаем. Ждал его около дома целый час - после физры у нас был еще немецкий. Задрыг весь. Особенно ноги. Я обнаружил, что забыл кеды в раздевалке, только когда оделся в подсобке. Вернулся за ними потихоньку - а тютю. Нету их.
   Паровозик сидел у письменного стола, молчал и испуганно смотрел на меня большими телячьими глазами. Выглядел он чутка косо и расплывчато. Не, с Томасом как раз все было в порядке. Это мне какая-то сволочь в глаз вмазала, только я в пылу боя и побега этого не заметил.
   Вдруг Паровозик спохватился и полез в мой рюкзак, который прихватил с собой из школы:
   - Э-э... кеды твои... - Он вытащил на свет мои "олл старз". - Я их тоже из раздевалки забрал. Думал, в классе тебе отдать. Извини.
   - Ничего. Спасибо, - я поставил чашку на тумбочку у кровати и натянул плед повыше на ноги. Тотте, использовавший складки, как полосу препятствий для солдатиков, раздраженно стукнул меня по коленке.
   - Сиди тихо, Джек!
   - Есть сидеть тихо! - поднял я руки вверх.
   - За тобой директриса приходила на немецкий, - подал наконец голос Томас.
   Ясно. Наверняка будет отчиму названивать. Или письмо по родительскому интранету пошлет.
   - Как там Каспар? - я помогаю Тотте заново расставить солдатиков. Стараюсь, чтобы голос звучал равнодушно.
   - Ты ему бровь разбил и скулу, - Паровозик шмыгнул носом. - Когда об стенку приложил. И изо рта у него кровь текла. Что еще - не знаю. Физрук его в травмпункт повез.
   Изо рта - это зубы или что-то хуже? Я глянул на свои рассаженные костяшки. Уж больно много было на кафеле кровищи.
   - Не везет парню, - усмехаюсь, но в уголках губ предательская дрожь. - Все его в табло лупят. Совсем некрасивый скоро станет.
   Томас помолчал немного, а потом говорит:
   - Я вот уже почти два месяца с тобой за партой сижу, Джек, а кажется, тебя совсем не знаю. Не понимаю, что ты за человек. То ты заботливый, добрый, немного застенчивый, несправедливость не выносишь, слабых защищаешь. А то, как вселяется в тебя что-то... Что-то темное. И ты становишься жестоким, циничным, и даже не злым, нет. Бесчувственным каким-то. Ну вот зачем ты с Каспаром сегодня так? - он мучительно скривился и потер прыщавый лоб, будто хотел избавиться от засевшего там воспоминания. - Это же была просто шутка!
   Мне как будто холодной ладонью по спине провели, от загривка до копчика.
   - Ты чего? - говорю. - Это не шутка была, а стеб. С этого все начинается. Сначала тебя стебут, потом гнобят, потом... Да ты сам все знаешь!
   - А что такое гнобят? - спросил Тотте и поставил ракетную батарею мне на коленку.
   Томас вцепился длинными пальцами в шевелюру, пискнул:
   - Надеюсь, ты никогда этого не узнаешь.
   - Почему? - мальчишка удивленно взглянул на брата.
   Я стал потихоньку вылезать из-под пледа, стараясь не порушить Тоттовы армии.
   - Ладно, пойду я.
   - Нет! - Томас вскочил со стула. - Нет, не уходи! Я не это имел ввиду. Я только хотел... - он плюхнулся на кровать рядом со мной, опрокинув шеренгу пехотинцев. - Ну, если тебе нужно поговорить с кем-нибудь... Или если у тебя проблемы... В общем, ты всегда можешь на меня рассчитывать.
   - А я уйду от вас на пол! - заявил Тотте, скидывая весь личный состав на палас. - Ни минуты не можете посидеть спокойно, мелюзга!
   Я улыбнулся, но улыбка вышла кривой.
   - О своих проблемах я с психологом разговариваю.
   Томас тряхнул кудрями:
   - Это не то. Просто знай, что мне ты все, что угодно, можешь рассказать. Как другу. Я могила, - он сделал движение рукой, будто застегивал на молнию рот.
   Я сделал вид, что заинтересован войнушкой, устроенной Тотте на полу.
   - Я это ценю, бро, но рассказывать нечего. У меня все ништяк.
   - Точно?
   Я кожей чувствовал его вгляд, но что я мог сказать? Знаешь, друган, меня отчим трахает, и от этого мне хочется кого-нибудь убить?
   Тут тренькнул Томасов телефон. СМСка вроде. Он слазил в карман, потыкал пальцем, и комнату заполнил фоновый шум и едва разборчивые вопли:
   - Фак, мэн, Джек Каспара убивает!
   - Снимай быстрее!
   - Вот он, вот он...
   Паровозик торопливо шлепнул по экрану, оборвав запись, но я уже все понял:
   - И тебе прислали, да?
   Он понурился прыщами:
   - Да. Уже второй раз. Первый раз от Луизы пришло, а вот теперь от Андреаса. Одно и то же видео. Похоже, оно по кругу гуляет.
   - Можно? - я протянул руку к телефону.
   Что тут у нас? Так, голый Каспар на полу, кроваво-водяной коктейль, мое лицо - остальное Андреас заслоняет - зато наезд крупным планом. Блин, просто типичный отморозок. Сам бы себя испугался ночью на темной улице. Потом все заслоняет толпа спасателей во главе с физруком. Камера трясется, в нее попадают пол, чьи-то ноги и рюкзаки, потолок, и наконец мой ничем не прикрытый зад. Блин, быстро же я улепетывал. Вот могу ведь, если захочу. Мдя, от такого вещьдока не отвертишься.
   - Хьюстон, у нас проблема, - протянул я.
   - Хочешь, оставайся у меня ночевать.
   - Чего? - я думал, что ослышался, но Томас смотрел на меня абсолютно честными глазами.
   - Я же знаю, тебе не хочется домой идти. И... может, я ошибаюсь, но мне кажется, отчим твой - не меньший козел, чем мой отец.
   Я тупо сидел с открытым ртом, и глаз у меня дергался. Подбитый. Откуда, мля?..
   - Что, я не прав? - Томас приподнял ногу, давая проезд колонне военной техники. - Просто когда ты о нем говоришь ты... ну, напрягаешься что ли весь. И взгляд отводишь.
   - Ты чо? - я прикрыл ладонью опухшее веко. Да кончай уже деграться, блин! - Насмотрелся "Обмани меня"?
   Психолог хренов!
   - Есть немного, - смутился Паровозик. - Так что, останешься ночевать? У меня никто не ночевал с тех пор, как мы сюда переехали. Тотте еще не родился тогда.
   Я задумался, покусывая ноготь большого пальца. Передо мной стояла дилемма. Знаете, что это такое? Нам рассказывали на обществоведении, и понял я это так. Дилемма, это когда, чтобы ты ни выбрал, тебе жопа. Разница только в том, обычная это жопа или глубокая.
   - А что твоя мать скажет? - поинтересовался я.
   - Да она обрадуется, - замахал крыльями Томас, - что у меня наконец-то друг появился.
   - Даже такой? - я ткнул в глухо пульсирующий фингал.
   Паровозик немного сник:
   - Вообще-то, мать после ужина таблетки принимает и отключается. Так что навряд ли она вообще заметит, остался ты или домой пошел.
   Мдя, веселуха однако.
   - Ладно, - решился я. - Останусь до завтра. Только при одном условии.
   Томас насторожился.
   - Я помогу тебе готовить ужин.
  
   На ужин мы сочинили макароны с мясным соусом. Макароны варил я, поэтому вышли они слипшиеся и подгоревшие. А все потому, что мне пришло в голову спросить Паровозика, правда ли, что Лэрке лежала в дурке.
   Оказалось, она действительно не ходила в школу несколько месяцев - в начале седьмого класса. А когда вернулась, стала странная. Не говорила почти, от всех шарахалась. Бродила во время уроков по коридорам или вокруг школы. Одни говорили, что у нее депрессия. Другие, что крыша поехала, и что она видит призраков и разговаривает с ними. Кое-кто пытался ее чморить в начале, но она не плакала, не огрызалась, не убегала, только смотрела на всех такими глазами, будто видела, по выражению Томаса, "смерть, стоящую у них за спиной". Короче, от девчонки быстро отстали, а потом все как-то пришло в норму. Но в классе она по-прежнему ни с кем почти не общалась, только если учителя задавали групповую работу.
   - Фигасе! - сообщил я свое мнение и тут сообразил, что забыл помешать макароны, а вода почти выкепела. - А с чего все началось? Ну, в смысле, почему она в школу тогда ходить перестала? Ее что, и правда могли в дурку упечь?
   - Такие ходили слухи, - пожал плечами Паровозик и бухнул в соус загуститель. - Но в принципе, это вполне возможно. Не знаю, чтобы со мной было, если бы ты, например, пропал бесследно месяц назад, все бы убеждали меня, что ты утонул в озере, а я бы стоял тут с тобой и кулинарил. Причем видел бы тебя только я.
   - Неправда! Я его тоже вижу! - заявил Тотте и сунул палец в мои макароны. - Фу, Джек! Ты что, опарышей сварил?
   Я тряхнул головой и схватился за глаз: казалось, он сейчас из черепа выскочит и по полу покатится, подпрыгивая.
   - Погоди, ты на что намекаешь? Два года газад... Тогда что, пропал кто-то, кого Лэрке знала?
   - Не просто знала, - Паровозик зачерпнул соус ложкой и протянул мне. - Попробуй-ка. Соли хватит?
   Да какая тут, нафиг, соль! Я кивнул, не чувствуя вкуса.
   - Она дружила тогда с мальчишкой одним, он на год старше нас учился, - Томас снял кастрюлю с плиты. - Заходил в класс иногда. А потом... Он вроде как из дома сбежал. Искали его, помню, месяца три. Полиция в школу приходила, расспрашивала учителей, одноклассников. Потом в газетах писали, что он в озере утонул. Только вот тела так и не нашли, хоть и водолазов спускали. Странно это: не рыбы же его сожрали? Лэрке переживала, конечно, страшно. Бегала, разыскивала его везде. Даже после того, как добровольцы бросили. Ну а потом, видно, нервный срыв у нее случился. Прошу к столу, - Паровозик приглашающе махнул на полосатые тарелки. - Маме я отнесу еду в гостиную.
   - Опарышей есть не буду! - насупился Тотте.
   - Да они вкусные! - уверенно заявил я и кинул целую вилку макарон в рот. Блин, ну и отрава скользкая! Прожевал, мужественно проглотил. - Просто выглядят не очень, а на самом деле м-м-м!
   - Вот сам их и лопай! - Тотте топнул ногой в дырявом носке. - А я мороженого хочу!
   Томас понуро махнул рукой:
   - Не обращай внимания, Джек. У нас каждый вечер так. Не в макаронах дело.
   Мне жутко хотелось услышать продолжение истории о потеряшке, я на стуле так и ерзал. Но сперва надо было как-то унять Тотте, и я предложил:
   - Слушай, если ты съешь макароны, то мы поиграем с тобой в пиратов. Ты любишь играть в пиратов?
   Малец неуверенно кивнул.
   - У тебя черная повязка есть?
   - Есть, - в глазах Тотте появился интерес.
   - Ну вот, тогда я буду одноглазый Джек, ты будешь главным охотником на пиратов, а Томас...
   - Томас будет капитан Крюк! - завопил пацан и побежал к столу. - А у меня сабля есть, самая настоящая. И пистолет.
   Паровозик облегченно вздохнул и шлепнул брату соуса на тарелку:
   - Спасибо, Джек.
   - Да ладно, - я почувствовал, что подыхаю с голоду, и набил полный рот облитых соусом макарон. Так они были вполне съедобными. - А этот пропавший... Не помнишь, как его звали?
   Томас нахмурил прыщи:
   - Да вроде Джастин... Или Джей? Что-то иностранное. Если тебе интересно, можно в интернете порыться. Тогда в местных газетах писали про это дело.
   Я пожал плечами. Блин, не Якоб! А я уж думал... Хотя и сама Лэрке сказала, что Якоба не знает. Или это потому, что он мертв? Может, Томас ошибся просто? Или перепутал? Я решил все-таки прогуглить крминальную хронику. Может, там и фотки этого героя сохранились?
   - А я уже все! - громко объявил Тотте, размазывая по щекам коричневую жижу. - Пошли, повязку тебе на глаз одену!
  
   Заснул мелкий прямо на полу - с саблей в руке и большим пальцем во рту. Мы осторожно перенесли его на кровать.
   - Не поддержишь Тотте под спину? - попросил Томас. - Я с него футболку сниму.
   Я осторожно положил ладони на теплое детское тельце. Отвернулся, когда Паровозик стал стаскивать перепачканные землей штаны.
   - А мы не будем ему мешать? Ну, свет там, разговоры...
   - Что ты! - Паровозик засмеялся по-бурундуковски. - Когда брат спит, над ним хоть из пушки пали, даже не всхрапнет.
   - Это прям как я, - и мы заржали.
   Потом залезли на койку Томаса, открыли ноут. Долго шарились по разным страницам, но нашли только одно короткое упоминание о Джастине... Или Джее? Даже имени его там не было. Стояло только, что в окрестностях Силкеборга пропал мальчик четырнадцати лет. Предположительно, убежал из дома после ссоры с родителями. Его разыскивает полиция и добровольцы. Все. И накаких фоток. Заметка была датирована концом мая 2012 года.
   - Если тебе все еще интересно, придется в библиотеку съездить, - предложил Томас. - Там все старые газеты есть в электронном виде.
   - А как насчет телевидения? Может, в новостях тогда тоже что-то показывали?
   - Показывали, конечно, - кивнул Томас. - Только ТВ архив в Копенгагене находится. В Государственной Библиотеке. Это же еще до перехода на электронный сигнал было.
   - Блин, откуда ты столько знаешь, бро? - я потрепал его по буйным кудрям.
   Паровозик смутился:
   - Да это... Проект делать надо было в прошлом году, по СМИ. Ну вот я и...
   С экрана послышался тихий щелчок. Томасу пришло сообщение с Фейсбука.
   - Я проверю, ладно? - покосился он на меня.
   - Валяй! - я отодвинулся от компа.
   Мой-то профиль давно паутиной зарос. Я спецально в соцсеть не выходил, чтобы на старых друзей не наткнуться. Смотрю, Томас чего-то залип, пялится в ноут, не моргая.
   - Что, кто-то порнушкой поделился? - подколол его я.
   Он экран от меня отворачивать. Ну, меня любопытство разобрало, и я, конечно, нос туда сунул. Блин! Там то же видео, что в телефоне, только уже обработанное. "Массакра в школьном душе: голые парни мочат друг друга!" называется. Туева хуча просмотров. Лайков... да у нас во всей школе столько учеников не наберется. И моя голая жопа на заставке. Ёпт, Джек, похоже, ты стал-таки порнозвездой интернета!
   - Прости, - лепечет Томас, весь багровый, так что прыщи с фоном сливаются. - Это Наташа мне ссылку прислала.
   Адамс?! Вот коза!
   - Она тут написала...
   А вот, точно! Ее комментарий: "Это мой парень. Он вас всех порвет, придурки!" Ответ от Фанни16: "Боже, какая попка! Поделишься?" Наталанге: "Перетопчешься!" Сензама: "Больной урод". ВСТ14: "Он труп!" Бойтубой: "Какие самцы! Блондин - просто красавчик!" Самурай: "Фак, мэн, почему у нас такая скучная школа?" Шоугерл: "А как зовут голозадую няшку? Дадите телефончик?"
   Все! Я начитался достаточно! Экран захлопнул так, что чуть Томасу пальцы не прищемил.
   - Ну, все не так плохо... - он робко положил мне руку на плечо. - Там много положительных комментов...
   - Положительных?! - я взвился на кровати, но вспомнил про Тотте и понизил голос. - Это ты про "поделишься попкой", "красавчика" или "больного урода"? И ладно бы, блин, там только жопа моя засветилась! Так нет, морда тоже на весь экран! Как мне теперь по городу ходить?! В маске из "Крика"?
   Мой фонтан прервал звонок телефона. На этот раз он доносился из гостиной.
   - Это мамин, - объяснил Томас. - Я возьму, а то она спит наверняка.
   Я даже ответить не мог, только рукой махнул. Блин, нет, это какой-то кошмар! Этого просто не может быть на самом деле!
   Паровозик вернулся в комнату с потерянной мордой. Протягивает мне трубку:
   - Джек, это тебя.
   Я даже не врубился сначала. А когда доперло, кто это мог быть, у меня аж рука затряслась. Но делать-то нечего. Взял телефон:
   - Джек? - Себастиан, мля!
   - Да, - соскочил с кровати, сделал Томасу знак рукой, что типа на кухню пойду, поговорю.
   - Значит, ты все-таки там, - голос холодный, без эмоций, будто он своему деловому партнеру звонит, который облажался, или клиенту, который соврал, что невиновен. - Собирайся, я сейчас за тобой заеду.
   Чувствую, у меня слабость в коленях. Хорошо, рядом стул оказался. Блин, как он меня нашел?! Всех родаков, что ли, обзванивал с классного интранета?
   - Но... я договорился у Томаса переночевать. Его мать не против.
   - Я против, Джек, - Себастиан сделал упор на "я". - Буду у вас через пять минут. И без глупостей, ясно?
   - Ясно, - тихо ответил я. В трубке загудел отбой.
   - Чего твой отчим хотел? - спросил Томас, появляясь в дверях.
   Я встал, молча прошел мимо него в комнату. Стал натягивать носки и кеды.
   - Ты что, уходишь? - забеспокоился Паровозик.
   - Себастиан заедет за мной, - я завязывал шнурки и был рад, что мне не надо смотреть на друга.
   - Вот дерьмо! - выпалил Томас. Кажется, это был первый раз, когда я слышал, чтобы он ругался. - Ему уже сообщили? Что тебе будет?
   Я закинул рюкзак на плечо.
   - Пойду на улицу. Подожду его там.
   Паровозик рванулся было за мной, но я остановил его:
   - Не провожай, не надо. Все будет окей.
   Он не поверил, но за мной не пошел. Я успел выкурить сигарету, прежде чем фары мерса мазнули желтым стену соседнего дома.
  

Фэнтези

   Ехали домой молча. Отчим спросил меня только об одном: "Где велосипед?" Пришлось объяснить, как вышло, что "Призрак" остался у школы. Ключ-то был в рюкзаке!
   Насторожился я, когда, вместо того, чтобы свернуть налево, на дорогу к дому, Себастиан погнал дальше, на шоссе.
   - Ты проскочил поворот, - заметил я.
   Вместо ответа отчим включил музыку. Я узнал песню "Энималз" в блюзовой обработке.
   Детка, теперь ты меня понимаешь?
   Иногда я, конечно, злюсь,
   Но ведь никто из нас не ангел,
   Когда все плохо, боюсь,
   Я тоже могу показаться плохим,
   Но знает Господь, я, простая душа,
   Всего лишь желаю тебе добра.
   Неверно меня не пойми!
   Внутри у меня все сжалось, сожранные за ужином макароны легли холодным комком на дно желудка. Я попытался поймать взгляд Себастиана, но он вел себе машину с совершенно неподвижным лицом. Глаза на дороге, руки спокойно лежат на руле. Он походил на манекен для испытаний безопасности систем автомобиля. Манекен, который вот-вот разорвет в клочья.
   Мы свернули на площадку для отдыха. У меня еще оставалась слабая надежда: может, ему отлить приспичило? Но на всякий случай ремень отстегнул и тихонько потянул ладонь к ручке двери.
   Замки со щелчком закрылись.
   Мерс остановился.
   Себастиан повернулся ко мне, а глаза белые. Смотрю, у него в одной руке бутылка с водой. Полная на три четверти.
   Я заорал, но поздно было. Вокруг темно, лес, и ни души. Мы в закрытой машине, воет джаз. Все, что я мог - голову руками прикрывать, да колени к животу подтягивать. В какой-то момент Сева мне по плечу удачно заехал, прямо над локтем. Рука онемела, упала плетью, и бутылка вмочила прямо по башке. В ухе свистнуло, и чувство такое, будто мне в череп из пистолета гвоздем засадили. Ору, а голос свой как-то глухо слышу и вроде со стороны.
   Отчим же совсем озверел. Бутылку бросил и кулаками меня начал месить. А что? Все синяки на драку списать можно. Тут главное - костяшки беречь. По ходу, он об этом вспомнил, пнул меня пару раз напоследок и остановился. К тому времени скот меня уже под сиденье загнал, туда, где обычно место для ног.
   Валяюсь там, скрючившись, сопли подбираю. А Себастиан волосы пригладил, куртку одернул, бутылку в гнездо.
   - Садись, - говорит и смотрит такой, как я копошусь, пытаюсь обратно на сиденье заползти.
   Ну, сел я кое-как. Вижу он еще что-то бла-бла, а у меня в ухе пищит и стреляет, как раз в том, что к нему ближе - ничего разобрать не могу. Тогда он мне пачку салфеток на колени бросил и показывает - типа утрись. Ну я бумагой по морде повозил, а он в шею тычет. Я туда. Верно, влажное что-то. Смотрю - кровь. Из уха, мля! А Сева салфетку грязную отобрал, в окошко выкинул.
   - Пристегнись, - говорит. Теперь я его слышу, хотя слабо - он музон вырубил.
   Когда я понял, что мы домой едем, то чуть не обмочился - так меня отпустило. Я ведь думал, он меня сейчас в лес завезет и там где-нибудь закопает. Сижу я, значит, колени тискаю. Ладонь к уху прикладываю - не течет ли еще? А отчим снова - молчок и флегма. Как будто и не было ничего. Как будто мы никуда с дороги и не сворачивали. Ну и я молчу. Вроде у нас такая игра.
   Дома на меня мать наорала. Сева меня на диван воткнул, а она мечется передо мной, крыльями машет и зудит. А мне каждый звук - как гвоздь в череп. Едва разбираю, о чем базар. Понял только, что звонил моим не директор, а отец Каспара. Они с Себастианом типа знали друг друга немного, вместе заседали в каком-то местном гражданском обществе. Вот папашка Каспаров моих и попросил со мной побеседовать, так как на школу не слишком надеялся. На что можно, в конце концов, рассчитывать, когда директор - баба?
   - Три шва на бровь! Зуб шатается, ребро погнуто! - ма орала теперь прямо надо мной, тряся перед носом пальцем. Слышал я ее хорошо - на высоких нотах и по-русски. - Уголовник! Террорист! Это ты специально, да? Специально меня опозорить хочешь? Оборотень! Дома-то ты как шелковый, а стоит только тебя на люди выпустить - и вот оно, настоящее твое лицо! Ты посмотри только на себя, посмотри! - за морду меня сгребла, развернула фингалом к свету. - Урка! Мать в гроб вогнать хочешь, да?
   Потом она умирала на диване, хватаясь за сердце. Сева прискакал из ванной с валерьянкой из старых запасов, но она по ходу не помогала. Ма лежала вся бледная, судорожно дышала, говорила, едва шевеля губами, а что - я не слышал. В начале не принял это всерьез - меня самого котелок донимал. С левой стороны будто череп долбили отбойным молотком. Но когда она заплакала, не выдержал. Сполз на колени, просил у нее прощения, просил отчима дежурному врачу позвонить - вдруг, и правда, сердце? Но ма вроде пришла чуть в себя, велела отвести ее в спальню. Меня отправили в комнату, и на время все затихло.
   Ночь я не спал. От боли в башке просто на стенку лез. Да еще свист этот в ухе... Думал уже, Сева мне череп проломил. Потом догадался прогуглить, что за хрень. Оказалось, по всему, дыра у меня в барабанной перепонке. Никогда не думал, что от удара может такая фигня случится. Короче, лежать не могу, сидеть не могу. Пошел погулять.
   В кухне на мать наткнулся. Сначала подумал, это снова Якоб - только на этот раз вырядился, как труевое привидение, в белую рубашку до пят. Потом вижу - нет, волосы темные, всклокоченные, под глазами круги. Это ма выступает в роли Женщины в Белом. Меня увидела, снова за сердце схатилась:
   - Женька, ты чего тут?!
   - А ты чего? - бурчу.
   - Спать не могу. Уже и корвалол накапала, и валидол под язык... А все равно вся на нервах.
   Кончилось все тем, что она легла на диване в гостиной. Я ее пледом укутал и читал вслух, пока не заснула. Это у нас фишка такая с детства: я когда буквы складывать научился, сам маме читать начал, когда она меня укладывала. А она, уставшая после работы, сидит-сидит на постели, да и заснет. Эти самые сказки на ночь стали для нас вроде как колыбельной для мамы. Только на этот раз вместо сказки я какой-то женский журнал читал по-русски - он ма от теть Люси достался. Одна статейка, кстати, была очень полезная: "Что может испугать женщину на первом свидании". У меня даже боль в башке немного унялась. Когда мама отрубилась, еще посидел с ним немножко - чисто просветиться, и спать поплелся.
   На следующий день мать все еще плохо себя чувствовала и даже на датский не пошла. Я проспал, бутерброды себе намазать не успел. Поэтому когда из школы пришел, попер первым делом на кухню - потрошить холодильник. Стою, запихиваю в рот ветчину, и вдруг мать как заорет над ухом:
   - Ты что, не слышишь?!
   У меня кусок так и выпал.
   - Нет, - говорю. А это правда чистая. В ухе пищит только, все звуки - как через воду.
   А она пошла гнать: издеваешься над матерью, стакан воды не подашь, нарочно изводишь, смерти моей хочешь. Короче, старая шарманка. Я тогда еще не забеспокоился. Ясно, что мать с катушек слетела, но и повод в общем-то был. Но вот когда на следующий день я ее на диване нашел, завернутой в три одеяла, нечесаной, бледной - только под глазами синь, то колокольчик где-то зазвонил.
   - Мам, - говорю, - тебе бы к врачу надо. Серьезно.
   А она только рукой на меня махнула зло, как на кусачую муху:
   - Какие врачи, Жень?! Зря потащусь до самого города, а он мне: "Пейте ромашковый чай и съешьте панадол"! Так я и без врача лечиться могу. Ты бы лучше мне нервы трепать перестал, а то живу в сплошном стрессе!
   Так что по дому до прихода отчима я ходил на цыпочках. Дверью хлопнешь - ор. Чашку со стола не убрал - вой. Кофе не так сварил - так мне термос в башку чуть не прилетел, еле успел пригнуться.
   Когда Себастиан заявился - позже обычного, на работе совещание какое-то было - я сразу к нему. Объясняю, что мать заболела, что ей к врачу надо, только она уперлась. А он мне спокойно так:
   - Есть у меня лекарство, которое ее вылечит. Дать? - а у самого насмешка в глазах.
   Я просек, что чего-то тут не так, но смотреть, как мать мучается, тоже уже мочи нет.
   - Дай, - говорю, - если ты уверен, что ей поможет.
   Ну, он таблетки припер, уговаривает ма две выпить - типа датское успокоительное. Она слопала их. Смотрю - блин! Пузырек-то тот самый! Это же снотворное, которые я в толчок однажды спустил!
   - Себастиан, - отвожу отчима тихонько в сторону, а самого трясет, - надо поговорить.
   А он мне:
   - Подожди немного, - и глазами на ма показывает.
   Я думал, она заснет - после двух-то бессонных ночей - а нефига. Успокоилась только, повеселела и на кухню поскакала - аппетит у нее, видите ли, прорезался.
   - Вот теперь, - говорит Сева, - поговорим, - и в кабинет свой меня затолкал.
   Дверь только закрылась, я на него:
   - Чего это такое сейчас было?
   А отчим улыбается, как кот на сметану:
   - А ты не догадался, Джек? Я-то думал, ты опытный по части "дури" - так вы, молодежь, это называете?
   Я так и сел. На край стола.
   - Но это же просто снотворное. Или нет?
   - Снотворное, - покивал Себастиан. - Но оно тоже вызывает привыкание. При длительном употреблении.
   Я попытался быстренько подсчитать, как долго отчим кормил мать этой дрянью. Ёпт!
   - К тому же, оно вызывает толерантность в течении двух недель, - Сева поднял со стола карандаш, попробовал грифель на кончике пальца. - Так что дозу приходится повышать.
   Я представил себе, как бросаюсь на Себастиана, вырываю из рук карандаш и с размаху всаживаю ему в глаз так, что острие втыкается в мозг.
   - Если же резко перестать применять препарат, - отчим взял со стола точилку и принялся аккуратно вращать пластиковую рукоятку, - возникает синдром отмены. Первые двое суток еще ничего, - он внимательно осмотрел результат своих трудов - иголочно-острый грифель. - А на третьи могут наступить судороги, бредовое состояние, психоз. Даже эпилептический припадок. Представь себе, Джек, - он наконец посмотрел на меня. Так же спокойно, как преподаватель, читающий лекцию на кафедре, - что будет, если твоя мама окажется в это время дома одна.
   Я все-таки ударил его. Точнее, попытался. Отчим увидел все по моим глазам и был готов. Перехватил мою руку, вывернул, вбил мордой в стол. Навалился сзади и шипит:
   - Ошибка, Джеки. Маме понадобится новая порция лекарства вечером. Она может ее получить, а может - нет. Ни вечером, ни завтра, ни послезавтра... Ты хочешь увидеть, как она будет биться на полу в луже собственной рвоты? Или как она спокойно заснет в своей постели? Что ты хочешь, Джеки? Выбирай! - он в последний раз вдавил меня в стол и отпустил.
   - Что это вы здесь делаете, мальчики? - голос ма звучал так жизнерадостно и обыденно, что мой разговор с отчимом показался каким-то нереальным кошмаром. Я отвернулся к окну, чтобы скрыть мокрое лицо. А Сева ответил, как ни в чем не бывало:
   - Джек помогает мне точить карандаши. Верно, Джек? А что у нас будет на ужин?
   - Хм-м, как насчет утки? Сегодня мне хочется сделать что-нибудь особенное.
   Себастиан шагнул ей навстречу. Забота в его голосе звучала так искренно, что у меня свело зубы:
   - Ну что ты, Катюша. Стоит ли так напрягаться? Ты же неважно себя чувствуешь.
   - Я прекрасно себя чувствую! - заявила ма. - Эти твои успокоительные - просто чудо. Все как рукой сняло.
   - Тогда на ночь примешь еще две. Тебе нужно выспаться. Как ты думаешь, Джек?
   Я молча кивнул. Сзади послышался звук поцелуя.
  
   После того дня все пошло, как обычно. Днем школа, башня по ночам. С родаками Каспара отчим все как-то утряс, в полицию они не заявляли. Мать теперь принимала свое "успокоительное" сама - один раз днем и один раз на ночь. Спать без него не могла. Я запомнил название таблеток и пробил их в тырнете. Был все-таки шанс, что Себастиан мне соврал, и мать бесилась вовсе не из-за лекарства. Но все оказалось правдой. После того, как я посмотрел на ютубе видео мужика с абстинентным синдромом, мне вообще поплохело. И как эту хрень доктора только людям выписывают? Ведь без рецепта его не продают! Еще я узнал, что слезть с дряни можно, только постепенно снижая дозу, и занять этот процесс может несколько лет. Короче, рехнуться можно! Моя травка по сравнению с транком была просто как соммерсби перед водкой.
   В школу я таскался чисто по инерции. Башка вроде уже так не болела, но пищало в ухе периодически, и со слухом чудеса какие-то творились. То слева вообще ничего не слышу, то дальние разговоры - как рядом. Как-то пру вниз по лестнице к стиралке свои шмотки, а ма по телефону разговаривает, почему-то в гостевой комнате и вполголоса. А до меня все доносится, как через стетоскоп.
   - ...изменилось. Раньше всегда внимательный такой был, заботливый, обнимал, целовал. А теперь... ну, вроде как он все еще делает это, но как-то... не знаю, по обязанности что ли. Теплота ушла. Теплота и еще... страсть, что ли? Понимаешь, Люсь, раньше я всегда чувствовала, что Сева меня хочет, а теперь...
   Блин! Мамины откровения подслушивать я вовсе не собирался. Подхватил вывалившийся на ступеньку носок и покрался на цыпочках дальше. Но в уши так и лезло то, что было для них не предназначено.
   - Как у нас в постели? Ну, Люсь, ты даешь о таком спрашивать! Что? Другая? Нет, конечно, не думала! Ты что, правда так считаешь? Нет, с работы он всегда вовремя возвращается. Один раз только задержался. Секретарша? Да ну, бред! Я видела эту мымру старую. Вся в морщинах и очки, как у Тортиллы. Бабы коллеги? Ну, есть. Ой, Люсь! Точно! Там одна такая блондинистая фифа, молодая...
   Я наконец спустился в подвал, где стояла машинка, и звуки сверху отрезало. Бедная мама! Значит, она начала-таки что-то подозревать, даже в своем дурмане. Вот почему она тряпки Севины однажды обнюхивала, а когда я ее за этим делом случайно застукал, смутилась и наорала, что я без дела по дому слоняюсь. Вот только духами от рубашек отчима не пахло, мне ли не знать.
   С Адамс мы разошлись, как в море корабли, и тоже отчасти из-за треклятого уха. Вообще удивительно, что она меня так долго терпела. Радости с меня было - никакой.
   На кемпинге я больше не появлялся. Боялся, что девчонка снова ко мне в штаны полезет, а там - штиль. С заработком тоже ничего не вышло. Сначала домашний арест помешал, а потом перепонка хренова. Я басов ведь вообще слева не слышал, писк один, как тут танцевать? Позориться только. В общем, попросил Наташу отцу передать, что не могу. Что другую работу на выходных нашел, в городе. И платят там заведомо больше.
   Короче, девчонка решила, что я ее френдзоню. Или что у меня другая. В сторону Лэрке она точно косо поглядывала. Но сцен никаких не было, нет. Просто в один прекасный день смотрю, а она уже на перемене с Брианом во всю сосется и в меня глазками стреляет. Типа заметил, нет? Мне так даже легче стало. В ухо больное не жужжит никто. Вот я и расслабился. Как потом оказалось, зря. Но это я снова скакнул вперед событий.
   А случилось так, что меня пригласили на пати. У Луизы родаки уезжали на весь викенд -велнес-отель, все дела. Хата пустая.
   - Приходи, Джек, - Луиза оскалила акульи зубки и сексуально тряхнула шваброй. - Куча народу будет. И не только из класса, - она подмигнула голубым веком и наклонилась к уху, в котором почти заросла дырка. - Из Силкеборга приедут та-акие девчонки. Они видели рекламу твоей задницы. Теперь хотят помотреть все, - и захихикала.
   Ага, щас. Побежал уже, и волосы летят.
   - Может, - говорю, - мне тогда сразу голым прийти? Или стриптиз станцевать?
   У блондинки аж глазки загорелись:
   - А стриптиз - это идея!
   Я уже повернулся, чтобы уйти, а она меня за рукав - цап!
   - Да подожди-ты! Шуток не понимаешь? Ну, правда, клевые девчонки будут, не пожалеешь! Потусим, оттопыримся. А то ты совсем кислый какой-то в последнее время.
   Вообще-то, оттпыриться мне совсем бы не помешало, это верно. Надраться до поросячьего визга. И штакет сверху, чтоб мозги вынесло, как в прошлый раз. Только бы Адамс рядом не было.
   - А Наташа придет? - решил я разъяснить этот момент.
   - Собирается, - вздохнула Луиза. - Но только потому, что я Бриана пригласила, а она вроде теперь к нему прицепом. Кстати, Лэрке тоже будет.
   - Лэрке? - я прифигел. Как-то не вписывалась хрупкая пианистка в пати с бухаловом, клубняком и обжимающимися по углам парочками.
   - Ну да, - швабра безразлично качнулась. - Вечерина не благотворительная, но... Кое-кто этой монашкой заинтересовался, прикинь?
   - Кто? - Точно ее парень! А я-то надеялся, что когда она кричала "Ты не он", она этого Джастина имела в виду. Или Джея? Утопленника, короче.
   - Не знаю, мы только через чат общались, - Луиза надула жвачку в большой розовый пузырь.
   - Но он ее знает? Откуда?
   - Без понятия, - пузырь лопнул и всосался внутрь. - А ты что, ревнуешь?
   Я тряхнул головой:
   - С какой радости? А Томас тоже идет?
   Луиза нахмурила тонко выщипанные брови:
   - Я же сказала - вечерина не благотворительная, - и вдруг положила подбородок мне на плечо, дыша клубникой. - Так ты придешь?
   Я обещал дать ответ завтра. На пути домой думал, как бы подкатить с этим делом к отчиму. В принципе, список плохих дел Джека за последнюю пару недель был пуст, так что шанс у меня имелся. Главное, избежать дурацких условий вроде "не пить" или "быть дома не позже десяти". Пати в девять только начиналась.
   Наверное вам это покажется отвратительным, даже низким, но я знал только один способ задобрить Себастиана. И я его использовал.
   - Чего ты хочешь, Джеки? - спросил меня Сева, наконец бессильно растянувшись на черной коже дивана.
   Я смутился и отвел глаза. Блин, неужели это было так заметно? Отчим рассмеялся:
   - Надо же, ты еще можешь краснеть! Как мило... За одно это я, пожалуй, дам тебе то, чего ты хочешь, - он приподнялся на локте и с интересом посмотрел на меня. - Ну, что это? Игровая приставка? Мопед? Поездка на каникулы?
   В ухе у меня запищало, будто кто-то посылал сигнал СОС, но я все же нашел в себе силы выдавить:
   - В пятницу будет вечеринка. В девять. Весь класс идет. Можно мне?...
   - А-ах, - отчим откинулся на спину, уставился в потолок. - Помню себя в твоем возрасте. Гормоны играют, хочется поиметь все, что движется... А пока имеют только тебя, а, Джеки?
   Он залился тихим клокочущим смешком, а я сидел на полу и думал, как круто было бы воткнуть нож в это ходящее ходуном волосатое брюхо!
   И все-таки я получил, что хотел. В школе сказал Луизе, что приду, за что удостоился клубничного чмока в щеку. Оставалась только одна проблема - Томас. Скрыть от него, что собираюсь на тусейшен, я не мог. Все равно в понедельник все всплывет, а то и еще раньше кто фотки на Фейсбук забросит. Взять с собой? Хм, ну разве что в костюме Гуфи. Пришлось сказать, что иду, потому что надеюсь помириться с Адамс, а так бы видел я эту пати в гробу в белых тапках. Не говорить же, что хочу наконец посмотреть в морду парню Лэрке. Короче, Томас загрустил, но вроде понял.
   В пятницу я приперся ровно к девяти. Не было мочи уже Севины намеки терпеть. Да и ма еще туда же: "Женечка, осторожнее там! Датские девочки распущенные и пьют, как грецкие губки". Ага, щас. Совратят меня и изнасилуют. Грецкие губки... откуда она слова-то такие знает?!
   Ну, прошелся я по хате. Лэрке пока нет, зато есть пиво. Начал с него. Постепенно подваливал народ - знакомый и незнакомый. Адамс тоже появилась - с Брианом. Повисла демонстративно у него на шее и потащила танцевать. Вильям, Каспар и прочие тоже приперлись, но ко мне никто не цеплялся. Хотя, может, они меня не заметили. К этому времени в хате было уже битком и жарко, а я сидел себе тихонько в углу, бутылку свою посасывал и рассматривал коллекцию сисек напротив - там девчонки сидели, не наши.
   Вдруг одна из них встала и ко мне. Наклонилась, так что у меня глаза чуть ей в вырез не упали, и орет через клубняк:
   - Привет! Это ты - попка сезона?
   Короче, смотал я оттуда. Типа в сортир. В коридор выхожу, а там... Вроде Лэрке, а вроде не она. Платье на девчонке ярко-розовое, сразу под попой заканчивается. А из под него - ноги, как у Бэмби, длины нескончаемой. Вверху - вставка кружевная, и через нее лифчик черный просвечивается. На голове - черная шляпа, волосы из-под нее уголками к щекам клеятся. Губы под цвет платья и приоткрыты - это она меня увидела. А я... Я амеба, я по стеночке растекаюсь.
   Мимо каблучками процокала:
   - Привет, Джек! - и в хаосе скрылась, только розовое мелькает между чужих тел.
   Мне удалось у кого-то сигарет стрельнуть, и на крылечке выкурил все, что раздобыл, за раз. Думаю, валить пора. Увижу ее такую снова - крышу сорвет. Только выяснить сначала надо, кто с ней. Я же за этим сюда и пришел, так?
   Ну, попер я искать Луизу. Смотрю, она под клубняк трясется с каким-то мачо. Рядом Каспар с Наной - это подружка Луизина. Делать нечего, я к ним.
   - Луиза, - ору. - А тот тип, что с Лэрке хотел встретиться, пришел?
   Она кивает и ржет. Каспар с Наной тоже хихикают. Чего, думаю, смешного-то? Он что, фрик какой-то, Лэркин парень?
   - А где он? - снова ору. - Хочу познакомиться.
   Луиза повернулась к мачо спиной и меня за руку сграбастала:
   - Потанцуй со мной сначала, - визжит. - Потом я его тебе покажу.
   Ну, подергался я немного, от меня не убудет. Хотя в такой тесноте, когда локти к бокам прижимать надо, я толкаться не люблю. А швабра в ухо кричит:
   - Пойдем выпьем, жарко!
   Пришлось с ней тащиться к бару - она его на кухне устроила. Тут немного потише музон бухал. Луиза стаканы из шкафа достала, подмигивает:
   - Давай я нам по коктейлю смешаю. А потом пойдем, найдем твоего чувака.
   А что? Неплохо бы сейчас тяпнуть чего покрепче. Близится исторический момент. Ну, мы и даванули чего-то ядовито-синего и сладкого. Луиза поволокла меня из комнаты в комнату. Я высматриваю ярко-розовое платье, но это трудно - люди не стоят на месте, качаются, даже те, кто вроде не танцует. Я натыкаюсь на кого-то, извиняюсь, спотыкаюсь о диван и едва не падаю. Волнами наплывает смех. Голоса.
   - Быстро же он накачался!
   - Упоротый в хлам, мэн!
   - Джек! - это Луиза. Ее лицо очень близко. Оно расплывается, как Луна. Глаза - это кратеры. - Джек, с тобой все в порядке?
   - Мое тело слишком маленькое для моей души, - жалуюсь я, заплетаясь языком. - Мне тесно.
   - Бедняжка, - она смеется. Мне неприятен этот смех. - Сейчас мы это исправим.
   Мы снова куда-то идем. Я уже забыл, зачем. Да и идет, в основном, она. Я просто переставляю ноги.
   Открывается какая-то дверь, и я вижу кровать. Большая, двуспальная. Я падаю на нее и проваливаюсь. Я лечу вниз, а вдогонку мне порхают лепестки голосов.
   - Он готов?
   - Да, почти в отключке. А где Каспар?
   Музыка закручивает лепестки в цветной вихрь, намазывает их на басистый хлеб: "Я готов к твоему бум-бум!"
   - Каспар! А... где она? Она выпила?
   - Нет.
   - Идиот, ты что не мог в нее влить?
   - Как?! Как я должен был это сделать? Насильно?
   - Мог бы и насильно! Она все равно ничего потом не будет помнить!
   - А мне откуда знать?! Я никогда раньше такого не делал! И вообще, это была твоя идея!
   - Ладно, тихо! С этим-то теперь что?
   "Я папочка твоего бум-бум!"
   - Давай разденем его!
   - Зачем?
   - А что? Прикольно! Снимай с него штаны, давай! Бриан, помоги!
   "Я так нежен с твоим бум-бум, давай найдем для нас рум-рум!"
   Я покачиваюсь на черных волнах. Здесь в общем-то нет верха или низа, и направлений тоже нет, поэтому трудно сказать, что я именно покачиваюсь, но раз становится прохладно, то это наверное так. Жарко - только если неподвижно плывешь в небо.
   - Блин, что теперь? Просто поснимаем его в разных позах?
   - Нет, это не то. Слушайте, у матери есть пистолет татуировочный!
   - А что?! Давайте набьем ему что-нибудь!
   - Где? На жопе?
   - Классная память с вечеринки! "Фак май эсс"!
   - Точно! Так и напишем! Прикинь, этот урод потом в душе, а?
   - Ага! Или "Хочу хардкора"! Набьем, снимем и в интернет кинем.
   - Кто колоть будет? Каспар, ты?
   - Ты чо, мэн? Я не пидор. Может, ты, Наташа?
   - Нет, у меня почерк корявый.
   "Викенд только раз в неделю, давайте это праздновать!"
   - Луиза, ты?
   - Ладно, давай сюда! Все-таки классная у парня задница. Даже портить жалко.
   "Мне так кайфово сейчас, как будто это мой день. Как будто это моя ночь. Как будто все - мое!"
   - Джек?! Эй, что вы делаете?! Дже-ек!
   Это уже не лепесток. Это молоток, который падает прямо на мою бедную голову. Она отзывается гулом и звоном.
   - Нет! Мамина китайская ваза! Нет! Она убьет меня!
   - Она бешеная, мэн! Совершенно бешеная!
   - Держи ее!
   - Убива-ают!
   "Полуслепой, абсолютно крутой, ты знаешь, я дикая штучка!"
   - Джек!
   Меня дергают и куда-то тащат. Бесполезно. Я макаронина. Я голая, безволосая, холодная макаронина. Хуже. Я опарыш. Никто не хочет меня есть.
   - Джек!
   Лицо Лэрке плывет куда-то. Это сливки. Сливки, шоколад и вишенка.
   - Пойдем, пожалуйста, Джек! Пойдем отсюда!
   Что это? Шоколад плавится? Нет, кажется, это потекла тушь. Она плачет. Не могу смотреть, как она плачет. Я плавлюсь тогда внутри.
   Позволяю ей натянуть на себя джинсы. Опираясь на нее, могу встать. Под ногами хрустит. На белой стене желтоватые потеки. Пиво? Лица, лица, лица. Открытые рты, как лунные моря. В них никогда не было воды. Смешно, правда?
   Снаружи холодно. Особенно холодно в левом ухе. Лампы на солнечных батареях освещают мои ноги. Их четыре. Две в кедах, а две на высоких каблуках. Нужно обязательно попадать в такт, когда идешь, иначе они запутаются. Почему у лошадей никогда не заплетаются ноги?
   - Я устал, - жалуюсь я Луне.
   - Еще немножечко, Джек, - просит она. - Еще немножко, и мы передохнем.
   И мы идем еще немножко. И еще.
   Потом что-то бросается мне под колени. Это лавочка. Над ней фонарь. Кто-то приручил Луну и надел на нее продолговатую шляпу.
   - Алло? Это Лэрке Кьер. Мы были на вечеринке, и моему другу подсыпали фэнтези в напиток. Ему четырнадцать. Нет, его не рвало. В сознании, но, как вам сказать... По-моему, у него бред. Нет. Да, он может идти, но его шатает сильно. Нет. Где мы? На автобусной остановке. В Брюрупе. Что? Почему? Нет. Нет... Писс!
   - Я хочу писать, - заявляю я. - Я сейчас буду писать, а ты не смотри.
   - Джек! Господи, Джек! Джинсы... Фак! А... Ало? Такси? Да, это Лэрке Кьер. Пришлите машину на Главную улицу в Брюруп, там, где автобусная остановка. Как можно скорее, да.
   Ракета, которая прилетает за нами, большая, черная, и наверху у нее светящийся трансклюкатор. Ведет ее не инопланетянин, а обыкновенный усатый мужик. Ему почему-то не нравится, что у меня мокрые штаны. Но Лэрке объясняет что-то про фэнтези.
   - Фэнтези - это когда драконы и волшебники, - поправляю я ее. - А мы сейчас полетим в космос.
   Она пристегивает меня ремнем и садится рядом. Она держит меня за руку. Все время, пока мы летим. Пока я не засыпаю у нее на плече.
  

Голодные игры

   Я стоял перед дверью белой виллы - в чистых штанах, новых кедах, пахнущий шампунем - и не мог решиться нажать на звонок. Была суббота. Кьеры, по ходу, уже встали. За витражным стеклом мелькали иногда смутные тени, один раз послышался детский плач.
   Наконец я собрался с духом и надавил на круглую кнопку. В глубине дома затренькало. Я быстро пригладил волосы и постарался придать морде доброжелательное выражение. Зашлепали тяжелые шаги, витраж потемнел, качнулся внутрь, и я оказался нос к носу с Марком. Блин, никогда еще дверь не захлопывалась передо мной так быстро!
   Я подождал немного, отер вспотевшую ладонь о штаны и позвонил снова. Изнутри послышались недовольные голоса, и мне открыли во второй раз. На пороге стояла София с игрушечным жирафом под мышкой. Зверь был лиловый с оранжевыми пятнами.
   - Джек! - завопила она и схватила мою ногу в объятия. - Почему ты не приходил?
   - Я приходил, - оправдывался я. - Только ты была в садике.
   - Дурацкий сад! - она грохнула невинного жирафа об пол. - После него мы ужинаем, а потом меня даже гулять не отпускают!
   - Жизнь - боль, - согласился я.
   - София, кто там? - из коридора показалась мать Лэрке с пальцами веером. Ногти поблескивали свежим темно-бордовым лаком.
   - Это Джек, - радостно сообщила София.
   Маман смерила меня оценивающим взглядом.
   - Я одноклассник Лэрке, - заторопился я с объяснениями. - Она дома?
   Глупый вопрос. Сверху как раз донеслись фортепьянные аккорды.
   - София, - велела мать, - скажи сестре, к ней пришли.
   Мелкая поскакала к лестнице, остановилась на нижней ступеньке и завопила во всю силу легких:
   - Лэ-эрке! К тебе пришли-и!
   В ухе у меня стрельнуло. Костлявое лицо маман передернулось:
   - София, разве я просила тебя орать? Поднимись наверх и скажи это ей. Понимаешь? Скажи.
   Но сверху уже завопило голосом Лэрке:
   - Кого там еще принесло? Я занимаюсь! Ведь сказала же: мне не мешать!
   Хлопнула дверь. Снова зазвучали аккорды. Маман махнула накрашенными руками:
   - Ну что ты там стоишь, сквозняк устраиваешь? Заходи. Ты же слышал? Она в своей комнате, - и исчезла в глубинах дома.
   - Если дверь не заперта, пригнись, - посоветовала София, поднимаясь вслед за мной по лестнице. - Сестра подушками кидается.
   - Знаю, - вздохнул я.
   - Будь смелым, - мелкая похлопала меня по руке. - Если что, я прикрою, - и взяла жирафа наизготовку.
   Я робко постучал. Вместо ответа - гаммы. Тронул ручку двери - заперто. Попробовал позвать:
   - Э-э, Лэрке? Это я, Джек.
   Гаммы.
   - Да кто ж так стучит-то?! - София сунула мне жирафа. - Подержи Виктора, - развернулась, прижалась к двери спиной и принялась колотить в нее пятками.
   - Открывай, чудище домашнее! Джек тут!
   Гаммы оборвались. Дверь распахнулась, и мелкая упала бы внутрь, если бы я не успел ухватить ее за руку.
   - София! Какого черта... - Лэрке увидела меня. С плюшевым жирафом в охапку.
   - Найс, - прокомментировала она, все еще хмуря брови. - Ладно, проходи, раз пришел.
   Дверь за моей спиной тут же закрылась, приглушая возмущенные вопли младшей сестры:
   - Эй! Виктора отдайте. Воры!
   Лэрке выхватила у меня жирафа, швырнула его в коридор и снова заперлась на ключ.
   - Достали уже, - она плюхнулась на крутящийся стульчик. - Месяц до конкурса, а мне репетировать не дают. То одно, то другое. Дурдом!
   - Э-э, может, я тогда пойду? - я неуверенно шагнул к двери.
   - Нет уж, - Лэрке ткнула пальцем, указывая мне место на кровати. - Раз пришел, сиди. Рассказывай.
   - Что рассказывать? - я присел на краешек.
   - Ну, - она пробежала пальцами по клавишам и взяла пару драматических аккордов, - как ты?
   - Нормально, - я попытался вспомнить заранее заготовленные слова, но собственные носки тайны не выдавали, как я на них ни пялился. Придется импровизировать. - Лэрке, я... э-э, пришел, чтобы сказать спасибо, - рискнул поднять на нее глаза, но она не смеялась. И не кривилась презрительно. Просто сидела с очень серьезным лицом и смотрела на меня - ждала продолжения. - И извиниться за то, что тебе пришлось возиться со мной... ну... - меня бросило в жар. - Я плохо все помню, но отчим рассказал, в каком виде ты меня привезла. Да, и еще спасибо за то, что сказала ему, что заметила, как мне дрянь эту в стакан подлили. А то мои бы мне точно не поверили.
   - Твои думают, ты торчок? - Лэрке наиграла что-то гневно-трагическое.
   - Ну...
   - А мои думают, что я больная на всю голову, - комнату наполнили аккорды, похожие на издевательский смех.
   - Но э-э...
   - Все нормально. Не стоит благодарности.
   Мы посидели немного молча. Ветер кидал в окно сухие листья, по крыше глухо постукивали желуди.
   - А ты, - я почесал бровь, скрывая смущение, - не могла бы рассказать, что там вчера произошло? Я помню нормально только до того места, как мы с Луизой по коктейлю выпили. Потом все - как в тумане.
   - Амнезия, - Лэрке кивнула, зло скривив губы. - Побочный эффект фэнтези. На это они и рассчитывали. Ты точно уверен, что все хочешь знать?
   Я задумался. Потом сказал осторожно:
   - Ну, в общих чертах. Да.
   По словам Лэрке выходило, что весь вечер к ней поочередно клеились Бриан с Каспаром, усердно пытаясь ее напоить. Это при том, что оба как бы пришли с девчонками. ("Наташа и Нана", - сообразил я). Но Лэрке взяла с самого начала бутылку пива и из рук ее не выпускала. Даже в туалет с ней ходила. Оказалось, подружку ее недавно чуть так в клубе не изнасиловали. Подлили фэнтези в стакан, пока она типа носик пудрила. Не оприходовали ее только потому, что не рассчитали дозу, и девчонка коньки прямо в клубе чуть не откинула. Ей в больничке уже разъяснили, что к чему.
   - Что за подружка? - спросил я.
   - Ты ее не знаешь, - Лэрке крутанулась на стуле. - Она в Копенгагене живет. Мы в чате общаемся. Так тебе дальше рассказывать или как?
   Я энергично закивал.
   - Чтобы отвязаться от этих дебилоидов, пошла тебя искать. А ты как сквозь землю провалился. Поспрашивала народ. Кто-то видел, что Луиза тебя почти волоком волочила куда-то упоротого в звезды. Думаю: странно как-то. Еще даже двенадцати нет. В общем, пошла искать по всем комнатам. Там парочки в основном, но в одной из спален дверь заперта. Я в нее колотиться. Не открывают, а внутри вроде как пьяный смех. Ну, я взяла тогда вазу здоровую - там в коридоре стояла - и об дверь. Сразу открыли.
   В памяти у меня что-то смутно забрезжило:
   - Китайская?
   - Что? - Лэрке удивленно моргнула.
   - Ну, ваза, - неуверенно пояснил я.
   - Может быть, - она пожала плечами. - Я в этом не разбираюсь. Так вот. Вошла я, а ты на кровати валяешься задом кверху. Футболка задрана, штаны спущены. Луиза, коза драная, на ногах у тебя сидит и в корму из пистолета целится.
   - Из пистолета? - жопа у меня инстинктивно сжалась.
   - Татуировочного, - хихикнула Лэрке. - Они судя по всему как раз обсуждали, что тебе на булках наколоть.
   - Я так нежен с твоим бум-бум, - пробормотал я.
   - Что? - Лэрке подозрительно прищурилась.
   - А? Нет-нет, ничего, - тряхнул я головой. - Просто, кажется, я начинаю что-то вспоминать. Ты сказала "они". А кто там еще был кроме Луизы?
   - Бриан, Каспар и... Наташа, - чуть поколебавшись, добавила девчонка.
   - Писс! И что потом?
   - Ну что, - Лэрке пожала плечами, - стала я вопить, так что музыку перекрыло. Парни на меня, а я в них вторую вазу. Ну, их две там было. Потом бутылку с пивом взяла - ее на столике оставил кто-то - и об стенку. А там уже народ стал на шум подтягиваться. Вот они и сбежали. Я тебя в охапку и на воздух. Сначала в скорую позвонила, но там представляешь, придурки такие, говорят, если симптомов прередоза нет, то машину они не вышлют. Надо просто дома отлежаться. Или чтобы я сама к ним тебя везла. Ну, я такси вызвала и к тебе домой - все быстрее, чем до Силкеборга. Вот. Я правильно сделала?
   - Конечно! Ты... ты просто супергерл! - я почувствовал, как губы растягиваются в глуповатой улыбке.
   - Да нет, - Лэрке вздохнула. - Просто ты - дурак.
   Я снова уставился на свои носки. Будто там появилось за это время что-то новое!
   - Одного не понимаю, - пробормотал я наконец. - Ладно, я. Каспар решил со мной поквитаться, Наташа, по ходу, тоже. Луиза - подружка Наны, девонки Каспара, тут все ясно. Но ты-то тут причем? Понимаешь, я, кажется, слышал там кое-что, пока мордой в матрас валялся... И что случилось с твоим парнем? Вы так и не встретились?
   - С каким парнем? - Лэрке смотрела на меня так, будто я был с другой планеты.
   - Ну тем... - я совсем запутался. - Луиза сказала, она тебя пригласила, потому что какой-то чувак из интернета тебе стрелку на пати забил.
   - Чувак из интернета... - она перевела взгляд в окно. Скукоженный коричневый лист метался на ветру, будто подвластный палочке безумного дирижера. - Я пришла на вечеринку, потому что Луиза сказала, там будешь ты.
   Я понял, как чувствует себя человек, настигнутый лавиной. В одно мгновение мир четок и ясен, солнышко сияет, снег блестит, ты снизу, гора сверху. В следующий миг - на тебя летит снежная масса со скоростью курьерского поезда, и вот ты уже сверху, гора снизу, солнце взрывается у тебя в башке, а лет через дцать кто-то находит твой замороженный труп. Мир непредсказуем.
   Я ущипнул себя за руку. Блин, больно. Значит, не сплю.
   - Луиза хотела, чтобы мы оба пришли на пати, - я пытался рассуждать вслух. - Выходит, и травануть нас хотели обоих? Все равно не пойму: тебя-то зачем?
   Лэрке возвела глаза к потолку:
   - Джек, ты правда такой наивный или притворяешься?
   Я подумал об Адамс, орущей Лэрке вслед: "Психичка!" Злобные взгляды в ее сторону, перешептывания за спиной.
   - Наверное, я навиный, - признался я. - Знаешь, в старой школе у нас просто все было. Что не так - дал в зубы. Не понял человек - дал по яйцам. Ясность, блин.
   - В зубы у тебя и сейчас еще неплохо получается, - заметила Лэрке. - Собираешься в понедельник продолжить или как?
   Я почесал в затылке.
   - Не хотелось бы. Потом проблем не оберешься.
   - Это хорошо, - одобрила Лэрке. - Потому что я хочу предложить кое-что получше.
   Я так на нее выпучился, что глазам больно стало. Мдя, правду говорят, в тихом омуте... А девчонка соскользнула со стульчика, подошла ко мне и уселась рядом.
   - Смотри. В понедельник едем в школу вместе. Как придем на историю, сразу садись ко мне за парту.
   - А Бриан? - проблеял я. Остановись, лавина, остановись!
   - О нем не беспокойся, - пообещала Лэрке. - Надо им дать понять, что мы вместе, ясно? И что у нас все - зашибись. Это будет лучшая месть, поверь мне. Ничто так не достает идиотов, как знание того, что их враги счастливы.
   И тут меня накрыло. Гора снизу, я сверху, солнце светит прямо в глаз. Вот Лэрке кричит, толкая меня с мостков в воду: "Ты не он!" Вот она же улыбается, гладя лошадиную морду: "Ей нравятся люди, которые нравятся мне". Вот смотрит на меня строго от доски, водя указкой по плакату с клитором. Тяжело дыша, я положил дрожащую ладонь девчонке на бедро и качнулся вперед.
   - Джек! - ее радужки - синий лед. - Что ты делаешь?
   Меня будто выкинули на мороз, как нагадившего щенка. Я руку отдернул, скрючился так, чтобы выпуклость в джинсах незаметна была, лепечу чего-то:
   - Я это... типа репетирую.
   Она мне волосы на затылке взъерошила, смеется:
   - Уверена, в понедельник у тебя все получится.
   Короче, выскочил я оттуда в помятых чувствах и не пойму - то ли голова в облаках, то ли в жопе. А тут еще София - на лестнице меня поджидала.
   - Ну как? - и смотрит на меня с важным видом. - Целовались?
   - Нет, то есть почти, то есть... - тут я соображаю, с кем разговариваю. - А тебе не рано еще про такое спрашивать?
   Она только фыркнула:
   - Подумаешь! Да я в саде уже со всеми мальчишками перецеловалась. У меня и кэрсте есть. Только я его скоро брошу.
   - Э-э... почему? - я так офигел, что забыл, как спускаться по лестнице.
   - Маленький он еще, - взохнула Лэркина сестрица и устремила на меня томный взгляд.
   - Мне это, - я судорожно ухватился за перила, - бежать пора.
   - А когда ты снова придешь? - пискнула София мне в спину.
   Я ломанулся в дверь. Даже с маман забыл попрощаться. Домой еду, ветер в морду. Пытаюсь соображать. Это что же у нас теперь будет с понедельника? Счастье вместе или голодные игры? Я как-то быть в роли Пита не очень хочу. Да и не выдержу такого просто.
   - Все это плохо кончится, Джек, - сказал я себе и наддал ходу. - Все это очень плохо кончится.
  
   Последняя неделя перед осенними каникулами стала для меня пыткой. Я ощущал близость Лэрке кожей. Ходил, как в жару. Стояк у меня случался по нескольку раз за урок. Даже математика гребаная не помогала. Даже уравнения и Медведев нудеж. Я только и думал о том, как бы Лэрке ничего не заметила, и от этого стновилось только хуже. На переменах иногда сбегал в сортир, но когда возвращался, достаточно было ей взять меня за руку, и все начиналось по новой.
   Томас за нас радовался. Наташа набрала пяток кило за неделю - трескала булки-чипсы и бросала нас такие взгляды, что от них лампочки перегорали. Луиза и остальные ходили как пришибленные. Наверное ждали панцирей. Не знали, что их не будет. Лэрке отчиму наврала, что фэнтези мне подлили незнакомые ребята. Типа просто подшутить хотели. Такой вариант меня очень даже устраивал - не хватало еще, чтобы Сева в мои личные дела лез.
   А в четверг, когда мы ехали в школу, Лэрке вдруг спрашивает ни с того, ни с сего:
   - Джек, слушай, у тебя знакомый татуировщик есть?
   Я вильнул колесом:
   - Если ты на Луизу намекаешь, то...
   - Да я не про то! - она поправила капюшон, чтобы дождь не затекал в лицо. - Мне настоящий мастер нужен. Ты же из Силкеборга. Вот я и подумала, может, знаешь там кого?
   Я покосился на торчащий из капюшона покрасневший нос:
   - А ты что, хочешь тату наколоть?
   - Нет, Джек. Я хочу салон ограбить! - она фыркнула сердито. - Так ты знаешь кого, или нет?
   - А ты в курсе, что до восемнадцати лет... - начал было я, но меня оборвали:
   - Да, в курсе. Это незаконно. И что? У моего брата две татушки уже, посто предки ничего об этом не знают.
   - Вот его и спроси, - предложил я.
   Она глянула на меня, как на слабоумного, и покатила молча дальше. Я напряг извилины. Вообще-то у Мемета был двоюродный дядя, или как это там назывется, который владел салоном. И мастером он вроде слыл неплохим. Если бы Мемет с ним поговорил, может, тот и взялся бы за малолетку. По знакомству.
   - Вообще-то, - я нагнал Лэрке, - знаю я кое-кого. Только придется сначала позвонить. А тебе когда надо?
   Она покосилась на меня из-под капюшона и заявила:
   - Вчера.
  
   Я боялся, что Мемет сменил телефон. Или что он вообще не захочет со мной разговаривать. Но он снял трубку почти сразу и даже голос мой узнал. Вывалил на меня поток новостей. Оказалось, новый парень , тот самый, черный, Яя, подбил пацанов обнести школу. Ну они ночью стали компы вытаскивать через окно, их кто-то заметил, стукнул в полицию. Яю и Ибрагима сразу сцапали, а Мемета с Микелем с собаками искали и повязали в сарае для спортинвентаря.
   - Прикинь, мэн, Микель вообще пересрался страшно. Вспомнил, как тебя та шавка тогда чуть не загрызла. Так скулил в этом факинг сарае, что нас бы и без собак нашли! Эх, как нам тебя не хватает, бро...
   Яю должны были теперь судить, ему уже пятнадцать исполнилось. Ибрагиму грозила спецшкола - по ходу на него родаки совсем махнули рукой.
   - А у тебя-то как? - подошли мы наконец к вопросу, которого я так боялся.
   - А у меня... у меня теперь девушка есть, - сообщил я, после чего мне пришлось минут десять рассказывать о Лэрке.
   - Так ты поэтому запропал, бро? - заключил Мемет. - Ладно-ладно, я все понимаю. Слышь, а ты уже духовку ей прочистил? Как там, горячо?
   Я поспешил перевести разговор на дядю.
  
   - Его зовут Сами, - сообщил я Лэрке на следующей перемене. - Можно записаться на завтра, но он берет жабу в час.
   - Давай номер, - она вытащила свой смартфон.
   - Это так не работает, - объяснил я. - Набрать его придется мне. Тебя он не знает.
   - У-у, русская мафия, - она сделала большие глаза.
   - Типа того.
   Моего звонка Меметов дядя уже ждал. Я быстро обрисовал ситуацию и передал трубку Лэрке. К разговору особо не прислушивался, понял только, что вроде они спорили о чем-то - о цене торговались, что ли? Поэтому для меня стало неожиданностью, когда девчонка вернула мне айфон и заявила:
   - Завтра придется прогулять три последних урока. Нам надо успеть на автобус в 11.15.
   - Нам?!
   - Ну да. Этот Сами сказал, что без тебя со мной и разговаривать не будет. У него что, раньше были проблемы с полицией?
   Я подумал о том, откуда Мемет с такой легкостью доставал траву. Да, пожалуй, мне придется поехать с Лэрке.
   - Слушай, а ты уверена, что хочешь это сделать? В смысле, тату - это же не переводная картинка. Она не смывается.
   - Вот именно! - заявила девчонка и вздернула носик. - Завтра уматываем сразу после физики. И никому ни слова. Даже твоему Паровозику.
  
   Мы сидели в атобусе. Дождь усердно поливал окна, дорогу и лес вокруг. Я смотрел на профиль Лэрке на фоне запотевшего окна. Она казалась целеустремленной и сосредоточенной, как будто ей предстояла важная миссия, которую нельзя было провалить.
   - Слушай, а почему такая срочность? - поинтересовался я, чтобы разбить монотонный усыпляющий гул мотора. - В смысле, если захотелось тебе тату, чего ты раньше меня не спросила?
   - Потому что дурой была, - Лэрке ковырнула обшивку сиденья впереди. - Доверчивой дурой.
   - Я ничего не понял, - признался я грустно.
   Она выдернула из обшивки синюю нитку и посмотрела на нее так, будто ее длина определяла длину жизни.
   - Я тебе говорила, что готовлюсь к конкурсу? Он в начале ноября. Мать обещала, что я смогу остаться дома на каникулах, чтобы репетировать. И вот позавчера она мне заявляет, что я еду вместе с ними в Швецию! Они там собираются жить в каком-то мохом поросшем домике в лесу. Ближайший инструмент на расстоянии сотни километров! Целую неделю! - она грохнула кулаком по спинке сиденья. Блин, хорошо, что оно было пустое.
   - Э-э, я все равно не очень понимаю, причем тут тату, - признался я.
   - Чего тут непонятного? - воззрилась на меня Лэрке. - Я татушку эту давно задумала, деньги копила просто. Но если ее сегодня сделаю, а дома мать вроде как "случайно" увидит, она взбесится и точно меня дома оставит.
   Я пораскинул мозгами.
   - То есть ты одна дома будешь целую неделю?
   Она закатила глаза к потолку:
   - Я репетировать буду, Джек! А ты что, никуда не едешь на каникулы?
   Я покачал головой:
   - Отчим должен работать всю дорогу.
   - А чего вы с мамой вдвоем не поедете? - удивилась Лэрке.
   Я сделал вид, что рассматриваю что-то на дороге впереди:
   - Да ма без него никуда не хочет.
   "В последнее время она вообще ничего не хочет, - добавил я про себя. - Кроме своих таблеток".
  
   Татуировок у Сами прибавилось с тех пор, как я видел его в последний раз. Особенно доставляла морда демона на весь бритый затылок. Пока я ждал Лэрке в кресле, мне все казалось, что это чудище пялится на меня кровавыми выпученными зенками.
   Обрабатывали ее часа четыре. Я к такому не был готов. Думал, наколют ей быстро звездочку там или сердечко, и все, свободен. Оказалось, она заказала портретную татуировку, по фотографии. Послала фотку Сами по мейлу. Он спросил только:
   - Это ты на фото, нет? Или младшая сестра?
   - Я, - Лэрке отвернулась и стащила майку через голову.
   У меня аж дыханье сперло. Вцепился ногтями в кресло. Повернись! О, боже, нет, лучше не надо!
   - А пацан кто?
   - Я не хочу об этом говорить, - она легла животом на кушетку. Так и не повернулась. - На правой лопатке колите. Нормально будет?
   Пока Сами накладывал копирку, я все пытался рассмотреть, кто же там, на рисунке. Но на бумажке были только невнятные контуры, а сама фотка лежала так, что, как я шею ни тянул, различить ничего не смог. Нет, брат ее это точно не может быть. Лэрке этого гавнюка на дух не переносит. Тогда что за пацан? Может, тот самый, который не я? Или Джастин тире Джей? Ага, это нормально, тратить несколько тыщ, чтобы на спине у тебя красовался мертвец! Сколько времени Лэрке вообще на это дело копила? С детсада, что ли?
   Засвистела тату машинка. Из своего кресла я видел кожаную кушетку, ноги в светло-голубых джинсах, белую кожу над ними там, где ее не заслонял Сами. Блин, вот бы мне оказаться на его месте! Касаться этой гладкой длинной спины, проводить пальцами по позвонкам - и не схлопотать подушкой или еще раз услышать, что ты дурак.
   Лэрке лежала совершенно спокойно, только пальцы в носочках иногда поджимала - по ходу, когда ей было больно. Сами же трещал всю дорогу, и что удивительно - Лэрке молчала-молчала, и вдруг начада болтать с ним, как никогда не болтала со мной. Из-за свиста машинки, отдававшегося в ухе, я слышал не все, но кое-что разобрал.
   Оказалось, что предки Лэрке собираются разводиться вот уже года три. Что у ее матери есть любовник, и отец знает об этом. Что отец всегда хотел завести собаку, но не мог, потому что у маман аллергия. Что брат проводит в фитнесе по три-четыре часа в день и сидит на стероидах. Что скорее всего, его отчислят из гимназии до конца года. Что предки отказались возить ее в музыкальную школу, после того, как преподавательница из Брюрупа сказала, что не может больше Лэрке ничему научить. Что старушка-учительница умерла на прошлое рождество. Что Лэрке прошла отборочный тур на конкурс молодых музыкантов "Играй за жизнь", но родителям все равно. Они считают, что музыка - это блажь, на жизнь ею не заработаешь, разве что станешь звездой. Но для этого нужен талант или связи, а у их дочки, конечно, ни того, ни другого нет. Что Лэрке сделает все, чтобы победить на факинг конкурсе и доказать обратное. Даже если брат-придурок снова вывернет ей пальцы. Даже тогда она будет играть.
   В общем, часа через полтора я вышел покурить. У сигарет был горький вкус. Я представил себе Лэрке на крутящемся стульчике, пытающейся взять аккорд распухшими посиневшими пальцами. Мне захотелось избить Марка еще раз. И на этот раз вмазать шаром от петанка прямо по виску.
  

Я не один

   Озеро было серое. Небо над ним - тоже. Даже башенка церкви на том берегу потеряла свой чистый белый цвет. С мокрых черных веток свисали серые листья. Только трава в саду упорно зеленела темной болотной зеленью. Робот-косильщик медленно полз по ней, оставляя за собой выбритую полосу. На него налипла пепельно-желтая веточка.
   - Женька! Сколько раз тебе говорили - не сиди на подоконнике! - у ма с утра было плохое настроение. То ли таблеток недоприняла, то ли жалела, что согласилась пойти с подругами с курсов в кино. В последнее время ее трудно было вытащить из дома. А тут вечерний сеанс и ночевка в городе - очень утомительно. - Тебе что, больше делать нечего?!
   Я не шевельнулся. Загадал, что если робот доползет до конца лужайки прежде, чем я досчитаю до тридцати, то сегодня вечером отчим меня не тронет.
   - Пошел бы к дурзьям сходил, что ли, - мать раздраженно переключала каналы. - Или к себе кого пригласил.
   - Все друзья на каникулах, - буркнул я, мысленно продолжая счет. На самом деле, Томас никуда не уехал. Только я матери его и так надоел - зависал у них каждый день. Оставалась еще Лэрке, но в голове у нее стоял только этот факинг конкурс. Она даже дверь не открывала, когда я звонил, хотя музыку снаружи было слышно.
   - Ну, тогда один сходи куда-нибудь! - мать наконец нашла в ящике что-то стоящее и прибавила звук. А, русский канал. Себастиан недавно купил ей тарелку. Чтобы не скучала по родине.
   - Денег нет, - робот развернулся и пополз обратно на счет тридцать шесть.
   - Если я тебе дам, ты слезешь наконец оттуда и перестанешь мне нервы трепать? - мать грохнула пультом об стол.
   Я сполз с подоконника, и вскоре уже стоял за дверью, сжимая в кулаке пару купюр. За моей спиной в замке повернулся ключ. Блин! Я зашарил по карманам. А свой-то я дома забыл! Принялся барабанить - куда там. Мать уже погрузилась с головой в "Пусть говорят" и чужие проблемы.
   Вытащил из гаража велик и порулил в Брюруп. Томас обнаружился на игровой площадке недалеко от его дома. Он катал визжащего Тотте на качелях. Собственно по визгу я их и нашел.
   - Я сегодня богатый, - продемонстрировал я зажатые в пальцах сотни. - Чем займемся?
   - Хочу мороженого, - тут же объявил мелкий.
   - Сегодня холодно, - резонно заметил его брат.
   - Хочу мороженного и в Лунапарк, - Тотте упрямо надул губы, а Паровозик беспомощно глянул на меня.
   - В Силкеборге должен быть Тиволи, - припомнил я. - Они на каждые каникулы приезжают. Рванем?
   - Ура-а! - завопил мелкий, но Томас на него шикнул:
   - Подожди. Джек, неудобно как-то на твои деньги...
   - Какая разница, - пожал я плечами. - Так я от скуки сдохну, а в Тиволи съездим, хоть Тотте вон порадуется.
   Пацан соскользнул с остановившихся качелей и помчался ко мне, чуть не теряя резиновые сапоги. Схватил за руку, потянул:
   - Скорей! А то автобус без нас уедет.
   - До автобуса еще двадцать минут, - глянул на часы Томас. Он явно колебался. - Слушай, Джек! А ты был в библиотеке?
   - В библиотеке? - не понял я.
   - Ну, помнишь, мы говорили про того паренька, который вроде в озере утонул? Ты заинтересовался тогда этим делом, хотел выяснить, как его зовут и все такое.
   Блин, я тут со всеми этими татуировками и Лэрке про библиотеку-то и забыл! Вот что случается, когда думает у тебя вместо башки... ну, короче, то, что в трусах.
   - А что, это идея, - я схватил хохочущего Тотте под мышки и подкинул его в воздух. - Сначала в Лунапарк, а потом в библиотеку. Там, кстати, для малышей наверняка тоже что-то организовано.
   - Я не малыш! - насупился мелкий. - Полетай меня еще раз. Ну, Джек!
   Пришлось его "полетать". Не раз, и не два.
   - Давай к нам зайдем, я книжки захвачу, - заторопился Томас. - А то я прочитал уже все, а автобус библиотечный только на следующей неделе придет.
  
   Мороженное мы Тотте так и не купили, зато он обожрался сликом и сахарной ватой. Засунув в рот здоровенный леденец, пацан смело полез за нами в "Дом ужасов", где чуть не заглотил конфету целиком, когда под ним задергался пол. Потом он опробовал все карусели и даже ружье в тире, где мы безуспешно пытались выиграть плюшевого медведя, держащего кроваво-красное сердце. По дороге в библиотеку пацан дрых в автобусе, приклеившись сладкой моськой к моему рукаву, но когда мы вышли, глотнул свежего ветра и прочухался.
   Паровозик, по ходу, часто бывал в этом красном кирпичном здании. Он сразу потащил нас в детский отдел, где мы и запарковали мелкого: там как раз тетка в костюме времен Андерсена читала сказки вслух. Потом Томас пообщался с толстой библиотекаршей в очках. Она отвела нас в небольшую комнату с компьютерами, усадила за экран и объяснила, как пользоваться поиском на Инфомедиа.
   - Здесь только национальные газеты. Местные у нас в бумажном варианте с 2001 года.
   - Принесите, пожалуйста, за 2012 год, - попросил Паровозик. - С мая по октябрь где-то.
   - "Принесите!" - поджала морщинистые губы тетка. - Это вам в архив надо, молодой человек. В подвал.
   Томас покосился в сторону детского отдела:
   - Джек, ты не сходишь вниз? За Тотте глаз да глаз нужен.
   И я потопал за жирной задницей в подвал. Вела туда винтовая железная лесенка, дрожавшая под тяжелыми шагами библиотекарши. Я уже начал опасаться, что никогда не доберусь до газет, потому что обтянутая шерстяной юбкой корма плотно застрянет на каком-нибудь крутом повороте. Но тетка предусмотрительно миновала узкие места бочком, и наконец мы оказались внизу.
   Я расположился за длинным столом, на который толстуха выгрузила пыльные подшивки.
   - Понадобиться помощь, я наверху, - она ткнула пальцем в потолок и прищурилась на мои дырявые джинсы. - Что пропадет, родители будут штраф платить, - и поплыла к лестнице.
   Я показал ее спине фак и принялся листать "Еженедельную газету". Представьте, вокруг тихо, как в могиле, ни души, приглушенный свет, запах пыли, бесконечные стеллажи, расходящиеся бесконечными коридорами, и в центре всего этого - Джек. Один в паутине времени. Красиво сказал, да?
   Заметки, которые я искал, начали попадаться в газете, начиная с 22-го мая, и мне быстро стало не до смеха.
   "14-летний мальчик пропал в окрестностях Силкеборга. Полиция начала поиски". Статья на четверть страницы. Немного текста и большое фото. Светлые волосы, застенчивая уыбка, зеленые глаза - наконец-то я разглядел их цвет. Я нашел Якоба.
   "В последний раз 14-летнего Якоба Нела видели, когда он уехал из дома на своем велосипеде вчера, около четырех часов дня. Полиция начала поиски, местность прочесывают с собаками. Приметы мальчика: рост 154 см, худощавого телосложения, одет в футбольую майку, синюю с красными полосками и номером десять, синие джинсы, при нем черный велосипед. Говорит с небольшим акцентом. Видевших ребенка просим позвонить по телефону 114".
   Так вот почему я решил, что моему домашнему привидению денадцать! Мелкий совсем Якоб оказался. Только что же это получается? Выходит, все мне врали? Даже Томас? Нельзя же спутать Якоба с Джастином. И даже с Джеем. Ведь это совсем разные имена! Неужели за каких-то два года пацана могли настолько забыть?!
   Погоди-подгоди! Я треснул себя по лбу так, что в ушах зазвенело. А может, никто ничего и не путал! Может, я с самого начала задавал неправильный вопрос. Jacob по-датски читается как Якоб. Но Томас же говорил, что имя у мальчишки было иностранное. Да вот и в заметке: "Говорит с акцентом". А если парень эмигрант, вроде меня, то и имя его может читаться совсем по-другому! Скажем, по-английски. И тогда... Тогда он вовсе не Якоб! Он Джейкоб. Джейкоб Нел! А для друзей, вполне возможно, Джей...
   Пару минут я переваривал эту новость, разглядывая газетную фотку. Симпатичный мальчишка. Как раз в Себастиановом вкусе. А что? Заманил к себе, попытался изнасиловать. Парень сопротивлялся, он его и того. А трупак, может, в саду под какой-нибудь яблонькой гниет. Землю, блин, удобряет. Томас ведь сказал, что тело так и не нашли.
   Я схватил следующую газету дрожащими руками. Так, осади-ка лошадей! Может, пацан просто из дому сбежал. Может, его и укокали, только не здесь, а где-нибудь в Копене, торчки там, или столичный маньяк. А "Атлас" этот гребаный, скажем, предки Джейкоба в секонд-хэнд сдали вместе с его вещами, а Сева купил. Надо посмотреть, что еще об этом деле писали.
   Я нарыл пару не очень интересных статей, повторявших уже известную мне информацию, и тут зазвонил телефон. Я чуть со стула не свалился - настолько чужеродным показался этот звук.
   - Джек? - голос Томаса в трубке звучал взволнованно. - Я нашел! Его звали Джейкоб, а не Джастин. Теперь я и сам вспомнил. Джейкоб Нел.
   - Знаю. Я тоже тут не зря пылью дышал, - тут я сообразил, что Паровозик должен помнить кое-что еще. - Он был иностранцем, да? В газете пишут что-то про акцент.
   - А разве я не говорил? - В трубке зашуршало. - Его мать приехала из Южной Африки, кажется... Да, точно. Вот здесь написано.
   - Какая нафиг Африка? - нахмурился я. - Фотка передо мной. Парень белей меня.
   - Ну и что? - возразил Томас. - Думаешь, там белые не живут?
   - Ясно. Еще что-нибудь интересное?
   В трубке завыло, заухало, так что пришлось голову отдернуть. Через шум пробился извиняющийся писк Паровозика:
   - Извини, Джек, тут Тотте... Я отведу его к компьютерам с играми, ладно?
   - До связи, Мэри Поппинс!
   Я снова зарылся в газетах и наконец наткнулся на то, что искал. Интервью с родителями потеряшки. "Совсем недавно мы праздновали день рождения Джейкоба. Ему исполнилось четырнадцать. Он добрый, тихий, застенчивый мальчик. Очень любит футбол и животных. Он такой доверчивый. Боюсь, кто-то мог этим воспользоваться", - говорит мать подростка, Кейси Нел. "Брюруп - маленький городок, где все друг друга знают. В этот тяжелый для нашей семьи час, я прошу наших сограждан быть бдительными и немедленно связаться с нами или с полицией, если кто-то видел Джейкоба или слышал что-то о нем, - заявил отчим мальчика, адвокат Себастиан..." Строчки расплылись перед глазами. Нет, в этом не было никакого смысла. Я знал, что Сева когда-то был женат. Но мать не говорила ничего про детей!
   Я зажмурился, потер пальцами веки. Нашел недочитанную фразу. Нет, никаких сомнений. Фамилия отчима - Люкке.
   Я встал из-за стола, постоял и пошел по одному из корридоров. Не знаю точно, что я искал, но оказался в сортире. Попил водички, поплескал холодным в лицо. Не помогло. Перед глазами все равно стоял желтый с шашечками футбольный мяч. Я нашел его в саду еще летом, когда помогал матери полоть клумбы и подрезать кусты. В дальнем углу сада, между живой изгородью и разросшимися одичавшими деревьями заметил что-то желтое. Тогда я подумал, что мяч залетел к нам, когда соседские ребятишки играли в футбол. Отнес его в гараж. Думал отдам потом, когда они с каникул приедут. Да так и забыл про него. А вот теперь вспомнил. Еще я вспомнил, что положил мяч на полку рядом с сумкой для петанка. А когда лазил в эту сумку за шаром для Марка, никакого мяча там не было.
   Блин! Я вцепился мокрыми руками в волосы. Что если это его мяч был? Джейкоба в смысле? Он смотрел на меня из зеркала: длинные светлые волосы до ушей, застенчивая улыбка, зеленые глаза. Футбольная майка и желтый мяч в шашечку под мышкой. Я стиснул ладони на холодном фаянсе раковины. Он утонул. Просто утонул в озере. Не может быть, чтобы... Мы слишком похожи. Слишком близки друг к другу. Пасынок. Эмигрант. Возраст. Даже внешность!
   Мальчишка в зеркале перестал улыбаться. Он больше не напоминал свою фотографию. Он выронил мяч, открыл блестящий в отражении кран, отпил несколько больших глотков. Выпрямился, отер искусанные губы тыльной стороной ладони. Худая грудь ходила ходуном, запавшие глаза казались черными из-за расширившихся зрачков.
   - Я не один, - прошептал он, глядя прямо на меня. - Я не один.
  
   Я вылетел из подвала так, будто за мной гнался Себастиан с капающим кровью топором. Нормальность светлого зала, заполненного семьями с детьми по случаю каникул, меня не успокоила. Люди будто ходили по другую сторону стекла, а я навсегда остался за зеркалом - вместе с Джейкобом Нелом. Отошел во взрослый отдел, где было потише, и набрал мамин номер. Она взяла трубку только со второй попытки:
   - Надеюсь, это важно, Жень. Ты же знаешь, я собираюсь!
   Я испугался, что она бросит трубку, и выпалил:
   - Почему ты не сказала, что у Себастиана были дети?
   - Глупость какая, - она фыркнула в телефон. - Нет у него никаких детей. Если ты только за этим...
   - Не родные дети, - оборвал ее я. - Пасынок. У Себастиана был пасынок. Ты знала об этом?
   Тишина. Я понял, что мать еще там, по неровному дыханию в трубке.
   - Мы договорились, что не будем тебе говорить, - ее голос звучал устало. - Мальчик утонул. Наверное, ты уже знаешь об этом, раз спрашиваешь. Такая трагедия! Севочке очень тяжело тогда пришлось. Они с мальчиком были очень близки. Жена Севу потом бросила. Ему до сих пор больно вспоминать об этом, понимаешь?
   Очень близки, значит, да?
   - А как ты узнал? Жень? Ты слышишь меня?
   - Мам, скажи, - я облизнул пересохшие губы. - Этот паренек... Моя комната раньше была его, так?
   - Ну какая разница! - в голосе матери сквозило раздражение. - Мы же там все переделали! Она как новая стала. Только шкаф оставили - он ведь встроенный. И одну из книжек этого мальчика. Сева решил, что она тебе понравится. Ты же космосом интересуешься.
   Вот и разрешилась загадка "Звездного неба".
   - А больше вы ни о чем не договаривались? - осторожно спросил я.
   - Ты о чем? - в телефоне что-то брякнуло. Ма почмокала губами. Красила она их там, что ли?
   - Ну, может, у Себастиана и другие пасынки были, про которых мне типа не надо знать?
   - Вот что, Жень, - мать гневно засопела в трубку, - мне надоела твоя ревность! Сева тебя любит, как родного, а ты все чем-то недоволен. Повзрослей уже наконец!
   И в ухо мне задолбили гудки. Я немного подумал и набрал Лэрке. Глухо как в танке. Тогда я послал СМС: "Я знаю про Джейкоба". Потоптался чутка у стенда с новыми поступлениями. Айфон заржал лошадью. Это у меня такой сигнал для сообщений. "Жаворонок: Ничего ты не знаешь". А вот тут мы поспорим. "Надо поговорить". Я еще ждал ответа, когда на меня наткнулся Томас.
   - Джек, ты тут? Я тебя уже обыскался. Даже в подвал ходил. Э-э, что-то случилось?
   Не, ничего особенного. Так, встретил общительное привидение в туалете.
   - А Тотте где? - спросил я.
   - На компе играет. Только нам уже домой пора. Он устал и капризничает.
   - Ладно, только... копии статей тут можно сделать?
   - Можно, - кивнул Томас. - За плату. Хочешь, я тебе распечатаю, что нашел?
   - Давай, - решил я. - Распечатаем, скопируем, и домой.
  
   Я потерялся, я напуган и одинок,
   Я в темноте, и монстр вырос из моих тревог.
   У него когти, зубы и много клыков,
   Он так огромен, что справиться с ним я не смог.
   А потом я увидел твои глаза...
  
   Я падал, и ветер свистел в ушах,
   Я уже вижу землю, и в сердце страх,
   Птичьи крылья могли бы меня спасти,
   Но один не могу я их развести,
   А потом я почувствовал твои ладони...
  
   Теперь я вижу, что я не один,
   Не один,
   Ты всегда был рядом
   Всегда был рядом.
   Я не один.
  
   "Это что, послание с того света? - думал я, выходя из автобуса. - Или просто бесполый водитель слушает отстойное радио?"
   Домой я успел до шести. Пришлось позвонить - ключи-то я забыл. Дверь открыл Себастиан. Я думал почему-то, что он сразу обо всем догадается, по морде по моей. Но отчим был в хорошем настроении, мурлыкал что-то себе под нос. Развел, что ли, клиента на пару сотен тыщ?
   - Катюша уже уехала, - сообщил он мне. - Мы поужинаем без нее. Я приготовил сегодня кое-что особенное.
   Я тоже, сволочь! Поперся в гостиную, а там - стол накрыт, как для романтического свидания. Серебро, свечи, бокалы. Этот козел сзади подходит, обнимает, притирается ко мне:
   - Тебе нравится, Джеки? Сейчас я принесу ростбиф. А потом мы вместе примем ванну. Мы ведь никогда еще не мылись вместе. Это будет так...
   - Это ты убил Джейкоба? - я воспользовался его замешательством, выскользнул из тяжелых рук, развернулся к отчиму лицом.
   То ли он успел овладеть собой, то ли мой удар прошел мимо цели.
   - Что? - в его глазах недоумение и боль. Хорошо играет, подонок!
   - Он ведь не утонул, верно? - я потихоньку пятился так, чтобы между нами оказался стол.
   Себастиан шагнул ко мне:
   - Джек, что ты такое...
   - Стой там! - я схватил со стола нож, не отпуская отчима взглядом. Черт, конец закругленный. Нащупал вилку. Выставил перед собой. - Не подходи!
   Сева остановился:
   - Кто рассказал тебе о Джейкобе?
   - Мать. Она же на таблетках, - быстро добавил я. - Не всегда соображает, что говорит.
   На лице отчима отразилось удивление, смешанное с недоверием:
   - Это она сказала тебе, что я... - он ткнул в себя пальцем.
   - Сам догадался, - я крепче ухватил вилку. Блин, рука вспотела, скользит!
   - Но Джек, - его правильные черты исказила гримаса страдания. - Как ты мог подумать такое? Это был несчастный случай. Мальчик утонул. Он так любил купаться в озере. Я предупреждал его много раз, что это опасно. У берега рыбачат, ставят сети... Нечищенное дно, водовороты... Но он меня не слушал. Всегда делал все по-своему. И в тот день тоже, - отчим прикрыл рукой глаза. Плечи дрогнули. Мля, он что, плачет? Дурак он, если думает, я куплюсь на этот трюк.
   - Но ведь тела не нашли. Почему?
   Себастиан тряхнул головой:
   - Водолазы не могли обшарить все озеро. Такая огромная территория... Тело могло зацепиться за что-то на дне. Корягу, обрывок сети, мусор, - он оторвал ладонь от лица, и в его глазах блестнули слезы. Настоящие. Фак! - Вот почему я сразу предупредил тебя, Джек! Я... я не вынесу, если подобная трегедия повторится, - он тяжело осел на стул и закрыл руками лицо.
   Черт! Что, если я не прав? Это ведь и правда мог быть несчастный случай. Но просто так я сдаться не мог.
   - Да ну! А может, парень устал оттого, что ты совал в него член, и пригрозил, что все расскажет? Вот ты и избавился от него. Или может, так затрахал бедолагу, что он сам на себя руки наложил?
   Себастиан поднял из ладоней мокрое лицо. Голос его дрожал:
   - Сейчас ты мне сделал очень, очень больно, Джек. Ты это понимаешь?
   Я тяжело дышал, тиская в кулаке вилку. Не похоже, что он собирается на меня бросаться.
   - Джейкоб был, - голос прервался, отчим судорожно сглотнул, - он был ангелом на земле. Чистым. Невинным. Как я мог его тронуть? Как я мог даже подумать о нем так, как думаю о тебе?
   Он смотрел мне в глаза, по его щекам бежали слезы, а внутри у меня все сжималось. Я съеживался, как клочок бумаги, который пожирает огонь.
   - Ты ведь совсем другой, Джеки, - Себастиан медленно поднялся. - Ты порочный насквозь. То, как ты движешься, - он сделал маленький шажок вокруг стола, - эта грация, эта круглая попка, которая зовет - возьми меня, - отчим сгреб салфетку, которая лежала на столе, и смял в комок. - Твой взгляд - так не смотрят дети, - еще шаг в мою сторону. - Твой запах, - он втянул носом воздух и облизнул губы, - запах сучки во время течки...
   Он говорил еще что-то и медленно приближался, но во мне все было уже разбито. Разбито на мелкие осколки, которые никому не склеить и не собрать. Я свалился со стены. Я свалился во сне.
   Вилка с бряканьем упала на пол. Я закрыл глаза, но его голос проник в меня, разъедая изнутри:
   - Пожалуй, мы поужинаем потом...
  

День моей смерти

   Я решил взять Лэрке измором. Не отвечает на звонки и смс? Не открывает дверь? Ладно, мы пойдем другим путем. Я потопал прямо через сад к старому знакомцу-дубу. Дерево уже изрядно облетело, но это было даже хорошо - тем быстрей девчонка меня заметит.
   Устроился на своем обычном месте - прямо напротив окна. Ну, конечно, вот она. Настолько погружена в свою музыку, что ничего и никого вокруг не замечает. На столе у пианино засохший недоеденный бутерброд и пакет молока. Бедняжка, так она от истощения помрет еще до конкурса. Какая будет потеря для мира культуры!
   Я сорвал ближайший желудь и кинул в стекло. Никакой реакции. Сорвал целую гроздь и начал пулять их один за другим. Ага, обернулась. Увидела. Мдя, особой радости я, по ходу, не вызвал. Помахал ей ладошкой. Фак? Она что, правда показала мне фак? А как же культура, а?
   Еще один желудь стукнулся в стекло. И еще один. Так, встала. Идет к окну. Поднимает руку и... задергивает занавеску! Не, блин, так просто от Джека не отделаешься! Я продолжил пуляться желудями. Через пару минут занавеска колыхнулась, окно открылось, и из него высунулась Лэрке - злая, как будто месяц на кефирной диете сидела.
   - Слезай оттуда! Или я полицию вызову.
   - Вызывай, - спокойно предложил я. - Посмотрим, как они меня с дуба снимать будут. А пока мы смотрим, заниматься ты уж точно не сможешь.
   - Агр-рх! - Лэрке сжала кулачки. - Джек, ты просто невыносим!
   - Знаю, - я изобразил улыбку акулы. - Теперь ты готова общаться?
   Она вздохнула:
   - Я даю тебе полчаса. Потом ты либо уйдешь, либо будешь сидеть тихо, как мышь. Понял?
   - Я очень понятливый, - кивнул я.
   - Вход там, - Лэрке ткнула пальцем в направлении витражной двери. Окно захлопнулось.
  
   Отпереть-то она отперла, но дождаться, пока я с дерева слез, не дождалась. Опять принялась клавиатуру мучить. Я прошлепал на кухню и залез в холодильник. Блин, да тут пусто! По ходу, мать и вправду на Лэрке взъелась, раз на голодном пайке оставила. Ладно, будем креативить. Засохшую булку, яйцо и остатки молока я превратил во французские тосты. Нагрузил ими тарелку и потопал наверх.
   - Лопай, - я хлопнул хавчик на пианино.
   Лэрке резко оборвала игру и злобно уставилась на меня.
   - Не хочу. И вообще, чего ты тут раскомандовался?
   - Ты хочешь победить на этом своем конкурсе, так?
   Она подозрительно прищурилась на меня, но кивнула.
   - Тогда лопай. А то еще до первого тура ноги протянешь, анорексик.
   Лэрке фыркнула, почесала спину, но один тост все-таки взяла. Откусила осторожно.
   - М-м, а ничего, вкусно. Так зачем ты пришел? Меня накормить?
   Я примостился на краю стола. Ладно, добрые дела на сегодня выполнены.
   - Расскажи мне о Джейкобе.
   - Что ты хочешь знать? - Лэрке засунула в рот остаток булки. - Слышу ли я голоса у себя в голове? Кручу ли тарелочку? Вижу мертвых мальчиков? Общаюсь с духами? Спасибо за тосты, Джек, но вали-ка ты отсюда.
   Я не двинулся с места:
   - Интересно, по какому праву ты считаешь, что Джейкоб приходит только к тебе?
   Блин, надо было видеть ее лицо! У Лэрке чуть тост из пальцев не вывалился - кстати, уже второй. Нашлась с ответом она не сразу, зато, как всегда, ударила ниже пояса.
   - Знаешь, Джек, а ты умнее, чем кажешься. Такого мне еще не говорили. Значит, ты у нас особенный, да? Видишь то, чего не видят другие. Может, Джейкоб и сейчас здесь? - она сделала большие глаза и резко обернулась. - Ой, он только что прошел через стену! Ты заметил?
   - У меня его книга, - я не был уверен, как много хочу рассказать, но начать с чего-то надо, иначе она ни за что мне не поверит. - Вернее, я сперва не знал, что она принадлежала ему, но Джейкоб мне сам показал. Я видел его в своей комнате, ночью. Он открыл книгу на нужной странице. "Атлас звездного неба".
   Лэрке вздрогнула. Надкушенный тост шлепнулся на клавиатуру, но она и не думала его убирать.
   - Помнишь, я спрашивал тебя о Якобе? В тот раз, когда мы ездили верхом? Это потому, что я неправильно прочитал его имя. В книге была дарственная надпись. Он получил "Атлас" на день рождения от отца. Незадолго до того, как исчез. Скажи, Джейкоб называл Себастиана папой?
   - Да, но... - она упрямо тряхнула головой. - Ты нашел надпись в книге, и что? Это ничего не доказывает.
   - Ты ведь тоже не можешь доказать, что видишь парня, верно? - я наставил на Лэрке обличительный палец. - Все думают, ты врешь или просто шизанулась. Так что тут мы на равных, подруга!
   - Да как ты... - она схватила тост с клавиш и запустила в меня. Я еле успел пригнуться. - Кто ты вообще такой?! - вскочив со стула, Лэрке орала мне в лицо. - То, что было между мной и им - особенное! Тебе никогда такого не понять! Он приходит ко мне, потому что он... Потому что я... - в ее глазах сверкнули злые слезы, но я не дал себя разжалобить. С меня уже хватило слез. Я должен разобаться, какого хрена тут произошло два года назад. Разобраться раз и навсегда.
   - Послушай, - я старался говорить спокойно, - я не выбирал всю эту потустороннюю хрень. Твой мертый приятель сам приперся ко мне. И не однажды притом. Я бы очень хотел, чтобы парень оставил меня в покое, но по ходу он горит желанием что-то мне сказать. Или показать. Что-то важное. В последний раз я видел чувака в факинг библиотечном сортире. Смотрю в зеркало - а там он. Лук у него, знаешь, зашуганный какой-то. Выпучился на меня и говорит: "Я не один". И вот как хочешь, так и понимай.
   Лэрке моргнула. Влага выплеснулась через край, потекла, оставляя на щеках мокрые дорожки. Но я добился своего. Она уже не хотела меня убивать. Она готова была слушать.
   - Я подумал, - продолжил я, - может, у меня только часть сообщения. Ну, того, что он хочет донести до... до нашего мира. А вторая часть - у тебя. Ведь он говорил с тобой тоже, верно?
   Она всхлипнула, вытерла мокрое лицо предплечьем. Сделала несколько неуверенных шагов и села на кровать. Вцепилась пальцами в покрывало.
   - Да. Он говорил со мной.
   - Расскажешь мне?
   Лэрке помолчала, сглатывая слезы. Удивительно, что она могла плакать так беззвучно. Привычка?
   Наконец она кивнула:
   - Только сначала ты расскажешь мне все. Как он выглядел, где был, что сказал. И не здесь. Пойдем на воздух.
  
   Мы медленно шли по дорожке вдоль озера, шурша опавшими листьями. Я думал, что в первый раз гуляю с девушкой, только это все равно будто не по-настоящему. Будто рядом с нами все время идет третий. Пусть невидимый и бесплотный, но более реальный, чем я. По крайней мере, для Лэрке.
   Я описал все свои встречи с Джейкобом. Умолчал только о снах про башню. Еще про эпизод в джакузи упомянул скомканно, без натуралистических деталей.
   - Думаешь, он правда мог умереть так? - лицо Лэрке мучительно скривилось, она обхватила себя руками, будто мерзла. Мне жутко захотелось обнять ее, притянуть к себе, но я не знал, как она среагирует. С этой девчонкой я ничего не знал. Поэтому просто ответил:
   - Не знаю. Никогда не слышал, чтобы топились в ванне. Гораздо проще было бы сделать это тут, - я махнул на темную воду, испятнанную желтыми листьями.
   Лэрке вздохнула:
   - Мне вообще долгое время казалось, что Джей жив. Что он все-таки сбежал из дома, и его вот-вот найдут.
   - Все-таки сбежал? - насторожился я. - А он что, говорил тебе, что собирается это сделать?
   - Говорил?! - Лэрке невесело усмехнулась. - Да мы собирались сбежать вместе! Уже приготовили все: собрали еды в дорогу, одежду, спальные мешки, денег скопили. Договорились встретиться утром в субботу на скамейке у поворота на шоссе. Знаешь, где это?
   Я кивнул.
   - Ну вот. Я пришла туда с рюкзаком, как условились, ждала, ждала, а Джейкоб так и не появился. Потом он сказал, что его родители загрузили чем-то в то утро. Я предложила выбрать дургой день, но он сказал, что побег - глупая затея, и у нас все равно ничего не выйдет.
   - А когда это было? - спросил я.
   - Примерно за полгода до того, как... - Лэрке недоговорила. Подошла к кромке воды и пнула носком туфли большую шишку. Она плюхнулась в озеро с утробным "Плоп!"
   - А сбежать - это твоя была идея или его? - я все-таки не оставлял надежды добраться до сути.
   - Его, - Лэрке пустила в плавание еще одну шишку.
   - Но почему? Я хочу сказать, навряд ли парень решился бы на такое, если бы у него все было в шоколаде, - пояснил я.
   Она присела на поваленный давней бурей ствол, зябко засунула руки в карманы:
   - Если честно, я никогда не думала об этом. Для меня вся эта затея была больше игрой. Хотелось насолить моим. Знаешь, чтобы попереживали, поплакали. Поняли, чего лишились. Забили тельца к моему возвращению.
   - Чего? - не понял я.
   - Не суть, - Лэрке отколупнула кусочек коры и теперь рассматривала ползущего по нему жука. - Знаешь, а ты прав. Возможно, для Джея это было что-то совсем другое. Возможно, он действительно хотел сбежать от чего-то.
   - От чего? - я затаил дыхание.
   - Он... - Лэрке закусила губу. - Он рассказал мне кое-что. Не тогда. Не задолго до того, как.. - кусок коры разломился в ее пальцах пополам. - Это было в его последний день рождения. Меня тоже пригласили, вместе со всем классом. Мы отмечали у Джея дома.
   - В Стеклянном Замке?
   - Так Джей его называл, - кивнула Лэрке. - Там действительно много стекла и зеркал. Странный вкус. Ему это не нравилось.
   - Джейкобу?
   - Да. Ему казалось, что кто-то все время следит за ним. Какой-то монстр. Его мучили кошмары, он плохо спал в последние месяцы, я помню. Вечно ходил сонный и усталый. Я тогда думала, у него богатая фантазия. Знаешь, как дети иногда выдумывают себе друзей, он выдумал себе зеркального монстра. А в тот день, ну, на дне рождения, он спрятался со мной от других на лестнице. На самой верхней площадке. Помню, там была запертая дверь. Кажется, в эту вашу башню. Так вот, он сказал, что монстр живет там. Представляешь? Я пыталась подсмотреть в замочную скважину, но она забита была чем-то, а внутри тихо... Джек, что с тобой?!
   Я присел рядом с ней на ствол. Боялся, что ноги меня подведут. Сдавил ладонями колени. Фак! Фак! Фак! Он же плакал, этот подонок! Плакал и вешал мне о невинных ангелах! Прямо в глаза смотрел! Значит, тебе нравится отрывать ангелам крылышки, сволочь?! Это у тебя такое хобби?! А знаешь, что случается с ангелами, которые падают с неба, если они проживут достаточно долго? Они превращаются в демонов, ты, дерьмо! И я еще устрою тебе ад!
  
   Оказалось, что Лэрке вела дневник. Туда она записывала все свои встречи с Джейкобом - в смысле с духом Джейкоба или чем оно там было. Она показывала свои записки полиции, но те только посмотрели на нее косо. Показывала матери, а та отволокла дочь к психиатру. Так что я понимал: то, что Лэрке достала свой дневничок при мне многого стоит.
   Пухлая тетрадка была исписана наполовину. Между старничками лежали засушенные цветы, бумага пахла духами, кое-где я заметил сердечки, рисунки и приклеенные фотографии. Джейкоб с классом, Джекоб носится по полю с мячом, Джейкоб прыгает в воду с мостков, Джейкоб и Лэрке вместе. Лежат голова к голове в траве, снято сверху. А вот они же, хохочущие, с летящими назад волосами. В Тиволи? А вот они корчат рожи перед зеркалом. А вот... да, эта фотка могла стать прототипом для татуировки. Два подростка прижались друг к другу, щека к щеке. Серьезные, сосредоточенные. Странная такая фотография.
   - А это где снято? - ткнул я пальцем в страницу.
   - Мы ездили вместе в "Джурс Соммерлэнд". Я, Джей и его семья. Это его отчим снимал.
   Черт!
   - А... как Джейкоб к отчиму относился?
   - Нормально, - Лэрке пожала плечами. - Отчим и есть отчим. Да ты сам знаешь.
   - Ну да, - я отвел глаза. Блин, опасная тема.
   - Вот, смотри, - она провела пальцем по странице. - "Он все видит". Написано на запотевшем зеркале в ванной. Дверь была заперта изнутри. Я принимала душ. Дата...
   - Он? - я впился взглядом в аккуратные строчки. - Кто "он"?
   - Если бы знать, - вздохнула Лэрке. - Может, Бог? А вот еще. "В телескоп не видно звезд". Это Джей сам мне сказал. Я видела его у озера. На вашем причале. Был туман и...
   - Телескоп? - в памяти зазвонил тонко звоночек. - Причем тут телескоп?
   - Я думаю, он говорил о своем подарке, - объяснила Лэрке. - Том, что получил на четырнадцатилетие, вместе с "Атласом".
   - От Себастиана? - "Отец подарил мне на день рождения телескоп", - прозвучал в голове голос отчима. Может, это был тот самый?... - Он что, испорченный оказался?
   - Да вроде нет, - Лэрке постучала по губам кончиками пальцев. - Странная вообще штука с этим телескопом. Помню, Джей забежал ко мне утром в день своего рождения. Рассказал, что ему подарили, прямо скакал от радости. Хотел телескоп поскорей опробовать, но ведь ждать надо было, пока стемнеет. Ну, я ему свой подарок отдала - мяч футбольный, а он...
   - Мяч? - мне как будто холодными пальцами провели вдоль хребта. - А не помнишь, как она выглядел?
   - Конечно, помню! - фыркнула Лэрке. - Вот, - и перевернула страничку. Там на четверть листа красовался рисунок: желтый мяч в шашечку.
   Мне захотелось выть.
   - Так что там про телескоп? - напомнил я охрипшим голосом.
   - А, ну да, - Лэрке оторвала вгляд от тетради и перевела его на меня. - Вот что странно. На следующий день я спросила, видел ли он звезды. А Джей сказал, что видел, но... это не так, как он себе представлял. Я расспрашивать, но так ничего и не выпытала из него. Тогда спросила, можно ли мне посмотреть в телескоп, ну, вместе с ним. А он сказал, что это скучно. В общем, мы даже поссорились тогда из-за этой дурацкой штуки. Мне казалось, он скрывает от меня что-то. Завидовала ему, может. Не знаю. Только... - Лэрке тяжело вздохнула. - Я вот все думаю: не поссорься мы тогда, может, ничего бы и не случилось? Джей знал, что всегда мог прийти ко мне, поговорить. Обо всем, понимаешь? А тут я на него дулась. Так глупо, по-детски... - Она снова рассопливилась, и на этот раз я обнял ее за плечи. Лэрке уткнулась мне куда-то под мышку, и там быстро стало мокро.
   - Думать так - вот что действительно глупо, - сказал я. А про себя подумал: "Быть может, были вещи, о которых Джей никому не мог рассказать. Даже тебе".
  
   В тетрадке не хватало несколько страниц. Из последних. Только обрывки у корешка остались. Я, конечно, спросил об этом. Лэрке неохотно призналась, что там были описаны мои СМСки. Бедняга думала, что ей пришли сообщения с того света. Вот почему я наткнулся на нее той ночью на мостках. Она ждала Джея.
   - Понимаешь, - она вытащила из-под подушки бумажную салфетку и шумно прочистила нос, - чаще всего я вижу его, когда мне плохо. Как будто он хочет помочь... или утешить. Мне даже стало казаться, что я могу позвать его, и он придет. Вот я и послала ту СМСку... Глупо, да? Ты наверное теперь думаешь, что и весь этот дневник - фальшивка? Что я все напридумывала?
   - Нет, - я смотрел на строчки, написанные круглым девичьим почерком. "Остановите монстра". - Я тебе верю.
   - Правда? - Лэрке смотрела на меня красными опухшими глазами. Ее радужки переливались ярче, чем обычно: зеленый, синий, теплый рыжый. Я провел ладонью по ее волосам. Мягкие. Наклонился и коснулся губами ее век. Ресницы защекотали подбородок. Отстранился, прежде чем она успела бы меня оттолкнуть.
   - Твой отец ветеринар, так?
   Она заморгала удивленно:
   - Ну да... А откуда ты знаешь?
   Я объяснил про фотки у них в гостиной.
   - Ты не могла бы кое-что у него узнать? Только не говори, что это для меня. Выдумай что-нибудь правдоподобное. Ну, типа по биологии нам задали или по химии.
   Лэрке сморщила распухший носик, будто вынюхивала что-то подозрительное:
   - Да о чем речь-то?
   Осторожнее, Джек!
   - Мне надо знать, есть ли у ветеринаров лекарство, которое может быстро обездвижить крупное животное. Или усыпить. Скажем, через укол в мышцу.
   Она помолчала немного, изучая мое лицо. Я состроил невинную морду. Получилось, по ходу, не очень.
   - Джек? - она положила ладонь на мою руку. - Что ты задумал?
   - Ничего такого, - беспечно заявил я, а сердце колотилось уже в ушах. - Слушай, я бы все это нагуглил, просто жаль время терять. Тебе же проще - спросила отца, и все. Твои ведь завтра приезжают?
   - Ну да, - протянула Лэрке. - Я бы могла сказать, что делаю доклад к понедельнику... Только не понимаю, зачем тебе это надо? - она яростно почесала лопатку.
   - Татуировка? - я кивнул на ее мучения.
   - Да, блин, - она повернулась ко мне спиной. - Ты не мог бы? Только осторожно, а то больно - жуть.
   Я провел ладонью через футболку.
   - А можно я посмотрю? У тебя кожа такая горячая. Ты вообще, мажешь тату, как тебе Сами велел?
   - Пыталась, - Лэрке передернула плечами. - Только это жутко неудобно.
   - Так я посмотрю?
   Она кивнула:
   - Ладно. Чего уже теперь...
   Я осторожно задрал футболку. На лопатке открылся припухший, воспаленный рисунок в черно-белых тонах. Я угадал - та самая фотография. Только по низу цифры: 15.04.2016. Я провел кончиком пальца по жестким корочкам. Одна из них была расчесана и чуть кровила.
   - Надо бы кремом размягчить, - предложил я. - Хочешь, помажу? Может, и чесаться тогда перестанет.
   Лэрке покорно вытащила из тумбочки тюбик.
   - Я осторожно, - успокоил я ее. - А что значит эта дата? - палец легко скользнул по цифрам. - Это ведь дата, так?
   Девчонка кивнула:
   - Мой шестнадцатый день рождения, - и добавила, чуть помолчав. - И день моей смерти.
   Опять тридцать пять!
   - Ну да, ты же собираешься ласты склеить в шестнадцать, - я обильно намазал нос татуированной мини-Лэрке. - Кстати, а это как-то связано с ним? - Губы Джея запеклись, из-под болячки сочилась сукровица.
   - Отчасти, - призналась Лэрке. - Понимаешь, когда я вижу его, ему всегда четырнадцать. Уже два года прошло, а он старше не становится. Сейчас мы ровесники. Но Джей навсегда останется мальчишкой, а я... - она поежилась, когда я случайно надавил на тату слишком сильно. - Теперь я знаю, что после смерти ничего не кончается. И когда мы встретимся на той стороне, я и Джей, я не хочу, чтобы он меня не узнал. Не хочу быть слишком старой. Как ты думаешь, - она оглянулась на меня через плечо, - два года разницы - это ничего?
   Мне захотелось со всей дури врезать ладонью по распухшей роже Джейкоба, но я сдержался.
   - А ты уверена, что он бы этого хотел?
   - Конечно! Он же так по мне скучает, - Лэрке потянулась к зудящему месту рукой, но я шлепнул ее по пальцам.
   - Не дергайся! Ты думаешь так много о мертвом, а как насчет живых? Вспомни, как тебе было больно, когда он ушел. Как тебе больно до сих пор! Ты хочешь, чтобы тем, кто потеряет тебя, было так же хреново?
   - Глупый Джек! - Лэрке повернулась ко мне лицом и одернула майку на спине. - Думаешь, обо мне кто-то пожалеет? Да все только вздохнут с облегчением! - Она забрала у меня крем. - Как там? Контуры не расплылись?
   - Я пожалею, - сказал я, глядя ей прямо в глаза.
   В калейдоскопе что-то сместилось, но только на мгновение.
   - Это пройдет. Все проходит. Ты изменишься. Все меняются. А я - не хочу!
   Она убрала крем на место, встала и села за инструмент.
   - К тому же, день моей смерти уже написан на моем теле. И знаешь, - она пробежала пальцами по клавишам, - есть что-то успокаивающее в том, что знаешь, когда умрешь.
   В этом я не мог с ней не согласиться. Я тоже совершенно точно знал день своей смерти. Я умер вчера.
   - Не забудь спросить отца, - напомнил я, берясь за ручку двери. - Лекарство, которое действует за пару минут, не больше.
   Лэрке неохотно кивнула, и опустила руки на клавиатуру.
  

Письмо взрослому

   В понедельник после каникул у нас был датский вторым уроком. Когда прозвенел звонок, и все с шумом повалили из класса, училка подошла ко мне:
   - Джек, задержись, пожалуйста.
   Я знал, о чем пойдет речь. О задолженности по сочинениям аж с августа. У нас уже состоялся один разговор на эту тему, еще до каникул. Я пообещал заниматься всю неделю и сдать написанное в понедельник. То есть сегодня. Вот только сдавать было нечего. Я не написал ни строчки. О чем и сообщил Элизабет: чего кота за хвост тянуть? Думал, она меня к директору потащит, или начнет спецклассом пугать - туда собирали всех школьных дебилов и отморозков. Но датчанка только покивала сочувственно и спрашивает:
   - Джек, а как ты сам думаешь, что тебе нужно, чтобы все досдать?
   "Чтобы отчим сдох", - подумал я, но промямлил только:
   - Не знаю.
   Элизабет помолчала немного, глядя на меня внимательно через стол, и вдруг выдала:
   - Джек, у тебя все в порядке?
   В горле у меня что-то сжалось. Не от самого вопроса, а от того, как она задала его. Будто ей и вправду было не наплевать.
   - Да... Нет... У меня мама болеет, - зачем-то соврал я.
   - Что-то серьезное? - Элизабет защелкала колпачком ручки, но тут же поймала себя на этом.
   - Я... Мы еще не знаем, - несло меня дальше. - Ее обследуют.
   Училка нервно сцепила пальцы:
   - Ты думаешь, это... рак?
   Я состроил печальную морду. Датчанка потянулась через стол и положила свою руку на мою:
   - Я тебя понимаю. Моя мать умера от рака в прошлом году. Будем надеяться, что это что-то другое, хорошо? - она через силу улыбнулась.
   Мне стало погано. Хули я ей соврал? Мог бы просто промолчать! Что, если она теперь позвонит матери? Или Севе?
   - Да, - я уставился в парту. - Наверняка это что-то другое.
   - Тебе сейчас трудно сосредоточиться на учебе, - продолжала Элизабет. - Это естественно. Что, если мы договоримся так. Ты напишешь одно сочинение. Всего одно, но оно зачтется за все те, что ты не сдал.
   Я взбодрился:
   - А разве так можно?
   - Конечно, можно, - датчанка улыбнулась и выпустила мою руку. - Только тема у тебя будет особая. Ты должен будешь написать письмо взрослому.
   - Какому взрослому? - не понял я.
   - Решай сам, - в ее глазах не было подвоха, и я расслабился. - Может, это твоя мама, отец или старший брат. У тебя есть братья или сестры?
   Я покачал головой.
   - Возможно, ты захочешь написать своему кумиру. Человеку, на которого ты хочешь быть похож. Ты понял задание?
   Типа того.
   - Как думаешь, справишься?
   Я спросил осторожно:
   - А сколько у меня времени?
   Элизабет постучала пальцами по столу:
   - Ну, скажем, месяц. Этого хватит?
   На том мы и договорились. Я еще не знал, кому буду писать, но решил взяться за дело серьезно. Все-таки, Элизабет была единственным человеком, которого, по ходу, волновала моя судьба. И вроде как, я ей обещал. А я обычно держу обещания.
  
   После уроков я отправился на охоту. Отловить соседского кота оказалось плевым делом. Финдус, как обычно, приволок свое жирное пузо в наш сад в надежде на мамину подачку. Приманил я котяру на колбасу: закинул шмат в спортивную сумку, которую заранее бросил на газон. Ну, зверюга заскочила туда и давай продукт хомячить - только за ушами трещит. Я молнию застегнул - и готово. Финдус спохватился, конечно, что дело нечисто. Давай выть. Ну, тряхнул я сумку пару раз, чтоб показать, кто тут хозяин, котэ и заткнулся.
   Загрузил его на багажник и нажал на педали. До Брэдструпа, где ветклиника находится, десять километров - только в одну сторону. Докатился за полчаса. В регистратуре назвался чужим именем, адрес дал реальный, из Брюрупа, но не мой. Вот, говорю, коту типа глистов прогнать надо. Не жрет ничего. Ну, меня в очередь. Котяра, гад, опять выть. Я ему еще колбасы скормил, вроде затих. Тогда я попер типа сортир искать. Иду, сам зыркаю налево-направо. Мне всего-то и надо - узнать, где они лекарства держат. И еще насчет сигнализации и камер.
   Лэрке мне рассказала, что брать надо. Есть такая штука - домоседан. За две-пять минут лошадь валит. То есть сначала обездвиживает, а минут через десять - полная отключка. То, что доктор прописал. Я специально решил другую клинику обнести, не ту, где Лэркин отец работает. Чтобы не подумали потом чего.
   По ходу, они тут совсем расслабились. Никаких тебе наклеек "Аларм". Камер тоже нигде вроде нету. В сортире - удобное окошко. Не очень высоко и выходит на зады. Я поссал, раз уж все равно зашел. Потом вышел в коридор с вешалкой, убедился, что там никого нет, кроме курток, и открыл сумку.
   - Финдус, кис-кис-кис.
   Из молнии высунулась толстая недовольная морда, зашипела, встопорщив усы. Я кота за шкирку, подбросил в воздух и придал ускорение пенделем. Клиника дрогнула от бури кошачьих эмоций. По ходу, Финдус подрал прямо по стенам. Из приемной донеслись вопли сидевших в очереди клиентов, разноголосый лай, шипение. Что-то полосатое метнулось вдоль кабинетов и скрылось в конце коридора. Молодчага, Финдус! С меня колбаса.
   Под шумок я проскочил приемную и попер дальше, толкаясь во все двери.
   - Извините, у меня кот сбежал. Он случайно не тут?
   - Ой, простите! Я кота своего ищу.
   Опа! Это то, что надо. Операционная. Дергаю за ручку - блин! Заперто. Ну, потопал дальше:
   - Извините, я...
   Тут сзади замок щелкает. Медсестра в халатике из запертой комнаты выпархивает, и тут из приемной:
   - У-у-у, - воет на низкой ноте, как пикирующий бомбардировщик, а потом женский истошный визг!
   Ну, сестричка рванула на помощь, свой долг выполнять. А я - в операционную, пока дверь не захлопнулась. Влетел - внутри никого. Створка притворилась, отсекая кошачьи вопли и прочие звуки из мира животных и нервных людей.
   Так, вот стол для лошадей, как Лэрке рассказывала. Значит, наркоз должен быть где-то тут. Ага, вот и столик на колесиках со всякой всячиной. Пузырьки тоже присутствуют. Я оглянулся на дверь. Кто-то протопал по коридору, но мимо. Вообще-то, не думал, что все будет так легко, но раз уж я все равно тут...
   Не то, не то... Вот он! Домоседан! Я схватил бутылочку с резиновой крышкой и сунул в карман. Вовремя! Дверь распахнулась и внутрь стремительно зашла пережившая Финдуса медсестра. Выпучилась на меня очками:
   - Мальчик, что ты тут делаешь?!
   - Кота ищу, - я наклонился и заглянул под столик. - Финдус, кис-кис-кис!
   - Так это твое животное? - тетка распахнула дверь. - Оно забилось на шкаф в приемной! За стойкой регистрации. Сними его оттуда НЕМЕДЛЕННО!
   Я и рад. Дунул из операционной. Смотрю - путь на свободу открыт. На миг мелькнула малодушная мысль - бросить Финдуса нафиг, пусть сам выпутывается. Но, во-первых, котэ теперь вроде как мой сообщник. А во-вторых, знаю я этих даков - они пока зверя хозяину не вернут, не успокоятся. Еще на меня через соседей выйдут.
   Короче, свернул я в приемную. Там - жесть что такое. Часть клиентов с собаками уже на улицу вымелась, часть с живностью помельче по стенкам жмется. На полу лужа - обоссался кто-то с перепугу? Секретарша в кресле умирает, зажимает боевые раны. Со шкафа орет Финдус, топорща окровавленные когти. Мдя, навел ты тут шороху, бро!
   - Кис, кис, кис, - приближаюсь к котяре с открытой сумкой в одной руке и колбасиной в другой.
   Жиряй на колбасу ноль внимания. Уши прижал, глазищи зеленые прищурил на меня, а в них - убийство. Ладно, приятель. В общем-то, ты в праве мне отомстить. Вот только время совсем неподходящее! Вдруг та медсестра обнаружит, что пузырек со столика пропал?
   - Кис-кис-кис, - я помахал сумкой перед Финдусом на манер тореодора.
   Сработало! Кот кинулся на меня, целя когтищами в лицо. Я едва успел заслониться кошелкой. Зверюга ударилась в нее и принялась с воплями драть плотную ткань когтями, так что треск пошел. Я это все как-то в охапку, чувствую - шкуру где-то захватил, значит, не сбежит.
   - Всем, - говорю, - хорошего дня, - и к выходу.
   - А как же глисты? - очнулась секретарша в кресле.
   - В другой раз, - бормочу сквозь стиснутые зубы. Финдус всадил-таки мне в руку клыки. - У киски стресс.
   Пережившие апокалипсис посетители издали коллективный вздох облегчения.
  
   Я шпарил по лесу на велике. Финдус на багажнике додирал мою сумку. Ткань пока еще стойко держалась, но если уж котяра все-таки прорвется, пусть это будет как можно дальше от клиники. Мое правое предплечье напоминало английский флаг. Когти достали до кожи даже через куртку. С кисти стекала на руль кровь. Плевать! Зато теперь у меня был факинг наркоз.
   Идея пришла мне в голову тем вечером, когда Себастиан насиловал меня в джакузи. Я смотрел в дергающееся пламя толстой свечи на краю ванны, и представлял себе, как набираю бесцветную жидкость в шприц, как проношу его на башню под одеждой, как прячу между подушек дивана. Как всаживаю в наваливающуюся на меня тушу иглу и наслаждаюсь недоумением в туманящихся глазах. И как потом кромсаю плоть отчима на куски. Кромсаю с той же темной радостью, с какой он рвал мои тело и душу.
   Понимаете, во мне после того разговора за столом с ростбифом будто умерло что-то. Быть может, надежда? Сломался какой-то последний рубеж. Раньше мне казалось, что смогу убежать. В музыку, в мечты о Лэрке, в далекие счастливые воспоминания, в мысли о будущем - будущем без Себастиана, потому что все это обязательно кончится. Ведь все когда-нибудь кончается. Но той ночью, когда я плавал в горячей мыльной воде, сплетенный с чужим ненавистным телом, я понял: этому никогда не будет конца. Как бы далеко я не сбежал - на тысячу километров или тысячу лет. Какая-то часть меня навсегда останется здесь - в этой пахнущей болью, страхом и похотью ванне. Как Якоб, которого не было.
   Я понял наконец смысл одной песни, которая мне всегда нравилась:
   Гораздо проще бежать,
   Когда боль сменяется онемением,
   Проще напиться и спать,
   Чем остаться с болью наедине.
  
   У меня отобрали что-то,
   Взломали глубину души.
   Это секрет, который я храню,
   Запертым внути.
  
   Эти раны так глубоки,
   Их не видно, но они не пройдут.
   Эти картинки в моей голове,
   Не выцветая, годами живут.
  
   Всегда проще бежать...
   Проще, чем попытаться все изменить.
   И тогда мне захотелось, чтобы Себастиан испытал то же, что я. Беспомощность, унижение, стыд, ужас, ненависть к себе, отчаяние, желание умереть. Боль. Боль, которая длится долго. Целую вечность.
   Может, я все равно ни на что бы не решился. Я был тогда, как каменная глыба на самом краю обрыва. Один маленький толчок - и она покатится вниз, вызвав обвал. Но без этого толчка, будет лежать годами. Пока на нее, скажем, не сядет птица. Может быть, жаворонок.
   Разговор с Лэрке и стал тем толчком. Я понял, что должен сделать. Смешно. Я знал этого с самого начала. Джейкоб показал мне все во снах. Или почти все. Он всегда хотел этого. Только сам был на это не способен. Ну а я не ангел. Я смогу. И тогда, может, призраки прошлого оставят Лэрке в покое. И она поймет, что жить все-таки стоит. Она поверит, если он сам скажет это ей. Скажет из глубины зеркала, за котрое загнал его монстр.
  
   Я выпустил Финдуса у озера. Оттуда он точно найдет дорогу домой. Сумку выбросил в кусты - она воняла кошачьей мочой и с одной стороны почти превратилась в бахрому.
   Мать на мою руку внимания не обратила - валялась в полудреме на диване под какое-то музыкальное шоу. Зато Сева невовремя выполз из кабинета:
   - Джек, что с тобой?!
   - Э-э, - я ворочал мозгами в поисках правдоподобного вранья. - Соседского кота собака загнала на дерево, он спуститься не смог. Разжирел слишком. Вот и пришлось за ним слазить. А он меня "отблагодарил", - я сунул исполосованную кисть отчиму под нос. - Ты бы видел, во что моя куртка превратилась.
   - Ничего, - Сева улыбнулся и потрепал меня по голове. - Купим тебе новую. До завтра это подождет? Давай я тебе продизенфицирую...
   - Не надо! - заторопился я. - Я сам.
   И сбежал от него в ванную. Там сунул руку под кран и думаю - куда бы пузырек спрятать. Он маленький, конечно, но ведь косяк, что мне от Мемета достался, тоже маленький был. И вообще, может это паранойя, но мне чем дальше, тем больше кажется, что Сева как-то следит за мной. Что там он сказал? "Знаю, чем ты живешь, чем дышишь". Ага, дымом, блин, по хорошим дням. И травой по очень хорошим. Нет, серьезно. Вот и Джейкоб передал через Лэрке: "Он все видит". Может, "он" - это вовсе не Бог? Бога я в Стеклянном Замке нигде не заметил. А вот монстр тут есть. И он все жиреет. Может, он и сейчас на меня смотрит?
   Я наклонил голову, типа царапину рассматирваю, а сам зыркаю по сторонам. Проще всего было бы наблюдать за тем, что происходит в доме, через видеокамеры. Ну, думай, Джек! Где бы ты приткнул такую, если бы захотел?
   Полез в шкафчик - типа перекись ищу. А сам поглядываю в зеркало. Нет, ничего. Ни на стенах, ни на потолке. Да я бы и заметил давно, если бы там что-то было. Разве что... Ветиляционная решетка. Она прямо напротив зеркала. Оттуда камера могла бы снимать все, что происходит в ванной. Даже слепых углов практически не будет. Кабинка душа - стеклянная, прозрачная. Даже плитка на потолке, блин, зеркальная.
   Я плеснул перекисью на царапины и зашипел. Псих ты, Джек! Насмотрелся всяких ужастиков. Если бы у Севы стояли камеры - тут или в твоей комнате - значит, изображение должно идти куда-то и, возможно, записываться. В кабинете у Севы только рабочий ноут. Навряд ли он записи из душа сливал бы туда. Тогда на ай-пад? Так он его тоже на работу берет, как-то неосторожно. Нет, бред все это. Себастиан, конечно, маньяк, но не настолько же!
   Ну, залепил я царапины пластырем и из дома - шасть. Сева орет мне вслед:
   - Джек, ты куда?
   Я говорю:
   - Сгоняю быстро к Томасу. Мы с ним вместе домашку делали, я там тетрадь забыл.
   Отчим вываливает в коридор:
   - Так позвони ему. Пусть он ее в школу захватит.
   - Не, - влезаю в кеды. - Я не все доделать успел. Думал, после ужина дорешаю, смотрю - а тетради нет.
   Короче, еле от него отвязался. Причесал к Паровозику. Он на кухне жрал как раз. Я его высвистал. Спрашиваю:
   - Конверт есть?
   Ну, Томас не особо удивился. Привык, что я нему заваливаюсь без приглашения и в самое неподходящее время.
   - Пойдем, посмотрю, - и потащил меня в комнату.
   Пока он по ящикам шарил, я стащил носок Тотте - все равно он дырявый и на полу валялся. Сунул в него незаметно пузырек, завернул.
   - Сойдет? - Паровозик повернулся ко мне с мятым, но чистым конвертом.
   Я сунул в него маленький сверток, лизнул клеевой край.
   - Вот, - протянул Томасу. - Не можешь похранить это для меня? Недолго. Только положи в такое место, чтобы Тотте не добрался.
   - Что это? - Паровозик недоуменно покрутил пакет в руках.
   - Кое что, что я не могу держать дома, - признался я.
   - Джек, - парень выпучил на меня глаза, - это случайно не...
   - Не наркотики, - успокоил я его. - И вообще ничего незаконного. Только поосторожней - там хрупкая вещь.
   Томас смущенно почесал прыщи на подбородке:
   - Извини, я просто подумал... Извини, - и засунул конверт в какую-то коробку, стоявшую высоко на шкафу. - Туда брат точно не залезет.
  
   После ужина я и вправду засел за уроки. Достал чистую тетрадь, залез на подоконник и вывел кривоватый заголовок. "Сочинение. Письмо взрослому". Конечно, писать на компе было бы гораздо проще. Вот только что, если Сева снова в него залезет? А тетрадь я всегда смогу взять с собой в школу. Макбук, конечно, тоже, но вдруг его спорут? А кому нужна чья-то тетрадь? Тем более такого недоумка, как я.
   Долго думал, кому же писать. Мать отпала сразу. Как подумаю, что я там изложить собрался, и что ма это прочитает - сразу блокада. Отец... Я его и не знал никогда. Нафига ему читать мои откровения? Да и по-датски хули он что поймет. Мой кумир? Да нет у меня вроде таких. И опять же - то, о чем я хотел написать, должен прочесть человек близкий, тот, кто меня знает... или думает, что знает. Потом я подумал, что мог бы написать самому себе. Ну, себе взрослому. Представил, что прячу тетрадь в бутылку, закапываю на берегу озера, а потом прихожу туда через десять лет, открываю... Типа такое письмо в будущее. А вот дальше ничего представить себе не смог. Потому что с отчетливой ясностью понял - будущего у меня нет. Я тоже навсегда останусь четырнадцатилетним, как Джейкоб. Даже если мое тело умудрится вырасти, а голос огрубеет.
   Я перечеркнул первую строчку и подумал вот о чем. А что, если написать Лэрке? Ее я мог представить себе взрослой. Красивой, уверенной в себе. Кланяющейся со сцены бесконечным рядам апплодирующей публики. Приходящей домой, счастливо улыбающейся в объятиях молодого мужчины. Спускающей с плечей длинное концертное платье, так что становится видна старая татуировка с истекшей датой: 15.04.2016.
   И я стал писать.
   Ночью мне приснился Джейкоб. Он смотрел в телескоп - такой, который обычно продают для домашних наблюдений. Окно было открыто, и его волосы шевелил ночной ветерок. Внезапно пацан оторвался от окуляра и отошел в сторону, будто уступал место мне. Я понял, что могу двигаться, и шагнул вперед. Прильнул глазом к поблескивающему линзой отверстию.
   В этот телескоп действительно не было видно звезд. Передо мной были огни Брюрупа на другом берегу озера. Фонари вокруг ночного пляжа. Две фигуры на пустынном песке. Темная вода разошлась серебристыми всплесками. Она зашли в воду - девчонка и пацан. Решили искупаться под луной - как романтично.
   И тут я понял, где нахожусь. Понял, почему мне открылся такой отличный вид на город. Я был на башне. Под самой ее крышей. В той комнате, где никогда раньше не бывал. А там внизу, в воде плескалась Лэрке. Лэрке и факинг раздвоившийся Джей!
   Я обернулся - но белобрысый паренек исчез. Кругом мягко светились экраны. Качественное инфракрасное изображение. Ванная с джакузи. Душ внизу. Гостиная. Кухня. Коридор второго этажа. Моя комната. Я сплю, разметавшись по кровати, одеяло скомкано в ногах. Вижу себя сразу в двух ракурсах - сверху и в отражении панели шкафа. Фак! Фак! Фак!
  
   Проснулся я весь в поту. Черт, одеяло и правда валяется почти на полу. Подобрал его, замотался чуть не с головой. Уставился в потолок. В темноте, конечно, не фига не разглядишь, но я был весь на измене. Казалось, красноватый глаз камеры целится в меня из какой-то неприметной дырки. А за ней - другой глаз, живой и серый. Севин. Спать я больше не мог. Оставаться в кровати - тоже. В итоге - выбрался из постели и пошлепал вниз, замотанный в одеяло. Заполз в какой-то закуток в коридоре, которого на камерах вроде не было. Скрючился на полу. Так Себастиан меня и нашел - уже утром. Я наплел что-то про кошмар - даже врать не пришлось. Это и был кошмар - наяву. И я в роли факинг жертвы.
  

Орфей и Эвридика

   Я писал свое письмо везде. На уроках, в сортире на коленке, дома, у озера на лавочке, везде, где мог бы расположиться с ручкой и тетрадкой так, чтобы мне не мешали и не заглядывали через плечо. Ради этого дела я даже пересел от Лэрке обратно к Томасу. Объяснил ему про сочинение. Знал, что лезть носом в мою писанину парень не будет. И в бок пихнет в нужный момент, если кому из учителей вдруг взбредет в голову меня спросить. Хотя наверное со временем даже Паровозик стал удивляться, чего это письмо у меня такое длинное выходит.
   А Лэрке... У нее приближался конкурс, так что даже если бы к ней за парту уселся снежный человек, то она бы просто поделилась с ним учебником.
   Когда я подходил к трудным местам в своей истории, то не шел на урок. Забивался в какой-нибудь тихий угол в школе, и кропал там, а потом сидел и ждал, пока придут в норму опухшие глаза, и исчезнут с морды красные пятна. Я донес до матери и отчима, что у меня задолженность по датскому, и четыре недели, чтобы все досдать. Так что по вечерам меня обычно оставляли в покое, и я мог спокойно работать в своей комнате. Как я надеялся, не вызывая подозрений.
   Проблема была в том, что чем дальше, тем сложнее мне было выплеснуть на бумагу то, что во мне накопилось. Одно дело описать какие-то события, пусть даже те, что тебе больше всего хотелось бы забыть. А другое - рассказать о чувствах, которые они у тебя вызвали. Особенно, когда ты уже почти забыл - как это, нормально чувствовать. Дома мне все казалось, что Себастиан смотрит через плечо. В школе - что кто-то - Томас, училка или урод вроде Каспара или Вильяма - заглянет-таки в мою тетрадь, увидит, что там, и все будет кончено. Совсем не так, как мне хотелось.
   И тогда я нашел себе убежище. На самом деле, на этот заброшенный дом я наткнулся еще летом, пока от безделья рассекал повсюду на "Призраке". Серая облупленная вилла стояла прямо у дороги. Перед ней торчала табличка "Продается" с телефоном агента. Помню, в первый раз я бросил велик во дворе и походил вокруг, заглядывая в окна через приставленные к стеклам ладони. По ходу, в доме уже какое-то время никто не жил. Вся мебель была вывезена. Я подергал входную дверь - просто так, от любопытства. И чуть не скатился со ступенек: она открылась, когда я дернул посильнее. Оказалось, замок кто-то выломал, а хозяева или агент-халявщик так новый и не вставили.
   Ну, побродил я немного по пустым комнатам. Удивился, что на стене в гостиной до сих пор висели вставленные в красивые рамки фотографии. Черно-белые портреты детей. Мальчика и двух девочек. Кто вывозит из дома мебель и оставляет семейные фотки? Тогда я понять не мог. Зато теперь понимал. Такая семья, как наша, где счастливые улыбки намертво пришиты к искусанным губам. Или такая, как у Лэрке, где все настолько ненавидят друг друга и изъедены ненавистью, что уже не тратят усилия на то, чтобы это скрывать.
   Так вот. Под конец я совсем забросил школу и стал с утра уезжать к заброшенной вилле. Томаса поросил сказать классухе, что я заболел. Ему поверят. А когда обман вскроется, то это уже будет неважо. Ничего уже будет неважно.
   Отопление в пустом доме, конечно, отключили. Но все равно там было теплее, чем на улице, да и крыша не текла. Даже на полах еще сохранились паласы. Вот только кроме меня это быстро выяснили местные торчки. Тусовались они, правда, в основном на чердаке - видно, агент иногда показывал дом потенциальным покупателем, и нарики не хотели, чтобы мусор и использованные шпирцы их выдали. Это не мешало им, впрочем, потихоньку тырить и продавать то, что можно было продать: стиральную машину, посудомойку, холодильник, кое-какую брошенную хозяевами мебель.
   Самих воров я никогда не видел: торчки собирались на хате по вечерам, после того, как я оттуда уходил. Да даже и застань меня кто-то из них - что бы они сделали? Разве что дозу предложили бы. А я, быть может, и не отказался.
   Один раз, правда, чуть не уселся жопой на шприц - привык, что обычно в комнатах ничего не кидали. И вот тогда меня озарило. Наркоз-то я раздобыл, а шприца пока нет. А тут - вот он, лежит себе прямо под ногами. И защитный колпачок рядом валяется. Себастиану-то какая разница - стерильный я в него засажу или нариком попользованный? Короче, подобрал я шприц, колпачок осторожно надел, а потом припрятал на крыльце. А то мало ли, заметут торчков-то, на дом замок навесят, и не войдешь.
   Но это я уже здорово забежал вперед. Вы наверное сейчас думаете, что я бесчувственный урод? Моральный выродок, который продолжает позволять отчиму издеваться над собой, чтобы дописать свою исповедь извращенца? Эгоист, который наплевал на мать, все больше подсаживающуюся на транки, чтобы добиться своего? Да, все так и есть. Эгоист, урод и моральный выродок. Таким я стал. Помните, что я писал про сердце? Оно давно засохло в горшке на башне.
   Но была еще одна причина того, что я тянул время. Телескоп. Ведь если то, что мне показал во сне Джейкоб, - правда, это могло все изменить. Наверняка ведь Сева снимал и его - свою первую жертву. А это значит, отчиму грозило обвинение в убийстве. Это тебе не пара лет за совращение малолетних. Это может кончится пожизненным - если найдут тело со следами насильственной смерти. А вот если Джей утопился сам, скажем, в той же факинг ванне, а Сева просто испугался и припрятал тело... Тогда все опять упирается в до трех лет, что меня ну никак не устраивало. Да, все верно, я полазил по уголовному кодексу, гугль рулит.
   Блин, если бы узнать, что там, на верхнем этаже башни! Ведь если я найду доказательства убийства, то мне не придется убивать самому. Да, вот до чего я дошел. Планировал укокошить отчима. Причем не просто так, а чтоб он помучился. И знаете, кто в этом виноват? Да гребаное законодательство этой страны. После того, что перенес я и несчастный Джейкоб, все, что грозило извращенцу - санаторий с полноценным питанием, телеком, спортзалом и библиотекой. Причем даже не очень надолго. Я знаю, каково это - сидеть в датской тюряге, из первых рук. У Ибрагима одиного из братьев закрыли за распространение. За полтора года парня так разнесло на халявных харчах, что его семья едва узнала.
   Я даже думать не хотел, что может сделать со мной Сева, когда выйдет. Или с матерью, если она на тот момент еще будет в стране. Нет уж. Если мне не удастся доказать убийство, я расправлюсь с подонком сам. Пятнадцать-то мне исполнится только весной.
   Короче, веду я к тому, что твердо решил посмотреть, что в запертой комнате. Вот только для этого мне надо было убрать из дома и мать, и отчима. Оказалось это совсем не легко. Я попробовал подкатить к ма: типа, почему бы ей не сходить с Севой куда-нибудь вдвоем? В ресторан на романтический ужин или в театр там. А она на меня как заорет: "Опять хочешь на бровях домой притащиться или девку свою в дом привести, пока нету никого?" Я прикинулся белым и пушистым, типа у меня ничего такого и в мыслях нету, я просто о них с Севой забочусь и все такое. Но она мне не поверила. Да и не в этом даже было дело. Просто не хотелось ей уже ничего. Совсем ма связь с землей потеряла, даже датский забросила. Какой уж тут театр? А подсунуть ей лишнюю таблетку в кофе, чтоб она отключилась - на это я был не способен. Это методы Себастиана.
   Кстати, даже Сева по ходу стал опасаться, что ма переберет с дозой. Спала она по ночам беспокойно - как сновторное таблетки уже плохо действовали. Казалось бы, я должен радоваться, - отчим не мог таскать меня на башню три-четыре раза в неделю, как раньше. Ахаха! Вы недооцениваете фантазию этого урода. Я-то тоже поначалу удивлялся: с чего это Себастиан сам предложил поучить меня водить машину? То есть он для приличия сначала мать спросил, не хочет ли она получить права. Но ей оно было нафиг не надо, ясно дело. А я согласился. Сдуру. Хотя... если бы и отказался, Сева бы меня все равно уломал.
   В первый раз мы с отчимом поехали в лес. Искали тихую проселочную дорогу, как он сказал, где машин почти нет. Был вечер, темно, по стеклам молотил мелкий холодный дождь. Себастиан остановил мерс на какой-то пустой парковке. Фары выхватили из мрака мусорный бак и бок общественного туалета. Я думал, сейчас мы поменяемся, и я сяду за руль. Ага, как же. За это удовольствие надо было платить. Доставив удовольствие Себастиану. Ну и что мне оставалось? Снаружи - дождь, колотун, незнакомый лес, а на мне даже куртки нет: в машине-то тепло.
   Обещание свое скот, правда, сдержал. Когда все закончилось, он разрешил мне занять место водителя, и домой мерс вел я сам. Так оно и пошло. В лес рулит Себастиан, из леса - я. Одно неудобство: в мерсе отчиму приходилось пользоваться резинками. Обивку берег. Да и помыться на природе особо не помоешься. А с резинкой - какой кайф? С башней это не сравнится.
   Так что покатались мы так пару недель, и Себастиан выяснил, что если мать под вечер подпоить, то она и от обычной дозы снотворного отрубится. На столе за ужином появилось вино. Мне не наливали, зато у ма стакан не пустовал. Пара бокалов, и отчим помогал ей подняться в спальню. Я тогда не знал, что это может был опасно. Идиотом, короче, был. Но об этом позже. Потому что сначала случилось кое-что еще.
   Лэрке обо мне все-таки не совсем забыла. Позвонила и пригласила на свой концерт. Конкурсный. Он открытым для публики оказался. В субботу 22-го ноября в 12 в Ранерсе первый отборочный тур. Ранерс - это город такой, в часе езды от нас.
   - Можешь вместе с нами поехать, - предложила Лэрке. - Меня отец согласился отвезти.
   - Спасибо, - говорю, - за приглашение, но не знаю, смогу ли. Я перезвоню.
   Она по ходу обиделась, что я сразу не заскакал с воплями "Ур-ря!", но это же суббота. В выходные Себастиан дома. Значит, придется у него отпрашиваться. Что я и попытался сделать.
   - Подожди, - отчим поставил на стол кофейную чашку, которую я ему только что притащил. Вместе со свежезаваренным кофе. - А как зовут эту твою одаренную одноклассницу?
   Ну, я сказал. Блин, знал бы тогда, наврал бы, что иду на какой-нибудь факинг день рожденья. Но как я мог догадаться, что у Себастиана на Лэрке такая будет реакция? Просто шок и кома.
   - Нет! - отрезал отчим, когда немного пришел в себя.
   - Но почему... - начал было я.
   - Нет, и ни слова больше! - его палец ткнулся мне в грудь. - А то я обеспечу тебе домашний арест на все выходные.
   Вот и думай, чем ему девчонка так насолила! Ревнует, что ли? Смешно, ей-богу.
   Я Лэрке позвонил, рассказал про Севин закидон.
   - Может, - говорю, - ты его разозлила как-то? Ну, еще тогда, когда Джей...
   Девчонка засопела в трубку:
   - Разозлила? Да я с ним почти и не общалась. Один раз только, когда мы в Соммерленд ездили. Он тогда какой-то странный был, правда... Но все равно, вежливый, обходительный даже. Да с тех пор же два года прошло, Джек! Отчим твой меня, наверное, едва помнит. Слушай, а ты точно ничего не выдумываешь? - она помолчала. Ее подозрительность чувствовалась даже через мобильную связь. - Не хочешь ехать, так бы сразу и сказал. Чего за отчима-то прятаться?
   - Да честно, не пускает он меня! Грозит запереть на все выходные, - взмолился я в трубку. - Я очень хочу тебя послушать, правда!
   - Ладно, - Лэрке вздохнула снисходительно. - Приходи тогда ко мне. На генеральную репетицию. В пятницу после школы, окей?
   Конечно, я согласился.
  
   Я навсегда запомню ее такой. Заходящее солнце падает прямо в окно, полупрозрачная тень от занавески лежит на клавишах, которые заклинают руки Лэрке. Во мне все вибрирует, дрожит и плавится. Она кажется сотканной из лучей, как и ее легкая, но невыразимо печальная музыка. Если бы меня спросили тогда: что такое красота? Я ответил бы: вот это. Эта девушка, душа которой живет в кончиках пальцев. Не знаю, сможет ли она спасти мир, но меня - меня в тот момент она спасала. От всего страшного, горького, постыдного. Она возвращала меня к тому, кем я когда-то был, и кем желал быть. В тот миг я хотел одного - чтобы она играла вечно.
   Но вот ее руки взлетели вверх последний раз и тихо легли на колени. Она посидела немного молча, словно еще переживая последнюю ноту, и повернулась ко мне. Ее глаза сияли, но в уголках губ таилась неуверенность:
   - Ну как?
   Я прочистил горло:
   - Если ты не победишь, то я... я...
   - Что, взорвешь концертный зал? - она хихикнула, но щеки довольно зарозовели.
   - Перестреляю жури из калашникова, - ответил я ей в тон. - Дыщ-дыщ-дыщ! А что ты такое играла?
   - Классная вещь, да? Это Глюк.
   - Чего? - я нахмурился. Не всегда поймешь, серьезно Лэрке или прикалывается.
   Она рассмеялась, хлопнув ладошками по бедрам:
   - Ой, Джек, неужели не знаешь? Композитор такой. Австрийский. Это мелодия из его оперы "Орфей и Эвридика".
   - Орфей, - я почесал ухо. - Это такой древний мужик, который играл на арфе?
   Снова смешки:
   - Ну да, грек. Он много чем прославился, но опера о том, как Орфей вернул из Царства Мертвых свою возлюбленную.
   - Жесть. И как это ему удалось?
   - С помощью своей волшебной музыки, конечно, - Лэрке провела пальцами по клавишам. - Он очаровал песней души мертвых, и они указали ему дорогу к Эвридике.
   - Что, вот так просто? - я недоверчиво покачал головой. - В жизни так не бывает.
   Лэрке вскочила со стула и закружилась по комнате:
   - Джек, Джек, Джек! Это не жизнь - это миф. К тому же, - она остановилась прямо передо мной и сделала большие глаза, - на обратном пути из Царства Мертвых влюбленных ждали ужасные препятствия. Но главным из них было то, что Орфею нельзя было смотреть на Эвридику - иначе он потеряет ее снова.
   - И что же? - я затаил дыхание. Хрен с ним, с Орфеем. Мне жутко захотелось притянуть Лэрке к себе - так чтобы ее полураскрытые нежные губы оказались рядом с моими.
   - Бедная Эвридика подумала, что муж разлюбил ее, и отказалась следовать за ним. Орфей обернулся и...
   - Все умерли, - мрачно закончил я.
   - А вот и нет! - Лэрке со смехом заскакала по комнате. Схватила подушку-сердечко и закружилась с ним в безумном вальсе. - Боги сжалились над влюбленными и вернули обоих к жизни. Так, по крайней мере, в опере.
   Внезапно она упала на кровать по другую сторону от меня, прижала плюшевое сердце к груди:
   - Но ты прав, - в голосе ее больше не было радости. - В жизни так не бывает. Чтобы встретиться с любимым, нужно сначала умереть.
   Она опустилась на подушку и уставилась в потолок.
   - Если бы только я могла своей музыкой упросить теней отпустить его обратно!
   Конечно, я понял, о ком она говорит. Осторожно лег головой на подушку рядом с ней. На потолке тут были наклеены светящиеся обои. Знаете, такие, на которых звездочки горят, после того, как выключишь свет.
   - А я бы пошел за тобой. Хоть в ад. Мертый или живой - не важно. Я бы все сделал, только бы тебя спасти.
   Она ровно дышала рядом со мной. Потом повернула голову, и ее глаза оказались близко-близко от моих.
   - В ад бы пошел, а на концерт поехать не можешь.
   Вот так. Получил, Джек?!
  
   В субботу меня разбудил телефон. Я не успел взять трубку с первого раза. Мобильник заткнулся, но через секунду снова отчаянно затрезвонил. Не с первой попытки, но я попал на нужную кнопку. Прохрипел сонно:
   - Это Джек.
   - Ы-ы! - завыло мне в ухо голосом Лэрке. Я отдернул руку с телефоном, спасая еще не порванную барабанную перепонку. Попросил говорить внятно и потише.
   - Предатели... - донеслось до меня через мокрые всхлипывания. - Все пропало... Я умру... Ненавижу их...
   - Лэрке! - взмолился я. - Я, правда, хочу тебе помочь. Но не понимаю нефига. Дыши через нос и говори спокойнее!
   - Я не могу, - хлюпанье, - через нос. Я не могу, - рычание, - спокойнее!
   Наконец кое-что все же разъяснилось. Оказалось, предки девчонку накололи. Папашку с утра вызвали на работу - какая-то срочная операция. Ну а маман просто отказалась ее везти в Ранерс. У нее типа были другие планы.
   - Знаю я ее планы, - вопила в трубку Лэрке. - С дружком своим для перепиха она по субботам встречается! А родная дочь ей, видети ли, помешала. Я так ей и сказала об этом, а она...
   Мне снова пришлось подержать телефон подальше от башки. Когда накал страстей на том конце немного угас, я подытожил ситуацию:
   - Ты хочешь сказать, что тебя некому отвезти на конкурс?
   - Ну ды-ы-ы, - в тубке снова стало мокро.
   - А поезд? - я еще не совсем проснулся, но соображатель уже начал скрипеть.
   - Не успе-еть, - провыла Лэрке. - Он два часа тащится. И до него еще на автобусе надо, а он уже уше-ел...
   Точно, сообразил я, суббота же. Следующий автобус почти в десять. Никак не успеть.
   - А такси? - предложил я.
   - У меня столько денег нету, - Лэрке шумно сморкнулась. - Я же все на татушку потратила. Все, что накопила!
   Я вздохнул и стал выбираться из-под одеяла:
   - Ну а от меня-то ты чего хочешь?
   "Чтобы я ковер-самолет вызвал?" - подумал я, но, конечно, вслух не сказал.
   - Джек, - голос Лэрке звучал так убито, что мне захотелось вылететь прямо из окна, как супермен, и броситься ее спасать, - я столько репетировала... Я так надеялась... Так мечтала-а-а...
   Все! Больше выдержать я не мог! Сколько сейчас времени? 08:12?
   - Помнишь ту лавку, где ты должна была встретиться с Джейкобом, когда вы собрались сбежать из дома?
   - Ну-у, - неувернно хлюпнуло в трубке.
   - Будь там через десять минут.
   - Н-но Джек, - залепетала Лэрке, - я не могу... Я не готова. У меня глаза...
   - Ты хочешь попасть на свой конкурс? - надавил я.
   - Хочу, - в новом всхлипывании прозвучал намек на надежду.
   - Тогда жди меня там через десять минут. Или ищи другой способ попасть в Ранерс.
   - Я... Я сейчас! Уже бегу! - трубка запищала короткими гудками.
   Я тоже взял ноги в руки. Просить Себастиана отвезти Лэрке на конкурс было бесполезно. Да и не решился бы я оставить отчима с девчонкой наедине - кто знает, может, он не только на мальчиков кидается? Оставалось только одно - поехать с ней в Ранерс самому. На Севином мерсе.
   Торопился я потому, что по выходным Себвастиан всегда бегал. И всегда с восьми до девяти утра, до завтрака. Вот и сейчас он уже рассекал вокруг озера - беговых кроссововок в коридоре не оказалось. На всякий случай я прислушался. В доме стояла тишина: ма в последнее время долго спала по утрам. Я вытащил ключи из шкафчика, открыл гараж и вырулил во двор. Ворота автоматически закрылись.
   Лэрке стояла возле скамейки, переминаясь на каблучках. Ветер играл складками длинной юбки, воротник пальто был поднят почти до распухшего покрасневшего носа, берет свисал на несчастные глаза. Под мышкой девчонка сжимала нотную папку.
   Когда перед ней тормознул мерс и дверь приглашающе распахнулась, она сделала удивленный шажок назад, и только потом заметила мою рожу через стекло.
   - Джек? - она процокала к машине и недоверчиво засунула нос в тепло салона. - А как ты...
   - Неважно, - оборвал ее я. Чем быстрее мы свалим отсюда, тем больше форы получим у Себастиана. Второй машины у него нет, так что погнаться за нами ему не на чем. Зато вот в полицию заявить об угоне с него станется. - Так мы едем или нет?
   Лэрке решительно сжала челюсти и залезла внутрь:
   - Едем!
  
   Когда мы свернули наконец на скоростное шоссе, я расслабился. Тут не было ни перекрестков, ни левых поворотов. Жарь себе по прямой, да обгоняй изредка грузовики и "улиток" - старичков-паралитиков или боящихся скорости жирных теток. Навигатор в моем айфоне бодро рассказывал, куда рулить, так что я мог сосредоточиться на Лэркиной болтовне.
   - Победители отборочного тура проходят дальше, на региональный, - объясняла она, разглядывая себя в зеркальце, вытащенное из маленькой косметички. - Он пройдет в Орхусе. Те, кто выиграет его, попадут в финал. Там надо будет играть с Симфоническим оркестром датского телевидения - представляешь? Именно музыканты оркестра выберут победителя в двух категориях. Я иду в той, что до пятнадцати лет, - девчонка достала пуховку и принялась пудрить припухшую мордочку.
   - Так вас что, и по телеку будут показывать? - я представил себе Лэрке на большом экране. Апплодисменты, цветы, интервью. Круть!
   - Только финалистов, - она вытащила из сумочки тушь и принялась за ресницы. - Черт, не успела накраситься, а теперь криво будет. Ты не можешь вести поровнее?
   - Веду, как могу, - буркнул я. - На права не сдавал.
   Лэрке приценилась к левому глазу и еще раз взмахнула кисточкой:
   - Даже не представляю, как ты смог уговорить отчима одолжить тебе машину.
   - Я не говорил, что он мне чего-то одолжил, - неохотно поправил я. - Я сказал, что я одолжил тачку у Себастиана.
   Она забыла про тушь и уставилась на меня круглыми глазами:
   - Ты что, хочешь сказать... - она неопределенно махнула в воздухе рукой.
   - Типа того, - буркнул я и обогнул фуру, везущую кур на бойню.
   - Ой, - Лэрке прижала ладонь к губам. - Он же наверное рассердится, когда узнает.
   Я глянул на часы. 09:08. Возможно, Сева уже узнал. И рассердился. Или, вернее сказать, зассал кипятком?
   - Не важно, - пожал я плечами. - Навигатор говорит, мы будем на месте через семнадцать минут.
   - Джек! - я заметил в ее глазах восхищение. Блин, неужели все, что для этого требовалось, - угнать колеса? - Ты просто супер! - и она чмокнула меня в щеку.
   Мерс вильнул, так что мы чуть не вылетели на обочину.
   - Не делай так больше! - рявкнул я. И добавил, чувствуя, как в лицо запоздало кинулась краска. - В смысле, без предупреждения.
   - Тогда я предупреждаю, - Лэрке вытянула губы трубочкой. Получилось у нее не очень, потому что она пыталась одновременно сдержать смех. - Сейчас я тебя поцелую.
   И она сделала это. Я не сразу заметил, что спидометр показывал уже 180. Мы едва не проскочили нужный съезд. Но фак! У меня было такое чувство, что мы вот-вот взлетим.
   - Знаешь, победитель конкурса получит сто тысяч, - сообщила Лэрке, намазывая только что касавшиеся меня губы блеском. - А за второе место дают пятьдесят. Такая прорва денег!
   - Ну, тогда ты сможешь заплатить за бензин, - я обнаружил, что ко мне вернулся голос.
   - Сначала надо выиграть, - вздохнула Лэрке. - Только денежный приз для меня не главное.
   - Да ну? - я попытался представить, что могло быть важнее ста тыщ, но тут воображалку у меня зашкалило.
   - Понмаешь, финальный концерт будет открывать почетный гость. В этом году это Екатерина Мечетина, - она смешно выговорила русскую фамилию, с "тш" вместо "ч". - Это мировая звезда! Она будет в Дании на гастролях. Боже, как бы мне хотелось играть, как она!
   - Ты играешь лучше, - уверенно заявил я, рассчитывая на поцелуй. Но Лэрке только фыркнула.
   - Много ты понимаешь! Ты хоть слышал Мечетину когда-нибудь? Вот. А она божественна, понимаешь? Божественна! Даже просто сидеть на ее концерте, это...
   - Мы почти приехали, - заметил я и свернул на парковку перед музыкальной школой.
   - Ой! - Лэрке судорожно схватила папку с нотами. - Уже? Сколько времени?
   - Полдесятого, - сообщил я. - Это рано?
   - Что ты! Нас там больше тридцати человек! Пока пройдешь регистрацию, пока настроишься... - она судорожно вздохнула, прикрыла глаза и схватилась за памятную мне голубую фенечку. Губы беззвучно шевелились.
   - Да не переживай ты так, - хмыкнул я. - Ты справишься, я уверен.
   Она взмахнула ресницами и сделала глубокий вздох:
   - Ничего ты не понимаешь. Это мой счастливый амулет. Джей его для меня сделал.
   Опять этот факинг Джей! Хотя... сам мог бы догадаться. Разве я ей хоть что-то подарил? Ни одного, блин, завалящего цветочка!
   Но Лэрке уже проворно лезла из машины, запахиваясь в пальто от резкого ветра. Я запер двери и потрусил за ней. Мой телефон зазвонил. Я вытащил его из кармана. Блин, Себастиан!
   - Ты иди, я сейчас, - махнул я Лэрке. Когда она была шагах в десяти, прижал трубку к уху.
   - Знаешь, что я с тобой сделаю, ты маленький, грязный, тупой... - я нажал отбой и выключил айфон. Надеюсь, у Севы давление подскочит настолько, что его на скорой увезут. В конце концов, он сам научил меня водить.
  

Играй за жизнь

   Мы приехали слишком рано. В холле еще только сдвигали столы, чтобы сделать стойку для регистрации участников и продажи билетов. Оказалось, бесплатно на концерт пускают только конкурсантов. Вот это сюрприз! А у меня в кармане дырка с тремя нулями. Не у Лэрке же бабло просить?
   Короче, я ей ничего не сказал, а предложил пока прогуляться по школе. Правда, чего зря сидеть да ногти грызть - руки будут некрасивые. Мы пошатались по пустым коридорам, заглядывая в незапертые аудитории. Из-за некоторых дверей доносились звуки фортепьяно, скрипки и каких-то духовых. По ходу, там вовсю репетировали.
   - В конкурсе участвует много учеников отсюда, - объяснила мне Лэрке. - Конечно, кто-то приедет и из других школ, но таких меньшинство. А уж я тут вообще - белая ворона. Если бы не рекомендация Бирты, моей учительницы, и видео, которое она успела прислать, до того как... В общем, без ее помощи меня наверное и не допустили бы. Черт, как бы мне хотелось тут учиться!
   - Не понимаю, почему твои предки против, - признался я.
   - Да они не то чтобы против, - мы присели на подоконник. Мимо нас протопали, переговариваясь, несколько ребят в костюмах с галстуками и начищенных ботинках. Мдя, в своих потертых джинсах, кедах и бейсболке я в этот дресскод как-то не очень вписывался.
   - Ездить сюда далеко, да и стоят занятия недешево, - Лэрке вздохнула и принялась теребить свою фенечку. - К тому же, мои почему-то считают, что это будет отвлекать меня от школы. Мне же еще за Луной надо ухаживать. Я предлагала матери ее продать, но...
   Припухшие глаза подозрительно заблестели:
   - Она только твердит, что не будет вышвыривать деньги на блажь. И вот так все время, понимаешь? На Марка у них всегда деньги есть. Мопед ему нужен? Пожалуйста. Поездка в Барселону? Да ради бога. Вот теперь он как бы в гимназии, - Лэрке изобразила пальцами кавычки, - и тянет из них бабки то на книги, то на новый комп, то еще на что. А сам появляется на занятиях пару раз в месяц. Почему такая несправедливость в жизни? - она гневно повернулась ко мне, будто именно я был причиной всей мировой неразберихи. - Почему?!
   Блин, да я бы и сам хотел знать ответ.
   - Это не ко мне, - я ткнул пальцем вверх. - Это туда.
   Лэрке достала откуда-то из глубин юбки платок, шумно сморкнулась и подняла на меня несчастные глаза:
   - Тушь не потекла?
   Потом мы нашли концертный зал. Был он небольшой, человек на сто. На высокой сцене торчал здоровенный рояль и такая длинная тонкая штуковина на ножке - для нот. Ребята в костюмах под руководством какого-то седого типа с галстуком-бабочкой таскали стулья - организовывали дополнительные сидячие места. Меня быстро подключили к этому делу - видно, приняли за своего, несмотря на прикид. А Лэрке набралась наглости и спросила седого, можно ли опробовать рояль.
   Постепенно в зал начали подтягиваться первые зрители. Моя "одаренная одноклассница" махнула мне ладошкой и упорхнула вслед за парнями в костюмах по своим конкурсным делам. А я забился в уголок на заднем ряду и прикинулся растением - типа оно тут всегда сидело.
   Приходили на концерт семьями: взолнованные мамаши, папаши, отирающие нервный пот платочками; бабули, проветривавшие выходные платья, бывшие писком моды в шестидесятых, и опирающиеся на палочку дедушки. Сестры и братья, которых по малолетству и неведению удалось затащить на культурное событие, тут же устроили возню - между стульев, под стульями и даже на них, стремясь как можно быстрее извозить новые брюки или оторвать ненавистный бант. Под конец появились и конкурсанты - для них по бокам от сцены были организованы специальные ряды.
   Лэрке втиснулась между костюмами справа, поискала меня взглядом. Явно, не нашла. Тогда я встал и махнул рукой. Наши взгляды встретились, и она вымученно улыбнулась. Мля, да она же от страху чуть не писается, сообразил я. Но тут на сцену вышел мужик в бабочке, все притихли, и понеслось. Программа дня, представление жюри, бла-бла-бла.
   Смотрю, дедок с огромными замшелыми ушами рядом со мной какой-то бумажкой трясет. Оказалось, это типа список выступающих. Его, по ходу, с билетами давали. Я дедуле через плечо заглянул: ага, вот она, Лэрке. Плавно так, в серединке, тринадцатым номером. Ясно теперь, чего она так пересралась. Еще я выяснил, что выступающих поделили: младшая группа играла сегодня, а страшая в воскресенье. И закончится вся эта классическая бодяга аж не раньше четырех.
   Мысленно я злорадно потер руки. Пусть Себастиан дома зубами пощелкает, волчина. Слушал я тех, кто выходил на сцену, вполуха. Хоть и понимал мало во всех этих сонатинах и фугах, одно мне быстро стало ясно: Лэрке была лучше всех этих аккуратных, вылощенных мальчиков и девочек примерно процентов на сто. Так что я расслабился и надеялся, что то же чувствовала и она. Так было, пока за рояль не села китаянка.
   Я сразу почувствовал перемену в воздухе, едва назвали ее имя. Пока она взбиралась по лесенке на коротких пухловатых ножках, в душном зале стало сосвсем тихо, только кто-то откашлялся спешно, чтобы потом не мешать. Неужели она могла показать что-то особенное, эта Линь Юнь? Пампушка лет двенадцати в пышной юбочке и с розовыми щеками, которой пришлось подкрутить стул, чтобы достать туфлями до педалей?
   А потом она взяла первые аккорды, и руки у меня покрылись пупырышками. Мля, этот китайский фейерверк мог взорвать зал! Маленькое детское тело содрогалось, вкладывая всю силу в удары пальцев, которые, казалось, были без костей. Она то накрывала собой клавиатуру, почти распластываясь по ней, то откидывалась назад. Розовощекое лицо выражало каждую эмоцию, которую порождали ноты. Пухлые губы лихорадочно что-то шептали, будто заклинали музыку, заставлявшую стены старенькой школы вибрировать в унисон. Фак! Это не девочка. Это, блин, какой-то ураган с Тихого Океана!
   Я перевел взгляд на Лэрке. Она сидела вся бледная, с приоткрытыми губами и не сводила глаз с маленькой пианистки. Пальцы невольно двигались, словно она пыталась повторить движения соперницы, используя вместо клавиш собственные колени.
   "Успокойся, - мысленно передал я ей, - у тебя все получится. На региональный финал выйдут трое лучших по каждому инструменту. Трое! А ты можешь победить эту Линь. Я знаю, можешь!"
   Но тут зал грохнул овацией. Китаянка раскланялась и слезла со сцены. Лэрке сидела вся кислая, мучила несчастную юбку, тиская в пальцах складки. Соберись же! Давай, соберись!
   Скрипка, гитара, и вот настала наша очередь. Я пишу "наша", потому что так распереживался, как будто на сцену вызвали меня. Как будто это была самая что ни на есть труевая би-баттл, и мой главный конкурент только что снес крышу с зала. Будто я знаю, что, чтобы победить, поможет только сверхстильный эйр-флэйр, но колени трясутся, и я боюсь обложаться даже на обычном пауэрмуве.
   Но хорош с лирикой, обратно к делу. Вытащилась Лэрке на сцену, стоит, качается, сквознячок дунет - упадет. Надо ей объявлять, что играть будет, а она лепечет чего-то, глазки закатываются, пальцы фенечку мучают. Не, думаю, таким манером она щас в обморок грохнется, или пальцы у нее сведет нафиг, и она даже собачий вальс не сбацает. Короче, встаю это я со своего стула. На меня оглядываются, но мне пофиг. Смотрю, Лэрке глазки выпучила, рот приоткрыла. Корчу зверскую морду и руками дергаю, будто у меня в них и вправду калаш. А губами беззвучно: "Порви их всех, детка!"
   У нее лицо дрогнуло, на щеках загорелись пятна. Улыбнулась и говорит звонко:
   - Лэрке Кьер. Глюк, Мелодия из оперы "Орфей и Эвридика".
   Я плюхнулся на место. Ладони потные, по спине, по ходу, аж течет. Лэрке тоже села, подкрутила стульчик. Застыла перед роялем, как кролик перед огромным черным удавом. Она и правда на кролика похожа была: блузочка беленькая, воздушная, и сама тоненькая, нежная, длинные кисти выглядывают беспомощно из рукавов. Сидит. Думаю, может, она ноты забыла? Так нет, вот же, стоят перед ней. Или правда, пальцы свело? Но тут она вздохнула глубоко и опустила руки на клавиши.
   Фух, я наконец смог вздохнуть. А то уже в груди больно стало, без воздуху-то.
   Она играла еще лучше, чем вчера, на своей "генеральной". Играла так, что каждая нота будто задевала серебряные струны внутри и заставляла дрожать. Мягкие лапки прокрались по позвоночнику, тело пробил озноб, все волоски встали дыбом. Теперь я понимал, что она пыталась сказать своей музыкой. Она заклинала духов. Она рассказывала им историю разлученных душ, рассказывала о своих поисках, надеждах и страхах. Она пыталась отыскать путь к Джейкобу. Тому, кого все потеряли. Пыталась вернуть его обратно - хотя бы на те восемь минут, что длился "Танец теней".
   Я не заметил, когда кончилась музыка. Вокруг двигались стулья, люди вставали, ладонь ударяла в ладонь - все это в слоу моушен и без звука, будто обе мои перепонки порвались, и я потерял способность слышать все, кроме играющей во мне Лэрке.
   Что-то тронуло меня за плечо. Я моргнул и вдруг увидел перед собой морщинистую руку с огромным носовым платком. Поднес пальцы к щеке, и сообразил, что она мокрая. Мля, я что, ревел, как какой-нибудь фрик?
   - Вы знаете эту девушку, молодой человек? - старик с замшелыми ушами робко улыбался мне вставной челюстью.
   - Д-да, - пробормотал я, утираясь его "скатертью".
   - Гордитесь ею, - убежденно произнес он. - Она - талант! Настоящий талант.
   Талант кое-как раскланялся и прошлепал к своему месту на подгибающихся ногах. Ребята в костюмах дружно пожали дрожащую руку. Я понимал, что Лэрке чувствовала сейчас. Ее штырило от эйфории, и никакой Джек был ей сейчас не нужен.
   Я вернул платок деду, поднялся и потихоньку протиснулся к выходу. Дико хотелось курить. Снаружи у главного входа топталось несколько мерзнущих родителей с сигаретами в зубах - не дождались перерыва. Мне удалось стрельнуть одну у лысого бородатого мужика с серьгой в ухе. Я опустился на корточки у стенки и затянулся. Мля, никаких нервов не хватит с этими женщинами!
   - У меня сын там, - поделился бородатый, махнув сигаретой за спину. - На скрипке играет. Десять лет ему. А жена его муштрует, как сержант рядового. Каждый божий день скрипку в зубы и час отпиликай. А перед этим конкурсом, чтоб ему неладно, два. Хорошо, у нас соседей нет - на ферме живем. Малой уже даже во сне зубами скрипит на четырые такта... - Мужик затянулся, выпустил дым через нос. - А ты с кем приехал?
   - С подругой, - признался я. - Она только что отстрелялась.
   - М-м, - протянул бородатый и стряхнул пепел в лужу. - Это серьезно у вас, да?
   Я кивнул:
   - Угу. Думаю, выиграет она всю эту хреномать.
   - Да я не про то, - мужик посмотрел на меня сочувственно, но тут из дверей высунулась раздраженная тостуха. Йонаса вот-вот вызовут на сцену. Мужик затушил каблуком окурок и поскакал по ступеням.
   А он прав, думал я. У меня все очень серьезно. Только теперь уже поздно. Да, сегодня, сейчас мы поймали момент равновесия. Мы думаем, что мы вместе, но мы - только точки на непараллельных линиях, которые вдруг пересеклись. Уже завтра наши дороги разойдутся. Путь Лэрке лежит вверх, повезет - так на самую вершину. И если, чтобы попасть туда, она воспользовалась моим плечом - я рад. Потому что моя дорога идет вниз. Все быстрее и круче под уклон. Кто знает, где все кончится? Валлах... Потому что:
   Я всего лишь трещина
   В этом замке из стекла.
   Тоненькая трещина,
   Едва тебе видна
   Тебе видна.
  
   Мы ехали домой, как накуренные. Лэрке прошла в региональный финал, пока вторым номером среди пианистов, сразу за китаянкой. На заднем сиденье валялись букет в хрустящей пластиковой оболочке и приглашение в Орхус. Радио гремело, вынося мозг через уши. Хватит на сегодня этой гребаной классики!
   Ты можешь быть чемпионом,
   Удачи не жди,
   Себя посвяти,
   И в зале славы окажешься ты!
   Весь мир узнает твое имя,
   Потому что ярче всех твое пламя,
   Мир узнает твое имя
   И запишет его на стене
   В зале славы.
   - Делай это для людей, - орали мы хором, раскачиваясь и прыгая на сиденьях, - делай это для себя! Ты никогда не узнаешь, если не попытаешься!
   Внезапно мимо мелькнул светящийся в сумерках неоновый жилет, сзади вспыхнула и завыла мигалка. Фак! Панцири. Я глянул на спидометр. Снова 180!
   - Смотри, полиция! - Лэрке ржала, как пьяная, тыча в окно. - За нами гонятся, Джек! Как в кино...
   Ага, только это кино скоро кончится. Злить панцирей - плохая идея. Я прижался к обочине и затормозил. Бело-голубой опель остановился, чуть не поцеловав наш бампер. Двое полицейских вылезли из машины и потопали к нам с серьезными мордами.
   - Круто, Джек! - Лэрке все еще хихикала, глядя на все это дело большими наивными глазами. - Нам выпишут штраф, да?
   Точно, выпишут. На жопе. Моей.
   Я надвинул бейсболку на глаза и спустил вниз стекло.
   - Ваши права, - панцирь сунул в окно фонарь, и тон его тут же изменился. - Эй, пацан, а тебе вообще сколько лет?
   Короче, вечер мы провели в участке. Лэрке с цветами, а я - наедине с самим собой. Благодаря ее хихиканью, нам еще и наркотест вкатали. Оформлял нас уже знакомый мне седой коп с печальными глазами. Он все еще хромал - может, поэтому его перевели на канцелярскую работу? Меня он, по ходу, не узнал. Я не обиделся - мало ли через него таких малолеток проходит?
   - Кому звонить будем? - грустно спросил он и взялся за телефон.
   Я подумал и назвал номер Себастиана. Чего мать лишний раз пугать?
   Приехал отчим за мной уже после десяти. Мы молча вышли к машине - Сева успел ее забрать. Молча залезли внутрь. И только когда мерс выехал из Силкеборга, отчим спросил:
   - Ты говорил с ними о чем-нибудь?
   И тут я понял. Подонок боялся. Боялся, что если я попаду к панцирям, то все им расскажу. Чисто от страху. Не перед ними. Перед Себастианом. Потому что не захочу, чтобы мне снова рвали уши, били бутылкой, душили ремнем, бросали на диван и наваливались сверху... Я мог бы поверить полицейскому с грустными глазами. Поверить в то, что он поверит мне. Вот только одного Себастиан не понимал: я уже никому не верил. Кроме, пожалуй, Лэрке.
   - Нет, - ответил я и посмотрел на профиль отчима, размазанный сумраком салона. Я не знал, чего ожидать от этого человека. Очередной внезапной вспышки ярости или холодной расчетливой мести? Жесткого насилия или угроз и попыток использовать против меня мать? Может, Себастиан вообще решил, что я становлюсь слишком неуправляемым и опасным, вот и смотрит сейчас на дорогу, решая, не прикончить ли меня, как несчастного Джея? Может, зря я не припрятал шприц и наркоз где-то под рукой? Хотя... если Сева вдруг на меня набросится, я и рыпнуться не успею.
   Вот так сидел рядом с отчимом и думал обо всем этом как-то отстраненно, словно речь шла не обо мне, а о герое какого-то тупого ужастика. Укокошат его, трахнут или просто изуродуют? В одном я был уверен: что-то должно было случится. Это молчание должно было чем-то кончится. Потому что одно я о Себастиане знал точно: он никогда ничего не оставляет безнаказанным. Неправильную профессию мужик себе выбрал: в прокуроры бы ему пойти, а не в адвокаты. С преступностью в стране было бы давно покончено.
   До дома я доехал живым. И даже невридимым. Себастиан открыл дверь, пропуская меня в коридор.
   - Катюша, - позвал он в гостиную, откуда глухо бормотал по-русски ящик. - Я привез твоего вора.
   Так, значит, я теперь вор? По ходу, Сева задумал устроить сцену перед матерью. Для начала. Но она не отвечала, и отчим позвал снова, погромче. Может, заснула у телека? Поздно ведь уже.
   Себастиан протопал к дивану, но там, ма, по ходу, не оказалось, потому что он повернулся ко мне и ткнул пальцем в ковер:
   - Что ты там топчешься? Стой здесь и жди. У матери есть что тебе сказать.
   Ну, встал я, где сказано. Жду. Ясно, что Сева ма заранее обработал. Вот только чем она меня может напугать? Да многим, внезапно понял я. Тем, что она больше меня не любит. Что правда считает меня вором и отморозком. Что я ей такой не нужен. Тем, что опять начнет умирать, трястись и за сердце хвататься.
   Вижу, Себастиан наверх пошлепал, чего-то там шарится.
   - Катюша! - и звуки какие-то невнятные.
   И тут в меня как здоровенную сосульку воткнули - прямо в сердце и насквозь. Что, если этот гад с матерью что-то сделал? Что-то такое... непоправимое! Мне назло! Скачу вверх по лестнице, а в башке обрывки мыслей болтаются: если с ма что случится... я же ему с потрохами достанусь... Сева - единственный опекун... нет, только не ма!
   Подлетаю к родительской спальне. Дверь нараспашку, Себастиан над мамой стоит с телефоном. Она на кровати в неловкой позе, как будто только что прилегла. Рука свисает, касаясь пола. Мне кажется, она не дышит. На тумбочке рядом знакомый пузырек.
   - Что ты с ней сделал?! - ору на Себастиана. - Что ты с ней сделал, сволочь?!
   Кидаюсь на него, мы врезаемся в стену, телефон вылетает у него из руки. Он хватает меня в охапку и отшвыривает прочь, как котенка. Я лечу на пол, но тут же вскакиваю на ноги. Бросаюсь на подонка снова:
   - Ты убил ее!
   На этот раз он почти вырубает меня ударом в живот. Я корчусь на полу у его ног, хватая воздух ртом, как рыбка Немо, которую выбросил на сушу шторм.
   - Я вызвал скорую! - орет он. - А убил ее ты! Это из-за тебя ей было так плохо, что она приняла таблетки. Слишком много на этот раз. Разве легко смотреть, как собственный сын болтается черт знает где, врет и ворует машины?! Ворует из дома, чтобы прокатиться со очередной шлюхой!
   Потом мимо меня ходили люди в форме со светоотталкивающими полосками, говорили с отчимом, таскали носилки - сначала внутрь, пустые, потом наружу, с мамой, укутанной одеялом. Глаза у нее по-прежнему были закрыты. Мне казалось, что на самом деле меня нет. Что я по ту сторону зеркала. И сколько бы не орал и не стучал в стекло, никто меня не услышит и не увидит.
   Я шел за ма до машины, но там чужой человек в полосках остановил меня.
   - С нами едет твой отец.
   - Тебе лучше остаться дома, Джек. Я тебе позвоню, - Себастиан заботливо взял меня за плечи, сжав пальцы чуть сильнее, чем это было нужно, и отвел в сторону. - Ты будешь ждать меня дома, - прошипел он, и я понял, что возражать бесполезно.
   Неоново-желтые дверцы захлопнулись, взвыла сирена - так близко уже второй раз за день - и скорая помощь свернула на подъездную дорожку, хрустя гравием. Я немного постоял, пока синие вспышки совсем не пропали в темноте за деревьями, повернулся и пошел в дом.
  

Стеклянный замок

   Было уже почти полдвенадцатого, когда я подкатил к дому Томаса. Выходящие на улицу окна слепо поблескивали в свете фонаря. Я подъехал к задней калитке. По ходу, Паровозик еще не спал. В его комнате горела тусклая лампа.
   Я придержал калитку, чтобы не брякнула щеколда, проперся прямо через клумбу и заглянул внутрь. Томас полусидел в кровати: кудрявая башка запрокинулась на подушку, ресницы слиплись, рот по-детски приоткрыт, бра освещает лежащую на коленях толстую книгу. Надо будет спросить у него название. На случай бессонницы.
   Я безжалостно постучал в окно. Ноль реакции. Постучал громче. Томас дернулся, обвел комнату осоловелыми глазами. Пришлось стукнуть еще раз. Наконец он заметил меня. Выполз из-под одяла, прошлепал к окну и, ежась, впустил внутрь холодный воздух.
   - Джек? Ты чего тут? - он нервно зевнул.
   - Мой конверт, - сразу перешел я к делу. - Он мне нужен.
   - Конверт? - Паровозик явно еще не проснулся.
   - Да, такой прямоугольный, бумажный, белый, - я изобразил нечто подобное руками.
   - Ах, тот конверт, - он повернулся к шкафу, но вдруг остановился. Снова посмотрел на меня, неуверенно моргая. - Слушай, Джек... А чего так поздно? Ты точно не вляпался ни во что такое?
   Я закатил глаза:
   - Такое это какое?! Я попросил тебя подержать у себя мою вещь. Теперь хочу забрать ее обратно. Так в чем проблема?
   Томас смущенно почесал прыщи, краснеющие в вырезе майки:
   - Да нет никакой проблемы. Просто... не хочу в понедельник узнать, что тебе подсыпали экстази в пиво и накололи тату на заднице или что-то в этом роде, понимаешь?
   - Это фэнтэзи было, - буркнул я. Меня смутило, как близко Паровозик подобрался к истине. В понедельник ему точно предстояло узнать обо мне много нового и... хм, мягко говоря, неожиданного. Но рассусоливать с ним я не мог. - Послушай, просто отдай мне коверт, ладно? Или я сам его возьму, - я взялся за створку окна.
   Томас вздохнул, потопал к шкафу и стал рыться в коробке. На миг сердце у меня замерло: вдруг конверт каким-то чудом пропал? Или пузырек в нем разбился? Но вот Паровозик вытащил на свет мятый прямоугольник - такой же пухлый на вид, каким я его запомнил. Парень молча протянул его мне, но в карих глазах был укор.
   - Спасибо, - я сунул свою собственность в карман, где уже лежал тщательно завернутый в тряпицу шприц.
   - Ты придешь в школу в понедельник? - спросил Паровозик, зябко обхватив себя руками. - Учителя спрашивают, как Джек? А что я могу им сказать? Сам тебя уже неделю не видел, а то и больше.
   Я покачал головой. Не хотелось ему врать. Только не теперь, когда я, быть может, вижу парня в последний раз.
   - Что с тобой происходит? - Томас облокотился о подоконник и страдальчески наморщил брови. - Я каждый день голову ломаю, но... ты же ничего не рассказываешь! Скажи, может, я могу помочь чем-нибудь?
   - Ты уже помог, бро, - я повернулся и почти побежал, путаясь в розах. Не мог больше выносить его добрый телячий взгляд, его беспокойство обо мне - будто я и правда был Паровозику братом, таким же маленьким и неразумным, как Тотте.
   Дома набрал домоседан в шприц из расчета на 90 кило весу - столько навскидку было в Себастиане. Долго думал, где припрятать наркоз. Наконец прилепил ширку пластырем на внутренней стороне предплечья. Рукав толстый и свободный, под ним не видно, а достать, если что, можно быстро. Не известно ведь, когда Себастиан появится. Обещал позвонить, да, но я был бы идиотом, если бы полагался на его обещания.
   Потом сходил в гараж, взял ломик и отправился наверх - вскрывать ту комнату в башне, где в моем сне стоял телескоп. Весь хорошо продуманный план мести Себастиану полетел псу под хвост с красивой подачи Лэрке, так что мне ничего не оставалось, как импровизировать.
   И вот инструмент уже в щели между обшарпанной дверью и косяком. "Правило третье, - прошептал я и облизнул пересохшие губы. - Не пытайся проникнуть в башню, когда дверь заперта". Интересно, а какое конкретно наказание ожидает того, кто нарушит одно из правил? Может, Джейкоб знает? Узнал - и пропал.
   Дрожащими руками я надавил на ломик. Ничего не случилось. Вставил его поглубже, надавил еще. Дернул, навалился всем телом. Внутри что-то подалось, крякнуло, и дверь распахнулась, плюнув на пол горсткой мелких щепок. Из темноты пахнуло зверем: мускус, пот, пыль и телесные выделения. В комнате с плазмой воняло также, только здесь к букету примешивался слабый запах краски. Я сунул руку во мрак и нащупал выключатель.
   Логово монстра выглядело не совсем так, как я видел его во сне. Будто некоторые детали, казавшиеся неважными, выступили вперед, стали выпуклее, в то время как другие ушли на задний план. Возможно, потому, что теперь я видел тайную комнату своими глазами, а не через восприятие Джейкоба.
   Телескоп по-прежнему целился в окно, теперь закрытое выгоревшей шторой. Длинная труба посерела от пыли, местами размазанной чьими-то пальцами. Занавеску по ходу не отодвигали какое-то время - к ней присох дохлый ночной мотылек. На столе рядом стояли два больших экрана и компьютер - единственные новые и относительно чистые предметы в помещении, как будто вырезанном из старого фильма. Книжный шкаф у стены, вытертое кресло, сам стол, стул перед ним больше подошли бы квартире теть Люси, тащившей все из секонд-хэнда, чем обставленному по последнему слову дизайнерской моды Замку. Когда такое делали? В семидесятых? Или еще раньше?
   В углу притаился зоровенный древний телек с видаком. На экране - слой пыли толщиной в палец. Полки в шкафу забиты видеокассетами. Большая часть из них помечена ярлычком "Себастиан". Остальные носили надпись "Лукас". А это еще кто такой? Я вспомнил слова Джейкоба из зеркала: "Я не один". Мля, по ходу, мы приближаемся к разгадке всей этой хреномати.
   Стеллаж рядом заполняли диски, надписи на которых были слишком мелкими - сразу не разглядеть. Порно? На полках лежали серые барханы и кое-где - тельца оголодавших пауков. Мое внимание привлекла свисающая почти до пола заскорузлая тряпка, покрытая бурыми пятнами. Фак, это еще что?! Неужели - кровь?!
   Я почувствовал, что мерзну, хотя на башне работало отопление. Откуда-то доносился раздражающий глухой безостановочный звук - будто старинный локомотив вздумал вдруг возить по ночам давно разъехавшихся туристов, и рельсы проходили как раз вокруг нашего дома. Я огляделся по сторонам, но в комнате даже часов не было. Мониторы пялились на меня слепыми серыми экранами. Ёпт, это же мое собственное факинг сердце! Грохочет в ушах, отдаваясь эхом хриплого дыхания. Я несколько раз втянул ртом затхлый воздух, обошел вокруг стола и протянул руку к жуткой тряпке.
   Мля, да это же мои собственные штаны! Те самые, которые заляпал краской Пророк, и которые мне пришлось выкинуть в офисе Себастиана! То есть, это я думал, что их выкинул. А выходит, Сева сохранил их и притащил сюда. Вот откуда эта химическая вонь. Только нафиг ему нужны мои старые джинсы?! Хотя... блин, вот эти пятна явно не краска. Та была красная, а эта засохшая белесая херня... Фак! К горлу подкатила тошнота, и я отшвырнул испоганенные штаны в угол. Вот извращенец!
   На той же полке, где валялись джинсы, я заметил еще несколько вещей, но мне они не принадлежали. Детская бейсболка с Суперменом. Водяной пистолет. И то и другое - очень старое, давно потерявшее первоначальный цвет. А вот футбольная майка его сохранила. Точнее, два цвета - красный и синий, полосками. Блин, да ведь такая же была у Джейкоба на фотографии! Я поднял одежку на свет двумя пальцами. Точно, вот и цифра десять. Ладно, хоть этих мерзких пятен на ней нету!
   Зато они белели на продавленном кресле с протертыми до дерева подлокотниками. И на крутящемся стуле у компьютера. Даже пол под столом был заляпан чем-то, к чему прилипли пыль и грязь. Я зажал рот рукой, как будто это могло удержать рвущийся наружу рвотный позыв. Подошел к окну, отдернул штору и впустил внутрь свежий воздух. Передо мной замерцали огни Брюрупа, умножаясь в черной воде озера. Сразу стало легче дышать.
   Я вернулся к столу и включил всю технику сразу. На одном мониторе тут же зажглась сетка картинок видеонаблюдения. Блин, все как во сне. Разве что изображение четче, цветное, да и в моей кровати никто не лежит. Что вполне логично. Несколько минут я тыкал в разные кнопки, пытаясь выяснить, есть ли тут функция записи, и как найти более ранние видео. Так я и обнаружил архив на компе. Этот псих Себастиан даже не стал утруждаться, ставя пароль - настолько был уверен, что никто и никогда не нарушит его драгоценные правила!
   Сева, по ходу, сохранял все, снятое камерами в течение суток, потом просматривал и оставлял особенно интересные клипы, а остальное удалял. Свои звездные моменты я обнаружил в папке "Видеонаблюдение. Джек". Вот я моюсь в душе, переодеваюсь у себя в комнате, посматриваю порнушку, дрочу в сортире... И знаете, какой эпизод был самый ранний? Да тот самый, когда я оттирался растворителем в ванной у Себастиана в офисе. У этого урода даже там, блин, камера стояла! Тут я вспомнил, как он сосредоточенно пялился в экран компа, когда я вышел из душа. Ёпт, я-то думал, что он работает, а эта мразь...
   Я отметил папку на экране и нажал на "делит". Вы действительно хотите удалить выбранный элемент? Да, блин, хочу! Я представил себе, как отчим сидит, развалясь на стуле, рука на ширинке, и следит за картинками на экранах - паук, поджидающий жертву в центре паутины. Невидимый, пока не подойдешь к тенетам так близко, что уже не успеешь уклониться. Дергающий аккуратно за нити, подтягивая жертву все ближе и ближе к себе. Опутывающий ее липкими выделениями своего брюшка, а потом выпускающий в нее парализующий яд. Лакомящийся ею, пока она еще жива.
   Я кликнул на кнопку "Нет", и окошко закрылось. Нет, подонок, ты меня еще не сожрал. Посмотрим, что ты еще тут хранишь. Вот, например, папка "Видеонаблюдение. Джейкоб". Тут тоже должно быть кое-что интересное. А уж что скрывается под заголовком "Видеонаблюдение. Случайные" я даже представить себе не мог. К тому же, остается еще загадочный Лукас... Но прежде всего, надо посмотреть, что происходило в доме сегодня, пока я болел за Лэрке в Ранерсе. Что этот подонок сделал с ма?
   Начал я с родительской спальни. Ага, вот я с бешеной мордой бросаюсь на Себастиана. Отмотаем-ка назад с этого момента. С двойным ускорением, с четырехкратным... Я отлетел обратно, как мячик от ракетки, мы оба выкатились за дверь. Ма полежала неподвижно, потом подергалась на кровати, вскочила, спустив на пол ноги, схватила баночку с таблетками... Я нажал на плэй. Сколько она приняла? Не может быть, чтобы только одну. Я отмотал немного дальше назад. Мать снова хлопнулась на подушки, покаталась по кровати, снова подскочила и взялась за пилюли. На этот раз она приняла две. Мотаем дальше. Выбежала из комнаты с пузырьком. Вернулась без него. Повалилась на кровать, зарывшись в подушки. Плечи трясутся мелко... Да она плачет!
   Я нажал на плей, и картинка ударила меня своей немой документальностью. Фак! Я же хотел просто защитить ее, хотел, чтобы ма была счастлива! Когда же я ослеп? Когда перестал отличать черное от белого? Разве так выглядит счастливый человек? Разве можно найти радость в искусственном заменителе сна и эмоций? В скачущих по экрану картинках чужих жизней? Как я мог поверить в то, что ма может радоваться, когда я каждый день прохожу через ад? Поглощенный тем, что творилось со мной самим, я и не догадывался, что мама переживала свой собственный кошмар, хотя все было у меня прямо перед глазами.
   Я быстро открыл папку с именем Джейкоба. Я искал доказательств. Только они теперь могли спасти Себастиана от смерти. Если у него была хоть какая-то интуиция, он должен бы был сейчас молиться, чтобы я что-то нашел. Записи с Джеем начинались с 2009 года. Мля, пацану тогда едва исполнилось одиннадцать! Все тоже самое - спальня, ванная и еще Брюрупский пляж. По ходу, Сева активно пользовался телескопом, прежде чем подарить его приемному сыну. Последняя запись была сделана в день исчезновения, около десяти утра.
   Джейкоб заходит в ванную на втором этаже, наполняет водой джакузи, раздевается и садится в ванну, включает массаж. Какое-то время он просто сидит с закрытыми глазами. Я бы давно остановил видео, если бы не тот сон. Я ждал и дождался. Вот мальчишка медленно сползает в бурлящую воду и остается там. Минуту. Две. Три. Пять. Клип оборвался на десятой. Мля-а... Это же ненормально. Может, это монтаж? Как можно утонуть в факинг ванне?! Пацан должен был или набухаться в сиську, и это было бы заметно. Или... или, скажем, слопать пару-тройку пилюль, вроде тех, на которые Сева подсадил мать. Вопрос только в том, сожрал Джей их сам, или отчим их затолкал ему в глотку?
   Блин, в этих папках явно многого не хватает. Где фильмы с башни? И мои, и Джейкоба? Я снова зарылся в компьютер. Не нужно было быть хакером, чтобы обнаружить искомое. "Башня. Джек". "Башня. Джейкоб". Названия говорили сами за себя. Фильмы со мной в роли звезды отличались от видео с Джеем не только лучшим качеством - по ходу, Сева с тех пор успел прикупить новое оборудование. Домашняя порнуха этого года была обработана. Отчим явно не пожалел времени, чтобы смонтировать лучшие кадры... кое-где я даже обнаружил титры с комментариями, от которых у меня зубы свело. К тому же, почти везде Севина морда оказалась закрыта черной вставкой. С чего бы такие старания? Клубничка с Джеем была пробой пера, точнее кисти, а теперь в Севе проснулся талант художника? И этот талант, конечно, нужно было продемонстрировать миру...
   Холодея от мерзкого предчувствия я открыл интернет. В фаворитах быстро обнаружилось несколько англоязычных гейских порносайтов с малолетками. Вход был, конечно, только для членов, но Себастиан не хотел загружать свою память, так что эксплорер сохранил логин и пароль. На страничке профиля имелась вкладка "Мои видео". По ходу, я создал Севе неплохой рейтинг. Ролики с башни активно комментировались юзерами, ими делились, их копировали, под ними писали интересные предложения. Когда я дошел до ветки, где отчим серьезно обсуждал с каким-то шведом вариант треугольника, мне поплохело. Настолько, что пришлось отойти к окну и высунуть башку в холодную ночь.
   На макушку мне начал крапать дождик, когда телефон зазвонил. "Себастиан" высветилось на экране айфона. Я судорожно ткнул пальцем в экран.
   - Как она?
   - И тебе добрый вечер Джек, - холодно объявил отчим. - С Катюшей все будет хорошо.
   Я лег животом на подоконник и обхватил голову руками. Блин, ма жива! Она поправится! Она в безопасности!
   Из трубки слабо доносились Севины объяснения:
   - Врачи сказали, она приняла успокоительное вместе с алкоголем. И большую дозу. Если бы я вовремя не вызвал скорую, все могло бы плохо кончится, но теперь ситуация под контролем. Твоей маме придется остаться в больнице еще несколько дней. Конкретно как долго я надеюсь узнать завтра. Сейчас она спит, так что я еду домой.
   Я молчал. Так и подмывало спросить, когда он собирался познакомить меня со шведом, но я сдержался. Главное сейчас было то, что с ма все в порядке.
   - Где ты сейчас?
   Блин, ясновидящий Сева что ли?
   - Сижу смотрю телек, - соврал я. - Спать не мог, ждал твоего звонка.
   - Хорошо, - его голос звучал устало. - Я скоро буду. Тогда поговорим.
   И все. Отбой. Интересно, как он разрулил в больничке всю эту хрень со снотворным? Хотя... какая разница. Пусть мой план пошел наперекосяк, я сделаю это сегодня. Потому что иначе не сделаю никогда. Только придется поторопиться. Сева может быть здесь уже через двадцать минут.
   Я бросился к компу и снова открыл папку "Башня. Джейкоб". Файлов тут было не так много, как в моей. Первый ролик сняли третьего мая, в день рожденья бедняги - по ходу, у Себастиана было своеобразное представления о подарках, которые следовало дарить пасынкам. Джей, Сева и телескоп составили неуклюжее трио. Если парень и рассмотрел в ту ночь какие-то звезды, то только те, что сыпались у него из глаз. Дата последней записи меня не слишком удивила. Ночь с 21-го на 22-е. Теперь все происходило в комнате с плазмой. Вполне возможно, что Джейкоб просто решил, что с него хватит. Наглотался таблеток и пошел топиться. Но ведь может быть и так, что парень оказался не такой размазней, каким выглядел. Ведь что-то же Лэрке в нем нашла? Может, у него хватило духу сопротивляться и угрожать. Вот Сева и накачал его чем-то, а потом снял видео в ванной типа для алиби... Не знаю. Как теперь докопаешься, что там было на самом деле?
   У меня настолько опустились руки, что я чуть не забыл про последнюю папку. Ту самую, с надписью "Случайные". В ней оказались записи Севиных одноразовых трахов. В основном молодые пацаны - навскидку между тринадцатью и шестнадцатью. Совершенно нормальные ребята, не какие-то там мальчики по вызову. И где он их только находил? Происходило все в разных местах - от Севиного офиса до салона мерса, от гостиничного номера до каких-то безликих обшарпанных комнат. Качество записей, конечно, было много хуже, чем фильмы с башни - по ходу, часто снималось просто на телефон.
   Моей последней надеждой были диски и кассеты. Сидюки я отбросил сразу - по ходу, на них Сева писал резервные копии фильмов с компа. Я выдернул наугад кассету с ярлычком "Себастиан. Лето 1984". Написано фломастером от руки. Это что, из серии юные годы извращенца? Торопливо врубил видак и антикварный ящик. Ух ты, оба работали! Сунул внутрь кассету. Мдя, по ходу, это просто семейное видео. Я узнал наш сад, нестриженую живую изгородь кругом. Жирный мужик с волосатыми сиськами и в одних шортах жарит на гриле сосиски. Севин папашка, что ли? А вот этот худенький коротко стриженый пацан - неужели Себастиан? Тоже рассекает по травке в одних шортах. В руке - водяной пистолет. Целится им в пацана помладше и попухлее - друга? Или младшего брата? Короче, идеальный отдых на природе. Теперь понятно, почему я не видел нигде в доме Севиных семейных фоток. Вместо них у него были фильмы. Вот только почему они хранятся здесь, на башне?
   Я промотал кассету вперед, и вскоре получил ответ на этот вопрос. Мелкий пацан исчез из кадра. Позвали домой? Теперь перед камерой только Сева. Стягивает мокрые шорты. Трусы под ними тоже пропитались водой и липнут к заднице. Он скидывает и их. Сценарий, который разворачивается на экране дальше мне очень знаком. Только вместо черного кожаного дивана здесь расстеленный на траве плед. Себастиан позирует на камеру. Потом к нему присоединяется пузатый. Если бы не надпись на кассете, я бы мог подумать, что это это порнуха вроде той, что отчим закачал на мой макбук.
   Я посмотрел на пыльный шкаф. Таких кассет там было три полки. Мля, по ходу, у Севы была хорошая школа. Краткий курс извращенца он прошел на отлично. Оставалось только узнать, кто такой Лукас.
   Видаки с этим именем датировались с 1984 по 1986 год. Я вытащил один на удачу и затолкал в магнитофон. Эту комнату я узнал сразу. Она почти не изменилась с тех пор, только не было навороченных мониторов на столе и телескопа, нацеленного на пляж. Жирный мужик с выбивающейся из выреза майки волосней тоже оказался старым знакомцем с первой кассеты. Как и пухлый белобрысый мальчик. Вот только вместо водяного играл пацан теперь совсем с другим пистолетом.
   Через приоткрытое окно я услышал шуршание шин по гравию - мотор у мерса был почти беззвучный. Фак! Фак! Фак! Я выключил телек и бросился вон из комнаты. На пороге затормозил, кинулся обратно. Закрыл окно. Вырубил экраны и комп. Теперь свет. Дверь прикрыл так хорошо, как мог. Щепки раскидал ногой по углам.
   Послышалось мне, или внизу открылась дверь? Блин, спуститься в гостиную я уже не успею! И ящик там выключен.
   Я рванул в свою комнату, стараясь не топать. Врубил макбук, плюхнулся с ним на кровать. По коридору послышались шаги. Я ткнул мышью в какой-то сериал из моих фаворитов. "Ганнибал"? Угу, отличный выбор, мля.
   Дверь распахнулась. Себастиан стоял на пороге. По его лицу сразу стало ясно: я обложался. Он знает. Не пойму как, но он знает все.
  

3.

   Я пишу это, пока Себастиан валяется в отключке. Времени у меня немного, максимум полчаса прежде, чем он прочухается, и я хочу успеть описать все случившиеся. Я должен успеть. Потому что потом времени на это уже не будет. Когда я закончу с отчимом, я запру дверь. Спущусь на второй этаж и смою с себя кровь. Потом возьму триммер и подстригусь. Наголо. Это нужно для татуировки. На черепе. Я уже договорился с Сами. То есть, он еще не знает, что ему придется работать в воскресенье, но думаю, мужик согласится, когда я предложу ему двойную цену. Мы уже обговорили эскиз. Жаворонок, поющий высоко в небе.
   Когда я буду готов, то возьму бумажник отчима и его мерс. Заеду к Элизабет - ее адрес я нашел в телефонной книге - и брошу эту тетрадь в ее почтовый ящик. Потом развернусь и погоню в Силкеборг. Там сниму деньги в банкомате - чтобы заплатить Сами. И буду ждать, когда он откроет салон. Я позвоню в полицию перед тем, как сяду под татуировочный пистолет. Не хочу, чтобы меня нашли прежде, чем дядя Мемета закончит работу.
   У меня все готово. Нож. Соль и перец. Бутылка. Нужно только дождаться, когда Себастиан полностью придет в себя. И тогда я начну.
  

Третье правило

   - Ты забыл задернуть занавеску, Джек. Свет в окне был виден от самого поворота с шоссе.
   Мне не требовалось больше объяснений. Я понял, что отчим говорит об окне в башне. И я видел, что он понял, что я понял.
   - Третье правило.
   Я смотрел на Себастиана и думал, что вот так наверное и выглядит смерть. Та, что приходит за тобой. Она принимает образ человека, которого ты больше всего боишься и ненавидишь.
   - Ты нарушил его.
   Я снял с коленей ноут. Не хотел пораниться об него, если Сева все-таки мне вмажет. Но он с этим не спешил.
   - Скажи, это стоило того? - отчим рассматривал меня со скучающим любопытством, заставившим что-то сжаться внутри. Так смотрят на муху, у которой уже оторвали одно крылышко. Она живет, пока ее ползанье по кругу не надоест мучителю. - Ты нашел то, что искал?
   Я покачал головой. Боялся: если скажу что-то, голос меня предаст.
   - Глупенький Джек, - Себастиан снисходительно усмехнулся. - Зачем ты вообще полез туда?
   "Все, блин, соберись! - велел я себе. - Мужик ты или ху? Хватит изображать из себя слизняка. Лучшая защита - нападение!"
   - Ты соврал про Джейкоба! - выпалил я, сверля взглядом ненавистную морду отчима. Думал, тот смутится - ведь еще недавно он лил крокодиловы слезы, жалея бедного невинного ангелочка. А этот гад ухмыльнулся только и говорит:
   - Все люди лгут, Джек, и взрослые тоже. А мне ничто человеческое не чуждо. Вспомни, сколько раз ты обманывал меня, сколько раз нарушал свое слово? Теперь ты понимаешь, каково это, когда тебе врут прямо в глаза!
   Не знаю, как ему это удалось, но я почувствовал себя виноватым. Внутри понимал, что то, что говорит Себастиан - неправильно, что он переворачивает все с ног на голову, но вот слушаешь его - и выходит, что Сева прав. Что я заслужил такого с собой обращения. Что я первый начал.
   - Ладно, пойдем посмотрим , что ты натворил, - отчим шагнул в открытую дверь.
   Я не двинулся с места, будто жопа к кровати приросла.
   - Ты сам пойдешь или тебе помочь? - Себастиан повернулся ко мне, и хотя его голос звучал ровно, я вскочил на ноги. Меньше всего мне хотелось, чтобы он взорвался сейчас. Когда я еще не готов.
   Послушно поплелся за ним по лестнице. Мы поднялись на самый верх, Себастиан остановился перед взломанной дверью. Потянул за ручку, провел пальцами по изуродованному косяку.
   - Грубая работа, Джек, - он говорил, не глядя на меня. Будто я был младшим подмастерьем, которого слесарь-профи отчитывал за халтурно выполненный заказ. - Ты что, ломом замок вскрывал?
   Я тупо промычал что-то утвердительное. Спина отчима маячила прямо передо мной - широкая и беззащитная. Надо было только вытащить шприц. Ладони вспотели, футболка липла к спине между лопатками. Не знаю, почему, мне казалось, он сразу заметит мое движение - как будто Сева мог видеть затылком. Я стал тихонько задирать рукав, но тут Себастиан шагнул в комнату и включил свет. Момент был упущен.
   - А вот и он, - отчим поднял забытый в спешке ломик и повернулся ко мне.
   Я едва успел уронить руки по швам.
   - Ну, что ты там застрял? Заходи, - Себастиан поманил меня рукой. - Еще недавно ты вроде не был таким стеснительным.
   Я сделал несколько осторожных шагов внутрь. Окинул глазами конату, пытаясь представить себе, что может увидеть отчим. Мля, ну я и наследил! Повсюду на мохнатых от пыли поверхностях - на полках, видаке, на шкафу - остались мои четкие "пальчики". Надо быть слепым или совершенно тупым, чтобы не понять, где и зачем я шарился.
   Отчим обошел тесное помещение, потрогал носком ботинка валявшиеся на полу джинсы. Молча вернулся к столу и уселся на крутящийся стул. Включил монитор видеонаблюдения и комп. Через пару минут он уже знал, какие файлы я просматривал последними и на какие сайты заходил в интернете.
   - Ну что, Джек, - Сева откинулся на спинку стула и уставился на меня, легко поигрывая ломиком. - Похоже, наше сотрудничество перестало быть взаимовыгодным. И контракт придется расторгнуть.
   Я сглотнул, с трудом протолкнув слюну в пересохшее горло. Его глаза стали совершенно пустыми, как будто меня перед ним уже и не было - одно только мокрое место осталось. Как будто проблема уже решена. Мля, только такой гиперсуперлох, как Джек, мог надеяться одолеть монстра наркоманским шприцем. Мне бы пушку сейчас. Да калибром покрупнее!
   - Ты... ты не посмеешь, - проблеял я. Голос предательски ломался, я ничего не мог с этим поделать. - Джейкоб пропал всего два года назад. Если опять что-то случится с твоим пасынком, то все поймут...
   - Что поймут? - Себастиан шлепнул ломиком по раскрытой ладони. Я вздрогнул от звонкого металлического звука. - Не равняй себя с Джейкобом, недоносок. Ты ведь не "добрый, тихий, застенчивый мальчик", а, Джеки? Все знают, что ты из себя представляешь. Ходячую агрессивную проблему. Такие как ты влипают во что-нибудь каждый день. От них все устали, никто не хочет ими заниматься. Ты уже угонял мою машину один раз. Кто удивится, если ты накуришься своей дури и решишь одолжить мерседес снова? Опять превысишь скорость и не справишься с управлением? По сгоревшим костям не скажешь, когда они сломаны - во время аварии или... - Сева снова уронил ломик в ладонь, - немного раньше.
   Фак! Фак! Фак! Может, мне, мля, самому уколоться, чтобы не чувствовать, как меня убивать будут? Короче, стою я и прикидываю, успею ли в дверь выскочить, если Сева на меня с ломом кинется. А эта сволочь видит, что со мной происходит, сидит и лыбится. А потом говорит такой задумчиво:
   - С другой стороны, Джеки, я успел привязаться к тебе. Были у нас хорошие моменты, - и кивает на комп, забитый папками с порно. - Признаюсь, мне даже нравится, что ты... - он поцокал языком, подыскивая слово, - нет, не непредсказуемый, упрямый, может быть? Из той вымирающей породы идиотов, которые пытаются подняться, даже когда им хребет сломали.
   Я закрыл глаза. Хватит уже измываться! Давай, прикончи меня нахрен, и покончим с этим.
   - Знаешь, малыш, а пожалуй, я дам тебе последний шанс.
   Я вытаращился на отчима, которого явно забавляла моя реакция.
   - Конечно, сначала я накажу тебя хорошенько. А потом... - он встал и сделал шаг ко мне. Вытянул ломик, его загнутым концом подцепил мою футболку и потащил вверх. - Потом мы можем заключить новое соглашение. На других условиях.
   Холодный металл коснулся живота. Мышцы судроржно сжались, и Себастиан хихикнул.
   - К-каких условиях? - Выдавил я, подавляя инстинктивное желание схватиться за шприц. Это все равно не поможет. Отчим успеет раскроить мне башку, прежде чем я сниму защитный колпачок.
   Сева потянул лом на себя, и мне пришлось сделать шажок вперед.
   - Помнишь, я рассказывал тебе про рыбку-клоуна, Джеки? Так вот, - он оставил в покое футболку, зацепил вместо нее штаны и медленно потащил их вниз, - наш маленький Немо становится так зависим от своего хозяина-анемона, что готов сделать все, чтобы тому было хорошо. Он даже начинает снабжать актинию пищей. Для этого Немо заигрывает с другими рыбками и подманивает их в пределы досягаемости ядовитых щупалец. Хапс! - Себастиан резко дернул ломик. Молния треснула, и мои джинсы упали к ногам. - Одной маленькой рыбкой в океане стало меньше. И кто это заметил? Ты понимаешь меня, Джеки?
   Да, кажется, я начинал понимать. Может, кто-то из тех "случайных" пареньков никогда бы и не оказался в лапах Себастиана, если бы не один "добрый, тихий, застенчивый мальчик"? Может, именно этого и не смог вынести Севин ангел? Того, что предавал таких же, как он сам? Или...Джейкоб отказался это делать? И поэтому отчим избавился от него?
   - Но... это же опасно, - пробормотал я, ежась от внезапного озноба. - Что, если какой-то... какая-то рыбка проговорится?
   Себватиан рассмеялся, скаля безупречные, отполированные дантистом зубы:
   - Я плачу им за молчание, - теперь он зацепил край моих трусов. Я закусил губу, когда металл захолодил кожу в паху. - К тому же, у меня всегда остается видео. Почему-то маленькие рыбки совсем не хотят, чтобы об их приключениях узнали... хм, скажем, пользователи Фейсбука или Ютуба, - отчим хохотнул, и мои трусы присоединились к лежащим на полу джинсам.
   Примется скот таким манером снимать с меня футболку, все пропало! Надо, чтоб он выпустил из рук этот факинг лом!
   - Если соглашусь... - потупил я глаза. Я тоже умею играть в игры, ты, самодовольный ублюдок! - Ты не сильно меня накажешь, папочка?
   Себастиана всегда заводило, когда я называл его так. Но обычно ему приходилось заставлять меня силой. Я никогда не говорил ненавистное слово по собственной воле. Поэтому моя податливость стала для отчима неожиданностью.
   Я не смотрел на него - боялся, что глаза выдадут, - но слышал, как изменился ритм его дыхания. Пальцы на ломике нервно сжимались и разжимались. Я расслабил свои ладони. Я был готов. Почти.
   - Да ты сам хочешь этого, гадкий мальчишка, - голос Себастиана исказила похоть. - Ты ведь хочешь, чтобы папочка тебя наказал? - Он сделал небольшой шаг ко мне. Я не шелохнулся. - А я знаю, как это сделаю! - Он зацепил меня изогнутым концом монтировки за шею и резко дернул на себя.
   Ноги запутались в штанах, я потерял равновесие и практически упал отчиму прямо на грудь. Блин, он так и не выпустил лом! Притянул мою голову к себе и впился губами в мой рот. Больше всего мне хотелось вцепиться зубами в его язык и вырвать нафиг этот скользкий отросток из Севиной вонючей глотки. Но я знал, что тогда отчим точно забьет меня насмерть, и сделает это с неменьшим удовольствием, чем он получал от секса.
   "Это не Джек, - думал я, запихивая свой собственный язык в рот Себастиана. - Это клоун Немо. Это все понарошку и только игра. Это клоун, надевший маску Джека, раздевает тяжело пыхтящего потного мужчину. Это клоун гладит чужое волосатое тело. Это клоун заставляет мужчину потерять контроль и выронить тяжелую железяку на пол. А вот это, - снимая футболку, я оторвал от руки шприц и стянул колпачок, - вот это уже Джек!"
   И всадил иглу прямо в мясистое голое плечо отчима.
   То, что случилось дальше, - не для слабонервных. Такое обычно вырезают из сюжетов новостей. Себастиан взревел, как раненый медведь, выдернул из себя шриц и кинулся на меня. К счастью, я уже успел выпутаться из штанов и белья. Отскочил от него, бросился к выходу, но отчим оказался быстрее - или грабли у него длиннее, чем я расчитывал. Короче, повалил меня на пол, рухнул своей тушей сверху, схватил за волосы и начал долбить пол моей башкой. Не знаю, что бы подалось у меня первым - лоб или шея - но тут я вслепую нащупал что-то длинное и железное. Сжал вокруг этого пальцы. И изо всей силы захерачил штуковиной назад и вверх.
   Над моим ухом взвыло так, что чуть снова перепонка не лопнула. В башке даже зазвенело. По бедру побежало что-то теплое. Сева на мне заворочался, попытался схватить мою руку. Но то ли мне повезло, то ли наркоз начал действовать, но отчим промахнулся, и мне удалось засадить ему еще раз загнутым концом монтировки. Он хрюкнул и на этот раз ухватил-таки мое запястье. Выкрутил, заломил за спину. Ломик с бряканьем упал на пол. По ходу, наркоз влиял как-то на соображалку, потому что вместо того, чтобы схватить оружие и покончить со мной одним ударом, Сева принялся меня душить. Мне бы, конечно, и этого с лихвой хватило, вот только давил отчим мне на горло уже не в полную силу. Кислород его лапища мне все же перекрыла, и я бы точно отбыл в нирвану экспресс-почтой, если бы положенные три минуты не истекли. Никогда бы, блин, не подумал, что 180 факинг секунд это такое долгое время.
   Себастиан задергался как-то странно, хватка на моем горле ослабла. Я судорожно втянул воздух в придавленные весом отчима легкие. Попытался спихнуть его с себя. Не получилось. Попробовал вылезти из-под обмякшей туши. Этот маневр удался лучше. Извиваясь и кашляя, я выполз на свободу. Колено поехало на чем-то скользком. Блин! Кровь! Неверящими глазами я смотрел на свои измазанные красным ноги и лужицу, растекающуюся от Себастиана по полу. В боку отчима темнела дыра с рваными краями. "Грубая работа, Джек" - прозвучал в башке его ворчливый голос.
   Фак! Интересно, от такого умирают? Я подобрал лом и подтянул свою задницу к голове отчима. Занес над ним монтировку и заглянул в лицо. Оно было совершенно расслабленным и спокойным, как у спящего. Из уголка рта сбегала тонкая ниточка слюны. Я прижал пальцы к податливому горлу, как это делают в кино. Не сразу нащупал жилку в складках кожи. Ага, есть. Бьется. Это нормально, что так слабо? Прижал пальцы к собственной глотке. Блин, больно! Но пульс - вот он, только бешеный, по сравнению с Севиным. Снова отполз вниз, к дырке. Кровавая лужа стала больше, или мне кажется? А вдруг у него щас кишки оттуда начнут вываливаться? Или еще что-нибудь?
   Немного подумав, я взял и засунул палец в рану. Сначала он влез свободно, а потом вроде как наткнулся на что-то плотное. Я пересрался и быстренько дернул его назад. Кровь из дырки побежала быстрее. Фак! Так Сева быстро ласты склеит, а это в мои планы не входило. Я обтер руку о первую попавшуюся тряпку - это оказалась рубашка отчима, валявшаяся на полу. Подумав, вытер ею и ноги, как мог. Поднялся и, спотыкаясь, пошел, а потом побежал вниз. В кухне нашел аптечку. Сгреб все, что было, для обработки ран и поскакал в башню. Блин, и что теперь с этим делать? Налепил на дырку ваты и салфеток марлевых, попробовал бинтом примотать. Вроде получилось, только кровь через все это все равно пропитывалась.
   Ладно, о Севе я позаботился, пора было позаботиться о себе. Отыскал под столом трусы, напялил и снова смотался вниз. Нашел скотч и моток бичевки в гараже. Прихватил на кухне нож и снова наверх. В горле драло от каждого вдоха, болели башка и помятые ребра, но отдыхать было некогда. Вот свяжу гада, тогда дух переведу.
   В моем повторяющемся сне Себастиан валялся, перемотанный скотчем, на черном кожаном диване. Теперь он загорал на пузе этажом выше, дивана тут никакого не было, и я довольно быстро сообразил, что просто связать ноги-руки отчима клейкой лентой будет недостаточно. Придет Сева в себя явно бешеный, как подколотый тореодором бык. Начнет еще кататься по полу, да мебель переворачивать. Меня это совсем не устраивало.
   Короче, взял я тушу за руки, кое-как развернул на пузе, чтобы она мордой к окну лежала. Потом подтащил к батарее. Это надо было видеть, конечно. Заляпанный кровью голый пацан пытается сдвинуть лежащего ничком здоровенного бугая, на котором из одежды - только бинт через брюхо. Ну, кое-как подтянул Севу на нужное расстояние. Привязал бичевкой за руки к радиатору. Левую ногу примотал к столу. Он здоровенный такой, тяжелый, дубовый. Я точно его не подниму. А вот с правой возникли проблемы. Пришлось снова сгонять в гараж. Там пошарил по полкам и обзавелся молотком и гвоздем с ладонь длинной. Этот самый гвоздь я зафигачил в стену поближе к плинтусу, головку загнул, и приторочил Севину конечность к получившемуся крюку. В общем, растянул мужика на полу, как лягушку. Все, теперь он от меня никуда не денется.
   Снова смотал вниз, нашел в холодильнике пиво. Одну банку выдул сразу, одну взял с собой наверх. Еще прихватил кое-какие специи из шкафа. Бутылку вина и чипсы. Чипсы для себя - ужасно жрать захотелось. Я ведь сегодня даже не позавтракал.
   Интересно, как долго Сева выдержит?
  

Когда стекло плавится

   Себастиан пришел в себя примерно через час после укола. Покряхтел, повертел башкой, подергался, чертыхаясь, в своих веревках. Потом повернул голову вбок и уставился на меня. А я чего? Сижу себе, скрестив ноги, лопаю чипсы, пивом запиваю. На мне только трусы. Нет смысла зря одежду пачкать. Кровь плохо отстирывается.
   - Джек! - голос у отчима сиплый, но властный. - Развяжи меня немедленно!
   Думаю, пора тебе отвыкать от этого тона.
   Плюнул ему в морду. Сева зажмурился, а я говорю:
   - Ты не понял. Теперь я решаю, что тебе делать. Скажи: "Спасибо, что перевязал меня, Джек".
   Ну, тут отчим на меня понес. Я даже и не догадывался, что он столько матерных слов знает, а еще типа интеллигент. Послушал немного, чисто для самообразования. Потом взял нож - им ма обычно мясо резала. Показал ему. Он на полуслове споткнулся.
   - Так что ты, - говорю, - хотел сказать?
   - Что ты собираешься с этим дела-а-а...
   Дальше он просто орал, а я его резал. Оседлал потную тушу и пустил ему кровь. Три красных полоски на спине зигзагом. Не очень ровная буква "S". Дал ему отдышаться. Он всхлипывал.
   - Стыдно, - говорю. - Взрослый мужик, а так расклеился. Если нечего сказать, так я тебе пасть скочтем заклею. У меня от твоих воплей уши болят, левое особенно. А знаешь, почему?
   Я резанул сверху вниз. Он снова завизжал, но я орал громче:
   - Потому что ты, урод, мне его порвал! - и снова резанул, снизу вверх. Буква "V" у меня получилась ровнее.
   - Прости, - выл подо мной отчим. - Прости меня! Я не хотел...
   - Заткнись! - рявкнул я и приставил нож ему к горлу.
   Все звуки умерли, как по волшебству. Сева даже всхлипывать перестал.
   - Следующая буква - "А", - спокойно сообщил я. - Это три разреза. Два длинных и один короткий. Угадай слово из пяти букв.
   - Пожалуйста, не надо, - прошептал отчим. - Хватит!
   - Ты угадал неправильно.
   Я начертил на мокрой от пота спине кровоточащее "А". Теперь Себастиан рыдал. Тело от этого содрогалось, и линии вышли корявыми.
   - Не надо, Джек, - выдавил он, давясь слезами. - Разве ты не понял? Я ведь такой же... Такой же, как ты!
   - Да ну?! Следующая буква "N". Ты угадал слово?
   - Мой отец... Он тоже заставлял меня... Он домогался... - Себастиан вывернул шею, пытаясь поймать мой взгляд.
   - Этот пузатый на кассете? - я подвинулся чутка назад, кровища начинала реально затекать в трусы.
   Сева неловко кивнул.
   - А Лукас? - я подумал про все эти заходы с рыбкой Немо. - Кто он? Твой друг?
   - Брат. Младший.
   Милая семейка!
   - И где они сейчас? - я поиграл немного с ножом, так чтобы Сева видел. - Твои родственнички. Ты никогда о них не рассказывал.
   - Они умерли, - простонал отчим.
   Вот это уже становится интересно!
   - Это ты им помог? Только не вздумай врать! - я прицелился острием в располосованную спину.
   - Не надо, Джек! Пожалуйста, - Сева заторопился, захлебываясь словами. - У отца случился инсульт десять лет назад. Он умер в доме престарелых. Меня... меня даже не было рядом!
   - А Лукас?
   - Он... - отчим всхлипнул, из носа у него текли сопли, оставляя разводы на грязном полу. - Он погиб. Давно. Какая теперь разница?
   - Разница в том, - терпеливо пояснил я, - что я еще не решил, отрезать тебе яйца или нет. Хочешь их сохранить - рассказывай все честно и по порядку. Ты понял, Севочка? - я отвел руку с ножом назад и кольнул его в упругую булку.
   - Да-а! - он дернулся и заторопился, захлебываясь в объяснениях. - Брат утонул. Он не умел плавать. Мы построили плот, вместе с отцом. Катались как-то на нем - я и Лукас. Он оступился и упал в воду. Это было на середине озера. Я пытался вытащить его, но... - он затрясся в рыданиях, а я сидел и думал вот о чем. Возможно, это была правда. Это объясняло заброшенный причал, развалившуюся лестницу, по которой, по ходу, кто-то в припадке ярости прошелся топором.
   - Отец был вне себя от горя, - продолжал Себастиан, несмного успокоившись. - Даже пить начал. Мне тогда сильно от него доставалось. Он ведь винил меня во всем. Хотя что я мог сделать? Вода была мутная. Я нырял за Лукасом, но не мог его найти...
   И тут я отвлекся. Я снова увидел Якоба... То есть Джейкоба... Короче, вы поняли. Парень стоял прямо у окна, в той же рубашке и шортиках, в каких я запомнил его в первый раз. Странно: морда отчима была повернута прямо в его сторону, но, по ходу, для Себастиана пацан оставался прозрачным, как воздух. Отчим бухтел чего-то про то, как он любил своего брательника, а Джейкоб сказал что-то - одними губами, без звука. Но я видел эти слова раньше в зеркальном отражении. "Я не один". Потом он шагнул к телескопу и стер пальцем пыль в одном месте на корпусе. Отошел в сторонку и смотрит на меня, будто ждет чего-то.
   Я слез с Севы - тот даже заткнулся от удивления. Потопал к трубе на штативе. Глянул туда, где Джей пальцем повозил. Точно, вроде из-под пыли надпись проступает. Гравировка. Я потер немного металл, и опа! Вот оно! Выходит, Себастиан мне снова врал.
   Я молча попер обратно, присел у отчима между ног, ухватил за волосатую мошонку. Мой призрачный друг улыбнулся прозрачными губами и пропал.
   - Так как, - говорю, - Лукас сам утонул?
   - Нет! - бядняга даже изогнулся весь кренделем, пытаясь уползти от возмездия. - Не надо! Я все расскажу!
   - Значит, у нас будет вечер откровений, - похвалил я. - Вот только сказок не надо, Шахерезада. Один раз еще соврешь - и чик-чик! - я приложил холодное лезвие к сморщенной потной коже.
   - Лукас правда очень плохо плавал. Почти не мог держаться на воде, - заторопился Сева, глотая слоги. - В тот день мы поссорились. И я... я толкнул брата. Он упал с плота. Звал на помощь, кричал, но...
   - Мне что, из тебя каждое слово вытягивать? - поторопил я отчима и потянул.
   - Я прыгнул в воду слишком поздно, - прохрипел он. - Больше для виду. Понырял немного и повел плот к берегу. Все мне поверили. Только отец будто подозревал что-то. С самого начала.
   - Почему ты не помог брату? - спокойно спросил я. Джейкоб показал мне ответ, но мне хотелось, чтобы отчим сказал это сам.
   - А почему я должен был спасать этого маленького похотливого гавнюка?! - старая ненависть, по ходу, все еще кипела в Себастиане. Морда налилась кровью, он шипел и плевался слюной вперемежку с соплями. - Папа всегда больше любил его, всегда! Что бы я ни делал, как бы ни старался угодить, все было не так. У Лукаса все получалось лучше. Если я плакал, мне доставались только насмешки и затрещины. Если ревел Лукас, папа покупал ему подарки и сладости. Младший брат бегал быстрее, забивал больше голов, успевал в школе, с первой попытки разводил костер...
   А потом случилось это. Папа подарил Лукасу телескоп на день рождения. Астрономией мы увлекались вместе, а телескоп получил чертов Лукас! Да еще с дарственной надписью! Папа знал, что я всегда мечтал о таком, а подарил его сопляку, который младше меня на полтора года! Брату он и не нужен был особенно. Это мелкое дерьмо возилось с ним больше, чтобы досадить мне. Так я думал сначала. Но в тот день, на плоту, Лукас рассказал мне, какие звезды он рассматривает с отцом на башне. А я... я ведь думал, что хоть в чем-то особенный! Что папа выбрал меня, потому что именно меня любит по-настоящему... - Сева всхлипнул в голос, и вдруг глухо зарычал. - И тут этот сопляк заявляет: папочка всегда говорит, что я трахаюсь лучше тебя! Тогдя я ответил: "Зато я плаваю лучше!" И толкнул его в воду...
   Себастиан дернулся, будто повторял то движение, сделанное так много лет назад, и стоившее другому ребенку жизни.
   - Сколько ему было тогда? - я серьезно раздумывал, не стоит ли мне снова нарушить свое обещание: оттяпать отчиму хозяйство и оставить ублюдка истекать кровью. - Четырнадцать?
   - Откуда... - Сева удивленно хрюкнул, глотая сопли, - откуда ты знаешь?
   - Прочитал гравировку на телескопе, - объяснил я. - Поэтому ты подарил его Джейкобу на четырнадцатилетие? А надпись сделал на книге, потому что на телескопе уже была одна? Интересно, своему ангелу ты тоже врал, что твой педофильский папочка подарил игрушку тебе?
   Сева задергался в веревках, заревел почти невнятно от ярости:
   - Не смей так говорить о моем отце!
   Тогда я пересел ему на спину и вырезал там "N".
   - Так ты угадал слово, сволочь? - спросил я, когда Сева отвизжался. - Не понимаю, что ты там скулишь. И вообще, побереги голос - я еще только начал. Ах, ты хочешь, чтобы я закончил? Тогда скажи, что случилось с Джейкобом.
   Тут Сева заканючил, что ему плохо, что он скоро помрет от потери крови, что у него пересохло в горле - короче, пробивал на жалость. Даже просил врача вызвать. Обещал, что никому не скажет, что это я сделал. Мол, навешает полиции, что это грабители его так уделали, когда он им код от сейфа говорить отказался. Значит, у нас дома еще и сейф есть, где деньги лежат? Да, Сева оказался полон сюрпризов.
   Ну, открыл я вино, дал ему пососать из горлышка. Думал, отчим разговорчивей станет. Но Сева уперся рогом. Мол, Джейкоб все сделал сам. Выпил снотворное и залез в джакузи, когда дома никого не было. Себастиан его нашел уже мертвым, когда вернулся с работы. Ну и припрятал тело. Испугался, подонок, что все его игры в рыбок и анемонов вскроются. А жене потом сказал, что пацан заходил домой и укатил на велике купаться.
   Куда он дел труп, Сева признался не сразу. Пришлось ему последнюю букву нарисовать. Оказалось, действительно утопил. Только совсем не в нашем озере. Не удивительно, что водолазы ничего не нашли.
   Я посидел немного, подумал.
   - А где, - говорю, - мать Джейкоба? С ней тоже что-то интересное случилось?
   - Нет, - Себастиан дышал тяжело, с хрипами. По ходу, еще немного и отключится. А еще рано. - Мы просто развелись, и она уехала. Обратно, в ЮАР.
   - Думаю, ты мне врешь, - я потянулся и взял стоявшие на полу перец и соль.
   Отчим почувствовал мое движение и попытался скосить глаза себе за спину.
   - Джек... Джек, не надо! Пожалуйста! Я сказал правду! Правду-у-у!
   Как это там поется в старой песне, которую иногда слушала ма? "Не сыпь мне соль на рану"? Мля, по ходу, это действительно больно. Мне пришлось заклеить отчиму пасть, так он орал. Потом я добавил перцу сверху. Потом смотрел, как он корчится, и писал все это в свою тетрадь.
   Когда я закончил,часы Себастиана показывали полпятого утра. Отчим еще был в сознании, но лежал тихо, не дергался. Все тело блестело от пота; он прокладывал светлые дорожки на спине и боках. Мне пришлось сорвать скотч, закрывавший рот. Боялся, что Сева задохнется. Клейкая лента отошла вместе со щетиной, но мужик даже не пикнул. Закалился, видать.
   - Что теперь, Джек? - прошептал он, скосив на меня опухший, покрытый кровавыми прожилками глаз. - Или ты еще не придумал? Исчерпал свою фантазию?
   - Ну почему же, - я принялся собирать разбросанную по полу одежду. - Сейчас спущусь в подвал и поиграю с отопительной системой. Газовые шланги такие ненадежные. Но сперва принесу сюда свечек. Ты же любишь смотреть, как горят свечи, Себастиан? Это ведь так романтично.
   Я действительно натащил из гостиной толстых свечей. Натыкал их вокруг отчима и зажег. Надо было слышать, какими проклятьями он сыпал в мой адрес, когда понял, что умолять бесполезно. Чтобы Сева не скучал в ожидании смерти, я зашел на Ютуб и включил ему музыку. Нет, не джаз. Кое что покруче.
   Я просыпаюсь в пепле и пыли,
   В поту и ржавчине, меня убили,
   И я вдыхаю газ.
  
   Я сбегаю в новый мир,
   Схожу с автобуса из тюрьмы,
   Это мой апокалипсис.
  
   Я просыпаюсь
   Со смертью в костях,
   Моя система взорвана на х...
  
   Добро пожаловать
   В новую эру.
   Я - радиоактивный.
   Я- радиоактивный.
  
   Приятной прослушки, Себастиан.
   Я не стал закрывать за собой дверь. Пусть подонок думает, я сделал это для того, чтобы газ мог легче проникнуть в башню.
   Теперь мне осталось написать только одно.
   Элизабет, вы можете сделать с этой тетрадью, что захотите. Если решите выполнить свой гражданский долг или просто последовать закону и отдать мое письмо в полицию - это ваше право. Я не буду держать на вас зла или что-то такое. Я все пойму. Если посчитаете, что лучше сохранить мою историю между нами, - я тоже буду окей. На башне полно доказательств против отчима, в моей комнате - копии статей из библиотеки. А на последней записи будет все, что он мне рассказал под ножом. Не знаю, конечно, может, в суде это и не зачтется. Типа под пыткой скажешь все, что угодно. Но я все-таки еще надеюсь. Потому что я так и не пустил в дом газ. Вы уже, конечно, это знаете, раз дочитали до конца.
   Не думаю, что мы с вами еще когда-нибудь увидимся. Поэтому не пишу "До свидания". Правильнее будет сказать "прощайте". И простите за то, что вам пришлось это прочитать.
   Джек.
   Ах да. Еще одно. Пожалуйста, передайте Лэрке, что я...
  

Эпилог

   Привет, Элизабет.
   Хочу сразу сказать спасибо за твои письма и подарок на рождество. Плейер мне очень пригодился - наконец-то я снова смог слушать мою любимую музыку! Извини, что не всегда тебе отвечал. Надеюсь, ты на меня не обижаешься. Я тут постараюсь вспомнить все твои вопросы из последних трех писем. Теперь мне есть, что написать в ответ, потому что у меня появились кое-какие новости.
   Одна из них очень хорошая! Мне сказали, что в следующем месяце рассмотрят вопрос о моем переводе в открытое отделение. Не то, что мне не нравится в "Стевнфорте". Я уже писал, что учителя и педагоги тут очень хорошие, во многом напоминают тебя. И еще здесь классные автомастерская и спортзал. Особенно в мастерской я многому научился. Думаю, что теперь запросто мог бы подрабатывать помощником механика. Но все равно, во многом тут - как в тюрьме. Везде решетки, строгий распорядок дня, и звонить я могу только по определенным часам, пятнадцать минут в день. Хотя кроме мамы мне звонить и некому... Или было некому до последнего времени.
   Блин, я смотрю у меня путаница какая-то получается. Ладно, попробую сначала и все по порядку. Так вот. Насчет новостей. В школе у меня все хорошо, хотя тут только два предмета - дасткий и математика. С поведением тоже все нормально. Я даже заработал кучу дополнительных бонусов, потому что помогал персоналу со всякими делами - в столовке там, или убирать территорию. Вот они и решили пересмотреть условия моего размещения. На самом деле, это могло бы случится и раньше, если бы не один случай, о котором мне даже стыдно тебе писать. Вот только теперь собрался с силами.
   У нас свободное время было. Я сидел в общей комнате, никого не трогал. Там радио играло, как обычно, какую-то попсу. Ну и тут один парень, Али, взял и переключил на классический канал. Нет, он на самом деле только рэп слушает. Просто пацаны тут видели, как я "Играй за жизнь" смотрел, каждый выпуск, когда конкурс по телеку показывали. Ну и дразнили меня Моцартом, хотя, какой, блин, из меня Моцарт?! Я же за всей этой бодягой из-за Лэрке следил. Да ты сама знаешь, она конкурс выиграла и теперь типа звезда. Ребята знали про нее - пришлось им рассказать про мою "кэрсте", чтобы они на гандбол или еще какую фигню не переключали. Даже болели мы за Лэрке всем отделением и победу праздновали вместе. Короче, тут, в "Форте", пацаны нормальные, хотя большинство и торчки.
   Ну, так вот, врубает этот Али "Радио Классика" - так, для прикола, типа Моцарта порадовать. То есть меня. А там джаз, понимаешь? Якоб факинг Андерсков. Я говорю Али, выключи, мол. А тот ржет только, не догоняет нефига. Встал я тогда, подошел к радио, сам вырубил. Так этот придурок жмет на кнопку опять и гы-гы-гы. Смешно ему, видите ли, что меня от джаза клинит. В общем, расхерачил я радио и мебель еще кое-какую поломал. Али-то заткнулся, но меня сразу заперли, а потом в кабинет. Разибраться, как и чего. Ну, я про Себастиана объяснил. Что у него любовь была к перкуссии, струнным и фортепиано. А к чему у него еще любовь они и так уже знали, из моего личного дела, да из бесед.
   Короче, они сказали, что я, конечно, виноват, но что вроде как это у меня какой-то синдром, не помню как называется. И еще сказали, что это хорошо, что я им про джаз рассказал. Это, мол, большой прогресс, что я про такие вещи стал рассказывать. И за радио даже не ругали. Потому что типа лучше я его раздолбал, чем если бы Али в морду вмазал. Типа я могу свой гнев контролировать.
   Не знаю, насчет гнева. Может, если бы Али-то не отскочил, то и ему бы досталось. Он меня побаивается с тех пор. Но вот что мне стало проще рассказывать о том, что случилось - это правда. Не думаю, что я кому угодно мог бы это доверить, но тем взрослым, которые со мной работают, - могу. И тебе, конечно. И Лэрке, может быть...
   Так вот, если меня все-таки переведут отсюда, то придется переезжать. В "Форте" нету открытого отделения. Хорошо, если бы недалеко. У ма сейчас хорошая работа в Копенгагене. Она там теперь живет из-за меня - чтобы удобнее было навещать. Познакомилась быстро с местными русскими и устроилась в магазин, сумками торгует. Помогли ей, короче. Но если меня снова на Ютландию переведут, то, боюсь, она все бросит и за мной поедет. Да, ты как раз спрашивала в одном из писем, удалось ли моей маме получить постоянный вид на жительство. Так вот, с этим теперь все в порядке. Я уже писал, что одна из бывших коллег Себастиана взялась за дело ма - бесплатно. Ну, вроде как фирма решила, что они тоже в ответе за то, что с нами случилось, и обязаны помочь. Ведь на суде что выплыло? Что мамин юрист Севе информацию про маму и меня слил, хотя Сева вообще корпоративным правом занимался. Это они, называется, за ланчем поболтали. Так что Себастиан мать с самого начала из-за меня стал обхаживать - фотку мою паспортную в ее деле увидел. Дело-то, конечно, ему приятель не показывал, это Сева уже сам подсуетился. Но хмыря, что тогда мамино дело вел, уволили все равно нафиг. Разве что лицензии, как Севу, не лишили. А зря.
   Я вот опять перескочил и забыл уже, с чего начал, так что уж расскажу сразу про суд. То есть, ты наверняка знаешь, что Себастиану шесть лет дали, ты ведь писала, что следишь за новостями. Только я в общем не про тот суд хотел сказать. В газетах-то точно не объясняли из-за чего заседания несколько раз откладывались. А подонок заразился от наркоманского шприца. Жаль, что не ВИЧ, гепатитом только. Но прихватило его все равно в полный рост. Ма сказала, что он теперь всю жизнь будет мучится, что здоровье гад потерял.
   Ты вот меня спрашивала, сожалею ли я о том, что сделал. Раскаиваюсь ли. Я долго думал, как на это ответить. Сожалею? Да. Мог ли я тогда поступить иначе? Нет. Понимаешь, я той осенью был, как беговая лошадь - пистолет выстрелил, и я вижу только трек прямо перед собой, потому что на глаза шоры надеты. Нету других путей - ни вправо, ни влево. И надо просто бежать - бежать, пока не победишь, или не лопнет сердце. Теперь-то я знаю, что возможности были. Ты вот и сама писала - почему я ничего не сказал тебе раньше? А я не видел тебя. Ты просто была одна из них. Взрослых-которые-все-равно-мне-не поверят-и-которым-плевать.
   А теперь... Раны на шкуре у Себастиана зажили, только шрамы остались. А у меня они никогда не заживут. Когда я ему спину резал, я себя резал. Теперь я это знаю. Но объясняю наверное непонятно. Иногда мне кажется, что все будет хорошо. Что я выйду отсюда, доживу в детдоме последнюю пару лет и стану свободным. Смогу жить, как захочу. И никто не будет мне указывать, брить мне волосы на башке или отращивать, чтобы скрыть татуировку.
   Но иногда, особенно ночами, когда лежу без сна, и мне кажется, что кто-то ходит этажом выше, или что около моей двери останавливаются шаги... Тогда я думаю, что все это сон. Что я навсегда остался там, в башне. Свернутый, как лента в старой кассете. Готовый проигрывать свой ужас и свою боль снова и снова, когда кто-то нажимает на кнопку. Тогда я жалею, что все-таки не спалил Стеклянный Замок - и себя вместе с ним.
   А потом приходит утро. Я встаю вместе со всеми, одеваюсь, умываюсь, за нами приходит учитель и ведет нас на занятия. Я жду звонка от Лэрке. Недавно получил от нее письмо. Даже не письмо - открытку. Там она написала свой телефон и новый адрес - теперь она живет в школе-интернате с музыкальным уклоном. Часть тех денег, что она выиграла на конкурсе, пошла в уплату за обучение. Еще в конверте лежал диск. Мне разрешили его прослушать. Там была песня. Только один трек. Вот этот:
   Ты лгал мне, чтобы защитить?
   Терпел мои несносные выходки?
   Далеко от меня
   ты почувствовал мой страх,
   когда все огни умерли,
   и мир стал серым?
  
   Ты лгал, чтобы меня защитить?
   Теперь ты далеко
   в бездонном море,
   И настало время тебе
   Опереться на меня.
   Обопрись на меня.
   Думаю, я позвоню ей, Элизабет. Мне придется хорошенько подумать, что сказать ей за те пятнадцать минут, которые мне позволено говорить. Может быть, я запишу это на бумагу, чтобы не забыть. Вот и ты говоришь, у меня неплохо получается писать. Но я уже накропал тут слишком много. Прости, если это было скучное чтиво. Еще раз спасибо тебе за все. Передавай привет Томасу, если увидишь его. Ведь ты не ведешь уроки в девятом классе.
   До свидания,
   Джек.

Плейлист Джека

   1. Nephew. Superliga (глава "Собака бывает кусачей" )
   2. Nick og Jay. Kommer igen (глава "Озеро счастья" )
   3. The Black Eyed Peas. Pump it (глава "Грязь" )
   4. Linkin Park. Lying from You (глава "Грязь" )
   5. Ludovico Einaudi. Primavera (глава "Жаворонок" )
   6. Apocalyptica. I don't care (глава "Конец связи" )
   7. Foo Fighters.Over and out (глава "Конец связи" )
   8. Eminem ft Rihanna. The Monster (глава "Конец связи" )
   9. Linkin Park. Lies Greed Misery (глава "Дети. Герои. Святые" )
   10. The Script. If you could see me now (глава "Паровозик, который смог" )
   11. Торчок. Анаша и пиво (глава "Анаша и пиво" )
   12. The Script. Broken Arrow (глава "Анаша и пиво" )
   13. Foo Fighters. In Your Honor (глава "Меня зовут Боль" )
   14. Элизиум. Дети-мишени, дети-убийцы (одноименная глава)
   15. Kato ft. Specktors & Djames Braun. Ejer Det (глава "Фэнтези" )
   16. Steam Powered Giraffe. I am not alone (глава "Я не один" )
   17. Linkin Park. It's easier to run (глава "Письмо взрослому" )
   18. Мелодия из оперы Глюка "Орфей и Эвридика", переложение для фортепьяно (глава "Орфей и Эвридика" )
   19. Linkin Park. Castle of Glass (глава "Играй за жизнь" )
   20. The Script. Hall of Fame (глава "Играй за жизнь" )
   21. Imagine Dragons. Radioactive (глава "Когда стекло плавится" )
   22. Oh Land. Lean (Эпилог)
  
   Луна по-датски - MЕne
   Валлах - Аллах знает, мультиэтнический датский сленг
   Пара - деньги на мультиэтническом датском, от турецкого para
   Собака - на датском сленге "сотня".
   Панцирь - сленговое название полицейских в Дании
   Perker - в датском языке ругательство, уничижительное общее название для эмигрантов, изначально - выходцев с Ближнего Востока.
   Коммуна - муниципалитет, орган власти на местах.
   Lykke - счастье по-датски, распространенная фамилия, а также имя в Дании
   Упрощенное Jobaholic - человек, испытывающий зависимость от работы
   Название небольшого Лунного моря
   Svans - пидор по-датски
   Rundstyk - круглая или квадратная булочка с хрустящей корочкой, которую датчане обычно едят на завтрак
   "Охота" - датский фильм 2012 г., номинирован на "Оскар". Жизнь главного героя оказалась сломана из-за ошибочного обвинения в педофилии.
   Festelavn - датский праздник для детей, когда они переодеваются в карнавальные костюмы, ходят по домам, поют песни и выпрашивают сладости.
   Фрокост - датский ланч, обычно поедается между 12 и часом дня и состоит из бутербродов.
   Санктханс - датский летний праздник, соответсвующий русскому Купалину дню
   Bjorn - медведь по-датски, напоминает мужское имя Bjarne
   Buksevand - от слов bukse - штаны и vand - вода
   Роман Ульфа Нильссона, в некоторых школах включен в программу 8 класса
   L - первая буква имени LФrke, J первая буква в имени Jacob, но также в имени Jack
   Рундбол - популярная в Дании игра, напоминающая бейсбол или лапту.
   Totte - хохолок, вихор
   KФrster - влюбленные, пара
   FlЬdesovs - сливочный соус. Слово "flodesovs" (буквально: речной соус) не существет, т.к. "flod" по-датски - река.
   Жаба - "тысяча" на датском сленге. Слово "жаба" Tudse звучит похожу на "тысячу" Tusindе.
   Тиволи - странствующий лунапарк
   Slik - типичные датские сладости в виде разнообразных желатиновых конфет
   Джурс Соммерлэнд - летний парк развлечений
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Татьяна Русуберг. Джек на Луне. Роман. 15 а.л. E-mail: suelinn@yandex.ru
  
  

44

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"