Мать дрожащими руками сжимала серый листок похоронки и тоненькую пачку неотправленных писем. Отец курил, не глядя на меня. "И когда..." - ее голос дрогнул. "Ваш сын погиб при исполнении воинских обязанностей в бою за Союз..." - слова, готовые сорваться с языка. Да только нет уже Союза, наши войска давно покинули Афган. И мальчишка, на которого пришла похоронка, погиб не на границе с Таджикистаном, не в Афгане, не на горячем Северном Кавказе, а в относительно мирном Пскове. И надо бы сказать, что он погиб героем, что под обстрелом выносил раненого товарища, что прикрывал командира. А на самом деле он накурился дури, сел на ГАЗик и "не справился с управлением". Мать плачет, под серым платком вздрагивают ее худые плечи. И отец ждет, что я скажу. Что же сказать о здоровенном парне, не вылезавшем из нарядов? Что именно он, "дед", вместе с сержантами "учил жизни" молодых? Что один из его "учеников", молчаливый, тихий парнишка, не выдержав унижений, дедовщины, покончил с собой? Что его с трудом отмазали от трибунала? Отец, сам бывший военный, поднимает на меня глаза, и слова пропадают. Он верит, что сын умер героем. Я прошел Таджикистан, Афганистан, был в Чечне. Было трудно, было страшно. А тут двое людей, потерявших родного сына, людей, ни в чем не виноватых. Сердце замирает, и я говорю каким - то чужим голосом: "Ваш Сережа был молодцом. Спасибо за то, что воспитали такого сына...".
Когда я сказал, что их сын погиб не зря, у матери распрямились плечи, в глазах отца сверкнул огонек. Так была ли нужна эта ложь?..
Я вышел. А в памяти всплыл образ еще одной семьи. Так же плачет мать, так же молчит отец. Их сын повесился в казарме, на четвертом месяце службы. Спокойный, молчаливый парнишка...