Король Сноп

В древние дни из далей океана
к лангобардам, в земле жившим,
что встарь держали они на островах севера,
корабль приплыл древосияющий,
без весла иль мачты к востоку гонимый.
Солнце, за судном спускаясь к западу,
запалило пламя в злате вод.
Ветра проснулись. Над краем мира
серошлемные тучи неспешно воздвиглись,
распахнув крыла, неохватные, грозные,
как мощные орлы, что стремятся далече,
в восточные страны, неся знаменья.
Изумлялись люди, в тумане стоя
островов темных, во времени глубинах:
не ведали они смеха, света ни мудрости;
тяготила их тень, и неприступные горы,
злом населенные, неумолимые, безжизненные
нависали над ними. Восток был темен.
Судно блистающее пристало к берегу,
пригнано к суше, упрочив киль
на песке и гальке. Солнце зашло.
Тучи затмили стынь небес.
В изумленье и страхе к злату вод
сердцем скорбные люди споро спешили,
к дикому брегу, древоблещущий
в серых сумерках взыскуя корабль.
Внутрь заглянув, увидели, что там почивает
мальчик - и во сне мирно дышит:
ликом прекрасен, обличьем дивен,
членами бел, локонов вороново крыло
златом перевито. Позолота, резьба -
дивно отделано древо вокруг него.
Золотой кубок с блистающей влагой
стоял подле отрока; на арфе златой
со струнами серебра его десница возлежала;
спящего глава на снопе пшеничном
безмятежно покоилась: он точит сиянье
будто злато червонное западных стран
в далях за Анголом. Диву давались люди.
Вытащив ладью на взморье, оставили ее
высоко над прибоем, на руках подняли
со дна ее ношу. Не проснулся отрок.
Вместе с ложем принесли его в свои жилища унылые
со стенами темными в безотрадной земле
меж водами и пустошью. Выстроена из дерева,
над домами их поднималась храмина высокая,
заброшена, покинута. Так издревле томилась она,
не слыша веселья на рассвете, в ночи ли,
света не ведая. Почивать отрока
в том чертоге оставили, под затвором, одного
в гулкой мгле. И стерегли дверь.
Ночь миновала. Вновь пробудилось
юное утро, как исстари водится.
Хмурился день. Распахнулись двери.
Вошли внутрь люди - и в изумленье застыли;
исполнились стражи страха и дива.
Жилье опустело, безлюден покой;
не нашли они отрока, на полу спящего,
лишь стоял у постели сияющий кубок:
осушен, пустой оставлен в пыли.
Сгинул гость. В горе поверглись люди.
В скорби искали его, пока солнце не перевалило
через хребет небес к обителям человеков,
свет даруя. Взор они подняли,
к блеску злата на безлесом, седом
холме высоком. Там пришлец стоял
власы распустив, вскинув главу;
услышали они, как под дланью его струны грянули,
узрели у ног его златочервонный
сноп пшеницы. Зазвенел его голос,
и полилась песнь - сладостная, нездешняя,
свивая причудливо слова и музыку:
язык тот незнаем. Безмолвны деревья,
и, недвижные, люди дивились, внимая.
Веки бессчетные не ведало Средиземье
ни певца, ни пенья; вида столь отрадного
от мира начала смертные очи
наяву не видели в той давно покинутой
земле печали. Не имели они ни князя,
ни повелителя, ни наставления, лишь хладный ужас,
обитавший в пустыне, тень угрюмая,
что холмы населяла и лес седой:
им властителем Страх. Без света, безмолвен,
прозябал в забвенье, заброшен на долгие годы,
королевский чертог - жилище, скудное
огнем и снедью. От унылых домов своих
ринулся народ. Отворились врата,
двери расторгнуты. Пробудилась радость.
К холму они хлынули и, главы подъяв,
взирали на гостя. Седобородые старцы
в поклоне склонились, благословляя его приход,
что их года исцелил; девы и юноши,
младенцы и матери радушьем его встретили.
Стихла песнь. Стоя в молчанье,
призрел на них гость. Назвали его господином,
королем нарекли его, чело увенчав
златом пшеницы: белы его ризы,
арфа же - скипетр. Огнь в дому его,
снедь и мудрость: там страху нет места.
Достиг он зрелости, славы и мощи.
Нарекли Снопом в корабле приплывшего:
в странах Севера славно то имя
до сего времени в песнях; но сокровенная тайна
его прозванье истинное на неведомом языке
края далекого, где у побережья западного
стонет прибой за путями людей
с тех пор, как умалился мир. Слово забыто,
и сгинуло имя. От скудости их избавив,
обновил он законы, давно позабытые.
Внимали словам они, мудрым и дивным:
песней и музыкой в Снопа времена
их наречье созрело. Открыл он тайны,
явил руны. Даровал он богатство,
награду за труд, щедротам земли
благоденствием обязан, подняв целину,
семя сея в срок изобильно,
лелея в закромах злато урожая
людям во благо. Лес седой
при Снопе отступил к цепи гор;
расточилась тень, и лучистой пшеницы
спелые колосья на пустоши старой
на ветру шелестели. В цвету леса.
Хоромы и домы, из дерева срубленные,
неодолимые башни, горделиво-отвесные,
возвели они, кровли златом покрыв,
в престольном граде. Стены резные
из дерева сработаны в обители владычной;
дивноцветьем преданий одеты палаты:
там злато, серебро и скарлат, блистая,
повествуют истории о странах чужедальних,
буде мудрый разуменьем мыслью пронижет
историй плетенье. У трона его находили люди
наставленье, утешенье, исцеленье забот,
справедливость в суде. Дланью щедрой
жаловал он дары. Стяжал он хвалу.
Разошлась молва по злату вод,
в северных странах слава гремела
королю Снопу, властелину лучезарному.
Семеро сынов породил он, властителей предок (104),
духом великих, дланью мощных,
сильных сердцем. Происходит из дома его
семя королей, как сказано в песнях,
предков праотцы, что прежде перемены
в Былые Года землею правили
и королевствам Севера нарекли имена,
броня народа; Сноп породил их:
свевов и море-данов, швабов и готов,
франков и меченосцев, фризов и саксов,
северян и англов, народ островов
и лангобаров, что в былые года
за Мирквуду-лесом мощным царством
овладели и сокровищами - в чужедальних краях:
там Эльфине правил Италией, Эадвине сын.
Все это минуло!