Тарнопольский Юрий. Парадокс Рассела

Тарнопольский Юрий : другие произведения.

Парадокс Рассела

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

Комментарии: 1, последний от 11/10/2002. © Copyright Тарнопольский Юрий (yuri@ids.net) Размещен: 22/08/2001, изменен: 22/08/2001. 54k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия		Ваша оценка:

Home page:

http://users.ids.net/~yuri/POETRY.html

Юрий Тарнопольский

СРОКИ ДАВНОСТИ

Стихи, 1971-1984

Ленинград - Kрасноярск - Харьков

Содержание

Сосновая Поляна

Комплекс Мидаса

Парадокс Рассела

Каденции

Тысяча невозможниц

Данайские дары

На квадратных колесах

Стихи отказа

*****************************

___________________________________

ПАРАДОКС РАССЕЛА

____________________________________

Затмение

Подчелюстные черви отвращения

Опять буравят желуди желез,

И разрешаются слюнотечением

Нарывы слез.

Опять во мне дневное одиночество,

Заплеснутое в грудь,

Прогнуло диафрагму словно ртуть,

Нежданно, как опала вместо почести.

Сползает вяло, как с листа улитка,

Отчаяние, гость из прошлых лет,

Оставив на попутных лицах близких

Белесый, слизистый и липкий

Постыдный след.

Живу как эмбрион в цейтноте -

Чрезмерно головаст.

Свершиться чувственной работе

Судьба уже не даст.

Но хочется, расправив жабры

Как крылья - выброситься в мир

Незавершенным, странным, храбрым,

Сверхнатуральным как вампир.

Цвета и звуки,

Запахи и формы,

Повисните как осы

Перед моим лицом!

Не надо ничего, что кончится концом,

Или возвратом из-под хлороформа.

В меня - не надо:

Будьте у порога,

Я выйду вам навстречу,

Не нужно тратить жал:

Я боли не боюсь, но убивать вас жаль.

Я вынесу вам сахар, недотроги.

Пощекочите

Липкие ладони:

Вот зрительные руки

(Из плоти -- за спиной).

Любовью к внешнему хронически больной,

Я рад вам как любимой на перроне,

Которую не пригласить домой.

Как те микробы в биосфере,

Что въелись в нефть и кислоту,

Я, приспособившись к потере,

На чистой горечи расту.

Когда на свете есть война,

Тюрьма и паралич -- о чем же

Мне сетовать? Ведь я на лонже,

И бездна только зрителям страшна.

Я сообщаю голый факт,

Почти что не преувеличив,

И пусть кому-то будет легче

От мысли, что не единичен --

Клиничен случай, как инфаркт.

Когда я слышу: где-то барабан

Стучит бодрее чем для похорон,

Мерещится, что это не парад,

А горожан скликают на погром.

Я чую страх. Во мне как антрацит

Он черен: отложение веков,

И чудится: ревет колонна : "Жид!",

Размахивая бритвами икон.

Тогда во мне как сладкая болезнь,

Как опухоль, твердеет чувство корня,

И я готов на ласку и на лесть

Сородичам каких судил упорно.

Там, в стране для легконогих

Розовеют времена

И в осколках битых логик

Отражается страна.

Тихо звякают обмены

Губ на губы -- баш на баш.

Потеряв, обыкновенно,

Не горюют от пропаж.

Эти раковины-губы --

Полосой на берегу.

Там хранят игральный кубик,

Губы же не берегут.

Мне затмение открыло

Этой жизни негатив,

На любимое светило

Просветленьем накатив.

Что сияло желтым солнцем

Над поверхностью Всего --

Зазияло черным солнцем,

Распахнувшись как зевок.

Бессоницу не отличить от злости.

Я ненавижу всех, кого люблю,

Все, что люблю -- ценю я по рублю,

И в памяти -- обглоданные кости.

Так ясно вижу я себя в разрезе,

Так понимаю тайный свой чертеж,

Исполненный в желе, задуманный в железе,

Что от удушья злого невтерпеж.

В такую ночь, когда во всех углах

Отрубленные головы и руки

Мерещатся бессонным совам спален,

Я идеально ненормален:

Владеет мною злость и не владеет страх,

И злость разносит сердце в каждом стуке.

Любители порядка,

Утратившие цель,

В гранитной цельной кладке

Найдут косую щель.

Кто быта Немезиду

Случайно оскорбит

В комической корриде --

Пред тем споткнется быт.

Душевного стеноза

Распахнутся врата,

Отторгнется заноза,

Сомкнется пустота.

Застынет в плоских гранях

Кубических квартир

Под бдительной охраной

Шарообразный мир.

Майский дождь. Асфальты светлы.

Бледен -- зелен -- день -- газон.

На лужах нижут кружев петли

Уроны с неба цвета пепла.

Вечерний дождь. Звучит балкон:

В газету -- сахар -- задний план.

Поближе -- в полуполный чан

Роняют вишни. Кто-то лишний

Все попадает невпопад.

Россия научилась ненавидеть.

Пока Россия не научится судить

Своих царей -- здесь ничего не выйдет,

Ничто Россию не освободит.

Прапращуры славян белесых

Секли Перуна и Велеса.

И поднималась же рука!

Но в раболепстве не смутится

Дух современного метиса,

И дураками Русь крепка.

____________________________________

* * *

Есть большеглазые, и есть ты:

Карие карты Америк и Евразий.

А большеглазые -- пусты:

Карты пустынь у большеглазых.

Есть большегрудые, и есть ты:

Вкус фараонов -- негромкие гроздья.

А большегрудые -- как листы.

Ты же -- как лисьи морды, как гвозди.

Добрые есть, и есть ты:

Хлипким клепкам души -- обруч.

А добрые -- это кресты.

Кресты -- объятия добрых.

Спасители есть, и есть ты:

Стоны протяжны, бессоницы тяжки.

Спасители знают одно: спасти.

Ты же -- сгубить, и губам -- из фляжки.

____________________________________

* * *

Законы сохранения --

Как рыбья чешуя,

И в них скользит вселенная

По времени, шутя.

Быть может, траектория

Вселенной -- не спираль:

Тропа кольцом проторена

И возвращает даль.

Законы сохранения

Для личности -- как сон,

Когда бежать -- спасение,

Но -- в воду погружен.

Закон: бери добытое,

Но чем-то заплатив,

Ценой любви ли, быта ли.

Вся жизнь -- паллиатив.

Законы сохранения

Тогда дают отказ,

Когда стихотворение

Читает пара глаз.

Пускай прочтут хоть тысячи --

Не вытопчется шрифт,

И снова мерно тычется

И шарит в нервах ритм.

Ведут законы физики

Мир к жизни, нас -- на смерть.

Но есть законы музыки:

Над смертью -- смех.

____________________________________

* * *

Распался неболет лиловых облаков,

Летит лиловых перьев стая,

И сохнут корни языков:

Назвать, что тает, улетая.

Блаженствуй, рыболов лиловых слов:

Лиловый, лилистый, лилесый!

По пояс -- головою -- в плесе,

Пока не истощится клев.

Вдруг видеть, выйдя на балкон,

Что в воду воздуха украдкой вылит

Флакон лиловых облаков --

И этот выход -- словно вылет.

____________________________________

Крым

От моря тень легла багрово

На плоскости солончаков.

Декалькомания веков

Здесь процветала: моря вдоволь.

И все слоилось без конца

(Не обошлось без опечаток).

Малороссийская ленца --

Наиновейший отпечаток.

Но море все же натурально,

И Ялта амфитеатрально

Туза встречает и юнца.

Чуфут-Кале, воздушный остров

На ярус ниже облаков,

Останки, основанье, остов

Не столь уж басенных веков.

Татарам было невдомек

(Евреи ими не коримы),

Что не евреи караимы:

Они прекрасно ладят с ними.

У караимов на земле

Своя особая гордыня,

Но повелось: Чуфут-Кале,

То-бишь: Еврейская Твердыня.

Здесь на пещеристом плато

Должно быть густо на Платонов,

Но мимо не пройдет никто,

За исключеньем разве птицы --

И здесь Платонам не сидится,

И море тянет вниз, и вот,

Туда, где колкий барбарис,

Ведет толпу экскурсовод,

И он рассаживает нас

В тени покинутых кенас.

Бахчисарай

. . . Еe пупок

Был совершенен. Это значит,

Что он не так уж был глубок

Или обширен и вместим.

Он был решением задачи

И как решение -- удачен:

Решивший был бы славен им.

Воображаемая ось

Входила в тело без наклона,

И никому б не удалось

Истолковать хотя бы что-то

Как искажение канона,

Возвысившего простоту --

И ось служила асимптотой

Для образующих пупка

И уходила в темноту,

Где не было ни бугорка,

Ни указания на ту

Ребристость в виде лапки птичьей,

Что нарушает красоту.

Не щелевиден -- эллиптичен

Совсем чуть-чуть он был.

Дворец

Казался бедным и невзрачным.

Но розы Пушкина свежи

Как восковые.

____________________________________

* * *

Отдаться безмятежной грусти

И течь хотя бы час один,

Как реки истекали в устья,

Когда не строили плотин.

Простить того, кто неудобно

Улегся в памяти пенал,

Припомнить всех, кого бы обнял,

И тех, о ком бы тосковал.

Взглянуть в окно, приметить небо,

Меж пальцев потереть луну

И уронить, чтоб как монета

Она скатилась в вышину.

Мечтать о странствиях, о юге,

Представить море и базальт

И горе замкнутого круга

Излить рисунком на асфальт.

Смешать цвета, добавить черни,

Заштриховать, воспламенить,

В душе услышать дождь вечерний,

А в сердце -- жернов и магнит.

Услышать бой оконных стекол

И рокот башенных часов,

И грохот: рядом, вот он, около:

Закрыться на засов!

Нет мире, нет покоя: ломится

Кто-то в грудь или из груди!

Как проснуться, как опомниться

На речном своем пути?

____________________________________

Самарканд

Над склепом -- Гур-Эмир,

А в склеп легли: Тимур --

Полувселенский плуг --

И сеятель наук,

Его великий внук.

И если стукнет стук,

Он отзовется так:

Улуг, улуг, улуг . . .

Но эхо стука -- страх --

Не слышится никак.

Тимур как мертвый спит.

На всем лежит давно,

Что тверже чем нефрит.

Здесь видно как в окно:

Над нами -- тучей бритв

Над всем, что нам дано --

Давно, давно, давно.

В бирюзовом Самарканде,

Где душа недорога,

Месяц слушает команду:

-- Опустить! Поднять рога!

А огромная Венера

Без разбору: добрый, злой --

Всем любителям пленэра

В глаз нацелилась иглой.

Словно зал для синхротрона --

Обновленный Регистан,

Где распаду и урону

Приказали: -- Перестань!

Подкупающая старость

Продает зиру и нас,

И лукавинки базара --

Косточки в урюке глаз.

Вьется каменным ущельем

Некрополь Шахи-Зинда,

Где бежит за мнимой целью

Хронологии вода.

Я почти не сожалею,

Что должны пройти века,

Чтоб под сводом мавзолея

Слышно было шутника.

____________________________________

В ту же дудку

Опять неурожайный год

И тишина в народном рое.

То у пророков недолет,

То перелеты у героев.

И кажется опять, что ждет,

Все ждет и жаждет перемены,

И кто-то с неба упадет

И чисто перебелит стены.

"Свобода -- познанная

Необходимость."

Что, и гриппозная

Носонепроходимость --

Тоже свобода? Так

Мог бы сказать каждый маньяк,

Каждый взявший вожжи вождь,

Каждая властвующая вошь.

Щелкопер осознал: три года

Необходимо отсидеть.

У нас свобода.

Что сказать нам,

Хрипящим из галстучного узла? . .

Свобода - выбор наименьшего зла.

Так уж понесло, видать,

Нас по синусоиде.

Был оплеванным --

Будет обеленным.

Был целованным --

Будет уцененным.

Были времена наркомов --

Стало время наркоманов

Власти. Это как саркома:

Все рассовать по карманам.

В накладных карманах френча

Было. Ныне в тайнобрючных.

Пророк скорбящий,

Интеллигент скрипящий,

Пролетарий корпящий.

Да здравствует раскупоривающий,

Лишь бы не кипящий!

Где гуляли атаманы --

Там глотают витамины.

Разин

Уже не заразен.

Пока стоит престол,

А на престоле -- сброд,

Престол я не простил,

И я не патриот.

Будь хоть триумвират,

Иль хоть Сократ у стад --

За стадо -- гнойный стыд,

И дому я не рад.

Спиртом пахнущая Спарта!

Как свечной огарок -- дух,

И тузами биты карты

Всех, кто не потух.

Все -- статисты. Всe -- сценарий.

Красный бархат лож.

Дух в бараках спит на нарах.

Ложь. Сплошная ложь.

____________________________________

Навеянное

Я умял, увял желанье

И на главную дорогу

Потихоньку выхожу.

Вдоль дороги сто печалей

Расстегнули понемногу

Темнокрасные застежки

Фиолетовых плащей.

Я сорвал, соврал надежду

И хочу остановиться:

Кто была моей невестой?

И была ли мне она?

Почему заскрипели двери?

Почему наморозил холод?

Я ищу на простые вопросы

Самый сложный и темный ответ.

Почему перестали звуки?

Почему отогрелись руки?

Потому что ответа нет.

Вот повесили красный плакат:

Здесь отведено место

Желающим плакать.

Эта очередь - без конца!

Я вижу: здесь кто-то сильный,

Как опухоль - каждый мускул,

Тело пахнет как мускус,

Но капает слезный уксус

С заплаканного лица.

Крепкий мороз

Разминают солнечной ложкой

К полдню.

Он застывает опять

К рассвету.

Он затевает опять песню,

Что долго будет не спета.

Спи мой ум,

Спи, анализ,

Все усни, что начиналось

И обтесывало шум.

Ergo sum?

Не существую.

Уезжаю. Ухожу.

Пусть ничто не урезонит.

Поднимайся, чудный хаос,

Заливайся перезвоном,

Жаворонком трепыхаясь!

Ночь - ночная дочерна . . .

В мире -- мир дочерний:

Мир-мирок, где ночь верна,

Днем же -- запах серный.

Мир рожденный от стихий

Тих как темный локон.

Мажет сажей мастихин

Желтый жемчуг окон.

Откуда эта сила,

Что гонит нас как птиц

На поиски единства

И братства единиц?

Пусть даже не от мира

Сего --

Страшней всего квартира,

Страшней всего.

Где найти мне такую лиру,

Чтоб из струн струился делирий?

Где набрать мне фраз непонятных,

Чтобы разум пошел на попятный,

Как пасует, насупившись, разум

Перед властным и грубым приказом?

На фризах и фронтонах наших лбов

Прочтите нашу горестную опись

И возложите руки добрых слов

На лоб, накапав пальцы словно опий.

Тот равнодушно примет час

Последних сборов,

Кто знает: он лишь капля в море,

Всего лишь часть.

Умрет спокойно тот, кто знает,

Что он всего лишь горсть

Воды, земли, песка с Синая,

Кто только гость.

Вечно немолод,

Сел за рояль.

Что в этих струнах

Я потерял?

Клавиши пальцы

Тихо багрят.

Я пробегаю

Свой звукоряд.

Семиконечные

Звездочки гамм

Падают светлым

Пеплом к ногам.

Звуки да звуки . . .

Много ли слов?

Мне по колено

Палевый слой.

Розы не пахнут.

Нем соловей.

Как все прощально!

Я - человек.

____________________________________

* * *

Я счастлив еврейским счастьем.

Причина пришла как большая женщина,

И все настало, что было обещано,

И я навсегда уйду сейчас с ней.

И я чувствую такую легкость,

Такой просвет в потолочных плитах,

Как будто взял не ее за локоть,

А стал на горячий слиток

Металла, подверженного левитации.

Как беспривязная пылинка - в танце я.

О минутная осечка биохимии!

Как случилось, что в жизненный ликвор

Не выделяется горечь хинная?

Эта минута - священнее реликвий.

С еврейским счастьем медлю в покое.

Как газ, как свет - выключен анализ.

Жизнь - счастье. Слава песчинке, коей

Закупорен гореточивый каналец.

____________________________________

Воспоминания о Ленинграде

Все закрывшие лица руками,

Я - с вами. Но сейчас я --

Всего на полчасика -- рад.

Я закрою лицо, но увижу: кругами

Как от камня -- по памяти -- Ленинград.

Завывает ветер

И рокочет шифер на балконе

Так как подоконник

Жестью рокотал.

Этот рокот светел.

То окно -- икона.

Здесь рокочет шифер

Так, как было там.

Всему исполняется год,

Все дни годовалым чреваты,

Повальный осенний окот

У памяти: даты и даты.

Столпились некрепкие дни,

Сплотились в горячее стадо,

И будни зимы не бедны:

На донышках дни Ленинграда.

Кайрос

Последний раз, последний случай:

Когда от бега бог пахучий,

Схватить -- и в радости падучей

Отпраздновать, отликовать.

Но как по арфе чиркнут пальцы,

И брызнут слезные канальцы:

Страдальцы станут: наслаждальцы --

И упадут лицом в кровать.

Наводнение

Я был не то чтоб в страхе,

Но ко всему готов,

Когда дошла до паха

Вода быкам мостов.

И полон жуткой ртутью

Манил меня канал,

Когда на перепутьи

Такси я проклинал.

____________________________________

* * *

Думаешь о перемене

Как о чуде,

О любви

Как о блуде,

Об обычном

Как о трагичном.

Приходит ярость.

Забирается негодование

На верхний ярус,

Ненависть

Поднимает парус.

Разрезонанс.

Дисбаланс.

Чтобы это пространство опростить,

Нужен акваланг,

Или нужно простить,

Гипертонически любить,

Желать добра:

Приветствия разбегаются из глаз

Как гусиные лапки, как детвора.

Благословения, поцелуи,

Нежные объятия,

Благоухание шеи,

Заросли шалостей,

Шутки и затеи . . .

____________________________________

* * *

Легко на эту удочку попасться:

"Я -- Моисей с жезлом, начиненным пастой,

О меловую скалу бумаги бью,

Новизну -- Моисей без народа -- пью."

Но Моисей, стоящий между

Народом и бумагой,

Иссек бы надежду,

Даже если бы сам этой влагой

Не мог утолить жажду.

____________________________________

Вечерне-зимний пейзаж

Это мой дом

С пятиэтажным лицом:

Пять пар глаз

Горят с торца

Пятиэтажки --

Пятиэтажного лица?

Пятиэтажной морды?

Волка? Дворняжки?

Вождуха сжиженный газ

Скоро станет твердым.

Нос работает на износ.

Это мой дом.

Это мой мороз.

Я прихожу с непонятным

Как с музыкой или формулой.

Но у каждого свое непонятное.

У других ватно не сдавит горло:

"Витиевато . . ."

Варюсь в вере и в неверии в себя.

Игрословие

Ловит меня, гири вяжет к ногам:

Приятное, заманчивое.

Отпрянуть от него в аскетизм -

Единственное, что не затаскано.

Но размоченный

Сухарь слова

По вкусу только пресыщенным.

Тысяча дней,

Тысяча дат

Проходит так,

Как проходит

По одному

Тысяча солдат,

Помогая локтями и кулаками,

Протискиваясь по тесному

Коридору,

Забитому всеми нами,

Стоящими в очереди

К суровому прокурору.

Кружится жизни кружало:

Черный бочок, белый бочок . . .

Сколько суток вбежало

Смерти в сачок?

Будущего держава --

С пятачок.

____________________________________

Парадокс Рассела

Брадобрей, который обязан брить

Только тех, кто не бреется сам,

Относится к логическим чудесам,

Ибо бреется или не бреется он,

Все равно нарушает логический закон.

Знаете, кто этот брадобрей?

Русский еврей.

Одни глядят на звезды,

Другие лепят гнезда.

Гнездо сбивают палкой

Рано или поздно,

А звезды остаются

Евреям и гадалкам.

Мы - самые нежные цветы:

Теряя самообладание,

Первыми вянут наши кусты

К похолоданию.

Мы -- самые стойкие цветы:

Снегопад миновал,

Снегом вал

Над рвом заметен,

А мы цветем.

Там, за дверьми -- евреи:

Выходит множество скрипачей.

Там, за дверьми -- евреи:

Входит множество палачей.

Там, за дверьми евреи.

Заперты двери. Слышен смех.

Там, за дверьми -- евреи

Плачут без помех.

Болезненно, бессильно беспокоюсь:

Разбросанный где редко, а где густо

В мою страну народ мой врос по пояс:

Мерещатся бесчисленные бюсты.

Их юные и сморщенные лица

Застыли. Затвердели даже дети.

Оббитые носы. А о глазницы

Прохожие гасили сигареты.

И пепел свеж. И смыло поволоку.

И в землю погружаются бесстрастно

Не памятники временам далеким,

А памятники дальнему пространству.

Танцуй, еврей в подпалинах

Под свист и под коньяк!

Какой еще оскаленный

Прославленный маньяк?

Храбрись, еврей, доказывай,

Молись, еврей: "Избавь!"

В какой еще там газовой

И камерной из бань?

Дай Бог тебе, грядущий еврей, дай Бог,

Когда придется переступить последний порог

Последнего омовения, как уже было,

Дай Бог -- ибо некому больше -- дай Бог

В руки спасительно лгущее мыло.

Отец своих детей,

Еврей своих детей

И сухопутных странствий

Лукавый Одиссей,

Мудрец, отец, наглец,

Беглец, борец, беглец,

Дошел до океана,

Что дальше, наконец?

Ты плавать не привык,

Ты потерял язык,

И дно не обнажится --

Сошел библейский шик.

Надежды нет для душ,

Для ног нет больше суш,

Есть только перевозчик

И он срывает куш.

Чтоб жить на дне морей,

За жабрами, еврей,

Отправь на небо души

Потерянных детей.

И снова эта тема,

Как око Полифема

Толкает: ослепить!

В узорах полифоний --

Мелодии агоний

И слышно: мама, пить!

О том сказать, о том бы,

Что пеплом гекатомбы

Никто не ублажен:

Рыгнется как корове

Солоноватой кровью,

И вкусен кто сожжен.

Я весь как в паутине

В единственной причине,

По коей я еврей:

По ней меня отыщут

Когда запросят пищу

Рты новых лагерей.

К чему эта сизифова работа:

Искать корни нашего креста?

Я еврей не потому что: то-то и то-то,

А потому что: та-та-та-та-та.

Бывает овцебык.

Еврей - как отцемать.

Детей как отнимать?

Их надо отцепить.

-- Взаимопониманием

Еврея мы поймаем:

Мы наци -- детям -- наци -

ональность поменяем.

Он, истекая лаской,

Продаст свою Аляску.

Его уже не спросят:

"Отец, как дальше жить,

Когда под корень косит --

вжик! -- косит слово жид?"

Впервые в мире!

В Великой! И Малой!

И Белой! России!

Решен парадокс:

Последний еврей

Сдох.

____________________________________

Читая Пастернака

Я никакой не Прометей:

Я Прометей во снах.

Но кто я наяву? Протей.

Я сменой форм пропах.

Мне хочется явиться всем

Из фона в зеркалах:

Я был бы всеми. Сам же -- нем

И в дымчатых очках.

Как повеленье: оперись! --

Как дарит яблоко Парис

(Или как дарит змей?)

Как яблоко или клубок

Страстей или как горсть камей --

Так мне подарен Блок.

И я с тех пор как водолаз

Средь будней и домов,

Хоть красота не поддалась

И ключ не найден для умов

И на губах замок.

Расти! Рождаться непохожим,

Лелея смены кож микроб.

Расти! И сбрасывая кожи,

Топтать ногами кож сугроб.

Отталкиваться от всего, что

Однажды было! Красоту

Пересылать вперед по почте,

Опережающей мечту.

Пробираться яко тать

В темь, где глаз как выколот?

Барабанить, скрежетать,

Верещать как пикколо?

Может быть и то, и то . . .

Если в роли витязя

Слаб кулак. Велик зато

Зуд и голод синтеза.

Харьков

____________________________________

В стиле Танка

Замазал стекла

Сплошной казенный иней.

Сверху -- намокло:

Голубизна проникла

В матовый алюминий.

Как живая тварь --

Осмысленная фраза.

Генофонд-словарь

Открывается как дверь

Во все поэмы сразу.

В смертные штормы

Пойдем под парусами.

В намордник формы

Влезем, упав со сфер мы,

Но сами, сами, сами!

Поэт -- тайный мим,

Лицом танцует балет,

Которым томим.

Если намеки поймем,

Значит, скрыт и в нас поэт.

Белые ноги

Вдоль железной дороги

Стоящих берез

Чернеют: мороз? надрез?

Ступни обуглил некроз.

Хотя бы маркой

Дал о себе знать город,

Где снег не маркий.

Нас настигает голод

По умерщвленным меркам.

Мрак логики лих!

Слабенький и тоненький

Почему жив стих --

Мак антиботаники,

Сын силлаботоники?

Мне в полушутке

Так надежно, так жарко,

Как в полушубке.

Сделать бы пол-ошибки . . .

Так не бывает.

Жалко.

Что грядет -- гряди!

Из досок велосипед.

Впереди -- распад.

Когда побегут назад --

Окажемся впереди.

От сих и до сих --

Забыто, раз есть досуг.

Множить дух -- недуг.

Число лежит на весах,

Рожденное без потуг.

Узкой ладошкой

Слизывается жар лба

Словно ледышкой.

Вдетый в лодыжку

Лишается взгляд горба.

Целовальные

Зазубренные места --

Как вокзальные

Перекрытия, мосты.

Такие вблизи уста.

В паданцах - крона,

Виноградник - в изюме,

Бела ворона,

Камень на склоне замер . . .

Причина - ось безумий.

Южный кипарис

И сладкий запах лоха

Учат: покорись,

Забудь о льдах эпохи,

Ищи тепло успеха.

Это тишина:

Шинное шелестенье,

Звоношипенье,

Пенье засыпания,

Рассыпание пшена . . .

Рецепт лекарства

Мы вряд ли сможем найти.

Скупо и черство

Напишем книгу царства,

Лизавшего до кости.

____________________________________

* * *

Я выселен, я высеян

На твой агар-агар,

На твой осеннелиственный

Подсоленный загар.

Я оказался горечью:

Вокруг меня мертво.

Я - глубоко под городом,

Как линия метро.

Заклятие от призраков

Скорее изреки!

Но ты даешь мне яблоко

И кормишь из руки.

____________________________________

Еврипид

Пред Менелаем -- Андромаха,

Перед Тезеем -- Ипполит . . .

Последняя отвага страха

Сгорает, чиркнув как болид.

Остервенясь и взъерепенясь,

Осатанев и взбеленясь --

Мы не отцепим как репейник

Судьбу, вцепившуюс в нас.

Возможно ль, чтоб одною просьбой,

Литса бумаги не сместив,

Переписать нам удалось бы

Свой неотвязный лейтмотив?

Ни просьба, ни мольба, ни довод,

Ни скрип, ни слезы, ни творец --

Один поступок -- голый провод --

Оставит на судьбе рубец.

____________________________________

* * *

Странно, что кто-то смотрит

В кого-то издалека

И видит там смотры, парады,

Башни и облака.

Как странно: чьи-то ады

С подветренной стороны

Кому-то: чады и смолы

Не пахнут, не страшны.

Как странно, что кто-то долу

Глаза опустив, стремит

Себя к приколу, иголкой

Летя на магнит.

____________________________________

Из письма

М.В.

Живу отнюдь не как в романах,

Но все же жаловаться грех.

Что год -- то новых сто прорех

Я нахожу в своих карманах.

Я -- неудалый рыболов

Среди недвижных ста удилищ,

Но для меня как сто училищ

Сто бездыханных поплавков.

Но что ни год и что ни день --

По темя окунаюсь в роскошь:

Изголодавшимся подростком

Вкушаю эту роскошь: лень.

Не делать ничего, что хоть

Немного бы надоедало!

Я называю идеалом

От принуждения уход.

Я запираюсь на засов

Ресниц, или за дверь страницы

Шмыгну, или глазеть на лица

Пойду. Но лучше -- дым стихов.

Слова -- окно в меня. Смотри,

Что там виднеется за словом:

Весь мир охапкой лап еловых

Мне колет душу изнутри.

И если занят я собой,

То исключительно постольку,

Поскольку хвойные иголки

Обагрены моей судьбой.

Но если спросишь: А удар?

Расплаты? За повадки трутня?

За праздник выпитый из будня?

Найдет меня, ан я уж стар!

И все же я -- пчела. Но мед

Мой странный. Он -- увы! -- без пробы.

И сладок ли? Да в нем микробы!

И мед ли? Кто его поймет . . .

____________________________________

Стихи одной ночи

На подоконнике гастронома

Где водка и вонь,

Качается кто-то в висячей дреме,

С лицом как гармонь.

И много других

Краснеют мясом из-под щек.

А тот -- зачах,

Как трижды выварен во щах.

Иной -- с лицом

Как кулак.

Гастроном

Полон земным жильцом,

Сделанным кое-как,

Жаждущим стакана:

В стакане -- пир.

После стакана -- шикарно.

Лучшее в мире -- спирт.

Так мы, другой конец

Человеческого веретена,

Жаждем свободы,

Правды,

Как жаждут вина.

Им дух, и нам дух.

У нас и у них видна

Из-под надбровных дуг:

Проигранная война.

Между ними и нами --

Толстая середина

Веретена.

Что же делать, что же делать?

Ум -- на сбой.

Только это, только это:

Жертвовать собой.

Кто-то создан, кто-то создан --

На лбу печать:

За все на свете

Отвечать.

Не все ли равно,

От рака или от рук

Мычать?

Тот свободен, кто очень богат,

И свободен, кто очень беден.

Посреди -- ходуном бока

Колесованной белки.

Верящая молодость:

"Деятельность - всe!"

Только ею вертится

Жизни колесо.

Старость азиатская:

"Деятельность -- грех."

Ощенясь, инерция

Мирно кормит всех.

Молодость -- шеренгами

Старость -- невпопад.

Кто же мерно молотом

Грохает в набат?

В мечтах и сожалении,

Полузакрыв глаза,

Пройдет над населением

Блаженная гроза.

И в бедности, и в краткости

Умерив разнобой,

Заменит свежей радостью

Довольствие собой.

Как во внутриутробии,

Пройдя десятки эр,

Почуют до надгробия

Ветра из эры вер.

Умами ли, глазами ли,

Умаявшись от плат,

Поймут иные замыслы,

Впадут в иной уклад.

Что некогда утратили --

Найдут среди затей.

Прольются демонстрации

С рисунками детей.

Как быстро меняют форму

Всемирные облака!

Кто-то верит упорно:

Жизнь бывает легка.

Глаза человека

И тело --

Еще нам надолго опора,

И тела медовые норы

Еще нам и кров и опека.

В нашей судьбе роевой

Обряды и поиски пары --

Как камни в часах

И как оси.

Хотя умирают вопросы,

Но все же -- опора в глазах,

И тело -- удар, но не кара.

Как соловей и роза

Для Востока,

Так памятник

У нас до Блока.

А после Блока

Век-калека

Твердит одно:

Фонарь, аптека.

Видно, требует организм,

Как витамина, как соли,

Хотя бы лизнуть оптимизма,

Хотя бы в мельчайшей из толик.

Сердце, свое оттомись

И отдохни -- пусть в миноре --

Слушая свой атомизм

В хоре.

Погода не морозная:

Не иней: конденсат.

На стеклах лампы звездные

Размоченно висят.

Сверчок из холодильника,

Сверчонок из часов:

Домашняя идиллия.

А двери на засов.

Я, зная только знанием,

Что грязен скудный снег,

Дам белым альфам заново

Закрасить слой омег.

2 - 3 января 1976 года,

Красноярск.

____________________________________

Комментарии: 1, последний от 11/10/2002.
Размещен: 22/08/2001, изменен: 22/08/2001. 54k. Статистика.
Сборник стихов: Поэзия

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"