Мир опять держался на той же пронзительной ноте. Раскрывались ли скучными лампочками осенние звезды, разливался ли в парке горестный привкус костра, разбегались ли дежурные движения ресторанной гардеробщицы, во всем этом, на самом дне была все та же звенящая кислота и пронзительный минор с вылетающей из-под крышки молью.
Когда было чуть теплее, городские птицы сидели в газонной траве, почти правильными рядами, повернув головы в одном направлении, как новобранцы, призванные к оружию. А теперь видны первые жертвы, сбитые на дороге, пойманные лицемерными, любопытными кошками, покрытые утренним инеем. Это начало осени. Жизнь прячется глубже в слизь, в мех, ближе к радиаторам и точному расписанию. Уже вывешено первое предупреждение на выезде из города: "С 1.11 - максимальная скорость. Дальше ничего нет".
Я знал куда иду, но забыл, почему... это было достаточно неудобно. На точном табло торгового центра появилось: "среда". Дурное предзнаменование. Сами знамена несли оцифрованные девицы, скользкие и длинные, как февральское возвращение из незнакомого района. Девицы складывались в имена и номера, смешивались на экране в ком цветного пластилина и безжалостно возвращались. Приближалась головная боль. Я отвел глаза от экрана. На самую отдаленную скамейку.
Вскоре стало совершенно темно. Ми-бемоль из подсвеченной норы подземного перехода неподалеку. Звон, переходящий в шелест, "здравствуй, мигрень"! С привычной растерянностью я двинулся к парку.
В парке было озеро, там всегда тихо и относительно темно. Растерянность мешала, скорость то и дело падала, приходилось поднимать ее, и только после долгих уговоров показались первые силуэты деревьев. Тут шелестящий, выбирающий свою жертву звон, наконец, замер. И я его увидел. Он был скромный пони, украшенный связками мелких монеток. Остановившийся в двух сумрачных метрах от совершенно черного парка. Я почувствовал немую холодную боль в ступнях. Надо же было забыть обуться... но возвращаться туда, где можно это сделать, еще более рискованно. Пони может не пойти за мной. А этого допустить ни в коем случае нельзя. Легкие копыта, светлая челка, смешные мониста... я приведу его в дом, там тепло, буду заботиться о нем, а по утрам мы будем гулять вокруг озера...
Сквозь липкие от темноты ветки уже слегка просвечивала прибрежная табличка: "Тятя, тятя! 4,7м!". Я вздохнул, словно запас маны вырос в последний момент, а оружие на новом уровне выдали - просто не сравнить. И очень кстати, в самый раз, так и есть.
В кармане пузырился обрывок рыболовной сети. Значит, меня уже вытащили. От звона не так просто будет избавиться. Неторопливо вытягивая сеть, я приближался к пони. Он уставился в землю. От этого на ее поверхности, как в замедленной съемке, расползалась улыбка. Я двинулся чуть быстрее, стараясь обойти разделительную полосу между бледными губами. Голова кружилась, но это неудивительно, если сети приносили и уже не раз, а я все возвращался обратно и ничего этого не помнил. Хоть бы сейчас был Самый Раз.
Дай мне приблизиться, я хочу, чтобы ты был со мной. Пока ты со мной, плохое не может произойти. Мы не будем болеть,мы никогда не соскучимся. Пока ты со мной, наши часы будут идти от одной встречи к другой, а подарки - все как один лучиться таинственным блеском. Добрая воля, смеющийся просторный город и пачки выигрышных лотерейных билетов, вечное начало, что же может быть прекраснее.. а сейчас я просто подойду к тебе немного ближе..
Вот он какой. Гирлянды тонких, как рыбья чешуя, цветных монеток. Шелк-шерсть-серебро и латунь, набивка "100% cotton". Это я - дурак, набитый не стерильной ватой. Как я мечтал когда-нибудь погладить его по щеке, прикоснуться к гриве. А теперь... Подлетел серый ветер с мелким мусором в дырках. Волнистая грива, оказалась плоской и безжизненной, прикасаться к ней было неприятно. Слезы стекали двумя стеклянными нитками.
Такая глубокая печаль, в ней поместится не только озерцо, но и весь центр города впридачу. Если бы вопрос стоял так: "Если ему будет хоть на миллиметр, хоть чуточку лучше, оттого я что умру, пусть даже никто об этом никогда не узнает". То я умру не задумываясь. А теперь все это оказалось ненужным. На любой площади, проведя там достаточно времени, можно встретить такого пони. Но мой! Вот он стоит, страшный и пустой, как любая любимая кукла. Я так и вижу краем глаза порхавшие над ним руки престидижитатора в оранжевых перчатках. Прости, DJ! Теперь мои воспоминания и мечты безвозвратно оцифрованы, идти снова некуда поэтому... По этому парковому покрытию... Поэту по парку, с томом фрагментированной памяти. Памяти всмятку. Стоп.
Я все-таки упал, неудобно вывернув шею и правую ногу. Земля оказалась на ощупь как потрескавшийся линолеум. Приподнимаясь, задел ушибленным коленом новенькую войлочную заглушку. Освобожденный динамик выдохнул всей своей мощью, отчего контур осенней ночи пошатнулся, едва держась за парковые окраины. Безразличный город с поблекшими пуговицами пригородных станций, с остатками смелости, выношенной поблекшими ларьками, с подслеповатыми бесстрашными боевыми маршрутками, весь он источал звуки, запущенные в радивсегосвятого вещательную сеть
Из динамика тоже шел густой прямой эфир. "Прости, DJ!"... в этой рубрике мы предоставляем слово желающим развести свою вторую половину на модный бодрящий sex, разбавленный сгущенкой нашего уважаемого спонсора (ha-ha-ha!). И если половина согласится на безусловное и бессмысленное воссоединение в нашем эфире (ho-ho-ho!), то очаг ваш еще не стар и вполне себе страстен, до старости есть время, и вы получаете карманный набор пластмассовых кастрюль "iDiamant" с трехкаратным увеличением...
Не беда, если половина не отвечает. Зато ей не придется потом еще раз отвечать за все свои слова. Аплодируем этим длинным гудкам и связи стандарта gsm, которая позволяет всем нам поддерживать непрерывное соединение. Миллиард упакованных в соты обворожительных слушателей, непрерывно любящих друг друга, что может быть прекраснее, тем не менее, сегодня приз остается в нашей студии. Следующая рубрика "Все как оно есть"...
Ее задыхающийся голос и наспех выдуманное имя вызвали во мне новое землетрясение. Если бы О`нна видела меня в этом парке, до облаков полном холодной темной мигрени, и тогда боли не стало бы больше. Голос струился неровно, очень нежно. Изображения, рисуемые им, чуть покачивались в порывах ветра прекратить мою пытку. Земля безмятежно улыбалась, втягивая меня почти по пояс и выталкивая обратно.
Итак, я был жаден. Жалок и глуп. В целом, совершенно бесполезен, но по-своему мил. И О`нна маскировала как могла мою беспомощности своими надеждами "А что конкретно? Да, слушаем внимательно, ты в эфире!"
Старый диван и пестрая горсть утомительных гостей. Всем нам неудобно. Зачем нужно было дожидаться десерта, как пошло уходить сразу после десерта, с другой стороны и раньше тоже не совсем вежливо. Сломанная вдребезги машина. Она просто однажды разбилась о его невнимательность и безразличие, и хорошо еще, что это была не я, а она.
Я - микроскопический монстр, с полотенцем на шее, с антикварной менторской указкой, готовый в любую секунду уколоть или еще как-нибудь ранить. Но, ты, О`нна, тратила и тратила на него время, украшала пони, почему? Возможно, этот парень был "Как мужчина"? Он крут или, бывает и так, ты любила его? Тебе нравилось непрерывно страдать? Зачем... зачем, О`нна?..
И вот, умноженный сотнями скучных, потных минут, выстроенный в шеренгу, мультяшный я, заключенный в кавычки вежливых пауз, предстал во всей своей редкой обыкновенности. Я был нормален, обычен и абсолютно повторим. Этот факт уже невозможно искупить или исправить. Моя бледная грубая кожа, почти воображаемые руки, асоциальный скелет, так и не прирученный как следует взгляд, моя постная нежность и комическое насилие, все это создано для сомнительных мучений, причем тут счастье. Ей казалось, что я понимал ее. Каждый вечер она приносила в жертву моему пониманию свою крошечную копию, величиной с прожитый день. Мы отражались в этом дне вместе, рассказывали смешное и странное, жаловались, лепили по невзрачной хлипкой фигурке, чтобы тут же уничтожить. Чтобы стереть все, что разделяло нас в этом дне. Но теперь-то она знает, что я только делал вид, продолжая жить собственной несправедливой жизнью. Ах, как она заблуждалась! Теперь-то ничто уже не отвлечет ее, верная дорога найдена. Уважаемые слушательницы, не растворяйтесь ни в ком, иначе потеряете все, как это сделала я. Все понятно, О`нна, ты сильная и самоотверженная девушка, как, впрочем, многие наши слушательницы, вот и закончилась эта грустная стори, впереди тебя ждет много счастливых встреч.
Тогда я, перепачканный глиной, выпотрошенный как несвежий лосось, в промокшем пальто, с кусками волочащейся по виниловой земле сети, переполненный ее голосом, попал в фокус. Миллионы скучающих глаз измерили меня, подняв ненадолго в воздух, разделали на нехитрые части, отразили в своих теплых зеркальцах, миллионы челюстей лениво пережевали. Мы переживаем вместе с тобой, О`нна, наши слушатели сочувствуют тебе, О`нна, иди с миром и не пытайся больше выдать действительное за желаемое...да пребудет с тобой наш спонсор на всех суетных путях твоих. А сейчас немного музыки...
И вот, с бумажным цветком и долькой лимона во рту, со следами зубов, ногтей, наспех замазанный кетчупом, я снова нескончаемо умирал в утомленном, влажном парке.
Я знал, куда нужно идти, но забыл, зачем... это было очень неудобно.
Стоял вплотную к прозрачной двери с надписью Exit, слушал металлические названия станций. В голове сидит пушистый паук, он помнит о тайной аорте метрополитена, арахне, сахарный крах, тонкие сети, переход на следующие станции.
В скрежещущей паутине, по грязным артериям тоннелей, по цепочке сломанных названий слишком легко добраться до точки, где О`нна спит в слоеном тепле. Как мне остановиться?
Во сне ей не более восьми лет, она хмурится уличным бликам, их редкие перышки щекочут веки. Подушка почти пропиталась жизнью, разогретой на солнце долгим июльским днем. Перепутанные волосы тлеют на горячем золоченом плечике. В своем сне она видит только меня, идущего навстречу, несущего ей улыбку и полные карманы всяких замечательных вещей. Она так радуется.