Заметки на полях одной диссертации.

Ученым можешь ты не быть,

Но кандидатом быть обязан.

Из народной мудрости.

Introduction.

Увы, эти времена безнадежно ушли в прошлое.

Какие бывают ученые теперь? Широко известная классификация подразделяет их на выдающихся (с выдающимся вперед пузом), блестящих (с блестящей лысиной) и вполне сложившихся (пополам). Автор позволил себе предложить свою, не столь изящную, но более практичную классификацию: ученые бывают любопытные, честолюбивые и богемные.

Признаки любопытного ученого:

1. Пашет, как папа Карло.

2. Щедро разбрасывает гениальные идеи всяким аспирантам, не слишком задумываясь об их (идей) дальнейшей судьбе, а иногда даже вычеркивая себя из списка соавторов (!).

3. Честно не понимает, как это может быть не интересно (как одна знакомая генетик не может понять, как я, прожив несколько лет в Брно, на родине великого Менделя, ни разу не посетил его музей).

4. Сфера его научных интересов мало зависит от существующего расклада грантов. В идеальном случае наоборот, расклад грантов начинает зависеть от его научных интересов.

5. Иногда ходит в разных носках или в штанах, заправленных в носки.

Признаки честолюбивого ученого:

1. Тоже пашет, как папа Карло.

2. Никогда не забывает включить себя в список соавторов, иногда даже оказываясь в нем впереди реальных исполнителей.

3. Идеальный субъект в грантовой системе. Обладает повышенной любовью к международным проектам, где за бешеные деньги закупается море дорогого оборудования, чтобы в итоге доказать то, что и так ежику ясно.

4. Хорошо знает, чем отличаются Реферированные Международные Журналы от всяких там прочих сборников и не тратит время на последние.

5. Хорошо умеет из одной статьи сделать две, напечатать один график в двух статьях, слегка изменив оси, и т.п.

6. Не любит тратить время на преподавание, возню со студентами и пр. - к славе это ничего не прибавляет, а времени требует уйму.

Общие признаки богемного ученого не столь ясно различимы, главное - это отсутствие у него признаков первых двух типов. Можно выделить несколько подтипов богемного ученого, наблюдаемых в настоящее время.

1. Классический советский ученый, попавший в науку, потому что в университете было интересно, а потом научная работа была хоть и не денежной, но не скучной, и оставляла достаточно времени для более достойных занятий. В свое время из таких людей могли получаться неплохие туристы, альпинисты, барды, йоги, фантасты и т.п. В настоящее время тип, по понятным причинам, вымирающий.

2. Умная жена нового русского, предпочитающая, дабы не плевать в потолок дома, пока муж делает деньги, тоже чем-нибудь заняться - современная версия типа (1).

3. Классический полевик, которому наука позволяет за казенные деньги целое лето шляться по тайге (а что для этого надо кроме рюкзака еще повесить на себя гербарную папку или что-то в этом духе, а осенью написать отчет - ну так что ж, любишь кататься - люби и саночки возить). Типичный персонаж песен Городницкого.

4. "Вечный студент" (стажер) - тип, наиболее распространенный на Западе и воспетый еще в свое время Франсуа Вийоном. Как рассказывал один знакомый австралиец: "Я давно хотел посмотреть Европу, а тут и подвернулась эта аспирантура".

История эта началась в славном городе Брно у слияния двух великих рек Свитавы и Свратки (которые не всякая курица перелетит, а иная и сверзнется!), когда под знойным небом Южной Моравии уже собрали персики и готовились собирать грецкие орехи, и бывшая восточно-, а ныне центральноевропейская осень начинала вступать в свои права.

Весь этот день начался как-то странно. Начать с того, что с утра мы получили статью из редакции. Миссис такая-то любезно просила нас внести в нее некоторые исправления и отправить обратно не позднее вчерашнего дня. Когда я поведал об этом шефу, он виновато посмотрел на меня и сказал, что, мол, они там все богатые и им невдомек, что у кого-то может не быть денег на EMS EMS (Express Mail Service) - страшно дорогая почтовая служба (цену писать не буду, чтобы не травмировать психику читателя), которая по идее доставляет письмо за один день хоть на край света. . В конце концов мы порешили, что на факс у нас денег все же хватит. Воспользовавшись моментом, я ухватил шефа за жабры, пока он куда-нибудь не убежал, дабы сочинить ответ профессору ван дер Крюге. Это светило уже два года не могло найти время, чтобы поставить свой крестик под статейкой, которую мы ему накропали, целый месяц распугивая добропорядочных бюргеров тем, что лазали по кустам в его подопытном лесу среди асфальтовых дорожек, шлагбаумов и угрожающих надписей "Частное владение, вход воспрещен". После двухлетнего беканья и меканья он прислал наконец письмо, где любезно сообщал, что крайне занят, и вежливо интересовался, а не мог бы вообще кто-нибудь написать его часть статьи за него, а он уж, так и быть, поставит свой крестик. Коварно хихикая, как запорожцы на картине Репина, мы с шефом накропали "наш ответ Чемберлену", сводившийся к тому, что если он до такого-то числа не перестанет валять дурака, то мы отошлем статью без него.

После этого я засел за очередную "нетленку". Тяжкая эта вещь - будни молодого ученого. На мой скромный взгляд, в ней было бы достаточно написать: "В этом году мы мерили там же, то же и так же, что и предыдущих три года, и получили примерно то же самое", привести таблицы и графики и расслабиться. Но ведь это Его Величество Реферируемый Международный Журнал, не хухры-мухры! Вот и сиди высасывай тут себе из пальца переворот в науке. Честно скопировав из предыдущих статей "Introduction" и "Material and methods" и вставив сакраментальную фразу типа: "Имеющий очи да разует их и узрит результаты наших наблюдений на Рис. 1 и 2", я сел и глубоко задумался...

Шеф ворвался как всегда без стука и как всегда не вовремя - я едва успел переключиться на не вызывающий подозрений Word. Не вовремя - потому что как раз сейчас я высадился на Марс. Разумеется, первый же выстрел неприятельского кибердиска превратил мой танк в груду железа, но очередь из плазменного пулемета заставила его заткнуться. Дальше все шло почти как по маслу.

- Пожалуйста, я тут получил важное письмо по е-мейлу, его надо срочно распечатать.

За полтора года существования у нас выхода на интернет он так и не научился это делать.

Дело уже шло к полудню, так что распечатав письмо, я пошел есть. После обеда мы все потихоньку сползлись к шефу пить чай, и он, по своему обыкновению, заговорил о планах.

- Я предлагаю провести измерения на Pinus pinea, - сказал шеф.

- Pinus pinea мы уже мерили два сезона, - осторожно возразил я, - Может быть стоит обратить внимание на Pinus canariensis ( Pinus pinea L. - сосна итальянская, или пиния; Pinus canariensis C.Sm. - сосна канарская. Автор убедительно советует любезным читателям посетить места естественного произрастания обоих видов, даже без научных целей. )

В это время вошла секретарша и положила перед шефом пачку бумаг. Просмотрев их, он торжественно сказал:

- Нет, в будущем году мы будем проводить измерения на Pinus sylvestris (Pinus sylvestris L. - сосна обыкновенная. Места ее произрастания могут представлять интерес для читателя разве что часто встречающимися сопутствующими кустарничками рода Vaccinum - черникой и брусникой..) Почитайте, какой грант нам предлагают немецкие коллеги.

Material and methods.

Насчет будущего года шефа, конечно, подвел его европейский оптимизм. Ответ из Брюсселя, обещанный под Рождество, пришел как раз на Ивана Купала. Деньги же шли после этого до октября. Шеф, обманутый в лучших чувствах, кипятился (впрочем, по-европейски сдержанно) и говорил, что за это время их можно было бы донести пешком в чемоданчике, я же по-русски цинично подумал, что чиновники хотят кушать не только в Москве.

Долгожданный проект назывался "PusuvasForest", дабы потешить самолюбие одного будущего члена НАТО, ибо именно в Pusuvas превращалась река Пусьва, попадая на его территорию, хотя мерить мы должны были в глухом медвежьем углу, откуда оного члена изгнали лет эдак пятьсот назад.

Естественно, ехать на место в октябре не имело никакого смысла, поэтому всю зиму на средства "PusuvasForest" мы обсчитывали старые материалы по дубам Южной Моравии. А когда в оной Моравии уже начала поспевать черешня (жаль, не успел пособирать), мы, наконец, двинулись на северо-восток.

На красотах пейзажей, открывающихся из окна вагона, и прелестях Брестской таможни я останавливаться не буду: кому надо сами посмотрите. Так что перейдем сразу к...

1. Site description.

Да, ребята, прямо скажем, не Pinus canariensis. Место и у нас, между нами говоря, могли бы выбрать и получше - какую-нибудь Мещеру или Карелию. А тут вечные пуды глины на сапогах и намекающие на вечный покой осиновые сучья над головой. В общем, самое подходящее место, чтобы спиться, спятить или повеситься.

В Европе, кажется, чуть ли не о каждой старой башне рассказывают байку, как в ней сохла какая-нибудь прекрасная принцесса, а о каждой второй - как оная принцесса с горя с нее бросилась. В России башен особо не строили, однако принцессы (и не только) тоже сохли, но решали свои проблемы иначе. Поэтому поблизости находилось болото Манин Мох, заслужившее свое название в честь некой Мани, которая свела в нем когда-то счеты с жизнью. Я ее понимаю.

Зато общество, сидевшее перед камином в большой комнате местной гостиницы, было самое изысканное. Пока шеф расшаркивался перед всевозможными светилами заграничной науки, между делом представляя им "своего нового студента (На Западе, надо заметить, student - понятие растяжимое. Так могут назвать и аспиранта, и стажера, и вообще ученого, работающего под чьим-то непосредственным руководством. Так что кому понравилось быть студентом - вперед и с песней!) (меня то есть), у меня от этих докторов-профессоров аж в голове закружилось. Запомнились почему-то только двое: профессор Ковальский и профессор Шульцман. Все ждали еще некоего мистера Мак-Мерфи (вообще-то он не просто мистер, а доктор, профессор, почетный и понечетный, но с демократичностью истинного янки он всем представлялся просто Джерри), который куда-то запропастился. Вскоре выяснилось, что он так и не появится, и пришлось начинать без него.

Как оказалось, накануне его пригласил в гости лесник. Бутылка самогонки вызвала у высокого гостя бурный прилив энтузиазма. И когда переводчик время от времени дергал его за рукав и напоминал, что завтра совещание, Джерри махал руками и кричал, что он шотландец, и предки его были шотландцы, и он пил, и будет пить, и ничего с ним не будет. Не знаю, как насчет шотландских предков, но их американскому потомку явно не повезло - сейчас он валялся в своем номере и тихо постанывал.

Ну и Бог с ним. Зато меня ждал приятный сюрприз в лице Галки. Та после биофака уехала в этот медвежий угол, и с тех пор я ее не видел. Она совершенно не изменилась. По старой дружинной Речь идет о Дружине охраны природы, естественно, а не о дружине князя Игоря. привычке и недостатку иных развлечений влезла в какую-то безнадежную историю по изгнанию каких-то новорусских дач из какого-то заказника. Обменявшись своими новостями и перемыв косточки общим знакомым, мы прислушались к речи, которую в данный момент толкал доктор Чернухин, расхваливая зарубежным гостям вверенные его попечению леса.

Как местный научный начальник, доктор Чернухин любезно согласился поучаствовать в проекте своими лесами, если мы столь же любезно купим ему трактор стоимостью в половину гранта. После кляузы министру и прочих закулисных переговоров он согласился, наконец, на две шведских бензопилы.

- Подумаешь, Голландия - первое место по числу лесоведов. Мы вот занимаем первое место в Восточной Европе по числу измерительных вышек на гектар леса! - и доктор Чернухин гордо посмотрел на зарубежных гостей, - И еще наш заповедник занимает первое место в районе по числу компьютеров Не сомневаюсь - уверен, что других компьютеров в районе просто не было, ну разве что у председателя райисполкома стоял какой-нибудь 286 для представительности и игры в "Диггера"! А сейчас, господа, я предлагаю вам осмотреть наш краеведческий музей, а потом наши пробные площади.

Народ облегченно вздохнул, ибо речь доктора Чернухина (основную часть которой мы просплетничали с Галкой) его несколько утомила, и двинулся наружу.

Посетитель краеведческого музея первым делом оказывался нос к носу с великолепным чучелом благородного оленя. Если ему было не лень посмотреть на табличку, он мог уяснить, что данный экземпляр был застрелен с научными целями лично академиком АН СССР, почетным доктором Болонской академии художеств и антихудожеств, понечетным китобоем г. Осло (с 1966 г.), сопредседателем Советско-Норвежского Общества охраны китообразных (с 1988 г.) (Кстати, о птичках (т.е., китах). На одной международной молодежной экологической тусовке в 1985 г. автору лично довелось слышать, как на вопрос одного наивного заграничного "зеленого", почему все страны уже перестали бить китов, а только Россия и Япония продолжают, один маститый зоолог ответил очаровательной фразой: "Мы ведем постоянный мониторинг, и как только численность китов упадет до критической, мы сразу же прекратим отстрел".), иностранным членом-корреспондентом Эдинбургского Общества любителей пернатых им. попугая Флинта и прочая и прочая Е.В. Ястребовым в 1981 г. После проведения исследований шкура его (оленя) была любезно подарена им (академиком) местному музею. Правда, бабулька, смотрительница музея, мне любезно поведала, что с тех пор благородного оленя здесь не встречали. Что еще больше повышает научное значение исследований академика Ястребова, которому посчастливилось обнаружить и изучить последний экземпляр этого редкого вида и выяснить, что он ел в последний раз на обед, прежде, чем этот вид исчез с лица N-ского района ( Досадная авторская неточность. Последний в N-ском районе экземпляр благородного оленя (Cervus ellaphus hyppellaphus) был добыт в 1886 г. местным помещиком А.Б.Кречетовым, а научно-охотничьи подвиги по изучению редкой фауны академика АН СССР Е.В.Ястребова происходили в иных районах (прим. ред.).)

Больше ничего существенного в краеведческом музее мне в глаза не бросилось. Не было даже традиционных ржавых касок и автоматов, ибо в войну, говорят, только однажды парочка каких-то сумасшедших немцев заехали сюда на мотоцикле, да поскорей убрались. Так что дальнейшее знакомство с достопримечательностями N-ского района продолжилось уже в лесу.

Месить глину высоким гостям (и нам в придачу), слава Богу, не пришлось, ибо прямо от гостиницы в лес вели дощатые мостки. Без них пришлось бы туго, ибо здоровенные ели и осины валялись всюду и во всех направлениях, пропиленные лишь по ширине мостков - заповедник, как-никак. "Эх, сколько кубов пропадает!" - ворчал время от времени, глядя на это безобразие, один коллега - у него, как выпускника лестеха, идея предоставить природу самой себе хотя бы здесь явно не вызывала энтузиазма. "Ну, да, таким только дай волю...!" - шипела мне в другое ухо Галка, достойная выпускница биофака.

Между тем мы постепенно углублялись в лес. На деревьях хорошими гвоздями из нержавейки были прибиты таблички с номерами. По мере увеличения номеров мы, наконец, приблизились к чуду научного приборостроения - 60-метровой вышке, поставленной мистером Мак-Мерфи. Т.к. сам Мак-Мерфи, как уже упоминалось выше, пребывал в несколько затруднительном положении, речь о пользе международного сотрудничества в науке опять толкнул Чернухин, после чего мы двинулись дальше.

Вышка герра профессора Шульцмана была несколько скромнее - метров 30-40. Впрочем для худосочного сфагнового ельника этого вполне хватало. Пока профессор Шульцман говорил что-то умное об энергомасообмене сфагнового ельника, мы с Галкой успешно попаслись вокруг по черничке, благо в сфагновых ельниках ее обычно хватает.

Дальше мостки уходили совсем уж в болото, где постепенно вывели к довольно странному сооружению, оказавшемуся тоже научным объектом. Способности к вышибанию грантов у пана профессора Ковальского, очевидно, были не слишком велики, поэтому он предпочел ограничиться изучением верховых болот. Его 10-метровая вышка, по виду сваренная из водопроводных труб, возвышалась над корявыми болотными сосенками почти так же гордо, как и творение доктора Джерри над мачтовым сосняком 1а бонитета.

- А что ж их всех сюда-то занесло? - тихонько поинтересовался я у Галки.

- Ну, все очень просто. Сначала этот Джерри достал грант по бореальным лесам. Ну, эти ваши москвичи подсуетились, его сюда свозили - вот и совместный проект получился. А чем тут не бореальные леса? Ну, ему тут такую гостиницу отгрохали, уже видел?

Я кивнул - гостиницу я повидать уже успел. Снаружи ничего особенного, изба как изба, но едва ли в радиусе 100 км найдется другая такая изба с горячей ванной, теплым сортиром, микроволновой печью и прочими прелестями цивилизации.

- Так вот, - продолжала коллега, - а потом и этот Шульцман грант достал, что-то по южной тайге. Так чего ж он попрется куда-то к черту на рога, когда тут уже и гостиница, и охрана какая-никакая - заповедник все же - и электричество прямо в лес дотащили. А что - тут вполне южная тайга. Ну, а потом и Ковальский сюда же - у него что-то по бассейну Волги. До Волги, правда, тут далековато, зато, как говорится, вся инфраструктура уже есть.

- А Пусьва?

- Не, бассейн Пусьвы начинается вон за той гривой, это километров пять отсюда, а тут еще бассейн Масьвы. Но здесь же инфраструктура, охота была вам еще 5 км кабели тащить! Правда, профессор Тыщебрюхов тут пытался ваш "PusuvasForest" перетащить в Верхне-Пусевское (у него там дача, между прочим, и рыбалка там отличная), но фиг ему!

- Но вообще-то, только это чисто между нами, - и Галка перешла на шепот, - Шульцман с этим Джерри терпеть друг друга не могут.

- Что, кто-нибудь из них кого-нибудь гусаком назвал? - с невинным видом поинтересовался я.

- Да нет, у них так не делается, это ж не Россия - ответила она на полном серьезе. - Наверно кто-то кого-то не отцитировал в каком-то важном журнале или грант из-под носа увел. А в общем я и сама толком не знаю.

Поскольку больше вышек не предполагалось, под вышкой пана Ковальского начался долгий научный треп. В конце концов, мне это надоело, и я решил продолжить экскурсию сам (Галке, к сожалению, пришлось остаться при Чернухине). Выбравшись из научного болота, я вскоре наткнулся на очаровательную полянку, на которой одиноко росла краснокнижная орхидея, а вокруг виднелось несколько подозрительных ямок. Поблизости, по краю полянки ползала деревенская бабулька, собирая чернику.

- А что, бабуль, небось остальные цветочки-то вы на базаре и продали? - ехидно спросил я, предварительно поздоровавшись.

- Что ты, милок, это ученые, из самой Москвы, с научными, говорят, целями. Их тут давеча много росло, а эти как увидели, как закричали, руками замахали, единственное, мол, местообитание в области! Потом как пошли по-своему ругаться: "вульгарис" там какой-то и еще что... Да ты не думай, они не выдрали, как шпана какая. Аккуратненько так выкопали, чтоб ни один корешок не забыть, этикеточки повесили. А эту вот оставили - говорят, на следующий год мониторинг какой-то делать будем. Ты, милок, не знаешь, че это, мониторинг-то этот?

Великая вещь - научные цели! Вот у меня одна подруга востоковедом работала. Были они как-то в Индии, целой делегацией, в те еще времена, когда великое и древнее индийское искусство траханья считалось вредным для морально незрелых советских граждан. Так обратно каждый из их команды вез по "Кама-сутре" - исключительно для научных целей, конечно (жаль не спросил, не проводили ли они потом научно-практический симпозиум ( Кстати, symposium - совместное возлежание (lat)) по обмену опытом). А как прекрасна уха, сваренная из контрольного отлова (если конечно отлов проводился не в какой-нибудь Моче - название одно чего стоит, или Воймеге ( Обе речки действительно протекают по Среднерусской равнине, и в обеих действительно проводился контрольный отлов. В первой, по свидетельству автора, в протоколах оного отлова так и было написано: "рыбы нет". Во второй же, согласно народной легенде, у ихтиологов растворились капроновые сети, так что видовое богатство и гастрономические качества тамошней ихтиофауны науке остались неизвестны.) ) - об этом вам поведает, наверно, любой ихтиолог.

Field measurements.

О, вышка, колыбель моя! Любил ли кто тебя, как я?

Вся прелесть заключалась в том, что вышка была единственным местом в округе, где можно было уединиться и от людей, и от насекомых одновременно. Уже сам процесс восхождения на нее позволял отрешиться от мирской суеты и подумать о вечном. Особенно если учесть, что держаться можно было только одной рукой, ибо в другой был прибор: коварные буржуины, видимо, не предполагали, что его придется перемещать таким образом, поскольку его штатная упаковка являла собой чемодан почти с меня ростом, заполненный преимущественно воздухом, а из самого прибора торчало столько трубочек и краников, что заталкивать его в рюкзак казалось кощунством. По дороге наверх время от времени на перилах попадались плоды раздумий коллег, посещавших вышку до меня, когда они совершали то же восхождение: "Верной дорогой идете, товарищи", "Сидел на елке дятел, сидел, сидел и спятил" и даже "Советский фотосинтез - самый интимный фотосинтез в мире" (По наблюдениям одного коллеги устьица под микроскопом выглядят весьма эротично... Впрочем, тогда он еще не был женат.) . Так что когда в итоге ты доползал на самую макушку, ты был уже вполне созревшим для просветления. Но просветляться было некогда, ибо дневная кривая фотосинтеза, изящно помахивая хвостом, уже неслась от рассвета к закату, а неутомимое начальство жаждало, чтобы я ее, родимую, за оный хвост ловил, и чем чаще, тем лучше. Что было не так легко, ибо июльские ночи коротки (хорошо еще, что в этих краях не бывают белые ночи!). Лишь к обеду, когда кривая замедляла свой бег, достигнув полуденной депрессии, и даже бессловесная железяка уставала за ней гоняться (ибо у нее садились аккумуляторы), я мог на пару часов оставить свой боевой пост. Если еще оставались силы, это время я мог посвятить внеплановым исследованиям плодоношения доминирующего в травяно-кустарничковом ярусе Vaccinium myrtilus ( Во, наплел-то, ученый! Черничка там росла, ясно? (прим. местной бабульки).). Когда, наконец, кривая фотосинтеза ложилась спать до следующего утра, и я спускался с вышки и доползал до гостиницы, обычно стояла уже глубокая ночь. Джерри и его ребята сидели на сон грядущий у камина, потягивая джин-тоник. Когда я, как тень, проползал мимо них, Джерри обычно приветствовал меня: "Что, надумал закончить? Прекрасное решение!"

Но не только праведными трудами во славу российской и мировой науки запомнилась мне эта вышка. Когда и неутомимое начальство утомлялось гоняться за кривыми, тогда можно было на закате залезть на вышку без прибора в руке и просто смотреть на заходящее солнце, не думая о том, сколько миллимолей фотонов падает сейчас в секунду на квадратный метр моего лица, и достигла ли уже световая кривая точки компенсации (Кому и впрямь интересны эти фотоны и точки компенсации - почитайте какой-нибудь подходящий учебник.). Ну, а если компанию в этом занятии мне составляла Галка! ... Да, в нашей работе, безусловно, есть свои прелести!

Иногда вышка становилась и местом интересных наблюдений, не относящихся непосредственно к области экологии леса. Так, однажды, спустившись с вышки, дабы передохнуть от праведных трудов, я узрел, как прямо под вышкой, нежно обхватив руками пень, зычно храпел профессор Тыщебрюхов. Рядом с ним валялась пустая бутылка из-под водки, очевидно взятая им для отбора образцов. Пока, решив, что фотография столь именитого ученого, отдыхающего после тяжелого трудового дня, безусловно украсит местный краеведческий музей, я бегал за фотоаппаратом, профессор, прервав заслуженный отдых, уполз куда-то за новыми образцами.

Как пишут в романах, месяц наблюдений пролетел, как один день.

Перед отъездом шеф договорился о встрече с доктором Валенковым-Сибирским. Когда через полчаса после назначенного рандеву Валенков еще не появился, а до отхода последнего на этой неделе автобуса оставалось времени только-только чтоб добежать, кипучая натура шефа не выдержала. Подхватив чемоданы, он помчался на остановку, попросив меня по дороге забежать к Валенкову домой. Доктора я застал в сенях. Он щипал петуха, меланхолично уставясь в пространство и, возможно, прозревая там грядущие открытия.

- А, ...что? - ответил он на мой отчаянный вопль поторопиться, медленно спускаясь с небес на землю. - Да, да, я помню, я сейчас зайду, зайду.

Справедливости ради надо заметить, что опыт не подвел маститого натуралиста. Он-таки успел дойти до остановки и перекинуться парой слов с шефом, прежде чем до нее дополз автобус, героически меся колесами непролазную среднерусскую глину.

Koffee-break.

Вообще-то такого раздела в статьях нет. Но зато есть в повестке дня любой нормальной конференции - должны же товарищи ученые иногда расслабиться! А если они расслабляются подольше и не кофием, то раньше это называлось "товарищеский ужин" - наших товарищей с ихними господами (как теперь называется - не знаю). Надо сказать, что кроме отдыха настоящий ученый может найти там самое широкое поле для наблюдений.

Место для такого мероприятия выбирать всегда умели - монастырская трапезная, средневековый пороховой погреб... На сей раз товарищеский ужин происходил сразу в двух местах - начался он в тропической сельве, продолжился же в натуральной пустыне. И то, и другое было отделено друг от друга переходом метров в сто, а от неприветливого и холодного голландского ноябрьского неба - здоровым слоем стекла.

Первую речь произнес, естественно, голландец, как представитель организаторов. С гордостью напомнив собравшимся, что их институт возвышается на самой высокой горе Голландии (целых 40.5 м!), а сама Голландия занимает первое место в Европе по числу лесоведов на гектар леса (тут он снисходительно посмотрел на соседа-бельгийца - тех подвели, видать, Арденнские горы, где популяция лесоведов оказалась слишком разрежена), коллега перешел к воспеванию красот оного застекленного чуда......

Кстати о голландцах. Чешские коллеги поделились со мной одним интересным наблюдением, проведенным в то время, когда на лесной факультет приезжала на стажировку одна голландка. Так вот, когда коллеги решили сводить ее в пивную (а чехи, как известно, в пиве кое-что соображают), то, после шестой пол-литровой кружки, когда суровые среднеевропейские горцы уже почти валялись под столами, эта хрупкая девушка с берегов далекого Северного моря была еще ни в одном глазу.

Профессор Тыщебрюхов был классическим русским самородком. В минуты протрезвления он рождал идеи, настолько гениальные, что мне ни разу не удавалось понять их больше, чем на 10%. В остальное же время он, со своей широкой славянской душой, мог нахамить в любой момент, за что тут же любезно прощал. Сейчас на нем был смокинг, в котором он был страшен, как леший; штормовка шла ему явно больше. Что он толкал сейчас, я не понял даже на 5%. Когда же я попытался уточнить его особенно заковыристую мысль о ранговых распределениях в популяции лесоведов, профессор Тыщебрюхов по-отечески любезно посоветовал: "Заткнись, ты все равно ничего в этом не понимаешь", потом после секундной паузы прибавил: "и понимать не можешь". Пораженный научной смелостью его последней гипотезы, я предпочел не открывать прений.

Над пустыней опустилась вечерняя прохлада. Застекленное среднеевропейское небо потемнело, кактусы и муляжи костей верблюдов и первопроходцев скрылись в сумраке. Издали доносился рык львов (изредка) и их запах (постоянно).

Последним спич произнес Генрих Фридрихович Розенлев, когда-то по молодости "истинный ариец, беспощадный к врагам рейха", а ныне кандидат в члены НАТО. Помню только, он говорил что-то о том, что каждый день выпивает стакан шнапса. Судя по его синусоидальным колебаниям, заметным даже невооруженным глазом, на сегодня свою норму он давно перевыполнил. Дабы не отключиться, я попробовал заняться визуальной оценкой частоты и амплитуды его колебаний, однако это мне не удалось. Что было дальше - хоть убей, не помню. Проснулся я, однако, среди ночи в своей постели, от громкого стука в дверь. "Эй, открывай! Мы знаем, что у тебя есть девочки!" Сосед тоже проснулся, и мы с ним мрачно переглянулись. Любителям девочек колотить надоело, тем более, что дверь не была заперта. В нее ворвались профессор Тыщебрюхов и доктор Валенков-Сибирский. Один из них что-то недовольно буркнул, поняв, что ошибся номером, и они смылись. Впоследствии выяснилось, что наш коллега из соседнего номера, у которого предполагались девочки, как примерный семьянин, спал один в своей постели, трезвый, как стеклышко.

2. Data processing.

И вот, в Южной Моравии опять поспели грецкие орехи, но мне, увы, не до них, ибо через месяц отчет по проекту "PusuvasForest", а сейчас еще надо доделать статью по каким-то старым шефовым данным, которые не лезут ни в какие ворота. Да еще профессор ван дер Крюге, пробужденный в свое время ото сна нашим ультиматумом, прислал очередной ответ на нашу очередную версию статьи. Теперь он отвечал регулярно, исправляя каждый раз в тексте по паре запятых (порой им же самим вставленных при предыдущей проверке). Наша переписка уже давно превзошла размеры самой статьи, но конца ей пока не предвиделось, но очередной ход в ней был сейчас за мной.

Передо мной все тот же допотопный 486, в котором все, что можно уже стерто и заархивировано, а места все равно нет. Практика, впрочем, показала, что писание завершается не тогда, когда написано все, что надо, а когда кончится отведенное на это время: в последние пару ночей шефа посетят гениальные идеи, как можно все опять переделать, так что спать он все равно не даст. Поэтому сейчас можно посвятить себя на полчасика другим заботам. Тем более, что тут дела куда похуже, чем со статьей. Мне никак не удается взять Вашингтон - американские фаланги стоят насмерть, и об них разбивается уже четвертая моя пушка. А Вашингтон мне нужен позарез, ибо вавилонские танки прут на Москву, а у меня танки никак не изобретутся. А еще потому, что по "Радио Свобода", которое шеф крутит круглые сутки, про нас сказали какую-то очередную гадость, и взять Вашингтон - это вопрос национальной гордости великоросса. Сейчас, однако, национальную гордость пришлось отложить, и когда запас пушек кончился, а Вашингтон, как Минас-Тиррит, по-прежнему возвышался непреступной твердыней на пути восточных орд (иначе говоря, моих), я, вздохнув, вернулся к науке.

Есть, как известно, ложь, наглая ложь и статистика. Являясь специалистом в области последней, я пребывал в мучительных раздумьях, какую из трех предпочесть. Час назад шеф, взглянув на графики, в святой простоте спросил:

- А почему тут у тебя r2=70%? Должно быть ну хотя бы 95.

И он с хладнокровием истинного среднеевропейца принялся в сотый раз объяснять мне, что если какие-то точки не ложатся на график, значит что-то там было не так, и эти неправильные точки надо выкинуть.

- Что, так и писать: "Сезонные приросты измерялись в 1955 году при помощи штангеля Автор просит извинения у коллег и поясняет, что ему известно, что и в 1955 г. сезонные приросты штангелем не мерили. Но имеет же он в конце концов, право на художественное преувеличение?!?" - осторожно спросил я, решив не спорить и переходя к следующему вопросу. Шеф недовольно поморщился и задумался.

- Да нет, так нельзя... Знаешь что, давай напишем так: "Сезонные приросты измерялись механическим способом в период до начала глобального потепления климата". Ну, не было у нас в то время денег на дендрометры, ну, не было - шеф страдальчески поморщился, - И вот нам с Марушкой пришлось... Ах, Марушка, Марушка! - и лицо его опять просветлело. И тогда, пока он предавался воспоминаниям о своей романтической молодости, я задал еще один коварный вопрос:

- А вы уверены, что стоит рассчитывать транспирацию насаждения за сезон, если вы мерили всего одно дерево, да и то лишь два месяца? - осторожно поинтересовался я. Годы в приличной Европе не прошли для меня даром - пару лет назад я бы просто сказал, что это бред сивой кобылы, с которым я не хочу иметь ничего общего.

- Ну, что ж поделаешь, не было у нас тогда больше приборов, - воскликнул шеф с отчаянием. - Но не пропадать же данным, которые мы с Маркетой тогда набрали. Ах, Маркетка, Маркетка! ...Жаль только, что через два года это дерево засохло, как потом оказалось, от корневой губки, так что не удалось повторить измерения (но об этом мы писать не будем).

...Додумать до конца, какую комбинацию, наиболее похожую на правду, на сей раз произвести из трех вышеупомянутых видов лжи, мне не дали. Шеф вошел в комнату в сопровождении низенького толстенького господина, оказавшегося, как потом выяснилось, профессором Делла Равиолли, ученым блестящим и выдающимся одновременно (см. Introduction).

- А это наш специалист по фрактальному моделированию из Москвы, - представил меня шеф зарубежному визитеру. Тот буркнул: "Nice to meet you," с милой южной непосредственностью не поворачивая головы. Дальше они продолжали что-то о своем - шеф, кажется, окучивал его на предмет гранта.

- А вы рассчитывали фрактальную размерность? - спросила вдруг важная персона.

"Простите, а что такое фрактальная размерность?" - чуть было не спросил я, но вовремя одумался - я же великий специалист по фрактальным моделям. Поэтому, подобно отцу русской демократии Кисе Воробьянинову, я буркнул: "Да уж," - и с умным видом уставился в пространство. Визитера ответ, кажется, удовлетворил, и его мысли тут же поскакали дальше, мои же потекли своим путем.

Да, еще фрактальной размерности мне не хватало... Вот в старые добрые времена, когда компьютеры занимали по полкомнаты (у нас тогда была СМ-4), и естественники не понимали в них абсолютно ничего, программист был царь и бог и без фрактальных размерностей. Вот помню когда-то...

Респектабельная старушка божий одуванчик робко вошла в мою комнату.

- Я вот тут мерила ... (я не помню, откровенно говоря, что она мерила - то ли ножки у сороконожек, то ли тычинки у лютиков). Не могли бы вы мне что-нибудь посчитать?

С важным видом я посмотрел на написанные от руки листки с колонками цифр. "А набивать это тоже, стало быть мне?" - недовольно подумал я. Вслух же я сказал:

- Может вам тут кластерный анализ посчитать?

- Ой, а что это? - и она посмотрела на человека, умеющего ругаться такими словами с еще большим уважением, - Мне бы что-нибудь попроще.

Вдруг меня посетила совершенно гениальная идея, из тех, которые и двигают прогресс науки. Пощелкав минутку клавиатурой, я сделал умное лицо и заявил:

- Посмотрите, корреляция между длиной тела и числом ножек 99.5% (вспомнил, речь шла все же о сороконожках)! А кстати, - вспомнил я свои визуальные наблюдения, - они ведь живут больше под корягами какими-нибудь, любят сырость, да? И растут там, наверно, лучше? Посмотрите, гениально! Корреляция с сезонной суммой осадков - 87.9%! А если мы это нарисуем сейчас в главных осях... Великолепно!

Войдя во вкус, я еще долго что-то плел, время от времени щелкая по клавишам. Старушка ушла бесконечно счастливой, нежно прижимая к груди драгоценные главные оси.

...А теперь вот гадай тут, какие точки на графике списать на ошибки! И, оставив приятные воспоминания, я возвратился к тому, что любимый начальник намерил когда-то в приятном обществе Марушки и Маркетки.

Results and discusion.

Медуницы продолжают сосать померанцы,

Акрополь все еще виден вдали.

К.Прутков.

1. Цидония пала 3 октября 1999 года после краткого, но кровопролитного сражения. Земля была спасена от инопланетной угрозы (по крайней мере до появления следующего "X-com").

2. За два года наблюдений было успешно израсходовано $250 099 из кармана доверчивых натовских налогоплательщиков (Туда им и дорога - нечего было свое НАТО расширять (прим. патриота).).

3. Транспирация еловых монокультур в Моравии в 19.. г. оставалась с точностью до колебаний погоды такой же, как и за предыдущие 10 лет измерений.

4. LAI типичного для Голландии насаждения эвкалипта австралийского составило 3.5.

5. Исследования показали, что водный баланс бассейна верховьев Pusuvas/Пусьвы характеризуется избыточным увлажнением, что должно приводить к образованию болот. Каковые там и наблюдались невооруженным глазом, по крайней мере, последние несколько тысячелетий. Более того, никаких признаков опустынивания территории обнаружено не было, что еще больше подтверждает наши выводы. Аналогичные результаты получили J.A.Ribeira & J.McMurphy (1996) для дождевых лесов Амазонии и T.Jansson & J. McMurphy (1997) для Северной Финляндии. При этом K.K.Mumbojumbo & J. McMurphy (1995) получили совершенно противоположные данные для Юго-Западной Африки. Причины этого странного расхождения нам предстоит исследовать после получения следующего гранта. Однако если среднегодовая температура воздуха поднимется на 4С, то на исследуемой территории можно будет выращивать персики и грецкие орехи, как в Южной Моравии, а если еще на 5С - то и финиковые пальмы.

Дальнейшие подробности имеющий очи, разув их, смог бы узреть на Рис. 1-10, но т.к. они едва ли будут понятны, а главное, интересны читателям, автор в целях экономии бумаги и охраны лесов позволил себе их опустить.

Acknowledgment.

Автор приносит свою глубочайшую благодарность всем своим бывшим начальникам по части моделирования лесных экосистем, без любезной помощи которых, часто неосознанной, этот труд никогда бы не смог появиться на свет Даже в Библии, вроде, сказано: "Возлюби начальника своего, как самого себя, ибо не зря он носит меч на бедре своем". Или я что-то путаю? . Особую благодарность автор приносит фирме Li-Cor Inc. (Небраска, США), обеспечившей его идеальным спортивным снарядом под названием LI-6200 для тренировки в переноске тяжестей и лазания по шведской стенке с одной рукой.

Работа выполнена без финансовой поддержки фондов Сороса, Макартура, Горбачева, равно как и всех прочих, за что им тоже спасибо (кому когда-либо случалось писать заявки и отчеты по грантам, понимает почему).

References.

Tatarinov, F.A. Modelovanн struktury a vodnнho provozu vzrostlэch stromщ a lesnнch porostщ. UEL LDF MZLU, Brno, 1998.

Стругацкий, А., Стругацкий, Б. Понедельник начинается в субботу.

Пелевин, В. Принц Госплана.

Ерофеев, В. Москва-Петушки.

Mumbojumbo, K.K. & McMurphy, J. (1995) Simulation of water balance of Namib desert. J.Hydrol., v.131, pp.13-33.

Ribeira, J.A. & McMurphy, J. (1996) Problems of water regime of basin of upper Amazon. J.Ecol. v. 23, pp.7-12.

Appendix A: Program listing.

program PhD_Thesis;

uses scientific_job;

var PhD:boolean;

begin

PhD:=False;

repeat

field_measurements;

writing_of_paper;

conference;

until PhD=False;

end.

Модуль scientific_job - смотри все вышеописанное.

Таким образом, пройдя по вышеописанному алгоритму, автор получил почетное право называться доктором философии (почему философии - непонятно, но здорово). Ну, а раз философии - так философствовать сам Бог велел. Что автор и делал в предлагаемом труде.

2001-2003